История экономики Дальнего Востока

Глава 7. Война. Тыловое обеспечение фронта

"Все для фронта, все для победы", - таким был краткий и предельно понятный лозунг экономики, хозяйства, всей жизни советских людей в период с 1941 по 1945 год. А понятным он был еще и потому, что в таком режиме жила вся Россия все тысячелетие существования своей государственности. Если жизнь русского народа вечно была под вопросом, то для того, чтобы этот вопрос снять, требовалось и вечное предельное напряжение, перенапряжение сил и возможностей человеческих и в ратном труде, и в труде по тыловому обеспечению фронта. Труд был героическим, труд был подвижническим, в условиях недоедания и нехватки любых элементарных жизненных благ, без которых и представить человека невозможно.

Вот несколько сценок из русского быта той эпохи, записанных Н.Ф. Милушовой со слов старожилов села Казакевичево, участников той великой битвы. Привожу отрывок из ее книги.

В тылу, куда ни глянь, повсюду работали женщины.

Дарья Григорьевна Азарова. В годы войны она, привлекательная девушка, работала в колхозе села Невельского. Шла, куда пошлют. Сажала овощи, босиком - не для закалки, а от бедности - жала рожь и домой возвращалась с израненными стерней, кровоточащими ногами. Обмыв их чистой водой, спешно принималась за домашние дела, чтобы успеть на многочисленные вечерки. Современной молодежи и не понять, как можно в песне, в единодушном слиянии хора излить, облегчить и излечить душу, а с ней и тело. В сумерках подступающей ночи протяжная, печальная мелодия сменялась задорной частушкой.

Нелегко давался девчатам тяжелый и для мужика труд на сенокосе. "Кто не косил, тот не испробовал сполна деревенской жизни", - говорит Дарья Григорьевна. Сенокос начинается в самой середине лета, в июле, когда стоит невыносимая жара, когда истекающее потом тело поедом ест неотвязный овод, жжет как огнем мошкара. Когда кажется, что нет конца полю и что боль в спине не даст сделать уже ни единого взмаха, и вдруг откуда ни возьмись открывается второе дыхание. И вспомнится, что от этого вот, твоего сегодняшнего труда зависит, переживет ли скот тяжелую зимнюю пору. К вечеру горели ладони от натертых мозолей.

Но еще тяжелее были лесозаготовки. При этих воспоминаниях Дарья Григорьевна глубоко вздыхает и вытирает уголком платочка набежавшую на ресницы слезу. Мама тогда говорила: "Девоньки, родные, выдержите ли, не знаю, но надо работать, надо". Уж более мужского труда для женщин не могло бы выдумать и районное начальство.

С первыми заморозками в правление колхоза приходила разнарядка на лесопункты поселков Матай, Полетное, Бичевая. И мама сновала по дому и собирала дочерей, приговаривая, чтобы трудились не хуже других, заботились друг о друге, никому не давали в обиду. До самой весны валили лес бригады со всех окрестных сел, и повсюду слышались крики: "Берегись!" - запросто могло и убить падающей лесиной.

Дарье с напарницей, такой же юной, как и она сама, поручили пилить бревна. И пила в их руках казалось такой длинной и неудобной! Но скоро взгляды изменились, пила стала удобной и послушной. На всех выдавали нормы выработки. Конечно, сильно уставала Дарья от постоянного напряжения, ныла поясница, болели руки. Иногда казалось, что уже и не разогнется. От стылой земли мерзли ноги.

На перекурах все спешили к костру. Казалось, что ноги откажут и не сможет она дойти до барака. Вечерами растирала обмороженные ступни. К тому же не хватало продуктов, особенно хлеба. Подъедали каждую крошку.

И как это можно было выдержать? Ведь каждое бревно, прежде чем распилить, надо было приподнять, перевернуть. Но преодолела все: и жгучий мороз, и обжигающий ветер, и полуголодные дни - и выполняла свою норму. Заготовленный лес, шпалы, доски и другой пиломатериал шел полностью на военные нужды. И кто знает, может, не раз при наведении мостов боец-понтонёр Григорий Петрович Азаров брал в руки шпалы и доски, заготовленные его будущей невестой в далекой и родной дальневосточной тайге.

Зинаида Алексеевна Голубева. Она была с детства жилистой, потому что рано познала тяжелый труд на полях и сенокосах. В первые годы войны подала Зина заявление на учебу, когда набирали молодежь на военные заводы.

На оборонном заводе работали сотни девчонок, они вытачивали, начиняли бомбы и мины взрывчаткой. Отсюда, с Дальнего Востока, шли эшелоны с боеприпасами на все фронты великой войны. "Работали, как солдаты", - вспоминает Зинаида Алексеевна. С раннего утра подъем, построение, завтрак, наряды на работу. В цеха водили строем, так же как и на учебу и в столовую. Кормили очень плохо. И все как дара божия ждали посылку из дома с заветным куском домашнего сала. Знали, что не лишнее, необходимое высылали родные, отрывали от своего и без того скромного пайка.

Счет бомб и мин, сделанных Зиной, шел на тысячи. От плохого питания, утомительной работы заболели глаза. На какое-то время она потеряла зрение почти полностью. Такое случалось. Зину перевели на усиленное питание. С благодарностью вспоминает она, как помогали подруги, делились куском хлеба, а сами недоедали, голодали. А ведь смена тянулась по восемь-десять часов, приходилось ворочать нелегкие снаряды. Поправившись, Зина вновь встала в строй, на конвейер.

С трепетом ждали новостей с фронта, жадно внимая всем вестям про войну, про работу в тылу. Бывали и дерзкие по тем временам нарушения режима. Когда дневалила, а ночью чистила картошку, то потихоньку от командира, сговорившись с подругами, жарили ее, добыв к ней селедочки на закуску. Эта маленькое удовольствие грозило дисциплинарным наказанием.

Работала Зинаида в этом цехе до самого конца войны. В один из обычных дней неожиданно, хотя и знали все, что война скоро кончится, в цех вбежала женщина и кричит: "Женщины, девчата, война кончилась. Мы победили! Не надо больше мин!" Сколько радости было! Тут же остановили станки, и завод прекратил работу впервые за долгие годы. Сирена гудит, и все плачут. Но это были слезы радости. Вечером по всему Эльбану шло гулянье.

На следующий день Зинаиде и другим рабочим вновь пришлось встать за станки. Все понимали, что здесь будет новая война, и боеприпасы понадобятся уже совсем близко от дома. В августе 1945-го пришлось работать на строительстве оборонительных сооружений. "Одному богу известно, - говорит Зинаида Алексеевна, - сколько нам довелось перекидать земли и в дождь, и под палящим солнцем".

Война с японцами была быстротечной. После нее Зинаида продолжила работать на заводе. Лишь в 1947 году она вернулась домой повзрослевшей женщиной, за плечами которой был неимоверно тяжелый труд во имя победы над врагом. И великая наша Победа была и ее победой.

Марина Васильевна Крепак. В военные годы на полях Приморья колосился богатый урожай зерновых. Во время уборки милиционер на посту следил, чтобы не было хищений. А когда видел, что руки уже не держат серпы, командовал: "Серпы в воду, косите косами!" Работали до глубокой ночи, при свете фар и костров.

Познакомилась Марина Васильевна и с сенокосом. Когда метали стога, а на эту работу ставили в обычные годы самых сильных, самых жилистых мужиков, поднимали девушки по многу центнеров сена. К вечеру опухали руки, дрожали ноги, безжалостно ныла спина. А дома оставались дети, которых надо было бы вовремя накормить, да и свой огород ждал внимания хозяйки.

В весеннюю страду выходили на поля целыми семьями. Тех, кто отказывался от работы, привлекали к ответственности как врагов народа. А осенью убранный хлеб почти весь отправляли в заготконтору в район, на трудодни же выдавали буквально по краюшке на человека, чтобы не умереть с голоду.

Но самая тяжелая доля выпадала женщинам на лесозаготовке. Колхозам спускали план, и когда заканчивалась уборка, все трудоспособное население отправляли в лес, с пилами и топорами, с узелками провизии. Жили в бараках. На деляну шли с песней, а к вечеру мозг сверлили одна мысль: "Скорее бы добраться до нар, обсушиться, поесть что бог послал и поспать".

Приходили в обледеневших валенках и брюках, которые прямо колом стояли. А однажды после дождя ударил сильный мороз. Обувь вымокла, ноги примерзли к валенкам. Еле дошла до барака. Ноги сводило судорогой, от боли хотелось кричать. Пока оттаивала их и отогревала, не отступал страх, что отморозила насовсем. Но обошлось.

Женщины валили огромные лесины, обрубали сучья, которые жгли в кострах, распиливали стволы и стаскивали их в штабеля на просеке. И поднимали при этом тяжеленные сырые бревна. За весь труд платили в колхозе трудоднями, к ним получала Марина Васильевна детские пособия, а самих детей за время войны видела очень редко, они знали, что мама на работе.

Заведовала фермой. Ветхие, промерзшие сараи. Тяжело было смотреть на исхудавших коров и телят, давила сердце тревога, - а выживут ли они? Кормов не хватало, падёж был очень большой. У полуживой животины и взгляд был каким-то застывшим. Часто приносила она из своего пайка корочку хлеба, снопок сена из дома, чтобы хоть чуточку поддержать животное. И бывало, что, повоевав за корма с начальством, горько плакала от беспомощности. Из района привезли телят, а кормить их оказалось нечем. К военным невзгодам добавлялись погодные. Сильное наводнение затопило пойменные луга. Кормов собрали мало. Пришлось Марине Васильевне раздавать телят по домам, односельчане кормили молодняк из своих скромных запасов.

В конце войны, по ранению, вернулся с фронта муж. Ушли с ним работать на пасеку. Здесь она и узнала, что кончилась война. Задыхаясь от радости, обежала Марина Васильевна почти всех односельчан, стучала ночью в окна и собирала людей в клуб. На митинге было столько радости, что все лишения позади, а сколько слез пролили те, в чьи дома родные уже не вернутся!

Мария Кузьминична Будильник. Приехала на Дальний Восток в 1940 году по комсомольской путевке. Вышла замуж и стала работать бухгалтером-кассиром в большом радиоцентре у поселка Черная речка. А муж ушел на действительную военную службу. Вся деятельность центра относилась к разряду секретных. В бункерах под землей посменно несли вахту телефонистки. Духота, вентиляции не было. Иногда женщины теряли сознание. В связи с вечной нехваткой кадров на долю Марии досталось обслуживание четырех участков. В 1941 году перед самой войной появляется у нее дочурка Зина, которую приходилось оставлять в яслях и бежать на работу, надеясь, что с ней будет все в порядке.

В Хабаровске Мария получала деньги, хлебные карточки, продовольствие со складов. Автобус тогда до радиоцентра не ходил, и до города надо было добираться пешком или на попутных машинах.

Однажды в студеный, лютый февраль послали Марию в управление за деньгами и карточками. Туда она доехала на машине, а на обратном пути шофер ее не дождался. Что делать, ночевать с драгоценным и долгожданным грузом или в сорокаградусный мороз идти пешком? Поднялась метель, снег залеплял лицо. Но она знала, что должна дойти, ведь дома ее ждет малютка, а на радиоцентре люди не получат хлеба: карточки - это жизнь.

Ноги увязали в сугробах по колено. Но едва остановившись, она чувствовала, как веки смыкает сон. Мария знала, что нельзя поддаться слабости. Так хотелось присесть, отдохнуть, но это означало вмерзнуть в сугроб и никогда уже не увидеть дочку. А двигаться значит жить. Когда руки переставали чувствовать тяжесть сумки, она понимала, что это подбирается неотвратимый конец. Заставляла себя встрепенуться и идти, идти дальше во мгле ночи и метели, и для подкрепления решимости она представляла себе лица самых нуждающихся подруг, в семьях которых нет уже и крошки хлеба. И отступала слабость, исчезал страх.

Наконец, Мария увидела антенны. Едва передвигая ноги, добрела она до дома начальника станции Петриченко и упала через порог. Все были поражены, никому и в голову не приходило, что можно было дойти в такую погоду. Но она дошла и доставила без потерь все документы и деньги. До собственного дома ее вели под руки, ноги отказали. А там ждала соседка, она присмотрела за квартирой, и на столе стоял не успевший остыть ужин, а в кроватке мирно спала дочь.

Тепло вспоминает Мария Кузьминична о сплоченном коллективе радиоцентра, о том, как люди от всей души заботились друг о друге. Вспоминает, что такие победы над собой и над обстоятельствами ей приходилось одерживать потом еще не раз.

Постоянно ждала от мужа писем, в которых он писал, чтобы берегла малютку, берегла себя. Не одну пару валенок протерла Мария на дороге до Хабаровска и обратно. И за всю войну лишь одна запись стояла в ее трудовой книжке - принята на работу 12 мая 1941 года, уволена 16 июля 1946 года.

Мария не знала, что во время войны она была награждена медалью "За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны".

Елена Александровна Сухарева. Елена работала в Хабаровске на табачной фабрике, которая эвакуировалась из блокадного Ленинграда.

Все планы и задания Елена выполняла. Долгое время занималась самым пыльным делом, рубила табак. Противогазов не хватало. Невозможно было укрыть лицо от ядовитой пыли, которая пропитывала, казалось, все тело, разъедала глаза. Першило в горле, часто душил кашель, воспалялись глаза. Многие девушки не могли выстоять на конвейере и двух-трех часов, угорали, теряли сознание, их выносили на свежий воздух. Зато здесь давали соевое молоко, 600 грамм хлеба и еще 200 грамм сахара. Лишь в конце войны фабрика перешла на выпуск папирос. На папиросном конвейере работать было намного легче. Он был полностью механизирован.

В 1944 году вместе с братом завербовалась на Сахалин. На рыбозаводе в Пильво солила рыбу. Весной собирала в окрестных лесах папоротник, осенью - грибы. Здесь и встретила долгожданную победу. Радости было много, да и слез тоже. Тыловые подвиги Елены Александровны отмечены медалью "За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны".

Елена Ивановна Бадина. Жила в селе Октябрьском, где с давних лет добывали золото. В войну тамошний колхоз в основном выращивал зерновые. Сев проводили с помощью сеялок, а вот убирать приходилось вручную. Техники не хватало.

Серп требует осторожного обращения, можно пораниться от любого неловкого движения. Борьба шла за каждый колосок. Жницы ловко срезали пучки стеблей, укладывали в сноп, перевязывали его и ставили в суслон. К вечеру спина становилась уже такой согбенной, что и не разогнешь, зато хорошо был виден позади весь результат дневного труда. И едва хватало сил взобраться на телегу, чтобы ехать домой. И все же к ночи вся молодежь стекалась в клуб - повеселиться и отвлечься от забот и хлопот. И по поселку звучали протяжные казачьи песни.

В 1943 году стране срочно понадобилась нефть на Дальнем Востоке. Елена пошла на буровую, не прислушавшись к маминым сетованиям, мол, и тайга глухая, и здоровьем ты не вышла, и буровые свечи тяжелы, и сил у тебя нет. Ответила: "Мама, ведь есть девушки намного слабее меня". И уехала.

Обучали девушек прямо в деле, непосредственно на добыче. А потом и последних мужчин забрали, и все полностью доверили женскому коллективу, да старый мастер при них. По старинной традиции умывались первой своей нефтью, плясали от радости. И полилась она, родимая, в район на перерабатывающий завод и дальше на фронт. Нефть связала их с фронтом черной тягучей жилой.

Работа была нелегкой. Плохие дороги, можно сказать, бездорожье. На колдобинах и промоинах зачастую застревал транспорт с грузом, в основном, буровыми трубами. Приходилось перетаскивать на себе эти штабеля металла. Летом донимал гнус. По вечерам снимали с себя множество клещей, а о прививках не было и речи.

Работала Елена Ивановна младшим помощником мастера. Устанавливала трубы в свечу, крепила их. А для этого требовалась и сила и сноровка. После смены спешила поскорее снять пропитавшуюся мазутом и нефтью робу, тяжеленные кирзовые сапоги и тут же валилась на нары, чтобы выпрямить спину и вытянуть ноги. А назавтра - снова на смену. И так изо дня в день.

Хлеба не видели месяцами. Но тяжелее всего была работа в зимнее время, когда ладони примерзали к металлу и сильно стыли руки и ноги, вечно мокрые от промывочной воды. Но что же поделаешь, погрелись и - снова на вышку к свечам. Да мечтали о приходе весны. А уйти с работы считалось во время войны дезертирством и подлежало соответствующему наказанию. Помнится все: и слезы от усталости, от бессилия, от холода, иной раз приходилось спасать обмороженные руки и ноги. И еще страшнее, чем работа, были дикие звери. Но к утру страхи и горести забывались, и все снова спешили на вышку.

Но однажды все кончилось: и колючие зимы, и непроезжие дороги, и неподъемные буровые свечи. Пришла Победа.

Раиса Петровна Манжуло. Предвоенное и тяжелое голодное время войны пережила Раиса в родном Бугуруслане. Услышала от подруг, что набирают на курсы кочегаров в трест "Восток-Нефть". По завершении обучения была направлена в кочегарку, работавшую на дизельном топливе. В войну работали в четыре смены. Питались очень скудно. Дополнительно к пайку получали за вредность килограмм хлеба и литр молока. В это время Раиса Петровна вступила в партию и стала профоргом.

А с фронта эшелонами привозили в котельную на стирку солдатские шинели, фуфайки, ватные брюки. Тяжело было брать их в руки, от них пахло смертью, и по швам гнездились вечные спутники войны, вши. Многие из вещей побывали с хозяином в боях. При виде засохшей, побуревшей крови, оторванного рукава или дыры на уровне груди сразу одолевали невеселые мысли, слезы наворачивались на глаза. Женщины все тщательно пропаривали и иногда, оставаясь после смены, аккуратно чинили дыры.

Работали без аварий, слаженным, крепким коллективом. За этот труд Раису Петровну в 1943 году наградили теплой фуфайкой, которая в годы войны была настоящей роскошью. А в следующем году наградили уже шерстяным отрезом, и она сшила себе красивое платье. После смены вязали вместе с мамой носки и варежки, собирали их в посылку и отправляли на фронт. В домашнем хозяйстве держали кур.

Здесь, в Бугуруслане, стояла летная часть. Как всякая девушка, Рая мечтала о хорошем парне, с которым можно было бы разделить и радость и горе. Влюбилась она в высокого, стройного летчика с пышной шевелюрой. А с фронта, как всем девушкам тыла, ей шли письма по заочному знакомству. Переписывалась она с незнакомым солдатом. Ему, Ване, дал адрес Раи ее брат, с которым он воевал. Не писать она не могла, боялась расстроить бойца. И все пять лет он писал ей удивительные письма, - здесь были строки не только о боевых действиях, но и о своих чувствах, о благодарности девушке, которая скрашивает ему тяжелую военную жизнь. И, конечно, не раз он объяснялся ей в любви. Но ее сердце принадлежало уже другому. И об этом Рая сообщать Ивану, конечно, не стала.

Неожиданно Дмитрия оставляют в Бугуруслане в должности коменданта города. Лишь с открытием второго фронта Раю и Дмитрия разлучила война. А после победы летчик Дмитрий Иванович Манжуло спешит к своей невесте, в надежде, что боец Иван не опередит его. И едва они зарегистрировали свой брак, как на работу к ней явился демобилизованный Иван. Конечно, был он очень сильно огорчен, но обиды на Раю у него не было. Благодарен был солдат девушке за ее письма, такие желанные и долгожданные, они на фронте согревали его душу, лелеяли в сердце прекрасную мечту о любимой, которой у него еще не было. Погоревал по-мужски, затем простился и вернулся на родину.

Елена Андреевна Шалаева. Елена Ковальчук родилась в селе Невельском. Переехала в Казакевичево и тут устроилась на работу к пограничникам, в овощехранилище. В 1938 году вышла замуж за местного жителя Андрея Дмитриевича Шалаева. Уж больно по душе пришелся ей этот юноша. В 1939 году появилась на свет дочь Людмила.

22 июня 1941 года Лена была дома и по радио услышала голос диктора Левитана: "Началась Великая Отечественная война. Родина в опасности!" Сердце сдавило от предчувствия непоправимой беды. А тут еще совсем недавно разрешилась сыном, несказанно порадовав своего мужа. Что будет? Ведь Андрея заберут на фронт. Он так и сказал: "Надо, мать, я должен защищать Родину и тебя, любимая, с детьми". А в военкомат уже несли наши сельчане свои заявления с просьбой отправить их на фронт.

В этот день они отправились втроем - Андрей Шалаев, Богородов, Ткачев - и были зачислены в одно отделение. Вместе попали на фронт, вместе и приняли боевое крещение. Служили в пехоте. Попали в окружение. Отстреливаясь, отошли к заброшенному дому и спрятались в подвале. Здесь при сорокаградусном морозе просидели всю ночь. Только на следующий день, полузамерзших, их нашли наши солдаты. Все трое попали в госпиталь с сильными обморожениями конечностей. Двоим сразу же отрезали пальцы ног. Но Андрей не согласился на ампутацию и был списан из армии.

Около года пролежал в госпитале. Вернулся в Хабаровск и боится ехать домой. Мрачные мысли одолели его: "Да нужен ли я жене и детям, такая обуза с гниющими ногами..." К Елене Андреевне на работу приехал офицер из военкомата и спрашивает ее: "Лена, вы возьмете своего мужа?" "А как же, обязательно", - ответила она и заплакала от страшного предчувствия. Металась в догадках и успокаивала себя, - был бы живой, хоть раненый, контуженный, без рук, без ног, но он же мой, родной. - "Не испугаетесь?" - "Нет", - ответила она и побежала домой собираться в город за мужем.

В военкомате увидела его, и сердце остановилось. Сидит Андрей, худенький, выболевший. Окинула взглядом - вроде все на месте. Но лишь посмотрела на ноги, сразу поняла, что с ними какая-то беда. Обут был муж в бурочки, сшитые вручную из ватника.

Кинулась к нему, - со слезами, конечно, не сдержалась. А он с вопросом: "Как дети? Возьмешь меня?" Своим поцелуем дала понять, что он ей так же дорог, как и раньше, как всегда. Как изменился его взгляд! Слова любимой рассеяли его тревожные мысли. Приехали домой, дочь Людочка кинулась на шею: "Папа вернулся!" А сын Толя пробурчал: "Мой папа воюет!" Ведь он не знал отца, появился на свет перед самым его уходом в армию.

Ноги еще долгое время болели, и Елене Андреевне приходилось еще больше зарабатывать, чтобы хватило и на лечение.

Шли годы, здоровье постепенно шло на поправку, Андрей стал работать в колхозе. Помогал ветеринару лечить коров, лошадей. Стал печником, к нему шли все, кому надо было поправить старую печку или при строительстве дома - сложить новую. Андрей был мастером своего дела.

Когда почувствовал, что ноги стали надежнее, поступил в рыболовецкую бригаду, долгое время бороздил реки, выполняя планы по заготовке рыбы. И в этом деле тоже стал мастером. Знал, как и где надо поставить сеть, в какой тоне лучше ловить осеннюю кету. Какие-то навыки он получил по наследству от своего деда и других старых рыбаков.

А Елена Андреевна всю свою жизнь проработала в полеводстве и на огородах родного колхоза, в овощехранилище воинской части, на разделке и засолке рыбы. К любому делу она относилась добросовестно и ответственно.

Ирина Васильевна Шуткина (Бацанова). О войне, как и все сельчане, услышала по радио. Тогда почти в каждом доме висела черная тарелка радио. Почти взрослая, Ирина серьезно восприняла ужасающую новость. С первых дней село стало провожать на фронт мужчин, одного за другим. И за первый же год, их, здоровых, почти не осталось. Идешь по улице, а во дворах одни старики да женщины с детьми. В это время в Ильинке в МТС объявили набор на курсы трактористов. С утра с Машей Ипатовой пошли они в правление и попросили направить и их тоже.

После шестимесячной учебы они уже сами, как заправские специалисты, привели трактора в свой колхоз. Пахали умело, так как знали каждую выемку и каждый взгорок на своих полях и огородах. В Свободном пахали под пшеницу и огороды, в Грязном Криуне - под гречиху, в Муине распахивали под картошку.

Весной и осенью девушки не уходили с поля от рассвета до заката. Их трактора, а Ирина и Мария работали на "Универсале" и ХТЗ, стали словно ручными, не доставляли особых хлопот, не ломались. Зимой на них возили удобрения на поля, и сено через реку по ледовой дороге. Работы трактористки не боялись, свои машины любили. И так все пять военных лет.

За свою нелегкую работу Ирина ежегодно после жатвы получала несколько килограмм третьесортной пшеницы, в которой было больше семян сорняков. Но и этой горстке все ее семейство было очень радо. Ее мама Евдокия Мироновна тут же шла к соседям Азаровым и на их жерновах молола зерно. И к Рождеству пекла такие вкусные оладьи! Сестры и братья получали много радости от редкостного этого лакомства. Они гордились Ириной.

Заслуги Ирины Васильевны не остались незамеченными, Родина наградила ее медалью "За доблестный труд во время Великой Отечественной войны".

Ефросинья Поликарповна Чернова. Работала прачкой на местной заставе. Четверых детей надо было кормить. А чем топить печку в долгие зимы? Сама возила мама дрова из лесу на саночках, сама пилила и колола. Так как их семья не состояла в колхозе, то им не дали надела земли, а от налогов не освободили. Приходилось выкручиваться. Маленькую зарплату надо было растянуть и на пропитание, и на выплату налогов деньгами, так как натурального продукта не было. На клочке огорода она старалась вырастить хотя бы зелень, чтобы у детей были витамины.

Стирала очень много, белье привозили с Уссурийской заставы. Зимой в прачечной было холодно. На ноги ей выдали валенки без калош. А на полу повсюду сырость, вода, валенки намокали, ноги стыли и замерзали. После стирки белье штопала. Однажды начальник заставы увидел, что она еле поднимается в гору, ноги не слушаются и исхудала вся. Выделил несколько килограмм муки и овсяной крупы. Вот счастья-то было! "Сварю кашу, дети радуются, а у меня на сердце тяжело, ведь не надолго хватит, чем же дальше кормить?" Давали иногда остатки пищи из солдатской столовой. А летом заставляли всех идти на отработку налогов. Давали положенные сотки картошки, кукурузы. Но здесь уже вовсю помогали дочери. Иной раз сама уходила в прачечную, а девчонки шли работать на поля.

Старшей было четырнадцать лет. В войну направляли на учебу в ФЗО несколько девчонок, в их число попала и ее Ксения. Училась на помощника машиниста, по окончании работала в Бикине на паровозе. Возили на поездах грузы разные: лес, боеприпасы, продовольствие, военную технику. Паровозы поновее и покрепче стали отправлять на фронт.

Хлебнула горя пятнадцатилетняя Ксения! Ей пришлось, как настоящему кочегару, мужчин практически не было, бросать уголь в топку. За одну поездку надо было перекидать лопатой двенадцать тонн. Наплачешься. А помощи ждать неоткуда. Кочерга для паровозных топок чугунная, тяжелая, еле удерживаешь в руках, да не всегда и удержишь, иногда от усталости выпадала она из девичьих рук. А нагнешься к огню чуть поближе, вспыхивает шапка. Не раз загоралась на кочегаре и телогрейка, тлела вата от искр. Да еще топку по приезде надо было очистить от золы.

После ездки вид был страшный: вся в саже, одежда обгоревшая, клочками с фуфайки висит вата, руки черные от золы и угля, на ладонях кровяные мозоли. Не раз писала маме, - убегу, не выдержу. Но та в письмах строжайшим образом наказывала: "Терпи, дочь, война, не одна ты так работаешь. Нам тоже не сладко". А прислать что-нибудь поесть у мамы тоже не было.

С поездки вернешься, только прикорнула на нарах, забылась тяжелым сном, как уже: "Чернова, в поездку!" А до отправления надо привести в порядок котел и тендер, куда тут же загружают уголь. Все-таки неокрепшее девичье тело не выдержало таких перегрузок. Помогло письмо, что мама лежит в тяжелом состоянии в больнице, а дома под присмотром соседей остались сестренки и они нуждаются в помощи. Ксения долго не колебалась, в чем была, в том и поехала домой. Знала, конечно, что за такой "подвиг" ее накажут. Время-то военное. В колхозе ее лишь только увидели, так и решили, раз мать в больнице, то она должна отработать штраф в колхозе - три месяца бесплатно. Только тогда ей выдали паспорт.

Кем только в войну ни работала Ксения: и счетоводом в колхозе, и в кочегарке воинской части, вела делопроизводство в школе и из года в год выходила летом на колхозные поля. Жала рожь, овес. Не раз ранила серпом и без того болевшие руки.

Долгожданную победу встретила на работе. Все бегали по селу и кричали: "Ура, война кончилась. Конец фашистам! Все к клубу!" Народ собрался на митинг, радовался и плакал. Труд Ксении и Ефросиньи Поликарповны Черновых тоже обеспечил нашу Победу, одну на всех.

...Колхоз продолжал существовать, даже во время войны работали радио, телеграф и телефон. На вершине самой высокой сопки стояла небольшая часть по спецсвязи. И там, среди глухой тайги и дикого зверья, в заповеднике комаров и оводов, служили девушки. Раз или два в неделю они спускались в село за продуктами. И в свободное от дежурства время спешили на огонек. В клубе молодежь собиралась на вечеринки и танцы, на концерты самодеятельности и постановки пьес. Здесь играла гармонь, пели песни, исполняли частушки. Работала изба-читальня, школа. Правда, когда не хватало учителей да во время сильных морозов, занятия в ней не надолго прерывались. Школьники сами заготавливали дрова для школы. Старались наловить побольше рыбы, она была серьезной добавкой к скудному военному питанию. Ловили круглый год и всеми способами, - сетями, вентерями, удочками.

За первый год войны колхоз, лишенный практически всех трудоспособных мужчин, не снизил урожайности ни на один килограмм. А ведь было и много сторонних работ по необходимости военного времени. Никому и в голову не приходило отказываться, отлынивать. Все чувствовали себя как солдаты в бою. Понимали, что живут на переднем крае, на границе. А там, за условной линией, строились и усиливались укрепрайоны и блокпосты. Наши односельчане знали, что японцы в любую минуту могут напасть. Поэтому в свободное от работы время помогали пограничникам, были бдительны, сами следили за границей. Вместе с ними заготавливали овощи, доставляли дрова с лесных делян, стирали им белье. Каждый житель был частым гостем на заставе и знал все проблемы и задачи пограничников.

Во время войны исправно работала сельская больница, в ней вели прием несколько врачей. Кроме обычных болезней мирного времени, много забот доставляли особые заболевания: голодное истощение, чесотка, вшивость.

А самым радостным событием было, конечно, появление новорожденных, в основном тех, чьи отцы недавно ушли на фронт. И как ни тяжело было женщинам поднимать, растить малышей, но они, несгибаемые русские матери, старались любой ценой сохранить свое будущее, свою надежду и радость. И фронтовики, зная, что супруга вот-вот родит, писали теплые, наполненные заботой письма:

"Лена, милая, дорогая, береги наших детей Людочку и Толика". Андрей Шалаев.

"Милая Евдокия, прошу, умоляю, вырасти сына во что бы то ни стало и как бы трудно ни было. Вы у меня одни, самые дорогие". Павел Жебо.

Такие письма получали наши женщины. Но многие не дождались мужей. Буквально вслед за письмом, в котором Павел Жебо просил, чтобы жена берегла сына Валерия, домой пришла похоронка. А затем черная весть не обошла и семью Павла Стана, Ефима Савченко, Ивана Яцыка... Стон и плач разносились по селу. Как жить, где найти силы? И все же жили, и находили силы, потому что нет на свете силы, которая пересилила бы русскую силу. В этом правда нашей Родины.

Вот так она и выглядела в реальности, мобилизационная экономика времен войны.

В первые же месяцы войны немцы захватили территорию, на которой располагалось 70% промышленного потенциала СССР. К концу 1941 года советское промышленное производство уменьшилось в 2,1 раза: прокат черных металлов в 3,1 раза, производство подшипников в 21 раз, прокат цветных металлов в 430 раз. И как неизбежное последствие - производство советского вооружения снизилось в несколько раз.

С июля по декабрь на новое, безопасное место вдали от линии фронта было передислоцировано 2593 предприятия. Сразу после выгрузки из вагонов станки устанавливали на фундаменты, и они начинали работать, а потом вокруг них возводились стены цехов. И в декабре падение производства прекратилось, с марта 1942 года начался его быстрый рост. В том же году Советский Союз превзошел Германию по производству танков в 4 раза, самолетов - в 2 раза, артиллерийских орудий и стрелкового вооружения - в 3 раза. К тому же это было оружие, превосходящее по своим боевым характеристикам немецкое, вспомним только танк Т-34, самолет-штурмовик Ил-2 и знаменитую "Катюшу".

Причиной было превосходство сталинской "командно-административной", как ее назвали впоследствии, системы управления перед всеми прочими системами государственного управления. И суть ее состояла в том, что она связала воедино живое творчество, вдохновенный, подвижнический труд народа и железную исполнительскую дисциплину аппарата. Вот какой пример приводит профессор Ю.В. Качановский, кавалер боевых орденов, закончивший войну командиром батареи 76-мм пушек, сопровождавшей пехоту в ее непосредственных боевых порядках.

Сталин вызвал в Кремль Н.К. Байбакова, высокопоставленного деятеля Совмина:

- Товарищ Байбаков, Гитлер рвется на Кавказ. Он объявил, что если не захватит нефть Кавказа, то проиграет войну. Нужно сделать все, чтобы ни одна капля нефти не досталась немцам. Имейте в виду, если это случится, то будет очень плохо для вас. Поэтому я вас предупреждаю, что если вы оставите хоть одну тонну нефти, мы вас расстреляем. Но если вы уничтожите промыслы, а немец не придет и мы останемся без горючего, мы вас тоже расстреляем.

Надо было напрячь всю волю, все аналитические способности и всю интуицию, чтобы правильно решить поставленную задачу. И она была решена - нефтепромыслы были взорваны перед самым захватом этой территории вермахтом [1].

В самые тяжелые годы войны, когда основные индустриальные и аграрные районы страны оказались оккупированными, вся тяжесть тылового обеспечения фронта легла на Урал, Сибирь и Дальний Восток. Наш регион обеспечивал большую часть уловов рыбы, около 3/4 морских грузоперевозок Советского Союза. Сюда шел значительный поток американских поставок по лендлизу, действовали воздушные мосты по перегону американских боевых самолетов. Много в наших самых труднодоступных уголках и сейчас осталось американской железной сетки, брошенной прямо на землю - на песок, на вязкий грунт, на расчищенные от пней и сучьев лесные деляны, это были комплекты для оперативного обустройства взлетно-посадочной полосы полевых аэродромов. Отсюда летали и сами американцы бомбить японские позиции на Шумшу и Парамушире.

Много крупных оборонных предприятий, прежде всего Комсомольска-на-Амуре, работали в предельно напряженном режиме, выпуская самолеты, корабли, подводные лодки, боеприпасы для действующей армии. В тайге добывали золото, и несмотря на все трудности военного времени, не только не снизили, а даже увеличили добычу драгоценного металла. В 1942 году началась добыча золота на Индигирке, а спустя два года здесь пришлось уже создавать Индигирское золотопромышленное управление. В самом конце войны было открыто крупное Хинганское месторождение олова.

На оборонных предприятиях и раньше, даже по мирному расписанию, не хватало квалифицированных кадров, а в военное время большая часть мужчин была мобилизована на фронт, и со специалистами, равно как и с подсобными рабочими, положение стало совсем катастрофическим. Конечно, ключевые фигуры на производстве, без которых выпуск военной продукции был бы невозможен, получили "бронь", как тогда говорили, они были оставлены на заводах. В основном же работали женщины и подростки, все давалось ценой величайшего морального и физического перенапряжения.

К станкам встали мальчишки, выпускники или даже еще ученики ремесленных училищ. Им не хватало роста, чтобы дотянуться до суппорта, и для них пришлось делать специальные деревянные подмостки, чтобы обеспечить им возможность нормально работать. Несовершеннолетние таскали на себе кислородные баллоны, листовую сталь и профильный металл, что по нормам мирного времени не поручают даже взрослым. Да и на станочной работе приходилось за смену обрабатывать по 250-300 тяжеленных чугунных снарядных болванок, шершавых, сдирающих кожу с рук. На пальцы для защиты приходилось натягивать детские соски, бинтовать руки. Но полуголодные подростки выполняли взрослые нормы на 150-180%, а в отдельные дни перекрывали и двойную норму. "Сутками порой не выходя из цеха, мечтая лишь о полном разгроме ненавистного врага, мы и не помышляли о каких-то наградах, считая свой труд обычным в военных условиях", - писал в 1986 году Н. Маликов, ветеран труда завода имени Ленинского комсомола, бывший бригадир ударной фронтовой бригады [2]. Работали в недостроенных цехах, где зимой гулял ветер, в одежке на рыбьем меху, а валенки сплошь и рядом были одни на целую бригаду, и носили их по очереди.

Согласно приказу восьмичасовой рабочий день был увеличен по нормам военного времени на три часа для всех, кроме кормящих матерей. Были отменены всякие отпуска, работа в выходные дни стала обычным явлением. Но и этот сверхдлинный рабочий день трудящиеся часто продлевали по собственной инициативе еще на три-четыре часа. Из цехов не уходили до тех пор, пока не выполнялось сменное задание. Недоедали, недосыпали, часто ночевали прямо у станков. Для работающих сверхурочно выдавалось по особому списку прямо у корпуса судна по пять штук пирожков.

Беда была и в том, что многие заводы, поставлявшие в мирное время комплектующие детали и инструменты, остались на оккупированной территории. Пришлось налаживать собственное производство, создавать целые цеха, не предусмотренные первоначальным проектом, и это при том, что даже для штатной продукции не хватало механизмов, арматуры, материалов, да чего и говорить - всего не хватало! В январе 1943 года механический цех Амурского судостроительного завода выдал первую продукцию. С августа 1941 года предприятие стало получать задания по изготовлению боеприпасов и военной техники, в частности, корпусов для фугасных авиационных бомб, опорных плит для минометов, броневых щитов. Выпускали и другие изделия, совсем не соответствующие профилю завода, например, тракторные запчасти, цепи для комбайнов. Ведь и многие заводы, выпускающие мирную продукцию, тоже были выведены из строя.

Вот одна только из многих экономическая история военного времени. История одной детали. Гребные валы в виде грубо обработанных заготовок лежали под руинами завода "Баррикада" в Сталинграде. Моряки Волжской флотилии вытащили их из-под обломков и переправили через Казань на "Уралмаш", где для обработки этих валов термические печи были специально удлинены на 12 метров. И только после этого они были перевезены в Комсомольск для окончательной доводки и сборки.

И технический прогресс на заводе не замер, а получил еще больший импульс. Именно тогда в судостроении стала широко применяться электросварка, разрабатывались методы сварки меди и никеля, бронзы и чугуна. Для закалки броневых щитов по технологии требовалось использовать растительное масло. Инженер М.М. Андрейшин, подобрав нужный температурный режим, добился хорошего результата, закаливая щиты в воде. Была опасность за нарушение инструкции попасть под суд по законам военного времени, но испытания на полигоне показали полную непробиваемость щитов. Зато целая цистерна растительного масла была выдана рабочим завода по карточкам. Вот это был результат!

В 1944 году судостроительному заводу имени Ленинского комсомола поручили в кратчайшие сроки построить два железнодорожных парома, каждый из которых способен был принимать на борт полный железнодорожный состав; уже планировалась новая военная кампания против Японии, для которой требовалось перебрасывать войска и технику и маневрировать резервами. 31 июля 1945 года первый паром был принят государственной приемной комиссией. 8 августа советские войска начали наступление на японскую армию по всему Дальневосточному фронту. Паром перебросил с левого берега Амура на правый около 400 паровозов и свыше 3 000 вагонов с грузами, а также основную массу десантных войск для Южного Сахалина и Курильских островов [3].

К концу войны завод имени Ленинского комсомола превратился из сборочной верфи в комплексное судостроительное предприятие с самым высоким на Дальнем Востоке производственно-техническим потенциалом.

Вопреки всем трудностям успевали строить и дороги. Достраивали восточное крыло БАМа - дорогу от Комсомольска до Советской Гавани через Кузнецовский перевал на хребте Сихотэ-Алинь. А вот рельсы с уже построенного первого, довоенного БАМа были сняты, вывезены на запад и использованы для строительства рокадной дороги по левому берегу Волги к Сталинграду - для транспортного обеспечения будущего наступления в великой Сталинградской битве.

Проложены были железнодорожные пути от станции Известковой на Транссибе до Ургала на БАМе, нефтепровод Сахалин - Комсомольск, построены много новых предприятий, в том числе завод "Амурсталь".

В годы войны Дальний Восток не имел приоритетов в распределении капиталовложений. И потому темпы промышленного роста здесь оказались ниже, чем в целом по стране - 9% в год, при 12,3% в среднем по Советскому Союзу. На территории нынешнего Хабаровского края выпуск промышленной продукции увеличился за годы войны на 43%, а оборонной продукции в 3,5 раза.

И уже после Победы, в разгар "холодной войны", пришлось нашей оборонной промышленности выполнять заказы стратегического характера. Для освоения Северного морского пути требовались транспортные суда ледокольного типа. Их поставляли голландские фирмы, но под давлением правящих кругов США и НАТО они отказались продолжать поставки. Тогда и поручили заводу имени Ленинского комсомола построить ледоколы. С этого заказа и ведет начало серия судов типа "Капитан Бондаренко" водоизмещением 14 200 тонн и длиной по ватерлинии 133 метра [4].

...И вот мои личные впечатления от бесед с бойцами трудового фронта. Едем недавно в поезде с друзьями на таежный промысел - собирать бруснику. Попутчиком оказался крепкий суровый дед. Разговорились. Деды - они же все мудрые. И словоохотливые. Понимают, что их жизненный опыт необходим младшему поколению и надо успеть его передать, не в могилу же с собой его уносить!

Зашла речь о военных временах. Не воевал дед на фронте. Как уникального специалиста, посадили его "на бронь". Знатоки леса были нужны фронту не на передовой линии, - в лесу. Один из немногих, из очень немногих, умел дед находить в чащобе еловые кряжи, такие стволы, в которых минимум на три метра от комля нет ни единого сучка и к тому же слоистость древесины идеально прямая. Такие кряжи распластывали топором и клиньями на бруски, из которых далее вырезали, вытачивали винты для легкомоторной боевой авиации. Найденные бревна поштучно, срочно вывозили на ближайший склад и далее со всеми предосторожностями, чуть ли не с почетом препровождали на соответствующие заводы. В трескучие морозы шли по таежным трущобам без остановок, ни на минуту не глушили тракторные моторы, иначе не заведешь потом перемерзший двигатель, а это - невыполнение приказа, со всеми полагающимися карами по законам военного времени. Но главное было не в страхе перед наказанием: на фронте гибли люди, авиация несла тяжелые потери.

И вот незадача - посреди глухого урмана полетел подшипник. Рассыпался от износа в закритических условиях эксплуатации. Что делать? Вокруг - на десятки верст ни души, тем более о металле, о станках и мастерской не может быть и речи. Зато дерева под рукой - на выбор, на любой вкус, цвет и запах. А голь-то на выдумки хитра. И сделал дед деревянный подшипник для трактора! И довез свой красный штучный товар до места назначения. И потом не раз выручал его в иных, самых разнообразных, но всегда нелегких, всегда критических ситуациях нехитрый этот прием, для которого всего-то и нужно, что мужицкая смекалка.

А в поезде я чуть было не расстался с дедом, не выяснив главного. И лишь когда он стоял, уже одетый, в проходе вагона, я успел спросить все же: "А зачем винты-то делали деревянные? Что, металла, что ли, не было, алюминия, легких сплавов?" - А хуже они были, металлические, - ответил знаток леса. Чуть прострелит лопасть пулей, так она сразу и обламывается, и хоть самый краешек отлетит, все равно центровка нарушается, пропеллер бьет, ось изгибается и заклинивает, - и все, конец самолету, и еще один мальчишка не вернулся из боя! А еловая, в ней только дырочка остается, и бывает, садится самолет на свою посадочную полосу, а пропеллер, - как будто короеды поизгрызли, а не обломился! Да если даже и обломится половинка, елка высушенная, она же такая легкая, звонкая, не зря же на скрипки идет, потеря веса нечувствительна, винт вразнос не молотит. Вот так-то, дерево, оно все равно надежнее металла! Тайга всегда выручит...

Уж это точно, хотя правильнее сказать, - не в тайге дело, это таежники наши крепче железа. И надежность их пропорциональна суровости нашей тайги. И гвозди бы делать из этих людей, - не было б в свете крепче гвоздей!

Потому и победили.

1. Качановский Ю. В. Диктатура Сталина: уроки и выводы: Учеб. пособие. Хабаровск, 2002. 163 с.

2. Маликов Н. Мы этой памяти верны // Амурский характер. Хабаровск, 1986. С. 147.

3. Амурский характер. Хабаровск, 1986. С. 130-132.

4. Амурский характер. Хабаровск, 1986. С. 19-20.

Вопросы входного контроля:

Развитие экономики во время войны:

а) спад;

б) сохранение потенциала;

в) рост.

Вопросы текущего контроля:

Какие факторы обеспечили рост экономики во время войны, в условиях абсолютных нехваток и потери хозяйством основного трудового потенциала:

а) каторжный труд из-под палки;

б) улучшение организации производства и повышение технического уровня;

в) трудовой энтузиазм, подвиги советских людей в тылу.

Вопросы выходного контроля:

Трудовой подвиг советского народа в глубоком тылу во время войны.

Рост производства на Дальнем Востоке в условиях военного времени.