Испанский садовник

Глава 13

Прибрежный поезд был точен, как никогда. Без четверти восемь утра Харрингтон Брэнд прибыл в Сан-Хорхе и на платформе увидел ожидавшего его Гарсиа.

— Вы получили мою телеграмму, — отметил он, отдавая чемодан и направляясь к машине.

— Да, сеньор. Но почему вы не позволили мне привезти вас из Барселоны? Ради вашего удобства я мог бы за ночь доехать.

Несмотря на мрачное настроение, консулу была приятна эта забота — поистине исключительный парень его дворецкий! Брэнд не часто бывал снисходителен к своим слугам, но когда Гарсиа укутывал пледом его колени, он ответил:

— Вы хорошо мне служите, Гарсиа, и этим заслуживаете моего взаимного расположения.

Влажные от утренней росы улицы были довольно пустыми, и дорогу до виллы машина преодолела за пять минут. Радуясь возвращению домой и чувствуя, как ослабевает стеснение в груди, Брэнд направился к входной двери. Втайне он надеялся, что Николас встретит его в патио, хоть это и было бы посягательством на им же самим установленные для мальчика правила. Степенно, но все же быстрее обычного он пересек холл и поднялся по лестнице вместе с Гарсиа, несущим за ним чемодан. Сначала он вошел в свою комнату, снял дорожное пальто и вымыл руки; затем с усиливающимся нетерпением открыл дверь, ведущую в спальню сына и замер в недоумении, улыбка сползла с его лица. Где Николас? Может, он спрятался, чтобы подшутить над отцом? Нет. Постель не тронута. Комната была совершенно пуста.

Консул встревожено обернулся.

— Гарсиа! Гарсиа! Где мой сын?

Осторожно опустив на пол чемодан, дворецкий выпрямился и бесстрастно уставился в одну точку над головой хозяина.

— Ваш сын, сеньор? Сожалею, но… Его здесь нет.

— Что?!

— Да, сеньор… — Дворецкий говорил медленно, будто тщательно подбирал слова, слетавшие с его губ. — Вчера после обеда… Мы с Магдалиной не успели его остановить… Он ушел.

Оцепенение, овладевшее Брэндом в первое мгновение, быстро переросло в тревогу.

— Куда он пошел? И с кем?

— Я точно не знаю, куда он пошел, сеньор… В город, наверное. — Гарсия помолчал, в его глазах мерцали язычки тьмы, затем почти неслышно произнес: — Он ушел с Хосе.

— Хосе! — сквозь зубы произнес консул ненавистное имя.

— Он самый, сеньор. Они ушли смеясь и разговаривая… И держались за руки. — Затем, напустив на себя уверенный вид, Гарсиа добавил: — Не волнуйтесь, сеньор. Они сегодня вернутся, вот увидите. Они провели вместе только одну ночь.

У консула подкосились ноги — смертельно побледнев, он сел на краешек кровати. Хосе с его сыном… Вопреки его категорическому запрету… А он-то был уверен, что их общению положен конец. Слова «смеясь и разговаривая»… «держались за руки»… «провели вместе ночь» раскаленным железом жгли его мозг. Адов огонь гнева, ненависти, обманутой любви пылал в его груди. Консул стиснул руки. Господи, за что! Именно сейчас, в минуту тяжких испытаний, когда он весь переполнен отцовской нежностью, когда он более всего нуждается в сыновней любви. Нет, нет, этого не может быть… Он не может в это поверить…

— Гарсиа! — лихорадочно вскрикнул он. — Что вы такое говорите! Мой сын, должно быть, пошел к мистеру Деккеру. Тут какая-то ошибка.

Дворецкий, не отводя от него темных горящих глаз, в которых таилась насмешка, пожал плечами.

— Не мне с вами спорить, сеньор. Обо мне всегда говорили, что я свое место знаю. И это место часто было очень высоким. Конечно, если вы полагаете, что я отступаю от истины…

— Нет, Гарсиа. — Брэнд заискивающе взглянул на него. — Я не это хотел… Вы вне подозрений. Но все же… — он осекся, стиснув лоб обеими руками.

— Сеньору, несомненно, очень трудно в это поверить. — Избавленный от пристального внимания консула, Гарсиа под кажущейся невозмутимостью веселился вовсю. — Я с большим почтением отношусь к сеньору и его сыну. Мне не хотелось причинять сеньору боль. Но если требуются доказательства…

Когда Брэнд с неимоверным усилием поднял голову, Гарсиа протянул ему измятый листок бумаги.

— Я нашел это в саду, сеньор. Там было еще несколько. Но и этого будет достаточно.

Консул машинально взял листок, но карандашные строки расплывались перед его затуманенным взором, и из всего он смог разобрать только слово «люблю». Он не спеша потянулся за очками и с тяжелым сердцем надел их.

Консул, не отрываясь, дочитал до конца все игривые строчки, которыми так весело перебрасывались Хосе и его сын. Красные пятна вспыхнули и погасли на висках, вытянутое лицо Брэнда побледнело сильнее прежнего. Он почувствовал себя опустошенным до тошноты, и эта внутренняя пустота вдруг взорвалась сильнейшим, удушающим гневом.

Сквозь объявший его красноватый туман проник тихий возглас Гарсиа:

— Они вернулись, сеньор. — Дворецкий указал на окно. — Вот они… в саду.

Не двигаясь с места, консул ответил:

— Благодарю вас, Гарсиа. Можете идти. Я должен немедленно увидеться с сыном.

Некоторое время после ухода слуги он еще сидел, затем резко встал и судорожно задышал, расправляя сдавленные легкие. Непонятно почему, он не мог заставить себя выглянуть в окно. Консул вышел и медленно спустился по лестнице. Как только он оказался в холле, входная дверь распахнулась и, в потоке солнечного света, в дом вбежал Николас.

Увидев отца, он вскрикнул и резко остановился. Его взгляд моментально померк. И хотя он тут же шагнул вперед, приветливо улыбаясь, консул успел заметить испуг на лице сына и снова ощутил укол в сердце.

— Доброе утро, Николас, — глухо сказал он.

— Доброе утро, папа, — пробормотал мальчик.

— Ты уже позавтракал?

— Да, папа.

— О, тебе везет больше, чем мне. Может быть, если тебе нечего делать, побудешь со мной, пока я завтракаю?

В сопровождении сына консул вошел в столовую и занял место за столом, на который Гарсиа сразу же поставил знакомый поднос с кофейником, фруктами и булочками. Консул на удивление твердой рукой налил себе чашечку кофе. Он не предложил сыну сесть, и тот так и стоял перед ним, подобно подсудимому. Увидев, что всё в порядке, Гарсиа бесшумно удалился.

— Приехав утром, — начал консул, — я рассчитывал, видимо слишком самонадеянно, что ты меня здесь встретишь.

— Но, папа… Я не знал, что ты так рано вернешься.

— Конечно, нет. — Консул горько усмехнулся. — А кстати… Где ты был?

— У Хосе.

— Ты провел ночь в его доме?

— Да, папа.

Консул разломил булочку.

— Ты же дал мне слово с ним не разговаривать.

— Я и не разговаривал сначала. Потом совсем немного… — Глаза мальчика наполнились влагой. — Но в конце концов мне пришлось разговаривать. Мне было так одиноко… и так страшно.

— В самом деле? Кто же тебя испугал, смею я спросить?

Из-под длинных ресниц Николас украдкой бросил взгляд на дверь буфетной и очень тихо ответил:

— Гарсиа, папа.

— Что?! — вскинулся консул. — Как ты смеешь мне лгать?

— Я не вру, папа. Он напугал меня, только Магдалина просила ничего тебе не говорить. Поэтому я пошел к Хосе. Поверь мне, папа, пожалуйста!

— Я не верю тебе, — сурово ответил Брэнд. — Ты намеренно выдумал этот вздор с единственной целью меня обмануть.

— Нет, папа, нет! Умоляю тебя мне поверить. — Слезы брызнули из глаз Николаса и покатились по щекам и носу. — Я тебе всё расскажу… Гарсиа был ужасен! У него был нож. Он отсек голову моей рыбке. Весь стол был в крови. Я подумал, что он и меня хочет убить. Как же ты не видишь, папа? Он не тот, кем притворяется! Он смеется над нами всё время. Он плохой и злой человек, совсем не такой, как ты и Хосе.

— Как ты смеешь объединять меня с этим?! — крикнул консул, кровь ударила ему в голову.

Николас отшатнулся, увидев мертвенно побледневшего отца, и зашелся в рыданиях.

— Ты спятил? — хрипло сказал консул. — Что за чушь ты несешь — ножи, кровь, отрезанные головы. Кто-то подучил тебя оклеветать Гарсиа! Я этого не допущу! Гарсиа безупречен, он исключительно надежный человек, не то, что этот твой неотесанный хам.

— Нет, нет, папа, — плакал мальчик. — Хосе хороший.

От ярости консул стиснул зубы. Ему пришлось вцепиться в подлокотники кресла, чтобы удержать себя в руках, вцепиться отчаянно, как в единственное надежное место, как в холодный трон инквизитора.

— Значит, твой друг хороший, — ему не хватало воздуха. — Он тебе нравится?

— Да, папа.

— Может, ты его даже любишь?

Мальчик кивнул сквозь слезы.

— Разве не должны мы любить всех?

Консул дернулся, как от укуса гадюки.

— Не увиливай! Отвечай — куда он повел тебя вчера вечером?

— К себе домой.

— Где это?

— На улице Кориенте.

— Ясно. Худшие трущобы в Сан-Хорхе.

— Не совсем, папа. — Николас всхлипнул. — Там очень чисто. И чудесный вид на горы, бабочки и колибри на стенах. Хосе их собирает… вставляет в рамки, которые делает сам. Мы ели олья подрида, я такой вкусноты никогда не ел! Ее сварила Пакита… Мария не могла, потому что она тяжело работает в прачечной… А старый Педро ничего не делает, только вяжет…

Он запнулся и умолк, увидев выражение лица консула. Он не понимал, что своей наивной попыткой всё объяснить, умилостивить он только сильнее раздул огонь, бушующий в груди отца. Мальчик заплакал пуще прежнего.

— Твой отец был счастлив узнать, как тесно его сын сблизился с этим сбродом. Продолжай. Что еще там было?

Грудь ребенка вздымалась от рыданий.

— Мы играли в estallido, папа… Это карточная игра…

— Кто играл?

— Мы все.

— Кого ты подразумеваешь под «мы все»?

— Хосе и Педро… и я… с Пакитой, Хуаной, Луисой, Еленой и Бьянкой. Ой, извини, папа, я забыл. Мария не играла. Она стелила чистые простыни на кровать.

Прямая фигура в кресле выпрямилась еще сильнее.

— На чью кровать?

— Нашу с Хосе.

Консул оторопел. В избытке чувств он подался вперед, будто подставляя себя под удар.

— Вы с ним… — задохнулся он и не смог договорить.

Наступила тишина — такая звенящая и стерильная, что Николас даже плакать перестал. Его охватила дрожь. Размытая слезами фигура отца, казалось, росла в его глазах, лоб и щеки заливала желтизна.

— Что… Что я такого сделал, папа?

Консул встал, оттянул душивший его воротник и, покачнувшись, сделал несколько шагов. Ухватившись за каминную полку и не поворачивая головы, он сдавленно произнес:

— Оставь меня… Иди к себе в комнату. Увидимся позже.

Снова тишина — еще более звенящая и стерильная, чем раньше… После ухода сына Брэнд еще долго стоял склонившись у пустого камина, раздираемый хаотическими мыслями. Наконец он глубоко со свистом втянул воздух — решение было принято. Да… Это лучшее, это единственное решение. Как бы велики ни были возможности человека, бывают ситуации, когда ему не обойтись без помощи специалиста.

Тяжело, будто собираясь с силами, консул прошел через холл в гостиную, сел к секретеру в нише, вынул ручку и написал:

Он позвонил в колокольчик и, когда Гарсиа вошел, протянул ему листок.

— Поезжайте в город и немедленно отправьте телеграмму.

— Слушаюсь, сеньор.

Брэнд остался сидеть в нише. Звук отъезжающего автомобиля несколько успокоил его. Но неосмотрительно поднятый взгляд проник сквозь оконное стекло, и вновь вспыхнувший в сердце огонь чуть не задушил его.

На краю освещенного газона стоял садовник, голый до пояса, с широко расставленными ногами и с блестящем на солнце золотистым торсом он легко размахивал косой. Брэнд смотрел, чуть дыша, словно зачарованный чудесным ритмом, с которым каждый взмах косы врезался в его плоть. Вспотевшие от ненависти пальцы сжали ручку, переломив ее. Но он этого не заметил. Захваченный вихрем вожделения, с расширенными зрачками и шумом в ушах он смотрел, как чистое сверкающее лезвие взметалось снова и снова, как ятаган, идеальными дугами на фоне далеких синих гор.