14

У Белобородова, после того как прибыли Бронников и Родионов, все неслось так стремительно, что я забыл посматривать на часы и снова вынул их, лишь войдя в штаб полка.

Часы показывали восемнадцать сорок.

Штаб полка был расположен в деревушке Талице, меж станциями Гучково и Снигири, в здании кирпичного завода, в большой сводчатой печи для выжигания кирпичей. Несколько ламп, в которых горел бензин, смешанный с солью (его пламя белее и ярче керосинового), освещали эту странную резиденцию штаба.

В печи было жарко. Ее обогревала накаленная железная бочка из-под горючего с вырезанным в днище отверстием — походная «буржуйка» штаба.

Сюда уже собрались командиры батальонов, извещенные по телефону.

Я сразу узнал капитана Романова, комбата-один, героя дивизии, неизменного участника самых опасных и самых славных ее дел. Среди всех одетых в шинели он один был в ватной телогрейке, туго стянутой ремнем.

И почти все другие были мне знакомы: старший лейтенант Копцов, две недели назад командир роты, заменявший теперь выбывшего комбата-два; начальник штаба капитан Величкин; капитан Тураков, начальник оперативной части, не умеющий прикрикнуть, грозно при казать, но преданный полку, старательный, мягкий, милый человек. Здесь же начальник связи, командиры пешей и конной разведки, командир саперной роты.

Войдя, Суханов молча достал из полевой сумки карту, расстелил ее около лампы, почесал шею.

Кондратенко уселся на кровать, сбитую из нестроганых досок.

Собравшиеся продолжали негромко разговаривать, шутить, посмеиваться, никто ни о чем не спросил командира полка, некоторые даже не посмотрели туда, где он сидел, но во всем — даже, казалось, в самом воздухе этого низкого сводчатого помещения — чувствовалось возбуждение, напряжение, нервное ожидание.

— Вот, товарищи, задача, — негромко и неторопливо произнес Суханов.

Разговоры мгновенно оборвались. Все подошли к командиру полка.

И по- прежнему неторопливо, порой сам прерывая себя размышлениями вслух, Суханов изложил задачу.

— Пути, пути надо искать, — сказал Романов.

— Путь знакомый, — улыбаясь, ответил Тураков. — По этому лесу отходили. Теперь вперед пойдем.

— Нас Родионов поведет, — сообщил Суханов.

— С Родионовым пройдем, — уверенно сказал Романов. — Но протащим ли обозы?

— Когда пойдем тропками, придется оставить под охраной. Минометы, боеприпасы — все возьмем на спины.

— А пушки?

— Пока здесь оставим.

— Нет, — говорит Родионов, — я свою возьму. Хоть на плечах, а потащу.

Суханов обращается к начальнику связи:

— Радио тоже придется нести на себе.

— Нельзя, товарищ подполковник. Оно смонтировано с машиной…Принимать без мотора будет, а передавать не будет.

— А сколько у нас провода?

— Восемь километров…

— Тогда радио подвезти как можно ближе, потом провод будем за собой тащить.

Следующий вопрос Суханова — к командиру саперной роты:

— Миноискатели исправны?

— Так точно.

Тогда так… Два миноискателя дайте капитану Романову — он впереди пойдет, а третий пришлите с сапером ко мне, чтобы был под рукой при штабе.

— Есть, товарищ подполковник…

— Ну-с, товарищи, приказ будет таков. Пишите, Величкин. Первый батальон подходит к северной окраине Трухоловки и по сигналу врывается в село. Только гляди, Романов, генерал приказал так: не выйдет с Трухоловкой — не очень надо, на рожон не лезь. Если не займешь, наделай побольше шуму, оттяни на себя все, что там у них имеется, и прикрывай Копцова. Копцову… Величкин, пишите…

— Пишу: второй батальон…

— Так. Второй батальон выходит лесом на Волоколамское шоссе и седлает его, не допуская отхода противника. Пункт выхода 800 метров восточнее Трухоловки. И, как выйдешь, Копцов, сразу связывайся с мотобатальоном, а то, сохрани бог, перестреляете друг друга. Третий батальон — резерв. На марше следовать таким порядком: разведвзвод, первый батальон, штаб полка, второй батальон, третий батальон. Все. Выступать через десять минут. Управитесь?

Не отвечая на вопрос, Романов спрашивает:

— Разрешите идти?

— Идите. Только смотри, Романов, осторожнее с минными полями…

Романов выходит первый, за ним другие.

В обжигательной печи, откуда уходит штаб, идут быстрые сборы. Тушат огонь в железной бочке и выкатывают ее наружу, завязывают вещевые мешки, открепляют провода от полевого телефона. Величкин дописывает приказ и подает на подпись Суханову и Кондратенко. Суханов складывает и прячет карту. Все выходят. Гасится одна лампа, другая, наконец погашена последняя — в печи темно: штаба здесь уже нет.

По заметенной дороге, увязая в снегу, отворачивая лица от ветра, идем вдоль длинного заводского здания к шоссе.

Батальон Романова уже на месте; бойцы стоят «вольно», некоторые присели на корточки; разговоров не слышно. Из поселка, чернеющего невдалеке, появляется темная колонна и направляется сюда — это подтягиваются другие батальоны.

На правом фланге стоят разведчики. Их белые капюшоны, белые рубахи и штаны кажутся чуть синеватыми в призрачном свете снежной ночи; безмолвные, едва различимые, они похожи на взвод привидений. Здесь их осталось немного. Часть — те, что днем ходили с Родионовым, уже отправились вперед: всю дорогу они в качестве головного дозора и разведки будут идти на два-три километра впереди полка. Другие пойдут на некотором расстоянии по обеим сторонам и сзади, охраняя полк в походе. Эти группы уже где-то стоят по местам, не видимые среди снежной ночи.

Суханов и Кондратенко идут в голову колонны.

Здесь Родионов и его помощник, молодой, легкий на ногу нанаец Бельды.

— Ну как, Родионыч? — неопределенно спрашивает Суханов.

— Все в порядке…

Вздохнув, Суханов произносит как-то по-домашнему, совсем не начальническим тоном:

— Ну, пошли…

Тотчас раздается тихая команда:

— Смирно! За направляющим шагом марш!

И полк двинулся.

Загрузка...