Инспектор и «Соловей»

ИНСПЕКТОР И «СОЛОВЕЙ»

В доме шли последние приготовления к отъезду на море. Уложено в чемоданы все, что может понадобиться в отпуске. По квартире, не умолкая ни на минуту, носился пятилетний мальчуган и задавал один вопрос: когда приедет машина? Ему не терпелось быстрее отправиться на вокзал. После очередной пробежки на балкон он подошел к отцу и спросил:

— Если мы сегодня не уедем, лето кончится?

— Сынок, лето еще не кончится. Мы сегодня уедем. Давай посчитаем до десяти, и под балконом появится машина. Может быть, она даже посигналит нам.

— А шашечки на ней будут? — недоверчиво спросил мальчуган.

Он начал сбивчиво считать. Прошло несколько минут, и раздался резкий сигнал. Ребенок опрометью побежал на балкон и тут же вернулся:

— Она без шашек и там дядя милиционер, — разочарованно сказал он.

Отец и мать переглянулись и вышли на балкон. Во дворе действительно стояла знакомая машина из городского управления милиции. Улыбка моментально сбежала с лица хозяйки.

— Пропал отпуск, — помрачнела она. — Надо было вчера вечером уехать.

— Напрасно портишь себе настроение. Наверно, поручение, а может начальник решил нас проводить на вокзал…

Высокий, стройный человек уже выходил из машины. Это был начальник городского управления милиции. Он поднял голову и приветливо помахал рукой стоявшим на балконе:

— Гостей принимаете?

Пока он поднимался на третий этаж, женщина успела прибрать в комнате и сказать мужу:

— Нам всем нужно отдохнуть. Подумай о сыне. Он так мечтает увидеть море.

Муж молча пошел открывать дверь.

— Очень рад, что застал вас, — непринужденно проговорил гость и, поманив к себе малыша, спросил:

— К морю собрался? А плавать умеешь?

— Папа научит.

— Может быть, — и, обращаясь к родителям, сказал: — Вижу, вы уже настроились на отдых, но очень прошу вас, Нина Ивановна и Петр Павлович, выслушайте меня. Зря не стал бы вас тревожить.

Нина Ивановна только покивала головой: мол, такие дела каждый день случаются. Начальник поднял этот молчаливый упрек.

— Напрасно вы так думаете. Сейчас все расскажу.

Он подошел к балконной двери, притворил ее и позвал мальчика:

— Игорек, во дворе остановилась машина с шашечками. Сбегай вниз и скажи дяде, пусть едет в город. На вокзал вы поедете со мной.

Едва за мальчиком закрылась дверь, гость заговорил быстро и с заметным волнением:

— Этой ночью вскрыт сейф на автобазе. Четвертое ограбление. Швейная фабрика и три автобазы. Меньше чем за год. Три сотрудника не могут выйти на след. Пора кому-то более опытному браться за дело и по свежему следу. Вижу только одного человека — вас, Петр Павлович. Однако не принуждаю. В вашей воле отказаться. Но думаю, что через месяц вам будет труднее начинать поиск. У вас есть несколько минут, чтобы решить. Мы еще успеем на вокзал.

Нина Ивановна нарушила паузу:

— Ясно, что Петру нужно оставаться, а мы с Игорьком поедем.

— Спасибо, Нина Ивановна, — обрадовался гость. — Мы вас проводим на вокзал.

Петр Павлович тоже был рад столь быстрому решению вопроса. Как ни хотелось ему отправиться в долгожданный, отпуск на морское побережье, но когда он услышал об очередном налете, про себя принял решение немедленно включиться в расследование. Четвертое ограбление — это уже дерзость иди уверенность в безнаказанности. Где-то в глубине души закипала злость на преступника, и не только за то, что он ограбил предприятие, испортил ему отпуск, но и за то, что так долго и умело скрывался. Инспектор угрозыска готов был вступить с преступником в единоборство и поскорее. Поэтому он сразу отправился к месту происшествия.

На автобазе, где было совершено последнее ограбление, удалось выяснить немногое. Утром кассир, как обычно после выплаты зарплаты, пришла на работу пораньше. Войдя в помещение бухгалтерии, сразу увидела сломанную сургучную печать на сейфе. Сейчас же вызвали милицию. Сейф открыли в присутствии сотрудника угрозыска. На полках не обнаружили ни одной купюры. Исчезла изрядная сумма: выручка автобусного парка и зарплата шоферов, которые находились в дальних рейсах.

Инспектор долго осматривал кассу, сейф, изучал дверные замки, задвижки на окнах. Говорят, что каждый преступник оставляет свою «визитную карточку»: иногда это отпечаток обуви, окурок, забытый впопыхах инструмент. Петр Павлович много раз по таким «визитным карточкам» выходил на след, который вел к преступнику. Но на этот раз, сколько ни осматривал каждый уголок автобазы, не мог найти даже намека на след. Не помогла и служебно-розыскная собака: на полках сейфа и вокруг него преступник оставил тонкий слой порошка. Инспектору удалось наскрести немного этой смеси и отправить ее в лабораторию. Анализ состава порошка говорил о том, что здесь действовал тот же человек, который побывал на остальных базах. Было ясно: преступник опытный. И не зря, по-видимому, в управлении о нем говорили, как о «бесследном и неуловимом». Понял Петр Павлович, что дело это трудное и распутывать его придется не один день. На миг мелькнула мысль: мог ведь и отказаться…

Опрос сотрудников бухгалтерии ничего не прибавил к тому, что он уже знал. Сейф новый, ни разу не ремонтировался, ключи от бухгалтерии хранятся под замком у охранника. Присматриваясь к собеседникам, инспектор интуитивно чувствовал: никто из них не причастен к происшествию. Каждый удручен и старается помочь следователю.

Оставалась надежда, что, может быть, ночной сторож что-нибудь заметил, ведь он один был ночью в автопарке.

Сухопарый старик нервно теребил в руках поношенную кепку. Это непрерывное движение рук отвлекало, мешало сосредоточиться. В голове мелькали мысли о приморском доме отдыха, куда уже должны были приехать жена и сын. Игорек, наверно, будет бояться морского прибоя… А старик между тем говорил, перескакивая с украинского на русский язык:

— Ниченька була така тыхесенька. Далеко усе чуты. Очей ни на хвылыну не зимкнув. Може злодий по повитрю пролетив? Якбы по земли пройшов, я почув бы.

Инспектор машинально повторил:

— «Почув, не почув». А вот — прошел человек, открыл кассу и довольно долго возился. А вы «не бачилы и не чулы». Может, вздремнули пару часов?

— Цэ не можлыво, товарищу инспектор.

Петр Павлович понял, что нехотя обидел старика, И сразу переменил тон:

— А что же «можлыво», дедуся? Рассказывайте по порядку. Еще раз с самого начала.

— Прийняв я змину. Колы уси пишлы до дому, закрыв ворота. Электрыку усю включыв та й пишов на проходну. Газету читав.

Инспектор сразу уточнил, какую газету читал старик. Сторож довольно подробно пересказал содержание «Вечерки». Старик говорил, что еще он чистил берданку. Инспектор проверил оружие. Винтовка действительно была надраена до блеска.

— Во время дежурства запрещается чистить оружие. Так что нарушили вы инструкцию, — заметил инспектор. — Ну ладно, продолжайте.

Старик призадумался. Петр Павлович спросил:

— Припомните, вечером, ночью вас никуда не вызывали?

Охранник отрицательно покачал головой.

— А по телефону никто не звонил?

Старик покачал головой, а потом стал что-то бормотать, будто припоминая…

— Может, поделитесь своими мыслями со мной? Вдвоем легче разобраться, — сказал инспектор.

Сторож сразу перешел на русский язык, будто никогда и не говорил на украинском:

— Часов в двенадцать девушка прибегала.

— Откуда? Почему раньше ничего о ней не сказали?

— По соседству на именинах гуляла. Когда домой пошла, мужчина незнакомый к ней пристал. Вот она ко мне прятаться и прибежала. Так торопилась, что споткнулась и упала, колено до крови ободрала.

— Приметы?

— Что о ней говорить? Дитя еще. Худенькая, худенькая. Дрожала вся от испуга. Пришлось ей помощь оказать. Она долго сокрушалась: что теперь мама скажет? Я еще обещал зайти после дежурства и сказать ее матери, что дочь ни в чем не провинилась.

Инспектор сделал пометку в записной книжке и спросил:

— Еще что запомнили?

— Блондинка. Стрижка короткая. Глаза голубые, голубые. Платьице на ней было синенькое с белым горошком.

Рисуя портрет ночной гостьи, старик старался убедить инспектора в том, что эта девушка не может иметь отношения к происшествию. Но Петр Павлович каждый раз возвращался к непонятному визиту.

— Дедуся, а как вы ее успокаивали?

— Чайку вскипятил. Она с удовольствием откушала. Так ласково со мной говорила. Мне показалось будто это мое родное дитятко.

Инспектор посмотрел на подоконник. Два граненых стакана стояли рядом с большим чайником. Со двора автобазы выкатывался автобус, и стаканы тонко задребезжали.

— Из какого пила гостья?

Старик долго смотрел на стаканы, стараясь что-то припомнить.

— Боюсь перепутать, — наконец произнес он.

Инспектор упаковал оба стакана в газету и отправил их в лабораторию. Теплилась надежда, что на них есть отпечатки пальцев, знакомые по прежним делам.

На автобазе делать было больше нечего. Впервые за многие годы Петр Павлович уходил с места, где совершилось преступление, без единой улики, которая могла вывести на след. В управление пришел в плохом настроении. Сотрудники догадались: и его постигла неудача. Они охотно передали ему тощие папки с протоколами, документами предыдущих дел. До позднего вечера изучал он объяснительные записки кассиров, бухгалтеров, докладные сторожей и охранников, акты о хищении из сейфов. Украдено много денег. Преступники ловко прячут концы в воду… Профессиональное самолюбие, твердое решение во что бы то ни стало найти и обезвредить «медвежатников» побуждали инспектора еще и еще раз думать над каждым словом документов, сопоставлять все факты и детали.

Следователь без фантазии — в лучшем случае — добросовестный регистратор фактов. Тот, кто может домыслить картину преступления, хотя бы приблизительно «восстановить» события, чаще всего добивается успеха. Петр Павлович всегда следовал правилу: попробуй проникнуть в логику преступника, представить себя в тех обстоятельствах, в которых он действовал. Правда, не всегда удается предусмотреть все приемы, но в большинстве случаев подобная трансформация приносила успех.

Постепенно вырисовывалась картина: двери всех контор, сейфов были открыты особым ключом. Нигде нет следов излома, ни одной царапины. Никаких попыток применить силу. Четыре сейфа, четыре двери от касс не взломаны, а свободно открыты. Можно подобрать ключ к одному, двум замкам, а здесь несколько разных по конструкции запоров. Не обнаружены и отпечатки пальцев, они остались на этом загадочном ключе. И еще: на полках каждого опустошенного сейфа был насыпан какой-то порошок. Ни одна сыскная собака, понюхав эту смесь, не могла взять след и на несколько дней выходила из строя.

Было ясно, что это система и почерк опытного профессионала. Теперь предстояло узнать, чей это почерк. Он перебирал в памяти имена преступников, судебные дела, но ничего похожего не припомнил. А может быть, это «гастролер» — подумал инспектор…

Петр Павлович распахнул окно. Маленький кабинет сразу распух от теплой волны летнего воздуха. Мимо промчался ярко освещенный троллейбус, под окном остановилась шумная ватага молодежи. По обрывкам фраз Петр Павлович донял, что ребята идут из кино. Взглянул на часы и ахнул: полночь. Не успел ничего сделать, а уже день пробежал. Пора домой.

В коридоре его догнал начальник управления. Предложил:

— Давайте подвезу.

К полуночи город затихает. На улицах мало пешеходов, еще меньше машин. Можно спокойно ехать, отдыхать. Оба молчали. Не знали, с чего начать разговор, который в равной степени интересовал обоих. Когда проехали центральный проспект, начальник предложил:

— Давайте махнем к моим на дачу. Что вам одному дома делать? Отдохнете у нас. Через полчаса будем на берегу Днестра.

— Неудобно без предупреждения, — замялся инспектор.

— Все будет хорошо. Поехали.

«Волга» развернулась и, набирая скорость, вырвалась на пригородное шоссе. Как только машина оставила за собой последние кварталы города, оба почувствовали себя свободнее. И сразу завязался непринужденный разговор.

— Какая там картина прорисовывается? — спросил начальник. — Эти сейфы у меня в печенке сидят. Сами понимаете, Петр Павлович, за нераскрытые дела никто, не хвалит, а попрекают все. Хотел бы я видеть этих «медвежатников».

— Пока порадовать нечем — сплошной туман. Сработано чисто. Ни одной ниточки не удалось обнаружить.

Начальник помолчал, прижмурив глаза от яркого света фар встречной машины, а потом спросил:

— Может, пригласить криминалистов из Москвы?

— Давайте подождем несколько дней. Я должен проверить один ход.

— Значит, зацепка все-таки есть. А вы скромничаете, — улыбнулся начальник.

— Девушка приходила к сторожу. По времени совпадает с моментом совершения преступления. Надо узнать, кто она.

— Вот и хорошо. Отдохнете субботу и воскресенье на даче, а в понедельник со свежими силами — на поиски.

— Завтра мне нужно быть в городе. А в понедельник можно будет решить, понадобятся ли более опытные криминалисты.

— Быть по-вашему, — сказал начальник, останавливая машину у домика на берегу реки. В окнах тотчас вспыхнул свет.

…Утром инспектор первым делом зашел в дактилоскопическую лабораторию. Его ждала справка: на стаканах обнаружены следы пальцев. На крупных — остатки какого-то жира, возможно, ружейного масла. Вторые отпечатки, помельче, просматриваются хуже из-за множества мелких уколов.

Кому принадлежали отпечатки со следами ружейного масла, было понятно. Вторые отпечатки пришлось сверять в картотеке по прежним делам. И безрезультатно: аналогичных отпечатков не было. Мелкие уколы… Откуда они на пальцах девушки? Размышления навели его на мысль, что это могли быть следы от иголки на пальцах швеи. Да, иногда и такая малоприметная деталь может послужить зацепкой. Итак, снова проверка.

Вместе со сторожем автобазы инспектор отправился по адресу, который оставила девушка. Охранник так подробно рассказывал о ночной гостье, что должен был опознать ее с первого взгляда. Но опознавать ему никого не пришлось. Как и предполагал инспектор, в указанном доме жильцов с такой фамилией не оказалось, дворник тоже не знал девушки с такими приметами. Инспектор не удивился. К чему девушке лишние свидетели ночного происшествия? Ясно, что назван вымышленный адрес.

А дальше пришлось проверить, были ли именины в тот вечер вблизи автобазы и была ли на них эта девушка. Тогда станет понятно, случайно она попала в проходную или это соучастница преступления. Несколько дней ушло на опрос дворников. Нашлись добровольные помощники, которые обошли много домов, узнавая дни рождения жильцов. Когда инспектор сопоставил все полученные сведения, выяснилось, что в прилегающем к автобазе районе в тот вечер никто не справлял дня рождения. Напрашивался вывод: «медвежатник» действовал с помощницей. Девушка выполняла совершенно определенную роль — отвлекала внимание сторожа. Следовало искать сообщницу. Следы на стакане она оставила, а исследование показало, что это, возможно, пальцы швеи.

Начав поиск девушки-швеи, Петр Павлович пришел в хорошее настроение. Казалось, что найдет верный путь и дальнейший поиск займет несколько дней — ровно столько, сколько потребуется на обход швейных мастерских города. Старик-охранник сопровождал его, чтобы опознать свою гостью.

Нелегкое это оказалось дело: изучить личный состав нескольких швейных фабрик, трех десятков ателье, побеседовать с сотней мастеров, бригадиров, каждому описать приметы, обойти цеха в дневные и ночные смены. И все напрасно: у многих швей — на пальцах мелкие уколы, а ночной гостьи среди них не было.

— Может, она вам приснилась в ту ночь? — спросил инспектор сторожа после очередного безрезультатного обхода.

— Не спал я, — обиделся старик. — Своими глазами ее видел, своими руками чай ей наливал.

— Вы правы, отпечатки пальцев есть. Значит, и человек был. Но не могла же она испариться! Сколько времени ищем, а ваша ночная гостья будто в воду канула.

— А может, она приезжая? — спросил старик.

— Папаша, такую приметную девушку на вокзалах, автобусных станциях запомнили бы. Однако там ее никто не видел.

…Оборвался след, на который возлагал столько надежд инспектор. Прошло больше месяца с тех пор, как Петр Павлович начал расследование дела, а загадок в нем оставалось по-прежнему много: кто действует — группа или одиночка? Как «медвежатники» проникают в помещения, где находятся сейфы? Как им удается отмыкать их и бесследно исчезать?

На оперативном совещании в управлении Петр Павлович рассказал обо всех сведениях, которыми располагал. Скудные сведения. Пришлось произнести короткое и неприятное слово: тупик. Начальник управления несколько растерялся от этого заявления, но быстро нашелся:

— Мне думается, что Петр Павлович рано сложил оружие. Перед кем? Пусть это очень хитрые, опытные преступники. Пусть, пока не удается найти их следы. Но ведь рано или поздно этот круг разомкнется. Напрасно вы говорили, что не обладаете надежными ориентирами. Они есть. Установлено, что каждое ограбление совершалось с промежутком в два месяца. Истекает двухмесячный срок. Нужно быть начеку. Теперь о ночной посетительнице. Возможно, она случайный человек. Нужно срочно перепроверить предыдущие случаи. Не просматриваются ли и там подобные отвлекающие маневры? Видите, сколько еще работы. А вы говорите — тупик. Впрочем, о деталях, мы поговорим после совещания.

Когда все вышли из кабинета, начальник попросил инспектора остаться.

— Петр Павлович, я не узнаю вас. Настроение ваше не нравится. Вы не новичок, чтобы теряться. Не вышло сразу — повторим попытку. Времени, правда, мало. Преступников надо обезвредить. И мне, и вам хотелось бы сделать это сегодня, в крайнем случае, завтра. Но, видимо, не все зависит от наших желаний.

Инспектору стало легче от того, что его не ругают за неудачу.

— Насколько я помню, вы учились у полковника Коршунова?

— Это было давно.

— Он тогда занимался «медвежатниками»?

— Коршунов и сейчас самый крупный специалист в этой области.

— Наверное, в его практике есть подобные случаи, Установите с ним контакт, проконсультируйтесь. Давайте прикинем, сколько времени займет такая поездка.

— Успею вернуться к следующему визиту «медвежатника», если он и на этот раз явится по своему графику.

— Оформляйте командировку!

Бывший наставник Петра Павловича занимал высокий пост в столичном уголовном розыске. Он пользовался всеобщим уважением за отзывчивость и доброту к подчиненным, с которыми охотно делился богатым следственным опытом.

Полковник Коршунов почти не изменился. Как и прежде, энергичен, бодр. Рад перекинуться шуткой, рассказать и послушать свежий анекдот.

Своего ученика принял очень радушно. Поговорили о том, о сем. Вспомнили старое, общих знакомых. Потом полковник спросил напрямик:

— Выкладывай, зачем приехал? Вижу ведь — неприятности у тебя. На службе, в семье?

— Дело мне попалось — хуже некуда. Нет никакого подхода, хоть караул кричи.

Петр Павлович изложил суть дела.

— Да, дело не простое. Встречался и мне когда-то такой «медвежатник». Думаю, он еще отсиживает свой срок. Сейчас мы это проверим.

Сразу же отправились в архив. Подняли все дела по «медвежатникам». Как и предполагал полковник, заслуживали внимания материалы по делу рецидивиста Калугина — одного из самых матерых преступников, с которым долго не могли справиться работники уголовного розыска, хотя он действовал во многих городах. Полковник сличил все, что рассказал Петр Павлович, с имевшимися в архиве материалами и сказал:

— Почерк один и тот же. Все сходится — отмычка, состав порошка, умение замести следы, вообще вся система. Нужно проверить, где находится в настоящее время Калугин.

— Он работал в одиночку? — спросил Петр Павлович.

— Его помощницей была жена. Несколько лет назад я их взял на месте преступления.

Через несколько минут в кабинет полковника Коршунова был приглашен майор, который вел следствие после поимки Калугина.

— Вы помните «медвежатника» Калугина? — спросил полковник.

— Как не помнить? После его ареста мне пришлось с ним изрядно повозиться. Подлец он высшей марки. На следствии прибегал к разным уловкам. Придумал версию о мести. Но я все отбросил в сторону. Только факты. А их было достаточно. Получил по совокупности… Не скоро выйдет на волю.

Полковник полистал страницы архивного дела. А потом спросил:

— Куда девался его помощник? Не вижу ни одного слова о нем.

— Его настоящим помощником была жена. А третий — случайный наводчик. С ним произошла странная история. После ареста Калугина в реке выловили утопленника. По всем приметам он походил на того самого наводчика. Калугин его опознал. Экспертиза установила, что этому человеку ввели большую дозу снотворного. Купаясь, он уснул и сразу утонул.

Полковник и Петр Павлович переглянулись: значит, один сидит, а другого нет в живых.

— А может, Калугин или его жена сбежали? — спросил инспектор.

Майор немного подумал, потом решительно заявил:

— Это исключено. Но мы сейчас сделаем запрос.

Он тотчас позвонил, и пока ждали ответа, майор рассказывал о деле старого «медвежатника»:

— Калугин уверял, что открывает своей отмычкой любые сейфы.

— А почему вы не проверили показания по поводу мести? Кто убрал третьего? В чьи руки попала отмычка.

Майор понял, что разговор может принять неприятный для него оборот, и попытался его закончить:

— Это уводило следствие в сторону и не могло служить оправданием обвиняемому.

Коршунов перелистал несколько страниц дела, захлопнул папку и, вздохнув, сказал:

— Жена Калугина проходила по делу как соучастница. Какова ее судьба? У них был ребенок. Где он? Видите, сколько вопросов?

Разговор прервал продолжительный телефонный звонок. Трубку поднял майор.

— Я был прав, — сказал он. — Калугин из колонии не отлучался. Работает. Нарушений режима за ним нет. Следовательно, нет возможности установить связь между Калугиным и кишиневским преступником. Возможно, случайное совпадение.

— Абсолютно одинаковых почерков у преступников не бывает, — сказал полковник. — Можно сделать предположение, что Калугин или его жена на свободе, либо они кому-то передали секрет отмычки.

— Как мы можем проверить ваше предположение? — спросил майор.

— Очень просто. Поскольку Петр Павлович — самое заинтересованное лицо, он выедет в колонию и на месте все узнает.

Петр Павлович кивком головы выразил свое согласие. Полковник продолжал:

— Майор сейчас ознакомит тебя с фотографиями Калугина во всех ракурсах, отпечатками пальцев и другими данными. Попутно выполнишь и мое поручение. Я хочу о деле Калугина подробно написать в своей будущей книге. Постарайся поговорить с ним так, чтобы можно было понять, какой он человек.

Здесь же был разработан план встречи, беседы, опроса Калугина.

Колония, где отбывал наказание Калугин, была расположена в лесу. Заключенные прокладывали в тайге дорогу. Труд не из легких, но людям, преступившим закон, выбирать работу по своему вкусу не приходится.

Как и многие осужденные, старик Калугин старался на работе: за это сокращали сроки отбытия наказания. Жил надеждой, что еще удастся ему «погулять» на свободе.

Однажды в колонию прибыл новичок, молодой парень.

— Откуда прибыл, беленький? — спросил как-то новичка Калугин.

Парень тряхнул хохолком цвета спелой пшеницы и спокойно ответил:

— Разве не узнаешь, старик, одессита?

— За что спрятали и на сколько?

— На чужую машину позарился. Думал, перекрашу — моей станет. Теперь придется пару лет на казенных харчах побыть, — и он заливисто рассмеялся, будто прибыл не в тайгу, а на черноморский курорт.

Калугин внимательно пригляделся к парню. Чем-то понравился он ему.

— Разговорчивый ты, а мне говорили — грубиян, не уважаешь стариков.

— Если ко мне по-хорошему — я со всей душой. Закон моря знаю.

На том и расстались.

Вечером Калугин шел мимо барака, где жил новичок, и услышал песню. Звонкий голос выводил мелодию. Старик переступил порог барака и увидел поющего. Это был тот самый паренек, с которым он утром познакомился. Присел рядом и попросил повторить песню. Парень, польщенный вниманием, не заставил упрашивать себя.

— Хорошо поешь, — сказал старик. — А другие песни можешь играть?

— Если подскажете слова и мотив — спою.

— Пойдем в наш барак, найдется гитара, а слова ребята тебе перепишут.

Так новичок прижился на новом месте.

Однообразной чередой шли месяцы. Насупленный взгляд Калугина все чаще останавливался на парне. Все больше нравился он старику: прост, сообразителен, не боится работы, осторожен. А больше всего импонировало Калугину желание парня поскорее выйти на волю и жить на широкую ногу, иметь много денег, машину. Именно это натолкнуло старика на мысль привлечь парня к давно задуманному плану. Была у Калугина отменная приманка, знал, что на нее одессит клюнет, но долго не решался ее выставить. И лишь за несколько дней до того, как должен был истечь срок заключения одессита, старик заговорил о деле.

Морозным утром грелись они у костра на лесной делянке. Неподалеку стучали топоры, повизгивали пилы, изредка доносился пронзительный свист, и тотчас с глухим стоном падало подрубленное дерево. Обычная картина лесоповала. Калугин подбросил в костер охапку хвороста. Огонь на миг сник, а потом взметнулся, выбрасывая каскад искр. Старик потер озябшие руки, вытащил из костра уголек и прикурил сигарету, сделал несколько затяжек, потом передал окурок напарнику.

— Скоро на волю улетишь, — сказал Калугин. — Забудешь нас. Скучно нам будет без тебя. Привыкли к шуткам и песням твоим.

— Не оставаться же мне из-за этого здесь. Найдется другой весельчак. Придет время, и на воле встретимся.

— На это надежды мало. Срок большой мне дали, не поскупились. А я уже стар. Да и по правде говоря, боюсь я отсюда выходить.

— Может, я смогу чем помочь? — нерешительно проговорил парень.

— В этих делах уж никто не поможет. Но есть другое дело. Могу тебя осчастливить: и машину купишь, и денег кучу иметь будешь. Желаешь?

— Батя, графы Монте-Кристо нынче не в моде.

— Брось шуточки. Разговор серьезный. Но сначала должен ты дать мне слово, что попользуешься моим подарком только один раз и выполнишь одно мое поручение.

Теперь парень понял, что разговор действительно серьезный, и сразу насторожился. В его планы не входило еще раз отбывать наказание за нарушение закона, еще меньше ему хотелось подвергать свою жизнь опасности. Он знал: такой человек, как Калугин, не станет просить о пустяковом одолжении. Спросил:

— А это опасно?

— Риска никакого. Но помни: нарушишь слово — от моей мести не спрячешься и на дне морском. Подумай.

Оба молча смотрят на пылающий костер. Потом парень снял рукавицу и протянул руку к огню:

— На огне, на крови могу клятву дать.

Старик медленно отвел его руку от пламени:

— Поверю твоему слову. Побереги руки, они тебе еще пригодятся. Помни: обманешь — сам себя накажешь.

День за днем, как только выпадал удобный момент, старик потихоньку рассказывал о своих делах на воле, о том, сколько денег побывало в его руках. Каждый такой рассказ травил душу бывшего слесаря, ему казалось, что и он сможет вот так же приятно и беззаботно прожигать жизнь. И оттого еще громче звенели струны гитары. И чаще смеялись и плакали «коренные» постояльцы колонии. Здесь он получил кличку «Соловей». Так первым нарек его Калугин после памятного разговора на лесной делянке.

Незадолго до выхода на свободу «Соловья» старик нашел укромное место для последнего разговора. Он объяснил, как нужно делать универсальную отмычку. Показал схему, ход бороздок, размещение пружинок. Заставил заучить размеры каждой детали. Бывший слесарь оказался смышленым и прилежным учеником. Когда Калугин убедился, что урок выучен и «Соловей» сможет сам сделать отмычку, повел речь о другом:

— Есть еще и вторая часть нашего уговора. Не забыл?

— Все исполню, как велите.

— В Эстонии тайник у меня есть, А в нем пять тысяч рублей спрятано и револьвер. Деньги берег для дочери. Да все не было оказии, чтобы ей передать. Теперь ты это сделаешь. Себе возьмешь две тысячи — остальные отвезешь в Кишинев, найдешь Ольгу Калугину, которая в детдоме воспитывалась. В нынешнем году ей восемнадцать исполнится.

— Она знает о вашей судьбе?

— Думаю, что нет. И знать незачем. А ты не вздумай впутать ее в свои дела. Не дай бог пойти ей по родительскому пути. Денежки пригодятся дочке на обзаведение, чтобы не терпела нужды в самостоятельной жизни.

Старик разволновался.

— Скажу тебе о мечте сокровенной. Отбуду срок — поселюсь недалеко от Ольги и буду от души радоваться, что она рядом. А если не прогонит отца, буду возле нее, как пес дворовый.

На глаза старика набежали слезы. Он смахнул их, но заметив, что «Соловей» усмехнулся, тотчас схватил его за горло и зашипел:

— Ты чего смеешься? Смотри, таким сделаю — ни одна больница не отремонтирует. Бью только два раза: один по голове, второй — по крышке гроба. Понял, гаденыш?

Калугин еще ни разу не разговаривал с ним гак грубо. Видимо, дал понять: есть еще силенки, чтобы в случае чего рассчитаться за строптивость. Парень быстро ретировался.

В день выписки из колонии старик проводил «Соловья» до проходной.

— Не обижайся за прежнее, — говорил он. — Должен понимать — тебе первому открыл тайну. Это нелегко.

— Все будет хорошо, старик.

— Коль понадобится крыша в Кишиневе — пойдешь к врачу больницы.

Он назвал фамилию, написал на клочке бумаги домашний адрес и добавил:

— Отбывал он срок здесь. Лекарство какому-то дураку прописал, а тот сразу выпил и окочурился. Доктора и закрыли. Я этого хлюпика два раза из-под падающей сосны выдергивал. От верной смерти уберег. Не догляди я за ним — здесь и остался бы на веки веков. А так он под амнистию попал. Надеюсь, помнит он мое добро. И еще раз прошу — побереги Ольгу.

— За мной — как за каменной стеной.

На том и расстались «медвежатник» Калугин и Василий Соловьев, по кличке «Соловей».

Покинул колонию Василий Соловьев с твердым намерением сразу выполнить просьбу Калугина. А после заняться изготовлением заветной отмычки.

Дорога из Сибири длится не один день. Верхняя полка вагона — отличное место для размышлений. Несколько раз менял он свои планы. Все чаще думал: «Старик неизвестно когда выйдет на волю, а я должен нечестно добытые деньги передавать дочке, которая и пальцем не пошевелила, чтобы их заработать. И могу сказать, что не нашел ни денег, ни дочки. И делу конец». Но, вспоминая угрозы старика, возвращался к реальности. Уже подъезжая к Прибалтике, твердо решил не рисковать.

Без особых хлопот он пробрался на хутор, нашел в полуразрушенном лесном бункере закопанную кастрюлю. Достал пачки красненьких червонцев и рядом с ними завернутый в промасленную тряпку пистолет. Он понял — дело нешуточное. И еще раз решил выполнить обещание, данное Калугину. Но где-то в глубине души теплилась надежда — вдруг дочь Калугина не отыщется. Тогда у него будет полное право стать владельцем всей суммы и расходовать ее по своему усмотрению.

Едва забрезжил рассвет, Василий выбрался из бункера. Он снова посчитал деньги, уложил их в чемоданчик. Осмотрел пистолет. Мелькнула мысль: «А к чему он мне?» Но оставить его в лесу у него просто не хватало сил. Вдруг понадобится.

В тот же день в большом городе он обновил свой гардероб. Отправился на вокзал. Со стороны можно было подумать, что парень получил отпуск и едет на отдых.

Снова путь-дорога. И снова стучит на стыках пассажирский поезд. Он везет «Соловья» на юг. На этот раз Василий позволил себе небольшую роскошь: купил билет в купейный вагон. Попутчики попались неразговорчивые, и он мог вдоволь помечтать: «Старик явно примитивен. Чего ему хотелось? Собрать побольше купюр и вместо былых походов в рестораны купить под конец жизни домик у моря, огородничать, ловить рыбку. Ерунда. Это не для моего возраста. Я еще хочу с шиком пожить. Нужно быстрее отдать калугинской дочке ее долю и приняться за изготовление золотого ключика»…

В Кишиневе Василий без особых трудов нашел Ольгу Калугину. Он пришел в детский дом, где воспитывалась девушка, и попросил директора рассказать о судьбе Ольги.

— Вы кем ей приходитесь? Уж не родственник ли?

— Не родственник, но и не чужой, — ответил уклончиво Василий.

— Где же вы раньше были? Оленька прожила у нас долго, — рассказывала немолодая женщина. — Стала для нас родной. Сейчас я вам альбом покажу. Вот она рядом с воспитательницей сидит. Это на выпускном вечере.

Василий присмотрелся к фотоснимку. Палец директора остановился на девушке с аккуратными белыми косичками.

— Где же она теперь? — нетерпеливо спросил гость.

— Не волнуйтесь. Здесь в городе. После детдома она поступила в профтехучилище. Очень хорошо училась. Недавно ее направили на трикотажную фабрику. Живет в общежитии. Очень скромная и хорошая девочка. Мы ею гордимся. А все же почему вы ею раньше не поинтересовались?

У Василия был готовый ответ:

— Наши родители прежде дружили, а потом потеряли из виду друг друга.

— Вы знали их?

— Смутно помню.

— Будет лучше, если вы не будете говорить с Ольгой подробно о ее родителях. Она считает их совсем другими людьми.

— У меня нет оснований разубеждать ее, — ответил Василий.

Он получил адрес Ольги и очень любезно распрощался с добродушной женщиной.

Суровая по виду вахтерша сидела на крыльце общежития, куда пришел Василий, и быстро вязала. Казалось, что, кроме мотка шерсти, она ничего не видит. Но стоило незнакомцу появиться на пороге, как его сразу остановили.

— Вы к кому?

— Ольгу Калугину надо повидать.

— Посторонним запрещается.

— Ишь, как строго. Раньше даже в женский монастырь пускали.

— А к нам каждому встречному нельзя. Мы ее сюда позовем.

Строгая вахтерша велела проходившей мимо девушке вызвать Ольгу из 505 комнаты. И снова начала перебирать блестящие спицы. Попутно производила кое-какую разведку: выспрашивала, кем гость приходится Ольге, почему раньше не появлялся.

Василий увидел спускающуюся по широкой лестнице девушку. Сразу бросилось в глаза: одета со вкусом. Ладно скроенное платье подчеркивало стройную фигуру, удивительно синели глаза, по плечам рассыпались белокурые волосы. «Хороша», — подумал он. Девушка оглядела вестибюль и подошла к Василию.

— Вы ищете Калугину? Это я.

— Вот не думал, не гадал, что встречу здесь такую красивую девушку, — проговорил он, не сводя глаз с Ольги. — Мне нужно поговорить с вами по очень важному вопросу.

— Я слушаю.

— Разговор важный и не на пять минут. Может, пойдем посидим где-нибудь? Я привез вам привет от вашего отца.

Ольга сразу побледнела. В глазах ее мелькнула тревога и радость.

— Куда же нам пойти? — растерянно спросила она.

— Например, в какой-нибудь ресторан. Поужинаем и я вам расскажу обо всем, — предложил гость.

— Я ни разу не была в ресторане. Это не в моих правилах.

— Ради такого случая можно нарушить правила.

— Ладно, — согласилась Ольга. — Сбегаю скажу подругам, чтоб не ждали меня на репетиции. Давайте отнесу ваш чемоданчик в камеру хранения.

Старая вахтерша крикнула им вслед:

— Ольга, поздно не возвращайся. Дверь не открою.

Как только они устроились за столиком, Ольга спросила:

— Откуда вы приехали?

— Два года был отключен от всех этих благ, — сказал Василий, обводя взглядом зал ресторана. — А теперь снова начинаю вести нормальный образ жизни.

— Где вы встречались с моим отцом? — нетерпеливо спросила Ольга.

Василий отпил глоток вина, а затем сказал:

— Разве это имеет значение! Он жив, здоров. Просил меня выполнить его поручение. Теперь я считаю его приятным. Я должен вручить вам три тысячи рублей.

— Я не нуждаюсь в деньгах. Мне отец нужен.

— Напрасно отказываетесь. Он их заработал с большим риском. Судьба матери вам известна? Отец только чудом остался жив.

— О маме мне говорили в общих чертах. Я догадывалась, что мои родители на какой-то опасной работе. Скоро я смогу увидеть отца?

— Все зависит от обстоятельств. Но полагаю — не скоро.

— Понимаю. Я так истосковалась по родному человеку. Как он выглядит?

— Держится старик и других держит в руках.

Василий задумался. Выпил вина и сказал:

— Хороший человек ваш отец. Мечтает поселиться на морском берегу и развести огород.

— А вы сюда надолго? Можно, я буду с вами встречаться, расскажете мне все, что знаете о маме, об отце. Я так смутно помню родителей, что иногда мне кажется, что их вообще не было.

— Буду рад видеть вас. Не знаю, сколько здесь пробуду. Надо подлечиться и выполнить одно дело. Надеюсь, вы мне поможете? Нужна комната.

Ольга сразу ответила:

— Рядом с больницей живут мои знакомые. Они уезжают работать на Сахалин и сдают квартиру. Пойдемте к ним.

Так Василий еще раз переменил свой план и остался в Кишиневе. На этот раз из-за Ольги. Он влюбился с первого взгляда.

Прошло несколько месяцев. Василий и Ольга часто встречались. И она стала его женой. Сперва ее удивило, что он пошел работать на завод рядовым слесарем. Но он сказал: этого требует дело, и она поверила. Верила она и тому, что как только закончится дело, ради которого он приехал сюда, они уедут и может быть увидятся с Калугиным.

Петр Павлович добрался до колонии теплым летним утром. Начальника предупредили о цели приезда. Инспектора приняли любезно, помогли устроиться. В его распоряжение предоставили все материалы, имеющие отношение к Калугину. По сводкам оперативных работников за время пребывания в колонии Калугин не нарушал распорядка, на работу выходил регулярно.

Вечером инспектор беседовал с начальником колонии, Светлый, добротный костюм ладно сидел на инспекторе. Отутюженная сорочка была чиста как первый снег.

— Вы и впрямь похожи на писателя, — сказал начальник. — Вот что делает с людьми цивилизация, — пошутил он и продолжил: — Сейчас приведут Калугина. Мы его предупредили, что им интересуется писатель. Под столом сигнализация — если кто из нас понадобится, — нажмете кнопку. Желаю успеха.

Он удалился. Через несколько минут конвойный привел Калугина. Он был чисто выбрит. Изменился. Но похож на того человека, чью фотографию инспектор видел в Москве. Старик представился.

— Садитесь, пожалуйста, — сказал инспектор, провожая взглядом уходящего солдата. — Знаете, для чего я вас пригласил?

Калугин кивнул.

— Сигареты на столе. Курите.

Калугин взял сигарету. Сделал глубокую затяжку.

— Хороши болгарские сигареты. А здесь только «Памир». Один курит — четверо кашляют. Так что вас интересует?

— Я собираю материал для книги. Мне посоветовал обратиться к вам полковник Коршунов. Помните его?

— Как же не помнить? Он нас на последнем деле взял. А следствие уж вел другой.

Помолчали, потом старик спросил:

— Роман будете писать? Значит, меня вроде бы в герои хотите произвести.

— Не совсем в герои и не в очень положительные. Сами понимаете.

Он рассчитывал расшевелить собеседника, направить разговор в желаемое русло. Калугин, докурив сигарету, погасил ее об стол и неожиданно зло сказал:

— Никакой ты не писатель. Я тебя в МУРе видел.

Петр Павлович и бровью не повел.

— Ошибаетесь. Я там никогда не бывал. Почему вы так подумали?

— Глаза уж больно цепкие. Смотришь, будто фотографируешь. Так все из вашего брата смотрят.

— Писатель тоже старается рассмотреть и запомнить любопытных людей. Если хотите рассказать о вашей жизни я готов выслушать. Нет — распрощаемся. Найдутся другие.

— А выйдет мне какое от этого облегчение? — спросил Калугин.

— Ничего не могу обещать.

— О моей жизни не один роман можно написать.

Настала очередь инспектора ответить колкостью:

— Но они не войдут в серию «Жизнь замечательных людей».

— Вы правы. В общем невезучий я. Еще на воле приметил: стоит мне надраить штиблеты — обязательно дождь пойдет. Грязные одену — на улице сухо и чисто. Так и жизнь моя пошла: не в жилу. Вот и сейчас: в кои веки удостоился с писателем поговорить, так он на сотрудника МУРа смахивает. Ладно, мне терять нечего. Где наше не пропадало! Да, не везет мне в жизни. Что ни задумаю, все наоборот получается. Хотел честно жить — нашелся гад, который на дело подбил. А полковник Коршунов тут как тут и повязал нас. Вот в таком ключе прошу понимать мой рассказ. Записывайте. Или у вас магнитофончик потайной имеется?

— У меня память лучше записной книжки и магнитофона.

— Вот и хорошо. А я уж многое забывать стал. Сами понимаете — не на курорте.

Калугин закурил. Он наслаждался сигаретой.

— Начну по порядку. Было это еще во времена нэпа. Работал я на небольшом заводе в Ленинграде. Слесарным делом занимался: ключи, отвертки, стамески разные мастерил. Все шло нормально, покуда хозяин не задумал сейф с каким-то секретным замком приобрести. Как-то случилось: захлопнул конторщик дверцу, а ключ внутри остался. Замок сработал автоматически. Ребята на скорую руку разные ключики пилят. Но ничего не берет — замок секретный. Подошел я к этому сундуку железному, осмотрел замочную фигуру и смекнул, что шестеренки там должны быть, как в часовом механизме, а шестеренку эту с места сдвинуть можно, если на зуб нажать. Выточил я быстро отмычку, добрался до шестеренки. Миллиметр за миллиметром прокручивал, и сдвинулась она с места. Сработал механизм, открылась дверца.

Потом приехал представитель фирмы. Поглядел на ключик мой, попробовал открыть им замок свой, и дверца запросто вышла из гнезда. Может, это и случайность. Но представитель потом долго со мной беседовал, приглашал на свою фирму. Я отказался. На прощанье он мне сказал:

— У нас вы можете сделать карьеру и немалые деньги заработать.

Заронил он мне в душу червоточинку. А потом, как назло, все покатилось кубарем. Хозяин обанкротился. Заводик этот прикрыли. Остался я без работы. Трудные пошли времена. Вспомнил я о своем ключике. Усовершенствовал его. Пригодился. Я не злоупотреблял. Только на пропитание добывал. Где кассу почищу, где дверь в квартиру открою.

Он посмотрел на гостя, пытаясь понять, какое впечатление производит рассказ, и продолжал:

— Прошу учесть — я этого никому еще не рассказывал. Познакомился с одной женщиной. Переводчицей работала. Что на французском, на немецком или английском — как пулемет шпарила. Из интеллигенции. Но подходящий для меня человек. Как и я — одинокая. Стали вместе жить. Денег понадобилось больше. Не потому, что Ирина требовала. Просто я не хотел, чтобы такая женщина нуждалась. Стал чаще ключик в ход пускать. Тайно от Ирины. Но она скоро обо всем догадалась. Думал, прогонит. Нет. Даже помогать стала. Вместе на «гастроли» выезжали в маленькие города.

Разоткровенничавшись, старик поведал затем длинную историю своего дальнейшего грехопадения, вплоть до ареста. Инспектор молчал. Он знал, что уголовники от скуки придумывают несусветные легенды, фантазируют. Но Калугин, казалось, говорил правду.

— Позвольте воды попить, совсем горло пересохло, — прервал его размышления охрипший голос старика. — Не привык я столько говорить.

Инспектор наполнил стакан. Старик выпил залпом, спросил:

— Надеюсь, вы не будете злоупотреблять моей доверчивостью?

— Совсем наоборот. Но я хотел бы узнать вашу историю до конца.

— Конец, к сожалению, печальный. После суда отправили нас с женой в разные колонии. Нашего ребенка определили в детдом. Через некоторое время мне официально сообщили, что жена умерла после болезни. Остались мы вдвоем с дочкой на белом свете. Но где дочка, где я?

— В самом деле, где она? — переспросил Петр Павлович.

— Не знаю точно. Говорили, будто после детдома работает где-то в Кишиневе.

…Утром Калугина по просьбе Петра Павловича освободили от работы. Беседа продолжалась.

— Кажется, я вчера много лишнего наболтал? — спросил старик.

— Ничего такого, что может вам повредить, — сказал Петр Павлович. И добавил: — Теперь, наверно, моя очередь рассказывать. Не обижайтесь на небольшую мистификацию. Вчера вы были близки к истине. Я не писатель. Но в самом деле помогаю собирать материал для книги, которую пишет полковник Коршунов. И о вашей судьбе, вероятно, будет в ней упомянуто.

Наступила пауза. Старик явно растерялся. Он смял недокуренную сигарету. Лицо окаменело. Кустистые брови накрыли глаза:

— Опять не повезло. Думал, попал к хорошему человеку, а вы…

Инспектор подхватил:

— А я из угрозыска. Скажу вам откровенно. Меня привело сюда очень сложное и запутанное дело. Вчера я хотел узнать, кто может работать по вашему исключительному методу. В Кишиневе за последний год вскрыто несколько сейфов. Способ в точности похож на ваш. Имейте в виду, что по многим приметам преступнику помогает ваша… дочь.

Калугин вскочил со стула, будто его подбросила невидимая пружина.

— Мерзавец, — гневно проговорил он. — Ведь я его богом молил не впутывать Ольгу. Нарушил и слово и клятву. Теперь я имею право с ним расквитаться.

Старик едва сдерживал глухие рыдания.

— Кому вы передали секрет отмычки? Я могу об этом и сам узнать. Но хочу, чтобы вы мне помогли. Это пойдет на пользу вам и вашей дочери.

— Василию Соловьеву. Он направлялся отсюда в Одессу.

Так инспектор получил приметы и все данные о «Соловье». В тот же день он вылетел в Кишинев.

Ольга была уверена что Василий приехал в Кишинев с каким-то специальным заданием по работе. Ей нравилось, что муж занят важным таинственным делом. Старалась не отвлекать его, чем могла помогала ему, выполняя мелкие поручения. Через два месяца после женитьбы он попросил:

— Оленька, сходи завтра на швейную фабрику. Посмотри, где там кабинет директора, бухгалтерия, касса, далеко ли пост охранника.

— Зачем? И почему сам не идешь?

— Дело там одно у меня. Связано с проверкой финансовой дисциплины. Не хочу, чтобы меня видели преждевременно. А ты представься… ну, например, контролером телефонной станции. Проверишь заодно свои артистические способности.

— Почему этого не делают твои сотрудники?

— У них работы по горло, моя дорогая.

Ольга выполнила поручение мужа. И вскоре Василий отправился на ночную операцию. Через несколько дней по городу поползли слухи о том, что на фабрике очистили кассу. Ольга спросила об этом мужа. Он подтвердил. Сказал, что воры оказались опытными и их не удалось задержать. Просил никому не говорить об этом.

Еще несколько раз уходил на ночные операции Василий. А потом она узнавала, что ограблена очередная касса. Не хотела думать, что это имеет отношение к ее мужу. Но после того, как он послал ее на автобазу отвлекать охранника, она поняла — дело не чистое. Решила поговорить с мужем.

— Василий, ходят слухи об ограблениях касс…

Он отложил в сторону гитару. Внимательно посмотрел на жену и понял, что разговор будет крупным.

— Почему тебя это волнует? Не твое крадут. А тебе волноваться вредно.

— Мне кажется, тебя это тоже должно волновать. Впрочем, я начинаю догадываться, кто ты!

— Пустые переживания. Но если хочешь обо всем знать — изволь. Только поклянись — никому ни слова.

Ольга промолчала. И Василия это вывело из терпения.

— Так слушай! Тебя, глупышку, прежде обманывали. И я тоже. Я — вор. Кассы чистил. Так легче заиметь большие деньги. А работать — это не для меня. Скоро и тебя сниму с фабрики, закатимся на юг. Плохо, что ребенка ждешь, лишняя обуза.

— Мерзавец! — крикнула Ольга и почувствовала, что силы покидают ее.

— В таком случае — твой отец еще больший мерзавец, — рассмеялся он, — Я с ним в одной тюряге сидел. Из одного котелка баланду хлебали. Я только продолжаю его дело. Вот его подарки.

Он вытащил из тумбочки отмычку и пистолет. Ольга испугалась направленного на нее пистолета.

— Мой отец… папа… — прошептала она и потеряла сознание.

То, что рассказал Василий, потрясло Ольгу. Она поняла, в какую трясину ее затянуло. Доверилась вору, грабителю. А ведь в детдоме ее воспитали совсем в ином духе, учили быть доброй и отзывчивой, приносить пользу людям. А этот человек воспользовался ее доверчивостью, чтобы вредить людям. Более того, он сделал ее сообщницей в грязных делах.

В этот же вечер она была доставлена в родильное отделение больницы. Роды были преждевременными. Ольгу долго не могли привести в сознание. Жизнь ее висела на волоске. Врачи делали все возможное, чтобы спасти молодую женщину. Через неделю Ольга пришла в себя, открыла глаза и увидела у постели заплаканное лицо бывшей своей наставницы — директора детдома. К койке приблизился еще один человек. Она его сразу узнала: Вадим. Она считала его своим старшим братом, и он всегда называл ее сестренкой.

Дело пошло на поправку, болезнь отступила. Через несколько дней Ольга обо всем рассказала Вадиму. Он успокоил ее.

— Я приехал за тобой. Поправишься — уедем в другой город. Поступишь в институт и кончится этот кошмарный сон.

— А этот… останется на свободе и будет творить свои дела?

— Не беспокойся, все будет, как надо.

— Вадим, если ты покажешься ему на глаза, он убьет тебя. У него — оружие.

В тот же день начальник управления милиции получил письмо, которое удивило и обрадовало его.

Вернулся из командировки Петр Павлович. Он доложил о проделанной работе. Полковник показал ему письмо, написанное торопливым почерком:

— Вероятно, человек многое знает и ищет справедливости. Надо ему написать: если не виновата — закон на ее стороне. Письмо он получит завтра утром, а вечером пусть придет на беседу, — сказал инспектор.

Полковник одобрительно кивнул. Мнения совпали.

— По рассказу Калугина, преступник обосновался в Одессе. Я послал в областное управление телеграмму с приметами Соловьева и просил начать розыск.

Полковник одобрил и это сообщение.

— По вашим расчетам, этими днями следует ждать гастролера. Его излюбленный интервал между грабежами в два месяца кончился.

— Надо приготовиться к встрече, — сказал инспектор.

— Распорядитесь, чтобы кассиру шестого объекта выдали вместо денег бутафорию. Нужно усилить охрану и наблюдение за другими объектами. Вам в помощь назначены опытные люди. До вечера.

Василий не ожидал, что разговор с Ольгой примет такой оборот. Думал, поплачет, как все женщины, и все останется по-прежнему. Тем более, что она беременна. Но после того, как Ольгу увезла машина скорой помощи, он растерялся, не знал, что предпринять. Бежать — значит сразу вызвать подозрения. А может, Ольга промолчит? Она, ведь, тоже виновата. Он решил переждать. Но где? Вспомнил о враче, которого рекомендовал ему Калугин, как своего знакомого. Утром Василий направился в приемный покой больницы. Нашел калугинского знакомого. Напомнил ему о старике. Попросил:

— Вот нервы сдали, помогите.

— Полечим, — ответил врач, неохотно выписывая направление в палату.

Василий быстро освоился с положением больного. Познакомился с соседями по палате, сделал несколько комплиментов старшей медицинской сестре, которая принесла ему лекарства.

В следующую ночь, когда больные в палате уснули, а потом задремала дежурная медсестра, Василий пробрался в кладовую, нашел чей-то костюм и вышел в сад. Переоделся. Спрятал под скамейкой больничный халат и перемахнул через ограду. Он пошел на операцию, которую давно подготовил. Знал, что сегодня кассир шестой автобазы должен получить большую сумму денег. Думал: если куш будет хорош — уедет в большой город и — поминай как звали.

Ночь темная, безлунная. Самое удобное время. Вот и автобаза. Приблизился к месту, где наметил себе проход. Но что-то подсказывает ему — не торопись, осмотрись, выжди. Василий прилег на теплую землю. И тут ясно услышал, как за оградой приглушенно взвизгнула собака, заскрипел гравий. Василий сообразил: что-то тут неладно. Вмиг поднялся и побежал в темноту. Кто-то крикнул: «Стой!» Побежал быстрее. Ударился об дерево. Почувствовал, в левую руку будто вонзилось раскаленное шило. Завертелся на месте волчком. Выхватил пакет с порошком и высыпал на землю. «Нюхай», — подумал и снова кинулся в спасительную темноту.

…Собака, шедшая по следу, довела проводника до места, где был рассыпан порошок и остановилась. Не могла взять след и другая собака. Василий добрался до больницы и незаметно пролез в сад, переоделся в свой халат, а костюм бросил в канализационный люк. Затем сломал ветку и смазал ее кровью из своей раны. Смело вошел в корпус и разбудил сестру.

— Перевяжите, пожалуйста. Вышел в сад покурить и наткнулся на обломанный куст.

Сестра поверила. Сделала укол, перевязку. И все приговаривала:

— Хорошо, что не в глаз. Вот бы беда была.

Василий ушел в палату. Раненая рука горела. Тревожился: не напали ли на его след. Лишь на рассвете забылся тяжелым сном.

Утром работники всех больниц, медпунктов были опрошены: не обращался ли человек с рваной раной. О том, что улизнувший грабитель получил травму, Петр Павлович знал. Он слышал приглушенный стон после того, как преследуемый наткнулся на дерево, видел кровь на месте, где был рассыпан порошок. Но ночной посетитель будто в воду канул.

Снова неудача! Казалось, все предусмотрели, все было готово для встречи гостя, а он почуял неладное и ушел из-под самого носа. Теперь начинай все сначала.

Инспектор задумался. Вспомнил о вчерашнем письме. Снова перебрал в памяти строчки. Автор — явно честный и к тому же заинтересованный человек. Он придет на почту за ответом рано утром. Нет никакого смысла дожидаться вечера.

До открытия почты оставалось несколько минут. Инспектор наметанным глазом оглядел всех, кто дожидался у входа. Группа молодых людей, видимо, студентов, обсуждала спортивные новости. Свежую газету читал старичок, шевеля рыжими от табака усами. Кто из них ждет важного письма? Кто волнуется? Усатый старик — отпадает. Ему уж влюбляться поздно. Студенты все спокойны.

В этот момент появился коренастый паренек. Он постарался первым протиснуться к окошку, протянул девушке свой паспорт. Девушка порылась в ящике и подала ему конверт, необычный, продолговатый, тот самый, который вчера инспектор лично надписывал и отправил. Парень отошел в сторону, вскрыл конверт, и глаза его побежали по строчкам. Видно было, что он обдумывает каждое слово. Инспектор тронул его за плечо.

— Вадим, мне нужно поговорить с вами.

— Я вас не знаю. Извините, тороплюсь.

Петр Павлович кивнул на конверт, представился.

— Мне нужны Соловьев и Ольга. Дело не терпит отлагательства.

— Василий либо на работе, либо дома. Я не знаю. Ни разу не видел его. А Ольга в больнице.

— Ранена? — испугался инспектор.

— Нет, нет, — успокоил его Вадим. — Если она и ранена, то только душевно.

— Вадим, вы должны проводить меня к Ольге.

…Через полчаса инспектор сидел у постели больной. День за днем перебирала она последний год жизни. Рассказывала все, что знала о Василии.

По вызову инспектора в больницу пришел старик-охранник. В накинутом на плечи белом халате он прошел в палату и прямо с порога направился к Ольге. Узнал ее.

— Здравствуй, доченька, — ласково поздоровался он. — Вижу, беда с тобой приключилась.

Ольга тоже узнала старика, смутилась, покраснела. А потом еле слышно проговорила:

— Виновата я перед вами, дедуся. Очень виновата. Но поверьте — если бы знала для чего послана — сама бы из вашей винтовки выстрелила по этому подлецу.

— Да уж какая твоя вина, — ответил старик. — Надо было мне самому лучше смотреть. Будет мне наука.

Помолчали. Ольга протянула старику руку и сказала:

— Вы уж простите, что так получилось.

— Разве можно на тебя злиться?

Старик отвернулся. Незаметно смахнул набежавшую слезу. Быстро закрутил кверху седые усы и довольно бодро заявил:

— Сменюсь с дежурства — принесу что-нибудь вкусненькое. А теперь мне пора. Крепись, доченька.

Инспектор со стороны наблюдал эту сцену. Все ясно. Формальное опознание состоялось.

Сотрудники, отправленные на мотороремонтный завод сообщили, что Василий Соловьев не является на работу. Дома его тоже не нашли. Петр Павлович расспрашивал Ольгу о знакомых, приятелях Василия, и она вспомнила: «В первый день приезда он просил найти комнату поблизости от больницы, жаловался на язву желудка, но ни разу не лечился. Может, он сейчас в больнице? Только надо быть осторожным с ним. У него — пистолет».

— Как же вы не раскусили его раньше?

— А он мне какое-то удостоверение показал. Я ему верила.

Инспектор попрощался. Обещал навестить, оказать содействие, если возникнет необходимость. Вадим догнал его в коридоре.

— А если он явится сюда. Что мне делать?

— Не волнуйся, Вадим, сюда он не войдет. Наши работники об этом побеспокоятся.

Еще по дороге сюда инспектор прикинул: Ольга слегла недавно, за это время в больницы, наверно, не так уж много людей поступило. Достаточно посмотреть все списки. Но и этого делать не пришлось. Старшая сестра первого же стационара сказала: «Василий Соловьев у нас, вот там его палата». Инспектор в палату не пошел. И сестру попросил хранить пока молчание. Через полчаса в больнице появились два новых санитара. Они безропотно выполняли любое указание сестры. А новый садовник во дворе старательно поливал цветочные клумбы, перебрасываясь шуточками с отдыхающими на свежем воздухе больными.

Это были меры предосторожности, предпринятые Петром Павловичем на всякий случай.

А в управлении планировали, как взять без шума «Соловья». Варианты один за другим отбрасывались: опасно, может повредить больным.

И наконец, начальник управления рассказал о своем плане. Он опасен для сотрудников милиции, но зато всем остальным ничего не угрожает.

…Утром дежурная сестра объявила больным, которые лежали в одной палате с Соловьевым:

— Сегодня Аркадий Борисович передает вас другому врачу. Уезжает наш доктор на специализацию. А вы, мои дорогие, покажитесь как следует новому. Уж он специалист, каких не бывало в нашей больнице. В институте преподает.

Она изрядно торопила нянечек. Они натирали полы, мыли подоконники, перетряхивали постели. Досталось и санитарам. Но к обходу в палате все блестело.

Аркадий Борисович обстоятельно передавал новому врачу своих бывших подопечных. Тот иногда задавал вопросы больным, производил тщательный осмотр. Остановились возле соседа Василия:

— Коллега, мое мнение — этого больного надо перевести в другую палату. Наверху он быстрее поправится.

Аркадий Борисович кивнул головой, соглашаясь. Новый врач направился к койке Василия, но остановился, позвал сестру:

— Голубушка, сбегайте на третий этаж и спросите, есть ли там свободная койка. А я пока другого больного послушаю.

Врач присел у койки Василия. Тому стало не по себе, Боялся — не найдут никакой болезни и выпишут. Доктор бегло посмотрел историю болезни, положил ладонь на лоб Василия.

— Голубчик, да у вас жар! С чего бы это? Сестра, подайте градусник и температурный лист.

Он молча изучал записи. Не проронил ни слова и Аркадий Борисович. А Василия било мелкой дрожью: вдруг обнаружат пистолет. Принесла нелегкая этого. Между тем новый врач обратился к Аркадию Борисовичу:

— Вы пишете — острый невроз. Это у такого молодца? Непонятно, отчего температура. Анализы, рентгеновский снимок делали?

— У нас второй день ремонтируют рентгеновский кабинет.

— Для начала собьем температуру. Я потом еще раз вас посмотрю, Соловьев. Вы, голубчик, не волнуйтесь. Мы вас быстро поправим.

И пошел в другую палату.

К концу обхода на место, освободившееся рядом с Василием, положили нового больного. Врач осмотрел его, потом снова подошел к Василию. Еще раз приложил к его груди стетоскоп. А рука Василия машинально потянулась к тому месту, где лежал пистолет. Врач долго слушал, а потом так задушевно посмотрел в глаза и сказал:

— Сердце надо подлечить. После этого за нервы возьмемся. Но без снимка нельзя.

Василию стало легче. А новый врач уже говорил сестре:

— Вызывайте машину. Василия Соловьева отправьте в институтскую экспресс-лабораторию. Там нужно на четвертый этаж подниматься. Пусть с ним санитары поедут. Они помогут больному.

Через пять минут к порогу корпуса подкатила машина с матовыми стеклами и красным крестом на борту.

Как только машина отъехала, новый врач вернулся в палату. Из-под подушки Соловьева вытащил пистолет.

…Василий не заметил, как оказался между здоровенными санитарами. На каждом повороте они все теснее и теснее прижимались к нему. Но вот машина въехала в какой-то двор, посигналила и остановилась. В руках у санитара оказались наручники. Не успел Василий подумать, откуда тут наручники, как они захлопнулись на его запястьях. Дверь машины отворили. Кто-то крикнул:

— Выходи, «Соловей».

Соловьева вывели. Машина стояла в тюремном дворе. На месте водителя он увидел человека, устало положившего голову на баранку. Это был инспектор Петр Павлович.