Искатель, 1962. Выпуск №1

Рисунки В. Чернецова

ГЛАВА I

Кумало проснулся от грубых мужских голосов, доносившихся с улицы, истерического визга женщин и яростных вскриков и сопения борющихся людей. Он вскочил, не раздумывая, решительно рванул низенькую потайную дверь хижины, вырезанную в стене у пола, и скользнул в черноту мокрых, залитых росой зарослей бананового сада.

Пригнувшись, припадая на правую ногу, он пробежал по холодной траве шагов двести. Около оврага, до краев наполненного серым туманом, остановился, осмотрелся. Вербовщиков не было видно, и Кумало сразу пришел в хорошее настроение. Он скатился в потоке камней и песка на глубокое дно. Здесь было совсем темно. Кумало долго поднимался по сыпучему склону и, когда выбрался, с удовольствием вздохнул полной грудью.

Яркие звезды ласково смотрели на беглеца. Кумало улыбнулся далеким огням и пошел, хромая, через поле.

Иногда Кумало прислушивался. Нет, его бегства не заметили. Настроение Кумало все поднималось. Ловко он ускользнул от вербовщиков!

Над лесом всплыл, занял полнеба непомерно огромный месяц, заливая поля иньяма[1] тусклым красным светом. Тень от зарослей черной лужей разлилась по земле. Кумало уходил все дальше от селения.

Куст справа качнулся. Из-за него вышел солдат — аскари.

— Эй, назад!

Кумало замер. Но до леса оставалось несколько шагов, солдат стоял в стороне, и Кумало решился. Он ринулся к зарослям и, пригнув голову, нырнул с разбегу в кусты. Аскари закричал, грохнул запоздалый выстрел.

Кумало бежал сквозь подлесок. От росы он вымок с головы до ног. На нем была лишь набедренная повязка, его больно царапали колючки.

Наконец Кумало успокоился и пошел медленно, стараясь не шуметь. От вербовщиков надо прятаться лучше, они увели на рудники и плантации половину деревни. Вербовщики захватили бы всех, если бы жители не спасались от них.

Все глубже в лес уходил Кумало. От пней и сгнивших поваленных стволов пахло плесенью, застоявшейся сыростью. Ноги глубоко проминали мягкий ковер прелых листьев. Кумало не видел дороги и пробирался на ощупь. Все труднее становилось идти. Он протискивался сквозь густой молодой бамбук, кряхтя, подлезал под толстые лианы и вскоре оказался среди гигантского застывшего вихря зарослей. Деревья, кусты, лианы враждебно надвинулись на Кумало, обступили молчаливо и угрожающе. Было мокро, холодно, темно. Лунный свет не проникал сквозь хаос ветвей и кустов.

Кумало попытался вернуться назад, но всюду натыкался на стволы и упругие колючие ветви. Обессиленный, он почувствовал себя маленьким и слабым. В отчаянье он решил прорваться во что бы то ни стало.

Но путь, которым Кумало шел сюда, исчез, растворился в темноте. Лес взял его в плен. Отдуваясь, Кумало сел на изогнутый ствол. Ветви упирались ему в грудь, в спину. Пришлось даже наклонить голову, потому что затылок царапал какой-то сук.

Отдохнув, он предпринял новую яростную попытку выбраться. Затем, поняв, что это бесполезно, стал деловито устраиваться на ветвях до утра. Зачем понапрасну тратить силы? Решив так, Кумало сразу успокоился. Теперь он старался не шуметь, чтобы не привлечь хищников. Кумало улыбнулся, представив себе одураченных аскари, которые пришли схватить его во сне, и почувствовал себя в ночном лесу совсем неплохо…

Однажды Кумало уже пришлось заночевать в лесу. Но тогда он был с женой. Они собирали с лиан каучук. Жена, хрупкая и маленькая, ничего не боялась. Он любил ее. На руднике в дни праздников, если его отпускали из компаунда[2], он не ходил к продажным женщинам, как делали некоторые молодые рабочие. Это обидело бы ее, ласковую и доверчивую. Его не было рядом, когда она, больная, умирала. Он работал, как раб, там, на медных рудниках. И дети — продолжение его рода — тоже заболели и умерли. Ведь они остались совсем одни. Соседка, жена Каниамы, кормила их. Но у нее было много своих детей, и она боялась взять сольных к себе в хижину…

Под утро Кумало встрепенулся. Темнота немного рассеялась. От неудобного положения затекли ноги. Кумало пошевельнулся и невольно взглянул вверх. В густой листве — два круглых зеленых глаза. Леопард!

Неужели конец? Нет! Кумало не хотел умирать. Он испустил дикий крик, стараясь напугать зверя. Хищник подбирался, инстинктивно чувствуя беспомощность человека. Два светящихся глаза то пропадали в густой листве, то вновь появлялись. В отчаянье Кумало зашептал молитву, прося предков заступиться за него перед всевышним.

Леопард остановился. Неподвижные зеленые огни глаз в упор смотрели на человека. Кумало тяжело дышал. Он пытался дотянуться ногами до земли, прочно встать на нее, но всюду встречал лишь проседавшие под его тяжестью ветки.

Хищник сжался перед прыжком. Его плоская голова была совсем рядом. Кумало старался овладеть собой. Ран не избежать. Только бы не допустить зверя до горла, не дать ему вцепиться в грудь своими страшными, как ножи, когтями. Кумало инстинктивно притянул к себе молодое деревце, закрылся им. И вдруг леопард забеспокоился. Он повернул голову в сторону и, прыгнув на верхнюю ветвь, исчез. Зверь чего-то испугался.

Стало почти светло, и Кумало торопливо выбрался из путаницы ветвей, настороженно осматриваясь. Он сделал несколько шагов по лесу и — остановился. Сквозь кусты на него глядели сумрачные умные глаза человека. Кумало метнулся в заросли. Но его не преследовали, и он успокоился.

Кумало шел к дому, размышляя о незнакомце. Он спас его от леопарда, но зачем он ходит по лесу в такое время? Вербовщики этой ночью были в селении Кумало, но, похоже, не от них скрывался человек. Странные дела творятся вокруг. Лучше быть подальше от того, что неизвестно.

ГЛАВА II

Вечером, когда Кумало, расположившись в хижине поудобнее, уже засыпал, послышались осторожные шаги. Что такое?

Шаги затихли, потом снова раздались, теперь уже в другой стороне сада. Это не вербовщики. Те действовали бы иначе.

Снова шорох в листьях, осторожные, крадущиеся шаги. Кумало, готовый к бегству, скользнул к двери и рывком дёрнул засов.

Кумало с трудом переводил дыхание. Зачем они приходили? Что замышляли против него? Чтобы разогнать страх, Кумало зажег очаг. Маленькое желтое пламя заплясало между трех камней. В хижине никого нет. Дверь закрыта. Чего же бояться? Он лег и долго еще успокаивал себя…

Было светло, когда надсмотрщик Манве застучал в дверь. Кумало блаженно спал на шкуре буйвола, растянутой на грубой деревянной кровати.

— Почему спишь? — громко сказал надсмотрщик, стараясь придать своему голосу как можно больше достоинства. — Я и то встал! На плантации уже работают!

Кумало открыл глаза, неторопливо поднялся и вышел в утро, наполненное туманом. Воздух был влажен и бел, как сок каучуконоса. Ночные страхи исчезли. Кумало сладко потянулся.

— Очень усердный ты стал, — Кумало усмехнулся, сверкнув белыми ровными зубами. — Не надорвись.

Слегка сутулясь, Кумало направился по красной пыльной дороге к плантации вождя. Он шел неторопливо, спокойно и не возмущаясь. Какой толк от ненужных проклятий? Зачем горевать и волноваться, если он ничего изменить не может? Ведь ему не выгнать мзунгу — европейцев, установивших в колонии свои порядки, и не изменить несправедливых законов. Он вое-, принимал неприятности, не впадая в мрачное настроение, и старался не думать об опасности, когда она не угрожала ему.

За такой философской стеной Кумало отсиживался, пережидая жизненные бури.

Кумало шагал сейчас на плантацию вождя и мурлыкал песенку, словно шел не работать на презренного человека, а смотреть танцы воинов. Кумало был мрачноват с виду. Но это впечатление сразу рассеивалось, лишь только на лице его появлялась добрая улыбка, говорившая о мягкости характера и доверчивости. Подбородок его выдавался вперед, как у большинства африканцев. Во всем облике Кумало не было ничего примечательного, кроме глубоко запавших глаз, которые смотрели на мир внимательно и смело, и где-то в глубине их. часто вспыхивали веселые насмешливые искорки.

На кофейной плантации вождя Мбулу уже работало несколько человек. Мбулу расширял плантацию за счет земель соплеменников, пропавших на рудниках.

Кумало, как и все, месяцами работал на Мбулу. У него не оставалось времени для своего поля, потому что ему приходилось еще обрабатывать свою «плантацию принудительных культур». По закону каждый африканец в «воспитательных целях» должен был выращивать полгектара масличных пальм и про давать их плоды «Всеобщей африканской компании». Тех, кто отказывался разводить плантации, отправляли в тюрьму.

Кумало собирал плоды кофе и думал о ночных посетителях. Кто приходил? Зачем? Вдруг придут снова? Но, может быть, и не придут. Не стоит зря думать о них.

От жары даже мухи попрятались под листья. Надсмотрщика рядом не было, и Кумало, расположившись на теплой земле, стал есть красные спелые плоды кофе. Основательно он ел только раз в сутки, вечером, довольствуясь в течение дня плодами и орехами.

Кумало увидел надсмотрщика с короткой палкой в руках, который вышагивал своими огромными босыми ступнями, — увидел, но продолжал лежать..

Манве подошел, грозно глядя на непочтительного подчиненного.

— Я рядом, а ты лежишь?

— Отдыхаю. — Кумало спокойно разглядывал надоедливого человека.

Было в Кумало что-то внушающее уважение. Это сдерживало и раздражало надсмотрщика.

— Ни меня, ни вождя не слушаются. Скоро за всех возьмемся!

— Не боюсь я вас. У меня нога опухла, — сказал Кумало и встал.

Издалека донеслись удары тамтама. Кумало насторожился. Тревожные слова выбивал барабан: «Вербовщики! Вербовщики!»

Бежать! Но рядом стоял надсмотрщик и подозрительно косился на него.

— Работай, нечего слушать!

Пригибаясь к земле, пробежал к лесу сосед Кумало Каниама, задолжавший вождю. Должников отдавали на рудники в первую очередь.

А низкий голос барабана все кричал об опасности. Торговцы людьми по соглашению с вождем района Мбулу черпали рабочую силу главным образом из соседних селений. Свое селение Мбулу берег, как мог: людей Цангу проще заставить работать на плантации, чем жителей дальних деревень.

Убедившись, что убежать не удастся, Кумало вздохнул и стал ждать.

На лесной дороге, зарастающей кустами, появился отряд: десяток солдат-африканцев и три вербовщика. Районный комиссар ван Нелон лениво, словно на прогулке, шагал впереди. Кумало с тревогой смотрел на них.

Районному комиссару ван Нелону на вид было лет тридцать пять. Тяжелые складки у рта, презрительно-безразличный взгляд серых холодных глаз, медлительная важная походка — все говорило, что человек этот здесь властелин.

Ван Нелон появился в колонии лет десять назад. Получив место районного комиссара, ван Нелон горячо принялся за дело. Чтобы показать свои способности, комиссар решил поднять доходность района. Прежде всего он запретил вербовщикам забирать людей. Африканцы должны были больше сажать и сеять, больше платить налогов и добывать ему, ван Нелону, славу хорошего чиновника.

И тут он обнаружил, что в колонии действуют силы более могущественные, чем администрация. «Всеобщая африканская компания» вершила многими делами в колонии, и горе было тому простаку, который пытался встать на ее пути. Ван Нелон узнал об этом, когда вербовщическая компания пожаловалась и на него. Ван Нелон был срочно вызван к губернатору провинции и едва не лишился места.

Сообразив, что от него нужно, ван Нелон круто изменил политику. Теперь он посылал людей на рудники по первому требованию компаний, стараясь лишь получить с нее за каждого «завербованного» как можно больше.

В то время как комиссар шагал к селению во главе отряда, вождь Мбулу сидел на крыльце своего дома, не ведая о надвигающейся грозе. Сделав страдальческое лицо, он старательно накручивал на палочку белую нитку червя-кинсукулу, попавшего в его тело и просунувшего головку сквозь кожу на правой щиколотке. Дело требовало осторожности. Следовало бы поехать к врачу в город, но Мбулу не решался покинуть своих подчиненных, которые только и мечтали разграбить в его отсутствие склады с мукой, повыдергивать маниоку с его полей и даже заняться колдовством против него.

Мбулу был одним из многих тысяч посредников «Всеобщей африканской компании», последним звеном одного из щупалец разросшегося на весь континент финансового чудовища. Мбулу скупал продукцию «принудительных культур» у соплеменников и продавал ее торговой фактории «Всеобщей». Он обвешивал своих подданных и недоплачивал им. Маленький тиран пользовался в своих селениях неограниченной властью.

У Мбулу не было друзей. Он сослал их на рудники и за каждого из них получил по сто франков. Даже брата своего, Нзвао, он ненавидел потому, что тот ругал его, вождя, при всех выказывая неуважение. Это от него пошли обидные клички: «гиена» и «червяк-кинсукулу». Затаил ненависть Мбулу против брата, ждал только момента, чтобы расплатиться.

В последнее время Мбулу немного притих. В окрестностях появились партизаны. Мбулу боялся выходить по ночам. Около его дома всегда дежурили полицейские. Но когда появились «войска безопасности» и партизаны ушли, Мбулу опять воспрянул духом.

Увидев приближающийся отряд во главе с ван Нелоном, Мбулу всполошился. Опять комиссар пришел за людьми. Подавив в душе горестное чувство, Мбулу вскочил и, руководствуясь правилом «целуй руку, которую не можешь отрубить», побежал навстречу дорогому гостю, кланяясь и морща лицо в кислой улыбке.

— Джамбо![3] Нужно много людей, — сказал ван Нелон скучающим тоном. Он лениво, с безразличием оглядел плотную фигуру своего подданного.

Мбулу указал подбежавшему полицейскому на бревенчатый сарай, заменявший тюрьму, где содержались нарушители порядка.

Арестованных вывели.

— Только пять? — Взгляд ван Нелона неторопливо, без всякого интереса скользнул по фигуре вождя, словно перед ним был столб.

— Бери из других моих селений, бвана[4], — робко забасил Мбулу. — Люди Цангу должны работать на принудительных культурах по закону от тридцать первого года. На курсах вождей бвана учитель объяснял…

— Закон здесь я, — нехотя, со скукой проговорил ван Нелон. — Через час здесь должно быть сто человек. — Ленивым жестом он указал на красную пыльную площадку около себя.

Нагловатые, навыкате глаза Мбулу преданно смотрели на районного комиссара. Ван Нелон кончил говорить, и Мбулу ринулся выполнять распоряжение. Большой барабан вождя загудел, собирая народ.

Когда полицейские пришли за Кумало, он спокойно отправился с ними на площадь. Если убежать не удалось, надо идти. Нечего зря тревожиться. Втайне он сильно надеялся на свою опухшую ногу.

Перед домом вождя уже сгрудился народ. Женщины волновались, кричали, плакали. У многих из них на руке, от плеча до кисти, была проведена белая линия — знак траура.

Мужчины настороженно и враждебно молчали.

Кумало стоял впереди, выставив опухшую ногу. За человека с такой ногой ни одна компания не даст и франка.

— Ну, кто хочет первый на медные рудники? — нагловатые глаза Мбулу пренебрежительно пробежались по толпе мужчин. — Никто? — В голосе вождя прозвучали нотки деланного возмущения. — Ну, тогда… Ты — туда, ты — давай сюда…

Мбулу стал делить мужчин на две группы.

Высокий вербовщик с красным лицом и мешками под глазами зорко следил за действиями вождя. Прошлый раз Мбулу подсунул им двух больных, которые умерли в пути, и пятерых отчаянных парней, сбежавших в дороге. Компания не оплатила убытков.

— Кумало, сюда!

Кумало не торопился. Мбулу указывал ему на группу крепких парней. Когда глаза вербовщиков остановились на Кумало, он неторопливо пошел в противоположную сторону, так раскачиваясь и волоча правую ногу, словно к ней была привязана каменная ступа для растирания маниоки.

— Не сюда! Не сюда! Бегемот! — заорал Мбулу. Он понял тайный замысел подчиненного. — Не сюда! В эту группу!

Высокий вербовщик зло уставился на усиленно хромающего Кумало. Этот Мбулу — настоящий жулик!

— Ты что, Мбулу, опять обманываешь? А ты куда ковыляешь? — закричал он на Кумало.

Кумало, ухмыляясь, направился обратно. Глаза его насмешливо смотрели на осрамившегося Мбулу.

— Вождь Мбулу стал видеть хуже носорога, — проговорил он, хромая больше прежнего. Лицо его сияло. — Больную ногу от здоровой не отличает.

Выкаченные глаза Мбулу пробежались по толпе, остановились на стоявшем отдельно брате. Полицейские не посмели поставить Нзвао, брата вождя, вместе со всеми. По лицу Мбулу скользнула злая усмешка.

— Нзвао! Вставай сюда!

Толпа ахнула. Даже гиена не пожирает гиену. Прекратились крики. Высокий вербовщик удивленно повернул голову к Нзвао. Нзвао, постояв в нерешительности, медленно пошел к указанной ему группе. Проходя мимо Мбулу, он процедил:

— Вернусь — сочтемся. Живи, пока я там.

— Ты сначала вернись, — Мбулу злобно рассмеялся.

Были они внешне похожи друг на друга. Только в лице Нзвао было что-то приятное, располагающее к себе. Соплеменники любили его, прощая ему даже, что он брат «кинсукулу». Люди молча расступились, приняли его в свою группу.

Кумало глядел на Мбулу и ужасался. Он вспомнил, как мальчишками они все вместе играли в воинов, и Нзвао всегда заступался за младшего Мбулу…

Вдруг отобранная к отправке группа всколыхнулась. Несколько человек ринулись к лесу, прыгая через кусты.

— Держи! — заорал густым басом Мбулу. — Ловите их!

Мбулу знал: никто не станет преследовать беглецов. Он кричал, чтобы комиссар не упрекнул его потом.

Нзвао стоял в первом ряду и не спускал мрачного взгляда с Мбулу. Было в этом взгляде что-то страшное, и Кумало почувствовал, что день, когда Навао вернется, если он вернется, будет последним днем Мбулу.

Комиссар, вербовщики и Мбулу ушли в дом для расчета. Когда они вернулись, лицо вождя сияло. За каждого человека он получил по сто десять франков. Но еще больше его радовало, что, несмотря на угрозы вербовщика, требовавшего деньги за умерших и сбежавших в пути людей, деньги эти он так и не отдал. Сам ван Нелон поддержал Мбулу, сказав вербовщику: «Надо смотреть, что покупаешь».

Отряд завербованных, окруженный солдатами, тронулся по лесной дороге.

Ван Нелон постоял немного и лениво направился в дом вождя. Мбулу шел за ним на расстоянии, в животе у него холодело от страха.

— Вот что, Мбулу, — проговорил ван Нелон со скукой, — ты слишком много получил. Мне нужны две тысячи франков.

Это был грабеж. Мбулу тяжело дышал. Гнев против жестокой несправедливости и ужас перед всесокрушающей властью комиссара боролись в нем, готовые выплеснуться наружу.

— Бвана комиссар только что получил от меня две тысячи и от вербовщиков тоже, — начал Мбулу, заикаясь и стараясь сдерживать дрожь в голосе.

Выгоревшие брови районного комиссара удивленно взлетели вверх. Он не ослышался? Кто-то смеет возражать ему? И Мбулу, могущественный Мбулу, перед которым трепетали соплеменники, отступил, как отступает задравший козу леопард при появлении льва. Оборвав горестную речь, Мбулу принялся отсчитывать деньги. Однако, несмотря на глубокое горе, Мбулу все же сумел недодать комиссару стофранковую бумажку.

Когда ван Нелон удалился ленивой походкой, ограбленный и оскорбленный Мбулу быстро утешился. Утаенная сотня подействовала как целебное средство.

Кумало стоял на краю селения и грустно смотрел вслед уводимым друзьям. Опустело, потускнело селение. Ушли самые веселые и жизнеспособные, ушли работать на неизвестных и не нужных им людей.

ГЛАВА III

Бежали дни и недели, до краев наполненные волнениями и тревожными ожиданиями. Пустел поселок, выскребаемый цепкими лапами вербовщиков. Все меньше оставалось людей, и кольцо вокруг Кумало сжималось.

Умирало… селение. Улицы и площади зарастали травой. Трава заползала в пустые хижины. Покинутые жилища мрачно смотрели черными проемами незанавешенных входов. На крышах давно появились кусты, запустившие корни в гнилые пальмовые покрытия. На поля ямса и маниоки наступали джунгли, заглушая все своим несокрушимым зеленым строем. Кустарник вражеской цепью подбирался к деревне.

Ночью в заброшенных садах орудовали гиппопотамы, приходившие с реки. Кумало слышал их довольное хрюканье. Днем он с безразличием смотрел на обезьян, которые разбойничали в опустевших полях. Мысль о рудниках не покидала его.

Однажды вечером Кумало сидел у огня и вслушивался в тишину. Слабый свет очага освещал хижину.

Кумало лег на травяной коврик и принялся, медленно шепча слова, читать газеты, привезенные с медных рудников. Почему одни люди как сумасшедшие хотят отнять у других все? Разве веселее живется вождю Мбулу оттого, что он заставил всех на себя работать? Его все ненавидят. Или вербовщики…

Далеко за полночь Кумало услышал легкий треск и шорох шагов в саду. Он встал. Шаги стихли, но он чувствовал: кто-то находится рядом. Опять таинственные ночные гости. Что им нужно? Легкие, крадущиеся шаги приблизились к самой хижине. Кумало затаил дыхание. Несколько секунд двое молча стояли друг против друга, разделенные тонкой дверью. Но вот ночной посетитель начал удаляться. Кумало послушал немного. Смелость вернулась к нему. Надо узнать, кто приходит. Он вынул засов и вышел в ночь. Густой туман серым одеялом покрыл землю. Тишина затопила селение. Лишь изредка долетали крики далекой ночной птицы. Кумало сделал несколько шагов и наткнулся в тумане на человека с копьем. Кумало попятился.

Веселый спокойный голос спросил:

— Не узнал?

Кумало не мог прийти в себя от волнения. В темноте не рассмотреть человека.

— Это я, Зонде. — Он говорил дружелюбно.

Кумало сразу сообразил, кто перед ним. Два года назад Зонде увели на рудник. И вот он явился среди ночи. «Не боится», — подумал Кумало, приходя в себя и с любопытством рассматривая посетителя. Зонде стоял перед ним, стройный, широкоплечий, держа в слегка отведенной руке копье.

— Своего дома не найду, туман. Второй раз прихожу.

— Хе! Хватился! Давно твоей хижины нет.

— Новую построю. — Зонде засмеялся. — Брат жив?

— На рудники взяли, да убежал. Приходили, искали.

— Станет он таскать им корзины с рудой! — Зонде опять засмеялся.

Гость Кумало был веселым человеком. Кумало тоже пришел в хорошее расположение духа.

— Входи в хижину, Зонде. Здесь кто-нибудь увидит.

Зонде осмотрелся.

— А ведь я не один. Товарищей моих примешь? — Зонде тихо свистнул, и из тумана вышли четыре воина, вооруженные копьями.

Кумало не удивился, не сказал ни слова. Сделав знак заходить, он первым скользнул в горьковатое от дыма тепло жилища.

— Хорошая у тебя хижина. — Зонде уселся у костра. — И огонь горит так приятно. — Он смотрел на Кумало ясным взглядом. Остальные четверо тоже сели вокруг очага, не расставаясь с копьями.

Кумало незаметно рассматривал друзей Зонде. Один из них, с деревянным диском, распиравшим мочку уха, молча смотрел в огонь. У другого был шрам на левой щеке. Его дерзкие, разбойные глаза бесцеремонно ощупали Кумало. Человек чувствовал себя в хижине как дома. Хозяин нисколько не мешал ему.

— Есть хотите, братья?

— Дай чего-нибудь. — Зонде широко улыбнулся. — Завоюем свободу, тогда вернем.

Слова о свободе заинтересовали Кумало. Хорошо поговорить с новыми людьми!

— У меня только маниоковый хлеб, брат.

— Давай хлеб, — сказал парень со шрамом. — Больше ничего нет?

Кумало разделил длинный скрученный хлеб на пять частей.

— Ешьте и забудьте о неприятностях.

Зонде взял хлеб правой рукой, а левой прикрыл его в знак благодарности.

— Выгоним мзунгу, хороший обед сварим. — Зонде с серьезным видом принялся есть.

— С рудников убежал? — спросил Кумало, дождавшись, когда Зонде поест.

Зонде улегся у костра, придвинул копье и стал рассказывать. Он убежал давно. Работал в городе на сборке речных судов. Участвовал в демонстрации и попал в тюрьму. Зонде говорил добродушно, улыбаясь приятной, располагающей улыбкой.

— Из тюрьмы удрал. Партизанский отряд создали. Да недавно напоролись на «войска безопасности». И как они узнали о нас? Мы ведь только что большой переход сделали. Кто-то нас выдал. Все полегли в лесу. Только мы пятеро остались. — Лицо Зонде помрачнело. Он наклонил свою небольшую красивую голову, словно перед ним был враг.

— Если бы не Булола, — он снова улыбнулся и взглянул на парня с разбойными глазами, — и мы бы в лесу остались. Вывел нас.

Булола ухмыльнулся и снисходительно посмотрел на Кумало. Булолу мало интересовало, какое впечатление произвел его подвиг на хозяина хижины. Кумало почувствовал симпатию к дерзким глазам.

— У меня есть еще кусок, — он подал хлеб Булоле.

— Вербовщики всё ходят? — спросил Зонде.

— Да. Мало народу осталось в Цангу, брат.

— А теперь им много людей нужно будет. Слыхал, какие деньги «Всеобщая африканская компания» в колонию вкладывает?

Кумало ничего не слышал. Он даже не знал о существовании этой компании.

— Мне на верфи один ученый наш, африканец, рассказывал, чем больше в колонию капиталов присылают, тем больше рабочих нужно. Теперь вербовщики не отвяжутся от вас.

— Никогда им не поймать меня.

— Поймают.

— А если и поймают, я заранее огорчаться не буду.

— Не будем огорчаться, когда свободу завоюем.

Зонде говорил о врагах, не злобясь, но в его словах была непоколебимая вера в справедливость своих суждений.

При свете костра Кумало внимательно рассматривал открытое, приветливое лицо гостя. Светлый, честный взгляд Зонде сразу располагал к себе. Но за веселостью и добродушием человека с большой душой Кумало чувствовал железную твердость. Этот пришедший из ночи командир партизан, бросивший врагам вызов, был какой-то особенный, сильный. Кумало даже подвинулся поближе к Зонде.

— Пойдем с нами, Кумало, что ты здесь сидишь? — сказал Булола. — Лучше воевать!

— С вами пулю получишь!

— Ты что же, воевать за свою свободу боишься, а сгинуть на руднике тебе не страшно? — Зонде добродушно засмеялся.

— Я верно делаю, что не иду. И вы тоже верно делаете, что воюете, — рассуждал Кумало. — Вы убежали, воевали. Теперь вам нельзя попадаться. А мне зачем самому лезть?

— Пожалеешь, когда вербовщики поведут тебя. — Зонде смотрел на Кумало с веселой усмешкой. Кумало стало неприятно от этого взгляда. — Вся провинция готовится к выступлению, а ты сидишь тут, как корень маниоки в земле…

Помолчали. Партизаны дремали у очага. Один Булола таращил глаза, ковырял палкой в огне.

— Слушай, Кумало, не знаешь, где сейчас Фиви? — смущенно зашептал Зонде.

— Давно уже взяли на хлопковую плантацию. Около Кукивиля она, брат.

Кумало вспомнил высокую красивую и веселую невесту Зонде. Вечерами в сезон ночных танцев Фиви любила шутить над парнями: приклеивала к спине лист с нарисованной рожицей, бросалась кусочками бананов и потом смотрела с невинным видом или подговаривала подруг и уводила их всех с танцев. Ей все прощалось. Только над Зонде она никогда не шутила. Зонде был тогда еще лучше, чем теперь.

— Так она около Кукивиля?

— Да, брат. Красивая девушка Фиви, — сказал Кумало и не стал продолжать. Красота невесты — дело только ее жениха.

В сухих листьях крыши послышался шорох. Неужели вербовщики? Кумало медленно поднялся прислушиваясь. Легко вскочил на ноги Зонде. Он оживленно, с любопытством глядел на Кумало, словно опасность нравилась ему, как интересное приключение. Кумало подумал, что с такими людьми можно встретить любого врага.

Шорох прекратился. В тишине слышались удаляющиеся шаги. Булола стоял с безразличным видом. Трое партизан сжимали копья, готовясь принять бой.

Кумало вышел и вскоре вернулся.

— Мышь, верно, — сказал он устало.

— Что-то твоя мышь громко ступает, — сказал Булола, подозрительно глядя на Кумало.

— Если мышь убежала, значит боится нас, — бросил добродушно Зонде.

— А может быть, кто-то шел со свидания и заблудился в тумане, — рассуждал Кумало.

Он закрыл дверь на засов, и партизаны легли спать.

За тонкими, обмазанными глиной стенами начался дождь. Потоки воды глухо шумели на крыше. Ветер выл и плакал в ветвях. Где-то рядом гневно ударил гром. Жилище на миг осветилось изнутри ослепительно белым светом молнии. Шесть человек лежали в сухой теплой хижине у краснеющих углей очага.

Тревожные мысли бродили в голове Кумало. Сейчас, когда он выходил из хижины, кто-то шмыгнул в темноту. Кумало не сказал об этом Зонде. Может быть, просто кто-нибудь шел мимо. А если полицейские схватят партизан?

Всю ночь не сомкнул глаз Кумало, готовый при первой опасности разбудить партизан.

Однако ничего не случилось. Наступило утро, воинам нужно было уходить в лес.

— Приходите вечером, — сказал Кумало Зонде. — Я сварю обед.

— Не боишься? Тебя за нас…

— Приходите, — Кумало смотрел на Зонде с уважением.

Легко и быстро побежал Зонде впереди маленького отряда.

Сколько в нем силы! Кумало залюбовался командиром партизан. Воины бежали за ним, ступая след в след. Кумало, сутулясь, смотрел, пока они не исчезли в легком тумане, потом вздохнул, пошел в сад. Хорошие они люди, но все же безопаснее сидеть дома.

Едва партизаны скрылись, как на улице показался Мулура, управляющий хозяйством вождя Мбулу и добровольный шпион. Увидев его, Кумало почувствовал себя так, словно, проснувшись в хижине, увидел в ногах пригревшуюся змею. Значит, ночью был Мулура!

И он, Кумало, еще пригласил партизан обедать! Выходит, он их предал?

Стараясь сохранить спокойствие, Кумало принялся разбивать косточки плодов масличной пальмы для продажи. вождю, наблюдая из сада за Мулурой. Шпион пересек улицу и прошел около хижины Кумало. Здесь он замедлил шаги, рассматривая отпечатки босых ног на влажной от дождя земле. «Заметил!»

Кумало усиленно стучал камнем, будто и не видел соглядатая. Негодяй и но подозревает, как он близок к цели.

«Презренный человек! Партизаны рискуют жизнью, чтобы не было вербовщиков, а этот скорпион… Предупредить Зонде!.»

Чтобы не привлекать внимание Мулуры, Кумало расколол целую кучу косточек. Затем он отправился в лес. Может быть, удастся встретить партизан.

Кумало с трудом продирался во влажной духоте молчаливого царства зелени. Зелено было все, даже стволы некоторых деревьев. Лианы, ветви, стволы переплелись, душили друг друга. Вверху, где виднелся кусок неба, листья, толстые, кожистые, блестели глянцем. Здесь же, внизу, они были нежны, покрыты каплями невысохшей росы.

Кумало долго шел сквозь заросли, потеряв уже всякую надежду встретить партизан. Он остановился, раздумывая, что ему делать. В полной тишине раздался шепот. Кумало повернулся и увидел, как дрогнули кусты. Там прятались люди.

Кто это? Партизаны? Но партизаны знают Кумало. Может быть, полиция?

Кумало пригнулся и побежал.

Вскоре впереди вспыхнул солнечный свет. Кумало осторожно подошел к опушке.

На широком поле раскинулось странное селение. Улицы заросли высокой травой. Ни одного человека! В удивительной тишине ярко светило горячее солнце. Селение было мертво.

Кумало, озираясь и робея, шел по пустынной деревне. Никого. Всех увели вербовщики.

Хижины, молчаливые свидетельницы в шапках из пальмовых листьев, смотрели на Кумало мертвыми глазницами черных дверных проемов, не в силах поведать о страшных делах, виденных ими.

Кумало остановился около большой хижины вождя, которая возвышалась над селением.

«Партизаны уже пересекли большой лес…» Что такое? Кумало не ослышался? Кто произнес эти слова? Кумало испуганно оглядывался. Безлюдно и тихо. И снова раздался голос из большой хижины. Кумало слышал только обрывки фраз: «Наш человек из отряда… ждут сигнала… войска безопасности… уже разгромили…» Что делать? Люди обсуждают какую-то тайну. Они подумают, что Кумало шпионит за ними. Кто это? Партизаны? Полиция? Или беглые с рудников? Кумало прирос к земле. Лоб покрылся холодным потом.

Он стал медленно пятиться к саду. Уйти отсюда…

Рядом легла тень. Кумало втянул голову, ожидая удара. Цепкие пальцы грубо схватили его. Острые наконечники копий уперлись ему в спину, в грудь. Глаза Кумало метались по незнакомым лицам. Тяжелые, разъяренные взгляды.

Из хижины выбегают люди. Кто они? Кумало окружили. Не выскользнешь. А что он сделал плохого? Кумало стал успокаивать, подбадривать себя. В такой яркий веселый день с ним не произойдет ничего страшного. А если и суждено случиться, что он может сделать один против всех?

Из хижины вышел человек. Люди молча уступили ему дорогу. Человек, невысокий, но, видимо, очень крепкий, приблизился к Кумало. Толстые губы сжаты в плотную прямую линию. Из-под тяжелых набухших век властно и сумрачно смотрят умные глаза. Нос его слишком широк. Кумало узнал этого человека: он спугнул тогда в лесу леопарда.

— Ты кто? — негромко спросил человек, осматривая Кумало усталым взглядом.

— Я из Цангу.

— Зачем пришел сюда? — Человек говорил один. Остальные уважительно молчали.

— Я искал козу.

— Далеко завела тебя коза. — Вокруг засмеялись. Человек не улыбнулся. — Больше ты не будешь подслушивать.

— Вы убьете невиновного.

— Невиновного? Ты заслужил смерть. Из-за таких, как ты, умирают хорошие люди. — Человек не повышал голоса, и от этого слова его звучали особенно страшно.

Кумало стоял среди враждебных людей, слегка сутулясь, внешне невозмутимый. Он не спешил говорить о партизанах. Зачем торопить свою смерть?

— Это человек ван Нелона, — высказал предположение один из людей.

— Так тебя ван Нелон послал? — сказал человек с широким носом. — Ты бы сразу сказал. — В умных глазах его под набухшими веками Кумало заметил хитрые искорки.

— Я искал козу.

— Значит, не скажешь, зачем пришел? — человек взглянул. на двоих вооруженных копьями людей, и те встали позади Кумало.

— Уложить его здесь, шпиона, — сказал тот, который высказал предположение, что Кумало человек ван Нелона.

Человек с широким носом сумрачно посмотрел на воинов, стоящих позади Кумало, слегка кивнул головой, и те стали подталкивать пленника к кустам. Кумало почувствовал, что наступает последняя минута. Надо на что-то решиться.

Из-за хижины появился Булола. Кумало радостно смотрел на партизана. Спасен! Разбойные глаза Булолы казались такими симпатичными сейчас. Но Булола взглянул на Кумало, безразлично отвернулся, словно не заметил его, и нырнул в хижину.

Кумало оторопел. Что случилось? Булола же видел его! Почему он ушел? Спасение было совсем рядом…

На опушке леса часовой яростно махал веткой. Произошло замешательство. Люди, забыв о пленнике, кинулись к часовому. Лишь один воин остался около Кумало. Воин вытягивал шею, взволнованно смотрел в ту сторону.

— Полиция! — донеслось с опушки. — Спасайся!

Кумало метнулся к лесу. Он ворвался в кусты, пробежал несколько шагов и налетел на притаившегося полицейского. Испуганный полицейский закричал, призывая на помощь, и вцепился в Кумало. Кумало рванулся в сторону, протащил его по земле, потом изо всех сил лягнул, освободился и ринулся сквозь чащу.

Сзади раздавались резкие крики задыхающихся от бега людей, треск сучьев. Кумало бежал, пока не стал падать от усталости. Нужно остановиться, спрятаться. Кумало заметил огромную кайю. Не мешкая, он полез вверх по ветвям, протиснулся в густую листву и притаился.

Вскоре он услышал голоса. Мимо деревьев быстро шли двое. Кумало раздвинул листья и увидел Булолу и человека с широким носом. Кумало хотел окликнуть Булолу. Надо предупредить партизан. Вечером в Цангу их ждет опасность.

— Придется отменить выступление, — долетели до Кумало слова. Говорил человек с широким носом. — Им все известно. Нас кто-то выдал..

— Это парень из Цангу привел ищеек. Его подослал губернатор. Надо было пришибить предателя, — зло сказал Булола, и Кумало раздумал показываться. Что ж, Булола мог подумать, что он, Кумало, шпион. Пришел Кумало — и появились полицейские. «Теперь все будут думать, что я предатель!» Эта мысль обожгла Кумало. Нет, не приводил он полиции. И тут он вспомнил, как Булола спрягался от него в мертвом селении. Здесь что-то не так. Надо сегодня обо всем рассказать Зонде.

ГЛАВА IV

В доме не осталось продуктов, а он обещал партизанам обед. Знает Мулура о них или нет, но люди должны поесть. Днем Зонде не придет, а вечером Кумало выйдет к нему навстречу. Нужно только быстро приготовить обед. Придется опять идти просить к вождю Мбулу. Не очень приятно.

Кумало взял кожаный мешок и отправился. Вечернее солнце золотило притихшее селение. В запущенных садах не было видно людей. По полю соседа уже много дней ходила белая коза. Ее хозяев увели вербовщики. Не дождется коза их возвращения.

Во дворе вождя ожидало несколько человек. Кумало сел на землю, стал вслушиваться в гудящие удары барабанного телеграфа. Прерывистые звуки летели над бесконечной лесной равниной, несли вести обитателям глухих деревень..

«…Повстанцы захватили окраину… Сожгли здание католической миссии… Парашютисты прибывают…»

Лица слушателей, усталые и изможденные, оживились.

— В соседнем районе партизаны разгромили факторию «Всеобщей африканской компании», — сказал сосед Кумало Каниама — маленький, худенький, с вытатуированным на животе тамтамом. — Говорят, видели Нзвао, брата Мбулу.

— Войска не зря в провинцию стягивают, — Кумало осмотрелся, всем ли можно доверять: — Какой-то заговор в провинции..

И тут же в голове вновь всплыла неприятная мысль: «Почему прятался Булола? Сообщить о своих сомнениях Зонде?»

Вышел Мбулу. Все замолчали, настороженно косясь на вождя.

Мбулу встал на крыльце и, словно никого во дворе не было, стал смотреть на двух обезьян, затеявших перебранку высоко в ветвях хлебного дерева. Наконец он взглянул на соплеменников и незаметно тряхнул коленкой: звякнули на груди медали, полученные от хозяев за усердную службу.

— О бунте слушаете. Все равно бунтовщиков повесят, — пренебрежительно буркнул вождь.

Мбулу величественно повернулся к Чуиме. У Чуиме была замысловатая прическа, похожая на гребень падающей волны, тянувшейся ото лба к затылку. Под волной шла узкая выстриженная полоса.

— Ты чего пришел?

Чуиме улыбнулся, осторожно потрогал прическу и, показывая на пожилого худого человека, только что мирно беседовавшего с ним, сказал:

— Его коза, бвана, в мой огород залезла, — рот парня расплылся в широкой добродушной улыбке.

Вождь важно нахмурился: дело серьезное.

— Жалуешься?

— Нет. Твой полицейский велел прийти. — Чуиме простодушно смотрел на Мбулу.

Мбулу, тяжело ступая, медленно, с достоинством прошел через двор, сел за стол под навесом и надел белый парик из волокон пальмы рафии. Все было, как у судьи в городе.

— Подойдите оба!

Прежде чем приступить к делу, Мбулу долго и аккуратно поправлял медали на груди, потом дунул на них, и разбирательство началось.

— Твоя коза, — обратился он к старику, — залезла в огород к Чуиме?

— Да, бвана, — старик с готовностью поклонился, видимо желая умилостивить грозного судью.

— Ела там маниоку?

— Да, бвана. Выдернула и съела, — в голосе подсудимого звучали покорные нотки. — Ты прости меня. Я уже старый.

— Какой ты старый? Десять суток ареста. Есть будешь ходить домой.

— Не посылай меня на плантацию, бвана. Коза съела, а не я.

— Я воспитываю, поэтому и посылаю.

Мбулу смотрел на просителя и, казалось, не замечал его. Он повернулся к полицейскому:

— Веди его на плантацию. Солнце еще не село.

Взгляд судьи обратился к улыбавшемуся Чуиме.

— А ты почему не подал в суд? Он нанес тебе ущерб. И не тебе одному. Коза съела твою маниоку, значит ты съешь ее у другого, когда у тебя не будет. На курсах вождей объясняли. Почему не подал?

Чуиме помялся, поправил свою прическу.

— Тех, кто жалуется, ты тоже посылаешь на плантацию.

— А ты, я вижу, еще и грубый. Хотел дать тебе поменьше наказание, как попавшему под суд только в четвертый раз, но вижу, тебя нужно как следует учить. Получишь все двенадцать дней. Больше по закону дать не могу.

Чуиме молча пошел с полицейским. Улыбка все еще держалась на его лице.

— На моей плантации нужны парни с такими прическами! — весело крикнул Мбулу ему вслед.

Деньги шли в руки. Настроение у вождя было отличное. Он встал из-за стола.

— А ты зачем? — спросил вождь, ощупывая хитрым взглядом Кумало. — Тоже жалуешься?

— Нет, пришел просить… — Сутуловатый Кумало рядом с большой фигурой вождя казался невзрачным. Но Кумало держался с достоинством, был спокоен и смотрел смело.

— Просить? — Мбулу с затаенным интересом оглядывал Кумало. — Когда трудно, все ко мне.

— Десять фунтов муки надо, — сказал Кумало, не выказывая почтения. Он глубоко презирал этого человека.

— Праздник устраиваешь? Пять фунтов хватит.

Кумало заметил во взгляде вождя тщательно скрываемое злорадство.

Этот взгляд вселил в Кумало тревогу. «Радуется, — подумал он, — уже сказал Мулура».

Они пошли к складу — висевшей на столбах большой корзине, обмазанной глиной для защиты от крыс и термитов.

— Эй, Мулура! Дай пять фунтов муки! — крикнул Мбулу и усмехнулся.

Мулура, тащивший на веревке козу, метнул любопытный взгляд на Кумало, потом заговорщически взглянул на Мбулу.

— Хорошо, бвана. Сделаю, бвана.

Кумало почувствовал, что эти двое знают о ночных гостях. Он старался подавить в себе подымающуюся тревогу.

Мбулу написал расписку и подал ее Кумало.

— Припечатай в уголке палец. Помажь его чернилами.

Кумало неторопливо взял бумагу, медленно прочитал:

«Взял у Мишеля Мбулу десять фунтов маниоковой муки. Благодарю. Через шесть месяцев отдам двадцать. Кумало».

— Плохо ты стал видеть. Надо пять, а ты десять написал. — Кумало враждебно смотрел на попавшегося грабителя.

Наглые глаза вождя без всякого смущения ощупывали лицо Кумало.

— Где читать научился?

— У друзей на медных рудниках.

— Все умные стали. Такие друзья до хорошего не доведут.

Он переписал расписку и ушел.

Кумало передал кожаный мешок Мулуре. Управляющий полез по приставной лестнице, бормоча:

— Совсем старших не уважают. «Плохо стал видеть!» — Мулура скривил рот, изображая Кумало. — Раньше таким, как ты — читать начал или черной магией заниматься, — руки отрубали. А теперь все бунтуют. Что же, вождь обмануть тебя хотел? Ты должен был промолчать! Кому ты так говорил? Ты только краб с десятью ногами, а он тысяченожка.

Излагая свои рабские взгляды, Мулура орал все громче, посматривая в сторону удаляющегося Мбулу. Великий человек тоже должен слышать слова верноподданного.

— Смотри с лестницы-то не упади, — презрительно процедил Кумало. — Муку рассыплешь.

Мулура спустился, продолжая славить своего повелителя. Он взвесил муку и подал ее просителю.

— Заговорился. Вместо пяти четыре фунта насыпал. — Кумало с неприязнью смотрел на управляющего. — Добавь фунт!

На лице Мулуры появилось удивление. Он посмотрел на две гири, потом поднял к небу глаза и принялся складывать два и два, шевеля губами. Он досыпал муки и, подавая ее Кумало, сказал со злобой:

— Еще неизвестно, что ты за человек, если не уважаешь власти…

Кумало ушел, раздумывая над словами соглядатая. «Значит, не все знают, не все!»

Придя в хижину, он принялся торопливо готовить обед. Охранники, если они заявятся, придут не раньше, чем стемнеет. А он выйдет навстречу Зонде.

Кумало бегом помчался к яме с водой, где несколько дней мокли корни горькой маниоки, и вдруг увидел старшего охранника. Тот медленно шел мимо хижины Кумало, внимательно осматривая ее. Кумало замедлил шаги. «Готовятся!» Он старался не поддаваться смятению. «Чего заранее-то тревожиться? — утешал он себя. — Не знают они, кто приходил. Может, это гости были?» Однако утешение не помогало. Внутренний голос подсказывал: «Им что-то известно. И если узнают про партизан, тебя тоже повесят». Кумало растолок корни в ступе, получилось густое тесто. Он работал быстро, но. думал совсем о другом: «Плохо жить не по закону. За тобой охотятся, как за зверем. Хотя и по закону тоже не сладко, но тебя хоть не пристрелят».

Кумало бегал, гремел горшками, но тревожные мысли не покидали его. Повесят! Ему стало страшно. Всем угрожает смерть, а он ждет здесь вечера, размазывает по горшкам обед.

Он схватил горшки с огня, быстро завернул их в банановые листья, сунул в мешок и, согнувшись, ринулся из хижины. Пробежал несколько шагов, поднял голову и попятился. Перед ним стояли два охранника вождя.

— Нас встречаешь? — высокий детина с медными браслетами на запястьях смеялся. — Малафа[5] есть?

На другой стороне улицы еще несколько полицейских выглядывали из-за бананов.

По телу Кумало пробежала противная дрожь. Попался! Руки, прижимавшие мешок с горшками к телу, тряслись в мелком плясе. Кумало напряг их, чтобы враги не видели его слабости. «Зонде подумает: это я предал их. Убьют партизан и меня тоже».

Маленький полицейский с жестким, холодным лицом остался снаружи. Высокий вошел в хижину вместе с Кумало.

— Ты садись рядом. Малафа-то есть?

— Нет, — сухо ответил Кумало.

Долго молчали. Селение погружалось в сон. Кумало думал об отряде, мысль металась, как пойманная в силок птица. Сейчас придет Зонде, и капкан захлопнется. Кумало сжал зубы.

Если закричать сейчас, полицейский пустит в ход дубину. А Зонде, может быть, еще очень далеко, не услышит.

Никогда еще не попадал Кумало в такое тяжелое положение. Вот он сидит и спокойно ждет, когда собаки вождя отдадут партизан в руки палачей.

Кумало тяжело дышал, словно бежал в гору. Он метнул косой взгляд на охранника. Тот не спускал с него глаз. Рука полицейского лежала на рукоятке дубины. «Проклятый трус! — ругал себя Кумало. — Погибают товарищи, а ты греешься у костра рядом с ищейкой!»

Нужно действовать. Кумало уселся поудобнее и робко заговорил о набегах слона-отшельника, появившегося недавно около селения. Голос Кумало дрожал от волнения. Он говорил почти шепотом, потом постепенно заговорил громче. Зонде и его ребята услышат разговор.

— Молчи! — оборвал его полицейский. — Вина нет, а трещит как попугай!

Полицейский понял хитрость Кумало.

Но вот в саду раздался шорох листьев.

Начинается! Кумало подобрался. Он не будет предателем. Из глубоких глазниц на стражника смотрели горящие от волнения глаза. Полицейский, закусив нижнюю губу, осторожно поднимался на ноги.

Кумало решился. Он вскочил.

— Бвана! В саду слон, бананы поест!

— Молчи! — зашипел полицейский, хватая Кумало за горло левой рукой. — Молчи!

— Пальмы поломает, а мне налог платить! — громче кричал Кумало, стараясь прорваться к двери.

Охранник оттолкнул Кумало к стене и ударил дубинкой по плечу.

Кумало словно ждал этого. Он взвыл так, что было слышно на конце селения.

Резкий удар обрушился на голову Кумало. В ушах загрохотало, словно падало подрубленное дерево. Кумало свалился. Теплая слабость залила тело.

…Кумало очнулся в тишине. Из-под двери незнакомой комнаты бледным пятном проникал свет утра. Кумало покрутил головой, потрогал ее руками, словно желая убедиться, что она на месте. Сел на земляной пол и осмотрелся. Сомнений не было: он в тюрьме. Стал припоминать, что произошло. Неужели схватили партизан? И он, Кумало… — Кумало застонал при этой мысли. Нет! Он закричал громко. Партизаны ушли.

Днем в деревянной камере стало жарко. Болела голова, то поташнивало, то знобило.

Мбулу пришел в камеру к вечеру.

— Ну, рассказывай про коммунистический заговор, — забасил вождь. — Говори, и тебе будет лучше.

Кумало сидел на полу. Мбулу стоял перед ним в полумраке, ширококостый, толстый.

— Если бы ты не был коммунистом, — басил Мбулу, — ты бы пошел на рудник, а не притворялся тогда хромым.

— Ты тоже не хочешь на рудник, значит и ты коммунист? — Кумало оскалил в насмешливой улыбке белые зубы. — Какие коммунисты?

— Коммунисты? Все знают — которые грабят плантации.

— А я разве граблю? — в глазах Кумало блеснули насмешливые, веселые огоньки. Мбулу не знал о партизанах!

— А те, кто с тобой, те грабят, — сердился Мбулу.

Мбулу ушел, ничего не добившись. Он приходил несколько раз, но Кумало твердо стоял на своем.

Медленно шло время. Кумало парился в душной клейкой жаре камеры, прильнув к двери, слушал громыханье далеких тамтамов, рассказывающих о разливе восстания в соседних провинциях, радовался.

Проходили дни. Казалось, все забыли о Кумало.

ГЛАВА V

Деревня наполнилась тревожными криками. Кумало прильнул к щели в двери.

— Ло-ло-ло-ло! — кричала женщина, хлопая ладошкой по открытому рту.

Сигнал опасности!

Кумало видел мужчин, мчавшихся к лесу. Некоторые уже бежали обратно, видно натолкнувшись на аскари. Теперь ему, Кумало, не уйти от вербовщиков.

На площади собрали всех жителей.

Два охранника вывели Кумало из тюрьмы. Люди стояли озлобленные и настороженные, разъяренные и подавленные.

Из дома появился Мбулу с тремя вербовщиками. Вождь окинул поредевшие ряды соплеменников. Сегодня уйдут и эти последние его работники. И он сам должен отослать их. Таков приказ. Плантация и поля запустеют. Он, Мбулу, останется один в целом районе, если не считать нескольких стариков и детей. А будешь возражать, и самого пошлют на рудник!

Мбулу встряхнулся. Еще не все потеряно. Его деньги запрятаны далеко. И власти не оставят, найдут место верному человеку. Надо идти с теми, у кого сила.

Мбулу бросил быстрый взгляд на вербовщиков.

— Вот все какие молодцы у меня, — пробасил он, стараясь глядеть весело. — На работе каждый слона заменит. Люди! — он повернулся к соплеменникам. — Администрация колонии делает для нас все… ну… чтобы вам хорошо было. Надо идти на рудник!

— Сам иди, предатель!

— Кинсукулу проклятый!

Вздулась, покатилась по толпе волна злобных, яростныхкриков. Негодующая черная масса людей пододвинулась.

Маленький угрюмый вербовщик незаметно положил руку на пистолет, висевший впереди на поясе. Его зеленоватые глазки всматривались в лица африканцев словно желая угадать момент, когда начнется столкновение. Он даже оглянулся назад. Путь к лесу был свободен.

— Все пойдут, кто здесь, — громыхал Мбулу. — Им дают возможность заработать, налог заплатить, а они…

— Не пойдем!!!

Ветер злобы и жгучей ненависти дохнул в лица вербовщиков. В яростных криках тонули слова.

— Вождь о нас заботится! — вопил управляющий Мулура, стараясь пробиться сквозь бурю голосов. — Мы уважаем старших! Все пойдем на рудники, если старший приказывает…

Мулура не окончил верноподданнической речи. Кто-то ударил его сзади кулаком по голове. Он едва устоял на ногах и шарахнулся в сторону.

— Замолчите! — ревел Мбулу. — Это приказ районного комиссара! Выделить сто человек, а вас тут и двадцати мужчин нет. И еще кричат. За бунт вешают в городе! — Вождь стал всматриваться в стоявших перед ним людей, словно прицеливаясь. — Эй, Мулура! Иди записывайся! Он сам хочет на рудник. Смотрите, какой здоровяк!

Мулура, все еще не веря неожиданному обороту дела, подошел к столу. Он остановился в нерешительности, склонив голову набок, косясь на лист бумаги.

— Ставь, ставь палец! Чего озираешься?

Мулура вздрогнул, торопливо смазал палец чернилами и припечатал его к списку. Потом отошел в сторону, растерянно бормоча: «Старших не уважают…»

Несколько человек, понукаемые вождем, подошли к столу и после колебаний тоже поставили на зловещем списке отпечатки своих пальцев.

Взгляд вождя упал на Кумало.

— Подходи! Не смотрите, что он хромой был. Нога уже здоровая.

Высокий вербовщик кивнул головой.

— Подходи, подписывай!

Голоса стихли. Все уважали честного и смелого Кумало.

— Какой скорый! — сказал Кумало, не двигаясь и щурясь в усмешке. — По закону колонии запрещается брать рабочих силой на рудники частных компаний.

Глаза вождя выпучились от удивления еще больше.

— Я тебе покажу — не подчиняться! — прорвало его. — Не учился нигде… на курсах, да еще не подчиняется!

— Не пойду. — Кумало стоял спокойный и насмешливый, хотя знал, что насмешка не поможет ему. Сила не на его стороне.

Все молчали, наблюдая поединок.

— Не пойдешь, так поведут, — Мбулу пренебрежительно выпятил толстую нижнюю губу.

Два солдата африканца по знаку высокого вербовщика нехотя вышли из тени и взяли Кумало под руки. Кумало не сопротивлялся, но продолжал бросать колючие слова:

— Ты, предатель, один хочешь веселиться на общем празднике! Где твой брат, где все племя? — В его глубоких глазах загоралась злоба.

— Пошли! — крикнул вербовщик. Он спешил: атмосфера накалялась.

Солдаты окружили завербованных, и отряд двинулся к лесу.

Позади среди стариков и детей стоял Мбулу и смотрел на дорогу.

— Теперь некому будет бунтовать, — сказал он, — все ушли.

Полдня, не останавливаясь, шли люди. Вербовщики торопились уйти подальше.

Лес был глухой. Люди шагали по зеленому тоннелю. Даже в полдень свет едва проникал сюда. Высокий вербовщик нервно смотрел по сторонам. Солдаты держали винтовки наготове.

Кумало шагал среди соплеменников усталый и подавленный. «Прощай, Цангу! — думал Кумало. — Не послушал я тогда партизан…»

Дорога повернула вправо и уперлась в завал из срубленных колючих ветвей. Дальше не пройдешь. Вербовщики остановились перешептываясь.

Сзади раздались возгласы. Кумало повернулся и увидел Зонде, бегущего по дороге впереди небольшого отряда. Лес ожил. Из чащи с криками выскакивали вооруженные люди. Вербовщики с пистолетами в руках ринулись на колючий завал, вмиг преодолели его и скрылись. Солдаты охраны сбились в кучу у зеленой баррикады. Их было десять. Бравый сержант африканец с большой медной серьгой в ухе колебался. Ему не хотелось вести бой против африканцев, но долг приказывал ему стрелять.

В напряженной тишине две группы людей молча прощупывали друг друга глазами.

Зонде, стройный, прямой, направился к солдатам, в знак мирных намерений показывая раскрытые ладони.

— Не стреляйте, братья! Независимость близка. В соседней провинции уже восстание.

Этот веселый сильный человек не боялся солдат. Стволы винтовок угрожающе смотрели в его сторону, словно обороняясь против его слов.

— Переходите к нам, братья. Уже много солдат с нами. Скоро независимость.

Позади Зонде плотной стеной стояли его люди.

Сержант резко повернулся к подчиненным. Он подал отрывистую команду на языке другого племени. Пятясь, они стали перелезать через зеленые заграждения. Потом дали залп по вершинам деревьев и побежали.

А по эту сторону завала праздновали победу.

Рядом с Зонде Кумало увидел высокую красивую девушку. Фиви! Значит, Зонде нашел свою невесту. Заметив Кумало, Фиви подбежала, сияющая, счастливая.

— Эй, Кумало, джамбо! Куда ты вел всех? — Фиви хохотала.

— Это меня вели.

— А я думала, куда это хромой вербовщик ведет все селение? — задорно трещала Фиви.

Толпа жителей Цангу, перемешавшись с партизанами, текла по дороге к селению. Кумало протолкался к Зонде.

— Здравствуй, — сказал Кумало, стараясь держаться независимо. Он опасался, что Булола уже оговорил его.

— Здравствуй, Кумало. А ведь тебя все-таки поймали! — Зонде смеялся.

— Меня не поймали. Я вас искал… Булола, когда ты послал его на тайный совет в мертвую деревню, сказал, что я предатель. — Кумало захлебывался, голос его дрожал, — Я не предатель.

— Какой тайный совет? — тихо спросил Зонде. — Я говорю, вербовщики поймали тебя.

Стараясь сдерживать дрожь в голосе, Кумало рассказал о посещении погибшей деревни.

Лицо Зонде сделалось жестким. Он сосредоточенно смотрел перед собой.

— Была полиция, говоришь?

— Я не предавал.

— Ты помолчи, понял? — в напряженно прищуренных глазах был холод.

Кумало облегченно вздохнул и кивнул: он понял.

Группа людей обступила Мулуру.

— Как же прислуживаю? — говорил заискивающе Мулура. — Меня самого Мбулу послал на рудник. Если бы не вы…

Мрачно и зло смотрел на него Нзвао, неожиданно оказавшийся среди партизан брат Мбулу. Рубаха на нем была изорвана. Фиви слушала разговор, и ее тонкие ноздри трепетали.

— Я всегда помогал всем, — оправдывался Мулура.

Кумало, волнуясь, рассказал, как из-за Мулуры едва не погиб отряд Зонде.

— Чего смотреть на него! — крикнул кто-то сердито. — Стукнуть его!

Партизаны сердито зашумели.

Неожиданно толпу раздвинул Булола. Он подошел к Мулуре вплотную.

— Этот шпион? — спросил он небрежно.

— Он, он!

Никто не успел сообразить, что произошло. В воздухе мелькнула дубинка. Мулура молча упал на дорогу.

Раздались одобрительные голоса. Зонде молча смотрел на Булолу. По лицу его Кумало не мог прочесть, что думает командир.

— Пошли! — весело закричал Булола. — Всех прислужников и шпионов… — он потряс в воздухе дубинкой.

Лес кончился, впереди среди поля показалось селение.

Когда первая группа партизан вошла в деревню, из большого дома появился Мбулу. Тяжелое лицо вождя дрогнула. Нзвао ринулся на вождя. Наконечник копья тускло поблескивал на солнце.

Увидев Нзвао, Мбулу спрыгнул с крыльца и метнулся к плантации. Крик отчаяния пролетел над селением Цангу. Мбулу бежал от смерти. Нзвао с перекошенным ненавистью лицом, сосредоточенный и беспощадный, быстро настигал его, занося руку для удара. Резким движением он послал копье. Мбулу повалился в пыль; никто не пожалел его.

Начались танцы. В грозном рокоте тамтамов, в мягких звуках маримбы носились по кругу воины и женщины. Нетанцующие, хохоча и стараясь перекричать друг друга, напевали мелодию танца. Отчаянно веселые голоса слились, перепутались с грохотом барабанов.

Кумало веселился вместе со всеми. Стоявшая в кругу позади него Фиви отбивала такт на его голых плечах.

— Эй, завербованный, быстрее!

Она была такая веселая и счастливая, что Кумало и не думал на нее сердиться. Даже приятно, что красивая девушка шутит с ним. Когда круг поворачивал в другую сторону, Фиви нарочно наступала босыми ногами на пятки маленькому воину.

До самого утра продолжались танцы.

Один Нзвао сидел у костра, молча глядя в огонь, раздираемый жалостью и ненавистью.

Заснули на рассвете.

В полдень над хижинами пронеслись два самолета. Наклонив крылья, они сделали несколько кругов, словно высматривая добычу, и, высыпав на высокие конусы крыш лавину рокочущих звуков, улетели к маниоковому полю вождя. Высокие деревья загораживали самолеты от партизан.

Вокруг Зонде, выбежавшего из хижины, толпились партизаны и жители Цангу.

— Побегу посмотрю, что они там делают! — крикнул Булола, глядя на Зонде своими дерзкими, разбойными глазами.

Но Зонде словно не слышал его:

— Кумало, беги!

Булола метнул на командира испытующий взгляд. Веселость его сразу исчезла.

Кумало, хромая, помчался к рощице. Едва он успел добежать до первых деревьев, как из машин стали падать маленькие фигурки. Раскрылись белые зубчатые круги парашютов.

— Парашютисты! — закричал Кумало, бросаясь обратно. — Парашютисты!!!

Страшная весть погнала людей по пыльной дороге.

Кумало рядом с Зонде и Фиви мчался к лесу. Бежали мужчины с топорами и копьями. Женщины с детьми на руках тянули на поводу коз. Даже старики ковыляли к зарослям. Мимо Кумало мчался надсмотрщик Манве, забыв о своей важности. Большие ступни его ног вздымали красную пыль на дороге.

Парашютисты приземлились. Их было около пятидесяти. Погасив шелковые купола парашютов, солдаты помчались к деревне, стреляя из автоматов. Расстояние было, большое, и выстрелы не причиняли пока вреда.

Люди, побросав последнее имущество, побежали, обгоняя друг друга.

— Где Булола? — спросил на бегу Зонде.

Кумало обернулся и увидел: Булола бежал навстречу солдатам с поднятыми руками.

— Ушел, предатель! — крикнул он Зонде.

Вдруг Булола подпрыгнул и тяжело рухнул на землю. Каратели не признали в нем своего.

Кумало, втянув голову в плечи, мчался к лесу, не разбирая дороги. Парашютисты приближались. Это были молодые парни в зеленых беретах, лихо сдвинутых набок, в рубахах с короткими рукавами. Лица их были красны и возбужденны. Развернувшись в цепь, солдаты охватывали бегущих ломаным полукольцом..

Зонде и Фиви обернулись и выстрелили из винтовок. Но что это было по сравнению с ливнем пуль, посылаемых автоматчиками?

Парашютисты догнали отставших стариков и женщин с детьми. Под огнем полегли все, кто не смог убежать.

Кумало не видел этого. Злобный свист пуль гнал его к лесу, наполняя грудь тяжелым постыдным страхом.

Отступавшие добрались до леса, побежали сквозь заросли. Пули преследователей шелестели, шипели в листьях, звонко ударялись о стволы.

Более часа продолжалась погоня. Под ногами появилась вода: впереди болото. Кумало знал несколько тропок через него. Но сейчас, с ходу, их не. найти.

— Болото большое? — бросил Зонде, не останавливаясь.

— Конца нет! — Кумало дышал тяжело. — Не пройти.

Нервы его были напряженны. Ненужные проклятья рвались из пересохшего горла.

— Бежать еще можешь? — мягко спросил Зонде у Фиви.

Фиви молча кивнула и улыбнулась. Злой треск выстрелов догонял людей.

Лес становился все реже и светлее. Вдруг Зонде и Фиви провалились в болото. Кумало тоже упал с разбегу в черную топь. Но выбора не было, и Кумало вместе с партизанами все дальше уходил в гнилое болото. Он шел медленно, с трудом перемешивая теплое черное тесто. Под голыми ступнями шевелились козявки. Зонде тянул за руку уставшую подругу, подбадривая ее. Другие беглецы, рассыпавшись, двигались по сторонам.

Из-за кустов появился солдат в зеленом берете и дал длинную очередь по курчавым головам, возвышавшимся над топью. Африканцы рвались под защиту пней и поваленных деревьев.

Вскрикнул рядом с Кумало партизан, медленно стал валиться назад. Рука, державшая винтовку, бессильно повисла. Кумало схватил оружие, судорожно прицелился, выстрелил в парашютиста, промахнулся. Поднял винтовку Зонде — и солдат осел на землю, с удивлением глядя на верхушки деревьев.

Появлялись новые парашютисты и стреляли по африканцам.

Отрывистое взвизгивание пуль подгоняло людей, пригибало головы к темной воде. На глубоких местах африканцы хватались за ветви редких деревьев, за лианы; петлями спускавшиеся над болотом. Длинными очередями косили их пьяные каратели.

— Туда! — Зонде указал на засохшее дерево.

Зонде, Фиви и Кумало старались уйти от опасности. Но трясина затягивала, не давала двигаться быстро.

Четыре автоматчика увязались за ними.

Напрягая силы, Кумало добрался до поваленного дерева.

Парашютисты приближались. С глухим стуком вгрызались в гнилой ствол пули. Летели в воздух щепки. Надо уходить. Кумало не в силах заставить себя выйти на открытое место.

Все ближе солдаты. В непрерывный гром сливаются выстрелы. Остановить врагов! Остановить! Кумало стреляет. Промах. Он дико озирается. Что делать?

Рядом громыхнул выстрел. Зонде срезал врага.

Солдаты отрезвели, по самую шею влезли в пузырящуюся тину. На несколько секунд огонь прекратился.

Африканцы перебежали к следующему укрытию.

Обе группы все углублялись в болото. Их осталось шестеро — трое на трое.

Парашютисты теперь действовали осторожно, не подходили близко.

Партизаны перебегали от пня к пню и вскоре, обойдя глубокое место, добрались до крохотного островка, поросшего низкими кустами… Кусочек твердой земли прилепился к большой высохшей сейбе с огромными корнями, выпиравшими наружу. Здесь за толстым стволом, поросшим мхом и мелкими желтыми цветами, африканцы были недосягаемы для пуль.

За островком простиралась все та же черная гладь болота с редкими белыми точками лилий. Зонде попытался найти путь через топь и вернулся на островок. Отсюда был только один путь — назад.

Африканцы залегли в кустах.

— Вплотную, вплотную подпускайте, — шептал Зонде, загораясь. — Мы их сейчас…

Он указал Фиви на одного из солдат.

— Твой.

Кумало видел «своего» солдата сквозь прорезь прицельной рамки. Враг был совсем рядом. Вот пьяный автоматчик миновал пень, торчавший метрах в пяти от острова. Парашютист кинулся к островку через глубокое место и сразу провалился по тлею. Зонде и Фиви выстрелили одновременно. Один из автоматчиков закричал, посылая проклятья, рванулся вперед, словно кто-то толкнул ею в спину, и рухнул.

Фиви промахнулась. Кумало видел, как ее пуля сорвала берет с солдата, и солдат, взметая черные волны, бросился за пень.

Теперь только пятеро продолжали битву, и пятый был уже обречен.

Кумало не стрелял. В страшной тишине тяжело дышал «его» солдат, откинув назад голову. Болото уже добралось до рта. Солдат тянул вверх шею, косил глазами.

— Жан, Жан! — глухо крикнул он.

Кумало с содроганием смотрел на тонущего противника.

— Жан, Жан! — все кричал солдат. — Жан, вспомни, как я нес тебя раненого через лес! — Он захлебнулся, выплюнул воду.

Жан молчал. Пуля проклятой негритянки прошла на волос от его головы. Не будет он больше подставлять себя под выстрел.

— Жан, кинь мне ремень от автомата. Я не бросил тебя тогда в лесу!

Но Жан не собирался вылезать из-за пня и рисковать. Жан знает: враги не стреляют в Клода потому, что ждут, когда он, Жан, высунется из-за укрытия, ждут, чтобы свалить его пулей. Но его не проведешь! Клода все равно не спасти.

— Жан, я тону! Жан!

Нет, Жан не такой дурак. Клод сам виноват. Но как он кричит! Боже, хоть бы утонул скорее!

Тошнота подкатила к горлу Кумало. Как страшно умирает человек!

Зонде терпеливо ждал, когда солдат отправится на дно. Солдат только что убивал женщин и детей. Зонде с презрением смотрел на противника. Он, Зонде, не стал бы кричать, если бы пришлось умирать на глазах врагов, не стал бы радовать их. Умри гордо, если смерть пришла. Крик не спасет тебя.

— Жан! — все кричал Клод. — Жа-а-ан!

Зонде заметил Фиви, когда она уже подползла к краю кустов с веткой в руке и протянула ее утопающему.

— Назад, Фиви, назад! — со свистом зашептал Зонде. Но девушка, не дотянувшись до солдата, вошла в болото.

Зонде резко вскинул винтовку, прицелился туда, откуда из-за пня мог выглянуть парашютист.

Услышав всплеск, Жан, не показываясь, на миг выставил оружие. В партизан ударила короткая очередь. Автомат исчез за укрытием.

Фиви, схватившись за грудь, медленно упала. В два прыжка Зонде оказался около нее, рывком вытянул за руки.

Кумало дважды выстрелил по пню, чтобы подавить противника.

Никто не заметил в суматохе, как утонул парашютист. Только наступившая тишина напоминала о нем.

В живых осталось четверо.

Фиви лежала между огромными корнями сейбы.

Из простреленной груди текла кровь. Зонде сидел рядом с Фиви, прижимал к ране листья, подкладывал под голову ветви, говорил ласковые слова.

Фиви смотрела грустно. Она слабела с каждой минутой.

— Надо к доктору, — сказал Зонде.

— Зонде! — голос Фиви был слаб. Она смотрела на него устало и нежно. — Я была глупая. Другая женщина будет копать твое поле и рожать тебе детей.

Зонде погладил Фиви по руке, потом нахмурился, как-то весь подобрался. Это был опять тот же Зонде, твердый и смелый. Он посмотрел в сторону врага. Там был путь к спасению Фиви.

Зонде и Кумало долго исследовали местность. Гладкая черная равнина. Изредка пни и кустики. До автоматчика шагов шесть по глубокому болоту. Не пройти.

В бесконечном синем небе мирно плавало горячее солнце. Из леса тянуло горячим влажным ветром.

— Я прыгну ему на голову, — прошептал Зонде. — Ты прижмешь кусты к земле.

Зонде осторожно пригибал невысокие кустики, Кумало наваливался на них телом. Они работали долго.

Хрустнула сухая ветвь. И почти одновременно из-за пня громыхнула очередь. Пули срезали несколько ветвей. Африканцы откатились, прижались к земле.

Теперь парашютист будет настороже.

Фиви слабела. Она молча смотрела в небо. При появлении Зонде страдальческое выражение исчезло с ее лица.

— Пить…

— Обожди, дорогая. Ночью уйдем в тумане. — Зонде ободряюще улыбнулся.

Но Фиви не могла терпеть, и Зонде принялся рыть руками ямку. Вода в яме была черная. Зонде долго вычерпывал ее, пока она не просветлела, потом напоил Фиви…

Кумало пополз к краю островка. Тихо. Ни голосов, ни выстрелов. Все живые ушли. Мертвые не кричат.

Над потемневшим лесом разгорелось бледное оранжевое зарево. Осторожно, словно подсматривая за битвой на земле, из-за горизонта выглянул огромный тускло-красный месяц. В густой синеве неба зажглись, замигали звезды.

Наступила ночь.

Кумало и Зонде всматривались в даль. Все выше поднималась луна, заглядывая сквозь кусты в суровые лица осажденных, спорящих со смертью людей. Не уйти с островка. Тумана не будет.

Жан сидел по грудь в черном тесте болота, напряженно прислушиваясь к каждому движению африканцев. Он боялся шевельнуться, чтобы не попасть под выстрел. Хотелось лечь хоть на минуту.

Раз он хотел уйти по болоту, но не хватило решимости. Один выстрел с острова — и все. Пока живы африканцы, ему не спастись.

Пришел новый день.

Медленно утекали тягучие часы. В горячей душной тишине металась Фиви. Зонде сидел около нее, сжав зубы.

— Зонде, Зонде, — звала его слабым голосом Фиви. — Посиди рядом, Зонде. В дупле — змея, черная мамба. Она ужалит. Прогони ее, Зонде.

Кумало с горечью слушал. Бедная Фиви, ты хотела спасти белую мамбу, и ее товарищ укусил тебя.

— Сегодня парашютист заснет, — сказал Кумало. — Вторые сутки не спит.

— Будет поздно. — На похудевшем лице Зонде перекатывались желваки. — Его убрать нужно сейчас. — Зонде легко встал. Черты его обострились. Он взял винтовку.

— Слушай! — бросил он решительно. — Если я не вернусь, ты отнесешь Фиви к доктору. Ты отнесешь. Иди к берегу н жди, когда высунется автоматчик. Он появится. Тогда стреляй.

Зонде в последний раз с тоской посмотрел на Фиви и отошел. Его взгляд скользнул вверх. Серые ветви сейбы высохшими руками тянулись к небу, на огромной высоте нависали над пнем, за которым засел парашютист.

Кумало испугался.

— Он же тебя…

Зонде молча направился к дереву.

Кумало быстро открыл затвор винтовки. Два патрона. В одном из них — смерть солдата.

Кумало пополз к кустам. Тень автоматчика не двигалась. Враг ничего не подозревает, но стоит ему услышать малейший шорох — и Зонде погиб. Кумало с волнением смотрел на высокую сейбу. Темным наростом виднелось на ее стволе тело Зонде. Зонде медленно, незаметно поднимался все выше. Ни одного резкого движения..

И вдруг Кумало замер. Вдоль тени дерева, вытянувшейся в вечернем свете по болоту, ползла тень Зонде. Тень видна хорошо. В любой момент солдат мог заметить ее…

Зонде поднимался уверенно. Глубоко-глубоко под ним — маленький пень, из-за негр видно плечо парашютиста. Пригнулась, закачалась ветвь. Зонде остановился, внимательно поглядел вниз. Враг не замечал нависшей над ним опасности. Зонде снова полез.

Теперь скоро. Уже виден грязный берет. Солдат зашевелился, повернулся спиной к Зонде и стал вглядываться. Он что-то заметил. Нужно подняться еще немного. Зонде делает несколько осторожных движений. Сук ходит под ним вверх и вниз. Ну, можно стрелять. Зонде медленно тянет к себе винтовку, висящую на локте.

Солдат с беспокойством и удивлением рассматривает двигающуюся по болоту тень. Он понял! Рывком повернулся. Лихорадочно бьет по висящей в небе цели.

Перед лицом Зонде летят отбитые свинцом щепки. Бок и грудь полоснула режущая боль. Словно кто-то железным горячим крючком рванул тело. Зонде роняет винтовку, прижимается к толстой корявой коре. Конец! А Фиви, Фиви? Красное пламя полыхает в глазах. Нет, это заходит солнце. Пули плаксивыми москитами несутся мимо. Неужели враг восторжествует? Там, внизу, Фиви…

Зонде, тяжело дыша, напрягаясь, поднимается, встает на прогибающийся, пружинящий сук и, сильно оттолкнувшись, прыгает на парашютиста.

Расстояние огромное. Падающим соколом прочерчивает Зонде воздух. Пень и парашютист стремительно мчатся навстречу, увеличиваясь. Достать врага! Совсем немного! В последнем усилии Зонде заносит кулак для удара. Земля надвигается, черная, необъятная. Все! Прощай, Фиви!

Автомат испуганного парашютиста захлебнулся в грохоте. Жан остервенело расстреливал несущийся на него человеческий снаряд. Зонде прилетел вниз уже мертвый. Но даже в смерти он был грозен.

Кумало выстрелил по невидимому врагу. Только истратил патрон.

Наступила тишина. Зонде умер. Кумало остался один на один с врагом, озлобленным и беспощадным. Только узкая полоса болота разделяла их, и на них на двоих была лишь одна смерть.

Нужно взглянуть на Фиви.

Глаза Фиви, устремленные в темнеющее вечернее небо, улыбались. Губы шептали нежные слова. Кумало отодвинулся. Эти слова не для него. Тот, кому они предназначены, никогда уже не услышит их. Зачем тревожить Фиви и приводить ее в сознание? Пусть гуляет по стране счастья.

Наступила вторая ночь. Призрачный свет луны залил болото, потянулся к острову сверкающей отполированной белой дорожкой. Лягушки, сидя друг против друга на круглых листьях, сладострастно пели, квакали на разные голоса о своей лягушечьей привольной жизни. Зловеще и гулко ухала ночная птица. С кустов капала роса. И опять не было тумана. Надо ждать. Спать нельзя. Кто первый уснет, тот погибнет.

Кумало вытянулся поудобнее и глядел на пень, черной маленькой крепостью поднимавшийся перед ним. Кумало будет осторожен. Он умеет ждать. Тень пошевелилась… Противник устраивался в болоте. Он тоже ждет, когда сможет сделать свой последний выстрел.

Жажда мучила Кумало. Враг не уйдет за несколько минут. Кумало пополз к яме, вырытой Зонде. Опустив лицо к воде, он пил большими глотками. Какая вкусная вода! Он пил, пил, пил. Хорошо! Он шумно выдохнул. Слишком шумно. И сейчас же как возмездие за неосторожность загремели автоматные очереди… Одна, другая, третья. Автоматчик бил точно в сторону Кумало, резал свинцом тонкую занавесь кустов. Пуля ожгла лопатку, другая ударила в щиколотку. Не кричать! Ни звука! Молчи, терпи! Иначе — смерть! Пули сбивали головки цветов, вонзались рядом в землю.

В треске торопливых очередей, пластаясь, пополз Кумало к кустам. Один лишь патрон остался у него. Этот выстрел должен попасть в цель.

Автоматчик, весь в иле, стоя у пня, остервенело бил по островку. Потом неожиданно, словно почувствовав опасность, бросился за пень.

Кумало не успел выстрелить и затаился. Жан не знает, убит он, Кумало, или жив. Пусть Жан поверит, что противник погиб. Пусть, и тогда последняя нуля Кумало дойдет до цели.

Кумало осмотрел ноги. Пуля содрала кожу и слегка задела кость. На плече неглубокая царапина. Не страшно!

Небо просветлело. Над розовым облаком подпрыгнул, рывком всплыл огненный шар. Наступил новый день, третий день осады.

Солнце накаляло землю. В нестерпимой жаре тяжко дышало испарениями болото. На черной блестящей глади лопались большие пузыри.

Кумало лежал неподвижно, обливаясь потом. По телу разливалась приятная теплота. Он обмяк, словно расплылся по земле. Мысли тоже плавились. Где-то глухо шумело. Что это? Ничего. Работает сердце. А каково там Жану? Никакой тени. Солнце жжет врага Африки. Хорошо… Солнце светит и над Цангу. Цангу умерло. Он, Кумало, не считая раненой Фиви, последний человек, оставшийся в живых из целого селения… Гиппопотамы пришли с реки и пируют в его саду. Джунгли уже вступили в деревню. Кумало увидел себя на улице, заросшей кустами. Кусты лезут в хижины, на крыши. Вместо пальм — обломанные слонами голые стволы. Вокруг высокий лес, затопивший Цангу, лес и слоны, ломающие пальмы. Кумало сердится на огромных клыкастых мародеров. Он кричит, но крика, к его удивлению, нет. Кумало стоит один в глухом лесу, и слоны не слышат его…

Кумало напрягся и открыл глаза. Парашютист что-то делал за пнем. Слышен был звук падающих капель. Ха! Он залепляет себя грязью. Солнце сожгло его.

Кумало взглянул на Фиви. Она спала. Бедная Фиви, сколько мучений выпало на ее долю! Но скоро он, Кумало, вынесет ее отсюда, он обещал Зонде.

В борьбу все сильнее вмешивалась новая сила — сон. Сон затоплял тело. Кумало то и дело засыпал, но каждый раз воля к жизни поднимала тяжелые веки. Заснуть крепко — значит умереть. Во сне человек не боится и дышит громко. По звуку дыхания можно стрелять. В ушах какое-то гудение. Ах, это говорит далекий тамтам! Он сообщает, что в провинции восстание. Повстанцы захватили форт. Ван Нелон убежал. Солдаты перешли на сторону восставших. Тамтам умолк. Неужели все это правда? Или ему только послышалось? Нет, он не спал. Теперь нельзя умирать.

Снова спустилась ночь. Стаи зеленых светляков двигались вдали, словно таинственный отряд воинов шел с фонарями по трясине. Сладковатый запах цветов заливал землю.

Поднималась луна. Кумало изнемогал. Ему стало все безразлично. Сон навалился на него непомерной тяжестью. Кумало больше не боялся смерти. И только обещание, данное Зонде, кричало в нем: держись, не спи, спаси Фиви!

Медленно уходили томительные часы. Он едва мог шевелить мягкими, как хлопок, руками. В голове неясные обрывки мыслей, серые, как ночной туман. Уставшее сердце с трудом толкало тяжелую кровь. Голова камнем легла на бугорок. Подбородок врезался в землю. Глаза изредка открывались, смотрели вдоль ствола винтовки.

Тень парашютиста появилась уже с другой стороны пня. Враг не спал. Тень шевелилась, медленно, осторожно, почти незаметно. Кумало хотел, жаждал увидеть парашютиста. Тогда один только выстрел — и можно спать, спать, спать! Сон катился в него, как неудержимый поток в накатанное ложе. Кумало испытывал блаженство. Он лежал на поверхности большой черной реки, и она несла его по течению, плавно покачивая на волнах. Он видел черное дно. Большие черные рыбы проходили совсем рядом, не боялись. Кумало удивился, что он дышит, не вынимая голову из воды. Приятно покачиваться на волнах и плыть куда-то. Но что за грохот впереди? Это водопад. Грохот то усиливался, то затихал. Плыть к берегу! Кумало хотел поднять руку, но руки не было. Кумало изо всех сил дернул ногами и поднял голову. Перед ним, залитый зеленоватым лунным светом, чернел пень. Жан храпел. Густые переливчатые ноты то усиливались, то затихали. Спит! Вот он, долгожданный момент! Солдат бормотал что-то во сне, сопел, свистел носом. А может быть, он притворяется? Кумало не знал, на что решиться. Ведь если солдат спит, нужно действовать, иначе враг наберется сил. А если это ловушка? Страшные минуты переживал Кумало. Враг тоже в тяжелом положении. Он не знает, жив ли Кумало. Ну что же, пусть он убедится, что Кумало погиб. Рисковать нельзя.

Он закрыл глаза, напряженно слушал. Храп иногда стихал. Тогда доносилось ровное глубокое дыхание. Но Кумало не верил. Враг слишком хитер.

Долго слушал Кумало. Но не может он столько времени притворяться! Несколько шагов по болоту. Другого такого случая может и не быть.

Кумало открыл глаза и застыл от удивления. Жан стоял рядом с пнем в ярком свете луны, пригнувшись, словно зверь, готовый к прыжку. Не переставая похрапывать, он попятился от островка.

Лицо Кумало свела судорога ненависти. Сдерживая дрожь в руках, Кумало стал медленно наводить винтовку.

Жан ступил в глубокий мягкий ил, нервно оторвал двух пиявок, присосавшихся к руке. Тина предательски всхлипнула. Только одна минута нужна, чтобы уйти. Вот оно, поваленное дерево. Одна минута.

Парашютист боялся двигаться. Страх захлестывал его, непомерной тяжестью вдавливал в дно его ноги. Не может он, Жан, умереть. Он жив, смотрит, дышит.

Из черноты кустов выскочил раздвоенный огненный язычок, лизнул лунный свет. Жан не слышал выстрела. Он медленно, поддерживаемый болотом, погрузился в топь.

Кумало не почувствовал радости и сам удивился этому. Серая гора навалилась, придавила налитую свинцом голову к земле. Сознание покидало его. Он ткнулся лицом в бугорок и заснул. Все умерло в нем. Только тяжелое, набухшее усталостью сердце продолжало работать, толкать загустевшую кровь…

Кумало проснулся. Словно стая фламинго, над золотым горизонтом плавали легкие розовые облака. На далеком лесистом берегу двигались африканцы с винтовками и копьями, с мечами и круглыми щитами. Среди них были и солдаты. Нет, это не войска. Кумало узнал партизана с деревянным диском в мочке уха, приходившего в его хижину. Впереди всех, поставив ногу в ботинке на кочку, стоял человек с широким носом. Тот, кто допрашивал его в мертвом селении. На груди его висел автомат, Это друзья! Люди громко перекликались. Их было много. Они пришли на помощь.

Кумало подошел к Фиви.

— Он ушел за доктором, — ответил Кумало на ее молчаливый вопрос и отвел глаза в сторону. — Партизаны пришли за тобой.

Пламенел край неба. Начинался новый день.