ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Этот танец заразил Кейна неимоверным азартом страсти. Он буквально ощутил ожог на пальцах от ее горячего тела. Он жаждал уединения с непременным продолжением, каким для песо становились любовные игры с Мэри.

— Домой, немедленно, — отчеканил он, увлекая невесту за собой из зала.

— Да, дорогой, — восхитилась его напором Мэри, — только перекинусь с Эбби парой слов.

Кейн со своей высоты оглядел в поисках макушки Эбби зал и предположил, увидев ее прильнувшей в медленном танце к какому-то мужчине:

— Кажется, ее муж объявился.

— Правда? Где они? Я ничего не вижу сквозь эту толпу.

Кейн отбуксировал Мэри к тому месту, с которого она могла убедиться, что встревожившая ее подруга угомонилась. В результате Мэри тут же согласилась покинуть шумное торжество ради тихих домашних радостей, чем вызвала ею бурный возглас:

— Превосходно!

— Ты ведешь себя, как будто…

— …очень возбужден.

— Я думала, ты устал. День был длинный, из-за перелета ты не выспался. И даже не вздремнул.

Он гортанно рассмеялся, умиляясь ее трогательной воркотне. Пока они ожидали, когда подадут лимузин, к ним присоединилась чета друзей — Эмма и Гарретт.

— Люк давно появился? — поинтересовалась Мэри.

— Вовремя, — с подтекстом в голосе ответила Эмма.

— Вовремя для чего? — непонимающе спросила Мэри.

— Для того, чтобы пресечь роман Эбби с искристым бокалом, — ехидно усмехнулась Эмма. — Она начала вести себя странно, и Люк предположил, что ей в шампанское что-то подсыпали.

— Дикое предположение. И кому это может понадобиться? — скептически произнесла Мэри.

— Чушь, — вступил в разговор Кейн. — Шампанское разносит официант на подносе по всему залу. Эбби могла взять любой бокал.

— Люк утверждает, что от шампанского исходил подозрительный запах, — пояснила Эмма.

— Кому нужно было травить Эбби? — недоверчиво обратился в пространство Гарретт.

— Сплетники наверняка свяжут этот сомнительный случай с гибелью Банни, — задумчиво произнесла Мэри.

— Просто Люк избрал странный способ предупредить чрезмерное увлечение жены этим напитком, и никакого злого умысла искать не следует, — раздраженным тоном наставника пресек словопрения Кейн.

Друзья договаривались навестить Эбби на следующий день, когда подъехал нанятый Кейном лимузин.

— Наконец одни, — облегченно выдохнул лорд Брентвуд, вальяжно расположившись на заднем сиденье.

Ему наскучил этот деревенский клуб, досужий говорок искусственных дамочек и дутых кавалеров. Он потянулся к своей женщине, усадил ее, такую послушную, к себе на колени и мастерски одолел застежку на ее платье, одновременно лакомясь соком с губ своей возлюбленной.

— Мы не одни, — пыталась она возразить, удерживая от падения лиф платья и кивком показывая на водителя.

— И что? — не поддавался на увещевания Кейн, спуская тонкие лямочки.

Он уложил ее на сиденье, склонился над сжавшимся телом и принялся покусывать кремовую кожу. Шелк чуть прикрывал отвердевшие изюминки ее грудей. Она уступила ласкам, заслонив свою наготу его головой, запустив пальцы в короткие пряди густых волос.

Поведя плечами, Мэри сбросила стесняющую ткань и прижалась свободной грудью к жесткой белизне его крахмальной сорочки. Кейн стиснул ее талию и впился в рот, сразу вспухший от поцелуя.

Он глубоко вдыхал запах, который начинала источать его женщина, — запах солоноватого бриза, заблудившегося августовским вечером в дикой яблоневой роще. Он знал, что эта медовая кислинка восковых яблок никогда не вызовет у него оскомины, а только неутолимый аппетит первобытной страсти.

Внезапно рессоры взбрыкнули и скинули любовников с сиденья. Они жестко приземлились на пол салона. Он охватил ее руками, защищая от повторных ударов. Машина остановилась.

Мэри оправила лиф измятого платья и продела руки в бретельки. Кейн помог ей подняться на сиденье и опустил затемненную перегородку между салоном и водителем.

— Что случилось? Вы в порядке? — спросил он водителя, ослепленный яркими огнями встречных машин.

— Олень перебежал дорогу. Машина со встречной полосы въехала в бордюр. Я в порядке. Вы как? — сжато отчитался водитель.

— Нормально. Узнайте, другой машине нужна наша помощь? — велел Кейн.

— Пойду спрошу. Их машину хорошо провернуло, прежде чем она врезалась.

— Я позвоню по 911, — Мэри достала мобильный телефон из сумочки.

Кейн вышел вслед за водителем. Вернувшись, сказал, что никто не пострадал. «Скорая» и полиция подъехали быстро, офицеры отпустили всех, как только записали показания.

Когда водитель их лимузина включил зажигание, Кейн поднял перегородку и, по-родительски обняв Мэри, спросил:

— С тобой все в порядке?

— Да. А ты? Упали-то мы на тебя.

— Не заметил.

— Головой не ушибся?

— Перестань хлопотать. Все нормально.

— Ты мой герой! — восхищенно признала Мэри.


Кармен выбежала им навстречу, когда они вошли в холл.

— Вам звонили, мистер Брентвуд. Сказали, это срочно.

— Спасибо, Кармен, — поблагодарил Кейн, забирая из ее рук листок с номером телефона. Очевидно, это Билл Хатчинс хочет обсудить с ним вопросы совместного сотрудничества.

— Поговори в кабинете, а после выпьем по бокалу вина на террасе, — предложила Мэри.

— И только-то? — лукаво улыбнулся он в ответ.

— Кейн, — укоризненно произнесла Мэри и прикрыла ладонью его губы, сконфуженная присутствием Кармен.

— Вино — это хорошо. Встретимся на террасе, — пообещал Кейн своему цензору и скрылся за дверями кабинета.

Он установил в кабинете Мэри телефон собственной компании, который часто использовал для проведения селекторных совещаний. Телефон был оснащен звукозаписывающей приставкой, позволяющей фиксировать все переговоры с клиентами, чтобы застраховать фирму от возможных претензий в случае неблагоприятного изменения биржевого климата. И теперь, звоня Биллу Хатчинсу, он заблаговременно включил эту аппаратуру. Предстоял разговор об установлении гонорара — в случае согласия Билла на деловое предложение Кейна. В полной уверенности, что звонит именно ему, Кейн некоторое время слушал в трубке длинные сигналы. Когда они прекратились, Кейн сказал:

— Это Кейн Брентвуд.

— Ты один? — услышал он приглушенный женский голос.

— Да. С кем я говорю?

— Считай меня доброжелателем.

— Что это означает? — Он лихорадочно перебирал в памяти все женские голоса, пытаясь определить, кому принадлежит этот.

— Я хочу тебя предостеречь: Мэри — опасная женщина.

— Виктория? — брезгливо предположил Кейн.

— Нет. Этот разговор не имеет отношения к твоей бывшей жене.

— Вы напрасно думаете, что меня могут заинтересовать анонимные сведения.

— Даже если они касаются лично тебя? — самоуверенно прошептали на другом конце.

— Что вы имеете в виду? — поддался Кейн искушению.

— Мэри обманывает тебя.

— В чем, например? — гневным тоном продолжал выспрашивать он.

— Ты думаешь, она была замужем, — хищным голосом промурлыкала женщина, — так вот, это ложь.

— Допустим, — попытался изобразить равнодушие Кейн.

— Она забеременела вне брака, когда жила в Париже, — дозировала информацию доброжелательница.

— Вы тратите мое время.

— Неужели? Тогда, возможно, ты сам у нее спросишь, кто был отцом ее ребенка.

— Мне это не интересно.

— А все же спроси, — притворно ласково посоветовала женщина и положила трубку.

Раздраженный разговором, своей беспринципностью, странными намеками анонимного доброжелателя, Кейн откинулся на спинку старинного кожаного кресла. Проверил, записался ли этот нелепый диалог, помедлил в путаных раздумьях и направился на террасу, где его ждала Мэри.

На столике перед ней в ведерке со льдом утопала бутылка шампанского. Мэри стояла с торжественно загадочным видом рядом с прикрытым темной материей мольбертом. Торшеры патио и уличные огни по периметру бассейна ярко освещали пространство террасы. Круглая луна с опаской наблюдала, что разыгрывается на сцене заднего дворика.

Кейн был шокирован причудливым пересечением двух реальностей: тяжелого телефонного разговора и необъяснимой торжественности приготовлений на террасе. Он смотрел на Мэри напряженным, непонимающим взглядом.

— Это закрытый премьерный показ моей новой работы, — радостно объявила она, готовясь сорвать покрывало с мольберта. — Все для тебя, любимый!.. Так Билл принял твое предложение?

— Звонил не Билл, — озадаченно проговорил он.

— А кто? — начала беспокоиться Мэри, наблюдая его странную реакцию.

— Какая-то женщина. Она не представилась. Беспокоится из-за тебя, — ответил Кейн, пристально глядя на Мэри.

— Вот как. И что она сказала? — Мэри попыталась унять необъяснимую тревогу.

— Сказала, что ты хранишь секрет, который мне следовало бы знать, — с нарастающим волнением проговорил Кейн, приближаясь к Мэри.

— Какая-то женщина, которая не назвала себя? Гнусная анонимщица, правильно я понимаю? — зло резюмировала Мэри, ища защиту в гневе.

— Да.

— Хотелось бы знать, кто она. Ты определил голос?

— Нет, — Кейн наблюдал за Мэри изучающим взглядом. — Но я записал разговор. Если будет желание, сможешь послушать его позже.

— Зачем же откладывать?

— Хочу последовать совету доброжелательницы и спросить у тебя кое-что.

— Что? — не то от гнева, не то от страха побледнела Мэри. Слабой рукой она пододвинула под себя стул и хотела сесть, когда он задал этот вопрос:

— От кого ты была беременна?

Ее колени заметно тряслись и медленно подгибались. Кейн в очередной раз удержал ее от падения. Она хотела прильнуть к его груди, но почувствовала неблагосклонное напряжение. Его объятия были надежными, но жесткими.

В голове что-то кружилось, взвинчивая гнетущие мысли: кто звонил? А если звонила убийца Банни, выкравшая ее дневник, что еще попытается сделать эта женщина? Неужели она собирается предать все гласности? А если информация исходит не от Банни? Как она все узнала?

— Мне нужно сесть, — пролепетала Мэри.

— Давай покончим с секретами, — примирительным, но сухим тоном предложил Кейн, рассерженный ее постоянными обмороками.

— Да. Именно это я и собиралась сделать сегодня вечером.

— Очень разумно. Приступай.

— Я не была замужем за Жаном-Полем. У нас даже романа не было.

— А с кем был? Кто он? — Не дождавшись ответа, он резко вскрикнул: — Почему молчишь?

— Никого не было! — выдавила она сквозь комок, застрявший в горле.

— А ребенок был? — терял терпение Кейн.

— Да. Твой ребенок.

Кейн ничего не сказал и только присел, а из глаз Мэри выкатились две блестящие капли. Сглатывая горечь, она заговорила:

— В тот день я получила две новости. Как говорят в кино: одна хорошая, другая плохая. Я ждала тебя, чтобы порадовать хорошей новостью. Но плохая перечеркнула все. Я наткнулась на газетное объявление о твоей помолвке. — Кейн бессмысленно смотрел перед собой, и она продолжала: — Я тогда не до конца понимала, что делаю. Знала, что не могу больше оставаться в Лондоне. Вылетела в Париж. Жан-Поль всегда был добр ко мне. Приютил.

— Почему не рассказала все, когда я к тебе приехал? — яростно выкрикнул Кейн.

— Хотела до тех пор, пока ты не предложил мне оставаться твоей любовницей. Так же жить в твоей шикарной квартире и принимать тебя в ней втайне от твоей женушки. Это было унизительно. Я умолчала о беременности, потому что боялась, что ты не оставишь меня в покое, узнав об этом.

— Ты не умолчала, а соврала, сказав, что беременна от другого. Ты лишила меня ребенка. Как ты могла упрекать меня в несправедливом отношении к Виктории, зная за собой такое?

— И ты не смей упрекать меня, — зарычала на него Мэри. — Я заплатила за свой грех. До сих пор расплачиваюсь.

— Что толку, если он мертв, — жестоко произнес Кейн. Но, подумав, спокойно попросил: — Расскажи все по порядку.

— Живя в Париже, я нуждалась. Моя семья отказалась выделять мне деньги. Про беременность я им, разумеется, не могла рассказать. Жан-Поль давал мне крышу, пропитание. Больше я с него брать не могла, не хотела. На врачей денег не было совсем… — Мэри умолкла.

Ее лицо было спокойным, слипшиеся ресницы блестели от слез. Брови приподнялись, открыв ясный взгляд глядящих в пустоту глаз. Мэри была торжественно тиха, оживив в себе то тревожное время, когда она готовилась к рождению нового человека, надеясь, что ее материнская любовь затмит нужду и невзгоды.

— Я начала работать в его галерее и копить деньги на акушерскую помощь. Роды были долгие и мучительные. Когда малыш вышел, оказалось, что пуповина обвила его шею… Он задохнулся. Мне сказали, что его можно было бы спасти, если бы к схваткам подготовились более тщательно.

Мэри сцепила руки как в ознобе. Она плакала без слез, всхлипывая и содрогаясь. Ей хотелось кричать. Осыпать Кейна накопившимися за долгие годы обвинениями. Но теперь в смерти Брента она видела только свою вину.

— Как можно передать это чувство? — стонала она. — Потерять все сразу. В один-единственный миг. Будь он проклят.

— Наверно, это похоже на то, что я чувствую сейчас, Мэри, — колко сказал Кейн.

— Хочешь сказать, что оставил бы Викторию ради меня и ребенка? Не лги.

— Любишь правду? В таком случае должна была спросить меня об этом тогда.

Наблюдая его растерянность, боль и гнев, Мэри почувствовала себя отомщенной. Она долгие годы нуждалась в этом лекарстве.

— Ты прости меня, Кейн. Надеюсь, у нас еще могут быть дети. — Ей показалось это лучшим утешением. Она ошиблась — Кейн вспылил:

— Простить? Ты просишь простить тебя? Не слишком ли все легко получается?

— Но как я могла рассказать тебе об этом раньше, если ты и сейчас отказываешься понять меня? — в отчаянии простонала Мэри.

Но он был непримиримо черств.

— Это наш последний разговор, Кейн, — тихо подытожила она и, зайдя в дом, закрыла за собой дверь на террасу.

Загрузка...