История философии

Жизнь. Джордж Беркли (George Berkeley, 1685–1753) был ирландским епископом.

Труды. Наиболее известными его произведениями являются Трактат о принципах человеческого знания (Treatise on the Principles of Human Knowledge, 1710) и Три разговора между Гиласом и Филонусом (Three Dialogues between Hylas and Philonous, 1713).

«Esse» = «percipi». Идеалистический эмпирицизм

Беркли считал себя защитником здравого смысла от метафизики, а теистического (христианского) мировоззрения — от атеизма и материализма. Утверждая, что материя не существует и что Бог общается с нами непосредственно через чувственное восприятие, он думал, что смог примирить здравый смысл и христианскую веру. Беркли пришел к такому выводу путем критического развития эпистемологических воззрений предшествующих эмпирицистов, в частности Локка.

Локк проводил различие между первичными и вторичными качествами. Первичные качества (протяжение, форма, твердость) понимаются нами как находящиеся в самих вещах и совпадающие с нашими чувственными впечатлениями (импрессиями) о них. Напротив, впечатления цвета, запаха, вкуса и т. п., которые мы связываем с вещами, не выражают соответствующие качества в вещах. Вещи, действуя на наши органы чувств, порождают эти вторичные впечатления.

Локк отстаивает тезис о субъективности вторичных качеств: под влиянием определенных стимулов, исходящих от вещей, все люди воспринимают такие качества, как цвет и вкус. Они являются свойствами (атрибутами), которые нельзя найти в вещах, но которые определенным образом порождаются в нас в результате впечатлений от вещей.

Следовательно, Локк проводит различие между миром, каким он кажется нам (идеи, чувственные впечатления), и миром, каков он есть сам по себе, независимо от наших органов чувств. О последнем мире мы можем только догадываться. Беркли опровергает это деление. Чувственно воспринимаемый нами мир является единственно существующим миром. Нет никаких чувственно невоспринимаемых объектов, которые лежат в основе наших впечатлений и порождают воспринимаемый нами мир.

Аргумент Беркли состоит в том, что не имеет смысла придерживаться локковского различия. Разве мы можем вообразить протяжение (первичное качество) без цвета (вторичного качества)? Нет, отвечает Беркли. Мысль о протяженности, например, розы не может быть отделена от некоторого представления о ее цвете. Верно, что мы можем мысленно отделить красный цвет от розы. И все же, когда мы думаем о протяженности розы, то воображаем, что она является белой или серой или какой-либо еще иной, то есть отличаемой благодаря своему цвету от ее окружения. Представление о протяженности розы возникает благодаря цветовому контрасту между нею и комнатой. По крайней мере мы должны очертить контуры розы — например, проведя черную линию на белом фоне.

Однако если мы не в состоянии отличать свойства, которыми вещи обладают независимо от нас, от свойств, которые зависят от нас, то мы должны сказать, что в действительности все свойства являются субъективными. Мы можем показать, что такие свойства, как цвет, запах, вкус, тепло, являются зависимыми от нас. И если все свойства должны быть одного и того же вида, то тогда и протяженность, форма и вес также должны зависеть от нас.

Тезис о вторичных качествах тесно связан с механистической картиной мира. Если мы полагаем, что понятия механики говорят нам о том, какими в действительности являются вещи, а именно такую философскую (онтологическую) точку зрения мы называем механистической картиной мира, то тогда естественно попытаться объяснить остальные свойства как субъективные. Но представление о вторичных качествах может также возникнуть и независимо от механистической картины мира — например, в качестве аргумента, связанного с релятивизмом. Так, некоторые свойства зависят от состояния наблюдателя. Они являются относительными к наблюдателю. Например, одна и та же вода кажется теплой, когда мы опускаем в нее холодную руку, и холодной, когда мы опускаем теплую руку. В таком случае, является вода теплой или холодной? Или она одновременно и теплая, и холодная? Если на последний вопрос дается утвердительный ответ, то мы должны приписать одной и той же вещи противоречащие друг другу свойства. Некоторые думают, что наилучший ответ был бы в том, что вещь сама по себе не является ни теплой, ни холодной. Эти ее свойства тем или иным образом относительны к субъекту, который ее воспринимает.

Аналогичные аргументы возникают и в связи с восприятием цвета, запаха и вкуса. Однако из того, что мы можем показать, что некоторые свойства являются относительными, не следует, что мы должны утверждать, что они не принадлежат самой вещи. В этом смысле утверждение о субъективности чувственных качеств является одним из способов объяснения их относительности.

Но разве не связаны первичные свойства, а опосредованно и чувственные качества, с внешними вещами, с материальными субстанциями? Именно это предположение и является, согласно Беркли, метафизической спекуляцией. Что мы действительно знаем о таких материальных субстанциях? Если все, что мы знаем, основывается на чувственных впечатлениях, то мы не можем знать ничего о таких материальных субстанциях. Представление о них является метафизической конструкцией.

Обыденное понятие материи, которое мы используем, когда говорим, например, что кусок сыра материален, отличается от философского понятия материи, согласно которому она является общим именем всех материальных вещей. Причем это имя считается обозначающим невидимые субстанции. Беркли опровергает не обыденное, повседневное, а философское понятие материи.

Беркли интерпретирует обыденное понятие материи как вопрос о чувственных впечатлениях. Кусок сыра является совокупностью чувственных впечатлений, которые мы воспринимаем при нормальных условиях как кусок сыра.

Итак, первым шагом по направлению к имматериализму будет отрицание материи как отличающейся от суммы свойств. Второй шаг состоит в интерпретации свойств как чувственных впечатлений.

Однако не должны ли мы представить, с одной стороны, субъект с органами чувств и, с другой, материальные вещи, и при этом считать, что чувственные впечатления от внешних вещей воспринимаются нашими органами чувств? Нет, говорит Беркли. Такая эпистемологическая модель — репрезентативный реализм (реализм — внешние вещи существуют и даны субъекту посредством чувственных впечатлений, которые представляют или репрезентируют вещи) — основывается на постулате о существовании внешних материальных вещей. Однако, строго говоря, мы не имеем никакого знания о внешних вещах, поскольку единственное, что мы можем знать, так это то, что мы имеем различные чувственные впечатления. Эти чувственные впечатления являются конечной и единственной основой знания. Исходя из этой основы, невозможно узнать что-либо о том, что ее породило, а именно о так называемых внешних материальных вещах.

Не следует ли из этого, что мы более не в состоянии отличать реальность от иллюзии? Нет, говорит Беркли. Чувственные впечатления, которые возникают регулярно и помимо нашей воли, представляют реальность. Впечатления, появляющиеся нерегулярно (и, возможно, по нашей воле), не могут рассматриваться в таком же качестве. Мы имеем регулярные чувственные впечатления о том, что мы называем стеной, и не производим их по нашей воле. Мы знаем, что решив совершить прогулку вдоль стены, не попадем в какое-либо другое место. Здесь мы имеем дело с реальностью. Однако мы можем в некотором смысле, если пожелаем, вообразить гнома или водяного. В этом случае речь не идет о реальности, как и в случае страшного сна. Хотя кошмары и возникают помимо нашей воли, но они появляются нерегулярно — в частности, в связи с событиями, которые мы переживаем в бодрствующем состоянии. Поэтому отсутствуют основания для утверждения о том, что переживаемое нами во время ночного кошмара является реальным.

Итак, Беркли полагает, что мы можем провести различие между реальностью и иллюзией[200]. Но что мы подразумеваем, говоря о реальности? Только то, что обладаем регулярными чувственными впечатлениями, которые не возникают согласно нашей воле. Именно это и ничто другое означает выражение «реальность». Добавив, что впечатления порождаются чувственно невоспринимаемой материальной субстанцией, мы не способствуем лучшему объяснению, а создаем путаницу путем введения метафизических конструкций.

Существовать (в качестве чего-либо) означает быть воспринимаемым (в качестве чего-либо): esse = percipi. Означает ли это, что стена исчезает, когда я поворачиваюсь к ней спиной и более ее не воспринимаю? Ведь то, что стена существует, означает, что она чувственно ощущается (или воспринимается), когда мы, при нормальных условиях зрения, смотрим на нее. Существовать означает быть способным восприниматься некоторым разумным созданием. То, что нечто существует, не означает, следовательно, что это нечто действительно воспринимается, но то, что это нечто может быть воспринято при нормальных условиях. Выражаясь в отрицательной форме: что не может быть воспринято, то не существует[201].

Субстанции — нет, Богу — да!

Беркли не думает, что существующее (esse) это только воспринимаемое (percipi). Он полагает, что принцип существовать = быть воспринимаемым влечет то, что имеется некто, кто воспринимает. Понятие восприятия необходимо связано с понятием субъекта (души). Должен быть некто, кто воспринимает. Для этого субъекта существовать означает воспринимать, то есть для него esse совпадает с percipi. Именно здесь вступает в игру человеческое сознание, субъект.

Однако, согласно Беркли, существует и сознание, которое охватывает всю реальность и всегда воспринимает все, что является воспринимаемым. Это сознание — Бог. Бог есть то, что поддерживает (sustains) все вещи. Следовательно, в этом случае esse = percipi: все вещи существуют постольку, поскольку они воспринимаются Богом.

Именно Бог обеспечивает регулярность, упорядоченность опыта, то есть реальности. Необходимые связи явлений порождаются в Боге [см. позицию Юма в Гл. 15].

Беркли предлагает следующее доказательство существования Бога. Есть идеи (то есть чувственные впечатления), которые я могу по собственной воле вызывать и прекращать. Есть идеи, которые не подвластны моей воле. Эти последние идеи должны иметь причину вне меня самого. Что является их причиной? Не материя, поскольку ее не существует, и не другие идеи, поскольку идеи пассивны. Следовательно, должен быть другой дух (субъект). Этот дух должен быть могущественным, так как он может быть причиной всего остального. Он должен быть добр и мудр, поскольку смог создать такой правильный и регулярный порядок. Этот дух является христианским Богом.

Так как Бог не является идеей, то мы не можем Его воспринимать (ощущать). В этом смысле Бог не в мире, так сказать, не есть идея среди других идей. Но то, что есть мир, упорядоченное разнообразие идей, показывает, что Бог должен существовать.

Для Беркли Бог играет приблизительно ту же самую роль, что и материя для Локка (и вещь в себе для Канта). Бог является чувственно невоспринимаемой причиной всех чувственных восприятий. По отношению к чувственным впечатлениям Бог выполняет двойную роль. Он является причиной наших чувственных впечатлений, и Он сам воспринимает все чувственные впечатления.

Что мы получили в результате замены философского понятия материи на представление о Боге? Ответ может гласить, что материя мертва, тогда как Бог является творцом, хранителем и дарителем.

Против представления о Боге как причине всех вещей можно возразить, что оно похоже на учение Локка о материи как причине всех чувственных впечатлений. Против идеи, согласно которой Бог охватывает все чувственные впечатления, можно возразить, что мы наши собственные чувственные впечатления принимаем таким способом, что никто другой их не может воспроизвести точно так же, как мы. Идея о том, что мы можем разделить с другими нечто глубоко личное, достаточно удивительна.

Итак, критически развивая эмпирицистскую эпистемологию, Беркли пришел к идеализму, так как свойства и существование возводятся им к субъекту, и к теизму, так как Бог действительно является тем Единственным, который все порождает.

Другой вопрос, насколько все это согласуется со здравым смыслом, или common sense. Беркли столкнулся с рядом существенных затруднений — например, с вопросом, в каком смысле мы все ощущаем и воспринимаем одни и те же вещи при условии, что чувственные впечатления являются личными и не существует внешних вещей. Даже если сказать, что Бог наполняет нас качественно одними и теми же чувственными впечатлениями стены, то и тогда, с количественной точки зрения, существуют два различных чувственных впечатления о «стене»: одно у вас и другое у меня. Возможно, что «здравый смысл» согласится с тем, что каждый из двух человек, которые пьют одно и то же вино и ощущают запах одной и той же розы, имеют разные чувственные впечатления. Но он с трудом согласится с утверждением, что два человека, которые смотрят на одну и ту же стену, в действительности имеют разные чувственные впечатления и, следовательно, не видят одну и ту же вещь.

Итак, согласно эпистемологии Беркли, имеются две формы бытия: сознание и чувственные впечатления, то есть воспринимающее и воспринимаемое. Как и Локк, Беркли соглашается с тем, что существуют ментальные субстанции, и при этом ссылается на людей и Бога. Но в противоположность Локку Беркли решительно отказывается от идеи внешней материальной субстанции. В дальнейшем мы увидим, что Юм развил эмпирицизм до такой степени, что опровергал существование даже ментальных субстанций. Существуют только одни впечатления (impressions).

Спор вокруг непосредственных чувственных впечатлений и проблемы внешнего мира продолжается и в наше время, например Муром, Айером и другими. Одна из предложенных позиций состоит в следующем. Обычно считается, что эмпирические утверждения не могут быть абсолютно определенными (ср., например, декартово сомнение). Если сильно стремиться к тому, чтобы найти констатации наблюдения, являющиеся абсолютно определенными, то соблазнительно сказать, что таковыми являются утверждения о нашем непосредственном опыте. Когда мы воспринимаем красную поверхность и констатируем это восприятие, то такая констатация является абсолютно определенной. При этом мы не говорим, что нечто является красным и для ощущений других людей. Непосредственное чувственное впечатление, от которого не требуется больше, чем то, чтобы оно воспринималось мною здесь и теперь, часто называют чувственно данным. Однако такие чувственно данные существуют только для воспринимающего субъекта. В таком случае, на каком основании можно говорить о внешних объектах? Проблематика чувственных данных связана, следовательно, с проблемами идеалистического эмпирицизма Беркли. Можем ли мы познавать внешний мир и другие субъекты? Имеет ли вообще смысл говорить о чем-то внешнем помимо чувственных данных?

Обычно проводится следующее различие между прямым и непрямым опытом. Мы видим красное небо. Это непосредственный опыт. Из него можно заключить, что красный цвет неба вызван лучами заходящего солнца. Этот вывод от следствий к причинам есть то, что мы подразумеваем под «опосредованным опытом». Однако в связи с проблематикой чувственных данных различие между непосредственным и опосредованным опытом проводится иным образом. То, что мы воспринимаем непосредственно, является чувственным впечатлением красного. То, что воспринимается нами опосредованно, является красными небесами.

Верно, что мы приписываем вещам свойства на основе опыта. Однако из этого не следует, что мы воспринимаем чувственные впечатления. Приписываемые свойства не являются нашими свойствами. Так, мы проводим различие между тем, что комната является теплой, и тем, что она только кажется теплой. «А: Здесь жарко. Б: Нет, у тебя лихорадка и высокая температура».

Исходя из того, что представление — это обладание визуальной картиной, Беркли критиковал использование всеобщих понятий. Например, мы можем представить себе кентавров и гномов, то есть мы можем использовать чувственные впечатления для создания этих воображаемых образов. Они являются «подозрительными» комбинациями простых чувственных восприятий. Заслуживают доверия только те впечатления, которые просты или же сложны, но регулярно возникают. Мы можем распознать правдоподобные комбинации, воспринимая их постоянное и регулярное появление. Но мы не можем воспринимать такие всеобщие идеи, как человек, материя, жизнь и т. д., то есть мы не в состоянии воспринимать общие идеи.

Итак, Беркли опровергает философское понятие материи с позиций концептуального номинализма. Материя мыслится как всеобщее понятие, но мы не можем представить всеобщие понятия. А так как существует только то, что мы можем представить, то материя не существует.

Мы используем слова «лошадь», «человек» и т. п. как сокращения для того, чтобы сделать речь более простой. Но такое использование языка не должно обманывать нас и вести к вере в то, что существуют всеобщие понятия типа лошадь или дом.

Теория языка Беркли предполагает, что слова обозначают чувственные впечатления, которые являются значениями слов. Слово «яблоко» указывает на чувственные впечатления яблока, то есть значение этого слова является связкой чувственных впечатлений, которые мы получаем от яблока. Слово «материя» является бессмысленным, так как оно не указывает на подобные чувственные впечатления.

Итак, мы рассмотрели, как некоторые положения эпистемологии Локка (различие первичных и вторичных качеств, репрезентативный реализм с чувственными впечатлениями как конечной основой познания) получили дальнейшее развитие в эпистемологической традиции, которую мы назвали эмпирицизмом. Для Юма, находившегося в рамках созданного Локком горизонта ассоциативной психологии, и для последующих эмпирицистов, которые в большей степени использовали в качестве исходного пункта своих размышлений логику и научный метод, радикальная форма эмпирицизма стала предметом всестороннего обсуждения. Если все познание сводится к чувственным впечатлениям или их сумме, то оказывается трудным не только легитимировать эмпирицистский тезис сам по себе. Ведь в силе остается классический аргумент об отсутствии у него самореференциальной непротиворечивости [ср. аналогичные аргументы в нашей интерпретации Протагора]. Кроме того, эта радикальная форма эмпирицизма ведет к скептицизму — например, в отношении познания внешнего мира и существования других сознаний. Эти вопросы остаются в центре внимания современной аналитической философии [см. Гл. 29].