Индиана Джонс и Дельфийский оракул

4. Дадаизм и джаз

Инди открыл дверь в монпарнасское boоte [2] «Джунгли». Было еще рано, и он с радостью обнаружил, что за столиками у дверей, где обычно собираются дадаисты [3], никого нет. Сегодня он был не в настроении выслушивать их шуточки. По большей части дадаисты – высокомерные циники, упивающиеся наносимыми каждому входящему оскорблениями.

Когда глаза привыкли к полумраку, он осмотрелся. Обитый медью потолок, деревянные стены, отделанная медью стойка небольшого бара. Высоко над головой – несколько потускневших канделябров в викторианском стиле, а вдоль стен по всему периметру – балкончик со столиками. В дальнем конце, под выступом балкона – небольшие деревянные подмостки. Над ними одинокая оранжевая лампа озаряет неярким светом пианино и набор барабанов.

Занято было всего три-четыре столика. За одним из них, по соседству с баром, сидел одинокий человек, увлеченно царапавший что-то на листке бумаги. Свеча, укрепленная в горлышке пустой винной бутылки, бросала на его рыжие волосы пляшущие отсветы. Инди прошел к столу и подвинул себе стул.

– Эй, Джек!

– А, Инди, – не подымая головы, откликнулся Шеннон. – Рановато.

– Знаю.

Инди устроился на стуле, заметив, что прядь спутанных волос приятеля находится в опасной близости от язычка пламени. Шеннон, однокашник и товарищ по комнате, бросил чистую работу в Чикаго и уже год как жил в Париже. В Америке он свято соблюдал уговор с семьей и не играл ни в каких клубах, зато по вечерам упражнялся у себя на квартире, собрал огромную коллекцию джазовых пластинок и накопил денег на поездку в Париж.

– Мне нужно с тобой поговорить.

– Валяй, – Шеннон впервые поднял глаза. – Что там у тебя?

Инди рассказал о предложении Белекамус.

– Она сказала это только сегодня, и я никак не могу разобраться, что к чему.

Шеннон отложил карандаш.

– Давай -ка я тебя угощу. По-моему, тебе надо выпить.

Он поднял руку, привлекая внимание бармена, и заказал два перно.

– Расскажи о ней подробнее, об этой твоей профессорше.

– Да тут и рассказывать нечего. Я ее толком и не знаю, – по губам Инди скользнула лукавая улыбка. – Во всяком случае, пока.

Шеннон не нашел в этом ничего забавного.

– Будь я на твоем месте, сперва расспросил бы окружающих, прежде чем связываться с ней. Выяснил бы, куда она метит.

Подумать только, Шеннон – в роли аналитика!

– Ой, ну ты даешь! По-твоему, она сама все обстряпала, чтобы в середине семестра сорваться домой в Грецию да еще прихватить меня?

– Не знаю. По-моему, она водит тебя за нос.

– Джек, ради всего святого! Ты ведешь себя так, будто мы на Южной стороне собрались обстряпать бандитское дельце. – Шеннон смерил его холодным взглядом, и Инди понял, что ляпнул, не подумав. – Извини. Но если бы ты побывал на ее лекции, то понял бы, что она не такой человек. Она серьезна, интеллигентна…

– И хороша собой, – добавил Шеннон. – Верно?

– Не без того.

– Будь поосторожней. Что-то мне это кажется подозрительным.

– Но почему?

– Слушай, если бы ты учился на археолога – дело другое. Я бы и бровью не повел.

В ответ Инди лишь плечами пожал.

– Послушай, мне выпала редкая возможность, и притом отличная, и мне не хочется упускать ее из-за смутных подозрений.

Шеннон поднял руки вверх.

– Я ведь не настаиваю. Просто высказываю свое мнение.

– Ты же знаешь, как смущает меня роль кабинетного ученого. Может, именно приключений мне и не хватало.

– Не знаю, чего тебе не хватало, но, бьюсь об заклад, со своим профессором ты хлебнешь их под завязку. Черт, не знаю. Глядишь, ты и прав.

Когда принесли выпивку, Инди огляделся и удивился заполнившей кафе толпе, будто материализовавшейся из воздуха.

– За Грецию, – провозгласил Шеннон. – Надеюсь, тебе повезет.

Инди пригубил перно, затем кивнул в сторону лежащего перед Шенноном листка.

– Что пишешь?

– Да так, песню.

– Песню? Для оркестра?

– Разумеется.

– И кто же будет петь?

За гордым словом «оркестр» стоял сам Шеннона с корнетом, пианист из Бруклина, чей профессиональный опыт ограничивался выступлениями в кабацких концертах, и парижанина-барабанщика, заинтересовавшегося джазом лишь после прослушивания пластинок Шеннона. Вроде бы ни один из них не поет. Шеннон взмахнул бумажкой.

– Я ищу певицу. Но только по-настоящему темпераментную, с низким голосом. Никаких сопрано. В Чикаго я бы просто сходил в «Сады» или «Страну грез», и у меня отбоя не было бы от кандидаток.

– Еще бы! Но они не очень-то рвутся в Париж.

– О, еще понаедут, Инди! – Шеннон подался вперед, глаза вспыхнули от охватившего его волнения. – Ты только посмотри, какие толпы собирает наш доморощенный джаз-банд. Этот город жаждет джаза. Оркестры вот-вот ринутся сюда. Десятки, сотни оркестров! Послушай и скажи свое мнение. Называется «В Латинском квартале».

Шеннон прищурился, вчитываясь, и нараспев повел:

Из Чикаго скрылся

Полуночью безлунной.

По морям носился

В мрачном, темном трюме.

А когда в квартале

Вышел, оглянулся -

Сплошь американцы,

Словно я вернулся!

В Латинском квартале,

В Латинском квартале,

Встретимся снова

В Латинском квартале…

– Пока все, – пожал плечами Шеннон.

– А почему ты не написал в последней строке первого куплета «я, кажется, рехнулся» вместо «словно я вернулся»?

– Потому что это неправда. И потом, ритмический рисунок другой.

– Мне нравится, – кивнул Инди. – Даже не догадывался, что ты пишешь песни.

– Ну, пока это всего лишь слова на бумаге. Но, по-моему, из меня так и рвутся душещипательнейшие любовные песни. Впрочем, сперва надо откопать певицу.

Инди засмеялся.

– Ха! По-моему, тебе нужна не просто певица.

Тут у дверей поднялась суматоха, и оба одновременно повернулись на шум. Грохотали стулья, кричали люди. Инди искоса оглянулся через плечо.

– В чем дело?

– Похоже, столик не поделили.

– Шайка дадаистов. Можно было и догадаться, – сухо бросил Инди.

Дадаисты захватили два столика по обе стороны от входа, и теперь один из них барабанил по столу и распевал что-то вроде: «Царь… царь… царь…». Другой вторил: «Арфа… арфа… арфа…».

– О чем они там?

– Тцара и Арп. Тристан Тцара – поэт. Жан Арп – художник. Говорят, они собирались заглянуть сюда сегодня вечером.

– Значит, затевается вечер дадаистов, – без энтузиазма резюмировал Инди.

Шеннон одним глотком допил свой перно.

– В общем-то, они не такие уж скверные ребята. Просто утюжат всякого, в ком видят поборника традиций.

– То есть всех подряд, – отметил Инди. – У меня от их утюжки сплошные складки.

– Они совершают прорыв, Инди. Такие люди нужны, чтобы изредка встряхивать нас от спячки.

– Согласен, но они зависят от традиций ничуть не меньше прочих. Пожалуй, даже больше.

– С чего бы это?

– Да где бы они были без традиций, Джек? Не будь традиций, и ломать было бы нечего.

Шеннон усмехнулся и тряхнул головой.

– Ага, пожалуй. Но еще раз повторю, нам не обойтись без людей, указывающих путь к ниспровержению старых идолов. Если мы скоренько не придумаем что-нибудь новенькое, то сами ввергнем себя в очередную войну.

– Ты тоже делаешь прорыв, Джек, но, держу пари, не плюешь на священников и монахинь. И как подобное поведение может помешать разжиганию войны?

– Инди, они плевали на собственных друзей. Это была просто демонстрация, сам знаешь. Те просто вырядились священниками и монахинями. – Шеннон встал. – Значит, посидишь еще?

– Только первое отделение.

– Слушай, ты серьезно насчет Греции?

– Еще не знаю, Джек. Надо пораскинуть мозгами.

Шеннон легонько двинул Инди кулаком в плечо.

– У меня такое чувство, что ты все-таки поедешь.

К середине первого отделения клуб был набит битком. Инди опорожнил второй стакан перно одновременно с окончанием соло Шеннона. Зеленый, отдающий лакрицей напиток уже сделал свое дело. Инди с минуту прикидывал так и этак, идти ли к бару за следующей порцией или поскорей убраться отсюда.

Натянув свою кожаную куртку, он принялся осматриваться в поисках шляпы. Заглянул под стол и осмотрел соседние стулья. Наконец, поднял руку и обнаружил шляпу на голове. Ага, определенно пора уходить. Инди встал и посмотрел на сцену. Шеннон тараторил о следующей пьесе.

– Впервые я услышал эту мелодию в уютном уголке под названием «Страна грез» в нашем Городе Ветров [4], – услышал Инди, пробираясь между столиками. – Это вещь оркестра Фредди Кеппарда. Кеп не записывается на пластинки. Говорит, боится, что станут воровать его мелодии. И он прав, ведь я запомнил эту пьеску. Вот послушайте.

Когда зазвучала музыка, Инди как раз подошел к двери. Дадаисты оглядели его с головы до ног.

– Эй, ты где куртку достал? – окликнул его один. – Отправляешься бомбить кого -нибудь?

Сидящие за двумя этими столами в один голос забубнили: «Арп, Арп, Арп, Арп». «Как стадо тюленей, – подумал Инди. – Воистину потрясающая банда».

– Ты имеешь что-то против наших германских братьев? – заорал другой Инди в лицо.

– Побереги силы для старух или монашек! – огрызнулся Инди и двинулся дальше. Не успел он дойти до двери, как ощутил удар в спину; по шее потекло спиртное. Остановившись, Инди обернулся.

– Это от имени матери Красного Барона, ас! – завопил очкарик с левого стола.

– Тцара, Тцара, Тцара, Тцара, – в унисон долдонила толпа.

Инди шагнул к очкарику, выдернул из-под него стул, ухватился за край стола и опрокинул его. Стаканы грохнулись на пол. Бутылка из-под вина со свечой разлетелась вдребезги. Огонек зашипел и погас.

Внезапно музыка смолкла, и все присутствующие в клубе обернулись посмотреть, что происходит. На долгое мгновение все смолкли и замерли, потом со сцены загремел голос.

– Это мой друг, Индиана Джонс, из самого Чикаго, – провозгласил Шеннон. – Однажды ночью на Южной стороне он тоже перевернул стол, но свой собственный. По-моему, он просто ищет свою шляпу.

– Вот же дерьмо, – буркнул кто-то.

– Эй, приятель, посмотри и под нашим столом!

Инди попятился к выходу, но Шеннон еще не закончил:

– А в другой раз – ей-богу, не вру! – он повесил первого президента Соединенных Штатов Джорджа Вашингтона и трех его приятелей на фонарных столбах в чикагском университете. Только подумайте – перед вами самый типичный защитник традиций! Ну, на то у него свои причины. Но смотрите, как бы он не устроил вам еще один День взятия Бастилии.

Инди улыбнулся, приподнял шляпу в адрес приятеля и покинул «Джунгли». Шагая по улице, он ощутил, как мокрые шея и затылок буквально леденеют. Сам виноват. Зачем позволил этим ублюдкам задеть себя за живое? Надо было просто пропустить их слова мимо ушей и уйти. А он вместо того принял их игру, и они получили то, чего добивались – бурную реакцию.

Он бесцельно брел по Латинскому кварталу; мысли его блуждали, переходя от дадаистов к необходимости принять решение. Может, действительно настало время покинуть Париж. Нужно сменить обстановку, все равно как.

Проходя мимо синематографа, он заметил новую афишу многосерийной ленты «Опасности Паулины». Замедлив шаг, Инди взглянул на выставленный в витрине плакат, изображающий блондинку, уцепившуюся кончиками пальцев за скалу над пропастью. Инди улыбнулся. Он уже перерос эту ерунду. Эта Паулина никогда не упустит шанс влезть в неприятности. Если она не висит под летящим аэропланом или не стоит перед летящим на всех парах локомотивом, то попадает в змеиное логово, тонет в зыбучих песках или томится в темнице, скованная кандалами по рукам и ногам. Следующая витрина зазывала на грядущие зрелища: «Смертельный луч», «Отравленная комната», «Кровавые кристаллы». «Эти пойдут после моего отъезда», – подумал Инди, отправляясь дальше, и вдруг осознал, что принял решение.

Прогуляв целый час, он, в конце концов, вновь оказался на Монпарнасе, у входа в танцевальный зал. Он остановился здесь потому, что это был любимый bal musette Мадлен, одним из первых перебравшийся сюда из района Люксембургского сада. Скоро они все наверняка переместятся в Латинский квартал. Моду всегда задают художники, а богема сегодня обживает Латинский квартал – так в прошлом веке импрессионисты селились на Монмартре.

В зале под аккордеон и скрипку отплясывали фокстрот. Публика состояла из молодежи, гораздо более благовоспитанной, чем посетители «Джунглей» или любого другого кафе. Оказавшись на танцплощадке, мужчина ни за что не станет разговаривать с приглашенной на танец партнершей. Это считалось дурным тоном. Так что в каком-то смысле со времен менуэта ничего не изменилось.

– Инди! Сто лет тебя не видела! Как поживаешь? – раздался сзади высокий пронзительный голос Мадлен. Инди обернулся, и она запечатлела на его щеке мимолетный поцелуй. Она была трепетна, как всегда, глаза ее светились. Коротко подстриженные волосы обрамляли лицо, смягчая резкие черты.

– Я в порядке. А ты? – он выругал себя, что не заметил ее сразу. Он как-то не ожидал увидеть здесь Мадлен, и был не в настроении беседовать с ней. Но теперь выбора нет.

– У меня все прекрасно, и ночь прекрасная. – Она склонила голову к плечу, прислушиваясь к зазвучавшей музыке. – Не хочешь потанцевать? А можно выпить по чашечке кофе.

Ее ладонь скользнула по его руке и сжала его пальцы. Мадлен сделала пару шагов, зазывно покачивая бедрами.

– Нет, спасибо. Я сегодня не настроен танцевать.

Мадлен, как обычно, была полна энергии, предвкушая чудесный вечер, и вела себя так, словно между ними ничего не произошло.

– Ты какой-то скучный, Инди, – надула она губки.

– Я собираюсь в Грецию, – выпалил он, словно предстоящая поездка могла поднять его в глазах подруги.

– Что? В Грецию? Просто замечательно! Возьми меня с собой! С радостью посмотрю на Грецию.

«Короткая же у тебя память», – подумал он.

– Помнится, ты говорила, что больше не хочешь меня видеть, потому что наши отношения зашли слишком далеко. Ты хотела быть свободной, то есть, так я тебя понял.

– Ну да, я свободна. Но нам же незачем жениться, чтобы посмотреть на Грецию, так ведь?

– Это всего лишь археологическая экспедиция в Дельфы. Мне предстоит работа, и я никого не могу взять с собой.

– А, так это тебе нужна свобода!

– Так же, как и тебе, – усмехнулся Инди.

– Мадлен, вот ты где, – окликнул ее какой-то мужчина. Подойдя ближе, он посмотрел на Инди. – Джонсик, вот так сюрприз! Забросил на вечер свои мертвые языки? – Он снова посмотрел на Мадлен. – Милая, так мы идем танцевать?

Инди знал, что этот красивый молодой англичанин по имени Брент – один из знакомых Мадлен. Как и она, Брент ничем не занимался, порхая с толпой себе подобных из танцзала в танцзал, из кафе в кафе. С каждым днем в Латинском квартале подобных личностей становится все больше. Если бы Инди поставили перед выбором – вечер в компании Брента и его друзей, или перебранка с дадаистами, то ему бы пришлось крепко задуматься.

– Брент, ты только подумай, Инди собирается в Грецию, в какие-то Дельфы, и не хочет взять меня с собой, – голос Мадлен зазвучал еще пронзительней.

– Дорогая, – пожал плечами Брент, – я отвезу тебя в Грецию, как только ты захочешь. В Париже царит жуткая скука. А пока пойдем потанцуем. Я прямо не могу устоять на месте.

С этими словами он увлек Мадлен на танцплощадку. Напоследок она обернулась, помахала рукой и засмеялась, а затем растворилась в толпе.

Инди почувствовал себя отвратительно. Ну, неужели нельзя было не поминать прошлое? Тем более, сейчас, когда он всем сердцем стремится в будущее.

– До свидания, Мадлен, – бросил он без малейшего сожаления и зашагал прочь.