Исав

Глава 3

Джек Фернесс жил в уединенном месте на окраине Дэнвилла, в пятнадцати милях к востоку от Беркли. Из своего коттеджа он несколько раз пытался связаться со Свифт — звонил ей домой и в лабораторию, но каждый раз попадал на автоответчик. Два-три дня он оставлял ей сообщения, но, когда она так и не перезвонила, он выбросил ее из головы и стал готовиться к выступлению перед членами Национального географического общества и руководством компании «Уайт фэнг», производящей спортивное снаряжение. Эти две организации финансировали его экспедицию в Гималаи.

Он слишком хорошо знал Свифт и понимал, что ее молчание вызвано отнюдь не пренебрежением к нему. В какой-то степени он был даже рад, что она не звонит. Не имея возможности видеться с ней, он мог полностью сосредоточиться на составлении отчетов об экспедиции. Внезапное исчезновение Свифт означало, что его находка, вероятно, и в самом деле оказалась ценной.

А если он и впрямь привез что-то важное?

Джека все сильнее охватывало беспокойство по поводу законности его действий. Он позвонил своему адвокату, и тот объяснил, что власти Непала, наверно, были бы недовольны тем, что с территории страны без разрешения вывезены ископаемые останки, но в контракте со спонсорами нет положений, ущемляющих его права в отношении находок, сделанных в ходе экспедиции. Разговор с адвокатом успокоил Джека, но он решил не сообщать про череп членам Национального географического общества, во всяком случае, пока Свифт не определит точнее, что же он такое нашел.

Из аэропорта Вашингтона Джек отправился в город на метро и уже спустя полчаса регистрировался в небольшой, но элегантной гостинице «Джефферсон», расположенной рядом со зданием Национального географического общества.

На следующее утро он завтракал с Чаком Фаррелом, директором компании «Уайт фэнг» по вопросам финансовой поддержки, и тот сообщил, что компания разработала альпинистские ботинки с подошвой из нового уникального состава, которые он предлагает Джеку испытать.

После завтрака у Джека оставалось еще два часа до заседания в Национальном географическом обществе, и он решил прогуляться. Ноги понесли его на юг, мимо Белого дома, и затем на восток, к эспланаде перед Капитолием. Желая погреться, он заскочил в Смитсоновский институт, где последний день работала выставка «Наука США». Огромная часть экспозиции была посвящена созданию атомной бомбы. Некоторые фотографии разрушенной Хиросимы Джек видел впервые. Ему сразу вспомнились сообщения в прессе последних дней об ухудшении отношений между Индией и Пакистаном, и он с ужасом подумал о том, что, возможно, в эту самую секунду одна из сторон принимает решение нанести упреждающий ядерный удар. Он плохо представлял себе, что могут не поделить между собой Индия и Пакистан, но понимал, что это тревожное известие.

Выйдя из Смитсоновского института, Джек взял такси и поехал к зданию Национального географического общества, самой богатой и щедрой из всех научных организаций страны. В 1888 году оно основало свой знаменитый журнал «Нэшнл джиографик», доходы от которого направлялись на поддержку различных экспедиций. Теперь деятельность общества финансировалось главным образом из ежегодных членских взносов, и за его покровительство шла жесткая конкурентная борьба.

На встрече с представителями Национального географического общества Джек подробно и без прикрас описал случившееся. В глубине души он считал себя виновником трагедии.

После его выступления слово взял директор по вопросам финансовой поддержки Брэд Скаффер:

— Спасибо тебе, Джек, за честный и обстоятельный рассказ. Все мы глубоко признательны тебе за то, что ты счел возможным явиться к нам столь скоро после трагического происшествия. Хочется надеяться, что ты не отказался от намерения покорить все главные вершины Гималаев.

— Разумеется. Я всегда довожу начатое до конца.

Но, говоря это, Джек знал: прежде чем вернуться в Гималаи, он должен быть уверен, что ему хватит на это мужества. Впервые за долгую альпинистскую карьеру он сорвался с горы, и, как выяснилось, лавина лишила его не только верного друга и напарника. Способен ли он и впредь совершать восхождения с некогда присущим ему хладнокровным презрением к опасности? Скоро он это проверит.

Джек Фернесс считал Йосемитскую долину своей духовной родиной. Именно здесь, на высоких склонах Сьерра-Невады, оттачивал он технику восхождения. За двадцать пять лет он потерял здесь шестерых друзей и одного из старших братьев.

Теоретически спуск на веревке вдоль гладкого отвесного склона длинными грациозными скачками — один из самых безопасных приемов, дарующих альпинисту массу волнующих впечатлений. Но именно так погиб его брат Гари. Он скользил вниз вдоль двухтысячефутовой Вашингтонской колонны, и на высоте тысяча футов его страховка, истрепавшаяся от многочисленных рывков, неожиданно лопнула. Со дня гибели Гари минуло девятнадцать лет, но до сих пор недели не проходило, чтоб Джек не вспомнил о нем.

Сегодня на Вашингтонской колонне альпинисты разминаются перед штурмом главных пиков, среди которых самой высокой и грозной слывет скала Эль-Капитан, вертикально вздымающаяся на три тысячи футов.

Из Дэнвилла до Йосемитской долины Джек добирался на автомобиле шесть часов. Около десяти вечера в гостинице «Авахни» после сытного ужина он сразу же лег спать. В начале шестого утра он уже был на ногах.

Рассвет предвещал ясный, солнечный день. Лучшей погоды для восхождения не пожелаешь. Прежде чем начать подъем, Джек нашел устойчивый крепкий валун и как следует размялся. Разминка с каждым годом отнимала все больше сил. А ведь, помнится, в двадцать — двадцать пять лет он без напряжения мог сложиться в три погибели. Может быть, сорок — это уже запредельный возраст?

Вдыхая холодный воздух ясного утра, Джек обмотал пальцы клейкой лентой, чтобы придать прочности сухожилиям, натер ладони мелом и проверил снаряжение. Потом нащупал высоко над головой углубление в камне и на одной руке подтянулся на пару футов вверх. Через час-другой солнце разогреет камень, и ноги в ботинках на резиновой подошве будут меньше скользить. Основные трудности ожидают его сейчас, на первом этапе восхождения по местами обледенелому граниту.

Джек сразу постарался поймать привычный ритм.

Падение на Мачхапучхари не повлияло на его мастерство. Он не ошибся в себе. Безусловно, он все тот же юркий скалолаз, некогда покорявший Эль-Капитан за рекордно короткое время. Но по мере продвижения Джек все острее чувствовал, что это не просто подъем, а урок самопознания. Прежде он лазал по скалам развлечения ради. Теперь же взбирается на пик, обремененный дополнительным грузом — гибелью Дидье.

Два часа он поднимался, наслаждаясь тишиной и собственной ничтожностью пред серым ликом скалы. Смотреть вокруг было не на что. Может быть, потому, что ему стало скучно, на высоте пятьсот футов Джек сделал то, чего прежде при одиночном восхождении никогда себе не позволял. Он глянул вниз.

Мозг пронзила адская боль. Он в мельчайших подробностях снова пережил падение с северного склона Мачхапучхари. Потом память разыграла козырную карту. Джек вспомнил, что прошло не девятнадцать, а двадцать лет со дня гибели брата. Он разбился в этой самой долине. Без месяца двадцать лет назад. Случайное стечение обстоятельств? Бесспорно. Однако такие вот незначительные совпадения и подтачивают мужество.

Кровоточащими пальцами он вогнал в трещину крюк и повис над пропастью на подвесном сиденье. Его парализовал страх.

— Черт возьми, что я здесь делаю? — прошептал он.

Минуты текли, а он все висел и думал, что впервые в жизни натолкнулся на самую непреодолимую преграду из тех, что ему когда-либо случалось преодолевать. И эта преграда — он сам.

«Ну же, давай, — приказал он себе. — Вперед!»

Дождавшись, когда исчезнет дрожь в животе и в ногах, он полез дальше.

Медицинский центр Калифорнийского университета раскинулся на лесистых склонах Маунт-Сутро, возвышающейся над сан-францисским районом Хейт-Эшбери. В университетской больнице Свифт сразу направилась в радиологическое отделение, где ее ждала Джоанна Джардино, которая пользовалась репутацией одного из наиболее перспективных специалистов в области неврологии.

Женщины тепло обнялись под взглядом наблюдавшего за ними симпатичного индуса в белом халате.

— Познакомься, это Манарит, — представила Джоанна. Индус чуть поклонился. — Старший нейрорентгенолог. Специалист по внутричерепным аномалиям. Манарит, это Свифт.

— Рад познакомиться. — Индус пожал протянутую Свифт руку и указал на ящик, который она принесла с собой. — Наш пациент там?

— Здесь, — подтвердила Свифт, постучав по ящику.

Джоанна подписала договор о неразглашении сведений, но к Манариту с подобной просьбой Свифт решила не обращаться. Он не имел никакого отношения к палеоантропологии и к тому же безвозмездно предоставил в ее распоряжение свое время и дорогостоящее оборудование.

Они проследовали за Манаритом в большую комнату, где стоял огромный компьютерный томограф для аксиального сканирования. Черный, блестящий, он был похож на стереосистему высшего класса, в которую хочется залезть, чтобы изнутри в полной мере насладиться качественным звуком.

Манарит извлек из ящика череп и, прокомментировав его необычные габариты, положил под рентгеновский излучатель. Метод компьютерной аксиальной томографии заключается в том, что компьютер, проанализировав и суммировав данные послойной рентгенографии, выводит на монитор картину внутренней структуры черепа, дающую представление о форме и объеме мозга, некогда его заполнявшего. Затем с помощью программного обеспечения, разработанного в Голливуде для фильмов вроде «Терминатор-2», можно воссоздать лицо, а порой и весь внешний облик обладателя черепа.

Через пару минут компьютер воспроизвел детальное цветное изображение черепа.

— Замечательная картинка, — сказала Джоанна. — А на мозг можно взглянуть?

— Нет ничего проще, — заявил Манарит.

На экране появилось изображение черепа с мозгом, выглядевшим столь натурально, что Свифт казалось, его просто можно взять с монитора и переложить в сосуд с формальдегидом.

— Потрясающе, — восхищенно воскликнула она. — Почти все доли видны.

— Не почти, а все, — возразил Манарит. — Все до единой.

В доказательство своих слов он перевел курсор на область затылка и несколько раз щелкнул мышью, увеличивая зрительную зону коры головного мозга.

— Ну как? — самодовольно поинтересовался он.

— Превосходно, — похвалила Джоанна.

Через несколько секунд Манарит вручил Свифт компакт-диск:

— Дарю.

— Я вам очень признательна, Манарит.

— Пойдем ко мне, — предложила Джоанна. — Пропустим данные диска через программу анализа неврологических конфигураций.

В своем кабинете Джоанна вставила диск в компьютер. На экране высветилось изображение мозга. На первый взгляд он почти не отличался от человеческого.

— Ладно, — промолвила Джоанна. — Давай попробуем установить объем. — Она нажала пару клавиш и прочитала результат: — Тысяча миллилитров. Минимально возможный для человека.

— Но в два раза больше, чем у гориллы, — заметила Свифт.

— Теперь посмотрим здесь. Затылочная область больше, чем у человека, а височная и теменная — меньше.

— Как у обезьяны, — прокомментировала Свифт.

Джоанна увеличила на экране изображение лобных областей мозга.

— Хм, интересно. Обонятельные луковицы просто огромные. Данное существо очень хорошо различало запахи.

— Да, с подобным мы еще не сталкивались.

Джоанна сосредоточилась на нижней части мозга.

— Отверстие, через которое происходит соединение головного и спинного мозга, смещено вперед. Это означает, что голова сидела на плечах значительно прямее, чем у гориллы.

— А также то, что ее обладатель передвигался на двух ногах, а не на четвереньках, — добавила Свифт.

Джоанна повернула изображение, чтобы лучше рассмотреть левую сторону мозга, и ее наметанный глаз тут же заметил нечто необычное. Она щелкнула мышью, увеличивая масштаб, и показала на едва выраженный бугорок.

— Похоже, это маленькое поле Брока.

Свифт знала, что неврологи обычно связывают поле Брока со способностью человека к речевой деятельности.

Джоанна еще прибавила увеличение, и теперь заинтересовавшее ее поле стало видно совсем отчетливо.

— Все верно. Оно самое, — подтвердила она.

— Но это же не значит, что гоминид умел говорить, — сказала Свифт. — Может быть, это существо просто имело чуть более широкий диапазон голосовых возможностей.

— Да будет тебе, Свифт. С чего вдруг такая осторожность? Не исключено, что мы и впрямь раскопали нечто сенсационное. Признаки существования речи на ранней стадии эволюционного становления человека. Представляешь, какой поднимется шум?

Вечером того же дня ей домой позвонил Рэй Сакер, и, услышав волнение и настойчивость в его скрипучем голосе, Свифт поняла, что в ее жизни произошел решительный поворот.

Уоррен Фицджеральд, декан факультета палеоантропологии, задумчиво потирал подбородок. Время от времени на его губах мелькала улыбка, озарявшая его тонкие черты, которые в сочетании с сединой и очками в металлической оправе придавали всему его облику ореол почти блаженной мудрости.

— Итак, если вы с Сакером правы хотя бы наполовину, эта находка может полностью перевернуть все наши представления о временных рамках эволюционного развития гоминидов. По меньшей мере восстановит репутацию рамапитека как значимого этапа в истории происхождения человека.

— Вы не совсем верно меня поняли, — сказала Свифт. — Я на это не замахиваюсь. Во всяком случае, пока. Мы имеем костные останки некоего существа на стадии развития между рамапитеком и австралопитеком, череп, который по всем признакам значительно моложе любых других прежде найденных фрагментов рамапитека. — Она вскочила на ноги и возбужденно зашагала по кабинету Фицджеральда. — Мы всегда считали, что рамапитеки жили не позднее четырнадцати миллионов лет назад. Этот череп позволяет предположить, что данный род сохранялся на земле до более позднего времени. Возможно, он существовал еще пятьдесят тысяч лет назад.

— Ты и в самом деле думаешь, что какой-то вид рамапитеков продолжал здравствовать на протяжении почти четырнадцати миллионов лет? — проворчал Фицджеральд.

— Динозавры населяли Землю целых шестьдесят пять миллионов лет. И это еще что! Мы думали, что целоканты, которыми кишел Мировой океан триста пятьдесят миллионов лет назад, вот уже шестьдесят миллионов лет как вымерли. И вдруг в 1938 году вылавливают живой экземпляр. Почему же рамапитеки не могли сохраняться каких-то четырнадцать миллионов лет?

Фицджеральд вздохнул:

— Полагаю, ты желаешь заняться сбором фактического материала и предпочла бы на время оставить преподавание?

— Да. В настоящий момент я готовлю заявку на предоставление гранта, чтобы поехать в Гималаи и обследовать местность, где был обнаружен череп.

— Ты, наверно, догадываешься, что в случае удовлетворения заявки тебя, возможно, ждет громкая слава?

— Об этом я тоже думала.

— Не сомневаюсь, — усмехнулся декан. — Палеоантропологии еще одна великая женщина не помешает. Не говоря уже о том, как сразу поднимется престиж Беркли. — Воодушевившись, он стукнул кулаком по столу. — Я тебя отпускаю!

Свифт вышла из кабинета Фицджеральда в приподнятом настроении. Похоже, все складывается удачно, ликовала она.

Ища подтверждения некоторым своим гипотезам, она всю прошлую зиму провела в лаборатории Байрона Коуди, работая вместе с ним над книгой о гориллах, впоследствии ставшей бестселлером. Один опыт оказался уникальным. Она сидела в клетке с молодой горной гориллой и смотрела ей прямо в глаза. Что интересно, обезьяна, вопреки обыкновению, не отвернулась и отвечала ей столь же пристальным взглядом. Свифт словно встретилась с немигающим взглядом маленького ребенка. Она не помнила, чтобы у нее прежде возникало ощущение столь тесной эмоциональной связи с каким-либо другим существом.

Горилле, как и ребенку, не чужды были слезы, из чего Свифт заключила, что главным критерием человеческого в человеке являются не чувства, а речь — способность к самовыражению, воображению и мыслительной деятельности.

Свифт мечтала найти ископаемое, которое указывало бы на зачатки речевой деятельности и соответственно человеческого сознания у древнейших из древнейших предков человека. Но теперь, возможно, она нашла нечто получше ископаемого — уникальное затерянное племя.