ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Они неторопливо прохаживались по пляжу и мирно беседовали, когда запищал мобильный телефон Кейна.

— Я должен ответить, не возражаешь?

Его обходительность порой смущала Мэри.

— Я прекрасно понимаю, что у тебя есть дела, — ответила она и оторвалась от него, продолжая идти вдоль берега.

Кейн быстро завершил разговор и. нагнав Мэри, обнял ее за плечи.

— Мне необходимо принять участие в экстренном селекторном совещании, могу я воспользоваться телефоном в твоем кабинете?

— Безусловно. Мог не спрашивать.

— Как жаль, что нам не удалось… вздремнуть, — посетовал он, направляясь к дому.

Оказавшись одна, Мэри решила отправиться в мастерскую. Там она села и серьезно задумалась о себе, Кейне и маленьком Бренте. Предстояла жизнь, сценарий которой был неизвестен. В детстве она играла роль непоседы, мятежного подростка, отверженной в своей семье, ее самолюбию льстило быть не похожей на скучных представителей клана Дюваллов.

Будучи начинающей художницей, Мэри ценила эксцентричность богемы, присущие ей экстравагантные безоглядность и смелость, фатализм суждений, поэтому, сойдясь с Кейном, она настолько увлеклась ролью блистательной любовницы аристократа, что ни на секунду не задумалась о возможных последствиях. Она слишком долго потакала своим капризам, оправдывая себя непониманием близких.

Сейчас рядом с нею человек, который стремится понять и принять ее. Но Мэри впервые в жизни сама не понимала, кто она. Знала, что переросла роли обиженного ребенка, богемной художницы, нещепетильной содержанки. Кем она стала? Неудачницей, обманувшей любимого человека и этим погубившей собственное дитя. Человеком, который должен доказывать, что имеет право носить фамилию своих родителей. Осознать это было мучительной необходимостью.

Мэри закрыла дверь на ключ и накинула рабочий халат. Переместив мольберт в центр мастерской, она подставила его под ясный полуденный свет, обильно втекавший сквозь высокие окна.

На холсте был набросок любимого лица. Она рисовала неподражаемые черты по памяти, каким и запомнила их три года назад. Теперь, вслед за временем, многое приходилось менять. К лучшему, думала Мэри.

Обмакивая кисть в краску и кладя филигранные мазки на холст, Мэри испытывала небывалое чувство, как если бы сызнова создавала своего любимого, влагая в него всю себя. Вновь разбередив незаживающую рану, Мэри искала способ запечатлеть их малыша на том же холсте, как бы дав ему новую, другую жизнь — жизнь в ярких красках.

Независимо от сознания сама сложилась композиция. Отчетливый полноцветный портрет Кейна контрастно проявлялся на размытом фоне женской фигуры и ангелоподобного младенца. Завершив финальный набросок, Мэри сквозь слезы оглядела весь холст. Семейный портрет, подумала она. Наивная нелепица, подумал сидящий глубоко внутри критик.

Не один час минул с тех пор, как она уединилась в мастерской. Стук в дверь вернул ее к реальности.

— Кто это? — вздрогнув, испуганным голосом крикнула Мэри.

— Я, — услышала она голос Кейна.

Мэри развернула мольберт холстом к стене и открыла дверь.

— Рисуешь? — Кейн провел рукой по ее щеке. Когда он отнял руку, она увидела кобальтовую краску на подушечке его пальца.

— Да! — рассмеялась она. — Должна закончить одно полотно, чтобы приступить к выполнению крупного заказа. Я, то есть Мэрибел Д., именно так я подписываю свои работы, обязалась сделать серию пейзажей — подобных тем парижским видам, которые ты видел в витрине галереи. Имей в виду, в Иствике никто не знает, что Мэрибел Д. — это Мэри Дювалл. Не выдавай меня.

— А тут, значит, твоя подпольная мастерская по изготовления шедевров. Понимаю. — Рассмеявшись, Кейн оглядел студию. — Позволишь посмотреть, над чем ты сейчас трудишься? — спросил он и решительно ступил в мастерскую.

Мэри остановила Кейна, взяв его руки в свои и удивляясь, как внезапно оставило ее намерение делить с этим человеком все без утайки.

— Это особая для меня картина. И мне бы не хотелось, чтобы ее кто-нибудь видел до завершения.

— Я не кто-нибудь. И зачем тебе вся эта конспирация? Слава гораздо лучше.

— Это глубоко личное. Я не желаю, чтобы горожане соотносили меня с моими работами. Я хочу быть для них только одной из Дюваллов.

— Но я-то знаю, кто ты на самом деле. — Настроение Кейна было приподнятое, и улыбка не сходила с его уст. — Покажи картину.

— Я сказала, она еще не закончена.

— Чем больше ты интригуешь, тем сильнее мне хочется на нее взглянуть. Просто покажи.

— Обычные наброски. Ничего толком. Я даже не уверена, стоило ли ее начинать, — сникла Мэри и пошатнулась. Кейн поддержал ее, испуганно спросив:

— Что с тобой?

Он взял ее на руки и понес прочь из мастерской. Мэри пришла в себя, но не стала открывать глаз. Она корила себя за трусость, из-за которой опять приходилось лгать Кейну. Раньше она лгала от обиды, гнева, растерянности, но считала себя смелой. Теперь же она лгала из-за опасения потерять Кейна и чувствовала себя подлой лицемеркой.


Кейн вызвал лимузин, и они отправились на бал. Мэри сидела бочком, с удовольствием наблюдала за Кейном и за тем, как он поигрывал кончиком своего галстука, завязанного безупречным узлом.

— Что ты делаешь? — весело спросила она.

— Считаешь, смокинг — подходящая одежда для такого случая?

— Если мужчина выглядит как агент 007 — это значит, что он одет соответственно любому случаю.

— Как Джеймс Бонд, говоришь? — ухмыльнулся польщенный Кейн.

— Другой вопрос, выгляжу ли я как девушка Бонда?

Он оценивающе посмотрел па нее, обхватил за шею, притянул к себе и легко коснулся ее губ. Она положила руки на его плечи, перекрестив расслабленные кисти у него за спиной.

К ней вернулось самообладание. Одеваясь к балу, она решила сразу по возвращении не только показать Кейну его портрет, ставший семейным, но и поведать о своей душевной боли.

— Итак, девушка Бонда? — Кейн протянул ей руку, когда шофер открыл дверцу лимузина, затем привычно, по-хозяйски, положил свою властную ладонь на ее бедро. Ее обнаженная спина красноречиво изогнулась.

— Ты уже знаешь, как проведешь этот вечер? Будешь общаться со знакомыми или потанцуем? — спросил Кейн, когда они входили в людное фойе.

— Мы обязательно потанцуем, но сначала я хочу поздороваться с Эбби. Пойду к ней. Принесешь мне что-нибудь выпить?

— Конечно. Мартини?

— Пожалуй. Надеюсь, мистер Бонд, по пути вы не подцепите красавицу злодейку, с которой мне придется бороться в последних кадрах фильма.

— Как можно, Мэри-Белл? Ты единственная красавица в моей жизни, — объявил Кейн.

— Я собираюсь свести тебя с ума, — шепнула по секрету Мэри.

— У тебя это отлично получается, — сказал он, и они разошлись в разные стороны. Кейн отправился к бару, Мэри — в сторону Эбби.

— Я думала, Люк будет с тобой, — сказала Мэри, имея в виду мужа подруги.

— Он где-то поблизости. Кого-то встретил. О чем-то разговаривает. Я не вмешиваюсь в его дела, — объяснила Эбби. — А где же Кейн?

— Он сейчас подойдет.

Эбби допила бокал шампанского и, кокетливым жестом просигналив ближайшему официанту, взяла с подноса еще один.

— Не люблю шампанское, — между прочим призналась Мэри.

— А я обожаю.

— Это заметно. Мы можем с тобой поговорить наедине?

— О чем? — жеманилась захмелевшая подруга.

Мэри понимала, что обстоятельства неподходящие, и все же заговорила, ведя Эбби за локоть в относительно тихий уголок:

— По поводу слухов, о которых ты мне рассказывала на днях.

— О каких слухах?

— Я хочу знать, от кого они исходят. Мне это необходимо, — шипела раздосадованная на ее непонятливость Мэри.

— Ах, ты об этом. Но, кажется, я все тебе рассказала. Или не все? — тщетно сосредоточивалась Эбби, отхлебывая глоток за глотком.

Мэри решительно отняла у нее полупустой бокал и приступила к допросу с пристрастием:

— Есть люди, которые могут использовать эту информацию против меня и Кейна. Мне нужно знать, расследовала ли твоя мать подробности его или моего прошлого, делала ли записи и где они сейчас?

— Мэри, ты меня пугаешь! — вскрикнула подруга и уже тише добавила: — В ее дневнике я про тебя ничего не читала.

Облегчение Мэри было неполным. Информация могла быть в рабочих записях не только дома, но и в редакции. Если похитили дневник, другие бумаги могли быть тоже украдены. Она вернула подруге бокал и продолжила:

— Откуда-то Лоретта узнала часть правды, Эбби. Между нами: это я была любовницей Кейна, когда жила в Лондоне. Он оплачивал мою квартиру, проживание, дал деньги на мои первые крупные художественные проекты…

— Тш, — закрыла ей рукой рот мигом протрезвевшая Эбби. — Передо мной оправдываться не надо. Я тебе не судья.

Мэри посмотрела на подругу с признательностью дикой птицы, которую наконец выпустили из тесной клетки. Она не предполагала, что реакция хотя бы одной из ее подруг будет столь добросердечной. Успокоенная, она задумчиво произнесла:

— Благодаря этим слухам я узнала много важного о прошлом.

— О Кейне?

— И о себе, — она помолчала. — А до того момента я сама не верила, что мы когда-нибудь поженимся.

— Мне нравится этот человек. Он делает тебя такой… разной, трогательной.

— Это так заметно?

— Ты сама скоро заметишь это.

— Кто знает, насколько это хорошо — быть разной. Думаю, лучше быть постоянной, надежной, стабильной, как сказал бы дед.

— Может быть, но он умер, — напомнила Эбби. — А ты — не дед, — прибавила она вразумляющим тоном и неудержимо рассмеялась.

— Не пей больше, Эбби, пожалуйста, — взмолилась Мэри, растерянно наблюдая за подругой.

И только в этот момент сконфуженно подумала, что, возможно, Эбби таким образом заглушает свои неприятности, а она даже не догадалась поинтересоваться, как у нее дела.

— Эбби, что-то стряслось?

Но доверительного разговора не получилось: к ним шумно присоединилась Делия Форрестер.

— Здравствуйте, милые. Как я рада вас видеть! Что вы здесь прячетесь, как дурнушки на выпускном балу? — громогласно шутила красавица Делия, блистая в невероятно утягивающем, скандально миниатюрном платьице, пикантно позиционирующем прогресс в пластической хирургии.

За ней послушно плелся благоверный Фрэнк Форрестер — филантроп семидесяти с лишним лет, благотворительная деятельность которого фокусировалась в основном на Делии, за что она его и полюбила. Мэри знала Фрэнка с детства, так как он водил дружбу с ее бабушкой. Они играли в гольф раз в неделю в компании с двумя джентльменами, и все четверо казались маленькой Мэри дремучими старцами. Сейчас Фрэнк старательно, но безуспешно, молодился в погоне за своей Делией, которая была почти на тридцать лет моложе его. Делия всегда вызывала у Мэри смешанные чувства, но, несомненно, она проявляла себя чуткой и великодушной подругой.

В неловкий момент появился Кейн с бокалом мартини в руках.

— Вот ты где, дорогая! Скучала?

— Как всегда.

— Боялся не увидеть твоего суженого, — тоном умирающего сообщил Фрэнк.

— Фрэнк и Делия Форрестер, это Кейн Брентвуд. Кейн, это Фрэнк и Делия, — автоматически перезнакомила она их.

Кейн осторожно потряс старческую руку и отчетливо, как глухому, произнес:

— Рад знакомству, Фрэнк!

— Какой возбуждающий акцент у твоего мужчины, — сластолюбивым тоном промурлыкала Делия. — Надевай на него хомут, да поскорее, Мэри.

— Еще неизвестно, кто на кого, — отозвался Кейн. — В случае с Мэри надо осваивать лассо.

Казалось, все были счастливы. Аперитив лился рекой, шутки шутились, все смеялись. Мэри воспользовалась возможностью приникнуть к Кейну. Она действительно чувствовала себя под его защитой. Ей больше не хотелось принадлежать самой себе. Кейн из-под изогнутой брови посмотрел на нее, уютно устроившуюся под его крылом, и еще крепче обвил большими руками хрупкое тело. Поймав их в такой позе, Делия многозначительно сузила озорные глазки. Не смущенная таким взглядом, Мэри звякнула ободком своего бокала о бокал Кейна и провозгласила:

— За долголетие в любви и согласии!

— Трогательные, как два голубка с открытки, — съязвила Делия. — На каком карнизе вы познакомились?

— Под сводами лондонского универмага, — с готовностью отозвался Кейн.

— С этого места покрасочнее, пожалуйста. Нет ничего лучше сочных подробностей, — проговорила заядлая любительница фривольных бесед.

— Придется огорчить тебя, милая Делия. Обошлось без сочных подробностей, — поспешила закрыть тему Мэри.

— Значит, есть что скрывать, — проницательно посмотрела на подругу Делия и, оттопырив губки, принялась цедить прохладное белое вино.

— Фрэнк, я слышала, у вас были проблемы со здоровьем, — прямолинейно поинтересовалась Эбби, намереваясь выручить подругу в щекотливой ситуации.

— Оно и неудивительно, — опередила супруга с ответом Делия. — Его очень расстроила смерть твоей матери.

Мэри, одарив Эбби благодарным взглядом, перестала следить за болтовней.

— На самом деле ничего серьезного, — попытался вступить в разговор Фрэнк, — просто я перепутал свои утренние и вечерние лекарства и, запамятовав, принял двойную дозу сердечного препарата. По счастью, меня быстро доставили в клинику.

— Представляю, как Делия расстроилась, — сочувственно произнесла Мэри.

— Очень. — В подтверждение этого Делия чмокнула престарелого супруга в щеку и добавила: — Я наняла нянечку, чтобы этого больше не повторилось.

Над их головами грянули динамики, разразившись энергичной песней «Мы — семья», и Мэри сказала:

— Это наша песня.

— Разве? — удивился Кейн.

— Я имею в виду, что это песня Клуба дебютанток, — уточнила она и объявила: — Девочки идут танцевать!

Увлекая Кейна за собой в центр танцпола, Мэри впорхнула в девичью стайку. Эмма, Фелисити, Лили и Ванесса лихо отплясывали в окружении своих кавалеров. Было очевидно, что для взрослых девчонок это не столько танец, сколько ритуал, неизменно вызывающий приступ немотивированного счастья. Кейн, озадаченный их безудержным весельем, предпочел наблюдать пляску со стороны и вернулся к избраннице лишь под звуки песни Тины Тернер «Останемся вдвоем».

— Ты заказал эту песню? — догадалась Мэри, на что Кейн скромно кивнул.

Они танцевали, словно и впрямь остались вдвоем. Каждое слово песни отстукивало свой неровный ритм в их трепещущих сердцах. Под затихание мелодии Мэри обхватила гибкими пальцами любимое лицо мужчины с портрета и наполнила его губы своей неистощимой любовью.

Загрузка...