В записках умного и наблюдательного шевалье де Корберона (1775— 1780) имеются замечания, которые, кажется, рисуют истинное положение дела в царствование Екатерины II.
«Недостаточно иметь солдат и богатство, надо иметь государственных людей; надобно, чтобы было национальное единение для процветания добродетелей, нравов, искусств и наук... В этом громадном государстве я вижу только Государыню, женщину выше своего пола, но ниже созданного о ней мнения; министры слабы, низкопоклонны, без гения, народ — без характера... Пустая, праздная и необразованная молодежь не дает надежды на полезных и ценных подданных в будущем. Несколько проблесков ума, несколько поверхностных знаний могут поразить иностранца в обществе, бегло его посещающем, но при близком знакомстве вы не остановитесь ни на одной черте силы и гения, ни на одном решительном действии, ни на одном твердо установленном вкусе, ни ва одном определенном и последовательном поступке: это люди (как сказал бы гр. Нессельроде) с прекрасными воротничками и без рубашки... Существует академия, но нет таланта в головах, нет крепких начал для основы... Вот, мой друг, какова эта блестящая нация, изумительная по газетам и такая бедная, как только вы видите ее у себя дома... Она несомненно богата пространством, населением, качеством руд, свойством земли, если бы только она не хотела казаться старше, чем есть на самом деле, и не восприяла бы разнузданную и суетную роскошь,, которая погубит ее еще вернее тем, что сама не умеет производить предметы этой ненасытной роскоши, которая, развращая ее, делает ее, мимо её воли, данницею чужих наций» (1777 г.). «Расшитых платьев и роскошных экипажей здесь множество, но под всем этим скрывается варварство».
В Эрмитаже давали пьесу «Médecin par occasion». «Случайный доктор». В ней, между прочим, речь идет о влюбленных женщинах. Артист произнес: «Что женщина в тридцать лет может быть влюбленною, пусть! Но в шестьдесят! Это нетерпимо!» В ту же минуту Екатерина встала и ушла, сказав: «Эта вещь глупа, скучна». Пьесу прервали, спектакль прекратился. Ее страсть влекла к слабостям, непозволительным для властелина. В «Чистосердечной исповеди» она писала: «ну, господин богатырь (Потемкин), могу ли я надеяться получить отпущение грехов?.. Первого поневоле, да четвертого из дешперации... А если б я в участь получила с молода мужа, которого бы любить могла, я бы вечно к нему не переменилась. Беда та, что сердце мое не хочет быть ни на час охотно без любви. В своих Записках она прибавила: «Человек не властен в своем сердце; он не может по произволу сжимать его в кулак и потом опять давать свободу».
«С своими широкими замыслами и лучшими намерениями Екатерина II губила страну нравами, разоряла ее тратами и кончила тем, что о ней теперь судят как о женщине слабой и романтичной». Записки Корберона, Рус. Арх. 1911, VI, стр. 195.
Законобесие.
Когда Портан находился в Улеоборге, последовало запрещение пить кофе. Мимоходом Портан шутя рассказывает, что в доме губернатора все дамы после обеда заснули за отсутствием живительного напитка. «Везде, где я проезжал, дамы жаловались на запрет кофе; втихомолку все утешали себя этим напитком». Как известно, запрет кофе не мог быть на практике осуществлен.
«В начале войны (в июне 1788 г.) генерал-поручик Гюнцель сообщил, что города Або и Тавастгус, кроме замков, ничем не укреплены, а город Борго совсем открытое место и город Ловиза, кроме начатой в 1745 г., но потом не доделанной стены, укрепления никакого не имеет. А в 10 верстах от оного в море имеется крепость на острове Свартгольме, построенная для защиты прохода в Швецию; при границе-же в Абборфорсе сделано ныне вдоль реки Кюмени великое укрепление». Ловиза (или, как кн. А. И. Вяземский называл — Луиза) — прескверный городок, имевший (в 1782 г). два развалившихся бастиона и армейский гарнизон.
завтрак
Вел. Кн. Павел Петрович рвался первоначально в армию Потемкина; но фаворит отделался от добровольца такого крупного ранга, предвидя, что с ним будет немало хлопот. Собираясь на войну, Павел Петрович составил обширное завещание, устанавливая в нем право наследования. Супруга его, Мария Феодоровна, желала сделать ему сюрприз, поехав на день или на два повидать его, но не получила на это разрешения Екатерины II. Конечно, порывистому Великому Князю, обладавшему пылким воображением, трудно было примириться с ролью подчиненного у вялого гр. Мусина-Пушкина. Бездействие главнокомандующего вызывало острую, иногда даже публичную, критику Великого Князя. Критике подвергались также действия Густава III, о котором он сообщал жене, что задает пиры и устраивает празднества в своем лагере («Рус. Стар.» 1873, т. VIII, 877).
Говорят, что в своем интимном кружке Екатерина иронизировала над ролью, которую играл Павел Петрович в армии Мусина-Пушкина, а в письмах Гримму описывала наследника престола и его супругу под именами monsieur et madame de Secondât.
В 1789 г. Павел Петрович возобновил свои просьбы о поездке в действующую армию. Последовал вежливый отказ со ссылками на то, что нельзя заставить его семью плакать и тосковать.
О том, что наследник престола находился при армии, публиковано не было в тогдашних петербургских ведомостях. До всеобщего сведения довели разрыв со Швецией и разные сведения с театра войны, но замолчали отъезд и возвращение из армии Вел. Князя Павла Петровича.
У Храповицкого 28 июня 1788 г. значится: «Король намерен взять Финляндию, Эстляндию, Лифляндию и Курляндию, идучи прямо на Петербург; но ежели не удастся, то сложить корону по примеру королевы Христины, и приняв веру католическую, станет жить уединенно в Италии».
Герцог Карл Зюдерманландский «был очень мал ростом, имел несколько косые, но живые глаза, рот сердечком, выпуклое брюшко и тоненькие ножки» (Compte Vitzthum. См. П. Моран. Павел I, стр. 446).
Генерал Кречетников, управлявший малороссийскими губерниями, услыхав о том, что шведский флот заперт (в Выборгской бухте), сообщил князю Потемкину неверное сведение о том, что шведский флот сдался. В армии светлейшего стреляли викторию и о мнимой победе князь отправил сведения с курьером австрийскому императору.
Господа, вы русские; Императрица России проиграла решающее сражение; восемь тысяч русских погибли; это удача; я выражаю вам свое почтение, я так же восхищен, как и вы.
«ни к селу, ни к городу».
«Размышления о положении Швеции в злополучной войне с Россией».
«Когда он подвергался величайшей опасности за свою страну, то забывал о себе. В таких обстоятельствах, но только тогда, он проявлял себя как патриот, герой и монарх».
По дневнику кн. Чарторыжского, Императрица, с исказившимися чертами лица, отдала распоряжение отпустить «всех, кто ожидал исхода этого фарса». Екатерина характеризовала потом Густава IV «неподатливым, как кол, и упорным, как бревно». Через день герцог Зюдерманландский осторожно просил у Императрицы прощения «за глупости своего племянника. Екатерина, конечно, не снесла бы оскорбления и говорила уже: «кузен Густав будет проучен» (Рус. Стар. 1874, т. X, 489). Надо полагать, что бестактность Моркова и П. Зубова много повредили делу. Хотя Екатерина в своих письмах и говорила, что она «весела и легка как зяблик», но хорошее настроение её было утеряно, после раздражения поведением шведского короля, и она изменила своим привычкам.
Его характер был велик и благороден. Щедрый враг, великолепный друг.
В 1802 г. ему поручено было произвести инспекторский смотр южной границы России от Кяхты до Астрахани, В 1803 году он находился в Херсоне, а в 1804 г. он предпринял морскую поездку в Константинополь и Корфу. В 1806 г. министр внутренних дел, гр. Кочубей, просил его дать свое заключение о составленном проекте одного комитета об улучшении военного ведомства (дела) в русской Финляндии. «Уже давно, — ответил Спренгтпортен, — я потерял из вида все, что касается гражданского и политического управления Русской Финляндии». Он просил обобщить ему воззрения правительства в этом отношений, «чтобы не ошибиться, когда дело коснется серьезного отзыва, основанного на знакомстве с местными делами». Спренгтпортен предложил завести здесь русскую колонию, среди которой с течением времени образовалась русская милиция. Об упадке духа свидетельствует составленное им прошение на имя Густава IV Адольфа, в котором он просит разрешения вернуться в Швецию, чтобы окончить свои дни в родной земле. Неизвестно, доложено ли было это прошение королю, или нет. В 1812 г. он высказал мнение об учреждении собственного Финского войска.