Испытательный срок для любви

Глава 26

Егор.

Когда мне было тринадцать я влюбился в девочку из параллели. Я тогда не понимал, что со мной происходит. Думать я мог только о ней, на факультативе смотрел не на доску, а косился на профиль веснушчатой девчонки с косичками, в столовке для неё покупал булки с шоколадной глазурью, которые продавались в таком малом количестве в соотношении с очередью за ними, что по идее было проще прогулять урок и сгонять в булочную. Покупал и подкладывал ей в ранец после сдвоенной физры. И, конечно, никому я о таких своих чувствах рассказать не мог. Потому, что друзья бы не поняли. Как им понять, если я сам не понимал этих чувств.

Помню, что тогда спросил отца, что такое любовь, а он задумался и ответил, что любовь — это когда ты готов отдать самое дорогое что у тебя есть ради любимого человека. А потом дал подзатыльник и сказал, что рано мне еще такими вопросами задаваться, любилка еще не выросла.

Любилка у меня давно выросла. И теперь я точно знаю, что любовь — это когда тебе с человеком безумно хорошо, как Юлька говорит «правильно», и за это хорошо ты готов отдать все. Но появился новый вопрос. Что делать если за одного любимого человека нужно пожертвовать любовью другого?

Послдние дни по наставлению моей козы я пытался поговорить с родителями. Если бы не ее переживания и натации, которые я выслушивал практически при каждом созвоне, по этому поводу я бы хер забил на всю эту историю, еще раз подчеркнув для себя, что дмоим родителям я хоть и сын, но не настолько любимый, чтобы отдать за него самое ценное. Но от настырной моей козочки так легко не отделаешься. Поэтому после звонка и достаточно мирного разговора с отцом решился я на поездку в отчий дом и семейный ужин. Зря.

Не то чтобы прямо все погано прошло. Нет. Мы просто поговорили. Про меня, про Марка, про мои отношения с Юлей, и маман четко дала понять, что против Юли ничего лично она не имеет, но мне нужно будет выбрать она или Марк. Так как сваты явно не позволят ему общаться с левой тётей. Поставленный передо мною выбор для меня не возможен. Он кажется мне бредовым и выводит меня из себя. Каждого из них я люблю. За каждого отдам жизнь и все, что у меня есть. Но головой, там на подкорках разума я понимаю самую ужасную вещь. Мама права.

Соболевы целиком и полностью являются опекунами моего сына. И если Ритка взбрыкнет или ее родителям покажется, что я что-то делаю не так — сына мне не видеть. С момента развода я живу своей жизнью с уклоном на понятие о "хорошем поведении" моих бывших родственников.

Если сначала их мнение по отношению к моей личной жизни меня неволновало, то теперья действительно на полном серьезе задумался об этом. Юля это не просто девушка с которой я встречаюсь и приятно провожу время. Однажды, когда поймут, что Юля в моей жизни всерьез и навсегда, что она по факту будет Марку мачехой, что она будет принимать участие в его воспитание, они поставят меня перед выбором. Они негласно, а может быть и прямым текстом, поставят такое условие. И что я выберу? Я не знаю.

Юлька чувствует мое напряжение, что я закрылся от нее в своих размышлениях. За эту неделю мы как-то резко сделали несколько шагов назад, по моей вине. И даже здесь, в Сочи, будучи вдвоем далеко от всех проблем, я не могу не думать. Сына люблю безмерно, с того момента, как медсестричка в розовом халате положила мне крохотный сверток в руки, я себе жизни без него не представляю. Он до ужаса, до боли, похож на меня, внешне, мыслями, рассуждениями, любовью к актвиностям, своей неугомонностью и этой улыбкой, которую Юлька называет наглой.

А Юлька? Моя белобрысая коза в спешке собирается на занятия, мы проспали бы все на свете если бы ее шеф не позвонил. Она прыгает на одной ноге, натягивая белые легкие брючки, держа в зубах резинку для волос и что-то возмущенно мычит, что ей влетит. Ну, как я буду жить без нее? Как мне отказаться от той, что свела меня с ума одним тихим уходом, упертым характером и голубыми бездонными глазами. Как мне выбрать между двумя равными половинками моего сердца?

— Люблю тебя, — она наклоняется и целует меня в щеку, — не скучай. Пиши если, что.

Юлька накидывает белую рубашку, чтобы спрятать засос на плече, и выбегает из номера прижимая к груди ноутбук и смартфон.

Откидываюсь на кровать и закрываю лицо руками. Даже поговорить ни с кем об этом не могу. А так хочется, чтобы кто-то сказал, что мне делать. Так как сам я пути не вижу.

Отправляюсь на завтрак, гуляю по территории отеля и располагаюсь с нутом на шезлонге под зонтиком. Сосредотачиваюсь на работе, созваниваюсь с Максом, но мое внимание привлекает семейная пара у бассейна. Мужчина дурачится с белокурой дочкой в воде, уча ее плавать, а стройная женщина в фиолетовом парео стоит у бортика и показывает малышу, которого держит на своих руках, как папа и сестренка играют. У него смешные нарукавники и жилет, который больше него самого. Малышу явно хочется к отцу и сестре, но страшно, поэтому, когда мужчина протягивает руки, что бы взять его у жены, мальчонка цепляется руками за шею мамы и начинает плакать.

Сразу вспоминаю, как учил Марка плавать. Сколько слез и нервов он мне вымотал. А потом отец столкнул его с надувного матраса, и он просто поплыл. Сам. По собачьи, но поплыл. А моя метода, как научить ребенка плавать, подкрепленная статьями и видео роликами от профессиональных воспитателей, утонула.

— Короче Егор, ты со мной согласен? — я залип на семью и прослушал, все что мне сказал друг.

— Если считаешь это верным — действуй, — даю свое согласие не знаю на что.

— Ты меня слушал? Блять… Егор ты со своей этой любовью совсем чердаком поплыл, да?

— Макс не бесись. Ну отвлекся, бывает…

— С тобой не бывает. Ты всегда сама внимательность. Я в кое-то веки прошу твоего совета по личному вопросу, а ты даже не слушаешь. Охуенный у меня друг. Самый лучший в мире!

Так… Я точно прослушал, что-то важное. По херне бы Максим так изливаться желчью не стал. Черт!!! Совсем голову теряю.

— Успокойся Макс. Прости отвлекся. Признаю прослушал. Друг-говно. Но какой есть. Я готов тебя слушать. Теперь на все сто.

В трубке слышится недовольное бурчание, и друг с тяжелым вздохом начинает свой рассказ заново. Нда, а ведь ему реально нужна моя помощь и поддержка. Я полностью погряз в своих страданиях и не замечал, что он не просто молчаливый, а подавленный. Мать Макса попала в больницу. Деменция сделала большой скачок. Красивая, еще не старая, статная женщина подверглась такому ужасному недугу.

Еще пять лет назад она начала забывать простые вещи. Потом периодически называла Максима именем покойного мужа, а затем постепенно начала теряться во времени и пространстве. Зимой, когда я заезжал поздравить ее с Новым Годом, она зависла в последних годах жизни мужа, когда им обоим было по тридцать восемь, когда они жили на даче, а Максим был в армии.

Друг заботился о матери. Нанимал сиделок, оплачивал лечение, общался с ней, хотя она его почти и не узнавала. В редкие проблески сознания, женщина плакала и просила у него прощения. А теперь ко всему еще и сердце подвело. Когда Макс приехал навестить ее в больнице, она испугалась его. Просила медсестричек выгнать постороннего человека и позвать мужа.

Для Максима это стало настоящим ударом. Мама единственный родной человек забыла его окончательно. Теперь по факту он один. Врачи хороших прогнозов не делают. И выбор у Макса без выбора. Хороший пансионат или хорошая сиделка. Пиздец. Что же нам так подфартило на такие хуевые расклады.

— Привет, — Юля обнимает меня и садится на шезлонг рядом. — У нас перерыв. А ты чего такой грустный, что-то случилось?

— Не у меня, у Максима, — кратко рассказываю историю друга, вгоняя еще в апатию еще и девушку.

— Это очень грустно и тяжело. Мы можем ему чем-то помочь?

— Я уже. Выслушал его. Ему сейчас это нужнее всего.

— Это да. Я не могу представить, как бы чусствовала себя на его месте. Слушай, у меня соседка Настёна работает в частном доме для престарелых. Говорит, что условия у них хорошие. Может ему с ней поговорить. Может она экскурсию ему проведет или может помочь подобрать сиделку. Она сама медсестра по образованию, есть много знакомых которые ухаживают за больными людьми. Мы можем к ней обратиться или дать её контакты Максиму.

— Я скажу ему. Кинь мне ее номер.

Пересаживаю Юлю на свой шезлонг и обнимаю, радуясь нашей близости. Юлька трется носиком о мою щеку. Какая она нежная, соблазнительная, такая родная. Целую нежное успевшее подзагореть плечико и уже собираюсь предложить ей подняться в номер, как моя коза переводит тему.

— Вот, а ты с мамой поговорить не хотел. Представляешь, как быстро может она исчезнуть из твоей жизни, а вы в ссоре. Родители не вечны. Мы должны помнить об этом, что бы наши дети тоже это знали и помнили об этом.

— Молодец, что уговорила меня на перемирие. Кстати о детях, может поднимемся наверх порепетируем их зачатие?

Говорю в слух, а сам думаю, что если бы не этот разговор, то сейчас бы я не мучился моральной дилеммой.

— Дурак, — она пихает меня в бок локотком. — Я ему о серьезном, а он опять о своем о пошлом. И вообще, я на пол часа выбежала. Мне уже скоро нужно будет возвращаться в зал.

Шум прибоя ласкает слух. Закатное солнце окрасило небо в пастельные оттенки. Мы с Юлей идем по набережной, я обнимаю ее за талию, а она положила голову мне на плечо. Из прибрежных ресторанчиков пахнет шашлыками, барабулькой и пряностями. Проходим шумный центр. Пребрежные отели становятся проще, рестораны сменяются небольшими уютными кафе, а музыка меняется. Уличные музыканты играют какую-то джазовую композицию. Название крутится на языке, но никак не могу вспомнить. Здесь меньше света, меньше народа и спокойнее. Мы разговариваем обо всем и ни о чем. Точнее сказать это Юля разговаривает, а я молчу. Слушаю её и не могу отогнать дурную тревогу.

— Миронов, ты опять о чем то задумался.

— Что? Я слушал правда.

— Егор, — Юля останавливается и берет меня за руки заглядывая в глаза. — Я вижу, что ты чем-то встревожен. Поделись со мной пожалуйста.

— Все в порядке. Не придумывай, — вру я и пытаюсь снова обнять девушку.

— Я выдумываю? Мне кажется, мы договорились ничего друг от друга не скрывать.

— Я не скрываю от тебя ничего. Просто задумался о работе, о Максиме, о том, как хорошо, что поехал с тобой сюда.

— И задумался ты об этом еще дома. Еще в среду. Да? Я не идиотка Егор. Я же вижу, что ты не договариваешь. Что-то с Марком? С родителями? Что у тебя случилось?

— Сказала же: все в порядке! Успокойся!

— Не кричи на меня! Я просто волнуюсь за тебя, а ты… Ты… Ты лжешь мне! — она отпускает мои руки и быстрым шагом идет в сторону волнореза.

— Юля! — зову ее, но она даже не поворачивается. Твою мать, ну что началось то. Нормально же все было.

Догоняю козу свою и пытаюсь обнять. Она ведет плечом, скидывая мою руку.

— Ну Юлька, прекрати истерить. Это тебе не к лицу, — пытаюсь повернуть ее лицом к себе, но она не дат мне этого сделать. — Ну чего ты на пустом месте сцену устраиваешь. Все хорошо.

Наконец то разворачиваю ее к себе и вижу мокрые щеки. Девочка моя отводит глаза и наспех вытирает дорожки слез тыльной стороной руки, шмыгая носом. Вот чёрт!

— Малышь, ты чего?

— Тебе не понятно «чего»? Серьезно? Егор ты мне врешь в глаза и говоришь, что я тупая. Что «сама все придумала». Я это уже проходила. За этим… Этим… Этим газлайтом, стоит горькая правда и предательство. И я хочу знать об этом сейчас, а не быть наивной дурой!

Ёб твою… Заебись Егор Олегович. И что дальше ей врать? Остается только это. Сказать правду не могу пока сам не разберусь со всем. А как разберусь…

Юля сверлит меня своим тёмным взглядом ожидая ответа. А я малодушничаю, оберегая ее покой и свой. Если сейчас все расскажу она уйдет. Не прямо сейчас. С этим Вертинским в одном номере ночевать будет. Потом по прилете домой, он тихо уйдет, но между ней и сыном выбирать мне не даст. Я не хочу, не могу отпустить ее. Потом может и выбирать не придется.

— Юляшка все хорошо. Правда. Я просто парюсь из-за всей этой ситуации с родителями. Я обиженный маленький мальчик. Да и разговор прошел не так мирно, как я тебе сказал, но в целом все хорошо.

— Правда?

— Правда, — обнимаю ее, утыкаясь носом в белоснежную макушку. Успокаиваю ее, а у самого на сердце бушует ураган, и я, успокаивая её и себя, добавляю: — Все будет хорошо, Юль.