ЗАКЛЮЧЕНИЕ История древнего Востока и теория общественно-экономических формаций

Анализ развития обществ Ближнего Востока в древности от начала производящего хозяйства до персидского завоевания приводит к бесспорному выводу об огромном разнообразии и изменчивости форм жизни, идеологии и культуры. Различны были не только условия существования в отдельных регионах Юго-Западной Азии и Северо-Восточной Африки, но и опыт, каким располагало каждое из этих обществ на разных этапах своего развития.

Египетское общество в момент завоевания персами с точки зрения опыта, организации и образа мышления было совершенно иным, чем в начале III тысячелетия до н. э., когда создавалось Египетское государство. Египтяне, как и другие народы, прошли долгий путь. В области имущественных отношений этот путь вел от племенной собственности к царской, которая, однако, ни в один из периодов развития не охватывала всего ареала земель, особенно после того, как в середине III тысячелетия до н. э. начала складываться частная собственность, которая была одним из факторов, активно тормозивших развитие абсолютистских тенденций. Единовластие сопутствовало определенному социально-экономическому укладу и конкретной расстановке политических сил. Неограниченная царская власть, являясь, как и всякая другая форма власти, категорией исторической, даже в Египте, для которого характерна чрезвычайная устойчивость государственных институтов и форм организации общества, не была единственной формой власти. Условия для единовластия в истории древнего Египта возникали необычайно редко и на короткий срок. Между тем именно Египет принято считать образчиком «восточной деспотии». Анализ конкретного материала показывает, что ни в Египте, ни в других странах Ближнего Востока абсолютная царская власть не была явлением всеобщим и постоянным. Поведение царей, противоречившее существовавшим в государстве правовым нормам и обычаям («деспотическое правление»), имело место в истории древнего Ближнего Востока значительно реже, чем принято считать. Зато история государств античности дает многочисленные примеры самовластия и беззакония правителей.

То же можно сказать о царской идеологии. Ни в одном государстве древнего Ближнего Востока (за исключением Египта) идея божественности царя не получила широкого распространения. Если и случались периоды обожествления царя, они были нечасты и кратковременны. Только египтяне на протяжении тысячелетий почитали царя как бога. Однако со временем и у них происходили существенные изменения, являвшиеся естественным результатом социального опыта, накапливавшегося десятками поколений. В итоге не только совершенствовались производственные навыки, но и постепенно менялся образ мышления.

Вместе с тем все государства древнего Востока были «царствами божьей милостью», поскольку власть, по представлениям жителей, имела божественное происхождение. Эта концепция, возникшая в период распада родового строя, служившая обоснованию узурпации власти, по сей день сохранилась в идеологии всех монархий мира.

Из практики родового строя выросла идея, значение которой в создании социальной иерархии невозможно переоценить. Эта идея основана на безусловной зависимости всех членов рода от воли патриарха. В условиях, когда человек полностью зависел от сил природы, и особенно на этапе присваивающего хозяйства, такие отношения внутри рода были не только оправданны, но и необходимы для самого его существования. Но с момента приобретения большесемейной общиной самостоятельности и с началом имущественного расслоения зависимость от патриарха становилась анахронизмом.

Тем не менее именно эта идея явилась основой формирования идеологии рабства — на фоне санкционированного тысячелетней практикой подчинения младших старшим, жен — мужьям, всех членов рода — отцу долговое рабство и продажа женщин и детей выглядели как нечто естественное. Столь же естественной представлялась продажа в рабство самого себя, а также включение в состав семьи людей чужеземного происхождения, рабов. Большое распространение получил обычай взятия наложниц, ставший основным фактором ликвидации дефицита рабочей силы.

Согласно древневосточным представлениям, каждый человек был членом какого-либо коллектива — семьи и общины (соседской, территориальной, гражданской), храма и дворца. Всякий человек находился в зависимости от какого-либо господина — главы семьи, царского чиновника или жреца. И все вместе в большей или меньшей степени зависели от царя. Формы зависимости были самые разнообразные, и на их фоне развивались самые разные способы эксплуатации — одни в периоды расцвета единовластия, другие — в условиях, когда царская власть была ограничена аристократией. Менялись и методы использования принудительного труда.

Формы зависимости и эксплуатации были тесно связаны с субъектом принуждения. Возможности же эксплуатации имелись и в крестьянском хозяйстве, где раб являлся членом семьи и составной частью производственного процесса, и в царских, а также храмовых хозяйствах. Во втором случае (например, в годы царствования III династии Ура, в нововавилонских храмах) раб был лишен элементарных личных прав, жил в казарме и трудился под контролем. Таким образом, формы социальной зависимости и эксплуатации рабочей силы в различные периоды и в разных государствах были самыми разнообразными.

Одной из таких форм является рабство — наиболее открытое проявление внеэкономического принуждения, т. е. непосредственной эксплуатации, когда отсутствует рынок труда. Однако при уровне производительных сил того времени существовали другие, более выгодные способы внеэкономического принуждения. Этому благоприятствовали тесные контакты организованных в государство обществ с полуоседлыми племенами, в результате которых продолжали существовать некоторые реликты родового строя. Концепции иерархического общества облегчали превращение различных форм зависимости и эксплуатации в рабство{134}. Рабство, однако, чрезвычайно редко выступало в своей классической форме; рабство греко-римского типа развилось на основе значительного расширения товарного производства (главным образом в I тысячелетии до н. э.).

Новейшие исследования показали, что раб в его классической форме, т. е. «говорящее орудие труда», человек, живущий в казарме, лишенный семьи и средств производства, был явлением относительно редким даже в Греции и Риме{135}. В античных государствах, как и на Востоке, преобладали более мягкие формы эксплуатации, при которых фактор заинтересованности раба в результатах своего труда сохранялся.

И все же это были несвободные люди, составлявшие в древних обществах определенное сословие, наличие которого отражено во всех сводах законов — начиная от Законов Шульги и кончая римскими Дигестами. Свобода действий рабов была ограничена; они были составным элементом как частных, так и «государственных», т. е. дворцовых и храмовых, хозяйств, но не обязательно были лишены средств производства и правоспособности{136}. С юридической точки зрения они составляли сословие, экономически чрезвычайно разнородное. Как можно, например, сравнивать богатых рабов Нововавилонского периода, выступавших в качестве самостоятельных предпринимателей в храмовых городах, с рабами, существовавшими в различные периоды во всех ближневосточных государствах, трудившимися за паек в частных и государственных хозяйствах?

Класс рабов, т. е. юридически и экономически однородная группа, в обществах Ближнего Востока почти не фигурировал; он то исчезал, то появлялся — в зависимости от конкретных социально-экономических и исторических условий. Что же касается сословия рабов, т. е. социальной группы, признававшейся обычным и писаным правом, то оно представлено очень широко. Наличие этого сословия было важной чертой древних государств, в которых развивались различные социальные слои, но не было четко оформившихся сознательно противостоявших друг другу антагонистических классов. Деление общества на два таких класса, сознательная классовая борьба — явления, присущие более поздним эпохам. В докапиталистических обществах границы между социальными слоями были слишком расплывчаты, чтобы эти группировки могли превратиться в классы в точном смысле этого слова. Поэтому и противоречия между различными слоями общества в древности были менее отчетливыми, чем в новое время.

В государствах древнего Востока ведущим было не противоречие и борьба между свободными и рабами, а конфликт между бедностью и богатством. Ни один из языков Ближнего Востока в древности не знает слова «свободный», тем более как антонима слову «раб». Эта пара антонимов возникла только в классической Греции, где противопоставление свободного человека и раба впервые нашло отражение в идеологии{137}. Фактически же такое противопоставление имело место по крайней мере с VII в. до н. э., особенно в храмовых городах Вавилонии.

В европейской историографии на основе скудного материала источников в XIX в. появился тезис о консерватизме обществ Ближнего Востока. В древних ближневосточных обществах в противоположность греко-римскому неизменно существовала, как полагали тогда, деспотическая власть. Столь же неизменно сохранялась и автаркичная сельская община, разделенная на касты и не знающая частной собственности.

Эта концепция вполне соответствовала уровню знаний тех лет о древнем Востоке. Ей не противоречили взгляды К. Маркса в пору, когда он только приступил к изучению капиталистического общества. К. Маркс, естественно, интересовался эволюцией человечества в целом, но он никогда не занимался специальным исследованием механизмов, определявших развитие докапиталистических обществ. Уже в «Немецкой идеологии», опубликованной в 1846 г., К. Маркс и Ф. Энгельс писали на эту тему. Они выделили три этапа развития имущественных отношений в докапиталистический период, которым соответствовали три вида собственности: 1 — племенная, 2 — античная, 3 — феодальная{138}.

В процессе дальнейших исследований К. Маркс в «Предисловии «К критике политической экономии» (январь 1859 г.) сформулировал новую теорию развития человеческого общества. Первой общественно-экономической формацией, по Марксу, был «азиатский способ производства», за ним следовал второй — «античный», третий — «феодальный» и четвертый — «буржуазный способ производства»{139}.

К. Маркс и Ф. Энгельс, как это следует из переписки тех лет, интересовались прежде всего вопросами, касающимися родовой общины. Они хотели доказать, что в ней не было частной собственности. Отсутствие у жителей древнего Востока частной собственности, с их точки зрения, принципиально отличало азиатскую формацию от феодального способа производства. Хотя в позднейших трудах, и прежде всего в «Капитале», законченном в 1865 г., нет четких формулировок, определяющих «азиатский способ производства», надо полагать, что К. Маркс по-прежнему рассматривал древний Восток в ином свете, чем античность.

В конце 70-х годов в исторических воззрениях К. Маркса и Ф. Энгельса произошел решительный перелом, обозначилась новая точка зрения на всеобщую историю человечества, которая была выражена прежде всего в конспектах К. Маркса трудов М. Ковалевского и Дж. Фири, а также в набросках ответного письма В. И. Засулич. Согласно новой концепции К. Маркса, первобытная, архаическая формация базировалась на общей собственности первобытной общины. Дальнейшее ее развитие привело к возникновению внутри общины частной собственности, засвидетельствованной не только в странах Запада, но и на Востоке{140}. Из более позднего письма Ф. Энгельса К. Каутскому следует, что К. Маркс в эти годы уже знал появившуюся в 1877 г. работу Л. Г. Моргана «Древнее общество», в которой содержится богатейший материал о структуре доклассового общества{141}.

Новые исследования первобытных обществ изменили взгляды К. Маркса и Ф. Энгельса на отдельные этапы всеобщей истории; они нашли выражение как в книге Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства» (1888 г.), так и в его «Письмах об историческом материализме» (1890–1894). Концепция «азиатского способа производства» была заменена в этих трудах учением о первобытнообщинном строе, за которым следовали рабовладельческий строй, феодализм и капитализм.

Все эти рабочие гипотезы, которые послужили необходимым вспомогательным материалом для изучения механизмов капиталистического общества, отражают этапы эволюции взглядов К- Маркса и Ф. Энгельса. Тем не менее на них нередко опираются, желая обосновать всевозможные теории, имеющие мало общего с Марксовой теорией развития общества. Не следует забывать, что теория развития человечества К. Маркса, как и всякая научная теория, развивалась постепенно — от рабочей гипотезы до дефиниции, подтвержденной фактическим материалом.

В качестве рабочей гипотезы К. Марксом и Ф. Энгельсом была создана теория «азиатского способа производства». Однако тенденциозный подход к текстам трудов К- Маркса и Ф. Энгельса привел к тому, что в 1929–1931 гг. некоторые исследователи стали утверждать, будто К. Маркс и Ф. Энгельс вообще никогда об этом не писали{142}. Публикация в 1939 г. обнаруженного среди рукописного наследия К. Маркса небольшого наброска «Формы, предшествующие капиталистическому производству» (1857–1858) явилась толчком к возобновлению дискуссии об «азиатском способе производства». Эта дискуссия была тем более полезна и актуальна, что в это время появилось большое число новых источников, касающихся развития обществ древнего Востока и нуждающихся в теоретическом осмыслении.

Дискуссия особенно широко развернулась после публикации этой работы на европейских языках (1947 г.). При этом набросок К. Маркса был воспринят не как одно из звеньев на пути разработки теории исторического материализма, а как изложение вполне созревшей теории. Отсюда множество ошибочных концепций, пересмотренных впоследствии либо самими авторами, либо их оппонентами. Обнаружилось прежде всего различие взглядов на сущность так называемого «азиатского способа производства», ибо доминирующее влияние государственной власти на организацию сельской общины засвидетельствовано не только в Азии, но и в Африке, Америке и Европе. Сам факт существования общины ничего не говорит о принадлежности общества к той или иной формации. Точно так же абсолютная власть царя не является особенностью, присущей только странам Востока.

В настоящее время продолжает существовать несколько концепций, рассматривающих «азиатский способ производства» как: 1) смешанную азиатскую рабовладельческо-феодальную формацию{143}; 2) переходную, или раннеклассовую{144}; 3) специфическую формацию восточного феодализма{145}; 4) формацию зависимых людей, соединяющую в себе элементы рабовладельческой и феодальной эксплуатации, а также использование наемного труда{146}. Особенно много работ, посвященных этому вопросу, появилось в 1964–1967 гг. Их содержание не исчерпывается сказанным выше. Казалось, анализ особенностей «азиатского способа производства» и включение его в теорию об общественных формациях поможет решению теоретических вопросов. Вскоре, однако, стало ясно, что определить основной экономический закон «азиатского способа производства» нельзя, не говоря о надстройке{147}.

Вследствие этих неудач внимание исследователей обратилось на рассмотрение прежде не изученных проблем докапиталистических обществ. В результате анализа роли и положения общины в странах древнего Востока и в классических Греции и Риме, тщательного изучения имущественных отношений, идеологии и т. п. выяснилось, что различия между Ближним Востоком и античным миром в лучшем случае следует считать количественными, потому что Восток не был так «деспотичен», как его представляет литература XIX в., а свободный крестьянин античного периода не был так свободен, как это принято считать. Зато одинаковой была основа, на которой развивались общества древних Ближнего Востока, Греции и Рима. Ибо при уровне развития техники и общественного опыта того времени все отношения зависимости, на какой бы основе они ни возникали, неизбежно вели к рабовладельческому способу производства. На протяжении четырех тысяч лет развивались различные его варианты, но всегда эксплуатируемый труженик был лишен средств производства и возможности свободно распоряжаться своей рабочей силой. Рабочая сила присваивалась путем прямого, так называемого внеэкономического принуждения, без участия рынка труда. В непосредственной связи с тем или иным этапом развития возникала соответствующая организация общества и государства.

Много проблем еще ждет своего решения. Новейшие исследования позволили преодолеть схематизм представлений о древневосточных обществах. Стало ясно, что история древнего Ближнего Востока неотделима от истории Греции и Рима. В обществах и государствах древнего Ближнего Востока существовала та же социально-экономическая формация, что и в античном мире. Древний Ближний Восток представлял первый этап развития этой формации. Не позднее чем со времени Ассирийской империи, и в особенности с халдейских времен, т. е. с IX–VII вв. до н. э., на Востоке начали складываться факторы, характерные для второго этапа, представленного классическими Грецией и Римом. Центрами развития этих факторов были главным образом финикийские и вавилонские города.

Загрузка...