Истребитель подводных лодок

Глава 14. «Попался, который кусался»

Наша служба на юге подходила к концу. Возвратившись в июле в Белфаст, мы получили приказ выйти в Скапа-Флоу, чтобы присоединиться к флоту метрополии на период операции в арктических водах. Этого назначения я всегда смертельно боялся по двум причинам.

Во-первых, зимой 1941 года командование флота метрополии уже пыталось забрать меня в свои лапы, и я знал, каким неинтересным является это назначение. Мы должны были охранять крупные корабли, обычно идущие слишком большим ходом для моих 18-узловых кораблей или даже для моего собственного 24-узлового корабля. Поэтому наша помощь вряд ли могла быть эффективной. Кроме того, при таком соотношении скоростей наша служба заключалась бы в основном в непрерывном движении на полных ходах с целью удержать свое место в охранении. Помимо всего этого, наши небольшие корабли на таком ходу не смогли бы выдержать удары волн, подобно авианосцам и крейсерам, которые мы должны были охранять. Поэтому как только бы засвежело, мы начали бы получать поломки и вынуждены были бы просить об уменьшении скорости.

Во-вторых, я знал, что из-за резких изменений температуры воды на различных глубинах воды Арктики в течение долгих периодов бывают наихудшим проводником акустических импульсов асдика. А без асдика эти специализированные противолодочные фрегаты фактически оказывались беспомощными.

Когда я получил этот приказ, меня охватили мрачные предчувствия. Дальнейшие события показали, что они оказались верными.

Но выхода не было, и в начале августа мы вышли в море. Я избрал красивейший из всех маршрутов — вдоль западного побережья Шотландии по проливам Джура и Малл, вокруг о. Скай и по проливам Малый и Северный Минч. Погода стояла великолепная. Поднимаясь к северу, мы изо всех сил старались поддержать репутацию эскортных сил Западных подходов.

По прибытии в Скапа-Флоу мы прошли сквозь линии эскадренных миноносцев флота метрополии, болтавшихся на своих бочках в проливе Гатта. Их внешний вид привел меня в ужас — они были страшно грязными. Эти эскадренные миноносцы плавали в море, вероятно, меньше большинства кораблей эскортных сил Западных подходов, и, казалось, не было оправдания их ужасному состоянию. Лишь отчаянная скука, бездеятельность при выходах в море для выполнения однообразных обязанностей и стоянка в гавани с ее надоевшим окружением могли быть причиной этого. Проходя по линии, мы увидели один щеголеватый корабль, но он был под иностранным флагом.

Приняв топливо и ошвартовавшись, мы узнали на штабном корабле, что операция, в которой мы должны были принять участие, начнется не раньше чем через неделю. Боясь, как бы моя отлично отработанная флотилия не разболталась под влиянием лени и скуки, всегда имеющих место в бездействующем флоте, я организовал гребные и парусные соревнования. Это довольно странное для военного времени занятие пользовалось большим успехом, особенно потому, что мой корабль занял одно из последних мест.

Предстоящая операция имела двоякое назначение. По линейному кораблю «Тирпиц», который стоял в Тромсе, намечалось нанести воздушный удар с участием большого количества самолетов с авианосцев. В это время конвой, направлявшийся в Россию, должен был огибать мыс Нордкап. Согласно замыслу операции эти одновременные действия должны были потребовать от немцев слишком большого напряжения сил и помешать им оказать эффективное противодействие сразу на двух направлениях.

Я надеялся, что мою группу выделят для присоединения к эскорту конвоя, так как только для охранения я были пригодны наши корабли. Но этого не случилось.

Нам приказали находиться в охранении эскадры, состоявшей из крейсера «Кент» и эскортных авианосцев «Набоб» и «Трампетир». 18 августа мы вышли в море.

По прибытии в район, из которого самолеты должны были подняться в воздух, силы флота начали маневрировать, поворачивая время от времени на ветер, чтобы поднять в воздух или принять самолеты.

При каждой перемене курса на обратный наши сравнительно тихоходные корабли должны были давать самый полный ход, чтобы занять свои места впереди по курсу и на носовых курсовых углах больших кораблей, которые легли на новый курс. Казалось, этому захватывающему дух маневрированию никогда не придет конец. Конечно, корпуса наших кораблей до некоторой степени служили препятствием для немецких лодок, поэтому кое-какую пользу мы все же приносили.

Флот держался в этом небольшом районе в течение двух суток, и меня удивляло, что немецкие подводные лодки, о которых было известно, что они, довольно часто появляются в этом районе, не пытались атаковать нас. Подошло время отойти на запад в точку встречи с танкерами для приема топлива, чтобы затем возобновить атаки авиации, а признаков реакции противника все еще не было. Корабли моей группы шли впереди эскадры и на траверзах в качестве завесы охранения. Море было спокойно. Свинцовая угрюмая масса равномерно колыхалась под серым небом. Пробное обнаружение асдиком надводных целей свидетельствовало о том, что условия поиска подводных лодок будут плохими.

Мы шли постоянным курсом. Переход в район приема топлива должен был дать нам передышку от непрерывного маневрирования, связанного с действиями авианосцев, которые поднимали в воздух или принимали свои авиагруппы. «Невозможно понять причины пассивности немецких подводных лодок», — заметил я. «Благодарение судьбе, — ответил Ридли. — Трудно представить себе худшие условия гидроакустической проходимости».

Не успел он произнести эти слова, как корабль содрогнулся от взрыва. «Это подводный взрыв», — воскликнул я и бросился к трапу, ведущему на мостик. Когда я поднялся на него, вахтенный офицер объявил боевую тревогу. Вдали без хода стоял «Набоб». Торпеда ударила его позади мидельшпангоута. Корма «Набоб» осела низко в воду.

«Кент» и «Трампетир» отвернули в сторону и увеличили ход, уходя из опасной зоны. Силы охранения следовало распределить в соответствии с создавшейся обстановкой.

«Первому дивизиону изменить курс всем вдруг на 140° вправо», — приказал я. В результате половина моей флотилии могла отойти на помощь атакованному авианосцу.

«Второму дивизиону образовать охранение вокруг «Кент» и «Трампетир».

«Всем кораблям поставить «Кат». По-видимому, «Набоб» был поражен в корму именно акустической торпедой.

Когда мы ложились на новый курс, я спросил Билла, наблюдавшего за действиями команды на юте: «Кат» уже поставлен?»

«Его как раз вываливают за борт, сэр», — ответил он. В этот момент корабль содрогнулся от сильного взрыва в кормовой части, а через несколько мгновений в воздух взлетел огромный столб воды. Вместе с ним поднялись глубинные бомбы, металлические листы и человеческие тела. Корабль начал сильно вибрировать. Завыли сирены Американские военные корабли, кроме обычной сирены, имеют туманный горн довольно низкого тона с пронзительным, раздражающим слух звучанием. «Бикертон», построенный в Штатах, имел именно такой горн. Находиться на корабле, когда его включали, было пыткой. Ужасный вой этого горна не давал возможности управлять кораблем, так как нельзя было передать какое-нибудь приказание, даже крича человеку в ухо.

Всеобщее смятение еще более усилилось, когда взрывом разворотило бак с жидкостью, который стоял на корме и являлся частью аппаратуры для постановки дымовых завес. Вентиляторы вдувной вентиляции тотчас же втянули облако дыма внутрь корабля. Этот удушливый дым распространился по всему кораблю от носа до кормы и сделал невозможным пребывание в корабельных помещениях и даже на верхней палубе. Приходилось находиться на наветренном борту, чтобы иметь возможность дышать. Внезапно, к своему ужасу, я увидел, что небольшая группа «зеленых» матросов впала в панику. Спустив вельбот, матросы начали прыгать в него. Я не имел возможности подать команду, так как ревел туманный горн. Поэтому я бросился вниз на верхнюю палубу и жестами остановил панику, заставив вельбот подойти обратно к борту. Когда матросы вскарабкались обратно на борт, они были сильно смущены.

Внезапно шум прекратился: кто-то из машинной команды нашел нужный клапан и перекрыл пар к туманному горну. Проходя мимо изуродованных трупов, обожженных и раненных людей, я увидел, что корма нашего корабля сильно разрушена. Корабль стоял без хода. Корма его была погружена в воду.

Было ясно, что корабль не сможет дать ход. Оставалась надежда отбуксировать его в базу, если только носовая часть не получила повреждений. Поэтому следовало осмотреть межпалубные помещения. Эта работа требовала крепких нервов, так как необходимо было спуститься внутрь корабля, очевидно, сильно поврежденного, низко сидящего в воде. Медленная валкая качка говорила о том, что корабль потерял остойчивость. Я знал, что если главная водонепроницаемая переборка не выдержит, корабль может внезапно затонуть. Для осмотра корабля выделили группу добровольцев. Вскоре они доложили, что, хотя большая часть кормы и юта оторваны, оставшаяся часть корабля — от переборки кормового машинного отделения — не пострадала. Таким образом, еще один из наших великолепных небольших кораблей доказал, что они способны выносить сильные удары и оставаться на плаву.

В первую очередь следовало снять с корабля раненых, а также членов экипажа, без которых можно было обойтись, и передать ях на один из наших кораблей. Немецкая подводная лодка каждую минуту могла возвратиться, чтобы атаковать «Бикертон» и «Набоб».

Старший радиотелеграфист подчеркнуто не торопился сойти с корабля и демонстративно медленно укладывал кода, переговорные таблицы и другие документы по связи. Это действовало успокаивающе на остальных.

Один из матросов, тяжело раненный в голову, упорно отказывался оставить корабль.

Когда последний матрос из первой партии эвакуированных покинул корабль и благополучно высадился на «Кемпторн», стало легче. Если теперь подводная лодка и возвратится, чтобы добить нас, из воды придется подбирать немногих.

Тем временем была сделана перекличка. Оказалось, что убито более сорока человек. Теперь встал вопрос, что делать с поврежденным «Бикертон». Мы находились в водах противника, вблизи от норвежского побережья, и если бы нам приходилось думать только о кораблях нашей флотилии, один из наших кораблей мог бы взять нас на буксир, чтобы довести до базы. Но ведь мы обеспечивали эскорт «Набоб», на котором предпринимались героические попытки ликвидировать повреждения и дать ход машинами.

Когда командир «Набоб» сообщил, что он сможет дать ход через несколько часов, я пришел к выводу, что надо пожертвовать «Бикертон», чтобы обеспечить необходимое прикрытие гораздо более важному кораблю — эскортному авианосцу. Запросив сигналом командующего, я получил разрешение выделить эскадренный миноносец для потопления «Бикертон» торпедой. Мой штаб перешел на «Эйлмер». Вскоре храбрый «Бикертон» вскинул в воздух свою носовую часть и быстро пошел под воду.

За те немногие месяцы, в течение которых я командовал этим кораблем, я очень полюбил его. Он, конечно, не был таким, как «Хесперус» или. «Уокер», но все же он показал, что умеет «давать сдачи».

Тем временем с «Набоб» из предосторожности эвакуировали весь личный состав, за исключением некоторых специалистов, на корабли эскортной группы. В течение следующих трех часов, пока мы ожидали возвращения подводной лодки, корабли флотилии окружили «Набоб» на случай атаки. Правда, из-за плохих гидрологических условий это прикрытие было малонадежным.

В один из моментов сигнальщик с «Блай» доложил об обнаружении лодки: она на мгновение показалась на поверхности. Однако «Блай» и «Эйлмер» не смогли установить с ней акустического контакта. В таких условиях мы были беспомощны, но, по-видимому, командир лодки не решился на атаку. В 22.30 «Набоб» дал ход 6 узлов.

Постепенно увеличивая скорбеть, он довел ее до 10 узлов. Этот ход он и удерживал, пока благополучно не прибыл на базу.

Немецкая подводная лодка «U-354», которая добилась некоторого успеха, при большей решимости могла бы потопить эскортный авианосец. Застигнутая на поверхности самолетом «Суордфиш» с авианосца «Виндекс», она несколькими днями позже была отправлена на дно.

По прибытии в Ливерпуль я узнал, что моя служба в плавсоставе пока закончилась. Возможно, командующий почувствовал, что мне перестало везти. Да я и сам понимал, что пора отдохнуть. Из собственного опыта я знал, что когда у командира появляются тревожные симптомы усталости, ими не следует пренебрегать. Поэтому я с удовлетворением передал 6-ю эскортную группу новому командиру и поехал в отпуск в Дербишир.

Итак, мои боевые дни закончились. До некоторой степени я был подготовлен к этому. Битва за Атлантику фактически была выиграна в мае 1943 года, и после этого наши трансатлантические конвои редко подвергались атакам подводных лодок, но, тем не менее, наше вторжение в Европу в сочетании с созданием Германией подводной лодки со «шноркелем» открыло новую фазу в войне против немецких подводных лодок. Борьбу пришлось вести в мелких водах вдоль побережья Великобритании, В воздухе было много наших самолетов, и, казалось, все складывалось в нашу пользу, но, тем не менее, эта борьба гораздо сильнее изматывала нас, чем оборона конвоев. Она сильно изматывала обе стороны. В этих районах немецкие подводные лодки лишь в течение коротких периодов времени могли оставаться необнаруженными нашими поисковыми силами. Обнаружить подводную лодку среди мелей и затонувших судов было исключительно трудно, но не невозможно. Гибель лодки в районе с малыми глубинами была неизбежна.

Поисковые силы не знали покоя ни днем ни ночью, ни в хорошую ни в плохую погоду. Гидролокатор постоянно фиксировал эхо от скал, приливоотливных течений, косяков рыбы и затонувших кораблей, и только тщательное исследование контактов позволяло находить среди многочисленных целей подводную лодку. Между тем, пока корабли «обнюхивали» район и решали вопрос о целесообразности выхода в aтaкy, aкycтическая торпеда в любое время могла быть направлена на шум их винтов.

В таких условиях мы очень быстро уставали. Не говоря уже о том, что мы изо дня в день не высыпались, каждую минуту мы ждали, что вот-вот раздастся оглушительный взрыв торпеды. Лишь человек со свежими силами мог выйти победителем из этой борьбы. И я чувствовал, что для меня наступило время уйти.