ВОЗНИКНОВЕНИЕ ФРАНЦИИ

Всегда ли Франции были присущи одни и те же особенности и всегда ли они проявлялись одинаково во всех сферах деятельности, во всех регионах, входящих сегодня в ее состав? Мы легко представляем себе, что ее идентичность могла быть разной, меняться со временем и что даже если мы подмечаем некие постоянные свойства Франции, то ее идентичность как вчера, так и сегодня не является чем-то застывшим.

Кроме того, чтобы лучше понять, как возникла Франция, необходимо рассмотреть ее в более широком контексте, сравнить присущие ей особенности с особенностями других сформировавшихся государств; и каждый раз следует решительно порывать с нарциссической историей.

Рассмотрим, к примеру, развитие Франции и ее соседей в отдаленном прошлом, а именно в период распада Римской империи.

Для начала выясним, какие изменения, причем не только на территории Франции, произошли в то время в государственных структурах, в самой римской цивилизации. Эта цивилизация бесследно исчезает в Африке, утрачивает свой латинский характер, уступив позиции греческой культуре на Востоке, попадает под влияние варваров на Западе. Великолепные римские города сохраняют общий внешний вид — с термами, форумом и т. д., — но уже различаются по своей структуре: действительно крупные города располагаются на Востоке, в то время как Запад остается по преимуществу сельским; богатые землевладельцы постоянно живут у себя в городах, поддерживая отношения с центром Империи, который располагается в Антиохии или Александрии. В Галлии, например, города были устроены по римскому образцу, но деревня продолжала жить так, как жила задолго до прихода римлян. Постоянные войны, оборона лимесов, этих предшественников линии Мажино, — все это приводило торговлю в упадок, истощало государственные ресурсы, а господствующие классы утрачивали средства, позволявшие им поддерживать свой престиж. Города превращались в «пустые ракушки», и вместе с проникновением в Галлию франков и вестготов формировалась смешанная цивилизация, сочетавшая в себе следы римской цивилизации и элементы варварской культуры. Принятие христианства «поглотило все остальные виды культурной деятельности».

Данные изменения продолжались на протяжении четырех или пяти веков. Как поясняет Люсьен Февр, свидетельством этого является пример жителя Лугдунума (совр. Лион). В IV в. и в Риме, и в Белгике, и даже в Карфагене он чувствует себя как дома, и, даже если он сенатор, его принимают как своего в образованных кругах Алеппо и Антиохии. Но, если он переправляется через Рейн или Дунай, он пропал, ибо оказывается на землях варваров. Спустя пять веков житель того же Лугдунума чувствует себя как дома и в Трире, и в Магдебурге, где он беседует с клириками по-латыни и, так же как они, думает на латыни. Однако он уже ощущает себя чужим и в Алеппо — городе с сильным арабским влиянием, и даже в Равенне, где ему приходится общаться со схизматиками, — как, впрочем, и в Афинах, и в Константинополе. Итак, сформировался иной мир, представляющий собой результат слияния североевропейских элементов, новых социальных структур с древними порядками.

Очевидно, что эти перемены выходят за привычные рамки смены правления государей или династий. Они сопровождаются расколом Империи на две части, быстрым распространением ислама и, естественно, вторжением варваров. Эти явления способствуют становлению нового мира, ибо процесс дробления Империи ослабил ее составные части: защищать их становится трудно. Карл Великий именовался «римским императором» в Империи, которая уже не являлась Римской. Важное изменение, которое мы наблюдаем в эту эпоху, состоит в том, что происходит переход от империи средиземноморского типа (центром которой было море), к так называемой сухопутной империи, где море становится границей между Севером и Югом, Западом и Востоком.

Но главное изменение произошло внутри Империи, где крупный землевладелец становится этаким феодалом, сеньором и защитником, который защищает население от вторжений сарацин или иных врагов: на смену городскому укладу, который в свое время ознаменовал появление римлян, пришел уклад сельский. Формируется общество с замкнутой экономической системой, где верховная власть принадлежит Церкви: последняя располагает для этого собственными структурами — епископствами — и целой сетью аббатств, которые противостоят структурам государственным.

Крестовый поход, это «прекрасное дело, которое вера поручает жадности», стал фактором, смешавшим и объединившим франков и англичан, немцев и итальянцев. Поход состоялся в тот момент, когда Арабский халифат распадался на части, сталкиваясь к тому же с внешними врагами — турками и монголами. В этот же период западноевропейские христиане возвращают себе господство на море, вновь установив в XI в. контроль над Сардинией, Сицилией и Корсикой. Данное совпадение свидетельствует о жизнеспособности и воинственном духе западных христиан; эта жизненная сила вытекает из возрождения торговли, а затем и городов купцами, которые одновременно являются и воинами. Все указанные особенности присущи не только королевству франков, но также Фландрии, Италии и Священной Римской империи… Неизвестно, следует ли считать источником событий демографический подъем, — данные по этому вопросу малоинформативны.

Начало подобной экспансии — как внутренней (раскорчевка новых земель, в результате которой, по словам Люсьена Февра, Европа превратилась в «собственный Дикий Запад»), так и одновременно внешней (Крестовые походы, развитие городов, власть сеньоров и конфликты между горожанами, сеньорами, епископами и монархами, а также разделение светской и духовной властей) — именно эти характерные черты придают самобытный облик обществу той эпохи.

Социальные реалии Запада возникают, таким образом, раньше, чем начинают существовать политически. Складывается некий комплекс характерных черт, уже отличающих данное историческое образование от иных, таких как Византия, исламский мир, индийская цивилизация.

В этом объединении, в эпоху строительства великих готических соборов (Х11 — Х111 вв.), характерные черты Франции династии Капетингов еще не проявились.

В XV столетии Филипп де Коммин свидетельствует, что понятие Франции (а не королевства франков), а также понятие Европы вытеснили понятие христианского мира. Вспоминая времена Карла VII и Людовика XI, он пишет: «Французскому королевству Господь дал в противники англичан, англичанам дал шотландцев, испанскому королевству — Португалию»[3]. Этот «механизм», как называет автор указанные процессы, превалирует над другими характерными чертами предшествующих веков. Даже папа, испытав на себе осаду Рима в 1527 г., вынужден возложить на себя обязанности государя, удерживать и расширять территории, подвластные Церкви.

В самом деле, как можно было говорить от имени всего христианского мира после 1453 г., т. е. после падения Византии, после того как мир этот, спустя век после Великой схизмы, как никогда прежде, был расколот противостоянием между протестантами и католиками? Таким образом, единство христианского мира было поставлено под вопрос, и во всех сферах жизни налицо был раскол. Эпоха великих готических соборов, когда христианский мир оставался более или менее единым, уступает место периоду разобщенности, которую в романском искусстве символизирует Ботичелли, а в германском — Дюрер. Специфические черты также утверждаются в области права, экономики и т. д. За «механизмом» государств, устройства которых начинают отличаться друг от друга, вырисовываются нации: их ценности постепенно заполняют своеобразную пустоту, образовавшуюся в связи с хаосом в жизни Церкви как до, так и после Великой схизмы.

Зарождающаяся идентичность в государствах проявляется в культурных различиях, которые становятся все более востребованными, например в языке. По ту сторону Ла-Манша английский язык начинает вытеснять французский, считавшийся языком аристократии и королевского двора. Отныне язык Чосера утверждается в области права и политики. Между французами и англичанами мы наблюдаем также развод за столом. На свадьбе Изабеллы Французской с Ричардом II во время заключительного обеда каждому из супругов подавали то, что было принято есть в его стране (more suae patriae): вареное мясо — англичанам и жаркое — французам; пиво — англичанам и вино — французам. И хотя по ту сторону Ла-Манша аристократы по-прежнему продолжают пить бордо, однако оно обходится англичанам дороже после потери Гиени; в этой области, как и в Нормандии, люди теперь отказываются говорить по-английски. Так постепенно вырисовывается облик Франции. А также и облик французов.