История Индонезии Часть 1

Становление классовых обществ и государственности у различных народов Юго-Восточной Азии не было единовременным процессом, поскольку темпы социально-экономического развития были неодинаковы. Оно происходило уже в начале первого тысячелетия до н. э. у некоторых этносов континентальной части древней ЮВА и лишь в конце первого — начале второго тысячелетия н. э. у этносов восточной части Малайского архипелага и Филиппин, а в некоторых районах и позднее.

Однако рассматривая складывание государственности как часть всемирно-исторического процесса, а ЮВА как исторический регион (то есть как регион с общностью исторических судеб), можно выделить для большинства цивилизаций этого региона свой период древности — время существования первых государственных образований, которые предшествовали государствам средневековья и обществам феодального типа. Для Западной Индонезии и Малайзии период древности охватывал конец первого тысячелетия до н. э., всю первую половину первого тысячелетия н. э. и длился до VI—VII вв. включительно (имеются в виду Большие Зондские о-ва и север Малаккского полуострова, где отмечены наиболее ранние следы государственных образований, существование которых подтверждается письменными и археологическими источниками).

Таким образом, хронологически древняя история Индонезии приходится на вторую половину периода древности в регионе (на первую приходится история государств так называемой прото-ЮВА[6] в бассейне Янцзы и к югу от него, а также у предков вьетнамцев), однако восточные районы островной части ЮВА и многие горные и глубинные внутриостровные области в основном отставали на несколько веков н развитии общественно-политической структуры. Временные рамки, принятые для древней истории Индонезии (конец первого тысячелетия до н.э. — VI—VII вв. н.э.), примерно соответствуют понятию «поздняя древность» в общей истории Древнего мира. Это был последний этап древнего, дофеодального, общества для соседних цивилизаций — Индии и Китая. Особенности их развития на рубеже нашей эры во многом определили характер контактов с индонезийским обществом, находившимся еще в самом начале своей классовой истории и воспринимавшим элементы культурного и социально-исторического опыта цивилизованных народов.

КУЛЬТУРА РАННЕГО ЖЕЛЕЗНОГО ВЕКА И ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ В НУСАНТАРЕ

Вопрос о времени и месте политогенеза в островной части ЮВА осложнен рядом обстоятельств. Дело в том, что древнейшие дошедшие до нас упоминания о государствах Нусантары в китайских, индийских и античных источниках довольно смутны и отрывочны, а археологические памятники интерпретируются с трудом. Что же касается наиболее ранних местных письменных источников, также немногочисленных (эпиграфика IV—VI вв.), то в них древняя государственность предстает уже как определенный итог исторического развития, 'первые шаги которого оставили мало следов.

Предполагается, что начало этого процесса относится ко времени не позднее конца первого тысячелетия до н. э.—начала н. э., то есть к эпохе внедрения железных орудий.

В пользу этого предположения свидетельствуют прежде всего данные об уровне хозяйственного и культурного развития ряда районов Малайского архипелага и Малаккского полуострова. Уже в памятниках бронзовой Донгшонской культуры (южный, индонезийский вариант) отразилась специализированная технология металлического литья, свойственная обществу, где шли процессы разделения труда, имущественной дифференциации, существовали сложные религиозно-мифологические и культовые комплексы.

Эта древняя цивилизация развивалась на материальной основе многовековых традиций высокоразвитой агрикультуры поливного риса у предков народов Западной Индонезии, в первую очередь яванцев, малайцев, балийцев.

Производство и применение железных орудий и оружия в Индонезии, и прежде всего там, где уже культивировалась металлургия бронзы, стало следующим важным фактором в создании предпосылок к образованию государства, как и у многих других обществ Юго-Восточной и Южной Азии, вступивших в эпоху политогенеза с внедрением железа.

Памятники раннего железа на территории Малайского архипелага изучены значительно хуже бронзовой культуры, с трудом отделяются от последней и нередко с ней смешаны, а специальных археологических исследований раннежелезной культуры пока недостаточно[7]. Однако неоднократные находки не только литейных форм, но и криц свидетельствуют о том, что с внедрением железа здесь наступил самостоятельный этап материального производства.

Основной источник представлений о характере раннего железа — это пока в основном раскопки могильников, а также отдельных предметов и целых мегалитических комплексов на Центральной Яве (Воносари, гора Кидул), Восточной Яве (Бесуки, Тубан, Мадиун—Нграмбе, Пунунг), Западном Бали (Гилиманук), на Западной Яве (Леувилианг, Бантен, Бекаси—Ренгасденгклок), на Сулавеси, Сумбе, Флоресе. Комплексы орудий и предметов раннежелезной культуры прослеживаются частично по составу погребального инвентаря. Из наиболее многочисленных типов железных предметов следует отметить прежде всего топоры. Этих и других орудий и оружия много в каменных гробахцистах могильника на г. Кидул (Центральная Ява). Уже применялась железная втульчатая мотыга подпрямоугольной формы. Известны железные лезвия обычных и жатвенных ножей, других сельскохозяйственных орудий, инвентарь для ткацкого производства. Производство оружия представлено всевозможными сложными формами наконечников копий. Не случайно в более позднюю эпоху Ява не только производила, но и вывозила определенные виды копий и кинжалов.

В производстве глиняной утвари продолжали развиваться и усложняться художественные и технические традиции керамического комплекса более раннего периода (эпохи расцвета бронзовой культуры). Использовался гончарный круг. Из наиболее известных примеров — красноглиняная керамика из Буни (северное побережье Западной Явы), комплекс в Гилимануке (Бали) с разнообразными формами горшков, чаш, курильниц, сосудами с красным и желтым ангобом, лощеными сосудами. Совершенствовался обжиг. По-прежнему применялись в основном прорезной и штампованный орнаменты. В керамическом производстве сохранились особенности, роднящие культуру Западной Индонезии с другими культурами «австронезийского кольца» вокруг Южно-Китайского моря: на Филиппинах, Тайване, в Восточной Малайзии, в Северном Вьетнаме и Южном Китае.

Прогрессивные нововведения, обусловленные применением железа, повысили социально-экономический эффект внедрения металла и сопутствующих ему ремесел. Они увеличили производительность плужного поливного рисоводства, которое стало основой ведущего хозяйственно-культурного типа у яванцев, малайцев и ряда других народов Нусантары. Выросли возможности древнего подсечно-огневого земледелия (там, где оно продолжало практиковаться), расширилось освоение новых аграрных районов, в особенности речных и плодородных межгорных долин. В рассматриваемый период происходил количественный рост оседлых поселений и увеличение плотности населения; вместе с тем выросла и подвижность групп людей, занимавших новые сельскохозяйственные территории и места, удобные для торговли и мореплавания.

Ранний железный век стал временем освоения индонезийцами важных морских и океанских коммуникаций. Районы побережья были связаны с древними путями международной торговли: это в первую очередь западное и восточное побережье северной части Малаккского п-ва, северное побережье Западной Явы, восточное и южное побережье Суматры и зона Малаккского пролива, прибрежные районы других остроbob. Примечательно, что с этого времени не только местные вещественные, но и письменные иностранные источники свидетельствуют о знакомстве жителей островов Нусантары с железом и о его применении в различных областях хозяйства. Так, античный ученый Клавдий Птолемей в своей «Географии» (II в. н. э.) писал, что тамошние жители используют железные крепления при постройке кораблей.

Следует отметить, что погребения эпохи раннего металла в прибрежных районах в наибольшей степени выявляют признаки социально-имущественной дифференциации. И это не случайно, именно здесь возникли государства, в жизни которых особую роль играла морская торговля (как собственными товарами, так и транзитная).

Мегалитическое строительство, восходящее у индонезийцев еще к эпохе позднего неолита, в рассматриваемый период в ряде районов Западной Нусантары уже сопровождает ритуалы, связанные с апофеозом власти предков, вождей, их приближенных, «больших людей общины». В ней, очевидно, выделились такие социальные группы, которые еще в начале XX в. можно было наблюдать у некоторых народов Нусантары, стоявших на пороге варварского общества (переходного к раннеклассовому), например у ниасцев, а в XVI—XVII вв. у тагалов, висайя и других австронезийцев Филиппинского архипелага. Это слой высшей аристократии; затем — находящееся у нее на службе своеобразное сословие «благородных»; «свободные», составляющие основную массу населения, и слой зависимых, включавший рабов из среды военнопленных, людей полурабского состояния, должников, потомков нарушителей обычного права.

Там, где процесс разложения первобытнообщинного строя уже сопровождался развитием социальной дифференциации и становлением политической власти родоплеменной аристократии и вождей-старейшин, претерпевала соответствующие изменения традиционная система верований. Культ общинных и семейно-родовых предков и вера в духов, аграрные культы нуждались в модификации, должны были быть приспособлены к идеологическому оформлению власти становящегося правящего класса.

Погребения, содержащие инвентарь раннежелезной культуры, позволяют представить некоторые черты обрядности ее создателей. Характерной ее особенностью являются широко распространенные на Яве, Сумбе, Сулавеси, Бали вторичные захоронения в керамических урнах. Примером может служить широко известный прибрежный западнобалийский комплекс Гилиманук. Во внутренних районах Бали практиковались захоронения в каменных саркофагах. Распространенной была традиция открытого трупоположения.

Расовый состав населения в период раннего железного века недостаточно изучен, однако палеоантропологические данные позволяют говорить об отличии двух доминирующих расовых групп: монголоидной и австраломеланезоидной, причем последняя продолжала господствовать в Восточной Индонезии, а на смежных территориях к востоку от Бали обитали смешанные группы, относящиеся к переходным расовым типам.

ПЕРВЫЕ ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ОБРАЗОВАНИЯ (ЦАРСТВА И КНЯЖЕСТВА) НА ТЕРРИТОРИИ МАЛАЙСКОГО АРХИПЕЛАГА И МАЛАККСКОГО ПОЛУОСТРОВА

К концу первого тысячелетия до н. э. уже происходило формирование современного контура политико-культурных и этнических границ Юго-Восточной Азии как региона. Это было связано в первую очередь с ускорением процесса складывания государственных образований у племен Индокитайского полуострова и с расселением великокитайского этноса (ханьцев) к югу от бассейна Янцзы, в ходе которого частично ассимилировались, частично вытеснялись далее на юг древние предки австроазиатов и австронезийцев, бирманцев и таи. К рубежу нашей эры во всех наиболее крупных речных долинах континентальной части ЮВА б ее современных границах уже существовали государства. Этот процесс охватил и некоторые территории островной части Юго-Восточной Азии.

Население наиболее развитых областей Больших Зондских островов и Малаккского полуострова имело прочные традиции материальной и духовной культуры. Местные земледельческие племена широко практиковали поливное рисосеяние, разводили домашних животных (буйволов, свиней, птицу), им были известны навыки бронзолитейного дела, варки железа. Малайцы и другие народы австронезийской языковой семьи освоили строительство парусных судов с балансиром, бороздили на них моря Нусантары, совершали и океанские плавания, что способствовало развитию общеиндонезийской культурной общности и ее связям с другими культурами. В водах Нусантары, Малаккского пролива и через Малаккский полуостров с древности проходили мировые торговые пути, связывавшие между собой Китай и Индию, страны Ближнего Востока и Средиземноморья с Восточной Азией. Когда люди научились использовать тропические муссоны в регулярных плаваниях, этот район превратился в один из важнейших «перекрестков Азии», непременное звено торговых и культурных контактов государств бассейна Индийского и Тихого океанов.

Несомненно, что интерес к контактам с далекими островами у государств древности, прежде всего Южной Азии и Китая, пробудился задолго до рубежа новой эры, еще до того, как сама Нусантара стала регулярным звеном в системе международного торгового обмена. И уже тогда земли, лежавшие на пути мореплавателей и торговцев, воспринимались нередко как имеющие «царей» и свою социальную организацию, которая в действительности была еще скорее всего полуварварской, находилась на начальной стадии становления гражданского общества и выделения публичной власти. И прежде чем отдельные прибрежные торговые и аграрные районы Нусантары представились взору заморских мореплавателей как реальные царства с верховной властью, дипломатией, духовенством и атрибутами политического суверенитета, они долгое время скрывались в письменных сообщениях под личиной выразительных, но обобщенных географических понятий и наименований.

Туманно-сказочные упоминания древнеиндийского эпоса «Рамаяна» об острове Явадвипа, «украшенном семью королевствами», о Золотом острове (Суварнадвипа) могут быть отнесены к различным островным территориям к востоку от Бенгальского залива, но в позднейших индийских сообщениях связаны с Явой, Суматрой или Малайей, поэтому чаще всего их отождествляют с островами Западной и Центральной Индонезии и с Малайзией. В буддийских джатаках упоминается Золотая Земля (Суваннабхуми), путь в которую труден и опасен. С ней отождествляют некоторые прибрежные и островные области ЮВА, в том числе и Суматру. В других индийских источниках начала нашей эры упоминаются Малайюдвипа (Суматра, Малайя?), Карпудвипа (Остров камфоры — Калимантан), Варунадвипа (там же?). Топонимы, относящиеся к Нусантаре, встречаются и в сочинениях Калидасы, и в древнетамильских поэмах. Островной мир региона у древних индийцев фигурировал под общим наименованием Двипантары (синоним Нусантары).

В античных географических сочинениях и исторических работах I в. до н. э. — II в. н. э. (у Диодора Сицилийского, в «Перипле Эритрейского моря», в «Географии» Клавдия Птолемея, у Помпония Мелы, Плиния Старшего, Дионисия Периегета) к землям Нусантары относятся Острова блаженных, Серебряная страна, Золотая страна, Золотой полуостров, наконец, Ябадиу, который рядом ученых отождествляется с Явой и название которого в греческой передаче произошло от санскритского «Явадвипа»[8]. Остров этот, согласно Птолемею, был плодороден и имел много золота.

По китайским источникам, еще в 110—87 гг. до н.э. со времени императора Лю Чэ (У Ди) ко двору империи Хань прибывали посольства с данью из некоей южной страны Хуанчжи, лежащей в двух месяцах морского пути от Фу-гань-ду-лу (в р-не Малаккского полуострова). По сведениям из «Цянь Хань Шу» («История династии Ранняя Хань»), в 1—6 гг. н.э. (при императоре Пин Ди и регенте Ван Мане) из Южного Китая ханьские власти посылали в страну Хуанчжи подарки, ожидая получить в ответ носорогов. Наиболее вероятное отождествление Хуанчжи — с Восточной или Южной Индией. Но независимо от того, где находилась эта страна (вопрос остается спорным, и не исключен вариант с Суматрой), путь туда лежал по водам Южных морей, минуя Малаккский полуостров, .Суматру и Яву, т. е. баснословные Золотую и Серебряную страны и Явадвипу. В китайских сочинениях III—V вв. с Явой отождествляют Ецзяо (также от Явадвипы), Дупо, Сытяо, Шепо и т. д.

Эти и другие, иногда весьма образные, наименования кочевали, заимствовались, попадали в искаженном виде из более ранних сочинений в позднейшие. Примечательно, однако, что в их смысловом содержании явно выделяется акцент на драгоценность, богатство, уникальность. Это не только метафорический образ легендарных, полных экзотического очарования земель, но и давняя молва о богатстве их ресурсов, какие-то отдаленные сведения об их составе. Вероятно, это не случайно. Можно полагать, что островную часть ЮВА на арену древней международной торговли первоначально вывели продажа и перепродажа в первую очередь ценных и редких товаров. Это самоцветы и поделочные камни, дорогие ткани, сырье для них, благовония, пряности, лекарственные вещества, ценные сорта древесины и смолы, редкие животные и другие раритеты и предметы роскоши. С развитием собственных торгово-экономических ресурсов и общественного строя этот список, возможно, уже в древний период пополнился оловом и рабами, посудой и обиходными тканями, оружием и т. д. Но практически до рубежа н. э. прямые сведения о компонентах собственного вывоза товаров из Нусантары отсутствуют, хотя и предполагается, что это были такие товары, как алоэ и сандаловое дерево.

На облик культуры и общественных институтов древних государств Индонезии и Малайзии, как и большинства древних обществ континентальной части ЮВА, повлияли связи с Индией. В истории становления любой цивилизации внешние контакты, культурный обмен и фактор внешних влияний являются одним из необходимых условий ее прогресса и жизнеспособности. В этом смысле и юго-восточноазиатская цивилизация, развивавшаяся по соседству с двумя очагами древневосточной культуры, индийским и китайским, не составляла исключения. Существование к рубежу н. э. огромных империй древности (Римской, Кушанской, Парфянской, Ханьской) обусловило развитие устойчивых торговых связей между Западом и Востоком. Страны Юго-Восточной Азии закономерно становились звеном в этой системе мировой торговли, возрастал спрос на товары, относящиеся к природным богатствам региона: драгоценные металлы, различные редкие лесные и морские продукты, пряности и благовония.

На рубеже н. э., к началу контактов с Южной Азией, определивших восприятие черт и заимствование опыта древнеиндийской цивилизации, австронезийское общество в Западной Индонезии и Малайзии уже имело самобытную культуру высокоразвитого земледелия и мореходства и находилось в процессе формирования государства. Собственные тенденции социального развития в ходе распада старой общинно-родовой структуры привели к появлению здесь атрибутов государственной власти и эксплуататорского общества. Оформлялась своя, возникшая независимо от индийской, номенклатура терминов, относящихся к социально-классовому делению, своя титулатура. Австронезийская земледельческая община появилась и эволюционировала как самобытный социальный организм. Еще до распространения индийских религий — буддизма и индуизма — здесь существовали условия для религиозно-идеологического обоснования государственной власти. Большую роль в этом играли местные традиции культа предков и аграрных верований, развивалось культовое искусство.

В сфере производственной и материально-бытовой культуры это общество имело ряд черт, свойственных плужным земледельцам жаркого пояса и объединявших его не только с родственными и регионально близкими древними культурами Индокитайского полуострова и Южного Китая, но и с дравидско-мундской культурой Южной и Восточной Индии. В известной мере это относится также к сфере духовной культуры и религиозных традиций. Для восприятия народами юго-восточноазиатского региона влияния древнеиндийской цивилизации на рубеже и в первые века нашей эры имело значение то, что с древнейшего периода и до первого тысячелетия до н. э. включительно часть Индостана, а именно бассейн Ганга и район к югу от него (равно как и бассейны Янцзы и Сицзяна), в культурно-этническом отношении составляла с современной ЮВА единое целое.

Влияние древнекитайской цивилизации по сравнению с древнеиндийской носило более ограниченный характер. Наиболее активные формы это влияние приняло в ходе военно-политической экспансии китайских империй (с III в. до н. э. до середины I тысячелетия н.э.) на юг, прежде всего в область расселения древних вьетов и некоторых других австроазиатских этносов. Культурная ассимиляция «южных варваров» и внедрение китайских административных и религиозных норм глубоко отличали это влияние от индийского. Последнее носило преимущественно мирный характер, связанный с торговым, культурным и политическим интересом к странам ЮВА со стороны ряда государств Индостана в I тысячелетии н.э. (империи Гуптов, империи Сатаваханов и других государств) и с религиозно-миссионерскими целями буддийской церкви.

Появлению новых типов крупных морских судов, более приспособленных к условиям парусного плавания в водах муссонной Азии, сопутствовало повышение интереса Индии к странам Южных морей, островным районам как источнику ценных товаров и как к полю деятельности религиозных культуртрегеров. Возможно, торговцы, а с ними и брахманы-священнослужители положили начало оживленным связям Индии и ЮВА в первой половине I тысячелетия н. э., когда существенно возросли двусторонние контакты, в том числе между индийскими государствами и Индонезией.

Широкое соприкосновение с культурой Индии повлекло за собой восприятие элементов более древней и развитой индийской культуры, с помощью которых окончательно оформились институты раннегосударственных образований на территории Нусантары.

К эпохе Гуптов (IV—VI вв.) древнеиндийская цивилизация достигла высокого уровня развития, ее достижения становились достоянием общемировой культуры. Буддизм, возникший как своего рода религиозно-философская система, на рубеже новой эры претерпевает такие изменения, которые способствовали его превращению в мировую религию. Древнеиндийский брахманизм принимает форму индуизма с развитой иерархией богов и философской системой. Многие реалии духовной жизни индийцев закономерно вошли в культуру стран ЮВА, находившихся в сфере индийского влияния. Это были: илитературный язык (классический санскрит и пали), системы письма (деванагари и паллава-грантха, другие), эпические сюжеты и литература («Махабхарата» и «Рамаяна», сказания о богах — пураны), доктрины буддизма и индуизма, всевозможная религиозно-философская литература и мифологические сюжеты, элементы культа и культовая иконография, храмовое строительство, элементы законодательства (в том числе изложение принципов управления государством), эстетика и т. д.

К настоящему времени теория широкой индийской колонизации, которая была призвана объяснить феномен индийского влияния, опровергнута большинством специалистов и не имеет убедительного подтверждения. Бесспорных следов наличия индийских колоний в Индонезии нет. Наиболее аргументированное объяснение археологических и письменных памятников, связанных с индийской культурой на островах Нусантары, как и на большей части континентальной ЮВА, исходит из того, что это все свидетельства регулярных религиозных, политических и торгово-дипломатических контактов. На о-ва Малайского архипелага прибывали представители различных индийских сословно-кастовых групп: вайшьев (в лице торговцев), брахманов (представителей духовенства), кшатриев (лиц из знатных княжеских родов). Они жили в торговых факториях, буддийских монастырях и религиозных поселениях, при дворах местных правителей.

Так как основная сфера индийского влияния в Индонезии и в регионе в целом — сфера духовной культуры, а ее главные ценности находились в основном в руках духовенства, то понятно, что именно этот слой индийского общества был в первую очередь проводником культурного влияния. Большую роль играли придворные брахманы-первосвященники и монахи-буддисты в оформлении государственной идеологии и системы культов в ранних государствах Нусантары. Одним из путей распространения индийского культурного влияния были смешанные браки. Яванские и малайские правители придавали большое значение возведению своей генеалогии к индийским эпическим и историческим персонажам.

Индийская культурная «экспансия» в Юго-Восточную Азию происходила из различных областей Южноазиатского субконтинента и через остров Ланка. Однако следует выделить роль Коромандельского побережья и Восточной Индии. Историко-этническая и географическая ориентация юга и востока Индостана с глубокой древности обусловила морские и сухопутные связи с ЮВА и передачу именно через эти области многих элементов индоарийской культуры.

Связи Юго-Восточной Азии с Индией не носили сугубо одностороннего характера. Торговцы из Индонезии и Индокитая прибывали на Индостанский п-ов, где они могли образовывать поселения в торговых городах. Активная роль «культуры-реципиента» во многом определяла сам характер восприятия элементов индийского влияния. Мореходы, купцы и паломники с Явы, Суматры, из Малайи, достигавшие индийского побережья, не только приносили на родину знания о культуре древней Индии, об ее социальных и религиозных традициях, но также в свою очередь способствовали знакомству индийского общества с австронезийскими реалиями.

Усвоение достижений индийской культуры не было хаотичным и во многом предопределялось развитием самобытных начал в культуре древних и раннесредневековых государств Нусантары.

Классические памятники культовой архитектуры и изобразительного искусства индонезийского средневековья явились результатом гармоничного приспособления буддийских и индуистских норм и канонов к местным условиям и традициям. Индийские по происхождению реалии становились достоянием местной культуры преимущественно в тех случаях, когда в ходе ее развития появлялась объективная потребность jb их усвоении. Так, местная титулатура впитала более развитую индийскую систему обозначений, хотя сохраняла и местные термины, была воспринята индийская письменность, послужившая вскоре развитию собственного литературного языка. В древних государствах и крупных государственных объединениях Нусантары в I—VII вв. почитание индуистских божеств стало формой религиозного возвеличивания монарха и его предков и постепенно наполнялось традиционными элементами культа предков и веры в духов. Вместе с тем в Индонезии, как и в некоторых странах Индокитая, был высок авторитет древней буддийской культуры. Перекрестки международных торговых путей, проходивших в водах Западной Нусантары, были средоточием крупных буддийских общин, центров буддийской учености.

Происходил своего рода отбор элементов индийского влияния. В ходе его реализации с самого начала многое оказалось неприемлемым, чуждым, многое претерпело существенную трансформацию для того, чтобы прочно войти в местную культуру. Например, индийское традиционное деление общества на касты не привилось здесь как общесоциальный институт, хотя были известны наименования больших сословно-кастовых групп — варн, применявшиеся в литературе и официальных документах и соседствовавшие с местными понятиями об общественной структуре. Ее основой являлась собственная социальная ячейка — сельская община (вануа, деса), отличавшаяся от индийской.

Из-за неравномерности темпов социально-экономического и культурного развития островных территорий, пестроты этнического их состава элементы индийского влияния воспринимались в различных местностях в разных масштабах и с разной степенью интенсивности.

Наиболее ранние из известных к настоящему времени древних государств Малайского архипелага и Малаккского полуострова были небольшими по размерам. Их насчитывалось десятки, и они располагались на землях современной Западной Индонезии, Западной Малайзии и Южного Таиланда, имея, как правило, выход к акватории Индийского и Тихого океанов через Малаккский п-в, Сиамский залив, ЮжноКитайское и Яванское моря.

В границах Индонезии к районам раннего политогенеза следует отнести прежде всего восточную и южную части о-ва Суматра и прилегающие мелкие острова. Это одна из территорий, где происходило складывание малайской народности. В бассейнах суматранских рек Батанг (Джамби) и Муси, несущих воды с нагорий Западной Суматры через низменное восточное побережье в Южно-Китайское море, имелись определенные условия для рисоводства и богатые лесные ресурсы. Реки связывали внутриостровные области с внешнеторговыми путями. С этими землями (район Джамби — Палембанга) отождествляют упоминаемое китайскими источниками к середине III в. царство Гэнн (Дяин), существовавшее до V—VI вв. Это государство охарактеризовано как одно из сильнейших у «южных варваров», густонаселенное, богатое золотом и иными драгоценностями, а также орехами арековой пальмы. Здесь было много привозных товаров, в том числе жемчуга и нефрита. Это был один из центров посреднической торговли, поддерживавший связь как с Китаем, так и с индийскими портами.

Непосредственно к югу и северу от Гэин китайские летописи в III в. упоминают земли, которые, судя по кратким замечаниям, были населены сравнительно отсталыми племенными группами. Такова страна Пулэй (предположительно от малайского пулоу — «остров»), жители которой вели прибрежный обмен с проходящими кораблями. Впрочем, бытует мнение, что Пулэй может быть и древним царством на островах Банка и Белитунг.

«Цянь Хань Шу» упоминает также Пицзун (малайск. Писанг?), лежащий на морском пути из Индии в Китай и относимый к островам маленького архипелага Риоу-Лингга у юго-восточного побережья Суматры. С Северной Суматрой связывают государство Барус, но сведения о нем более поздние.

Древнейшие суматранские государства ориентировались (по самому характеру своего расположения) на морские пути, которые, огибая Суматру с севера, шли по Малаккскому проливу, вдоль восточного берега Суматры, затем вокруг Южной Малайи поворачивали на север к Индокитайскому полуострову и китайским берегам, либо шли на о-в Яву и через Яванское море — в Восточную Индонезию, к Островам пряностей. Для северосуматранских районов имели значение также речные и перевалочные сухопутные трассы через Северную Малайю в Сиамский залив.

Другим важнейшим центром образования первых государств в самой Индонезии стал о-в Ява, хотя неясно, были ли первые государства Явы древнее или моложе суматранских. Они могли быть не моложе, если только сообщение 132 г. н. э. в «Цянь Хань Шу» о посольстве из страны Ецзяо относится к Яве. Согласно этому сообщению, послы привезли дары от некоего царя Тяо-Бяня, имя которого ряд исследователей считает китаизированной формой санскритского тронного имени Деваварман. Ецзяо же идентифицируется как Явадвипа. Не исключено, что Клавдий Птолемей в своей «Географии» (ок. 160 г. н. э.), упоминая крупный торговый город Аргире (Серебряный) в западной части о-ва Ябадиу (Явадвипы), где есть вулканы, имел в виду центр того же царства.

Известная по китайским сведениям III в. и располагавшаяся «к юго-востоку от Гэин» плодородная страна Сытяо с просторными городами может быть локализована в этой же части острова. Позднее, в IV—V вв. именно на западе Явы существовало царство Тарума, правитель которого носил санскритское тронное имя с компонентом «варман» (Пурнаварман). На Западной Яве, соседствующей с Суматрой и имеющей выход к Зондскому проливу, ранний политогенез был тесно связан с малайским этносом, а впоследствии — с сунданским.

Центральная Ява с ее плодородными межгорными долинами и яасть Восточной Явы, будучи связаны с формированием яванской народности, несомненно, в начале эры также имели очаги государственности, и прежде всего там, где сельскохозяйственные районы имели выход к северному побережью. Однако письменные документальные свидетельства вряд ли могут быть отнесены ко времени ранее V—VI вв.

На о. Бали, как и на Яве, археологические данные раннего железного века свидетельствуют, что местная государственность старше сохранившихся письменных свидетельств, относящихся к средневековью. На восточном побережье о. Калимантан, где найдены, как и на Западной Яве, царские надписи на камнях (возможно, древнее яванских), можно предположить предшествовавший период политогенеза с той существенной оговоркой, что достаточные археологические данные отсутствуют, а китайские сообщения о северои западнокалимантанских прибрежных владениях — более поздние.

Островной западноиндонезийский регион древней государственности находился по соседству с полуостровным. Уже к рубежу н. э. На берегах Малаккского полуострова и в зоне Сиамского залива существовали десятки царств и княжеств. В границах Западной Малайзии они располагались в северо-западной части полуострова на территории современных штатов — Кедах и Перак, входивших в ареал расселения предков малайцев, но, очевидно, при наличии монкхмерского этнического компонента. В границах Южного (полуостровного) Таиланда это были прежде всего район перешейка Кра и сравнительно узкая полоса западного побережья к северу от него, а также Наконситхаммарат и восточное побережье Сиамского залива. Здесь монкхмерский компонент, очевидно, преобладал и стал впоследствии основой монских ранних княжеств.

Вышеотмеченные государственные образования австронезийцев и монов к востоку и северу от Малаккского пролива по характеру своей экономической базы были сходны с древнесуматранскими. Их можно назвать городами-государствами. Это были небольшие территории в низовьях рек с центром в виде укрепленного города^порта, ограниченной сельскохозяйственной периферией, обширными внешнеторговыми связями, иногда с рядом факторий. Участие этих государств в международной и полуостровной торговле обеспечивалось контролем царской или княжеской власти не только за участками морских коммуникаций, но и в значительной степени за сухопутными и речными трассами и волоками, пересекавшими современные территории Малайи, юга Таиланда и Нижней Бирмы.

Еще в I в. н. э. авторы «Цянь Хань Шу» отмечали богатство природных ресурсов и необычность товаров этих государств, развитие флота и наличие пиратства, сопутствовавшего их торговой политике. Во II в. в «Географии» Птолемея уже были зафиксированы названия городов-государств, бывших торговыми форпостами и перевалочными пунктами на путях через «Золотой полуостров» и вокруг него. Это прибрежные центры на перешейке Кра (Таккола), на северо-восточном и северо-западном берегах полуострова (Коли), в бассейнах рек (Конконагара, Паланда, Калонка и др.) и на его южной оконечности (Сабара).

К нач. I в. древние китайские источники («Лян шу» — «История династии Лян») относят возникновение княжества Лангкасуки, одного из самых значительных впоследствии царств Северной Малайи, занимавшего временами территорию от Кедаха до Паттани, от побережья Малаккского пролива до берега Сиамского залива.

Далее к северу от этих полуостровных очагов античные, а затем и китайские и индийские авторы помещают города в районе Наконситхаммарата и на побережье Сиамского залива. У Птолемея это Самарада, Забай и другие центры, игравшие весьма важную роль в связях с Индией и Китаем. В индийском комментарии к буддийскому канону «Маха-Ниддеше» (II в.) это Тамали — могущественная в будущем Тамбралинга.

Особый исторический период в жизни полуостровных государств относится к III—V вв. В это время приоткрывается завеса над событиями политической истории и внутренним положением некоторых из этих государств. С начала III в. древнекхмерское государство Бапном, превратившееся в сильную империю на юге Индокитайского полуострова и обладавшее мощным флотом, повело наступление на монские и малайские земли. Бапномским курунгам (монархам) удалось подчинить часть из них и превратить их в удельные и вассальные княжества. Побережье Сиамского залива и перешеек Кра оказались под властью и в сфере влияния Бапнома. Однако степень зависимости от Бапнома, как и сила этих княжеств, была различной. Таккола на перешейке Кра в это время играла роль крайнего западного порта Бапнома и была центром страны, которая в китайских летописях V в. называлась Дуньсунь (Тунсун). Дуньсунь славилась посреднической торговлей и обширной колонией заморских купцов, производством лекарств, благовоний .и редких вин. Крупнейший международный порт, Таккола была обращена к путям в Индийском океане, связывавшим Бапном и соседние земли с Индией, Ближним Востоком, Парфией и другими заморскими территориями.

В «Лян шу» и других китайских хрониках содержится сообщение о княжестве Паньпань с центром в районе перешейка Кра. Паньпань было, очевидно, относительно автономной частью Бапнома; в V—VI вв. оно поддерживало самостоятельные отношения с Китаем, вело активную внешнюю политику. Лангкасука (с центром в районе Паттани — Сонгхла, современный Южный Таиланд) относилась к числу малайских вассалов Бапнома, которые уже с V в. испытывали экономический подъем и постепенно вновь обретали самостоятельность. Этому способствовало то, что Лангкасука к своей выгоде контролировала наиболее удобный торговый путь через полуостров, обогащаясь за счет экспорта местных товаров, в том числе драгоценных металлов, а также эксплуатировала важные коммуникации между Восточной Малайей и Китаем, вьетнамским побережьем и Западной Нусантарой. Здесь развивались буддийские традиции. Северный сосед Лангкасуки Тамбралинга, которая еще во II—III вв. упоминалась в литературе буддизма на языке пали, стала одним из ранних оплотов этой религии в Юго-Восточной Азии и важным портом. Кедах, будучи в IV—V вв. значительным торгово-ремесленным и сельскохозяйственным районом, использовался как важный транзитный пункт индийской торговли, связанный с Коромандельским побережьем и островом Ланка.

Упадок Бапнома с начала VI в. означал отделение вассалов, распад имперских территорий древнекхмерского государства и новый подъем тех из них, для которых бапномский сюзеренитет стал тормозом к развитию.

ЗАПАДНАЯ ИНДОНЕЗИЯ К НАЧАЛУ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ (V—VII вв.)

К концу эпохи древности — началу средневековья наряду с продолжавшимся развитием земледельческой экономики повысилась роль прибрежных районов Больших Зондских островов в международной торговле. В IV—V вв. вторжения кочевых племен в Северный Китай, Индию и Иран отрицательно повлияли на состояние трансконтинентального торгового пути, связывавшего Средиземноморье и Восточную Азию, что побудило восточное купечество активнее использовать коммуникации, которые издревле соединяли Запад и Восток — морские пути через Индийский океан и Нусантару. Регулярные плавания туда обусловили растущий интерес к собственно индонезийским товарам. К участию Нусантары в посреднической торговле во все больших размерах прибавлялся собственный вывоз. Значительная часть торговых морских перевозок от восточной зоны Индийского океана до китайского и японского побережья находилась в руках австронезийских народов, не говоря уже о товаропотоках, шедших через внутренние воды Нусантары. Все это не могло не повлиять на ускорение процессов образования государств, в первую очередь на Суматре и Яве.

Очагами древнемалайской цивилизации в Западной Индонезии стали Восточная и Южная Суматра, прежде всего порты и речные долины областей Джамби и Палембанга. Здесь с начала V в. китайские источники отмечают на месте существовавшего в III веке царства Гэин новое государство—Ганьтоли. С 441 г. царство Ганьтоли известно по его посольским связям с Китаем, которые, судя по датам посольств, приходились в основном на первую половину VI в. (455, 502, 518, 520, 560, 563 гг.). Имея основную территорию в низовьях рек Батанг и, вероятно, Муси, Ганьтоли играло важную роль в посреднической и собственной торговле Нусантары с Китаем, имело торговые связи с Индией и Передним Востоком, поставляло на китайский рынок традиционные предметы индонезийского экспорта, прежде всего предметы роскоши, пряности и благовония, лекарственные вещества, орехи арековой пальмы.

В 454—464 гг. в Ганьтоли царствовал Варанарендра, при котором отправлялись брахманские культы. Известно также, что один из правивших после Варанарендры царей был сторонником буддизма, а в 519 г. монархом был Виджаяварман. Очевидно, в VI в. преобладающей религией при дворе Ганьтоли был буддизм, принятие которого способствовало развитию внешнеторговых связей.

Ганьтоли подчинило соседние южносуматранские княжества, среди них Похуан, известное по китайским посольствам до 60-х гг. V в. и являвшееся экспортером обширной номенклатуры редких товаров, таких, например, как куркума и безоаровый камень. До сер. VI в. Ганьтоли было сильнейшим государством Суматры.

Малайский этнос был той преимущественной основой, на которой формировались государственные образования востока и юга Суматры на рубеже древности и средневековья. С территорией происхождения и изначального расселения малайцев связывают Падангское нагорье на Центральной Суматре, откуда они, продвигаясь по долинам восточносуматранских рек на восток и юг и вдоль побережья на север, заселяли не только собственно Суматру и ближайшие мелкие острова, но и земли, лежавшие вблизи морских торговых путей на севере, а затем и юге Малаккского полуострова, прибрежные районы на юге и востоке Калимантана. С этой этнической основой связывают и возникновение древнейших известных княжеств на территории, граничащей (через Зондский пролив) с Суматрой, т. е. на Западной Яве.

На острове Ява находились наиболее плодородные и густонаселенные рисоводческие долины. Объединение земледельческих общин с их землями и оросительными системами и подчинение родоплеменной знати верховной власти царя-деспота привело к созданию аграрных государств. Власть монарха поддерживалась и освящалась жрецами-брахманами. Об этом свидетельствуют эпиграфические материалы: санскритские надписи, высеченные на камнях. Санскрит использовался как официальный язык деловых и религиозных текстов, царских указов. Из них мы узнаем о существовании на территории Западной Явы царства Тарума, которое появилось там не позднее первой четверти V в. Четыре надписи из района Богора были сделаны по указу раджи Пурнавармана, правителя Тарумы (около середины V в.). В них Пурнаварман прославляется как великий воин, чьи доспехи непроницаемы для вражеских стрел, искусный в уничтожении вражеских городов, неумолимый к врагам, но милосердный к потомкам верных раджей-вассалов. Одна из надписей повествует об исправлении русла реки, впадающей в Яванское море, и о прорытии за 21 день канала длиной 11 км. В честь этого события, завершившегося под наблюдением царя, Пурнаварман жертвует брахманам тысячу голов крупного рогатого скота. На тех же камнях — символические изображения, передающие следы ног самого Пурнавармана и его слона.

Научный анализ содержания и формы указанных надписей позволяет говорить о некоторых важных чертах внутренней жизни и политики царства Тарума, хотя об его истории практически ничего не известно. Однако можно констатировать, что раджа Пурнаварман являлся покорителем соседних княжеств, среди правителей которых он возвысился как верховный раджа-сюзерен. Судя по китайским летописям и сообщениям о посольствах, в V—VII вв. на Яве было, вероятно, не менее трех десятков небольших государственных образований, которые в ходе войн с соседями включались в состав относительно крупных владений. К числу последних и относилась Тарума.

В своих землях Пурнаварман, как уже упоминалось, предпринял сооружение крупного канала, который, судя по всему, был частью подконтрольной государству транспортной системы и требовал привлечения очень значительных людских ресурсов. При этом Пурнаварман делал крупные дарения в пользу духовенства. Религиозные элементы в содержании надписей Пурнавармана показывают, что в идеологии его царства важную роль играл культ индуистского божества Вишну, с которым отождествлялась и сама личность, и власть царя. Возможно, Пурнаварман осуществлял наряду с высшей светской властью и религиозные функции, во всяком случае сочетал в своем лице светскую и духовную власть, как это было в других государствах древности и средневековья в ЮВА, где монархическая власть приобретала черты деспотии.

Хотя экономические и этнические основы царства Тарума были местными, австронезийскими, это государство, как и многие другие царства и княжества Нусантары, восприняло и приспособило многие индийские культурные и политические реалии. Правящий класс Тарумы заимствовал элементы идеологии и искусства династии ранних Паллавов и государства Гуптов. В культуре, идеологии, искусстве большинства других древних государств ЮВА (например, в империи Бапном, подчинившей во II—V вв. юг и восток Индокитайского полуострова) наблюдаются аналогичные явления, связанные с периодом интенсивного восприятия достижений более древней индийской культуры и выработкой собственных норм и традиций.

Царство Тарума просуществовало до второй половины VII в., включая в свои владения земли Западной, а возможно, и Центральной Явы. Еще в 666—669 гг. китайские авторы упоминали о дипломатических миссиях из страны «Доломо» (Тарумы). Предполагается, что конец этого древнего царства Явы наступил в последней четверти (точнее, в 90-х гг.) VII в., когда молодое восточносуматранское государство Шривиджая распространило свою экспансию не только на северо-запад, в зону Малаккского пролива, но и на юго-восток — на земли Явы за Зондским проливом.

Древняя и раннесредневековая история Западной Явы после Тарумы (до XIV—XV вв.) изучена чрезвычайно слабо: слишком скудны и малодостоверны сведения сохранившихся источников.

В конце VII — начале VIII в. на территории древнего Пасундана существовало несколько княжеств, которые впоследствии (к XI в.) вошли в состав раннефеодального королевства сунданцев. Историческая область формирования сунданского этноса лежала к югу и востоку от современного Бандунга (Прианган). На гористых землях этой части Западной Явы сравнительно поздно возобладала ирригационная агрикультура, и в древности и раннем средневековье господствовало ладанговое (суходольное) рисоводство. В связи с этим хозяйственная база первых государственных образований здесь не была столь устойчивой, как в зонах раннего развития поливной системы. Этим объясняют неоднократные перемещения политического центра сунданских государств.

Известны ранние княжества Галух (с центром в окрестностях современного гор. Кавали) и Сунда (Паджаджаран). Некоторые ученые считают их двумя разновременными столицами единого королевства Сунда, однако для начального периода (поздней древности) это маловероятно. Очевидно, махараджа Сунды (со столицей в Пакуан Паджаджаран), носивший титул тохаан ди сунда, считался сюзереном над остальными сундскими правителями. Основная территория этого княжества находилась на западном берегу реки Читарум.

О внутриполитической истории западнояванских владений конца VII—начала VIII в. можно сказать немногое. Однако примечательно, что она связывается с именем известного по средневековым яванским надписям короля Санджаи. Сунданские источники (поздние записи преданий о первых королях Сунды) относят Санджаю к роду правителей княжества Галух на границе с Центр. Явой, где властвовал его отец Санна. Санна был изгнан из Галуха неким Пурбасорой, но Санджая одолел узурпатора и вернул трон. Затем он стал зятем короля Сунды, основателя Пакуана Паджаджарана, Тарусбавы, и наследовал ему, присвоив титул махараджи и тронное имя Харисдарма. Эта история содержит отзвуки внутридинастийной борьбы и соперничества между княжествами Западной Явы. Известно, что в другом древнесунданском центре, Кунингане, правил двоюродный брат Харисдармы (Санджаи), Севекарма, которому, как и Санджае, местная литературно-эпическая традиция приписывает большие завоевания. Будучи соперниками, братья заключили соглашение о разделе подчиненных земель.

По сунданскому сборнику древних преданий о королях «Чарита парахьянган» (XVI в.) Санджая, опираясь на свою власть в Сунда, пытался подчинить земли к востоку, в центральной и восточной частях о. Ява. Судя по раннесредневековой эпиграфике, ему удалось установить правление в одном из центральнояванских княжеств Матараме,. где он стал основателем новой династии. Вскоре сунданские княжества стали, как можно предполагать, объектом экспансии и борьбы за преобладание двух усилившихся государств — Шривиджаи и Матарама. Однако сведения об истории этих земель практически отсутствуют до первой трети XI в.

Как и цари и духовенство древней Тарумы, социальные верхи ранних сунданских княжеств в религиозно-культовой жизни и формах официальной культуры ориентировались на индуистские традиции. Поклонение божествам шиваизма в соединении с культом предков правителей составляло основу идеологии власти выделявшегося правящего класса.

К востоку от района распространения древнемалайской и древнесунданской государственности находился другой центр — древнеяванский, включавший Центральную и Восточную Яву. Здесь в V—VI вв. источники (главным образом китайские) отмечают существование небольших государств, точное число которых установить трудно. Судя по данным китайских хроник, во второй трети VII в. их известно в Западной Индонезии не меньше шести, и в этот короткий срок это были преимущественно государства яванцев.

Еще в 430 г. китайцы сообщали о посольстве и подарках из страны Хэлодань (Хэлодо) с острова Шэпо (Ява) с письмом от тамошнего царя, содержавшим просьбу о покровительстве Китая в борьбе с каким-то агрессивным соседом. После этого известно несколько посольств, с данью из Хэлодань, однако после 452 г. сообщения о них исчезают. Известно также, что в этой стране побывал кашмирский принц, буддист Гунаварман, с именем которого предание связывает обращение местной знати и народа в буддийскую веру.

Одно из государств, упоминаемых на Яве во времена Тарумы,— это Даньдань, чьи послы доставили китайскому императору благодарственное письмо своего государя, в котором превозносились заслуги императора перед буддизмом. Миссии из Даньдань к китайскому двору отмечены за период с 531 по 670 г. Главным занятием населения Даньдань, как и жителей Тарумы, было земледелие, которое на Центральной и Восточной Яве основывалось на ирригационном рисоводстве. Кроме риса в Даньдань выращивали овощи (лук, чеснок и др.), разводили свиней, коз и домашнюю птицу. Из товаров, ценившихся на внешнем рынке, отмечаются золото, серебро, сандаловое дерево, бетель. В делах государственного управления большую роль играли священнослужители — брахманы.

По соседству с Даньдань (по всем признакам к востоку от него) китайские источники располагают Поли и Пода. О местоположении этих и некоторых других упоминаемых китайскими хрониками государств Индонезии мнения историков нередко расходятся, особенно если они не подтверждаются находками надписей и иными археологическими свидетельствами. О Пода практически ничего неизвестно, кроме времени его посольств в Китай (40-е — 50-е гг. V в.). Что касается царства Поли, упоминаемого в связи с китайскими миссиями 473—630 гг., то из двух возможных идентификаций этого топонима, восточнояванской и балийской, более приемлема вторая, подкрепляемая раннесредневековыми памятниками соседней с Восточной Явой цивилизации о. Бали, родственной яванской. Видимо, не случайно китайские авторы отмечали к востоку от Поли «страну ракшасов» (демонов-великанов) Лочха, имея в виду, очевидно, восточную границу западноиндонезийской цивилизации, за которой простирался родоплеменной мир. Эти наблюдения придают смысл и направленность наиболее ранним скудным описаниям Поли в хрониках династий Лян и Суй (V — посл. четв. VII в.) и у буддийских паломников-миссионеров. В них царство в Южном море отличается обилием растительности, благоприятным климатом и густонаселенностью, а также двукратными урожаями риса в году, разведением лошадей, добычей кораллов и других морских продуктов (жемчуга, раковин, черепаховых панцирей), производством хлопчатобумажных тканей, золотой посуды и экзотическими посольскими дарами.

В VI—VII вв. на Больших Зондских островах складываются более крупные государственные образования. На Яве этому способствовал процесс консолидации яванской народности в центральной части острова. Здесь особенно возвысилось в VII в. царство, которое в китайских хрониках получило название Хэлин, что является передачей либо санскритского названия Калинга, либо (что менее вероятно) яванского Валаинг. Внутренние источники по истории яванских государств после Тарумы и до IX в. очень скудны. И сведения о Калинге (Хэлин) больше известны по хроникальным данным истории династии Тан (618—906), чем по эпиграфике Явы.

В Хэлин отмечены те предметы вывоза, которые интересовали китайцев в некоторых других странах Западной Нусантары: золото и серебро, черепаховые панцири, рог носорога. Кроме этого говорится о солеварении. Сопоставление письменных источников и археологических данных показывает, что центр Калинги находился на севере Центральной Явы и был связан с морским побережьем. Государи Калинги посылали миссии ко двору Танской династии в 627—650 и в 666—678 гг. В 674 г. здесь правила царица (раджа) Симо, при которой, если верить полулегендарным сообщениям, установились порядки деспотического типа: любое имущество, которое терялось при перевозках на дорогах, поступало в собственность монархини, все жители государства, включая и членов царской фамилии, находились от нее в личной зависимости.

Письменные источники доносят сообщения о том, что Калинга была очень богата и взимала поборы со многих подчиненных территорий. Элементы описания столицы с двухэтажным дворцом правителя и придворных обычаев выявляют большие отличия от индийских традиций. В государственной идеологии главную роль играл культ Шивы, с которым было связано широкое храмостроительство, начатое яванскими государями на Центральной Яве во 2-й пол. VII — 1-й пол. VIII в.

Находки надписей, остатков святилищ и внешние источники свидетельствуют о наличии древних царств и в прибрежных областях острова Калимантан. В V—VI вв. это были: на востоке острова — царство с неизвестным наименованием в районе Кутэя, на западе — Виджаяпура, на севере—Пони. Наиболее определенные сведения имеются о первом из них.

Данные о восточнокалимантанском царстве почерпнуты в основном из семи санскритских надписей, обнаруженных в районе Кутэя и относящихся ко времени приблизительно начала V в. Пока это самые ранние наряду с надписями Пурнавармана эпиграфические источники по истории индонезийских государств. Расположение и само содержание этих надписей указывают на существование государства, центр которого находился в низовьях рек Капуас, Махакам и Рата. Согласно этим документам, по приказу раджи Мулавармана, сына Ашвавармана и внука Кундунги, был совершен торжественный обряд жертвоприношения, и придворные священнослужители-брахманы готовили для этого все необходимое. Один из них получил от раджи савах (заливное рисовое поле) и стадо буйволов.

О Мулавармане можно сказать многое из того, что относилось к государю Тарумы Пурнаварману. Он тоже возвысился среди других раджей завоеваниями, присвоив себе титул «раджи раджей», дарил земли и плодовые деревья, а также скот своим приближенным, был последователем брахманских культов. Но в отличие от Тарумы, здесь большую роль играл культ Шивы, главного божества, с образом которого ассоциировалась идея смены жизни и смерти, движение мирового порядка, укрепление монархической власти. Династия Мулавармана имела местные корни, т. е., как и в большинстве других государств, происходила от австронезийской социальной верхушки, члены которой принимали индийские титулы и имена, относили себя к одной из социально-кастовых групп (кшатриям или брахманам) и, возможно, изобретали древнеиндийскую генеалогию. Но за этими атрибутами, воспринятыми как оформление монархической власти и как формы идеологии, стояла местная, автохтонная общественная среда с ее общинной организацией, культурными и идеологическими традициями, самобытным хозяйством и особенностями социально-экономических отношений. Не исключено также, что государство Мулавармана создалось на основе прибрежных малайских поселений, возникавших в самых различных землях Западной Нусантары, где были условия для межостровной и международной торговли и земледелия.

В это время заметно активизировалась международная торговля в Южных морях, рос ее объем. Заморских купцов (китайцев, индийцев, арабов, персов) привлекали редкие товары местного происхождения: металлы (олово, серебро, золото), самоцветы и полудрагоценные камни, жемчуг, ценная древесина, специи и пряности, лекарственные вещества, смолы и другие продукты тропического леса. Роль малайских портов как перевалочных центров расширялась, там сосредоточивались всевозможные и многочисленные изделия заморского происхождения: индийские драгоценные и обычные ткани, металлическое оружие и утварь, китайские шелка и фарфор, благовония и предметы роскоши с Ближнего Востока и прочее. Потребность в этих товарах возрастала и у туземной аристократии и племенных вождей. Они же были заинтересованы в извлечении регулярных доходов из участия во внешней торговле, в первую очередь транзитной. Вместе с тем выросли возможности использования торгового и военного флота местными государствами. С его помощью можно было к своей выгоде контролировать товаропотоки на главных коммуникациях, связующих Индийский и Тихий океаны, вести активную таможенную политику, бороться с пиратством или использовать его как оружие против других государств, организовывать далекие военные экспедиции с целями грабежа или подчинения новых территорий.

Определенные внешние обстоятельства способствовали новому подъему западноиндонезийской и полуостровной государственности к началу VII в. Китайское государство после длительного периода междоусобиц и нашествий вновь объединилось под скипетром династии Тан. В то же время торговля Китая с Ближним Востоком уже не могла функционировать по-прежнему в условиях, когда арабские завоевания и падение Сасанидской империи положили конец старым торговым связям с портами Персидского залива. Поэтому еще больше возрос интерес к товарам юго-восточноазиатского происхождения, которые могли бы стать заменой ближневосточным, прежде всего к предметам роскоши и к пряностям и благовониям. Вместе с тем распад политического и торгового гегемона Южных морей — империи Бапном в VI в. привели возвращению самостоятельности известных в ранней древности полуостровных малайских и мон-кхмерских владений. Уже к 515 г. источники регистрируют посольства из Лангкасуки, раньше других территорий Малайи отколовшейся от Бапнома. Центр этого царства, укрепленный город, располагавшийся, вероятнее всего, на крайнем юге современного Таиланда в провинции Паттани, стал известен как крупный порт, куда стекались потоки товарообмена между золотоносными внутренними районами полуострова, Суматрой, Явой, индокитайским побережьем и южнокитайскими портами. Отсюда вывозили лучшие сорта алоэ и высококачественную суматранскую камфору, пять видов черного дерева, лаковое дерево, слоновую кость и другие редкости.

Через Лангкасуку распространялись в Нусантаре и многие китайские товары, прежде всего шелк и фарфор.

Лангкасука была одним из оплотов распространения буддизма, куда регулярно заходили суда с буддийскими паломниками по пути в Индию и обратно. Известные ученые-буддисты посещали Лангкасуку. Золотой век Лангкасуки наступил в VI столетии, когда ее владения и вассальные территории соединяли, очевидно, оба берега Малаккского пролива от Кедаха до Паттани.

Важнейшим торгово-земледельческим районом и очагом полуостровной государственности стал Кедах, связывавший северо-западное побережье Малайи с морскими путями в Индию, а также (через сухопутные трассы, пересекавшие полуостров) с Сиамским заливом. Рисоводство играло здесь относительно важную роль.

Было несколько других прибрежных государств, ставших известными благодаря своему значению в сети торговых коммуникаций, шедших вокруг и вдоль Малаккского полуострова и через него, а также в связи с религиозной (главным образом буддийской) активностью: это Тамбралинга, Цзиту («Страна Красной земли») и другие. Тамбралинга, северный сосед Лангкасуки, с центром в районе современного Лигора, сохраняла свое значение как крупный внешнеторговый центр на восточном побережье полуострова. С его западного побережья и из внутренних районов торговые пути шли через Такуапа к Сиамскому заливу.

Цзиту (страна Красной земли), о местоположении которой много спорили, наиболее убедительно идентифицируется с северо-восточной Малайей в районе современного Келантана. Через Цзиту шли пути из Китая на Яву, в другие районы Нусантары, в акваторию Индийского океана. Отсюда также вывозились пряности и ароматические вещества малайских земель. В стране выращивали рис, другие зерновые культуры, сахарный тростник.

Таким образом, в VI—VII вв. наряду с государствами, занимавшими западную часть современной Индонезии, существовал обширный район государственных образований на территории Западной Малайзии и Южного (полуостровного) Таиланда. Они появились на базе не только австронезийской цивилизации, но и австроазиатской (монкхмерской) древней культуры. Север Малаккского полуострова явился зоной культурных контактов и синтеза. Объединяющим началом были культурноэтническая близость, общее в исторических судьбах проживавших здесь народов и племен, торгово-экономические связи и глубокое воздействие духовной культуры Древней Индии. Как и в ряде других государств Западной Малайзии и Индонезии, в древности и раннем средневековье здесь наряду с различными буддийскими учениями и сектами в столичных областях получили большое развитие культы позднего брахманизма и индуизма, оформлявшие местную идеологию сакральной власти монарха, а в народной среде были сильны традиции доклассовых верований, преимущественно анимистических. Государства этой зоны вряд ли могли сколько-нибудь длительное время удерживать господство на узловых участках китайско-индийской и юго-восточноазиатской торговли, не объединяясь в союзы и конфедерации.

Если на Индокитайском полуострове большие государственные объединения типа империй были уже в эпоху древности (Бапном, Тямпа), то в Нусантаре, где очаги цивилизации развивались на разрозненных островных территориях, такие объединения стали формироваться позднее. Условия для этого складывались на востоке и юге Суматры в VI — первой половине VII в., когда после распада морской империи Бапном освободились соседние территории в зоне Малаккского пролива и устранились внешнеполитические факторы, мешавшие стремлению наиболее сильных древнемалайских суматранских государств установить свой контроль на важнейших торговых путях вдоль полуостровного побережья Малайи.

С середины VII в. ведущей тенденцией в политической истории Западной Нуеантары становится собирание крупных держав имперского типа на основе господства одного-двух ведущих центров В раннем средневековье такими центрами стали малайско-суматранское государство Шривиджая и яванский Матарам.

Существование в конце древнего периода на территории Западной Индонезии высокоразвитой цивилизации явилось основой формирования раннесредневекового общества, начало истории которого относят к: VII—VIII вв. Однако в отличие от позднейших социально-экономических структур, индонезийское общество эпохи древности почти не оставило таких следов, которые позволили сколько-нибудь определенно говорить о принадлежности к типу общественно-экономической формации. Можно лишь предполагать, что в древних государствах Нусантары развитие хозяйства и общественных отношений создавало предпосылки раннефеодального уклада: по мере отживания старой общиннородовой структуры продолжал развиваться новый вид социальной организации — территориальная община, феодализировалась родо-племенная и общинная верхушка, идеологически оформлялась соответствующая концепция монархической власти.

Степень воздействия и усвоения элементов индийского влияния была различной для приморских и внутренних (в большей мере аграрных) районов. В целом же пути перехода к более зрелому социально-экономическому устройству определялись главным образом местными факторами, сложившимися до начала активных контактов с другими регионами на рубеже новой эры.