История Реймсской церкви

1. Об избрании и рукоположении Хинкмара.

В 845 году от воплощения Господнего Карл[483] созвал в Бове, городе Реймсской провинции, собор епископов своего королевства, где среди прочих неотложных церковных и государственных дел заговорил с этими епископами о запустении Реймсской церкви, которая после пресвитера Фулько, долгое время управлявшего ею, и сменившего его там Ното, казалось, не имела в то время славного пастыря. И те, рассказав о низложении Эббо, как сами видели это и слышали, и воскресив в памяти постановление святых отцов по поводу такого рода дел[484], под давлением необходимости и по указанию этого постановления, наконец, решили с общего согласия поставить в этой церкви епископа, спустя девять лет после низложения Эббо. Так, духовенством и народом этой митрополии, а также епископами этой провинции был избран Хинкмар, а именно, при одобрении Венило[485], архиепископа Сансской церкви, и Эрхенрада, епископа Парижского, с согласия своего аббата[486] и братьев монастыря святого Дионисия, где он жил, и при поддержке короля Карла. По исполнении таким образом и утверждении руками избирателей этого решения он был рукоположен в епископы Реймсской церкви.

Ибо этот Хинкмар с детства воспитывался в монашеском благочестии в монастыре святого Дионисия при аббате Хильдуине, был наставлен в науках, а затем как из-за благородства своего рода, так и ввиду возвышенного образа мыслей был взят во дворец императора Людовика[487] и, завоевав там его доверие, под влиянием епископов, насколько мог, старался вместе с императором и названным аббатом восстановить в названном монастыре монашеский распорядок, давно пришедший в упадок из-за склонных к роскоши действий некоторых мужей. И он, чтобы на деле исполнить то, к чему призывал устами, посвятил себя монашескому образу жизни вместе с прочими, укрощая своё тело и подчиняя духовному служению.

По прошествии же времени, когда вышеупомянутый аббат Хильдуин, эрцкапеллан императора Людовика, навлёк на себя немилость этого августа вместе с другими вельможами королевства, так что у него отняли аббатства и приговорили его к ссылке в Саксонию[488], он[489] с разрешения своего епископа[490] и с благословения братьев последовал за ним в ссылку[491]. И Господь даровал ему у императора и вельмож такую милость, ввиду [их] прежнего близкого знакомства с ним, что он смог хлопотать за своего воспитателя, пока того вновь не призвали из ссылки и не поставили во главе двух аббатств. Затем, когда папа Григорий[492] пришёл в земли Галлии и королевство франков отпало от названного императора, его вышеупомянутый аббат хотел привлечь его к себе на службу в нарушение верности императору; но так и не смог от него этого добиться. Затем, когда императора восстановили на престоле[493], он, как мог, старался быть полезным своему аббату. Так, он впредь без всякой жалобы жил в монастыре как хранитель святых мощей и святых мучеников церкви, пока его не призвали на королевскую службу и он по поручению короля, епископа и своего аббата, дьякона Людовика, не принял на себя управление монастырём Пресвятой Богородицы Марии[494] и монастырём святого Германа[495]. Он также получил от королевских щедрот во владение земли и крепостных и, когда его уже посвятили в епископы, передал их по странице завещания монастырю святого Дионисия, где он служил Христу[496].

2. О возобновлении судебного разбирательства по поводу низложения Эббо.

Затем, когда прошёл год после рукоположения названного Хинкмара, император Лотарь, раздражённый против него из-за той борьбы за королевство, которую он вёл со своим братом Карлом, на службу к которому этот епископ честно поступил, потребовал у папы Сергия[497] послание о возобновлении судебного разбирательства по поводу низложения Эббо. Поэтому папа, отправив к королю Карлу послание, велел ему направить для рассмотрения этой жалобы в Трир навстречу его легатам Гунтбальда[498], епископа Руанского, вместе с прочими епископами его королевства, которых Гунтбальд выберет себе для этого, и повелеть явиться на этот собор епископу Хинкмару. Он также Гунтбальду поручил в послании, чтобы тот, когда он после дня святого Воскресения Господнего[499] отправит своих посланцев на службу императору, пришёл вместе с епископами в названное место для решения этого дела. Да и Хинкмару отправил послание, чтобы тот явился на этот собор. Итак, хотя посланцы папы Сергия не прибыли, согласно уговору, Гунтбальд с согласия короля Карла назначил вместе с епископами собор[500] и по указанию названного папы вызвал на него письменно и через послов Эббо. Но Эббо, как говорят, ни сам не пришёл, ни викария вместо себя не прислал, ни канонических писем не отправил. Гунтбальд же и прочие епископы, которые тогда собрались в Париже, а именно, Венило, митрополит Сансской церкви, вместе с епископами своего диоцеза, Ландрам Турский со своими викарными епископами и, особенно, Хинкмар вместе со всеми епископами Реймсского диоцеза, послали ему свои письма, запретив ему вступать в Реймсский диоцез, дабы впредь он не имел права беспокоить кого-либо из этого диоцеза письменно, на словах или через посланца, пока по приказу папы Сергия не встретится с ними и на глазах у всеобщего собора не примет от них окончательного решения, согласно каноническим и апостольским установлениям, но тот впоследствии так и не обратился ни к собору, ни к апостольскому престолу, не издав ни слова жалобы или претензии на Реймсский престол или на своё звание. Папа Лев узнал обо всём случившемся от епископов и, сверх того, из королевских писем, и рукоположение Хинкмара, когда он послал в Рим изложение своей веры, было признано законным и ему пожаловали паллий, а тот[501], как говорят, прожил после этого во плоти ещё примерно пять лет, вплоть до 851 года от воплощения Господнего[502].

3. О видении некоего Бернольда.

Впоследствии одному мужу Реймсского прихода, по имени Бернольд, о нём было явлено следующее откровение. Угнетённый недугом, он едва не умер и дошёл до такого состояния, что четыре дня не мог принимать ни еды, ни питья и не в силах был говорить. А на четвёртый день, в девятом часу, он лежал почти бездыханный, так что не удавалось установить, дышит ли он ещё, и только когда прикладывали руку к его устам или ложили ему на грудь, едва чувствовалось, что в нём ещё теплится жизнь; и всё же в лице его видна была великая сила, и он пролежал так до самой полуночи. Затем, смело открыв глаза и обратившись к своей жене и к тем, кто стоял вокруг него, он приказал им пойти как можно быстрее и попросить его пресвитера поскорее прийти к нему. Позвав пресвитера, больной, прежде чем тот вошёл в дом, сказал, чтобы поставили стул, ибо пресвитер уже собирается войти в дом. Когда тот вошёл и помолился за него, он просил его сесть рядом с ним и выслушать то, что он скажет, чтобы, если он не сможет рассказать это сам, то всё это сообщил по крайней мере пресвитер. И вот, он начал горько плакать и сказал со вздохами: «Уведённый из этого мира в иной, я пришёл в некое место и застал там 41 епископа, среди которых узнал Эббо, Пардула[503] и Энея[504], оборванных, почерневших и терпящих муки, как и прочие, ибо они то с плачем и зубовным скрежетом ужасно дрожали, опалённые жутким холодом, то изнывали от жгучего зноя. Епископ Эббо позвал меня по имени и сказал: «Поскольку тебе будет дано позволение вернуться обратно в тело, то я и эти мои собратья просим тебя помочь нам». Я спросил: «Как я могу вам помочь?». И он сказал: «Пойди к нашим людям, клирикам и мирянам, которых мы облагодетельствовали, и скажи им, чтобы они раздали за нас милостыню, помолились за нас и преподнесли за нас святые дары». Я сказал, что не знаю, где находятся их люди. Тогда он сказал: «Мы дадим тебе провожатого, который приведёт тебя к ним». И они дали мне некоего провожатого, который шёл впереди меня и привёл меня к некоему большому дворцу, где было много их людей – епископов, которые говорили между собой о тех епископах, [которые меня послали]. И я сообщил им то, что было мне велено от имени епископов. Идя оттуда обратно вместе с моим провожатым, я вернулся в то место, где были те епископы, и, словно бы всё то, о чём они просили, уже было сделано в отношении них, застал их с радостными лицами, как если бы они только что помылись и побрились, облачёнными в белоснежные столы и с сандалиями на ногах. И названный епископ Эббо сказал мне: «Видишь, как нам помогла твоя миссия? До сих пор мы имели сурового надзирателя и неприветливую стражу, как ты сам видел, а теперь нашим хранителем и милостивым защитником является господин Амвросий». И всё прочее, что было им увидено и поведано, описал епископ Хинкмар[505].

4. О возвращении церковных имений, которое совершил король Карл.

Поставив, как было сказано выше, Хинкмара архиепископом Реймсской церкви, король Карл вернул этой святой церкви имения, которые позволил взять себе из этого епископства своим придворным. Он составил по поводу этого возвращения такую грамоту:

«Во имя святой и неделимой Троицы Карл, король Божьей милостью. Если мы утвердим нашей грамотой всё то, что было славно передано, установлено и утверждено нашими предшественниками или по набожности верных; если мы также исправим нашей королевской властью и преобразуем к лучшему то, что было нарушено по той или иной надобности, то мы позаботимся о нашем спасении и исполним принятый нами от Господа королевский долг. Поэтому пусть знает острый ум всех верных Божьих и наших собственных, что те имения Реймсского епископства, которые мы по крайней необходимости и весьма неохотно (когда этот святой престол не имел пастыря) передали на время нашим верным, чтобы они, будучи у нас на службе, имели за неё какое-то материальное вознаграждение, мы лично и в полном объёме (всё, что мы дали оттуда в лен нашим верным) возвратили этой грамотой нашей власти архиепископу Хинкмару, избранному и рукоположенному милостью Святого Духа, по промыслу Божьему и по нашей воле на этом святом престоле, а именно: Эперне, и Лёйи, и всё, что имел из этого епископства Рихвин; и всё, что имел из него граф Одо[506]; и виллу Кормиси с часовней, которую имел пресвитер Рабан[507], и те [часовни], которые имели Пардул[508], аббатиса Адальгарда, Роберт, клирик Амальберт, Альтмар, лекарь Иоанн, тот же Рабан, карлик Пумилио, а также Ратбольд, Годерамн, Херембольд, Донат[509] и Гильбуин, а также всё то, что имели клирики и миряне, которые некоторое время находились в нашей власти и которых мы передали уже названному епископу. И, подводя под всем этим черту, мы, просмотрев перед толпой наших верных – как церковного, так и светского звания – завещание святого Ремигия, властью этого нашего утверждения лично и в полном объёме отдали и возвратили храму Пресвятой Марии и святого Ремигия и архиепископу Хинкмару всё, что уступили кому-либо в лен из этого епископства, когда получили его из рук Фулько, чтобы он без всякого противодействия, по ликвидации всех прочих актов, принял по этому нашему распоряжению эти имения, дабы и он, и его преемники распоряжались этими церковными имуществами так, как ими следует распоряжаться для пользы этой церкви Божьей. Чтобы эта грамота, в которой мы торжественно обещает никогда так более не поступать с этим домом Божьим и заклинаем наших преемников именем всемогущего Господа, сына Девы, чтобы и они не замышляли подобного, оставалась в силе на протяжении длительного времени и служила аргументом против врагов этой святой церкви, мы утвердили её ниже нашей рукой и постановили скрепить оттиском нашего перстня. Дано 1 октября, в 6-й год правления славного короля Карла, в 8-й индикт. Сделано в Анжуйском округе, на вилле Авегио».

Впоследствии, как оказывается, он составил по поводу прочих имений, которые тогда не были возвращены, такого рода грамоту:

«Во имя святой и неделимой Троицы Карл, король Божьей милостью. Мы хотим, чтобы всем графам, аббатам, аббатисам, посланникам, вассалам и прочим верным святой церкви Божьей и нашим собственным, а именно, настоящим и будущим, было известно, что Хинкмар, благочестивый, досточтимый и весьма возлюбленный нами епископ святой Реймсской церкви, придя к нашему величеству, сообщил нашей кротости, что с имений Пресвятой Богородицы Марии и святого и драгоценного исповедника Христова Ремигия, которые, как известно, были отняты у этой святой церкви по дарению наших предков, а именно, предыдущих королей, или по неблагоразумию и уступчивости правителей этой церкви, или даже ухищрением некоторых негодяев, названной церкви не уплачивают ни девятины, ни десятины, как подобает. Поэтому он просил наше величество, чтобы мы из любви к Богу, Его Пресвятой Матери и дорогому нашему покровителю Ремигию приказали составить для него грамоту нашей власти. Соглашаясь с его приятными нам и неотложными просьбами, охотно и милостиво идя навстречу, мы приказали составить для него эту грамоту нашей власти. Ею мы приказываем и строго повелеваем, чтобы каждый из верных всемогущего Бога и наших собственных, кто имеет что-либо из этих имений Пресвятой Богородицы Марии и святого исповедника Христова Ремигия в Реймсской церкви и епископстве благочестивейшего и весьма дорого нам Хинкмара, досточтимого архиепископа, каждый, кто держит или владеет чем-то из названных имений в силу пожалования нашей щедрости или в результате домогательства, ухищрения или даже прошения некоторых вышеупомянутых мужей на тех или иных условиях, отдал в присутствии наших представителей представителю церкви Пресвятой Марии и святого Ремигия и досточтимого епископа Реймсского Хинкмара девятину и десятину и старался с неусыпной бдительностью и без всяких отговорок и возражений каждый год платить их названной и упомянутой церкви. А кто посмеет выступить против этой грамоты нашей власти, пусть знает, что он будет наказан в соответствии с постановлениями нашего достойной памяти деда и нашего доброй памяти родителя и лишится этих имений без возможности вернуть их обратно по чьему-либо заступничеству. Чтобы это распоряжение нашей власти получило твёрдую и нерушимую силу и почиталось истинным всеми верными святой церкви Божьей и нашими верными, а именно, нынешними и будущими, мы приказали запечатать её ниже нашим перстнем. Дано 2 сентября, в 10-й индикт, в 8-й год правления Карла, славнейшего короля. Сделано в монастыре святого Квентина».

По примеру своих предшественников королей он также пожаловал этому святому престолу свою грамоту об иммунитете.

Уступку его родителем Людовиком на восстановление этой святой церкви Божьей королевских повинностей, мастеровых и городской стены он также утвердил такого рода грамотой.

«Во имя святой и неделимой Троицы Карл, король Божьей милостью. Если мы дадим любезное согласие на просьбы наших верных, особенно, господ священников и, преимущественно, в том, что может пойти на пользу церковным потребностям, то верим, что это послужит нам к умножению вечного вознаграждения. Поэтому пусть знает острый ум верных Божьих и наших собственных, а именно, настоящих и будущих, что достопочтенный муж Хинкмар, архиепископ города Реймса, представил взорам нашего величества грамоту доброй памяти государя и нашего родителя, императора Людовика, которую он во умножение своей милостыни решил выдать церкви Пресвятой Марии и святого Ремигия на постройку, мастеровых и все повинности, которые во время нашего деда, господина императора Карла, требовали с этого храма Божьего в пользу дворца, что зовётся Ахенским, чтобы на будущие времена, вплоть до конца света, они в качестве его милостыни шли на пользу часто называемой святой церкви Божьей в плане постройки и восстановления этой церкви, и никакие доходы и средства ни в какое время не требовались в пользу этого или любого иного места, но, будучи прощены по его милости, шли на пользу этого места. Признавая действительными эти его славные деяния, мы грамотой этой нашей власти постановили, чтобы всё, что вышеназванный государь и наш родитель пожаловал в своей грамоте в отношении повинностей и мастеровых для названной постройки, стен этого города и дорог, служащих пользе монастыря каноников, всё это оставалось навсегда пожалованным и утверждённым нашей неизменной милостью, пожалованием и властью. И, чтобы это постановление нашего пожалования и утверждения признавалось истинным и оставалось нерушимым на будущие времена, мы скрепили его ниже нашей рукой и постановили запечатать его нашим перстнем. Дано 26 мая, в 10-й год правления славного короля Карла, в 13-й индикт. Благополучно сделано во имя Божье в Вербери, королевском дворце. Аминь».

5. О восстановлении Реймсской церкви, совершённом Хинкмаром.

Испытав такого рода проявления королевской щедрости и утвердившись на епископском престоле, названный архиепископ Хинкмар, пользуясь миром и королевской милостью, завершил в наилучшем виде храм Пресвятой Богородицы Марии, который начал заново отстраивать Эббо. Он, сверх того, покрыл золотом и украсил драгоценными камнями алтарь Пресвятой Богородицы. И озаглавил его такими строками:

И у образа Богородицы на этом алтаре:

Он покрыл кровлю храма свинцовой черепицей, а сам храм украсил расписными сводами, снабдил стеклянными окнами и вымостил мраморным полом. Самый большой крест он покрыл золотом и драгоценными камнями. Другие кресты он также отделал как золотом, так и серебром. Большую чашу с дискосом и ковшом он изготовил из золота и украсил сиянием драгоценных камней. Эта чаша была впоследствии отдана норманнам в качестве выкупа и ради спасения отечества; но дискос до сих пор тут хранится. Он также велел написать книгу о рождении Пресвятой Богородицы Марии, а также записать речь блаженного Иеронима о вознесении этой Госпожи, снабдив их досками из слоновой кости, покрытыми золотом. Он также приказал изготовить раку, то есть большой ларец, какой обычно носят два клирика, и, покрыв его чеканным и позлащённым серебром, поместил там ради защиты всего этого города мощи многих святых. Он, сверх того, приготовил и многие другие как серебряные, так и золотые алтарные сосуды. Он велел записать золотыми и серебряными буквами Евангелие, снабдил его золотыми и серебряными досками и усыпал драгоценными камнями. И украсил его также такими строками:

Он украсил слоновой костью и серебром книги сакраментарий и лекционарий, которые велел написать. Он покрыл серебром подсвечники, украсил храм разными лампадами и венцами и снабдил разными украшениями в виде покровов, балдахинов и ковров. Он обеспечил также священными одеждами служителей алтаря.

Затем, созвав многих епископов, он, когда в этот город пришёл также король Карл, торжественно посвятил её в честь несравненной Приснодевы Богородицы Марии, как ей была посвящена и старая церковь, и, воззвав к всемогущей Троице, славно освятил её при содействии епископов[511].

6. О чудесах, явленных в ней впоследствии.

Итак, в этой церкви силой Божьей в разные времена было совершено во славу несравненной Матери Христовой Марии множество чудес. Многие из них, которые случились до нашего времени, нам неизвестны. Но мы считаем неуместным обойти молчанием те из них, которые мы видели сами и о которых узнали от лиц, которые их видели и рассказали нам, хотя мы и описали их ранее в стихах[512].

Так, одна женщина, жительница этого города, по имени Альтруда, воспитывала единственную маленькую дочь, которая ослепла, ещё будучи грудным ребёнком. Когда мать напрасно испробовала ради неё разные средства, и ни одно лекарство не смогло ей помочь, она решила обратиться к высшему целителю и сочла наилучшим просить Его о милосердии не через кого-либо из святых, но через Его единственную мать, чьей служительницей она являлась. Приготовив скромный дар в виде свечей – за себя и за дочь, она, желая просить о милости царицу небесную, отправилась в храм и, вставив свечи в подсвечники, распростёрлась на полу, совершила набожную молитву от всего сердца и, полагая, что этого не достаточно, смиренно просила служителей алтаря помочь своими молитвами её просьбе. И, поскольку она просила честно и набожно, то заслужила получить то, чего желала, и вымолила зрение для своего чада. И мы видели её впоследствии, когда она, показывая нам свою выздоровевшую и ясно видящую дочь, набожно благодарила за это Бога и Его Матерь вместе с помогавшими ей священнослужителями.

У одного клирика нашей общины[513], по имени Гуго, мужа благородного рода, так сильно болели зубы, что он из-за ужасной боли не мог ни есть, ни спать. Он поведал одному старцу о своей печали и своих мучениях, когда тот спросил его об этом, и получил от него совет: распростёршись перед алтарём Богородицы, он должен от всего сердца умолять её милостиво помочь ему в его страдании, затем, поднявшись после молитвы, поцеловать алтарь и, приложив челюсть, от которой он страдал, к его голому мрамору, вернуться домой с верой в то, что она таким образом исцелится и, закутавшись в одежды, попытаться уснуть. И он, по порядку сделав всё это, погрузился в сон. Было тогда праздничное время Рождества Господнего, и братья после вечерней службы расположились в столовой, где они обычно собирались, чтобы погреться. А названный брат увидел во сне, будто он стоит перед лестницей в столовую, и Пресвятая Богородица стоит на её верхних ступенях перед входом в дом. И он увидел, что слева, на самой нижней ступени, стоит в образе хирурга злой дух. Не сомневаясь, что это была та самая госпожа, которую он видел, он, отринув страх перед ужасным врагом, поднялся к ней и, упав ей в ноги, был поддержан ею так, что предобрейшая Госпожа, держа его за подбородок, коснулась рукой его больной челюсти. Подняв, она ласково его утешила, говоря, что он потому не застал её в церкви, что она стоит здесь для защиты братьев. «Ибо тот злой дух, – сказала она, – которого ты видишь стоящим неподалёку, задумал подняться сюда и хочет потревожить наших братьев». И она велела ему вернуться и положиться на дарованное ему выздоровление. И он, распростёршийся у её ног, был вновь ею поднят, поцеловав лишь её пурпурное платье, в которое она была одета. Таким образом он, проснувшись, тут же велел принести ему поесть. Его слуги, услышав это, решили, что он помешался (ибо слишком уж бодро он просил дать ему пищу), и забеспокоились. Но тот заявил, что исцелён Пресвятой Богородицей, не терпит никакой боли и отнюдь не безумен. Быстро выздоровев таким образом, он часто и с полным основанием утверждал впоследствии, что никогда более не претерпит подобного тот, кому вернула здоровье такая славная Госпожа. Так в действительности и случилось, ибо он никогда более не страдал от такого рода недуга, прожив впоследствии много лет.

Подобно этому Гуго ещё один клирик и дьякон, по имени Эбрард, страдал приступами лихорадки. Подгоняемый муками, которые причинял ему этот недуг, он, совсем измученный, расположился в крипте, которая была освящена в честь блаженного Ремигия под престолом этой церкви, в то время как там служили мессу. Обессилев от приступа лихорадки, как то обычно бывает с теми, кто страдает этим недугом, он погрузился в сон. И вот, он увидел, что Пресвятая Богородица встала рядом с ним и, положив руку ему на голову, прошла сквозь алтарь, как ему привиделось, и скрылась позади него. И он, открыв глаза, тут же поднялся и, уже здоровый, ответил по окончании службы: «Аминь», и бодро прислуживал при завершении обрядов. Его голова при прикосновении дивной Госпожи так покрылась мазью, как если бы её в этот час помазали елеем. И мы сами изумлялись, видя его в тот день радостным и вкушающим пищу вместе с нами.

Мы узнали также, что в этой церкви в разное время встали на ноги трое хромых, которые вообще не могли ходить.

Один [исцелился] в правление господина епископа Херивея[514]; он был доставлен сюда руками других людей, а обратно вернулся на собственных ногах.

Другой, по имени Магенер, родом бретонец, [исцелился] во время епископа Сеульфа[515]; хромой на обе коленки и передвигаясь на костылях, он жил среди нас за счёт милостыни от добрых людей и провёл тут почти год. Когда мы возносили ночные славословия в праздник всех святых, у него, лежавшего посреди народа, внезапно вытянулись сухожилия на коленках, так что ремни, которыми голени были привязаны к ляжкам, порвались, кожа на поджилках лопнула, у него потекла кровь, и он, встав на ноги при изумлённом народе, впредь стал ходить своими ногами[516].

Третий [исцелился] в правление господина епископа Артольда[517], в то время как тот служил торжественную мессу в праздничный для Пресвятой Девы день, когда архангел Гавриил, посланный к ней с неба, возвестил ей о дивных в веках родах. Тогда хромой, бедный и убогий муж, который влачился по мраморному полу, внезапно вытянулся, распростёрся телом на земле и, наконец, встав на ноги, новообретённой способностью ходить прибавил ликующему народу радости; он до сих пор пребывает среди нас и живёт на милостыню от епископа.

Четвёртым был один крестьянин, по имени Герлай, из челяди этой церкви; придя в этот город, чтобы помолиться, он вошёл в базилику Пресвятой Богородицы. Когда он произносил там молитву, то его внезапно парализовало: стянуло сухожилия и сковало почти все части тела, и он, скованный таким образом, обещал остаться и служить там, пока будет жив, если исцелится. Наконец, спустя месяц он освободился от этих оков и был приписан к церковным слугам. Так, он целым и невредимым целых пять лет служил отчасти в этой церкви, отчасти в базилике святого Дионисия за городской стеной. Спустя указанный период времени, в тот самый праздник, то есть на Очищение Богородицы[518], он вошёл в эту церковь и, когда предавался молитвам, то ему показалось, что члены его одеревенели и он прильнул к полу так, что не мог оторвать от него ни лицо, ни члены. Поднятый теми, кто стоял рядом, он оказался парализован на ноги и на руки. Затем, на пятнадцатый день он вновь исцелился, а спустя малое время скончался.

Но кто в состоянии рассказать, сколько больных обретает тут благие дары исцеления чуть ли не каждый день, сколько больных лихорадкой, сколько одержимых исцеляется? Кто может перечислить напасти, от которых избавляются тут люди? Но достаточно и того, что из неисчислимого их числа были упомянуты хотя бы немногие.

7. О видении некоего пресвитера Герхарда.

Один пресвитер из Порсьенского округа, по имени Герхард, впал как-то в некий недуг, так что думали, будто он выпил яду. Во время этого недуга он был утешен явлением некоторых святых, а именно, святого апостола Петра, который дважды велел ему восстановить его церковь, которой тот управлял, и укорял в видении за то, что он столько раз обращался к врачам по поводу своего здоровья. Затем он увидел также святого Ремигия, который предстал перед ним и, открывшись ему, обещал средство против его недуга. Придя вскоре после этого в город Реймс, он обошёл ради молитвы базилики Пресвятой Богородицы и святого Ремигия и, заснув ночью в предместье, увидел, что его привели в блестящий храм святого Ремигия, к которому, как он заметил, поспешает Пресвятая Дева Мария, и с обеих сторон её сопровождают святой Ремигий и святой Мартин. В самом храме её ожидало множество лиц в чине левита и священнического звания, и стояли дьяконы, облачённые в далматики, одни с ветвями пальмы, другие – без них. Он увидел там также многочисленные ряды прочих святых. Но никого из них пресвитер в лицо не узнал, кроме святого Петра, который уже ранее ему являлся. После того как Пресвятая Богородица пришла в названный храм, она, увидев этого брата, который ожидал её прибытия, стала спрашивать, кто он и чего ищет. И блаженный Ремигий сказал ей: «Это мой слуга, о Госпожа, ищущий исцеления у твоей милости». Но что она ответила, тот, кто это рассказал, не смог расслышать. Ему показалось, будто развернулось некое покрывало; а когда она вошла в храм, солнечный свет так ярко блеснул ему прямо в глаза, что он из-за этого яркого блеска не смог более ничего разглядеть.

Затем, спустя несколько дней, ему явился блаженный Мартин; сказав, что его послал к нему святой Ремигий, он заявил также, что ему дарована жизнь и дано лекарство. Впоследствии, однако, у него оставались некоторые сомнения по поводу Пресвятой Богородицы, так как её имя, открытое ему в видении, он не расслышал и постоянно молил, чтобы Господь соизволил открыть ему, действительно ли та, кого он видел, была Пресвятая Богородица Дева Мария.

А спустя примерно шесть месяцев вышло так, что когда он отдыхал ночью, то внезапно был подавлен тяжким недугом, так что не надеялся уже остаться в живых. Когда он пребывал в сильнейшей тревоге, то, повесив над собой реликвии Пресвятой Марии, начал произносить такого рода мольбы: «О Пресвятая Богородица, чьи реликвии висят здесь! Если эти реликвии, что висят надо мной, действительно достались нам от тебя, как мы верим, и если действительно от тебя то видение, которое я недавно видел, и ты – та госпожа, которая шла в сопровождении святого Мартина и благого Ремигия к тому чудному храму, где тебя ожидало и радостно встретило славнейшее множество святых, как я сам видел, то окажи мне, недостойному твоему служителю, помощь и выпроси для меня жизнь и силы, чтобы я хотя бы отслужил мессу Господу и смог принять дары жизни – тела Христова! А вы, о святые епископы Христовы, которые, как я видел, шли вместе с ней и которые соизволили утешить меня своей предобрейшей беседой, заступитесь за меня перед нею!». Между тем, едва он погрузился среди этих волнений и молитв в безмятежный сон, как Пресвятая Царица внезапно позволила увидеть себя в том же образе и том же наряде, в каких он видел её ранее, опираясь на те же столпы, на какие опиралась и прежде, и блистая ярким светом. Тогда он, напуганный таким сиянием и не осмеливаясь ничего сказать, опустил глаза в землю и, казалось, оцепенел, застыв на месте. И блаженный Ремигий, обратившись к нему, сказал: «Зачем ты позвал нас? Разве ты не видишь, что наша госпожа Богородица и так готова тебя утешить? Что ты колеблешься и медлишь подойти к ней?». После этих слов страх исчез, и этот брат, ободрившись, поднял глаза и, собравшись с силами, бросился к ногам Пресвятой Госпожи. Та соизволила поднять его рукой и, нанеся ему на лоб знак креста, произнесла: «Не бойся и не отчаивайся! Положись на Господа, ибо ты получил от Него дар исцеления; прикажи бить в колокола, дабы ты мог отслужить мессу и возблагодарить Бога, вознеся Ему хвалу за то, что он исцелил тебя после бичей». Сказав это, она в окружении своих спутников исчезла с его глаз. Таким образом брат обрадовался, что ему вернули здоровье, поднялся и, спеша исполнить приказание, исполнил его с такой радостью и ликованием, какие никогда не испытывал.

Всё это мы сочли целесообразным описать так, как узнали со слов рассказавшего нам это пресвитера.

8. О некоторых других чудесах.

Эта славная царица небесная не только помогает тем, кто просит её со смиренным сердцем, но подчас наказывает самонадеянных и наглых людей. Но мы верим, что если подобающие побои и наносятся погрешившим в настоящем, то и это делается из добрых чувств, дабы в будущем их не постигли гораздо более тяжкие муки. То, что я хочу сейчас рассказать, я сам не видел, но часто слышал об этом из рассказа многих отцов.

Так вот, один из клириков нашей общины, по имени Бернард, был привратником этой церкви. Некие легкомысленные особы просили его (как он сам указал впоследствии в письменном виде) дать им какие-нибудь мощи святых, и он, оставшись однажды в храме вместе с одним мальчиком, взломал раку, в которой хранились мощи святых, и посмел открыть её с безрассудной дерзостью. Сделав это, он был поражён сильным страхом; туман окутал всё это место, и оно наполнилось таким ужасом, что он не надеялся уже остаться в живых. Таким образом и он, и мальчик, который был вместе с ним, лишились голоса и не могли более ни говорить, ни рассказать то, что видели.

Ещё один привратник этой церкви, решив однажды отдохнуть в церкви после заутрени (как он сам нам рассказывал), взял храмовые ковры и, сделав из них себе ложе, погрузился в сон. И вот, ему явилась некая дама преклонного возраста, которая, казалось, несла с собой какие-то травы. Сперва она обратилась к нему с ласковыми словами, но, когда увидела под ним священные ковры, то набросилась на него с изменившимся выражением лица и сказала: «Как ты посмел осквернить и нагло попрать ногами священные украшения Госпожи Пресвятой Богородицы? Как ты не убоялся такой славной Госпожи? На этот раз я тебя пощажу; но никогда более не смей делать подобного». И привела ему пример об одном муже, который имел привычку стелить себе таким образом ложе; его, как мы знали, постигло несчастье, и он умер на весьма убогом ложе. И тот, устрашённый таким образом, поднялся и, признав свою вину, вернул ковры на скамейки и поблагодарил госпожу и [пославшую] её Богородицу за это наставление. Он не узнал ту госпожу, которая его посетила, но мы верим, что она была послана именно Пресвятой Марией.

Мы знали также некоторых набожных мужей, которых родители обещали отдать для службы в этой церкви Христу и Его Матери. Когда же впоследствии родители хотели нарушить этот обет, то были вынуждены исполнить своё обещание из-за недуга, постигшего их чад.

Когда недавно крестьяне, жившие по соседству с городом, как обычно, отправились в этот город после Пасхи, ища помощи у этой дивной Госпожи и принеся свои пожертвования, некоторые виллы не стали искать обычного покровительства. И вот, когда уже пришло время жатвы, их урожай был побит таким сильным градом во время непогоды, что почти все их посевы пропали, а виноград, чьи побеги были обожжены и поломаны, лишился своих ягод. Но град не посмел коснуться земель тех, кого взяла под свою защиту Пресвятая Госпожа, и не рискнул проникнуть туда. Поэтому как у них, так и у прочих живущих по соседству впредь вошло в обычай каждый год приходить в город Реймс и с ещё большей охотой и готовностью испрашивать покровительства этой нашей Госпожи, а также святого Ремигия и прочих святых.

9. О втором перенесении тела святого Ремигия.

Затем названный епископ Хинкмар построил у ног святого Ремигия замечательного стиля крипту и, собрав епископов Реймсского диоцеза, как о том уже говорилось выше, перенёс в неё из места прежней крипты тело этого блаженнейшего покровителя вместе с его гробом; перед его гробницей он возвёл замечательную постройку, усыпал её золотом и драгоценными камнями и, сделав там окно, через которое можно видеть гробницу святого, написал вокруг этого окошка такие строки:

Он украсил Евангелие золотыми буквами и, снабдив золотыми и усыпанными блеском драгоценных камней досками, озаглавил выведенными золотом строками; большой крест он покрыл золотом и украсил драгоценными камнями. Он пожаловал туда сакраментарий с отделанными серебром досками из слоновой кости и лекционарий, украшенный равным образом, и передал этому досточтимому месту также другие книги и некоторые украшения[519].

Он ничего не посмел взять от тела блаженнейшего Ремигия, как сам свидетельствует в письме к Людовику[520], королю Зарейнскому, который просил у него дать ему что-нибудь из его мощей. Причём епископ заявил, что счёл бы величайшей дерзостью повредить его тело, которое Господь столько времени сохранял невредимым.

10. О праве ежедневно носить паллий, полученном от епископа римского престола, и о пожалованных ему церковных имуществах.

Затем достопочтенный епископ Хинкмар по ходатайству императора Лотаря и из уважения к его святости и мудрости получил паллий с правом его ежедневого ношения от папы Льва IV[521], от которого уже получил паллий с правом ношения его в определённые праздники. И этот папа свидетельствует в направленном ему тогда послании, что право ежедневного ношения паллия он никогда не уступал ни одному архиепископу и впредь никогда не уступит.

Названный епископ шесть раз писал этому папе Льву, как сам заявляет в одном адресованном ему послании, а то и семь раз отправлял к нему послания.

В том же послании он спрашивал о тех, кого хорепископ посмел безрассудно рукоположить и, посвятив, передать им Дух Святой, и о том, что светская власть часто грешит тем, что после смерти того или иного епископа совершает через хорепископа то, что подобает одним лишь епископам, и пользуется церковными имениями и средствами в интересах мирян, как уже дважды происходило в нашей церкви.

[Он спрашивал] также о тех, кого господин Эббо рукоположил после своего низложения.

В другом же послании он пишет о некоем Фулькрике, вассале императора Лотаря, о котором уже ранее сообщал ему, что из-за него некоторые церкви в этом королевстве понесли немалый ущерб, и что он, бросив свою жену, после того как был отлучён им за это, посмел, несмотря ни на что, жениться на другой. Он говорил в этом послании также о привилегиях Реймсской церкви, которые та имела изначально, когда престолы начали иметь привилегии, и что епископ Реймсский всегда был примасом среди примасов, являлся одним из первых примасов Галлии и не имел над собой никого, кроме папы, а именно, чтобы тот соизволил сохранить и приумножить всё то, что было за столько времени пожаловано этому престолу и сохранено за ним его предшественниками.

Он также получил от императора Лотаря грамоту императорской власти на некоторые имения, лежащие в Меураваллисе (Meuravallis), Терме (Termedo) и Розероле (Roserolis), которые во время императора Карла были по какому-то случаю[522] отняты у Реймсской церкви и переданы в пользу государства и которые этот император Лотарь своей властью вернул Пресвятой Марии и святому Ремигию.

Этот император, как оказывается, почтительно рекомендовал епископа Хинкмара папе Льву в некоторых посланиях и через послов. Когда же этот епископ решил отправиться в Рим, названный император, направив ради него своё письмо, посоветовал названному папе принять его приветливо и как подобает и охотно и радушно предоставить ему всё, что тот у него попросит.

А также другое письмо – по поводу соборных решений, о том, чтобы апостольский престол утвердил тех, кого Эббо рукоположил после своего низложения, и пожаловал этому Хинкмару и Реймсскому престолу некоторые привилегии; и о том, что он и его брат Карл, король Франции, удержали его, когда тот хотел отправиться в Рим, поскольку он был очень им нужен для улаживания треволнений, которые тогда возникли. В этом же письме он упоминает, что именно на реймсском престоле блаженного Сикста, его первого епископа и ученика апостолов, предшественники этого папы – Стефан и Лев – исполнили апостольский долг в отношении Пипина и Карла Великого, и на этом же престоле другой Стефан короновал императорской короной августа Людовика.

Далее, чтобы добиться того, что он просил ради названного епископа, Лотарь направил в качестве исполнителя Петра[523], епископа Сполето, лично дав ему указания по этому поводу, и письменно наставил в этом другого Петра – епископа Ареццо[524], а также поручил исполнение этого некоторым другим верным – как своим, так и названного папы.

Названный епископ Хинкмар написал императору Лотарю также по поводу Фулькрика, его вассала, которого он отлучил от церкви, и о том, какое покаяние тому следует совершить.

И [отправил] также другое послание, в котором указывались провинности этого Фулькрика и говорилось, как он разумно его отлучил, поскольку тот отказывался совершить покаяние.

И также третье, в котором он весьма хвалил его, сорадуясь его смирению, ибо тот внял его увещеваниям по поводу названного отлучённого, и он разрешил его, смиренно умолявшего об этом ради участия, которое имел с ним.

Также послание, в котором, после того как этот император оправился от своего недуга, он по-епископски, но сжато, увещевает его о спасении души.

Он написал ему также некоторые другие [послания].

Затем этот епископ Хинкмар вновь выхлопотал у своего короля Карла в пользу Реймсской церкви келью, построенную в местечке Вонк в честь святого Мартина, со всем, что по праву относилось к этой келье, и получил её по грамоте его власти[525].

По его ходатайству тот же король Карл передал церкви святого Ремигия и служащим там Богу монахам некоторые имения, а именно, два манса в округе Пертуа, на вилле «двор Баилдро», два манса на горе Доделина и два манса на дворе Вальдо, вместе с крепостными и всем, что законным образом принадлежало этим имениям.

Господин Хинкмар получил также грамоту этого Карла на дорогу, которая не позволяла расширить монастырь каноников святой Реймсской церкви, так как число этих каноников он также увеличил.

Он, кроме того, позаботился вернуть церкви некоторые имения, которые были недавно отняты у епископии тем же королём, а именно: виллу Нёйи[526], которую церкви святого Ремигия передал ради спасения своей души Карломан – как саму виллу, так и земли и крепостных, которые относились к этой вилле и которых разные люди удерживали в качестве королевского пожалования.

Также некоторые имения, расположенные в Шомюзи (Culmissiaco) и Берри (Bairaco)[527].

Также имения, лежащие на реке Ретурн и в некоторых других местах.

Он получил также от Людовика, короля Зарейнского, грамоту о возвращении некоторых имений, переданных некогда святому Ремигию; это были: в Вормсском округе – Штудернхайм (Scavenheim)[528] со всем, что к нему принадлежало, Кузель (Cosla) и Альтенглан (Gleni) в лесу Вогезы, а в Тюрингии и Австразии – имения в месте, что зовётся Шёнштедт (Sconerunstat)[529], и в Хелислебене (Helisleba)[530] со всем, что к ним относилось.

Он также, оказывается, по закону возвратил некоторые имущества, церковные права и крепостных, заявив на них притязания через фогтов. Он также выменял некоторые имения епископии, а именно, земли и крепостных, у разных особ, для приращения церкви и ко взаимной выгоде. И на большинство имений, которые выменял, позаботился получить королевские грамоты.

Также каноникам этой Реймсской церкви он учредил госпиталь для приёма странников и бедных, выделив для него соответствующие средства, а именно, с согласия соепископов Реймсского диоцеза, поставивших под этим свои подписи, и при условии, что ни один епископ и никакая иная особа никогда не посмеют передать эти имущества кому-либо в лен или отобрать их тем или иным способом для иных надобностей, и не будут получать с них какой-либо ценз или доход, но всё, что можно по праву получить с этих имуществ, должно тратиться на нужды бедных и каноников в соответствии с предписанием, описанным в грамоте и утверждённым им и прочими епископами. По поводу этого учреждения он также получил у короля Карла грамоту королевской власти.

Кроме того, он велел описать почти все имущества и виллы епископии, разумно разместив в них колонов.

11. О поместном соборе, состоявшемся в городе Суассоне.

В 7-й год своего правления[531] достопочтенный епископ Хинкмар провёл в городе Суассоне, в монастыре святого Медарда, в церкви, освящённой в честь святой Троицы, поместный собор при участии: Венило, архиепископа Санса, Амальрика[532], архиепископа Тура, Теодориха[533], епископа Камбре, Ротада[534], епископа Суассона, Лупа[535], епископа Шалона, Иммо[536], епископа Нуайона, Эрпуина[537], епископа Санлиса, Эрменфрида[538], епископа Бове, Пардула, епископа Лана, Хильмерада[539], епископа Амьена, Хукберта, епископа Мо[540], Агия[541], епископа Орлеана, Пруденция[542], епископа Труа, Германа[543], епископа Невера, Ионы[544], епископа Отёна, Годельсада[545], епископа Шалона, Додо[546], епископа Анжера, Гумберта[547], епископа Эврё, Гильдебранда[548], епископа Сее[549], Ригбольда, реймсского хорепископа; там заседали также пресвитеры и аббаты: Додо, аббат монастыря святого Сабина, Луп, аббат монастыря, под названием Феррьер, Бернард, аббат монастыря святого Бенедикта, под названием Флёри, Одо – из монастыря под названием Корби[550], Хейрик – из монастыря Корбион[551], Баво – из монастыря Орбе, и многие другие священники и аббаты; присутствовали дьяконы и духовенство прочих чинов, и был сам славный король Карл; а обсуждались там некоторые неотложные дела церкви Божьей.

На этот собор пришли некоторые каноники и монахи Реймсской церкви, а именно: Ратольд, Гислольд, Вольфад и Фредеберт – из каноников нашей матери церкви; Сигемунд – из монастыря святого Теодориха; а из монахов монастыря святого Ремигия – Нортвин, Хейнрад, Мавринг, Антей, Тетланд, Хайрохальд, Радульф, Хуикперт, – и пожаловались на то, что они отрешены этим своим архиепископом от исполнения церковных должностей, на которые их возвёл Эббо. По поводу этой жалобы названный епископ Хинкмар избрал себе судьями Венило и Амальрика, вышеназванных архиепископов, а также Пардула, епископа Ланского, который на этом суде должен был оберегать место его митрополичьего звания. А истцы, признав этих судей, прибавили к ним также Пруденция, епископа города Труа. И эти лица, когда их назначили судьями, постановили, что если архиепископ Эббо канонически рукоположил этих братьев, пребывая в своей должности, то им следует совершать священнодействия; если же он, когда его незаконно низложили и канонически восстановили в должности, рукоположил их после своего канонического восстановления в должности, то им также следует совершать священнодействия без всяких возражений.

По этому поводу спросили тех, кто рукоположил Хинкмара, чтобы они объявили, что им известно о низложении Эббо и рукоположении Хинкмара. Тогда поднялся Теодорих, епископ Камбре, и на виду у государя и собора подал акт, содержавший порядок низложения названного Эббо. Тогда обсудили, каким образом разжалованного епископа следует восстанавливать в должности, и что этот Эббо не был канонически восстановлен, но был, кроме того, осуждён апостольским престолом – папой Сергием, который утвердил его низложение, дабы тот оставался только в мирском причастии.

Затем было зачитано положение о том, как следует рукополагать митрополита, а также канонические акты Эрхенрада, епископа Парижской церкви, утверждённые его рукой и руками его архиепископа и соепископов, которые он передал Хинкмару по просьбе духовенства и народа Реймсской церкви, и канонический декрет, утверждённый руками реймсского духовенства и знати, о том, как они просили дать им этого Хинкмара в епископы, и как он был представлен и канонически рукоположен в архиепископы в присутствии и с согласия всех соепископов Реймсского диоцеза.

После этого поднялся сам Хинкмар и на виду у государя и собора подал канонические акты, которые священные каноны предписывают рукоположенному принимать от рукополагающих, предлагающие дату и консула. Он подал также послание, адресованное апостольскому престолу по поводу утверждения его рукоположения и подписанное руками епископов Реймсской провинции и почти всей Галлии. Он предъявил также грамоту о подтверждении его рукоположения, скрепленную рукой этого досточтимого государя и запечатанную его печатью, к святой и апостольской римской церкви. Так, было решено и подтверждено, что Хинкмар рукоположен в епископы канонически. Затем рассмотрели, что следует решить по поводу тех, кого Эббо посмел рукоположить после своего низложения, не будучи законно восстановлен в должности.

Тогда поднялся Иммо, епископ Нуайонский, подав каноническое и апостольское предписание, говорившее, что никто из тех, кто был, по-видимому, рукоположен им в церковные чины, не мог получить от него то, чего тот сам не имел, и прочее.

Таким образом было решено, что все церковные рукоположения, которые Эббо совершил после своего низложения, кроме святого крещения, которое совершается во имя святой Троицы, в соответствии с указанием апостольского престола, следует считать недействительным, а те, кто им рукоположен, должны быть лишены церковных чинов.

Тогда один из названных братьев, по имени Фредеберт, зачитал жалобу, в которой говорилось, что они, мол, позволили Эббо рукоположить себя потому, что видели, что викарные епископы Реймсской церкви, а именно, епископ Ротад, Луп, Симеон, Эрпуин, пришли в митрополичью Реймсскую церковь с грамотами императора Лотаря и восстановили этого Эббо в должности. Кроме того, названные клирики показали грамоты, которые были утверждены руками епископа Теодориха, Ротада, Лупа, Иммо и прочих епископов этого диоцеза; но эти епископы, прочитав их, признали грамоты подложными, и [каноников] было приказано лишить причастия за то, что они дерзнули предъявить епископам такое обвинение.

Когда всё это было решено таким образом, архиепископ Хинкмар по решению судей и с согласия государя вновь занял своё место примаса.

Затем был поднят вопрос об одном пресвитере и аббате монастыря Отвильер, по имени Хальдуин, которого Эббо рукоположил в дьяконы, а Луп, епископ Шалонский, посвятил затем в пресвитеры. И вот, епископ Луп поднялся и подал фолиант, в котором говорилось, как ему – из-за того, что митрополичья Реймсская церковь была лишена пастыря – было приказано королевским предписанием короля Карла заботиться по мере своих сил об изготовлении миро и о прочих церковных делах. Поэтому, когда архидьякон Реймсской церкви вместе с прочими служителями, как канониками, так и монахами, вручил ему королевское предписание – рукоположить этого Хальдуина в пресвитеры и посвятить в аббаты монастыря Отвильер, он рукоположил его по воле названного государя и подателей послания. По этой причине собор рассудил, что этот епископ, рукоположив его, не совершил ничего предосудительного, но тот, вступив в священнический сан, не пройдя чин дьякона, должен быть возвращён на более низкий чин.

Затем был поднят вопрос о тех, которые вступали с Эббо в общение после его низложения; когда зачитали положение о том, как их следует оздоровить, то обнаружили в канонических установлениях, что они, когда им после принесённых извинений дадут прощение и предоставят святое причастие с благословением, могут быть очищены и исцелены их собственным епископом при содействии Господа нашего Иисуса Христа. Что и было сделано достопочтенным архиепископом Хинкмаром.

По совершении этого таким образом добрый государь Карл просил архиепископа Хинкмара и благочестивых епископов, чтобы названные братья, поскольку они не смогли получить церковные чины, могли получить по милости собора хотя бы причастие. Священники по своей доброте охотно с этим согласились и милостиво даровали этим братьям прощение. Всё это было таким образом включено в деяния, зачитано на виду у собора, признано действительным и утверждено руками названных епископов и подписями прочих, которые там были.

Акты собора были направлены Хинкмаром апостольскому престолу и утверждены папой Бенедиктом[552], преемником Льва. И этот папа Бенедикт властью святого Петра и этого апостольского престола пожаловал нашему епископу Хинкмару грамоту, объявив, чтобы никто из подданных этого диоцеза не смел и не мог, презрев его, безнаказанно посягать на чужое и надеяться на суд.

Но господин Николай[553], преемник этого Бенедикта, когда названные выше разжалованные лица обратились с просьбой к апостольскому престолу, пересмотрел и осудил, как выясняется, деяния вышеупомянутого собора и, особенно, то, что подданным вменили в вину исключительно их послушание, и те, которые не воспротивились безрассудно приговору прелата, но смиренно склонили шеи, были весьма сурово наказаны, и те, кто просил о милосердии, не заслужили, по его словам, справедливого приговора. Он также сообщил, что господин Хинкмар не раз посылал смиренные послания по поводу этих деяний собора папе Льву, чтобы тот признал и утвердил апостольской властью этот собор. Но тот осмотрительно отказался это сделать, так как постановления этого собора, дабы полностью устранить все сомнения, должны были быть утверждены некоторыми из тех епископов, которые там заседали, и, в особенности, потому, что там не присутствовали легаты апостольского престола. И потому также, что те, кто был низложен, как уверял Хинкмар, властью собора, через собственные письма обратились к апостольскому престолу, желая, чтобы их вновь выслушали в присутствии апостольского престола; этот папа велел также епископу Хинкмару прийти вместе с ними на собор, куда он направит со своей стороны своего легата, а именно, Петра, епископа Сполето, для возобновления от его имени судебного разбирательства. Поскольку господин Хинкмар не явился на слушание, намерение это не осуществилось, а папа Лев ушёл из этого мира.

Когда же апостольскому мужу наследовал Бенедикт, то его уже в момент вступления в должность стали убеждать и уговаривать утвердить этот собор, но так и не смогли уговорить его сойти с праведной тропы решения. Тем не менее, он так утвердил постановления собора данной ему грамотой, что сохранил за апостольским престолом высший престиж, постановив, чтобы то, о чём просили, оставалось нерушимым, если всё действительно так, как Хинкмар сообщил об этом соборе, и чтобы по этому поводу никогда не возникало никаких жалоб. Но, поскольку выяснилось, что всё совсем не так, как ему сообщили, то следует, как он заявил, по праву признать недействительным всё, что было отнюдь не смиренно принято против низложенных. Поэтому он сперва велел господину Хинкмару постараться милостиво привлечь к себе упомянутых мужей, то есть Вольфада и его товарищей, по-братски договориться с ними об их восстановлении в должности и милостиво совершить это; в противном случае ему надлежит собраться с теми епископами, которым папа лично написал по этому поводу, на соборе, чтобы они, собравшись все вместе, рассмотрели дело этих клириков и, если не возникнет никакого спора перед глазами Бога, решили его. Если же между сторонами возникнет какой-либо спор, то лица, представляющие обе стороны, пусть встретятся у апостольского престола, чтобы принять его особый приговор. Затем, когда при содействии милости Божьей совершилось это судебное разбирательство, он сообщает, что получил полные любви письма всех епископов, которые там были, весьма ясно сообщавшие, что часто упомянутые клирики были согласным решением всего собора признаны достойными возвращения им их чинов; там, как можно было найти в письмах этих епископов, не возникло никакого спора, не случилось, как предполагали, никакого разногласия между отстаивавшими то и другое, не нашлось ни одного обвинителя или хулителя, но прозвучало одно и то же решение и приговор их всех – восстановить их в должности, после того как те были единодушно признаны всеми невиновными по всем статьям. Но названный папа Николай и этот собор отчитал за то, что они не совершили всё так, как он постановил, и не открыли апостольскому престолу в подробном докладе всю последовательность событий; и заявил, что они должны были единодушно, подробно и честно сообщить ему в письменном виде всё, что там и где бы то ни было ещё было принято о низложении Эббо, о жалобе и восстановлении в должности этих клириков, о повторном низложении и переходе в другую церковь этого Эббо, и, включив это в акты, хранить у себя для полной уверенности и надёжности. Итак, он велел свести в одном томе всё, что можно было найти записанного и сказанного по поводу этого дела как апостольским престолом, так и нашими мужами, в том порядке, в каком всё это было прислано, и всё то, что доносили и сообщали апостольскому престолу епископ Хинкмар и те низложенные клирики, и с величайшим старанием направить всё это апостольскому престолу, оставив себе [несколько] экземпляров. И, если впредь доведётся случиться чему-то подобному, он прикажет провести в тех землях собрание священников, и они среди прочего не предадут это забвению, но весьма усердно постараются совершить всё по обычаю предков, и прочее.

Тогда епископы названного собора, повинуясь повелениям апостольского престола, собрали по порядку всё, что сделано в отношении низложения Эббо, восстановления его в должности и повторного низложения, и отправили это достопочтенному папе, предпослав такого рода послание:

«Достопочтеннейшему и святейшему господину папе Николаю от епископов, которые в прошлом году собрались по милости Божьей и по вашему распоряжению в городе Суассоне[554] вместе с прочими, которые не смогли ныне[555] присутствовать. Всё, что было последовательно сделано в отношении низложения Эббо, бывшего архиепископа Реймсского, а также восстановления его в должности, рукоположения брата Вольфада и его коллег и повторного низложения уже названного Эббо и перевода его в другую церковь, о чём вы приказали нам разузнать и сообщить вам, мы, поскольку никто из нас в епископском звании не участвовал в этом, кроме брата Ротада, направили вашей замечательной власти, о святейший отец, в том виде, в каком обнаружили это в актах королей и епископов, которые в этом участвовали и оставили потомкам в своих записях; ранее же мы не сочли нужным излагать всё это и направлять вашей власти из-за того (как уже сообщали вам через Эгило, достопочтенного архиепископа[556], в письме, в котором ни словом не упомянули о низложении Эббо и не видели тогда необходимости упоминать о нём), что у нас не возникло споров о восстановлении в должности братьев и не было так, что одни решали одно, а другие – другое, но, согласно преданию предков, у нас было одно и то же мнение, которое мы и позаботились сообщить вашей мудрости, и мы без возражения поспешили бы восстановить тех, кто не провинился из-за своей дерзости, но был невиновен и кого, по вашему здравому мнению, лишь послушание заставило принять священные чины, в их должностях, если бы не пришлось оказать должное уважение привилегиям святого римского престола, представленным нашему дружному собранию нашим досточтимым собратом, архиепископом Хинкмаром, которые постановили кое-что об этих мужах. Их высшая, совершенная и безупречная сила была, как то законно и справедливо, оставлена на усмотрение апостольского престола; этот наш собрат и священник представил подлинные грамоты этих привилегий с сохранными печатями и неповреждённым текстом не во вред названным братьям и не ради какого-то возражения, но ради оказания должного уважения апостольскому престолу, как то и подобает, вместе с деяниями епископов, акты которых, как вы соизволили открыть нам, вы зачитали и обнаружили, как были разжалованы названные клирики. Он не ставил под ними своей подписи, так как не он низложил своим судом этих братьев, как написали вам и он, и мы, и как показывают эти деяния; и, как мы уже сообщали вам, о святейший отец, мы, споря по поводу этого дела и наметив некоторые решения, ничего всё же не решили и довели дело до того, что их возвращение и восстановление в должности подобает только вашему руководящему величеству. Наше единодушие и впоследствии ни в какую сторону от этого не отклонялось, если даже кто-то по той или иной надобности и уклонился куда-то без нашего ведома. Итак, мы, насколько могли, собрали всё это о деле Эббо в сжатом сборнике из деяний королей и епископов и, как вы велели, отправили это вашему величеству».

После описания последовательности всех этих деяний они прибавили следующее: «Вот всё то, что мы, по приказу вашего величества, узнали о низложении Эббо, бывшего архиепископа Реймсского, которое состоялось около тридцати трёх лет назад, а затем о его восстановлении в должности и возведении в сан брата Вольфада и его коллег, а также о повторном изгнании уже названного Эббо и переводе его в другую церковь, из записей тех, кто уже отошёл к Господу впереди нас, а также из правдивых сообщений тех, кто принимал в этом участие. Мы отправили вашему величеству также то, что по большей части содержится в деяниях епископов провинций Белгики, Галлии, Нейстрии и Аквитании, направленных папе Сергию и посланных папе Льву, вместе с их письмами, а также в письмах императора Лотаря и короля Карла, отправленных по этому поводу, которые, как мы верим, хранятся в римском архиве.

Мы также собрали по вашему приказанию в одном томе тексты, присланные сюда вашим величеством и отосланные вашей святости, расположив их в том порядке, в каком они были присланы и отосланы. И если вдруг что-то ещё было прислано по этому делу вами или к нам, то мы этого не читали. Да и наш собрат и священник Хинкмар дал нам то, что следует послать вашей святости, согласно тому, что вы велели, говоря среди прочего: «Всё, что можно найти записанного и сказанного по поводу этого дела как ранее нами, так теперь вами, и всё то, что донесли и сообщили апостольскому престолу соепископ Хинкмар и те низложенные клирики, следует собрать в одном томе, в том порядке, в каком это было прислано, и, как подобает, с величайшим старанием направить апостольскому престолу, оставив себе [несколько] их экземпляров», и мы, присоединив к тому, всё это отправили», и прочее.

12. О вакантности престола в Камбре и о браке Балдуина с Юдифью, дочерью короля.

Затем [он[557] сообщил также] о вакантности престола в Камбре[558] и о недозволенном браке графа Балдуина[559] и Юдифи. Дело в том, что Юдифь[560], дочь короля Карла, не так давно сочеталась браком с Этельвульфом, королём Англии, он же Этельбальд[561], приняв титул королевы и королевское посвящение. После его смерти она, продав владения, которые получила в королевстве англов, вернулась к отцу и решила жить таким образом под королевской опекой, но затем[562] последовала за графом Балдуином при содействии и с согласия своего брата Людовика[563]. Поэтому король Карл[564] обратился за советом к епископам и прочим вельможам своего королевства и после судебного разбирательства в соответствии с мирским законом велел епископам вынести уже названному Балдуину и Юдифи канонический приговор, согласно указам блаженного Григория.

О низложении Ротада, епископа города Суассона, которого [Хинкмар] отстранил от епископской должности по решению епископов, о поминовении имени Эббо и об осуждении некоего еретика Готшалка[565] названный епископ также, как выясняется, направил апостольскому престолу такого рода послание:

«Господину, весьма и исключительно угодному, отцу отцов, достойному величайшего почтения, достопочтеннейшему папе Николаю, Хинкмар, по имени, а не по заслугам епископ Реймсский и слуга люда Божьего. В письме вашей святости, отправленном через епископа Одо[566] епископам в королевстве Лотаря[567] по поводу ущерба церкви в Камбре, я прочитал, что ваше величество хочет выяснить, из-за чьего небрежения эта церковь не имеет пастыря уже более десяти месяцев. Поэтому, дабы вы, господин папа, не гневались на меня, как на проявившего небрежение, я сообщаю вашему величеству, что и после направленных [вами] Лотарю и епископам его королевства, а также Хильдуину, который вопреки праву захватил эту церковь, писем (перед тем, как вы отправили это), ущерб остаётся до сих пор, и что я часто, как мог, напоминал королю Лотарю об этом через послов и письменно, пока тот не ответил мне в своих королевских письмах, что Хильдуин направил своего посла к вашему величеству, и что он не должен давать по поводу этой церкви иных распоряжений, кроме тех, какие уже отдал, пока не получит от вас ответ по этому поводу.

Также Балдуин в недавнем месяце октябре, уже минувшем, то есть 28-го октября[568], направил мне через двух своих людей письмо вашей святости, в котором говорится, чтобы я зачитал это письмо соепископам нашей провинции, и мы приняли бы Юдифь и привели бы её пред взоры отца и матери, если, однако, заметим, что наш названный замечательный король намерен тотчас же исполнить то, что торжественно обещал вам по поводу неё и что должен был письменно и на словах через ваших послов сообщить вашей святости. Если же нам удастся установить, что они намерены отложить это, то нам ни в коем случае не следует её принимать. В противном случае, то есть если мы поступим иначе, мы никогда не сможем наслаждаться вашей милостью и общением. Почтительно, как и подобало, приняв письмо вашей святости, я зачитал его нашим соепископам, и мы сообща, насколько смогли, заступились за названную Юдифь перед её отцом и матерью, как вы велели, и постарались привести её пред взоры отца и матери. После этого, поскольку так нам казалось правильным, согласно священным правилам, как мы их понимаем (ибо мы полагаем, что то, что в соответствии со священными правилами было на наших глазах связано узами анафемы, нельзя разрешить без достойных плодов покаяния), мы хотели, чтобы они по церковной традиции дали сперва удовлетворение церкви, которую оскорбили, и только потом постарались соблюсти нормы светских законов – то, что те предписывают. Но, так как они заявляли, что им достаточно и ваших писем, которые ничего по этому поводу не предписывали, более того, указывали не медлить с их бракосочетанием, и их нельзя принудить [к этому] без вашей власти, к которой они взывали, если только они не провинятся в ином, я зачитал им из другого письма вашей святости, что вы не отменили церковные законы, но направили просьбы за того, кто мог быть наказан по мирскому закону, дабы у него была возможность покаяться в том, что он совершил против церковных законов. Так и наш Спаситель, который хочет, чтобы все люди спаслись[569] и не хочет никого погубить, по праву священника заступился на кресте перед Отцом за своих гонителей; и Он, который дарует всё вместе с Отцом, с успехом добился этого для тех, кто после Его распятия уверовал и в угрызении совести совершил покаяние.

Подобно ему и ты, викарий апостолов, к могилам которых прибегают, и главный епископ католической и апостольской церкви, просил простить тот грех, который был совершён против царя человека и против законов мирских, дабы у них было время искупить через покаяние тот грех, который совершён против царя неба и земли и против законов царствия небесного. Напротив, миряне и даже некоторые из тех, кто ранее возражал против такого рода брака, прикрываясь этим неотразимым, как им казалось, доводом, но, как на самом деле обстоит дело, жертвуя спасением, не захотели отступать от слов этого вашего последнего письма, которое, как они говорили, указывает, что их брак должен быть совершён без всякой отсрочки. Когда же я заявил, что ни ради какой земной власти не должен отступать от церковных правил, как я их понимаю, особенно, когда заодно со мной, более того, заодно с Богом действовал и наш господин король, ваш сын Карл, они, будто бы заботясь о моём благе, дали мне совет (тут я воспользуюсь не своими, но их словами, которые вы, ваша кротость, как кроткий, смиренный сердцем и терпеливый образчик и наставник учения Божьего, примете без гнева), заявив, что поскольку не светская, но церковная власть повелевает мне в этом деле, мне не следует быть заодно с теми, кто этому противиться, дабы какой-либо наш соперник не внушил вашей святости, будто бы я совершил это в поношение вашей святой папской власти и апостольскому престолу, и, восстановив против меня вашу кротость, не добился бы какого-либо отлучения, как это произошло с Ротадом (что, однако, не дошло до меня, если не считать рассказов епископа Одо, а затем Лиудо), прежде чем мы сможем послать вашей святости последовательный отчёт по поводу всего случившегося или вы сами узнаете о том, как всё произошло, через ваших посланников, особенно, когда в этом письме вашей святости можно прочесть, что если бы мы совершили противное тому, что записано в этом письме, мы никогда не смогли бы наслаждаться вашей милостью и причастием. Когда же я, напротив, заявил, что это, мол, вставлено в вашем письме для того, чтобы та женщина не была нами обманута, а не для того, чтобы она не давала удовлетворение церкви, они сказали в ответ: почему, мол, я хочу понимать ваше письмо иначе, чем вам угодно было его написать, когда я мог бы ясно понять его смысл по уже присланным мне в прошлом посланиям. Поэтому, вспоминая прошлые письма, отправленные вами мне и епископам королевства господина Карла, вашего сына, и обращая внимание также на то, что ваша доброта недавно поручила мне в письме через Лиудо (ведь это обсуждалось в Оксере после прибытия Лиудо), я, [колеблясь] между страхом от прошлых [писем] и надеждой, что подаёт последнее письмо, дающее мне более кроткие указания, не подавая виду, уклонился от спора в этом деле и не дал пока что согласия, как бы отложив его на время, ожидая, что из вашего решения по тому делу из-за Ротада, которое предстоит, смогу узнать, как мне впредь следует поступать в такого рода делах. Таким образом, поскольку мы ничего из церковной службы им не запретили, но лишь уклонились, насколько могли, от этого дела, Балдуин и Юдифь постарались соблюсти нормы светских законов, которые они отдали предпочтение. Наш господин король, ваш сын, также не пожелал присутствовать при этой помолвке и бракосочетании, но, открыто послав государевых слуг, как и обещал вам, позволил им сочетаться друг с другом браком по светским законам и исключительно в силу вашей просьбы даровал Балдуину почести».

13. О деле Ротада, низложенного епископа Суассона.

Затем, как ваша святость велела в адресованных моей ничтожной особе письмах, я обратился к письму вашего величия, присланному епископом Одо[570] всем епископам королевства нашего господина Карла, славного короля, по делу Ротада, беспрекословно выслушать которое ты меня послал, и тут же, прежде чем был распущен собор, дабы не случилось никакой задержки в исполнении вашего приказа – то ли от вторжения язычников, то ли по какой-то иной причине, вместе с теми достопочтенными епископами постарался, насколько это от меня зависело, исполнить ваше приказание по поводу этого Ротада, как то подробно сообщат вашей святости послы и письма наши и господина короля. Но, поскольку из-за одного обстоятельства, о котором вам сообщат эти послы, мы не смогли сразу, как предполагали, дав грамоты и назначив наших викариев, прийти к вам вместе с этим Ротадом, то задержались из-за этого дольше, чем хотели, и Лиудо, посланник нашего господина короля, вернувшись от вашей святости, 30 ноября[571] вручил в городе Оксере нашему господину королю, вашему сыну, ваше апостольское послание; и, поскольку его сын и тёзка Карл[572], который чем-то прогневил отца и некоторое время отказывался из-за этого прийти к нему по наущению неких мужей, просил отца через своих послов направить ради него и привести к его стопам мою ничтожную особу вместе с некоторыми другими его верными, дабы он благодаря нашему заступничеству смог обрести у отца милость, и господин король приказал моей смиренной и ничтожной особе явиться туда к нему на службу. Как только я пришёл, он тут же дал мне прочитать ваше послание, в котором ваше величие, хотя и отозвалось по своей почтительности любезно о моей смиренной особы без каких-либо особых заслуг с моей стороны, но соизволило не без некоторой критики похвалить написанное моим неразумием вашей мудрости по поводу того, что я знаю и понимаю. В нём, как мне кажется, вы решили, что моё многословие слишком возросло. Пусть ваша святость поэтому соизволит милостиво выслушать то, что блаженный Августин не поколебался храбро сказать о своём многословии господину господ, когда хотел оправдаться перед ним в этом, написав среди прочего: «Говорить много – не грех, если это, однако, необходимо»[573].

Поэтому, о святейший господин и достопочтеннейший отец, будьте несколько снисходительны к моему неразумию[574], а также поддержите меня, если я, как бы повторяясь, пишу о деле Ротада, уже хорошо вам известном, ещё кое-что, в связи с чем (поскольку это угодно вам, кому угодны все добрые дела), мы посылаем наших викариев, не как обвинителей для ведения борьбы, но как обвинённые Ротадом и нашими соседями[575], которые или не знают этого дела достоверно и в полной мере, или не хотят знать, чтобы смиренно сообщить вашей высшей власти, что мы осудили Ротада не в поношение апостольскому престолу, как обратившего к апостольскому престолу согласно Сардикским канонам, но по правилам, в соответствии с карфагенскими и африканскими канонами и декретами блаженного Григория, как того, кто обратился к суду выборных судей по поводу определённых глав. Упаси Боже нас от того, чтобы счесть привилегию первого и главного престола понтифика святой римской церкви столь маловажной, чтобы докучать вашей высшей власти и передавать ей споры и тяжбы высших и низших чинов, которые никейские и прочие каноны святых соборов, а также декреты Иннокентия и других понтификов святого римского престола предписывают решать митрополитам на поместных соборах. Но если вдруг возникнет дело, касающееся епископов, по поводу которого мы не найдём ясного и чёткого указания в святых канонах, и из-за этого нельзя будет принять решение на поместном и провинциальном соборе, то нам придётся обратиться по этому поводу к небесному оракулу, то есть к апостольскому престолу. Если же со стороны провинциального епископа не будет по важным делам обращения в суд выборных судей и этот епископ будет осуждён по какой-либо причине, то есть лишён своего сана на поместном соборе, и тот, кто низложен, считая, что его дело правое, обратится и прибегнет к епископу римской церкви, и захочет, чтобы его выслушали, то тем, кто разбирал дело, надлежит после епископского суда написать верховному понтифику, справедливо ли тот считает необходимым возобновление судебного разбирательства, и по решению последнего, в соответствии с седьмой главой Сардикского собора, судебное разбирательство будет возобновлено. Ведь ещё до суда понтифика этого престола следует дождаться решения от митрополита, поставленного по священным правилам, который по древнему обычаю получает паллий от апостольского престола, как Лев [дожидался его] у Анастасия[576], что отмечает Никейский собор и показывают на основании святых канонов прочие епископы римского престола в своих декретах. Ибо он – тот, кто, согласно пророку Иезекиилю, пребывает в сокровищнице, которая лицом к югу, и бодрствует на страже храма[577].

И мы, митрополиты, сравнимы с ним, ибо служим у алтаря, что стоит перед лицом храма, на котором сжигают жертвенное мясо, и трудимся, разбирая на поместных соборах тяжбы мирян, а после суда стараемся сообщать понтифику высшего престола о важных делах и делах больших людей для их рассмотрения. Ибо мы, подвластные ему люди, имеем у себя в подчинении воинов и говорим одному: «Пойди!»; и он идёт; а другому: «Приди!»; и он приходит[578]. Ибо, как говорит Лев, и среди блаженнейших апостолов было в единообразии почести некое разделение власти и, хотя было равное избрание их всех, одному всё же было дано повелевать прочими. По этому образцу возникает также различие между епископами, и строгим распоряжением предусмотрено, чтобы все не присваивали себе всего, но каждый находился бы в своей провинции, и были те, чьё мнение считалось бы первым среди братьев, и через них забота о вселенской церкви притекала бы к единому престолу святого Петра и никогда не отступала бы от своего главы. Так что тот, кто знает, что поставлен над некоторыми, не должен испытывать досаду от того, что кто-то поставлен над ним, но то послушание, которого требует, оказывает также и сам. Ротад же требовал его от своих людей более, чем сам старался оказывать святым канонам, хотя можно прочесть, что даже святые ангелы на небе подчиняются своим старшим; поэтому и дошло до того, что он заслужил своё низложение. Многие годы я старался склонить его к послушанию святым канонам, оказывая благодеяния, увещевая и заклиная как лично, так и через соепископов и через каких только мог приближённых. Много раз я старался стращать его в митрополичьих письмах и от имени апостольского престола и стремился показать ему на основании текстов католических мужей, как тяжко он погрешил. А он отвечал на это, что мне нечего больше делать, как только во все дни показывать ему мои сочинения. Многие неоднократно порицали меня за это: почему, мол, я так долго сознательно терплю этого неисправимого и бесполезного для священной службы мужа вопреки воле Божьей и священной власти. Я же, хотя очень часто старался как бы намеренно разжигать гнев как в короле, соепископах и своих соседях, так неоднократно и в самом себе, и не мог этого, зная, как опасен в священнике бурный и неистовый гнев и как опасно выносить опрометчивый приговор и давать волю ярости гонения, долгое время сносил разные отговорки, строптивость непокорных, уколы злых языков и его самого не без страха перед опасностью, которой подвергались вверенные ему души, а когда больше не должен был это сносить, вызвал его на собор многих епископов, чтобы он хотя бы их выслушал. Но он предпочёл не выслушать их совет, но потребовать суда надо мной.

Чтобы угодить ему и чтобы он хотя бы таким образом устыдился и отступил от затеянной им глупости, я по его просьбе подчинился суду, как уже более подробно сообщил вашей святости в другом письме, и необходимость заставляет меня вновь сообщить в угоду вашей власти, что я, как вы знаете, ничего не совершил против него из духа враждебности, но, насколько я могу заглянуть в свою душу, совершил всё это из рвения Божьего. То, что я говорю, известно также господину королю, епископам его королевства и очень многим как церковным, так и светским мужам. А после его низложения я добился, чтобы господин король и епископы уступили ему одно весьма славное аббатство, и все мы позаботились о нём из наших средств, как об отце, лишь бы он, который всегда вёл жизнь в роскоши, не сломался и не пытался досаждать и причинять тяготы церкви, которой правил. И, хотя сперва он с этим согласился, но затем, как говорят те, кто уверяет, что знают об этом, некоторые из епископов королевства Лотаря, ненавидевшие нас лютой злобой из-за того, что мы не согласились с их советами по поводу Вальдрады[579], а также некоторые из Германии, как кое-кто уверяет, по убеждению своего короля Людовика (поскольку я не договорился с ним, как Ротад, об изгнании из королевства его брата[580]), внушили этому Ротаду, чтобы он не отказывался от возбуждения распри, и они добились у вас, чтобы его восстановили в должности. Теперь же, как вы приказали, мы добились у нашего господина короля, вашего сына, чтобы его отвели по вашему распоряжению к вашей особе, веря, что Господь изволит вдохнуть в ваше сердце то, что Ему будет угодно по этому поводу.

Что касается того, что ваше предобрейшее достоинство изволило написать мне, вашему слуге, через Лиудо, дабы я привлёк к себе всё сообщество братьев и постарался надлежащим образом, в соответствии с описанным там порядком, опираясь на ваше строгое апостольское суждение, восстановить его в прежней должности, то знайте, о достопочтеннейший и милейший отец, достойный самого преданного почтения, что я не смог это сделать по указанным ниже причинам, а именно: потому что, во-первых, этот Ротард был вместе с направляемыми к вашей власти письмами уже поручен тем, кто должен был отвести его к вашей особе; во-вторых, у меня не было возможности собрать всё сообщество братьев, так как я, как уже писал выше, находился вдали от нашего диоцеза на службе у вашего сына, нашего короля; в-третьих, потому что он не мог быть канонически восстановлен в должности без решения тех, кто участвовал в его низложении и кому вы написали по этому поводу; ведь епископы прочих провинций не смогли собраться по моему призыву, будучи заняты многими делами, а соепископы Реймсской провинции сразу с того собора, на котором мы заслушали послание вашей святости, спешно отправились к своим престолам для оказания сопротивления норманнам. Немногие же числом епископы, которые были вместе со мной на службе у вашего сына, нашего короля, когда я зачитал им рекомендацию вашей милости по поводу Ротада, ответили, что знают, что в нём была отнюдь не такая жизнь и образ мыслей и не такое рвение к богослужению, чтобы они рискнули к ним приобщиться, особенно, когда он, который ранее имел некоторый страх по поводу своего низложения и всегда был непослушен святым канонам, королевскому величеству и власти митрополита, теперь обречён неистовствовать ещё более необузданно и жить ещё более пагубно и распущенно, со вседозволенностью и служа своим прихотям, многим служа дурным примером и являясь соблазном для ещё большего числа благомыслящих.

Что же до того, что милость вашей души написала, имея в виду добрую, а не звериную душу человека, говоря: «Возможно, он признает свой грех и по доброй воле покорится суду, который его осудил. Если он это сделает, то надо добиться у короля Карла – вашего возлюбленного сына – чтобы тот по доброте души пожаловал ему от своих щедрот подобающие бенефиции, за счёт которых он мог бы достойно и в достатке жить со своими людьми», то пусть ваше достоинство знает, что он не такой человек, и такого рода умеренность ему не свойственна; ведь его никогда не удавалось отговорить от того, что он затеял.

Вот что я, слуга вашего владычества, обдумал в своей душе и, посовещавшись с вашим вернейшим сыном, моим славным государем королём, предусмотрел в этом деле и счёл целесообразным написать вашей мудрейшей власти, а именно: что я, полагаясь на присланную моей скромной особе через Лиудо грамоту вашей власти (о которой вы упомянули в послании, отправленном вами вашему сыну, нашему господину королю, и которую я ему зачитал), мог бы, конечно, добиться у него, чтобы он поручил своим посланцам, которые приняли Ротада с заданием отвести его к вашей особе, погодить с поездкой в Рим, пока не настанет удобное для созыва епископов наших земель время; и, поскольку не будет никакого основания сообщать другим о причине, по которой задерживается отправка Ротада, до того, как епископам зачитают послание вашей власти, может статься, что те, кто по милости Господней, по своей доброте и ввиду набожной любви почитают меня и высоко ценят (хотя я – ничто), решив, что это произошло по моему указанию, возмутятся против меня, будто это я велел пренебречь и презреть ваше указание, хотя я, насколько мог, в течение указанных вами в присланном через епископа Одо послании дней старался ускорить выполнение вашего приказа. И если я заговорю с епископами, когда они соберутся все вместе, о восстановлении в должности Ротада, чья беспечная жизнь и долговременная никчемность в богослужении им хорошо известны (и они знают, что и я об этом знаю вместе с ними), то они все набросятся на меня и решат, что я сошёл с ума, если даже мы обещаем Ротаду добиться для него бенефиций, лишь бы он отрёкся, – чего он не сделал и ради своего спасения; ибо почти все в этих провинциях знают, что он, согласно карфагенским и африканским канонам и декретам блаженного Григория, вверил себя суду выборных судей; там присутствовало более 500 мужей разного чина, которые видели, как золотая чаша с драгоценными камнями были взяты посланником короля у трактирщика и его жены, которым они были даны им в залог, и внесены в собрание, и признали серебряные венцы, забранные у еврея, которому он их дал, и церковные средства, утаённые им и тайно розданные, а затем полученные обратно и возвращённые церкви, и серебряные сосуды, которые с давних пор имели в церкви немалый вес, а также прочее, что его предки, предшественники и прочие верные пожертвовали этой церкви ради спасения своей души, и что было им роздано по его прихоти без согласия митрополита и соепископов и без разрешения эконома, пресвитеров и дьяконов его церкви; хотя блаженный Григорий на основании священных канонов неоднократно писал в своих посланиях, что всё то, что епископ приобретёт после своего рукоположения в сан епископа, принадлежит церкви, в которой он поставлен; отсюда ясно, что он не должен был распоряжаться всем этим без эконома и согласия клириков. Но и все люди и жители города, которые собрались на собор вместе с королём и епископами и, воистину сбежавшись на зрелище, видели, как он пришёл к воротам собора и вернулся оттуда, как помешанный, и знают, как он, презрев такую милость короля и братьев, был осуждён по известным статьям, по которым священные каноны дают ясные решения, и ушёл, став твёрже камня, в то время как король и епископы проливали слёзы, решат, что мы сомневаемся в справедливости и нелицеприятии вашей власти и поэтому обещаем ему местечко, чтобы он отрёкся, – мы, которые осудили его согласно святым канонам, как мы их понимали, а затем, как предписывают каноны, позаботились сперва объявить через нашего соепископа, который участвовал в этом суде, наш приговор по поводу него, а ныне, как вы приказали, направить его вместе с нашими письмами и викариями к апостольскому престолу, который утверждает соблюдение отеческих канонов и своим соблюдением показывает, какие из них утверждены и требуют соблюдения, – и по праву заклеймят нас таким образом, как безумцев. И даже, если может статься (хотя не верится, что это будет сделано первым и святым престолом и вашей высшей апостольской властью), что такой человек, о котором вам всё это известно, будет объявлен восстановленным в чине, то наша совесть будет чиста и мы не будем впредь опасаться за души, вверенные ему вами. И, так как все в этих землях знают, как нерадив он был и как часто пренебрегал святыми канонами, как долго и сколь кротко и милостиво мы его терпели, и как неохотно он был осуждён нами, согласно святым канонам, как мы их понимали, поскольку не хотел исправиться, то нам нечего будет стыдиться из-за его восстановления в должности, если оно будет осуществлено распоряжением вашей высшей власти; ведь все мы, старики и юноши, знаем, что наши церкви подчинены римской церкви, и мы, епископы, являемся в силу первенства святого Петра подданными римского понтифика, и поэтому нам следует повиноваться вашей апостольской власти без ущерба для веры, которая всегда процветала в этой церкви и будет процветать при содействии Господа. Ведь это для нас и для некоторых других написано, что: «Иисус был в повиновении у своих родителей»[581]; и для нас же написано: «Повинуйтесь наставникам вашим и будьте покорны»[582]; и: «Ничего не делайте по любопрению или по тщеславию»[583]; а также: «А если бы кто захотел спорить, то мы не имеем такого обычая, ни церкви Божьи»[584]. Поэтому я, переговорив с вашим вернейшим сыном и моим государем, славным королём, повторил ему то, что часто внушал и что он весьма охотно усвоил и старался исполнить: ведь как земля и что наполняет её, вселенная и всё живущее в ней[585], – Господни, и Его же – царство[586], и Он даст его, кому хочет, так и церковь свою Он основал на тверди камня апостольского[587], и перед своим распятием и после своего воскресения с особой заботой и исключительной привилегией передал её святому Петру и его викариям в ней; и кто почитает этот престол и понтифика этого престола, тот почитает и того, кто сказал: «Принимающий того, кого Я пошлю, Меня принимает»[588], и будет прославлен тем, кто сказал: «Я прославлю прославляющих Меня, а бесславящие Меня будут посрамлены»[589].

Поскольку многие знают, что собой представляет жалоба Ротада (хотя некоторые и говорят об этом иначе), и все в целом знают, что ваша власть велела направить его на ваш суд вместе с нашими викариями, достойно и справедливо, чтобы всякий епископ, кому римский понтифик прикажет явиться к нему в Рим, старался прийти к нему, как предписывают святые каноны, если только ему не мешает недуг или какая-то ещё более тяжкая нужда и немочь; и уж тем более обязан явиться тот, кто всячески взывает к нему и кому он велит предстать перед собой из-за такой жалобы. И всякий, кто увидит и услышит, что король и епископы с готовностью повинуются верховному понтифику апостольского престола и почитают его, [согласится], что их подданные должны повиноваться им с ещё большей готовностью и смирением. Ибо, как говорит блаженный Григорий[590], в то время как члены, управляемые дурной головой, существуют впустую, члены, управляемые головой, увенчанной славой и почестями, то есть прославленной и украшенной, блистают её красотой и славой. И Ротаду не удастся поплатиться сильнее, чем если он отправится к вашей особе, и ему на основании подписей таких епископов, которые не хотят лгать вам и Богу, и свидетельств стольких викариев этих епископов, докажут, что он защищает неправое дело. Поэтому ему придётся пенять на самого себя, а не на вас за то, что он без веской причины не давал покоя ни себе, ни многим другим.

И ваша рассудительная милость, которая знает, что к ближнему должна проявлять сострадание, а к порокам – непреклонность, в достаточной мере предупреждала его об этом в ваших апостольских письмах. Но ему, как известно, среди прочих недостатков было присуще такое бессердечие, что он, не имея ни страха Божьего, ни любви к Нему и не испытывая никакого стыда, в течение стольких лет и в таких важных делах неоднократно противился святым канонам и декретам понтификов святого римского престола, а также привилегии и соборным решениям своего митрополита, и, пока его столько лет терпели, не желал отступать от своей глупости; несмотря на неоднократные мольбы короля и епископов, его так и не удалось склонить к тому, чтобы подписаться под тем, что впредь он, согласно той привилегии своего митрополита, будет повиноваться святым канонам и декретам понтификов святого римского престола (ибо без их соблюдения никто из наших не может быть епископом), и таким образом во всём иметь мир с братьями.

Затем, в акте своей жалобы, через который он добровольно обратился в суд выборных судей, он бесстыдно (ибо все знали, что он лгал) сообщил собору, что выполнил всё это, и таким образом обратился в суд, но отказался подписаться под тем, что будет это соблюдать, дабы не быть осуждённым. Он, как нам впоследствии сказали те, кто это от него слышал, и что мы сами узнали, потому отказался ставить там свою подпись, чтобы не быть осуждённым; но, если бы король и мы, епископы, настояли на своём решении, то он отправился бы в Рим, прежде чем быть осуждённым, и, придя туда, подписался бы под всем этим по вашему приказу, будучи разрешён вами против нашей воли; он не понимает, более того, не в состоянии понять (ибо его ослепила его злоба), что ваше величие мыслит весьма мудро, и почему Господь, когда Он обратился с неба к Павлу, и тот спросил: «Господи, что повелишь мне делать?»[591], сообщил ему не всё, что тому следовало делать, но направил его к Анании, от которого он должен был услышать и узнать то, что надобно было сделать. Так и ангел послал Корнелия к Петру для обучения и повиновения, после того как объявил ему, что он услышан[592]. И, хотя он ещё до крещения был, так сказать, крещён Святым Духом, святой Пётр велел крестить его крещением того, кто крестит в Святом Духе и в ком сердца верных очищаются верой. Из-за этого его малые, но верные обрушились на него с жалобой: почему, мол, он вошёл к язычникам; и этот князь апостолов, полный благодати высочайших даров и поддержанный силой неисчислимых чудес, ответил на жалобу, прибегая не к власти, но к разуму, и по порядку изложил дело с той же кротостью, с каким смирением сказал названному Корнелию, когда тот хотел ему поклониться: «Смотри, не делай этого; ибо я тоже человек, как и ты»[593]. Ведь если бы он, отвечая на жалобу верных, прибегнул к власти, то он, как говорит Григорий, конечно, не был бы наставником кротости. Итак, он успокоил их, кротко прибегнув к доводам разума, и смиренно дал отчёт по делу, за которое его упрекали, и даже привлёк свидетелей, говоря: «Пошли со мной и сии шесть братьев»[594]. Следуя его смиренному величию, кротчайшей власти и праведнейшей проповеди (так как он говорил: «Не господствуя над наследием Божьим, но подавая пример стаду»[595]), блаженный Геласий в своих декретах о церковных установлениях ко всем епископам говорит: «Когда мы стремимся не позволять себе ничего, что шло бы в разрез с почтительным отношением к спасительным правилам, и когда апостольский престол старается с добрым и набожным намерением соблюдать при содействии Господнем всё то, что предписано отеческими канонами, совсем не пристало кому-то из епископов или из низших чинов нарушать это соблюдение, которому, как он может увидеть, следует и которому учит престол святого Петра; и весьма подобает, чтобы тело церкви было едино в этом соблюдении, которое, как он может заметить, здравствует здесь, где Господь поставил первый престол всей церкви».

Также о Варнаве и Савле, правдиво говорившем: «Павел Апостол, избранный не человеками и не через человека, но Иисусом Христом и Богом Отцом»[596], после того как те долгое время наслаждались обществом апостолов, Святой Дух сказал – не самим апостолам, но, согласно правдивости священной истории, пророкам и учителям, которые служили Господу и были в Антиохии: «Отделите Мне Варнаву и Савла на дело, к которому Я призвал их. Тогда они, совершив пост и молитву и возложив на них руки, отпустили их»[597]. И те, когда ушли, посланные Святым Духом, были названы апостолами; и в следующем году, то есть в 14-й год после распятия Господа, хотя тот же, кто содействовал Петру в апостольстве у обрезанных, содействовал и Павлу у язычников, именно Павел вместе с Варнавой получил, по договорённости с Иаковом, Кифой и Иоанном, благовестие для язычников[598]. Тот же Павел написал нерадивым правителям у коринфян по поводу нечестивца: «В собрании вашем обще с моим духом предать такого рода [злодея] сатане во измождение плоти, чтобы дух был спасён в день Господа»[599]. И правители коринфян предали его сатане во измождение плоти, и Павел – своей властью вместе с ними, узнав о его поступке, а когда те восстановили его, узнали о его раскаянии, то и Павел – своей властью вместе с ними, говоря: «Что вы ему дали, то и я. Ведь и я, если что и даровал, то ради вас в лице Христа». Блаженный Григорий говорит поэтому: «Не сторонюсь добрых дел ваших. И да будет моим всё, что вы сделали». И, как если бы мы осмелились спросить его: почему ты общаешься с учениками с такой осмотрительностью? Почему с таким волнением воспитываешь себя на основании их поступков, а их – на основании собственных? отвечает: «Чтобы мы не были обмануты сатаной. Ведь мы не знаем его помыслов, то есть дабы то, что ум славно начинает, он не обратил в дурной конец».

И Иннокентий: «Апостольская милость объявила это коринфянам, чтобы добрые люди всегда в едином духе следовали приговору – вынесенному и отменённому, без разницы». И Лев со слов апостола: «Никто не ищи своего, но каждый – пользы другого[600]; и каждый из нас должен угождать ближнему, во благо, к назиданию[601]. Ведь связь нашего единства не может быть прочной, если мы не скрепим узы любви до нерасторжимой прочности. Ибо, как мы имеем в одном теле множество членов, но все члены обладают разными способностями, так и мы, хотя нас много, составляем одно тело во Христе, но одни являются одними его членами, другие – другими[602]. Связь всего тела создаёт единое благо, единую красоту. И эта связь всего тела требует единомыслия, но, особенно, требует согласия среди священников. И даже если у них общий чин, то достоинство у всех – не одно и то же».

Всё это, при сохранении понимания более высокого, совершается в отношении вышеназванных особ и излагается указанными мужами, дабы было понятно, как младшим надлежит повиноваться старшим, как старшие должны заботиться о младших, и как установленный Богом порядок может соблюдаться всеми и во всём. По этому поводу высший пастырь церкви наставляет: «Служит ли кто, служи по силе, какую даёт Бог, дабы во всём прославлялся Бог[603], который поручает своим рабам дела свои и каждому по его силе; как и о Святом Духе написано, что Он разделяет дары каждому особо, как Ему угодно[604]». И поэтому, согласно Сардикскому собору, верховный понтифик первого и святого римского престола не должен восстанавливать низложенного провинциального епископа, который взывает к нему по поводу возобновления судебного разбирательства и обращается со своей жалобой, тотчас же, особым правом своей привилегии и власти, но должен отпустить его в провинцию, где происходило дело и в которой дело можно тщательно разобрать, согласно карфагенским канонам и нормам римского закона, где не сложно будет вызвать свидетелей и выяснить истину; пусть он соизволит написать соседним епископам или пошлёт со своей стороны людей, которые, имея от него полномочия, проведут суд вместе с епископами и, тщательно разобрав дело, вынесут приговор; или пусть соизволит поверить, что епископов достаточно, чтобы они могли положить конец делу. И Иннокентий предписывал: «Если между клириками как высшего, так и низшего чина возникнут какие-то споры или тяжбы, то епископам этой провинции, собравшимся, согласно Никейскому собору, надлежит положить конец ссоре». И Бонифаций пишет о Максиме, что тот должен прийти в провинцию и предстать перед созванным там судом, и всё, что епископы этой провинции сочтут нужным решить по поводу него, он, когда ему об этом доложат, утвердит своей властью; чтобы всякая провинция, как он же пишет Иларию, во всех делах всегда ждала решения своего митрополита, как записано на Никейском соборе, дабы как в Александрии (ибо у епископа города Рима одинаковый обычай), так и в Антиохии и прочих провинциях привилегии сохранялись за их церквями. Поэтому он славно решил, что в каждой провинции должны ежегодно проводиться по два собора в год, дабы такого рода вопросы сообща обсуждались всеми собравшимися епископами этой провинции.

Я говорю это не для того, чтобы в чём-то посягнуть (избави Боже!) на полномочия высшего апостольского престола и вашей святой апостольской власти, которой я, как подобает, готов повиноваться во всём, но потому, что рассчитываю оказать услугу вашей высшей власти, смиренно открыв мудрости вашего величия – то ли для одобрения, то ли для порицания – то, что думаю, и постаравшись известить вас о нравах Ротада, дабы они не укрылись от вас из-за моей небрежности (ведь я их знаю) и чтобы ваше величие могло более уверенно принять по поводу него то решение, какое вам будет угодно. Если ваш суд решит оставить его ныне низложенным, то мы знаем о доброте, скромности и благочестии вашего сына и нашего государя, короля Карла, и что он без всякого возражения выполнит всё, что вы велите этому вашему сыну по поводу Ротада и что он сможет разумно исполнить. Но и наши соепископы в изобилии предоставят ему [всё нужное] из средств своих церквей. Что касается моей скромной особы, то я, как никогда не хотел воздать ему злом за оказанные мне пренебрежение и унижения, так постараюсь весьма охотно оказать ему все те блага, какие смогу, и притом в большем изобилии, чем когда-либо делал. Если же вашей власти будет угодно тут же восстановить его в должности без всякого удовлетворения за столь длительное пренебрежение святыми канонами и декретами апостольского престола, привилегией его митрополита и соборных решений, которым он не хотел ни повиноваться, ни даже заявить, что будет повиноваться им впредь, и подписаться под этим; без его заявления об исправлении и послушании и подписи под ним на глазах у его братьев, чьи праведные увещевания он многократно презирал, хотя об этом во множестве можно прочесть в посланиях Льва и Григория; презрев даже (умолчим о том, что из стыда перед священством и дабы не опозориться перед мирянами, мы, следуя африканскому собору, не позволили вынести для оглашения на собор) и оставив без какого-либо исправления те главы, направленные для придания веры [нашим словам] вашей власти, по которым он был осуждён епископами, к суду коих обратился, согласно ясным указаниям святых канонов и апостольского престола, где Целестин говорит: «Какие дела мы сохраним в достойном виде, если нормы установленных декретов нарушаются по прихоти тех или иных людей из-за дарованной народу воли?»; то я невозмутимо это снесу, как и подобает сносить законный приговор понтифика первого престола – матери и наставницы всех церквей, отца и начальника всех епископов. Но я верю всё же, что ваша основательнейшая рассудительность сможет предвидеть то пренебрежение и непокорность подданных к их прелатам и ту возможность безнаказанно грешить против святых канонов, которые, как кажется некоторым, смогут пагубным образом расцвести из-за этого в наших землях; особенно, когда ваша мудрейшая власть знает, что Сардикский собор, хорошо вам известный, показывает в своей 7-й главе, как апостольский престол должен производить процедуру восстановления в должности или оставления в силе приговора о низложении епископа, который был низложен и обратился к вам с жалобой, при обеспечении сохранности тех, кто по простоте его осудил. Это показывают Иннокентий и Бонифаций, а также Лев в своих декретах и ещё более чётко – Григорий в посланиях, следуя декретам карфагенского собора, мало того, самого апостольского престола, который председательствовал на нём в лице своих викариев, а именно: «что если будет подана апелляция от каких-либо церковных судей к другим церковным судьям, чья власть выше, это не должно повредить тем, чей приговор будет отменён, если их не удастся уличить в том, что они судили предвзято либо под влиянием алчности или приязни».

Известно поэтому, – нам служит свидетелем наша совесть, да и всем, кто в этом участвовал, сей факт небезызвестен, – что мы предпочли бы скорее оставить его в покое, нежели судить, если бы не боялись быть осуждёнными вместе с ним, кого мы не смогли исправить, за пренебрежение святыми канонами по приговору тех, кем они по внушению Святого Духа были объявлены. Поэтому мы не предвзято и отнюдь не под влиянием алчности или приязни, но оплакивая его неисправимую строптивость и непреклонное упрямство, совершили над ним законный суд, который не посмели надолго откладывать. Пусть также ваша мудрая и высшая власть при принятии решения обратит внимание на апостола, учившего, что, мол, «грехи некоторых людей явны и прямо ведут к осуждению, а некоторых открываются впоследствии»[605]. «Они, – как поясняет блаженный Амвросий, – как бы положены на весах, чтобы на суде определить: то ли добрые дела весят больше и идут впереди, требуют вознаграждения и показывая, что дурных дел немного и их нужно милосердно простить, то ли дурные дела перевешивают и идут первыми, чтобы навлечь обвинительный приговор и поглотить добрые дела». Поэтому мы по мере наших сил взвесили в Ротаде наряду с его делами не только никчемность, но и порочность и не без сердечной боли позаботились срубить его, словно никчемную смоковницу, которая долгое время занимала без всякой пользы драгоценную землю[606] и даже после долгого времени и многих увещеваний не приняла предложенные ей корзины сала, но осталась бесплодной.

И, поскольку дело обстоит именно так, то я верю и ничуть не сомневаюсь, что решение вашей власти никоим образом не пропустит то, что без всякого перерыва следует в названной главе карфагенского собора далее. Ибо там сказано: «Если судьи будут избраны с согласия сторон, то даже если число [их] будет меньше, чем установлено, обжаловать [их решение] будет нельзя». Число в двенадцать человек, установленное в вышеуказанной главе, было, как известно, явлено во время суда над Ротадом, а согласие сторон – соблюдено. Если же вашей верховной власти, которая никогда не оставляет без внимания многое, что от нас скрыто, угодно будет по какой-то причине, возможно, веской и нам пока ещё неизвестной, отменить их приговор, я стерплю, ибо моё дело – довериться вам, повинуясь, а не обсуждать ваши решения, и я не буду выступать против вашего законного восстановления его в должности, если оно, по-видимому, вдруг произойдёт и ваше величие распорядится при этом, чтобы он, одержав победу и, как то обычно бывает, добившись желаемого, впредь поступал так, как пристало епископу, и сочту немаловажным, если смогу, наконец, немного отдохнуть от многих и притом долговременных тягот, которые претерпел от него и из-за него, и мне бы не довелось более без всякой пользы терпеть беспокойство с его стороны; тем более, что нашими приговорами пренебрегают и ставят их ни во что не только церковные особы, но ещё более миряне, и при этом они говорят и предают гласности то, что мне не следует приписывать вашему величию, дабы не прогневить чем-либо вашу кротость, чего я желаю избежать всеми силами. И если кто-то в нашей провинции, чья жалоба может дойти до вас, после того как этот будет восстановлен, впредь совершит что-то из серьёзных дел, как всё это часто совершалось и в прежние времена, то я, дабы Бог не осудил меня за молчание, постараюсь обратиться к ним с увещеванием и порадуюсь вместе с ними, если они пожелают исправиться; если же нет, то я направлю их в ваш суд. И если они захотят пойти, ваша святая мудрость позаботится принять по поводу них то решение, какое сочтёт наилучшим. Если же они откажутся пойти, то пусть делают то, что сочтут для себя полезным. О если бы меня спасло от осуждения Божьего изречение святого Амвросия, который говорит: «Кто не имеет власти, которой мог бы наказать или оправдать того, о ком ему известно, что он виновен, тот невиновен». Полагаю таким образом, что поскольку я, будучи занят многими делами и скован дальностью и ненадёжностью пути, не могу сообщать апостольскому престолу обо всём раньше, чем до вас дойдёт жалоба наглецов, и, отягощённый недугом, – слава Богу! – близок уже к концу, то смогу не навлечь на себя гнев вашей святости по той или иной причине и уберечься от того, чтобы мне не грозило отлучение. И, хотя я знаю, согласно Евангелию апостола, что Господь воздаст каждому по делам его[607], и в день, когда Он будет судить тайные дела людей, свидетельство им дадут их совесть и их мысли, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую[608], и, как говорит Лев: «Если что-то исполнится благодаря нашему, то есть священническому служению славным образом и с доставляющим радость результатом, мы не усомнимся, что это было даровано нам через Святого Духа; а что будет иначе, то не сможет иметь законную силу», я, всеми способами, насколько позволит тот, от кого нисходит всякое даяние доброе и всякий дар совершенный[609], буду стараться предусмотреть, чтобы последний день, который мне неизвестен и может прийти внезапно, не застал бы меня каким-либо образом отлучённым от причастия апостольского престола – чего не дай Бог!

Ведь хотя и позже, чем нужно, ибо я, тяжкий грешник, долго пребываю заключённым в суровой темнице тела и по праву утеснён во многом, настанет время и появятся по воле предусмотрительнейшего Господа лицо в реймсской церкви, когда привилегия, жалуемая ей по давнему обычаю апостольской властью, восстановится в ней и будет соблюдаться. Она никогда не имела примаса, за исключением римского понтифика, кроме того времени, когда в эпоху правителя Карла[610] из неё насилием тирана Мило был изгнан её епископ (без всякой вины с его стороны), и она, не имея пастыря, была на время подчинена (равно как и Трирская церковь) Бонифацию, легату апостольского престола. Между ними, то есть между Реймсской и Трирской церквями, – ибо Белгика имеет только две эти провинции, – всегда было это различие, как мы находим в церковных документах и узнаём, что всегда соблюдался прекраснейший обычай: что старшим – по достоинству сана, а не места – считается, в соответствии со святыми канонами, тот епископ, который прежде поставлен в какой-либо из митрополий этих церквей. Мне же нужно будет вести себя таким образом, чтобы впредь я не получал более посланий вашего величия, грозящих отлучением и несущих порицания, которые, как мы читаем в письмах апостольских мужей, нужно слать редко и в силу крайней необходимости, как я часто получал их в прошлые времена в наказание за свои грехи. И, если будет угодно вашей святости, вам не нужно будет делать это впоследствии, пока ваша апостольская власть не уличит меня в каком-либо непослушании из-за пренебрежения к святым канонам (чего не дай Боже!). И, поскольку Господь распознаёт в Евангелии веру сотника, сказавшего: «Скажи только слово, и выздоровеет слуга мой»[611], то он знает также без всякого прибавления клятвы, сколь действенно слово епископа, мало того, сколь более действенно слово понтифика апостольского престола, как в Павле – слово говорившего в нём Христа[612], и сколь важно повиноваться его повелению. И мы, епископы, будучи в долгу перед разумными и неразумными, должны внушать это разумным и сообщать неразумным. И, если впредь слова негодяев для них будут значить больше в противность нам, как похваляются те, кто их произносит, то не нужно будет сверх меры утруждать себя на поместных соборах, на которых мы до сих пор себя утруждали, ибо каждый сам себе будет и законом, и надеждой.

Что касается того, что ваше величие написало нашему смирению на первом месте, что, мол, к рассмотрению дела Ротада вас побудила забота, которую вы обязаны проявлять обо всех ваших братьях, то я с удовольствием и должным почтением это воспринял, понимая, что в числе братьев должны считаться и мы, те или иные митрополиты. Поэтому вашей рассудительности следует позаботиться как о том, чтобы подчинённые епископы не осуждались беззаконно митрополитами, так и о том, чтобы митрополиты не осуждались противоправно подчинёнными епископами. Что до того, что вы весьма осмотрительно написали на втором месте, что Ротад, как известно, обратился с апелляцией к апостольскому престолу, и вы не можете спокойно сносить в ваши дни урон, наносимый привилегиям вашей церкви, то нам и всем прочим следует весьма здраво это принять и весьма тщательно соблюдать. И я хотел и хочу соблюдать это по мере моих сил, и при содействии Господа останусь в этом набожном намерении, зная, что привилегия митрополичьего реймсского престола, которому Божье соизволение поставило меня служить, покоится на главной привилегии святого римского престола, и привилегией римского престола является, если он своей властью заставит процветать и постарается укреплять привилегию подчинённого ему престола. Что касается того, что вы огласили на третьем месте, я не посмел написать ничего иного, кроме того, что дело Ротада почти во всём отличается от дел тех, о ком вы написали. О том же, что ваша апостольская доброта соизволила написать мне, недостойному, под конец, чтобы я мыслил об этом одинаково с вами, одобрил то, что вы решите по поводу Ротада, и не думал, будто вы совершили это в пику мне, то я, насколько могу, от всего сердца, со всей покорностью и должным смирением воздаю вашему святому апостольству величайшую благодарность, написав в ответ со всей душевной искренностью, что я во всём верю тому, что вы соизволили мне написать.

И, поскольку вы отстояли привилегию вашего наивысшего престола, как подобает и как все мы желаем, ибо никто из наших не возражал против того, чтобы Ротада отвели к вашей особе, как вы велели, то я хочу увидеть и полагаю, что увижу, как вы изволите добиться примирения; ведь я не прошу ничего иного, кроме того, что предписывают (как я показал выше) святые каноны и что мне подобает просить, а вам уступить, а именно: чтобы ваше величие таким образом проявило сострадание к Ротаду, чтобы от этого не пострадал церковный престиж, и церковный престиж соблюдался бы так, чтобы ему не было отказа в должном милосердии и достаточном количестве всего, что нужно, дабы прочие не были подвигнуты к преступлению его примером; дабы те, кому в этих землях, весьма удалённых от апостольского престола, поручено осуществление церковного правосудия, увидев это, не охладели – то ли от нерадения, то ли от расслабленности – и не сказали, что могут найти для себя повод преступить границы, которые установили отцы и которые мы, как полагаем, до сих пор хранили, как мы это понимали. Решите по этому поводу то, что вам покажется лучшим; и нам будет видно по вашему решению, чего хочет Бог; ибо не могут быть несправедливы суды Божьи, которые по слову правды проистекают от тверди гробницы апостольского камня, против которого не властны ворота адовы, то есть лживые внушения и деяния.

Послание[613], которое ваше величие строго приказало мне направить Ротаду, наш государь король, ваш сын, сразу же направил Ротаду через его аббата, как только тот пришёл к нему.

Также 11-го числа прошедшего уже месяца декабря, когда я поздно вечером спешил из двора нашего короля в наши усадьбы на реке Луаре, возле границы Аквитанского королевства, Рудольф[614], дядя этого вашего сына, нашего государя короля, вернувшись от Людовика, короля Германии, послал ко мне своего человека, по имени Рудольф, велев передать, что названный король Людовик поручил его слову и верности одного вассала Ротада с письмами вашей святости, чтобы он привёл его с этими письмами к особе нашего государя, короля Карла, таким образом, чтобы тот не причинил ему никакого зла. Ибо этот вассал был обвинён у нашего господина короля в том, что коварно похитил церковные имения и сокровища, и после совершённого по этому поводу клятвопреступления скрылся бегством, и отправился к королю Людовику. Поэтому Рудольф и просил, чтобы я помог ему в этом у нашего господина короля, дабы тот, раз уж он взял названного вассала под свою защиту, не пострадал. Я ответил ему, чтобы он держал этого человека при себе, дабы тот не претерпел, между тем, никакого зла, пока я не вернусь ко двору, где постараюсь помочь ему в этом, насколько смогу. Я ни тогда, ни впоследствии не видел этого человека, и не слышал, куда он ушёл с этими письмами.

Я постарался написать об этом вашей святости для того, чтобы в случае, если кто-то из наших недоброжелателей по своему обыкновению захочет внушить вам на этом основании что-то дурное, вы знали бы правду об этом деле, и не гневались на меня. Далее, отчёт, который я дал перед выборными судьями о том, в чём Ротад обвинял меня в грамоте с жалобой к суду выборных судей, эти достопочтенные епископы отошлют вашему величию. Что касается деяний, выдуманных Ротадом после своего отлучения на поместном соборе, о которых, как мы слышали, наши соседи[615] донесли вам, чтобы нас очернить, то епископы Реймсской провинции постараются изложить вашей святости через наших общих посланцев всё, что они знают».

Затем, после нескольких предложений о возведении в епископы этого господина Хинкмара, которые уже были отчасти приведены выше и которые мы не удосужились повторить снова:

«Затем, когда названный Эббо умер, церковь (а равно и наш приход), согласно обычаю, который она издавна имела даже в отношении тех, кто не остался в этой церкви в должности епископа до самой смерти, она ради благочестия стала зачитывать его имя в списке епископов посреди святейших таинств, и до сих пор это делает. Я же, дабы не вызвать возмущения среди набожных мужей, будто я питаю неприязнь к благополучию брата, особенно же, того, чья душа покоится в Господе, того, кто не был предан анафеме из-за уклонения от правильности католической веры, но был осуждён под влиянием собственной совести, сперва самим собой, а затем собором и апостольским престолом, никоим образом не посмел запретить это без распоряжения апостольского престола; ведь блаженный папа Целестин говорит, что недопустимо, чтобы от этого страдали благочестивые души, муками которых нам также подобает терзаться, ибо они – наши члены. Мы же находим в письме вашей святости, которое нам вручил дьякон Энгельвин, что мы не должны включать в списки епископов ни Титгауда[616], ни Гунтера[617]. Да и Антиохийский собор, как мы указывали выше и как вы сами прекрасно знаете, [то же самое говорит] о том, кто после осуждения посмел занять епископскую должность по старому обыкновению, как это несомненно сделал Эббо; пусть ваше апостольское величие соизволит ответить мне, разрешить ли мне в нашей церкви поминать этого Эббо среди епископов в святых диптихах, или я должен запретить впредь поминать его в списке епископов; чтобы я, опираясь на ваше величие, без всяких сомнений показал, что по этому поводу следует соблюдать в нашей церкви, ибо таково ваше решение».

14. О некоем раскольнике Готшалке.

«Однако, Лиудо сказал мне, что вы имели с ним разговор об осуждении и заключении Готшалка. Отсюда, поскольку я слышал, что молва уже дошла через других до вашей святости, я через епископа Одо послал вашей святости в рукописи кое-что из слов и мыслей католических мужей, [чтобы показать], что я думаю относительно образа мыслей этого пагубного человека, и не заслужил получить по этому поводу никакого ответа. Тем не менее, некоторые епископы, которых это никак не касалось (ибо их к этому ни любовь не подвигла, как они сами дали понять на основании очевидных признаков, ни власть не побудила), вызвали меня письменно через некоего мирянина на собрание, состоявшееся недавно в Меце, которое вы, как я знаю, запретили называть собором, чтобы я дал о нём отчёт; причём сделано это было не по правилам, но всего за четыре дня до того, как собрание должно было состояться, когда я был в более, чем 80 милях от этого города, а Готшалк – более, чем в ста милях, и никто меня об этом заранее не предупредил.

А теперь коротко расскажу о нём вашей святости; ведь он, как свидетельствуют о нём его аббат и монахи, среди которых он жил, ещё до того, как я вступил в должность епископа, обитал в монастыре, под названием Орбе, в Суассонском приходе митрополичьей Реймсской церкви; по обличью монах, по образу мыслей дикий зверь, он, не терпя спокойствия и увлекаясь новизной слов, а также отличаясь среди своих пагубным проворством, выбрал себе из всех лживых учений, которые он тогда познал в этих краях, некоторые главы, чтобы иметь возможность постичь новизну слов и дабы совращать умы простых и набожных людей и, присвоив себе имя учителя, таскать за собой учеников и посредством притворства набожной жизни и учения стараться беззаконно (ибо законным образом не мог) начальствовать над теми, кто, развесив уши, старается по своей воле выбирать себе учителей. Противоправно поставленный в пресвитеры реймсским хорепископом[618], который тогда был, он ушёл из монастыря вопреки уставу и, обойдя множество земель, как гнусный сеятель, сеющий пагубные семена, наконец, подал книгу своей ереси архиепископу Рабану[619] на состоявшемся в городе Майнце соборе[620] и, осуждённый всеми епископами Германии, был отпущен с соборными письмами в Реймсскую митрополию, которую по Божьей воле я уже возглавлял.

Затем он был выслушан епископами реймсской и галльской провинций Белгики и признан еретиком, ибо не пожелал образумиться и отказаться от своей ереси; и, чтобы он, который не пожелал принести пользу самому себе, не повредил другим, он по приговору епископов названных провинций был помещён в монастырскую темницу в нашем приходе[621], ибо Ротад, из прихода которого он происходил, не сумел оказать ему противодействие и мы боялись, как бы он, любя новшества и не пожелав научиться учить истине, не усвоил дурного образа мыслей, и дабы этот Готшалк, ведя общую жизнь с прочими, не сделал их причастными к своей ереси. Ибо апостол учит: «Еретика, после первого и второго вразумления, отвращайся, зная, что таковой развратился и грешит, будучи самоосуждён»[622]. «Он, – как говорит папа Лев о Евтихии, – когда увидит, что идеи его неразумия не по нраву католикам, должен будет отступить от своего мнения и таким образом не подвигнет епископов церкви к вынесению против него обвинительного приговора. Но никто не сможет избавить его от этого приговора, если он пожелает остаться при своём мнении. Если же он пожелает образумиться и вернуться от этого осуждения к католическому образу мыслей, то я, поскольку так судили достопочтенные епископы, всегда готов (и был готов) принять его в общение католической церкви и прикажу подать ему всё, что нужно для телесных надобностей».

Если же ваша католическая мудрость желает знать, что он говорит в противность католической вере из старой предестинатианской ереси, которая появилась сперва в Африке, а затем и в Галлии в то же время, когда возникла и несторианская ересь, и была преодолена во времена папы Целестина благодаря его власти и упорству святого Проспера, то мы в общих чертах сообщим вам о многом в немногих – по числу, а не по значимости – словах.

Он говорит (что говорили и древние предестинатиане), что Бог одних предопределил[623] к вечной жизни, а других предопределил к вечной смерти. Он говорит (что говорили и древние предестинатиане), что Бог хочет, чтобы не все люди были спасены, но только те, которые спасаются; все, кто спасается, это – те, кого Он решил спасти, и у Него, соответственно, совершенно нет желания, чтобы спаслись те, кто не спасается; ведь если спасаются не все, кого Бог хочет спасти, то Он сделал не всё, что хотел, а если Он хочет, но не может, то значит, Он – не всемогущ, но слаб. Но Он – всемогущ, ибо сделал всё, что хотел, по словам писания: «Господь творит всё, что хочет, на небесах и на земле, на морях и во всех безднах»[624]; а также: «Всё, Господи, пребывает в воле твоей, и нет никого, кто может противостоять твоей воле; если Ты решишь спасти нас, то мы тотчас же спасёмся».

Он говорит (что говорили и древние предестинатиане), что Господь наш и Спаситель Иисус Христос был распят и умер не ради искупления всего мира, то есть не ради спасения и искупления всех людей, но только ради тех, которые спасутся. Он говорит ныне, немного иначе, но с тем же заблуждением, то же, что говорили и древние предестинатиане, и, излагая изречение апостола Петра «отвергаясь искупившего их Господа»[625], говорит: Он искупил их таинством крещения, но не ради них взошёл на крест, претерпел смерть и пролил кровь. О том, что принятие крещения называется искуплением, ясно говорит учитель язычников: «И не оскорбляйте Святого Духа Божия, Которым вы запечатлена в день искупления»[626].

И его, которое является исключительной собственностью одних избранных, только для них и добыл их добрый искупитель своим распятием, искупив, избавив и очистив рождённых и тех, кто родится, живых и мёртвых, а именно, разом всех избранных, от их как прошлых, так и настоящих грехов. Одним словом, они и есть мир, ради которого пострадал Господь, как Он сам сказал: «Хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира»[627]. В другом месте тот же Готшалк пишет: «Не дай Бог мне ни представить во сне, ни произнести шёпотом, что кого-то из тех, ради искупления которых пролилась столь дорогая Богу Отцу кровь Его сына, Господа нашего, сможет похитить древний змий и что он будет обречён на вечную погибель вместе с ним. Аминь». И он же обращается к Богу: «Итак, вполне ясно и очевидно, что никто из тех, кто искуплён кровью креста Твоего, благодаря Тебе не погибнет».

И он же ещё более дерзко и ещё более пагубно называет Божество святой Троицы тройным (чего не делали предестинатиане). Есть и другие положения, которые он и многие другие в этих землях высказывают и которые кажутся нам противными истинной вере; и ваше величие, узнав о них от другого, а не от моей скромной персоны, возможно, обратит на них более пристальное внимание и постарается как можно скорее сообщить, что о них следует думать. Ибо в этом будет надобность уже в ближайшее время; ведь даже если сердца их и клокочут в безумии превратных идей, они всё же не смеют во времена нашего православного короля оглашать свои дурные мысли; так что, кажется, явным образом исполняется то, что написано: «Он собрал, будто груды, морские воды»[628]. И морские воды собраны, будто груды, ибо пагубное учение еретиков скрывает в груди все дурные мысли, какие имеет ныне в королевстве вашего сына, господина Карла, и не смеет произносить их открыто. Мою же скромную персону они потихоньку грызут собачьим зубом. Поскольку мне осталось жить не так много времени, то я легко смогу снести это при помощи Господней и, даже если они получат возможность поразить меня во плоти среди сынов церкви, то при содействии Божьей милости лишь усовершенствуют [моё] терпение. А если они будут оказывать противодействие, всего лишь неправильно мысля, то усовершенствуют какие бы то ни было знания и усовершенствуют благоволение, ибо, согласно заповеди Господней, следует любить также врагов.

Что касается названного Готшалка, то если ваше величие напишет мне, чтобы я освободил его из-под стражи и дал ему разрешение пойти к вам, чтобы вы лично ознакомились с его учением, или отправиться к кому-либо ещё, кто будет указан по имени (поскольку вы сами прекрасно знаете, что как никто не может по правилам быть рукоположен самостоятельно, так и монах и любой, кто живёт по уставу, порученный определённому лицу и в определённое место, не может, согласно святым канонам, быть отпущен из своего места без согласия лица, в чьём ведении он состоит), то я никоим образом не воспротивлюсь вашим приказаниям; надо только, чтобы я получил ваше указание, чтобы не казалось, будто я по собственной дерзости пренебрёг решением таких славных епископов. Ибо я не нахожу удовольствия в его муках от заточения, которые этот строптивец по праву упорно терпит, но скорблю из-за неверия, от которого его не удаётся отвратить. И, если ваше величие сочтёт нужным поручить его кому-нибудь, то предусмотрите при этом поручении, чтобы тот, кому он будет препоручен, был католиком и обладал в церкви солидностью и силой, а также знанием писания, ибо тот не только может грубо извращать в свою пользу писание, но и целый день без передыху на память декламировать искажённые речи католиков. И поэтому он обычно не только приводит в восхищение собой глупцов, но и привлекает к своему учению школяров и неосторожных, хотя и имеющих рвение Божье, но не согласно мудрости. И он не только стремится выглядеть учителем среди своих учителей, но и весьма ловко старается хотя бы в беседе уловить тех, кто с ним разговаривает. И, если он не может по правде, то старается неопровержимо подтвердить клятвой то, что будто бы сказали те, кто с ним беседует, что те, возможно, и не говорили, и доказать, что он – прав, а те, кто ему противоречат и учат против его учения, – лжецы.

15. О книгах, которые написал епископ Хинкмар.

Он также написал названному папе Николаю, изложив суть своей веры и свою защиту против ереси вышеуказанного Готшалка, которую старался привязать к католической вере.

Но и помимо этого он написал очень много: книгу к сынам своей церкви, составленную из изречений православных отцов, о том, что божество святой Троицы не следует называть троичным, ибо Троица едина по своей сути, ради опровержения хулы вышеупомянутого Готшалка.

Также одну книгу по поводу этого дела к королю Карлу.

Он написал для того же короля Карла и одно замечательное сочинение о благодати и предопределении Божьем, о таинствах тела и крови Христовых, о видении Бога и происхождении души, а также о вере в святую Троицу, назвав это сочинение «Подношением Соломона».

Он также написал и составил огромный том, содержавший много книг о предопределении Божьем и свободном произволении, против некоторых обличавших его епископов и, особенно, против Готшалка и Ратрамна, корвейского монаха, к тому же королю Карлу, предпослав ему такое послание:

«Господину Карлу, славному королю, Хинкмар, по имени, а не по заслугам епископ Реймсский и слуга народа Божьего, вместе с господами коллегами и моими братьями, досточтимыми епископами, а именно, набожно молящимися за ваше здравие и преуспевание.

Мы благодарим Бога, который разжёг в вашем сердце любовь к Нему и воспламенил вас к познанию истины, пониманию православной веры и усердию в ней, а также подарил вам в письмах, вдохновлённых свыше, мудрость и разумение, а при изучении их и размышлении над ними, насколько вам позволяют государственные дела, ежедневным преуспеванием подвигает рвение вашей набожности к пользе Его святой церкви. Между тем, мы пересмотрели присланные вам соборные главы[629] наших досточтимых товарищей, то есть священников трёх провинций[630] (как это содержится там и как можно обнаружить записанным ниже), которые вы по примеру предыдущих королей и из стремления к истине дали нашему смирению прочитать и обсудить, согласно писанию, повелевающему: «Спроси священников о моём законе»[631], ибо мы читаем, что это и есть закон веры. И мы обнаружили в них, что нас, как это ясно из контекста, хотя наше имя и не указано открыто, порицают, словно мы не католики, и осуждают без всякого братского почтения. Мы находим также, что главы, которые мы ввиду известной вам надобности, которая будет пояснена ниже, составили на основании мыслей и высказываний католических отцов, осуждены и отвергнуты, как ненужные, более того, вредные. Эти главы они не пожелали включить в свои записи в том виде, в каком те были составлены нами, дабы их не прочли те, в чьи руки эти главы попадут, но упомянули кое-что о том, что содержится в составленных нами главах, в другом смысле и других выражениях, чтобы показать это достойным осуждения, о чём-то умолчали и упомянули обо всём таким образом, будто наше мнение противоречило позиции святых отцов на Африканском и Оранжском соборах. Об одном пункте, то есть о том, что Бог хочет, чтобы все люди спаслись, хотя не все спасаются, они вообще умолчали, как мы впоследствии покажем более чётко, ибо Господь говорит: «Смотри, Я поставил тебя в сей день над народами и царствами, чтобы искоренять и разорять, губить и разрушать, созидать и насаждать»[632]. Ведь, если бы они по совести правильно это истолковали, то, сперва изложив то, что пытались разрушить, как они это приняли в его целостности, должны были бы показать читателям, в чём всё это следует искоренить и разрушить, а уж тогда, когда это будет искоренено и разрушено их властью, разумно и по порядку насадить своё и возвести строения ввысь. О том же пункте, будто в святых таинствах может быть какое-то подшучивание, они написали так, чтобы читатели могли понять, будто это нами было сказано, хотя мы ничего об этом не упоминали; о том, почему нами ничего об этом не было сказано и в чьих сочинениях мы это нашли, после того как написали эти главы, мы скажем на своём месте.

Они упомянули в этих своих записях о неких 19 главах, которые именно нам будто бы должны быть приписаны, хотя до того, как достопочтенный Эббо[633], епископ Гренобля, доставил их вам во дворец Вербери, как присланные вашим доброй памяти братом Лотарем, мы ничего о них не слышали и не видели их. Автора этих глав мы и там не нашли указанным, и никоим образом не смогли его установить, хотя долго искали. Поэтому мы решили, что они составлены чьей-то злобой для очернения чьей-либо репутации, как мы часто читаем, и, упоминая немногое о многом, скажем, что они – вроде того собрания глав, от которого открестился на соборе достопочтенный епископ Иба[634]; и как то, что некие недоброжелатели составили из слов святого Августина ещё при его жизни и что тот осудил и католически опроверг, насколько это дошло до его сведения. Также после его смерти некоторые недоброжелатели позаботились сделать из его сочинений выборку о том, о чём теперь идёт речь, дабы из-за злобы некой особы они могли обесценить его праведное и полезнейшее учение и отвратить набожных читателей от чтения его книг и от любви и надлежащего доверия к нему. По поручению святого римского престола, а именно, папы Целестина, святой Проспер католическим и искусным пером доказал, что все эти выдумки недоброжелателей – лживы и приписаны этому мужу по неразумию, и весьма ясно показал, что учение упомянутого и достойного упоминания мужа – праведно.

Поэтому может статься, что эти главы, которые вам доставили и передали от имени наших собратьев, не были таким образом написаны по нашему внушению, но среди прочего зла, которое ныне возросло в этом мире, составлены для внедрения раздора среди священников Господних не ими, а другими по наущению дьявола, который боится и ужасно ненавидит любовь в нас, видя, что она сохраняется нами, земными людьми, на земле, тогда как он утратил ангельский дух, не пожелав сохранить её на небе. Ибо как могло статься, что наши братья осудили нас с таким гневом и уничижительным презрением, постоянно имея перед глазами и в ежедневном пользовании правило Господне о том, как каждый должен увещевать собрата? Ведь они знают, что написано: «Прежде, нежели исследуешь, не порицай; узнай прежде, и тогда упрекай»[635]. Ведь и святой Августин весьма любезно принимал сочинения еретиков и своих порицателей, если находил в них что-то хорошо написанное, и многое старался истолковывать в правильном смысле, но ничего не пытался из правильного смысла переделывать в ложный.

Как же наши братья могли совершить подобное, не спросив нас прежде об этом или лично, или в своих письмах, согласно евангельскому правилу, чтобы или научить желающих учиться, или по-братски и часто увещевать мыслящих превратно и пренебрегающих вернуться на тропу истины и веры, и, предложив нам духовные предписания и сочинения святых отцов, с мягкостью и кротостью призвать нас сойтись воедино, зная, что епископ должен приходить на собор своих товарищей священников для того, чтобы или учить, или учиться. Ибо, хотя мы получили добрые и братские письма некоторых из этих наших [братьев] и отправили им в ответ наши письма, мы ничего такого с их стороны не увидели, не услышали, не заметили, не ощутили и не смогли получить. Если же такое написали именно они, и написали, возможно, для того, чтобы показать свою мудрость на фоне нашего неразумия и скорее искать стремления к славе из похвальбы, чем сделать своими наши добрые дела и то, что было хорошо нами сказано (если это так), посредством любви; если даже они поняли сказанное нами иначе, предпочтя скорее сделать их достоянием гласности, чем по-братски нас исправить; то мы удивляемся таким достойным мужам, архиепископам и первым из епископов, особенно же, Эббо[636], который, как мы слышали, благочестив, ибо чуть ли не с самой колыбели воспитывался в благочестии и монашеском звании в монастыре Реймсской церкви, где покоится святой Ремигий. В этом святом месте он проводил свои годы, пока не был посвящён там в дьяконы господином Эббо, своим дядей, тогдашним архиепископом Реймсским, и рукоположен епископским распоряжением в аббаты для поддержания там монашеского распорядка и управления монахами; и мы заявляем, что он, воспитанный таким образом в духе смирения, хочет, желает и занимает место смирения, как написано ему и всем: «Если дух имеющего власть поднимется на тебя, не оставляй места твоего»[637]. Ибо дух имеющего власть есть дух гордыни, а наше место – смирение, которому истинно укреплённое место и башня крепости велит нам учиться у себя: «Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем»[638]; и мы слышали и твёрдо уверовали, что названный благочестивый муж упорно желает держаться за это надёжное место против духа гордыни и высокомерия. Мы ещё и потому не поверили, что эти главы составлены именно ими, что там в ряду архиепископов горделиво, как кажется некоторым, выделено имя одного Эббо, тогда как имена прочих священников стоят в стороне; и чуть ли не напрямик указано, что он потрудился в этом более всех, так что даже в сравнении с архиепископами был славнее прочих и учёнее всех в образе мыслей, хотя мы не находим такого даже о святом Августине, который был наибольшим в учёности, трудах и неусыпной заботливости на африканских соборах. Ведь и сам святой Августин не только не превозносился над прочими епископами, ища личной славы, и не позволял себя превозносить, но ставил себя ниже других, хотя и трудился более прочих, как тот, кто захочет прочесть, сможет найти в письмах, написанных к святому папе Иннокентию и к прочим епископам апостольского престола. Мы не читали такого ни о ком из епископов на любых соборах, если только апостольские письма не решали по очевидной причине указать по имени кого-то из хорепископов, [прибывшего] на это мероприятие вместе со своим архиепископом, как мы читаем в посланиях блаженного Григория о епископе Отёнском. И уж тем более не пожелал бы превозноситься в такого рода деле или позволить превознести себя, презрев и оставив в стороне прочих соепископов, этот благочестивый и осмотрительный муж! К этому присоединяется ещё и то, что наши братья и соепископы не должны были бы, заткнув уши, преступить наставление Соломона, если бы по слухам или из письма узнали о нас втайне что-то дурное, так чтобы, разгневанные тем или иным нашим непостоянством, о котором мы ничего не знаем, весьма поспешно открыть его общественности для тяжб и пререканий. Ибо он сказал: «Если кого видели глаза твои, не вступай поспешно в тяжбу; иначе что будешь делать при окончании, когда соперник твой осрамит тебя?»[639].

Мы, однако, знаем, что есть некоторые, которые стремятся быть умными больше, чем надлежит быть умным, и отказываются от мира с ближними, презирая их, как тупых и глупых. Об этом предупреждает сама истина, говоря: «Имейте в себе соль, и мир имейте между собой»[640], чтобы каждый заботился и стремился иметь соль мудрости, нужно, чтобы он никогда не отступал от мира и согласия. Поэтому и Павел грозно предупреждает, говоря: «Старайтесь иметь мир со всеми и святость, без которой никто не увидит Господа»[641]. Но особенно должны хранить его и блюсти, то есть стремиться к нему со всей страстью, мы сами, кто обязан ежедневно приносить Богу жертвы и кому истина как бы особо повелевает, заклиная, чтобы «если мы принесём дар наш к жертвеннику и там вспомним, что брат наш имеет что-нибудь против нас, то мы должны оставить там наш дар перед жертвенником, и пойти прежде примириться с братом нашим, и тогда прийти и принести дар наш»[642]. Смотрите, наш предводитель и наставник не желает получать жертву от ссорящихся, отказывается принимать всесожжение. На основании этого можно понять, сколь велик грех раздора, из-за которого не допускается и то, благодаря чему отпускается вина. Ведь мы ничего не имеем против наших братьев, если даже они и написали против нас такое, не переговорив с нами, но надобно полагать, что, если бы они это написали, то направили бы всё это к нам, против кого они это писали. Однако, как же мы можем ответить им ныне, когда мы не знаем, они ли это писали?

Но, дабы ваше величество не осталось без нашего ответа, мы постарались ответить вам, из чьих рук это получили, сердцем, устами и пером, не боясь хулы тех, кто на нас нападает, а именно: послав, прежде всего, то, что, как можно прочесть, было написано этими нашими братьями на соборе, хотя там, как оказывается, прежде было написано иное. Но, поскольку это признано написанным в поношение нам и против составленных нами глав, мы решили поставить на первом месте то, что имеет высокое имя, но не значимость, ибо отчасти не истинно, но что мы сочли достойным высоко оценить из-за указанного в заглавии собора. Затем – то, что мы узнали об этих делах от многих и о многом сами и через других, и по какой нужде позаботились составить из мыслей и высказываний католических отцов те четыре главы, как мы говорили, с условием привести, когда сочтём нужным, кое-что из сочинений отдельных лиц об отдельных положениях, которые содержатся в составленных нами главах. После этого мы позаботимся привести сами главы, составленные нами из мыслей и высказываний отцов, как мы их составили, и, если сможем доказать, что наш образ мыслей, изложенный в этих главах, соответствует святым и подлинным писаниям, вере католической и апостольской церкви и святого римского престола и мыслям православных отцов, которые стояли во главе этой святой матери церкви, всему тому, что римским апостольским престолом дано нам принять в качестве канона, то постараемся действовать правдиво, смиренно и набожно; ибо для подкрепления сути нашего католического образа мыслей мы не хотим ни принимать, ни приводить изречения других мужей, когда известно, что истинным и католическим есть то, что сочла нужным одобрить вселенская церковь, мать всех церквей. И, если даже кого-то назовут учителями для подтверждения чистоты веры, мы не примем и не будем приводить их суждения, если сама католическая мать церковь не решит, что их взгляды правильны. Если же появятся люди, которые после того, как этим святым престолом был дан всем верным канон святых писаний и католических учёных мужей, займут учёную кафедру и будут мыслить не так, как понимали и учили те, кого эта католическая мать приняла в своё праведное лоно, кого любит и лелеет, то мы не должны и не считаем нужным принимать и приводить в качестве доводов их взгляды, ибо в первых и через первых имеем достаточно для спасения. И если кто-то, прибегая к более зрелым и здравым доводам, будет учить вести себя иначе, чем те, будет поучать и посмеет рассуждать о догматах, то мы сочтём целиком противным вере и спасению всё, что будет отличаться от спасительного учения тех отцов. Мы также с равным почтением примем взгляды тех, которые, после того как этот канон был записан блаженным Геласием, по соизволению Божьему славились в церкви образом мыслей, католическим учением и святостью жизни, не писали и не учили ничему, что отличалось бы от тех православных отцов, о которых в этом каноне сказано, как о верных и чьё учение в чём не расходится с католическим, как то: взгляды достопочтенного пресвитера Беды, наставленного в католической вере учениками святого папы Григория, и весьма славно обученного святым архиепископом Теодором, знавшим оба языка, то есть греческий и латынь, и направленным святой римской церковью к англам для просвещения после учеников блаженного Григория; также взгляды досточтимой памяти Павлина, патриарха Аквилейского прихода, и Алькуина, благочестивого и учёного мужа. Их веру и учение римский апостольский престол не только весьма радушно принял, но и превознёс их многими похвалами, как мы находим в актах этого святого престола, которые наши церкви получили от этой матери церквей во времена доброй памяти императора Карла, когда по поводу пресловутой ереси Феликса состоялся собор и его акты были направлены к римской церкви, как к главе церквей. А сколь достойны похвалы и приятия их сочинения, поймёт каждый, кто их прочтёт.

Наконец, если мы не сможем доказать, что главы, которые мы составили, согласуются со взглядами таких видных мужей, как мы назвали, то мы готовы преклонить слух к более учёным и более католическим мужам, оставить своё мнение и без спора признать их учение. И поскольку мы взяли эту бумагу (без имени её автора), в которой составленные нами главы изложены отрывочно по отдельным местам, отвергнуты и осуждены с согласия этого [автора], кем бы он ни был, из ларца вашего доброй памяти брата Лотаря, то, когда мы постараемся отстоять (если сможем) наши главы на основании высказываний католических отцов, мы приведём также его порицания и, насколько позволит Господь, постараемся их опровергнуть. Тогда, наконец, мы приведём из пятой главы наших собратьев (из-за чего они как бы молча и со стороны делали нам упрёк) то, что нашли в сочинениях Готшалка после того, как написали четыре часто упоминаемые главы, и скажем по внушению Господа, что мы думаем по этому поводу; таким образом мы приведём, наконец, те 19 глав, из-за которых наши собратья решили по крайней мере в этом деле накормить нас шотландской кашей[643] без всякой нашей вины. И на основании мыслей католических отцов мы покажем, что думаем об этих главах».

16. О том, что он написал королю Карлу.

Он сочинил для этого короля также другую замечательную книгу против названного Готшалка и прочих предестинатиан, о чём написал ему такого рода послание:

«Господину Карлу, славному королю, Хинкмар, по имени, а не по заслугам епископ Реймсский и слуга народа Божьего, вместе с господами коллегами и моими братьями, досточтимыми епископами, а именно, набожно молящимися за ваше здравие и преуспевание. В недавно минувшем месяце июне, в 7-й индикт, в 859 году от воплощения Господнего, вы дали нам некие главы, направленные, как вы сказали нашей смиренной особе, вашему величеству Ремигием[644], достопочтеннейшим архиепископом Лионским, велев нам в надлежащее время дать вам по поводу них ответ: согласны ли мы единодушно и единогласно с положениями этих глав; или, поскольку вам показалось, что они кое в чём отступают от почтенной веры отцов, наш образ мыслей, который, как вы верите, не уклоняется в сторону от католической тропы, также расходится с ними в некоторых пунктах, следуя повелению заповеди Господней и христианскому обычаю ваших предшественников. Ибо есть установленный духовными законами и давней привычкой прежних государей обычай, по которому всякий раз, когда в католической вере и святой религии возникнет какое-то новшество, оно решением государя должно передаваться на совет епископов, и то, что по их приговору, на основании положений святого писания и учения православных учителей решат, согласно канонической власти и декретам римских понтификов, викарии нашего Бога Христа и епископы Его святой церкви, что, мол, в это следует верить, следовать этому, придерживаться и проповедовать, в то все и должны верить сердцем ради справедливости, исповедовать это устами ради спасения, следовать ради призвания, придерживаться ради венца, проповедовать ради приобретения. Так вот, эти главы за два дня до того, как их подали вам, были зачитаны на состоявшемся в Тульском округе, в вилле под названием Савоньер[645], собрании епископов господином Ремигием, архиепископом Лионским, предложившим и подавшим их собору. Их, как сказал он и как содержится в заглавии этих статей, написали для наставления народа Господнего он сам и жившие с ним в той же провинции епископы, а именно, в этом самом году, в указанные там календы, в предместье города Лангр. На другой день были зачитаны другие главы, о которых мы скажем позже; чувства некоторых, как показалось кое-кому из братьев, были возмущены ими. Ведь, как истинно признаемся мы сами, они немало возмущались, приводя нашей осведомлённости на память мнения католических учёных по поводу зачитанных накануне глав, которые, как мы сказали, архиепископ Ремигий предложил собору.

Поэтому некоторые из наших, воспылав рвением к христианской вере, хотели внушить собору кое-какие мысли, но наше возмущение было благоразумно успокоено тем же достопочтенным Ремигием, архиепископом Лионским, ибо он почтительно заявил, что если некоторые из наших возмущены предложенными главами, в чём-то с ними не соглашаясь, то мы должны удосужиться принести на ближайший по времени собор книги католических учёных, и впредь всем нам следует единодушно придерживаться того, что мы сообща признаем наилучшим, согласно католическому и апостольскому учению. Из набожности его и соепископов его диоцеза, с католическим образом мыслей и учёностью которых мы познакомились ещё до рукоположения, как то известно и вам, мы узнали, насколько наша скромная персона смеет доверять своим чувствам, что эти главы были предложены собору не от них, чтобы не сказать, через них. Поэтому, хотя некоторые хотели упрекнуть их мягким порицанием, – за то, в чём святой Целестин обличал галликанских епископов, говоря: «На что можно надеяться там, где учителя молчат, и говорят те, кто, если дело обстоит именно так, не были их учениками? Боюсь, как бы молчание не стало потворством; боюсь, что больше не будут говорить те, которые позволяют этим говорить таким образом. В таких делах молчание не свободно от подозрения, ибо правда должна бросаться вперёд, если ей не угодна ложь. Ибо дело по праву нас не касается, если мы молчанием содействуем заблуждению», – мы всё же в большинстве своём, зная их веру, учёность и мудрость, предложили тем, кто не слишком хорошо это знал, изречение из блаженного Киприана[646] по поводу спора о крещении, неоднократно одобренное святым Августином и включённое им во вторую книгу о крещении. «Ведь каким образом, – говорит он, – вопрос, окутанный таким туманом споров, мог быть доведён до очевидного разъяснения и утверждения на полномочном соборе, если бы он, как известно, не рассматривался прежде в течение долгого времени и по нему не было многочисленных диспутов и прений епископов по областям всего круга земного? Но благоразумие мира велит, чтобы когда какие-то непонятные вопросы исследуются долгое время, и из-за трудности их решения в братском споре рождаются разные мнения, союз единства сохранялся, пока дело не дойдёт до очевидной истины, дабы в отсечённой части не осталась неисцелимая рана ереси. И учёнейшим мужам часто потому не дано что-либо открыть, чтобы прошла проверку их терпеливая и смиренная любовь, в которой заключён величайший плод, и то, как они соблюдают единство, когда по разному мыслят в неясных вопросах, и то, как обретают истину, когда узнают, что объявлено противное тому, что они думали»[647].

Ибо эти почтенные католики и учёные мужи знали, что это пагубное учение вновь распространилось во многих землях и провинциях; и поэтому они не хотели заставить ересь замолчать в своих провинциях столь легко, как, вероятно, могли, пока этот вопрос, дойдя до сведения большинства, не будет улажен по решению большинства. Ибо, как говорит святой Целестин в послании, адресованном Несторию, всякий раз, когда обсуждается вопрос, касающийся всех, все должны знать, о чём идёт речь, а именно, чтобы когда будет назначено общее обсуждение чьего-либо предложения, общее решение могло распространяться на всех. Ведь это – те самые главы, которые, как вы сами можете вспомнить, вы передали нам три года назад в Нофле[648], вилле Руанской епархии, когда мы стояли на страже против вторжения норманнов, под заглавием, что они якобы записаны на соборе в Валансе в 855 году от воплощения Господнего, при императоре Лотаре, чтобы мы на основании поучения православных мужей ответили на них, которые не казались нам католическими, наряду с прочими сочинениями некоторых мужей, которые дошли тогда до вашего сведения. Некоторые их сочинения мы приняли, но не захотели их оглашать, стараясь сохранять единство духа в союзе мира[649], пока не переговорим в доверительной беседе с теми, которые вам это передали, и при содействии Божьем не призовём их (если каким-то образом сможет) вернуться от этого дурного замысла к единству католической веры. Но, так как мы, отчасти занятые делами, отчасти внимая убеждениям братьев меньше, чем было нужно, не смогли отговорить тех, кого решили увещевать, от их замысла, то из-за этого, поскольку, как говорит апостол, грехи некоторых людей явны, да и те, которые не таковы, скрыться не могут[650], несогласие некоторых до того возросло, что этот раздор дошёл до вашего сведения и вы по соборному решению из рвения к вере и любви к единодушию, прежде чем поручить нам это расследовать, потребовали составить для вас епископским предписанием четыре главы из высказываний католических отцов и чтобы они были утверждены руками всех прочих. Но затем безрассудство некоторых из тех, кто подписал эти главы, а также других дошло до того, что по настоянию вашей власти нам в силу послушания нашей исполнительности пришлось письменным образом отвечать на письма и предложения тех, о ком мы говорили выше.

Среди прочего мы по мере нашего разумения ответили и на те главы, которые вы недавно нам дали, хотя и с сомнением, ибо не верили, что наши братья и соепископы могли вопреки церковным правилам написать против нас такое, особенно, когда им небезызвестно, что установлениями Господними и законами, провозглашёнными Святым Духом, предписано, каким образом им следовало бы обвинить нас, если бы мы в этих главах сказали что-нибудь против веры, и тогда по приговору собора отлучить нас и наши взгляды от своего общения. Ныне же, поскольку мы точно знаем, чьему авторству обязаны тем, что приходится отвечать на часто упоминаемые вопросы, мы, оставив разбор донесений по поводу них, в которых ваше величество приказало нам дать отчёт в силу возложенных на нас обязанностей, постараемся, насколько это от нас зависит, на основании положений святого писания и изречений католических отцов, будучи со всеми людьми в мире[651], просто ответить только на эти главы; чтобы тот, у кого, возможно, не будет возможности или желания все их прочесть, нашёл здесь на эти главы краткие ответы, которые мы, у кого нет свободного времени на размышления из-за разных отвлекающих нас занятий, постарались, выкроив час, доверить бумаге в наспех составленной речи, как мы поняли из изречений святых отцов, дабы ваша христианская набожность не упрекнула нас в лености или непослушании. Ведь в названных донесениях мы, многократно раздражённые многочисленными нападками разных людей, постарались ответить на них в трёх книгах изобилующей подробностями речью, на каждый аргумент приводя собственный, не без досады, как мы сознаём и признаём, для читателя, но в католическом духе. Мы, однако, полагаем, что угодили доброму читателю в особенности тем, что при ответе на каждое возражение и противоречие вере всегда старались приводить то или иное изречение отдельных лиц. И мы надеемся, что хотя бы одним этим расположим к себе любого набожного читателя, ибо, когда он оценит наш труд своим умом, то сочтёт нас оправдавшимися перед ним.

А что касается того, кто является автором этих глав и кому мы вынуждены вновь отвечать, то он сам себя выдаст, когда необходимость заставит его выйти на свет истины, ибо всякий, делающий злое (среди которого апостолом были указаны также ереси), ненавидит свет и не идёт к свету, чтобы не обличились дела его, но всякий, делающий доброе (к этому доброму апостолом причисляется также вера), идёт к свету, дабы явны были дела его, потому что они в Боге соделаны[652]. Но и он, кем бы он ни был, сможет быть сыном света, если выйдет к свету и честно согласится с истиной. Если же он будет упорно возражать против истины, то своим неверием и своим безрассудным упорством стяжает себе имя еретика, так как человека, по неведению уклонившегося от веры, нельзя сразу назвать еретиком, если он не сделается еретиком из-за упорной борьбы».

17. О соборе шести галльских провинций, состоявшемся в Труа.

В 867 году от воплощения Господнего, 25 октября, в Труа состоялся собор провинций Реймсской, Руанской, Турской, Сансской, Бордосской и Буржской, где некоторые епископы, из расположения к королю Карлу, как то обычно бывает, поддерживая Вольфада[653], стали вопреки истине и святому авторитету канонов злоумышлять против Хинкмара. Но этот Хинкмар разумно и влиятельно отразил их нападки и, когда возобладало мнение большинства, епископы, которые собрались, записав по порядку всё, о чём шла речь, с общего согласия отправили через Актарда[654], достопочтенного епископа Нанта, послание папе Николаю.

Смысл этого послания – тот же, что был и в послании Хинкмара, епископа Реймсского, которое он через своих клириков (под видом паломников) отправил в минувшем месяце июле в Рим, чтобы избежать козней противников. Актард же, получив послание, составленное на вышеуказанном соборе и скрепленное печатями собравшихся там архиепископов, которое он должен был отвезти [в Рим], вернулся к Карлу, как тот приказал, вместе с некоторыми епископами. Карл же, забыв о верности и трудах, которым часто названный Хинкмар многие годы подвергался ради его чести и во имя государства, потребовал от Актарда отдать ему это послание и, сломав печати архиепископов, перечитал деяния собора и, поскольку Хинкмар не был посрамлён на том соборе, как он хотел, велел в противность Хинкмару продиктовать папе Николаю послание от своего имени и, скрепив его своей именной печатью, вместе с соборным посланием через того же Актарда отправил в Рим. А названные клирики Хинкмара, придя в августе месяце в Рим, застали папу Николая уже сильно больным и весьма занятым борьбой, которую он вёл против греческих императоров Михаила[655] и Василия[656], а также против восточных епископов. Поэтому они и задержались там до октября месяца. А папа Николай, охотно приняв то, что написал ему Хинкмар, ответил, что извиняется перед ним за всё. Он также направил ему и прочим архиепископам и епископам, поставленным в королевстве Карла, другое послание, сообщая, что названные греческие императоры, а также восточные епископы нападают на святую римскую церковь, мало того, на всю церковь, которая пользуется латинским языком, за то: что мы постимся по субботам; что по нашим словам Святой Дух исходит от Отца и Сына; что мы запрещаем священникам иметь жён и что мы удерживаем этих священников от того, чтобы мазать миро лбы крещённых; эти греки говорят, что мы, латиняне, разбавляем миро речной водой; они порицают нас, латинян, за то, что мы по своему обычаю не воздерживаемся от вкушения мяса за восемь недель до Пасхи и от вкушения сыра и яиц за семь недель до неё, и говорят также, что на Пасху мы наряду с телом Господним освящаем на алтаре и приносим в жертву агнца по обычаю иудеев; они также гневаются на нас за то, что клирики у нас бреют свои бороды, и говорят, что дьякон у нас рукополагается в епископы, не получив сан священника.

Он также велел митрополитам вместе с их епископами по всем провинциям написать ему ответ по поводу всего этого, обратившись в конце послания к Хинкмару таким образом: «Пусть твоя любовь, Хинкмар, по прочтении этого послания весьма позаботится, чтобы оно тут же попало к другим архиепископам, какие есть в королевстве нашего сына, славного короля Карла, и не преминет побудить их всех постараться подобающим образом обсудить всё это в своих диоцезах вместе со своими викарными епископами, в чьём бы королевстве те ни находились, и сообщить нам то, что они решат, таким образом, чтобы ты был деятельным исполнителем всего, что содержит текст нашего настоящего послания там, и, [сообщая обо всём] в своих письмах, оказался правдивым и мудрым докладчиком здесь у нас». Хинкмар, получив это послание, зачитал его королю Карлу, находившемуся во дворце Корбени[657] вместе со многими епископами, и постарался разослать послание через других архиепископов, как ему было поручено.

Папа Николай умер 13 декабря[658]. Ему в должности понтифика по выбору клириков и с согласия императора Людовика наследовал папа Адриан[659], которого Актард, придя в Рим с вышеназванными посланиями, застал уже рукоположенным на апостольском престоле.

18. Также о названном короле Карле.

Вышеупомянутый господин Хинкмар написал для короля Карла книгу, составленную на основе священного писания и высказываний католических мужей и разделённую на три части, а именно, первая – о личности короля и королевском служении в интересах государства; вторая – о том, какая рассудительность должна быть в милосердии; и третья – о наказании отдельных лиц; и заключил её в 33 главы.

Он написал также для названного короля весьма полезное наставление об избегании пороков и совершенствовании добродетелей, послав ему одновременно послание блаженного Григория к Реккареду, королю визиготов.

Он также составил для этого короля собрание многих предписаний о церквях и часовнях вопреки установлению Пруденция[660], епископа Труа.

Он написал для наставления этого короля трактат о 12 злоупотреблениях, в котором собрал высказывания отцов и установления предыдущих королей, а также напомнил ему о его обещании, которое он устно и письменно дал князьям и епископам, перед тем как был посвящён в короли.

Он написал этому королю также множество посланий, так как тот запрашивал у этого архиепископа советы по многим делам и многое усердно совершил по внушению его мудрости.

Когда же против него поднялся его сын, клирик Карломан[661], и этот король отправился во Вьенну против графа Герарда, который от него отложился, он направил этому нашему епископу своё письмо, велев ему созвать епископов королевства и верных ему мирян; дабы епископы, согласно своему долгу, запретили Карломану чинить какой-либо вред в королевстве, а миряне оказали ему сопротивление, не позволив причинять вред. И тот написал по этому делу графам Энгильраму, Гоцлину и Аделельму, ища у них совета, более того, сам давая его и говоря, что им следует делать по этому поводу.

Он также направил королю письмо с просьбой за этого Карломана и хлопотал о мире между его отцом и им самим, но претерпел о него и его сторонников много зла и грабежей. Придя вместе с другими верными короля на переговоры с Карломаном, он обменялся с ним заложниками, дабы в королевстве установился мир и люди Карломана мирно пребывали в королевстве, а сам Карломан мирно оставался в виллах святого Медарда вместе с немногими, пока не придут посланцы короля; тогда Карломан вместе с верными короля сможет отправиться к своему отцу и либо заключит с ним договор, либо невредимым вернётся к своим людям.

Приняв посланцев короля, он отправил письмо к Карломану, чтобы тот пришёл на переговоры с ним и выслушал там то, что велел передать король; он также собрал там верных короля, чтобы они могли установить и постарались совершить там то, что король велел по поводу мира; что и было тогда сделано. Но затем король велел епископам всего королевства отлучить этого своего сына вместе с его людьми от церкви за то зло, которое тот не хотел прекращать, и, кроме того, схватил его и приказал выколоть ему глаза.

Этот король обычно давал господину Хинкмару поручения не только по поводу церковных дел, но и по поводу созыва людей против врага, чтобы тот это делал, и тот, получив повеление короля, обычно созывал как епископов, так и графов.

Об этом короле Карле в видении ожившего Бернольда, о котором мы кое-что уже рассказали выше, сообщается следующее: «Он пришёл в некое мрачное место, на которое с другой стороны, из места по соседству, очень светлого, цветущего и благоуханного, падал свет, и увидел, что этот король Карл лежит там в грязи из собственного гноя и тлена, и его поедают черви, которые сожрали уже почти всю его плоть, и у него на теле не видно было ничего, кроме сухожилий и костей. И тот, позвав его по имени, сказал: «Почему ты мне не поможешь?». Тот спросил его: «Господин, как я могу вам помочь?». Тот: «Возьми тот камень, что лежит возле тебя, и подложи его мне под голову». Когда он сделал это, тот сказал ему: «Пойди к епископу Хинкмару и скажи ему, что я не слушал добрых советов ни его, ни других моих верных, и поэтому я терплю за свои грехи то, что ты видишь; скажи ему, чтобы он, поскольку я всегда на него полагался, помог мне, и я избавился бы от этой муки, и пусть он потребует от моего имени от всех, которые были мне верны, чтобы они помогли мне, так как если они поборются за это, я вскоре избавлюсь от этой муки». Когда тот спросил его: «Что это за место, откуда падает свет?», то услышал, что это – покой святых, и, попытавшись подойти ближе, увидел такую яркость и ощутил такую прелесть и красоту, какие не в силах выразить человеческий язык. И он увидел там множество радостных людей разного чина в белых одеждах и некие блестящие сидения, на которых никто из тех, для кого они были приготовлены, ещё не сидел. Во время этого путешествия он вошёл в некую церковь, в которой, как ему привиделось, застал епископа Хинкмара, готовившегося с нарядно одетыми клириками служить мессу, и сказал ему то, что поручил передать Карл. Вернувшись вскоре в то место, где видел лежавшим этого короля, он застал его в светлом месте, здорового телом и облачённого в королевские одежды, и тот сказал ему: «Видишь, как мне помогла твоя миссия?» и прочее.

Господин Хинкмар записал это рассказанное ему видение и велел излагать его и доводить до сведения многих людей по отдельным местам, где это казалось необходимым, и как лично, так и через прочих верных короля и его подданных честно и набожно хлопотал о спасении его души и обретения ею покоя.

Этот епископ очень часто давал королю совету по многим важным делам. Среди прочего он написал ему по поводу избрания епископа Бове после смерти Хильдемана[662], епископа этого города. В этом послании он старается удержать короля от ереси симонии, заявляя, что для него гораздо приятнее оставить это епископство вслед за миром, чем вопреки каноническому установлению не столько благословить, сколько предать вместе с собой вечному проклятию епископа.

[Он написал] также по поводу кельи или обители во Флавиньи[663], которую этот король подарил ему, когда он ещё находился у него на службе, до вступления в должность епископа, и утвердил грамотой, чтобы он держал её, пока будет жив, и о том, что он отстроил её, когда та была разрушена неким захватчиком, и, насколько смог, восстановил в ней благочестие. Впоследствии король попытался незаконно отнять её у него.

[Он написал] также по поводу одного беглого, который взял себе в жёны монахиню, внушая королю, чтобы тот велел его схватить и своей королевской властью разлучил [их и покарал] за это преступление, ибо этот нечестивец отказывается подчиняться епископскому приговору.

[Он написал] также по поводу дела епископа Ротада, которого король вызвал в суд и велел направить адвоката, который бы ответил представителю этого Ротада по поводу некоего лена, из-за которого между ними возникла тяжба. Он тонко и ясно осудил короля из-за этого дела и, стараясь отговорить его от этого намерения, привёл ряд примеров из святых канонов.

[Он написал] также о своём посланнике и о том, как тот хлопотал перед императором Лотарем и Людовиком, королём Зарейнским, братьями этого Карла, о заключении мира между тремя этими братьями.

Также другое письмо о том же деле, в котором он наставлял короля Карла, как тот должен вести себя со своими братьями, а также о том, стоит ли их принять, или отвергнуть – вопрос, который тогда обсуждался.

Также о деле императора Лотаря, его брата, как оно обстояло в Риме, а когда тот собрался прийти в эти земли, наставлял этого короля о том, как он должен показать себя перед Богом и перед людьми.

Затем он увещевал также королеву[664], чтобы она старалась побуждать короля к достойному и соответствующему королю образу жизни.

[Он написал] также о воинских распоряжениях ради снятия осады с города Бове[665]; в этом же [послании] он постарался указать, как следует обращаться с вверенной ему церковью, а именно, церковные действия должны совершать настоятели монастырей и архипресвитеры, а управление виллами, равно как и распоряжение домами, королевскими слугами и иноземцами, рассмотрение жалоб истцов и тех, кто обращается с апелляцией, должны осуществлять вернейшие миряне.

Также о походе в верхнюю Францию[666], о том, как его предпринять, оставив в порядке собственное королевство.

Также о соборе, который король велел созвать в Реймсском приходе, показав, по каким именно причинам следует созвать собор, а также о некоторых других полезных делах.

Также о деле покойного аббата Хильдуина.

Также о деле графа Герарда[667].

Также о деле Людовика, короля Германии, брата этого Карла.

Также о деле Лотаря[668], короля Италии, племянника этого Карла.

Также о постройке моста через Сену, который король построил вместе с ним и некоторыми другими своими верными у Питра (ad Pistas)[669].

Также о деле Хинкмара, своего племянника, епископа Лана, он написал множество писем и немало хлопотал за него перед этим королём.

Также о своей болезни и о принятии некоторых монахов пилигримов.

Также об имуществах святого Ремигия, расположенных в провинциях Вьеннской и Ахенской.

Также о рукоположении некоторых епископов и освящении некоторых церквей.

Также о походе этого короля в Италию после смерти его племянника, императора Лотаря[670], о том, как его предпринять, оставив в порядке собственное королевство.

Также о вопросах некоего Манцио.

Также о вилле Нёйи (Noviliaco) и относящихся к ней имуществах.

Также по поводу письма короля Людовика, брата этого Карла, которое тот прислал ему по поводу видения, где ему явился его отец; его копию он направил королю Карлу вместе с копией того письма, которое сам отправил по поводу этого дела Людовику.

Также о деле покойного Вальтария[671], славнейшего мужа, и об образе Спасителя.

Также о деле жителей Лана и рукоположении им епископа после низложения Хинкмара.

Также вновь о том же деле.

Также о мученичестве святого Дионисия, продиктованном Мефодием Константинопольским по-гречески и записанном Анастасием, библиотекарем римского престола, по латыни, а также о житии и деяниях святого Санктина, и что он нашёл в них о поминовении святого Дионисия.

Также о виллах святого Ремигия в Вогезах и о том, как они содержатся вплоть до сего времени.

Он отправил ему письма также по поводу разных других дел.

19. О Людовике, сыне этого Карла.

[Он написал] также королю Людовику[672], сыну этого Карла, которого он помазал и посвятил, об уплаченной норманнам дани.

[Написал] также о принятии полезных государственных мер, организации государства и следовании советам отца императора.

[Написал] также после смерти этого императора[673] о том, какие первые шаги в правлении ему нужно предпринять, приведя ему примеры его предшественников и наставив его посредством глав в необходимости справедливого правления государством, соблюдения чести святой церкви Божьей и в прочих важных для него и государства делах.

Также о наказании некоторых наглецов, о смягчении строгости наказания и других полезных вещах.

Также, чтобы он не замышлял чего-либо против канонических правил и не приказывал этого кому-либо из епископов, дабы не навлечь на себя церковный приговор.

Также о том, как он по приказу этого короля предостерегал Гуго[674], сына короля Лотаря, по поводу злодеяний, которые тот совершал, и о его людях, направленных к королю с воинским снаряжением.

Он писал также к сыновьям этого короля, когда тот умер, то есть к Людовику[675] и Карломану[676], о необходимости проведения канонических выборов в церкви Турне и Нуайона[677] после смерти епископа Рагинельма[678].

Также по поводу того же избрания, уже состоявшегося, и те с неудовольствием восприняли то, что оно было устроено архиепископом.

Также о том самом деле, где он показал, как согласился с их избранием, когда они были избраны во главе королевства, и какие поручения он получил от них по поводу этого избрания, и каковы обязанности короля, а какие – епископа, а также кого следует избирать и рукополагать в епископы, а кого и каким образом не следует рукополагать, и посоветовал им удосужиться изучить церковные предписания.

Также вновь по поводу того самого дела, показав на основании священных канонов, как тяжко они погрешили против Бога, велев так долго откладывать это рукоположение, и по поводу предъявленных ему Гоцленом[679] обвинениях о согласии с их отцом, королём Людовиком: почему, мол, он не заставил его принять обратно Ансгарду, отвергнутую им жену, и не запретил держать у себя Адельгейду[680]; и о письмах короля Людовика, адресованных ему по поводу возведения на трон его сыновей, и о поручениях этих королей, присланных ему неподобающим образом.

[Он написал] также к одному этому Людовику о совете, о котором тот его просил, и о том, как полезен королю совет, и как он должен вершить суд и правосудие, и что говорят добрые люди, соблюдая его, и что обычно требуют дурные, пренебрегая им, и прочее.

[Он написал] также к юному королю Карломану и к епископам увещевание, расписав королевские обязанности по главам.

И ещё одно увещевание к тому же королю, точно так же по главам.

20. О том, что он написал для Людовика, брата этого Карла

Он, оказывается, написал также некоторые послания Людовику[681], королю Германии, брату нашего названного выше короля Карла.

По просьбе этого короля он написал ему о некоторых вопросах, которые тот задал ему по поводу некоего Фулькрика, дав достойный отчёт в том, за что он отлучил этого Фулькрика, которого затем разрешил ввиду совершения им покаяния.

Также по поводу охраны и защиты имений Реймсской церкви, лежащих в Тюрингии.

Также о [его] нападении на королевство брата, отговаривая его от этого в достойных и весьма полезных увещеваниях, дабы тот не нападал на это королевство к своему собственному ущербу.

Он вместе с прочими епископами этого королевства написал названному королю о том же самом деле ещё одно послание, полное епископских призывов к соблюдению меры.

Он также раз или два лично [писал] ему о том, что тот поручил ему совершить при его прибытии в Реймс, дабы тот не приходил, как собирался, ни в какое время, так как это, мол, недостойно и противно его душе.

И вновь [писал] к нему о том, как он хлопотал о заключении мира между ним и его братом Карлом, воздавая ему благодарность за сыновей Реймсской церкви, с которыми по доброму обошлись в его королевстве, и прося позволить их спокойно владеть их собственностью, которую они там имели.

Также о металле, который он прислал ему для изготовления колокола, прибавив увещевание о соблюдении мира и любви и исполнении воли Божьей, как поручал ему.

Также об имуществах Реймсской церкви, расположенных в Тюрингии.

Также о мощах святых Реймсской церкви, которые он прислал ему, как тот просил, и о книге жития и добродетелей святого Ремигия.

Также об имуществах святого Ремигия, расположенных в Тюрингии.

Также о мученичестве святых и об имуществе его людей, которое те имели в его королевстве, дабы они не претерпели по поводу него никакого ущерба.

Он также вместе с архиепископами Ремигием[682] Лионским, Гартвигом[683] Безансонским, Херардом[684] Турским, Адо[685] Вьеннским и Эйгилом[686] Сансским написал этому королю Людовику по поводу Бертульфа[687], архиепископа Трирского, указав, что, мол, достойно порицания и весьма опасно то, что он[688] сделал, как ему стало известно, с этой митрополией, то есть с Трирской церковью, позволив захватить, раздробить и разграбить её некоему захватчику, монаху этой церкви[689]; показав, что, хотя королевская власть по своему званию стоит во главе человеческого рода, она всё же набожно преклоняет шею перед духовными владыками, просит у них средства для своего спасения и сознаёт, что в принятии небесных таинств и в их распределении должна скорее подчиняться, как подобает, церковному распорядку, чем руководить им; значит, она должна скорее прислушиваться к их решению, чем стремиться принуждать их к своей воле. «Поэтому, – говорит он, – как преступление ложится на епископов тяжким грузом, о чём подобало умолчать из почтения к Богу, так и для королевской власти весьма опасно, если она противится (чего да не случится!) тому, что священники сообщают ей по слову Божьему, хотя должна повиноваться, ибо Господь говорит в Евангелии: «Кто от Бога, тот слушает слова Божьи»[690]. Если же кто-то, не слишком набожный, внушил вам, что мы велели поставить в этой митрополии архиепископа в поношение вам и в противность вашей верности, более того, рукоположили его, согласно святым канонам, при нашем единодушном согласии, поскольку, как записано, что, мол, как Бога не удерживает теснота места, так и для слова Его нет уз[691]; и наш Искупитель и Спаситель одобряет то, что сотник сказал: «Скажи только слово, и выздоровеет слуга мой»[692], в том смысле, что всё, что Ты скажешь здесь, исполнится там. Да Он и сегодня говорит в нас, учениках своих, хотя и недостойных: «Дух Отца вашего, который наполняет круг земной, будет говорить в вас»[693]; то не верьте, пожалуйста, тому, кто внушает дурное, ибо будьте уверены, что мы поставили епископа на этом митрополичьем престоле не в поношение вам и не в противность вашей верности, но, сознавая, что эта церковь, как и вы и сами прекрасно знаете, столько времени стоит брошенной и покинутой, и что столько всего противного воле Божьей возникло не только в этом приходе, но и во всей принадлежащей ему провинции; ибо викарные епископы ничего не могут совершить канонически без примаса, кроме того, что касается их собственных приходов; поэтому мы, найдя предписанный правилами удобный случай, канонически поставили там архиепископа, что могли бы и должны были бы совершить, согласно церковным законам, викарные епископы этой митрополии, если бы число их было таково, что они в состоянии были бы надлежащим образом рукоположить архиепископа, который по правилам может быть рукоположен не менее, чем тремя епископами».

Он продолжает дальше, излагая предписания святых отцов, опираясь на которые, они это совершили. И далее: «И, поскольку в этой провинции не было столько викарных епископов, чтобы они могли правильным образом рукоположить архиепископа, и поскольку Реймсская и Трирская церкви считаются по древнему установлению и обыкновению соседями и сёстрами, с условием, что тот их епископ, который будет рукоположен первым, будет считаться первым также и на соборе, и они должны поддерживать друг друга и оказывать взаимно совет и поддержку, то епископы Трирской провинции, согласно святым канонам, попросили примаса Реймсской провинции о помощи в рукоположении собственного примаса; как и предписывают святые сардикские каноны, а именно: если случится, что в одной провинции, в которой было множество епископов, вдруг останется один епископ, и люди обратятся к епископам соседней провинции, то те должны прежде обратиться к этому епископу, который остался в той провинции, и указать, что люди просят дать им правителя, и будет правильно, если они и сами придут и рукоположат епископа вместе с ним. Если же тот, к кому обратились, промолчит и, не подавая виду, ничего не ответит, то людям следует пойти навстречу, так чтобы епископы из соседней провинции пришли и рукоположили епископа. Из этого по праву следует, что если Трирская провинция имеет не более одного епископа, а то и вообще ни одного, то епископы Реймсской провинции должны были рукоположить епископа Трирской церкви по просьбе её духовенства и народа. И мы все, чьи имена ваша слава прочтёт записанными в заглавии этого послания, при единодушном желании и согласии поставили во главе этой церкви нашего брата и сосвященника Бертульфа правильным, как мы указали выше, образом, что мы может доказать на основании священных канонов и актов его рукоположения, и, если понадобится, докажем. Поэтому его рукоположение и право распоряжаться церковными средствами и имениями, как предписывают святые каноны, мы защищаем и всегда будем защищать так же, как и наш чин, ибо если он – не епископ, то и мы не должны именоваться епископами. И, если кто захочет сказать что-то дурное против его рукоположения, то пусть выйдет и скажет, помня, однако, о своём причастии, так как или он лишится причастия вместе с церковным и епископским чином, или мы лишимся причастия вместе с епископским званием. Поэтому мы вместе с нашими товарищами священниками обращаемся к вам, о христианнейший, досточтимый и весьма дорогой нам король, со словами блаженного Льва, с которыми тот обращался некогда к августу Феодосию, и, оказывая почтение к вашей милости и по долгу искренней любви желая, дабы вы во всём были угодны Богу, которому нами и вверенными нам церквями возносятся за вас молитвы, мы, дабы не быть осуждёнными за молчание в этом деле перед судом Господним, на глазах у неделимой Троицы единого Бога, которая оскорблена таким деянием, хотя сама является хранителем и поборником вашего царства, и на глазах у святых ангелов Христовых заклинаем вас велеть Трирской церкви вместе с её епископом быть в том же положении, свободе и привилегии, [что и ранее], и хранить её так же, как её канонически хранили ваши предки и предшественники, а также Лотарь, ваш брат, и Лотарь, ваш племянник, то есть отец и сын, чтобы вы получили за это награду у Бога и у святого князя апостолов Петра, в честь которого освящена эта церковь, и сделали бы нас ещё более обязанными вам в молитвах и прочих надлежащих услугах; ведь, если бы мы из уважения к вам не отложили этого, то уже вынесли бы на земле против захватчика этой церкви неприкрытый приговор, который 630 епископов на великом Халкидонском соборе установили для такого рода дел, и они бы набросились на него с небес, и обрекли бы его на суде Божьем на вечное осуждение, если бы он не совершил достойного покаяния», и прочее о предписаниях святых канонов.

После этого добавлено: «Поэтому пусть ваше набожное и весьма дорогое нам величество твёрдо знает, что до тех пор, пока наш брат Бертульф, рукоположенный нами в Трирской церкви, будет жить в этом смертном теле, иного епископа в этой церкви поставлено не будет, если только Бертульф не выступит вдруг против святых канонов (чего не дай Бог!) и не будет низложен в соответствии с этими святыми канонами. А тот захватчик и отступник, монах Вальдо из монастыря Трирского прихода, никогда уже не сможет быть епископом по приговору Святого Духа, вынесенному против него в Трирской церкви, которую он пагубным образом захватил и которой нанёс вред. И если бы мы, как уже сказали, не отложили этого из уважения к вам, то не только постановили бы, согласно святым канонам, чтобы он никогда и нигде не смел приступать к церковному чину, но и, предав его анафеме, постановили бы заточить его в темнице, согласно священным канонам, и постановили бы это всеми способами, без всякого обжалования, если бы он продолжил упорствовать в своей непокорности. И мы всеми силами молим Господа, чего которого царствуют цари и от которого и через которого священный епископат берёт своё начало, сделать вас неповинным и непричастным к названным посягательствам на святые каноны, и взываем к Его милости, чтобы Он позволил вам желать и исполнять по доброй воле то, что Он повелевает, дабы вы заслужили обрести вечные радости, которые он обещает тем, кто Его любит».

Отвечая также на письмо, которое этот король направил ему с просьбой как лично, так и через всех, через кого он сможет, молиться за его родителя короля, который явился ему в видении, заклиная избавить его от мук, которым он подвергался, он написал ему весьма полезное послание, полное наставлений, о мере и свойствах молитвы.

Также об имуществах святого Ремигия, расположенных в Вогезах, и многое другое.

Он также написал его одноимённому с ним сыну[694] по поводу виллы Дузи, рассказав, как святой Хлодоальд подарил её святому Ремигию и как Карл[695], сын короля Пипина, получил эту виллу у архиепископа Тильпина во временное пользование с условием, что епископ Реймсский удержит за собой относящиеся к ней часовни вместе с девятинами и десятинами, а король будет давать двенадцать фунтов серебра на церковные светильники, и что как сам король, так и его преемники платили этот ценз, и он также получал этот ценз с названной виллы от его отца; и написал также о вилле Нёйи, как она была пожалована Карломаном[696] святому Ремигию, и что с ней впоследствии сталось.

Он также [написал] ему о поиске и соблюдении совета священного писания, о безрассудных советниках и о прочих делах, о том, в каком состоянии пребывает это королевство, и чтобы он не смел на него нападать.

Также о том, чтобы он пощадил город Реймс и не вредил святым местам, если всё таки вторгнется.

Также о том, как епископы относились к Людовику[697], сыну Карла, когда помазали его в короли, ибо тот слышал иное.

Также о том, как поступили с двумя жёнами этого Людовика, сына Карла, и прочее.

Он [написал] также Пипину[698], королю Аквитании, по поводу имений своей церкви, расположенных в округах Овернском, Лиможском и Пуатевенском, и добился отправки к этому Пипину по поводу них также писем короля Карла, поручив охранять эти имения сиятельному мужу Фригидолону.

Он [написал] также Карлу[699], сыну Людовика Зарейнского, хваля кротость его верности, которую он сохранил к сыновьям своего двоюродного брата Людовика – Карломану и Людовику, и заклиная его ради чести церкви Божьей и ради благополучия и обороны его королевства назначить названным царственным отрокам мудрых и праведных наставников, которые научили бы их почитать слуг Божьих и блюсти заповеди Божьи, управлять собой и надлежащим образом осуществлять государственное правление.

Также по поводу дела Сигиберта, его верного.

Он [написал] также королю Лотарю, сыну императора Лотаря, по поводу виллы Дузи, которую его отец возвратил Реймсской церкви, дабы он не передавал с опасностью для себя относящиеся к ней имущества в собственность тем или иным лицам и не освобождал колонов этой виллы, как он делал и как стало известно архиепископу; и, если им было сделано нечто подобное, то чтобы он постарался это исправить.

Также по поводу дурного обращения с этой виллой и по поводу ценза, который он, как говорят, с опасностью для души удержал за собой, сообщая, что святой Хлодоальд передал её святому Ремигию, и увещевая его не делать того, из-за чего может навлечь проклятие на свою душу.

Также о разрешении церкви в Камбре избрать себе епископа.

Также о спасении души и его королевской чести; и напомнил в этом послании, как его отец, август Лотарь, поручил ему его самого и его душу.

21. О том, что он написал некоторым архиепископам и епископам.

Он направил также разнообразные и весьма полезные писания разным епископам и архиепископам.

Хетти[700], архиепископу Трирскому, он написал о своём вступлении в должность, предлагая себя в товарищи и последователи в церковных делах его отцовству.

Он [написал ему] о том же деле, прося наставлять его и считать сыном и сообщая также о своей поездке, которую он собирался предпринять в Рим.

Также о Гондрике, которого он отлучил от церкви, и об отлучённом им Фулькрике, который, казалось, обрёл убежище в Трирском епископстве.

Архиепископу Гунтбальду[701] он написал по поводу сохранению за одним пресвитером церковного чина.

Также по поводу того, что было совершено на соборе.

Амоло Лионскому[702] он написал о сейме, который он провёл с королём и вельможами королевства, и о положении евреев в этом королевстве.

Также о соборе, назначенном тремя королями, о своём предшественнике Эббо и о некоторых других делах; в этом [послании] он говорит, что считает его своим дражайшим и близким по духу отцом.

Также о короле Лотаре и некоторых других делах; в этом [послании] он называет себя сыном его любви.

Также [послание] об образе жизни Готшалка, его проповеди, уличении и осуждении, излагая всю правду об этом деле.

Он также [написал] Рабану[703], епископу Майнца, о принятии того же Готшалка, которого этот епископ изгнал из своего прихода за семена ереси, которые тот сеял, и направил к нему вместе с некоторыми его приспешниками, и о рассмотрении его дела.

Также о том самом деле, и как он поступил с ним после того, как его принял, и каким счёл его безумие, испрашивая у него совета, что ему разумнее всего следует предпринять против него.

Также о его же учении и ереси и что он с ним сделал, после того как его признали еретиком на соборе и не смогли исправить, и что он думает по поводу его учения, и о его осуждении; и о том, что он написал против него и направил ему для рассмотрения, спрашивая также, как следует понимать взгляды разных отцов о вере в Троицу и в предопределение. В этом послании он заявляет, что святой Рабан остался на то время единственным из учеников блаженного Алькуина.

Архиепископу Ландраму[704] он [написал] о совете, что тот испрашивал у него по поводу девичьего монастыря, который король велел передать недостойной особе, и что ему следует по этому поводу делать; и с пользой увещевал его ещё более пылко проявлять попечение о вверенных ему обязанностях.

Титгауду Трирскому[705] он [писал] о первенстве, которое, как тот писал, должно отойти от него к Трирскому престолу, указывая, что оно никогда не передавалось римским престолом его престолу, и прочее.

Также во второй и в третий раз о деле отлучённого Фулькрика.

Также по поводу имений Трирской церкви, расположенных в Аквитании, о которых этот господин Хинкмар немало хлопотал перед неким аквитанцем Арнольдом, который их держал, чтобы он вернул их Трирской церкви, и дал знать, что добился этого.

[Он писал также] Амальрику[706], благочестивому архиепископу, сострадая его мучениям, утешая его в страдании и сорадуясь его святости; и говорит, что счёл его дражайшим среди дорогих, послав ему некие дорогие украшения, а именно, светло-зелёную ризу, которую имел в единственной числе, и некоторые небольшие дары вместе с сотней солидов.

Он также писал ему по поводу имений Реймсской церкви, расположенных в Аквитании, которые король приказал ему вернуть и управлять которыми он в полной уверенности поручил этому Амальрику.

[Он писал также] архиепископу Ротланду[707] по поводу имений святого Ремигия, лежащих в Провансе, а также об одном пресвитере, отлучённом на соборе, и о другом, поставленном на его место.

Рудольфу[708] Буржскому [он писал] по поводу имений Реймсской церкви, расположенным в Лиможском округе.

Также по поводу некоторых отлучённых.

[Он писал также] Гунтеру[709] Кёльнскому, чтобы тот выступил посредником перед королём Лотарем и похлопотал о каноническом избрании епископа Камбре после кончины достопочтенного епископа Теодориха[710].

Он [писал] об этом же деле два или три раза, заявляя, что в его дни епископа там следует рукоположить исключительно в соответствии с канонами.

[Он написал] Лиутберту[711] Майнцскому по поводу имений святого Ремигия, расположенных в Вогезах, рассказав, как некий Гиберон из-за захвата этих имений лишился разума и, промучившись целый месяц без перерыва, в муках и с величайшей опасностью лишился жизни.

Он также часто писал ему по поводу охраны названных имений и о защите и управлении их челядью.

Также о своих переговорах, которые он имел в Труа с папой Иоанном, и что хорошего говорил с ним о нём, убеждая его радушно принять письма и посланца папы и постараться прийти к нему.

Также об одном преступившем закон пресвитере.

Достопочтенный Хинкмар писал также Лотарю, королю Италии, который, бросив собственную жену[712], сошёлся с некой женщиной[713], советуя ему и увещевая его решительно её от себя отвергнуть, и, дав знать, что получил по поводу этого дела письма и повеления господина папы Адриана[714], старался убедить короля соблюсти в этом деле предписания названного папы.

Также другое послание о людях, не желавших принимать мир, и что должно из-за этого произойти, и одобряя то, что королевская власть уже сделала с некоторыми такими людьми.

Он написал также защитную речь против своих недоброжелателей, которые чернили его разными клеветническими нападками, а именно, перед папой Иоанном, что он, мол, не желает признавать авторитет декретов понтификов римского престола, на что он и тогда, на соборе в Труа, и впоследствии, в этой защитной речи, отвечал, опровергая этих своих хулителей и заявив, что он признаёт декреталии римских понтификов, принятые и признанные святыми соборами, и чётко следует им, как и подобает следовать; и рассказав о низложении и восстановлении Хинкмара, епископа Ланского, как это происходило[715]; а также о том, в чём некоторые клеветнически обвинили перед тем же папой, будто он говорил, что этот папа – не большего достоинства, чем он сам; также о рукоположении Хеденульфа[716] в епископы Лана и об утверждении папой этого рукоположения. Также о Карломане[717] и некоторых других делах, в которых его оправдала сама истина. Некоторым же клеветникам он, хотя и мог ответить, но не пожелал, дабы не казалось, как он заявлял, что он на брань отвечает бранью, считая для себя более славным обращать их в бегство молчанием, нежели одолевать, отвечая, чтобы не считали, будто он ищет своей славы.

Он писал также что-то папе Адриану, и этот римский понтифик упоминает, что направил ему некоторые письма; он также послал ему через Актарда, епископа Нантского, своё полное похвал послание и поручил исполнять в тех землях его обязанности в деле Лотаря, чтобы он следил за тем, что решил по этому делу папа Николай.

Он ответил также на некоторые главы, присланные епископам Франкского королевства папой Иоанном, о привилегиях престолов (в семи пунктах), ибо этот папа пытался поставить примасом Ансегиза[718], епископ Сансского, чтобы тот пользовался апостольскими обязанности в Галлии и Германии. Но достопочтенный епископ Хинкмар решительно воспротивился этой попытке.

Господин Хинкмар очень многое написал разным епископам: архиепископу Ремигию[719] – по поводу имений святого Ремигия, расположенных в Цизальпинской провинции, которые он поручил ему и просил принять их под его защиту.

Также по поводу рукоположения Исаака[720], епископа Лангрского.

Также о соборном постановлении по поводу захватчиков церковных имуществ и прочего.

Также о деле названного короля Лотаря, и направил ему некоторые послания о названных имениях.

Также к тому же Ремигию и прочим епископам, приказав им властью господина папы Николая явиться на собор в Суассоне по делу Вольфада и его товарищей.

Адо, архиепископу Вьеннскому, он написал среди прочего по поводу письма блаженного Авита[721] к святому Ремигию, которое, как ему сказал некий монах Ротфрид, он будто бы читал у этого Адо, и чтобы он, если сможет ещё найти письмо от святого Ремигия, прислал бы ему его, как более дорогое и милое, чем золото и топазы.

Герарду[722], епископу Турскому, он написал о принятии некоторых отступников, вернувшихся к церкви, и других кающихся.

Также о некоторых других делах [он написал ему], как дражайшему другу, который, придя к этому нашему епископу, вверился ему с братской любовью, прося, чтобы он, где только сможет, хлопотал перед королевской властью о его церкви.

Когда же приблизилась его кончина, он[723] продиктовал ему письмо и поручил отнести это письмо тому, кто должен был лично сообщить господину Хинкмару о его кончине. Но и посланники Турской церкви, полагаясь на эту уверенность, пришли после смерти этого своего архиепископа к господину Хинкмару, доставив ему просьбу духовенства и народа умолять ради них королевское величество о том, чтобы король разрешил им каноническое избрание. И этот епископ весьма охотно это исполнил.

Он также сообщил королю о некоем клирике, который предложил себя в этом деле и которого не следует принимать, и дал знать, что епископы этой провинции, а также духовенство и народ этой церкви, призванные распоряжением апостольского престола, хотят, чтобы им дали в епископы Актарда, который был крещён, воспитан и рукоположен в этой церкви и, хотя он был дан в епископы другому городу, но, изгнанный враждебностью язычников, почтён апостольским престолом паллием, чтобы его рукоположили там, где окажется место, даже если оно будет из числа митрополий. И, кроме того, дал королю совет, что нужно предписать делать духовенству, а что – мирянам; сообщив, что он сделал с имениями, которые тот держал от короля в качестве бенефиция, и спросив, какие будут распоряжения по поводу того, что тот завещал королю.

Также о некоторых книгах святого Августина, которые он просил его прислать ему, и о претензиях к грекам, по поводу которых ему дал указания папа Николай, и кое-что ещё.

Он писал также Бертульфу, архиепископу Трирскому, наставляя его об устроении его диоцеза и прихода и управлении им, и прочее. По его просьбе он послал Виллеберта, епископа Шалонского[724], для рукоположения Арнольда[725], епископа Тульского, так как из-за недуга, сковавшего самого Бертульфа, нужного числа епископов, предписанного для рукоположения епископа святыми канонами, не получалось. Уже ранее он направлял по приказу короля Карла Хинкмара, епископа Ланского, Одо, епископа Бове, и Иоанна, епископа Камбре, для рукоположения самого Бертульфа и по просьбе Адвентия[726] и Арнульфа[727], епископов того же Трирского диоцеза, наставил их каноническим и апостольским предписанием, как всё это следует совершить надлежащим образом, дабы они по небрежению или по дерзости ни в чём не отступили от святых канонов.

Он написал названному Бертульфу также по поводу некоторых часовен, относящихся к вилле Дузи, которые некий муж из Трирского прихода присвоил в результате происков одного пресвитера, и просил его оказать правосудие в этом деле.

Также по поводу писем, которые он послал Людовику, королю Зарейнскому, чтобы тот велел зачитать их королю и королеве и письменно сообщил ему о том, что услышит у них по этому поводу. Письма, которые он направил епископу Арно[728], он также велел ему зачитать и напомнить королю и королеве, а также народу об их благе и о мире со святой церковью Божьей.

[Он написал] Иоанну[729] Руанскому, отвечая на его вопрос об одном клирике, который, будучи избран для управления некоей церковью, по возрасту не мог быть надлежащим образом рукоположен.

Ростагну[730] Арльскому, который писал ему об утеснении своей церкви и о некой могущественной даме[731], которая присвоила церковные имущества, он написал в ответ, что ему следует делать со всем этим.

Аделоальду[732] Турскому, который просил его разрешить ему построить и освятить часовню в вилле Туррис, расположенной в Реймсском приходе и пожалованной его церкви в качестве королевского дара, он написал в ответ, удовлетворяя его просьбу, но с условием, что старая церковь этой виллы и её пресвитер не потерпят из-за этого никакого ущерба для своей привилегии.

Льву[733], епископу и попечителю библиотеки римской церкви, он послал письмо по поводу принятия его посольства, чтобы он добился у папы Льва[734] любезного удовлетворения его просьбы и по-отечески ответил ему в послании на то, что содержалось в отправленном ему письме.

Он написал также Григорию, номенкулатору и апокрисиарию римской церкви, чтобы тот соизволил считать его в числе своих верных друзей.

А также просил его посодействовать, чтобы его совет оказался угоден господину папе, направив ему скромные дары благословения.

[Он написал также] Формозу[735], благочестивому епископу этого престола, хваля молву о его святости и учёности, которая до него дошла, и, стараясь добиться его дружбы и чтобы тот соизволил молиться за него, обещал воздать ему тем же, послав ему некоторые дары, чтобы тот упоминал о нём в своих молитвах.

И после того, как этот Формоз отправил ему свои письма, в которых дал знать о своей любви к нему, он сообщил также, что питает к нему величайшее доверие.

Он также написал Гаудерику, епископу названной церкви[736], чтобы тот принял его в лоно своей любви и соизволил молиться за него Господу и святым апостолам.

Иоанну, епископу названного престола[737], он написал почти то же самое и, просив прислать ему для переписывания каноны папы Мартина[738], а также Евангелие назареев, отправил ему также некоторые подарки.

Вольфаду[739], архиепископу Буржскому, он [послал] трактат Павлина, который тот просил прислать ему, о тех, которые безрассудно убивают своих жён, а также написал о других вещах.

Также Фротарию[740] Бордосскому, который направил ему такой стих:

Он послал в ответ такой стих:

И написал ему кое-что ещё: по поводу канонического избрания аббатисы монастыря святой Радегунды, и прочее.

Также о рукоположении Фулькрика.

Также о мастеровых Венило Руанского и работах, которые он выполнил у Питра на Сене.

Также о тяжбе епископов Ротада и Одо.

Дрого, епископу Меца, брату императора Людовика, он написал ради обретения его дружбы.

Также воздавая ему благодарность за заботу, которую тот, по-видимому, проявляет о Реймсской церкви, прося о некоем брате, служителе этой церкви, дабы он так пользовался его услугами, чтобы эта церковь могла пользоваться его необходимой поддержкой, и кое-что ещё.

Ротаду Суассонскому, которого он часто призывал явиться на собор, а тот отказывался или пренебрегал этим, он писал об исправлении и принуждении к покаянию некоторых преступных лиц Суассонского прихода.

Также по поводу рукоположения некоторых церковных служителей.

Также по поводу принятия и приведения в суд Готшалка, которого господин Рабан отослал в Реймсский диоцез и который происходил из Суассонского прихода, а именно, из монастыря Орбе.

Также по поводу устройства монастыря святого Медарда и о восстановлении в нём устава.

Также по поводу некоторых монахов, сбежавших из монастыря Отвильер.

Также по поводу Годольда, который жаловался, что его незаконно лишили причастия, и по поводу которого он трижды отправлял ему письма.

Также по поводу некоторых пресвитеров, который жаловались на соборе, что незаконно лишены им церковных имуществ; и, поскольку тот неразумно отнёсся к поручениям собора, он угрожал ему канонической карой, если тот не исправится.

Также по поводу рукоположения Хинкмара после смерти Пардула, епископа Ланского.

Также о восстановлении пресвитера Аделоальда по решению собора; ради этого он послал ему письмо, которым тот совершенно пренебрёг.

Также по поводу поручений короля Людовика и утверждении, о котором тот у него просил и которое не подобало духовному сану.

Также по поводу клирика, которого он отправил для рукоположения и управления церковью, расположенной в вилле Турре.

Также по поводу прихода, о котором шла тяжба между ним и Эрпуином, епископом Санлисским.

[Он также написал] ему вместе с прочими епископами Реймсского диоцеза об измышлениях греков, которые те пытались ввести вопреки каноническим правилам; по поводу них господин папа Адриан направил письма как к нему, так и к прочим архиепископам этого королевства.

Кроме того, он часто посылал ему и другие письма по поводу разных дел.

Иммо[741], епископу Нуайонскому, он написал по поводу поместного собора, назначенного королём в Париже, и по поводу рукоположения Ирминфрида[742] после кончины Хильдемана, епископа Бове.

Также по поводу рукоположения Пардула после смерти Симеона Ланского.

Также по поводу оказания содействия и помощи Теодориху, епископу Камбре, против некоего непокорного мужа, который не боялся Бога и не уважал церковную службу.

Также по поводу некоего пресвитера, которому он просил уступить канонический чин.

Также по поводу одной дамы, которая жаловалась, что он незаконно её отлучил.

Также по поводу проведения совещания между епископами.

Эрпуину Санлисскому [он написал] по поводу одного человека, безосновательно, как он узнал, отлучённого им от церкви, велев ему прийти на встречу с ним, чтобы он мог обсудить с ним, как следует правильнее поступить в этом деле.

Также по поводу некоего пресвитера, незаконно похитившего церковную собственность.

Также по поводу одного клирика, который жаловался, что претерпел от него ущерб.

Также по поводу поручений папы Адриана об указанном выше пресвитере.

Также по поводу исполнения в надлежащем порядке повелений короля.

Лупу[743] Шалонскому он написал по поводу проведения собора.

Также по поводу одного человека, которого, коварно обманув, заставили держать при оглашении собственного ребёнка.

Также о том, что по этому делу решил собор. Он также дал свидетельство его доброй жизни в послании, которое написал после его смерти королю Карлу, чтобы добиться канонического избрания для Шалонской церкви.

Написав Пруденцию, епископу Труа, он жаловался, почему тот лишает его своего присутствия; дав знать, что хочет просить у него совета по поводу положения и обуздания Готшалка; сообщив, как с ним поступили и какой приговор вынесли на соборе, и он в силу этого приговора держит его в заключении; и что он разными способами пытался его обратить, и о его нравах и гордыни; и должен ли он позволить ему в Чистый четверг и на Пасху послушать богослужение и принять причастие; и что он думает об изречении пророка Иезекииля, где сказано: «В тот день, когда падёт праведник, все праведные дела его не помянутся, а в тот день, когда обратится грешник, все грехи его не помянутся[744]. Также об обычае празднования Чистого четверга.

Также по поводу церквей Реймсского престола, расположенных в его епископстве, с которыми тот обращался иначе, чем подобает епископскому беспристрастию, дабы им переговорить об этом и о другом, что он о нём слышал; уговаривая, чтобы они наставили друг друга и взаимно препоручили себя Господу. И он, как оказывается, написал также по этому поводу книгу.

Пардулу, епископу Ланскому, он написал по поводу кончины господина Эббо, своего предшественника, чтобы к нему посредством полных любви обетов была проявлена священническая благожелательность.

Также о неподобающем примирении с Лиудо, к которому его не смогли склонить ни посулы, ни упрёки безрассудных людей, укрепляя его в епископской праведности примерами из священного писания, дабы он ступал по пути предписания, и дав знать, что ему следует делать с названным Лиудо.

Также по поводу того же самого дела.

Также о покаянии, смирении и разрешении Фулькрика.

Также справляясь у него по поводу разрешения одного мужа.

Также о посте, предписанном королевой.

Также о болезни и смирении Ротада Суассонского и о совете, который он ему дал, дабы тот укрепил его в нём и убедил мудро его исполнить.

Также по поводу золота, которое он ему послал и которое следовало вручить через него королеве для изготовления одного украшения для Богородицы.

Также о написанном им сочинении «Подношение Соломона», которое он дал ему прочесть, спрашивая, что он о нём думает.

Также по поводу церкви Теруана (Morini), лишённой пастыря, чтобы тот переговорил о ней с королём, как бы надлежащим образом провести там выборы, и по поводу присланных ему книг святого Амвросия о вере.

Ирминфриду, [епископу] Бове, [он написал] по поводу избрания пастыря Амьенской церкви, которого следовало канонически рукоположить после смерти епископа Рагенария.

Также по поводу мудрого управления судном церкви, которое сотрясается в этом опасном для судов мирском море посреди междоусобных войн.

Епископу Эббо, воспитаннику Реймсской церкви, по поводу некоего брата, сбежавшего из этой церкви и находившегося у него, дабы он постарался как можно скорее и с надлежащей заботой отослать его обратно.

Также по поводу избрания Исаака на должность епископа Лангра, дабы он уговорил архиепископа Ремигия совершить его рукоположение.

Теодориху, [епископу] Камбре, [он написал] по поводу некоего Хетто, вассала короля Лотаря, которому он при общем согласии назначил епитимью и который, как говорили, был разрешён названным Теодорихом; и по поводу одного пресвитера, которого этот Теодорих отлучил и насчёт которого папа Роман прислал господину Хинкмару письмо, пересланное им названному Теодориху.

Также вновь по поводу разрешения названного Хетто.

Также по поводу имений Реймсской церкви, которые епископ Теодорих просил передать ему во временное пользование.

Также по поводу рукоположения Хунфрида[745] в епископы Теруана.

Также по поводу рукоположения Эрхенрая[746] после кончины Лупа, епископа Шалонского.

Также о прибытии Людовика Зарейнского, поскольку тот пришёл в Реймс, и о том, что тот совершил и что приказал ему.

Также по поводу Балдуина, который похитил вдову Юдифь, дочь короля Карла, чтобы он знал, что тот предан им анафеме, и чтобы объявил об этом по своему приходу.

Также по поводу одного мужа, которого уговорил взять в наложницы одну девицу сам отец этой девицы.

Фолькуину[747] Теруанскому [он написал] по поводу одного его рукоположенного священника, который жаловался, что претерпел обиду со стороны епископа Иммо[748], и просил вместе с тем прислать ему мощи святых, покоящихся в Теруанском приходе, ибо при освящении церкви Богородицы он приготовил алтарь, который надобно освятить самому Фолькуину и почтить его мощами этого прихода.

Епископу Рагенару[749] [он написал] по поводу одного пресвитера, который, как письменно сообщил ему Ното, архиепископ Арльский, канонически отстранён и отлучён собором, и на его место поставлен другой пресвитер.

Епископу Агио[750] [он написал] по поводу имуществ Реймсской церкви, лежащих в Аквитании.

Аббо[751] Оксерскому [он написал] по поводу покойного епископа Херибольда[752], который, явившись одному брату, увещевал его раздавать ради него милостыню, совершать молитвы и пожертвования.

Энею Парижскому [он написал] по поводу Ротада Суассонского, неподобающие деяния которого рассматривались в присутствии короля, и король направил для разбирательства этого названного Энея вместе с Иммо Нуайонским.

Амальрику[753], епископу церкви в Комо, [он написал] по поводу дьякона Эгильберта, монаха монастыря святого Ремигия, которого препоручил этому епископу и отправил в его распоряжение по его просьбе.

22. О том, какие жизненные наставления и порицания он написал своему племяннику Хинкмару.

Хинкмара, своего племянника, епископа Ланского, он в начале его вступления в должность обучал и наставлял в том, как ему следует обращаться с вверенной ему церковью, согласно каноническим предписаниям.

Он также увещевал его заботиться о том, чтобы подданные не составляли между собой заговоров, а если те возникнут, тут же искоренял их с разумной умеренностью или, если будет нужно, старался сообщать ему о них, а также о том, когда ему надо будет провести собор. Он весьма беспокоился о нём и много писал ему, обличая его и укоряя за легковесность его нравов и поступков, и увещевая его прийти в себя и всеми силами стараться молить Бога о том, чтобы Он призрел на него и позволил ему образумиться и исправить свою порочность; ибо он казался ему чересчур умным и упрямым в спорах, так как пытался перетолковывать церковные законы в свою пользу и считал, что понимает их лучше, чем старшие по возрасту. Он так хлопотал за него, что даже, как говорил, навлёк на себя немилость своего государя – короля, и на глазах у многих терпел его, когда тот бесстыдно и с высоко поднятой головой, с дрожащими щеками и гневными словами отвергал его просьбы и смирение; и он укорял его за то, что тот никогда не признавал за собой никакой вины, но всегда готовился защищаться, а также за одежду, походку, смех, клятвы, несдержанную речь, неистовый гнев и за многое другое.

Также, поскольку тот из-за своей несправедливости сошёл с тропы священного писания в управлении своим приходом, он увещевал его это исправить и говорил словами апостола к Тимофею, каким он должен себя проявить.

Также об одном нечестивце, отлучённом им за преступления, за то, что тот дал ему в награду постыдной наживы церковные имущества.

Также прося за некоего Хадульфа, своего клирика, которого этот Хинкмар отлучил от церкви.

Также о послании папы Адриана, направленном через него к некоторым епископам.

Также по поводу распоряжения некоторыми церковными имуществами его прихода, чтобы он дождался по этому поводу [решения] поместного собора.

Из-за того что тот не хотел его слушаться, он часто напоминал ему об отлучении Карломана и призывал отвергнуть строптивость своего ума и склониться к послушанию, как он уже заявил перед многими свидетелями на соборе и поставил свою подпись.

Также по поводу дьякона Бертария, которого он незаконно держал под стражей, хотя тот воззвал к суду митрополита и поместного собора. Сказав ему по этому поводу, что он не должен был так с ним поступать, он властью святых канонов и своей собственной велел ему позволить этому дьякону и другим, если из числа клириков были такие, кто воззвал к праведному суду и кого он удерживал, без опаски явиться на суд его и прочих епископов и самому предстать перед этим судом.

Он также призвал его на собор, на котором должны были обсуждаться повеления папы Адриана.

Затем он написал ему многое и, под конец, ряд посланий, напомнив ему в них и обратив взор его души на то, как он с нежной любовью и благочестием воспитал его, сироту, и обучил грамоте, и провёл через все церковные ступени к должности епископа. «А теперь, – говорит он, – ты воздаёшь мне злом за добро и ненавидишь меня напрасно[754], за то лишь, что я не одобряю твоих никчемных трудов, и ты, пока я тебя терплю, причиняешь мне множество обид? Ведь с самого дня твоего рукоположения я до того отягощён муками и терзаниями как от твоих слов, так и от писем и от твоих беспорядочных поступков и неоднократных возмущений, что мне опротивела уже сама жизнь, ибо я по долгу своего звания так привязан к твоей наглой особе, что не смог бы тебя отвратиться не только после первого и второго вразумления, согласно апостолу[755], но и после многих устных и письменных увещевания, сделанных как частным образом, так и в присутствии всех наших друзей, а также перед королём, епископами и многими другими. И, хотя я хотел бы, чтобы мне дали крылья, как у голубя, и я улетел бы подальше от тебя в какую-нибудь пустыню и успокоился бы[756], я не могу никуда убежать, чтобы не страдать то ли от упрямства твоей строптивой особы, то ли от дерзких речей твоих посланцев или злословия и пустого вздора, более того, трагедий, твоих писем, то ли от таких слухов о тебе, какие не подобают епископу. И вот, когда я, наконец, решил, что тебе надоело заниматься такими вещами, ты ныне, 13 ноября[757], четвёртого индикта, прислал мне пространнейшую грамоту (rotulam), полную лжи и неразумных слов и упрёков против истины и канонов, и я удивляюсь, от чего ты сделался столь бесстыдным, что тебе, как сетует на Иудею Господь, не стыдно[758] и не противно писать подобное; разве что от того, что ты не стремишься к полезному и не занят тем, чем нужно, и, дабы умолчать о прочем, что если бы я решил перечислить всё по порядку, то день подошёл бы к концу прежде, чем закончилась бы страница, которую следовало бы прочесть по этому поводу, я скажу тебе то, что не могу и не должен обойти молчанием. Так вот, поскольку ты, как только улетел из гнезда отцовского воспитания и стал епископом, тут же оставил меня и тех, кто тебя воспитал, стал искать и нашёл мирские связи и друзей и таким образом, то и дело бросая одних и приобретая других, оторвался не только от равных, но и от вверенных тебе, дойдя до того, что получил управление дворцом господина короля вопреки святым антиохийским канонам, предписывающим, чтобы ты, согласно старинному правилу, установленному нашими отцами, ничего не совершал помимо меня, без моего ведома и без ведома наших соепископов, за исключением лишь того, что касается твоего прихода и подчинённых тебе владений.

Это управление я на основании святых канонов запретил тебе в присутствии самого господина короля и прочих, которые там были, и ты на какое-то время отказался от этого управления. Но затем благодаря внешним, то есть мирским властям ты вопреки сардикским канонам и без моего ведома вновь получил это управление вместе с аббатством в третьей провинции, за пределами Реймсской провинции. Без моего разрешения ты ездил в это аббатство всякий раз, когда тебе было угодно, и находился там вопреки декрету папы Илария, который говорит: «Мы не смогли обойти молчанием и то, о чём надлежит заботиться с ещё более тщательным попечением: чтобы те или иные епископы не смели отправляться в какую-либо провинцию вопреки указаниям своих митрополитов, и это должно соблюдаться во всякого рода духовных чинах по всем церквям. Так решили сперва Зосим, а затем – святой Григорий».

Затем ты, будучи и раз, и два вызван каноническими письмами для рукоположения епископа в Камбрейской церкви нашей провинции, лишённой пастыря, о чём немало хлопотал по нашему внушению апостольский престол, ни сам не пришёл, ни направил ко мне вместо себя викария или хотя бы письма с твоим согласием, как предписывают святые каноны. По этому поводу папа Симмах объявил Эонию на основании святых канонов, что если какой-либо епископ, вызванный, согласно каноническому определению, к митрополиту, откажется ему повиноваться, то пусть знает, что его следует отсечь от церковной организации, чего мы вовсе не желаем. Но ты и потом, когда к тебе обращались, ни извинений не принёс, ни смиренного ответа не дал ни мне, ни нашим соепископам. После этого ты по обычаю своего непостоянства и переменчивости без всякой причины нагло поднялся против господина короля, так что тот отнял у тебя и управление дворцом, и само аббатство, и, гневаясь на тебя, предполагал подвергнуть тебя ещё более суровым карам. Но я, хлопоча за тебя устно и письменно, примирил его с тобой. Затем, как знают очень многие, ты вновь поднялся против него и, презрев его повеление прийти к нему, так сильно его разгневал (как это знают все в этих землях), что он вынужден был атаковать тебя, как неверного, через своих верных. Ты же без моего ведома и вопреки святым канонам наложил неслыханное ранее отлучение на моих прихожан и на прихожан многих архиепископов и епископов, а также на самого короля. Этим ты многих ввёл в соблазн и причинил сильнейший соблазн не только церкви, но и королю и королевству, хотя закон велит, чтобы ты, проходя по чужой жатве, не заносил серпа, но срывал колосья руками[759] и ел их. «И ты, – как говорит святой Григорий, – не можешь занести серп правосудия на чужие посевы, которые, по-видимому, поручены другому, но, увещевая и убеждая, как бы кусая, обращай хлеб Господень, избавленный благодаря действию доброго дела от соломы своих пороков, в тело церкви».

После этой дерзости ты предстал перед нашими собратьями вместе со мной, и я примирил тебя с ним, и уговорил епископов, чьих прихожан ты отлучил от церкви, не выносить против тебя соборный приговор, а также, хотя и не без труда, но при содействии господина короля, заставил тех, кого ты отлучил, не мстить тебе. Но ты, прибавив к прежним [грехам] ещё худшие, вновь разгневал господина короля (о чём мне долго рассказывать и что многие и так знают), так что он, желая тебя наказать, без моей воли и без моего согласия приказал задержать тебя на какое-то время. Ты же по своему беззаконию, без моего ведома и без согласия соепископов Реймсской провинции, как показывает прошение, поданное мне клириками Ланской церкви, отлучил от церкви пресвитеров и сослуживцев вверенной тебе церкви и прихода, дабы никто в этом приходе не проводил богослужения, не крестил никого из младенцев (даже тех, кто подвергался опасности неминуемой смерти), не принимал никого для покаяния, не поддерживал умирающего даром предсмертного причастия и не оказывал покойному долга человечности при погребении, пока или ты сам не придёшь к ним, или они не получат распоряжения по этому поводу от апостольского престола.

Услышав об этом, я, признаюсь, весьма ужаснулся и поэтому с митрополичьей заботой послал тебе письмо, увещевая тебя и убеждая, чтобы ты как можно скорее снял столь пагубное отлучение и узы нечестия, грозившие опасностью тебе и многим людям; ужасно боясь гибели многих, я и к служителям Ланской церкви направил весьма ясные и неопровержимые предписания евангельской истины и апостольской власти, святых канонов и апостольского престола, чтобы и они, согласно этим предписаниям, которые ни в чём не могут быть опровергнуты, побеспокоились об этом пагубном и противоправном отлучении. Но, поскольку ты не пожелал прислушаться к моему увещеванию, я вновь послал к тебе письмо по этому поводу, а равно и к клирикам Ланского прихода, но и таким образом не смог побудить тебя к послушанию. После этого, ища измышления, дабы ты мог выйти из подчинения митрополиту, ты составил трактат из писаний древних отцов, написанных до святых канонов Никейского собора и прочих святых соборов, в которых перемешал изречения, не согласные между собой и противные евангельскому, апостольскому и каноническому канону и предписаниям апостольского престола, и, подписав этот трактат без ведома и согласия митрополита и соепископов Реймсской провинции, заставил подписать его также клириков твоей церкви и приходских пресвитеров, желая показать, что ты свободен от подчинения твоей митрополии и свести на нет привилегию митрополичьего престола, будто я не могу канонической властью разорвать узы твоего нечестия в твоём приходе без твоего согласия и без соборного собрания, ибо по ясным и определённым делам, которые не вызывают у нас никаких сомнений и неясностей и по поводу которых мы имеем окончательные решения, провозглашённые святыми отцами и не могущие быть никоим образом опровергнуты, я не должен ни ожидать соборного решения или совета и согласия соепископов нашей провинции, ни отступать, как говорит святой Лев, от установленных правил по небрежению или по дерзости, ни даже беспокоить по этому поводу апостольский престол, как показывают в своих декретах блаженные понтифики этого святого престола Иннокентий, Зосим, Целестин, Лев, Иларий, Геласий, Григорий и многие другие правители этого святого престола». И прочее.

Приведя также предписания папы Геласия, он продолжает: «После подписания тобой и твоими людьми этого чудовищного трактата, безобразно тобой написанного, я вновь увещевал тебе в письме, копию которого сохраняю, чтобы ты постарался исправить то, что совершил в своём приходе вопреки разуму и канону, но ты не внял моему увещеванию. Затем ты передал мне через достопочтенного архиепископа Венило в Гондревиле на глазах у епископов, которые там были, трактат, составленный тобой из названных посланий понтификов римского престола, написанных до Никейского собора, и со строками в честь господина короля Карла в заглавии. Я ответил тебе на него в послании, копию которого сохраняю, увещевая тебя оказать доверие и должное послушание святым канонам и декретам апостольского престола, провозглашённым на основании этих святых канонов. Поэтому в Аттиньи, [селении] Реймсского прихода, я в присутствии епископов вручил тебе трактат в 55 главах, содержащий церковные предписания против того, что ты собрал в тех своих двух трактатах, увещевая тебя воздержаться от этих и тому подобных опровержений и, подчинившись святым правилам, стараться, согласно апостолу, иметь мир и святость[760].

Ты же никоим образом не пошёл навстречу моим увещеваниям по этому поводу, более того, предъявил на этом соборе пространнейшую грамоту (rotulam), составленную против истины, канонов и разума, и представил на этом же соборе свой чудовищный трактат, подписанный тобой и твоими людьми, который я, получив там, до сих пор храню. И, когда я увидел, что после стольких увещеваний ничего не смог от тебя добиться, то подал на соборе епископов десяти провинций бумагу, ища у этих достопочтенных епископов совета, что бы я мог сделать против твоего упорного непокорства, и велел зачитать перед ними то, что я направил тебе и твоему приходу против уз твоего нечестия.

Тогда ты был уличён названными епископами на основании предписаний канона в том, что ты посмел незаконно и противоправно совершать такие отлучения, упрекаем господином королём за то, что ты не сохранил клятвы, данные ему тобой на святом Евангелии, а также в том, что ты вопреки божеским и человеческим законам захватил его собственность, и обвинён на соборе Норманном в том, что ты, вооружив отряд рыцарей и собрав толпу черни, без королевского распоряжения прогнал мечами и дубинами из земель, с твоего разрешения и согласия переданных ему в лен господином Карлом, сперва его жену, которая находилась там без кого бы то ни было, а затем вопреки законам и правилам и его самого, и отнял всё, что у него там было; обвинённый также собственными людьми в том, что ты вопреки духовным и мирским законам отнял у них их бенефиции, ты, чтобы избежать строгой кары со стороны собора, дал на этом соборе королю и мне грамоту с твоим заявлением о надлежащем послушании, которую я храню, и ты не можешь этого отрицать, ибо получил на этом соборе из моих рук её копию, как я покажу в дальнейшем. Но, как человек с двоящимися мыслями и не твёрдый во всех путях своих[761], ты уже на следующий день прислал мне через Гартвига, достопочтенного епископа Безансонского, краткую декларацию, содержавшую такие слова: «Я, Хинкмар, архиепископ Реймсский, согласно предписанию святых канонов, сохраню за тобой, Хинкмаром, соепископом Ланской церкви, подобающую тебе привилегию и во всех церковных делах, в каких ты будешь нуждаться, властью архиепископа по праву окажу тебе должную поддержку, согласно святым канонам», чтобы я её признал и подписал.

И это дело возникло не то что не от смиренного, но и от не вполне здравого рассудка. Ибо кажется несправедливым и неразумным, чтобы архиепископ, не уклонявшийся от святых канонов, давал удовлетворение викарному епископу, который был им рукоположен и сам от них уклонился, в виде грамоты с заявлением и подписью, по его требованию. Ведь как меньший благословляется большим[762], согласно писанию, так же точно больший судит, вяжет и разрешает меньшего, а не наоборот, как показано и в декретах Геласия. Так что справедливо и разумно будет ответить тебе на это словами Иакова: «Просите и не получаете, потому что просите не на добро»[763]. Но и в том, что ты требовал, чтобы я подписал, что сохраню за тобой, согласно предписанию святых канонов, подобающую тебе привилегию, ты просил то, чего хотел, но не знал, что сказал, ибо, как говорит святой Иероним, привилегии отдельных лиц не могут образовать общий закон. И святые каноны не дали привилегий, то есть частых прав и законов, провинциальным епископам и их церквям и престолам, поскольку то, чем обладают все разом, не может быть особым и частным законом достоинства, но предоставили привилегии архиепископам и митрополичьим престолам». И здесь же приведено прочее из святых канонов и декретов папы Льва.

После этого он продолжает: «Поэтому, когда ты направил мне подобное для признания и подписи, ты должен был знать то, что в этих краях известно почти всем, а именно: что муниципий Лан, в котором ты поставлен епископом, с самого своего начала, после того как его, как сообщают истории, основал претор Маркобрий, никогда, ни в языческие времени, ни в христианские, не числился среди провинциальных престолов Реймсской провинции, пока святой Ремигий, 15-й архиепископ Реймсский, не поставил там по случаю известных причин первого епископа и не передал этому муниципию, весьма щедро наделённому из средств Реймсской митрополии, само графство, в котором тот находится, а именно, часть Реймсского прихода, но всегда являлся муниципием Реймсской провинции, как и прочие муниципии в Реймсском приходе, которые пребывают ныне в подчинённом положении. Так что тебе подобало просить сохранить за тобой не привилегию, но права городского гражданства (municipatum), ибо, как сообщают наши отцы и наставники церкви, апостол Павел называет себя не гражданином государства (civis), а гражданином города (municeps), говоря: «Я – Иудеянин, Тарсянин, гражданин небезызвестного Киликийского города»[764]. Ведь, хотя апостол родился в Гискале, городе Галилеи, он, когда тот был захвачен римлянами, вместе со своими родителями переселился в Тарс в Киликии. Из рвения к закону он был отправлен некоторыми людьми в Иерусалим и, как сам упоминает в последующем, был наставлен Гамалиилом, учёнейшим мужем[765]. И поэтому он называет себя не гражданином государства, а гражданином города (miniceps) – от муниципия, то есть территории того города, в котором его воспитали. Муниципием же он называется потому, что платит лишь «munia», то есть положенные подати и подношения. Поскольку свободные и славнейшие вещи и те, которые происходят от государя, принадлежат к достоинству городов, не удивительно, если он называет себя Тарсянином, а не Гискальцем, когда и сам Господь, родившийся в Вифлееме, зовётся не Вифлеемцем, а Назареем – от того места, где Он был воспитан.

Так что и ты, родившийся в Реймсском диоцезе, воспитанный в Реймсской митрополии и поставленный в Ланском муниципии, должен считать себя не городским, а муниципальным епископом, то есть дающим дань и подношения (о если бы духовных даров), и, если не считать того, что ты поставлен многими епископами, чуть ли не епископом-викарием, которого греки называют хорепископом; поэтому тебе подобало бы приписывать себе не привилегию, но права городского гражданства, и не восставать против привилегии твоей митрополии, чего ты и не совершил бы, если бы был Павлом в душе, а именно, малым и смиренным. Отсюда следует опасаться, как бы ты не стал подражать ещё и сыну погибели, который противится и превозносится выше всего, что называется Богом и почитается, как Бог[766]. Ему, насколько это от тебя зависело, ты предал тех, кого противоправно, как я говорил выше, отлучил от церкви не для того, чтобы в день Господа дух их был спасён[767], согласно апостолу, но чтобы он погиб, насколько могли взять верх твои гнев и ярость. И поскольку я против твоей воли по праву развязал эти узы нечестия, как уже было часто сказано и о чём всегда следует говорить, ты и восстал против меня».

Затем после предписаний по поводу недозволенного отлучения: «О клятвах же, данных тобой королю, мне не нужно ещё что-то писать, так как почти все знают то, что Господь говорит о клятвопреступлении – если ты и впрямь его совершил – в законе, в пророках и в Евангелии, через апостолов, учителей и наставников церкви. И, поскольку, как сказано в декретах апостольского престола, мы не хотим нагромождать то, что совершено, дабы не заставить себя судить то, что праведно (ведь то, что вменили тебе на соборе по этому поводу, не доказано в судебном порядке, но приостановлено по королевской милости), я не стал выносить надлежащий приговор по этому делу, чтобы оставить тебя наедине со своей совестью. Но захват королевской собственности, который ты совершил, вполне очевиден, ибо законным образом доказано, что эти имения никогда не принадлежали Ланской церкви, и показано, что эта церковь никогда не владела ими по дарению или пожалованию его либо какого-то иного лица. Поэтому они были законным образом затребованы у твоего вассала Теодуина, которому ты дал в лен эти захваченные имения, а жалоба на тебя Норманна также была признана справедливой, и не понадобилось даже свидетелей, ибо столь явным было то, что ты совершил по этому поводу против законов и правил, и настолько известным всем в этих землях, что это деяние невозможно было прикрыть или оправдать никакими уловками. Ведь многим хорошо известно и ты сам признал это в своих письмах, направленных господину королю и мне, что эти имения, после того их, с давних пор отнятые у Ланской церкви, господин король по своей милости возвратил этой церкви, ты по просьбе Рудольфа и Конрада и без ведома и согласия моего, наших соепископов и твоих сослуживцев отдал в лен тому же господину королю, чтобы он передал их в лен названному Норманну».

Затем, после нескольких приведённых предписаний: «И то, что было тобой неразумно сделано, ты ещё более неразумно разрушил: ибо ты, вооружив отряд рыцарей и примешав к нему толпу черни, с оружием, дубинками и ужасным шумом, как говорят те, кто видел и слышал то, что творилось, силой и без королевского распоряжения, устного или письменного, изгнал этого Норманна, который держал те имения, уступленные тобой королю, в качестве королевского лена, а изгнав его, захватил их, вступил в них и завладел ими, хотя есть закон и право, есть также король, который носит меч[768] для наказания преступников[769], есть епископы и каноны для суда над преступлениями святотатцев, чтобы в случае, если бы этот Норманн оказался захватчиком церковных имуществ, его следовало бы покарать мечом, то есть подвергнуть королевской каре, если бы его признали святотатцем, то надобно было бы судить епископским и каноническим судом; есть также судьи и есть законы, по приговору которых следует законно и надлежащим образом исправлять то, что может быть несправедливо причинено тебе или вверенной тебе церкви».

Затем, после нескольких распорядительных декретов, главным образом, святого Григория: «Наконец, из-за того, что твои люди пожаловались королю на то, что ты несправедливо и неразумно отнял у них их бенефиции, которые они заслужили у твоих предшественников, ты после данной тобой королю и мне на соборе грамоты о твоём надлежащем послушании, согласно святым канонам и декретам понтификов святого римского престола, провозглашённым на основании этих святых канонов, испросил у меня выборных судей епископов и получил от меня трёх назначенных тебе, согласно африканскому собору, [судей], а именно, Актарда, Рагинельма и Иоанна[770]; и по приговору их, а также других богобоязненных мужей в присутствии господина короля, как ты и просил, о [твоих людях] было решено, что они должны получить обратно свои бенефиции, которые незаконно потеряли. Поскольку их дело по известным причинам не было окончательно решено до следующего рассмотрения, но осталось, чтобы быть решённым на другой день, ты перед самим этим решением вопреки святым канонам и без всякой надобности или разумной причины сбежал и не стал ожидать надлежащего решения».

Затем после некоторых из канонов: «Неосмотрительно и недостойно скрывшись бегством и уйдя, как я сказал, от суда выборных судей, ты 2 июля, 3-го индикта, прислал мне через твоего дьякона Эрменольда прошение, неразумно написанное, подписанное твоей рукой и в полной мере противное твоему прошлому заявлению; вот его текст: «Достопочтеннейшему Хинкмару, архиепископу Реймсскому, Хинкмар, по милости Божьей епископ святой Ланской церкви, [выражает] должную во Христе преданность. Вы знаете, что я дважды был вызван вселенским папой святой римской церкви, нашим отцом и учителем Адрианом, и вы сами в тетрадях, данных мне вами во дворце Аттиньи перед всеми архиепископами и епископами, которые там были, укоряли меня за то, что я, будучи столько раз вызван, отказался (detrectem) прийти к этому престолу; если бы из-за ошибки писца слово «не удосужился» (detractem), что можно было бы не без пользы понять, как «сильно собирался», не было исправлено на слово «отказался» (detrectem), то есть «пренебрёг» или «отложил». Об этом я прошу вас ныне ради любви к всемогущему Богу и во имя почтения к святому Петру, как просил и на соборе, созванном вами в названном Аттиньи, хотя и не смог там этого добиться, и потом целый год умолял и, особенно, взывал, заклиная, на соборе, состоявшемся в том году во дворце Вербери. Ныне же я молю и заклинаю, как и до сих пор делал, чтобы вы своей архиепископской властью добились у нашего государя, славнейшего короля Карла, милости, дабы мне, как это полезно и всем, разрешили подчиниться повелениям и церковным распоряжениям господина вселенского папы Адриана, как тому, кто имеет право судить обо всей церкви, и я сподобился бы посетить могилы святых апостолов Петра и Павла, как обещал по обету и был, кроме того, вызван туда самим [папой]. В противном случае знайте, что с этого времени я не смогу канонически подчиняться вам, как соепископ должен повиноваться архиепископу, ибо, как постановил блаженный папа Геласий, не знают, что говорят те, кто как бы противопоставляет каноны декретам епископов святого римского престола, противиться которым – значит восстанавливать против канонов самих себя. Этот достопочтенный и святой папа Геласий почтительно узаконил принятие всех декретных посланий, и кто почтительно их не принимает, хотя бы и склоняет голову к сборнику, кто им не повинуется, но скорее отталкивает, выставив вперёд руки, чего нельзя делать без опаски, тот не заботится, что о нём вынесут приговор. Ибо мы, волей неволей, или подчинимся им, или будем повергнуты приговором тех, из которых мы никого и ни в чём осудить не сможем. То, что вы велели передать мне через дьякона Теутланда о архиепископах Ремигии и Гартвиге[771], не вредит привилегии святой римской церкви, а то, что святой престол хотел и намеревался поручить им обо мне, он поручил; вы же делайте то, что касается вас. Прощайте в Господе Иисусе Христе. Я, Хинкмар, епископ святой Ланской церкви, добровольно ставлю свою подпись».

Я не стал отвечать тебе на это прошение, полагая, что ты передумаешь и откажешься от своей строптивости. Ты же не успокоился, хотя я ради краткости об этом умолчу. После этого ты через своего клирика Бертария направил господину королю своё письмо, извиняясь, что не смог прийти к нему, как он тебе велел, так как ты, страдая лихорадкой, не мог выносить лучей солнца, но попросил дать тебе разрешение пойти в Рим, согласно твоему обету, который ты дал, когда в иной раз страдал от лихорадки, дабы, придя к могилам апостолов, как ты обещал по обету, ты исцелился бы там от этой лихорадки. Но господин король в присутствии епископов и прочих своих верных, которые там были, велел передать тебе через этого клирика, что, мол, странно и неправдоподобно то, что ты говоришь: к нему, значит, ты прийти не можешь, а в Рим пойти в состоянии; приди, однако же, к нему, и, если он признает, что ты намерен туда идти по разумной причине, то не откажет тебе в разрешении. Ты же отказывался к нему прийти, пока около начала сентября[772], третьего индикта, он не вернулся после переговоров со своим братом Людовиком в Серве[773]; тогда ты, выйдя ему там навстречу, ни с ним не переговорил о разрешении пойти в Рим, ни даже со мной – ни сам, ни через своих посланцев или письменно. Да и когда послы господина папы были в Реймсе, ты в течение семи дней беседовал с королём и со мной ежедневно, но ни слова об этом не сказал. Ты говоришь, что и на соборе в Вербери, и в Аттиньи просил о разрешении пойти в Рим и не смог его получить, но все епископы, которые были на этих соборах, прекрасно знают, что ты просил о разрешении пойти в Рим, когда тебя бранили за твои наглые выходки и ты боялся справедливого приговора и наказания со стороны короля. Когда же ты видел, что и король, и епископы благожелательно к тебе настроены, ты ничего не говорил об этом разрешении, как не делаешь этого и теперь, пока вновь не совершишь какую-нибудь новую выходку (как ты привык делать), которой я всегда со страхом жду, из-за чего будешь вынужден затянуть обычную песню о разрешении. Итогом же твоего прошения у господина короля, когда ты пришёл к нему, было то (как это известно и как знают очень многие и чуть ли не все в этих землях), что ты, прибавив к тяжким грехам ещё более тяжкие, как показывают сами решения святых канонов, уж не знаю какими хитрыми уловками добился государева приказа, чтобы светские судьи, то есть Хелмигарий, мытник дворцовой ярмарки, Флотарий и Урсио, главы королевских вилл, без ведома митрополита и без канонического и епископского решения возобновили дело в отношении тех, по поводу которых ты испросил, согласно святым канонам, выборных судей, и была пересмотрена не только жалоба тех, чьё дело осталось нерешённым до следующего рассмотрения, но и те решения выборных судей, которые, как я говорил, были вынесены в присутствии господина короля, что противоречило канонам, которые позволяют церковным лицам апеллировать к церковным судьям более высокого ранга, но никак не обращаться от больших к меньшим, от церковных судей к мирским и тем более выбранным без согласия сторон. Некоторые из решений были пересмотрены и изменены этими выпрошенными тобой светскими судьями, и решено кое-что из того, что требовало решения, так как тобой, как говорят те, кто был на этом судебном заседании, было из ненадлежащих и неподобающих клятв придумано и предложено перед этими твоими названными судьями, которых ты, как и просил, получил обвинителями против выборных судей, лживое опровержение, так что благодаря этой уловке тот, о ком было законно и правомочно решено, что он должен владеть своим леном, которого вопреки разуму и справедливости лишился, вынужден был его оставить, а тем, о ком было решено, чтобы они, поскольку ты тайно покинул суд после решения испрошенных тобой выборных судей, держали свои лены вплоть до законного приговора, пришлось оставить эти лены, и ты возвратил то, на что притязал: хотя, как тебе не подобает оправдываться по обвинению в уголовном или гражданском деле в публичном суде, оставив церковный, так точно тебе не подобает, презрев или отринув церковный суд, бежать в светские суды и силой тащить на свой форум и преследовать любое, даже светское лицо, если это светское лицо согласится подчиниться церковному суду, как показывает закон Валентиниана, который одобряет церковь».

Также после приведённых предписаний: «И не оставь без внимания то, почему господин король согласился с твоей просьбой, так что без ведома митрополита и без церковного решения согласился, чтобы по тому вопросу, ради которого ты, согласно святым канонам, получал в его присутствии выборных судей епископов, ты получил, наконец, светских судей для пересмотра того, что уже было решено, и для решения того, ради чего ты получал тех судей. Ибо я знаю и твёрдо уверен, что он знает это каноническое установление, и удивляюсь и скорблю, почему ты не пожелал или, ослеплённый по суду Божьему высокомерием, не смог это увидеть. Итак, помажь, по совету Откровения Иоанна, глазной мазью глаза твои, чтобы видеть[774], и ты сможешь убрать бельмо высокомерия с глаз ума, то есть твоего разума, и подумай, как бы господин король, которого ты столько раз раздражал и который знает божественные установления и речи, не согласился с твоими желаниями с тем, чтобы навлечь на тебя божественные суды о тех, которые жестоковыйны и неукротимы сердцем: «Неправедный пусть ещё делает неправду, нечистый пусть ещё сквернится[775], чтобы всегда наполняли меру грехов своих»[776]; и: «Я оставил их упорству сердца их, и пусть ходят по своим помыслам»[777]; и: «Не сокрыто ли это у Меня? Не запечатано ли в хранилищах Моих? У Меня отмщение и воздаяние, когда поколеблется нога их; ибо близок день погибели их, скоро наступит уготованное для них»[778]. И, хотя ты оказываешься виновен в таких прегрешениях, ты не перестаёшь раздражать меня, чтобы я хотя бы вынужденно ответил тебе на грамоту твоего заявления и того, что ты подписал, на что я, как уже говорил, до сих пор отказывался тебе отвечать, а также на другие твои заявления и то, под чем ты подписался, дабы многие, прочитав историю твоих заявлений и подписей (если ещё есть такие, кто их не знает), признали их тщательность, осмотрительность и полезность. Но сперва я отвечу тебе на названное прошение, подписанное тобой, в котором ты пишешь в свою поддержку, что отчитан мною, и показываешь, что порицания достоин именно я. Но я насмехаюсь над твоим порицанием, где ты под благовидным предлогом, говоря якобы об ошибке писца, по своему обыкновению стараешься очевидным образом осудить именно меня: будто я или не знаю разницу слова «detractem», которое я поставил в моих данных тебе письмах, или не разобрался либо пренебрёг исправить в них ошибку писца; и, порицая меня, ты, Хам, сын Ноя, хотел тем самым показать свою мудрость не только в разнице этого слова, но и в другом слове, которое я обнаружил повторяющимся для похвалы тебя в твоих измышлениях; но, когда ты хотел показать тут моё неразумие, то удосужился открыть перед схоластиками свою глупость. Я не стараюсь ничего писать о себе. Ибо для меня очень мало значит, как судишь ты обо мне[779], или как твоя мудрость осуждает меня без любви, но, дабы ты не похвалялся среди тех, кто предаётся болтовне вместе с тобой, будто ты, который только один и проник в наши дни в сокровища мудрости и учёности, заставил меня замолчать и сделал немым, я, опустив здесь ради краткости, открою, когда у меня будет время, что говорят и думают по этому поводу создатели правил грамматики, что – учителя орфографии, а что – толкователи святого писания».

Затем после нескольких слов: «Но есть тут и другие из святых канонов и декретов апостольского престола, которые мне было долго здесь излагать, и ты можешь перечитать их в трактате 55 глав, который я дал тебе для твоего увещевания, наставления и исправления, не считая присланных ранее посланий, которые я направил тебе для обличения твоего безрассудства, которое ты на свою погибель и на погибель многих других возымел против евангельской истины, апостольской и канонической власти и декретов апостольского престола, как это признано на соборе многих епископов; и помимо других писем и прочих текстов, которые я направил или дал тебе для обуздания твоей наглости и увещевания и наставления твоей любви, чтобы ты вёл себя согласно слову Господнему: «Что ищет Господь Бог твой от тебя, как не того, чтобы ты боялся Господа Бога твоего, исполнял волю Его и слушался Его повелений?»[780]. Подумай, брат, и поразмысли с чутким волнением сердца над тем, что ты сказал, ибо с тех пор, как ты прислал мне то письмо, я знаю, что ты не можешь оказывать мне послушание, как соепископ должен канонически повиноваться архиепископу, и оживи в памяти то, что ты заявлял перед епископами десяти провинций и подписал собственной рукой, а именно, что ты по мере сил и умений будешь повиноваться привилегии митрополичьей провинции Реймсской церкви, согласно святым канонам и декретам апостольского престола, провозглашённым на основании святых канонов. Скажи, брат, когда и где, или хотя бы в каких делах, я требовал от тебя или хотел добиться, чтобы ты повиновался мне в чём-то вопреки этому? Ведь я никогда не искал твоего, но искал тебя[781], согласно апостолу, и – хвала Богу! – легко могу простить собственные обиды, а именно, причинённые моей особе, как я и делаю каждый день, смиренно молясь за тебя всемогущему Господу, но не могу и не должен терпеливо сносить обиды, которые выдумываются твоей наглостью духовному установлению, когда ты канонически не повинуешься митрополичьей привилегии, обрушиваясь на Того, Кто учредил каноны своим Святым Духом, которым они провозглашены, и их читают, и в них верят, и я занимаюсь этим столько, сколько могу. Ибо как попечение и первенство над всей католической церковью вверено свыше понтифику святого римского престола, так каждому митрополиту и примасу провинции святыми канонами, учреждёнными Святым Духом и освящёнными почтением всего мира, поручена забота о вверенной ему провинции», и прочее.

Затем следует многое о заявлениях и подписях этого Хинкмара и об обличении его до самого конца сочинения.

Также другое сочинение начинается словами: «Хинкмар, епископ Реймсский, Хинкмару, епископу Ланскому.

Муж, поражённый разными бичами с разных [сторон], говорит: «Те, которые меня гложут, не спят», как если бы сказал: «не отдыхают». И ты, брат, без устали уязвляешь меня жалом своего языка и травишь своими ядовитыми сочинениями, доводя до гнева, но Тот, Кто оградил своего слугу от ропота, сможет и меня, грешного и слабого, полагающегося на Него, защитить от неприязни и злобы против твоих лживых обвинений. После многого другого ты, ещё больше растравляя боль в моих ранах, говоришь, как я нахожу в твоих превратных писаниях, что я, мол, умаляю власть апостольского престола. Но никто, находящийся в здравом уме, этому не верит и не поверит, так как сами тексты, которые я весьма часто посылал к апостольскому престолу, и те, которые я часто пересылал тебе, когда ты не подчинялся, опровергнут тебя и в этом мире, и на грядущем суде. Ведь ты никогда и нигде не сможешь доказать, что правдой является то, что ты говоришь обо мне: Те, у кого было право до самой смерти сражаться за привилегии апостольского престола, которые суть Христовы, проповедуют и учат признавать как бы достойным неприятия то, что постановил этот престол. Но оказывается, что ты, который, будучи дважды и трижды увещеваем, отказался подчиниться митрополичьей привилегии, согласно священным канонам святых соборов, поставленным сверху самим первым престолом и одобренным всей католической церковью, как воистину учреждённым Духом Божьим и освящённым почтением всего мира, и согласно декретам этого святого престола, провозглашённым на основании этих святых канонов, сам противишься его привилегии, презрев расторгнуть узы нечестия, которые на свою погибель и на погибель многих пагубно затянул против евангельской истины и апостольской и пророческой власти, против святых канонов и декретов самого досточтимого престола. Кроме того, ты вопреки святым правилам пагубно подписал и заставил подписать грамоту против митрополичьей привилегии. Затем, когда к тебе на соборе обратились епископы десяти провинций, ты протянул грамоту с заявлением о твоём будущем послушании, подписанную твоей рукой, которую я храню у себя. И ты вновь подписал [грамоту] против неё. Я же почтительно принимаю декретальные послания апостольского престола, в разные времена данные понтификами этого престола для утешения разных отцов или дачи им советов, и говорю и пишу, что их и надобно почтительно принимать, и признаю, как я показал и выше, что священные каноны святых соборов надлежит принимать, хранить и беречь вместе с декретами апостольского престола, провозглашёнными на основании этих святых канонов. А то, что ты говоришь, будто слышал речи о суде господина папы Николая, то, если ты говоришь это обо мне, ты лжёшь. Ибо я не выступал против того приговора, который он вынес по поводу Ротада и Вольфада, но позаботился подчиниться тому, что он велел. А что касается того, что ты говоришь по поводу Ротада, будто ты был против его низложения, то тебе обличают подписи, поставленные твоею собственной рукой. Ведь я не сделал тут ничего помимо того, что и ты со мной сделал, не судил ничего помимо того, что и ты судил, не подписал ничего помимо того, что и ты подписал. Ведь у меня хранятся все твои подписи».

И под конец этого сочинения: «На прочее же, что ты лживо говоришь, упрекая меня, в данном мне послании в Аттиньи, я не собираюсь тебе отвечать, но знай, что я не забыл того, что написано у пророка Исайи о том, как святой Езекия, подавленный невзгодами, развернул в храме пред лицом Господним направленное ему письмо с хулой, и воззвал к Нему, и был услышан[782]. И я протяну свои руки к Господу с твоими отправленными мне письмами, полными хулы и гордыни, и помолюсь, чтобы Он обратил тебя к истине мира и любви и к любви должного послушания, когда Он знает и когда захочет и как Он знает и как захочет, и избавил бы меня от уст лживых, от языка лукавого[783]. И пусть Он, помогавший мне в счастье, благодаря заслугам Госпожи моей, Пресвятой и Преславной Богородицы Марии, и просьбам святого Ремигия, чью привилегию ты умаляешь, услышит меня в несчастье. И, как блаженный Иероним говорит о тех, рвение которых против меня ты добровольно принял: «Пусть слышат псы мои», ты, который из сына вырос в брата, а затем в соепископа и так впоследствии преуспел, что выродился в моего пса, прими, раз того требует дело, этот пространный ответ на прошение твоей превратной строптивости. Когда у меня будет свободное время, я вкратце отвечу и на другие твои превратные и нелепые письма, в которых ты, порицая меня, где лживо, где справедливо, написал кое-что якобы смиренно, но на самом деле высокомерно, и, поскольку я читаю, что Господь сказал: «И утолю над тобой гнев Мой»[784], то на этом послании окончу писать тебе по поводу такого рода споров, сколько бы их для меня ещё не возникло. Что касается того, что ты говоришь, будто люди говорят обо мне: «Что это за дядя, который пишет такое своему племяннику?», то и о тебе те же самые люди говорят: «Что это за племянник, взятый своим дядей из такого [убожества], в каком он тогда был, и поднятый на такую [высоту], где он ныне пребывает в духовном и земном звании, который требует себе такое от дяди вопреки его воле, и тот, дабы другие не думали о нём так, как его описывает его племянник, будто через него возводится хула на имя Господне и порочится Его служба, берёт пример с апостола, писавшего к Коринфянам, возводившим на него хулу и старавшимся, чтобы и другие его ставили ни во что?». Ведь знаменитый наставник имел в виду, что его жизнь и язык обесценятся из-за проповеди тех, кто проповедует дурное, если узнают, каков он. И он придавал им вес тем, что прятался, и дал бы место ереси, если бы не появился. Те же люди говорят о тебе: «Что это за племянник, который замышляет подобное против своего дяди, воспитателя и наставника и, ведя себя так дурно, как только может, хочет поступать ещё хуже?». Как ты будешь выглядеть в день Страшного суда, если перед этим не образумишься и не очистишься достойными плодами покаяния. Ты много меня мучал, и по праву будет сказано не в укор тебе, но для облегчения моей усталости то, что, как я тебе писал, говорит блаженный Григорий: «Даже если чёрный эфиоп войдёт в баню и чёрным же выйдет из бани, банщик всё равно не лишится денария за свою баню». Боюсь, как бы с тобой, моим Александром, не было того, что Павел сказал о своём Александре: «Александр медник много сделал мне зла. Да воздаст ему Господь»[785].

23. О том, что он написал Альтфриду, епископу Зарейнскому, и некоторым другим епископам.

Альтфриду[786], епископу Зарейнскому, он писал кое-что по поводу имений святого Ремигия, расположенных в Тюрингии, которые поручил ему, дабы тот в надлежащее время посылал ему доходы с них, и велев, согласно распоряжению святого Ремигия, чтобы никто не смел угнетать на своей службе их колонов.

Также о том, что он дал эти имения в лен одному своему человеку, с просьбой, чтобы тот постарался оказывать этому человеку помощь во всём, в чём тот будет нуждаться.

Адвентию[787], епископу Меца, он написал об одном вопросе вероисповедания, о котором тот его спрашивал.

Также о путешествии, которое этот Адвентий должен был предпринять, собираясь идти в Рим.

Также о своём прибытии на объявленный королём собор для обсуждения упомянутого вопроса.

Также по поводу сына своей племянницы, которого он ему препоручил.

Также коротко сообщив о том, что этот Адвентий поручал ему по поводу Хинкмара, епископа Ланского, что хорошее он совершил в отношении него, и что дурное тот совершил против него.

Также, когда тот просил совета, как ему вести себя в отношении Карла, вторгшегося в королевство Людовика, своего брата, а его государя, он дал ему знать, как он сам себя вёл, когда Людовик вторгся в королевство Карла, и что ему тогда пришлось делать.

Также о необходимости поспешить с рукоположением Берарда[788], избранного и объявленного епископом Верденской церкви.

Также по поводу отлучения Карломана, которое он послал ему, дав знать, как тому следует его понимать.

Также по поводу посланцев этого Адвентия, которых тот направил в Рим по делу Бертульфа, архиепископа Трирского, удивляясь, почему тот не сообщил ему то, что те ему рассказали.

Также по поводу писем короля Людовика, которые ему направил этот Адвентий, и дабы этот епископ прислал ему или подарил письма, которые господин Хинкмар посылал Людовику.

Также по поводу писем самого Адвентия, которые тот прислал ему, сообщая о прибытии его послов, доставивших архиепископу Бертульфу от апостольского престола паллий; и уговаривая его похлопотать о согласии между королями, ибо ему известно, что он всегда заботился об этом и старался заботиться; и о муле, которого он просил его прислать, ибо у господина Хинкмара не было этого животного и он не имел привычки его иметь; и о некоторых других вещах.

Также по поводу разумности отлучения, ибо тот сообщил, что им отлучены некоторые люди, причинявшие зло Мецкой церкви, а именно, люди графа Вальтера[789] и Ламберта, с просьбой, чтобы он соблюдал в такого рода делах апостольское правило и епископское терпение.

Также о том, каким образом должны посвящаться митрополит и епископы диоцеза.

Эрхенраю, епископу Шалонскому, [он написал], порицая его за некоторые вещи, которые с неудовольствием о нём услышал, и, наставляя в том, как тот должен себя вести, увещевая его обращать пристальное внимание на апостольские указания.

Также по поводу жителей некой виллы, которых тот неразумно отлучил от всякого утешения службы Божьей из-за какого-то убийства, не ими совершённого, заявляя, что тот не соблюл в этом деле ни любви, ни разумной умеренности.

Также по поводу снятия отлучения с одного отлучённого им мужа, за которого просил Гунтер, епископ Кёльнский, и прислал ему письмо, но тот не пожелал его принять; и показал, как епископ должен относиться к согрешившим и как к раскаявшимся.

Хильмераду[790] Амьенскому он написал об одном монахе[791], который убил пресвитера и монаха в монастыре святого Рихария и по поводу которого папа Николай направил господину Хинкмару письмо, содержавшее условия покаяния.

Также по поводу писем папы Адриана, которые тот прислал ему по поводу одного пресвитера, и увещевал его повиноваться апостольским приказам.

Также по поводу одного пресвитера, который пожаловался ему, что из-за того, что он, вырвав оружие из рук одного пьяного, который хотел его убить, бросил его и прогнал [негодяя], этот епископ отнял у него его церковь и все его средства. Он отчитал его за то, что тот поступил с названным пресвитером вопреки предписанию святых канонов, указав, что следует по этому поводу сделать и что соблюсти, согласно каноническому предписанию.

Также браня его за то, что тот, предаваясь праздности и небрежению, пользуется советами дурных людей, хотя и по возрасту, и в силу телесной немощи приближается уже к концу жизни, и показав ему на примере выдержек из священного писания, в каких прегрешениях тот оказывается повинен.

Также по поводу одного пресвитера, запретив ему митрополичьей властью причинять тому какой-либо вред, но велев постараться встретиться с ним на созванном в назначенный день соборе.

Также сообщая ему о том же деле, что если он не явится на собор, согласно повелению папы, то в отношении него придётся привести в исполнение то, что собор постановит по поводу него.

Исааку[792] Лангрскому он написал по поводу одного отлучённого им королевского рыцаря, убеждая его обойтись с ним более мягко из-за угрожающей в виду вторжения язычников нужды, и сообщая, как он сам обычно ведёт себя в таких случаях с отлучёнными, и что эта анафема должна длиться только до тех пор, пока человек упорствует во грехе.

Также по поводу его племянников[793], которые воспитывались у этого господина Хинкмара, и о некоторых других делах.

Епископу Хунгарию[794] он написал по поводу отлучения Балдуина, который похитил и взял себе в жёны Юдифь, вдову и дочь короля, за что и был отлучён епископами этого королевства. Он побуждал этого Хунгария, чтобы тот убедил Рорика Норманна, недавно обратившегося в веру Христову, не принимать этого Балдуина и не оказывать ему помощи, а также, если это, как он слышал, по его совету после его обращения прочие норманны разграбили это королевство, чтобы он постарался исправить это посредством достойного покаяния.

Фулькрику[795], епископу Труа, воспитаннику Реймсской церкви, он воздавал благодарность за некоторые присланные им ему письма Августина, и увещевал его по поводу книги Дидима, которую Фулькрик просил ему прислать, и церквей монастыря Орбе, дабы он не смел затевать что-либо дурное против своей матери, а именно, Реймсской церкви, и своего покровителя, святого Ремигия.

Одо, [епископу] Бове, которого он часто называет дражайшим сыном, он доверительно написал многое; в частности о послании папы Адриана, которое тот прислал ему по поводу жалобы одного пресвитера из Амьенского прихода, дабы этот Одо взял на себя хлопоты по этому делу, и чтобы епископ Хильмерад подчинился приказам папы, и как мудро он должен поступить с письмом, которое этот пресвитер доставил в Рим.

Также по поводу некоторых людей короля, пребывающих между собой в раздоре, дабы он побудил их прийти к миру и объявил им, что если они этого не сделают, то будут отлучены господином Хинкмаром.

Также по поводу собора, который король велел провести в неподходящее время, спрашивая совета, как ему поступить в этом деле, и прося также сообщить ему, что король ответил о тех людях, которых он обещал отлучить, и о других важных делах, а также о некоторых сочинениях и жалобах греков, о беседах святого Петра и о прочих делах.

Также об ответах на предъявленные греками обвинения, которые этот Одо, собрав, записал и отослал господину Хинкмару. Он воздаёт Богу благодарность за то, что нашёл себя и его напоёнными одним духом, и сообщает, что им следует вместе обсудить то, что он об этом думает, и просит всегда оправдывать его перед королём, ибо сам он, скованный разными недугами, не мог тогда ходить к нему на службу, и вновь напомнил о пребывающих в раздоре, о чём уже давал ему поручение, чтобы тот побудил их вернуться к миру. И похвалил его за то, что он, как любящий Бога и брата, старательно и по-епископски совершил в отношении того, о чём он говорил ему в своих письмах, и попросил, чтобы он увещевал королю оказать ему в этом услугу, и чтобы написал ему о некоторых делах, которые обсуждались между ним и королём, сообщив также, что ему следует по секрету передать епископу Иоанну[796] о соборе, который не следовало тогда проводить, как приказал король, и о том, почему его не нужно было тогда созывать; и прибавил также кое-что о некоторых письмах, которые отослал ему или которые сам просил его прислать.

Также о рукоположении Виллеберта, которому король пожаловал епископство Шалонское, дабы он[797] не уклонился от надлежащего порядка при его рукоположении, сообщая, что шалонцы после смерти своего епископа предприняли в этой своей нужде неразумные действия, и что они отправили королю свои письма ради избрания названного Виллеберта, а архиепископу, дабы он канонически распорядился о том, что надлежит делать, свой декрет не послали, как должны были послать. И поведал, как они должны были надлежащим образом поступить в этом деле, но, поскольку они не сделали того, что им, по-видимому, следовало осмотрительно совершить в этом деле, он объявил и мудро поручил стремиться к тому, чтобы состоялось правильное избрание и он, наконец, распорядился бы так, как его мудрость сочтёт наилучшим.

Также по делу о приходе названного Одо, которое велось между ним и Ротадом, епископом Суассона, и вместе с тем о пресвитере, который доставил письмо папе в Рим, чтобы он[798] увещевал короля и унял его гнев, и тот не погрешил бы против Господа, совершив что-либо дурное в отношении церкви Божьей или епископского чина; заявляя, что говорит это не столько за Хинкмара, своего племянника, сколько за самого своего сеньора короля, дабы тот не совершил такого греха, которым бы обрёк себя на вечные муки.

Также об исправлении своего послания, искажённого малограмотным писцом, которое он отправил ему накануне, и о том, что ему ставил в вину Хинкмар, взбунтовавшийся против него.

Также о письмах, которые он направил короля по поводу этого Хинкмара, чтобы Одо вручил их ему, и просил его письменно сообщить ему, как тот их примет и с чем согласится, а также о других делах, о которых ему надлежало знать.

Также о деле епископа Эрпуина, который не смог прийти на назначенный собор, чтобы Одо постарался решить его тяжбу между ним и его обвинителями, и, если не сможет совершить это в полной мере, то пусть побудит этого Эрпуина и его обвинителей прийти в Питр для проведения там собора.

Также о письмах, присланных ему Одо, из которых он узнал, что некоторые монахи восстали против священной власти, и о привилегиях Корвейского монастыря.

Также по поводу его путешествия к королю.

Также воздавая Богу благодарность за сладость извинения и исправления, ибо обнаружил в письмах этого Одо немалую кротость в признании им того, за что он его порицал.

Также по поводу избрания епископа Суассона после смерти Ротада.

Также о соборном совещании по поводу ответа на послание папы Адриана.

Также по поводу писем короля, в которых тот велел господину Хинкмару созвать епископов королевства, чтобы те велели Карломану, сыну этого короля, отступить от той дерзости, которую, как его обвиняли, он совершал против отца.

Также по поводу рукоположения Ансегиза, монаха Реймсского диоцеза, в епископы Санса.

Также по поводу исторического сочинения о происхождении Пресвятой Марии и послании блаженного Иеронима о вознесении Богородицы, которые, как утверждал некий монах Корвейского монастыря, не следует признавать. На это господин Хинкмар ответил, что названную историю мы имеем для чтения, а не для поднятия значения; и утверждал, что это послание католически продиктовано самим блаженным Иеронимом, как показывают стиль, осмотрительность суждений и мыслей и прочие признаки, и уверяют известные лица, через которых она попала в наши края, будучи в определённое время доставлена ими из восточных земель. И прибавил также кое-что о сочинении Одо против возражений греков, упомянув, что отметил в нём кое-что, подлежащее пересмотру и исправлению.

Также о рукоположении Хеденульфа в епископы Лана, чья кафедра долгое время не имела пастыря, по приказу папы Иоанна.

Также о расчёте лунной пасхалии и сочинении, которое написал по этому поводу аббат Адалард.

Также о том самом деле, воздав Богу благодарность за беспокойство, проявленное этим Одо, который постарался проверить мистическое соблюдение праздника Пасхи, и о прочем.

Также по поводу своей поездки на собор папы Иоанна, чтобы и он также поспешил прийти на этот собор.

Также о рассмотрении решения, вынесенного этим Одо и названным Хеденульфом по поводу правления в монастыре Ориньи (Auriniaci) аббатисы Рикоары, которая противозаконно захватила этот монастырь; и увещевает его посоветовать королю, чтобы тот не предпринимал по этому поводу чего-либо, что могло бы впутать его в чужие грехи.

Также о своём отправлении не ко двору земных королей, но на суд вечного царя, куда он уже скоро пойдёт, как дают знать постоянные недуги.

Также по поводу рукоположения Хетило, которого избрал себе в епископы народ Нуайона.

И, как оказывается, он направил ему и некоторые другие послания.

Хильдегарию[799], епископу Мо, он пишет по поводу некоторых его прихожан, которые совершали убийства в Реймсском приходе, убеждая его позаботиться о том, чтобы спасти их, оказав какие сможет совет и содействие, и обещав помочь, чтобы те смогли прийти к миру.

Он написал ему также сочинение «О суде посредством испытания холодной водой».

Иоанну, [епископу] Камбре, который, отправляясь в Рим, просил дать ему рекомендательные письма, чтобы он вручил их папе Адриану от имени господина Хинкмара, он написал, что если тот намерен идти в Риме, чтобы послужить цезарю так, что служба цезарю не войдёт в противоречие с подобающим служением Богу, он охотно предоставит ему канонические письма; но, если он [отправляется] ради дела короля Лотаря, которое долгое время велось между ним и его женой, то в этом случае он рекомендательные письма дать не может, ибо не смеет и не должен давать письма, достойные порицания, особенно, когда господин Адриан прислал ему недавно через Актарда, епископа Нантского, письмо своей власти, в котором дал знать, что он продолжает ту же борьбу, которую апостольский престол вёл в этом деле через его предшественников Бенедикта и Николая, и увещевал его ни в коем случае не соглашаться отменить то, что было сделано по поводу этого дела, сообщив, каким образом была отлучена Вальдрада. И прибавил также, что он не может дать ему отпускные письма без совета соепископов, особенно, же ради дела сомнительного.

Также о смерти короля Лотаря[800], уговаривая его без промедления прийти к королю Карлу.

Также по поводу одного пресвитера Камбрейского прихода, который сам себя кастрировал, побуждаемый совершить это в частых видениях, и не зная, что говорят об этом святые каноны; и он, призвав тщательно выяснить, каким образом это было совершено, дал совет, чтобы этот пресвитер после отпущения грехов оставался, между тем, в своём чине, пока на поместном соборе, который следует провести по этому поводу, не будет выяснено, что это не является противным евангельским заповедям и не соответствующим декретам святых.

Также воздавая благодарность за часто оказываемые им ему благодеяния, прося его поискать речь святого Августина о падении монаха и вдовы и прислать ему её для переписки или распорядиться переписать её и вручить ему на ближайшем соборе; и просил принести ему на этот собор также толкование Беды на притчи Соломона. И сообщил также, что римский папа направил королю Карлу и епископам его королевства поручения, которые нужно обсудить на соборе. Поэтому король послал митрополитам своего королевства письма, велев им созвать на этот собор своих соепископов.

Также по поводу части десятины, которую, как ему стало известно, он забирал у древней королевской часовни и добавлял алтарю, который недавно освятил; и убеждал его это исправить, если так делалось, ибо это противоречит канонам.

Также по поводу одного пресвитера, который обратился с жалобой к Реймсскому престолу на то, что претерпел ущерб от этого своего епископа, который лишил его священного сана и всего имущества из-за возмущения и совершённого убийства, хотя он ни добровольно в нём не признался, ни не был надлежащим образом в нём уличён; он, правда, участвовал в этом деле и, защищаясь, против воли взялся за оружие и ранил человека, но не того, кого убили. И он на основании священного писания показал в этих письмах, что в такого рода деле следует соблюсти рассудительность, и указал, какие главы святых канонов следует привлечь.

Он написал ему и о некоторых других вещах.

Рагинельму Нуайонскому [он написал] по поводу одного пресвитера, который доставил ему от папы Адриана письмо, предписывающее, чтобы господин Хинкмар в случае, если этот епископ откажется исправить то, что было несправедливо причинено названному пресвитеру, после первого и второго увещевания канонической властью принудил этого Рагинельма к даче удовлетворения. Поэтому он письменно увещевал его подчиниться приказаниям папы и разъяснил, почему ему и некоторым другим епископам от апостольского престола обычно приходят такие поручения, а именно, потому что они, верша суд над подданными, не ступают по правильной тропе благоразумия и потому что не спешат обращаться к митрополичьей власти, спрашивая и повинуясь.

Также по поводу посещения Теруанской церкви после смерти епископа Хунфрида[801] по распоряжению короля.

Также по поводу некоего Ротарда, друга этого епископа, который пожаловался, что его коварно лишили его добра, которое он доверил его честности, дав совет, как ему следует с этим поступить, чтобы не навлечь на себя соборного приговора.

Виллиберту[802] Шалонскому в ответ на его запрос о графе Гангульфе, что из того, что он предпринял бы против него, он признает, а что нет, он написал, чтобы тот действовал мягко, согласно апостольскому предписанию, соблюдая в этом закон Христов, то есть проявляя любовь, и усердием, каким только сможет, побудил бы этого графа к извинениям и к доброму отношению к нему, позволив проявиться в отношении графа своей доброте; ибо ему подобало бы украсить первые шаги своего священства набожностью и любовью.

Также по поводу одного нарушившего закон пресвитера, чтобы он, согласно указаниям блаженного Григория, распорядился об отпущении его грехов в соответствии с пророческим решением об исповеди кающегося и апостольским решением о приговоре и милосердии; и чтобы он, следуя доброте того отца, который с радостью принял блудного сына, любезно принял названного выше графа, который, как ему дали знать, уже полностью признал свою вину, а виконта, который позаботился о мире между ними, допустил с тем большей любезностью, чем если бы ради истины Евангелия признал в нём сына Божьего.

Также по поводу двух солонок, которые король прислал святому Стефану, и золотого креста с мощами святых, которые королева пожертвовала алтарю этого святого.

Также по поводу расследования, согласно повелению короля, тяжбы, которая велась между епископами Одо и Ротадом.

Также по поводу рукоположения Арнольда, епископа Тульского, чтобы тот пошёл ради этого навстречу Адвентию и Берарду, которые просили о проведении этого рукоположения в Мецком округе, согласно приказу короля.

Также, чтобы они вместе с Одо совместно провели у короля переговоры по поводу проведения поместного собора.

Также [написав] ему, когда он спрашивал, может ли он в случае необходимости ставить архидьякона из числа монахов.

Также по поводу одного своего человека, которого тот отлучил, и настойчиво увещевал снять с него отлучение, ибо его, как он слышал, отлучили безосновательно.

Также по поводу [приглашения] на собор папы Иоанна, присланного господину Хинкмару императором Карлом, которое он приказал этому Виллиберту переписать и передать соседним с ним епископам Берарду и Арнольду, и прочее.

Но ещё и о другом он писал ему.

Хильдебольду Суассонскому [он написал] по поводу одной церкви, из-за которой шёл спор между ним и Одо, [епископом] Бове, и которую король велел разрушить.

Также по поводу поставления служителей монастыря Орбе и о некоторых братьях, которые безрассудно ушли из этого монастыря, а затем вернулись и вновь были приняты.

Также по поводу некоторых пресвитеров из монастыря святого Криспина, о которых господин папа Иоанн писал господину Хинкмару и о которых было решено, чтобы они не уходили за стены монастыря, дабы эта строгость в отношении них была по отечески смягчена.

Также по поводу рукоположения Хадеберта[803] в епископы Санлисской церкви.

Также по поводу доставленных писем папы Иоанна об одном обвинённом пресвитере, которые, как он упоминает, явно отступают от святых канонов и декретов святых отцов, и дал полезный совет, как следует поступить в этом случае.

Также о том, чтобы он отправился вместе с ним к папе Иоанну, который прибыл в Труа для решения некоторых дел.

Также по поводу назначения королей, сыновей Людовика, ради чего епископы, аббаты и графы, которые были с ними, велели ему передать, чтобы он направил к ним письма и своего посланца; что он и сделал, поручив этому епископу отправиться к ним и молитвами и богослужением поддержать то, что они решат по внушению Божьему.

Также, чтобы он вместе с епископами Вальтером[804], Гизельбертом[805] и Ингельвином[806] собрались вместе с ним для исполнения решения названного папы Иоанна в отношении Хеденульфа и Хинкмара, епископов Лана, при соблюдении святых канонов.

Также утешительное письмо к этому Хильдебольду, скованному телесным недугом, в котором он по его просьбе, согласно его изложенной письменно исповеди, отпускает ему грехи и примиряется с ним, хотя и в его отсутствие.

Он написал ему также некоторые другие письма.

Оттульфу[807], епископу Труа, он написал о том, как расположить мощи святых, которые тот по его словам обнаружил благодаря чудесным явлениям, и о церкви святого Петра, которую тот собирался перестроить, о том, как это сделать, а также о его болезни и выздоровлении, и прочее.

Также о виллах Буйи (Boletico) и Фо (Fago), которые отказались давать пресвитерам положенные десятины, и о том, что следует делать.

Также по поводу поручений папы Иоанна, направленных этим папой Оттульфу относительно Хинкмара Ланского, и о том, что ему следует соблюсти.

Вале[808], епископу Меца, который просил написать ему ободряющие слова в ответ на письмо, которое он направил ему ради примеров пастырской жизни и союза братского единодушия, а также о его неожиданном возведении в должность.

Также по поводу одного пресвитера, которому господин Хинкмар поручил некоторые имения Реймсской церкви, расположенные в Вогезах, о том, что тот дурно с ними обращался и что некоторые из этих имений перешли во власть Мецкой церкви.

Также по поводу совета, который тот спрашивал у него относительно спора за некоторые имения, который шёл между Мецкой и Трирской церквями, и о паллии, пожалованном ему римским престолом, из-за чего архиепископ[809] не желал принимать письма этого папы.

Также по поводу рукоположения епископа Верденского[810], который, как он узнал, был вопреки правилам возведён после смерти Берарда[811], снабдив это письмо священными установлениями и показав на основании церковных правил, каким образом епископа надлежит рукополагать, и каким образом его рукополагать нельзя.

И, кроме того, кое-что другое.

Хеденульфу, которого он поставил епископом Лана после Хинкмара, он написал по поводу некоторых дьяконов, которых тот направил к нему для возведения в священнический чин.

Также по поводу одного сироты, у которого этот епископ отнял его наследство.

И кое-что другое.

Епископу Арнольду[812] [он написал] по поводу неких мужей, которые совершили убийство в Реймсском приходе и не могли добиться мира, которые, однако, искали возможности совершить покаяние, но не могли его совершить в этом приходе, и о том, как ему следует с ними поступить.

Также по поводу совета, который тот просил его дать относительно прихода Людовика Зарейнского, и о том, что господин Хинкмар велел передать этому королю, когда тот приказал, чтобы он к нему пришёл.

Епископу Франко[813] [он написал] по поводу увещевательных писем, которые тот направил по приказу короля Гуго[814], племяннику императора Людовика, прося, чтобы Франко направил вместе с его послом такого своего представителя, который мог бы в целости привести его туда и обратно.

Также по поводу Эврарда, которого он называет своим и его сыном, и умоляет заступиться за него перед Людовиком, королём Зарейнским, и королевой, и прочее.

Берно[815] Шалонскому [он написал] по поводу посланцев Нуайонской церкви, которые пришли к нему после смерти своего епископа Рагинельма[816], чтобы этот Берно привёл их ко двору королей[817], зачитал этим королям письма господина Хинкмара, помог им уяснить их смысл и постарался, согласно своей службе, похлопотать об этом деле как перед королями, так и перед придворными.

Также по поводу избрания пастыря названной церкви Нуайона и Турне и о том, что правила посещения и избрания он уже переслал епископу Адальберну[818] и этой церкви, увещевая его обратиться с просьбой к королям и аббату Гуго[819], чтобы ему как можно скорее прислали письма от королей по этому делу, ибо эта церковь не может долго оставаться без пастыря, не понеся ущерба.

Также по поводу того же самого дела и о некоторых других.

Адальберну [он написал] по поводу посещения названной церкви в Турне, чтобы тот мастерски оказал ей свой визит и часто зачитывал и вдалбливал духовенству и народу правила избрания, дабы те по неведению не уклонились в чём-либо от этих правил.

Также по поводу избрания пастыря этой церкви и о том, что многие старались войти не через дверь, не страшась и не стыдясь стать ворами и разбойниками, и что ему поручается, когда он придёт ко двору королей, переговорить с ним, дабы они вместе решили, что ему впредь следует с этим делать, и прочее.

Также по поводу иска и жалобы одного пресвитера его прихода, показав, как епископы должны распоряжаться и управлять церквями деревенских приходов, увещевая его почаще читать беседы блаженного Григория из Евангелия: «Избрал Иисус и других семьдесят двух учеников»[820], и ещё чаще перечитывать «Пастырское правило» самого блаженного Григория вместе со святыми канонами, и мужественно исполнять то, чему там написано следовать, и тщательно остерегаться того, чего, как там можно найти, следует остерегаться.

Хетило[821] Нуайонскому [он написал], чтобы он молитвами и какими мог средствами оказывал поддержку королям и соблюдал им верность, дав знать, что он окружён варварами и пребывает в немалом стеснении, и что те, разграбив всё прочее, требует за город такой выкуп, какого он не в состоянии уплатить.

Также о том, что Людовик, король Германии, велел ему выйти к нему навстречу, чего он, однако, не сделает, так как скован недугом; и поручил этому епископу, чтобы он сам и через вверенных ему лиц похлопотал о мире и защите церкви и, если сможет сделать что-нибудь полезное против язычников, то пусть сделает это вместе с вельможами королевства, насколько сможет; он также печалится за сожжённые монастыри, о которых тот сообщил, и весьма опасается за те, которые ещё не были сожжены.

Епископу Сигемунду[822] [он написал] о примирении кающихся и о прочих относящихся к богослужению делах, о которых, как он сообщал, он наставлял епископа Хильдегария.

Также по поводу поддержки и доброго отношения к подданным, напомнив ему, что он из плотского врача сделан Богом духовным.

Также на его вопрос, что он не находит мудрости у пресвитеров своего прихода.

Епископам, собравшимся по приказу Людовика, короля Зарейнского, на собор в Суассоне[823], он направил своего посланца, некоего священника, и, извинившись за невозможность прийти лично в силу недуга, заявил, что согласится с их декретами и всем, что они праведно и разумно решат при содействии Божьем и под диктовку справедливости, согласно каноническому установлению и епископскому долгу, но ни в коем случае не даст согласия на то, что может противоречить святым канонам и может отступать от праведной веры, справедливости и тропы правды, и не согласен, чтобы его викарий давал на это согласие, хотя бы и вынужденно.

Приходским епископам Сансской церкви он написал по поводу избрания епископом Санса Ансегиза, монаха Реймсского диоцеза, дав своё согласие на его рукоположение.

[Он писал] также епископам и вельможам всего королевства, побуждая и увещевая их хранить нерушимую верность своему королю Карлу, когда этот король отправился в Рим.

[Он писал] также епископам, аббатам, графам и прочим верным Божьим, собравшимся на некое совещание, куда не смог прийти лично, удержанный телесным недугом, воздавая Богу благодарность за некоторых вельмож королевства, которые немного не соглашались с епископами, но тогда по благоволению щедрой милости Божьей соединились с ними в едином мнении; дав знать через эти письма и посланника, служителя своей церкви, что он радуется вместе с ними их добрым стремлениям и распоряжениям, и призывая их, повинуясь церковным заповедям и устранив личные стремления, непозволительные пристрастия и пагубные споры, рассмотреть, согласно данной им Богом мудрости, и позаботиться исполнить прежде всего то, что касается общественного блага, мира и единства; присовокупив святые наставления о хитоне Христовом, который есть церковь Божья; и призывая их вооружиться всей доблестью, подняться из ревности к правде и, сокрушив трость притеснителя и ярмо, тяготившее[824] мать церковь, стряхнуть цепи с шей[825] её сынов; если кто угнетён, пусть они протянут им руку поддержки; если кто подавлен жадностью или лицеприятием, пусть они постараются вновь привести их к единству стада Господнего. Пусть примут совет блаженного Григория и прочих святых отцов, и он сам молитвами и богослужением, насколько позволит Господь, поддержит те решения, которые они примут по обеспечению мира и правосудия для народа Божьего. И прибавил также святые наставления о каноническом возведении в сан и избрании епископа.

24. Какие послания он направил некоторым аббатам.

Он, как выясняется, направил различные послания также разным другим лицам, как клирикам, так и мирянам, а также достойным женщинам ради пользы каждого из них, никому не льстя, но стараясь каждому внушать полезные советы сообразно обстоятельствам дела.

Людовику[826], своему аббату, он отправил письмо с требованием вернуть тело святого Теодата, которое некий Гизо, побуждаемый жадностью к имениям этого святого, велел тайком перенести из Реймсского диоцеза в Парижский приход без ведома епископа, в чьей епархии оно лежало. И заявил в этом письме, что он никому, ни себе, ни собственной родне, не даст пощады в противность церковному праву.

Поскольку аббат был разгневан этим письмом, он вновь и вновь не переставал увещевать его, уговаривая его и убеждая повиноваться церковным правилам.

[Он написал ему] также по поводу своего племянника, которого поручил ему, и имений, переданных королём по распоряжению господина Хинкмара монахам святого Дионисия.

Аббату Хильдуину[827] [он пишет] по поводу письма короля Карла и своего посланника с письмами, которые надлежало довести до императора Лотаря, сообщая, что советует в них кое-что о благе этого императора, дабы он исправил то, что по его словам следовало исправить, и об уплате ценза с виллы Дузи.

Хильдуину, архикапеллану короля Карла, он совместно с собором епископов, состоявшимся в Кьерси, пишет по поводу Лангрской церкви, которую Вольфад[828], воспитанник Реймсской церкви, захватил вопреки каноническим декретам. Поэтому названный собор советовал королю назначить для управления этой церковью другого, и король приказал епископам найти такого, кто мог бы управлять этой церковью в должности епископа; когда их желания сошлись на Исааке, ученике этого Хильдуина, они заклинали Хильдуина согласиться с его кандидатурой и похлопотать за него перед королём.

Аббату Брунварду[829] [он писал] по поводу имений святого Ремигия и колонов Реймсской церкви, находящихся в Тюрингии.

Аббату Адаларду[830] [он писал] о дружбе между ними и о том, каков должен быть истинный друг.

Аббату Гримальду[831] [он писал] по поводу своего верного Сигиберта, чтобы он принял под свою власть и защиту его имения, которые лежали в королевстве Людовика, и посоветовал королю Людовику не внимать советам дурных людей и не впутываться более в такие дела, какие он предпринял тогда против своего брата Карла[832], из-за чего с ним случилось такое бесчестье, какого не случилось бы, если бы он пожелал внять увещеваниям господина Хинкмара.

Трасульфу[833] Корвейскому и подчинённым ему братьям [он писал] по поводу одного брата, который самонадеянно ушёл из монастыря; этот епископ велел поскорее вернуть его, милостиво принятого королём, в монастырь, и передал, что король просил за него, чтобы его с миром принимали в монастыре, пока король и этот архиепископ не решат в надлежащее время его дальнейшую судьбу.

И вновь [писал] им, благодаря за оказанную ему с их стороны любезность, упомянув, что весьма полагается на их молитвы и предан им, и направив им увещевательные письма с пожеланием здравия и чтобы они, взяв на себя управление кораблём Господним, старались с неусыпной заботой направлять его против порыва вздымающихся бурь, и чтобы во время предстоящего гонения со стороны язычников, куда бы ни пришлось отступить, они не отступали от доброго намерения, и прочее.

Также писал Хильдуину, чтобы он не преминул похлопотать перед королём о разрешении провести в церкви Теруана канонические выборы, что он и сам постарается сделать, насколько сможет.

Аббату Адальгарию[834] он воздавал благодарность за то, что он и вверенные ему братья молились за него Богу, и за благословение даров этого аббата; упомянув также об имениях Реймсской церкви, расположенных в Тюрингии, которые он поручил Амальрику, но тот злоупотребил ими, и его постигла Божья кара; этот аббат просил его дать их ему на условии уплаты ценза, но господин Хинкмар отказался это сделать, не спросив совета у своих клириков, и поручил ему пока что взять их под защиту и постараться направить ему их описание, а затем, мол, он сообщит ему, какое более разумное решение он примет по совету церковнослужителей.

Также по поводу того же дела после присланного ему описания, дав, сверх того, знать королю Людовику, что по просьбе этого аббата отправил по поводу этих имений письма, и сообщая, что доверил эти имения аббату, и просил также оказать ему поддержку, дабы тот мог спокойно ими распоряжаться, и чтобы [король] обуздал некоего Поппо[835], не давая ему беспокоить эти имения.

Он также письменно повелел челяди, проживавшей в этих имениях, чтобы они во всём слушались названного аббата.

Анастасию, достопочтенному аббату и библиотекарю святой римской церкви, он воздал благодарность за святейшие благословения, направленные им ему через епископа Актарда, послав в дар этому аббату также свои благословения и передав ему небольшое сочинение, выполненное его трудами.

Также по поводу оказанных им ему благодеяний и, чтобы тот расположил господина папу к его совету, и напомнив о благословении, которое он направил ему.

Григорию, номенкулатору и апокрисиарию той же римской церкви, он написал, уверяя, что названный Анастасий в своих письмах сообщил ему о нём много хорошего, и открыто сообщил, что тот может вполне полагаться на его дружбу; и поэтому он просит, чтобы этот Григорий соизволил считать его среди своих верных друзей.

Аббату Гунтеру[836] [он написал] по поводу одного нечестивого монаха, которому тот позволил непочтительно уйти из монастыря по собственной прихоти; он сильно порицал его за это, показав на основании устава, что тот не должен был так его оставлять, и увещевал разыскать его вместе с уполномоченным короля, схватить и, вернув обратно в монастырь, поместить под самую строгую стражу; и пусть его провинности будут описаны, а это описание направлено ему вместе письмом его собственного епископа, чтобы он по совету соепископов принял о нём решение, согласно священным правилам.

Гоцлину[837] [он написал] по поводу Бернарда[838], его племянника, который, как говорили, замыслил мятеж против короля, убеждая его постараться отвлечь племянника от этого замысла и чтобы сам Гоцлин ни из-за какого родственного чувства не сбился с правильного пути; пусть он также наставит своего брата Готфрида, чтобы они оба, помня о своих родителях, не отрекись от праведной веры.

Также [ему], жалуясь, почему он не направил к нему посланника или письмо, как делал это обычно, убеждая его постараться делать это почаще ради взаимной любви и взаимного утешения.

Также [ему], сообщая, как этот Гоцлин из возлюбленного сына сделался ему врагом, и что он до сих пор называет его дорогим сыном и, обещая не только терпеливо, но и охотно сносить причинённые ему им обиды, просит его вспомнить, что Реймсская церковь возродила его во Христе и, совершив постриг, воспитала в благочестии как клирика, и обучила его, и выкупила из плена у язычников, и возвела в церковный сан вплоть до дьяконского чина, и с разрешения короля поставила его аббатом многих монастырей; он же, напротив, возгордившись от власти, поднял мятеж, который жестоко свирепствует в этой церкви и в самом королевстве, и совершил иное, подобное этому; и, продолжая, показал, в сколь тяжких преступлениях он повинен, и заклинал его вспомнить обо всём этом и услышать голос Господа, зовущего его обратно, и сжалиться над своей душой, и заслужить обрести спасение.

Также [ему], воздав Богу благодарность за его исправление и молясь, чтобы Бог утвердил то, что сотворил в нём[839], и дал бы ему хотение и действие[840], которые Ему угодны, по своей доброй воле; и прочее.

Аббату Гримхарию [он написал] по поводу имений Пресвятой Марии и святого Ремигия, расположенных в Овернском округе, в которых он отказал графу Бернарду, поручив этому аббату описать их и прислать ему их описание.

Адальгарию[841], избранному епископом, [он написал] по поводу имений Реймсской церкви, расположенных в пределах Аквитании, которые Бернард, граф Тулузский, захватил и, так как не мог заполучить их за деньги, разорял грабежами до тех пор, пока Бог не совершил по этому поводу свой суд, и господин Хинкмар не поручил их епископу Агильмару[842], тогда же по приказу короля передав этому епископу также книг церковных дел о нечестивцах и узурпаторах. Он направил ему также поручения, данные этому епископу по поводу указанных имений, и побудил принять участие в совете и вместе с ним позаботиться об этих имениях; и указал те округа, в которых находились эти имения, а именно: Овернский округ, Нуармонский, Лиможский и Пуатевенский; а также в других округах, которых он не помнит, но просит его выяснить это, описать имения и прислать ему это описание.

[Он написал] также Ламберту, которого называет своим возлюбленным и родным сыном, убеждая и увещевая его о том, как он должен вести себя с теми, среди которых жил и которые, по-видимому, изберут его в епископы Меца; и, особенно, увещевая его всячески остерегаться пагубной ереси симонии: «Ибо не может, – говорил он, – преуспеть в церковном чине тот, кто достиг его, чтобы стать еретиком». Он призывал его также поскорее прочитать и сохранить в памяти «Пастырское правило» святого Григория и, согласно этому правилу, исправить себя и направить внутренне и внешне на путь, который ведёт к должности епископа и по которому в епископском чине восходят к жизни вечной; и сообщил, что направил ради него письма своим друзьям, как епископам, так и графам королевства Лотаря, заверяя, что он не уклонится в сторону от его советов и спасительных увещеваний, и просил его [оправдать эти ожидания], дабы он не выглядел лжецом перед друзьями.

Аббату Гуго [он написал] по поводу избрания епископа Нуайонского после кончины Рагинельма, прося, чтобы он побудил королей Людовика и Карломана соблюсти в этом деле волю Божью и обычай их предшественников. Он сообщил ему также о смерти Хинкмара, своего племянника, епископа Ланского, прося, чтобы он не преминул через своих подданных и приближённых молить Господа о милосердии ради искупления его души.

Также о том, чтобы он дал названным королям необходимых воспитателей, так как те имели слишком юного советника[843]; также о том, что эти короли поручили ему по поводу охраны прихода Турне, и что он тогда совершил; о том, что они затем вновь ему поручили, и что он написал им в ответ, когда те не хотели давать согласие на канонические выборы в названной Нуайонской церкви; и о том, что он не сделал в этом деле ничего иного, кроме того, что обычно совершал в такого рода делах в течение 35 лет; и что ему затем было поручено в этом деле через клирика Варина от имени королей или самого Гуго, и какие письма эти короли ему потом послали; прибавив к этому положения святых канонов, провозглашённые по поводу канонических выборов, и показав, что епископов велено избирать не из дворца, но каждого из его собственной церкви, и что при рукоположении епископа не рекомендация короля или придворных должна иметь значение, но лишь выбор духовенства и народа и оценка избрания митрополитом, и только потом – согласие земного государя; таким образом осуществляется рукоположение епископов; и твёрдо уверял, что не настаивает специально на чьей-либо кандидатуре, но требует лишь, чтобы тот, кто вступит в эту должность, согласно святым канонам, знал и исполнял то, чего требует духовная служба; и прочее.

Он также послал ему копию письма, которое направил королю Карлу[844], сыну Людовика Зарейнского, по поводу ещё юных королей – Людовика и Карломана, и уговаривал его добиться, если он сможет, чтобы этот Карл, поскольку у него не было сына, усыновил одного из этих королей и ради этого велел воспитать его под руководством доброго и дельного наставника, чтобы назначить его своим наследником во всём или в части; и чтобы Гуго втайне добился у Карла, чтобы тот взял на себя все дела этих мальчиков и этого королевства и, осуществляя королевские обязанности, сам принимал те решения, которые надлежит принять; предваряя также, чтобы его письма, которые он отправил Карлу, этот Гуго поддержал своим мудрым советом и благоразумным рвением, если они будут сочтены полезными и разумными; если же там окажется иное, чем должно было бы быть, пусть он постарается мудро это исправить или, если будет нужно, что-то прибавить, а что-то убавить.

Также по поводу поручений и внушений Людовика, короля Германии; а именно, во-первых, чтобы он велел епископам Реймсского диоцеза выйти навстречу этому королю в Аттиньи; во-вторых, чтобы он дал ему совет, как следует распорядиться этим королевством, и что он ответил на это посланцам этого короля; и о том, что если Людовик придёт лично и попросит, чтобы он посвятил его в короли, что и как ему следует с этим делать, и прочее.

Кроме того, он написал этому аббату и кое-что ещё.

25. О том, что он написал некоторым священникам и монастырям.

Священнику Гаутсуину и прочим братьям, служившим Богу и святому Дионисию, он написал по поводу одного дома, уступленного ими ему некогда и отчасти им купленного, который один из них коварно у него захватил. Поэтому удивительно, если бы братья позволили так поступить с ним, который ни в чём, насколько он помнит, не причинил им вреда, но, как им тогда казалось, во многом оказался для них полезным и нужным, и немало чего им приобрёл и возвратил; говоря это потому, что для него нет никакой ценности владеть этим домом или лачугой «без вашей любви», и прочее.

Также Виллигизу и прочим монахам его монастыря о том, что он слышал, будто они требуют деньги за десятину у одного пресвитера; из-за этого, говорит он, ему очень стыдно перед другими людьми, которые это услышат. То, сколь велика эта опасность, он показал им на примере церковных заповедей и правил канонов, говоря: «Не дай Бог, братья, чтобы другие церковные и благочестивые мужи услышали, что монахи из монастыря святого Дионисия ищут, как бы продать десятину, дабы приобрести за эту деньги преисподнюю. И тем более не дай Бог, чтобы миряне услышали о том, что в моём приходе не смеет делать никто, даже тот, кто погряз в обычных грехах. Ведь если бы кто-то из другого монастыря, а не из нашего, отважился на такое или тем более посмел это сделать, то я отлучил бы его от всякого причастия и изгнал бы из моего прихода», и прочее.

Также некоторым монахам по поводу посещения Божьего милосердия, которым он предупреждён, и говорит, что дни его, как уклоняющаяся тень, и что он иссох, как трава[845]; и послал им ради их послушания столь малое благословение, а именно, 200 солидов из полновесных денариев, прося, чтобы они непрестанно поминали его в святых молитвах перед их общим покровителем, блаженнейшим Дионисием, и просил также за Хаймо, своего верного, оказавшегося почти что при смерти, которого он называет своим возлюбленным сыном.

Настоятелю Фулькраму и братьям Корвейского монастыря он написал по поводу избрания аббата, что им разрешил король, и ради королевских писем по поводу этого дела, и о приходе к ним господина Хинкмара; и наставил их в том, о чём те его спрашивали: как им следует действовать при этом избрании, согласно учению блаженного отца Бенедикта, чтобы они во всём следовали направляющему уставу и ни в чём от него безрассудно не уклонялись, чтобы потом перед судом Господа нашего Иисуса Христа за всё могли дать отчёт.

Настоятелю Магенарду и братьям, жившим в монастыре святого Рихария, [он написал] по поводу письма, которое господин папа отправил королю Карлу и ему относительно одного мужа, который убил монаха и пресвитера; в этом письме он излагал суть назначенного ему покаяния, увещевая их не преминуть подчиниться божественным заповедям в том, что предписывает это письмо.

Монахам монастыря святого Медарда он написал по поводу монаха Хайноарда, который добился у короля прощения за свои проступки; и по слову короля распорядился относительно него, чтобы они или приняли его для проживания среди них по уставу, или дали ему по его просьбе отпускные письма в определённое место и, отпустив грехи, позволили ему с миром уйти.

Сигебоду, священнику и настоятелю монастыря святых дев Ланской церкви, на вопрос, который тот ему задал, как, мол, ему следует вести расследование, которое ему поручили в монашеской обители Ориньи по поводу аббатисы и настоятеля этого монастыря, он ответил, что о таких делах тот должен будет дать не устный, но письменный отчёт. Поэтому он, написав ему ответ, показал, что об этом написано в законах, которые признаёт католическая церковь, и в церковных правилах; велев также отнять у монастыря его привилегию и сообщить ему через надёжных лиц о деталях, подтверждающих обвинения этой аббатисы и настоятеля, чтобы он по внушению Господнему и по совету соепископов и смотрителя Ланской церкви (ибо епископа там тогда не было) принял по этому поводу решение, согласно святым правилам.

Некоторым деканам Суассонского прихода [он написал] по поводу одного пресвитера, который, понеся ущерб, не смог добиться правды и правосудия у своего епископа Ротада. Поэтому господин Хинкмар увещевал этого епископа, чтобы тот, если из-за болезни не может прийти на собор лично, прислал своих представителей, а именно, сослужителей вверенной ему церкви, дабы он мог канонически решить это дело. И увещевал в этом письме названных деканов и повелевал им митрополичьей властью, чтобы они побудили прийти на указанный собор пресвитеров своего деканства и сами пришли туда вместе с ними; и пусть знают, что если они этого не сделают, то на ближайшем соборе навлекут на себя соборный приговор.

Сигиберту, одному священнику, он написал по поводу его епископа Хетило[846], скорбя, что услышал о нём такое, чего не пристало бы говорить даже о добром мирянине; поскольку его обвиняли в том, что он поставил такого епископа, он заявил, что, не зная его раньше, доверился в отношении него слову и рекомендации этого Сигиберта, и приказал Сигиберту прийти к нему, чтобы он мог собственными устами сказать ему то, что слышал о епископе, и, если это правда, то им надо дружно поразмыслить над тем, как это исправить, а если это – неправда, то подумать, как доказать, что это – ложь.

26. Что он направил некоторым сиятельным мужам.

Светлейшему мужу Эберхарду[847] из вельмож императора Лотаря он направил письмо, чтобы добиться его дружбы, которую тот ранее сам ему предлагал, и сорадовался тому доброму, что слышал о нём через надёжных лиц и, особенно, через епископа Амоло[848], которого называет своим честнейшим и дражайшим отцом, послав к нему с письмом также одного своего вернейшего посланца.

Хваля также его искреннюю и набожную любовь к Богу и почитание священного предания, его единомыслие с князьями и стремление к церковному миру, а также чувство долга к вере; увещевая его ради долга любви, чтобы он, как и начал, преуспевал всё больше и больше; так как природа человеческая, по свидетельству Иова, никогда не остаётся в одном и том же состоянии[849], и так как тот, кто наделён в этом мире той или иной властью и плывёт против течения реки, то ли, мужественно плывя, устремляется по этой причине к ещё большим высотам, то ли, утратив силу в руках, погружается на дно. И чтобы он, во-первых, старался более всего угождать Богу; во-вторых, чтобы заботился о церковном мире; в-третьих, чтобы не только внушал князьям добро, но и делал его; чтобы старался добывать для церковных мужей и святых мест подобающие им привилегии, обеспечивал христианскому люду мир и единство, сорадовался с теми, кто творит добро, противостоял тем, кто творит зло, ловко защищал самого себя, живя целомудренно, праведно и благочестиво[850]; и давал прочие весьма необходимые увещевания. Затем он сообщил также о некоторых нуждах как монастырей, так и прочих, по поводу чего направляли письма также императору и что требовалось исправить в его приходе его властью, и прочее о спасении души и сохранении духовной мудрости.

Некоему Фулькрику, магнату названного выше императора, который беззаконно бросил законную жену и женился на другой, [он написал], вызвав его на собор, и изложил условия отлучения, уже на него наложенного и подлежащего утверждению на поместном соборе.

Также после того, как тот, казалось, совершил покаяние за этот проступок, он вновь вынес против него, повторившего свои пути и вернувшегося на свою блевотину[851], приговор об отлучении, и позаботился сообщить об этом всем из числа верных особ Христовых, которым доведётся услышать, и, особенно, епископам, в приходах которых тот, казалось, проживал или часто бывал.

Вульфингу, министериалу императора Лотаря, [он написал], упомянув о дружбе, которой тот некогда добивался у него, и о любви, которую он обещал ему, и просил его сообщить императору о письме, которое его брат, король Карл, направил ему, чтобы тот, получив его, доверительно развернул и втайне прочёл. Он велел также переслать ему ценз с виллы Дузи за прошлый год вместе с цензом этого года, за счёт чего он мог бы изготовить какое-нибудь украшение в память о нём на гробнице святого Ремигия, которую распорядился украсить и перенести тело этого святого в заново приготовленную крипту.

Также по поводу повторного требования названного ценза с виллы Дузи в шесть фунтов; дабы императору случайно не подали мысль, и тот, поддавшись жадности, не затребовал себе этот ценз, который никогда уже не пойдёт на его нужды; он же хочет избежать опасности, дабы этот ценз не пропал в его дни из-за его молчания, и эта вилла не обратилась бы в аллод, а церковные крепостные не были бы розданы в качестве рабов и рабынь, как уже произошло со многими имениями и крепостными этой церкви, но и с этой виллой тоже; и постарался бы также, чтобы его господин не навлёк на себя из-за этого опасность и он сам не разделил бы с ним эту опасность; заявляя, что если его мучит жадность в этом деле, пусть возвратит себе те двенадцать фунтов, которые платили оттуда дед и отец этого короля, и прочее. И прибавил кое-что о названном Фулькрике, который, придя в Рим, хвастался, что как королям, так и ему, архиепископу, доставит письмо папы по поводу снятия с него отлучения. И он увещевал этого Вульфинга, чтобы тот внушил королю не дать одурачить себя в этом деле, но всё сделать по правилам, избегая опасности, дабы эти письма были представлены ему и епископам, и они поступили бы в этом деле так, как будет признано наилучшим, ибо не следует пока что пренебрегать тем, что было сделано разумно и канонически.

Нантарию, своему верному другу, [он написал] по поводу имений святого Ремигия, расположенных в Вормсском округе, сообщая, что некие люди просили его предоставить им колонов с этих имений для разных работ, и чтобы он разрешил их охотниками на какое-то время останавливаться в этих имениях; и заявил, что ни того, ни другого он не разрешил и не разрешит, ибо и его предшественники не смели делать того, что святой Ремигий строго запретил под угрозой страшного проклятия, и прочее.

Графу Иммо [он написал] по поводу имений его церкви, расположенных в Аквитанском королевстве, дабы тот оказал помощь их блюстителю, которому они были поручены.

Герарду, благороднейшему графу[852], [он написал] по поводу Исаака, избранного епископом Лангрского престола, чтобы его рукоположили в епископы по его убеждению, так как Вольфад, который захватил эту церковь, не мог быть канонически рукоположен.

Также по поводу того, что Герард письменно ему сообщил, будто Карл, король Франции, хочет коварно присвоить себе королевство его сеньора Карла[853], короля Цизальпинской Галлии, господин Хинкмар заявил, что этого никогда не случится. Также об имениях святого Ремигия, расположенных в Провансе, по поводу которых, как он слышал, господин Хинкмар обратился с жалобой к королю, он заявил, что ничего подобного не делал и что всякий раз, когда было нужно, направлял прошение по поводу этих имения не к кому иному, как к самому Герарду и к его верным. Также на то, что этот граф написал, что слышал, будто король Карл хочет захватить монастыри, которые этот Герард передал святому апостолу Петру, и в случае, если его имения, которые лежат в этом королевстве, будут у него отняты, он, хотя и против воли, наложит руку на имения [Карла], которые имеются в его королевстве, господин епископ ответил, что никто не захватит церковные имения с риском для себя по его воле, заявляя, что боится, как бы Бог не счёл его достойным того, чтобы во времена его священства вверенная ему церковь понесла ущерб; но, если кто-то отважится на такое, то похитителю будет куда больнее, чем ему, показав на примерах из священного писания опасность, которая ему грозит; и, отвечая вдобавок на призыв ради долга священного служения отговорить короля от таких прегрешений, сказал, что поскольку ранее не замечал подобного в его действиях, то и не наставлял его в этом, ибо не пристало ему укорять своего государя по пустым подозрениям; теперь же, имея определённое основание и особу, он постарается увещевать его величество с должной преданностью и верностью.

Также по поводу названных имений святого Ремигия, о которых этот Герард письменно сообщал архиепископу, что он, мол, скобит от того, что они опустошались многими, и многие из тех, кто их опустошал, говорили, что они захватили эти имения с разрешения короля Карла и самого господина Хинкмара. На это он ответил Герарду, что с тех пор, как доверил ему эти имения, он не поручал их более ничьему попечению, разве только поручил Хильдоарду, своему воспитаннику, оказывать поддержку главной вилле в том, что будет нужно, но под охраной и защитой названного графа Герарда. Сообщив вдобавок о том, как ему, по-видимому, следует поступить с прочими захватчиками этих имений, но сами имения не сметь давать в лен ни одному своему вассалу или вассалу другого лица, ибо святой Ремигий строго запретил это в своём завещании. Сам же граф, который принял эти имения под свою защиту из любви к Пресвятой Богородице и святого Ремигию, пусть постарается и впредь вести себя так же славно и мужественно, как начал, ибо в десяти монастырях как каноников, так и монахов и святых дев Реймсской церкви более пятисот человек непрерывно молятся за его нынешнее благополучие и вечное спасение в псалмах, духовных песнопениях и святых пожертвованиях.

Также почти то же самое по поводу этих имений.

Также отправив по совету этого графа для упорядочения и распоряжения этими имениями монаха и пресвитера из монастыря святого Ремигия, по имени Ротфрид.

Рудольфу[854], сиятельному графу, он написал по поводу болезни его супруги и о том, что говорили, будто этот граф сеет раздоры между королём и некоторыми его подданными; и господин Хинкмар, который считал себя совершенно непричастным к такого рода делу, уверял, что то же самое вменяется и ему; и, поскольку от тех, кто был вместе с королём, пришли такие поручения, которые ему совсем не подобали, он ничего не может ни написать графу об этом, ни передать через другого, пока они не переговорят с ним и не обсудят взаимно те решения, которые сочтут наиболее соответствующими пользе и чести их государя; пусть он как можно скорее отправляется к королю и, пожив с ним, насколько сможет, постарается защитить себя перед Богом сердцем и делом, и положить охрану устам своим[855] также от тех, которые считались друзьями; [он сказал и] о созыве верных короля, о направлении его мыслей, о расколе его королевства и об убийстве бриттов Эриспоэ[856], Соломона и Альмара, а также о поездке королевы[857] к королю, как тот ему передавал, и что он многого опасался со стороны короля.

Также о том, что, как он узнал из писем этого графа, между графом и королём существует неподобающее раздражение, что его весьма печалит. И что он похлопочет, насколько сможет, перед королём о том, что тот письменно ему сообщил, и, если сможет послать к нему, постарается передать ему то, что выяснит; сообщив вдобавок о том, что случилось с его людьми, которые были с ним на Луаре; и убеждал и укреплял его в Господе, дабы он попусту не раздражался из-за таких вещей, из-за которых приходят в гнев те, кто не умеет бояться Бога, но, как славно начал, так до конца и старался бы нести своё доброе имя; и что он уже хорошо знает характер короля, который, хотя и охвачен некоторым раздражением, всё же, как только он с ним переговорит и откроет ему его преданность, тут же примет его, как подобает и как справедливо; и наставлял, чтобы он, согласно апостолу, удалил от себя всякое раздражение со всякою злобою[858]. И, если это произойдёт, то король, ввиду того, что является его племянником, будет относиться к нему с куда большей добротой, а он, ввиду того, что тот является его сеньором, будет относиться к нему с куда большим смирением, и прочее.

Вельфу, некоему благородному мужу, он воздал немалую благодарность за то, что тот сохранил с ним такую дружбу, что не пожелал без его согласия принять его человека; что этот человек отпустил сам себя без всякой причины и непочтительно ушёл без его разрешения, чего никто другой из его людей до сих пор не делал; рассказав, как он его принял и как любезно воспитал и сделал ему много добра, и как тот неподобающим образом с ним поступил в качестве посланника между своим сеньором и королём. Он просил его ни в коем случае его не принимать, прежде чем не поговорит с ним и не узнает, имеет ли этот человек к нему справедливые претензии; прибавив к этому, что говорит о нём всё это не потому, что питает к нему какую-то ненависть, но дабы тот, приняв его вопреки справедливости, не погрешил против Бога и не оскорбил этим своего друга, тем более, что он может держать его у себя с его разрешения, не нарушая дружбы.

Фулько, графу королевского дворца, он написал по поводу одного пресвитера Суассонского прихода, который обратился в гражданский суд (презрев церковный) с жалобой на своего обвинителя, обещавшего доказать те обвинения, которые он против этого пресвитера выдвинул. Он велел передать этому графу, чтобы он не вмешивался в это дело, пока не обдумает, разумно ли это делать, ибо вынесение решения по делу пресвитера и церкви относится к полномочиям епископов и собора, а не входит в компетенцию суда и гражданских судей, и прочее.

Майо, сиятельному графу, он воздал благодарность за доброту и заботливость, которые тот постарался проявить по отношению к господину Теодориху, епископу Камбре, святому мужу, и к его церкви, и просил, чтобы если этот слуга Божий перейдёт в их дни к Господу, он выхлопотал у императора Лотаря разрешение духовенству и народу этой церкви провести выборы. Он ответил также о необходимости заключении мира между королями, по поводу чего тот ему писал, ибо всегда желал мира и, насколько мог, старался заботиться о том, чтобы между ними был нерушимый мир, и будет за это бороться, насколько сможет при содействии Божьем.

Рорику Норманну, обратившемуся к вере Христовой, [он написал], чтобы тот всегда преуспевал в воле Божьей и в соблюдении Его заповедей, как он и желает, и делает, о чём он слышал от многих, и чтобы никто не смог побудить его оказать язычникам помощь или содействие против христиан, ибо не будет ему никакой пользы в том, что он принял христианское крещение, если он будет сам или через любых других людей затевать что-то дурное и превратное против христиан; и прочее, что он продолжает, по-епископски сообщая, сколько опасности таится в подобных происках; и увещевая также, чтобы он никоим образом не принимал Балдуина, который из-за дочери короля, коварно взятой им в жёны, был по епископскому распоряжению предан анафеме духом Божьим, которым созданы святые каноны, и не позволял бы ему иметь у себя какого-либо прибежища или поддержки, дабы ни сам он, ни его люди не навлекли на себя из-за его грехов того же отлучения и не были бы осуждены, но старался бы проявить себя таким, чтобы ему могли помочь молитвы святых.

Лиутарду, сиятельному мужу, [он написал] о том, что слышал о нём и что грозило опасностью его душе, главным образом, об одном пресвитере, которого он противозаконно изгнал из церкви и поставил там другого, решительно и по-епископски убеждая его отступить от подобных дерзостей, так как, если он этого не сделает, то он поступит с ним так, как то предписывают святые каноны, и велит передать епископам по всем королевствам вплоть до папы римского, что он – отлучён от церкви. А пришлого пресвитера, которого тот послал в ту церковь, он объявил отлучённым по всему Реймсскому приходу.

Также называя его возлюбленным сыном и говоря, что называет его так потому, что хочет, чтобы тот оказался таким, чтобы мог по праву пребывать в его любви, но этот епископ слышит, что он показывает себя не таким, каким должен быть по отношению к реймсской церкви, от которой имел много добра, и что он, беспокоя слуг этой церкви, не позволяет им жить в мире. Поэтому он властью Бога, Пресвятой Марии и святого Ремигия, а также своей епископской властью повелевает ему под угрозой опалы со стороны короля, чьим представителем был этот епископ, не причинять никакого ущерба людям Реймсской церкви, ни самому, ни через своих людей, ни посредством какой-либо хитрости, ни по его согласию; если же у него есть какие-то справедливые иски к власти Реймсской церкви, то пусть подаёт их по закону, так как в случае, если он поступит иначе, то претерпит то, что за это по праву полагается, как от епископской власти, так и от власти представителя короля. Он также отлучил одного его дьякона, который был враждебен слугам святого Ремигия, и прочее.

Графу Теодульфу [он написал] по поводу захвата церковной службы, где тот отнял после смерти одного пресвитера то, что этот пресвитер велел раздать за себя в качестве милостыни, и, кроме того, присвоил то, что было надлежащим образом оставлено церкви. Итак, он открыто показал, сколь велико совершённое им святотатство, а также то, что он восстал и против людских законов, и что должно из этого выйти, и то, каким образом церкви находятся в распоряжении и во власти епископа, согласно святым канонами и императорским капитулам. Поэтому он поручил ему, согласно святым канонам и повелениям королей, лично отдать церкви и возвратить пресвитерам, которым были поручены эти имущества, всё, что он взял из средств этой церкви, а затем прийти к нему, дабы получить исцеление от этого и выздороветь, дав ему срок в семь дней, после того как он получит это письмо, дабы на восьмой день он явился к нему, где либо дал надлежащий отчёт, если это не так, либо принёс соответствующие извинения, если всё это так и есть; если он этого не сделает, то [Хинкмар] перешлёт королю копию этого письма, чтобы тот исполнил по этому поводу свой долг, а епископ затем исполнит свой долг. И, поскольку он слышал, что граф готовится продать эту церковь, назначив цену, то написал вдобавок: «Поэтому знай, что если какой-то клирик лично или через доверенное лицо даст тебе за эту церковь или за любую другую в моём приходе хотя бы один денарий, то я не поставлю его в ней. Если же ты хочешь иметь там пресвитера, то приведи ко мне такого клирика, который будет пригоден к богослужению, и я испытаю его, и затем дам ему церковь, и рукоположу его, если он даст мне удовлетворительный ответ, что не давал за неё никаких денег. И, если ты не захочешь так сделать, то я установлю, каким образом народ будет иметь там богослужение, пока я не поставлю там пресвитера. Если ты будешь чинить ему какие-то помехи вопреки божественным и людским законам, и об этом станет известно, то пресвитер там останется, а ты и все, кто с тобой заодно, будете отлучены от всякого христианского общения, пока не дадите удовлетворения. Я потому поручаю это тебе, дорогой сын, и увещеваю таким образом, что хочу, чтобы ты был в чести и здравии, и желаю иметь тебя среди сынов церкви и вместо сына. Если же ты заставишь меня, то да будешь ты, как язычник и мытарь[859] (как говорит Господь в Евангелии), и должен будешь пенять не на меня, а на себя самого. После того как я продиктовал это письмо, мне сказали, что ты прогнал из той богадельни матрикуляриев, поставленных моим служителем, и послал туда волопаса, и получил за эту богадельню одного осла. Если это так, то ты не только поступил преступно, ибо, как мирянин, вопреки всем законам присвоил церковную службу и, как предатель Иуда, продал милостыню, то есть милосердие, оказываемое бедным и через них – Богу, который есть милосердие для несчастных, но и поступил в этом весьма постыдно, ибо ты, граф и почтенный советник короля, получил в качестве платы за убогое заведение, за счёт которого должны жить нищие, осла, и все, кто это слышит, смогут оценить, как справедливо и правильно ты из любви и страха Божьего и из почтения к своей должности поступаешь в других делах, когда без всякого стыда постыдно извлекаешь прибыль даже с такой малости».

Ансельму, сиятельному мужу, [он написал] по поводу одного пресвитера, которого тот обвинил перед ним, но не пришёл на назначенный суд, и дал знать, что этот пресвитер канонически очистился от обвинения перед представителями этого Ансельма и на глазах у многих как клириков, так и мирян, а многих священников, его свидетелей, он не привёл к присяге потому, что не должен был это делать. Он увещевал его и убеждал изгнать из своего сердца всякий гнев, который у него был против названного пресвитера, показав, какое это зло – хранить ненависть в сердце. Он также запретил властью Бога и Его святых причинять этому пресвитеру какой-либо вред или коварство, ибо если тот это сделает, он исполнит в отношении него свой долг. Он просил его также оказать правосудие Богу и ему в отношении его людей, которые посмели чинить обиды некоторым пресвитерам, свидетелям названного выше пресвитера, ибо если тот это сделает, он также исполнит в отношении них свой долг.

Бернарду, графу Тулузскому, своему родичу, [он написал] по поводу имений Реймсской церкви, расположенных в Аквитании, которые тот просил уступить ему в пользование; епископ отказался это сделать, заявив, что не смеет из-за завещания святого Ремигия, которое решительно запрещает это делать.

По этому поводу он написал другому Бернарду, графу Ренна, чтобы он, переговорив с этим Бернардом, убедил его не давать эти имения в лен своим людям, как тот по слухам делал, и сообщил о проверке этих имений, которая будет проведена им, если прикажет король.

Он вновь [написал] названному Бернарду Тулузскому по поводу тех же имений, заклиная его всемогущим Богом, Господом Иисусом Христом, Его Матерью и святым Ремигием, не сметь на них посягать, не чинить помех живущим в них крепостным и не досаждать Бернарду, графу Овернскому, которому он поручил их охранять, ибо если тот это сделает, он при поддержке епископов как Аквитании, так и прочих королевств отлучит его от порогов святой церкви и от причастия верных.

И вновь увещевая его по поводу того же дела, дабы он приобрёл себе дружбу Пресвятой Марии и святого Ремигия в отношении названных имений, показав на примере святых предписаний, сколь опасным является незаконное удержание святых имуществ, и дабы он остерегался навлечь на себя церковный приговор в этом мире и вечную погибель в будущем.

Также показав, что тот, причинив ущерб и немалый вред Реймсской церкви, загодя по приговору святых осуждён священными канонами, и что им и прочими епископами, чьи церковные имения он захватил, отправлено по поводу этого урона посольство, а тогда вновь будет направлено к папе римскому вместе с императором, чтобы собранный по его распоряжению собор вынес против него и прочих захватчиков церковных имений обвинительный приговор. Поэтому он сперва увещевает его епископской властью, согласно евангельскому предписанию, и во имя креста Христова и Его крови запрещает ему посягать на эти имения Реймсской церкви и соглашаться с чужими посягательствами на них, разве только ради защиты этих имений против захватчиков.

Графам Энгильраму, Гоцлину и Аделельму он написал, отправив им вместе со своим письмом копию королевского письма, в котором говорилось, чтобы он созвал епископов и верных королю мирян для противодействия и сопротивления дьякону Карломану, сыну короля, который восстал против своего отца; пытаясь найти в этом письме, что им следует делать по поводу этого королевского распоряжения, он указывает, что Карломан не имеет отношения к его провинции, ибо был рукоположен Хильдегарием, епископом Мо, и он, согласно канонам, не может принимать по поводу него какие-либо решения и не имеет права созывать епископов из другой провинции, а созвать викарных епископов собственного престола у него нет времени, ибо тогда наступал день Рождества Господнего; и, хотя епископы собрались и отказали Карломану в своих приходах, ему не кажется правильным бросать ради него то, что он начал, если ему не оказывает противодействия другая власть. Он увещевает основательно поразмыслить, что следует предпринять по поводу поручения короля, дабы зло не выросло ещё более; сообщая, каким образом им следует собраться и собрать других, и давая этому Карломану совет не настраивать против себя Бога и своего отца, а также не навлекать на себя гнев епископов и народа этого королевства, дабы как он сам, так и те, кто его поддерживал, не погибли душой и телом. Сам же епископ и эти графы отправят послов к королю, чтобы расположить его к нему, насколько смогут; если же те считают иначе, пусть сообщат ему, и прочее.

И вновь по поводу того же самого дела, отметив, что ему кажется, что хорошим решением было не возбуждать народ, пока они не поговорят друг с другом и не подумают, смогут ли найти что-то хорошее с Карломаном, полагая, что он должен прислушаться к его и их совету, и прочее.

Также Карломану, Гоцлину и Конраду по поводу приказа короля, в котором тот поручал этому епископу собраться вместе с прочими верными короля, чтобы выслушать королевское повеление и сообщить его Карломану, указав, где и в какой день и час они должны собраться и велев Карломану, Гоцлину и Конраду отправить к ним послов, либо самому Карломану, если ему будет угодно, прийти к ним, чтобы выслушать вместе с ними королевского посла и чтобы они дружно подумали там над тем, как ему впредь следует действовать ради своего блага и чести.

Графу Ардуину [он написал] по поводу тех же дел с Карломаном, о том, как тогда обстояло дело; что они обменялись заложниками и, переговорив с Карломаном, посоветовали ему мирно находиться в этом королевстве, а когда придёт отец, выйти ему навстречу вместе с ними; но что он услышал, что король придёт быстрее, чем полагали, и признался, что не знает, как тогда поступит Карломан. И он увещевал графа быть готовым к исполнению приказаний короля, если тот их даст.

[Он написал] также по поводу некоторых преступных людей некоего Виперта, которые совершали грабежи, поджоги, убийства и прочие злодеяния, увещевая этого Ардуина вместе с его братом Хадебольдом постараться, чтобы эти злодейства были прекращены и наказаны по закону, дабы те, которые были представителями короля в этом королевстве, на навлекли на себя из-за таких вещей его гнев. Он и сам не преминул бы это сделать, если бы не был скован телесным недугом. Кроме того, пусть он переговорит с Гангульфом, верным короля, который, как говорили, принимал этих злодеев, и показал ему, какой опасности он подвергается, принимая их у себя, и убедил его впредь воздерживаться от подобного. Он сообщил также о тех, кто обвинил его перед королём, и, поскольку не дал в письме чёткого изложения сути этого обвинения, велел направить к нему верного и разумного посланника, через которого тот мог бы узнать всю правду об этом деле, дать ему дельный совет и по мере сил поддержать его в этом.

Мегингауду[860], своему другу, [он написал] по поводу имений святого Ремигия, расположенных в Вогезах, из числа которых попытались отнять одну усадьбу некие люди. Представители короля Людовика уже провели по этому поводу расследование и выяснили, что Реймсская церковь по праву владеет этой усадьбой и это очевидно, ибо в пределах границ этих имений, которые там приобрёл святой Ремигий, никакая власть, кроме Реймсской церкви, ничего не должна иметь. Поэтому он просит, чтобы тот, если может спокойно вернуть это имение в пользу его церкви, сделал это; если же нет, то пусть хотя бы удержит его, не позволив отдать или присудить чужой власти, пока он и архиепископ Лиутберт[861] не придут вместе и не решат это надлежащим образом, согласно закону и через церковного фогта, и прочее.

И вновь по поводу тех же имения, прося и уговаривая его проявить ещё большую заботу об этих имениях, и прочее.

Эрлуину, также своему другу, [он написал] по поводу тех же имений и усадьбы, что и выше.

Также воздавая ему благодарность за помощь, которую тот оказал названным имениям и крепостным, прося, чтобы он завершил то, что славно начал, и оказал поддержку и содействие в том, чтобы монастыри рабов Божьих могли иметь дёготь с названных имений, и в том, чтобы одна усадьба, которая была незаконно отнята у этой власти, была вновь по праву возвращена; послав ему дары в золоте и серебре и обещав достойные услуги как духовного, так и материального порядка.

Также сообщая, что он слышал по поводу этих имений, и прося внушить королю Людовику, чтобы он ради искупления своей души распорядился вернуть имения, которые были отняты у Реймсской церкви, и поручил их названному Эрлуину, назначив его своим представителем для проведения расследования и совершения правосудия по поводу этих имений; послав также этому Эрлуину дары в виде серебряных сосудов.

Также сообщая, что он слышал, как некий Лантфрид похвалялся, что выпросил названные имения у императора Карла, чтобы держать их в качестве лена с согласия господина Хинкмара, и что всё то, что он говорит – полная ложь, ибо все короли, какие есть под небом, не смогут добиться у него согласия на то, чтобы эти имения стали чьим-то держанием из-за тех обязательств, которые включил в своё завещание святой Ремигий.

Ульриху, сиятельному графу и своему другу, [он писал] по поводу своих людей, с имуществом которых дурно обошёлся, поступив с ними несправедливо, Людовик, король Зарейнский, господин этого Ульриха; увещевая, дабы тот убоялся за это суда Бога, царя царей, и постарался исправить то, что несправедливо совершил. Что касается того, что этот король слышал, будто это господин Хинкмар посоветовал своему королю отнять собственность, которой владели в его королевстве верные Людовика, и что поэтому он и отнял собственность у его верных, то не пристало, говорит он, королю верить подобному о католическом и верном ему епископе, прежде чем он не выяснил об этом всю правду и не узнал, что он даже противодействовал королевским советникам, которые уговаривали его сеньора совершить это; и показал, как король Карломан, брат Карла Великого, передал святому Ремигию виллу Нёйи, и как затем, вплоть до сего времени, обращались в этой виллой, и что дело шло об опасности для души и чести, если бы он, который даже за весь мир не захотел бы погубить свой сан и свою душу, согласился с коварным отнятием имений вверенной ему церкви и скрыл от него опасность, грозящую его сеньору королю.

Также воздавая ему благодарность за то, что он по его просьбе надлежащим образом исполнил в отношении его верных, и, так как он оставался в его любви, просил его не переставать и впредь это делать.

Бертрану, сиятельному графу округа Тарденуа, своему родственнику, [он написал] по поводу принесения присяги королю, как королю должны клясться в верности те, которые проживают в его графстве.

Также по поводу места, где покоится святая Патриция и которое осталось без пресвитера, убеждая его как можно скорее представить церковнослужителям клирика, пригодного к богослужению, которого он мог бы там рукоположить, твёрдо зная, что после рукоположения, которое должно состояться в ближайшее время, не оставит это место без пресвитера, ибо он не смел оставлять этих людей ни с наёмником, ни вообще без пастыря; если же он не представит такого, кого можно счесть достойным, то он рукоположит того, кого сможет счесть наилучшим.

Также по поводу Хаймо, своего верного, которого этот граф велел вызвать на свой суд через наложение опалы и который по приказу короля отправился к нему на службу.

Бозо, сиятельному графу, [он написал] о необходимости проведения выборов епископа Санлиса, показав, что его званию не пристало назначать какое-то особое лицо, и прочее.

Также воздавая Бозо[862], славному мужу, благодарность за имения Реймсской церкви, расположенные в Провансе, который он защитил, как и обещал ему, и увещевая его вести себя так, чтобы молитвы его и вверенной ему церкви пошли ему на пользу. И не умолчал о том дурном, что о нём слышал, а именно, что он раздавал имущества разных церквей своим людям, из-за чего, по его словам, следует весьма опасаться, как бы молитвы за него верных Божьих не были заглушены криками святых, царствующих на небесах вместе с Богом, и прочее.

Графу Гойранну [он написал] из-за одного его человека, который, как говорили, совершил тяжкие преступления, и, поскольку господин епископ не смел оставить их без внимания, он просил во имя любви, чтобы тот приказал этому человеку прийти к нему для расследования всего этого; ибо, если тот этого не сделает, он строго накажет его как по долгу епископа, так и в качестве представителя короля.

Иземберту, сиятельному мужу, своему другу, [он написал], прося за Хинкмара, своего племянника, которого называет несчастным человеком, ибо тот претерпел такие тяготы за свои прегрешения, и просил его помочь тому в его невзгодах.

Графу Райнальду [он написал] по поводу имений Реймсской церкви, которые он, по его словам, возвратил и вырвал из рук похитителей.

Теодориху, сиятельному графу, [он написал], послав ему имена своих людей, поспешивших в поход и на королевскую службу.

Также по поводу даров в серебре, которые он послал королю, остановившемуся ради богослужения в земле, опустошенной язычниками.

Также по поводу опеки, которую во времена недавно умершего короля Людовика этот Теодорих принял над сыновьями этого короля, дабы тот не воспринимал с досадой, если он будет ради любви увещевать его проявлять неусыпную бдительность при сыновьях этого короля; показав, что осуществлять общее управление королевством одному, без совета и согласия многих, является не только величайшей дерзостью, но и огромной опасностью; сообщая также о том, что тот ему поручил, каким образом некогда было договорено между королями Людовиком, Лотарем и Карлом[863], и как тогда следовало действовать; прибавив некоторые главы, которые были приняты и утверждены тремя королями – Людовиком, Карлом и Лотарем, когда они съехались вместе.

Также по поводу одного благочестивого епископа, прося, чтобы он дал ему возможность переговорить с собой и чтобы тот по его ходатайству мог добраться до короля и получить то, о чём разумно попросит.

И написал ему также кое-что ещё.

Также Гуго[864], сыну короля Лотаря, он сообщал, что у него были близкие и приятельские отношения с его отцом и дедом, императором Лотарем; что он желал ему добра, и поэтому ради любви дал ему знать о том, что слышал об опасности, в которой тот оказался, а именно, что множество грабителей сговорилось и сговаривается вместе с ним, и во главе с ним и по его наущению происходят неисчислимые и ужасающие грабежи и совершаются многие другие преступления, которые все обрушатся на его голову; показав, сколь ужасно заслужить вечную кару за такие преступления; сообщив, что до собора епископов, состоявшегося в Нейстрии, дошло всё это и, кроме того, его планы по захвату королевской власти; что названное собрание поручило ему направить к нему послов и, согласно тому, что предписывают законы, убедить его отойти от таких злодеяний, удалить от себя преступников и воздержаться от мятежа и захвата королевской власти. Если же он не захочет прислушаться к его увещеванию и повелениям собора, то он созовёт собор епископов как собственного диоцеза, так и из соседних провинций, и по соборному приговору епископов отлучит его и его приспешников от церкви, а затем все епископы сообщат об этом отлучении римскому понтифику и всем епископам и князьям по окрестным королевствам. Поэтому он увещевает его, как сына, осознать, в какой опасности он оказался, приводя ему изречения из священного писания, дабы он мог осознать грозившую ему опасность; убеждая его и увещевая не верить никакому льстецу, призывающему его к захвату королевской власти; уговаривая обратить внимание на то, что вышло с его дядьями[865], когда те против воли Божьей предприняли захват королевства, и что его отец из-за трудов, которые он затевал против воли Божьей, лишился и жизни, и царства; приведя то, что законы предписывают в отношении захватчиков королевской власти; и прибавив также, что король обещал и отчасти показал ему, что он, мол, хочет осыпать его почестями и держать в чести, если бы не его вина; убеждая его также не внимать советам дурных людей и не подражать злодеям, которые расцветают на время и быстро увядают, как сено[866], но прислушаться к священному писанию, истинно говорящему: «Уповай на Господа и держись пути Его»[867], и прочее. Прибавив также, чтобы он дал ему на это чёткий и ясный ответ.

Энгильгарию, некоему сиятельному мужу, он направил такого рода письмо: «От епископа Хинкмара Энгильгарию – привет. Дошло до нас, что ты безрассудно и неподобающим образом заставил принести пагубную клятву твоего вассала Ратрамна, который, хоть и обязан тебе службой, но и ты, и он должны пребывать под нашим попечительством в отношении вашего спасения. Поэтому я сообщаю тебе, что сильно удивлён тому, что ты не осознал, что толкать человека на клятвопреступление уговорами или угрозами куда более опасно, чем самому преступить клятву, ибо, совершая клятвопреступление, ты наносишь вред лишь самому себе, а когда заставляешь преступить клятву другого, то губишь и себя, и его. Поэтому, если дело обстоит так, как дошло до нас, мы повелеваем тебе воздерживаться от церкви и алтаря, пока ты не придёшь к нам, либо достойно оправдавшись за такую неосторожность, либо совершив достойное покаяние».

Леудовину, своему другу, он часто отправлял письма по поводу имений и крепостных Реймсской церкви, расположенных в Провансе.

Также Летуарду, Хильдоарду и прочим, жившим в этом округе, он направлял письма как по поводу этих имений, так и ради спасения их душ.

Графу Ахадею [он написал] по поводу грабежей, которые, как он слышал, совершались его людьми в его графстве, и по поводу виллы Эперне (Spantia), продукты с которой он вознамерился отнять у Реймсской церкви; сообщив ему, что если он хоть что-нибудь оттуда заберёт, то он отлучит от церкви как его, так и его людей, отстранит его от всякого христианского общения и в качестве королевского представителя позаботится поступить с ним так, как следует поступать с графом, который совершает несправедливости в своём графстве.

Амальберту, сиятельному графу, [он написал] по поводу несправедливости, которую тот, как он слышал, допустил на своём суде, потребовав имущество одного убитого у того, кто, согласно его воле, раздал его в качестве милостыни за него, ужасаясь, что он, христианин и смертный не побоялся совершить такое и не устрашился грядущего суда Божьего; и показал на примере божественной заповеди, обратив к взору его души, сколь гнусный поступок он совершил, дабы его, видевшего несправедливость и умолчавшего о ней, не сочли наёмником, а не пастырем, ибо он был представителем императора и имел при себе его предписания по защите пришлых и угнетённых. Поэтому он епископской властью повелевает от имени всемогущего Бога и по строгому приказу императора как самому графу, так и всем чиновникам и судьям, которые заседали на том суде, чтобы никто из них не осуждал этого человека из-за названного дела, не беспокоил его и не чинил ему помех, пока этот епископ лично или через своих представителей тщательно не расследует это дело и не вынесет справедливого и разумного решения, согласно церковным и светским законам, заявив, что того, кто посмеет совершить это против заповеди Божьей, он сперва заставит исправить это, согласно мирским законам, а затем, согласно церковным законам, отлучит его от сообщества христиан вплоть до дачи удовлетворения. И заявил также, что если те, кому он велит явиться к нему на суд, чтобы он мог тщательно расследовать это дело и вынести законное и правомочное решение, откажутся прийти, то он после трёхкратного увещевания отлучит их от всякого христианского общения вплоть до дачи удовлетворения, если только они не представят разумного оправдания; сообщив вдобавок о напастях, которые терпели многие, и показав, что он для того столь строго возвещает им это от имени Бога, чтобы они поняли, сколь велик в этом деле грех против заповеди Божьей и дерзость против священного писания, увещевая их не умножать собственные грехи за счёт чужих грехов.

Сигиберту [он написал] по поводу дерзости и ущерба, который он причинил одному пресвитеру из-за одной церкви, и велел ему лично исправить это и воздерживаться от подобных выходок и дерзостей, ибо, если он этого не сделает, то он поступит с ним, согласно своему долгу, и сообщит прочим епископам, чтобы и они сделали то же самое.

27. Какие послания он направил некоторым королевам.

Августе Ирмгарде[868] он, слыша о её благочестивом рвении, написал, поздравляя её за это и заявляя, что постоянно поминает её в своих молитвах.

Также отвечая на письмо, которое она ему отправила и где говорилось, что некоторые люди сообщили ей, что по приказу этого епископа совершилось много зла в отношении имущества монастыря Авне (Avennaci), принадлежавшего Берте, дочери этого императора; он заявил, что устами этих лжецов говорит дьявол, как отец лжи[869]. Он, однако, не отрицает, если его люди и поступили в чём-то незаконно с имуществом этого монастыря, но заявляет, что он этого не знал, не давал на то согласие и не желал этого. Кроме того, что касается того манса, который, как та сообщала, был незаконно отнят у названного монастыря, то он заявляет, что он, говоря по совести, ни у одного человека никогда не отнял незаконно ни одного манса, но просил об этом у короля и добился, чтобы тот направил своих представителей, которые и вынесли решение по этому поводу, проведя весьма тщательные и справедливые измерения между владениями Реймсской церкви и монастыря Авне. Ведь он, который оставил своё ради Христа, не желает похищать чужое и не нуждается в этом, но не посмел без основания и закона оставлять по небрежности то, что было ему поручено; и прибавил, что есть многое в этом монастыре, что нуждалось в помощи его и её дочери, и просил её прислать её дельного и честного представителя, который вместе с представителем её дочери и вместе с ним самим исправил бы там то, что следовало исправить, и увидел бы, каковы его цели и желания в таких делах, дабы ни им, ни ему не подвергнуться из-за этого опасности (чего не дай Бог!); и просил её также постараться никогда не внимать легковерно чужому языку, особенно, о священниках Христовых, ибо дьявол, не сумев в ином, желает очернить его намерение хотя бы в том, чтобы заставить её поверить ложному и недостойному мнению о священниках. Далее, что касается того, что она вдобавок внушила по этому поводу императору Лотарю, действуя против него, то это не подобает совершать великой и преданной Богу супруге.

«Я, – говорит он, – знаю, что ему обо мне было сказано много дурного, но он, если захочет, сможет узнать, что всё это – не правда. Я, однако, не смею порицать его, ибо он – государь, и не говорю по поводу его особы то, что можно прочесть в писании: «Если правитель слушает ложные речи, то и все служащие у него нечестивы»[870], а именно, по своей воле перевирают то, чтобы о нём говорится с добрым намерением. А тот, кто сказал ему это от моего лица, как ты мне передала, сказал не то, что соответствует истине, но дурно истолковал сказанное с добрым намерением. Если бы он пожелал узнать правду и ко мне от его имени пришёл бы какой-либо посланник, чтобы узнать от меня правду о том, как тот пришёл и поиздевался надо мной, священником Господа Христа, то я весьма охотно пошёл бы навстречу его намерению. Что до моего посланника, которого, как ваше предобрейшее величество велели передать, мне следует направить к нему, чтобы он подтвердил ему то, что я не хотел вести никаких переговоров о неверности по отношению к нему, то вы знаете, сколько лжи ныне бродит по этому миру и какая честность должна быть в священнике, а также какую верность я по праву хотел бы сохранить в отношении моего господина. И поэтому, дабы дурные толкователи не перевирали сказанное с добрым намерением, я пока что не могу этого сделать. Но, если мой государь Лотарь хочет верить, то можно доподлинно узнать, что я не изменял не только ему, но и ни одному человеку в мире; и, если он хочет этому верить, пусть верит; если же нет, то когда он среди князей, а я среди епископов предстанем перед царём царей и епископом епископов, тогда он в полной мере и без чьего-либо указания узнает правду об этом деле», и прочее.

Берте, аббатисе монастыря Авне, [он написал] по поводу неприятностей, которые братья и служащие монастыря Авне и прочих вилл Реймсской церкви претерпели от её людей, после того как она пришла в это королевство. Поэтому он просит её распорядиться проявлять любовь и благожелательность, дабы эта церковь не терпела такого и столь необычного урона от соседства с ней, от которой должна иметь утешение и радость ввиду её доброго и трезвого образа жизни. Если она это сделает, то тем самым снискает себе милость Божью и расположит к себе Пресвятую Марию и святого Ремигия, а от него будет иметь епископскую уступчивость. Если же она презреет наказать своих людей, то он, хоть и неохотно, потревожит слух короля по поводу этого, чтобы он, если будет нужно, когда до этого дойдёт дело, исполнил в отношении неё и её людей церковный долг, согласно каноническим правилам.

Королеве Ирминтруде[871] [он написал] по поводу устройства церкви в Бове и избрания там пастыря[872], прося её внушить королю, чтобы тот не поддался неподобающим образом чьему-то влиянию и не позволил склонить себя на чью-то сторону при устройстве этой церкви, пока он, придя к нему на службу, не сообщит и не откроет его слуху то, что ему необходимо, и не позаботится таким образом устроить с согласия Господа то, что угодно Богу и полезно им.

Ротруде[873], посвящённой Богу, и прочим сёстрам монастыря святого Креста и святой Радегунды[874] [он написал] по поводу избрания аббатисы этого монастыря, ради чего король приказал отправиться в названный монастырь архиепископу Фротарию[875], Герарду[876] и Энгенольду[877] и провести там канонические выборы; и, если вся община в полном согласии, или хотя бы [её] часть, но лучшая, изберёт Ротруду, то её следует назначить на должность аббатисы. Если же вся община в полном согласии её отвергнет и изберёт другую, то пусть та, которую община дружно изберёт, пребывает в должности аббатисы, пока об этом не сообщат королю; и кто бы ни была та, кто будет там избрана, пусть она примет бремя аббатисы, а Одила пусть вернётся в свой монастырь. Первейшие же из клириков и вассалов пусть придут к королеве, под чьей защитой они после Бога и Его святых должны пребывать. «Поэтому, – говорит он, – любите [ваших] сестёр более всего, и в частных беседах, и в вашем общем собрании выбросьте и решительно изгоните из ваших сердец все обиды и искры соблазна, которые до сих пор возникали между вами, чтобы ни одна не искала у Бога или в миру мести для своей сестры ни за слова, ни за дела, ни за какое-либо пренебрежение. Ибо, как свидетельствует Господь, всякий дар, который ты предложишь Ему без согласия, не будет Ему угоден[878]. И будете ли вы молиться, совершать жертвоприношения или смирять себя, ничто из этого не будет угодно Богу без согласия любви, ибо, как говорит апостол: «И если я отдам тело моё на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы»[879]. И вы знаете, что устав, который вы исповедуете, повелевает, чтобы из-за терниев соблазна, которые обычно возникают в монастыре, приор совершал во время утреннего и вечернего богослужения молитву Господню, так чтобы все её слышали, и мы, боясь собрания, когда мы говорим: «Прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим»[880], изгнали бы из нашего сердца всякую неприязнь. Совершив прежде всё это, дабы из-за вашего несогласия (чего да не случится!) каноническое избрание не пропало в вашем монастыре, соединитесь для воли Божьей, для единодушия надлежащей набожности и для вашего собственного спасения, а именно, настоящего и вечного, и с согласием любви, которая есть мать всех добродетелей, со смирением, которое есть страж этих добродетелей, и с истинным послушанием, которое есть лестница, по которой поднимаются к небу, соединитесь в здравом выборе, и обратитесь к нормам устава, и привяжите и прикрепите себя к ним; ибо иначе, как вы сами отлично знаете, вы никогда не сможете пребывать в добром здравии. И оберегайте как свои души от беззаконных порывов, так и языки от вызывающих гнев и опасных для вас речей, ибо апостол свидетельствует: «Всякое раздражение и крик со всякою злобою да будут удалены от вас»[881], и: «Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших»[882], дабы ни одна из вас, как то обычно бывает с людьми, сперва поражёнными горем, а затем торжествующими от радости, будто победно добившись того, чего желали, не сказала того, чего не подобает, о том или ином человеке, чтобы из-за никчемных речей не погубили вы перед Богом заслуг терпения. И если окажется кто-то, кто захочет каким-либо подстрекательством побудить какую-либо из вас к тому, чтобы произнести о ком-то что-то неподобающее, благодаря чему эту сестру можно было бы обвинить и надлежащим образом осудить, то пусть ни дьявол, ни лукавый человек не имеют для этого никакой возможности; вы же проявите себя такими, чтобы подобающим образом украшенные внутри и снаружи, вы смогли донести до ушей Бога надлежащие и достойные быть услышанными молитвы за себя и за вашу аббатису и госпожу, а также не только за ваших друзей, но и за ваших недругов».

Аббатисе Теутберге[883] [он написал] по поводу устройства монастыря Авне, которое он некогда организовал вместе с королевой Ирминтрудой, о численности клириков и монахинь и об имениях вилл этого монастыря, а именно, о 1150 мансах, сообщая, что распорядился, чтобы там могли жить двадцать клириков и сорок монахинь, и обеспечил им пропитание, и предоставил необходимые вещи и служителей, не считая светильников и прочих монастырских надобностей; доказав, что Нивард, архиепископ Реймсский, построил за счёт средств Реймсской церкви монастырь Отвильер, а его брат за счёт собственных средств и того, что дали на это место другие добрые люди, выстроил монастырь Авне[884] и передал его Реймсской церкви, о чём имеются грамоты, дающие об этом ясные сведения, но благодаря королевскому дару им, равно как и другими имуществами этой церкви, долгое время владели чужие люди, и прочее.

Королеве Рихильде[885] он [писал], сообщая, что когда Ланский приход, лишённый епископа, находился исключительно в его ведении, некий настоятель [по её воле] дурно поступил с милостивым даром королевы Ирминтруды монастырю Ориньи, а затем пресвитер Винифрид вопреки святым канонам оказал этой Рихильде преступное послушание, изгнав из этого монастыря законную аббатису. И показал ей на основании священных канонов, какой опасности королева подвергла себя из-за всего этого, и что он послал к ней человека, который должен был убедить её исправить это зло. Но она не только его не исправила, но прибавила к этому злу ещё худшее, вопреки священному предписанию поставив во главе монастыря новообращённую, то есть девицу, не особо сведущую в благочестии, ради полученных от неё преходящих благ; прибавив, что он увещевал Хеденульфа, когда того поставили епископом в Ланской церкви, чтобы тот посоветовал королю Карлу отменить столь пагубное деяние и избавил бы себя и королеву от такого преступления, но, видя, что его увещевания ни к чему не привели, сам увещевал названного короля по этому поводу, но тот так и не исправил то, что, как он узнал, было дурно сделано, дабы не огорчать королеву. Он напомнил также о том, как названный король по просьбе королевы Ирминтруды и по совету Пардула, епископа Ланского, просил его составить для этого монастыря Ориньи привилегию о его имениях, а прочих епископов утвердить её, и сам король её утвердил. И этот епископ, повинуясь приказу короля, составил эту привилегию не в собственных выражениях, но продиктовал и передал её так же, как и блаженный папа Григорий высказался об одном монастыре, построенном одной королевой, по её просьбе, повторив ту же формулу проклятия, которую господин Григорий произнёс против того, кто покусится на этот монастырь; прибавив, что, пока она пребывает в этой дерзости и преступлении, она всякий раз, как посмеет принять тело и кровь Господа, будет навлекать на себя и приговор, то есть осуждение, увещевая её и заклиная не дать обмануть себя чьему-либо мнению и не поддаться чьему-либо внушению, но подумать о спасении души короля и об искуплении собственной души и поспешить исправить то дурное, что сделала. Он открыл ей также, насколько дурно то, что она, как он слышал, совершила, а именно, отняла у этого монастыря названную привилегию и королевскую грамоту, сказав ей это для того, чтобы она исправилась и не навлекла на себя осуждения; и что если она, как он слышал, получила от названной новообращённой дамы за предоставление ей управления монастырём земли и крепостных, то она впала в ересь симонию; и что каждый, пока он привержен этой ереси, не сможет пребывать перед глазами Господа в теле единства католической церкви; убеждая её прочесть главы устава святого Бенедикта о назначении аббата или аббатисы и обнаружить, как тяжко она погрешила из-за этого назначения против Духа Святого, которым провозглашён этот устав; показав на основании церковных установлений, какой страшной опасности подвергли себя и сама королева, и та, которая у неё это купила; прося её любезно принять то, что он со стоном написал по долгу своей службы ради её спасения и искупления души короля, и знать, что он позаботился написать это из величайшей верности.

Лиутгарде[886], жене Людовика Зарейнского, [он написал] по поводу своих послов, которых направил к этому королю Людовику, чтобы они по её ходатайству были ему представлены и чтобы по её заступничеству и усмотрению этот король направил в город Реймс дельных посланцев, которые смогли бы спасти этот город и подчинённые ему монастыри от нападения нагрянувшего зарейнского войска.

Ирмгарде[887], супруге Бозо, сиятельного мужа, [он написал] по поводу имений церквей Божьих, слышав, что она была в достаточной мере наставлена в святом писании неким учителем Анастасием. Поэтому он просит, чтобы тот, кто дал ей знание, дал ей также способность желать добра и возможность его творить, увещевая её уговорить своего мужа бояться Бога и соблюдать Его заповеди. Что же касается церковных имениях, которые, как он слышал, он отнял у церквей и разделил между своими людьми, то он показал ей на примерах из священного писания, сколь тяжкий приговор будет впоследствии вынесен за это Богом, и прочее.

Также Берте[888], жене графа Герарда, [он написал] по поводу расположенных в Провансе имений вверенной ему церкви, которые он поручил охранять названному Герарду и распоряжаться ими, прося её быть деятельной заступницей за эти имения перед своим мужем.

Ирминзинде, некой даме, [он написал] по поводу одного дьякона, которого она приказала схватить и сделать своим крепостным, дав отчёт, как этот дьякон законным образом получил свободу и как он, узнав о его свободе, охотно рукоположил его в дьяконы, показав, что если бы даже он был её крепостным и не имел свободы, то, поскольку никто не заявил на него претензии за столько времени после его рукоположения, он, согласно святым канонам, уже не может быть обращён в рабство повторно; тем более, тот, кто был церковным колоном, а не чьим-то крепостным, кто законным образом стал свободен, был канонически рукоположен и сделался близок церкви и тому, кто его рукоположил; и предупредил её, чтобы он больше не слышал о такой дерзости с её стороны, ибо, если она на это отважится, он постарается наказать её законным и надлежащим образом; прибавив, что увещевает её таким образом потому, что питает к ней добрые чувства.

28. Какие спасительные увещевания он составил для своих подданных.

Написав также некоторые [послания] для своих подданных, он искусно наставлял их, как отец сыновей, о многих надобностях как духовных, так и мирских.

Ригбольду, хорепископу, и Родоальду, архипресвитеру, [он написал] по поводу поместного собора, который должен был состояться в королевском дворце Кьерси, поручив им дать знать всем по всему Реймсскому приходу, чтобы все, кто считают себя потерпевшими, не преминули съехаться на этот собор. Некоторых же пусть они властно призовут и побудят прийти, в том числе Мило с его дочерью, с которой дурно обошёлся Фулькрик, и от имени Бога и под угрозой опалы со стороны короля прикажут явиться на этот собор всем пресвитерам, которые были согласны с этим недозволенным браком и в чьих приходах те находились.

Аузольду, Геролу и Хадрику [он написал] из-за расследования по делу некоего брата Рагамфреда, его министериала, чтобы его, если будет нужно, держали мягко и не очень строго, дабы он не сбежал, и привели к нему; поручив также этому Рагамфреду и повелев ему властью Божьей и своей собственной, чтобы он оставался вместе с ними в этом расследовании.

Он также направил ему письмо, после того как тот ушёл и находился в чужих приходах, призывая его канонической властью вернуться обратно в свою митрополию и предстать перед его смирением, или, если он жалуется на его приговор, поспешить явиться на обычный собор.

Гизлольду, настоятелю каноников, [он написал] по поводу вверенных ему и незаконно присвоенных им средств, ибо тот противоправно ушёл от него из-за этого дела, и увещевал его канонической властью вернуться обратно и постараться оправдаться за то, что ему ставили в вину.

Теодакру, также настоятелю, [он написал] из-за того Гизлольда, за которого просила королева Ирминтруда, чтобы он приказал отдать часть его прибыли, которая по праву ему подобала; если там есть что-то, что причиталось ему в этом епископстве, пусть ему это вернут; что этот епископ и приказал сделать; и, поскольку тот сказал, что имеет от лица королевы поручение к каноникам, он велел передать, что если тот придёт к ним, его почтительно примут, как посланника королевы.

Герарду, декану, [он написал] по поводу некоего отлучённого Радульфа, который пришёл к нему, прося о епитимьи. Он велел ему, чтобы тот пришёл в Реймс вместе с монахиней, которую взял себе в жёны, и там принял епитимью. Он также приказал этому пресвитеру, чтобы тот поручил прочим пресвитерам проявить о них величайшую заботу и, если кто-то из них будет поражён недугом и сочтёт, что не сможет от него избавиться, то, если он обещав, что искренне покается в своём грехе и перед свидетелями заявит, что исправит его через достойные плоды покаяния и будет послушен приказам епископа, с него следует снять отлучение.

[Он написал] Сиглоарду, архипресвитеру, а также Аузольду и некоторым другим, которым поручил провести расследование по делу этого пресвитера. Он велел им в ходе этого расследования придерживаться следующего порядка: этот пресвитер, поскольку у него, как он слышал, противозаконно отняли некоторые его средства, должен быть вновь наделён всем своим добром, прежде чем ему придётся отвечать своим обвинителям, дабы не поступить против закона и дабы этот епископ, отменяя закон, не лишил пресвитера также и этого; предписав также, чтобы если отнять собственность у пресвитера приказал граф, то пусть он и велит исправить это посредством залога, распорядившись, как надобно это сделать. Если же граф не просил этого делать, пусть те, кто отнял у него его добро, исправят это в отношении пресвитера, согласно законам, а о наказании их самих епископ распорядится, согласно их раскаянию. Если граф откажется поступить таким образом, пусть они дадут ему знать, что он сообщит об этом королю. После того как это будет сделано, им следует приступить к судебному разбирательству таким образом: пусть предусмотрят, не взялись ли обвинители пресвитера за это дело по чьему-либо внушению, не ведая, что сами могут быть за это осуждены, как следует предусмотреть и то, чтобы пресвитер не был осуждён несправедливо. После этого пусть обвинители и их свидетели присягнут на собственном крещении и поклянутся разными другими клятвами, что не произнесут об этом пресвитере ни слова лжи из ненависти, неприязни, страха перед кем-либо или по чьему-то убеждению и не умолчат об истине в этом деле из приязни, любви или за деньги. Пусть этим обвинителям и свидетелям дадут знать, каких лиц для обвинения пресвитера или для свидетельства по поводу него святые каноны принимать не позволяют и каким образом должны быть проверены обвинители и свидетели. Всё, что обвинители и свидетели укажут по отдельным пунктам, следует записать и вновь зачитать перед всеми, чтобы сказанное было таким образом удостоверено. Следует записать также всех, кто будет на этом судебном заседании, как из пресвитеров, так и из мирян, насколько это покажется необходимым. И пусть обвинители и свидетели по праву обещают явиться и принести присягу на ближайшем судебном заседании, что каноны предоставляют пресвитеру ради возможности защитить себя и дать ответ. Пусть пресвитеру сообщат об этом судебном заседании за тридцать дней, чтобы он пришёл подготовленным таким образом, что мог бы или канонически оправдаться, или признать свою вину. Если он этого не сделает, то пусть знает, что подвергнется каноническому приговору. Пусть пошлют также строгое повеление от имени Бога и святых канонов и от имени короля и епископа, чтобы никто не смел чинить этому пресвитеру какие-либо помехи и не причинял ему никакого насилия, и не чинил их также его обвинителям и свидетелям, пока это дело не получит законного решения. Предписав также, как должно поступить с теми людьми, которые в другой раз, когда этот пресвитер будет обвинён, присягнут и судом подтвердят свою клятву, а тогда говорили, что лжесвидетельствовали. Также о том, что он должен сделать с землёй, принадлежавшей церкви, по поводу которой шёл спор между графом и пресвитером, и что он должен подчиниться тому, что прикажет граф, или, если не хочет, то пусть сразу идёт на суд перед королём и его верными, как епископами, так и мирянами. И если этот пресвитер не захочет слушаться, тогда как другие послушались, пусть его канонически вызовут на поместный собор.

Также Сиглоарду и Аузольду по поводу того же расследования, гневаясь на них за то, что они небрежно его выполнили, и прочее.

Также по поводу того же пресвитера, который после своего рукоположения по небрежности забыл то, что учил ранее о своём долге. Поэтому он приказал продержать его какое-то время в заключении, чтобы какое-то огорчение хотя бы таким образом тронуло его ум и очистило от греха, и прочее.

Также по поводу трёхдневного поста, который король вместе с епископами и прочими своими верными постановил провести ради мира для святой церкви Божьей, о том, каким образом его следует провести.

Также по поводу некоего пресвитера монастыря Авне, который был обвинён в краже сокровищ этой церкви, недавно пропавших.

[Он написал] также Сиглоарду и Родоальду по поводу одного пресвитера, который актом собственного признания отказывался от управления вверенным ему народом и просил поставить на его место другого, и которому он по убеждению Сиглоарду дал на это согласие, но тот скрыл от него сговор, который имел место в этом деле, а именно, что на его место был без согласия своего сеньора поставлен его воспитанник, и что он коварно велел этому своему воспитаннику возместить подношение вопреки запрету епископа; и прочее, что ему следует сделать по этому поводу.

[Он написал] Сиглоарду также по поводу пресвитера церкви святого Юлиана, который украл лампаду святого Ремигия. И строго отчитал его за то, что он узнал об этом деянии и ничего ему не сказал, хотя этот епископ на глазах у Господа поручил названному Сиглоарду свои обязанности, и тот должен был подвергнуть этого пресвитера строгому заключению и не отпускать без поручителей; и пусть он хотя бы теперь сделает то, чего не сделал прежде; пусть также видам прочно отстроит темницу и, если нужно, будут приставлены стражи.

[Он написал] также Родольду, гневаясь на него за то, что он неосмотрительно разрешил то, что этот епископ канонически запретил, и позволил другим пресвитерам служить мессу в некоей часовне, подчинённой базилике церковного двора, и сообщил, что он должен сделать по этому поводу.

Ансельму, некоему монаху, он велел описать всё, что было сделано и пожаловано в монастыре, как кажется, Отвильер до и после его рукоположения в епископы, а также число братьев и слуг, прислуживающих им, и, если в его время было из этого что-то роздано, то на какие потребности и через каких лиц; чтобы всё это было таким образом правдиво описано, и посланцы государя не смогли найти там ничего лживого.

Ратрамну, настоятелю монастыря Орбе, [он написал] то же самое.

Тому же Ратрамну [он написал] по поводу прекария, который держал каноник Амальрик и доходы с которого этот настоятель приказал расхитить после его смерти. За это он отлучил его от церкви, посадив на хлеб и на воду как его, так и его приспешников в этом деле, пока не будет возвращено то, что они незаконно отняли.

Альтарию, некоему священнику и декану, [он написал] по поводу пресвитера из церкви в Вандресе (Vindonisse), которого Леутард, сеньор этой виллы, противозаконно и вопреки канонам изгнал из этой церкви и поручил эту церковь другому пресвитеру из другой епархии. Этого навязанного ей пресвитера он отлучил от церкви, дабы тот не смел служить мессу во всём Реймсском приходе и не смел принимать церковное причастие, кроме разве что предсмертного причастия в случае тяжкой болезни, да и то при условии, что он, как только выздоровеет, тут же уйдёт из этого прихода. Прихожанам же названной церкви он именем Божьим приказал передать, чтобы они не слушали в этой церкви мессу никакого другого пресвитера, кроме того, кто был незаконно изгнан, пока дело его не будет решено, разве только этот пресвитер по болезни не сможет служить мессу, и прочее.

[Он написал] также Альтману, монаху и пресвитеру, которого ради послушания отослал прочь из-за того, что обнаружил в некоем письме, данном ему человеком архиепископа Гартвига[889], а именно: этому Альтману вменяли в вину то, что он хочет посягнуть на бенефиции и мирские занятия, которые не подобают его званию и благу. Поэтому он велел ему как можно скорее вернуться в свой монастырь и предаваться там чтению и молитве, оплакивая грехи своей юности, и прочее.

Лантарду, некоему священнику, который ушёл из Реймсского прихода ради епископа Эббо, [он написал], прося, чтобы, если у него есть, как он слышал, какие-то записи о жизни и деяниях святого Ремигия, кроме тех, которые издавна читались в Реймсской церкви, он их как можно скорее или сам привёз, или отослал в запечатанном виде, предлагая предоставить ему всё, в чём тот нуждался, и заявляя о готовности быть ему полезным. Если же тот захочет вернуться в своё место, то он охотно и любезно его примет и, как только он придёт, предоставит ему каноническую пребенду и прежнее звание среди братьев и окажет любое утешение, какое будет ему угодно и пристойно, чтобы привлечь его остаться у себя; и сообщил причину, которая, как говорили, его пугала, а именно, почему он отрешил тех, кого Эббо рукоположил после своего низложения, от полученных ими званий, и как он впоследствии смягчил своё решение.

Настоятелю Родоарду и прочим братьям каноникам Реймсской церкви [он написал] по поводу повторного принятия Адальхарда и Вальтария, племянников Исаака, епископа Лангрского, которые противоправно ушли из этой общины, и распорядился, каким образом они должны быть приняты, как должны жить и как к ним следует относиться.

Он также направил им увещевательные письма по поводу их возвращения.

Он также написал как каноникам, так и монахам по поводу повторного принятия дьякона Адальгауда, дав знать, что принял его, признавшего, что он своим небрежением оскорбил его душу, в лоно своей любви и отечества, и приказал радушно и по-дружески принять его, как брата и сына, и оказать ему доброту и благодеяния. Король Людовик также направил ему через этого дьякона просительные письма за него.

Настоятелю Ротфриду [он написал] по поводу исправления монаха Одельшалка, который, как он слышал, был непослушен и в силу дурных нравов противился его воле, приведя примеры из священного писания, которые ему следовало зачитать, чтобы он исправился.

Архипресвитерам Гунтеру и Одельхарду он написал увещевательное послание, соответствующее их обязанностям, в тринадцати главах.

Настоятелю Гунтраму [он написал] по поводу служителей вверенного ему монастыря, которые пытались отнять у него его земельные наделы и положенные ему выплаты, и приказал исправить это, согласно справедливости.

Монаху Готшалку, который впал в ересь, [он написал] о ряде положений авторов, которых тот не правильно понимал и толковал, особенно, Проспера, и изложил их суть главным образом через изречения святого Августина; приведя ему также других достойных свидетелей и наставников апостольской веры, он увещевал его следовать их учению во всём, показав на основании очевидных свидетельств, что Бог предвидит и доброе, и злое, но злое он лишь предвидит, а доброе и предвидит, и предопределяет; значит, предвидение может существовать без предопределения, но предопределение не может существовать без предвидения; и что добрых Он предвидел и предопределил к царствию, а злых только предвидел, но не предопределил и не вынудил к погибели своим предвидением. Но Готшалк весьма упорно отказался подписаться под этим определением.

Господин Хинкмар написал также монахам монастыря Отвильер по поводу этого же Готшалка, чтобы они, если он образумится, прежде чем душа покинет его тело, оказали ему духовную и телесную учтивость, показав церковное предписание со слов православных отцов по поводу такого рода отлучённого.

Амальгизу и Рагберту, своим верным, [он написал] по поводу имений своей церкви, расположенных в Аквитании, и послал ради них письмо Раймунду[890], прося его оказать этим его посланникам содействие в деле возвращения названных имений, а тем велев целиком вернуть эти имения и держать их в своём ведении.

Петру, своему верному, [он написал] по поводу имений, расположенных в Провансе, послав к нему некоторых братьев, которые должны были по его совету договориться об условиях его верности и полезности этих имений и распоряжаться этими имениями, доходами и средствами с них. И, поскольку он услышал, что кое-что в этом деле было сделано без учёта мнения этого Петра и якобы его властью, то заявил в своё оправдание, что ничего такого не приказывал и не желал; поручив передать ему по пунктам, как он хотел распорядиться этими имениями и какие лица из названных имений и из этих вилл должны прийти к нему.

Эврарду, сыну или зятю своей сестры Хильдегунды, [он написал], наставляя его в письме, как ему следует вести себя по отношению к Людовику, королю Зарейнскому, дабы тот не отнял у него его аллод, который он имел в Аламаннии, из-за того, что этот Эврард отказался признавать над собой его власть.

По этому же поводу он написал и своей сестре, прося, чтобы она мудро устроила и привела в порядок его дом.

Он иногда писал также некоторым лицам из простонародья, а именно, министериалам вилл, по поводу имуществ, относящихся к их служебным обязанностям, давая мудрые и разумные распоряжения о том, как они должны обращаться с вверенным им имуществом. Устно и письменно наставляя также всех вверенных ему в целом, он учил их, как следует жить целомудренно, праведно и благочестиво[891] и как почтительно и набожно надо относиться к назначенным постам; как епископам и всем прочим особам надлежит молить милость Господню за тех, которые умерли, и просить Господа как в постах, так и в молитвах, чтобы в оставшихся без епископов епархиях избирались угодные Богу лица.

На разных соборах он составил также некоторые весьма полезные главы и дал их своим людям для сохранения.

Направляя также утешительные послания разным церквям и диоцезам, особенно, если им случилось остаться без пастырей, он наставлял их, как им следует сперва искать такого рода утешение у Бога; затем, как искать себе у светских князей разрешение провести свободные выборы, и как сам лично, так и через письма и своих посланцев старался, чтобы они этого добились. И старался научить их, как, добившись этого, провести эти выборы и как при их проведении уберечься от всякого превратного коварства, дав образец избрания и не склоняясь на сторону того или иного лица, но имея в виду того, кто будет дружно и с пользой избран всеми или, по крайней мере, большинством и лучшими.

29. О книге, написанной им о том, как следует почитать иконы Господа и святых, и прочее.

По настоятельной просьбе своих братьев соепископов он написал также книгу о том, как следует почитать иконы нашего Спасителя и Его святых, с эпилогом, изложенным в стихах.

Он ответил также на вопросы некоего мужа: Почему крещёные и отмеченные возложением рук епископа отступники принимают для совершения епитимьи возложение рук вне чина дьяконии или пресвитерия?

Он написал и некоему архиепископу трактат о главных причастиях для человеческого спасения.

Также ответил некоему епископу на его вопросы о назначении епископов и переведении их из города в город, и об Актарде, епископе Нанта, который был изгнан неким бретонским герцогом и, какое-то время пробыв в не имевшей епископа Теруанской церкви, затем по просьбе духовенства и народа Турской провинции был рукоположен в этой митрополии съехавшимися епископами.

Также [ответил] некоему брату о человеке, который сожительствовал с одной женщиной, а затем взял в жёны её сестру.

Он написал также речь в свою защиту для всех, кто пожелает её прочесть, и против тех, которые чернили его перед папой Иоанном[892], который проводил собор в Труа[893] и кем этот епископ был любезно принят. Он и тогда на соборе сразу дал им ответ, а затем не преминул оправдаться письменно, заявляя, что с почтением принимает и хранит декретальные послания римских понтификов, тогда как враги клеветали, будто он не желает признавать их авторитет.

Он [написал] также о Никейском соборе и о низложении и восстановлении в должности Хинкмара, епископа Ланского. Также о возведенной на него клевете, будто он говорит, что римский папа обладает не большим достоинством, чем он сам, а также о Карломане и прочих прегрешениях, приписываемых ему клеветой, в которых его оправдывает сама истина.

Он, кроме того, много чего ещё написал, но перечислить всё это мы не считаем себя в состоянии.

30. О перенесении тела святого Ремигия из его монастыря и о смерти господина Хинкмара.

Когда же постыдные деяния, против которых он всегда стоял несокрушимой стеной, возросли, племя норманнов разлилось по всему франкскому королевству. И, поскольку этот город тогда не имел стен, он взял из сокровищ то, что было ему дороже всего, а именно, тело святого Ремигия, и, отправившись в лесные края за рекой Марной, какое-то время охранял это святое тело на вилле Эперне. Наконец, находясь там, он окончил в этой вилле свои дни. Тело его было доставлено в монастырь святого Ремигия и погребено позади могилы этого святого в гробнице, которую он сам себе приготовил. Вот его эпитафия, продиктованная им самим: