И в тот же миг демон вырвался на свободу. Магия, просочившаяся в ближайшее окружение демона X(A/N)th, была ничто в сравнении с магией его освобождения. Последовали ослепительная вспышка, оглушительный гром и взрыв, который отшвырнул Бинка через всю пещеру. Он с силой ударился о стену. Когда чувства вернулись к нему, он увидел. как в медленном движении и звуке рушится пещера. Огромные глыбы падали и рассыпались в песок. Казалось, весь мир рушится на освободившееся после демона место. Вот такого исхода Бинк не предвидел — это было не сознательное разрушение Иксанаэнным всего вокруг и не скука медленной утраты магии, это было бездумное разрушение всего, что было поблизости в момент его освобождения. Сказанное Хамфри оказалось правдой: демону и впрямь все было безразлично.
И только теперь, когда его душили облака поднявшейся пыли, а свет давали лишь искры от сталкивающихся каменных глыб, Бинк задумался, что же он наделал. Почему он не послушался предупреждения Мозговитого Коралла и не оставил демона в покое? Почему он не поддался любви к нимфе и…
И даже среди этого кошмара, когда он в любой момент мог ожидать смерти, эта мысль заставила его удивленно замереть. Любовь? Ее не было! Он больше не любил нимфу!
Это означало, что магия и в самом деле исчезла. Действие любовного зелья прошло. Его талант больше не защищал его. Теперь земли Ксанфа стали такими же, как Обыкновения.
Бинк закрыл глаза и заплакал. Носящиеся в воздухе клубы мыли забили ему глаза, и их срочно надо было промыть; он был до смерти перепуган, но то, что он понял, затмевало все остальное. Он оплакивал Ксанф. Он уничтожил уникальность мира, в котором жил, и, даже если выберется живым из пещеры, как он сможет с этим жить?
Он не знал, как на это отреагирует то общество, в котором он жил. Что теперь случится с драконами, хищными деревьями и зомби? Как люди смогут жить без магии? Будто все население в одно мгновение оказалось в изгнании — в унылом бесталанном мире.
Обвал прекратился. Бинк был весь в синяках, покрытый каменной крошкой, но с целыми руками и ногами и с мечом. Каким-то чудом он уцелел.
А уцелел ли кто-нибудь еще? Бинк начал всматриваться в каменное месиво. Откуда-то сверху, из дыры высоко над головой, очевидно проделанной демоном при выходе, струился слабый свет. Видимо, X(A/N)th просто рванулся вверх, наружу, спокойно проделав себе путь в скале. Что за сила!
— Волшебник! Самоцветик! — крикнул Бинк, но ответа не получил.
Каменный обвал был так силен, что только вокруг Бинка оставалось еще относительно свободное место. Наверное, это его талант, прежде чем угаснуть окончательно, в последний раз спас его. Однако теперь Бинк не мог рассчитывать на него — ясно, что первой исчезла магия талантов.
Он начал выбираться из-под обломков. Вокруг поднялась пыль — пыль покрывала все кругом. Бинк понял, что, хотя он и считает, что видел, как удалился демон, все-таки на какое-то время он потерял сознание. Сколько пыли уже осело! Однако голова у него цела и не болит. И все же магический и физический взрыв при освобождении демона мог вызвать много странных эффектов.
— Волшебник! — опять позвал он, понимая, что это бесполезно.
Он, Бинк, выжил, а вот друзьям его защиты в критических случаях в этот ответственный момент не досталось. Где-то внизу, под этой горой камней…
Он заметил блеск, слабое отражение, всего лишь мерцание между двумя пыльными глыбами. Бинк раздвинул их и нашел бутылку, в которой сидел Кромби. Ее покрывал тряпичный лоскуток. Бинк поднял бутылочку, при этом лоскуток упал на землю, и Бинк увидел, что это все, что осталось от голема Гранди. Маленькая человекоподобная фигурка была обязана своей жизнью магии, а теперь она превратилась в бесформенный мягкий комочек.
Бинк закрыл глаза, вновь почувствовав леденящее сердце горе. Он сделал то, что считал правильным, но вот по-настоящему оценить последствия этого не смог. Моральные правила прекрасны, но неосязаемы, а вот жизнь и смерть вполне ощутимы. По какому праву он приговорил эти существа к смерти? Нравственно ли было погубить их во имя его собственной нравственности?
Он положил лоскуток в карман вместе с бутылочкой. Очевидно, последним порывом голема было схватить бутылочку и закрыть ее своим телом. Его порыв не пропал даром — Гранди погиб, сохранив жизнь грифону, которому служил. Он волновался и в последний момент стал настоящим, чтобы тут же броситься навстречу непредвиденному. И где тут нравственность?
Пораженный другой мыслью, Бинк вытащил из кармана бутылочку. Там ли еще Кромби? И в каком виде? Раз магия исчезла, то он вполне может быть мертвым, если, конечно, немного магии не задержалось там, в закрытой пробкой бутылке…
Лучше ее не открывать! Если у Кромби еще и остался шанс, то он спрятан там, в бутылке. Если его освободить и магия рассеется в воздухе, станет ли он человеком или грифоном или останется сжатой фигуркой величиной с пузырек? Бинк уже и так взял на себя огромный риск, освободив демона, рисковать подобным образом жизнью друга он не хотел. Он снова положил бутылочку в карман.
Как тоскливо было на дне этой ямы! Один — с пузырьком и останками голема да с собственными горькими переживаниями. Теперь те нравственные принципы, на основе которых он построил свое решение, казались ему слишком туманными. Демон Ксанфа просидел в своем заключении тысячу лет. И вполне мог просидеть еще лет сто, разве нет?
Бинк обнаружил, что он вообще-то вовсе не на дне ямы. В завале открылся огромный проем, и в нем виднелась темная вода. Озеро! Но его уровень чудовищно понизился; теперь на его дне смутно проглядывала извилистая серая влажная масса, ранее скрываемая водой. Мозговитый Коралл! Он тоже был мертв — он не мог существовать без сильного влияния магии демона.
— Боюсь, ты был прав, Коралл, — печально сказал Бинк. — Ты не остановил меня, и я погубил тебя. Тебя и наш мир.
Он почувствовал запах дыма, но не свежего чистого дыма от весело горящего костра, а вонючего — от не до конца сгоревшей растительности. Очевидно, отлет демона поджег какой-то куст, если, конечно, предположить, что здесь, под землей, есть кусты. Должно быть, это сотворила сильная магия, оставив за собой обычное пламя. Возможно, здесь, под землей, огонь далеко не уйдет, но все вокруг провоняет гарью — это несомненно.
И тут Бинк услышал слабый стон. Это определенно был не Коралл! Бинк начат пробираться на звук и обнаружил Самоцветик, зажатую в вертикальной расщелине. На ее голове кровоточила рана, но нимфа все же была жива. Он поспешно вытащил ее из расщелины и полуотнес, полу оттащил туда, где было посветлее. Бинк прислонил Самоцветик к скале и осторожно похлопал по лицу кончиками пальцев, стараясь привести в сознание.
Она шевельнулась:
— Не надо тормошить меня, Бинк. Дай мне спокойно умереть.
— Я убил всех остальных, — угрюмо сказал он. — По крайней мере, хоть ты сможешь…
— Вернуться к моей работе? Так я же не смогу делать ее без магии.
В ней было что-то незнакомое и странное. Бинк задумался и сообразил:
— Ты больше не пахнешь!
— Это была магия, — сказала она и вздохнула. — Я думаю, раз уж я жива, надо жить. Но я действительно хотела бы, чтобы ты оставил меня здесь умирать.
— Позволить тебе умереть! Да ни за что на свете! Я…
Нимфа посмотрела на него усталыми глазами. Даже сквозь смешанную с пылью запекшуюся кровь на ее лице было видно, что она прекрасна.
— Магия исчезла. Ты меня больше не любишь.
— Но я все равно в долгу перед тобой и должен отвести тебя домой, — сказал Бинк.
Он посмотрел вверх, стараясь отыскать наиболее удобный путь, и не заметил ее загадочной реакции на его слова.
Они побродили по завалу еще немного, но волшебника так и не нашли. Бинк почувствовал своего рода облегчение — теперь у него появилась надежда, что волшебник выжил и просто выбрался отсюда раньше него.
Бинк уставился в дырку, через которую вышел демон.
— Нам ни за что не добраться туда, — хмуро сказал он, — почти повсюду отвесная скала.
— Я знаю дорогу, — сказала Самоцветик. — Без землероя будет трудно, нотам есть естественные проходы… Ой! — внезапно прервалась она на полуслове.
Путь им преградил монстр. Он напоминал дракона, но у него не было ни крыльев, ни огня. Скорее он походил на большую змею с ногами.
— Это тоннельный дракон… я так думаю, — сказала Самоцветик:,— но у него чего-то не хватает.
— Магии, — сказал Бинк. — Он изменился и превратился в обыкновенское существо… но он этого еще не понял.
— Ты хочешь сказать, что я тоже превратилась в обыкновенскую женщину? — спросила она без особого разочарования.
— Думаю, что да. На самом деле не так уж и велика разница между нимфами и…
— Обычно они не нападают на людей, — с тревогой продолжила Самоцветик, — это довольно робкие драконы.
Ох уж эти нимфы-утешительницы! Бинк держал руку поближе к мечу.
— Ситуация не из обычных.
Сомневаться не приходилось — этот змей с ногами, широко раскрыв пасть, устремился к ним. И пусть дракон был значительно меньше своих наземных собратьев, чтобы без труда протискиваться сквозь узкие подземные тоннели, его размеры все равно впечатляли. Голова больше, чем у Бинка, а тело — сильное и гибкое. В тесноте подземного тоннеля Бинк не мог свободно махать своим мечом, поэтому держал его наготове перед собой.
Змей попробовал укусить лезвие — глупая затея, ведь заколдованное оружие, скорее всего, располосует его пасть пополам. Зубы сомкнулись на лезвии… и меч вырвался из рук Бинка.
И тут-то он вспомнил, что без магии все чары, наложенные на его меч, исчезли. Теперь меч полностью зависел от мастерства хозяина.
Змей отбросил в сторону меч и снова разинул пасть. На его нижней губе виднелась кровь — все-таки лезвие хоть и легонько, но поранило его. Теперь Бинку предстояло сразиться с монстром голыми руками.
Голова змея ринулась вперед. Бинк отскочил назад. Но голова промахнулась, наклонившись слишком низко, и Бинк ударил по ней кулаком. Когда нижняя челюсть зверя стукнулась о землю, тот от изумления яростно зашипел. Но нога Бинка была уже на шее противника и плотно прижимала ее к земле. Тварь заскребла лапами по дну тоннеля, стараясь освободиться. Но Бинк крепко держал его.
— Мой меч! — крикнул он.
Самоцветик быстро подобрала меч и протянула его ему, держа за рукоятку. Бинк уже начал было сжимать пальцы, когда в последний момент заметил ее ошибку; из-за этого он потерял равновесие и чуть не упустил зверя.
— Другим концом, — рявкнул он.
— Ах!
Ей и в голову не пришло, что ему надо схватить меч за рукоятку. Нимфа не имела ни малейшего понятия об оружии. Она осторожно взяла меч за лезвие и протянула ему — теперь уже рукояткой вперед.
Но в тот момент, когда он его взял, змей сумел увернуться. Бинк отскочил назад, вскинув меч на изготовку.
Но его противник решил, что с него довольно. Дракон попятился — довольно неуклюжий маневр, особенно когда скользишь, — и нырнул в один из боковых тоннелей.
— Какой ты смелый! — сказала Самоцветик.
— Я был настолько глуп, что позволил ему оставить меня без оружия, — проворчал Бинк. Гордиться совершенно нечем: он провел эту схватку очень неуклюже, без всякой элегантности. Просто тупая, вялая драка. — Пойдем-ка отсюда, пока я не наделал ошибок похуже. Я увел тебя из твоего дома, и я доставлю тебя туда в целости и сохранности, прежде чем отправлюсь дальше. Так будет только справедливо.
— Только справедливо, — эхом отозвалась она.
— Что-нибудь не так?
— А что я буду делать без магии? — вспыхнула она. — Ничего не действует!
Бинк задумался:
— Ты права. Я сломал весь твой жизненный уклад. Лучше я возьму тебя с собой на поверхность.
Она просияла было, но потом нахмурилась:
— Нет, так тоже не пойдет.
— Все будет хорошо. Я же тебе уже сказал, что зелье больше не действует. Я тебя не люблю и больше не буду беспокоить. Ты сможешь поселиться где-нибудь в деревне или даже посгу-пить на службу в королевский дворец. Без магии это, конечно, не ахти что, но все лучше, чем здесь, — И он обвел рукой раз-ватины пещеры.
— Даже не знаю, — пробормотала она.
Они двинулись дальше. Выбравшись из глубины, где обитал демон, они попали в тоннели, которые нимфа прекрасно знала. И теперь они уверенно шли хоть и по спирали, но все время наверх. В стороне от того места, где сидел в заключении демон, особых повреждений не было. Но магия пропала повсюду, и повсюду все существа словно взбесились. Крысы безуспешно пытались ужалить своей магией, типичной для грызунов, а когда это не удавалось, вспоминали, что у них есть еще и зубы. Они тоже умели пользоваться только своими зубами, как Бинк — своим лишенным магии мечом, поэтому шансы были равными. Бинк отгонял их хлесткими взмахами меча. Вполне возможно, что и оружие утратило магию, но, несмотря на это, лезвие оставалось острым и могло ранить или убить.
Для того чтобы постоянно действовать мечом, требовались сила и энергия, и рука у Бинка быстро устала. Совсем недавно в его оружии были чары, делавшие меч легким и отзывчивым на любое движение и в то же время не дававшие ему действовать по собственной воле, как поступал меч в саду замка Ругна. Крысы сбились в стаю и держались на границе досягаемости меча, а когда Бинк взбирался наверх, они успевали покусывать его за пятки. Самоцветик приходилось еще хуже, чем Бинку, — у нее не было даже ножа, и Бинку пришлось отдать ей свой для защиты. Монстра еще можно было убить, а эта мелочь казалась нескончаемой. К счастью, крысы — не полушки, хотя и очень напоминали их.
— По дороге… местами будет темно, — сказала Самоцветик. — Я об этом сразу не подумала… без магии не будет мерцания, не будет магического света. Я боюсь темноты.
От стен еще исходило остаточное мерцание, но оно постепенно угасало. Бинк взглянул на подбирающихся все ближе крыс.
— И не без основания, — сказал Бинк, — Мы должны видеть, с чем бороться.
Без своего таланта он чувствовал себя голым, хотя талант защищал его только от магической опасности и теперь был совершенно бесполезен. С практической точки зрения его положение не изменилось, так как теперь ему не угрожала никакая магия. Не угрожала теперь и, возможно, уже не будет угрожать больше никогда.
— Огонь… нам нужен огонь, — сказал Бинк. — Факелы… если мы сумеем сделать факелы…
— Я знаю, где есть огненные камни! — сказала Самоцветик, но туг же спохватилась: — Но боюсь, без магии они не действуют.
— Ты не знаешь, где взять сухой травы… ну там соломы… в общем, что-нибудь такое, что мы могли бы скрутить и поджечь? И… Но я не знаю, как обыкновены добывают огонь, так что…
— Я знаю, где есть волшебный огонь… — Она замолкла на полуслове. — Ох, это ужасно! Без магии…
Казалось, она вот-вот заплачет. Бинк знал, что твердостью характера нимфы не отличаются. Похоже, магия предназначала их для осуществления мимолетных мечтаний мужчин, но никак не для серьезных дел.
Но ведь и он заплакал, когда впервые понял масштабы того, что натворил. И какую роль в его понимании природы нимф сыграл свойственный человеку шовинизм?
— Я знаю! — к собственному удивлению, воскликнул Бинк. — Там что-то горит, я чувствовал запах раньше. Если мы пойдем туда и подберем то, что горит…
— Великолепно! — воскликнула Самоцветик в порыве энтузиазма, свойственного только нимфам.
Или женщинам, мысленно поправил себя Бинк.
Следуя на запах дыма, они вскоре нашли то, что искали; это были остатки магического сада, за которым раньше, видимо, ухаживали гоблины, но теперь сад увял и побурел. Тлели увядшие листья, и под потолком пещеры слоями висел дым. Гоблины, несомненно, удалились отсюда: они так боялись огня, что даже не попытались спасти сад.
Бинк и Самоцветик собрали то, что сочли подходящим материалом, скрутили все это в неровный жгут и подожгли. Жгут затлел, вспыхнул и угас, испустив облако вонючего дыма. Но после нескольких попыток результат улучшился; достаточно было, чтобы трут тлел, пока им не потребуется пламя, которое они смогут раздуть в любой момент. Жгут понесла Самоцветик — тлевший огонь давал так необходимое ей чувство большей безопасности, а Бинку нужны были свободные руки на случай новых столкновений.
Теперь их самыми страшными врагами стали гоблины, которых, несомненно, возмутило вторжение в сад. До сих пор не встречаюсь явных следов пребывания гоблинов, но ведь до этого Бинк и Самоцветик путешествовали на землерое, защищенные магией, и старались следовать по хорошо освещенным местам. В темноте гоблины осмелели. Казалось, в них смешано человеческое и крысиное начата. И теперь, когда магия исчезла, человеческого в них стало меньше, в то время как крысиного, наоборот, больше. К такому выводу Бинк пришел, наблюдая за их повадками, — гоблины все еще напоминали маленьких уродливых человечков с большими мягкими ногами и маленькой твердой головой.
Трудность с гоблинами была в том, что они сочетали сообразительность человека с бесстыдством грызунов. Они прятались, стараясь не попадаться на глаза, но отнюдь не были трусами. Просто они понимали, что один, трое или шестеро из них против меча Бинка не устоят, а чтобы собраться в более крупную стаю и напасть всем одновременно, здесь не хватало места. Поэтому они держались в стороне, но и не отставали.
— Думаю, они знают, что это я освободил демона, и теперь хотят отомстить мне за эго, — пробормотал Бинк. — И я не могу их за это винить.
— Ты поступил так, как считал правильным, — возмутилась нимфа.
Он обнял ее за тонкую талию:
— А ты поступаешь так, как ты считаешь правильным, и помогаешь мне выйти на поверхность, хотя мы оба прекрасно знаем, что я был не прав. Я разрушил магию Ксанфа.
— Нет, ты был прав, — сказала она, — ты сочувствовал демону и…
Он крепко прижат ее к себе.
— Спасибо тебе за то, что ты сказала. Ты не возражаешь, если я… — Он осекся. — Совсем забыл! Я же больше не влюблен в тебя!
— Но я не возражаю в любом случае, — сказала она.
Но Бинк уже смутился и отпустил ее. Послышался злобный кудахтающий смех гоблина. Бинк подобрал камень и швырнул его на смех, но, конечно же, промахнулся.
Бинк подобрал несколько камней и вооружился ими против гоблинов. Он кидал камень каждый раз, как видел гоблина. Вскоре его броски стали очень меткими, и гоблины отступили подальше. Камни имеют собственную магию, не имеющую ничего общего с исчезнувшей: они острые и твердые, к тому же всегда под рукой, а рука Бинка сильнее рута любого из гоблинов. И все же совсем они не отстали. Борегар был прав — таких смелых и упорных гоблинов Бинк еще не встречал.
Бинк устал, и ему очень хотелось отдохнуть, но на это он не осмеливался. Если присядешь отдохнуть, запросто уснешь, а это, в свою очередь, приведет к непоправимому. Конечно, он мог оставить нимфу на страже, пока спит, но она, в конце концов, всего лишь нимфа, девушка; и Бинк боялся, что в этой ситуации гоблины сумеют ее перехитрить. Ее участь в руках гоблинов, скорее всего, окажется хуже, чем его собственная.
Он украдкой взглянул на Самоцветик. На ней уже сказались тяготы пути. Ее волосы утратили былой блеск и свисали тусклыми прядями. Она чем-то напоминала ему Хамелеошу, но отнюдь не в ее прекрасной фазе.
Они еле тащились, но все-таки продвигались вперед. Однако у самой поверхности подъем стал еще труднее.
— Выходов в верхний мир совсем немного, — сказала Самоцветик, хватая ртом воздух. — Это наилучший, но я не знаю, как ты сумеешь до него добраться без веревок или крыльев.
Бинк тоже не знал. Будь это самый удобный путь, талант Кромби указал бы на него, когда они еще шли сюда. В трещине над их головами уже виднелось синее дневное небо, но стены пещеры, нависая над путниками, сходились у трещины — мокрые и скользкие. Без магии по таким стенам не залезешь.
— Мы не можем оставаться здесь долго, — тревожно сказала нимфа. — Около выхода растет путана, и ее корни могут соблазниться. — Пораженная, она резко замолчала, — Никак не могу отвыкнуть! Без магии…
Так вот почему талант Кромби не показал на этот вход, сообразил Бинк. Древопутана! Но дурная магия исчезла вместе с хорошей.
— Пошли! — крикнул он.
Бинк нашел корни путаны и отодрал от скалы, обрубая их там, где они не поддавались. Он быстро связал из них прочную узловатую веревку. Корни дерева были сильными, они предназначались для того, чтобы быстро поймать и удержать добычу. Сомнений быть не должно: эта веревка выдержит его вес!
— Но как мы закрепим ее наверху? — тревожно спросила нимфа.
— Один из главных корней пересекает трещину в самом узком месте, — сказан Бинк. — Видишь, вон там, — указал он на торчащий корень.
Она взглянула туда, куда он показал.
— Надо же, я никогда раньше его не замечала! Я здесь была раз двадцать, дразнила пугану и гадала, каков мир там, наверху. Я тогда должна была прятать драгоценные камни… — Природа нимфы опять взяла верх, — Прямо нет слов, какой ты наблюдательный.
— А ты, прямо нет слов, как любишь похвалить. Не беспокойся, на этот раз ты увидишь верхний мир. Я не покину тебя, пока ты не попадешь в хорошие руки и не окажешься там, на поверхности, в полной безопасности. Может, ты останешься в деревне Магической Пыли.
Она отвернулась от него, ничего не ответив. Бинк взглянул на нее, щурясь от дыма, исходящего от тлеющего жгута, который она все еще держала в руках:
— Я что-нибудь не так сказал?
Она взглянула на него, и в ее глазах внезапно засветилась решимость:
— Бинк, ты помнишь, как мы впервые встретились?
Он засмеялся.
— Как я могу такое забыть? Ты была такой прекрасной, а я таким грязным… ну прямо как сейчас мы оба! И я только что выпил… — Он пожал плечами, стараясь не затрагивать щекотливую тему любовного зелья, — Знаешь, мне даже грустно, что все это кончилось. Ты ужасно милая нимфа, и без твоей помощи…
— Ты меня тогда любил, а я тебя нет, — сказала она. — Ты был хитрым, а я была простушкой. Ты подманил меня поближе, а потом схватил и поцеловал.
Бинк покраснел:
— Извини, Самоцветик. Я… такого больше не случится.
— Это ты так думаешь, — сказала она, обхватила его руками и страстно и крепко поцеловала в полуоткрытые губы.
И несмотря на то что она была вся в грязи, ощущение оказалось великолепным. Бинку даже почудилось, что он опять попал под действие любовного зелья. Раньше он любил Самоцветик, не зная ее, теперь он хорошо знал ее, понимал пределы ее возможностей, свойственных всем нимфам, и очень уважал ее за то, что она изо всех сил старалась расширить эти пределы; и теперь она ему не просто нравилась. В тени искусственной влюбленности выросли настоящие чувства, и эти чувства останутся навсегда. Что бы подумала Хамелеоша, увидев эти объятия?
Самоцветик разомкнула руки.
— Теперь все наоборот, — сказала она, — теперь я намного сложнее, чем была еще несколько часов назад, а ты стал гораздо проще. А сейчас займись-ка своей веревкой.
Что она этим хотела сказать? Пораженный Бинк привязал к концу веревки камень, чтобы сделать этот конец достаточно тяжелым, и швырнул его вверх, стараясь попасть в торчащий корень. Из-за веса веревки камень даже не поднялся на нужную высоту. Бинк попробовал снова, на этот раз бросив посильнее, но все равно веревка оказалась слишком тяжелой. Камень тащил за собой веревку, но чем выше поднимался камень, тем тяжелее становилась веревка и тем медленнее она тянулась за камнем. Наконец Бинк смотал веревку в клубок и весь его швырнул вверх; на этот раз веревка долетела до корня, но не зацепилась за него. Однако это уже был хоть какой-то успех, и, сделав еще несколько попыток, Бинк добился своего. Камень начал падать, таща веревку за собой. Веревка зацепилась, прежде чем камень успел спуститься до пределов досягаемости, но несколько рывков за другой конец освободили ее. Бинк связал концы, и веревка образовала петлю, которая не могла сорваться с корня.
— Я вылезу первым, а потом ты сядешь в петлю, и я вытащу тебя наверх, — сказал он нимфе. Он знал, что самой ей ни за что не забраться, для этого ее руки слишком слабы, — Раздуй посильнее факел, чтобы гоблины побоялись подойти к тебе близко.
Она кивнула. Бинк несколько раз глубоко вздохнул и почувствовал, как его измученное тело собирается для последнего усилия. Затем он ухватился за веревку и полез.
Сначала подъем показался ему не таким трудным, как он ожидал, но потом положение ухудшилось. Его руки довольно быстро устали, так как они и до этого уже много поработали. Он обхватил ногами веревку и повис, стараясь дать возможность отдохнуть рукам, но силы возвращались очень медленно. Вот бы сейчас оздоровительного эликсира! Но внизу ждала Самоцветик, а вместе с ней — крысы и гоблины, и он не мог позволить себе слишком долгий отдых. Измученный, он начал подниматься — все более и более слабыми рывками. Его дыхание участилось, в голове появилась странная легкость, руки выше локтей словно превратились в затопленные бревна, но он продолжал лезть все выше и выше.
Он выбрался наверх так внезапно, что это ему показалось чудом. Может быть, его сознание просто притупилось, чтобы смягчить боль продолжающегося напряжения, и снова ожило, как только он достиг цели. Он обхватил главный корень, который оказался на ощупь очень мохнатым, возможно, чтобы лучше удерживать свою добычу. До этого момента Бинку и в голову не приходило, что он может с такой радостью обнимать корень путаны!
Он попытался закинуть ногу на корень, промахнулся и почувствовал, что падает. Какое облегчение, полная расслабленность! Но веревка была рядом, он вцепился в нее и, задыхаясь, повис. Осталось совсем немного, но это оказалось самым трудным!
Наверху веревки был узел. Бинк обхватил ногами узел и воспользовался сравнительно свежими мускулами ног, чтобы подтянуться вверх и кое-как перевалиться через корень. Под мохнатой поверхностью корня оказалась грубая кора, держаться на которой было намного легче. Бинк начал карабкаться и наконец взобрался на корень. Он лежал на нем, задыхаясь от слабости, такой уставший, что даже не мог почувствовать настоящего облегчения.
— Бинк! — крикнула снизу Самоцветик, — С тобой все в порядке?
Это его подняло. Его труды были еще далеки от завершения.
— Это мне надо тебя спросить! Как там крысы, пока держатся в стороне? Можешь ты усесться в петлю, чтобы подняться?
Он не представлял, как сможет вытащить ее, находясь в таком состоянии, но этого он ей сказать не мог.
— Нет, Бинк, со мной не все в порядке. Я не буду подниматься.
— Самоцветик! Залезай на веревку, там крысы тебя не достанут, если ты подтянешь к себе конец!
— Дело не в крысах, Бинк. Я прожила здесь, внизу, всю свою жизнь. Пока у меня есть свет, я справлюсь и с крысами, и даже с гоблинами. Все дело в тебе. Ты прекрасный человек.
— Я? Я тебя не понимаю!
Но он уже начал понимать, что происходит. И дело не в его внешности, его лицо сейчас выглядело ненамного лучше, чем у Честера. (Благородный кентавр, что-то происходит с тобой сейчас?) Признаки этого проскальзывали и раньше, просто он отказывался их замечать.
— Когда ты выпил зелье, ты остался честным, — прокричала Самоцветик, — ты был сильным, сильнее, чем может себе представить нимфа. Ты никогда не использовал зелье как предлог для предательства своей цели или друзей. Я уважаю тебя, и завидую этому твоему качеству, и постараюсь воспользоваться им как образцом. Единственным исключением было то, что ты украл у меня поцелуй, но я украла его обратно. Я люблю тебя, Бинк, и теперь…
— Но ты же не пила зелья! — возразил он. — И даже если и выпила, то теперь, когда магия исчезла…
— Я никогда не пила зелья, — согласилась она, — поэтому-то потеря магии и не уничтожила мою любовь. Это заставило меня повзрослеть и отобрало наивность нимфы. Теперь я могу правильно оценить происходящее и знаю, что для меня нет противоядия, кроме времени. Я не могу пойти с тобой.
— Но тебе нельзя оставаться там, внизу! — воскликнул потрясенный Бинк. Его любовь к ней была магической, а вот ее к нему — настоящей. И она любила сильней, чем он. Этому, несомненно, способствовала сама природа нимфы, — Все это можно уладить…
— Можно, вот я это и делаю. Когда я увидела, как ты пожертвовал мною, когда на тебя еще действовала магия зелья, я поняла, что, когда все это кончится, надежды у меня не останется. Как это ни забавно, но моя любовь расцвела в тот момент, когда ты от меня отказался, именно потому, что ты от меня отказался. Потому, что ты остался верен своим принципам и первостепенным обязанностям. Я тоже остаюсь верной своим. Прощай, Бинк!
— Нет! — закричал он. — Выбирайся оттуда! Мы придумаем что-нибудь получше…
Но веревка уже заскользила по корню. Самоцветик развязала петлю и дернула веревку к себе. Бинк попытался поймать конец, но было уже поздно. Конец веревки миновал корень и упал вниз, в темноту.
— Самоцветик! — закричал Бинк. — Не делай этого! Я не люблю тебя, но ты мне очень нравишься…
Но все было безнадежно. Она права: даже когда он любил ее, он знал, что она не может принадлежать ему. И это никак нельзя изменить.
Ответа снизу не последовало. Нимфа поступила очень благородно и пошла дальше своим путем, развязав ему руки. Точно так же и он бы поступил при подобных обстоятельствах.
Теперь ему не оставалось ничего другого, как возвращаться домой.
— Прощай, Самоцветик! — крикнул он в надежде, что она его слышит, — Ты не добилась моей любви, но ты добилась моего уважения. Теперь ты настоящая женщина, а не нимфа.
Бинк замер, прислушиваясь, но больше ничего не услышал. Наконец он слез с корня и огляделся. Он находился в глубокой расщелине, в которой узнал Провал, пропасть, делящую землю Ксанфа на две часта. Дерево, на корень которого он вылез, держалось корнями за дно ущелья, но верхушкой выходило за пределы пропасти, и одна из ветвей нависла над ее краем. Без магии взбираться по дереву было безопасно. На самом деле теперь опасностей для Бинка на земле Ксанфа осталось очень мало. Он может пойти прямиком во дворец короля и дойти туда меньше чем за день.
Он заметил нескольких вялых жучков. Они лежали на солнечной полянке, подергивая клешнями. Бинк пожалел их и аккуратненько подтолкнул ногой к ближайшей тени. Бедняги!
И тут он их узнал. Это были лишенные своей магии полушки! Какой удар их постиг!
Но когда он, раскачавшись, спрыгнул с последнего щупальца путаны на край пропасти, то обнаружил себя в совершенно незнакомом месте. Расщелина тянулась с севера на юг, а не с востока на запад, если, конечно, потеря магии не повернула солнце. Эго, наверно, была какая-то другая впадина, а не Провал. Ко всему прочему он еще и заблудился.
Теперь, задумавшись над этим, Бинк решил, что не мог зайти так далеко на север, чтобы добраться до Провала. Так что он, скорее всего, находится где-то к югу от него и к югу от дворца. Лучше всего пойти на север, пока не встретится Провал или какое-нибудь другое знакомое место.
Путь оказался гораздо труднее, чем Бинк предполагал. Да, действительно, враждебная магия исчезла, но исчезла и полезная. Природа вокруг основательно изменилась и стала такой же, как в Обыкновении. Не было ни летающих фруктов, ни башмачных деревьев, ни порточных кустов, чтобы заменить изорванную одежду, не было водяных дынь, чтобы попить. Надо было найти обычную пищу и питье, но Бинк совершенно не представлял, как это сделать. Животные, напуганные отсутствием магии, избегали его — у них не хватало сообразительности понять, что у него тоже не осталось магии. В этом ему повезло.
Было уже далеко за полдень. Сколько дней или часов он провел под землей, Бинк не имел представления, но теперь, на солнце, он мог снова ориентироваться во времени. Ему придется провести ночь в лесу. Это казалось вполне безопасным — он мог, например, забраться на дерево.
Бинк поискал подходящее дерево. Многие деревья в этом лесу казались погибшими — возможно, они просто заснули, попав в эту немагическую зиму. И понадобятся месяцы, а то и годы, чтобы понять опустошительные последствия этой зимы. Некоторые деревья, наоборот, широко раскинули ветви, очевидно, это были какие-то разновидности обыкновенских пород, освобожденные от соперничества с магией. Какое дерево лучше выбрать для ночлега — пышное из обыкновенской разновидности или чахлое магическое?
Бинк ощутил озноб. Становилось прохладно, а одеяльный куст теперь найти невозможно. Однако так на него действовал не только холод. Он устал, был одинок, и его переполняло раскаяние в содеянном. Завтра он предстанет перед своими друзьями в замке и расскажет им…
Но они, конечно же, уже догадались о его вине. И его беспокоило не признание в содеянном, а наказание за содеянное. Самоцветик правильно сделала, что покинула его, — для него нет будущего у себя дома.
Сейчас он вышел в места, которые казались ему смутно знакомыми. Вот в кустах виднеются тропинки, похожие на тс, что прокладывают муральвы, вот ежевичные кусты, а вот и пахучие растения…
— Точно! — воскликнул он. — Вот здесь мы взошли на волшебную тропу, которая привела нас в деревню Магической Пыли!
Он всмотрелся сквозь чахлую листву. Вот она! Дорожка, сделанная из бревен и лиан и подвешенная к самым большим деревьям. Теперь она не петляла в воздухе, но ведь она уже не была волшебной.
Он взобрался на дорожку на ближайшем достаточно низком спуске и пошел по ней. Дорожка показалась ему небезопасной: она провисала под его весом и раскачивалась из стороны в сторону, но все же выдерживала. Как и положено, она привела его в деревню.
Он боялся застать там сцену печали. Но складывалось впечатление, что вся деревня, напротив, что-то празднует. Посреди деревни опять горел огромный костер, и вокруг него плясали мужчины и женщины.
Мужчины? Как они сюда попали? Ведь эта деревня состояла из одних женщин! Может, накатила очередная волна завоевания из Обыкновении и грубые мужчины ворвались в деревню беззащитных женщин?
Но похоже, никакой угрозы не было. Мужчины были, конечно, счастливы, но такими же казались и женщины. Бинк направился к деревне, выискивая глазами ее старосту, Троллу.
Когда он сошел с подвесной дорожки, его увидел мужчина.
— Привет, дружище! — окликнул его мужчина. — С возвращением! Кто твоя вдова?
— Вдова? — тупо переспросил Бинк.
— Ну, твоя женщина… до того, как ты попался горгоне. Вот уж она обрадуется, увидев, что ты вернулся.
Горгона! Внезапно Бинк все понял:
— Вы каменные люди! Потеря магии освободила вас!
— А тебя разве нет? — засмеялся мужчина. — Тогда ты лучше сначала встреться со старостой.
— С Троллой? — сказал Бинк. — Если она все еще здесь…
— Кому понадобилась Тролла? — спросил кто-то.
Это был огромный уродливый тролль. Просто обычный тролль — они все уродливые и огромные.
Рука Бинка потянулась к рукоятке меча:
— Я только хотел бы поговорить с ней.
— Ну и ладушки, — приветливо сказал тролль. Он сложил руки рупором и гаркнул: — Эй, сука, поди-ка сюда!
С дюжину девушек с опаской и удивлением оглянулись в их сторону, считая, что тролль обращается к кому-то из них. Бинк постарался спрятать улыбку.
— Да, горгона… — проговорил он, — А что с ней сталось?
— У, мы хотели ее подвесить, после того как… ну. сам понимаешь… — сказал тролль. — Она вообще-то симпатичная курва, если не считать змей вместо волос. Но она прыгнула в озеро и, пока мы сообразили, что там больше нет никаких монстров, была уже далеко. Последние, кто ее видел, говорят, что она направилась на север.
На север. К замку волшебника Хамфри. Бинк был доволен, что ей удалось скрыться, только волшебника она дома не застанет. Еще одна сторона той трагедии, виной которой был Бинк.
Услышав зов, к ним подошла Тролла.
— Бинк! — воскликнула она. — Все-таки получилось!
— Получилось, — мрачно согласился Бинк. — Я изгнал магию из Ксанфа. Я превратил его в Обыкновению. И теперь иду домой за наказанием.
— Наказанием! — воскликнула Тролла — Да ты всех нас освободил! Ты же просто герой!
А вот это была та сторона, о которой Бинк и не подумал.
— Значит, потеря магии вас не огорчила?
— Огорчила? — воскликнула Тролла. — Я огорчена, что мой муж вернулся, да еще с прекрасным аппетитом?
Она так крепко обняла своего тролля, что у нормального человека от такой ласки треснули бы все ребра. Но ее муж был в состоянии выдержать подобное, хотя казалось, что в его глазах на мгновение и мелькнуло беспокойство.
К ним подскочила грифоница.
— Чирик? — спросила она.
— А вот и ваша провожатая, освободившаяся от заклятия мидасовой мушки, — сказала Тролла. — А где ваш симпатичный грифон?
Бинк решил, что о бутылке лучше не заикаться:
— Он… занят. На самом деле это преобразованный человек. Он очень хорошо отзывался о леди грифонице, но он… просил передать свои сожаления.
Расстроенная грифоница отвернулась. Очевидно, у нее не было пары. Возможно, она вскорости и найдет себе друга, учитывая медленное изменение форм, которое происходит в таких волшебных существах. Бинк задумался, на кого будет больше походить ее суженый — на орла или на льва. А может, уже существующие грифоны сохранят свой нынешний облик, тогда какое у них будет потомство — орлята или львята? Допустим, Кромби выберется из бутылки, но сохранит облик грифона, сочтет ли он тогда эту грифоницу достойной парой для себя? И если да, то какое у них будет потомство? Отсутствие магии ставит не меньше вопросов, чем ее присутствие!
— Идем, мы устроим тебе королевский праздник, а ты нам расскажешь все до мелочей! — сказала Тролла.
— Я… я очень устал, — смутился Бинк, — лучше я не буду ничего рассказывать. Мой друг добрый волшебник пропал, то же и с кентавром, а воспоминания…
— Конечно, тебе надо отвлечься, — согласилась Тролла. — У нас есть несколько незамужних молоденьких девушек, дочерей старых жительниц деревни. Им в данный момент очень одиноко, и они могли бы…
— О нет, спасибо, — быстро отказался Бинк. Он уже и так разбил слишком много сердец. — Просто накормите меня и устройте на ночь, если у вас есть место…
— С местом трудно: наше население только что удвоилось. Но о тебе позаботятся девушки — им, по крайней мере, будет чем заняться. Они с удовольствием пустят тебя к себе.
Бинк слишком устал, чтобы спорить и дальше. Но, как оказалось, девушками были феи и эльфины, которые окружили его щекочущим самолюбие вниманием, но совсем не интересовались им как мужчиной. Из ужина они устроили настоящую игру — каждая своими руками клала ему в рот кусочек чего-нибудь вкусного, весело при этом воркуя. Они даже не позволили Бинку притронуться к тарелке — все приносилось по кусочку из соседней комнаты. Затем его уложили в кровать, сделанную из тридцати маленьких разноцветных подушечек, а в это время феи порхали вокруг и своими тоненькими, как паутинка, крылышками обвевали Бинка ветерком. Конечно же, вскоре феи больше не смогут летать, и их крылья отпадут, и они примут вид обыкновенских женщин, но пока они еще были очень миленькими. Бинк заснул, считая мелькавших вокруг него фей, которые начали играть в салочки.
Но утро опять вернуло его к реальности — к унылому возвращению домой. Он был доволен, что его поступок способствовал хоть этому маленькому доброму делу, возможно, об этом позаботился его талант, прежде чем исчезнуть вместе с магией, и тем самым снабдил его хорошим безопасным местом для ночлега. А вот что касается остального Ксанфа, какая надежда осталась ему?
Грифоница немного проводила Бинка, снова взяв на себя прежнюю роль, и он на удивление быстро оказался в мертвом лесу. Это было уже почти знакомое место. Теперь мертвый лес не очень-то и отличался от остального пейзажа Глухомани. Бинк поблагодарил грифоницу, пожелал ей всего хорошего и уже один направился дальше на север.
Его охватило чувство одиночества. Отсутствие магии было таким всеобъемлющим и гнетущим! Все мелочи, к которым он уже привык, исчезли. Не курился дедушкин дымок, не лились кукушкины слезки. Деревья больше не отводили своих веток с его пути и не защищались отпугивающим заклинанием. Все было безнадежно, как в Обыкновении. Он опять почувствовал усталость, и не только от ходьбы. Стоит ли вообще жить без магии?
А вот Хамелеоша остановится в своей средней, нормальной фазе, которую он любил больше всего: ни умная, ни красивая, а просто милая женщина. Да, какое-то время, пока не наскучит, он может прожить и с этим, если допустить, что ему позволят…
Бинк остановился. Он услышал стук, похожий на цоканье копыт по укатанной дорожке. Враг? Ему было почти все равно — хоть какая-то компания!
— Эй! — крикнул он.
— Да? — ответил ему женский голос.
Бинк бросился на звук.
Там, на утоптанной дорожке, стояла кентаврица. Она не была особой красавицей: бока тусклые, к хвосту налипли репейники — естественно, теперь дама не могла избавиться от них простым отгоняющим заклинанием, — а человеческий торс, хотя и явно женский, не лучшего сложения. За ней следовал жеребенок, он был не просто некрасив, а уродлив, если не считать гладкой лошадиной части. Лицом жеребенок очень напоминал…
— Честер! — воскликнул Бинк. — Это жеребенок Честера!
— А! Это ты, Бинк! — сказала кентаврица.
Теперь он ее узнал — это Чери, супруга Честера. Но она теперь вовсе не была той красавицей, на которой он катался раньше. Что произошло?
Однако у Бинка хватило такта не задавать такой прямой вопрос.
— Что ты здесь делаешь? Я думал, ты осталась в Кентавровке, пока…
Но и здесь таился капкан, потому что Честер никогда не вернется.
— Я скачу во дворец, чтобы узнать, кого мне благодарить за это чудо, — сказала она. — Представляешь, вся эта непристойность исчезла из Ксанфа!
И тут Бинк вспомнил, что Чери считала магию непристойностью, по крайней мере, когда это касалось кентавров. Она терпела магию в других как неизбежное зло, поскольку считала себя либерально настроенной кобылицей, но предпочитала обсуждать эту тему только до определенных пределов.
Ну что ж, Бинк это знал во всех подробностях! И ему было приятно, что, по крайней мере, есть кто-то, кому все это по душе.
— Боюсь, это моя работа.
— Ты уничтожил магию? — удивленно переспросила она.
— Это долгая история, — сказал Бинк, — и довольно печальная. Я не думаю, что другие воспримут се так же радостно, как ты.
— Садись на меня, — сказала она. — Ты идешь слишком медленно. Я отвезу тебя во дворец, а по дороге ты мне расскажешь всю эту историю. Я просто умираю от любопытства.
Она может умереть и буквально, когда узнает, что случилось с Честером. Но Бинк все равно должен рассказать ей. Бинк оседлал ее и, как только она пустилась в галоп, постарался покрепче ухватиться. Он уже настроился на дневной переход, а теперь окажется во дворце еще до темноты.
Он рассказал ей обо всем, что произошло. Он поймал себя на том, что подробно описывает даже самые незначительные детали, и понял, что таким образом просто оттягивает момент, когда придется рассказать о том, как Честер бился в своей последней ужасной битве и проиграл. На самом деле он победил бы, если бы дурной глаз, предназначенный для Бинка, не поразил его, но эта деталь была слабым утешением. Чери теперь вдова, и он должен ей это сообщить.
Его повествование было прервано ревом. Им навстречу выскочил дракон, но что за жалкое зрелище представлял собой теперь этот монстр! Некогда блестящая чешуя стала пятнисто-серой. Когда он пытался извергнуть огонь, поднималось лишь облако пыли. Дракон выглядел слабым и больным, ведь его охота тоже зависела от магии.
Тем не менее дракон напал, собираясь сожрать и кентаврицу, и всадника, и жеребенка. Бинк обнажил свой меч, а Чери слегка перебирала копытами, готовая в любой момент лягнуть. Даже потрепанный дракон таких габаритов внушал ужас.
И тут Бинк увидел шрам на шее дракона.
— Слушай, разве мы не знакомы? — воскликнул он.
Дракон застыл, потом приподнял голову, давая понять, что тоже узнал Бинка.
— Честер, Кромби и я однажды уже встречали этого дракона и заключили с ним перемирие, — сказал Бинк. — Мыс ним вместе сражались с полушками.
— Полушки теперь безобидны, — сказала Чери. — Их клешни потеряли… — она пренебрежительно поджала губы, — свою магию. Я только что скакала по Провалу и наткнулась на них; они меня даже не ущипнули.
Такое Бинк уже знал.
— Дракон, магия ушла из Ксанфа, — сказал Бинк, — тебе придется научиться охотиться и сражаться без огня. Со временем ты превратишься в своего обыкновенского собрата или твое потомство станет таким. Я думаю, это будет просто большая змея. Мне очень жаль.
Дракон в ужасе уставился на него. Потом развернулся и кинулся прочь, то ползя на брюхе, то совершая подобия прыжков.
— И мне тоже жаль, — сказала Чери. — Я только теперь поняла, что без магии Ксанф уже не настоящий Ксанф. В нем было свое место и для чудес. Для существ, подобных этому, магия была естественным придатком нашего мира.
Для нее это было очень значительное признание.
Бинк возобновил свое повествование. Он больше не мог тянуть, испытывая свои нервы, и рассказал то, что должен был рассказать.
— Итак, Кромби здесь, со мной, в пузырьке, — начал он подводить черту. И тут же замолчал, почувствовав, как напряглось под ним тело Чери.
— Но Честер и Хамфри…
— Остались внизу, — сказал он, — и все потому, что я освободил демона.
— Но ты же не знаешь, что они мертвы, — сказала она; ее тело оставалось столь напряженным, что ехать стало очень неудобно. — Их можно найти, привезти обратно…
— Но я не знаю, как это сделать, — угрюмо признался он.
Все это ему совершенно не нравилось.
— Возможно, Хамфри просто потерялся, поэтому-то ты и не нашел его тела. Оглушило при обвале. Без его всезнающей магии его вполне можно спутать с гоблином. А Честер… Честер слишком упрям… Он не мертв, он просто лежит в маринаде. Ты же сам сказал, что это консервирующее озеро…
— Сказал, — согласился Бинк. — Я… Но оно настолько обмелело, что я даже видел извилины Мозговитого Коралла.
— Но не совсем же оно высохло! Он там, внизу, на самом дне. Я это знаю. Как грифон у тебя в пузырьке. Мы можем найти его, оживить…
Бинк покачал головой:
— Без магии это не пройдет.
Чери взбрыкнула и скинула его со спины. Бинк полетел, видя, как земля быстро приближается к его голове, и зная, что его талант теперь его не защитит, и… приземлился на руки Чери.
— Извини, Бинк. Меня просто очень раздражают эти непристойности. Кентавры не…
Она поставила его на землю, так и не закончив фразы. Может, она сейчас и не была красивой, но сила кентавра у нее осталась.
Сильная, но некрасивая. Во времена магии у нее был великолепный бюст, сейчас она осталась полногрудой, но как-то обрюзгла, как бывает с человеческими и человекоподобными женщинами подобных размеров. Ее лицо раньше было очаровательно лукавым, а теперь стало каким-то невыразительным. А что могло быть причиной таких разительных перемен, как не утрата магии?
— Давай поговорим без обиняков, — сказал Бинк, — Ты считаешь всю магию непристойной…
— Не всю магию, Бинк. Некоторым из вас она кажется естественной, но ведь ты всего лишь человек. А для кентавров это совсем другое дело. Мы слишком цивилизованные.
— А предположим, у кентавров тоже есть магия?
На ее лице появилось выражение отвращения, которое она с трудом сдерживала.
— Лучше продолжить путь, а то будет слишком поздно. Нам осталось пройти еще приличное расстояние.
— Как Герман-отшельник, дядя Честера, — настаивал Бинк. — Он мог вызывать манящие огоньки.
— Он был изгнан из нашего общества, — отрезала она.
На ее лице появилось грубоватое выражение, напомнившее Бинку о Честере.
— Предположим, что у других кентавров тоже есть магия…
— Бинк, почему ты все время хочешь меня оскорбить? Ты хочешь, чтобы я оставила тебя здесь, в Глухомани?
Она позвала своего жеребенка, который тут же подбежал к ней и поскакал рядышком.
— Предположим, что у тебя тоже есть магический талант, — сказал Бинк, — Ты что, его тоже будешь считать непристойностью?
— Ну хватит! — рявкнула она, — Я не потерплю такого непристойного поведения даже от человека. Пойдем, Чет.
И она затрусила по дороге.
— Да чтоб тебя, выслушай же меня, кобылица! — закричал Бинк, — Ты знаешь, почему Честер пошел со мной? Да потому, что он хотел найти свой магический талант. Если ты отрицаешь магию в кентаврах, ты отрицаешь и его, потому что у него была магия, хорошая магия, та…
Она развернулась и подняла передние копыта, собираясь его ударить. Хоть Чери и кобылица, она могла убить одним уларом своих копыт.
Бинк отскочил назад.
— Хорошая магия, — повторил он, — не какая-то там глупость вроде того, чтобы превращать зеленые листья в красные, и не что-то дурное вроде того, чтобы людям пятки припекать.
Он играл на волшебной флейте, серебряной, играл такую прекрасную музыку, какой я раньше не слыхивал. Глубоко внутри он очаровательная личность, но он все время это подавлял, потому что…
— Я тебя сейчас в лепешку сплющу! — заржала Чери, обрушиваясь на него обеими передними копытами, — Ты не имеешь права даже предполагать…
Он был абсолютно спокоен, в то время как ее ослепляла ярость. Он уклонился от ее копыт, как от нападения дикого единорога, не поворачиваясь к ней спиной и не отступая более, чем было необходимо. Бинк мог бы уже раз шесть поразить Чери своим мечом, но даже не вынул его из ножен. Их спор теперь являлся чисто теоретическим, так как в Ксанфе больше не осталось магии, и все же Бинк был полон решимости заставить ее признать правду.
— И ты, Чери… у тебя тоже есть магия. Ты заставляешь себя выглядеть так, как ты хочешь, ты сама себя околдовываешь. Это вроде иллюзии, ограниченной…
В бешеной ярости она попробовала ударить его обоими копытами. Он задел ее самое чувствительное место, сказав, что она сама непристойна. Но он предвидел такую реакцию и был к ней готов. Поэтому он уклонился от удара. Мечом Бинка на сей раз было слово, и он собирался победить с его помощью, Хватите него заблуждений, особенно собственных; теперь он хотел избавиться от них от всех одним махом. На самом деле он сейчас нападал на самого себя, на свой позор из-за того, что он сделал с Ксанфом, освободив демона.
— Я не отстану от тебя! — закричал он. — Взгляни на себя в озеро. Посмотри, что с тобой стало. Твоя магия исчезла!
Даже в ярости Чери поняла, что так она ничего не добьется.
— Хорошо, я посмотрю! — воскликнула она. — А потом так тебе наподдам, что на луну улетишь!
Случилось так, что они только недавно проехали мимо небольшого пруда. Молча они вернулись к нему. Бинк уже начат сожалеть о том, что он с ней сделал. Кентаврица взглянула на себя. Она была полностью уверена в том, что знает, что она там увидит, но оказалась достаточно честной, чтобы признать, что эта уверенность не оправдалась.
— О нет! — изумленно воскликнула она — Я некрасивая, отвратительная, я уродливее Честера!
— Нет, ты прекрасна, но с магией, — настаивал Бинк, стараясь утешить ее после того открытия, которое она сделала помимо своей воли, — Потому что магия естественна для тебя, так же как и для меня. И отрицать ее у тебя не больше причин, чем отрицать дыхание, кормление…
— Убирайся! — Она сорвалась на визг, — Ты монстр, ты…
В новом припадке ярости она ударила копытами по воде так, что брызги высоко полетели во все стороны. Но вода вновь вернулась на свое место, как всегда успокаивается вода, рябь улеглась, и перед Чери опять с неумолимой ясностью предстала правда.
— Послушай, Чери! — воскликнул Бинк, — Ты только что заметила, что Честера можно спасти. Я надеюсь на это. Я не осмеливаюсь открыть пузырек с Кромби, потому что этот процесс требует магии, а ее нет. Честер должен оставаться в озере по той причине, что там он законсервирован. Нам нужна магия. И не имеет значения, нравится нам это или нет. Без этого Честер мертв. И мы ни к чему не придем до тех пор, пока ты…
С большой неохотой она согласно кивнула.
— Нам предстоит новая задача! — высказал Бинк очередную идею, которая пришла к нему только что, когда он умывался в пруде. — Задача восстановить магию Ксанфа! Может быть, если мы все вместе, люди, кентавры и вообще все обитатели Ксанфа, займемся этим, мы сумеем найти другого демона…
Он резко замолчал, осознав всю тщетность такой затеи. Как они смогут вызвать Иксанаэнного, или Эанаэртую, или другое сверхмагическое существо? Здесь у демонов нет никакого интереса.
— Да, — сказала Чери, обретя надежду, когда Бинк ее потерял, — может быть, король знает, как надо поступить в таком случае. Садись на меня, я сейчас пущусь в галоп.
Бинк снова сел верхом, и она поскакала. Чери не обладала той же прытью, что и Честер, но Бинку все равно пришлось крепко ухватиться за ее тонкую талию, чтобы не слететь наземь, когда она неслась через лес.
— И с магией я опять стану прекрасной… — мечтательно бормотала она ветру.
Бинк устал и сонно клевал носом, пока Чери неслась сквозь опустевшую Глухомань. Поэтому он чуть было не свалился, когда кентаврица вдруг резко остановилась.
Перед ними стояли два огромных лохматых существа.
— Ну-ка, монстры, с дороги! — беззлобно сказала Чери, потому что они, в конце концов, и были монстрами. — Это общественная дорога, вы не смеете ее перегораживать.
— Мы не стоим у тебя на пути, лучше сама бы дала нам пройти, — сказал один из монстров.
— Огр Хруп! — воскликнул Бинк. — Что ты здесь делаешь в такой дали от дома?
— Ты знаешь этого монстра? — спросила Чери у Бинка.
— Конечно! И что более удивительно, теперь я понимаю его без переводчика!
Огр, который сейчас напоминал обычного жлоба, удивленно вперился в Бинка из-под низко нависшего лба:
— Ты у меня искал приют, чтобы потом продолжить путь. Моя любовь и я в пути — сиропный месяц хотим провести.
— Сиропный месяц, — пробормотала Чери.
— А! Так это, выходит, и есть твоя Спящая Красавица! — сказал Бинк, рассматривая великаншу.
Более уродливое существо трудно было и представить. Однако под шапкой спутанных волос, похожих на тряпку, которой только что вытерли блевотину, и под грубой мешковатой одеждой угадывались хрупкие очертания, совсем несвойственные великаншам. И тут Бинк вспомнил, что она была не настоящей огрессой, а всего лишь актрисой, которая играла роль в одной из постановок донных прокляторов. Она, наверно, могла бы выглядеть красивой, если бы постаралась. Но почему же она даже не пытается этого сделать?
— Э, один вопрос…
Эта женская особь была совсем не так глупа, как казалось, она сразу догадалась о намерениях Бинка.
— Да, раньше когда-то другой была я, но донных прокляторов бросила я; я мужа себе отыскала такого, что, будь ты король, мне не нужно другого.
Выходит, примадонна нашла мужа, достойного ее вкуса! После того как Бинку самому довелось однажды встретиться с этими прокляторами, он не осуждал ее выбор. Она сохранила облик великанши, который, во всяком случае, служил лишь отражением ее настоящей сущности, и научила Хрупа говорить более понятно. Ну и сообразительна же эта дама из рода прокляторов!
— Поздравляю! — сказал Бинк и тихонько объяснил Чери: — Они поженились по нашему совету — Хамфри, Кромби, Честера, голема и моему. Учитывая, что Хамфри при этом спал, это еще та история.
— Не сомневаюсь, — с подозрением в голосе сказала Чери.
— Его башка такой чурбан, звучит как будто барабан, — сказала великанша.
— Огры очень страстны, — пробормотал Бинк.
Когда Чери пришла в себя от удивления, она быстро уловила суть разговора.
— А как ты сохраняешь его любовь? — спросила она с чисто женским ехидством, — Разве его никогда не тянет на приключения?
Бинк подумал, что она, может и бессознательно, вспомнила о Честере.
— Пускай идет, коль уж припрет, — сказала великанша, исполненная мудрости своего пола, — Придет домой и уж тогда свое получит он сполна. — Для наглядности она тут же закатила огру оплеуху тыльной стороной ладони. И как раз вовремя, потому что Бинк чуть было не понял ее превратно, — Когда поймет, что он скотина, то вкусной станет даже глина.
Физиономия Хрупа расплылась в одобрительной улыбке. Его, очевидно, это вполне устраивало. Бинк подумал, что Хрупу живется, наверное, даже лучше, чем если бы великанша была настоящей огрессой, воспринимающей его повадки как должное. Какими бы недостатками ни обладала эта актриса, как обращаться со своим супругом, она прекрасно понимала.
— Потеря магии как-нибудь изменила вашу жизнь? — спросил Бинк.
Огры тупо уставились на него.
— Да они ничего и не заметили! — воскликнула Чери. — Вот что значит настоящая любовь!
Огры-молодожены отправились своей дорогой, а Чери возобновила свой бег. Но она оставалась очень задумчивой.
— Бинк, так просто, ради красного словца скажи мне, действительно ли мужчины любят чувствовать себя скотами?
— Да, иногда, — согласился Бинк, подумав о Хамелеоше.
Когда у нее был красиво-глупый период, она, казалось, жила только для того, чтобы ублажать его желания, и тогда он как никогда чувствовал себя мужчиной. А вот в уродливо-умный период она отталкивала его от себя как своей внешностью, так и умом. С этой точки зрения, находясь в глупом периоде, она была мудрей, чем в умном. Конечно, теперь со всем этим покончено — она навсегда останется в своей нормальной фазе, избегая крайностей. И она теперь перестанет быть отталкивающей… или привлекательной.
— А кентавр… если он чувствует себя дома настоящим жеребцом…
— Да. Мужчинам надо чувствовать, что они желанны, нужны и самые главные в доме, даже если это и не так. И уж особенно дома. Эта великанша знает, что делает.
— Похоже, что так, — согласилась Чери, — Она ведь подделка, просто загримированная актриса, и все равно он так счастлив, что сделает для нее все, что хочешь. Но мы, кентаврицы, тоже можем играть как на сцене, если на это будут причины…
Она умолкла и дальше уже бежала без разговоров.