Некогда отбросы складировались на границах городов. Двуколки привозили их сюда из центра города. Постепенно они изменяли рельеф местности в округе. Когда же города расширялись, они поглощали ближние окрестности и включали в свою территорию старые залежи отбросов.
Эти подземные нагноения очень вредили нормальной жизни: от них исходила вонь, они портили воду в источниках, случались выхлопы газов, пожары и взрывы. Столкнувшись с подобными бедствиями, городские мужи постепенно учреждали взамен предыдущих «отвалов», как их тогда называли, «контролируемые свалки», затем «центры технического захоронения» и, наконец, сегодня — «предприятия по хранению отходов». Изменения семантики наименований предназначены для придания бывшей «свалке» более пристойного имиджа. Они также связаны с технологическими новшествами, улучшающими процесс захоронения. Однако кое-где сохраняются отвалы и свалки в их «диком» неприглядном виде.
Для побуждения к иным способам обработки отходов во многих странах введен налог на каждую их тонну, вывезенную на свалку. Во Франции этот налог идет на модернизацию процесса сбора, осуществляемую Агентством по охране окружающей среды и эффективному использованию энергии (Ademe: Agence de l’environnement et de la maîtrise de l’énergie). Набираемый денежный фонд позволяет финансировать рекультивацию территорий, закупку оборудования для селективного сбора отходов и проведение изысканий для выработки инновационных технологий. В 1999 году на смену этому налогу пришел общий налог на деятельность, способствующую загрязнению среды обитания. В 2007 году такая плата, взимаемая за хранение отходов на свалке, оказалась значительно меньшей, чем в большинстве европейских стран, варьируясь в зависимости от степени соответствия предусмотренным регламентом стандартам от 9 евро за тонну наиболее обработанных отходов до 36 евро за тонну отбросов вовсе не обработанных. Взимаемые суммы, идущие в бюджет государства, лишь частично покрывают расходы по сбору и обработке отходов.
Хотя зоны захоронения остатков жизнедеятельности чем дальше, тем больше контролируются властями, они отступают в богатые регионы, поскольку вблизи городских пределов для них уже не находится места. Во Франции разрешенные центры захоронения еще принимают около 40% бытовых отходов. В англо-саксонских странах число свалок уменьшается. В США оно от 8000 в 1988 году сократилось до 1754 в 2006-м. Несмотря на то что их площадь со временем растет, они способны поглотить только половину отходов. Свалка остается самым легким и дешевым способом их устранения в бедных странах или изолированных небольших поселениях. Три четверти отходов, производимых людьми, кончают свой век в выгребных ямах. Вероятно, их основным убежищем еще надолго останется свалка.
Вываливание отбросов за городской чертой издавна почитается самым легким способом избавиться от них без особых трат. Массы отходов заполняют впадины рельефа и неминуемо разрастаются искусственными холмами. До конца 1970-х годов по этим хаотически нагроможденным отвалам общества потребления бродили «от-бросоманьяки», подбирая самые разные предметы, еще способные начать вторую жизнь. Некоторые сельские свалки прослыли кладезями находок, они притягивают коллекционеров и профессиональных собирателей, нередко потом ностальгически вспоминающих о своих обретениях. Безработные, пенсионеры, художники, любители помастерить с выдумкой делятся по этому поводу новостями и комментариями, сообщая друг другу новейшие «мусорные вести», обмениваются обнаруженными предметами или заказывают недостающие компоненты. Между тем выбрасывающие все это подчас проявляют некоторую предупредительность. Один журналист свидетельствует, что когда-то нашел в выброшенной на свалку газовой печке записку: «Если возьмете эту плиту для газового баллона, предупреждаю: она вообще-то работает, но иногда самопроизвольно гаснет».
Осенью 1987 года школьная учительница из Орво, коммуны, расположенной недалеко от Нанта, где безработица свирепствовала вовсю, заметила, что некоторые из ее учеников не имеют меховых ботинок, а на носу зима. Она решилась обуть детей путем регулярных поисковых походов на местную свалку в Ла-Шапель-сюр-Эрд, куда свозилось все ненужное из тамошних богатых домов. Через два месяца в школе появилось восемь пар старательно отмытых и начищенных сапожек.
В зависимости от времени года свалки обещают более или менее обильный урожай: так, вышедшая из моды одежда чаще появляется там в первые дни весны, подпорченные тетради и книги в начале лета, поломанные и устаревшие игрушки сразу после Нового года… Знатоки отвального дела учитывают эти особенности сезонной эволюции. Они редко возвращаются из своих походов ни с чем. Тогда обреченные, казалось бы, вещи обретают новую жизнь, зачастую с ними случается что-нибудь замысловатое, воображение и изобретательность нашедших придают им совершенно иные свойства. Увы, эти райские пространства, питающие творческую энергию одних, для других остаются отвратительными вредоносными гноищами, засоряющими землю и отравляющими грунтовые воды. Из вонючих, кишащих микробами отвалов ветер разносит пыль, куски грязной бумаги и полиэтилена, которые с вожделением обследуют птицы и крысы. Там нередко вспыхивают пожары, перекидывающиеся оттуда на леса. На некоторые свалки, предназначенные исключительно для бытовых отходов, нередко тайно вывозятся опасные для здоровья отходы промышленных предприятий.
После заполнения свалок занятые ими площади слишком поспешно отдавались под строительство жилищ. Из их еще бродящей толщи на поверхность нередко вырывались испарения, вызывающие у жителей болезни. В Нидерландах, испытывающих постоянную нехватку жилого фонда, связанную с галопирующим послевоенным ростом населения, целые кварталы возводились на месте бывших свалок. Их несчастные обитатели, спорадически страдавшие от тошноты, открыли, что вредоносный источник — старые отвалы, чьи испарения попадали наверх через канализационные стоки. Угрожаемые здания пришлось эвакуировать, а затем снести. В Гаудераке в 1984 году так было разрушено около сотни домов, в Дордрехте жители стали писать на стенах домов: «Отрава!» и покинули город «со страхом в кишках».
В Бельгии, в Меллери, деревушке недалеко от Брюсселя, бывший отвал также заставил обитателей бежать сломя голову. В 1992 году они обнаружили, что подземные воды загрязнены, а из почвы общественного сада вырываются выхлопы газов, в том числе канцерогенного бензола, этот газ проникает на улицы и в дома. У местных детей стали часто обнаруживаться множественные генетические аномалии, явившиеся результатом бензольного отравления. На всю площадь отвалов, где вместе с бытовыми были захоронены и вредоносные промышленные отходы, наложили воздухонепроницаемый слой пластикового покрытия.
Феномен «кочующих отбросов» по сей день способствует размножению этих опасных и зловонных нагромождений. Часто пользуясь послаблениями или нерадивостью таможенных чиновников, эти отходы мигрируют в те регионы земного шара, где не ведется строгий контроль качества окружающей среды, а плата за складирование чужих отходов крайне низка. Из таких мест множество нежелательных компонентов распространяется по территории, часто в силу деятельности торговцев этим товаром: сюда входят лом электронных приборов, устаревшие пестициды, токсичные отходы с заводов и из клиник. Между 1985 и 1990 годами многие страны европейского Запада, по-видимому, отправили более пяти миллионов тонн отходов в страны Восточной Европы.
В пригородных зонах индустриально развитых стран удобные места для свалок, мечта всех промышленников, находятся все реже и реже. Мало того, из-за всяческих правительственных ограничений пользование разрешенными отвалами становится все более затрудненным. Играют свою роль и протесты местных жителей, которые опасаются ухудшения условий жизни и состояния окружающей среды, особенно если они являются собственниками. Образованию новых свалок бешено сопротивляются защитники природы и окрестные жители. Они предполагают, что такое соседство им во многом повредит, возникнет риск эпидемических заболеваний как результат близости отбросов и снующих мимо мусороуборочных машин. Невзирая на успокоительные речи сторонников свалки, они с недоверием относятся к расхваливаемым ими преимуществам новых технологий хранения. Санитарные инспекции и исследования специалистов только усугубляют такое недоверие. Медики обнаружили серьезные проблемы, связанные с влиянием близости свалки на здоровье людей, в частности в Англии и Италии: процент раковых заболеваний и недоразвитости новорожденных здесь выше. Даже если речь идет о старых пищевых свалках, там часто встречаются незаконно захороненные токсичные отходы. Все эти обстоятельства лишь способствуют тому, что проекты новых мест захоронения обычно не встречают сочувствия.
Тогда отходы перекочевывают на незавидные выселки, ведь бедняки оказывают меньшее сопротивление подобным затеям. Отбросы городские теперь чаще всего соседствуют, да простят мне каламбур, с «отбросами общества», они таким образом соблюдают «классовую топографию». Финансовые дотации утихомиривают оппозиционеров и крикунов муниципального уровня. Они приводят к согласию принимать мусор, пришедший из иных мест. Эта практика часто имеет место в США. Так, Уэлш, город в Виргинии, сильно затронутый безработицей, получил 8 миллионов долларов и 367 новых рабочих мест, а также постройку еще одной станции очистки использованной воды в благодарность за ежемесячный прием у себя под боком 300 000 тонн отходов. Таллитаун, городок в Пенсильвании, получил за пятнадцать лет 48 миллионов долларов за 15 миллионов тонн отбросов, привозимых из Нью-Йорка и Нью-Джерси. Во Франции коммуны тоже разрешают открыть новую свалку ради финансирования какого-нибудь бассейна, библиотеки, катка, дома престарелых или любого другого учреждения общественного назначения. А это связано подчас с коррупцией, коей заражен кто-то из ответственных лиц и политиков.
Значительные различия в регламентации и стоимости обработки отходов, а также неудовлетворительный контроль на границах побуждают к экспорту токсичных компонентов в страны, где царит бедность или идет война. В этом случае феномен «странствующих отбросов» приводит к появлению множества новых свалок, отравляющих окружающую среду и плодящих инфекции. Например, разборка электрических приборов и бытовой электроники — процесс многотрудный и тягостный, требующий, помимо прочего, множества рабочих рук. В Индии, скажем, стоимость цикла переработки компьютера в десять раз ниже, чем в западных странах.
Изнемогая от наплыва отбросов, развитые страны избавляются от них, переправляя в Африку и Азию. Порой в связи с этим происходят настоящие торги за место на свалке, но чаще такие отходы разбирают на составляющие или сжигают в отвалах под открытым небом в самых плачевных санитарных условиях, чтобы извлечь высоко ценимые металлы (медь, алюминий, сталь) и соединения довольно ядовитого свойства (в которые входят свинец, ртуть, бромиды, хром). Эта дикарская переработка приводит к серьезной потере здоровья, от свинца страдают почки и репродуктивные функции, бром приводит к нарушению деятельности щитовидки и отражается на развитии плода.
В Индии на пустырях у деревень люди голыми руками копаются во внутренностях компьютеров, что совершенно нелегально, но абсолютно ненаказуемо и весьма широко распространено. Элементы пластмассы, растворенные кислотой, распространяют очень токсичные испарения, где наличествуют диоксины, среди прочего причиняющие ожоги кожи и глаз. Большинство тех, кто таким образом разбирает электронику, работают целыми днями без каких-либо средств предохранения. Все, что остается после их работы, продолжает лежать на свалках, в реках и болотах, отравляя воду и почву.
В Китае с середины 80-х годов XX века существуют множество мастерских и обширные хранилища, куда сгружается вышедшая из строя электроника со всей планеты. В 2007 году были выработаны правила, сократившие масштаб «неформальных восстановительных работ», уже известных своими опасными последствиями для здоровья и состояния окружающей среды. С тех пор большой завод для переработки этого сырья действует в Пекине, разбирая сотни аппаратов в год.
Однако это только маленький ручеек по отношению к мощной приливной волне электронного лома.
В Гане среди куч телевизоров, выпотрошенных компьютеров и других обломков эры высоких технологий роются собиратели металлов, часто — дети. Они выбирают оттуда фрагменты обмотки моторов, начинку электронно-лучевых трубок, оставляя под ногами кусочки свинца и кадмия. Они обжигают куски провода, чтобы избавиться от изоляции, без чего покупатели металлолома их не принимают. Обугливаясь, провода испускают кольца едкого дыма, очень ядовитого, зачастую с канцерогенными включениями.
Богатые страны, часто выставляющие себя непреклонными борцами за охрану окружающей среды, не колеблясь, выворачивают свои мусорные корзины на чужой земле, если это стоит дешевле. Они обходят международные установления, касающиеся экспорта отходов. Бедные регионы, особенно в странах, вовлеченных в военные конфликты, оказываются излюбленной целью беспринципных дельцов, обычно скрывающих подлинное происхождение своего товара. И вот грузы с «неидентифицированными» отбросами иногда тайно захораниваются среди пищевых. По этому поводу неизбежно вспыхивают скандалы, обычно когда окрестные жители обнаруживают, что стали жертвами незаконных сделок.
Обуздать опасную коммерцию бросовыми электронными изделиями с потенциально опасными компонентами трудно, здесь существует множество препятствий. В США экспорт подобных отходов законен, поскольку эта страна не ратифицировала Базельскую конвенцию, подчиняющую перевозку опасных отходов жестким условиям, близким к формальному запрету. Подписанная в 1989 году 170 государствами, эта конвенция «О контроле трансграничной перевозки опасных отходов и их удаления» вошла в силу в границах ЕЭС в феврале 1994-го. Согласно ей, индустриальные страны обязаны предупреждать государства, куда посылаются отходы, о наличии в них опасных составляющих. А после манифестаций протеста против экспорта такого рода конвенция дважды, в 1995 и 2003 годах, была ужесточена, в частности полным запретом экспорта опасных веществ в бедные страны. Однако, хотя Европа и согласилась с подобным порядком вещей, это не помешало дальнейшему экспорту опасного мусора. В обход принятых постановлений тонны электронного лома без какой-либо предварительной обработки переходят через границу под обозначением: «материалы, поддающиеся восстановлению и вторичному использованию». Чтобы уклониться от официальных запретов, кое-кто не стесняется камуфлировать подобные грузы ярлыками даров гуманитарных организаций. Тут на кону столь мощная заинтересованность, что все договоры, имеющие ограничительный характер, оказываются малодейственными. А потому опасности, каким подвергается здоровье жителей в тех странах, что не обладают средствами должным образом распорядиться таким сырьем, по-прежнему очень велики.
Когда глядишь на самую большую в Европе свалку под открытым небом в Антрессене (долина JTa-Kpo), кажется, будто ты бредишь. Каждый день прибывающий из отстоящего на 75 километров Марселя железнодорожный состав длиной от семидесяти до ста вагонов изрыгает из себя более 1200 тонн отбросов. Тут вступает в дело оглушительный кордебалет погрузчиков и бульдозеров, мельчащий, сгребающий в валы на искусственных холмах, в то время как разнообразные чайки уже не могут дождаться, когда лопнут мешки, и начинают пировать. Эти птицы кружатся с жалобным клекотом среди обрывков бумаги и пластиковых пакетов, подхваченных мистралем. Обширное полотно: осколки жизни, образующие гору высотой в несколько десятков метров, и все это обнесено железной решеткой, прилепившись к которой, куски полиэтилена и тряпки, треплемые ветром, кажутся огромным многоцветным лоскутным одеялом.
Мишель Турнье описал этот сверхъестественный пейзаж в своем романе «Метеоры». Один из его персонажей упоминает о беспощадной схватке между чайками и крысами. «Мои машины фатально наткнулись, все разворошив, на галереи, где роились целые колонии крыс. Тотчас началась их битва с чайками. Конечно, многим птицам в общей суматохе перегрызли горло, ведь в поединке один на один крыса сильнее чайки. Но бесконечное численное преимущество больших птиц решило исход, и серые вояки были извлечены из своих нор на вольный воздух».
История эвакуации отходов из Марселя восходит к 1887 году. В это время «месиво» отправляли по железной дороге на завод по его обработке, построенный в долине Jla-Kpo, чтобы улучшить окрестные целинные земли. После 1912 года земледельцы отвергли эти отбросы. И тогда нечистоты всего Марселя, содержащие все меньше и меньше биоразложимых ингредиентов, начали скапливаться в Антрессене. Старые отложения, уже за давностью перебродившие, иногда служили перегноем, которым присыпали более свежие поступления. Но после заполнения отведенной для этих целей площадки ее перебазирование оказалось слишком сложным. Попытки рекультивации с посадкой сосен и кипарисов успеха не имели; крысы подгрызали саженцы, пожары и газы душили корневую систему. Проект завода-мусоросжигателя в Фос-сюр-Мер натолкнулся на сильное сопротивление местных жителей. И закрытие свалки, намеченное на 2007 год, было отложено.
Вот такие «первобытные свалки», которыми муниципалитеты пользовались без разрешения со стороны префектуры, продолжают существовать. Будучи официально под запретом в большинстве индустриальных стран, они вопреки всему функционируют, подпитываемые как предприятиями, так и местными жителями. Во Франции департаментским чиновникам поручено их выявить и уничтожить, противопоставив им другие способы упразднения отходов. Однако на европейской территории Франции поныне насчитывается несколько сотен подобных свалок.
Другим странам повезло не больше: самая большая свалка в мире Фреш Килз, расположенная недалеко от Нью-Йорка, разлеглась на площади в тысячу двести гектаров. С 1948 года сюда специальными поездами и баржами прибывают каждый день тысячи тонн отходов с Бруклина, Бронкса и Манхэттена. Гора отбросов достигла 130 метров, она выше статуи Свободы. Когда через полвека, в 2001 году, ее закрыли, потребовалось отыскать другие пункты назначения для ежедневных 112 000 тонн, выкидываемых жителями Нью-Йорка.
Не менее шести сотен грузовиков, которые могли бы вытянуться в цепочку длиной до 15 километров, вывозят мусор на свалки в Нью-Джерси, в Пенсильвании и Виргинии, бывает, совершая пробеги до 400 километров. Как подметил один из ответственных за закрытие Фреш Килз, эвакуация нью-йоркского мусора сравнима с «ежедневной военной операцией», к тому же затрудняет дорожное движение, отравляет воздух испарениями и повышает процентное содержание в нем углекислого газа. С тех пор отвалы в Пуенте-Хиллз-Лэндфил, что в Калифорнии, видимо, станут крупнейшей свалкой Северной Америки, если не всего мира.
Неаполь тоже задыхается от своих нечистот. Окружающая его сельская местность превращена в необъятное хранилище отходов. Чтобы проникнуть в некоторые населенные пункты, приходится ехать меж двух оград, за которыми громоздятся отбросы. Местные холмы бороздят сотни нелегально прорытых карьеров, теперь тоже призванных хранить отбросы сомнительного происхождения. Вся Кампанья усеяна незаконными свалками. По большей части их контролирует каморра, локальная мафия, проникшая в этот хозяйственный сектор лет тридцать назад. Для такой «экомафии» отбросы — выгодный источник коммерции, поскольку под него при участии заинтересованных чиновников по бросовой цене покупаются земли. А среди пищевых отбросов там обычно захоронены токсичные промышленные отходы, собираемые на всем полуострове и в иных европейских странах. Мафиозные предприятия, коррумпированная администрация, подделанные накладные — все это нарушает законный порядок освоения хозяйственных отходов.
Молодой неаполитанский писатель Роберто Савиано, автор бестселлера о каморре, раскрывает хитросплетения системы, в которой кланы предлагают тарифы обработки ядовитых отходов в два — шесть раз меньшие, чем рыночные. В своей книге «Каморра» Савиано рассказывает, что даже автомобили, перевозившие мусор, довольно долго использовались для транспортировки наркотиков, припрятанных под слоем отбросов. Однако сами отходы зачастую приносили больше «навара», чем сбыт наркотиков. Один раскаявшийся неаполитанский мафиози, давая интервью для ежедневной газеты «Република», поведал: «Я уже не имею дела с наркотой, теперь у меня другие дела, они приносят больше и с меньшим риском: для нас теперь отбросы — чистое золото!»
«Скорая мусорная помощь», как выражаются неаполитанцы, начала у них функционировать с 1998 года. Но накануне Нового 2007 года ситуация сделалась взрывоопасной из-за закрытия одной из уже немногих действовавших свалок. Нечистоты скапливались на улицах, в баках громоздились до верха разорванные мешки с мусором. Уборщики ничего не собирали, поскольку отбросы некуда было девать. Власти носились с мыслью вернуть к жизни старую свалку в Пиануре, неаполитанском пригороде, закрытую добрых десять лет назад, но натолкнулись на сильнейшее сопротивление окрестных жителей, вступавших в яростные схватки с полицией. Что было неудивительно: выхлопы зловонных газов, вырывавшиеся из толщи оставленных под открытым небом огромных отвалов, все еще не прекратились. К тому же подозревали, что даже после закрытия мафиозные кланы продолжали тайно отгружать туда токсичные промышленные отходы.
Тысячи жителей Неаполя построили себе жилища возле этой свалки, не подозревая, что станут жертвами ее выделений, таящих смертельную опасность. В Пиа-нуре процент раковых заболеваний на целую четверть выше, чем в среднем по стране. Находящийся неподалеку участок между Нолой, Акеррой и Марильяно, занятый пастбищами и огородами, один британский журнал окрестил «местным бермудским треугольником». Такая оценка опиралась на изыскания преподавателя Пизанского университета Альфредо Мацца, который указывал на повышенную смертность от рака и врождённые физические недостатки, частые в этой зоне, напичканной нелегальными отходами. Дети там страдают от нарывов и задержек в развитии. Пробы почвы показали повышенное содержание диоксина. В 2008 году поступали жалобы на проникновение диоксина в моццареллу, свежий сыр из молока буйволиц, выращенных под Неаполем. А это привело к бойкоту одного из известнейших блюд итальянской кухни среди местных потребителей и зарубежных импортеров.
При всем том, кроме подобных непотребных хранилищ нечистот, существуют другие, технически оснащенные и содержащиеся под неусыпным контролем. Чтобы свести к минимуму вред, причиняемый обычным хранением, два англичанина Колл и Дауэс в 1920 году осуществили и затем усовершенствовали метод контролированного содержания отбросов. После первых опытных проектов в Брэдворде новые площадки под названием «sanitary fill» (санитарных захоронений) были накануне Второй мировой войны открыты в Калифорнии. В те же годы во Франции они, независимо разработанные инженером Партриджем, прошли апробацию в Лианккур-Сен-Приере (департамент Уаз). Такая технология основана на тщательном отборе площадок и рациональном послойном размещении на них отходов. Площадки обрабатываются на манер настоящего карьера с оборудованием, схожим с тем, что применяют для землеройных работ; там принимаются меры, предотвращающие заражение окружающих почв и последствия ферментации.
Места для складирования выбираются после геологических и гидрологических изысканий, призванных выявить уровень водонепроницаемости подпочвенного и почвенного покровов. Обычно выбор падает на естественные впадины, овраги, заброшенные карьеры и т. п. За неимением таковых производят искусственные холмы. Свалки располагаются в удалении от рек, от источников снабжения чистой водой, чтобы предотвратить их заражение инфильтратами (своего рода «помойными соками»), поступающими из отбросов. Избегают располагать свалки в зонах высокой влажности, подверженных затоплениям, а также в местностях с нестабильным залеганием почвенных слоев, где ожидаются грязевые сели, горизонтальные смещения и повышенная сейсмичность.
Обычно свалки отстоят как можно дальше от жилых зон и аэропортов, поскольку служат местом притяжения для множества птиц, кормящихся в отбросах. Ведь озерные и серебристые чайки, сарычи, вороны (не говоря уже о черных воронах) иногда сталкиваются в полете со своими металлическими собратьями, становясь причиной поломок, а подчас и серьезных происшествий. В 1960 году при взлете с Бостонского аэропорта реактивный самолет всосал в двигатель стайку скворцов и упал в залив, утопив всех пассажиров: шестьдесят два человека. Из этого следует, что наличие свалок вблизи взлетных полос весьма небезопасно.
В аэропортах и на свалках против всяких крылатых созданий применялось все, что способно их отвадить: химические репелленты, стерилизаторы, методики акустического отпугивания. На магнитофонную пленку записывались голоса птиц, их крики в момент сильного испуга; пернатых пугали прирученными ловчими хищниками, которых запускали перед взлетом или посадкой самолета штатные сокольничьи. Японцы придумали иной способ: они установили, что большинство птиц опасается павлинов, предположили, что пернатых отпугивают голубые «глаза» на их крыльях, — и стали запускать над аэропортами воздушные шары с нарисованными на них блестящими кругами. Результаты такой подмены оказались обнадеживающими.
Способ устройства контролируемой свалки мало изменился со времен его изобретения. Слои отбросов и инертных веществ, таких, как песок, пепел или шлак, располагаются поочередно; ежедневно этот малоаппетитный «слоеный пирог» покрывают еще и слоем земли. Основные допустимые ингредиенты тут — домашние отбросы, «обычные фабричные отходы», шлаки, приходящие с заводов по сжиганию мусора, и материал из компостных производств, не затребованный потребителями. В традиционной технологии, например брэдфор-довской, слои отбросов делаются примерно двухметровой толщины, чтобы способствовать лучшей циркуляции воздуха и, как следствие, аэробной ферментации, разлагающей органику.
Существует множество рецептов приготовления этого «перегнившего продукта»: органические остатки могут быть погребены без технической обработки или, напротив, проходить сперва через дробилки, превращаясь в плотную однородную взвесь. Их можно также трамбовать или прессовать в кубы, которые при размещении на площадке предотвратят образование пустот. Уми-нание часто производится на больших площадках для хранения. Между двумя слоями иногда помешают слой инертной породы или шлаков. Эта методика имеет свои преимущества: выигрывается свободное место, экономятся попутные компоненты для создания защитных слоев и оказывается противодействие грызунам, поскольку сводится к минимуму объем пустот для их ходов. Недостатком же ее становится то, что все это способствует анаэробной ферментации, а значит, — образованию выхлопов газа.
Существует две методики заполнения свалки. Самая древняя — поступательная, когда отбросы вываливаются с высоты отлогого откоса, который служит фронтальной линией наращивания общей массы и объема. Теперь эта система обычно не в ходу, поскольку здесь вываливаемые отбросы просто соскальзывают вниз, не уминаясь. В Стамбуле, где имелась ступенчатая площадка, в 1992 году случился прискорбный инцидент, унесший три десятка жизней. Видимо, образовавшийся газовый карман привел к взрыву, и со склона обвалилась лавина отбросов, накрыв расположенные рядом жилища людей. Теперь более распространена иная методика, при которой площадка делится на отсеки глубиной в несколько метров, каждый из которых тоже подразделяется на более мелкие ячейки, заполняемые последовательно, как отдельные независимые свалки. А вынутая земля служит затем для верхнего слоя, укрывающего свалку перед финальным закрытием.
Нехватка места приводит к раскапыванию и эвакуации прежних свалок. Подобный опыт был произведен в Германии. Некоторая часть отбросов, извлекаемых очень технологически сложной аппаратурой, подверглась реутилизации. К примеру, фрагменты пластмассы двадцатилетней давности, когда лента транспортера выносила их для погрузки, можно было увидеть на экране монитора и извлечь особым захватом, приводимым в движение роботом. В самом начале операций производители с удивлением отметили, что разложение шло гораздо медленнее, чем предполагалось. Так, газеты, долго пролежав погребенными, еще поддавались чтению. Выгрузка и перезахоронение отбросов, в англоязычных странах определяемые термином «mining» (в горном деле так называют разработку месторождения), имеют также целью извлечение и переработку когда-то захороненных металлов. Эксперименты такого рода проводились, в частности, в Канаде.
В хранилищах прессованных отходов при недостатке кислорода выделяется газ, смесь метана и двуокиси углерода. Когда он внезапно приходит в контакт с воздухом, метан может вызвать пожары или взрывы. В США произошло много несчастных случаев со смертельным исходом, вызванных утечкой этого газа, в частности опустошение развлекательного центра в Атланте (1967 год), разрушение арсенала Национальной гвардии в Северной Каролине (1968 год) и взрыв жилого дома в Мичигане (1975 год). Следовательно, приходится ставить уловители этого газа, тем более что он способствует потеплению климата. В свалках с прессованным содержимым часто производят тщательный дренаж с определением концентрации и последующей нейтрализацией метана или выжиганием.
Дренажные системы призваны отбирать не только выделения газа, но и жидких составляющих, чтобы избежать заражения окрестной естественной среды. Потенциальные инфильтраты, содержащие вредоносные элементы, отсасываются и подвергаются очистке. Чтобы избежать их проникновения в водоносные слои почвы, дно и боковые поверхности отсеков хранения защищают водонепроницаемыми покрытиями, как правило, это геомембрана на полиэтиленовой основе. Особенно строго соблюдаются условия завершающей засыпки верхнего защитного слоя, часто включающего полупроницаемый слой пластика, чтобы противодействовать попаданию внутрь дождевой воды, отнюдь не препятствуя процессам разложения.
При всех нынешних заметных улучшениях методики этот тип хранения отходов не вызывает полного доверия. Рекомендации не всегда соблюдаются, когда дело идет о выборе места для площадки либо о неукоснительном применении геомембраны для предупреждения вредоносной инфильтрации. Ко всему прочему и геомембраны, и панцирь из пластика поверх свалки часто деформируются и растрескиваются при совокупных атаках со стороны животных, корней растений, хозяйственной химии или температурных перепадов: мороза и таянья.
После закрытия свалки ответственная организация должна следить за ее эволюцией, чтобы вовремя исправлять прораны в предохранительном покрытии, контролировать подземные воды вокруг и предотвращать возможные газовые выбросы и инфильтрацию. Но предварительное получение уже инертных и стабильных отбросов часто занимает больше времени. Плотно прижатые друг к другу отбросы входят в химическое взаимодействие с отделением опасных сточных вод.
В Европе было решено лимитировать поступление на свалки биоразложимых отбросов. Так, директива Евросоюза № 99/31/СЕ от 26 апреля 1999 года по поводу хранения отбросов требует от стран-участниц определить стратегию, позволяющую ограничить масштабы захоронения муниципальных биоразложимых отходов (по сравнению с состоянием на 1995 год) с 75% в 2010 году до 35% в 2020-м. Согласно этому постановлению, французские предприятия, занятые складированием мусора, уже с июля 2002 года переориентированы преимущественно для работы с «кризисными отбросами». Отныне покончено (в теории, по крайней мере) с приемом всего без ограничений! Но на самом деле термин «кризисные отбросы» трактуется довольно расплывчато (по закону от 13 июля 1992 года, относящемуся к решению подобных проблем, а также к государственным и общественным образованиям, имеющим объявленной целью охрану окружающей среды: «Кризисным называется род отбросов, уже подвергнутых или еще не подвергнутых переработке, которые невозможно технологически обрабатывать согласно местным техническим и экономическим условиям, в частности путем устранения изменяемых составляющих или уменьшения их опасных либо вредоносных потенций»). Он распространяется на отходы от технологической обработки отбросов. Приемлемыми оказываются отбросы, более не подверженные изменениям, стабилизированные, то есть уже не эволюционирующие биологически либо физико-химически. Это значит, что органика бесповоротно не допускается на свалки.
Один из способов, применяемых для достижения соответствия этим требованиям и стабилизации отходов, — предварительная механобиологическая обработка. Этот процесс сокращает содержание органики и делает оставшуюся более «инертной», более пригодной для складирования. Также снижается объем возможного газообразования. На заводах только что собранные отходы дробятся, проходят сквозь сита, калибруются для отделения содержащих органические включения фракций от всех прочих. После ферментации, вызревания и аффинации органические остатки иногда предлагаются на продажу в виде компоста. А еще они используются для производства метана в качестве источника энергии. Эти остаточные фракции освобождаются от вкраплений металла и стекла, а затем отчасти отправляются для захоронения на свалки, отчасти используются как топливо.
Эта технология, которую американцы называют «dry tomb» («сухая могила»), позволяет отправлять на свалку только стабилизованные вещества. Наибольшее развитие она получила в Германии. Теперь она представляет реальный интерес, позволяя стабилизировать подверженные ферментации фракции перед окончательным захоронением отбросов. Однако она необычайно энергоемка. Существует сильное искушение использовать полученный субстрат в сельском хозяйстве. Не рискуем ли мы повторить предыдущие ошибки, получая на продажу компост низкого качества из необработанных отходов, полученных после предварительного измельчения? Таким образом, сортировка-компостирование, похоже, обретает вторую молодость, несмотря на очень неблагоприятные результаты, полученные в 1980-х. Достаточно ли будет технологических усовершенствований для увеличения выхода, а значит, и качества полученного сырья, чтобы его приняли земледельцы? Вдобавок этот метод предварительной биомеханической обработки, если его не применяют во всей полноте, приводит к отрицательным последствиям, схожим с теми, что наблюдаются при хранении в обычных свалках.
Использование биореактора — противоположный путь обработки. Здесь ускоряется разложение органических отходов прямо в недрах свалки, и в результате получается биогаз. Функционирование метода здесь обеспечивается постоянным увлажнением, позволяющим бактериям работать. Однако поскольку спрессо-ваность составляющих часто мешает проникновению внутрь дождевой влаги, тут применяют сточные воды нижних уровней, снова впрыскивая их в верхние, а иногда прибегают к уже бывшей в употреблении воде. В массу отходов можно также вдувать воздух и тем дополнительно стимулировать жизнедеятельность производящих метан микроорганизмов. В гигантском желудке отсека свалки происходит активная биодеградация, и процесс завершается не за тридцать лет, а за десять.
Встречаются биореакторы трех типов: аэробные (с продувкой воздухом), анаэробные (без продувки) и гибридные. В последних обработка производится поэтапно: чаще всего начинают с анаэробного разложения органики для получения биогаза, возвращая в верхние слои отбросов собранные жидкие продукты их окисления и добавленные водные суспензии. В Европе множатся подобные попытки обработки, в частности в вандейской коммуне Лавернь, но особенно интенсивно экспериментируют в Новом Свете. При всем том биореактор не вписывается в современные правила хранения отбросов, исключающие наличие биологически активных компонентов. Хотя использование подобных реакций в промышленных целях выглядит очень привлекательно, но практическое воплощение этих замыслов наталкивается на нерешенные вопросы, связанные, например, с равномерным увлажнением всей биомассы. Кроме прочего, попутно выделяется немало вредоносных продуктов биохимических реакций, которые пока не удается нейтрализовать.
В поселениях времен раннего Средневековья выбрасываемые хозяйственные остатки частично убирались тряпичниками и крестьянами, заимствующими из этого источника удобрение для пашни, а также поедались бродячими животными. Остаток послойно затаптывался, трамбуясь в немощеный почвенный слой улицы, и входил в его состав, отчего там постепенно, как в античных поселениях, «уровень мостовых поднимался, так что вход в жилища уходил наклонно вниз, а новые постройки нависали над давно стоящими», как свидетельствует Л. Мамфорд, американский философ и историк развития науки и техники, в своей книге «Город в истории».
Нечистоты перестали накапливаться на улицах только по мере того, как городские власти принялись систематически изгонять на окраины все, что связано с хранением и обработкой дурно пахнущих веществ и материалов: бойни, красильни, цеха по разделке туш и обработке мясных субпродуктов. В Париже уже с XII века часть отходов сразу перевозили в заранее предписанные места, называемые «свалочными (или «смрадными») яминами», на далеких подступах к городу, а после эдикта 1674 года «свалочные ямины для грязи и нечистот» стали отличать от «ямин для дохлятины и всего извергнутого», наиболее известные из коих находились около виселицы в Монфоконе. Там скапливалось все содержимое отхожих мест. Доставленное туда высушивалось, размельчалось и превращалось в «крупку», каковую очень ценили селяне-земледельцы.
Нечистоты, копящиеся на подходах к городу, образуют на ровной поверхности крупные бугры, а то и целые холмы сероватого или зеленоватого цвета, как Телль («Холм» по-арабски) у сирийского города Хамы или нидерландские Кьёкенмёддинги, на которых строили ветряные мельницы. Монте-Тестаччо в Риме был не более чем заурядной кучей отбросов. С увеличением числа построек и последовательным возведением концентрических защитных стен старинные свалочные места в утрамбованном виде попадали внутрь городской черты. В Париже подобные мусорные скопления залегают под всхолмлениями бульваров Дев Голгофы, Бомарше, Бон-Нувель, Сен-Дени и Сен-Мартен. В Средние века они составляли лабиринт Ботанического сада, над которым теперь высятся изысканные кроны редкостных деревьев.
Эти скопления ошметков прошлого нередко весьма прельщают археологов, ибо остатки человеческой жизнедеятельности подчас представляют бесценные свидетельства о жизни и нравах минувших эпох: до нас доходят ржавые инструменты и орудия древних шумеров, осколки амфор времен римских завоеваний и прочие следы канувших цивилизаций или самого начала нашей. Так, в связи с раскопками, связанными с благоустройством Лувра, откопали бигуди из обожженной глины, служившие для завивки париков «великого» семнадцатого столетия, и упакованные вместе четыре сотни куриных крылышек — скорее всего, остатки какого-то пиршества.
И в наши дни заполненные свалки нередко выглядят искусственными всхолмлениями на земле или морском дне. После их закрытия площадки рекультивируются для использования в самых неожиданных целях. Однако множество несчастных случаев наводит на мысль, что в их выборе прежде всего надо проявлять осторожность. Если заполнение свалки произошло не так давно, там не следует сооружать жилые дома и вообще все, что предполагает закладку фундаментов. Колебание плотности в скоплениях разного состава чревато неприятнейшими сюрпризами. В окрестностях Парижа (в Павийон-су-Буа) стены фабрик и складских помещений, в спешке возведенные на неустоявшейся свалке в период послевоенного жилищного кризиса, через несколько лет покрылись трещинами. Обычно рекомендуется выждать как минимум три десятка лет перед сооружением в таких местах тяжеловесных конструкций.
Международные аэропорты часто размещаются на территории бывших хранилищ отходов, например аэропорт Ханеда в Токио — на старой свалке, выдвинутой далеко в море, аэропорт Кеннеди в Нью-Йорке — на бывших болотах, заполненных вредными отбросами. В Японии из-за дефицита свободных площадок большие свалки образуют целые насыпные полуострова, расположенные неподалеку от прибрежных городов. Вот уже три века там предпринимаются большие работы по увеличению площади застройки путем создания выдающихся далеко в море насыпных площадок из мусора, остающегося при застройке территорий между соседними городами. Так возникают новые портовые сооружения, взлетные полосы аэропортов и парки развлечений.
В токийской бухте построено хранилище в две сотни гектаров между молами двадцатиметровой толщины, причем перемычки эти облицованы стальными щитами, заглубленными в дно, что предохраняет конструкцию от воздействия циклонов и землетрясений. Этот резервуар, поделенный на «секции» водонепроницаемыми переборками, был набит отходами, располагаемыми послойно и неизменно прикрываемыми песком, глиной и землей. Такую технологию называют «сэнд-вичевой». Причем отходы предварительно подвергаются многократной обработке: компрессии, распылению, сжиганию и даже высокотемпературной переплавке, что позволяет их стабилизировать и как можно более полноценно использовать ограниченный объем хранилищ.
Как и большинство островов в заливе, Юменошима, то есть «Остров мечты», всплыл на поверхность на месте сваливаемых три сотни лет тысяч тонн бытовых отходов. Его стали приводить в порядок, когда их высота над уровнем моря достигла тридцати метров. Теперь там расположены бассейн, парк аттракционов и ботанический сад. В Сингапуре тоже соорудили выносную свалку, соединив двумя стенками парочку небольших островков. Когда из полученной траншеи откачали воду, ее поделили на сектора и постепенно заполнили пеплом мусоросжигательных заводов и строительным мусором.
Старые свалки, оформленные как холмы, становятся местами лыжных прогулок, например в Канаде, около Торонто. В Германии после войны остатки городской жизнедеятельности позволили соорудить холмы высотой в несколько десятков метров для детских лыжных станций, как Шедельберг под Лейпцигом. В Нидерландах тем же способом созданы буколические холмы из отбросов обитателей города Нюэнена. В окрестностях Чикаго Сетлерс-Хилл, «иммигрантский холм», сооруженный из скоплений отбросов, стал местом размещения озера для лодочной станции, поля для игры в гольф и аллеек для бега трусцой. На площадках, переоборудованных для подобных целей, гуляющая публика уже через несколько лет перестает вспоминать об истинном происхождении всех этих лужаек, парков, аттракционов и беговых дорожек.
На Лонг-Айленде под Нью-Йорком старая свалка была преображена в досуговый и учебный центр для жителей Брукхейвена с бассейном, игровыми спортивными площадками, лужайками для пикников, питомником для бездомных животных и садовыми лужайками, некоторые из коих специально оборудованы для прогулок пациентов с физическими недостатками. А установка для компостирования листвы представляет удобрения для парников, где произрастают растения, предназначенные для декорирования городских офисов. Прежние центры захоронения промышленных отходов сохраняют свои функции мест хранения мусора, но уже в другом качестве, поскольку на их площадях разместились цеха по сортировке и другим видам технической обработки отходов.