Истинная для проклятого. Часть 2

Глава 10

Серое небо затянуло грозовыми тучами. Где-то вдалеке загрохотало. Лес будто нахохлился и стал тёмным и зловещим. Завыл холодный, пронизывающий ветер.

В кустах зашуршало, треснула ветка, и маленькая небесно-голубая птичка с белыми пёрышками на голове и серыми, пушистыми на шее с писком выпорхнула из ветвей и пронеслись над поляной.

Маленькое серое перышко, слетевшее с её крыла, покружилось в воздухе и плавно опустилось вниз. Неожиданно большая лапа с острыми длинными когтями вдавило перышко в землю. Это был огромный волк с раненным глазом, который еще толком не зажил с той роковой ночи, когда произошла эта схватка. Зверь поднял лапу и поглядел на испачканное грязью перышко. Его злую морду пересекала темно-бордовая рана, на месте которой шерсть стала сухой и шершавой.

Волк медленной походкой, демонстрирующей всем лесным обитателям, кто здесь хозяин, прошелся чуть вперед. Выйдя из тени деревьев, он направил взор куда-то далеко вперед. Его наполненный лютой ненавистью взгляд прожигал пустоту на вершине высокого холма. На первый взгляд там никого не было, но волк ощущал присутствие того, кто нанес ему эти увечья. Ощущал тяжелый запах врага. И этот запах вел его вперед, в сторону холма. Туда, где он точно сможет отомстить за причиненную ему боль тому, чьи желтые, словно змеиные, глаза навечно врезались в его память.

На голову волку упала первая капля дождя. Вслед за ней упала вторая, третья. Шерсть волка намокла и потемнела. Он раздраженно мотнул головой, желая избавиться от капель, продолжающих сыпаться на него. Как же он не любил дождь! Волк раздраженно посмотрел на вершину далекого холма и спрятался в ближайшей пещере.

Птичка с серыми перышками подлетела к ветке и, устроившись на ней, зачирикала. Под густой кроной дерева она спряталась от хлынувшего с неба дождя.

Анна настежь распахнула тяжелую главную дверь и присела на пол, прислонившись спиной к стене около дверного проема. В руках у нее была открытая книга. Та самая, которую дал ей граф. Она прочитала уже больше половины, оставалось совсем немного до конца.

Анна перелистнула страницу и, оторвавшись, поглядела на улицу. С неба беспорядочно сыпались капли. Дождик с каждой минутой только усиливался. Анна вновь склонила белокурую голову над книгой и продолжила чтение. Она уже не видела в рядах слов на страницах какую-то бессмыслицу. Стоило раз окунуться с головой в историю, и вот вынырнуть из омута захватывающих сцен уже не получается.

Еще немного почитав, Анна подняла голову и поглядела на улицу через дверной проем. Покрытая прохладными дождевыми каплями лужайка перед замком радовала глаз. Как ей нравился этот непрерывный успокаивающий шум дождя.

Тут в коридоре показался граф. Он тихо, на цыпочках подошел к Анне, не желая нарушать ее уединение.

— Я не помешаю, если сяду рядом? — спросил он.

Анна качнула головой. Граф присел напротив нее, тоже оперевшись спиной о стену возле дверного проема.

— Вы были правы, — сообщила Анна, слегка улыбнувшись, — книга невероятно интересная. Я не жалею, что дала ей шанс.

Граф довольно заулыбался.

— Что ж, это прекрасно, — положив открытые ладони на колени, граф Эмирсон устремил взор на улицу. — Вам не холодно?

Анна закрыла книгу и поглядела на графа.

— Нет. — Его пристальный взгляд дал понять, что ей не поверили. Тогда она призналась, понизив голос: — Если только немного.

Граф вздохнул, и по щелчку пальцев из гостиной прилетел теплый шерстяной плед серого цвет. Он лег Анне на колени, слега подрагивающие от прохлады, и та укуталась в плед, одарив графа благодарным взглядом.

Анна принялась делиться своими впечатлениями о прочитанном. Мнение о герое и его приключениях у нее составилось вполне положительное. Но вдруг Анна замолчала и исподлобья посмотрела на графа серьезным взглядом. Она готовилась спросить у него кое-что важное, но уверенности и храбрости для этого ей не хватало. Уже почти решившись озвучить волнующий вопрос, она остановилась на вдохе и сомкнула губы. Не смогла.

— Что-то не так? — заметив ее странное поведение, поинтересовался граф.

— Я… — Анна поглядела на улицу и, еле слышно в шуме льющегося дождя, произнесла: — Ничего.

Граф понял все, хотя она так ничего не сказала. Ему, казалось, не нужны были слова, чтобы понять причину ее беспокойства.

— Но вы хотите, что-то сказать. — Граф не отводил от нее испытующего взгляда. — Говорите, не бойтесь. Я отвечу на ваш вопрос, какой бы он ни был.

Слова графа Анну успокоили, и она, вдохнув ртом сырой воздух, робко начала:

— Я вас никогда не спрашивала о прошлом, о том, почему вас прокляли. Не хотела расстраивать и бередить раны. Однако, мне кажется: если есть даже небольшая вероятность, что у меня окажется метка истинной, то я имею право знать, почему с вами поступили так несправедливо.

Граф молчал. Он не изменился в лице, будто бы знал в глубине душе, что Анна непременно однажды заговорит об этом. И неосознанно готовился к тому, чтобы наконец раскрыть свою тайну.

Анна ждала. Ожидание томило ее душу и напрягало нервы. Она смотрела на него, с мучительной надеждой гадая, отвергнет ли он ее желание узнать о его прошлом или, напротив, раскроется перед ней, как распускается бутон цветка, открывая нараспашку дверь ко всем потаенным уголкам далеких воспоминаний.

— Я поняла, — Анна разочарованно опустила глаза, когда осознала, что граф не оправдает ее надежды и не поделится ответами на так интересующие ее вопросы, — глупо было с моей стороны думать, что вы расскажете.

Она откинула в сторону плед и, держа тонкими длинными пальцами твердый переплет книги, уже встала с пола, как ее остановил голос графа:

— Постойте!

От неожиданности Анна замерла и посмотрела на него робко и неуверенно.

— Я… — граф замялся. Ему было явно тяжело произносить что-либо. Но он тихо выдавил из себя спустя пару мгновений: — Наверное, мне нужно сказать. Однако я не привык кому-то рассказывать о тогдашнем времени. Для меня это тяжело и больно.

— Знаю, — живо спохватилась Анна, села обратно и, задрожав от холода, укрылась пледом, — знаю, что тяжело. Но это надо пройти, оставить позади. Если вы выговоритесь, сами увидите, как легко станет у вас на душе.

Всего пара фраз графа помогла Анне обрести надежду, которая то и дело сверкала искорками в ее глазах. Она с воодушевлением ожидала, когда он заговорит. Не торопила, готовая ждать сколько угодно, даже если молчание становилось напряженным.

Граф сглотнул ком в горле.

— В прошлой жизни я был не графом, а занимал еще более высокое положение в обществе, я был членом королевской семьи. И когда мой отец отошел в мир иной, его место по закону передалось мне. Золотую корону со всей ее тяжестью и последующей огромной ответственностью возложили на мою юношескую голову. Я был тогда к этому не готов, лишенный поддержки отца и матери, скончавшейся от злой чахотки, когда мне было всего два года. Рядом со мной находился только Сэм, он был моей опорой.

Анна затаила дыхание. Она все это знала из сновидений, непонятно почему приходящих к ней каждый день.

— Как правило, врагов у короля всегда имеется в достатке, потому и я не стал исключением, — продолжил граф, обратив грустный взор на силуэты гор вдали, проглядывающие сквозь туман. — Мои враги желали мне смерти, строили интриги и организовывали перевороты, чтобы свергнуть меня с трона. Но я держался крепко, словно за невидимую веревку, отпустив которую, я бы свалился с края скалы вниз, в бездонную яму, откуда никогда не выбрался бы. Потому я не выпускал эту воображаемую веревку из рук и крепко-крепко за нее держался.

Анна наморщила лоб. Она вспомнила Ареона из сна. Он приходился принцессе дядей по линии отца. Но едва ли его можно назвать хорошим родственником, ведь любящим членам семьи не подобает иметь намерения свергнуть племянника с трона, по праву ему принадлежащему. Но Анну больше тревожила не корыстная цель Ареона по отношению к Георгу, а то, что Ареон грозил королю Эмирею смертью.

— Но враги мне были нипочем, я стойко держался. Наверное, потому, что тогда мне было нечего терять. Но в жизни неожиданно появился яркий лучик солнца, осветивший для меня весь мир и вместе с верой в будущее поселивший во мне еще и страх. Дикий страх потерять этот луч и исчезнуть во мраке этого жестокого мира. — Желтые глаза графа потускнели, увлажнились. — Но всегда бывает так: то, что полюбишь больше жизни, у тебя отнимают. И человек становится уязвимым и слабым, если ему есть что терять. Начинаешь бояться той силы, которая может у тебя отнять самое дорогое.

Анна внимала каждому его слову с упоением. Она пыталась понять или хотя бы получить маленькое представление о том, что имел в виду граф. Но у нее не получалось. Только в сердце что-то болезненно дрогнуло, шевельнулось навстречу его откровенности. И это что-то будто знала, в чем состоит боль графа, и потому в груди болезненно щемило. От этого не объяснимого ничем ощущения глаза Анны заблестели, а руки предательски задрожали, отчего их пришлось спрятать под пледом, чтобы граф не заметил эту дрожь. Она старалась не встречаться с ним взглядом, уводя глаза в сторону либо опуская их. Нарочно, чтобы граф не заметил слезы.

— И у вас отняли то, что было для вас дороже собственной жизни? — не глядя ему в глаза и почти не дыша от страха, спросила Анна.

— Отняли, — ответ дался ему с трудом. Всего одно слово, но сколько в нем было ничем не передаваемой боли. — Отняли вместе с тем и душу. После утраты этого луча в моей мрачной жизни я потерял рассудок, стал жестоким, забыл, что значит жалость и милосердие. На глаза, казалось, упала пелена, сквозь которую я ничего не видел. И бездумно, бессердечно совершал непростительные и ужасные деяния.

Анна тяжело вдохнула, так, будто на грудь упал увесистый камень.

— Значит, — она поглядела на него украдкой, суетливо теребя и скручивая край пледа побелевшими пальцами, — вы заслужили быть проклятым?

Она не желала слышать пугающего ответа, который и так знала. Ей так не хотелось думать, что граф заслужил это столетьями терзающее душу наказание. Но взгляд человека, чье прошлое могло повергнуть любого в ужас, подтвердил худшие догадки Анны.