Инвестиции в семью (СИ)

Глава 26

Начинается учебный год. Мне предстоит доклад по диссертации на заседании кафедры. Готовлюсь очень тщательно. Речь проговариваю перед зеркалом не меньше двадцати раз, знаю её уже наизусть, ещё и с эффектными паузами и правильными интонациями. Почти как театральную роль. Уверена, Станиславский бы одобрил.

Чуть хуже обстоит дело с презентацией. Хотя я считаю себя уверенным пользователем компьютера, всё-таки знаний и умения интуитивно находить решение проблемы мне не хватает.

Я строила диаграммы много раз. Но только самые простые, а всякие фишки я видела у других, но сама делать так и не научилась. Проиграв неравный бой компьютеру и опустив руки, снимаю корону и обращаюсь к Владу. Для него это как семечки. Когда я писала диплом, все графики мне делал он.

— Можешь посмотреть мои диаграммы? — решаюсь спросить, когда они с Жориком устраивают на ковре в гостиной очередную баталию роботов.

Я полдня морально готовилась к этой просьбе и заранее принесла ноутбук.

— Давай, — оживляется Розовский. — Что там у тебя не получается?

— Да легенда [1] пропала — и я не знаю, как её вернуть, — оправдываюсь, открывая файл с исходными данными.

Он смотрит, хмурится и бросает сыну:

— Жора, поиграй-ка пару минут сам. Построй тут укрепление получше, — указывает на заграждение из нескольких кубиков.

Малыш, естественно, корчит недовольную рожицу. Даже не зная о реальном статусе Влада, сын счастлив от его появления в нашей жизни. Потому что я, к своему великому стыду, не умею играть с ним в мальчуковые игры. Да мне и близко не хватило бы фантазии выстроить из подручных средств укрепления с космическими кораблями и устроить звёздные войны!

Розовский быстро щёлкает мышкой. Мне очень хочется посмотреть, что там у него происходит, но он повернул экран к себе и не торопится посвящать меня в свои манипуляции.

— Иди сюда, я тебе покажу, — говорит он спустя минут десять.

Опускаюсь рядом на ковёр и заглядываю в экран. А Влад уже вовсю правит файл с презентацией и по ходу дела озвучивает недостатки.

Чувствую себя полным “чайником” рядом с ним. Он переключается на таблицу с данными, щёлкает на гистограмму [2].

— Вот смотри. Выделяешь диаграмму, идёшь в конструктор и нажимаешь в меню “Добавить элемент диаграммы”. Теперь видишь список, что можно добавить. Берёшь легенду и указываешь, где относительно области со столбцами она должна появиться. Например, снизу. И всё — готово.

— О, спасибо. У меня эта легенда сначала была, а потом я что-то нажала — и она исчезла. А контрол-зет [3] почему-то не сработал.

За последние годы я привыкла со всем справляться в одиночку и ни у кого не просить помощи. Потому сама ситуация, при которой я что-то у кого-то спрашиваю и признаюсь в собственном бессилии, травмирует моё самолюбие. А тут ещё и Розовский. Такой умный и идеальный снаружи, но подлый предатель внутри.

— Если что — обращайся. Я ещё поменял макет оформления твоей презентации и немного выровнял пляшущие строки. Кажется, стало лучше.

Он прав — как эти строки обуздать, я тоже не знала, кое-как подогнала пробелами, чтобы не слишком бросалось в глаза, что с ними что-то не так.

— Спасибо, — внутри бурчу, но улыбаюсь. — Ты — гений.

После вмешательства Влада презентация получилась идеальной — хоть прямо сейчас на большую защиту с ней выходить. Или на выставку отсылать. Вот что значит специалист…

— Тоже мне ракетная наука. Могу тебя научить. Будешь мне должна поход в ресторан, — он хитро подмигивает, будто пытается раскрутить меня на фотосессию как минимум топлесс.

И говорит это таким тоном, что я почему-то смущаюсь. Ещё не хватало мне так реагировать на фиктивного мужа!

— С Робертом? — уточняю, пытаясь вернуть нашу беседу в официальное русло.

— Не-не. Вдвоём. Ужин при свечах, романтика и всё такое. Как в старые добрые времена.

И снова этот тон, от которого становится не по себе.

“Как в старые добрые времена”…

Как давно это было. В какой-то далёкой прошлой жизни. Когда я носила розовые очки, а подлость и предательство казались чем-то абсолютно невозможным по отношению друг к другу.

— Не знаю, что тебе ответить. Завтра днём у меня — доклад на кафедре, а вечером буду собираться. Я еду с Робертом на несколько дней в столицу. У него какие-то дела, заодно хочет посетить архив — его предки учились там в университете, — сообщаю Розовскому.

— А Жора?

— Со мной поедет, конечно, — отвечаю удивлённо. Что за вопрос?

— Не доверяешь мне?

Не понимаю. Он предлагает мне оставить на несколько дней ребёнка с ним? Чтобы я поседела или сошла с ума, не отъехав от города и ста километров?

— В смысле?

— Могла бы не тащить его за собой так далеко, а оставить дома. Я бы присмотрел. С Галиной помощью, естественно.

— Влад, а ты не заигрался?

Хочу сказать, что он — последний в списке тех, кому я могу доверить сына, но вовремя себя останавливаю. Спорить и выяснять отношения бессмысленно и в данный момент совершенно глупо.

— Может, мне с вами поехать?

— Не уверена, что Роберт будет в восторге. Он планирует заниматься делами и вряд ли сможет уделить тебе внимание, — подбираю слова, чтобы отказать.

— Я мог бы тебе помочь с сыном, — продолжает, игнорируя моё замечание о Вайнштейне. — В зоопарк сходим с ним, пока вы будете в архиве.

Розовский подбирается к моему ребёнку критически близко, на опасно короткое расстояние. Начинаю нервничать. Меня вовсе не прельщает идея впускать его в нашу жизнь.

— Влад, я еду с Галей. Мне её с головой хватит. Хочу тебе напомнить, что мы с Жориком больше трёх лет прожили сами — без тебя, нянь и посторонней помощи. И, как видишь, справились вполне неплохо.

— Хорошо, как скажешь, — произносит коротко и как будто с обидой в голосе.

Что он себе нафантазировал?

— Мама, а у нас с Владом есть секрет, настоящая тайна! Хочешь, расскажу, какая? — шепчет мне на ухо сын, когда я вечером уговариваю его положить голову на подушку и уснуть.

— Хочу, — соглашаюсь, чтобы он поскорее улёгся и закрыл глаза. — Только расскажешь и сразу спать, хорошо?

— Мамочка, ты знаешь, что он — мой папа? Только пока что он — секретный папа, а потом будет самым настоящим, — Жорик шепчет, обхватив ручкой мою шею и щекотно дотрагиваясь до уха.

Нужно что-то ему ответить, но правильные слова, как назло, никак не подбираются.

Мы с сыном никогда не говорили об отце. Только однажды он спросил у меня, почему у других детей есть папы, а у него — нет. Я пожала тогда плечами и ответила, что вовсе не у всех есть, у некоторых нет. Благо, у нас в детском саду были дети, которые тоже росли без отца. Ребёнок успокоился, и больше эта тема его не интересовала.

Но судя по реакции на Розовского, он давно мечтает о папе.

Злюсь, конечно. Просила ведь Влада дать мне время, чтобы поговорить с малышом. Так он мало того, что разболтал сыну наш секрет, так ещё и меня вовремя не предупредил…

Ревную жутко. Все дни, когда по вечерам он играл с Жориком, я ревновала. Но тогда мне удавалось убедить себя, что ничего криминального не происходит. Однако теперь внутренняя сирена ревёт изо всех сил, предупреждая об опасности. И никакие логические рассуждения не могут повлиять на разгоревшуюся внутри панику.

Накануне важного заседания кафедры мне только этого стресса не хватало.

Первая реакция — вломиться к Владу и наехать на него с обвинениями. Даже успеваю выскочить в коридор и направиться в сторону его комнаты. Хочется от души побить его. С удовольствием колошматила бы наглеца, как боксёрскую грушу. Но понимаю, что он, скорее всего, перехватит и зафиксирует мои руки ещё до того, как я успею хотя бы раз его ударить. Мне бы накричать на Влада и покусать обвинениями. Но разве от этого Жора забудет слова отца?

Хорошо, если удастся выпустить пар и успокоиться после этого. А если я только сильнее разозлюсь? Как потом собираться для доклада?

Не дойдя до места назначения, возвращаюсь к себе. Ну уж нет. Завтра мне нужно во что бы то ни стало хорошо выступить, ответить на все вопросы и получить рекомендацию для защиты. И никакой Розовский со своими пакостями мне не помешает!

Потом я поеду с Вайнштейном в столицу. И пока он будет заниматься своими делами, встречусь с адвокатом и обговорю возможные пути выхода из сложившейся ситуации с наименьшими для меня и сына потерями.

Поднимаясь по лестнице на кафедру, волнуюсь. После той ужасной истории с Васильевым я с некоторыми коллегами ни разу не виделась. А они мне наверняка все кости перемыли, по десять раз обсудили между собой и осудили. Деликатностью наши дамы точно не страдают. Одна Татьяна Павловна чего стоит…

Опасения оказываются напрасными. Если кто-то и шепчется о чём-то у меня за спиной, то вида не подают. Доклад воспринимают хорошо, задают много вопросов. Доцент Алексеенко, как обычно, пытается строить из себя самого умного и спрашивает какую-то чушь, не имеющую отношения к моей работе, но я нахожу способ выкрутиться так, чтобы и его не обидеть, и не молчать как рыба.

В итоге я получаю заветную рекомендацию. И в ближайшее время меня ждёт бюрократический марафон. Но перед тем, как заняться вплотную оформлением бумаг и получением выписки из протокола заседания кафедры, я уезжаю в столицу.

Намереваюсь вечером высказать Владу все обвинения. Совсем берега потерял — действует тайно у меня за спиной! Но я так счастлива после заседания, что боевой настрой быстро сходит на нет.

Я подумаю об этом завтра.

В аэропорту меня немного потряхивает от стресса. Я не первый раз лечу самолётом, да и шансы разбиться мизерные, но страху это объяснить невозможно. Он иррационален и не подчиняется логике. В идеале меня нужно перевозить по воздуху под общей анестезией.

Ещё и Жорик всё время ожидания посадки хулиганит сильнее, чем обычно. Ему скучно сидеть на одном месте. Большая часть пассажиров — бизнесмены, которые не хотят терять несколько часов на путешествие по земле. Полный мужчина справа от нас недовольно косится на ребёнка, гоняющего вприпрыжку туда-сюда по залу ожидания.

Ненавижу такие взгляды. Чувствую себя виноватой, хотя я никак не могу повлиять на сына. Галина тоже стоит посередине зала и просто следит за малышом глазами, готовая в любой момент ринуться на помощь.

Жорик уже не успокаивается, не отвлекается и не останавливается. Он слишком перевозбуждён. Вечный двигатель в действии.

— Он всегда такой подвижный? — спрашивает Вайнштейн с улыбкой.

— В основном да, — согреваюсь его тоном. Для любой матери очень важно, чтобы окружающие принимали её ребёнка таким, как есть. — Хотя обычно удаётся его чем-то занять, но сейчас точка кипения уже пройдена, ничего не поможет, пока не свалится без сил и не уснёт.

— Ему нужно брата или сестру. Он будет тебе помогать и остепенится. Мой старший внук тоже шустрик был поначалу. А вообще, из таких детей вырастают гении, — подмигивает.

Киваю, улыбаясь в ответ. Из рассказа Влада я помню, что Роберт — завзятый семьянин.

— Вы с Владом давно вместе?

— Мы поженились семь лет назад, — говорю о первой свадьбе и поневоле вздыхаю.

Не люблю вспоминать о том, как мы когда-то были счастливы. Больно осознавать, как бездарно мы распорядились нашей любовью, как глупо и нелепо всё разрушили.

— Надо же! Семь лет, а муж по-прежнему смотрит на тебя как влюблённый по уши молодожён. Хотя я не удивлён. На такую красавицу иначе смотреть невозможно, — и снова подмигивает.

— Да ну, вы как скажете… — кажется, заливаюсь краской. Щекам становится горячо.

— Точно-точно. У меня глаз намётан. Такую влюблённость не спрячешь. Думаешь, благодаря труду обезьяны превратились в людей? Ничего подобного! Всему виной любовь. У животных — похоть, инстинкт продолжения рода. Не худшие, между прочим, черты. Но любовь — это нечто совершенно иного интеллектуального и эмоционального уровня. Она дана только высшим существам, только людям. И когда мужчина смотрит на женщину с любовью, скрыть это невозможно.

Я не спорю, чтобы не разрушить миф о нас с Розовским. Но недоумеваю: когда и как старик мог увидеть его влюблённый взгляд? Возможно, Влад — всего лишь хороший актёр?

Перелёт становится для меня настоящим испытанием. Раньше я летала только с одним человеком — с Розовским. Рядом с ним почему-то было не так страшно… Думала, и сейчас легко справлюсь, ведь с каждой новой поездкой боязнь должна постепенно сходить на нет. Но увы, приходится признать: без Влада я — слабачка.

Это очень неприятное открытие я оставляю почти без внимания, потому что весь недолгий перелёт меня душит ужас. Он усиливается от мысли, что со мной летит Жорик. И в случае чего, мы с сыном разобьёмся вместе. А ведь муж предлагал мне оставить ребёнка с ним. Где были мои эгоистичные мозги?

Малыш, нагонявшись по залу ожидания, кое-как перекусил и умостился спать. Даже не стал дожидаться, пока самолёт поднимется в воздух.

Пытаюсь вспоминать прошлые полёты. Почему было терпимо? Меня, конечно, потряхивало на нервах, но Влад отвлекал и отгонял от моей головы дурные мысли. Он казался таким смелым и уверенным, что рядом с ним невозможно было трястись от страха и истерить.

С ним всегда было надёжно и спокойно. Он заботился обо мне, нежно оберегал от неприятностей. Как могло получиться, что мы всё разрушили и расстались?

Самолёт садится. После пережитого стресса несу Жорика на руках — просыпаться он упрямо не хочет, копит энергию для новых хулиганств. А мне крайне важно сейчас прижимать его к себе, чтобы напитаться энергией взамен той, что отдала сегодня в жертву страху.

После ночи в прекрасном номере элитного отеля я расслабляюсь. Вчерашний ужас, который мучил в самолёте, быстро забывается. Наутро чувствую себя огурцом и готова сворачивать горы.

График пребывания в столице у нас с Робертом заранее расписан по часам. По регламенту у меня сначала — посещение юриста, а затем — поход в один из самых больших в стране зоопарков. Сомневаюсь, что Жорик выдержит полный обход всей его территории. Но посетить вольеры с крупными животными мы просто обязаны.

Адвокат оказывается неожиданно очень молодым. По внешнему виду — примерно моего возраста или чуть старше, лет тридцати.

В моём представлении он должен быть мужчиной средних лет в роскошном костюме с красивым галстуком и неимоверно дорогими часами. Именно таким он мне показался, когда мы общались по видеосвязи. А вместо него в кабинете за столом сидит русоволосый парень в бежевой рубашке с короткими рукавами, без галстука.

“Какой-то несолидный адвокат”, — мелькает в мыслях.

Вопреки ожиданиям, он совсем не похож на бультерьера, который вцепится в горло оппоненту и не отпустит, пока не задушит. А я ищу именно такого — чтобы в случае необходимости смог выгрызть у Розовского моего сына и не позволил мужу разлучить меня с ребёнком. Приходится переспросить, не ошиблась ли я дверью, а потом извиняться, заливаясь краской.

Вадим уже в курсе многих подробностей из нашего с мужем прошлого и настоящего, у него есть копии документов. Сегодня я хочу услышать от адвоката анализ ситуации и прогнозы. Мне очень важно знать, что в случае иска он готов меня защищать в суде. И пусть он неприлично молод, слава об умении Филиппова добиваться нужного решения даже в безнадёжных ситуациях вдыхает в меня веру и надежду.

— Договор, который муж предложил вам, — обычный. Такие подписывают у нотариуса, когда родители не имеют претензий друг к другу в отношении опеки над общим ребёнком. Мировое соглашение, своего рода альтернатива суду.

— Я боюсь, — завершаю краткий пересказ нынешней ситуации. — Я не понимаю, что Влад замышляет.

Он сам поначалу предложил развестись. Тихо, через ЗАГС, чтобы без шумихи. И лишь после этого оформлять отцовство. Розовскому так выгодно для репутации, он хочет избежать сплетен.

Деньги, которые я должна была получить от него после развода, уже поступили на счёт. Это значит, что наш договор расторгнут. Я осталась добровольно — помочь ему с Вайнштейном.

Почему он не торопится подать на развод?

Спрашивать это у адвоката бессмысленно — логика моего мужа не поддаётся объяснению. И вряд ли кто-то может предугадать, каким будет его следующий шаг. Единственное логичное объяснение — ждёт, когда Роберт огласит своё решение в отношении инвестиций и уедет домой.

— Вадим, а этот договор — он навсегда? Если вы говорите, что он нормальный и не содержит никаких подводных камней, то я его подпишу. А Влад не сможет переиграть его через время? — задаю волнующий меня больше всего вопрос.

— Сможет. Любой из родителей может подать в суд и изменить условия этого договора.

— То есть я всё равно остаюсь никак не защищена? — тяну растерянно.

— В суде вы будете защищаться. Вам придётся смириться с тем, что оба родителя имеют равные права на воспитание ребёнка. Невозможно лишить отца его законного права, если он не какой-то асоциальный элемент и не вредит ребёнку. Но и он имеет симметричные ограничения в отношении вас.

Филиппов говорит спокойно и будто игнорирует моё волнение и зарождающуюся истерику. А я ужасно нервничаю. Нащупав декоративную змейку на юбке, дёргаю её туда-сюда и в итоге отламываю бегунок.

— И что же мне делать? Это ведь нечестно! Он отказался от ребёнка, я больше трёх лет растила его сама, а теперь он имеет такие же права, как и я? — захлёбываюсь возмущением и отчаянием.

— Да, имеет. Мой вам совет: не накручивайте себя раньше времени. Я понимаю, что у вас плохой опыт предыдущего развода с мужем. И даже допускаю, что он может быть не самым порядочным человеком. Но он — тоже человек, имеющий права… — Вадим отвлекается на телефон, пиликнувший сообщением, читает и переворачивает экраном вниз.

— Знаю я его права! Он купит суд с потрохами и выставит меня дьяволом во плоти, чтобы забрать у меня моего сына!

Наверное, не стоит говорить юристу такие пафосные вещи и тем более бездоказательно обвинять Розовского в возможном подкупе суда. Но я ужасно расстроена словами адвоката, и удержать эмоции в узде не удаётся.

— Если будет суд, то вы будете защищаться, — телефон пиликает снова, Вадим не читает, но начинает заметно нервничать, маска абсолютного спокойствия исчезает с его лица. — Хотите, я буду представлять ваши интересы. Не хотите — я могу посоветовать другого адвоката. Никто не знает, что произойдёт через пять или через десять лет. Так что давайте решать проблемы по мере их возникновения.

Он уговаривает меня как маленького ребёнка, хотя я — взрослая разумная женщина. Мне не нравится выбранная мною в этом разговоре линия поведения. Сейчас говорю не я, а отчаяние во мне. Вадим прав: нужно успокоиться и принять новую реальность. А там — будь что будет.

— Извините, нам придётся прерваться. У меня возникли непредвиденные обстоятельства.

Выражение лица и нервные движения руками свидетельствуют о том, что у него что-то случилось. Я выяснила всё, что меня волновало. И хотя ответы на некоторые вопросы мне не понравились, они — часть моей реальности.

Спешно покидаю кабинет Филиппова, выхожу на крыльцо адвокатской фирмы «Астрея» и сразу натыкаюсь на знакомую мужскую фигуру.

----------

[1] Легенда — это область диаграммы, в которой отображаются условные обозначения различных рядов данных (что обозначает каждый цвет на диаграмме).

[2] Гистограмма — столбчатая диаграмма, данные представлены в виде прямоугольников или параллелепипедов.

[3] Контрол-зет — комбинация клавиш на компьютере, позволяющая отменить последнее действие.