История жизни, история души. Том 2

Видела Ольгу' и говорила с Б.² по тел<ефону>, он чувствует себя неплохо, настроение хорошее. Книга вышла у Галлимара a Paris³, в одной из газет была статья «Слава России» — три портрета — Б., Уланова и Шостакович. Б. ничего не пишет, не переводит, а только переписывается с почитателями. Уеду завтра-послезавтра, везу массу работы. Нюте здесь ночевать в самом деле не стоит, действительно есть распоряжение⁴. Не стоит портить себе самим последние нервы.

Целую!

¹ Ольгу Всеволодовну Ивинскую.

² С Борисом Леонидовичем Пастернаком.

³ Роман Б. Пастернака «Доктор Живаго» вышел в 1958 г. в переводе на французский язык в известном парижском издательстве «Галлимар». А.С., постоянно обсуждавшая с Пастернаком и Ивинской события, происходившие вокруг романа, делилась их подробностями с адресатами письма: они и их ближайший друг Д.Н. Журавлев были слушателями, а затем читателями раннего варианта романа. Окончательная редакция «одним из первых» была дана «на прочтение... Мерзляковско-Вахтанговскому объединению» (как писал Пастернак 15.X.1955 г. А.С., имея в виду адреса Эфронов и Журавлевых).

⁴ А.С. предупреждает ленинградку А.Я. Трупчинскую об очередном ужесточении паспортного режима в Москве.

Е.Я. Эфрон и З.М. Ширкевич

<октябрь 1958>

Дорогие Лиля и Зина, получила ваши записочки и деньги — напрасно деньги. В силу способностей прибрала к вашему приезду, вымыла окно и все финтифлюшки и т. д. С Б<орисом> Л<еонидовичем> говорила по телефону, он очень удручён, завтра увижу его. Как всё обойдется, ещё толком неизвестно', но есть шансы, что всё войдёт в более разумное русло. Лишь бы здоровье его не подкачало в эти дни.

Друзей возле него сейчас мало, но настоящие. Врагов много, и тоже настоящие. Остальные — середняки, куда ветер дует! Эти никогда настоящими не бывают. Правление Союза уже собиралось дважды на предмет исключения, но это ещё не состоялось и назначено на завтра²⁰²¹. Будьте здоровы, целую!

' После присуждения Б.Л. Пастернаку 23 октября 1958 г. Нобелевской премии в СССР началась его травля на «обсуждениях» и в печати.

² 27 октября 1958 г. объединенное заседание президиума Правления СП СССР, бюро Оргкомитета СП РСФСР и президиума Московского отделения СП СССР исключило Б.Л. Пастернака из Союза писателей; 31 октября 1958 г. общее собрание писателей Москвы единогласно одобрило это решение и обратилось в Президиум Верховного Совета СССР с просьбой о лишении Пастернака советского гражданства и высылке его за границу.

Е.Я. Эфрон и З.М. Ширкевич'

1 ноября 1958

Дорогие мои, простите, что не приезжала эти дни - был такой круговорот и смерч событий! Одно время ещё было возможно как-то всё исправить, но Б<орис> Л<еонидович> вёл себя нелепо, медлил, мямлил, делал всё не то и не так и не отдавал себе отчёта в серьёзности и реальности происходящего. Наверное, к тому времени, что вы приедете, уже будет результат - судя по всему, его лишат гражданства и вышлют за пределы СССР. То, что он отказался от премии, уже не спасло положения — сделал он это слишком поздно и, конечно, не в тех выражениях!²¹

Глаз мой почти совсем хорош. Всё прибрала, перетерла, много повыкидывала, но просторнее у нас будто не стало. Зинуша, простите, Ваш халат не успела выстирать — не знала, что попутная машина будет так внезапно. Боюсь, что долгожданный сюрприз — розетка для лампы (клетчатую лампочку можно приспособить над Вашей кроватью) — слишком высоко, ну и то хлеб!

Целую крепко, будьте обе здоровы!

Ваша Аля

награда в обществе, к которому я принадлежу, я вынужден от неё отказаться. Не примите в обиду мой добровольный отказ» (цит. по кн.: Пастернак Е. Борис Пастернак. Материалы к биографии. М., 1989. С. 650).

В своих воспоминаниях подруга поэта Ольга Всеволодовна Ивинская рассказывает о реакции друзей, собравшихся в ее квартире, на сообщение Б.Л. Пастернака об этой телеграмме: «...мы оторопели <...> только Ариадна сразу же подошла к нему, поцеловала и сказала: - Вот и молодец Боря, вот и молодец. -Разумеется, не потому, что она действительно так думала, но просто дело было сделано, и оставалось только поддержать Б.Л.» (Ивинская О.В. Годы с Борисом Пастернаком: в плену времени. М., 1992. С. 275).

О. В. Ивинской

<Дата по штемпелю: 17 ноября 1958>

Оля, милая, не появлюсь, т. к. гоню в хвост и в гриву свои запоздалые переводы. Не обижайся. Как только распростаюсь — приеду, и дам знать, когда это будет, чтобы мы могли повидаться. Пожалуйста, не ной и держи свои нервочки в узде, а главное — слушайся Иришку, она самая умная «на данном этапе» и, главное, обладает чувством меры. А что на тебя ругается, так это ничего, обойдётся.

Главное, будь здорова, а остальное приложится. Всё утрясётся, всё успокоится, ибо каждая сенсация проходит — о том ещё царь Соломон говорил. Постарайся войти в рабочую колею — это самое верное средство для того, чтобы не иметь времени расстраиваться! Целую вас всех, будьте здоровы.

Твоя Аля

А.А. Ахматовой

26 декабря 1958

Дорогая Анна Андреевна! Желаю Вам счастья и здоровья в наступающем 1959 г. - счастья, недоданного за все ушедшие годы.

Вы должны подарить мне свою новорождённую книжечку¹, хотя бы в возмещение того, что мамина книжка не вышла и не выйдет\ А попытаться купить Вашу, вышедшую, так же бесполезно, как и мамину невышедшую.

Целую Вас, сердечный привет и пожелания Вашему сыну.

Ваша Аля Эфрон

' Ахматова А. Стихотворения. М., 1958.

Б.Л. Пастернаку

1 января 1959

Дорогой мой Боренька! Пишу тебе в первый день Нового года — и как же мне хочется, чтобы этот новорождённый принёс тебе счастье, покой, внутреннюю свободу! Всё время думаю о тебе, о вас двоих, и то, что было подсказано чутьём, тепеь превратилось в убеждение. Всё в этой встряске¹ переместилось лишь для того, чтобы занять свое истинное место. Так оно и должно было быть. Произошла великая переоценка ценностей, величайшее испытание чувств на прочность, слов на действие. И это — ты меня поймёшь — твой праздник. Именно так из Страстной недели родилась Пасха. И это - наш праздник, тех, кто по-настоящему с тобой. Праздник разных - и родных - людей. Так будем же праздновать! К Оле моё отношение было легкомысленным, как она сама, — тот ли она человек, что тебе нужен? В чём-то да, а в чём-то нет — вам виднее, и дай вам Бог счастья, думалось мне, когда думалось. Теперь и это выяснено, и это встало на место. Та легкость, простота, то «само собой разумеется», та естественность, с которой она в эти дни — и навсегда — подставила плечо под твою ношу, та великолепная опрометчивость и непосредственность, с которой она, как ребёнку, раскрыла объятья твоей судьбе, определили её самоё, и её место - с тобой и в тебе.

Сейчас всё раскрыто, всё обнажено, отметено всё лишнее, осталось правдивое, верное, насущное, как воздух, хлеб, вода. И какое, о Господи, счастье, что из всей этой путаницы, как из пены морской, как из клетки адамовых ребер, встала рядом с тобой на суд веков, — навечно, — эта женщина, жена, - встала противовесом всех низостей, предательств, выспренностей и пустословий.

Остальное — то, что тебя мучает в личном и будет ещё мучить, ибо, ты сам путаница и, при всей своей свободе - та же самая клет-

ка адамовых ребер, из которой не выскочить, — остальное — вынужденное — да расступится перед вами, дорогие мои, и пусть будет счастье, и пусть будет «ризу влажную свою сушу на солнце под скалою».

Б.Л. Пастернак

Приезжайте сюда. Вам предлагают дружбу, кров, дрова, дивный простор за окнами и всяческую помощь в переезде и устройстве здешней немудреной жизни друзья Константина Георгиевича², мои и ваши Елена Михайловна и Николай Давыдович³. У них прелестная дача в Тарусе, половина которой зимой не занята, меблирована — необходимым, есть возможность наладить «услуги» — воду носить и т. д. Вход отдельный, т. ч. друг другу вы и ваши хозяева мешать не будете, а захотите посидеть вместе — только в стенку постучать. Есть телефон, что в наших краях редкость, а главное — люди милые, умные, настоящие, уверена, что подружитесь. Не захочется людей, даже друзей - и это можно. В общем, можно всё, что в силах людей, любящих и уважающих тебя, всё понимающих и всё переживших — вплоть до исключения, когда-то, из союза так называемых писателей — (последнее — с легкостью). Елена Михайловна будет в Москве дня на 2-3 с 5 января, обо всём сможет договориться с Ольгой.

Хорошо бы вы смогли приехать к встрече старого нового года, мы бы его чудесно, сказочно встретили все вместе!

Приезжайте отдохнуть, поработать, осмотреться, хотя бы только так, а дальше видно будет.

К<онстантин> Г<еоргиевич> сейчас в Ялте, он болен и чувствует себя настолько плохо, что мы просто не решаемся добавлять к этому волнение за тебя. Он только что получил в грубой форме отказ «Нового мира» печатать его уже объявленный в том же журнале автобиографический роман (последняя часть «Дальних лет», Одесса, двадцатые годы, Бабель и т. д.), и после этого состояние его ухудшилось ещё. Я думаю немного погодя написать ему, а сейчас рано.

Всё уладится и устроится, только приезжайте. И - помимо всего мне просто хочется, чтобы ты познакомился с чудесными людьми, с чисто Ольгиной простотой и радушием предлагающими вам передышку под их кровом и крылом. Всё будет хорошо, спокойно и тихо, вы сможете быть самими собой без оглядки на всё и вся.

Целую тебя крепко, дорогой мой, люблю тебя и всегда с тобой.

Твоя Аля

¹ В событиях, развернувшихся после присуждения Б. Пастернаку Нобелев ской премии.

²Константина Георгиевича Паустовского (1892-1968).

³Елена Михайловна Голышева (1906-1984) - переводчица и Николай Давыдович Оттен (наст, фамилия Поташинский; 1907-1983) - литературный критик, сценарист.

Е.Я. Эфрон u З.М. Ширкевич

12 января 1959

Дорогие Лиленька и Зинуша! Спасибо вам огромное за ваши рождественские дары, которые побывали и на вашем Сочельнике, и поспели к нашей ёлке. Этот год я под Рождество была совсем одна -как вам известно, мой «напарник»¹ был в Москве. Всё я убрала, прибрала, вымыла полы, собственноручно испекла слоёный пирожок с яблоками и заварным кремом и ждала, когда зажжётся свет, чтобы заняться ёлкой. Но, как у нас часто здесь случается, свет не зажёгся - очередные неполадки на электростанции. При двух керосиновых лампах я водружала ёлку - настоящую, под самый потолок! (Правда, потолки у нас не московские, но всё же!) Всадила её в ведро с песком, к<оторы>й полила, и до того устала, что украшала ёлку чуть ли не до 5 ч. утра! При всём при том не ела до звезды не во имя соблюдения благородных традиций, а потому что всё возилась и возилась, и всё было как-то некогда. (Сейчас пишу вам - это один вид общения, а второй - то, что слушаю 5-й концерт Бетховена, который, вероятно, в это же время слушаете и вы.) Когда я закончила все свои одинокие рождественские приготовления, то вымылась, облачилась в халат и зажгла ёлку. Смотрела на прелестные огоньки и не то чтобы вспоминала былые ёлки и всё, что с ними связано в жизни, — а ведь от них вся радость — детства, а от него и последующих лет! — а как-то ушла в невозвратную и всегда близкую страну, где все - вместе и все — счастливы, хотя бы раз в году, хотя бы в ночь под Рождество. И, знаете, я не была ни одна, ни усталая в эту ночь перед этой ёлкой - я была удивительно покойна, внутренне безмятежна, наполнена неувядаемой свежестью ушедших лет и душ. Все мои, живые и ушедшие, всё моё было со мною. Сейчас пишу вам, и мне уже грустно - потому что это уже не та ночь, когда все милые души прикоснулись к моей душе, и я об этом уже только вспоминаю.

А какова была сама ночь, мои дорогие! Небо было той густо-туманной синевы, которая, переходя у горизонта в черноту, на самом деле струит неуловимый свет, и он везде просачивается сквозь все небесные поры. Тишина была необычайная, и, казалось, тот легкий

бо

звон в ушах, что рождаем тишиной, идёт издалека-издалека, от звёзд, от той звезды... Деревья стояли в сказочном, только что выпавшем, нетронутом снегу — каждая тончайшая веточка в искрящемся пуху. Тихо-тихо, и темно, и светло, и покойно, и вместе с тем настороженно - мы все, и небо, и звёзды, и деревья, и домишки под белыми шапками, и я, — прислушивались к дальнему, давнему, вечному чуду...

Целую вас крепко-крепко обеих, спасибо ещё раз за всё милое и вкусное, а особенно мне понравилась бонбоньерка с клюковкой — она висит на нашей ёлке и никому не признаётся в ошибках молодости, т. е. в том, что когда-то содержала в своих недрах английскую соль!

Я буду сидеть в Тарусе², пока меня не вызовут подписывать договора или получать деньги. Возможно, Ада приедет 20-го за пенсией и пробудет в Москве дня два. Надеюсь, что вы её приютите, как обычно.

Целуем вас обеих мы обе.

Ваша Аля

' А.А. Шкодина.

² В.И. Цветаева отрезала А.С. от своего участка в Тарусе узкую полосу, на которой А.С. и А.А. Шкодина к сентябрю 1958 г. построили домик. А.С. жила в Тарусе круглый год.

А.А. Ахматовой

29 мая 1959

Дорогая Анна Андреевна! Большое, большое спасибо за книгу, которая только вчера дошла до меня. Это ничего, что обломки¹, — Венера Милосская и та без рук; вся история — осколки; всё прекрасное, прежде бывшее, дошло до нас в виде черепков — и всё равно встало во весь рост, стоит и стоять будет. Так и эта книжечка, как и любая — поэта — лишь скорлупки яйца, давно уже не вмещающего размаха крыльев птицы.

Теперь у меня две Ваших книжечки, одна ранняя, подаренная мне маленькой², и вот эта, и между ними - целая жизнь, которую прожить - не поле перейти.

Получила на днях письмо от одного давнего знакомого из Чехословакии, а там, т. е. в письме: «Петр Николаевич» (Савицкий³) «получил томик стихов Анны Андреевны с дарственной надписью. Человек я не завистливый и к земным благам равнодушный, а тут

позавидовал...» Я ему пошлю Вашу книгу, т. к. у меня есть один экземпляр, к<отор>ый я выменяла на двух Стивенсонов, одного Шейнина и «Женщину в белом» Коллинза. Пусть завидует «только» дарственной надписи.

Вообще же не встретила ни одного человека, который книгу бы просто купил. Каждый или выменял, или отнял, или украл, одним словом, «достал».

Некоторое время тому назад мы наконец познакомились с женой О.Э.⁴, и всё получилось совсем неожиданно: четыре часа ехали вместе в машине и тихо, вежливо и ядовито ругались всю дорогу. «Не сошлись характерами» буквально с первого взгляда, как обычно влюбляются. Она сидела - шерсть дыбом — в одном углу, со своим Мандельштамом, а я в другом — тоже шерсть дыбом — со своей Цветаевой, и обе шипели и плевались. Мне кажется, что Вам бы понравилось, но вместе с тем боюсь, что нет. А в общем — всё суета сует.

У Б<ориса> Л<еонидовича> всё как-то утихло, слава Богу. Получил какие-то деньги за переводы и что-то будет переводить. Чувствует себя и выглядит, тьфу-тьфу не сглазить, хорошо. Пишет письма и стихи.

Целую Вас и ещё раз благодарю. Главное, будьте здоровы в эту холодную весну!

АННА АХМАТОВА

Сптх<

fu.

о ‘
Москва 1 3 5 a

Титульный лист книги

Анны Ахматовой с её посвящением

(из собрания Л. М. Турчинского)

Ваша АЭ

¹ А.А. Ахматова прислала А.С. свою только что вышедшую книгу с дарственной надписью: «Ариадне Сергеевне Эфрон не без смущения эти обломки Ахматова 4 янв 1959 Ленинград». Состав этой первой после Постановления ЦК ВКП(б) «О журналах “Звезда" и “Ленинград”» (1946) книжечки (всего 2,5 печ. листа, включая переводы) был искажен редактурой А.А. Суркова.

² Книга А. Ахматовой «Подорожник» (Пг.: Петрополис, 1921).

³Петр Николаевич Савицкий (псевд. П. Востоков, С. Лубенский, Петроний; 1895-1968) - экономист, историк культуры, географ, профессор, один из теоретиков и руководителей евразийского движения (Пражская группа). В конце Второй мировой войны был арестован в Праге органами НКВД, заключение

отбывал в советских лагерях. В одном из мордовских лагерей встретился с А.С. и 20 июня 1947 г. посвятил ей стихотворение «Пожелание» (см.: Востоков Л. Стихи. Париж; Нью-Йорк, 1960. С. 43).

⁴ Вдова Осипа Эмильевича Мандельштама, Надежда Яковлевна Мандельштам, в это время жила в Тарусе.

Г.О. Казакевич