Интимная жизнь английских королей и королев

Глава 11 Тело Джона Брауна

Хотя королева Виктория считается образцом добродетели, некоторые члены ее семьи все же далеки от идеала. Так, скажем, ее отец Эдуард, герцог Кентский, был на редкость испорченным человеком.

После нескольких юношеских шалостей король Георг отправил Эдуарда в Гибралтар. Там, командуя полком, молодой человек насаждал дисциплину поистине садистскими методами. В то же время, дабы ублажить свою плоть, он послал во Францию агента, чтобы тот подобрал ему любовницу. Посланец вернулся с Жюли Сен-Лоран, прехорошенькой женщиной неизвестного рода.

Каждое утро принц Эдуард чуть свет поднимался с постели и приступал к смотру и муштровке своих солдат, нередко пуская в ход плеть. Вскоре войска взбунтовались против жестокого обращения, и принца отослали в Монреаль, где он продолжал свои садистские выходки. Как-то раз он приговорил солдата к 999 ударам плетью за неряшливый вид. Не удивительно, что солдаты вновь подняли мятеж и Эдуарда вернули в Гибралтар.

Там из-под его пера вышел трехсотстраничный документ, регламентирующий все аспекты гарнизонной жизни, вплоть до причесок офицеров.

Вскоре разразился очередной скандал, когда Эдуард закрыл на Рождество все винные лавки. Восстал полк в полном составе, на что Эдуард ответил со своей обычной жестокостью, приказав троих повесить и десятки других выпороть. На этот раз его лишили должности и отправили в Англию.

Во время всех этих перемещений Эдуарда сопровождала любовница. Обосновавшись с нею в Лондоне и решив придать налет респектабельности своему положению, он начал регулярно посещать церковь и заниматься благотворительностью. Позже им пришлось спасаться от заимодавцев, и они бежали в Брюссель. Там жизнь была дешевле, но Эдуард, как и его братья, не вылезал из долгов. Единственным выходом для него была женитьба.

Подходящей кандидатурой оказалась вдовствующая принцесса Виктория Лейнигенская, но Эдуарду не хватало смелости объяснить положение вещей женщине, которая жила с ним вот уже двадцать пять лет. Он даже просил редакторов газет не освещать это событие в колонках светских новостей. Но в конце концов «Морнинг Хроникл» опубликовала сообщение о предстоящем браке члена королевской семьи. Одна из европейских газет перепечатала эту информацию, и несчастная Жюли узнала ужасную для себя правду ранним утром 1816 года за завтраком.

«Не последовало ни жарких сцен, ни яростных упреков, — писал Эдуард. — Мадам Сен-Лоран издала какой-то странный звук, и по горлу ее прошла судорога».

Через два месяца принц Эдуард женился. А еще через двадцать два месяца скончался. Однако за время этого короткого брака он зачал Викторию.

Образ жизни Эрнеста, герцога Камберлендского, младшего брата Эдуарда, также привлекал внимание бульварной прессы. Говорили, что в припадке ярости он убил своего слугу. Ходили также слухи, что его жена, дважды овдовевшая Фредерика Мекленбург-Стрелицкая, как-то уж слишком своевременно потеряла своих мужей. Предполагалось, что они ушли в мир иной не без ее помощи. Поговаривали даже, что Камберленд пытался отравить Викторию — единственного человека, стоявшего между ним и троном.

Кроме того, бытовало мнение, что принц Эрнест состоял в кровосмесительной связи со своей сестрой принцессой Софией. По слухам, они предавались разного рода сексуальным извращениям в зеркальной спальне Сент-Джеймского дворца. Поговаривали и о том, что у них был сын.

У принцессы и в самом деле был внебрачный ребенок, отцом которого официально считался генерал Томас Гарт, тридцатью пятью годами старше Софии, занимавший должность конюшего во дворце. Однако, против всяких ожиданий, генерал не был уволен, а новость об этой связи быстро замяли.

Последующие события были не менее драматичны. Леди Линдхерст, жена лорда-канцлера, обвинила Эрнеста в попытке изнасиловать ее в ее собственной спальне, а лорд Грейвз перерезал себе горло, узнав о любовной связи принца со своей пятидесятилетней супругой.

Один из современников принца писал в дневнике: «Вряд ли могла существовать другая столь же чудовищная личность, сочетающая умственную ограниченность, эгоизм, лживость, двуличие и все помыслы которой направлялись исключительно на обеспечение собственного удобства, удовлетворение своих прихотей и пристрастий».

Август Фредерик, младший брат Эрнеста, был немногим лучше своего родственника. В 1793 году в Риме он влюбился в леди Августу Мюррей, которая была старше его на несколько лет. Они тайно поженились, нарушив Королевский брачный акт.

Когда новобрачные вернулись в Англию, Августа забеременела, и они снова поженились — на этот раз открыто, в церкви святого Георгия на Ганновер-сквер под именами леди Мюррей и господин Фредерик Август.

Церковный суд признал их брак не имеющим силы. Король послал Августа за границу, а у леди Мюррей отобрал паспорт, чтобы она не смогла присоединиться к мужу. Однако, раздобыв подложные документы, она вместе с сыном Августом д'Эсте бежала в Берлин. Там они прожили десять лет. В конце концов принц Август бросил ее в обмен на герцогство Суссекс и двенадцать тысяч фунтов годового дохода.

Положив деньги в карман, Август подал в суд на бывшую любовницу, требуя опеки над детьми, и лишил ее титула герцогини. И заключил новый сомнительный брак, на этот раз с леди Сесилией Баггин, вдовой городского бакалейщика.

Хотя королева Виктория не могла признать этот брак, она тем не менее пожаловала леди Баггин титул герцогини Инвернесской. Август и леди Баггин присутствовали на официальных мероприятиях как супруги, но представляли их довольно неуклюже: «Его Королевское Высочество герцог Суссекский и Ее Светлость герцогиня Инвернесская».

Только Адольф, герцог Кембриджский, смог избежать свойственной ганноверскому роду привычки оставлять о себе скверное впечатление. Он спокойно жил в Германии с Августой Гессен-Кассельской. Однако стремление к дурному в этом семействе дремало лишь одно поколение и вскоре проявилось с новой силой в сыне Адольфа Джордже Кембридже.

Шелли дал уничтожающую обобщенную характеристику упорным в своих грехах сыновьям Георга III:

Поведение принцесс отнюдь не уравновешивало позорной жизни принцев. Кроме повинной в инцесте Софии, была еще принцесса Августа, которая влюбилась в генерал-майора сэра Брента Спенсера, конюшего короля. У нее не хватило смелости просить отца разрешить ей выйти замуж за генерала, но она обсуждала вопрос с принцем-регентом, который этот брак запретил. После этого они то ли тайно обвенчались, то ли просто остались любовниками.

Когда в шестнадцатилетнем возрасте принцесса Елизавета заболела, она распустила слух, что беременна. Слух не подтвердился, и принцессе пришлось ждать до сорока семи лет, прежде чем он вышла замуж за унылого принца Гессен-Хомбургского.

Как и Августа, принцесса Амелия влюбилась в одного из конюших отца, Ромео средних лет по имени сэр Чарльз Фицрой, потомка внебрачного сына Карла II. Об их связи мало что известно, но принцесса считала себя его женой. Она умерла, завещав все свое жалкое состояние «возлюбленному Чарльзу».

Сама Виктория была в весьма дружеских отношениях со своим овдовевшим дядей Леопольдом, королем Бельгии, ранее женатым на дочери принца-регента Шарлотте. Виктория, возможно, знала о длительной связи отца с госпожой Сен-Лоран. Хотя при дворе об этом никогда не говорили, порой проскальзывали реплики о «старой французской леди» или о «находке святого Лаврентия»[66]. Однако Виктория считала за благо позабыть темное прошлое отца, когда речь шла о его внебрачных детях. Того же принципа она придерживалась в отношении внебрачных детей своих дядей.

Королева Виктория не могла оставить без внимания близость своей овдовевшей матери с сэром Джоном Конроем, каким-то ирландским выскочкой. Герцог Веллингтон был убежден, что они любовники, и сама Виктория видела в их отношениях признаки излишней фамильярности. Молодую принцессу они пытались подчинить своему влиянию, чтобы управлять страной, когда она станет королевой.

Виктория нашла защиту у своей немецкой гувернантки Луизы Лецен, а взойдя на престол, удалила Конроя от двора. Однако справиться с сэром Джоном оказалось не так легко. Вскоре у королевы возникли подозрения, что одна из ее фрейлин, леди Флора Гастингс, является шпионкой Конроя.

Проведя Рождество 1838 года в Шотландии, леди Флора возвращалась в Лондон в одном экипаже с Джоном Конроем. При дворе скоро заметили, что она пополнела и страдает болями в животе. Леди Флора не позволила королевскому врачу сэру Джеймсу Кларку осмотреть себя «без корсажа». Виктория тут же пришла к выводу, что фрейлина беременна.

«Не приходится сомневаться — она носит ребенка! — пишет Виктория в своем дневнике. — А причиной тому этот Монстр или Дьявол, чье имя я не желаю даже упоминать». Разумеется, она имела в виду сэра Джона Конроя.

Когда, наконец, леди Флору осмотрел врач, оказалось, что, хотя матка была увеличена, она оставалась девственницей. В принципе, известны случаи, когда женщина становилась беременной без завершенного полового акта и при неповрежденной девственной плеве. Виктория все еще была убеждена в том, что Флора повинна в непристойном поведении с Конроем.

Хотя в глазах общества леди Флора была оправдана, слухи о ее беременности продолжали циркулировать. Источником этих слухов были фрейлины королевы. Тут разразился правительственный кризис, в результате которого лорд Мельбурн потерял свой пост, а новый премьер-министр сэр Роберт Пил потребовал, чтобы сплетниц удалили из дворца. Молодая королева отказалась выполнить требование премьера. Это привело ко всеобщему возмущению. Толпа выкрикивала оскорбления в адрес королевы, называла ее «госпожой Мельбурн» (как бы предполагая, что бывший премьер-министр не ограничивал свою деятельность государственными делами). Действительно, лорд Мельбурн, уже переживший два скандальных развода, как-то с похвалой отозвался о «высокой и красивой груди» молодой королевы. Отставка Мельбурна ее очень огорчила.

По поводу «кризиса фрейлин» 1839 года автор известного дневника Чарльз Гревилль писал: «Великое несчастье наших государственных институтов состоит в том, что каприз девятнадцатилетней девицы может перечеркнуть все налаженные правительственные взаимосвязи, а ее привязанность к своим фрейлинам влияет на важнейшие государственные дела и законодательную деятельность».

Отношение Виктории к Флоре сделало королеву весьма непопулярной. Толпа освистала ее на скачках в Аскоте[67]. В конечном счете она уступила общественному давлению и 26 июня 1839 года отправилась с визитом к леди Гастингс, находящейся при смерти. В своем дневнике королева запишет: «Несчастная леди Флора лежала на кушетке. Лицо у нее было худым, а тело раздулось, как у женщины, ждущей ребенка».

Пятого июля Флора умерла. Как выяснилось, у нее была опухоль на печени. «Морнинг пост» высказала мнение многих, когда обвинила королеву в «отвратительной жестокости и злобе».

Сама королева Виктория была вовсе не так пуритански строга, как иногда считают. Нередко она танцевала до трех часов утра и говорила, что такое «развлечение» идет ей на пользу.

Впервые встретив своего кузена принца Альберта, двадцатилетняя королева сразу же влюбилась в него без памяти. После их второй встречи она заметила: «Альберт потрясающе красив». Во время третьей встречи она попросила принца взять ее в жены, хотя, как сказала королева, она его недостойна.

Воспитанный при развращенном немецком дворе, Альберт, однако, стал образцом высокой нравственности. Его мать, герцогиня Саксен-Кобург-Готская, прославилась скандальной связью с евреем-гофмейстером (который, возможно, и был действительным отцом Альберта). Когда Альберту исполнилось пять лет, его родители развелись. Мать вышла замуж за армейского офицера и больше никогда не видела сына. Отец Альберта Эрнст, герцог Кобургский, утешался, меняя любовниц, и имя герцогини никогда не произносилось в его доме. Брат принца также любил приволокнуться за дамами, за что и поплатился, заразившись сифилисом.

Молодой Альберт обучался в университете для юношей и, похоже, не питал склонности к физическому общению с женщинами. Впервые услышав об интересе, проявленном к нему кузиной Викторией, он написал, что ей не удастся «развратить» или «окрутить» его.

Первая брачная ночь, по-видимому, принесла разочарование молодой влюбленной королеве. «Не долго же длилась эта ночь, — писал Гренвилль. — Я сказал лорду Пальмерстону[68], что это не лучший способ подарить нам принца Уэльского».

В Осборн-Хаусе[69] Виктория украсила спальню изображениями обнаженных мужчин — очевидно, надеясь, что это послужит стимулом для ее недостаточно ретивого мужа. Вскоре она забеременела. За время их брака она родила своему стыдливому супругу девятерых детей.

Принц провозгласил новые правила жизни во дворце, подлежащие неукоснительному соблюдению. Фрейлины могли встречаться с посещающими их мужчинами, даже родными братьями, в специальных комнатах, но не в своих личных гостиных. Ни одна женщина не допускалась в королевские покои, если на ее репутации было хоть малейшее пятнышко. В приеме было отказано даже семидесятилетней даме, которая в далекой юности сбежала из дома со своим возлюбленным, тогда еще школьником, хотя позже они сочетались браком и прожили вместе долгую безупречную жизнь.

Альберт разгневался, когда лорд Пальмерстон, занимавший в то время пост министра иностранных дел, силой проник в спальню госпожи Бранд, фрейлины королевы, и попытался ее соблазнить. Фрейлина оказалась несговорчивой и подняла шум. Последовал скандал. Альберт высокопарно заявил, что человек, способный на подобное «злодеяние», недостоин занимать высокий пост.

В отличие от своего супруга, королева Виктория имела твердое убеждение, что брак — это прежде всего постель, и, судя по всему, обладала здоровым сексуальным влечением. Она не любила беременность, поскольку весь период вынашивания плода и какое-то время после родов Альберт воздерживался от секса. Таким образом она лишалась его любовных ласок более чем на год.

Не любила она и роды. «Все эти разговоры о гордости, которую испытывает женщина, давая жизнь бессмертной душе, звучат, конечно, очень красиво, моя дорогая, — писала она дочери, когда та собиралась рожать своего первенца. — Но я, признаться, далека от подобных мыслей. По-моему, в такие минуты мы больше похожи на коров или собак, в нас просыпаются животные чувства, и выглядим мы весьма неэстетично».

К ее несчастью, Альберт считал, что секс существует для продолжения рода, а не для удовольствия. Когда королеве сказали, что ее девятый ребенок будет последним, она ответила: «Неужели я больше не смогу получать наслаждение в постели?»

После смерти Альберта королева сокрушалась: «Как тяжко ложиться в постель одной. Как тоскую я по нежности и ласкам возлюбленного!» Она погрузилась в долгий и чересчур строгий траур. Но при этом Викторию по-прежнему окружали «хорошенькие молодые фрейлины», и она сердилась и ревновала, когда они расставались с ней, чтобы выйти замуж.

Кроме того, Викторию связывали длительные дружеские отношения с несколькими мужчинами, которые служили ей и давали советы. Одним из них был Джон Браун, ее слуга в Балморале[70]. При жизни Альберта он ухаживал за королевскими пони. После смерти мужа Виктория проводила с Брауном все больше времени. Он ворчливо и грубовато понукал королеву, называл ее «женщина» и бранил, если она слишком легко одевалась для верховой прогулки при свежей шотландской погоде.

За пять лет, прошедшие после смерти Альберта, жалование Джона Брауна увеличилось в пять раз. Кроме того, он получил в подарок дом близ Балморала. Это дало ему статус эсквайра[71] и возвысило над остальными слугами. Ходили слухи, что они с королевой состоят в тайном браке, и газеты стали называть Викторию «миссис Браун».

Кроме того, королева попала в зависимость от обаятельного и склонного к флирту Бенджамина Дизраэли[72]. В молодости он был неисправимым волокитой и отдавал предпочтение женщинам старше себя — на такой он и женился.

После смерти Джона Брауна сходную роль в жизни королевы играл ее слуга-индиец Абдул Карим. Он приехал в Англию в возрасте двадцати четырех лет во время золотого юбилея Виктории. Королева называла его Мунши. Молодой человек стал ее секретарем и получил дом с прислугой рядом с Виндзорским замком. Виктория защищала его от обвинений в шпионаже и не желала слушать тех, кто полагал, что ей негоже допускать к себе столь близко «черного» — само это слово было ей отвратительно.

После смерти Виктории новый монарх прежде всего убрал из Балморала изваяние Джона Брауна. Теперь заросшая плющом статуя стоит в роще близ замка. Когда же умер Мунши, король велел сжечь все его бумаги, чтобы уничтожить возможные компрометирующие королевскую семью сведения.