История современной психологии

Развитие психологии в Соединенных Штатах

К концу XIX столетия эволюционная доктрина и опиравшаяся на нее функциональная психология быстро завоевали прочные позиции в Соединенных Штатах. Американскую психологию вдохновляли скорее идеи Дарвина и Гальтона, чем работа Вундта. Это любопытный, и даже парадоксальный, исторический феномен. Вундт был учителем первого поколения американских психологов. И все же они переняли немногое из его идей. Когда американские ученики Вундта вернулись на родину, они стали развивать психологию, которая уже мало чем напоминала систему их учителя. Новой науке пришлось приспосабливаться к новым условиям — абсолютно в духе эволюционной теории.

Психология Вундта и структурализм Титченера в своем первозданном виде не могли выжить в американской интеллектуальной атмосфере. Поэтому они вынуждены были эволюционировать в функционализм. Эти системы не рассматривали практической стороны работы мышления, не могли применяться к решению повседневных проблем. А американская культура была ориентирована на практику: здесь ценилось то, что дает видимый результат. «Нам нужна практичная психология, — писал пионер американской прикладной психологии Гренвилл Стэнли Холл. — Вундтовские идеи никогда не привьются на этой почве, потому что они расходятся с американским духом и характером» (Hall. 1912, P. 414).

Вернувшиеся в США после обучения в Германии молодые психологи в типичной для американцев прямой и агрессивной манере приступили к преобразованию немецкой психологии. Они начали работать не над тем, что представляет собой сознание, а над тем, как оно действует. В то время как некоторые американские психологи — и в первую очередь Джемс, Энджелл и Кэрр — развивали функциональный подход в академических лабораториях, другие применяли его на практике вне университетов. Смена акцента в сторону практической психологии относится к тому же периоду, когда функционализм оформился в отдельную психологическую школу.

Прикладные психологи привнесли свою науку в реальный мир, в школы, на фабрики, в рекламные агентства, залы суда, клиники для детей с отставанием в развитии, психиатрические больницы, и сделали эту науку функциональной — как в отношении ее предмета, так и практического использования. При этом они изменили характер американской психологии не меньше, чем академические отцы функционализма. Это влияние иллюстрируется специальной литературой того времени. К 1900 году 25 процентов всех исследовательских статей публиковались в американских психологических журналах, посвященных проблемам прикладной психологии, и меньше трех процентов — методу интроспекции (O'Donnell.1985). Подходы Вундта и Титченера, которые сами еще недавно были новым словом в психологии, быстро устарели.

Даже великий структуралист Титченер признавал стремительность изменений, происходивших в американской психологии. Он писал в 1910 году: «Если бы, таким образом, меня попросили в двух словах определить тенденцию, царящую в психологии в последнее десятилетие, ответ был бы таким: психология решительно становится прикладной наукой» (цит. по: Evans. 1992. P. 74).

В Соединенных Штатах психология переживала бурный расцвет. Яркое и динамическое развитие американской психологии в период с 1880 по 1900 год являет собой поразительный случай в истории науки. Еще в 1880 году в CLUA не было ни одной психологической лаборатории; а к 1900 году их насчитывалось уже 42, и они были оборудованы куда лучше, чем лаборатории в Германии. В 1880 году в Америке не выходило ни одного специального журнала по психологии; всего пятью годами позже их было три. Если в 1880 году американцы вынуждены были ездить в Германию, чтобы изучать психологию, то к 1900 году они могли получить диплом психолога, не выезжая за границу. В 1903 году число выпускников — психологов уступало только числу молодых химиков, зоологов и физиков.

В 1910 году более 50 процентов всех опубликованных в мире статей по психологии были написаны на немецком языке, и только 30 процентов — по — английски. К 1933 году соотношение изменилось: 52 процента изданных статей были на английском языке, а на немецком — всего 14 (Wertheimer & King. 1994). В британском выпуске справочника «Кто есть кто в науке» за 1913 год отмечается, что Соединенные Штаты лидируют по числу всемирно известных психологов, которых здесь насчитывалось 84 — больше, чем в Германии, Англии и Франции вместе взятых (Jor.3ich. 1968).

Прошло чуть более 20 лет с момента основания психологии в Европе, а американские психологи уже захватили бесспорное лидерство в своей области. Джеймс МакКин Кеттел, обращаясь с президентской речью к Американской психологической ассоциации в 1895 году, говорил, что «рост академической психологии в Америке в течение последних пяти лет почти не знает прецедентов… Психология — обязательный предмет в учебных планах всех колледжей… Факультеты психологии университетов успешно конкурируют с другими ведущими пауками по привлекательности для студентов и количеству оригинальных научных работ» (Cattell. 1896. P. 154). В 1898 году один из профессоров психологического факультета Гарвардского университета сокрушался, что «у него на курсе «Введение в психологию»… 360 студентов. На что этой стране столько психологов?» (Brown. 1992. P. 65).

<Дебют> психологии перед заждавшейся ее американской публикой состоялся на Всемирной выставке 1893 года, которая проводилась в Чикаго, штат Иллинойс. В программе предусматривалась демонстрация антропометрической лаборатории, аналогичной той, что была создана в Англии Френсисом Гальтоном. Психологи выставили для показа исследовательскую аппаратуру, с помощью которой посетители за плату могли измерить свои сенсорные способности. Более обширная демонстрация была проведена в 1904 году на торговой выставке в городе Сент — Луис, Миссури. На этом мероприятии присутствовали многие знаменитости того времени: с лекциями выступили выдающиеся психологи — Э. Б. Титченер, К. Ллойд Морган, Пьер Жане, Г. Стэнли Холл и Джон Б. Уотсон. Такой популистский подход немец Вундт едва ли одобрил бы. Популяризация психологии отражала именно американский характер, который основательно преобразовал вундтовскую систему в функциональную психологию и вывел ее из стен экспериментальной лаборатории.

Итак, Америка приняла психологию в свои объятия, и эта наука быстро обосновалась не только в студенческих аудиториях, но и в повседневной жизни людей. Сегодня горизонты психологии намного шире, чем могли подумать — или даже мечтать — ее основатели.

Прикладная психология и экономическая ситуация

Хотя появлению прикладной психологии способствовал американский интеллектуальный дух того времени, на ее развитие повлияли и другие, более практические, контекстные силы. В главе 1 мы говорили о роли экономических факторов в смене акцентов в американской психологии — от чисто исследовательских целей к прикладным. К концу XIX столетия число психологических лабораторий неуклонно росло, а число американских психологов с докторскими степенями в области психологии росло в три раза быстрее. Многие из новоявленных дипломированных психологов, особенно те, кто не имел независимого источника дохода, чтобы выжить, должны были искать применение своим знаниям вне университета.

Психолог Гарри Холлингворт (1880–1956), например, был не в состоянии жить на жалованье 1000 долларов в год, которое полагалось преподавателю колледжа Барнард в Нью — Йорке. Он подрабатывал, читая лекции в других университетах, проверял контрольные работы за 50 долларов в час, проводил семинары по психологии для руководителей рекламных агентств — делал все ради основной цели своей жизни — академических исследований. Но вскоре ему пришлось всецело посвятить себя прикладной психологии, потому что только она могла обеспечить ему достойный заработок (Benjamin, Rogers & Rosen — baum. 1991).

Холлингворт был не одинок. И другие первопроходцы прикладной психологии под давлением экономических обстоятельств сменили академические кресла на кабинеты практиков. Это вовсе не означает, что практическая работа их не привлекала. В основном они занимались увлекательными проблемами и вскоре пришли к убеждению, что в реальной обстановке человеческое поведение и психическую жизнь можно изучать не менее эффективно, чем в университетской лаборатории. Кроме того, для некоторых психологов прикладная сфера представляла подлинный и искренний интерес. И все же факт остается фактом: многие из первого поколения прикладных психологов в Соединенных Штатах, чтобы избежать неминуемой нищеты, вынуждены были отказаться от своей мечты об исключительно академических экспериментальных исследованиях.

Еще более удручающим было положение психологов, которые работали на рубеже веков в государственных университетах Запада и Среднего Запада США. В 1910 году здесь преподавала треть всех американских психологов, а поскольку число их росло, то и ситуация усугублялась, заставляя их обращаться к практическим вопросам — и, таким образом, доказывать, что методы психологии имеют и экономическую ценность.

В 1912 году психолог К. А. Ракмик проанализировал ситуацию, в которой оказались его коллеги, и пришел к выводу, что в американской образовательной системе психологию недооценивали — несмотря на всю ее популярность у студентов. Финансирование было недостаточным, а надежды на изменения к лучшему — слабыми (Leary. 1987). Возможно, единственный способ увеличивать ассигнования и жалованья преподавателей состоял в том, чтобы продемонстрировать администрации учебных заведений и законодателям штатов, что психология может принести огромную пользу в решении социальных проблем.

В одном из писем Г. Стэнли Холла своему коллеге со Среднего Запада говорилось, что влияние психологии должно стать ощутимым, «чтобы ни один безответственный, падкий на сенсации человек или партия не могли бы критиковать ее за порогом университета». Кеттел убеждал коллег «заниматься практическими проблемами и развивать специальность «прикладная психология»» (цит. по: O'Donnell. 1985. P. 215, 221).

Итак, задача была очевидной: доказать ценность психологических знаний, применяя их на практике. Но применять к чему? К счастью, ответ не заставил себя ждать. С 1870 по 1915 год стремительными темпами — с 7 до 20 миллионов человек — рос прием в государственные бесплатные школы. За этот период затраты на общественное образование выросли в десять раз — с 63 до 605 миллионов долларов (Siegel & White. 1982). Неожиданно образование стало доходным бизнесом, и это привлекло внимание психологов.

В 1894 году Холл заявил, что «единственно главной и непосредственной сферой применения [психологии] является ее применение в педагогике» (цит. по Leary. 1987. P. 323). Даже Вильям Джемс, которого нельзя считать прикладным психологом, написал книгу под названием «Беседы с учителями» — об использовании психологии в школе (James. 1899). К 1910 году более трети всех американских психологов заинтересовались возможностью применения своих знаний к проблемам образования. Из них три четверти уже приступили к работе в этой области. Психология нашла свое место в реальном мире.

В этой главе мы поговорим о жизненном пути и вкладе в науку пяти представителей прикладной психологии, которые привнесли психологию в педагогику, бизнес, психологическое тестирование, систему правосудия и психиатрические клиники. Все эти психологи учились в Лейпциге у Вундта, мечтая об академических изысканиях, но все они далеко отошли от вундтовского подхода, когда начали работать в американских университетах. Их научная карьера — поразительный пример того, как американская психология вышла из — под влияния Вундта и вдохновилась идеями Дарвина и Гальтона и как подход Бунда был трансформирован на американской почве. Мы также рассмотрим становление трех главных областей прикладной психологии: психологическое тестирование, индустриальная/организационная психология и клиническая психология.

Гренвилл Стэнли Холл (1844–1924)

Холл собрал все лавры «первопроходца» в американской психологии. Он получил первую американскую докторскую степень по психологии. Он утверждал, что был первым американским студентом первой психологической лаборатории[67]. Он стоял у истоков первого американского журнала по психологии. Он был первым президентом университета Кларка, первым учредителем и первым президентом Американской психологической ассоциации, и одним из первых прикладных психологов.

Г. Стэнли Холл родился на одной из ферм штата Массачусетс. С ранних лет он проявил себя целеустремленной личностью. В четырнадцать Холл дал себе обещание «достичь чего — нибудь в жизни» (цит. по: Ross. 1972. P. 12). В семнадцать ему пришлось пережить глубокий стыд, когда в самом начале гражданской войны отец откупил его от службы в армии. Холл говорил, что чувствовал себя виноватым и готов был понести наказание, чтобы искупить эту вину (Vande Kemp. 1992).

В 1863 году он поступил в Уильямсский колледж. К последнему курсу Холл стал обладателем множества почетных студенческих наград. Он с энтузиазмом занимался философией, особенно его интересовала эволюционная теория, что во многом повлияло на его карьеру в психологии. По окончании колледжа Холл «все еще не знал, что именно он хотел бы делать в жизни» (цит. по: Bringmann, Bringmann & Early. 1992. P. 282). Он поступил в Нью — йоркскую семинарию, хотя и не имел особой тяги к пастырскому поприщу. Но его интерес к эволюции не способствовал тому, чтобы он стал прилежным семинаристом. Рассказывали, что, когда Холл читал свою пробную проповедь перед преподавателями и студентами, президент семинарии стал на колени и начал молиться за спасение души горе — проповедника.

По совету известного священника Генри Ворда Бичера Холл поехал изучать философию и богословие в Германию, в Боннский университет. Кроме того, он слушал лекции по физиологии и физике в Берлине. Бывая там, он совмещал посещение университета с походами в театры и пивные — весьма смелый опыт для молодого человека, получившего религиозное образование. Он писал о своем изумлении, когда однажды в воскресенье увидел за кружкой пива профессора богословия. Холл вспоминал о кратких романтических увлечениях того периода, отметив, что пара из них были очень страстными и пробудили в нем струны, «до тех пор дремавшие, что сделало его жизнь богаче и наполнило ее смыслом»(цит. по: Lewis. 1991. P. 317). Пребывание Холла в Европе стало для него освобождением.

Холл возвратился домой в 1871 году в возрасте 27 лет, так и не получив диплома и весь в долгах. По окончании семинарии (хотя и без посвящения в сан) он проповедовал — правда, всего 10 недель, — в сельской церкви в Каудеспорте, штат Пенсильвания. Больше года он жил частными уроками, а затем получил место преподавателя в колледже Антиох в штате Огайо. Здесь он преподавал английскую литературу, французский и немецкий языки, литературу, философию, выполнял обязанности библиотекаря, вел занятия хора и проповедовал в часовне.

В 1874 году Холл прочитал «Основы физиологической психологии» Вундта, и это событие положило начало его интересу к новой науке и заставило задуматься о правильности избранной карьеры. Он взял отпуск, обосновался в городе Кембридже, штат Массачусетс, и устроился преподавателем английского языка в Гарвардский университет. Здесь Холл не только вел занятия по английскому языку у второкурсников, но и сам начал учиться в медицинской школе. В 1878 году он представил свою диссертацию о тактильном восприятии пространства и первым в Соединенных Штатах получил докторскую степень в области психологии.

Сразу же по получении докторской степени Холл снова отправился в Европу. Сначала он изучал физиологию в Берлине, а затем стал студентом Вундта в Лейпциге, где жил по соседству с Фехнером. Реальная работа под руководством Вундта не оправдала ожиданий Холла. Он не только прилежно посещал все лекции и безропотно соглашался на роль испытуемого в экспериментах, но и проводил собственные исследования по физиологии. Его последующая карьера ясно показывает, что Вундт, в конечном счете, не оказал на него какого — то особого влияния. По возвращении в Соединенные Штаты в 1880 году у Холла не было никакой перспективы получить работу по специальности, но не прошло и десяти лет, как он стал фигурой национального масштаба.

Психологическая лаборатория Холла в университете Джонса Хопкинса, которая считается первой из подобных лабораторий в США.

Вернувшись из Германии, Холл понял, что лучшего случая удовлетворить свое честолюбие, чем применить психологические знания в педагогике, у пего не будет. Лейтмотивом его доклада на собрании Национальной педагогической ассоциации (NEA) в 1882 году была идея о необходимости сделать изучение психологии ребенка главным приоритетом в профессии учителя. Эту мысль он повторял при каждой возможности. Ректор Гарвардского университета предложил Холлу подготовить серию лекций по вопросам образования. На эти выступления Холла поступило множество благоприятных отзывов, а затем последовало приглашение на неполную ставку преподавателя в университет Джонса Хопкинса, где пятью годами ранее была организована первая в CШA аспирантура.

Лекции Холла имели большой успех, и в 1884 году он стал профессором в университете Хопкинса. В это время он приступил к созданию психологической лаборатории, которая считается первой в Соединенных Штатах (формально открылась в 1883 году) и которую сам Холл назвал своей «лабораторией психофизиологии» (Pauly. 1986. P. 30). В свое время там учились многие видные американские психологи, в том числе Джон Дьюи и Джеймс МакКин Кеттел.

В 1887 году Холл основал <Американский журнал психологии> (American Journal of Psychology) — первое в США и до сей поры влиятельное специальное психологическое издание. Журнал стал базой теоретических и экспериментальных идей и придал американской психологии дух единства и независимости. Правда, в порыве энтузиазма Холл напечатал слишком много экземпляров первого выпуска; лишь через пять лет редакции журнала удалось расплатиться за взятый тогда кредит.

В 1888 году Холл стал первым президентом университета Кларка (г. Вустер, штат Массачусетс). Прежде чем занять этот пост, он предпринял длительное турне за границу, чтобы изучить деятельность европейских высших учебных заведений и пригласить во вверенный ему университет талантливых преподавателей и исследователей. Эта поездка стала также «оплаченным отпуском за еще не начатую работу… Было множество остановок, никак не оправданных целью путешествия. — например, посещение Российской военной академии, развалин древнегреческого акрополя и стандартный набор из публичных домов, цирков и прочих достопримечательностей» (Roelsch. 1987. P. 21).

Работая в университете Кларка, Холл взял за образец немецкие университеты и университет Джонса Хопкинса, причем с упором не на обучение, а на научные исследования. К сожалению, основатель университета Кларка — богатый торговец Джонас Гилман Кларк — не разделял идей Холла и не выделял ему денег столько, сколько тот ожидал получить на нужды аспирантуры. Кларк умер в 1900 году, на свои деньги он завещал основать колледж — идея, против которой выступал Холл, но которую долго лелеял при жизни сам Кларк.

При Холле двери университета Кларка — не в пример большинству учебных заведений США — широко открылись для женщин и представителей этнических меньшинств. Хотя Холл и разделял общенациональную позицию, возражая против совместного обучения лиц обоего пола, он принимал женщин в аспирантуру и на должности младших преподавателей. Он также предпринял необычный шаг, когда пригласил поступить в Кларк студентов из Японии, и уж совсем беспрецедентным поступком стал прием в аспирантуру афро — американцев. Первым черным американцем, получившим докторскую степень в области психологии, был ученик Холла Френсис Самнер. Он сделал блестящую карьеру и возглавил отделение психологии Гарвардского университета в Вашингтоне, где «установил твердую программу по преодолению дефицита психологии для черных и черных в психологии» (Dewsbury & Pickren. 1992. P. 137). В то время как в большинстве университетов на преподавательские должности не допускались евреи, Холл отказывался ограничить их права на работу (Guthric. 1976; Sokal. 1990).

Холл был не только президентом университета Кларка, но, будучи профессором психологии, преподавал там в аспирантуре. На собственные деньги он начал издавать журнал «Педагогическая школа» (Pedagogical Seminary), ныне — «Журнал генетической психологии» (journal of Genetic Psychology), где печатались материалы по педагогике и детской психологии. В 1915 году Холл основал «Журнал прикладной психологии» (Journal of Applied Psychology), который стал шестнадцатым по счету психологическим изданием в США.

В 1892 году была основана Американская психологическая ассоциация (АРА) — во многом благодаря усилиям Холла. Началось все со встречи десятка психологов в кабинете Холла в его доме, где и был разработан проект новой организации, президентом которой избрали Холла. К 1900 году ассоциация насчитывала 127 членов.

Свой интерес к религии Холл поддержал основанием Школы религиозной психологии Кларка и «Журнала религиозной психологии» (Journal of Religious Psychology, 1904 г.), который просуществовал около десяти лет. В 1917 году вышла книга Холла под названием «Иисус Христос в свете психологии» (Jesus, the Christ, in the Light of Psychology). Его видение Иисуса как своего рода <сверхчеловека> не нашло одобрения церкви (Ross. 1972. P. 418).

В течение тех 36 лет, когда Холл был главой университета Кларка, психология в нем процветала. За это время там защитили диссертации более восьмидесяти молодых ученых — психологов. Его студенты вспоминали долгие, но оживленные семинары, которые Холл проводил у себя дома по вечерам в понедельник. На этих занятиях преподаватели устраивали проверочные испытания для аспирантов. К концу каждой встречи, которые длились порой до четырех часов, прислуга приносила в кабинет гигантскую бадью мороженого.

Комментарии Холла к контрольным работам его студентов зачастую были разгромными. Льюис Терман вспоминал, что «Холл при проверке работ проявлял столько эрудиции и воображения, что нас всегда это поражало. Его экспромты на полях были неизмеримо глубже самой работы, на которую студент затратил месяцы тяжкого труда». По окончании вечерних занятий, рассказывал Терман, «я всегда шел домой ошеломленный и будто пьяный, принимал горячую ванну, чтобы успокоиться, а после часами лежал с открытыми глазами и мысленно повторял те умные фразы, которые должен был бы сказать, но не сказал в тот вечер» (цит. по: Sokal. 1990. P. 119). Аспиранты благоговели перед Холлом. Один из них вспоминал:

Холл был человеком мощного телосложения, выше шести футов ростом. Его можно было часто видеть подстригающим траву ручной косилкой для лужаек во дворе своего дома, который стоял на возвышении… Он легко ш. агси\ по верхнему краю склона, левая рука — в кармане, а правой он ловко управлял косилкой, вверх — вниз, от одного конца лужайки до другого — добрая сотня футов. Иногда это занятие сопровождалось разговором с каким — нибудь студентом, который семенил рядом по тротуару. (Avenll. 1990. P. 125.)

Как опытный педагог, который знал, как воспитать способных молодых ученых, — за что, кстати, они платили ему благодарностью, — Холл мог быть щедрым и благосклонным. Был период, когда большинство американских психологов составляли ученики Холла из Кларка или университета Джонса Хопкинса, хотя и нс для всех из них он становился главным источником вдохновения. Возможно, о его личном влиянии красноречивее всего говорит тот факт, что треть его аспирантов в конечном счете стали — как и их учитель — руководителями различных колледжей.

Холл был одним из первых американцев, которые заинтересовались психоанализом, и, в значительной степени, именно благодаря ему на это направление сразу же обратили внимание в Соединенных Штатах. В 1909 году он пригласил Зигмунда Фрейда и Карла КЭнга участвовать в ряде конференций, приуроченных к 20–й годовщине со дня основания университета Кларка, — смелый шаг, учитывая то подозрение, (которым поначалу относились к психоанализу. Холл пригласил и своего бывшего преподавателя, Вильгельма Вундта, но тот вынужден был отказаться от поездки в Америку из — за почтенного возраста и потому, что уже был назначен председательствующим па торжествах по поводу 500–летия его собственного университета.

Холл продолжил писать научные труды и после своей отставки с поста президента университета Кларка в 1920 году. Он умер четырьмя годами позже, через несколько месяцев после того, как был избран на второй срок президентом АПА. После его смерти 99 из 120 членов АПА назвали Холла в числе десяти психологов общемирового значения. Многие из них отметили его выдающийся талант педагога, его усилия по развитию психологии, его вызов ортодоксальности. Правда те, кто знал его, критически отзывались о его личных качествах. Его считали трудным в общении, ненадежным, неразборчивым в выборе средств для достижения своих целей, хитрым да к тому же и агрессивно навязчивым. Вильям Джемс сказал о нем однажды так: «Единственный человек, из всех кого я знал, в ком самым странным образом смешались величие и мелочность» (цит. по: Myers. 1986. P. 18). Но даже критики Холла согласились бы со словами из посвященного ему сборника статей АРА: «Он один [Холл] вдохновил на большее число работ и исследований, чем три любые другие крупные фигуры в психологии» (Kocisch. 1987. P. 52).

Холл имел очень разносторонние научные интересы, но все его интеллектуальные блуждания в конце концов сводились к единственной теме: эволюционной теории. Его обращением к множеству разнообразных проблем в психологии двигало убеждение, что нормальное психическое развитие предполагает ряд эволюционных стадий. Используя теорию развития как основу для широких теоретических и прикладных построений, Холл таким образом внес более весомый вклад не в экспериментальную, а в педагогическую психологию. Экспериментальной психологией он увлекался лишь в самом начале своего научного пути. Он признавал важность эксперимента как метода психологии, но был совершенно нетерпим к любого рода ограничениям. Поэтому лабораторная работа в современной психологии оказалась слишком узким полем деятельности для целей и размаха Холла.

Холла глубоко интересовали вопросы развития человека и животных и связанные с ними проблемы приспособляемости, за что его часто называют генетическим психологом. В университете Кларка этот интерес привел его к изучению детской психологии — теме, которая стала для Холла центральной. Выступая на Всемирной выставке 1893 года в Чикаго, он сказал: «До настоящего времени мы ездили в Европу, чтобы учиться психологии. Давайте же теперь сделаем центром наших интересов психологию ребенка, и тогда в Америке будет собственная психология» (Siegel & White. 1982. P. 253). Холл намеревался применить психологию к изучению жизни ребенка в реальном мире. Как метко заметил один из его бывших студентов, «его лабораторией стали дети» (Averill. 1990. P. 127).

При изучении детской психологии Холл широко пользовался методом анкетирования, с которым он познакомился в Германии. К 1915 году Холл и его студенты разработали и успешно использовали для разнообразных исследований 194 опросника (White. 1990). Эта методика получила столь широкое применение, что через некоторое время в Соединенных Штатах она ассоциировалась именно с именем Холла, хотя еще до него была предложена Гальтоном.

С самого начала изучение детской психологии имело громадный общественный резонанс и привело к возникновению движения под условным названием «Изучение развития ребенка[68]». Однако через несколько лет из — за низкого качества проводимых исследований это движение «сошло на нет»: не было исследований, которые можно было взять за образец, опросники были «сырыми», проводившие опросы люди — неквалифицированными. результаты анкетирования анализировались неадекватно. Иными словами, п этой попытке исследования было очень мало от психологии, оно оказалось «неточным, непоследовательным и вводящим в заблуждение» (Thomdike, цит. по: Berliner. 1993. P. 54). Несмотря на заслуженную критику, это движение показало важность эмпирического изучения детской психологии и концепции психологического развития в целом.

Самая известная книга Холла — внушительное (около полутора тысяч страниц) двухтомное произведение «Инстинкты и чувства в юношеском возрасте» (Adolescence: Its Psyhology. and Its Relations to Physiology, Anthropology, Sociology. Sex. Crime, Religion, and Education), изданное в 1904 году. В этой энциклопедической работе наиболее полно изложена разработанная Холлом теория рекапитуляции[69] психологического развития. Он полагал, что ребенок в своем индивидуальном развитии повторяет стадии развития психики всего рода человеческого. Книгу несколько раз переиздавали — и даже спустя 20 лет после первой публикации.

Книга «Инстинкты и чувства в юношеском возрасте» («Юность») стала предметом жарких споров, поскольку в этой книге значительное внимание было уделено вопросам пола. Холла обвиняли в похоти. Психолог Э. Л. Торндайк писал, что в этой книге «действия и чувства, вытекающие из особенностей пола, как нормальные, так и болезненные, обсуждаются так, как никогда ранее в англоязычной литературе». В одном из своих писем Торндайк выразился еще более критически. Он писал, что книга Холла была «нагромождением ошибок, мастурбации и Иисуса. Он — безумец» (цит. по: Ross. 1972. P. 385). Тем временем в университете Кларка Холл читал курс лекций по проблемам пола. Это был настоящий скандал, даже при том. что женщинам не позволялось присутствовать па этих лекциях. В конечном счете ему пришлось свернуть курс, потому что «слишком много посторонних приходили в аудиторию и даже подслушивали у двери» (Koelsch. 1970. P. 119).

Многие психологи не разделяли энтузиазма Холла в отношении изучения вопросов пола. «Что может вытащить Холла из этой треклятой сексуальной колеи? — писал Энджелл Титченеру. — Я всерьез полагаю, что уделять так много внимания этой теме дурно в моральном плане и просто не умно» (цит. no: Boakcs. 1984. P. 163). Они могли не волноваться: разносторонний и деятельный Холл вскоре обратился к совершенно другой проблематике.

Становясь старше, Холл, естественно, заинтересовался заключительной стадией развития человека. В возрасте 78 лет он опубликовал работу «Старение» (Senescence, 1922 г.), которая стала первым обширным обзором психологических проблем людей пожилого возраста. В последние годы жизни Холл написал две автобиографии — «Воспоминания психолога» (Recreations of a Psychologist, 1920 г.) и «Исповедь психолога» (The Life and Confessions of a Psychologist, 1923 г.).

Однажды Холла представили аудитории как <Дарвина в области психики>. Скорее всего, такое сравнение ему понравилось, потому что оно точно выражало его научные устремления. Другой аудитории его рекомендовали как <крупнейшего в мире авторитета в изучении детской психологии>, и, по воспоминаниям очевидцев, он скромно согласился с этой характеристикой (Koelsch. 1987. P. 58). Всю свою жизнь он отличался многогранностью интересов и энергичностью. Его энтузиазм был неподдельным, что, возможно, и позволило ему стать столь влиятельной фигурой в психологии.

В своей второй по счету автобиографии Холл писал: <Вся моя активная сознательная жизнь была чередой причуд и безумных увлечений, некоторые из них были страстными, другие — слабее; одни держались долго… другие были мимолетны> (Hall. 1923. P. 367–368). Проницательное наблюдение. В нем было донкихотство, он часто не ладил с коллегами, был агрессивным, но никогда — унылым.

Джеймс МакКин Кеттел (1860–1944)

(справа)

Функционалистский дух американской психологии отразился также в судьбе и деятельности Джеймса МакКина Кеттела; именно он поставил изучение психических процессов человека на практическую экспериментальную основу. В своих психологических исследованиях Кеттел занимался скорее не содержанием сознания, а способностями человека — потому его с полным правом можно назвать функционалистом.

Джеймс МакКин Кеттел родился в городе Истон, штат Пенсильвания. В 1880 году он получил степень бакалавра в колледже Лафайета, который возглавлял его отец. Следуя существовавшей традиции, Кеттел поехал продолжать свое образование в Европу: вначале в Геттингенский университет, а затем в Лейпциг к Вильгельму Вундту.

В 1882 году, благодаря своим работам по философии, Кеттел получил стипендию и смог заняться исследовательской работой в университете Джона Хопкинса. В то время Кеттел увлекался, в основном, философией и лишь отчасти — психологией. Судя по всему, психология привлекла внимание Кеттела после проведения им экспериментов с наркотиками. Он испробовал их на себе огромное множество: от кофеина и табака до гашиша, морфина и опиума. Результаты экспериментов вызвали у Кеттела серьезный, в том числе и профессиональный, интерес. Некоторые наркотики, в особенности гашиш, значительно улучшили самочувствие Кеттела, учитывая, что в то время он серьезно страдал от депрессии. Употребление наркотиков сказалось и на умственной деятельности ученого.

«Я чувствовал, что совершаю выдающиеся открытия в естественных и гуманитарных науках, — писал он в своем журнале, — единственно, я боялся, что забуду их до утра». Позже он писал: «Чтение меня не привлекает. Внимание рассеянно. Пишется с трудом. Я в полном замешательстве» (цит. по: Sokal. 1981а. Р. 51, 32). К тому времени Кеттела уже мало беспокоило то, что ему не удается определить результативность употребления наркотиков; он все больше изумлялся, наблюдая собственное психическое состояние. «Во мне словно два человека, — писал он, — один из которых наблюдает за другим и даже проводит над ним эксперименты» (цит. по: Sokal. 1987. Р. 25).

Кеттел учился в университете Джона Хопкинса на втором семестре, когда Г. Стэнли Холл начал преподавать здесь психологию. Кеттел стал посещать курс его лабораторных занятий. Он занялся экспериментами по установлению времени реакции — то есть времени, затрачиваемого на мыслительную деятельность. В результате его желание стать психологом еще более усилилось.

В 1883 году Кеттел возвращается в Германию, к Вундту. Приезд Кеттела, кстати, — один из примеров искажения фактов в истории психологии. Как утверждают, Кеттел появился в Лейпцигском университете и с порога заявил Вуидту: «Господин профессор, вам нужен помощник, и этим помощником буду я» (Cattell. '1928. P. 545). Кеттел сообщил Вундту, что темой его научных исследований, которую он выбрал сам, станет психология индивидуальных различий. Следует учесть, что Вундт относился к этой теме несерьезно. По слухам, Вундт охарактеризовал Кеттела и его проект как «ganz Amerikaniscli» (типично американский). Это были пророческие слова. Интерес к индивидуальным различиям — естественный результат эволюционной теории — стал с тех пор отличительной чертой американской психологии.

По слухам, Кеттел подарил Вундту первую в его жизни пишущую машинку, с помощью которой было написано большинство книг Вундта. Коллеги Кеттела язвили по сему поводу, что этот подарок оказался «медвежьей услугой… Если бы машинки не было, Вупдт написал бы вдвое меньше книг» (Cattell. 1928. P. 545).

Внимательное исследование архива писем и журналов Кеттела указывает на то, что все эти истории вымышленные (см. Sokal. 1981а). Повествования Кеттела об этих событиях, появившиеся много лет спустя, не подтверждаются его собственными письмами и серией журналов, которые были написаны как раз в то время. Скорее всего, Вундт высоко ценил Кеттела и поэтому в 1886 году назначил его своим лабораторным помощником. Также нет никаких свидетельств, что Кеттел в то время хотел изучать проблему индивидуальных различий. Кеттел научил Вундта пользоваться пишущей машинкой, но он не дарил ее Вундту.

После того, как в 1886 году Кеттел получил докторскую степень, он возвратился в Соединенные Штаты и стал читать лекции по психологии в колледже Брин Маур и Пенсильванском упииерситетс. Затем он преподавал в Англии, в Кембриджском университете, где и встретил Френсиса Гальтона. У них были общие парные интересы и единые взгляды на индивидуальные различия, и Гальтон, будучи в зените славы, «подарил [Кеттелу] идею — заняться оценкой психологических различий между людьми» (Sokal. 1987. P. 27). Кеттел восхищался многогранностью деятельности Гальтона, тем, что в основе его исследований лежат исключительно количественные и статистические методики. Кет — тел, следуя примеру Гальтона. стал одним из первых американских психологов, которые делали упор па количественные методы и классификацию, — при всем при том, что лично он был «матсматичсски неграмотен» (Sokal. 1987. P. 27). Кеттел развивал метод рангов качества (называемый также методом ранжирования), который широко используется в психологии; он стал первым психологом, который начал обучать студентов статистическому анализу результатов эксперимента.

Вундт не одобрял использование статистических методов, это было прямое влияние Гальтона. Но молодая американская психология выбрала подход Гальтона, а не Вундта. Это также объясняет, почему американские психологи сосредоточились не на исследованиях отдельных личностей (подход, которого придерживался Вундт), а на изучении больших групп, при которых возможны статистические оценки.

Кеттел интересовался работой Гальтона по евгенике, он приводил доводы в пользу стерилизации преступников и «недоразвитых» и предлагал поощрять здоровых интеллектуальных людей, если они будут вступать друг с другом в брак. Он предложил своим семерым детям по 1000 долларов каждому, если они найдут себе пару среди сыновей или дочерей преподавателей колледжа (Sokal. 1971).

В 1888 году Кеттел с помощью отца стал профессором психологии Пенсильванского университета. Считая, что только университетская должность сможет обеспечить его сына, Кеттел — старший уговорил ректора школы, своего старого друга, предоставить его сыну должность. Он убеждал сына публиковать больше статей, чтобы тем самым поднять профессиональную репутацию, и даже съездил в Лейпциг, чтобы заполучить личное рекомендательное письмо Вундта. Кеттел — старший прямо заявил ректору, что, поскольку его семья богата, величина жалования значения не имеет, и, в результате, Кеттел был принят на работу с чрезвычайно низким окладом (O'Donncll. 1985). Позднее Кеттел утверждал (возможно, ему это приписывают), что он был первым преподавателем психологии в мире, хотя фактически он состоял на должности преподавателя философии. Он пробыл в Пенсильванском университете только три года. Уйдя оттуда, он возглавил факультет психологии в Колумбийском университете, где в итоге проработал целых 26 лет.

Из — за неудовлетворенности «Журналом американской психологии» Холла Кеттел вместе с Марком Болдуином в 1894 году начал выпускать «Психологическое обозрение». Кеттел также купил у Александра Грэма еженедельный журнал «Наука», который собирались закрывать из — за отсутствия средств. Пятью годами позже он стал официальным журналом Американской ассоциации развития науки (AAAS). В 1906 году Кеттел начал издавать ряд справочников, включая «Ученые Америки» и «Лидеры в сфере образования». В 1900 году он купил ежемесячник «Популярная наука», который с 1915 года стал называться «Научный ежемесячник». В том же 1915 году появился еще один еженедельник под названием «Школа и общество». Сложная организационная и редакторская работа требовали много времени, и неудивительно, что Кеттел стал меньше заниматься психологическими исследованиями.

За время пребывания Кеттела в Колумбийском университете там присвоили степень доктора психологии гораздо большему числу ученых, чем в любом другом высшем учебном заведении США. Кеттел подчеркивал важность самостоятельной работы и предоставил своим студентам относительную свободу в проведении исследований. Он полагал, что преподаватель должен находиться на определенном расстоянии не только от студентов, но и от университета, и поэтому жил в 40 милях от университетского городка. Дома у него была лаборатория и редакторский кабинет, так что он наведывался в университет лишь несколько дней в неделю.

Эта отчужденность стала только одной из множества причин, испортивших отношения между Кеттелом и администрацией университета. Кеттел выступал за большую самостоятельность факультета психологии, доказывая, что решения по основным проблемам должны приниматься именно на факультете, а не в администрации университета. В довершение всего он помог основать Американскую ассоциацию университетских преподавателей (AAUP). Считалось, что Кеттел не стремится поддерживать нормальные деловые отношения с администрацией Колумбийского университета, он был охарактеризован как «тяжелый в общении, неблагодарный, неуступчивый и грубый» (Gruber. 1972. P. 300).

В период между 1910 и 1917 годами в администрации университета трижды рассматривался вопрос об увольнении Кеттела. Но последнее терпение чиновников от науки иссякло во время первой мировой войны, когда Кеттел написал два письма в Конгресс с протестом против отправки призывников в бой. Ему было хорошо известно, что такие взгляды в военное время не приветствуются, но он остался непреклонным. Кеттел был уволен из Колумбийского университета в 1917 году за непатриотичность. Он предъявил университету иск за клевету, и хотя дело выиграл и получил 40 тысяч долларов, в должности восстановлен не был. После этого Кеттел почти все время проводил в уединении. Распространение собственноручно написанных сатирических заметок об администрации университета привело к тому, что он приобрел себе множество врагов, да и сам озлобился.

Кеттел больше уже нс вернулся в науку. Он посвятил себя издательской деятельности, работе в AAAS и других обществах подобного рода. Благодаря сто незаурядным усилиям психология как наука поднялась еще на одну ступеньку.

В 1921 году Кеттел осуществил свою давнюю мечту: превратить прикладную психологию в вид бизнеса. Он основал психологическую корпорацию, акции которой приобрели члены АРА. Цель корпорации — оказание психологических услуг в промышленной, научной и общественной сферах. Однако предприятие потерпело неудачу: за первые два года прибыль компании составила только 51 доллар. Пока Кеттел оставался президентом, трудно было ожидать перемен. И только после его отставки появилась возможность улучшить ситуацию. В 1969 году уровень продаж психологической корпорации составил уже 5 миллионов долларов. Затем она была продана издателю Харкоурту Брэйсу Джовановичу; и через десять лет, по официальным сведениям, уровень продаж составил примерно 30 миллионов долларов (Landy. 1993).

Кеттел активно занимался редакторской деятельностью и участвовал в работе различных психологических обществ вплоть до своей смерти в 1944 году.

В одной из статей Кеттела, написанной им в 1890 году, появилось определение тестов умственных способностей[70]. Еще работая в Пен — сильванском университете, он провел серию таких тестов среди своих студентов. <В психологии, — писал Кеттел, — невозможно добиться конкретных и точных результатов, как это делается в естественных науках, если не опираться на эксперименты и измерения. Выход — в тестировании умственных способностей как можно большего числа людей> (Cattell. 1890. P. 373). Именно этим, по его мнению, и следует заниматься. Кеттел продолжал собирать данные, проводя тестирование абитуриентов Колумбийского университета из разных слоев общества.

С помощью различных тестов Кеттел пытался измерить диапазон и многообразие человеческих способностей. Эти тесты в значительной степени отличались от появившихся позднее тестов на интеллект, в которых используются более сложные способы проверки умственных способностей. Тесты Кеттела, подобно гальтоновским, относились прежде всего к элементарным сенсомоторным измерениям: работе с динамометром: определению скорости движения конечностей; использованию метода двухточечного порога для определения чувствительности кожи; измерению величины давления на лобную часть головы до момента появления болезненных ощущений, определению наименьшего ощутимого веса, выявлению времени реакции на звук и времени, необходимого для определения различных цветов, разделению надвое линии длиной 50 сантиметров; фиксированию промежутка времени продолжительностью 10 секунд и количества букв, запоминаемых после одного показа.

В 1901 году Кеттел собрал достаточно информации, чтобы установить связь между результатами тестов и данными об академической успеваемости студентов. Результаты оказались неутешительными. Сопоставляя их с аналогичными, полученными в лаборатории Титченера, Кеттел пришел к выводу, что подобные тесты не могут служить показателем успеваемости в колледже — а. следовательно, и умственных способностей студентов.

Научная и практическая деятельность Кеттела. его организаторские и исполнительские способности оказали существенное влияние не только на американскую психологию, но и на установление прочных связей между этой новой наукой и остальным научным миром. Читая лекции, выпуская журналы и развивая прикладную психологию, Кеттел стал в своем роде «послом психологии».

Опираясь на работы Гальтона. Кеттел с помощью разработанного им метода ранжирования исследовал природу и источники умственных способностей. Этот метод был применен при оценке заслуг выдающихся американских ученых различных областей наук. На основе этих исследований появился справочник «Ученые Америки» (American Men of Science). Вопреки названию[71] в справочнике упоминались и американки. В издании 1910 года упоминалось о 19 ученых — женщинах, что составляло 10 процентов всех американских психологов (O'Donnell. 1985).

Еще одна заслуга Кеттсла состояла в том, что за время его работы Колумбийский университет подготовил замечательных специалистов по психологии числом большим, чем где — либо еще в США. Среди них известные психологи Роберт Вудворт и Э. Л. Торндайк. Благодаря таким разработкам Кеттела, как тесты умственных способностей, измерение индивидуальных различий, а также его усилиям по развитию прикладной психологии, функционализм в американской психологии обрел второе дыхание. После смерти Кеттела историк Э. Г. Боринг написал его детям: «На мой взгляд, ваш отец сделал для американской психологии даже больше, чем Вильям Джемс. Именно благодаря ему психология в США окончательно отделилась от своей прародительницы — немецкой психологии и стала истинно американской» (цит. по: Bjork. 1983. P. 105).

Методы тестирования

Хотя понятие «тест умственных способностей» ввел Кеттел, тестовый метод получил распространение благодаря работам Альфреда Бине, независимого психолога — самоучки. Бине использовал более сложные критерии оценки умственного развития, чем те, что разработал. Кеттел. Его метод обеспечил возможность эффективно измерять умственные способности человека; он знаменовал собой начало современной тестологии.

Бине не согласился с подходом Гальтона и Кеттела, которые для измерения интеллекта применяли тесты сенсомоторных функций. Бине полагал, что наилучшим критерием умственного развития может служить оценка таких познавательных функций, как память, внимание, воображение, сообразительность. В 1904 году ему представилась возможность на практике доказать свою правоту. По инициативе Министерства народного образования Франции была создана комиссия по изучению умственных способностей детей, которые испытывали трудности со школьным обучением. Бине и психиатр Теодор Симон участвовали в работе комиссии и вместе разработали ряд интеллектуальных задач для детей различных возрастных групп.

На основе этих задач и был составлен первый тест на интеллект. Первоначально он состоял из тридцати вербальных, перцептивных и манипулятивных задач, которые располагались по возрастанию трудности.

В последующие годы тест неоднократно пересматривался и модифицировался. Бине и Симон предложили понятие умственного возраста, который определялся по уровню тех интеллектуальных задач, которые способен решать ребенок. К примеру, если ребенок, чей хронологический возраст равен четырем годам, решает все задачи для пятилетнего, то умственный возраст[72] этого четырехлетнего ребенка приравнивался к пяти.

После смерти Бине в 1911 году развитие тестологии переместилось в Соединенные Штаты. Там работы Бине получили даже большее признание, чем во Франции. На родине Бине программы по тестированию интеллекта приобрели популярность только спустя 35 лет после его кончины (Schneider. 1992).

Тест Бине — Симона перевел на английский язык и представил в Соединенных Штатах Генри Годдард, студент Холла, который работал в частной школе для умственно отсталых детей в Вайнленде, Нью — Джерси. Годдард ввел в английский научный язык термин «moron», что в переводе с греческого означает <медленный>. Его вариант перевода теста Бине — Симона был назван шкалой измерения интеллекта.

В 1916 году Льюис М. Терман, также бывший ученик Холла, модифицировал тест Бине — Симона, который с тех пор стал стандартным. Он назвал его шкалой Стэнфорд — Бине по названию Стэнфор — дского университета, где тест был впервые представлен, и ввел в широкое обращение понятие коэффициента умственного развития[73] (IQ). (Коэффициент интеллекта /Q, определяемый как процентное отношение умственного возраста к хронологическому, был разработан немецким психологом В. Штерном.) Шкала Стэнфорд — Бине претерпела несколько редакций и широко используется до сего времени.

Заседание Титченеровского общества экспериментальной психологии в Гарвардском университете состоялось в день вступления Соединенных Штатов в первую мировую войну в 1917 году. Среди присутствующих был президент АРА Роберт Иеркс, который обратился к коллегам с предложением подумать, чем психология может быть полезна стране в военное время. Титченер отгородился от этого призыва, объясняя свою позицию тем, что является британским подданным. Вероятно, Титченер не пожелал работать на армию, поскольку в принципе не одобрял идеи применения психологии к практическим проблемам, опасаясь, что психология станет торговать «наукой ради технологии» (O'Donnell. 1979. P. 289).

Перед армией стояла задача — распределить огромное число новобранцев по родам войск и поручить им соответствующие задачи, для чего требовалась оценка их интеллекта. Для того, чтобы проводить тестирование по сложной шкале Стэнфорд — Бине, требовались специально обученные люди. Этот ориентированный на индивидуальность тест не подходил для крупномасштабной программы тестирования, когда за короткое время надо было оценить способности множества людей. Армия нуждалась в тесте, предназначенном для групп, — по возможности, простом в применении.

Иеркс, назначенный главой специальной комиссии, собрал 40 психологов для разработки группового теста интеллекта. Они проанализировали множество существовавших на тот период тестов, ни один из которых не имел широкого применения, и взяли за образец тест Артура С. Отиса, ученика Термана. Отису принадлежит идея многовариантного тестирования. Группа Иеркса подготовила «армейский альфа — тест» и «армейский бета — тест», в основу которых были положены разработки Отиса. («Бета» — это версия «альфа» для неанглоязычных и неграмотных людей. Указания при проведении «бета — теста» даются не устно или письменно, а с помощью демонстрации или пантомимы.)

Работа комиссии шла медленно, и фактически к тестированию новобранцев приступили за три месяца до окончания войны. Было протестировано более миллиона человек, но к тому времени армия больше не нуждалась в этих данных. И хотя программа почти не имела прямого влияния на военные успехи, она оказалась очень важной для развития самой психологии. Программа обрела широкую известность в обществе, что придало больше веса и психологии, а армейские тестирования стали прообразом многих последующих разработок в тестологии.

При проведении групповых тестов в военных целях поощрялось также определение личных характеристик. До той поры предпринимались лишь робкие попытки оценить личные качества человека. В самом конце XIX века немецкий психиатр Эмиль Крепелин (1856–1926) использовал методику, которую он назвал свободными ассоциациями, — тест, в котором пациент отвечал на некое слово — стимул словом, которое первым приходило на ум. Идея этого метода принадлежит Гальтону. В 1910 году Карл Юнг разработал аналогичный метод исследования для установления скрытых влечений и «аффективных комплексов» испытуемого. Оба метода были тестами, оценивающими индивидуальные качества личности. Когда армии понадобились тесты для отсева новобранцев с неврозами, Роберт Вудворт разработал Бланк личностных данных — опросник, где обследуемые отмечают те признаки невротических состояний, которые, по их мнению, у них имеются. Подобно «армейскому альфа — тесту» и «армейскому бета — тесту», Бланк личностных данных послужил моделью для дальнейшего развития групповых тестов.

Психологическое тестирование одержало в войне собственную победу — этот метод исследования получил общественное признание. В скором времени миллионы служащих, школьников и абитуриентов колледжей стояли перед необходимостью тестирования, от результатов которого могла зависеть вся их дальнейшая жизнь. В начале 20–х годов ежегодно продавалось 4 миллиона тестов на интеллект — главным образом для использования их в государственных школах. В 1923 году было продано более пятисот тысяч экземпляров шкалы Стэнфорд — Вине. Система государственного образования Соединенных Штатов была реформирована, в основе преобразований лежала концепция коэффициента умственного развития. Показатель IQ стал самым важным критерием при приеме студентов в высшие учебные заведения (Brown. 1992).

Соединенные Штаты охватила эпидемия тестирования. В ответ на огромный спрос со стороны коммерческих и образовательных организаций неизбежно появились наспех разработанные тесты, что порой приводило к неутешительным результатам. Наиболее печально известный случай — тест, предложенный в 1921 году изобретателем Томасом Эдисоном. Это был практически случайный набор вопросов, которые Эдисон считал чрезвычайно простыми. Например, среди них были такие: «Какой телескоп является самым большим в мире?», «Каков вес воздуха в комнате объемом 20х30х10 футов?», «Какой город в Соединенных Штатах лидирует в производстве стиральных машин?»

Вопросы этого теста, возможно, не представляли труда для гениального Эдисона, чего не скажешь о 36 выпускниках колледжа, которым предстояло его пройти. Они смогли дать всего несколько правильных ответов, на что Эдисон заметил: «Для людей, закончивших колледж, они удивительно невежественны. По — моему, они вообще ничего не знают» (Dennis. 1984. P. 25). Так называемый тест Эдисона получил невиданную прессу — только «Нью — Йорк Тайме» посвятила ему 23 статьи в течение одного месяца. Все это способствовал тому, что было подорвано доверие к самому методу тестирования, снизился его научный авторитет. Неудачный опыт Эдисона и некоторых других разработчиков в середине 20–х годов заставил многие организации отказаться от использования психологических тестов.

Пытаясь придать молодому направлению науки — тестологии — авторитет и научный вес, разработчики тестов интеллекта переняли медицинскую и техническую терминологию. Их цель состояла в том, чтобы убедить общественность, что психология имеет такое же законное право на существование, как и другие науки (Reiger. 1993).

Психологи называли людей, проходивших тесты, не субъектами, а пациентами. Тесты сравнивали с термометрами, которые в то время были доступны только врачам: без надлежащей подготовки никому не разрешалось пользоваться термометрами — так же, как неспециалист не мог проводить психологические испытания. Гесты называли <психологическими рентгеновскими аппаратами>, которые позволяли заглянуть внутрь психики, разума, препарировать психические механизмы пациентов. «Чем больше [психологов] входило в образ докторов, тем больше было желающих предоставить им этот статус» (Keiger. 1993. P. 49).

Использовались также и технические метафоры. Школы называли образовательными фабриками, а тестирование было призвано оценить «продукцию» этих фабрик — то есть уровень умственного развития учащихся. Общество сравнивали с мостом, для сохранения которого — с помощью тестирования интеллекта в качестве рабочего инструмента — надо было обнаружить наиболее слабые элементы его конструкции, то есть слабоумных, которых затем следовало изолировать от общества и поместить в специальные учреждения.

Годдард писал, что тесты умственного развития «дают нам важнейшие знания человеческого материала, умственной силы человека. Инженер не смог бы построить мост или здание, если бы ничего не знал о сопротивлении используемых материалов — то есть сколько груза они способны выдержать. Так вот, намного важнее знать прочность тех материалов, из которых строится паша социальная структура» (цит. по: Brown. 1992. P. 116–117).

Заимствуя эти метафоры, то есть аналогии с другими науками, психологи надеялись повысить доверие к методам психологического тестирования и распространить их применение в различных областях жизни общества.

Развитие тестологии стало причиной жаркой социальной полемики, не утихающей и поныне. В 1912 году Годдард, который перевел на английский язык тест Вине и ввел в обращение термин moron, посетил Эллис Айлэнд в Нью — Йорке — место, где впервые ступали на американскую землю сотни тысяч иммигрантов из Европы. Он полагал, что тест Бине будет полезен для выявления людей с психическими нарушениями, прибывающими в Соединенные Цитаты из других стран (Could. 1981).

В свой первый визит в Эллис Айлэнд Годдард заметил молодого человека, которого он посчитал психически отсталым. Проведенный через переводчика тест подтвердил диагноз. Переводчик возразил, что слабый результат тестирования можно объяснить волнением от прибытия в Америку, и кроме того, данному тесту неправомерно подвергать людей, не знакомых с американский культурой. Но Годдард с ним не согласился.

Последующие тестирования больших групп иммигрантов показали, что большинство из них — примерно 87 процентов русских, 85 процентов евреев, 80 процентов венгров и 79 процентов итальянцев — слабоумны, их умственный возраст ниже 12 лет (Could. 1981). Эти так называемые свидетельства тестирования интеллекта позже использовались в поддержку федерального закона об ограничениях на иммиграцию для тех расовых и этнических групп, которым приписывали «низкий уровень умственного развития».

Идея расовых различий в уровне интеллекта получила дополнительную поддержку в 1921 году, когда были обнародованы результаты тестов новобранцев, проводившихся во время мировой войны. Данные показали, что умственный возраст призывников и, как следствие, белого населения в целом, составляет только 13 лет. Согласно этим данным чернокожие американцы, как, впрочем, и иммигранты из стран Средиземноморья и Латинской Америки, имели более низкий показатель IQ, чем белые. По IQ с белыми американцами смогли сравниться только иммигранты из стран Северной Европы.

Эти результаты подняли бурю возмущения среди ученых, политических деятелей и журналистов. На чем же держится американская система, если народные массы настолько глупы? Следует ли разрешать голосовать группам с низкими показателем IQ? Следует ли правительству отказать во въезде иммигрантам из стран с низким IQ? А как быть с тем постулатом, что все люди созданы равными?

Концепция расовых интеллектуальных различий была выдвинута в Соединенных Штатах еще в 80–е годы прошлого столетия, когда раздавались многочисленные призывы ограничить приток иммигрантов из Средиземноморья и латиноамериканских стран. Мнение о якобы низком уровне интеллекта чернокожих американцев широко бытовало еще до появления первых интеллектуальных тестов.

Одним из наиболее резких критиков подобных взглядов был Горас Мэнн Бонд (1904–1972), афро — американец, ученый, президент университета Линкольна из штата Пенсильвания. Бонд, получивший докторскую степень по педагогике в Чикагском университете, опубликовал множество книг и статей, где утверждал, что любые различия в показателе IQ между чернокожими и белыми обусловлены средой, а не наследственностью. Его исследования показали, что результаты тестирования чернокожих из северных штатов выше результатов белых из южных штатов — вывод, который всерьез поколебал мнение о том, что по своему уровню умственного развития чернокожие стоят на ступеньку ниже белых (Urban. 1989).

В ответ на заявления о расовых интеллектуальных различиях многие психологи предположили, что соответствующие тесты были составлены пристрастно. Со временем дебаты утихли, но не так давно этот вопрос вновь подняли авторы книги <График Белла> (The Bell Curve) (Hermstein & Murray. 1994), которые, полагаясь на результаты тестирования интеллекта, утверждают, что уровень умственного развития чернокожих ниже уровня развития белых.

Психологи работают над разработкой тестов, свободных от предубеждений, имеющих отношение к культуре и образованию, тестов, более точно оценивающих весь диапазон способностей человека.

Лайтнер Уитмер (1867–1956)

В то время как Холл стремился к перевороту в американской психологии с помощью ее применения в детской психологии и в педагогике, а Кеттел использовал психологические методы для оценки умственных способностей, один из студентов Кеттела и Вундта использовал психологию для установления диагноза и лечения аномального поведения. Всего через 17 лет после основания Вундтом современной психологии его бывший ученик нашел еще одно практическое применение психологии, что явно противоречило позиции учителя.

В 1896 году Лайтнер Уитмер, сменивший на посту университета Пенсильвании Кеттела, — тот самый Уитмер, который требовал, чтобы на его лекциях в аудитории всегда поддерживалась постоянная температура 68 градусов по Фаренгейту, — открыл первую в мире клинику психологии.

Уитмер — по отзывам, «безнадежно сварливый и скрытный», «тщеславный карлик» — начал развивать направление, которое он назвал клинической психологией (Landy. 1992. P. 793–794).

То, что Уитмер практиковал в своей клинике, не было клинической психологией в том смысле, какое сегодня вкладывается в это понятие. Его деятельность была посвящена диагностике и лечению отклонений в умственном развитии школьников — он работал на поприще школьной психологии. Современная же клиническая психология занимается более широким диапазоном психологических нарушений — от легких отклонений до тяжелых форм — людей всех возрастов. Хотя Уитмер способствовал развитию клинической психологии и вполне обоснованно пользовался этим термином, на самом деле это направление намного шире того, с чем он имел дело.

Уитмер читал в колледже первый курс по клинической психологии и начал издавать первый журнал «Психологическая клиника» (Psychological Clinic), редактором которого был в течение 29 лет. Он являлся одним из тех представителей функционализма, которые полагали, что современная наука должна помогать людям решать их проблемы, а не изучать содержимое их умов.

Лайтнер Уитмер родился в 1867 году в Филадельфии, штат Пенсильвания, в семье зажиточного аптекаря, который верил в силу образования. Уитмер закончил Пенсильванский университет в 1888 году, затем некоторое время преподавал историю и английский язык в частной школе в Филадельфии, после чего вернулся в университет, поступив на курс юриспруденции.

Очевидно, что Уитмер не думал о карьере психолога, но по причинам, которые остаются неясными, он изучал экспериментальную психологию у Кеттела и получил место ассистента на психологическом факультете. Уитмер начал исследовать индивидуальные различия во времени реакции; его надежды были связаны с получением докторской степени в университете Пенсильвании.

Но Кеттел имел иные планы. Он был очень высокого мнения об Уитмере; именно его он выбрал своим преемником, когда перешел на работу в Колумбийский университет. Для молодого ученого это был прекрасный шанс, но Кеттел поставил ему одно условие: Уитмер должен заработать свою докторскую степень в Лейпциге у Вундта. Престиж немецкого образования был очень высок, и Уитмер согласился.

В Германии он учился у Вундта и Кюльпе, одним из его однокурсников был Э. Б. Титченер. Уитмера не вдохновлял подход Вундта, и позже он говорил, что кроме степени ничего в Лейпциге не получил. Вундт не позволил Уитмеру продолжать работу по изучению времени ответной реакции, которую тот начал с Кеттелом, принуждая его заниматься интроспективными исследованиями элементов сознания.

Уитмер критиковал метод исследования Вундта, называя его «сомнительным». Он описывал, как Вундт заставлял Титченера повторять наблюдения, «потому что результаты, полученные Титченером, были не теми, что ожидал Вундт» (O'Donnell. 1985. P. 35). Но Уитмер все же получил свою докторскую степень, вернулся домой и летом 1892 года занял новый пост в университете штата Пенсильвания. В тот же год и Титченер получил степень и поехал в Корнеллский университет, а Хьюго Мюнстерберг, также студент Вундта, приехал работать в Гарвард по приглашению Вильяма Джемса. В том же году Холл организовал Американскую психологическую ассоциацию, одним из членов которой стал Уитмер. Американскую психологию начал охватывать функциональный, прикладной дух.

В течение двух лет Уитмер занимался экспериментальной психологией, проводя исследования и публикуя статьи по проблемам индивидуальных различий и психологии боли. Но он все время искал возможности применить психологию к диагностике отклонений в поведении. Случай представился в марте 1896 года; он был связан с теми экономическими обстоятельствами, о которых мы упоминали ранее, — в стране все больше денег выделялось на общедоступное государственное образование.

Во многих управлениях просвещения штатов были учреждены отделы педагогики (для разработки принципов и методик обучения), и психологам предложили прочесть специальные курсы чиновникам из этих отделов и ^ителям государственных школ, работающим по углубленным программам. Кроме того, психологам пришлось пересмотреть программы своих лабораторных исследований, для того чтобы подготовить как можно больше квалифицированных школьных психологов. Психологические факультеты существенно выиграли от этого внезапного притока студентов, потому что тогда — как, впрочем, и теперь — бюджет факультета во многом зависел от количества обучающихся на нем студентов.

В 1894 году Пенсильванский университет организовал курсы для учителей государственных школ, и Уитмер читал там лекции. Однажды, после двух лет существования курсов, к Уитмеру подошла одна из слушательниц, Маргарет Магьюир с целью проконсультироваться по поводу своего 14–летнего ученика, у которого были проблемы с чистописанием, хотя по другим предметам он успевал. Могли бы психологи помочь решить эту проблему? «Мне думается, — писал позже Уитмер, — что если психология чего — нибудь да стоит, она должна оказаться способной помогать именно в таких случаях отставания в развитии» (цит. по: McReynolds. 1987. P. 853). Вскоре Уитмер организовал при университете клинику, которая задумывалась как временная, но в итоге стала делом всей его жизни.

За несколько месяцев Уитмер подготовил курс по методам лечения умственно отсталых, слепых и душевнобольных детей и опубликовал в журнале «Педиатрия» статью, озаглавленную «Практическая работа в психологии» (Practical Work in Psychology). На ежегодной конференции АРА Уитмер читал доклад на ту же тему, в нем он впервые использовал термин клиническая психология.

В 1907 году Уитмер основал журнал «Психологическая клиника» (Psychological Clinic), который долгие годы был единственным изданием, посвященным этой проблематике. В первом выпуске Уитмер предложил новое поле деятельности для психологии — фактически, новую специализацию — клиническую психологию. В следующем году он организовал школу — интернат для отсталых и душевнобольных детей, а в 1909 году его клиника отделилась от университета и стала самостоятельным административным учреждением.

Уитмер всю жизнь проработал в университете Пенсильвании, преподавая, развивая и воплощая свою систему клинической психологии. Он ушел на пенсию в 1937 году, а умер в 1956 году в возрасте 89 лет. Уитмер был последним из той дюжины психологов, которые в 1892 году, работая под руководством Г. Стэнли Холла, задумали создать Американскую психологическую ассоциацию.

Будучи первым в мире клиническим психологом, Уитмер не имел никаких примеров или прецедентов, на которые он мог бы ориентироваться в своей деятельности, и, поскольку он работал один, то развивал собственные методы диагностики и лечения. Занимаясь первым случаем в своей практике, мальчиком, у которого были трудности с письмом, Уитмер исследовал уровень интеллекта ребенка, его способности к рассуждениям и чтению, и заключил, что именно чтение представляло для ребенка наибольшую сложность. Проведя всесторонние исследования, Уитмер выявил у мальчика так называемую визуально — вербальную амнезию. Хотя ребенок мог запоминать геометрические фигуры, он не мог запоминать слова. Уитмер разработал интенсивную корректирующую программу, которая принесла некоторые плоды, но все равно мальчик так и не смог научиться бегло читать и писать.

Учителя из разных школ посылали в новую клинику Уитмера непрерывный поток детей с широким диапазоном нарушений развития и проблем с обучением, включая гиперактивность, нарушения речи и моторики. Накопив определенный опыт в этой области, Уитмер разработал стандартные программы диагностики и лечения; в штат клиники он принимал не только врачей, но и социальных работников и психологов. Уитмер понимал, что психологическому функционированию могли препятствовать и физические проблемы, поэтому врачи клиники всесторонне обследовали детей, определяя, не связаны ли возникшие у ребенка трудности с плохим питанием или дефектами зрения и слуха. Психологи, в свою очередь, тестировали пациентов, а социальные работники готовили истории болезни и собирали сведения о семьях.

Начиная работать с детьми, Уитмер полагал, что многие отклонения в поведении и трудности с обучением обусловлены генетическими факторами, но позже, с ростом клинического опыта, он понял, что огромную роль здесь играет влияние окружающей среды. Предвосхитив современные программы духовного обогащения, Уитмер подчеркивал, что с самых первых дней жизни ребенка его необходимо обеспечивать разнообразным сенсорным опытом. Он также верил в прямую зависимость поведения ребенка от его взаимоотношений с окружающими, утверждая, что если обстановка дома и в школе изменится к лучшему, то улучшится и поведение ребенка.

Примеру Уитмера последовали многие психологи. В 1914 году в Соединенных Штатах действовали почти два десятка психологических клиник, большинство их которых были организованы по образу и подобию уитмеровской клиники. Подход Уитмера пропагандировали и его бывшие студенты, обучая следующее поколение психологов принципам клинической работы. Уитмер был влиятельной фигурой также и в сфере специального образования, он подготовил длинный ряд специалистов данного профиля. Один из его студентов, Моррис Вителес, расширил рамки сделанного Уитмером, создав клинику, где детей не только лечили, но и обучали профессиональным навыкам. Это было первым в США учреждением подобного рода. Последователи Уитмера применили его клинический подход к диагностике и лечению нарушений у взрослых.

Движение клинической психологии

В дополнение к той работе, которую Уитмер вел по применению психологии к диагностике и лечению ненормального поведения, популярности этой проблематики способствовали две очень любопытные, на наш взгляд, книги. Одна из них, ставшая бестселлером, книга под названием «Обретший себя разум» (A Mind That Found Itself, 1908 г.) была написана бывшим пациентом клиники для душевнобольных Клиффордом Бирсом. В ней поднимается вопрос о необходимости гуманного отношения к людям с психическими расстройствами. В работе Хьюго Мюнстерберга «Психотерапия» (Psychotherapy, 1909 г.), также получившей широкую известность, рассматриваются методы лечения различных психических нарушений. Появление этой книги ознаменовало шаг вперед в клинической психологии, поскольку в ней были предложены конкретные пути помощи душевнобольным людям.

Первая детская клиника по профилактике заболеваний была организована в 1909 году Уильямом Хили, психиатром из Чикаго. Вскоре такие клиники появились во многих городах США. Их цель состояла в максимально ранней диагностике и лечении нарушений психики у детей — так, чтобы эти проблемы не развились с возрастом в более серьезные расстройства. В этих лечебницах использовался предложенный Уитмером бригадный метод работы, при котором психологами, психиатрами и социальными работниками оценивались, а затем корректировались по возможности все аспекты проблем пациента.

Решающее влияние на развитие клинической психологии оказали идеи Зигмунда Фрейда, благодаря которым она вышла далеко за рамки первых клиник. Хотя работа Фрейда в области психоанализа изумила — и возмутила — «истеблишмент» психологии и американскую публику, его идеи дали клиническим психологам первые приемы психоаналитической терапии.

Несмотря на все эти события, клиническая психология развивалась очень медленно и к 1940 году представляла собой все еще незначительную отрасль психологии. Так как существовало не так много способов лечения людей с нарушениями психики, следовательно, не было и перспективы для работы клинических психологов. Специалистов по клинической психологии не готовили по отдельным программам, и их деятельность, по сути, сводилась к проведению всевозможных тестов.

Ситуация изменилась в 1941 году, когда Соединенные Штаты вступили во вторую мировую войну. Это событие в большей мере, чем любое другое, дало толчок превращению клинической психологии в крупную и динамически развивающуюся прикладную область, какой она стала. Армия заказала клиническим психологам сотни программ, требующихся для лечения эмоциональных расстройств среди военных.

После войны потребность в клинических психологах даже возросла. Управление по делам ветеранов (Veterans Administration. VA) несло ответственность более чем за 40 тысяч ветеранов войны, страдающих различными психологическими расстройствами. Еще более трех миллионов людей нуждались в профессиональной переподготовке и индивидуальных консультациях для возвращения к нормальной гражданской жизни. Психологическая помощь требовалась приблизительно 315 тысячам ветеранов, оказавшимся вследствие полученных па войне травм физически нетрудоспособными. Рос спрос на профессиональных консультантов по проблемам психического здоровья; он существенно превосходил предложения.

Чтобы помочь удовлетворить эту потребность, VA финансировало программы повышения квалификации для дипломированных психологов в университетах и оплачивало обучение аспирантов, которые изъявляли желание работать в госпиталях и клиниках для ветеранов. Клиническим психологам пришлось иметь дело с новым типом пациентов. Если до войны они в основном занимались проблемными детьми, у которых были трудности в обучении и общении, то в послевоенные годы столкнулись с диагностикой и лечением серьезных эмоциональных проблем у взрослых. VA (ныне — Министерство по делам ветеранов, Department of Veterans Affairs) до сей поры остается самым крупным в Соединенных Штатах работодателем для психологов, его влияние на развитие клинической психологии поистине огромно (Moore. 1992; VandenBos, Cummings & Deleon. 1992).

Клинические психологи работают также в центрах психического здоровья, школах, коммерческих организациях, занимаются частной практикой. Сегодня клиническая психология — самая популярная из прикладных направлений, более трети всех аспирантов — психологов специализируются именно на клинической психологии. Семь из восьми подразделений АРА занимаются теоретическими и прикладными проблемами психического здоровья. Почти 70 процентов членов АРА работают в области здравоохранения (Shapiro & Wiggins. 1994). В 1995 году журнал «Деньги» (Money) назвал психологию четвертой в списке пятидесяти самых перспективных профессий XXI века (Wiggins. 1994).

Уолтер Дилл Скотт (1869–1955)

Еще один ученик Вундта, оставив чисто интроспективную психологию, которую он изучал в Лейпциге, применил современные психологические методы в бизнесе и рекламе. Значительную часть своей жизни Уолтер Дилл Скотт посвятил проблемам эффективности рынка и мотивации в сфере производства, торговли и потребления.

В деятельности Скотта отражен интерес функциональной психологии к решению практических проблем. <В начале века, сразу по возвращении в Чикаго из Лейпцига, где он учился у Вундта, Скотт опубликовал работы, в которых делался упор не на германское теоретизирование, а на близкую американцам полезность. Скотт не описывал мотивацию и импульсы как отвлеченные понятия, а говорил о том, как влиять на людей, имея в виду их потребительские устремления> (Von Mayrhauser. 1989. P. 61).

Во многом Скотт был первооткрывателем. Он был первым, кто применил психологию к сфере рекламы, подбора персонала и управления; первым, кто получил звание профессора прикладной психологии; он основал первую психологическую консалтинговую компанию и первым среди психологов был награжден медалью «За отличную службу в армии США».

Уолтер Дилл Скотт родился на ферме неподалеку от города Нор — мэл, штат Иллинойс. С 12 лет — с того момента, как начал помогать родителям в поле, — он был увлечен идеей повышения эффективности работы. Отец его часто болел, поэтому мальчику приходилось, по сути, самому управлять фермой. Однажды, вспахивая землю, он остановился в конце борозды, чтобы дать передохнуть лошадям. Вдалеке виднелся университетский городок. Скотт внезапно понял, что если он собирается чего — нибудь достичь в жизни, то не должен тратить время впустую. А здесь он каждый час терял 10 минут, давая отдых лошадям! За целый день из этих минут набегало полтора часа, которые можно было посвятить учебе. С того дня, отправляясь в поле, Скотт всегда брал с собой книгу и читал, когда представлялся удобный момент.

Чтобы заработать денег на оплату обучения в колледже, Скотт продавал консервированную ежевику собственного приготовления, собирал металлолом, брался за разовую работу. Часть денег он откладывал, остальное тратил на книги. В 19 лет он покинул ферму и поступил в Нормэлский университет штата Иллинойс. Двумя годами позже он, участвуя в конкурсе, выиграл стипендию на обучение в Северо — западном университете города Эванстон (штат Иллинойс). Учась там, он подрабатывал частными уроками и играл в университетской футбольной команде. В Эванстоне он встретил свою будущую жену Анну Марси Миллер.

В это время Скотт уже избрал себе карьеру: он решил стать миссионером в Китае. Для зтого надо было учиться еще три года, но к тому времени, когда Скотт закончил Чикагскую теологическую семинарию и был готов отбыть в далекие края, оказалось, что вакансий нет: Китай был переполнен миссионерами. Тогда — то он и подумал о карьере в психологии. Начав изучать психологию, он полюбил эту науку. Однажды ему на глаза попалась статья о лейпцигской лаборатории Вундта. Благодаря стипендии, дополнительному заработку и скромным потребностям. Скотт сумел сэкономить несколько тысяч долларов, достаточных не только для того, чтобы поехать в Германию, но и жениться.

21 июля 1898 года Скотт и его невеста отправились в Германию. Он учился у Вундта в Лейпциге, а Анна жила в двадцати милях оттуда — в городе Галле, где работала в университете над своей диссертацией по литературе. Те два года, что они провели в Германии, молодые люди виделись только по выходным дням. Получив свои докторские степени, они возвратились домой, где Скотт начал преподавать в Северо — западном университете психологию и педагогику, — уже в этом проявилась его склонность к прикладной психологии в целом и интерес к проблемам образования в частности.

В 1902 году к Скотту — по рекомендации одного из его бывших преподавателей — обратился некий владелец рекламного бюро с просьбой помочь применить психологические методы, чтобы сделать рекламу более эффективной. Скотт был заинтригован идеей. Следуя духу американского функционализма, в своем стремлении с помощью психологии решать самые разнообразные проблемы реальной жизни он далеко ушел от вундтовской психологии.

Скотт написал «Теорию и практику рекламы» (T/ie Theory and Practice of Advertising, 1903 г.), первую книгу по этой тематике. Вслед за ней появились и другие статьи и книги Скотта, росли его знания и опыт в этой области, а также репутация и контакты в деловом мире. Он обратился к проблемам подбора персонала и управления. В 1905 году он стал профессором Северо — западного университета, а в 1909–м — профессором рекламы в коммерческой школе при университете. С 1916 года Скотт занимает должность профессора прикладной психологии и директора бюро торговых исследований в Техническом университете Карнеги в Питтсбурге.

Во время первой мировой войны Скотт предложил военным использовать его знания в подборе персонала для армии. Его предложение оценили не сразу, поскольку в обществе еще не было единодушного убеждения в том, что психология может приносить и практическую пользу. Генерал, с которым Скотту пришлось иметь дело, не скрывал своего недоверия к профессорам. «Он сказал, что обязан следить за тем, чтобы профессора не путались под ногами, что мы находимся в состоянии войны с Германией, и что у него нет времени на какие — то дурацкие эксперименты» (цит. по: Von Mayrhauser. 1989. P. 65). Скотт попытался успокоить рассерженного вояку, пригласил вместе позавтракать и убедил его в ценности своих психологических методов отбора. К концу войны правота Скотта была доказана на практике, он был удостоен медали «За отличную службу» — самой высокой военной награды США, которую может получить гражданское лицо.

В 1919 году Скотт основал собственную компанию (с «оригинальным» названием «Компания Скотта»), которая оказывала консалтинговые услуги по работе с персоналом и повышению эффективности более чем сорока крупнейшим корпорациям страны. Годом позже он стал президентом Северо — западного университета и пробыл на этом посту почти двадцать лет. (Скотт — Холл в Северо — западном университете назван так в честь Уолтера Дилла Скотта и Анны Миллер Скотт.)

В работах Скотта по вопросам рекламы чувствуется влияние вундтовской экспериментальной психологии, которую Скотт изучал в Германии, его попытки привнести ее в область практического. К примеру, он пишет, что органы чувств — это:

…окна души. Чем больше ощущений мы получаем от объекта, тем лучше мы его узнаем. Функция нервной системы — обеспечить нам знание о том, как выглядят, звучат, каковы на ощупь, на вкус, et cetera. окружающие нас объекты. Нервная система, которая не реагирует на звуки или любые другие ощутимые качества, неполноценна.

Рекламные объявления иногда называют нервной системой мира коммерции. Реклама музыкальных инструментов, которая не пробуждает никаких представлений о звуках, — это плохая реклама… Подобно тому, как наша нервная система предназначена дать нам всевозможные ощущения от каждого объекта, так и реклама, которая сравнима с нервной системой, должна вызывать в читателе столько различных образов, сколько их может вызвать сам рекламируемый предмет. (Цит. по: Jacobson. 1951. P. 75.)

Скотт утверждал, что потребители — существа не рациональные и легко поддаются влиянию. Особое внимание он уделил эмоциям и сочувствию как важным факторам, усиливающим внушаемость. Он полагал также — и этот взгляд был широко распространен в то время — что рекламные объявления сильнее действуют на женщин, а не на мужчин, так как последние более эмоциональны и сентиментальны. Применив к рекламе принцип, который Скотт назвал законом внушаемости, он советовал рекламодателям для успешной продажи товаров использовать в обращениях к потребителям прямые команды — к примеру, <Пользуйтесь грушевым мылом!> Ему же принадлежит идея использования возвратных купонов: в этом случае от потребителя требуется произвести некое действие — вырезать купон из журнала или газеты, заполнить его и отправить по почте, чтобы получить бесплатный образец товара. Эти методы — прямые команды и возвратные купоны — использовали многие рекламодатели, и уже к 1910 году они получили широкое распространение в США (Кипа. 1976).

Для отбора лучших работников — особенно продавцов, руководителей и служащих для военных организаций — Скотт изобрел специальные шкалы и групповые тесты, с помощью которых оценивались качества людей, уже зарекомендовавших себя в данной области (см. табл. 8.1). Как и у Уитмера в клинической психологии, у Скотта не было предшественников, взяв работу которых за образец, можно было развивать собственный подход. Он просил армейских чиновников и руководителей коммерческих фирм оцепить внешность, манеры, искренность, производительность, характер и жизненные ценности их подчиненных. Затем оценивалось, в какой мере претенденты на вакансию обладают качествами, которые, по мнению руководителей, были необходимы для успешного выполнения будущей работы, — процедура, во многом схожая с той, что используется в наши дни.

Скотт разработал психологические тесты для оценки интеллектуальных и прочих способностей; его тесты годились для проверки не только каждого кандидата в отдельности, но и целых групп претендентов. Это было особенно важно для кадровых служб крупных предприятий и в армии, где требовалось быстро и адекватно оценить способности большого количества людей.

Тесты Скотта отличались от аналогичных разработок Кеттсла и других психологов. Цель Скотта состояла не в том, чтобы установить уровень интеллекта вообще, а в том, чтобы определить, как человек использует свой интеллект. Другими словами, он хотел понять, как интеллект функционирует в повседневной жизни. Он рассматривал интеллект не с точки зрения конкретных познавательных способностей, а с практических позиций, оценивая, например, быстроту, скрупулезность и правильность выполнения порученных заданий — качества, необходимые хорошему исполнителю. Его интересовала оценка, полученная в ходе тестирования претендентом, в сравнении с оценкой уже зарекомендовавших себя служащих, а не выявление с помощью теста основных характеристик умственных способностей испытуемого.

Таблица 8.1.

Шкала, разработанная Скоттом для оценки качеств младших офицеров. Оценивающий качества своих подчиненных старший офицер вписывает имя каждого испытуемого в строку с соответствующей оценкой.

Скотт, как и Уитмер, не занял видного места в истории психологии. Тому есть несколько причин. Подобно многим прикладным психологам, Скотт не сформулировал собственной теории, не основал школы психологии, не имел преданных последователей из числа студентов. Он довольно мало занимался академическими исследованиями, публиковался изредка — хотя и в уважаемых специальных журналах. Его работа для частных корпораций и армии носила строго практический характер и была призвана решать конкретные проблемы и удовлетворять конкретные потребности. Многие психологи из академических кругов, в особенности те, кто занимал видное положение в крупных университетах и известных лабораториях, не верили в ценность работы прикладных психологов, полагая, что она не вносит лепту в развитие фундаментальной психологии.

Скотт и другие прикладные психологи оспаривали это мнение. Они не усматривали никакого противоречия между практическим применением и прогрессом науки. Они полагали, что «эмпирическое продвижение психологии в основном зависит от результатов вне академического опыта» (Von Mayrhauser. 1989. P. 63). Прикладные психологи утверждали, что внимание публики к практической психологии есть свидетельство ее ценности, которое, в свою очередь, способствует и большему призванию фундаментальных психологических исследований. Таким образом, первые прикладные психологи, которые стремились сделать психологию полезной, были выразителями функционального духа американской психологии.

Развитие индустриальной/организационной психологии

Индустриальная/организационная психология (или психология труда) обязана своим развитием и ростом популярности первой мировой войне. Мы говорили о том, что Скотт добровольно вызвался помочь Армии Соединенных Штатов и предложил специальные оценочные шкалы для отбора армейских офицеров (основанные на его же разработках по оценке профессиональных качеств работников коммерческих предприятий). К концу войны он оценил квалификацию трех миллионов солдат; его работа стала еще одним получившим широкую известность примером практической ценности психологии. После войны услуги индустриальных психологов были нарасхват: торговцы, промышленники, правительственные организации — все хотели усовершенствовать свою систему подбора персонала и внедрить принципы психологического тестирования при найме на работу.

Мы уже упоминали о том, что во время второй мировой войны многие психологи были непосредственно задействованы в деятельности армии. Как и в годы первой мировой, они главным образом занимались тестированием, отсевом и распределением призывников, и надо отметить, что к началу 40–х годов тестология достигла значительных успехов. Управление сложными видами военной техники — такими, как высокоскоростные самолеты — требовало соответствующих способностей и навыков. Для отбора людей, легко обучаемых и обладавших другими необходимыми качествами, психологи разрабатывали новые, более совершенные тесты и методики подготовки кадров.

В ответ на требование военного времени в рамках индустриальной психологии возникли направления, получившие названия инженерной, или технической, психологии, психологии управления и эргономики. Работая со специалистами в области систем вооружения, инженерные психологи внесли значительный вклад в изучение предела человеческих возможностей. В свою очередь, эти знания были использованы при создании технического оборудования, оптимально учитывающего способности человека — оператора. Сегодня инженерные психологи работают не только в отрасли военных технологий, но и в сфере потребительской промышленности — их разработки помогают в создании клавиатур для компьютеров, офисной мебели, бытовой техники, приборных досок в автомобилях и т. п.

В 20–х годах основное внимание индустриальной психологии было сосредоточено на процедурах профотбора — такого подбора кандидатов на работу, при котором человек оказывается «на своем мест». Одно из известнейших исследований в этой области был проведено в 1927 году на базе принадлежащего Западной электрической компании завода в г. Хоторн, штат Иллинойс (Roethlisberger & Dickson. 1939). Эти изыскания вышли далеко за рамки подбора и распределения персонала и затронули сложные проблемы человеческих взаимоотношений, мотивации и сознательности служащих.

Исследование начиналось как простой анализ воздействия условий труда — например, освещения и температуры в помещениях — на его результаты. Выводы удивили нс только руководителей завода, но и самих психологов: оказалось, что для работников социальные и психологические условия труда значат намного больше, чем физические показатели среды.

Исследователям пришлось заняться изучением таких факторов, как стили руководства, неформальные группы, взаимоотношения между служащими и менеджерами, и многих других, способных оказать влияние на мотивацию, производительность и удовлетворение от работы.

С начала 50–х годов в деловом мире начинают признавать влияние мотивации, стиля руководства и других психологических факторов на качество выполнения работы. Эти аспекты рабочей среды, а также социально — психологический климат в целом в значительной степени воздействуют на эффективность труда. Современные психологи тщательно изучают различные типы организаций, принятые в них стили общения, существующие внутри них формальные и неформальные социальные структуры. Признание особой важности организационных факторов воплотилось в переименовании Отделения индустриальной психологии АРА в Общество индустриальной и организационной психологии.

Индустриальная/организационная (И/О) психология продолжает стремительно развиваться. Стоит отметить, что в И/О психологию с самого начала был открыт доступ женщинам. Первой, кто защитил диссертацию в этой области, была Лиллиан Мур Гилбрет (Brown University. 1915), которая, в сотрудничестве с мужем, для повышения эффективности труда предложила проанализировать, насколько целесообразны перемещения и телодвижения работников. Из всех женщин, имеющих докторскую степень по психологии, большинство занимаются именно проблемами психологии труда, чем эта отрасль может по праву гордиться (Koppes, Landy, & Perkins. 1993).

В 20–30–е годы на заводе в г. Хоторн (Иллинойс), принадлежащем Западной электрической компании, проводились исследования в такой сложной области, как человеческие взаимоотношения, стили руководства, мотивация служащих, трудовая сознательность.

Из архива Западной электрической компании.

Хьюго Мюнстерберг (1863–1916)

Хьюго Мюнстерберг, типичный профессор — немец, какое — то время занимал уникальное место в американской психологии и был широко известен публике. Его перу принадлежат сотни статей, опубликованных в популярных журналах, и почти две дюжины книг. Он был частым гостем Белого Дома в Вашингтоне во времена президентства Теодора Рузвельта и Уильяма Говарда Тафта. Получить его консультацию стремились многие представители деловой и правительственной элиты США, знакомством с ним гордились кайзер Германии Вильгельм, сталелитейный магнат Эндрю Карнеги, философ Бертран Расселл, звезды кино и интеллектуалы.

Некоторое время Мюнстерберг был почетным профессором Гарвардского университета, избирался председателем Американской психологической ассоциации и Американской философской ассоциации. Он был основателем прикладной психологии в Соединенных Штатах и Европе. А кроме того, он был одним из тех двух единственных психологов, которые обвинялись в шпионаже (Spillmann & Spillmann. 1993).

Мюнстерберг — «плодовитый пропагандист прикладной психологии» (O'Donnel!. 1985. P. 225), работавший во многих областях. Его биограф пишет, что Мюнстерберг был преуспевающим публицистом, «наделенным необъяснимым нюхом на сенсации. [Его] жизнь — это неустанная работа по самоусовершенствованию, развитию своей науки и возвеличиванию своей [немецкой] родины» (Hale. 1980. P. 3).

К концу жизни Мюнстерберг стал объектом презрения и насмешек, героем газетных карикатур и помехой для университета, которому отдал много лет. Он умер в 1916 году, и для человека, которого называли гигантом американской психологии, над его могилой было сказано совсем немного хвалебных слов.

В 1882 году, в возрасте 19 лет, Мюнстерберг уехал из родного Дан — цига в Лейпциг, где собирался изучать медицину. Но, побывав на нескольких лекциях Вильгельма Вундта, он изменил свои планы на будущее.

Современная психология привлекла его открывающимися перспективами, которых не дали бы медицинские исследования и практика. В 1885 году Мюнстерберг защитил диссертацию под руководством Вундта, а двумя годами позже ему присвоили степень доктора медицины в Гейдельбергском университете, что дало ему дополнительные преимущества для будущих академических исследований. Мюнстерберг начал преподавать во Фрейбурге, но поскольку администрация местного университета не могла выделить средства на создание лаборатории, он оборудовал лабораторию на собственные деньги у себя дома.

Мюнстерберг опубликовал несколько статей по результатам своих психофизических экспериментов, которые Вундт подверг критике, поскольку эти исследования касались познавательной стороны сознания, а не его структуры. Однако у Мюнстерберга появились последователи, и вскоре в его лабораторию стали сьезжаться студенты со всей Европы. Все складывалось замечательно: прекрасное начало карьеры в одном из крупнейших университетов Германии и репутация уважаемого ученого.

В 1892 году Вильям Джемс сделал Мюнстербергу заманчивое предложение, пригласив его занять высокооплачиваемый пост директора психологической лаборатории Гарвардского университета. Чтобы завлечь немецкого коллегу в Гарвард, Джемс прибег к откровенной лести, написав ему, что лабораторией лучшего в Соединенных Штатах университета должен руководить непременно гений. Мюнстерберг предпочел бы остаться в Германии, но честолюбие заставило его принять предложение Джемса.

Переезд из Германии в Соединенные Штаты — и переход от чисто экспериментальной психологии к прикладной — дался Мюнстербергу нелегко. Сначала он не одобрял распространение прикладной психологии и ругал университетских чиновников, оплачивающих труд ученых так низко, что им приходилось переключаться на практические вопросы. Он критиковал американских психологов, которые на потребу публике писали популярные книги, за плату читали лекции коммерсантам и предлагали свои услуги в качестве экспертов. Вскоре, однако, Мюнстерберг и сам с успехом все это практиковал.

Прожив в Соединенных Штатах десять лет и, возможно, осознав, что в Германии подходящую должность ему нс. найти, Мюнстерберг написал свою первую книгу на английском, которая получила название «Американский характер» (American Traits, 1902 г.) — психологический, социальный и культурный анализ американского общества. Мюн — стерберг, плодовитый и одаренный писатель, надиктовал своему секретарю книгу в 400 страниц менее чем за месяц. Джемс как — то заметил, что мозг Мюнстерберга, наверное, никогда не устает.

Восторженные отклики на книгу побудили Мюнстерберга писать «на публику», и вскоре в популярных журналах его статей стало появляться больше, чем в научных. Обратившись к злободневным проблемам, он приостановил свою работу по изучению содержания сознания. В его статьях можно было прочитать об отдельных судебных делах, о современном уголовном законодательстве, рекламе потребительских товаров, советах специалиста, а также о психическом здоровье и психотерапии, об образовании, проблемах бизнеса и даже о психологии кинематографа. Мюнстерберг не забыл и о современных средствах массовой информации: подготовив соответствующие темы по вопросам обучения и бизнеса, он сделал фильм о тестах на интеллект, который впоследствии часто демонстрировался в кинотеатрах.

Мюнстерберга нельзя было назвать пугливым человеком. Во время нашумевшего судебного процесса он провел приблизительно 100 тестов на интеллект с профессиональным убийцей, обвиненном в убийстве 18 человек, который в свою очередь обвинил одного профсоюзного лидера в том, что тот заказывал эти убийства. На основании результатов теста — еще до решения суда присяжных — Мюнстерберг объявил, что обвинение убийцей профсоюзного лидера истинно. Когда суд оправдал профсоюзного лидера, это решение подорвало доверие к Мюнстербергу; в одной газете он даже был назван «профессором Монстрворком» — то есть тем, чьи деяния внушают ужас.

В 1908 году Мюнстерберг активно участвовал в дискуссиях по поводу введения запрета на продажу алкогольных напитков. Он выступил против сухого закона, обосновывая свою позицию с точки зрения психолога и доказывая, что умеренная торговля алкогольными напитками даже выгодна. Немецкие пивовары, работающие в США, включая Адольфуса Буша и Густава Пабста, были в восторге от того, что их поддержал сам Мюнстерберг, и внесли крупную денежную сумму для поддержки усилий Мюнстерберга по улучшению образа Германии в Соединенных Штатах.

К несчастью, Буш выделил Мюнстербергу 50 тысяч долларов для основания Германского музея буквально через несколько недель после того, как Мюнстерберг опубликовал статью с критикой сухого закона, В атмосфере шпиономании того времени это стечение обстоятельств привлекло внимание средств массовой информации.

Нельзя также не сказать пару слов о взглядах Мюнстерберга на роль женщины в общественной жизни. Хотя он и оказал поддержку некоторым женщинам — ученым в Гарварде, включая Мэри Уитон Кал — кинс, все же он считал, что научная работа предъявляет женщинам слишком высокие требования. По его мнению, место женщины — дома, ее не следует готовить для карьеры. Женщины не должны преподавать в общественных школах, поскольку они не способны соперничать в этом деле с мужчинами и не могут служить авторитетом для мальчиков. Он был против того, чтобы женщины участвовали в суде присяжных из — за их неспособности принимать рациональные решения. В газетах всего мира по этому поводу появились статьи с заголовками на всю полосу.

Президенту Гарвардского университета и большинству коллег Мюн — стерберга была не по душе вся эта шумиха вокруг него, его заинтересованность практическим применением психологии они также не приветствовали. Напряженные отношения достигли предела, когда в годы первой мировой войны Мюнстерберг во всеуслышанье защищал свою немецкую родину. Война вспыхнула в Европе в 1914 году, и хотя вплоть до 1917 года Соединенные Штаты не вступали в конфликт, в американском обществе господствовали антинемецкие настроения. Германия была агрессором в войне, которая уже унесла миллионы жизней, и Мюнстерберг, открыто защищая Германию, занимал позицию, более чем непопулярную.

Газеты сообщали, что Мюнстерберг, так и не принявший гражданства Соединенных Штатов, в действительности был секретным агентом, шпионом и высокопоставленным немецким офицером. Бостонские газеты призывали к увольнению его из Гарварда. Его соседи подозревали, что голуби, которых его дочь кормила на заднем дворе, использовались для переправки сообщений другим шпионам. Один из бывших питомцев Гарварда посулил университету 10 миллионов долларов, если Мюнстерберга уволят.

Мюнстерберг получал письма с угрозами смерти, коллеги оскорбительно высказывались в его адрес. Остракизм и ядовитые нападки в конечном счете сломали его дух. Холодным ветреным днем 16 декабря 1916 года в газетах появились предположения о мирных переговорах в Европе. «К весне установится мир», — сказал Мюнстерберг жене (Mlinsterberg. 1922. P. 302). Он отправился на утреннюю лекцию пешком, через глубокие сугробы. Добравшись до университета, он почувствовал себя очень уставшим. Однако он вошел в аудиторию и начал лекцию. Он говорил «примерно полчаса, затем, казалось, запнулся на какое — то мгновенье, протянул правую руку к столу, будто хотел опереться» (New York City Evening Mail, December 16. 1916)^. Он упал на пол на полуслове и тут же умер от обширного удара.

Первой прикладной областью, к которой обратился Мюнстерберг, была судебная психология. Он писал журнальные статьи на такие темы, как предупреждение преступления, использование гипноза при допросе подозреваемых, использование тестов на интеллект для опреде-^Выражаем особую благодарность д — ру Л. Т. Бенджамин за предоставление этой информации, основанной на ее исследованиях бумаг Мюнстерберга, хранящихся в публичной библиотеке Бостона.

ления виновности, недостоверность свидетельских показаний. Особенно его интересовала последняя проблема — вероятность ошибочного восприятия преступления. Он провел исследования, в ходе которых свидетелей опрашивали немедленно после имитации преступления. Несмотря на свежесть воспоминаний, отмечалось заметное расхождение ответов испытуемых относительно деталей увиденного. Насколько же будут точны эти свидетельства в зале суда, вопрошает Мюнстерберг, если преступление и рассмотрение дела разделяют несколько месяцев?

В 1908 году вышла его работа под названием «Со свидетельского места» (On the Witness Stand), посвященная проблемам показаний свидетелей. В книге рассматривались и другие психологические факторы, способные оказывать влияние на решение суда: ложные признания, роль предположений в опросе свидетелей, использование физиологических измерений (пульса, кровяного давления, электрического сопротивления кожи) для обнаружения изменений в эмоциональном состоянии подозреваемого или ответчика. Совсем недавно, в 1976 году, эта работа была переиздана — почти 70 лет спустя первой публикации.

В конце 70–х вновь возник интерес к исследованиям Мюнстер — берга (Loftus. 1979; Loftus & Monahan. 1980), было образовано отделение Американской психологической ассоциации — Американское общество юристов и психологов, целью которого является развитие судебной психологии.

Мюнстерберг начал работать над своей книгой «Психотерапия» (Psychotherapy) (она вышла в 1909 году) в несколько необычной обстановке. Он лечил пациентов в лаборатории, а не в клинике, и никогда не назначал плату за лечение. Он полагался на свою репутацию врача и никогда не скрывал от своих пациентов, какие методы лечения к ним будут применяться.

Психические болезни, считал Мюнстерберг, возникают из — за неспособности человека приспособить свое поведение к окружающей обстановке, а не в результате скрытых конфликтов в подсознании, как утверждал Зигмунд Фрейд. «Никакого подсознания не существует», — такова была позиция Мюнстерберга (цит. по: Landy. 1992. P. 792). Когда в 1909 году Фрейд по приглашению Холла посетил университет Кларка, Мюнстерберг специально покинул страну. Он вернулся только после того, как Фрейд уехал в Европу, избежав тем самым конфронтации.

Терапевтический метод Мюнстерберга заключался в том, чтобы устранять беспокоящие пациента мысли, избавить его от нежелательных или вредных привычек, заставить пациента забыть о негативных эмоциях. Он успешно справлялся с рядом проблем, включая алкоголизм, наркотическую зависимость, галлюцинации, навязчивые мысли, фобии и сексуальные расстройства. Первое время он прибегал к гипнозу как методу лечения, но после того, как одна женщина пригрозила застрелить его из пистолета, Мюнстерберг отказался от гипноза. Эта история попала в газеты, и мэр Гарварда потребовал от Мюнстерберга, чтобы тот прекратил гипнотизировать женщин.

Книга Мюнстерберга «Психотерапия» привлекла широкое внимание общественности к проблемам клинической психологии, но не была принята Уитмером, который незадолго до этого открыл свою клинику в Пенсильванском университете. Уитмер никогда не достиг, да и не стремился достичь, той популярности, какая сопровождала Мюнстерберга. В одной из статей, написанной им для журнала «Психологическая клиника», Уитмер жаловался, что Мюнстерберг «унизил» профессию, рекламируя методы психотерапевтического лечения. Он говорил, что Мюн — стерберг производит впечатление какого — то гипнотизера, потому что «уж слишком бойко действует этот профессор психологии [Гарварда] — будто вылечил в своей психологической лаборатории не одну сотню всевозможных нервных заболеваний» (цит. по: Hale. 1980. P. 110).

Мюнстерберг также содействовал продвижению индустриальной психологии. Началом этой деятельности можно считать публикацию в 1909 году статьи под названием «Психология и рынок» (Psychology and Market). В статье указывались те сферы производства, в которых психология могла бы оказаться полезной: профессионально — техническая подготовка, реклама, управление персоналом и т. д.; рекомендовалось проводить тесты на интеллект, оценивать уровень мотивации наемных работников, а также влияние на результаты труда монотонного характера работы.

Мюнстерберг провел ряд серьезных исследований в тех компаниях, в которых он работал как консультант. Результаты были опубликованы в книге «Психология и эффективность производства» (Psychology and Industrial efficiency, 1915 г.). Книга пользовалась такой популярностью, что вошла в список бестселлеров. Мюнстерберг доказывал, что наилучший способ повысить эффективность и производительность труда — подбирать работникам должности, которые соответствуют их характеру и умственным способностям. Используя методы психологического отбора, такие, как тесты на интеллект и моделирование процесса производства, работодатели смогут определить знания, умения и способности будущих работников.

Мюнстерберг проводил исследования с людьми различных профессий, таких, как капитан корабля, водитель трамвая, телефонный оператор и продавец, демонстрируя, как техника психологического отбора может способствовать повышению производительности труда. Например, он пришел к выводу, что разговоры в рабочее время снижают эффективность труда. Однако Мюнстерберг предложил не запрещать работникам общаться друг с другом, что неизбежно вызвало бы враждебность с их стороны, а расположить рабочие места так, чтобы затруднить процесс общения. К примеру, говорил Мюнстерберг, можно увеличить расстояние между станками на заводе или разделить перегородками рабочие места в офисе.

Мюнстерберг не формулировал теорий, не создавал новых школ мышления, и — с того момента, как он начал заниматься прикладной психологией — не проводил фундаментальных исследований. Он утверждал, что его исследования функциональны, то есть служат конкретным целям и предназначены помогать людям. Мюнстерберг критиковал психологов, <цеплявшихся> за интроспективный метод (несмотря на то, что когда — то сам изучал его у Вундта) и не желавших использовать современные методики и открытия на пользу человечеству.

Неоднозначную, но яркую научную судьбу Мюнстерберга можно охарактеризовать одной фразой: психология должна быть функциональной и полезной. Несмотря на особенности его немецкого характера, он был истинным, в духе своего времени, американским психологом.

Прикладная психология в Соединенных Штатах

Деятельность психологов в годы первой мировой войны обеспечила психологии, по образному выражению Кеттела, «место на карте и на первых полосах газет» (цит. по: O'Donnell. 1985. P. 239). Холл писал, что война «придала огромный импульс прикладной психологии. Для психологии, в целом, она была благом… [Нам] не надо стараться заниматься только чистой наукой» (Hall. 1919. P. 48). В то время как отдельные психологические издания, такие, как «Журнал экспериментальной психологии», на время войны приостановили свою деятельность, «Журнал прикладной психологии» процветал. К моменту окончания войны, в 1918 году, прикладная психология стала по — настоящему уважаемой профессией. «Прикладная психология, — говорил Торндайк, — это научная работа. Создать психологию для бизнеса, промышленности или армии тяжелее, чем создать психологию для других психологов, и потому это требует большего таланта» (цит. по: Camfield. 1992. P. 113).

От успеха прикладной психологии выиграла и фундаментальная наука. Прежде всего, она получала достаточное финансирование, а университетским психологам теперь вполне хватало рабочих мест. Открывались новые факультеты психологии, строились новые лаборатории, выросло жалованье профессоров и преподавателей. Втрое увеличились ряды АРА: с 336 членов в 1917 году до более 1100 в 1930–м (Camfield. 1992).

В 20–х годах психология стала чем — то вроде «национальной мании» (Dennis. 1984. P. 23). Люди верили, что психологи могут «утрясти» все проблемы — от дисгармонии в супружестве до неудовлетворенности работой; и помогут продать все что угодно — от автомобилей до жидкости для полоскания рта. Возросшая востребованность психологии для решения проблем реальной жизни обусловила значительный отток психологов из академических исследований в прикладные сферы. Среди психологов, упомянутых в справочнике Кеттела «Ученые Америки» (1921 г.), больше 75 процентов были заняты в прикладных отраслях; для сравнения — в 1910 году это число составляло 50 процентов (O'Donnell. 1985). На конференциях Нью — Иоркского отделения АРА в начале 20–х годов существенно — по сравнению с довоенным периодом — возросло число докладов, посвященных прикладным исследованиям (Benjamin. 1991).

Однако к началу 30–х годов — десятилетию всемирной экономической депрессии — прикладная психология подверглась критике за неспособность отвечать требованиям времени. Ведущие представители делового мира сетовали, что индустриальная психология не в состоянии помочь избавиться от нахлынувших бед. Так, например, неудачные опыты с плохо разработанными методиками подбора персонала привели к тому, что на многие предприятия нанимали неквалифицированных работников.

Возможно, ожидания психологов и их клиентов были слишком высоки, но, как бы то ни было, общественность явно охладела к прикладной психологии. Одним из критиков, чей голос звучал громче других, была Грейс Адаме, бывшая студентка Титченера. В своей статье «Упадок психологии в Америке» (The Decline of Psychology in America), опубликованной в одном из популярных журналов, Адаме утверждала, что психология «отказалась от своих научных корней ради того, чтобы отдельные психологи могли обрести популярность и процветание» (цит. по: Benjamin. 1986. P. 944). «Нью — Йорк Тайме» и другие влиятельные газеты ругали психологов за то, что те преувеличивают свои возможности, и за неспособность улучшить создавшуюся в период депрессии ситуацию. Внимание общественности к психологии ослабло, и ее доброе имя было восстановлено только в 1941 году, когда Соединенные Штаты вступили во вторую мировую войну. И снова война как контекстная сила оказала заметное влияние на развитие психологии.

В годы второй мировой войны психологии пришлось решать множество проблем, и это не только вернуло, но даже и повысило ее авторитет. Почти 25 процентов американских психологов непосредственно участвовали в деятельности армии, а многие другие помогали косвенно — своими исследованиями и публикациями. Как ни странно, война приподняла и ослабевшую психологию в Германии, где нацисты лишили работы всех психологов — евреев. Немецкой армии требовалась помощь психологии в отборе квалифицированных офицеров, пилотов, подводников и других специалистов (Geuter. 1987).

В послевоенные годы американская психология испытала стремительный рост — наиболее существенные изменения коснулись прикладных направлений. Прикладная психология опередила много лет господствовавшую академическую ветвь, ориентированную на исследования. Если перед второй мировой войной в экспериментальном направлении работало 70 процентов всех докторов наук в области психологии, то в 1984–м это число равнялось всего 8 процентам (Goodstein. 1988). До войны 75 процентов всех психологов, имевших докторскую степень, работали в академических учреждениях, а к 1989 году — только 30 процентов (Kohout & \^icherski. 1990). Смена акцентов коснулась и деятельности Американской психологической ассоциации: основные руководящие посты в ней заняли прикладные психологи (чаще это были представители клинической психологии). В 1988 году группа членов АРА, работающих в области академических исследований, инициировала создание собственной организации — Американского психологического общества (APS).

Комментарии

С той поры, как — во многом благодаря Холлу, Кеттелу, Уитмеру, Скотту и Мюнстербергу, получившим психологическое образование у Вундта в Германии, — психология появилась в Соединенных Штатах, она претерпела радикальные изменения. В результате их усилий, психология перестала быть наукой лекционных залов, библиотек и лабораторий, она стала частью повседневной жизни. Кроме тестирований, психологии школьного и высшего образования, клинической, консультативной, индустриальной и судебной психологии, появились психология потребителя, населения, окружающей среды, социальная, терапевтическая, реабилитационная, семейная, спортивная, оздоровительная и военная психология, а также психология средств информации. Психологи занимаются проблемами наркомании, религии, искусства, войны и мира, этнических меньшинств и т. д.

Такое расширение сферы применения психологии было невозможно, пока она имела дело с психическими элементами или содержанием сознательного опыта. В этой, посвященной функционализму, главе мы рассказали о людях, идеях и событиях, которые продвинули американскую психологию далеко за границы лейпцигской лаборатории Вундта. Мы рассмотрели следующие вопросы:

1. Взгляды Дарвина на приспособляемость и функционирование.

2. Определение Гальтоном индивидуальных различий.

3. Прагматизм и практицизм американской психологии.

4. Переход от изучения содержания сознания к изучению его функций, осуществленный Джемсом, Энджеллом, Кэрром и Вудвортом.

5. Экономические и социальные факторы, а также фактор войны.

Благодаря всем этим факторам психология, предназначенная изменить нашу жизнь, стала активной, напористой, популярной и влиятельной наукой. Мощное движение американской практической психологии было усилено бихевиоризмом — следующей по счету школой мышления в психологии.

1. Раскройте экономические факторы, которые повлияли на развитие прикладной психологии. Как вы думаете, смогла бы прикладная психология развивается без влияния этих факторов?

2. С какими новыми разработками в американской психологии связывают имя Г.Стенли Холла? Каким образом эволюционная теория Дарвина повлияла на взгляды Холла? Почему Холла называли генетическим психологом?

3. Сравните подходы Кеттелла и Бине к проведению тестов умственных способностей. Как они повлияли на развитие методов тестирования?

4. Каким образом метафоры из области медицины и техники способствовали повышению авторитетности проведения тестов на интеллект? Как эти тесты использовались в США для доказательства теории расовых различий по интеллекту и недоразвитости иммигрантов?

5. опишите вклад Уитмера и Мюнстерберга в развитие клинической психологии. Каково было влияние второй мировой войны на это развитие?

6. Обоснуйте роль Скотта и Мюнстерберга в создании психологии промышленного менеджмента. Как на ее развитие повлияли исследования в Хоторне? Раскройте роль второй мировой войны в этом процессе.

Katzell,R.A. & Austin, J.T. (1992) From then to now: The development of industrial — organizational psychology in United States. Journal of Applied Psychology, 77,803–835, О развитии индустриальной/организационной психологии с начала XXвека; оценка влияния индустриальной/организационной психологии на современную психологию и американское индустриальное общество.

Landy,F.J. (1992) Hugo Mu/nsterberg: Victim or visionary? Journal of Applied Psychology.77, 787–802. Анализ вклада Мюнстерберга в прикладную психологию и возможных причин гонений на него.

McReynolds, P(1987) Lightner Witmer: Little — known founder of clinical psychology. American Psychologist,42,849–858. рассказ о жизни и карьере Уитмера, о работе его клиники при университете Пенсильвании, оценка его вклада в психологию.

Sokal, M.M.(Ed.)(1987) Psychological testing and American society: 1890–1930.new Brunswick, NJ: Rutgers University Press. Рассматриваются идеи, программа и практика первых лет тестологии.

Von Mayrhauser, R.T. (1989) Making intelligence functional; Walter Dill Scott and applied psychological testing in Word War I. Journal of the History of the Behavioral Science,25.60–72.описываются достижения Скотта, Тордайка и других психологов в создании групповых тестов на интеллект.

White, S.H. (1990) Child study at Clarc University:1894–1904. Journal of the History of the Behavioral Science,26,131–150. описывается метод анкетирования при изучении детского развития, разработанный Г.Стэнли Холлом.