История разведывательных служб Израиля

10 СЮРПРИЗЫ ВОЙНЫ И МИРА

Сирийские солдаты барабанили в стальную дверь бункера, но она не поддавалась, и тогда в ход пошли ручные гранаты. Но дверь была рассчитана и на это. В течение нескольких часов израильские солдаты держались в стальном бункере на горе Хермон в тылу быстро продвигавшихся сирийских войск. Эти солдаты не были бойцами, они работали на «Аман» и из бункера, расположенного на заснеженной вершине Голанских высот, вели разведку Сирии.

Солдаты «Амана» работали даже в Йом киппур, самый священный день в еврейском календаре, когда весь Израиль обычно замирает. Была суббота, 2 часа дня, 6 октября 1973 г.

Командир поста на горе Хермон молодой лейтенант Амос Левинберг только что сообщил в штаб своему вышестоящему начальству о доносящейся артиллерийской стрельбе. Левинберг вспоминает: «Я доложил ему, что нас не беспокоит стрельба, мы контролируем обстановку и, как только огонь прекратится, выйдем наружу и починим разбитые антенны». Но уже через несколько часов Левинберг и уцелевшие солдаты его подразделения были в руках сирийцев, отборных десантников, которые высадились с вертолета. К полуночи они сумели проникнуть в бункер, убили 18 израильтян, многих ранили, 31 человека взяли в плен, захватили большое количество самой совершенной разведывательной аппаратуры, которую сирийцы потом будут изучать в мельчайших деталях.

Потеря поста на горе Хермон, даже на фоне других неприятностей на более широком фронте, была крупной неудачей израильтян. Гора Хермон была самой высокой точкой Голанских высот, утыканной антеннами, телескопами, биноклями и приборами ночного видения. Это были совершенно секретные «глаза» и «уши» еврейского государства на севере страны и один из многих постов «Амана», который вел радиоперехват сирийских линий связи. К тому же с вершины горы в ясный день можно было наблюдать все передвижения сирийских войск вплоть до Дамаска, расположенного в 25 милях. Это было самое последнее слово Израиля в области радио- и радиотехнической разведки (этими профессиональными терминами обозначают способность перехватывать и анализировать все радиоизлучения, от радиопередач до телефонных разговоров).

Этот пост должен был видеть и слышать все, что происходило у противника, но система дала сбой. Более того, в руки сирийцев попало то, что можно было назвать разведывательным сокровищем. На посту имелся полный комплект израильских кодов, с помощью которых противник смог расшифровывать переговоры израильских летчиков. «Аман» признал, что это была колоссальная ошибка. Рассказ военнопленного Амоса Левинберга — благодушие, потеря бдительности и шок плена — иллюстрирует унижение, которому подверглась вся страна.

Вооруженные силы Египта и Сирии внезапным и совершенно неожиданным нападением застали израильские войска врасплох на тех самых территориях, которые они захватили у Египта и Сирии в ходе Шестидневной войны. Впервые израильская разведка не выполнила свою основную миссию, она не сумела уловить приближение войны. В первую очередь это было задачей «Амана», но вина возлагалась на все специальные службы Израиля.

Члены комитета «Вараш» должны были знать о приближении войны и за пять месяцев до Йом киппур зафиксировать агрессивные приготовления противной стороны.

Однако они просто не могли поверить тому, что видели рядовые оперативные работники и аналитики израильских спецслужб. Мышление руководителей было накрепко приковано к тому, что израильские стратеги называли «Концепцией». Это была неформальная, но пользовавшаяся большим влиянием доктрина, возникшая в обстановке эйфории после ошеломляющей победы Израиля в Шестидневной войне 1967 года. Доктрина утверждала, что арабы никогда не начнут большой войны, поскольку понимают, что они не смогут ее выиграть. В случае, если такая война все-таки начнется, израильтяне были уверены в том, что разгромят войска противника и войдут в столицы Египта и Сирии — Каир и Дамаск.

Разведывательные службы, как всегда, получали подробную информацию о передвижениях войск в Египте и Сирии, но «Концепция» расценивала все эти передвижения как военные маневры и даже дезинформационные акции, направленные на то, чтобы побуждать Израиль постоянно проводить дорогостоящие мобилизационные мероприятия. «Концепция» успокаивала, вселяла уверенность и охватывала все более широкие круги политического, военного и разведывательного аппарата страны.

«Аман» как часть генерального штаба подчинялся начальнику генштаба и министру обороны. И хотя временами в газетных заголовках «Аман» затмевали более падкие на рекламу «Моссад» и «Шин Бет», он оставался самым большим и самым важным разведывательным агентством с точки зрения обороны еврейского государства. В этом плане «Аман» напоминал — и не только в силу того, что он отвечал за организацию радиотехнической разведки, — американское Агентство национальной безопасности (АНБ). Названное американским автором Джеймсом Бамфордом «Дворцом загадок» в книге с одноименным заголовком, огромное АНБ живет в тени ЦРУ, но в то же время создает основу, на которой базируются все успехи американской разведки.

«Аман» очень хорошо организован, как того и следует ожидать от военной системы. Он состоит из шести департаментов, наиболее важные из которых — департамент «добычи» и «производственный» департамент.

Департамент добычи организует зарубежную агентурную работу, ведет перехват как систем радиосвязи, так и наземных телефонных линий. Успех в Шестидневной войне 1967 года в немалой степени объяснялся оперативным перехватом арабских линий связи, в том числе телефонных переговоров между президентом Египта Насером и иорданским королем Хусейном, и быстрым доведением этой информации до израильских генералов.

«Аман» также очень тесно взаимодействует с ВВС, в первую очередь в вопросах радиотехнической разведки. Причем речь тут идет не только о пассивном перехвате сигналов, но и об активном воздействии на технические системы противника, например радары, с целью их дезинформации.

Производственный департамент является самым большим. В нем работают 3 тыс. из 7 тыс. сотрудников «Амана». Их главная задача — анализ добываемой информации. Департамент состоит из отделов, которые, как и в «Моссаде», имеют географическую или функциональную структуру: западный отдел обслуживает Египет, Судан и Ливию; восточный — Ирак, Сирию и Ливан; есть специальные отделы для Иордании и стран Аравийского полуострова; палестинский отдел, ведущий наблюдение за палестинскими партизанами; отдел анализа межарабских отношений и отдел ближневосточной экономики. Продукция «производственного» департамента имеет вид аналитических документов или советов политическим деятелям.

«Аман» также отвечает за работу военных атташе в посольствах Израиля за рубежом, за военную цензуру прессы и за обеспечение режима секретности в частях израильской армии. В «Амане» есть также небольшой научно- исследовательский отдел, занимающийся разработкой образцов оперативной техники и программного обеспечения для разведки. Военно-морской флот и военно-воздушные силы также имеют свои собственные небольшие разведывательные подразделения.

Эта структура представляет премьер-министру ежегодную «Национальную разведывательную оценку». «Оценка» подписывается начальником «Амана» и охватывает и прогнозирует исключительно широкий круг вопросов военного, экономического и политического плана, а в конечном счете все это сводится к вопросу войны и мира. В период между войнами 1967 и 1973 годов вышло три «оценки», которые несли на себе явный отпечаток «Концепции».

Предполагаемая истинность «Концепции» была поставлена под вопрос, когда в ноябре 1969 года из Египта были получены сведения, не укладывающиеся в ее рамки. Менее чем через два с половиной года после унизительного поражения Египет восстанавливал свои вооруженные силы гораздо более быстрыми темпами, чем это представлялось Израилю. Зашоренные аналитики разведки не могли проверить эту информацию и, в конце концов, не сделали ничего.

Несмотря на ранние предупреждения, для Израиля явилось полной неожиданностью выявленное в феврале 1970 года наращивание советского военного присутствия в Египте. Впервые русские советники были прикомандированы к боевым частям, и этот факт серьезно изменил соотношение сил, из которого исходил Израиль в планировании обороны западных рубежей оккупированного Синайского полуострова.

«Аман», судя но всему, не сумел заблаговременно получить информацию об этом наиболее серьезном продвижении сверхдержавы в регионе за последние 13 лет. Ведущие политики Израиля требовали создания независимой комиссии для анализа этого просчета, но вместо этого «Аман» создал свою внутреннюю комиссию под руководством бригадного генерала Иоеля Бен-Пората, руководителя подразделения радиоперехвата.

Начальник военной разведки генерал Аарон Ярив чувствовал, что в аналитической ветви его службы творится что-то неладное. Его сослуживцы с удивлением отмечали, что их шеф каждый раз приходил в ярость, как только возникала тема аналитической работы. Обычно деликатный и сдержанный, он вдруг начинал кричать на своих подчиненных. Потрясая перед носом у аналитика досье, содержащим первичную информацию, он орал: «Ради бога! Ваши оценки не вытекают из этих данных!».

Однако эти вопли Ярива были слишком запоздалыми, чтобы что-то изменить. После восьми лет пребывания на посту начальника «Амана» генерал Ярив в ноябре 1972 года ушел в отставку и стал советником премьер-министра Голды Меир по вопросам терроризма. После ухода Ярива сотрудники его агентства стали еще более наглыми и самоуспокоенными.

Новый шеф «Амана» генерал-майор Эли Зейра был самым ревностным приверженцем «Концепции». Как бюрократ он, можно сказать, «держал бога за бороду». В конце концов именно военная разведка обеспечила Израилю триумфальную победу в Шестидневной войне 1967 года. Этот успех политики и военные единогласно ставили в заслугу Яриву, естественно, что часть славы выпадала и на долю Зейры, который был заместителем Ярива, пока не стал его преемником.

Репутация «Амана» была так высока, что, когда в 1973 году Зейра заявил, что Египет слишком дезорганизован и слаб для нападения на Израиль, в Иерусалиме это восприняли как абсолютную истину. Это заявление Зейра сделал в мае 1973 года, когда египетские части в зоне канала уже были приведены в состояние повышенной боеготовности. Когда же броска не произошло и уровень мобилизационной готовности египетских частей был понижен, это восприняли как доказательство правоты Зейры и истинности «Концепции». В свете этого проведенная мобилизация некоторых израильских частей рассматривалась как напрасная трата денег.

Новые военные приготовления в египетской и сирийской армиях были отмечены в сентябре 1973 года, но всемогущая «Концепция» сочла их безобидными. Даже американское ЦРУ, согласно заявлениям президента Никсона, считало в то время «новую войну на Ближнем Востоке маловероятной», расценив массовые и необычные передвижения арабских войск 5 октября 1973 г. как «ежегодные маневры».

К несчастью, ЦРУ получало основную часть своей информации по Ближнему Востоку от израильской разведки через давно установленный прямой канал связи между штаб-квартирой ЦРУ в Лэнгли и штаб-квартирой «Моссада» в Тель-Авиве. Другими словами, «Концепция» ослепляла и американцев.

В то время как израильтяне тайно собирали информацию, президент Египта Анвар Садат в своих воинственных выступлениях делал довольно прозрачные намеки. В третью годовщину смерти своего предшественника Насера, 28 сентября, он в обращении к нации заявил: «Мы не пожалеем сил и жертв для достижения наших целей. Я не стану раскрывать деталей, но освобождение наших земель есть первая и главная из стоящих перед нами задач».

Зейра и аналитики «Амана» давно уже решили не придавать значения воинственной риторике и свойственным арабам преувеличениям, исходившим от политиков, подобных Садату, даже если другая поступавшая информация указывала на подготовку Египта к войне. Руководители «Амана» получили непонятное сообщение одного из офицеров разведки Южного командования, которое охватывало весь оккупированный Синай вплоть до линии Бар-Лева, шедшей вдоль захваченной Израилем стороны Суэцкого канала. 1 октября 1973 г. подполковник Симан-Тов сообщил, что через несколько дней Египет двинет свои войска через Суэц. На Зейру это не произвело впечатления.

«Моссад», с другой стороны, был более насторожен. За два дня до сирийско-египетского нападения агент «Моссада» в Каире сообщил о приближении войны. Шеф «Моссада» Цви Замир воспринял это предостережение серьезно, но не стал отстаивать свою точку зрения в высших эшелонах.

Подробности того, как разведывательная бюрократия Израиля работала — или не работала — с сигналами о надвигающейся войне, до сих пор остаются тайной, в то время как отставные офицеры разведки продолжают яростно защищать свою честь. В соответствии с существовавшей в тот период системой директор «Моссада» был главным советником премьера Голды Меир по разведке. Все сигналы такого рода он был обязан докладывать не только премьер-министру, но и в письменном виде информировать о них «Аман».

Сегодня «Аман» и другие ветераны израильской разведки обвиняют Замира в том, что он, будучи убежден в «неизбежности» близкой войны, просто сообщил об этом Зейре по телефону, а к премьер-министру направил своего помощника. Помощник решил, что от него требовалось всего лишь сообщить эту информацию по телефону в аппарат премьер-министра, но ему не удалось дозвониться до нужного чиновника.

Информация не дошла по назначению, а Замир это не проверил. Он выехал за рубеж для встречи с одним источником «Моссада», который на короткое время был вывезен из Египта. В пятницу 5 октября Голда Меир не могла найти Замира. И только в субботу израильская разведка пришла к выводу, что в этот день начнется война, но было уже поздно.

Правда, Израиль мог использовать свою авиацию для нанесения упреждающего удара, как это было в 1967 году, но Меир и Даян решили не делать этого. Они понимали, что американцы этого не одобрят, и, чтобы сохранить поддержку США, должны были прийти к необходимости принять на себя первый удар. Это стало последним и самым ярким проявлением зависимости Израиля от США в области внешней и оборонной политики. В 1967 году начальнику «Моссада» Меиру Амиту было важно поскорее вернуться из Вашингтона и сообщить, что президент Джонсон дает «зеленый свет» упреждающему удару. В 1973 году Меир и Даян, отталкиваясь от того же американского фактора, приняли прямо противоположное решение: поддержка американцев была превыше всего и ради ее сохранения можно было пойти на любые жертвы.

Израильские солдаты на Синае и Голанских высотах должны были своими жизнями расплачиваться за благодушие политических лидеров и ошибки руководителей израильской разведки. В ожесточенных боях сирийцы возвратили себе часть Голанских высот, египтяне пересекли Суэцкий канал и закрепились на Синае, вызвав панику у Даяна, героя войны 1967 года. Он был настолько расстроен, что на третий день войны сумрачно намекнул на возможность разрушения «третьего храма израилева». Еврейская история отмечает, что первый израильский храм был разрушен вавилонянами в 586 году до нашей эры, второй — римлянами в 70 году нашей эры. Третьим храмом был сам Израиль, и Даян оценивал его шансы на выживание очень невысоко.

Среди израильских генералов пошли разговоры о применении «нетрадиционного» оружия. В первую неделю войны впервые серьезно обсуждался вопрос о возможности применения Израилем ядерного оружия в качестве последнего и почти самоубийственного средства обороны. Тайный ядерный арсенал, созданный при участии невидимого «Лакама», еще не был испытан и считался «грязным», то есть не доведенным до нужной «чистоты». Однако по приказу Даяна ракетные батареи «Иерихон» и бомбовые подвески на самолетах «Фантом» были подготовлены для использования ядерных боеприпасов.

Отчаяние министра обороны тяжелым грузом легло на плечи Голды Меир. Ее помощница и доверенное лицо Лу Каддар вспоминает, что Голда Меир, похоже, была готова покончить с собой: «Я никогда нс видела ее такой мрачной, как в то утро. Она сказала мне: «Даян хочет, чтобы мы обсудили условия сдачи». Я подумала, что такая женщина, как Меир, никогда не сможет жить в подобных условиях. И тогда я приготовила кое-что для нас обеих. Я пошла к своему доктору, и он согласился дать мне таблетки, чтобы мы вместе — она и я — могли покинуть этот мир».

Меир, однако, мобилизовала свою волю и вместе с начальником штаба генерал-лейтенантом Давидом (Дадо) Элизаром, который был тверд как скала, предприняла контрнаступление, которое в конечном счете привело к победе. Однако краткосрочное отступление обошлось Израилю очень дорого. Потери Израиля убитыми составили 2700 человек — пропорционально населению США это составило бы 170 тыс. человек. Для страны с населением около 3 млн. это была тяжелая травма.

Еще одним долгосрочным последствием было то, что Государство Израиль в целом утратило веру во всемогущество своей когда-то легендарной разведки. Это было не просто ощущение. Это зафиксировано письменно. Премьер-министр Голда Меир приказала провести официальное расследование «упущений» — таким эвфемизмом называли провал разведки, который привел к внезапному нападению в ходе войны Йом киппур. Комиссию, вошедшую в историю как «Комиссия Аграната», возглавил председатель Верховного суда Израиля Шимон Агранат.

Как всегда, политикам, которые определяли рамки работы комиссии, удалось переложить основную вину на военных и разведсообщество. Комиссия вынесла заключение о том, что Меир и Даян не были виновны в этом провале. Вместо них «козлами отпущения» комиссия сделала начальника штаба Элизара и командующего Южным округом генерала Шмуеля Городиш-Гонена. Итоговый доклад также был беспощаден к генералу Зейре и его трем заместителям. Все они были уволены, и новым начальником «Амана» стал генерал-майор Шломо Газит.

«Комиссия Аграната» рекомендовала провести структурные изменения в израильском разведсообществе, включая создание новой службы. В результате центр планирования и исследований министерства иностранных дел, существовавший с 1951 года только на бумаге, стал реальной службой. Его задача заключалась не в сборе разведывательной информации, а в проведении дальнейшего анализа уже имеющихся данных. Центр расположился в отдельном корпусе служебного комплекса министерства иностранных дел в Иерусалиме. Это было сделано не потому, что надо было защитить его тайных агентов; в этом центре сосредоточивалась важная информация, поступавшая из «Амана» и «Моссада».

Другим изменением стало расширение небольшого исследовательского отдела «Моссада», предпринятое для уменьшения зависимости этой службы от аналитического аппарата «Амана». По предложению «Комиссии Аграната» аналитики «Моссада» стали принимать участие в подготовке для премьер-министра ежегодной «национальной разведывательной оценки».

На политическом уровне огонь критики за почти понесенное Израилем в октябре 1973 года поражение сосредоточился на Меир и Даяне. В апреле 1974 года эта критика стала нестерпимой и оба ушли в отставку.

Новым лидером Израиля стал Ицхак Рабин. Начальник штаба армии в ходе Шестидневной войны, а затем посол Израиля в Вашингтоне, Рабин не был новичком в вопросах разведки.

На посту премьер-министра он требовал докладывать ему первичные материалы разведки, а не только ее аналитические «выжимки», предпочитаемые большинством штатских политиков. Это объяснялось не только военным прошлым Рабина. В составленной на Рабина секретной характеристике ЦРУ отмечалась его склонность к «самоанализу» и «тенденция к постоянному беспокойству». У него была совершенно определенная привычка не полагаться на других, и после полного провала разведки в 1973 году Рабин, естественно, не собирался полагаться на мнение руководителей своих разведслужб. Он начал действовать в условиях, когда в стране возобладали новые настроения.

Мораль «Амана» достигла самой низшей точки. «Моссад» же вышел из катастрофы Йом киппур почти без потерь. Было принято во внимание, что Цви Замир знал о приближении войны, но просто не успел подать сигнал. За это Рабин фактически вознаградил «Моссад», возложив на него обеспечение его тайных контактов и официальных встреч с королем Иордании Хусейном — вне всякого сомнения, в тот период самый важный и секретный аспект израильской внешней политики.

В конце концов иорданский монарх, чьи земли граничили с Израилем, несмотря на открытые призывы к возвращению Западного берега, в войне не участвовал. За кулисами Хусейн лично встречался с лидерами Израиля начиная с 1963 года, сперва стремясь к заключению мирного договора, но потом довольствуясь прочным, хотя и неформальным миром.

В переписке «Моссада» и ЦРУ эти тайные контакты назывались «Операция “Подъем”». В то же время, возможно, втайне от израильтян, Хусейн был на содержании ЦРУ как секретный источник. Практически «Моссад» шел по следам Рувена Шилоя, основателя «Моссада», который до 1951 года вел секретные переговоры с дедом Хусейна, королем Абдаллахом.

Отношения Рабина и Хусейна развивались столь успешно, что иорданский монарх даже посетил Рабина в Тель- Авиве — секрет, который до сих пор не был предан огласке даже в мемуарах тех немногих официальных лиц, которые знали о тайной дипломатии. После разгрома палестинских отрядов Арафата в 1970 году Хусейн чувствовал себя достаточно уверенно. Израильтяне при содействии США косвенно помогли в этом Хусейну, разместив свои войска так, что они стали препятствием для возможного вмешательства Сирии на стороне ООП.

Важным результатом этих отношений стал совершенно секретный и крайне полезный обмен разведывательной информацией между «Моссадом» и иорданской разведывательной службой «Мухабарат». Их общим врагом были палестинские террористы, и израильтяне с радостью информировали Хусейна о многочисленных заговорах палестинцев против него.

Иорданский «Мухабарат», в свою очередь, приоткрыл «Моссаду» окно в опасный мир арабского радикализма. Они раскрывали друг другу далеко не все, и израильтяне проявляли особую заботу о том, чтобы не поставить под удар свои источники, но руководители двух служб встречались довольно часто — на обоих берегах реки Иордан и на нейтральной почве в Европе.

Хусейн встретился с Рабином в мае 1975 года в пограничной пустыне на Аравийской равнине. Когда в марте 1977 года иорданский король на вертолете «Моссада» был переправлен на гостевую виллу «Моссада» к северу от Тель- Авива, «Моссад» записывал все переговоры скрытыми камерами и на магнитофоны. Пленки и их расшифровки с тех пор хранятся в израильских государственных архивах, и нет никаких шансов, что они когда-либо будут опубликованы.

«Моссад» также организовал тайный визит Рабина в Марокко. Израильский премьер надеялся вывести ближневосточные переговоры из тупика после того, как он узнал, что Иордания не подпишет открытый мирный договор, и пришел к выводу, что на египетском фронте должно быть что-то более постоянное, чем разведение войск.

Рабин вылетел в Рабат через Париж, надев для маскировки парик. Он попросил короля Хасана II попытаться убедить С адата сесть за стол переговоров. Немедленного результата от этой инициативы в отношении Каира не произошло, но тайное сотрудничество Марокко и Израиля укрепилось. «Моссад», как и ЦРУ, получил полную свободу действий в Марокко и мог устанавливать контакты с потенциально интересными арабами, внедрять технику подслушивания и вести широкомасштабную радиоразведку в Северной Африке, а также давать королю и его высшим чиновникам советы по вопросам внутренней безопасности.

Израильские дипломаты совершенно открыто работали с Генри Киссинджером и другими американскими посредниками, добивавшимися соглашения об отводе войск с Сирией и Египтом. Однако совместные американо-израильские действия не ограничивались сферой дипломатии. За кулисами шла еще более многоплановая работа. Киссинджер и в целом администрация Никсона были благодарны Израилю за проявленную им накануне войны 1973 года сдержанность и теперь вознаграждали своего клиента новейшими моделями танков, самолетов и ракет.

Начался «золотой век» военного сотрудничества. Поощряемые администрациями Никсона и позже Форда американские корпорации стали инвестировать крупные средства в израильскую промышленность, создавать совместные предприятия, выпускавшие как гражданскую, так и военную продукцию.

Расширялись контакты между вооруженными силами обеих стран, интенсивные программы обменов приносили пользу обеим сторонам. Израиль снабжал США превосходной информацией о советской военной технике, захваченной в войнах с арабами. Американцы изучали образцы этой техники, вырабатывали соответствующие контрмеры и направляли образцы новых вооружений для испытания в Израиль. В числе таких новинок были противотанковые снаряды, устройства радиоэлектронной борьбы и современные аэронавигационные приборы. Таким образом, американское оружие могло пройти проверку в боевых условиях реально воюющей армии.

Соединенные Штаты становились главным союзником Израиля, его ангелом-хранителем, но за пределами этих отношений Израиль не имел четко выраженного политического курса, направленного на формирование отношений с соседними арабскими странами. В период пребывания у власти Рабина эта неспособность добиться подписания мирных договоров заметно контрастировала с довольно скромными достижениями в области ограничения вооруженных сил. В этих условиях назначение нового руководителя «Моссада» не было вопросом жизни или смерти. Смена караула не имела большого значения. Просто один армейский генерал уходил и ему на смену приходил другой.

После пяти лет пребывания на посту директора «Моссада» Цви Замир, так же как и его предшественник Меир Амит, вышел в отставку — таким же бесцветным и неприметным, каким он был в начале своей карьеры. Его «вахта», закончившаяся в 1974 году, была отмечена двумя крупными провалами: скандалом в Лиллехаммере и войной Йом киппур, хотя последняя не компрометировала его лично.

Новым шефом «Моссада» стал старый знакомый Рабина, генерал-майор Ицхак (Хака) Хофи. На этом назначении сказались воспоминания о провале израильской разведки в 1973 году, причем Хофи мог с гордостью вспоминать это время. В то время он как командующий Северным округом оказался единственным генералом, который призывал военную верхушку обратить внимание на передвижение сирийских войск за несколько недель до «Судного дня войны». Он требовал усиления подразделений танками и артиллерией, но его обращения игнорировались. Во время войны Хофи и его солдаты храбро сражались, они сумели захватить гору Хермон, Голанские высоты и даже продвинуться в глубь сирийской территории.

В возрасте 47 лет Хофи стал первым саброй, возглавившим «Моссад». (На иврите «сабра» означает «кактусовый плод». Так в Израиле называют евреев, родившихся в Израиле, поскольку они, как и плод кактуса, снаружи колючие, но внутри сладкие.) Как и большинство представителей его поколения, Хофи вступил в специальный отряд «Палмах», принимал участие в войне 1948 года и — так же как Амит и Замир — решил посвятить себя военной карьере. В качестве командира парашютного подразделения он еще до войны 1956 года принимал участие в нескольких дерзких рейдах Израиля на Синайском полуострове и в секторе Газа, а спустя 10 лет был одним из офицеров, разрабатывавших планы Шестидневной войны. В июле 1974 года крепко сложенный, круглолицый Хофи покинул армию и просто исчез. Израильские власти отказывались комментировать это исчезновение, но бывший парашютист «приземлился» в штаб-квартире «Моссада» в Тель-Авиве.

Хофи не был гением разведки, но его всегда уважали за трудолюбие и серьезный подход к делу. Его отношения с премьер-министром были окрашены тем, что в юности он входил в то же крыло лейбористской партии, что и Рабин.

Продолжая традиционную линию «Моссада» на окружение арабских государств «периферийными» друзьями, Хофи понимал, что Израилю нужно двигаться дальше и искать урегулирования с самими арабами. Вслед за Иорданией, Марокко и первоначальными контактами с Египтом настала очередь Ливана.

Главным мотивом по-прежнему было установление «периферийных» отношений с христианской маронитской общиной Ливана, но приобретение связей в Бейруте открыло возможности непосредственного выхода на лидеров исламского мира.

Тайная дипломатия «Моссада» отлично согласовывалась с борьбой против терроризма, которая проникала даже в самое сердце Африки. Тайные контакты «альтернативных дипломатов» вроде Дэвида Кимче на Африканском континенте очень пригодились, когда 27 июня 1976 г. в угандийском аэропорту Энтеббе совершил посадку захваченный террористами французский авиалайнер. Для Израиля это выглядело как абсолютно проигрышная ситуация. Рейс авиакомпании «Эр франс» вылетел из Тель-Авива в Париж и был захвачен в воздухе двумя террористами из Народного фронта освобождения Палестины и двумя членами группировки печально известной банды Баадер-Майнхоф.

Французский аэробус имел на борту 250 пассажиров, из которых по крайней мере 82 человека были израильтянами. Вооруженные до зубов налетчики решили взять в заложники только израильских граждан, отпустив всех других иностранцев, и этот циничный расчет вывел из себя обычно невозмутимых аналитиков «Моссада» и «Амана». Это напомнило им «отбор» в нацистских концлагерях, когда из прибывшего эшелона с евреями обреченных направляли в газовые камеры.

Оперативники «Моссада» также были крайне раздражены тем, что один из африканских лидеров, которого они заботливо выхаживали, теперь кусал кормившую его руку. После войны 1973 года многие африканские лидеры, включая Иди Амина, который три года назад пришел к власти в результате военного переворота, организованного с помощью израильских военных советников, отвернулись от Израиля, предпочтя арабские страны. Теперь этот бывший боксер и сержант английской армии, безумный, убийца, бросавший своих политических противников на съедение крокодилам, переориентировал свою политику в сторону арабского мира.

Израиль с самого начала отверг требование воздушных пиратов об освобождении 40 арестованных террористов и принял трудное решение освободить заложников путем силовой операции. В ночь на 3 июля 1976 г. израильские ВВС перебросили несколько групп «сайерет» за 2 тыс. миль в Уганду. Им удалось обмануть бдительность контрольной вышки аэропорта Энтеббе и бесшумно посадить несколько самолетов типа «Геркулес» с десантниками, вооружением и даже полевым госпиталем.

Особая группа десантников в черном «мерседесе», точной копии лимузина Иди Амина, ворвалась в старое здание аэровокзала и в течение нескольких минут уничтожила семерых террористов. Три других члена НФОП, получившие подкрепление от Иди Амина, похоже, были тайно захвачены в плен израильтянами. Десантники освободили более сотни заложников, хотя двое из них погибли под их огнем. С израильской стороны была одна-единственная жертва — подполковник Ионатан Нетанияху, командир одной из элитных групп, сраженный снайперским выстрелом с контрольной вышки. Было также убито 45 угандийских солдат.

Этот ошеломляющий успех Израиля — дерзкая операция, проведенная за несколько тысяч миль от своих баз и затмившая предыдущую успешную операцию по освобождению заложников рейса авиакомпании «Сабена» за 4 года до этого, — стал частью государственного фольклора еврейского государства. Даже в Соединенных Штатах это известие почти затмило празднование 200-летия Америки.

Этот успех был обеспечен превосходной закулисной работой безымянных тайных агентов «Моссада», которая началась, как только поступило сообщение о захвате самолета, и израильский кабинет министров отдал приказ разведсообществу готовить ответ.

«Моссад» решил, что ключевую роль в этой операции может сыграть Брюс Макензи, британский фермер и бизнесмен, осевший в Кении. Он был другом кенийского президента Джомо Кениаты и единственным белым членом кенийского кабинета. Макензи помогал кенийцам в организации системы обороны и безопасности и одновременно информировал британскую «МИ-6» о ситуации в Африке. Он также хорошо знал израильтян.

«Моссад» через свою резидентуру в Найроби уже давно поддерживал превосходный контакт со службой безопасности Кении. Столица Кении привлекала Израиль тем, что располагалась неподалеку от Африканского рога и была одной из самых важных столиц Африканского континента, где в аппарате Организации Объединенных Наций и Организации африканского единства были представлены дипломаты и шпионы всех мастей и оттенков. Вместе с Заиром в Центральной Африке и Нигерией на западе Кения была одним из трех стратегических опорных пунктов израильской разведки в Африке.

Такие космополитические зоны, естественно, всегда привлекают и террористов. 18 января 1976 г., за шесть месяцев до драмы в Энтеббе, кенийская полиция арестовала в окрестностях столичного аэропорта трех палестинцев, вооруженных советскими ракетами класса «земля — воздух». Арабы намеревались сбить израильский самолет со 110 пассажирами на борту, который должен был через час зайти на посадку. Полученная в ходе допроса палестинцев информация позволила арестовать западногерманскую пару, Томаса Ройтера и Бригитту Шульц, прибывшую в Найроби за 3 дня до этого инцидента. Все 5 подозреваемых — 3 палестинца и 2 западных немца, наглядный результат сотрудничества арабских террористов и молодых европейских радикалов, — после ареста просто исчезли.

Родственники Шульц пытались разыскать ее, но кенийские власти заявили, что они не удерживают никаких иностранных граждан. В конце концов Израиль подтвердил, что арестованные находятся в Израиле. Именно Макензи добился того, чтобы террористы были переданы «Моссаду». В Израиле они были преданы суду и приговорены к длительному сроку лишения свободы.

Угон самолета с израильскими заложниками в Уганду потребовал срочной помощи со стороны Макензи. Макензи договорился с Кениатой об использовании территории Кении израильской разведкой. Уже через несколько часов в Найроби прибыли 10 агентов «Моссада» и «Амана», организовавшие штаб по подготовке операции и приему еще нескольких десятков израильских разведчиков. Остальные израильтяне, одни — под прикрытием бизнесменов, другие — нелегально, на лодках переправившись через озеро Виктория, проникли в район аэропорта Энтеббе для рекогносцировки и изучения систем охраны аэропорта, путей подхода и отхода.

Кения также разрешила израильскому самолету, служившему полевым госпиталем, совершить посадку на своей территории после успешного завершения операции. Эти тайные связи «Моссада» полностью себя оправдали и обеспечили молниеносный успех операции, когда Израиль продемонстрировал всему миру свою способность бороться с терроризмом.

Еврейское государство, так же как и в случае с Джеймсом Энглтоном, показало, что умеет ценить своих тайных друзей. Спустя два года после операции в Энтеббе Макензи был убит именно из-за своего сотрудничества с Израилем: работавшие на угандийского диктатора ливийские агенты подложили в самолет Макензи бомбу. Это была месть Амина.

Израиль постарался увековечить память Макензи. Ассоциация ветеранов израильской разведки, возглавляемая бывшим шефом «Моссада» Меиром Амитом, на собранные деньги посадила на склонах нижней Галилеи рощу из 10 тыс. деревьев в память своего британского союзника из Кении.

Успех операции в Энтеббе, проведенной спустя 3 года после войны Йом киппур, естественно, поднял моральный дух в израильском разведсообществе, но одного этого яркого спектакля было недостаточно для того, чтобы Ицхак Рабин мог удержаться у власти. В мае 1977 года израильский электорат неожиданно отвернулся от Рабина и его лейбористской партии. Весь груз скандалов и провалов, начиная с «дела Лавона» и кончая большим провалом разведки накануне войны 1973 года, щедро приправленный скандальными разоблачениями о коррупции, в конце концов, опрокинул правительство лейбористов, которое управляло страной на протяжении 29 лет. На выборах победила правая партия «Ликуд», и новым премьером стал Менахем Бегин.

Руководители разведсообщества, как и все израильтяне, были шокированы победой Бегина. Они уже давно привыкли работать с хорошо известными им деятелями лейбористской партии и сами были выходцами из рядов этой партии. Теоретически они должны были стоять вне партийной политики, но верхний эшелон разведсообщества всегда имел весьма тесные связи со своими политическими руководителями.

Теперь в их рядах ощущались неопределенность и даже страх перед стремлением к власти «Ликуда», что было вполне естественно для партии, которая три десятилетия была на политической обочине, и это могло толкнуть ее на путь чисток созданного лейбористами чиновничьего аппарата. Эти страхи имели основания, так как некоторые лидеры «Ликуда» действительно призывали Бегина к проведению такой чистки.

Шеф «Моссада» Хофи и Аврахам Ахитув из «Шин Бет» направили новому премьеру почти идентичные письма, в которых выражали свою готовность уйти в отставку. Оба были гражданскими чиновниками и могли сохранять свою работу, но они признавали право нового премьер- министра назначить на эти ответственные посты своих людей.

Бегин, однако, предложил им оставаться на своих постах, желая избежать ненужных сложностей и недовольства в правительственных учреждениях. Он довольно быстро установил хорошее взаимопонимание с Хофи и Ахитувом. Вскоре оба руководителя, особенно шеф «Моссада», стали частыми гостями в кабинете премьер- министра.

Бегин проявлял живейший интерес к операциям «Моссада», которые, очевидно, напоминали ему его прошлую деятельность во главе организации «Иргун» в 1940-х годах. Почти с юношеской непосредственностью он иногда просил Хофи рассказать ему «все», не опуская никаких деталей. Тот терпеливо рассказывал, поражаясь время от времени невежеству Бегина в вопросах разведки и военной стратегии. Это было результатом его долгого пребывания в оппозиции, когда он был лишен того доступа к информации, которым располагали лейбористские лидеры. Позже Хофи признавал, что лишь неосведомленность Бегина вынуждала шефа «Амана» подробно рассказывать премьеру о своей деятельности.

Бегину нравился ореол, которым была окружена разведка, и он с удовольствием играл свою роль шефа разведсообщества. Но у него для этого были и другие причины чисто практического свойства. Бегин намеревался изменить ход истории и использовать для достижения этой цели разведку, имея свое собственное представление о том, чему следовало посвятить первые годы пребывания на посту премьера. Его политические противники старались представить его демоном, этакой сатанинской личностью, которая «сожрет арабов», поджигателем войны, который ввергнет Израиль в пучину новых конфликтов с арабскими соседями.

Бегин знал, что его старались представить в таком свете, и пытался сделать все возможное, чтобы показать неправоту своих оппонентов: он станет великим миротворцем. В качестве первого шага он назначил Моше Даяна, бывшего до этого одним из столпов лейбористской партии, своим министром иностранных дел. Другим шагом стало направление Хофи в Марокко.

Спустя несколько недель после вступления Бегина в должность шеф «Моссада» в сопровождении Дэвида Кимче прибыл в уединенный дворец короля Марокко Хасана в Ифране. Новый премьер пытался добиться того, что не удалось Рабину во время прошлогодней поездки в Рабат, — достичь мира с Египтом, самым мощным противником Израиля. Хофи заручился согласием Хасана на оказание содействия в проведении необычной встречи. Шеф «Моссада» — фигура, вызывавшая страх и ненависть во всем арабском мире, — должен был встретиться с высокопоставленным представителем Египта и открыть путь для будущих мирных переговоров.

В тот же день в Марокко прибыли два высокопоставленных представителя Египта. Это были генерал Камаль Хасан Али, руководитель египетского эквивалента «Моссада», и Хасан Тохами, заместитель египетского премьера, иногда подвергавшийся насмешкам в связи с его чрезмерной религиозностью, но тем не менее пользовавшийся уважением в силу своей близости к Насеру в 1950-х годах и связей с ЦРУ. Спустя несколько лет генерал Али вспоминал, как без всяких объяснений он получил приказ Садата вылететь с Тохами за границу. На протяжении всего перелета Тохами хранил гробовое молчание. Али знал только, что они летят в Марокко.

Египтяне вошли во дворец Ифран и поздоровались за руку с двумя иностранцами, но они не были представлены Али, и после рукопожатия Тохами предложили изумленному генералу выйти из комнаты. Руководитель египетской разведки не знал, что его собственное правительство делало у него под самым носом. А король Марокко знал.

Когда встреча закончилась, разъяренный Али погрозил Тохами пальцем и сказал, что он ни за что бы не поехал, если бы знал, что его выставят за дверь. Тохами ответил, что его собеседники были французами и речь шла о закупках оружия. Это еще больше оскорбило Али: «Я военный и не вижу причин, почему я не должен был принимать участия в этих переговорах».

По возвращении в Египет Али пожаловался Садату: «Я никогда не видел, чтобы президент так смеялся, — вспоминал позже Али, — а потом он рассказал мне о действительной цели поездки».

Целью Хофи было убедить египтян в серьезности миротворческих намерений Бегина и наличии у него достаточного политического веса для реализации этих планов. Хофи и Тохами договорились о дальнейших тайных контактах. 16 сентября 1977 г. Тохами снова полетел в Марокко, на этот раз для встречи с Моше Даяном — новым министром иностранных дел, но в то же время и старым израильским генералом, являвшимся живым символом военного превосходства Израиля над арабами.

Даян в присутствии Дэвида Кимче сообщил Тохами, что в обмен на заключение мирного договора Израиль готов уйти с Синая, возвратив Египту нефтепромыслы, аэродромы и все поселения. Это было совершенной неожиданностью, так как до сих пор Бегин пользовался репутацией крайне неуступчивого ультранационалиста.

Эта встреча в Марокко открыла путь для исторического визита Садата в Иерусалим, состоявшегося через два месяца.

Несмотря на то, что руководители разведки Израиля с самого начета были причастны к мирному процессу, они были настроены весьма скептически в отношении его шансов на успех. Хофи возвратился из Рабата, отягощенный сомнениями в отношении подлинных намерений непредсказуемого президента Египта.

Что же касается «Амана», то в своей ежегодной «Национальной разведывательной оценке» военная разведка сделала вывод о том, что Садат пойдет по пути войны, а не мира. Позже аналитики «Амана» ссылались на то, что они не могли предсказать личные решения египетского руководителя. В подобных случаях разведка бывает бессильна. Пытаясь объяснить, почему его служба оказалась застигнутой врасплох — на этот раз не войной, а миром, — генерал Газит заявил: «Садат принял решение, которое ранее не обсуждалось ни на одном уровне правительственной иерархии».

Даже в то время, как президент Египта Садат готовился совершить свой исторический визит в аэропорт Бен-Гуриона, «Аман» информировал генерал-лейтенанта Мордехая Гура из генштаба, что поездка Садата может быть прикрытием для военного удара по Израилю. 19 ноября 1977 г. израильская армия была приведена в состояние повышенной боеготовности.

Генерал Гур даже поставил Бенина в неудобное положение, публично подвергнув сомнению намерения Садата и подчеркнув готовность Израиля к войне. Но самого Садата это ничуть не смутило. Спустившись по трапу своего самолета в аэропорту Бен-Гуриона, он как ни в чем не бывало пожал руку генералу Гуру и с улыбкой сказал ему: «Я приехал ради мира, а не ради войны».

Однако «Аман», все еще переживавший свое фиаско в войне 1973 года, до последнего момента проявлял сверхосторожность. Парализованные горечью поражения и страхом перед возможностью нового провала, руководители военной разведки были на грани паранойи. За каждым углом нм мерещилась война. К счастью, этот страх не превратился в новую «Концепцию».

Наоборот, теперь «Концепция» заключалась в том, чтобы не иметь концепции. Место чрезмерной уверенности в успехе заняла новая психология, ориентированная на анализ наихудших из возможных вариантов. Надо признать, однако, что к этому времени, по сравнению с 1973 годом, существенно повысился уровень работы с первичной разведывательной информацией. Основной акцент делался на мониторинге долгосрочных стратегических тенденций с широким применением достижений современной технологии — таких как беспилотные разведывательные средства, способные передавать «живую» телевизионную картинку из расположения войск вероятного противника.

Во всяком случае неспособность израильской разведки в 1977 году предсказать мир была меньшим злом по сравнению с ее неспособностью предсказать войну в 1973 году, что привело к потере тысяч жизней израильтян.

Три года спустя, после того как в Кэмп-Дэвиде был подписан мирный договор в ходе очередного визита Садата в Израиль, египетский руководитель совершил поездку в Хайфу, где в его честь был устроен банкет. Заместитель египетского премьера Тохами готовился войти в банкетный зал, в двух метрах от него стоял шеф «Моссада» Хофи с женой. Тохами и Хофи сделали вид, что не знакомы друг с другом — ни рукопожатия, ни даже кивка головой.

Один израильский тележурналист, который знал о тайной встрече этих двух деятелей в Марокко, подковырнул Тохами: «Ну, хватит притворяться. Все это уже в учебниках истории».