Ирландская принцесса

4

СИРША

Мы с Коннором ужинаем в ресторане изысканной кухни в центре Бостона, в бистро, где подают изысканные блюда французской кухни. Он ждет меня снаружи, когда мой водитель высаживает меня, и я мельком вижу его, прежде чем он замечает меня. Это немного поразительно, я привыкла видеть его в лондонском наряде. В джинсах, ботинках, футболке и своей верной кожаной куртке Коннор был воплощением суровой мужественности, грубой и возбуждающей. Теперь он больше похож на человека, которого я помню, одетого в строгий костюм, сшитый на заказ, с зачесанными назад волосами и едва заметной щетиной. Татуировки скрыты, и я ловлю себя на том, что странно скучаю по тому Коннору, который был раньше.

— Сегодня вечером мотоцикла не будет? — Спрашиваю я его, присоединяясь к нему у входа в ресторан, и вижу, как он окидывает меня взглядом, отмечая мое сизо-голубое шелковое платье длиной до колен, черные туфли на каблуках от Louboutin и жемчужные украшения, вырез моего платья достаточно низкий, чтобы создать намек на ложбинку, мои вьющиеся рыжие волосы, убранные набок жемчужной заколкой.

— Он еще не прибыл из Лондона. — Его глаза слегка темнеют, но он не делает никаких попыток прикоснуться ко мне, когда открывает передо мной дверь. — Сейчас удобно на машине и с водителем.

Ресторан с тусклым освещением и романтичный, со столами из темного дерева и приглушенным освещением от подвесных люстр, над головой играет струнный оркестр. Нас мгновенно уводят за дальний столик, подальше от других гостей, и Коннор делает знак хозяйке, когда мы садимся.

— Пусть официант сразу принесет нам бутылку охлажденного шампанского, — говорит он. — А затем красное вино к ужину, все, что предложит сомелье.

— Мы что-то празднуем? — Я холодно улыбаюсь ему, когда сажусь, расстилая льняную салфетку у себя на коленях.

— Что ж, мы здесь и собираемся пожениться, так что, полагаю, это стоит отпраздновать. — Улыбка Коннора такая же напряженная.

— Твои друзья пытались устроить нам праздник в Лондоне, но тогда тебе, похоже, было не до этого.

— Твой парень все испортил. — Пронзительные зеленые глаза Коннора прищуриваются, глядя на меня.

— Это смешно. Найл мой старый друг. И мне кажется, зеленый тебе все-таки не идет. — Моя улыбка не совсем достигает глаз. — По крайней мере, когда дело доходит до ревности.

— Я не ревную. Я просто не хочу, чтобы враг погружал свой член в мою жену.

— Пока никто ничего не погружал.

— Насколько я помню, я уже делал кое-что из этого. — В глазах Коннора нет и намека на веселье. — И тебе это очень понравилось.

— И мы согласились, что получать удовольствие друг от друга осталось в прошлом, — чопорно говорю я. — Это деловое соглашение, Коннор.

— Да. — Его взгляд удерживает мой. — И пока ты не выполнишь свою часть контракта, я сохраняю на тебя все права.

— Никто этого не оспаривает.

— Я думаю, Найл мог бы. — Коннор сжимает челюсть, и я раздраженно прищуриваюсь, глядя на него.

— Найл не имеет к этому никакого отношения, — резко говорю я ему. — Теперь, раз уж мы здесь, не поговорить ли нам о чем-нибудь действительно важном? Например, о том, как прошла твоя первая встреча после того, как мы приехали?

— Это что-то, что нам нужно обсудить? — Пока Коннор говорит, возвращается официант с охлажденным шампанским и креветками для коктейля. Как только шампанское налито, Коннор поднимает свой бокал, наклоняя его в мою сторону. — За новую жизнь в Бостоне?

— За то, чтобы мой будущий муж включил меня в происходящее. — Я стучу своим стаканом по его бокалу. — Ты обещал не держать меня в неведении. Ты хочешь, чтобы я слушала, была твоими глазами и ушами, а не моего отца, но для этого я должна знать, что слушать.

— Что тебе говорит твой отец?

— Я думала, ты не хочешь копировать его.

Мы смотрим друг на друга, в наших руках шипящее шампанское, и я чувствую, как знакомый прилив возбуждения начинает разливаться по моим венам. Я наслаждаюсь этим, разговором с ним наедине, спорами взад-вперед. Эта словесная перепалка заставляет меня чувствовать себя живой, как будто я наконец-то в своем в мире, предназначенном для того, чтобы подавлять меня.

— Пока рассказывать особо нечего, — наконец уступает Коннор, потянувшись за креветкой. — Я дал строгие инструкции, что Лиаму не должен быть причинен вред, что я хочу, чтобы он и его жена согласились на изгнание, а не на то, чтобы его казнили. Лука… это тот, за кем я хотел бы приглядывать, я думаю, дружба его жены с Анастасией может оказаться проблематичной. Но что касается всего остального, мы только начинаем. — Он поднимает бровь. — А как прошла твоя встреча? Ты услышала что-нибудь интересное?

— Как… — Мой рот слегка приоткрывается. — Ты. Из-за тебя София и Катерина были там.

Коннор пожимает плечами.

— Я просто предложил твоему отцу, что, возможно, твоей матери следует пригласить их на все твои предсвадебные торжества, пока они в городе.

— Значит, у меня не будет ни минуты покоя, — бормочу я сквозь стиснутые зубы.

Коннор пожимает плечами.

— Конечно, нет. — Он смотрит на меня. — Так что?

— Там тоже особо нечего сообщать, — натянуто отвечаю я. — Катерина, кажется, довольна, что проводит со мной время, но она мало что рассказывает. Она выросла в этом, она отличная жена мафиози. София, с другой стороны, на грани воинственности. Она явно расстроена угрозой счастью Анастасии.

— Но не Лиама, — размышляет Коннор.

Я пожимаю плечами.

— Это предположение. Но если бы мне пришлось гадать, ее меньше волнует сам Лиам, чем то, счастлива Анастасия или нет.

— Это может быть чем-то, что мы сможем использовать. — Коннор пожимает плечами. — Время покажет. В ближайшие дни у нас будет еще много возможностей.

Я морщусь от этого, но у меня нет возможности ответить. Официант возвращается, чтобы принять наш заказ, и Коннор меняет тему.

Остальная часть ужина гораздо менее увлекательна. Мы осторожно обсуждаем темы, которые не имеют большого значения, и ясно, что Коннор пытается держаться от меня на определенном расстоянии. Здесь нет ни флирта, ни даже того сексуального напряжения, к которому я привыкла. Это как будто растворилось в воздухе, и я задаюсь вопросом, потерял ли он интерес или просто держит себя на коротком поводке.

Я почти боюсь это узнать.

Когда ужин заканчивается, он провожает меня обратно к машине и даже не пытается поцеловать. Я чувствую волну разочарования, хотя знаю, что не должна этого делать, но это так напоминает мне дни, когда я была невестой Лиама, что у меня щемит сердце. Я не хочу желать опять мужчину, который меня не хочет.

Мои мысли витают за миллион миль отсюда, когда я иду к задней калитке, стараясь не позволить разочарованию прошедшей ночи полностью овладеть мной. Я пока не хочу возвращаться внутрь, туда, где моя мать или, что еще хуже, мой отец, возможно, все еще бодрствует и хочет узнать подробности того, о чем мы с Коннором говорили. Я не забыла, как Коннор сказал мне, что ожидает от меня верности ему, а не моему отцу, и я все еще пытаюсь понять, как сбалансировать вопросы, которые у моего отца возникнут ко мне, с необходимостью держать некоторые из них при себе.

Я настолько погружена в свои мысли, что не замечаю фигуру, скрывающуюся у задней калитки, или руку, которая протягивается, чтобы схватить меня за локоть, пока я не оказываюсь прижатой к твердой груди, другая рука зажимает мне рот, мои глаза расширяются, и я издаю приглушенный крик, который полностью поглощает широкая ладонь, прижатая к моим губам.

— Тише, девочка, — говорит грубый голос мне на ухо, и мое сердце подскакивает к горлу.

Найл.

— Что ты делаешь? — Шиплю я, уворачиваясь от него, мое сердце колотится по другой причине, теперь, когда я знаю, что это он, а не какой-то реальный похититель. — Какого черта, Найл? — Я игнорирую внезапную пульсацию между моих бедер, теперь, когда меня на самом деле не похищают, мысль о том, что он схватит меня и с силой притянет в свои объятия, имеет определенную привлекательность. Еще лучше, если бы он заставил меня замолчать поцелуем, а не рукой… я отгоняю эту мысль. Что на меня вообще нашло? Один извращенный вечер в секс-клубе, и вдруг я маньячка.

— Зашел повидаться с тобой, — говорит Найл с дерзкой ухмылкой. — Не виделся с тобой с той ночи в Лондоне, и это была не самая приятная встреча, спасибо твоему жениху. — Последнее слово он произносит с некоторой горечью, и мне трудно винить его в этом. Коннор не был добр к нему в ту ночь, не то, чтобы я могла винить Коннора,

Все это сплошная путаница, распутывать которую становится все труднее и труднее.

— Ты преследуешь меня? — Спрашиваю я, пытаясь говорить легким тоном, но мой пульс все еще трепещет в горле. Я вспоминаю слова Коннора: "Он просто использует тебя, чтобы удержать тебя от замужества и сохранить место Лиама", и в меня закрадывается крошечное сомнение. Что, если он следит за мной, наблюдает, ждет информации, которая могла бы помочь Лиаму? Что, если все это уловка, и я глупо попадаюсь на нее, потому что он великолепен и харизматичен и заставляет меня испытывать чувства, очень похожие на те, что пробудил во мне Коннор?

Найл хихикает, его мускулистое тело плавно движется так, что я прижимаюсь к увитой виноградом высокой каменной стене, окружающей сад за домом, в тени, чтобы никто из проходящих не мог нас увидеть, если только они не смотрят по-настоящему.

— Нет, девочка, — говорит он тем же низким голосом, и в тусклом свете я вижу тот жар, ту тоску, которые я видела раньше на его лице. Как будто он на самом деле не пытается скрыть это, желая, чтобы я увидела, как он тоскует по мне.

Это опьяняет, особенно после того, как Коннор держится на расстоянии и настаивает на том, что у него нет намерения делать что-либо даже близкое.

— Тем не менее, я хотел увидеть тебя, — бормочет он, его рука скользит по моей талии. Его ладонь грубая, и она слегка цепляется за сизо-серый шелк. — Это прекрасное платье. Жаль, что мужчина, который видел тебя в нем большую часть вечера, не тот, кто заслуживает тебя.

— О? — Я вздергиваю подбородок, пытаясь не показать ему, как от одного его прикосновения у меня перехватывает дыхание. — И этим мужчиной будешь ты?

— О, нет, девочка, — говорит Найл с мягким смешком, его рука опускается на мое бедро. — Я тебя не заслуживаю. Ни на йоту. Но это не значит, что я не хочу тебя. Потому что, поверь мне, девочка, ничего я не хочу больше, чем тебя.

От его слов мне становится немного не по себе. Я чувствую, как мой пульс бешено стучит по венам, бедра сжимаются от возбуждения, которое он вызвал, и шелк моей юбки развевается вокруг колен на ветру с ароматом зелени и цветов, когда губы Найла приближаются к моим.

— Больше, чем ты хочешь, чтобы Лиам сохранил свое место? — Спрашиваю я на вдохе, прежде чем его губы опускаются на мои, и я вижу, как напрягается его лицо, когда он отстраняется.

— Иисус, Мария и Иосиф, с тобой нелегко, не так ли? — Спрашивает он, поджимая губы. — Я почти такой же плохой, как мужчина, за которого ты выходишь замуж. Ты все еще выходишь за него замуж, Сирша?

— Почему ты хочешь знать? — Я бросаю на него сердитый взгляд. — Значит, ты хочешь снова попытаться убедить меня в обратном?

— Сирша, если бы я думал, что смогу убедить тебя не выходить замуж за Коннора Макгрегора, я бы сделал это умоляя на коленях, если бы пришлось. Но если я говорю тебе правду, я не думаю, что это имело бы хоть какое-то значение. Ты так же упряма, как и красива, и как только ты что-то решишь, что ж… ты, черт возьми, обязательно это сделаешь. — Он вздыхает. — Это часть того, почему…

Найл обрывает себя, и мое сердце подпрыгивает, когда я смотрю на него, гадая, что он собирался сказать.

— Тогда почему ты здесь, если не думаешь, что сможешь отговорить меня от брака с Коннором? — Шепчу я. Я даже не уверена, что хочу знать ответ. Я думаю, что это могло бы быть для меня более разрушительным, чем все, что происходило до сих пор, если бы я в это верила.

— Черт возьми, если я знаю, — рычит Найл, снова придвигаясь ко мне. Я чувствую древесный, пряный аромат его одеколона, теплой кожи его куртки, слабый намек на масло и смазку от его мотоцикла. Этим он напоминает мне Коннора, сурового и с резкостью, которая пугает и возбуждает меня одновременно, но для Найла это не лицо, которое он надевает, чтобы убежать от того, кем он был раньше. Это просто он. Так было всегда, сколько я его знаю.

Возможно, у меня действительно есть тип мужчин, и это не тот, который я думала.

— Я здесь, потому что хотел увидеть тебя, Сирша, — бормочет он. — Вопреки всему моему здравому смыслу, мне нужно было увидеть тебя. И да, я хотел знать, изменилось ли что-нибудь в твоем браке с этим ублюдком, но я не ожидал, что это изменится. Я просто… хотел…

— Если бы ты действительно преследовал меня, ты бы знал, что я сегодня купила свадебное платье, — тихо говорю я, чувствуя, как у меня перехватывает дыхание. — Оно действительно очень красивое.

Одна его рука все еще покоится на моем бедре. Он опускает другую, берет мою левую руку и поднимает ее, чтобы посмотреть на мое кольцо. Бриллианты и сапфиры мягко мерцают в тусклом свете, и Найл вздыхает, потирая большим пальцем тыльную сторону моей ладони.

— Я бы никогда не смог подарить тебе такое кольцо, девочка, — бормочет он. — Даже если бы мне посчастливилось получить шанс. Но я никогда не был бы достаточно хорош, чтобы быть там, где сейчас Макгрегор.

Что-то сжимается у меня в груди при этом.

— Возможно, — тихо говорю я, мое сердцебиение ускоряется от смелости того, что я говорю, от опасности этого. — Если ты сможешь набраться терпения. Позже после того, как я подарю Коннору сына…

— Я не забыл, что ты сказала раньше. — Большой палец Найла прижимается к тыльной стороне моей ладони, его лицо серьезное. — Если честно, Сирша, я не знаю, что чувствовать. Мне не нравится идея быть твоей тайной. Но я также никогда не думал, что смогу подобраться к тебе так близко.

Он отпускает мою руку, крепче обнимая меня за талию, и прижимается ко мне, прислонившись к каменной стене, его рот опускается к моему. Я не сопротивляюсь, хотя знаю, что мох и лианы на стене испачкают мое платье, и его грубые ладони зацепят его, что его рту нельзя так хозяйничать на моем, и что он не имеет права прикасаться ко мне вот так сейчас… и если бы Коннор добился своего… никогда…

Сейчас мне приходит в голову, что ревность Коннора к Найлу может быть чем-то большим, потому что он ревнив, независимо от того, как сильно он утверждает обратное, чем просто тот факт, что Найл предан Лиаму. Найл представляет для него угрозу в том смысле, в каком я, трахающаяся с парнем из бассейна, или с моим личным тренером, или с моим массажистом, таковой не являюсь.

Найл — это тот, кем Коннор хотел бы быть. Непримиримый сам по себе, грубый по натуре и свободный от ответственности или семейных обязанностей сверх того, что он возлагает на себя, что, по его мнению, он должен. И я знаю, что Коннор, должно быть, ненавидит это. Более того, Коннор знает, что Найл может удовлетворить меня так, как быстрый трах у бассейна с парнем, никогда не смог бы, после того, с чем Коннор меня познакомил. И часть меня считает, что Коннор этого заслуживает. Поэтому я позволяю Найлу поцеловать меня. Я приоткрываю губы, позволяю его языку скользить по ним, проникать в мой рот, ощущаю его дымный вкус, когда он стонет. Я чувствую, как он твердеет, толстый и напряженный в своих джинсах, когда его руки опускаются вниз, чтобы обхватить мою задницу, когда его бедра прижимаются к моим, и он поднимает руку, чтобы обхватить мой затылок за шею, углубляя поцелуй до чего-то горячего, яростного и страстного.

— Там, откуда это взялось, есть еще кое-что, девочка, — бормочет он, когда наконец прерывает разговор. — Больше всего остального, и тоже все для тебя, если ты этого хочешь. — Он не двигается, чтобы привести себя в порядок или привлечь внимание к своей эрекции, но я вижу ее, толстую и бугристую там, где ее обтягивают темные джинсы.

Он прикоснется к себе сегодня вечером, думая обо мне. Он обхватит эту грубую ладонь вокруг себя и будет гладить, произнося мое имя, представляя все, что он хочет сделать со мной, пока не кончит. Моя киска болит при этой мысли, мой клитор пульсирует, трусики влажно прилипают ко мне, когда я представляю, как опускаюсь на колени здесь и сейчас, расстегиваю его джинсы и беру всю эту горячую, твердую плоть в рот, чтобы он мог кончить мне в горло, а не в кулак. Но я этого не делаю. Мое сердце бешено колотится, и я возбуждена больше, чем когда-либо за последние дни, но мне также немного грустно. Потому что, как бы сильно я ни хотела Найла, я также хотела бы, чтобы это был Коннор, который заводил бы меня вот так, говоря мне все эти вещи, как он делал в Лондоне и Дублине.

— Мне нужно идти, — шепчу я. К этому времени мои родители, вероятно, уже спят, и я могу проскользнуть наверх, прежде чем они увидят мое испачканное платье, или раскрасневшиеся щеки, или покрасневшие от поцелуев губы, что угодно из того, что может выдать, что я встретила здесь кого-то, с кем не должна была встречаться вместо того, чтобы сразу вернуться в свою холодную, целомудренную постель.

— Я не буду тебя останавливать. — Найл отступает назад, позволяя мне проскользнуть мимо него к задним воротам. Однако в последнюю секунду он хватает меня за запястье, глядя на меня своими горячими голубыми глазами, когда я поворачиваюсь к нему. — Я буду думать о тебе сегодня вечером, девочка.

Желание захлестывает меня при его словах, подтверждая то, что я уже вообразила, но я не осмеливаюсь сказать что-либо еще. Если я не уйду сейчас, я не знаю, что буду делать дальше, и у меня хватает присутствия духа, чтобы понять, что бежать от подстегивающей опасности, которую представляет Найл, лучше, чем позволить себе поддаться ей и, возможно, все испортить на девятом часу.

— Спокойной ночи, — шепчу я вместо этого, вытаскивая свою руку из его хватки, и он отпускает меня. Я не оглядываюсь назад, когда спешу через ворота, вверх по мощеной дорожке к задней двери и через летний сад к лестнице, которая приведет меня в мою комнату. В доме, к счастью, темно, тихо, и я бросаюсь в свою комнату, быстро закрывая за собой дверь, пытаясь отдышаться.

Все мое тело живое, пульсирующее, сотрясаемое жаром, который, кажется, может поглотить меня. Я так сильно хочу узнать, какова кульминация всей этой потребности, наконец-то узнать, каково это, лежать на спине в мягкой постели и чувствовать, как толстый член входит в меня, удовлетворяя пустую боль, потребность, которая, кажется, теперь всегда будет рядом.

Прислонившись спиной к двери, я задираю шелковую юбку своего платья, прежде чем осознаю, что делаю, другая моя рука лихорадочно шарит в кружевных трусиках под ними, пальцы ищут мой клитор. Здесь нет поддразнивания, нет растягивания, только жестокая горячая потребность, когда мои пальцы скользят по гладкому возбуждению, которое Найл пробудил во мне, скользя по моему клитору, потирая, потирая, потирая…

Я откидываю голову назад, задыхаясь, мои пальцы ног упираются в пол, когда поток образов проносится в моей голове… Коннор делает именно это в лифте, его руки на мне, когда он приковывает меня наручниками к скамейке, его пальцы снова на моем клиторе, в моей заднице, шлепает меня, ласкает меня, доставляя мне удовольствие, которое я никогда не представляла. Найл тоже здесь, его рот, руки и все то, что я могу представить, что он делает со мной, и эти мысли мелькают перед моим мысленным взором снова и снова, и в считанные секунды я чувствую, как все мое тело сжимается, когда мощный оргазм пронизывает меня. Мой клитор пульсирует под моими пальцами, бедра дрожат, и я раскачиваюсь в ответ на руку, зажатую у меня между ног, мои ногти цепляются за юбку моего испорченного платья, когда я сжимаю его в кулаке, мои зубы стиснуты от моих стонов, чтобы никто не услышал.

Коннор, Найл, боже, я просто хочу, чтобы кто-нибудь трахнул меня! Я упираюсь в свою руку, когда последние волны удовольствия ослабляют мои колени, заставляя меня опуститься на пол и прислониться головой к двери. Моя одежда в беспорядке. Я запуталась, и все, на что я могу надеяться, это на то, что Коннор был прав. Как только мы поженимся, как только он лишит меня девственности и трахнет несколько раз, необходимых для того, чтобы я забеременела, мы оба будем удовлетворены. Похоть пройдет, и я снова смогу ясно мыслить. Я подарю ему наследника, а потом смогу выбрать, куда направить свое желание. Может быть, Найл, может быть, нет, но я смогу думать, черт возьми вместо того, чтобы чувствовать себя бомбой замедленного действия похоти, готовой взорваться, напрягающейся от потребности каждый раз, когда один из двух мужчин, которые знают, как играть на мне, как на скрипке, прикасается ко мне.

Я опускаю взгляд на свою левую руку, когда отпускаю юбку, на сверкающий бриллиант и печально вздыхаю.

Я могу только надеяться.