Исповедь Розабеллы (СИ)

Глава 17

Я люблю тебя, слышишь?

Я люблю тебя, слышишь?

Слышишь.

Для меня ты живешь и дышишь.

Понимаешь, ты мой?

Понимаешь.

Ты всю жизнь мою занимаешь.

Ты лишь мой, самый добрый и славный,

Непонятный, немного странный.

Мой ты нежный и мой суровый

Каждый день ты прежний и новый.

Мой, то злой и порой нехороший.

Мой отчаянный и осторожный.

Мой всегда, при разлуке, при встрече.

Днем и ночью, и в тихий вечер.

Я всегда неразлучна с тобой.

Для меня всех роднее и ближе,

Ты живешь для меня, пойми же.

Для меня твои руки и губы,

Мой ты нежный и мой ты грубый,

Для меня твои беды и горе,

Твое счастье — мне радости море.

Мне не нужно другого взгляда.

Поцелуев других мне не надо.

Рук других — не твоих, не хочу я.

Просто, очень тебя люблю я.

Просто, ты — это мир огромный.

Ты — все тучи в небе бездонном.

Ты и солнце, и тихая лунность,

Ты моя беспокойная юность.

Ты все доброе, все земное,

Ты ведь тоже в мечтах со мною.

Просто, ты — это я

Ведь, правда?

И тебе, ведь, другую не надо…

Автор неизвестен.

POV Розы

Я сидела на подоконнике, обхватив руками колени и уткнувшись в них лицом.

Было прохладно, помещение продувало.

На плечи был накинут теплый плед, даривший блаженное тепло и согревавший, успевшее промерзнуть, тело.

Максим много раз предлагал мне переехать в более просторную и новую квартиру, в центре города, но я постоянно отказывалась.

Конечно, он прибывал в недоумении и удивленно посматривал на меня, но не могла же я поведать ему о том, что только в этой маленькой, недавно отремонтированной квартирке, я чувствую себя уютно и на своем месте.

Именно здесь я ощущаю себя частью Максима и его второй половинкой.

Как он сам любит выражаться: "Мы родственные души и ничто не может нас разлучить".

Я усмехнулась, вспомнив именно эти слова, и протерла сонные глаза. Мне нельзя засыпать. Надо дождаться Валентину и попросить у нее прощения за доставленные проблемы.

Час назад она позвонила мне и сообщила о своем увольнении. Я, конечно, обрадовалась поначалу, но, расслышав в голосе девушки грусть, мигом почувствовала вину.

Человеку нужна была эта работа, а из-за меня ей пришлось уволиться и не имеет никакого значения тот факт, что это больше принесло пользу ей, а не мне.

Я уже привыкла к выкрутасам Натальи, к ее постоянным подколам и слежкам, но другие не должны страдать. Валентина была четвертым "детективом", которого она наняла за эти полтора года.

С того дня, как Максим признался мне во всем и предъявил документы, которые, оказывается, готовил после двух месяцев общения со мной.

Адвокаты Натальи никак не соглашались с предъявляемыми ими требованиями и обвиняли Максима в подделке договора. Даже подпись Дмитрия Анатольевича и двух свидетелей не смущали явно подкупленных защитников. Было заметно, что они не желают терять такую богатую клиентку из-за "глупой прихоти бывшего оборванца", как они ему и заявили.

Максим даже весело рассказывал, как двое профессионалов угрожали ему судом за якобы нелегальный бизнес.

Он решил найти "священника", который подтвердил бы подлинность документа, но поиски не увенчались успехом. Тот скончался спустя полгода после подписания вышеупомянутого договора.

Да уж, все складывалось не в нашу пользу, но Максим всегда был упрямым и никогда не отступал от своей цели. Он таки, спустя несколько месяцев, сумел найти одного из свидетелей, которым оказался одноклассник Дмитрия Анатольевича. Тот все подтвердил и содержимое документа "пришло в действие".

Адвокатам пришлось уступить, но все шло не так гладко и не так быстро, как ожидал Максим.

Пришлось учитывать множество мельчайших пунктов и требований, указанных в документе. Все заняло не меньше года, и только он решил приступить к исполнению своего желания, как начались новые проблемы, связанные с компанией.

Кто-то в отделе сдавал всю информацию конкурентам и Максиму пришлось, на время оставив свои личные проблемы, приступить к уже другим поискам. К поискам "крота".

Все завертелось и пришло в непрестанное движение. Черная полоса не желала кончаться, будто кто-то наверху специально решил поиздеваться над ним и провести тест на "терпение".

Мне приходилось лишь удивляться тому, как много всего происходило за моей спиной, и как мало я знала человека, которому подарила свое сердце.

В тот же день Максим поведал мне, что на рояле он играть научился еще в детстве, когда соседка по площадке, бывшая преподавательница музыкальной школы, решила отточить свой талант и на соседском мальчике.

Так же он любил играть на гитаре, драться на ринге (вот откуда у него такое натренированное тело и сильные руки), был заядлым сладкоежкой и просто обожал дождь. Мне так же пришлось поделиться и своими пристрастиями, которые Максим просто поглощал, требуя все больше и больше.

Мы не замолкали ни на минуту, до хрипоты в горле, но нам и этого было мало. Хотелось окунуться в этот, ставший безоблачным, мир и раствориться друг в друге. Крепко обнять, прижаться и никогда не отпускать.

О реальности мы забыли на время, не решались упоминать, чтобы не испортить атмосферу доверия и покоя.

Конечно, я не простила его… не могла до конца поверить… боялась быть вновь обманутой и преданной.

Мне нужно было время, и Максим дал мне его. Он не настаивал на чем-то большем, не требовал от меня чего-то запредельного. Да и какое право он имел?

Правильно, никакого.

Теперь, как бы удивительно это не звучало, правила устанавливала я, и от меня же зависело, будут развиваться наши отношения или нет.

Да и один немаловажный вопрос мешал моему счастью: Кто же тогда похитил моего брата, и кому это было нужно?

Винить Максима я перестала, да и считала ли я его виноватым когда-либо или искала повода для встреч?

Максим просил не беспокоиться и возложить эту проблему на себя и, после долгого спора, я сдалась.

Слишком устала от всего, и переложить на него хоть одно это, было сущим облегчением.

На следующий день, после откровений, мы разошлись, договорившись встретиться вечером. Я отправилась домой, где мама мигом кинулась ко мне с вопросами. Ей многое не было известно, и она приняла новость о воссоединении с Максимом с радостью и веселой улыбкой.

Открытым стоял так же вопрос и об учебе. Свое решение о заочном обучении я отбросила, после уговоров возлюбленного.

Пришлось подавать заявку на академ.

Конечно, многие сокурсники и некоторые преподаватели хотели знать причины моего ухода, но, после всего того, что со мной случилось, я просто напросто перестала доверять людям. Кроме родных и близких.

Проходило время. Мы с Максимом проводили вместе не так уж и много времени. Он решал вопрос о разводе, а я старалась как можно больше времени уделять своей семье.

Самое удивительное было то, что Андрея я не видела с тех пор, как Максим похитил меня. Если честно, ощущала себя преданной и обманутой близким человеком. Обида пряталась где-то в глубине души, вырываясь наружу в те моменты, когда одиночество тяготило сердце, а грусть охватывала душу.

Как бы то ни было, Андрей стал для меня лучшим другом и человеком, который понимает меня и может поддержать в любой момент. Максиму я пока не решалась открыться полностью. Казалось, будто мы поменялись ролями, и теперь я играю роль холодного, бесстрастного мачо с тайным прошлым.

Спустя два месяца после перемирия, Максиму пришлось покинуть Москву и поехать в Питер с Натальей, которая, к моему удивлению, вела себя тихо и спокойно.

Возможно, она не подозревала о том, что ее муж проводит все свое свободное время со мной и моей семьей, развлекая брата походами в аттракционы и гуляя с мамой по паркам. Он постоянно приносил, польщенной вниманием, женщине цветы и одаривал подарками Стаса, заставляя меня даже ревновать. Чего, естественно, я не показывала. Он и так излишне самоуверен и самовлюблен.

Я же, тайно ото всех, отговариваясь срочными делами, посещала клинику, расположенную недалеко от квартиры.

Боли не так тревожили меня в последнее время, но здоровье все же необходимо было сберечь. Известие о неизлечимой болезни тяготило и никак не желало покидать мысли, все больше и больше мешая вздыхать свободно.

Алекс, который много раз названивал мне, прося о встрече, исчез уже после месяца.

Просто перестал звонить, беспокоить просьбами, что очень удивило меня.

Еще удивительнее было то, что я не отказывала ему во встречах, понимая, что этот мужчина знаток своего дела, но стоило наступить назначенному дню, как Алекс звонил и сообщал о срочных делах и переносил все на другой день.

И вот, он исчез, оставив меня глубоко озадаченной. Ведь Алекс точно хотел сообщить мне что-то важное по последнему разговору.

Когда встретиться в очередной раз нам помешал срочный пациент, требующий операции, он позвонил мне на сотовый, чтобы предупредить:

— Мне очень жаль, Роза, — начал он, стоило мне только поднести трубку к уху, не здороваясь, — но человеку требуется срочная операция.

Я только вздохнула и улыбнулась, слушая оправдания независимого врача, и поспешила успокоить:

— Не волнуйся, Алекс, все в порядке, — я оглядела кафе, где мы условились встретиться, и продолжила, — здесь очень уютно, а я давно не появлялась на людях. Как раз, с пользой проведу время, не заморачиваясь никакими думами о неизлечимой болезни…

— Кстати о неизлечимой болезни, — прервал мой монолог врач и каким-то взволнованным голосом заявил, — все не так, как сообщили тебе тот врач, Роза. Не знаю, на каком основании он сделал этот вывод, — по ту сторону послышался чей-то голос, зовущий хирурга, и Алекс, ответив, что подойдет через минуту, поспешил закончить, — именно на эту тему я хотел с тобой поговорить. Слишком все странно. Помнишь, ты сдавала анализы? Так вот, они дали мне совсем иной результат. Оказывается…

Что там оказывается, я так и не поняла, ибо связь прервалась, и послышались длинные гудки, оповещающие о завершении разговора.

Тогда я не обратила внимания на это обстоятельство, но исчезновение Алекса наталкивало на тревожные мысли. Я несколько раз посещала его клинику, но того и след простыл. Коллеги ничего не знали, они сами были удивлены тем, что всегда ответственный врач пропал, ничего никому не сказав.

Но, вскоре, и это перестало меня волновать. Ну, кто знает, какие возникли у мужчины проблемы. Ведь и у Алекса своя жизнь, которая требует внимания.

Другие проблемы оттеснили эти мысли. Однажды, консультируясь с лечащим врачом, я чуть не попалась на глаза Максиму. Зачем и почему он посещал больницу, я так и не отважилась спросить. Это вызвало бы подозрения и лишние вопросы.

С того момента я и забросила свое лечение, подумав, что пока боли не мучают меня, ничего страшного не случится. Просто опустила руки.

Тихая мелодия сотового заставила меня очнуться от воспоминаний, и я оторвала взгляд от созерцания ночного неба, наполненного многочисленными яркими звездами. Нажав на кнопку принятия звонка и, приложив мобильный к уху, ответила:

— Алло.

— Роза, это Валя, — произнес знакомый голос, — я звоню, чтобы предупредить о том, что не смогу прийти сегодня.

— Да? Что-то случилось?

— Нет, нет. Просто тут такое дело, — голос детектива звучал приглушенно, — встретила знакомого и…

— Хорошо, я понимаю, — ответила я спокойно и поспешила попрощаться, — тогда до…

— До понедельника, Роза. Тогда тебе точно не отвертеться.

Послышались гудки.

Отключилась.

Оторвав трубку от уха и положив его рядом с собой, я прислонилась лбом к стеклу.

Облегчение. Вот, что я ощущала сейчас. Облегчение от того, что мне не придется пересказывать чужому человеку о своей жизни. Приход Валентины и так заставил меня вспомнить о прошлом, вновь испытать нелегкие чувства.

И эти воспоминания никак не желали меня покидать, четкими картинами выстраиваясь перед глазами.

Сразу вспомнилось то, как Максим узнал о болезни, как раскрыл мой обман, сплетенный для защиты семьи. Я не скрыла бы свою болезнь, если на то не было бы причин.

Мама и так переживала о брате, который все еще мучился от непонятных страхов. Темнота, шум, скопища людей и, даже, столовые приборы пугали Стаса, заставляя биться в истерике и кричать пока не охрипнет горло.

Он у нас всегда был хрупким и стеснительным, а сейчас и вовсе ушел в себе… замкнулся в своем сознании и закрылся от всех других людей. Даже от нас с мамой.

А мама, с ее-то сердцем…

Нет, я никогда не смогла бы возложить на нее и это бремя.

***

Врач продолжал что-то упорно мне объяснять, постоянно жестикулируя и кивая головой. Мне оставалось лишь согласно кивать головой, хоть я и не понимала из его речи ни слова.

Немецкий язык очень грубый и жесткий, и, его, наверняка, сложно учить.

Хорошо, Максим придумал: навязал мне диктофон, который моментально передавал получаемые данные обладателю второго новейшего устройства и переводил все сказанное профессором.

Все-таки его компания сгодилась, то есть, пригодилась продукция его компании.

Стоящий передо мной мужчина в зеленом халате и такого же цвета колпаке представлял собой образец настоящего мужчины. Конечно, с моей точки зрения. Высокий, подтянутый, с жестким и решительным лицом и светлыми волосами. На глаз ему можно было дать 35–38 лет.

Высококвалифицированный психиатр. Доктор наук.

Еще и хороший мужик, знающий свое дело.

Жаль, что он не знает хотя бы английский, что говорить о русском.

— Он спрашивает, следуете ли вы его предписанию на счет брата, — хриплый, с едва заметной смешинкой, голос Максима пробрался в извилины моего подсознания, заставив вздрогнуть и широко открыть глаза.

— И что мне ему сказать?

Врач, услышав непонятную речь, недоуменно окинул меня взглядом светло-карих глаз и вновь задал какой-то вопрос. Блин, вот вляпалась.

Ну и понадобилось же Максиму уехать именно сейчас. Когда труды нескольких психологов и, специалиста в своем деле, Эриха Клейна начали приносить хорошие плоды. Стас чаще улыбался, общался с окружающими и почти перестал бояться своей тени.

Вот уже семь месяцев миновала с того дня, как Максим привез нас с мамой в Германию для обследования брата. Услышав о брате, он сразу же изъявил желание предоставить ему лучшее лечение и я, понимая, что не могу отказаться от этого, ради здоровья Стаса и спокойствия матери, согласилась.

Никакой речи ни об Америке, ни о маминой подруге, а в особенности о помощи Андрея, Максим и слышать не желал. Уперся как баран и стоял на своем.

И я благодарна ему за это. Видеть, как твои мать и брат счастливо улыбаются изо дня в день, слышать из задорный смех и веселую болтовню… это просто такое великое счастье, что его невозможно передать и словами.

Мое состояние из пессимизма постепенно переросло в оптимизм. В веру в будущее, которую я раньше глупо отбрасывала назад, не желая жить.

Пусть даже в этом будущем нет место Максиму Чернышевскому, семья скрасит все неровности и шероховатости. Они не дадут мне увянуть в собственном горе, протянуть руку и поднимут на ноги, крепкой стеной ограждая от бед и ненастий.

Что касается наших отношения с Максом, то они, как и год назад, после "перемирия" не выходят за рамки общественных приличий. Ни держания за руки, ни поцелуи… ничего того, что могло бы разрушить ареол "святой невинности" Розабеллы.

Мы ведем себя так, словно только познакомились. Он строит глазки, а я смущенно опускаю голову, пряча улыбку.

Но никто и не подозревает, что творится внутри. Не подозревает об этом буйном урагане чувств и эмоций: слабость, желание, любовь, все еще терзающая (но не так сильно, как прежде) боль, горечь от прежней разлуки, обида за предательство и недоверие, желание простить и невозможность переступить через себя…

— Роза… Роза, ты меня слышишь? — и вновь голос Максима вернул меня к реальности, заставив оторваться от глупого созерцания пола, уложенного мягкими коврами телесного цвета.

К моему удивлению врача поблизости не оказалось. Оглянувшись вокруг и нигде не обнаружив Эриха, я шепотом спросила:

— И куда он пропал?

— Пробурчал что-то типа "странной семейки" и, наверное, ушел, — было мне ответом.

Я недовольно поморщилась. Надо избавляться от жуткой привычки теряться в своем подсознании при людях.

— Надо было отдать ему наушник, как я тебе предлагал, дурочка, — продолжал Максим, явно издеваясь надо мной.

— Хорошо, хорошо. Все дураки, один ты шибко умный.

— Ага, знаю. Не раз слышал из уст женского пола.

Услышав мое бормотание в ответ, Максим рассмеялся, окутывая меня теплом и, как ни странно, огненными бабочками, закружившимися вокруг. Но спустя не больше минуты, он ставшим серьезным голосом, заставившим меня занервничать, спросил:

— Ты не хочешь мне что-то сказать?

Паника.

Она черная и тягучая… Вязкая и холодая…

Вот какой я ощущала панику в тот момент. Я просто погрязла в ней, как в трясине.

Прислонившись к стене, я на мгновение прикрыла глаза и выдохнула:

— Что?

Неужели, Андрей сообщил ему о болезни?

— Это я у тебя спрашиваю, Роза.

Что делать? Как поступить? Где спрятаться?

Я не могла вымолвить и слова в ответ, слушая его вкрадчивый и, чересчур серьезный, голос. Просто стояла, вскинув голову вверх, и уставившись немигающим взглядом, на небесного цвета, потолок.

— Почему ты это скрывала от меня?

Этот, последовавший за первым, вопрос, заданный с укором в голосе, просто сломал меня.

Разломал пополам.

Вверг в шок и разрушил плотину, дотоле сдерживающую шквал неопознанных и, опасных для жизни, эмоций.

— Откуда ты узнал?

— Андрей, да и нетрудно было догадаться по твоему нервному виду.

— Максим, — выдохнула я, полностью удостоверившись о его осведомленности, — не рассказывай маме, пожалуйста. Она этого не вынесет…

— Почему же? — его голос был переполнен удивлением, граничащим с беспокойством, — мне кажется, она обязана знать о…

— Нет, Максим, не смей, — не сдержавшись, я всхлипнула и также, не понижая голос, продолжила, — известие о том, что ее дочь неизлечимо больно добьет ее окончательно, понимаешь?

Несколько долгих минут, я сжимала ладони в кулаки и кусала губы, ожидая ответа, от которого зависело многое в моей жизни, и не понимала того, что сама в этот момент и этим ответом раскрыла саму себя.

И только, когда разъяренный голос по ту сторона диктофона прокричал: "Какого черта, Роза? Что за неизлечимая болезнь?", смысл ситуации дошел до моего затуманенного мозга.

— Ты не знал о том, что я больна?

И снова напряженная и зловещая тишина, прервавшаяся громким стуком чего-то явно стеклянного и большого, и тихий свистящий шепот любимого голоса:

— Боже мой, нет… это невозможно…

____________________________________________________

— Я пришла, — оповестила я родных, закрывая за собой дверь на замок. Предосторожности не помешают, хотя в Германии и не так опасно, как у нас. Да и Максим устроил нас в Мюнхене, недалеко от детской клиники.

Эту клинику посоветовал Максиму его близкий друг и помощник Виталий Морозов, которому были делегированы полномочия управляющего на момент отсутствия директора компании. Так как Максим все свое время проводил с нами, в Германии, лишь по скайпу и телефону общаясь со своими управляющими и заместителями, ему пришлось провести матричную структуру организации.

По условиям данной структуры была приглашена временная проектная группа, состоящая из лучших специалистов, которая занималась делами фирмы. Руководителем этой группы был назначен второй заместитель директора Роман Зайцев, который был самым ответственным сотрудником.

Я понимала, что это ради меня Максим идет на такие жертвы, ведь опасность предательства друзей никто не отменял. И крот еще не был найден, хотя и велись скрытые поиски при участии самого прокурора полиции.

Но попросить Максима уехать я не могла, потому что осознавала свои возможности. Если бы не он, я никогда не смогла бы помочь брату. Незнание немецкого, конечно, стояло на первом месте, но и другие требования чужой страны были не менее важны. Я так и не смогла добиться от Максима того, как он так быстро оформил все нужные документы и отправил нас всех прямиком в известную и дорогую клинику, в которую хотели попасть многие, но пробивались лишь единицы.

Университетская детская клиника Хаунершен — это огромный, созданный по последнему слову науки и техники, комплекс детских клиник, поликлиник и научно-исследовательских медицинских центров.

Созданная в 1886 году и присоединенная к Университетской клинике Людвига Максимилиана, она объединяла в себе две клиники: педиатрическую и клинику гинекологии.

Сотрудники были профессионалами в своем деле и работали под лозунгом:

"Дети — наше будущее, а будущее должно быть здоровым!"

Больные дети получают тут не только всестороннее лечение на самом высоком уровне, но и чуткое отношение персонала.

Я долго не могла согласиться на переезд сюда, понимая, что стоить все будет немало и, не желая зависеть от Максима. Быть должной ему.

Но аргумент последнего о том, что я эгоистка и думаю лишь о себе, а не о здоровье брата мигом решил все вопросы и развеял сомнения.

Не прошло и пяти месяцев после перемирия, как мы с моей семьей оказались в роскошном и красивом городе Мюнхене.

По словам врачей, лечение брата требовало много времени и особенного, индивидуального подхода, что займет много времени. Ведь мозг человека это не шутки. Но что было для меня время по сравнению с братом?

Да, внутри меня тоже прогрессировала болезнь, которую я безответственно забросила, но это не имело значения на данный момент времени. Главное — вылечить брата. А после посмотрим.

Мысли о болезни сразу вызвали поток страха и злости.

Страх от того, что Максим узнал о ней и злость на себя за то, что сдала себя. Оказывается, говоря о моей недосказанности, Максим имел ввиду больное сердце матери, а я…

Я, дура эдакая, сразу же подумала совсем другое, безосновательно обвиняя ни в чем неповинного Андрея. Он же никогда не сдал бы меня, да и исчез он в неизвестности, так же, как и Алекс. Что, в общем-то, очень странно.

Оба были слишком ответственными и честными, чтобы так поступать с близкими им людьми.

Я повесила тонкую ветровку на вешалку и прислонилась спиной к стене. Это стало уже привычкой в последнее время, но ноги не держали от охвативших противоречий.

Максим хотел прилететь сразу же, кинув все свои дела, но, зная, что у него возникли проблемы с фирмой, из-за которых он уехал, я с трудом уговорила его не приезжать. Пришлось задействовать дополнительные силы матери, которая ничего не подозревая, упрашивала парня дочери остаться в Питере. Не знаю, что она там ему сказала, но, когда, я взяла трубку, Максим был уже со всем согласен.

Я до сих пор помню его тихий дрожащий голос, полный боли и немого упрека. Никогда раньше не слышала в его шепоте такой подтекст. Злой, обвиняющий и такой грустный…

Так и не дождавшись ответа, я оторвалась от стены и прошла в просторную кухню, где мама проводила все свое свободное время. Привыкла.

Эта 2-х комнатная квартира в Мюнхене находилась в историческом районе Швабинг (Schwabing). Окна комнат выходили в тихий, зеленый двор. Рядом с домом расположены продуктовые магазины, булочные, кафе и рестораны, что очень нам помогало. Многие здесь знали английский, что очень помогало.

В 5 минутах ходьбы от дома находится станция метро Petuelring, линии метро U3. Эта ветка метро без пересадки, каждый день, довозит меня и мать, которая очень быстро освоилась, прямо до нужной остановки, где расположена клиника. Так что незнание языка нам не мешает.

В кухне находилось все, что было необходимо в современной жизни и чего нам не хватало в своей, маленькой и старенькой: — Плит, микроволновка, холодильник с морозилкой, посудомоечная машина, кофеварка, электрочайник, тостерница и многое другое, что очень обрадовало маму.

Прямоугольный стол белого цвета посередине и пластиковые стулья, черная кухонная мебель странно гармонировали между собой.

Прямо из кухни можно было пройти в гостиную, где придвинутый к левой стене, стоял белый диван, с разбросанными на нем подушками разных цветов.

В правой стороне находились две двери, ведущие в спальню и ванную.

Спальня тоже поражала сочетанием бежевого, коричневого, белого и черных раскрасок, которые подчеркивали роскошь и богатое убранство. Две большие кровати, Телевизор 25 дюймов, два шкафа и небольшой комод. Только все необходимое и нужное в повседневной жизни и семье из трех человек. Сам Максим, когда был здесь жил в отеле неподалеку и постоянно названивал (да и сейчас не перестал), проверяя все ли в порядке, и как мы тут.

Я даже не хотела думать, сколько все это стоило и во сколько обошлось Максиму.

На холодильник была приклеена записка, на которой четким и аккуратным маминым почерком было выведено:

"Я поехала к Стасику. Буду ночевать сегодня там. Не волнуйся и ложись спать. P. S. Дорогая, не забудь поесть и принять горячую ванну".

Выкинув листок, я бегом ворвалась в спальню и, взяв телефон, набрала номер клиники.

Почему мама туда поехала? Ведь я только вернулась, посетив Стаса и поговорив с врачом?

От волнения дрожали руки и перехватило горло.

Как только послышался голос матери, я кинулась в атаку:

— Почему ты ушла? Что-то случилось? Стас в порядке?

Хриплый смех матери заставил меня остановиться и недоуменно вздернуть брови:

— Все отлично, дорогая, — произнесла мама, успокаивая своим спокойным голосом мое отчаявшееся сердце, — просто в один момент я поняла, что очень соскучилась по Стасику и не смогла отказать себе в удовольствии его навестить. Ну, ты же знаешь меня.

Да уж, знаю. Как только что-то взбредет матери в голову, она, ни о чем не думая, сразу же приступит к осуществлению желаемого. Независимо от того в ее силах это иль нет.

— Ух, мама. Только что я потеряла 10 лет жизни, — прошептала я в трубку, при этом облегченно вздыхая.

— Наверстаешь, дорогая, за эту свободную от меня, ночь. Отдохни, искупайся, посмотри фильм, послушай музыку… ну, что там у вас еще, у молодежи…

— Мам, молодежь живет в виртуальном мире, засев на инете и не отходя от компа, а я такого не хочу, так что горячая ванна и удобная постель то, что нужно, — намотав и отмотав обратно шнур телефона, я присела на краешек постели и улыбнулась тому счастью, что слышалось в голосе матери.

— Ну ладно, дорогая, я пойду. Стасик заждался. Извини, что заставила беспокоиться.

— Не переживай, все отлично. Спокойной ночи вам.

— И тебе, родная.

Положив телефон, я встала и прошла на кухню. Желудок буйствовал и требовал положенную ему порцию еды. Нельзя оставлять его без внимания, а то мама и Максим и так упрекают меня в излишней худобе.

Но что поделаешь, я слишком устала, чтобы есть. Да и аппетита не бывает.

Закусив двумя бутербродами и чашкой чая, я понеслась исполнять свои желания.

_______________________________________________________________________________________

И снова тихая мелодия сотового вернула меня из прошлого в настоящее.

На мобильнике отражалось имя Максима, которому я отказала сегодня в свидании.

Проигнорировав звонок, я соскочила с подоконника, роняя плед на пол, и прошла в ванную комнату. Большое зеркало, висящее над умывальником, оповестило меня о том, что организм устал и требует спокойного сна.

Темные круги под глазами, сами красные и опухшие глаза, бледная кожа. Смотрелось все просто великолепно. Можно с уверенность утверждать, что я без проблем пройду кастинг по отбору актеров на роль вампира, которые стали популярны в современной литературе.

Ухмылка, расползшаяся по потрескавшимся губам, лишь подчеркивала этот факт. Мда, просто отлично.

Сполоснув лицо холодной водой, и не вытираясь, я вернулась в комнату и с тихим стоном улеглась на постель.

Как хорошо!

Горло продолжает так и першить после продолжительного излияния своей судьбы Валентине.

Сотовый продолжал убаюкивать меня сонатой Бетховена, которую я просто обожаю.

Надо поставить на звонок другую мелодию, не то мобильник так много трезвонит, что эта мелодия меня скоро начнет бесить.

Но в данный момент она лишь помогала мне заснуть крепким сном и Максим, будто зная об этом, продолжал все звонить и звонить…

"Ничего, пусть побеспокоится".

Эта была моя последняя мысль прежде чем, мой мозг отключился.

_______________________________________________________________________________________

Утро не встретило меня лучами солнца, как это бывает в книжках, но дождь и пасмурная погода были обеспечены.

Ливень так и стучал по стеклам окон, будто намереваясь их разбить и прорваться внутрь.

Хорошо, хоть грозы, как бывает весной, нету.

Но, мне нравилось.

Это просто прекрасно просыпаться под шум дождя и запаха озона, проскочившего в помещение сквозь щели.

А когда ты еще выспалась, так вообще…

Жизнь прекрасна!

Взглянув на часы, висящие над дверью комнаты, я смущенно улыбнулась самой себе:

Два часа дня.

Никогда прежде не позволяла себе просыпаться так поздно.

Поход в ванную не занял много времени, как и атака на холодильник, который был набит множеством различных продуктов и деликатесов.

Максим очень осторожно за этим следит.

С того дня, как узнал о моей болезни, четыре месяца назад, он просто не желал отходить от меня ни на шаг, надоедая своим контролем и постоянной слежкой.

После пятинедельных разборок в своей фирме, Максим прилетел в Германию первым же рейсом и заявился на пороге Мюнхенской квартиры поздно ночью.

Мама была приятно удивлена, а вот я просто стояла, окидывая жадными глазами такое любимое лицо.

Весь исхудавший, с синими кругами под глазами и нервный, от него все равно несло силой, и так же источал магнетизм.

Помню, как сердце мигом унеслось вскачь, не желая оставаться спокойным в присутствии этого человека. Оно всегда знает о его приближении, и оно бьется всегда ради него.

Максим целый вечер не отводил от меня беспокойного взгляда, попеременно общаясь с матерью и вежливо ей улыбаясь. Понимал, что она ничего не знает и нельзя показывать перед ней свое напряженное состояние.

Той ночью он в первый раз остался ночевать у нас, на диване, а утром, отправив маму вместо меня к брату, выяснил все у меня.

Так сказать из первых уст и точного источника.

Разговор состоялся в напряженной обстановке. Не прошло и несколько минут, как тихий говор Максима перерос в крики, а затем во взаимные упреки. В конечном итоге произошла ссора, которая давала нам возможность выплеснуть все скопившееся внутри, не переживая из-за того, что можно причинить боль второму.

Когда человек зол, он становится ярым эгоистом и ему без разницы, кому и как он делает больно.

Главное, вырвать то, что накапливалось внутри много времени и образовывало электрический комок, взорвавшийся от соприкосновения плюса и минуса.

Максим хотел отвести меня к врачу, оповестив обо всем мать, а я не соглашалась. Он просил провести незамедлительное лечение, а я отказывала. Он приказывал лечь в больницу, я сопротивлялась.

Максим кидал мне в лицо обвинения о моей эгоистичной натуре, а я угрожала уходом.

Я знала, что он хотел как лучше для меня, но не хотела принимать этот факт. Казалось, что согласившись со всеми условиями Максима, я признаю, что больна. Ведь до того момента, пока я не ходила к врачу, я не воспринимала болезнь близко к сердцу.

В то утро, после продолжительной беседы, мы с Максимом заключили своего рода устный договор:

Я отправлюсь и пройду весь осмотр врачей тогда, когда Стас будет полностью здоров, а Максим в свою очередь обязан держать язык за зубами.

Как же Максим сжимал кулаки, сколько раз скрежетал зубами, стоило мне только кашлянуть, или схватиться за голову.

Он никак не желал оставить меня в покое, требуя хотя бы принимать таблетки, некогда выписанные Алексом. Чтобы хоть в этом удовлетворить его, я принимала эти лекарства.

Понимала, что Макс пошел на это, переступив через себя, зная, что от своего я не отступлюсь.

Глупо, конечно, но я тогда не думала об этом.

Потребовалось еще два с половиной месяца до полного излечения Стаса. Только тогда нас выписали из больницы, и мы с семьей вернулись в Москву. Максим улетел в Питер, разбираться с делами фирмы, взваленными за последний месяц двум управляющим и поговорить с Натальей, которая на тот момент уже несколько раз давала о себе знать, прислав на разведку трех детективов.

Максим вмиг их распознал и разозлился. Пришлось потратить много усилий, чтобы успокоить его и не дать умчаться в Питер разбираться с агрессивно настроенной женой.

Две недели назад Максим отправил маму с братом в Италию, утверждая, что им нужен отдых и необходимо расслабиться.

На самом же деле это был предлог. Максим не хотел, чтобы мама о чем-то подозревала, когда мы начнем посещать больницы.

Ух, время выполнять свои обязанности по договору пришло, и я не должна пускать все на самотек. Хоть и тяжело, но придется.

Вот уже две недели как я, попрощавшись в аэропорту с родными, переехала в Питер и поселилась в этой квартирке, хранящей воспоминания любимого мною мужчины.

Оторвавшись от своих воспоминаний, я вернулась к открытому холодильнику. Съела котлету и выпила теплого молока. Этого хватило, чтобы окончательно проснуться и прийти в себя.

Все!

Время воспоминаний прошло, и я должна взять себя в руки.

Нельзя унывать и опускать руки, ведь все хорошо.

Прошлое осталось в прошлом. Настоящее продолжается, а о будущем пока не стоит задумываться.

Сегодня мне предстоит визит к врачу, а это требует много сил.

Вспомнив сколько раз звонил Максим этой ночью, я недовольно поморщилась. Вина все же пробралась наружу, и я ощущала дискомфорт в области сердца.

Это ведь нечестно по отношению к Максиму.

Сколько он сделал для меня, скольким пожертвовал, а я…

Я даже не могу ответить на его звонок, а что говорить о поцелуе. Как много раз Максим хотел поцеловать меня, прикоснуться и как много раз я ему отказывала…

Просто не могла перебороть себя, переступить через свои долбанные принципы.

То, что он женат не могло оказывать на меня хорошего влияния. Это факт просто обескураживал и тяготил, мешая спокойно вздохнуть.

И даже то, что они с Натальей никогда не делили постель и все это лишь показной фарш со стороны максима, не успокаивало.

Многие считают это правдой, многие знают о его жене и многие подозревают о любовнице.

Такая привилегия мне нужна.

Любовница…

Виновница краха семьи…

Разрушительница счастья…

Эти термины просто неслись вслед, когда я, по просьбе Максима посетила коллективную вечеринку. Все оборачивались, провожали различными взглядами. В одних читался интерес, в других неодобрение, в третьих презрение.

Я не дотерпела и до середины, попросив Максима отвезти домой. И он согласился, понимая всю степень моего напряжения и беспокойства.

Он все хорошо понимал и потом, целые два дня, просил прощения за необдуманный поступок.

Второй причиной того, почему я не могла довериться ему до конца, было то, что я не могла до сих пор простить…

Боялась поверить и вновь обмануться. Не могла полностью осознать его историю и быть с ним честной и открытой.