2 ДЕТСТВО

— Иссер, мне нужно пять тысяч долларов, — с такой просьбой в первый же день пребывания Харела на посту директора «Моссада» обратился к нему редактор лейбористской газеты «Давар» Дан Пайнз.

— Зачем тебе эти деньги? — спросил Харел.

— Как, ты не знаешь? — изобразил изумление Пайнз, слегка наклонив голову набок. И он стал пространно рассказывать запутанную историю о шпионской сети, которая у него якобы была в Советском Союзе.

Харел терпеливо слушал посетителя, но у него зародились подозрения.

— Дан, дай мне несколько дней на акклиматизацию, и я тебе отвечу.

Шеф «Моссада» чувствовал, что тут пахнет мошенничеством. За время работы в «Шин Бет» у него появилось какое-то шестое чувство. Вместо того чтобы дать Пайнзу деньги, Харел создал комиссию по расследованию того, что сильно походило на жульническую операцию.

Расследование, однако, в любом случае не приведет к скандалу, потому что в первые годы существования Израиля подобные комиссии формировались не на межпартийной парламентской основе, а состояли исключительно из представителей правящей партии «Мапай». Такой подход гарантировал, что ничего скандального, особенно если это касалось вопросов разведки, не выйдет за пределы «семьи».

Комиссии довольно быстро удалось установить истину: Пайнз лгал и получал от «Моссада», которым так неэффективно руководил Рувен Шилой, легкие деньги. Наивный основатель «Моссада» был виноват только в том, что плохо руководил. Еще в декабре 1951 года Пайнз сумел убедить Шилоя и министра иностранных дел Шаретта в том, что ведет работу по созданию «сионистского подполья» в России.

После роспуска тайной иммиграционной службы «Алия-Бет» Израиль был особенно озабочен тем, чтобы не потерять контакт с советскими евреями. В этом свете связи Пайнза выглядели особенно привлекательными.

Этот вполне уважаемый журналист рассказал об одном советском чиновнике, который был готов тайно помогать Израилю. Он демонстрировал письма, якобы полученные от потенциальных агентов из-за границы, — на самом деле в ходе расследования было установлено, что эти письма отправляли Пайнзу его друзья. В течение девяти месяцев этот шпион-любитель пользовался доверчивостью Шилоя. Он рассказывал о его тайных встречах с русскими, которые якобы имели место в Париже, Нью-Йорке и Копенгагене. Каждый раз, возвращаясь в Тель-Авив, он получал от «Моссада» полную компенсацию расходов. Журналист- любитель путешествий придумал эту историю, потому что его дочь была больна и нуждалась в дорогих лекарствах, которые можно было достать только в Европе. Учитывая извинительные мотивы Пайнза, всю эту историю «замели под ковер» и решили не привлекать его к уголовной ответственности.

Легкость, с которой ему удалось обмануть Шилоя, была результатом разброда, царившего в разведсообществе Израиля. Агентурная сеть в Ираке оказалась проваленной, разведслужбы подвергались реорганизации, на сомнительные проекты уходили тысячи долларов, которые молодое израильское государство с трудом могло выделить.

Разоблачением Пайнза Харел уже в первый день своего пребывания на посту директора показал свои способности. В конце концов, Бен-Гурион назначил его на этот пост не в последнюю очередь именно из-за его подозрительности. Премьер-министр хорошо узнал Харела еще в период его пребывания на посту директора «Шин Бет», и оба они обнаружили, что их взгляды во многом совпадают. Одержав в 1948 году победу в войне за независимость, Бен-Гурион сосредоточил свое внимание на внутренних проблемах: абсорбции сотен тысяч новых иммигрантов, введении суровых мер экономии и жесткой фракционной борьбе.

С учетом смещения акцентов в сторону от внешнеполитических проблем Бен-Гурион, естественно, стал уделять больше внимания «Шин Бет», чем «Моссаду». Как руководитель «Шин Бет» Харел видел, что дверь кабинета премьер-министра была открыта для него гораздо шире, чем для Шилоя и его помощников.

Харел так же, как Бен-Гурион и другие основатели Израиля, был выходцем из Восточной Европы. Иссер Гальперин родился в 1912 году в Витебске, на территории Воложинского района царской России. Он был младшим из четырех сыновей богатого еврейского коммерсанта, который также был знатоком Талмуда. Повзрослев, Харел сохранил свои детские черты: он был маленьким и гиперактивным.

Россия переживала сложный и захватывающий период своей истории, и Харел запомнил приезд в Витебск Льва Троцкого. Позже Иссер вполне мог увлечься коммунизмом, если бы не серьезное еврейское воспитание. Его отец читал своим детям иудейские книги и воспитывал их в духе сионизма, а не марксизма.

Тем не менее, в юношеском возрасте Иссер вступил в левую организацию сионистской ориентации под названием «Ха-Шомер» («Молодая гвардия»), которая впоследствии преобразовалась в партию «Мапам». Позже, уже взрослым человеком, он изменил свое отношение к этой партии. В январе 1930 года Гальперин оказался в числе нескольких счастливцев, которых «Ха-Шомер» направила в кибутц в Палестину. Он был среди пионеров социализма, но быстро утратил интерес к нему. Проработав пять лет в еврейском колхозе, Иссер вместе со своей женой Ривкой вышел из кибутца и открыл свое дело по упаковке апельсинов.

С началом второй мировой войны он вступил в «Хагану» и с 1944 года работал в разведывательной службе этой организации. Восемь лет подполья оказались отличной школой. В разгар войны 1948 года Бен-Гурион заметил разведывательный талант Харела. В 36 лет он стал первым директором «Шин Бет». Это назначение состоялось на июньской встрече в доме на улице Бен-Иегуда, когда и произошла реорганизация израильской разведки.

Спустя четыре года, когда Шилой впал в немилость, Бен-Гурион назначил Харела одновременно директором «Моссада». Ему было всего 40 лет, хотя он выглядел на все 50. Однако его усталость была обманчивой: Харел обладал неутомимой юношеской энергией.

Он быстро создал свою собственную разведывательную империю. Сотни оперативных работников в обеих службах подчинялись ему непосредственно, а он сам подчинялся только премьер-министру. В «Шин Бет» появился новый, чисто номинальный руководитель Исидор Рот, еврей польского происхождения, который был заместителем Харела. Побыв некоторое время помощником у Шился в «Моссаде», он изменил свое имя на еврейский манер — Иззи Дорот — и перешел в «Шин Бет». В первые два десятилетия существования Израиля переход сотрудников из «Шин Бет» в «Моссад» и обратно был довольно частым явлением.

Дорот пробыл на этом посту только один год и оставил о себе впечатление весьма посредственного руководителя. В сентябре 1953 года его отправили в отставку, и он жил в Израиле в полной безвестности вплоть до своей смерти в 1979 году. Вряд ли кто в израильском разведсообществе помнит о нем.

Следующим шефом «Шин Бет» стал Амос Манор. Он родился в октябре 1918 года в Трансильвании, входившей в Австро-Венгерскую монархию. В то время его звали Артур Менделевич. В 1939 году, когда началась вторая мировая война, Менделевич служил в венгерской армии. Он и другие солдаты еврейского происхождения продолжали службу и при пронацистском режиме, даже когда их заставили носить на своей форме желтую звезду. Только в 1943 году евреев изгнали из армии и Менделевич оказался в одном из первых эшелонов, направлявшихся в Освенцим — лагерь смерти в Польше.

В Освенциме погибли миллионы евреев, но Менделевич выжил и возвратился в Трансильванию, которая к этому времени стала частью Румынии. Вскоре после окончания войны он понял, что для него как еврея не было будущего в Восточной Европе, и обратился к сионистским активистам с просьбой помочь ему уехать в Палестину.

Но работники «Алии-Бет» решили, что этот твердый человек, прошедший войну, может быть им полезен на месте. Они убедили Менделевича вступить в «Алию-Бет», и он в течение трех лет работал в будапештском подполье над различными проектами, в результате которых тысячи евреев, переживших Холокост, были отправлены на свою библейскую родину.

Менделевии продолжал работать на Израиль и после получения им в 1948 году независимости, хотя никогда прежде не бывал в этой стране. Он воспользовался своим шансом в 1949 году, когда коммунистическое правительство Румынии запретило все сионистские организации. С фальшивыми паспортами, опасаясь, что в случае ареста их обвинят в шпионаже, Менделевич и его жена бежали в Израиль.

Через три дня после прибытия в Израиль Менделевич встретился с министром иностранных дел Шареттом, который и предложил ему сменить свое европейское еврейское имя на более современное. Артур Менделевич стал Амосом Манором.

Он также распрощался с «Алией-Бет». Проработав столько времени на этом поприще и пройдя через нелегальную эмиграцию, Манор сделал вывод, к которому Бен- Гурион и Шилой придут лишь спустя три года: легально существующее государство не нуждается в организации, занимающейся нелегальной деятельностью.

Шеф «Алии-Бет» Шауль Авигур видел, что Манор еще многое может сделать на поприще разведки и жизнь в Израиле нисколько не уменьшила его патриотизма. Авигур направил его в «Шин Бет» к Харелу. На Харела он произвел хорошее впечатление и был принят на работу. Начав с самой низшей ступеньки, Манор быстро продвигался по службе и вырос до начальника контрразведки.

Манор с самого начала считал, что наибольшая угроза шпионажа исходила от стран коммунистического блока, а не от соседних с Израилем арабских стран. Арабам не удалось задушить новорожденный Израиль, и не было никаких оснований полагать, что арабские шпионы окажутся лучше арабских армий в 1948–1949 годах.

Когда Харел заменил Шилоя на посту директора «Моссада», Манор стал заместителем нового руководителя «Шин Бет» Иззи Дорота. Когда в 1953 году Дорот ушел в отставку, Манор возглавил службу внутренней безопасности.

Карьера Манора была феноменальной, учитывая, что ему было всего 36 лет и он только 4 года назад приехал в Израиль. Кроме того, он не входил в узкую клику «стариков», которые сражались бок о бок в рядах «Хаганы» или в ее штурмовых отрядах «Пальмах». Он не служил в британской армии или в ее знаменитом Еврейском легионе.

Он не сражался за независимость Израиля в войне 1948–1949 годов. На иврите он говорил с неистребимым венгерским акцентом и вел себя скорее как европеец, чем как представитель «новых израильтян» — надо признать, новой и трудно поддающейся описанию национальности, но реально складывающейся из представителей элиты, в которую Манор стремился войти.

Сначала формальная иерархия подсказывала, что Манор достиг уровня, равного Харелу. Оба возглавляли самостоятельные службы, Манор — «Шин Бет», а Харел — «Моссад». Но скоро стало ясно, что Харел был первым среди равных. Он никогда не выпускал из рук рычаги управления внутренней безопасностью и с согласия премьера Бен-Гуриона управлял колесницей израильской разведки, в которую были впряжены две лошади: «Шин Бет» и «Моссад».

Харел во всем задавал тон, и в 1957 году Бен-Гурион даже создал для него специальный титул. В кнессете, парламенте Израиля, Бен-Гурион называл его «мемунех», то есть руководитель такой секретных служб. Ни парламент, ни кабинет никогда формально не утверждали такой титул, но это не смущало Бен-Гуриона. В стране, где им восхищались и почти молились как на отца-основателя, он считал себя вправе действовать, руководствуясь своим инстинктом, никогда не утруждая себя соблюдением демократических процедур. В то время как Соединенные Штаты и другие западные страны устанавливали специальные процедуры описания круга обязанностей бюрократов и определения их официального статуса, «Старик» управлял молодым Израилем в своем личном стиле. К тому же Харел продолжал оставаться председателем «Вареша», в который входили руководители всех специальных служб Израиля.

Харел сосредоточил в своих руках огромную власть, гораздо большую, чем у кого-либо из руководителей западных спецслужб. Один человек обладал властью, которую можно было сравнить с объединенной властью директора ФБР США Эдгара Гувера и директора ЦРУ Аллена Даллеса. «Маленький Иссер» действительно обладал такой мощью и пользовался неограниченной поддержкой и доверием Бен-Гуриона.

За это «мемунех» платил безоговорочной лояльностью и был готов выполнить почти любое поручение правительства. По желанию Бен-Гуриона Харел охотно превращал спецслужбы в политический инструмент правящей партии «Мапай». Основатели Израиля верили в демократию, но у них была непреодолимая привычка отождествлять свои собственные интересы с интересами государства.

Лояльность к партии Бен-Гуриона была совершенно естественной. В Израиле еще не проявился весь спектр политических мнений и течений. Никто не обладал опытом управления современным демократическим обществом, и было очень мало норм и традиций, которые могли бы помочь найти здесь верный путь. Нация делала свои первые шаги на долгом пути от принципов еврейского подполья, борющегося за независимость своей страны. Для большинства израильтян партия «Мапай» была синонимом борьбы за независимость. «Мапай», естественно, контролировала большинство правительственных учреждений: промышленных предприятий, профсоюзов, военную иерархию и разведсообщество.

Харел использовал своих агентов зачастую против их воли, для решения чисто полицейских задач, для борьбы со спекулянтами черного рынка, для массовой перлюстрации международной корреспонденции в поисках подрывных элементов и валютных контрабандистов.

В работе по «подрывным элементам» Бен-Гурион и партия «Мапай» руководствовались простым принципом — кто не с нами, тот против нас. Соответственно и Харел приказал «Шин Бет» проникнуть в оппозиционные партии Израиля.

В первую очередь внимание было уделено правым партиям. Агенты Харела установили наблюдение за заклятым врагом Бен-Гуриона, бывшим лидером подпольной группировки «Иргун», а ныне лидером партии «Херут» Менахемом Бегиным. Харел докладывал, что «Херут» намеревалась создать миниподполье в вооруженных силах. Эти подозрения были абсолютно беспочвенны, так как к этому времени Менахем Бегин стал настоящим парламентским демократом. Но, в духе одной еврейской поговорки, Харел даже тень горы принимал за гору.

Уже в первые месяцы «Шин Бет» удалось разгромить несколько мелких оппозиционных организаций, связанных с религиозными фундаменталистами и правыми кругами. Одна из таких организаций, называвшая себя «Союзом энтузиастов», объявила о своем намерении воссоздать древнее еврейское царство в строгом соответствии с религиозными догматами. Бородатые, одетые в традиционную черную одежду ортодоксальных евреев, они поджигали автомобили, рестораны и мясные лавки, в которых продавалось не кошерное мясо.

«Шин Бет» проникла в эту группу «энтузиастов» и арестовала их. Было ясно, что в данном случае речь шла о наивных дилетантах, но Харел доложил Бен-Гуриону, что они представляли смертельную угрозу для демократии. «Мемунех» хотел, чтобы работники «Шин Бет» приобрели репутацию эффективных и изощренных борцов с подрывными элементами.

Харел также поставил себе в заслугу срыв покушения на жизнь министра транспорта Давида Цви Пинкуса. По обвинению в подготовке насильственных антирелигиозных выступлений были арестованы лидер подпольной группировки «Лехи» Шаалтиель Бен-Яир и два его помощника. Арестованные обвинялись в том, что они якобы намеревались заложить бомбу около дома министра в знак протеста против введения ограничений на движение транспорта по субботам. В этот еврейский день отдыха, в порядке компромисса между партией «Мапай» и религиозными политическими деятелями, было запрещено движение автобусов. Бен-Яир был предан суду, но оправдан за недоказанностью обвинения. По иронии судьбы, позже он стал работником разведки.

В процессе ликвидации правых группировок «мемунех» стал обращать все большее внимание на левый фланг политического спектра. «Шин Бет» установила интенсивную слежку за малочисленной коммунистической партией Израиля, и это казалось в порядке вещей, потому что в глазах общественного мнения коммунисты в силу их антисионистских взглядов считались изгоями в обществе, где превалировали взгляды сионистско-патриотического толка.

Харел, однако, превзошел ожидания большинства израильтян, когда в поисках подрывных элементов «направил свой прожектор» на партию «Мапам», социалистическую партию с безупречной сионистской репутацией. Несмотря на свою левизну, «Мапам» не отличалась политической «бледностью» и выступала за независимость еврейского государства. Партия не имела равных в своей активности по созданию еврейских поселений и кибутцев. Члены этой партии охотно служили в армии, и некоторые из них достигли высокого положения в вооруженных силах.

С другой стороны, когда лидеры «Мапам» пришли к выводу, что Бен-Гурион намерен вести Израиль в сторону от социализма, они в гневе прекратили с ним всякое сотрудничество и даже пошли дальше, выразив восхищение советским диктатором Иосифом Сталиным. Для Харела не могло быть более тяжкого обвинения в их адрес.

«Мемунех» израильского разведсообщества пришел к выводу, что партия «Мапам» действовала как агент советского блока. Он даже подозревал, что поскольку партия имела немало членов среди офицерского корпуса армии, она могла готовить военный переворот с целью захвата власти в стране.

Сведения о тайной войне «Шин Бет» с воображаемой оппозицией стали достоянием общественности 29 января 1953 г., когда секретарь партии «Мапам» Натан Пелед продемонстрировал во время пресс-конференции миниатюрный радиопередатчик. Он заявил журналистам, что этот «жучок» был обнаружен под столом лидера «Мапам» Меира Яари.

Пелед заявил о давних подозрениях партии, что ее закрытые дискуссии каким-то образом становились известны Бен-Гуриону. После обнаружения радиопередатчика и микрофона членами партии были задержаны два взломщика, пытавшиеся проникнуть в штаб-квартиру «Мапам». Они были переданы полиции. Пелед отметил, что судья проявил к ним необычайную снисходительность — минимальное наказание в виде двух недель лишения свободы — и не стал углубляться в расследование этого загадочного инцидента.

Пелед предложил следующее объяснение этой ситуации. Он заявил, что задержанные были работниками «Шин Бет», посланными Харелом по приказу Бен-Гуриона и «Мапай». Правящая партия все отрицала, но у «Мапам» была своя внутренняя информация. Партия имела своих агентов, работников партийной службы безопасности, в штаб-квартире «Шин Бет», других партиях и разведсообществе.

В январе 1951 года Харелу удалось выявить одного шпиона, следившего за его агентами. Довольно высокопоставленный работник «Шин Бет», Гершон Рабинович, был уволен из-за его явных симпатий к «Мапам». Однако остальная агентура «Мапам» уцелела и продолжала снабжать партию информацией, имеющей отношение к ее безопасности.

Харел также разоблачил одного осведомителя, работавшего в арабской секции исследовательского отдела министерства иностранных дел. К счастью для безопасности Израиля, этот осведомитель не был арабом и не работал на арабов. Это был Яков Баръам, израильтянин, занимавший очень выгодное положение с точки зрения доступа к секретным докладам «Моссада» и военной разведки. В мае 1955 года он был пойман в момент передачи секретов представителю службы безопасности партии «Мапам», которая, очевидно, заботилась о том, чтобы иметь свою собственную картину того, что происходило в Израиле. Харел не стал добиваться привлечения Баръама к уголовной ответственности, чтобы не обострять конфликт между «Мапай» и «Мапам».


Пристальное внимание, проявленное Харелом в отношении министерства иностранных дел, принесло еще более значительные дивиденды — был пойман шпион, который работал на иностранную разведку еще до приезда в Израиль. Вольф Гольдштейн родился в 1912 году в еврейской семье, которая вскоре эмигрировала из Восточной Европы в Швейцарию. В юношестве Вольф увлекался марксизмом-ленинизмом. Потом он был завербован советской разведкой и выезжал в Москву для специального обучения. Его с самого начала готовили для внедрения в израильские правительственные учреждения. Сам Гольдштейн признавался, что его привлекала жизнь в еврейском кибутце.

Он приехал в Израиль в разгар войны 1948 года и с необычайной легкостью поступил на работу в министерство иностранных дел — экономическому департаменту министерства срочно требовались специалисты. По израильскому обычаю он сменил свое имя и стал Зеевом Авни.

Несмотря на то что Зеев Авни был мелким служащим, ему удавалось получать важные назначения за рубежом. В начале 1950-х годов он уже был экономическим советником посольства Израиля в Брюсселе. Как раз в то время это посольство вело секретные переговоры с Западной Германией о выплате репараций израильским евреям— жертвам Холокоста. Авни регулярно информировал КГБ о ходе этих переговоров.

Позже он получил назначение в Белград, где ему удалось нанести наибольший ущерб национальной безопасности Израиля. Он отвечал за экономические отношения Израиля с Югославией, но из-за нехватки персонала по совместительству выполнял обязанности шифровальщика. Он научился работать на специальной машине, использовавшейся для шифровки и расшифровки всей телеграфной переписки между посольством и министерством иностранных дел. Все с благодарностью отмечали готовность Авни работать сверхурочно или подменить заболевшего шифровальщика. Вскоре этому шпиону удалось получить израильские коды, с помощью которых КГБ начал читать всю секретную переписку министерства иностранных дел со своими дипломатами, а также разведчиками, работавшими под дипломатическим прикрытием.

Внимательно изучая списки израильских дипломатов, Харел, с его врожденным контрразведывательным инстинктом, обратил внимание на Авни и его энтузиазм. Он связал несколько странное поведение этого дипломата в Белграде с провалами израильской разведки. Харел придумал предлог для того, чтобы в апреле 1956 года отозвать Авни в Тель-Авив. Ничего не подозревавший Авни вылетел в Израиль и по прибытии был арестован «Шин Бет». В ходе допросов Авни во всем признался, и контрразведка получила от него очень важные сведения. Он выражал такое раскаяние и так искренне осуждал коммунизм, что даже подружился с некоторыми следователями.

Авни вышел на свободу через 10 лет и отправился в Швейцарию, где прошло его детство, но вскоре вернулся в Израиль. По согласованию с комитетом «Вараш» он еще раз сменил имя и фамилию, поселился в сельскохозяйственной общине к северу от Тель-Авива и стал работать в израильской армии в качестве психолога.


Харелу часто приходилось работать, больше полагаясь на свои инстинкты, чем на компьютеры или жирный бюджет. На протяжении первых 20 лет своего существования «Шин Бет» была очень маленькой организацией, насчитывавшей всего несколько сотен сотрудников и имевшей очень скромный бюджет. Тем не менее перед ней стояло очень много задач.

Эта служба состояла из оперативного и вспомогательного управлений. В оперативном управлении «Шин Бет» было три департамента:

— департамент защиты, в задачу которого входили обеспечение безопасности вооруженных сил, защита посольств Израиля и других зарубежных объектов, а также охрана премьер-министра и других официальных лиц;

— арабский департамент, отвечавший главным образом за разработку арабских меньшинств в приграничных районах Израиля, которые с 1965 года жили в условиях военного положения;

— департамент неарабских дел — самый крупный и важный департамент, который отвечал за контрразведку, наблюдение за иностранными дипломатами и иностранными делегациями, разработку коммунистов и других политических экстремистов.

В административном управлении имелись департаменты допросов, оперативной техники, администрации, координации, планирования и материально-технического обеспечения операций.

Израиль давно привык обходиться малым. Большинство служб безопасности исходит из того, что для круглосуточного наблюдения за одним объектом необходимо около трех десятков оперативных работников, работающих посменно. В израильских спецслужбах из-за хронической нехватки кадров эту работу выполняют 10 человек, которым приходится работать сверхурочно и с предельным напряжением сил. К такой работе часто привлекаются курсанты специальных школ, для которых это является полезной практикой.

Обычно считается, что если человек, за которым ведется слежка, начинает применять профессиональные приемы для ее выявления и отрыва, то он, скорее всего, является агентом иностранной разведки. Однако «Шин Бет» довольно быстро установила, что многие представители коммунистических стран, направляемые за границу, обладают высокой квалификацией в плане выявления слежки. «Чистые» дипломаты и члены различных делегаций обнаруживали такое умение. Это вызывало подозрение контрразведки, она была вынуждена вести наблюдение за этими ложными объектами, что приводило к распылению сил и отвлечению внимания от действительных шпионов.

С момента своего создания в 1948 году «Шин Бет» вела наблюдение не только за дипломатами стран Восточного блока, но и за представителями дружественных стран Запада. Уже через несколько месяцев после создания Государства Израиль военный атташе посольства США в Тель-Авиве полковник Е.П. Арчибальд обнаружил, что его телефон прослушивается.

Спустя год израильские агенты пытались путем шантажа завербовать сотрудника американского консульства в Иерусалиме и получить от него секретные документы. У этого сотрудника была любовная связь с израильтянкой, которую израильская контрразведка хотела использовать для получения информации от американца. С этой целью израильтяне даже придумали легенду о том, что эта молодая израильтянка нуждалась в аборте.

В 1954 году работники безопасности посольства США в Тель-Авиве обнаружили тайные микрофоны в кабинете американского посла. В 1956 году еще два подслушивающих устройства были обнаружены в телефонных аппаратах американского военного атташе. Задолго до КГБ «Шин Бет» стала с помощью денег и женщин соблазнять морских пехотинцев, которые несли охрану посольства США в Тель-Авиве.

Большая часть этих усилий не принесла никаких результатов, но Харел продолжал давать волю своему воображению и отказывался признавать этикет и традиции. Однако свои основные усилия он сосредоточил на подборе кадров. Он приказал всем членам разведсообщества вести целенаправленный поиск израильтян, обладающих способностями и перспективами для работы в разведке.

В 1955 году Харел убедил Бен-Гуриона в целесообразности привлечения на работу в разведку наиболее способных членов бывшей подпольной организации «Лехи», известной еще как «банда “Штерн”». Несмотря на свою неприязнь к ним, Бен-Гурион согласился. В обстановке политической напряженности и подозрительности, которая в тот период существовала в Израиле, это был беспрецедентно смелый шаг. Члены этой правой террористической группировки не принимались на правительственную службу как лица, представляющие угрозу безопасности. Харел долго присматривался к ним и пришел к выводу, что они уже не представляли реальной угрозы и поэтому их конспиративный опыт может быть использован.

В числе таких новобранцев, пришедших в «Шин Бет» и «Моссад» из рядов «Лехи», был один из бывших ее руководителей — Ицхак Ереницки. Позже он сменил свое имя на Ицхак Шамир и в конечном счете стал премьер-министром Израиля.

Некоторые члены «Лехи» вошли в состав других разведслужб Израиля. Яаков Элиав был направлен в Испанию. Ехошуа Коэн, принимавший участие в убийстве в 1948 году посредника ООН, шведского графа Фолька Бернадетта, стал начальником личной охраны Бен-Гуриона. Шаалтиель Бен-Яир, которого еще 4 года назад подозревали в том, что он пытался подложить бомбу одному из министров, под чужим именем отправился в Египет и вообще стал одним из самых удачливых разведчиков Израиля. Давид Шомрон был направлен в парижскую резидентуру «Моссада», а Элияху Бен-Элиссар работал в Европе с агентурой в арабских странах. Эти правые экстремисты были вечно благодарны Харелу за то, что он помог им выйти из карантина и дал возможность доказать свою полезность доя Израиля.

Харел всеми силами старался воспитать у своих сотрудников чувство гордости от принадлежности к эксклюзивному братству. «Вы редкие существа в заповеднике», — говорил он своим подчиненным. Такую похвалу было очень приятно слышать. Все они, конечно, пришли в разведку не ради денег. Зарплата сотрудников «Шин Бет» и «Моссада» ничем не отличалась от зарплаты сотрудников других гражданских служащих — по западным стандартам очень мало, — правда, зарплата сотрудников, находившихся за рубежом, была примерно в два раза выше. Работа была сложной и опасной, рабочий день — бесконечным. Единственное, что Харел мог сделать, — это создать у своих сотрудников ощущение, что они находились под защитой.

Агенты Харела знали, что одной из привилегий их службы были поездки за рубеж, в то время почти недоступные для простых израильтян. Это распространялось также и на сотрудников административного управления, техников, секретарей, механиков, которых периодически направляли за рубеж в качестве курьеров или охранников.

За это Харел требовал абсолютной лояльности и полной преданности делу и сам подавал пример. Даже во время своих частых зарубежных поездок в Европу, США и Южную Америку он никогда не позволял себе останавливаться в дорогих отелях или обедать в дорогих ресторанах.

Когда в 1950-х годах в Израиле были введены жесткие ограничения на вывоз валюты за рубеж, сотрудникам разведывательных служб разрешалось вывозить намногим больше 100 долларов, разрешенных обычным гражданам. Все понимали, что эти деньги использовались главным образом в оперативных целях, например для подкупа нужных людей. Сам Харел, возвращаясь из-за рубежа, немедленно сдавал оставшиеся деньги в банк тель-авивского аэропорта Лод.

От оперативных работников не требовалось представления каких-либо документов, подтверждающих расходы. Кто же согласится дать расписку в получении взятки? Для подтверждения расходов достаточно было письменного отчета самого оперативного работника. За этой системой доверия, однако, была сильная рука. Самым страшным грехом в разведке считалась ложь. Один старший сотрудник «Моссада» вспоминает: «Нас учили лгать, воровать и строить козни против наших врагов, но мы не могли допустить в своих рядах коррупции. Мы должны были следить за тем, чтобы наши моральные стандарты оставались высокими».

Если работника разведки уличали во лжи, даже по поводу каких-то нескольких долларов, или если он не мог дать удовлетворительного объяснения по поводу своих расходов, его случай становился предметом дисциплинарного разбирательства на заседании специального внутреннего суда разведки. Суд проходил под председательством профессионального гражданского судьи, который давал клятву о неразглашении секретов. Любой работник, признанный виновным в использовании своего служебного положения в целях контрабандного ввоза в Израиль предметов бытовой техники, подвергался штрафу и строго предупреждался. В особо тяжких случаях коррупции работники увольнялись.

Именно такой случай произошел с работником «Моссада», который поддерживал связь в Европе с двумя агентами-арабами, приезжавшими к нему из арабской страны. На протяжении нескольких дней он угощал их в дорогих ресторанах и даже ходил с ними в бордель. По возвращении в Израиль оперативный работник представил подробный отчет о расходах, в том числе на проституток. Это не поправилось его руководителю: «Я понимаю, что агентам надо платить, но с какой стати Израиль должен оплачивать вам проституток?»

Оперативному работнику объявили выговор, и финансисты «Моссада» решили повнимательнее изучить его прошлые финансовые отчеты. Там тоже были выявлены сомнительные расходы. Работник был уволен без выходного пособия.

Несмотря на то, что Харелу одновременно подчинялись «Шин Бет» и «Моссад», он не смог предотвратить колоссального и до сих пор не вполне ясного провала военной разведки, произошедшего в Египте в середине 1950-х годов. До сих пор официально замалчиваемый, но тем не менее самый громкий шпионский скандал в истории Израиля — целая серия провалов и попыток скрыть их — стал известен как «дело Лавона», по имени министра обороны Пинхаса Лавона, которому этот скандал стоил должности.

Египет являл собой весьма плодотворное поле деятельности для «Моссада» и военной разведки «Амана». По традиционному распределению сфер интересов «Аман» сосредоточивался на сборе разведывательной информации о вооруженных силах граничивших с Израилем арабских стран, в то время как «Моссад» вел разведку по всем странам.

Египет как самая крупная арабская страна представлял первостепенный интерес и заслуживал внимания обеих разведок. Однако подразделение «Амана», известное как «подразделение 131», оказалось в очень сложном положении в результате плохо спланированной операции, которая началась с отправки в Каир в мае 1951 года Аврахама Дара.

Работа у Дара шла на удивление хорошо, учитывая, что у него был серьезный недостаток. Внук еврея, родившегося в Адене, он был довольно смуглым, что не совсем вязалось с его английским паспортом. Но он в совершенстве владел английским языком и имел опыт оперативной работы в «Алии-Бет». Во время войны 1948 года он был в отряде «Палмах». Дар был вполне надежным человеком, но не выделялся аналитическими способностями и не обладал качествами лидера. В Египте он выступал под именем Джона Дарлинга, представителя английской электронной компании. «Имя Дарлинга, — вспоминал впоследствии Дар, — было выбрано не случайно. В Египте был английский офицер с такой фамилией, и мои «семейные связи» могли оказаться полезными».

После того как Дар обосновался в Египте под своей новой фамилией — даже настоящий Дарлинг поверил в то, что они являются родственниками, — он начал заниматься тем, ради чего его сюда направили: создавать агентурную сеть, которая в нужный момент будет выполнять секретные задания. Дару удалось создать две агентурные группы из молодых евреев» которые поддерживали Израиль. В 1952 году их даже тайно вывозили в Израиль для специальной подготовки.

Почти все египетские сионисты были дилетантами» и инструкторам «подразделения 131» с большим трудом удалось обучить их элементарным вещам вроде тайнописи, приему шифрованных радиопередач» которые были для этих второстепенных агентов чем-то вроде ядерной физики. Однако никто в израильском разведсообществе не протестовал. Были, правда, и исключения, и среди них Эли Коэн, который спустя десятилетие стал «лучшим шпионом» Израиля.

Один из агентов, молодая женщина по имени Марсель Нинио, на полученные от Израиля деньги открыла туристское агентство. Обладавшая привлекательной внешностью, Нинио была связником между двумя агентурными группами.

В начале 1952 года группа националистически настроенных египетских офицеров, поддерживавших тайные контакты с двумя высокопоставленными сотрудниками ЦРУ на Ближнем Востоке — Кермитом (Кимом) Рузвельтом и Майлзом Коуплендом, стала готовить государственный переворот с целью свержения короля Фарука. В июле того же года заговор увенчался успехом. Руководители заговора провозгласили республику и пригласили сотрудников ЦРУ в качестве своих наставников. В конечном счете из этой среды в 1954 году вышел подлинный лидер, подполковник Гамаль Абдель Насер. ЦРУ помогало обеспечивать личную охрану Насера. Израильская разведка знала о таких особых отношениях, и это ей совсем не нравилось.

Агентурные группы находились в состоянии «спячки» в течение трех лет, и вот в 1954 году по радио был подан условный сигнал к началу операции «Сусанна». Целью операции была дискредитация националистического арабского руководства. Но агентурными группами «подразделения 131» теперь уже руководил не Дар, его сменил Аврахам Зайденверг.

Зайденверг был сыном австрийского политика-еврея. Его отец погиб в нацистском концлагере. Молодой Зайденверг переехал в Израиль и сменил имя на Аври Эль-Ад. Во время войны 1948 года он отличился в отряде «Палмах». В 22 года он уже имел звание майора, но его армейская карьера была перечеркнута, когда он в одной из оккупированных арабских деревень опустошил холодильник в доме, за что был отдан под суд.

В конце 1952 года Эль-Ад, опозоренный, разведенный и безработный, познакомился с работниками «подразделения 131» Аврахамом Даром и Мордехаем Бен-Зуром, которые увидели в нем превосходный материал для опасной миссии в тылу врага — ему нечего было терять и он будет благодарен за предоставленную возможность реабилитировать себя.

Военная разведка позаимствовала имя одного кибутцника немецкого происхождения, Пауля Франка, и нарекла этим именем своего нового рекрута. Франк на 9 месяцев отправился в Германию, чтобы освежить свои знания и «обкатать» свою легенду, и даже прошел очень болезненную операцию по ликвидации следов обрезания, чтобы и в обнаженном виде никто не мог бы опознать в нем еврея. Немецкому хирургу Франк объяснил свое желание сделать операцию тем, что он не является евреем, но ему не нравится, когда его сексуальные партнеры принимают его за еврея. Доктор ему посочувствовал.

В декабре 1953 года Пауль Франк под видом богатого немецкого предпринимателя выехал в Египет. Его хорошо приняли в растущей немецкой колонии Египта, где скрывались многие нацисты, желавшие уйти подальше от своего прошлого.

Как руководитель разведсети в Каире Франк совершил все возможные ошибки, зафиксированные в учебниках по разведке. Вместо того чтобы ограничиться поддержанием контакта с руководителями групп, он знал всех своих агентов и даже посещал их дома. В случае провала эти агенты и члены их семей могли опознать его, хотя они знали его под именем «Роберт».

30 июня 1954 г. он отправился в Александрию с долгожданным кодовым сигналом. Операция «Сусанна» означала диверсию. Однако взрываться должны были не египетские военные объекты. Это были кинотеатры, почтовые отделения, американские и английские учреждения. Цель этих акций заключалась в том, чтобы вызвать недовольство Вашингтона и Лондона и создать впечатление, что новое правительство Египта было ненадежным и нестабильным.

Эта довольно нелепая операция началась со взрыва почты в Александрии. Молодые сионисты Филип Натансон и Виктор Леви закамуфлировали небольшие взрывные устройства в футляры от очков. Причиненный ущерб был незначительным, а египетская цензура запретила печатать об этом в газетах. В результате имидж Египта нисколько не пострадал.

Неделю спустя через одну из израильских радиостанций были переданы инструкции и поставлены новые и более амбициозные задачи. Франк приказал своим людям заложить бомбы в александрийской и каирской библиотеках Американского информационного центра. На этот раз местная и международная пресса сообщила о взрывах. В Тель-Авиве «подразделение 131» было довольно.

22 июля в Каире взорвались еще две бомбы, одна из них — в кармане Натансона. Полицейский помог потушить горящие брюки Натансона и арестовал его. Так окончилась операция «Сусанна», призрак которой еще несколько лет будет преследовать Израиль.

Натансон был первым из тех, кто во всем признался. Как и в Ираке, египетской службе безопасности не составило большого труда арестовать всю группу шпионов- любителей, состоявшую главным образом из местных евреев, знавших друг друга. Вскоре была арестована и связник Нинио.

Взяли также и израильского разведчика, находившегося в Египте на нелегальном положении. Это был Меир (Макс) Беннет, 36-летний уроженец Венгрии. В 1935 году его семья эмигрировала в Палестину. Беннет начал работать в «Алии-Бет», но вскоре его завербовали в «Аман». Знание шести иностранных языков позволило ему выполнять задания в различных странах. В 1951 году, когда Беннет попал в Египет, он имел уже звание майора.

Так же как и Зайденверг, Беннет получил немецкий паспорт. Немецкий флаг был очень удобен для Израиля, поскольку многие в Израиле владеют немецким языком, а немца трудно заподозрить в том, что он работает на еврейское государство. Но была еще одна более глубокая причина: западногерманская разведка помогала израильтянам, снабжала их паспортами и другими документами. У истоков этих особых отношений между еврейским государством и «новой» Германией по иронии судьбы стоял бывший сторонник нацистов. Во время второй мировой войны генерал Рейнгард Гелен возглавлял разведку на советском фронте. После поражения Третьего рейха он был арестован американцами, но вместо того, чтобы предать суду как военного преступника, его вместе со штабом отпустили на свободу. Американской и английской разведкам понравился «план» Гелена по налаживанию американо-германского сотрудничества против Советской России. Гелена поставили во главе западногерманской разведки, и бывший гитлеровский генерал быстро установки глубокие профессиональные связи с Израилем — новым домом тех, кто пережил преследования нацистов.

Некоторые израильские разведчики считали, что им удается удачно использовать комплекс вины немцев за уничтожение шести миллионов евреев. Однако ЦРУ, например, смотрело на отношения Гелена с израильтянами более цинично. Американцы считали, что разведка требует не смешивать эмоции и национальные интересы.

По мнению американцев, израильская разведка могла получать от сотрудничества с немцами вполне ощутимую выгоду, хотя это и сопровождалось бы некоторыми отрицательными моментами. В данном случае «пряником» был значительный поток разведывательной информации, который израильтяне получали от тысяч переселенцев из Советского Союза и стран Восточной Европы. Израильские разведслужбы умели использовать самую разрозненную информацию, даже если на первый взгляд она не имела отношения к ближневосточному конфликту. Если эта информация представляла интерес для Западной Германии — например, если она касалась военной или дипломатической активности советского блока — израильтяне могли передавать ее немцам.

Американцы также подозревали, что помимо «пряника» имелся еще и «кнут»: израильская разведка имела сведения о нацистском прошлом многих руководителей Западной Германии. ЦРУ считало, что израильтяне дали понять немцам, что если те не будут с ними сотрудничать, эти сведения будут преданы огласке. Американцы полагали, что такой шантаж мог быть эффективным особенно в отношении западных немцев, которые панически боялись обвинений в связях с нацистами, даже если в этом не было ничего компрометирующего. Эта угроза постоянно присутствовала.

Трудно сказать, знал или не знал Беннет об этих отношениях и сложных мотивах, которые стояли за ними, но он лично получил от этого выгоду.

По имевшейся у него легенде, он являлся бывшим нацистом и представлял германскую компанию, изготовлявшую протезы. Позже он стал главным инженером на египетском автомобильном заводе компании «Форд». Беннет был отличным разведчиком. Самым крупным клиентом «Форда» была американская армия, и это давало ему широкий доступ в военные круги и на военные базы Египта.

Жена Беннета, оставшаяся в Израиле, не должна была знать, где он находится, и свои письма к ней он направлял на конспиративный адрес в Лондоне. Однажды один из его кураторов забыл отклеить египетские марки. Так Джин Беннет неожиданно узнала о том, где находится ее Макс. Теперь вдова Беннета считает, что во всей операции вообще было много дилетантизма.

Однако Беннет скрупулезно выполнял поступавшие ему задания. Одно из них стоило ему жизни. «Это была идиотская ошибка его кураторов, — вспоминал впоследствии Аврахам Дар. — Оборвалась связь с группой Франка, и они выбрали самый легкий путь передачи ему денег. Правила конспирации запрещают контакты между различными разведгруппами, особенно если они выполняют разные задания. Но кураторы действовали глупо. И Беннет встречался с Марсель Нинио и Франком и передавал им деньга».

На допросах Нинио рассказала все, что ей было известно о Беннете. Египтяне ворвались к нему в квартиру, раздели догола и, убедившись в том, что он еврей, жестоко избили его. 21 декабря 1954 г. Макс Беннет в своей камере вскрыл себе вены и умер за день до того, как должен был предстать перед судом. Он понимал, что, как важный израильский шпион, был обречен. Беннет предпочел избежать унижения.

Израиль упрямо отрицал свою причастность. Тело Беннета было отправлено в Италию для похорон, и только в 1959 году он был тайно перезахоронен в Израиле. Его жена узнала о перезахоронении за день до того, как оно состоялось. На все требования семьи объяснить обстоятельства его смерти разведка отвечала отказом. Только в 1988 году Израиль официально признал Беннета своим агентом и на специальной церемонии в министерстве обороны в Тель-Авиве ему было посмертно присвоено звание подполковника.


Израильские власти проявили такую же черствость в отношении других агентов, арестованных по «делу Лавона». В 1955 году 2 египетских еврея были повешены, а еще 4 приговорены к длительным срокам лишения свободы.

Израиль даже отверг предложение Египта обменять арестованных агентов на египтян, находящихся в плену после Суэцкой кампании 1956 года. Начальник штаба Даян выступал против обмена, считая, что это скомпрометирует Израиль. Только в 1968 году, после Шестидневной войны, Марсель Нинио, Филипа Натансона, Роберта Дасса и Виктора Леви обменяли на несколько тысяч египетских военнопленных. Спустя 20 лет все четверо продолжали жаловаться на то, что их бросили, и по этому поводу в израильской прессе шла острая дискуссия с противоречивыми обвинениями и заявлениями.

Единственным, кому удалось избежать ареста, был Пауль Франк. После провала он даже оставался в Египте еще в течение двух недель, а по возвращении в Тель-Авив Франк снова превратился в Аври Эль-Ада, и «Аман» снова стал направлять его в различные европейские страны с заданиями военной разведки. Против этого возражал один Харел, обладавший каким-то особым нюхом на предательство. Удачный побег Эль-Ада из Египта казался подозрительным, и Харел опасался, что Эль-Ад стал двойником — как за несколько лет до него Давид Маген.

В результате «дела Лавона» шеф «Амана» Джибли ушел в отставку, но сменивший его на этом посту генерал-майор Ехошафат Харкаби продолжал верить Эль-Аду. Тем не менее Харел твердо полагался на свою интуицию. Тайно от Харкаби он направил агентов «Шин Бет» в Европу для слежки за Эль-Адом.

Агентам «Шин Бет» удалось установить, что в Бонне Эль-Ад встретился с офицером аппарата египетского военного атташе и передал ему секретные документы израильской разведки. Харел пришел к выводу, что агент «Амана» оказался предателем. Эль-Ада немедленно отозвали в Израиль и арестовали. Следствие продолжалось 9 месяцев, и в июле 1959 года он был предан суду за шпионаж в пользу Египта.

Спасая свою шкуру, Эль-Ад решил глубже копнуть историю военной разведки. Он признался в том, что помогал офицерам «подразделения 131» скрывать правду о «деле Лавона», он также рассказал, что офицеры этого подразделения вступили в сговор, чтобы свалить вину за провал операции «Сусанна» на Лавона.

Но это не помогло Эль-Аду, и после суда, который проходил в условиях необычной даже для Израиля секретности, он получил 10 лет тюрьмы. Военная цензура запретила публиковать детали этого процесса и имена всех, кто был связан с этим делом. Газеты упоминали о нем как о «езек бит», то есть «гнилом деле». В этих публикациях Джибли назывался «старшим офицером», Бен-Зур был «офицером запаса», а Эль-Ад — «третьим человеком».

«Шин Бет» так и не удалось сломать Эль-Ада и добиться от него признания в том, что он сотрудничал с разведкой Египта, или в том, что он предал своих товарищей в Каире и Александрии. После выхода из тюрьмы Эль-Ад уехал в Калифорнию и там издал книгу о том, как Харел сфабриковал против него дело.

«Дело Лавона» имело гораздо более глубокие последствия, чем провал одной разведывательной операции или арест нескольких усердных шпионов. Израильские политики впервые поняли, что возведение разведки в число высших государственных приоритетов таит в себе опасность. Предоставив безопасности и демократии самим найти состояние устойчивого равновесия, они увидели, что само по себе, без их позитивного участия этого не произойдет. Как лидеры демократического общества они должны были найти решение, прежде чем чаша весов окончательно не склонится в пользу безопасности.

Это дело прозвучало резким сигналом о том, что в руках молодых и энергичных руководителей спецслужб сосредоточилась слишком большая и бесконтрольная власть. Спустя десятилетия «гнилое дело» все еще служит напоминанием об этом.


Израильской общественности никто не объяснил, что же конкретно «сгнило» в разведывательном сообществе, но пока правительство и само общество трясло как в лихорадке, Иссер Харел не только уцелел, но и преуспел. Он был надежен и тверд в искоренении подрывных элементов внутри страны и защите интересов Израиля за рубежом.

В это время Израиль уже приобретал статус внушительной региональной державы. Из слабой нации, которая с трудом добилась независимости от Великобритании, еврейское государство превратилось в активного и важного участника международной политики.

Получившая огласку попытка использовать нелепые и провокационные методы, особенно против Египта, для того, чтобы настроить западные державы против арабов, принесла Израилю только вред. Факты реальной политики говорили сами за себя: Израиль быстро приобретал статус лидера на Ближнем Востоке в плане военной силы и той самой стабильности, которую хотелось видеть Западу. Соединенные Штаты Америки, Великобритания и особенно Франция решили дружить с Израилем.

Несмотря на унижение, которое военная разведка претерпела в «деле Лавона», отношения Израиля с Францией были столь важны в военном плане, что Бен-Гурион возложил ответственность за это на «Аман» и министерство обороны.

Харел пытался доказать, что все тайные связи с иностранными государствами должны быть сосредоточены в руках «Моссада», но премьер-министр оставил французское направление за военной разведкой. Бен-Гурион обратился к генералу Даяну, своему главному советнику по военным вопросам Шимону Пересу и даже к человеку, который 5 лет назад организовал «бунт шпионов», — Ашеру Бен-Натану.


Загрузка...