О литературе

ЛЮБИМЫЕ КНИГИ БОРИСА СТРУГАЦКОГО

Идея составления этого списка принадлежит не мне. Меня попросили, и я, поразмыслив, согласился. С удовольствием.


«Друзья, которые не умирают».

«Друзья, которые никогда не предают».

«Друзья, которые всегда с тобой».

Книги.


Не все подряд. И даже не самые уважаемые. Вовсе не обязательно те, перед которыми склоняешь голову в почтительном поклоне. Но обязательно — самые любимые. Выдержавшие испытание временем. Прошедшие с тобою через все жизненные перипетии и сохранившиеся на полке — теперь уж навсегда, до самого конца, когда не осталось уже времени все их перечитать еще раз. В пятый. В седьмой. В десятый.

Предлагаемый список совершенно, если угодно — вызывающе, — субъективен. Никаких глубокомысленных обоснований. Никаких ссылок на историческое значение и роль в мировой культуре. Только — любовь, благодарность, память. И откровенное признание: без этих книг я был бы другим. Более того: без них я был бы хуже. На полках моих стоит еще много замечательных и даже великих, с уважением читанных и даже перечитанных, но нет у меня к ним той нежности, той благодарности — за всю жизнь и на всю жизнь.

И строго говоря, это не есть рекомендательный список. Я никому ничего не рекомендую. Просто я предлагаю вниманию читателей те книги, которые особенно люблю сам. Вообще говоря, я в библиотеке держу только те книги, которые прочитал как минимум дважды (за очень редким исключением). Так вот, в списки попали те из них, которые я прочитал не менее трех раз.

Пусть заинтересованный читатель сделает из вышесказанного свои собственные выводы.

A. Адамович «Каратели»

И. Бабель «Одесские рассказы», «Конармия»

Г. Бакланов «Пядь земли», «Мертвые сраму не имут»

Б. Балтер «До свидания, мальчики»

B. Белов «Привычное дело»

A. Бек «Волоколамское шоссе», «Новое назначение»

Г. Белль «Глазами клоуна»

B. Богомолов «В августе сорок четвертого»

Ю. Бондарев «Батальоны просят огня», «Двое»

Р. Брэдбери «451 по Фаренгейту»

М. Булгаков «Театральный роман», «Мастер и Маргарита»

B. Быков «Мертвым не больно»

Веркор «Люди или животные»

И. Во «Пригоршня праха», «Мерзкая плоть»

А. Володин «Осенний марафон»

К. Воннегут «Колыбель для кошки», «Сирены Титана»

К. Гамсун «Пан»

Я. Гашек «Похождения бравого солдата Швейка»

О. Генри «Короли и капуста», большинство рассказов

Н. Гоголь «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Нос», «Портрет», «Записки сумасшедшего»

Д. Голсуорси «Сага о Форсайтах»

М. Горький «В людях»

Д. Гранин «Зубр», «Место для памятника»

И. Грекова «На испытаниях», «За проходной», «Дамский мастер»

Г. Грин «Комедианты», «Наш человек в Гаване»

Дж. Даррелл «Под пологом пьяного леса», «Путь кенгуренка»

Ч. Диккенс «Записки Пиквикского клуба»

C. Диковский «Патриоты», «Комендант Птичьего острова»

Ф. Джексон «…Да поможет мне бог»

Д. К. Джером «Трое в одной лодке», «Как мы писали роман»

А. Доде «Тартарен из Тараскона»

Ю. Домбровский «Хранитель древностей»

Ф. Достоевский «Игрок», «Бесы»

В. Дудинцев «Не хлебом единым»

A. Дюма Трилогия о д'Артаньяне

Ф. Дюрренматт «Авария», «Визит старой дамы», «Обещание»

М. Зощенко Рассказы

B. Иванов «Русь Великая»

И. Ильф, Е. Петров «Двенадцать стульев», «Золотой теленок»

Ф. Искандер «Ночь и день Чика», «Созвездие Козлотура»

В. Каверин «Скандалист, или Вечера на Васильевском острове», «Два капитана»

Л. Кассиль «Кондуит и Швамбрания» (первое издание)

Ф. Кафка «Процесс», «Превращение»

Б. Келлерман «Тоннель»

Р. Киплинг «Книга Джунглей»

У. Коллинз «Лунный камень»

Э. Колдуэлл «Мальчик из Джорджии», большинство рассказов

A. Конан Дойл «Записки о Шерлоке Холмсе», «Сэр Найгель»

Ш. де Костер «Легенда об Уленшпигеле»

B. Конецкий «Соленый лед»

М. Крайтон «Штамм „Андромеда“»

A. Куприн «Поединок», «Гранатовый браслет», «Суламифь»

B. Курочкин «На войне как на войне»

Л. Лагин «Старик Хоттабыч» (первое издание)

М. Ларни «Четвертый позвонок», «Госпожа советница»

М. Лассила «За спичками»

C. Лем «Солярис», «Голос неба», «Записки Ийона Тихого»

М. Лермонтов «Герой нашего времени»

Н. Лесков «Несмертельный Голован», «Леди Макбет Мценского уезда», «Левша»

X. Ли «Убить пересмешника»

Д. Лондон «Майкл, брат Джерри», «Морской волк», рассказы

Н. Льюис «Сицилийский специалист»

Т. Манн «Записки авантюриста Феликса Круля»

Г. Г. Маркес «Осень патриарха»

П. Мериме «Хроники времен Карла IX», «Локис»

И. Меттер «По совести» и другие рассказы

С. Моэм «Дождь» и другие рассказы

В. Набоков «Лолита»

В. Некрасов «В окопах Сталинграда»

Ф. Нибел и Ч. Бейли «Семь дней в мае»

П. Нилин «Жестокость», «Испытательный срок»

Д. Олдридж «Морской орел», «Не хочу, чтобы он умирал»

В. Орлов «Альтист Данилов»

Д. Оруэлл «1984»

Д. О'Хара «Дело Локвудов», «Свидание в Самарре»

Э. А. По «Приключения Артура Гордона Пима», «Черный кот»

Н. Помяловский «Очерки бурсы»

Д. Пристли «Затемнение в Грэтли»

А. Пушкин «Капитанская дочка», «Пиковая дама», «Дубровский»

Ф. Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль»

Э. М. Ремарк «Триумфальная арка», «Три товарища», «Черный обелиск»

А. Рыбаков «Тяжелый песок»

К. Саймак «Заповедник гоблинов», «Все живое»

М. Салтыков-Щедрин «История города Глупова», «Помпадуры и помпадурши»

Д. Свифт «Путешествия Гулливера»

Ю. Семенов «Семнадцать мгновений весны»

Э. Сетон-Томпсон «Королевская аналостанка», «Домино»

Ж. Сименон Практически все романы о Мегрэ

К. Симонов «Живые и мертвые»

А. Солженицын «Один день Ивана Денисовича», «Матренин двор», «Случай на станции Кречетовка», «Архипелаг ГУЛАГ»

Д. Стейнбек «Зима тревоги нашей»

Р. Стивенсон «Потерпевшие кораблекрушение», «Остров сокровищ»

Д. Сэлинджер «Над пропастью во ржи»

М. Твен «Том Сойер», «Гек Финн», «Янки при дворе короля Артура»

А. Толстой «Детство Никиты», «Похождения Невзорова, или Ибикус», «Эмигранты» (ранние издания)

Л. Толстой «Хаджи Мурат», «Война и мир»

Ю. Трифонов «Старик», «Дом на набережной»

Ю. Тынянов «Смерть Вазир-Мухтара», «Подпоручик Киже», «Пушкин»

Т. Уайлдер «Мартовские иды», «Теофил Норт»

Р. П. Уоррен «Вся королевская рать»

Г. Уэллс «Война миров», «Остров доктора Моро», «Человек-невидимка»

А. Фадеев «Разгром»

Г. Фаллада «Волк среди волков»

Л. Фейхтвангер «Иудейская война», «Лисы в винограднике»

Г. Флобер «Саламбо»

У. Фолкнер «Деревушка», «Город», «Особняк»

М. Фрейн «Оловянные солдатики»

М. Фриш «Homo faber»

Э. Хемингуэй «По ком звонит колокол», «Иметь и не иметь», «Фиеста»

Д. Хеллер «Уловка-22»

К. Чапек «Война с саламандрами»

А. Чапыгин «Разин Степан»

Г. К. Честертон «Рассказы о патере Брауне»

A. Чехов Рассказы

Д. Чивер «Буллет-Парк», романы о семействе Уопшотов

Е. Шварц «Дракон», «Голый король»

Г. Шерфиг «Скорпион», «Пропавший чиновник»

B. Шефнер «Сестра печали»

М. Шолохов «Тихий Дон»

И. Шоу «Богач, бедняк», «Молодые львы»

В. Ян «Чингиз-хан»

О ЛИТЕРАТУРЕ
Литературоведение и критика

В одном из Ваших ранних произведений прозвучала такая фраза о назначении книги: «Книга должна будить воображение!» Считаете ли Вы так же и сейчас?

Меломан. Москва, Россия — 22.04.02

Безусловно. Будить воображение и вызывать сопереживание — вот главные назначения любого художественного текста.

К вопросу о литературной критике и НФ.

Анатолий Ним. Россия — 19.11.04

Я к литкритике отношусь, во-первых, сдержанно (а честно говоря — недолюбливаю), а во-вторых, сугубо прагматически. Собственно, любая (за редкими исключениями) критика есть просто способ более или менее многословно, более или менее изящно, более или менее эмоционально сообщить, нравится ли рассматриваемое произведение критику или, наоборот, не нравится. Формулой «нравится — не нравится» полностью исчерпывается содержательная часть 99 % критических статей. Собственно к литературе, к литературному процессу в широком (или узком) смысле слова, критика никакого отношения не имеет. Она, как правило, даже не влияет на тиражи. По сути своей литкритика это самостоятельная и самодовлеющая отрасль литературы, живущая своей жизнью, по своим законам и исключительно для себя. «Хорошая» статья может поднять у разбираемого автора настроение. На пару часов, что уже неплохо. «Плохая» — способна разозлить до такой степени, что автор из чувства противоречия и назло всем критикам соорудит вдруг текст, ни на что прежнее у него не похожий и даже интересный. Вот, на мой взгляд, и все пользы, которые могут быть извлечены из чтения критической литературы. Впрочем, у нее есть свои читатели и любители, как у детектива, скажем, у «женского романа» или порнушки.

Ваш коллега известный писатель Феликс Сорокин считал, что критика занимается нивелировкой литературы и сведением счетов с писателями. Вы согласны с ним? Встречались ли Вам критики, которые под это определение не подходят? Почему, на Ваш взгляд, сложилась такая странная ситуация, когда люди, не писавшие романов, пьес или стихов, считают себя большими специалистами в этом деле?

Александр. Жлобин, Белоруссия — 17.06.03

Настоящий критик (по моим понятиям) должен писать о книгах, как писатель — о людях. Изучать их судьбы, отслеживать связи между ними, улавливать закономерности их «поведения» (воздействия на читателей) и т. д. Такие критики безусловно существуют, но — в меньшинстве. Что естественно: девяносто процентов всего на свете — дерьмо.

Не так давно прочел статью Святослава Логинова, которая называется — «О графах и графоманах, или Почему я не люблю Льва Толстого». В этой статье он показывает Толстого как полного профана с точки зрения стиля, художественности и богатства языка и сюжета. Что для Вас писательский профессионализм? Насколько он важен с Вашей точки зрения? Согласны ли Вы с мнением Логинова?

Артем. New York, USA — 15.06.98

Статью Логинова я читал. Не согласен с ней совершенно. Это тот самый замечательный случай, когда все вроде бы верно, логично и убедительно, но те выводы, которые делает автор, глубоко ошибочны. Главное заблуждение Логинова в том, что он полагает, будто хороший литературный язык это обязательно ПРАВИЛЬНЕЙ, ГРАММАТИЧЕСКИ БЕЗУКОРИЗНЕННЫЙ язык. Это, разумеется, не так. Язык может быть неуклюж и наполнен галлицизмами (как у Льва Толстого), коряв, неправилен и даже неестественен (как у Достоевского), заумен и неудобочитаем (как у Платонова или Велимира Хлебникова) — и при всем при том способен оказывать сильнейшее, иногда необъяснимое, чисто эмоциональное воздействие на читателя. Разумеется, не на всякого читателя, у Логинова неуклюжий язык Толстого вызывает законное раздражение — это право Логинова, но это и беда его, дефект его эмоциональной палитры, как бывает это с человеком, лишенным музыкального слуха, а потому — совершенно равнодушным к музыке, ли — точнее — как с нами, европейцами, совершенно неспособными получать наслаждение от китайской, например, музыки. Вообще, читая Логинова (и Толстого), надо ясно отдавать себе отчет в том, что способность получать наслаждение от текста — дело сугубо субъективное и индивидуальное, а потому все литературные споры осмысленны только тогда, когда имеют целью обмен мнениями, но никак не попытки (совершенно безнадежные) переубедить соперника. В известном смысле не существует плохой и хорошей литературы, существует только литература, которая нравится или не нравится. Каждому — свое. Настоящий Судья у книги один — Его Величество Время, а все прочее — от лукавого. В том смысле (что бы ни говорил Слава Логинов, которого я очень люблю и ценю как профессионала!) с Львом Николаевичем все ОК, не правда ли? Миллионы людей наслаждаются им на протяжении ста пятидесяти лет и еще столько же будут наслаждаться… Кстати, сам Лев Николаевич терпеть не мог Вильяма Шекспира и считал го бездарным и безмозглым шелкоперишкой. (Или что-то вроде ого.) De gustibus non est disputandum.

Вот Вы сравниваете раздражение Логинова с тем чувством, которое испытывает человек, лишенный музыкального слуха. Но разве не наоборот? Человек с хорошим музыкальным слухом сразу слышит неуклюжее исполнение и это его раздражает!

Артём. New York, USA — 17.06.98

Насколько мне помнится, я и слова не говорил о «раздражении». Я имел в виду очень простые вещи: человек, лишенный слуха, не может получить удовольствия от самой прелестной мелодии; человек европейской культуры (как правило) не способен наслаждаться изысканной китайской (скажем) музыкой; меломан классического толка «не слышит» Шостаковича, Прокофьева или Шнитке — он их просто не признает за музыкантов. Точно так же существуют определенные пристрастия, вкусы и субъективные нормы, когда речь заходит о литературе. Логинову не нравится Лев Толстой, и он подробно, обстоятельно и по-своему убедительно обосновывает нам свое неприятие. Льву Толстому очень не нравился Шекспир, мне — тоже, хотя и по другим причинам. Речь идет не о «неуклюжем исполнении», речь идет о самой музыке. Логинов не признает самое «музыку», которую пишет Толстой; Толстой точно так же не считает «музыкой» то, что писал Шекспир, я безусловно признаю «музыку» всех троих вышеупомянутых, но «музыка» Шекспира мне не нравится, я предпочту Логинова и Льва Николаевича. Я могу объяснить, почему мне не нравится Шекспир, но, в отличие от Логинова, я ни за что даже и пытаться не стану серьезно, за пределами застольного трепа, обосновывать свою нелюбовь. Это просто бессмысленно — спорить с судом Времени. И еще более бессмысленно — спорить о вкусах. В известном смысле «восторг пиитический», который испытывает юный читатель Рокамболя, ничем по свойствам-качествам своим не уступает восторгу зрелого читателя, упивающегося Прустом или Гессе. Но есть одно обстоятельство — правда, очень важное: существует сколько угодно почитателей Пруста, в детстве упивавшихся Луи Буссенаром, но не существует совсем людей, вкусивших от Великой Литературы и перешедших вдруг (в здравом уме и трезвой памяти) на низкопробное чтиво. Возможно, это единственное ОБЪЕКТИВНОЕ доказательство существования высокой и низкой литературы.

Вы, конечно, сразу же оговорили, что хотя и не любите Шекспира, но не станете об этом распространяться, кроме как за дружеским столом, однако все-таки — уж больно любопытно. Тем более, что Румата его даже переводил на арканарский, значит, видимо, любил.

Viktor Schneider. Goettingen, Германия — 05.07.98

Помните анекдот: «Гоги, ты любишь помидоры?» — «Кушать — люблю, а так — нет». Так вот, очень похожие у меня отношения с Шекспиром, с той лишь разницей, что «так я его люблю, а читать — нет». То же самое мог бы я сказать относительно множества писателей, как правило — великих, которых я бесконечно уважаю, ценю, благоговею перед которыми, но читать — не могу. Гессе, Пруст, Мильтон, Джойс, почти весь Тургенев, почти весь Томас Манн: они НЕ МОИ, они для меня, словно китайская музыка для европейца. Между прочим, многое для меня в Шекспире пропадает из-за того, что Мастер имел обыкновение писать стихами, — прозаические куски, часто у него попадающиеся, я читаю и перечитываю с наслаждением.

Насчет Толкина. Почему же все-таки Вы не можете читать его книги? Я не могу читать некоторых авторов либо потому, что скучно, либо трудно воспринимать. О Толкине, кажется, такого сказать нельзя. Принципиальное ли это нежелание читать фэнтези, уводящую от реальности, или причина в чем-то другом?

Полуянов Юрий. Тюмень, Россия — 09.04.01

Ничего принципиального! Просто НЕ ИДЕТ Я уже приводил аналогичные примеры, когда автор (у меня) «не идет»: Гессе, Томас Манн, Стендаль, вообще большинство «французов»… Я могу, конечно, их читать, но ценой большого напряжения и без всякого удовольствия (за редким исключением: например, у Томаса Манна очень люблю и много раз перечитывал «Феликса Круля»). Почему это происходит, судить не берусь. По-моему, это как любовь. Бывает ведь: и красавица, и умница, вообще — королева, а ведь не нравится ни в какую и даже неприятна… Почему? Почему мы что-то любим, а что-то терпеть не можем? «Зачем арапа своего младая любит Дездемона, как месяц любит ночи мглу? Затем, что ветру, и орлу, и сердцу девы нет закона!..»

В «Хромой судьбе» описан прибор «Изпитал». Скажите, в чем действительно заключается ценность литературного произведения (простите за тривиальность)? Как Вы относитесь к мнению, что единственная ценность книги — убивать время, доставляя удовольствие, и незачем учиться жизни по книгам?

Юрий. СПб, Россия — 26.04.00

Такая точка зрения на литературу тоже имеет право на существование. Но, согласитесь, она не столько определяет ценность книги, сколько характеризует самого носителя такого мнения. Я, впрочем, с большим скепсисом отношусь также и к определению: «книга — учебник жизни». Человек учится жить, становится самим собой прежде всего под воздействием друзей, родителей, школы, работы, конкретных перипетий… и т. д., и т. п. — литература в этом перечне занимает, может быть, только…надцатое место. (Хотя, разумеется, бывают и исключения, может в жизни отдельного человека встретиться «книга-революция», переворачивающая «естественный» ход биографии, но это — большая редкость.) Никакого единого для всех определения «ценности литературного произведения» не существует и быть не может, как не существует единого понятия о физической красоте человека, или абсолютного представления о счастье, или, наконец, единого представления о вкусной еде. De gustibus non est disputandum — «о вкусах не спорят». А ценность литературного произведения есть понятие сугубо вкусовое. Для меня лично самое ценное в книге — это ее способность вызывать сопереживание судьбам ее героев. Чем сильнее сопереживание, тем ярче книга, тем сильнее впечатление от нее, тем эффективнее ее воздействие на меня.

В повести «Хромая судьба» у Вас прозвучала очень хорошая мысль о том, что литература бывает только хорошая, все остальное следует считать макулатурой. Но что подразумевается под «макулатурой»? Никому не нужные книги, похороненные на пыльных полках библиотек? Сейчас издается огромное количество бульварных изданий — эротика, дамский роман, боевики, фантастика, к сожалению, тоже. Издание такого рода литературы (очень не хочется называть это литературой) выгодно, потому что читают, и читают много (в отличие от классиков). Однако литературная ценность этих книг минимальна. Им не грозит переиздание, но куда отнести эту бульварщину? Литературой это не назовешь, но и макулатурой тоже.

Полуянов Юрий. Тюмень, Россия — 23.02.01

А что, собственно, мешает нам назвать эту бульварщину макулатурой? Согласитесь, это вопрос терминологический. Вы заблуждаетесь, когда полагаете, что признаком макулатуры является отсутствие на нее потребителей. Литературы без потребителей — вообще не существует. Как не существует такой еды, на которую не найдется свой любитель. Проблема деления литературы на достойную этого звания и не достойную есть, увы, вопрос чисто вкусовой. Никто не докажет мне, что какой-нибудь «Пупкин с картинками» есть литература. Но точно так же никто и никогда не докажет поклоннику «Пупкина», что поклоняется он макулатуре. Я уже писал здесь, кажется, что единственным обнадеживающим (в этом море релятивизма) обстоятельством является то, что существует, все-таки, некий определяющий вектор: практически всякий поклонник Гете и Толстого проходит через этап восхищения «Пупкиным», но совершенно не наблюдается картина обратная, — когда ценитель Толстого превращается вдруг в поклонника «Пупкина». Разве что — в силу наступления общего старческого маразма.

По поводу «образованный человек = квалифицированный читатель». Как Вы считаете, умение читать дано каждому или это тоже надо УМЕТЬ? И не каждому дано понять, о чем ведется речь в отдельно взятом произведении? И можно ли считать домохозяйку, читающую бульварные романы, образованным человеком?

Максим Вашкевич. Минск, Белоруссия — 24.07.03

Квалифицированный читатель тот, кто получает высокое наслаждение от самого процесса чтения. Для него чтение книги это всегда череда маленьких (а иногда не таких уж и маленьких) открытий. Книга для него — как для гурмана изысканное блюдо, не еда, а сложный букет наслаждения и вкуса. Не хочу обидеть домохозяек (среди них полно достойнейших людей), но большинство из них не столько перечитывает, сколько читает, потому что книга для них есть лишь источник сюжетной информации и, в какой-то степени, материал для самого простого сопереживания: что книжку прочесть, что с соседкой, с дачи приехавшей, поболтать всласть — примерно одно и то же. В этом смысле искусство чтения может оказаться и природным даром, который не каждому дан. Но это не редкий дар, его легко развить, если попадется вовремя под руку хорошая библиотека и умные друзья.

Часто в Ваших интервью встречаются слова о квалифицированном читателе — о том, который перечитывает. Получается, что и квалифицированный писатель — это тот, которого перечитывают? Как Вы считаете? И может ли писатель влиять на повышение своей «квалификации»?

Ольга. Нижний Новгород, Россия — 25.08.03

Обычный читатель просто читает, снимая верхний слой смысла и сюжета, — с тем же (примерно) чувством и с тем же удовольствием, которое получают от разговора с бывалым человеком и хорошим рассказчиком. Квалифицированный же читатель — наслаждается текстом (и подтекстом), выискивает скрытые смыслы, находя радость и в новом открытии для себя текста и в повторении уже известного (когда радует уже не только ЧТО сказано, но и КАК тоже). Поэтому любовь к перечитыванию верный признак квалифицированного читателя, хотя и несколько формальный, я согласен. К писателю это определение не относится. Просто писатель, которого любят квалифицированные читатели, имеет (по-моему) больше оснований гордиться собой, чем тот, которого жадно проглатывают и откладывают в сторону, навсегда.

Ваше отношение к книгам с продолжениями, т. е. к сериалам. Не кажется ли Вам, что после третьей книжки, как правило, появляется вымученность и некая зажатость? Исключения очень редки. Как Вы думаете, из-за чего это происходит?

Александр Шелудько. Кондрово, Россия — 29.06.03

Я могу опираться только на личный опыт. Каждый раз, когда задумывается и пишется новая вещь, автор стремится (сознательно или бессознательно) выложить по заданной теме ВСЕ, что есть у него в душе и в мыслях. Поэтому, работая с продолжением, он, как правило, сталкивается с нехваткой материала, — он чувствует себя (по отношению к данной теме-идее) как бы «исписавшимся», ему нечего больше сказать и ему неинтересно об этом думать. В этом, я полагаю, основная причина «засушенности» почти всех продолжений. Хотя существуют (как всегда это бывает) и исключения: трилогия Дюма, например. Или «Петр Первый» Толстого. Впрочем, такие исключения только подтверждают правило: значит, все, что знает, думает и чувствует по поводу заданной темы автор, ему не удалось вложить в «первый том».

Как Вы можете объяснить то, что люди, которые Вам неприятны, с которыми бьются Ваши герои, зачастую сами готовы вознести Вас на пьедестал, утверждая, что полдень XXII века начнется лишь тогда, когда вырежут всех «неправильных»?

Юрий Акопов. Таганрог, Россия — 20.06.02

Я давно уже перестал удивляться такого рода «противоречиям». Это происходит потому, что каждому читателю свойственно видеть (любое) литературное произведение своими собственными глазами, и взгляд этот может очень сильно отличаться от авторского. Это ведь, как правило, очень разные люди: читатель и автор. То, что автор полагает в своем произведения главным, может казаться читателю совершенно второстепенным. И наоборот. Например, я долгое время считал Сомса Форсайта фигурой пренеприятной, пока не повзрослел достаточно, чтобы увидеть его объемно и «во всей красе».

Очень часто автор(ы) отмежевываются от поступков своего героя. А где же авторская позиция?! Обидно за героев!!! И где, по-Вашему, вообще проходит эта самая граница, за которой автор(ы) вправе сказать: «Это не мы — это все он!»?

Игорь. Москва, Россия — 10.04.01

Я даже постановки вопроса не понимаю. Но ответить попробую. Практически всегда — автор отдельно, герой отдельно. Эти личности пересекаются крайне редко, — когда автор берет себя в качестве прототипа своего героя или вообще пишет свой «автопортрет». Разумеется, в каждом отдельном случае автор может сочувствовать своему герою, а может, наоборот, относиться к нему с осуждением. Но всегда герой действует в соответствии со СВОИМ характером (а не с характером автора), и в этом смысле автор, естественно, не несет ответственности за своего героя. И не может нести по определению! Как мы можем отвечать за поступки Странника — холодного профессионала, политика, интригана и убийцы, — если сами не только прогрессорами не являемся, но и никогда не смогли бы ими стать, если бы даже захотели? И что это вообще означает: «автор несет ответственность за поступки своего героя»? Как это практически должно выглядеть? Достоевский должен отдать себя в руки правосудия за преступления своего Раскольникова? Не понимаю.

У меня все сильнее создается ощущение, что хорошая русская литература рождается почти исключительно под давлением. Впрочем, это имеет отношение ко всей русской культуре. А как считаете Вы?

Kirill. Днепропетровск, Украина — 22.05.99

Вы имеете в виду политическое давление? Тогда это не верно. Если же подразумевается давление в самом широком смысле слова (недовольство окружающей действительностью, недовольство собой), то это характерно для любой культуры любой страны.

Перестройка: коммерческая литература, коммерческая музыка… По Вашему мнению, изменилась ли пропорция «торговцев псиной» в литературе и в какую сторону (по отношению ко временам СССР)?

Владимир Кузьминых. Пермь, Россия — 10.03.05

По-моему, эта пропорция не меняется ни со временем, ни с изменением общественного строя. Девяносто процентов. В полном соответствии с Законом Старджона. Только раньше торговцы псиной старались угодить в первую очередь начальству, а теперь — угождают массовому литературному вкусу.

Хотелось бы узнать, как Вы относитесь к преподаванию литературы в школе.

Александр. Томск, Россия — 02.07.00

Я уже писал не раз (в том числе, кажется, и здесь тоже), что ЕДИНСТВЕННАЯ задача, которая должна стоять перед преподавателем литературы в школе, это — приучить подростка к чтению, доказать ему, что читать ИНТЕРЕСНО, что это замечательное занятие, дающее, кроме всего прочего, МАССУ УДОВОЛЬСТВИЯ. Если эту задачу решить, все остальное (понимание прочитанного, литературный вкус, умение и желание обсуждать прочитанное) возникнет уже как бы само собою. К сожалению, все наши методики построены по образцам 18-затертого года и ничего, кроме естественного отвращения к книге, у школьника вызвать не способны. Я спас (для себя) Льва Толстого только потому, что успел прочитать «Войну и мир» ДО того, как мы его начали «проходить». А вот Тургенева спасти не удалось, и я до сих пор люблю у него только «Накануне» (успел прочитать ДО), а «Отцы и дети» так у меня и «не пошли» — а ведь в высшей степени достойная книга!

А как Вы относитесь к использованию «ненормативной лексики» в литературе?

Аскар Рахимбердиев. Москва, Россия — 09.12.98

Спокойно. Все хорошо в меру. Легко представить себе ситуацию в художественном произведении, когда ненормативная лексика не вызывает ничего, кроме брезгливого недоумения. И еще легче представить себе ситуацию, когда замена ненормативной лексики на нормативную воспринимается как убогое ханжество и необратимое разрушение достоверности текста.

Что Вы вкладываете в термин «фантастика» как литературное произведение?

Игорь Комлев. Любек, Германия — 07.07.00

Фантастическим я называю любое художественное произведение, автор которого в качестве сюжетообразующего приема использует введение элемента необычайного, невозможного, невероятного.

Я знаю, в последнее время Вы пытаетесь расширить рамки фантастики за счет пограничных жанров. Об этом свидетельствуют вручаемые Вами премии, в частности, Бронзовая улитка. Как Вы относитесь к реализму? Считаете ли Вы, что слияние этих двух жанров (реализма и фантастики) произойдет, и что следует к этому стремиться?

Алексей Мась. Киев, Украина — 26.06.98

Всю свою сознательную жизнь АБС стремились доказать — на практике — что настоящая литература возникает именно на стыке реализма и фантастики. Собственно, доказывать это было смешно — при наличии Уэллса, Кафки, Чапека, Алексея Толстого, Булгакова, Гоголя, По, Свифта, Воннегута, Апдайка и многих, многих других, которые этот тезис доказали самим фактом своего блистательного существования в литературе. Однако в конце 50-х и в начале 60-х сама мысль о существовании реалистической фантастики или фантастического реализма смотрелась дико и была абсолютно недоступна подавляющему большинству практикующих писателей, литкритиков и редакторов. Сейчас положение дел несколько улучшилось — фантастику Кабакова, Пелевина, Маканина принимают на ура, но убеждение в том, что «фантастика отдельно, реализм — отдельно» по-прежнему превалирует. Увы.

Один мой знакомый, увидев, что я читаю фантастику, сказал, что нужно жить реальностью. Интересно знать, что бы Вы ему ответили?

Сергей С. Пермь, Россия — 18.08.00

Я бы сказан ему: «Если под „реальностью“ ты понимаешь окружающий тебя быт и ничего кроме быта, то читать не нужно вовсе. Тогда тебе нужны только справочники, словари и учебники. Если же в понятие реальности включается весь мир вместе с разнообразием мировоззрений, философией, нравственностью, вместе с необходимостью для души „трудиться и день и ночь, и день и ночь“, — тогда без художественной литературы (а также без искусства вообще) никак не обойтись, а фантастика это лишь вид художественной литературы и не более (но и не менее) того».

В своих интервью Вы не раз негативно отзывались о фэнтези и чисто научной фантастике как о тупиковых и исключительно эскапистских направлениях литературы. Но ведь антураж (магический или научный) — это всего лишь антураж, и форма вовсе не определяет содержание книги. Какие, на Ваш взгляд, направления в современной фантастике наиболее перспективны и получат наибольшее развитие в будущем?

Антон Фарб. Житомир, Украина — 28.08.98

Научная фантастика трактует проблемы взаимодействия Человека и Вселенной, в самом широком смысле этих понятий. Эти проблемы интересны и важны, хотя в связи со всеобщим разочарованием в возможностях науки внимание читательской публики к ним сегодня явно пошло на убыль — в сравнении с началом XX века, например. Фэнтези — это современная авторская сказка (в отличие от народной, фольклорной). И НФ и фэнтези имеют свои блистательные достижения и вершины — «Непобедимый» Лема, «Штамм „Андромеда“» Крайтона, сказки Е. Шварца, «31 июля» Пристли, сам Толкиен, наконец. Но в массе своей обе эти разновидности фантастики представляются мне малоинтересными: НФ — утратила свою изначальную свежесть и своеобычность, а фэнтези превратилась фактически в духовный наркотик — средство уйти из реальной жизни в несуществующие и невозможные миры. Будущее, на мой взгляд, за «реалистической фантастикой», описывающей реальный мир, лишь искаженный фантастическим допущением. Эта литература сочетает в себе остроту сюжета, могучую игру воображения и жесткое сцепление с реальностью, без которого, по-моему, художественная литература (то есть рассказ о судьбе человека среди людей) не может существовать по определению.

Вы ответили, что не любите Фэнтези. Есть ли у этой нелюбви какие-то объективные причины или это просто ваши личные вкусы?

Виталий. Астрахань, Россия — 09.02.00

Фэнтези (на 95 %) это типично эскапистская литература — приглашение в несуществующие миры, где можно «забыться и заснуть», «подальше от нашей земли». Для меня же самое ценное, что есть в книге, это именно сцепление с реальностью, злободневность, если угодно, даже — конъюнктурность. «Здесь и сейчас» — вот что самое интересное в литературе, на мой взгляд. Какое мне дело до выдуманных людей, занятых решением выдуманных проблем в мире, который не существует и существовать не может? Впрочем, повторяю, существует некоторый процент фэнтези, которые эту свою отстраненность и вневременность преодолевают, и тогда — книга становится моей (почти весь Евгений Шварц, многое у Пристли и Саймака). В конце концов, фэнтези это же просто «современная» (авторская) сказка. А сказка когда хороша? Когда «сказка — ложь, да в ней намек, добру молодцу урок».

Вы неоднократно говорили, что не любите фэнтези за эскейпизм, уход от проблем «настоящего» мира и «настоящих» людей. Но ведь фэнтези тоже бывает разная. Скажем, «Многорукий бог далайна» Логинова, или «Пещера» и «Ведьмин век» Дяченок. В этих книгах «фэнтезийность» тоже только фон, позволяющий более ярко подать проблему вполне реальную. А с другой стороны, и «чистая» фантастика имеет массу примеров фактического эскейпизма

Андрей Быстрицкий. Quebec, Canada — 16.02.00

Не хотелось бы начинать терминологический спор. По моим понятиям, все названные Вами выше произведения вовсе не являются фэнтези. Фэнтези это сказка, а сказка отличается от прочих фантастических произведений прежде всего тем, что элемент необычайного в ней не требует объяснений, — ни научных, ни даже псевдонаучных. «Чудо» в сказке просто существует, как данность, и никому в голову не придет спрашивать: «А почему Кощей — бессмертный? А что это такое — „ведьма“? А почему Дюймовочка такая маленькая, и как у нее организован обмен веществ при таком-то невыгодном соотношении „объем-поверхность“?» В остальном я с Вами вполне согласен: более чем достаточно существует вполне «реалистичных» фэнтези («Мастер и Маргарита», например — чем не фэнтези?), и, к сожалению, более чем достаточно совершенно эскапистской «жесткой» фантастики — это, как правило, просто плохая фантастика.

В целом современные премии в области фантастики даются справедливо или нынешние призеры их (премий) недостойны?

Пошелюжин А. Барнаул, Россия — 03.09.03

Я не помню ни одного случая, когда премии доставались бы «недостойным». Не САМЫМ достойным — это, на мой взгляд, да, бывало.

Как Вы вообще относитесь к многочисленным литературным премиям? Забава ли это взрослых дяденек или нечто, напоминающее гамбургский счет?

Александр. Жлобин, Белоруссия — 27.03.03

Я считаю, что премий должно быть много и самых разных. Работа у писателей — тяжелая, одинокая, как правило, беспросветная. Кроме того, как известно, «…пораженье от победы ты сам не должен отличать». И как правило, не отличаешь. А тут вдруг — премия. Приз читательских симпатий. Обратная связь с читателем в самой приятной для писателя форме. Какая радость! Какой прилив положительных эмоций! Какой приток энергии и новых сил!.. Нет-нет, я за премии. Пусть их будет много, хороших и разных.

Что делать со всеобщей тотальной девальвацией русского языка? У МЕНЯ ВОЛОСЫ ДЫБОМ ВСТАЮТ от всего этого безграмотного фонтана по FM-радио, телевидению. Вокруг меня — люди с высшим образованием. Они не могут элементарного делового письма написать ПО-РУССКИ. Что уж говорить о настоящем, выразительном, красочном, содержательном, «ядреном» — «ВЕЛИКОМ и могучем». Где он в нашей жизни? Вернется ли он?

Вишин Андрей Юрьевич. Казань, Россия — 07.04.01

Великий и Могучий никуда не делся — вон он стоит на полках, готовый к немедленному употреблению. И полки эти ежегодно пополняются — не успеваешь читать. А то, что народ в массе своей малограмотен и убогоязычен, так он и всегда таким был, не надо делать из этого обстоятельства апокалиптических выводов. Язык — это такая штука… Он НИКОГДА не становится беднее со временем — только БОГАЧЕ. И он всегда в твоем распоряжении, всегда доступен и безотказен, — было бы желание. А что желания маловато, так его всегда было маловато, а во времена Александр Сергеевича так и просто ничтожно мало. Сейчас, по крайней мере, все поголовно грамотные, и на том уже спасибо.

Недавно мне стало известно, что готовится проект реформы русского правописания Орфографической комиссией при Отделении литературы и языка Академии наук, который после принятия примет силу закона. Не могли бы Вы, пользуясь Вашим несомненным авторитетом, как-то повлиять на этот ужасный процесс с целью его остановки? Ведь бюрократы от образования способны вовсе разрушить несчастные остатки того, что имелось в нашей стране!

Алексей Попович. Россия — 26.06.01

Если эта реформа состоится, она будет не то вторая, не то даже третья реформа орфографии, которую доведется мне пережить. Как видите, ничего страшного со мной (и моими одногодками) не случилось. Правда, в результате я, человек, скорее, грамотный, окончательно запутался, как надо писать «панцирь» и «цирюльник», а также всякие «повидимому-попрежнему», но в остальном — все обошлось вполне благополучно. Привыкли же наши отцы-матери (ваши деды-прадеды) обходиться без ятя в слове «бес» и без ера на конце слова «министр». Хотя, по слухам, Блок тогда ужасно возмущался: как можно писать «лес» без ятя? Это уже не лес получается на бумаге, а черт те что. (Разумеется, он выражал эту свою мысль гораздо изящнее и сильнее.) Так что не будем паниковать. Я подозреваю, что и надвигающаяся реформа ничего существенного в культуре нашей не изменит. Пройдет десяток лет, и чудовищное буквосочетание «брошура» (за которое в мое время можно было немедленно схлопотать пару по русскому) станет таким же привычным и обычным, как слово «нового» (вместо изысканного «новаго» позапрошлого века). Главное, чтобы в новых правилах было как можно меньше исключений, и они были бы по возможности просты — и тогда все школяры следующего поколения восславят реформаторов в своих молитвах.

Советы молодым авторам

Какой жанр в литературе, по Вашему мнению, наиболее перспективен сегодня для начинающего писателя? Фантастика ли?

Сергей Палий. Самара, Россия — 25.12.99

А какую цель преследует этот «начинающий»? Если «срубить капусту по-быстрому», то лучше всего «дамский роман» или детектив с эротическими сценами. Если же он хочет «выразить себя» самым эффективным образом, то тут все как и прежде, как было всегда, как всегда будет: ищи в себе искру божью и не дай ей погаснуть, а уж какой у тебя при этом образуется жанр — дело десятое.

Писателем рождаются или становятся, и в чем же заключается талант?

Владимир. Владивосток, Россия — 18.08.00

Писателем вообще-то скорее становятся. Нос «божьей искрой» все-таки надобно родиться. Как есть на свете люди (сколько угодно людей), которые не способны стать приличными спортсменами, точно также существуют потенциальные «неписатели», которым «бог не дал» — из таких не получается ничего — в лучшем случае, или безнадежные графоманы — в худшем.

Как по-вашему: начинающий писатель должен быть заранее уверен в своих силах и иметь приличное самомнение или же наоборот — быть как бы поскромнее?

Максим. Москва, Россия — 24.06.00

Писатель должен быть терпелив, трудолюбив и самоотвержен. Самое главное: он должен быть талантлив. Все прочее — вторично и несущественно.

Как отличить писателя от графомана? Как понять, что ты писатель, а не графоман? Писать как можно больше в надежде на качественный рывок?

Семен Платонов. Донецк, Украина — 20.09.03

Грань между графоманом и (плохим) писателем очень зыбка и неопределенна. Важнейшие признаки графомана: ему очень нравится все то, что он делает, и он получает огромное удовольствие от самого процесса писания. Такое случается, конечно, и с настоящими писателями, но у них это — редкость, исключительное состояние, а у графомана — постоянный признак. Что же касается оценки текста, то это дело еще более неоднозначное и неопределенное. Строго говоря, главным судьей качества литературы выступает история: если текст находит своего (достаточно многочисленного) читателя и через 100 лет, значит это литература. Если нет, — ничего не значит. Просто это «не гениально», но, вполне может быть, хорошо или даже отлично — для своего времени (но не для будущего). Так что практически «ты сам свой высший суд» — ты (автор), твои друзья и любой читатель, суждения которого о литературе ты уважаешь. Очень расплывчатые критерии, согласен, но других-то нет!

Есть желание заняться творчеством, но страшно, что бы Вы посоветовали?

Алексей. Россия — 21.12.03

Преодолеть страх и попробовать. «Лучший способ преодолеть искушение — это поддаться ему».

Я хочу писать. Совсем не обязательно фантастику. У меня, по отзывам знакомых, хороший язык. В голове вертятся несколько сюжетных задумок. Но вот когда я сажусь перед монитором — я не могу «выжать» из себя ни строчки. Как же начать?

Денис Михайлов. Москва, Россия — 31.05.05

Это — самое трудное. Тут главное, — преодолеть первые полторы страницы. Потом пойдет заметно легче. А вообще есть даже специальный термин: «ужас перед чистым листом бумаги». Многие делают так: пишут все, что в голову взбредет, любую чушь, не контролируя себя. А потом, когда дело пойдет на лад, первые страницы отправляют в корзину.

Не поздно ли пытаться стать «молодым автором» в моем возрасте (мне сейчас 31 год)?

Денис Михайлов. Москва, Россия — 31.05.05

Это — как стать отцом: если есть здоровье и желание, — не поздно.

Может быть, стоит попробовать найти соавтора?

Денис Михайлов. Москва, Россия — 31.05.05

Попробуйте. Затея, не хуже любой другой. Но ужас перед чистым листом при этом никуда не исчезнет. Просто испытывать его вы будете вдвоем.

Может быть, у меня одна из форм графомании?

Денис Михайлов. Москва, Россия — 31.05.05

Не исключено. Но пока не попробуете, нипочем не узнаете.

Что, по-вашему, важнее в произведении: «интересный» язык произведения или оригинальная проблематика?

Игорь. Красноярск, Россия — 08.03.03

Это все равно что спрашивать: что в золотом червонце важнее — аверс или реверс? А в воде — кислород или водород? Произведение есть ЕДИНСТВО формы и содержания. Сплав. Химическое соединение. Если повредишь коленку, не нога будет хромать — человек будет хромать. Если хромает форма, — произведение хромает. То же и с содержанием. На какую ногу лучше хромать — на левую или на правую?

Существует ли у Вас технология генерации ИДЕИ, из которой впоследствии можно создать интересное произведение? И если таковая технология есть, может, приоткроете парочку секретов?

Александр. Электросталь, Россия — 24.09.03

Нет у меня такой технологии, и никогда не было. Думать, думать, думать, обговаривать придуманное, снова думать, перебирать сюжеты, снова, снова и снова… И в конце концов, обязательно что-нибудь выскочит из небытия. Во всяком случае, так было раньше, на протяжении 50 лет.

Стоит, по-Вашему, мучиться над названием произведения?

Игорь Галицкий. Красноярск, Россия — 17.09.05

«Мучиться» надо над тем, что мучает. Не удовлетворяет вас название — мучьтесь над названием. Удовлетворяет — ну и ладненько.

Не кажется ли Вам, что иногда автору произведения следует пожертвовать толикой излишнего динамизма, грубо говоря, сделать произведение чуть менее захватывающим, чтобы дать читателю «остановиться и осмотреться», «поймать мысль»?

Дмитрий. Москва, Россия — 15.08.00

Это вопрос вкуса. Главное, что остается после прочтения. Если остается заряд мыслей — отлично, если только эмоциональный заряд — тоже недурно. Плохо, если ничего не остается. Автор должен ОШАРАШИТЬ читателя. А какими средствами он этого достиг — его дело.

Как по-Вашему, насколько оправдан, и, кстати, насколько избит прием, когда повествование ведется попеременно то от третьего, то от первого лица?

Антон. Питер, Россия — 11.02.01

Этот прием вполне оправдан и, разумеется, не нов. Но говорить о его «избитости» мне кажется несколько странным. Можно ли считать избитым употребление местоимения «он»? Или существительного «потолок»? Или глагола «сказать»?

Не могли бы Вы, как один из лучших писателей нашего времени, дать советы всем начинающим писателям в плане тренировки хорошего стиля?

Максим Поляков. Москва, Россия — 05.03.01

Откровенно говоря, есть только два приема совершенствования стиля (if any). Первое: читать много книг хороших стилистов (стиль коих вам нравится). Второе: много писать, варьируя разные манеры и каждый раз стараясь написать по-новому. Ничего третьего я придумать не в силах. В «полезные статьи и книги» я не верю сам и Вам не советую.

Посоветуйте, как научиться писать таким образом, чтобы потом не было противно самому читать свои же произведения.

Артем. Россия — 13.03.01

Есть только один способ — «метод проб и ошибок». Писать много, писать часто и все тексты доводить до конца. Не нравится собственная манера — подражайте тому, кто Вам нравится. Не бойтесь подражать: если толк из Вас вообще выйдет, то со временем налет подражательности исчезнет и останетесь Вы, в чистом виде.

Каково Ваше отношение к плагиату, не к явному, грубому, а мягкому, с легкой, например, схожестью сюжетных линий, с типажом героев и т. д. И почему существует такое известное, уже заранее негативное мнение о писателях, якобы повторяющих что-то ранее уже написанное.

Сергей Пугачев. Muelheim a. d. Ruhr, Deutschland —11.07.00

Вы так формулируете вопрос, что говорить уже следует, наверное, не о плагиате, а о «подражании», «следовании канонам», «творческом использовании стилистических приемов» и т. д. Тут масса градаций, причем в большинстве случаев ничего дурного не происходит. Особенно если речь идет о писателе молодом и о первых его опусах. В конце концов, великий Гоголь подражал каким-то бледным немецким романтикам, Хемингуэй — ныне забытой Гертруде Стайн, а первые рассказы Уэллса — калька с Жюля Верна. У настоящего писателя это обязательно проходит со временем и никогда более не возвращается. Поэтому я определил бы собственно плагиат, как буквальное переписывание чужого текста. Все прочее — вполне простительно, а зачастую даже — полезно.

Где-то я читал о каком-то особом литературном приеме, который использовал Хемингуэй. И Вы, кажется, в одном интервью говорили, что на примере одной из его книг (По ком звонит колокол?) учились этому приему. Прием айсберга?..

Антон. Питер, Россия — 28.03.01

«Теория айсберга» — это довольно простая вещь. В одной из своих статей Хемингуэй сформулировал эту теорию примерно так. Никогда не надо описывать всё, что ты знаешь по поводу происходящего в романе. Сам ты, разумеется, должен знать ВСЁ, но читатель из этого должен видеть лишь небольшую часть, самую только верхушку айсберга («девять десятых айсберга скрыты под водой»), и по этой верхушке почувствовать и понять все, что осталось от него, читателя, скрыто. Это один из основных литературных принципов Хема: недоговоренность, недосказанность, уход в подтекст. Никогда не надо подробно объяснять и разжевывать читателю всё, что касается переживаний и чувств героев: недосказанность производит гораздо большее впечатление, нежели самые подробные описания и разъяснения. В качестве иллюстрации рекомендую Вам прочитать (или перечитать) рассказы «Белые слоны» и «Трехдневная непогода».

Какие три полезных и какие три вредных совета Вы могли бы дать начинающему писателю?

Евгений. Кемпендяй, Россия — 11.02.01

Не мудрствуя лукаво, просто процитирую собственные «Комментарии к пройденному»:

НАДО БЫТЬ ОПТИМИСТОМ. Как бы ПЛОХО ни написали вы свою повесть, у нее обязательно найдутся читатели — многие тысячи читателей, которые сочтут эту повесть без малого шедевром.

В то же время НАДО БЫТЬ СКЕПТИКОМ. Как бы ХОРОШО вы ни написали свою повесть, обязательно найдутся читатели, многие тысячи читателей, которые будут искренне полагать, что у вас получилось сущее барахло.

И, наконец, НАДО БЫТЬ ПРОСТО РЕАЛИСТОМ. Как бы ХОРОШО, как бы ПЛОХО ни написали вы вашу повесть, всегда обнаружатся миллионы людей, которые останутся к ней совершенно равнодушны, им будет попросту безразлично — написали вы ее или даже не начинали вовсе.

Три вредные совета получаются обыкновенной инверсией полезных.

В одной из Ваших статей я прочитал следующее: «Да мне просто нравится возиться с молодыми ребятами. Многие из них талантливы, и хотя я прекрасно понимаю, что научить писать никого нельзя, но помочь чем-то хочется, хотя бы избавить от повторения самых традиционных ошибок». Не могли бы Вы дать, хоть и неполный, перечень этих традиционных ошибок?

Максим Вашкевич. Россия — 29.06.03

Боюсь, Вы будете разочарованы. Это все — довольно банальные вещи. Например, не надо начинать литературную работу с романов. Начинайте с рассказов. Не стремитесь наворачивать фантастику на фантастику. В произведении желательно всего одно фантастическое допущение — все остальное должно быть абсолютно реалистично. Пишите только о том, что хорошо знаете, или о том, чего не знает никто… И так далее.

Как продвинуть свою рукопись к издателю — к читателю? Не могли бы Вы коротко изложить порядок действий писателя, имеющего рукопись на руках.

Александр. Гродно, Беларусь — 08.02.00

Прежде всего — размножьте рукопись. На руках надо всегда иметь минимум один (исходный) экземпляр. Лучше — два, на всякий случай. Если в Вашем городе есть журнал или издательство, выпускающие фантастику, пойдите туда и отнесите один экземпляр рукописи (обязательно ПЕРВЫЙ, если Вы размножаете текст на машинке). Отдайте рукопись ответственному секретарю или просто секретарю редакции вместе со своими данными (адрес, ФИО, телефон). Секретарь скажет Вам, сколько времени надо ждать ответа. Дальше все зависит от Вашей удачи (в первую очередь) и от Вашего таланта (во вторую).

Аналогично можно действовать, посылая свои рукописи в журналы и издательства в других городах (обязательно заказной бандеролью и с уведомлением о вручении).

Самый эффективный путь — действовать через знакомых писателей или издателей, да только где их взять начинающему?

Кому, как не Вам, знать, что для стимула любого писателя необходимо простое решение — поддержать его и, быть может, напечатать. В этом случае появится стимул к работе. А получается напротив — многие таланты у нас попросту закапываются в землю, без права на прорастание. Получается, что некоторые правы, говоря, что Россия — кладбище талантов. Так будет ли когда-нибудь видна окраина этого сумрачного кладбища или?..

Павел Гросс. Ленинград, Россия — 22.05.00

Вы знаете, нет, это не так. Я варюсь в литературном котле вот уже 45 лет, и что-то не припомню ни одного случая, чтобы действительно талантливый человек не пробился бы в печать. НИ ОДНОГО. Даже в страшненькие 70-е, когда шансы бездарного конъюнктурщика были в 10–20 раз выше, чем шансы человека со вкусом и талантом. Талантливому было невероятно трудно, он мучался, проклинал судьбу, проклинал чиновников от литературы (как сейчас проклинают толстосумов-коммерсантов), но продолжал писать и — рано или поздно — выбивался «в люди». Просто кроме таланта писатель должен обладать еще и нечеловеческим упорством и терпением, а если этими качествами он не обладает, то не писатель он, а слабак, и нечего ему было браться за перо. Писать — трудно, пробиваться в печать — еще труднее, но кто тебе сказал, что будет легко? «В поте лица своего будешь есть хлеб свой» — это не только про пахарей сказано было.

Насколько велик посыл «издаваться любой ценой»?

Лев. Москва, Россия — 31.05.05

Ну, насколько я понимаю, у разных авторов это было по-разному. У некоторых (многих и многих) этот посыл вообще превалировал. Как правило, правда, это были люди бесталанные. Талантливые же зачастую исповедовали известный принцип: «продаваться надо легко и дорого».

О прочитанных книгах — хороших и разных

При всем уважении к Вам, неужели Вы действительно считаете, что «…добрая дюжина произведений АБС просуществует в читательском обороте еще лет десять, никак не больше. Остальные — вымрут естественной смертью в самом начале 21-го века. В 20-х годах об АБС будут знать и помнить только истинные знатоки и ценители фантастики»?!

Ярослав. Владимир, Россия — 07.09.04

А спорить с Вами — не буду. Мы в неравных условиях. Вы сможете узнать, кто из нас прав (через 20 лет), а я — увы… На моей стороне — опыт. На Вашей — молодость. Я ЗНАЮ, как Время сокрушает идолов (где непревзойденные в начале века — того века! — Луи Жаколио, Жюль Берн, Луи Буссенар, Уэллс, Конан-Дойл, Кэрвуд, Джек Лондон? Кто их читает? Кто их ПОМНИТ сейчас?!). А Вам все кажется, что есть идолы, времени неподвластные. (Стоят же пирамиды?) Нет таких идолов. Есть памятники (Шекспир, Пушкин, Толстой…). Но они так редки! Да и они стоят лишь постольку, поскольку их «проходят» в школе. Перестаньте «проходить» — и через два поколения — рушится памятник. Кто сейчас в России читает Гомера? Данте? Платона? Платонова — и того практически забыли.

Что Вы думаете о творчестве Достоевского? Я о нем встречала диаметрально противоположные мнения: начиная с того, что он был святым и кончая тем, что он был сумасшедшим извращенцем. Интересно, а Вы какого мнения придерживаетесь?

Мельникова Елена. Москва, Россия — 23.06.05

Достоевский был Великим человеком и Гением. Это значит, что он был и святым, и грешником, и даже сумасшедшим извращенцем одновременно. Отсюда его великое знание человеческой сущности, умение проникать в самые недра человеческой психики, умение БЫТЬ любым из его собственных героев. Читать его трудно, иногда просто мучительно трудно, но не читать — нельзя. Человек, не читавший Достоевского, мало что знает о людях, о всем роде человеческом, даже если сам прожил трудную, сложную и разнообразную жизнь. Нельзя, конечно, сказать, что Достоевский сказал о жизни ВСЕ, но он сказал о ней, по-моему, все самое главное — на много-много лет вперед.

Кто Ваши любимые поэты?

Виктор Букин. Мурманск, Россия — 23.09.98

Когда-то я очень любил Гумилева и Киплинга. Теперь перечитываю стихи редко, главным образом — Пушкина. Впрочем, и у Александр-Сергеича предпочитаю, все-таки, прозу.

Разделяете ли Вы точку зрения, что Россия потеряла в лице Пушкина гениального прозаика, который, не случись ранней смерти, мог бы повернуть течение отечественной прозы в другое русло. Каковы на Ваш взгляд достоинства пушкинской прозы? Как Вы относитесь к его эпистолярному наследию?

Алексей. Хабаровск, Россия — 09.04.01

Я с Вами согласен абсолютно: Пушкин — прозаик гениальный, уникальный, создавший, по сути, прозу 19-го века — предтеча и Лермонтова, и Гоголя, и Тургенева, и Чехова, в конце концов. Повести его я перечитываю регулярно и каждый раз наслаждаюсь ими по-новому. Письма перечитываю тоже, но значительно реже и, как правило, по делу. Не люблю читать чужие письма.

Как Вы относитесь к антисемитизму Гоголя и Достоевского?

Рома. Киев, Украина — 31.05.04

Также примерно, как к алкоголизму Есенина, бретерству Пушкина, картежничеству Некрасова… Бытовые, «житейские» дефекты, которые могли бы быть (и зачастую становятся) определяющими у человека обыкновенного, но воспринимаются не более чем досадные «соринки в глазу», когда речь идет о человеке великом. Как говорится: «Но любим и ценим мы их не за это». Ведь антисемитизм это что-то, вроде нравственных прыщей, — противно, но, как правило, не опасно.

Как давно Вы перечитывали А. Толстого? Я недавно перечитал. Никак не мог понять, что находил в нем раньше? Последняя часть «Хождения по мукам» — контрольный выстрел.

Юрий. Аннаба, Алжир — 15.03.99

В «Хождении» надо читать только первые две части, причем желательно в ранних изданиях — до начала 30-х годов. В «Петре» — то же самое. Вообще не следует читать никакие книги А. Толстого, изданные после войны. К этому времени он полностью скурвился позволял себе уродовать ранние тексты в угоду моменту и самым безобразным способом.

Вы говорили, что разочаровались в творчестве А. Грина. Не могли бы Вы развить эту тему? Что именно заставило разочароваться, и почему раньше этого разочарования не было?

andry. СПб, Россия — 15.10.03

Грин — это все-таки автор романтический. Что само по себе, между прочим, удивительно, если учитывать, какую тяжелую и горькую жизнь он прожил. Впрочем, может быть, он как раз спасался от тягот своей жизни на улицах Лисса и в бухтах Зурбагана. Пока меня тянуло к романтике, я Грина любил, но с возрастом, когда я научился помаленьку находить свою сумрачную прелесть в каменных джунглях реализма, когда главным для меня стала достоверность текста, Грин сделался в моем представлении излишне легким, простоватым, слишком уж далеким от реальности. Процесс вполне распространенный — возрастная смена литературных кусов. В 40 уже не видишь прелести литературы, предназначенной для тинейджеров, а в 60 — вообще ничего, кроме, «фактической» литературы читать не тянет.

Расскажите, пожалуйста, в чем, на Ваш взгляд, состоят достоинства и недостатки Трилогии о д'Артаньяне Дюма? Почему она Вам нравится? Почему нравилась раньше? Изменилось ли Ваше мнение о ней за последние десять, двадцать, сорок лет? Как часто менялось мнение? Ну, не обязательно это, а вообще любые Ваши мысли об этой вещи?

Владимир Романовский. Нью-Йорк, США — 18.07.01

Трилогия Дюма — одна из самых любимых моих книг. Достоинства ее очевидны, я подчеркну только, что для меня это — прежде всего роман о друзьях и дружбе, равного которому в мировой литературе поискать. О любви вот написано много и сильно, о смерти, об одиночестве… А вот о дружбе? «Три товарища» Ремарка, и все, пожалуй. Больше ничего в голову не приходит из классики. Да вот еще и трилогия Дюма-пера. Что касается недостатков, то они чудовищны: безудержное чисто французское словоблудие — прежде всего. Чего стоит только вся история любовных приключений молодого Людовика вперемежку с интригами, интрижками и прочей разменной дребеденью придворного бытия. Бр-р-р! Впрочем, при перечитывании всю эту лабуду можно пропускать. Что я обычно и делаю. Говорят, что трилогия не избежала судьбы многих и многих романов Дюма, которые он отдавал на поток и разграбление своим «белым рабам». Очень похоже. Причем, сильнее всего это видно в последней книге («Десять лет спустя»). Но зато какова концовка! За эти последние слова д'Артаньяна («Атос, Портос, до скорой встречи. Арамис, прощай навсегда!») можно простить автору все. И я прощаю. С нежностью и восхищением.

«М&М» (Мастер и Маргарита) — одно из Ваших любимых произведений. Было бы интересно знать, как Вы трактуете это произведение? Что для Вас самое ценное в нем? И какая, по-Вашему, его главная идея.

Вашкевич Максим. Минск, Беларусия — 15.10.03

Ни за что не взялся бы определять «главную идею» МиМ! Это — история о творчестве, любви и судьбе добра в мире злой силы и бездарности. И еще о многом. Не менее важном.

В нескольких ваших книгах упоминалось имя Хемингуэя. Скажите, а повлияли ли его книги на ваше мировоззрение? Его «трагический стоицизм» и т. д.

Илья. Благовещенск, Россия — 09.01.00

Хемингуэй оказал на наше творчество самое решительное влияние. Он учил нас лаконизму, благодаря ему мы поняли, какую огромную роль играет в художественной литературе подтекст, «недосказанное». Помните его «теорию верхушки айсберга»? Что же касается «трагического стоицизма» и вообще его отношения к жизни, как к «балансированию на краю», то это нас, разумеется, впечатляло поначалу, но с годами восторги наши по этому поводу в значительной мере поутихли. Хэм был замечательным художником, но ни мыслителем, ни, тем более, «учителем жизни» он отнюдь не был. Да и не стремился он к этому никогда. Он был безусловно одним из величайших индивидуалистов XX века и способен был вызвать — да! — уважение, но никак не преклонение.

Как Вы относитесь к творчеству Джека Лондона? И какое произведение считаете наиболее удачным у этого писателя?

Горбунов Сергей. Санкт-Петербург, Россия — 17.06.00

Замечательный писатель! Лет 20–30 назад я считал его среди любимейших. Из романов чаще всего перечитывал «Майкл, брат Джерри» и «Бунт на „Эльсиноре“» (хотя явный расистский душок и раздражал меня, помнится). Но лучше всего у него, конечно, были рассказы — и «северные», и «южные». Они, по-моему, и сегодня читаются, как новые, с иголочки — не скажешь, что им без малого 100 лет.

Солженицын «Архипелаг Гулаг». Когда Вы ее впервые прочли и какое впечатление она произвела?

Пачкова Наталия. Алчевск, Украина — 17.06.05

Будто весь мир обрушился. Невозможно было знать все это, — и жить как прежде.

Как бы вы могли охарактеризовать современный этап в развитии русской литературы; например, как вы относитесь к творчеству Набокова, Довлатова и Пелевина (и относите ли первого вообще к русской литературе)?

Дмитрий. Хайфа, Израиль — 20.09.00

Набоков — замечательный писатель, безусловно глубоко и по-настоящему русский (даром что всю жизнь прожил вне России). Довлатов — вообще явление в нашей литературе уникальное. По чистоте и прозрачности языка, по умению строить сюжет буквально из ничего, по способности своей увлечь, развлечь и вообще покорить читателя у него почти нет равных в современной литературе. А Пелевин… Он очень талантлив, хорошо работающее воображение, тонкое чувство языка и современности. Философия его мне чужда, вот что. Эти унылые идеи о том, что мир кем-то придуман или, хуже того, мира вообще нет, а есть некие вариации Пустоты, берклеанство это доморощенное пополам с дзен-буддизмом…

Нет, это не для меня. А вот «Генерация П» — это хорошо. Это про нас. Что и тр.

Знакомы ли Вы с творчеством Пелевина, и если да, то как Вы к нему относитесь?

Vlad. СПб, Россия — 28.08.98

Знаком. Считаю его одним из интереснейших писателей новой России. Правда, больше всего мне нравится ранний его роман «Омон Ра» и некоторые рассказы. Более поздние вещи — не мои. Они, в общем, оставили меня равнодушным, хотя написаны — чисто стилистически — безукоризненно.

Насколько, на Ваш взгляд, сопоставимы достижения современных лидеров мейнстрима с лидерами российской фантастики и что более матери-истории ценно: «Зона справедливости» Лукина или «Андеграунд» Маканина, «Гравилет» Рыбакова или «Упраздненный театр» Окуджавы (примеры беру первые пришедшие на ум)? Насколько справедливо, что современная критика упорно игнорирует достижение фантастов «четвертой волны»? Или эти достижения весьма относительны?

Александр. Жлобин, Белоруссия — 25.08.03

Это — старая проблема. Я размышляю на эту тему уже лет пятьдесят. Меняются имена литераторов и литкритиков, а суть остается прежней. Видимо, фантастика обладает-таки некоей особой спецификой, которая побуждает читателя, воспитанного на мейнстриме (а это и есть типичный литературный критик) делить литературу на «прозу и фантастику». Причем под «фантастикой», как правило, понимается фантастика плохая и только плохая, а про хорошую принято говорить: «Ну какая же это фантастика! Это — литература». Господь с ними со всеми. Какая мне разница: арбуз — плод, овощ или ягода? Главное, чтобы было вкусно и много.

Было бы интересно узнать ваше мнение по поводу книги Михаила Веллера «Всё о жизни», если вы знакомы с этим произведением. Насколько серьезно вы к этому произведению относитесь?

Артём. New York, USA — 12.05.99

Произведение это серьезное и достойное всяческого внимания. Однако оно совсем «не мое». Как говорится, «Веллера мы любим и ценим не за это». Я вообще равнодушен к философии вообще и к философской системе Михаила Веллера, в частности. Предпочел бы перечитать «Самовар» или «Легенды Невского проспекта».

Как Вы относитесь к творчеству Вадима Шефнера. Знакомы ли вы? Мне кажется, что стиль АБС и Шефнера в чем-то схож…

Михаил Виноградов. СПб, Россия — 12.05.99

Очень люблю этого писателя. Он прекрасен и ни на кого не похож. Встречался с ним неоднократно и могу засвидетельствовать, что он и человек вдобавок превосходный (а это среди писателей явление нечастое). Насчет сходства его с АБС — не знаю, не знаю, по-моему, никакого сходства нет, но, может быть, со стороны виднее?

Как Вы относитесь (если читали) к творчеству Умберто Эко?

Константин Михайленко. Уфа, Россия — 20.02.00

Я читал «Имя розы» и пытался читать «Маятник». Отдавая должное мастерству и эрудиции автора, не могу не заметить, что это — «не мое». Слишком многословно — типичная «романская литература», любителем коей я отнюдь не являюсь. Но, повторяю, — писатель замечательный и даже великий. Уровень Кортасара, Борхеса, Сартра.

Хотелось бы узнать Ваше отношение к творчеству Василия Аксенова. Между аксеновским «Ожогом» и стругацковской «Хромой судьбой» имеются, если не ошибаюсь, довольно неожиданные совпадения в некоторых (второстепенных) деталях. Пересекались ли вы «в жизни»?

Лев Лиознов. Редмонд, США — 02.01.00

Творчество Аксенова ценю и люблю с давних пор. Читаю все, что попадается под руку. «Ожог», к сожалению, пока еще не попадался. Пересекались мы с ним, насколько я помню, один-единственный раз. Как-то в доме творчества «Комарово», лет эдак 30 тому назад. Дело было вечером, я играл в биллиард, кажется, с Федором Александровичем Абрамовым, и тут вдруг вошел Аксенов. Поздоровался. Сел у стеночки рядом с шахматным столиком и стал смотреть, как мы играем. Кто-то из помирающих от скуки писателей, дожидающийся своей очереди на партию, предложил ему сгонять в шахматишки. К моему огромному изумлению Аксенов сказал: «Спасибо, нет. Я не умею». Тут я не удержался и возопил: «Как! Человек, написавший рассказ „Победа“, не умеет играть в шахматы?!» — «Увы», — сказал Аксенов и развел руки. На чем наше общение и завершилось благополучно.

Есть один скандальный писатель — открытие последних лет — Владимир Сорокин. Читали ли? Не поделитесь ли Вашим мнением?

Михаил Шафеев. Vancouver, Canada — 20.02.00

Если речь идет о «Голубом сале», то у меня к этому роману отношение сложное. С одной стороны, я терпеть не могу эпатажа любого вида, а это — несомненный эпатаж, может быть даже, «эпатаж во имя эпатажа». С другой стороны, не могу не отдать должное очевидному мастерству и богатой выдумке автора, а это — дорогого стоит. С третьей стороны, закрывая книгу, спрашиваешь себя: «А про что, собственно, кино? Ради чего все это написано?» — и ответ найти трудно, я его, во всяком случае, не нашел. Так что, боюсь, связного и ясного ответа Вам от меня по этому поводу не дождаться, Может быть, перечитаю, и уж тогда… Но (с четвертой стороны), а стоит ли перечитывать?

Скажите, а Вы действительно (как Ф. Сорокин) любите Хэммета? А Чандлера?

Шамиль Идиатуллин. Казань, Россия — 15.01.00

Нет. Хэммета любил АНС. Я всегда предпочитал Рекса Стаута и Эда Макбейна. Впрочем, и Чандлер — это тоже недурно. Лучше многих.

Когда вы впервые прочитали Кафку и, если можно, в двух словах, какое влияние на ваше творчество оказал «Замок»?

Андрей. Питер, Россия — 19.03.00

«Замок» мы прочитали поздно, но уже в начале 60-х мы прочитали «Превращение» и «Процесс». Кафка произвел на нас впечатление сильнейшее. Это видно, например, по «Улитке», написанной под явным и несомненным влиянием специфического кафкианского стиля «бредовой реальности».

Что Вы думаете о творчестве Стивена Кинга?

Alex Sam. Psk, Россия — 05.07.00

По-моему, это дьявольски талантливый и умелый писатель. Некоторые вещи у него просто превосходны — «Кэрри», например. Если бы он еще поменьше писал, — цены бы ему не было. Но ему, видимо, просто не интересно разрабатывать обнаруженную «жилу смысла» вглубь — он снимает сливки (вершки) и тут же берется за новую жилу. Именно поэтому он так знаменит, так богат и до такой степени презираем Высоким Литературоведением.

Скажите, пожалуйста, как вы относитесь к творчеству Ирвина Шоу?

Наталья Алексеева. СПб, Россия — 25.05.01

Очень люблю у него «Вечер в Венеции» и «Богач, бедняк…». «Молодые львы» и «Ночной портье» нравятся меньше, но все равно — писатель замечательный!

Мне чрезвычайно интересно Ваше мнение о творчестве X. Мураками, быть может, Вы читали его произведение «Мир чудес без тормозов и конец света».

Стас. Тюмень, Россия — 01.02.04

«Мир чудес» я не читал. Читал «Овцу» и еще что-то. Читал с удовольствием, но, честно говоря, так и не понял, откуда взялась столь бешеная популярность у нас этого автора. Такое впечатление, что возник вдруг новый читатель, с наслаждением поглощающий Мураками, Коэльо, Павича, Эко, Пелевина, Б. Акунина — писателей безусловно интересных (и очень разных), но не до такой же степени, чтобы гоняться за каждой новой книжкой, как мы в свое время гонялись за Хемингуэем и Ремарком. Не-ет, новые времена таки настали наконец, а мое поколение стоит в старческом недоумении и только руками разводит, не в силах понять новые соотношения вещей и вкусов.

Кого в российской фантастико-фэнтазийной литературе Вы сейчас выделяете?

Евгений Арабкин. Санкт-Петербург, Россия — 13.06.98

Есть целая когорта прекрасных писателей. Все они хорошо известны. Рыбаков, Столяров, Логинов, Лукьяненко, Лукин, Штерн… всех не перечислишь. А ведь есть еще Веллер с Пелевиным — сами они себя фантастами не считают, но я-то знаю, что они фантасты — и превосходные.

Каково Ваше отношение к творчеству классиков советской фантастики: А. Беляева, М. Шагинян (я имею в виду «Месс-Менд»), А. Толстого, Адамова («Тайна двух океанов»), ну и конечно Ивана Антоновича Ефремова? Вы можете назвать кого-то из них своим учителем?

Ник. Россия — 20.08.98

А. Беляева люблю с детства, хотя давно уже понял, что писатель он никакой. Фантастика М. Шагинян не нравилась мне никогда. Ефремова очень уважал и уважаю, как мыслителя и великого эрудита; когда-то восхищался им и как писателем тоже. Алексей Толстой — единственный среди всех перечисленных настоящий писатель, писатель божьей милостью, обладатель божественного языка, прозрачного и чистого, словно родниковая вода. Мы всегда считали его одним из своих учителей. Уэллс объяснил нам, что такое фантастика, Хемингуэй научил лаконизму и искусству подтекста, а Алексей Толстой был для нас всегда недостижимой вершиной по части владения русским литературным языком. Россия знает еще только одного такого Мастера — я имею в виду Михаила Булгакова.

Какие у Вас были отношения с Варшавским, как Вы относитесь к его произведениям?

Андрей Арефьев. Тула, Россия — 30.01.02

Мы с ним дружили, начиная с 1962-го (примерно) года. Часто встречались, бывали друг у друга в гостях, пили коньяк и гоняли чаи. Он был прекрасный человек и замечательный собеседник.

Борис Натанович, а Вас увлекали ли какие-нибудь книги Булычева? Или, может, Ваших детей или детей Вашего брата? Интересно, были ли вообще какие-то отношения между вами? Он же, кажется, тоже из Питера?

Felix Kogan. Brooklyn, USA —23.09.03

Нет, по-моему, он москвич. Я был с ним знаком, конечно, но не близко, Встречались на разных собраниях, обменивались шуточками. АН был с ним гораздо ближе. Кажется, они даже одно время дружили домами. Существует целая серия фотоснимков, где АН дома у Булычева примеряет различные древние доспехи — Булычев же был страстный коллекционер оружия и, кажется, нумизмат. Из того, что он писал, мне больше всего нравились рассказы про Великий Гусляр и еще повесть «Перевал». Он был отличный стилист. И публицистика у него была хороша. Жалко его — сил нет. Уходит старая гвардия.

Знакомы ли Вы с творчеством Владимира Савченко? Ваше отношение к нему?

Вадим. Милуоки, США —22.04.02

Не только с творчеством знаком, но и с автором, лично. Правда, виделись мы с ним в последний раз лет сорок назад. Писатель он отличный, один из лучших в «когорте шестидесятых», а если говорить только о НАУЧНОЙ фантастике, то и просто лучший. Читаю у него все, что попадется под руку. Правда, попадается не часто, к сожалению.

Смогли бы Вы сейчас сформулировать свое отношение к Александру Казанцеву?

Александр. Россия — 02.10.04

«О мертвых либо хорошо, либо ничего». Для меня, восьмиклассника, «Пылающий остров» был ЛУЧШЕЙ и любимейшей фантастической книгой всех времен и народов. «Арктический мост» (уже в новые времена, середина 50-х) я приводил АНу как образец того, как надо писать научную фантастику. Гипотеза о Тунгусском метеорите привела меня, помнится, в восторг. Впоследствии отношения мои с творчеством Александра Петровича значительно ухудшились. И как писатель, и как человек он перестал быть для меня образцом (хоть в каком-нибудь смысле этого слова). Но даже и тогда (уже в 70-х) я отдавал ему должное, когда он боролся за чистоту имени Ефремова, выступая против высокого тогдашнего начальства. Но это уже были времена, о которых я предпочту сейчас не рассказывать ничего.

Вы хорошо знакомы с творчеством Бориса Штерна. Борис Натанович, если это не секрет, расскажите, пожалуйста, о взаимоотношениях АБС и Штерна.

Геннадий. Киев, Украина — 05.07.00

Штерн был одним из лучших писателей Третьего поколения и, безусловно, самым своеобычным из них — ни на кого не похож, никому не подражал, всегда был сам по себе. Я его очень любил — и как человека, и как писателя, а роман «Эфиоп» считаю своеобразной вершиной всей фантастики 90-х годов.

Хотелось бы узнать ваше мнение о романе С. Логинова «Многорукий бог далайна».

Alexandr. Петербург, Россия — 12.06.00

Отличный роман! Читал его с наслаждением. Один из самых ярких и достоверных миров, когда-либо созданных в отечественной (да и в мировой, пожалуй) фантастике.

Удивило выдвижение книжки Ю. Латыниной на Вашу премию. Очень интересно, что Вас порадовало в Вейских историях?

Anton Stepanov. Академгородок, Новосибирск, Россия — 12.06.00

В своем «вейском цикле» Латынина создала зримый, невероятно достоверный, очень знакомый и в то же время совершенно нам чуждый мир. «Инсайдер» — вообще фантастика нового типа. Появление такого романа было совершенно невозможно даже, скажем, 10 лет назад — не говоря уж о временах еще более давних. Нетривиальный роман нетривиального автора — как не выдвинуть?!

А какие же романы Лукьяненко вы считаете лучше, чем «Лабиринт Отражений»?

Михаил Филатов. Торонто, Канада — 12.05.99

Например, «Рыцари Сорока Островов». Или «Осенние визиты». Очень люблю ранние его рассказы: «Поезд в Теплый Край», «Фугу в мундире»… Лукьяненко — чрезвычайно талантливый человек. Но, к сожалению, он пишет в три раза быстрее (и в три раза больше), чем следовало бы. В этом он похож на Стивена Кинга (которого я тоже, впрочем, очень ценю, уважаю и люблю читать).

Не могли бы Вы объяснить Ваш выбор «Улитки». Почему именно «Зону Справедливости» Лукина Вы выбрали? Не потому ли, что она чем-то перекликается с «27-й теоремой…»?

mic. Rehovot, Israel — 17.06.99

Я выбрал «Зону» потому, что этот роман, показалось мне, наиоптимальнейшим образом удовлетворяет трем фундаментальным законам-свойствам-качествам хорошего фантастического произведения, знаменитой триаде ЧУДО-ТАЙНА-ДОСТОВЕРНОСТЬ. Здесь: ЧУДО — собственно фантастическая выдумка; ТАЙНА — процедура подачи информации, сам процесс разматывания сюжета; ДОСТОВЕРНОСТЬ — степень сцепления произведения с реальностью.

Что же касается «переклички» с «Поиском предназначения», то я и раньше таковой не замечал, да и теперь, когда Вы об этом написали, по-прежнему не замечаю.

Как Вы относитесь к идее коммунизма, описанной в книге «Гравилет Цесаревич»? Насколько мир, описанный в этой книге, совместим (для Вас) с миром «Полдня…»?

Рождественский Александр. Ковдор, Россия — 17.06.99

Мир вполне привлекательный, но от мира Полудня отличается значительно — там явно не работает теория и практика высокого Воспитания, а потому мир этот больше похож на город из «Хищных вещей века», чем на мир Горбовского и Каммерера.

Как Вы относитесь к циклу ван Зайчика «Плохих людей нет»? Близки ли Вам его идеи?

Наталия. Казань, Россия — 16.06.02

Я уже писал здесь, что считаю работу ван Зайчика очень интересной и серьезной, хотя идеи его мне далеки. Я не считаю, что «плохих людей нет», и я уверен, что в границах любой Империи этот тезис тем более ошибочен.

Как Вы относитесь к модели Ордуси (единственной сейчас, на мой взгляд, кандидатуры на роль «положительной программы»)? Кажется ли Вам, что Ордусь сможет стать для нынешнего подрастающего поколения таким же светом в конце тоннеля, каким когда-то казался нам Полдень?

Ю. Полежаева. СПб, Россия — 20.01.02

Все может быть. Хотя Ордусь мне лично утопией отнюдь не кажется. Я это государственное образование вообще в терминах «утопия-антиутопия» рассматривать не способен. Некий мир, мастерски выстроенный, самодостаточный и — на любителя. А если считать его утопией, то утопия эта напоминает мне более всего журнал «Корея» — не знаю, понимаете ли Вы, что я имею в виду. Люди моего поколения — поймут.

Как Вы относитесь к творчеству Олега Дивова? Какое из его произведений Вы могли бы выделить?

Николай. Санкт-Петербург, Россия — 01.04.05

Я читаю его не без удовольствия. Например, как раз сейчас читаю «Ночного смотрящего» — здорово закручено! Дивов хороший выдумщик и языком владеет вполне квалифицированно.

Как Вы относитесь к творчеству Г. Л. Олди?

Антон Светличный. Ростов-на-Дону, Россия — 12.11.99

Очень интеллигентный писатель. Поразительная эрудиция и работоспособность. Излишне многословен, намой вкус, но безусловно — явление в нынешней фантастике значительное.

Кто из зарубежных фантастов Вам нравится больше всего? И какие произведения зарубежной фантастики Вы считаете самыми лучшими?

Ник. Москва, Россия — 05.09.98

Курт Воннегут, Рэй Брэдбери, Станислав Лем — если речь идет о современных. «451 градус по Фаренгейту», «Солярис», «Колыбель для кошки». Великие мастера сюжета. Строители Миров, знатоки душ человеческих.

Как вы относитесь к творчеству Роберта Шекли?

Сергей Берег. Иркутск, Россия — 26.11.00

Шекли один из трех моих любимых американцев (Брэдбери, Воннегут, Шекли).

Хотелось бы узнать ваше мнение о творчестве Айзека Азимова и, в частности, о его романе «Конец Вечности».

Михаил. СПб, Россия — 09.02.00

Азимов — величайший эрудит и замечательный выдумщик, сделавший для мировой фантастики, может быть, больше, чем любой другой писатель. Но я, увы, не слишком люблю его и никогда особенно не любил. То, что он писал, слишком далеко от того, что я и многие другие называют НАСТОЯЩЕЙ ЛИТЕРАТУРОЙ. Все-таки, настоящая литература — всегда о людях и их судьбах. Азимов же писал настоящую НФ — о людях, противостоящих Вселенной, о судьбах научных открытий, о победах и поражениях Разума. В частности, «Конец Вечности» всегда казался мне искусным, но, одновременно, искусственным сочинением. И пожалуй, единственный рассказ у него, который мне нравится, это «Уродливый мальчик».

Лем — это польский Стругацкий или наоборот, Стругацкие — русские Лемы. Местами ваши произведения очень близки по духу, атмосфере. Бывало, вы писали об одних и тех же вещах. Вот почему так, а? Вы как думаете?

Олег. Falls Church, USA — 24.01.99

Сходство между Лемом и АБС замечено специалистами уже очень давно. Существует целая серия «парных» произведений. «Эдем» — «Попытка к бегству»; «Астронавты» — «Страна багровых туч»; «Тетрадь, найденная в ванне» — «Улитка на склоне»… И т. д. Прямым влиянием объяснить это невозможно — по-польски мы не читали, а русские переводы Лема приходили к нам через два-три-четыре года после того, как АБС уже написали и опубликовали свое соответствующее «парное» произведение. Я лично объясняю эту загадку огромным сходством менталитетов. И Лем, и АБС были галактоцентристы. И Лем, и АБС были большими скептиками в области социологии. И Лем, и АБС исповедовали принцип: «Все, что человек способен придумать, обязательно существует где-то во Вселенной». И Лем, и АБС никогда не верили во всемогущество Науки и в особенности — в ее «доброту». Опять же — и т. д.

Лем — это человек с уникально мощным воображением и с гигантской эрудицией. Никто в мире, на мой взгляд, из писателей XX века не может с ним сравниться в этом отношении. Кроме того, он превосходный собеседник и замечательный спорщик. К сожалению, я встречался с ним раза два-три, не больше, и было это очень давно, лет 30 назад, и поэтому я позабыл все детали, а это и было самое интересное.

Что бы Вы хотели бы пожелать нашим читателям, в основном молодым людям, увлеченным фантастикой и компьютерными играми?

Соловьев Антон. Москва, Россия — 20.11.03

Играйте, но не заигрывайтесь. И, ради бога, не читайте одну только фантастику — это вредно для вкуса и для души.

ОБ УЧЕНИКАХ

Кого из современных писателей Вы можете считать своим учеником и, возможно, последователем?

Дмитрий Волков. Кишинев, Молдова — 27.01.05

Я всегда отвечаю на этот (часто встречающийся) вопрос уклончиво: «Неважно, кого Я считаю учеником АБС, важно, кто сам себя таковым считает». Просто мне не хотелось бы кого-либо обидеть или задеть: далеко не каждому понравится, если его вдруг возьмут и объявят чьим-то учеником. Так что я, с Вашего позволения, воздержусь от прямого ответа.

Имеет ли кто-либо, кроме Вас, право писать продолжения Ваших произведений?

Денис. Киев, Украина — 12.12.01

По-моему, это не вопрос права. ЮРИДИЧЕСКОГО запрета на такие продолжения не существует. Другое дело, всегда ли имеет смысл этим заниматься? ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ смысл, я имею в виду. Иногда получается очень недурно («Ледяной Сфинкс» Ж. Верна, например), и тогда сам результат оправдывает сделанную попытку.

Не остались ли в архивах братьев Стругацких нереализованные идеи, сюжеты, темы, которыми Вы могли бы поделиться? Возможно, к каким-то идеям вы в свое время просто охладели. Пусть любящие творчество Стругацких писатели пройдут настоящую школу учеников — сами создадут мир.

В конце концов, однажды великий русский поэт подсказал великому русскому писателю сюжет книги, ставшей бессмертной.

Дмитрий Поляшенко. Москва, Россия — 13.01.99

Идея, может быть, и недурна. Однако же здесь есть некий нюанс: уважающий себя писатель НИКОГДА не захочет писать на заданную тему, особенно, если тему эту ему подсовывают силком. Другое дело — когда сам. Так вот, уже есть два писателя, которые заинтересовались задуманным, но ненаписанным романом АБС о Максиме Каммерере в недрах Океанской Империи. Поскольку АБС уже не существует, а С. Витицкий этого романа писать никогда не станет, я дал добро на эту затею. Посмотрим, что получится. If any.

Вопрос: Я читал в журнале «Если», что найден тот человек, который напишет продолжение «Обитаемого острова», и Вы это одобрили. Так ли это и, если не секрет, то кто он?

Ответ: Это правда, но имя будущего автора — секрет.

Писалось давно. 5 лет прошло. Так как результат, Борис Натанович? Было все-таки продолжение? Если да, подскажите, пожалуйста, где можно найти и почитать. А ежели нет, то приоткройте занавес тайны (кто же был тем планируемым автором и почему не получилось создать продолжение).

Александр Сук. Сумы, Украина — 20.07.05

Думаю, время «срывания всех и всяческих масок» еще не настало. Работа над романом, насколько я знаю, продолжается и как никогда близка к завершению. «Ждем-с».

Как Вы отнеслись к тому, что Ваши УЧЕНИКИ в «Мирах» напропалую бросились зашивать нити, нарочно оставленные Вами незавязанными? Вы-то с АНС считали, что не всякое ружье из развешанных по сцене должно выстрелить, а Ученики сочли, что всякое и бросились палить… Как Вы всё это восприняли, когда вышли «Миры учеников»? А теперь как воспринимаете?

Данила М. Ташлинск, Оренбургская обл. — 29.06.03

Воспринял все это совершенно спокойно; Хозяин — барин. Взялся писать — пиши, как тебе диктуют воображение и чувство меры. Как правило, у всех без исключения «учеников» с этим все ОК. На мой взгляд.

Как Вы считаете, проект «Время учеников» удачен или нет? И какое, по Вашему мнению, произведение в проекте самое удачное?

Ник. Россия — 20.08.98

Мне понравилось большинство произведений в этих сборниках. Некоторые из них — превосходны. Но называть имен я, опять же, не стану — не хотел бы кого-нибудь ненароком обидеть.

Как Вы относитесь к произведениям своих «учеников» — ведь во всех, которые я прочитал, идеи АБС вывернуты наизнанку и отражены в кривом зеркале. «Ученики» словно бы задались целью разрушить «Миры Стругацких», и мне кажется, что дописывать книги — вообще не очень хорошо…

Алексей Лебедко. Сыктывкар, Россия — 31.03.99

Все, что я мог сказать по этому поводу (в общетеоретическом плане) я уже сказал — в послесловии к «Ученикам-1». Тот факт, что «идеи АБС вывернуты наизнанку и отражены в кривом зеркале», меня лично нисколько не смущает — на то они и идеи, чтобы их вертели, крутили и переворачивали так и сяк. Идеям это идет на пользу (открываются новые перспективы, появляются новые идеи), а читателю — тем более. Чем больше точек зрения на предмет, тем больше мы знаем о предмете.

Как лично Вы относитесь к тому, что ученики сотворили с Вашими мирами?

Дмитрий. Кишинев, Молдова — 02.01.00

Я уже неоднократно писал об этом. Отношусь ко всем этим работам с благожелательным скептицизмом. Совершенно не разделяю Вашего негативного отношения. Считаю, что несколько вещей в обоих сборниках удались сами по себе, они имеют право на самостоятельное существование совершенно безотносительно к «первоисточнику». И вообще, мне просто ИНТЕРЕСНО все это читать, как и всякому, я думаю, поклоннику АБС, хорошо знающему их тексты. Разумеется, далеко не с каждой трактовкой я согласен, но ведь наверное и Эдгар Аллан По тоже вряд ли согласился бы с трактовкой Ж. Верна, и тем не менее «Ледяной сфинкс» — вещь совершенно самостоятельная и по-своему превосходная.

Как вы отнеслись к повести Рыбакова «Трудно стать богом»? Если бы Вы взялись написать продолжение вашего «За миллиард лет до конца света», насколько, по Вашему мнению, оно было бы похоже на произведение Рыбакова?

Алексей Попович. Сочи, Россия — 24.10.98

Повесть Рыбакова мне понравилась очень. Может быть, потому, что имеет к ЗМЛДКС лишь самое отдаленное отношение. По сути Рыбаков взял некую «заданную тему» и написал по ней совершенно новое и очень свое произведение. Продолжение ЗМЛДКС, по-моему, невозможно. Его могут писать только «посторонние», — те, кто не помирал вместе с Маляновым от стыда и страха в маленькой квартирке большого кирпичного дома, что на улице Победы в СПб.

В последнее время я перечитывала Ваши произведения с предисловиями С. Переслегина. Вы признаете его трактовки или это полная ахинея?

Зина Б. Россия — 22.04.00

Я отношусь к работе Сергея Переслегина, как к «альтернативной литературе». Мне это очень интересно читать, я восхищаюсь изобретательностью автора, я далеко не всегда согласен с его трактовками, но всегда, без исключения, отдаю должное его уму и художественному вкусу. И именно поэтому мне совсем не хочется вступать с ним в полемику. Автор, мне кажется, не должен полемизировать с интерпретаторами его работы. Разве что за исключением тех случаев, когда интерпретатор допускает вопиющую ошибку. У Переслегина таких ошибок я не помню.

В предисловии к АСТовскому изданию «Страны Багровых Туч» Переслегин вгоняет предысторию покорения Голконды именно в рамки «альтернативного» развития событий в мире в 20-м веке, начиная со Второй мировой войны. Что это: очередная «хохма» Переслегина (предисловия коего очень люблю и остроумие его трудно не оценить) или дань времени? Мол, и у мэтров «альтернативка» имеется.

Александр Иванов. Донецк, Украина — 29.11.99

К послесловию Переслегина можно (и нужно!) относиться по-разному. Насколько я понял его основную идею, он полагает, что реализация Мира Полудня абсолютно невозможна в той ветви истории, которой мы все принадлежим, но Мир этот мог бы возникнуть в случае другого развития событий в 40-х годах. Совершенно не соглашаясь с уважаемым Сергеем П. по существу гипотезы, я тем не менее не могу не отдать должного остроумию замысла и изяществу исполнения. По-моему, и все читатели (во всяком случае, большинство их) должны получить заряд своеобразного эстетического наслаждения от чтения этого «Послесловия», — совершенно в независимости от того, согласны они с исходной идеей или нет.

«Анализируя невыносимо далекий и столь притягательный для меня Мир Полдня, я пришел к выводу, что ценой глобального прогресса в теории обработки информации (компьютеры) оказался отказ Человечества от звезд. И я стал искать те точки ветвления, где наши Реальности разошлись, где мир сделал поворот от звезд к вычислительной технике». Я правильно понимаю, что вы, как и Переслегин, считаете, что развитие вычислительной техники затормозило (и продолжает тормозить?) прогресс в космических полетах?

Владимир Николаевич. Минск, Беларусь — 30.08.00

Но я вовсе не считаю, что всеобщая компьютеризация произошла «за счет космических полетов»! Скорее уж наоборот: нынешний уровень космической техники был бы в принципе невозможен без нынешнего уровня компьютеризации. «Теория» же, развиваемая по этому поводу Переслегиным, есть не что иное как любимая им игра в парадоксы, упражнения ума, «вызовы здравому смыслу», без которых невозможны никакие интеллектуальные игры. Во всяком случае, я склонен воспринимать его построения именно так и никак иначе.

В своих работах по альтернативной истории С. Переслегин выдвигает гипотезу о том, что Мир Полудня, описанный в произведениях АБС, имеет своим началом быстрое поражение СССР во Второй Мировой войне. Согласны ли Вы с этим утверждением?

Михаил. Ашдод, Израиль — 07.06.04

Мне оно тоже кажется в высшей степени спорным. Мы обсуждали этот вопрос с Переслегиным, но так и остались при своем мнении каждый.

Не могли бы Вы написать подробней, почему утверждение Переслегина представляется Вам спорным?

Михаил. Ашдод, Израиль — 17.08.04

Это довольно трудно объяснить. Весь ход событий 1933–1945 годов был таков, что представить себе сколько-нибудь серьезные отклонения от реальной истории весьма трудно. Я неоднократно играл в эту игру (придумывал «альтернативки»), но ни разу не сумел получить «жизнеспособный» виртуальный вариант, существенно отличающийся от реального. Это же относится и к «истории Переслегина». Деталей этой истории я уже не помню, но основной вывод («Германия выиграла войну») представляется мне малореалистичным. А уж вся последующая история — просто фантастика.

Как Вы относитесь к восстановлению «реальных» событий в Ваших с АНС книгах, на основе недомолвок или вскользь упомянутых происшествий?

Юрий Грановский. Москва, Россия — 19.02.01

С интересом. Это — работа читательского воображения, она всегда интересна.

В книге Сергея Лукьяненко «Звезды — холодные игрушки» рассмотрен мир полдня (насколько я понял) из Ваших книг, но с другой стороны. Очень интересно, что Вы думаете про это, согласны ли Вы с автором и изменилось ли Ваше мнение об этом мире «Полдня» после книги Лукьяненко или просто со временем?

Сергей Семенов. Москва, Россия — 02.06.00

Мир Полудня, Мир-в-котором-мне-хочется-жить, остался для меня так же притягателен, как и сорок лет назад. Это вообще свойство всех «идеальных» миров. Что же касается мира Лукьяненко, то это, по-моему, Мир Полудня, в котором все Учителя — Семены Макаренко. Лукьяненко, видимо, хотел промоделировать ситуацию: что реально получилось бы, если СЕГОДНЯШНИЕ (самые квалифицированные, но сегодняшние) педагоги вздумали бы построить Мир Полудня. Как и следовало ожидать, у них «получился пулемет». (На всякий случай: имеется в виду старый анекдот про работягу с завода якобы швейных машин, — он все таскал детали домой, надеялся собрать жене швейную машинку, а у него каждый раз получался пулемет.)

Еще пару месяцев назад, попав на Вашу страницу, мы обратили внимание на пункт: «Группа „Людены“». Тогда нам пришла в головы мысль: «Чем же должны заниматься люди, которые себя так называют?» Как Вы ко всему этому относитесь?

Георгий и Лана. Н. Новгород, Россия — 12.12.00

Вы спрашиваете, как я отношусь к «люденам»? Я уже писал здесь неоднократно, что очень уважаю их труд, восхищаюсь их работоспособностью и энтузиазмом, по гроб жизни благодарен им за их замечательные открытия и за ту совершенно конкретную помощь, которую они оказали мне в подготовке самых полных и наилучшим образом откорректированных вариантов текстов АБС. Кроме того, все они, как на подбор, удивительно симпатичные люди.

А «людены» сами участвуют в обсуждениях на форуме или спрашивают Вас здесь о чем-либо (конечно, они всё и так знают, но, может быть, спрашивали для нас)?

Шагеев Макс. Казань, Россия — 13.12.01

Мы встречаемся два-три раза в год (на различных конах), и там я всегда устраиваю вечер вопросов и ответов.

И еще вопрос — почему группа называется «Людены»? Высшие существа? Сама невозмутимость? Всезнание?

Саша. Луцк, Украина — 20.12.01

А уж это — не ко мне. БВИ, Ваше слово.

[На самом деле название нашей группы — простой плагиат. Мы позаимствовали его из романа «Волны гасят ветер». Там так называется группа, которая занимается исследованием и историей появления люденов. А мы занимаемся исследованием творчества братьев Стругацких. — БВИ.]

И вопрос к «люденам». В комментариях и предисловиях я сталкивался с информацией, которой в книгах вроде бы нет. Например, что фамилия Вадима из ПКБ — Дубровин, а Антона — Саенко. Что после Радуги люди кончали жизнь самоубийством, не говоря уж о ТТХ танка «Вампир» из Энциклопедии. Нельзя ли получить доступ к такой информации? Подскажите, пожалуйста, где вы все эти выдумки складируете.

Максим. Магнитогорск, Россия — 24.01.03

[Вы совершенно зря объединяете в одно целое реально существующую группу «Людены» и Прогрессора из 23 века Сергея Переслегина, в записках которого Вы и обнаружили все упоминаемые данные. Каким-то образом этот Прогрессор сумел внести свои выкладки даже в Энциклопедию. Они очень многое умеют и могут, эти Прогрессоры. Иногда за ними никак не угнаться. — БВИ.]

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги