Истребитель подводных лодок

Глава 6. Коротковолновый радиопеленгатор

По возвращении на «Хесперус» я нашел, что, хотя все офицеры, за исключением Сили, сменились после моего ухода с корабля, многие старые матросы все еще продолжали служить.

Моим новым старшим помощником и одновременно офицером по противолодочной обороне был Уильямс, бывший торговый моряк, которого неизменно звали Билль. Он также имел кличку Громила, что дает представление о его могучей фигуре и бесцеремонных манерах. На «Хесперус» много месяцев жили спокойной жизнью, и, как мне кажется, Уильямс даже надеялся, что смена командира заставит фортуну повернуться к нему лицом. Однако прошло несколько месяцев, прежде чем его надежды оправдались. Я рад заметить, что до его ухода с «Хесперус», когда он получил самостоятельное командование, мы работали очень плодотворно и расстались довольные друг другом.

Офицеры «Хесперус» образовали большую дружную семью. Сили и командир минно-артиллерийской боевой части Притчард были единственными кадровыми офицерами королевского военно-морского флота. Остальные офицеры были из добровольного военно-морского резерва, за исключением инженер-механика капитан-лейтенанта Эндерсона из австралийского военно-морского резерва. Членами кают-компании являлись также Тонни Эдлин — сын комического актера Табби Эдлина, хорошо известного в дни моей молодости, — из добровольного военно-морского резерва и Гарлоу, вступивший в добровольный военно-морской резерв во время войны. Тонни унаследовал от своего отца небольшой рост и в какой-то степени его артистический темперамент. Пылкая натура Гарлоу, его любовь к флотской службе делали его очень приятным сослуживцем и способнейшим офицером. Гарлоу соединял в себе здравый смысл с необыкновенной веселостью, что было исключительно важно для всех нас в моменты ужаснейшей скуки и лишений, из которых складывается большая часть жизни на море во время войны.

Летние месяцы, обычно не благоприятствовавшие действиям немецких подводных лодок из-за продолжительности светлого времени, были необыкновенно спокойными. Суда, эскортируемые конвойной группой с «Хесперус» во главе, мирно бороздили Атлантику, ни разу не заметив немецкой подводной лодки.

Некоторым группам везло меньше, и по-прежнему имели место потери в судах.

Сосредоточение немецких подводных лодок в их «заповеднике» — у берегов Америки — мешало битве в Центральной Атлантике разгореться до масштабов, которых она достигла в следующем году. Сравнительная малочисленность немецких подводных лодок, действовавших на маршрутах конвоев, позволяла избегать лодок, которые находились на позициях в ожидании конвоев. Но это было возможно лишь при умелом управлении конвоями, а также при условии получения своевременной информации о районах, опасных в подводном отношении. Именно в этот период пост английского Адмиралтейства, где сосредоточивались все донесения о местонахождении немецких подводных лодок (эти данные затем сообщались заинтересованным конвоям и судам), действовал с наибольшим успехом. Неоднократно конвоям передавалась информация, содержавшая удивительно точные данные о координатах лодок. Точность этих сведений значительно превосходила точность места, определяемого счислением, на которую могли претендовать сами лодки. Я также пришел к выводу, что пеленгование высокочастотных колебаний с помощью коротковолнового радиопеленгатора Хаф-Даф, как его обычно называли, к этому времени достигло большой эффективности. Данные пеленгования могли служить конвою надежным предупреждением об угрозе Высокочастотное пеленгование сыграло чрезвычайно важную роль в борьбе с немецкими подводными лодками, и я вкратце расскажу о применении коротковолнового радиопеленгатора.

Короткие радиоволны не огибают поверхность, как это делают средние и длинные волны. Они распространяются по прямой линии и каким образом образуют касательную к земной поверхности. В результате передача с одного корабля не может быть непосредственно перехвачена другим кораблем, находящимся за горизонтом. Но природа верхних слоев атмосферы такова, что короткие волны отражаются обратно на землю. И если бы не это обстоятельство, передачи на коротких волнах принимались бы только в пределах визуальной видимости, конечно, в зависимости от высоты антенн передатчика и приемника.

Волны, которые возвращаются на землю после отражения их ионосферой, называются «отраженными» и могут быть приняты почти на любом расстоянии. Интенсивность сигнала не является показателем величины расстояния от передающей станции, однако опытный оператор может определить на радиопеленгаторе характер передачи. В случае если будет перехвачена одна из «наземных» волн, можно с уверенностью сказать, что передатчик находится в пределах двадцати миль.

Боевые инструкции, действовавшие в подводном флоте Германии, требовали от командиров подводных лодок передачи донесений в штаб при обнаружении конвоя или перед выходом в атаку. Форма и характер этих донесений стали известны нашим береговым радиостанциям перехвата и наведения, которые полученную таким путем информацию передавали кораблям в море.

Если коротковолновый пеленгатор работал на частоте, избранной немецкими подводными лодками, или если на кораблях эскортной группы имелось достаточное количество радиопеленгаторов, позволяющее перекрыть все частоты, используемые немецкими подводными лодками, сообщения противника наверняка можно было перехватить. И если к тому же удавалось перехватить «наземную» волну, это было прямым указанием на то, что немецкие подводные лодки обнаружили наш конвой или атакуют его. По принятому сигналу можно было также определить пеленг. В результате представлялась возможность выслать эскортный корабль или самолет в точку обнаружения подводной лодки и держать ее под водой до тех пор, пока конвой не уйдет, резко изменив курс Даже если эскортный корабль не мог найти подводную лодку, так как это нередко было равносильно поискам иголки в стоге сена, все равно ко времени, когда командир лодки снова бы всплыл, он не смог бы определить в каком направлении ушла жертва.

Подобные встречи с противником наблюдались довольно часто, но причины, по которым суда, эскортируемые нашей группой, оставались невредимыми, можно объяснить лишь высоким мастерством Уокера — оператора коротковолнового радиопеленгатора на «Хесперус». Лейтенант Уокер из добровольного военно-морского резерва в прошлом был радиооператором торгового судна. Однажды, когда противник потопил его судно, он две недели провел в шлюпке в открытом море. Во время одного из воздушных налетов погибли его родители и невеста Жгучая ненависть к немцам дни и ночи удерживала его у радиоаппаратуры, принимающей из эфира важную информацию о действиях врага. Уокер неоднократно предупреждал нас о предстоящей атаке, и мы своевременно принимали необходимые меры, чтобы увести охраняемые суда от опасности. Он хорошо знал «почерк» радистов немецких подводных лодок и мог, например, по характерным особенностям сигнала определить, какой станции — береговой или морской — он принадлежит. Это давало нам огромные преимущества. Из конвоя, который эскортировала наша группа, было потеряно лишь одно-единственное судно, когда Уокер упустил важный сигнал немецкой подводной лодки, свидетельствовавший о том,

что нас обнаружили.

Я был очень доволен, когда впоследствии Уокера после двухкратного упоминания о нем в донесениях наградили «Крестом за выдающуюся службу».

Мы шли на любые хитрости, стремясь оторваться от преследующих нас немецких подводных лодок. Один командир эскорта, например, однажды, после наступления темноты, организовал ложный бой вдали от конвоя с целью направить подводные лодки, находящиеся поблизости, по ложному следу. К сожалению, коммодор конвоя, знавший об этом плане, не смог поставить в известность суда конвоя. В результате, когда в отдалении появились ракеты и лучи прожекторов, некоторые слишком исполнительные суда приняли их за сигнал, который обязывал выпустить осветительные ракеты, снежные хлопья, как их обычно называли, предназначенные для того, чтобы превратить ночь в день и выставить напоказ немецкую подводную лодку, если бы она притаилась между колоннами судов конвоя. Больше эта хитрость не применялась. Вспоминается один поход, в котором наша тактика уклонения была особенно успешной, и так как во время этого похода мы столкнулись с обоими нашими главными врагами — с немецкими подводными лодками и с атлантической непогодой, — рассказ о нем поможет представить типичную обстановку этого периода.

Тихоходный конвой вышел из Ливерпуля 11 октября 1942 года. Ирландское море встретило его сильным штормом, и прежде чем его успели соответствующим образом сформировать и построить в океанский ордер, суда конвоя, в большинстве своем шедшие в балласте, рассеялись. В течение нескольких дней невозможно было что-либо предпринять, и ничего не оставалось делать, как лечь в дрейф, чтобы избежать штормовых повреждений.

В те короткие промежутки времени, когда шторм ослабевал, кораблям эскорта удавалось собирать суда в небольшие группы, но затем шторм снова усиливался, видимость ухудшалась, и все начиналось сначала. Так продолжалось почти целую неделю. Наконец, 18 октября погода значительно улучшалась, и в связи с этим появилась возможность собрать большую часть конвоя. Но даже в этих условиях в последующие три дня конвой продвигался вперед со скоростью не более трех узлов. Когда переход через океан еще только начинался, запас топлива на эскадренных миноносцах «Уайтхолл» и «Ванесса» подошел к концу, и их необходимо было или немедленно направить в Понта-Делгада на Азорских островах, где имелись запасы топлива, или, если погода значительно улучшится, пополнить с танкеров в открытом море, иначе они могли оказаться в беспомощном положении, стоя без хода в океане в ожидании буксира.

Так или иначе надо было принять какое-то определенное решение, так как состояние запасов топлива на кораблях всегда являлось вопросом первостепенной важности.

Я чувствовал, что погода скоро улучшится, потому что на этот раз наш маршрут проходил значительно южнее, чем обычно, и, казалось, в скором времени мы должны были выйти из района штормов. Поэтому я решил оставить эскадренные миноносцы при конвое.

21 октября, в день годовщины Трафальгарского боя, перемена, на которую мы рассчитывали, произошла, и корабли эскорта смогли принять топливо. Когда показавшееся солнце высушило нас и конвой, наконец, смог делать положенные ему 7 узлов, мы почувствовали себя гораздо лучше и были готовы отразить любую атаку.

Однако встречи с противником не произошло вплоть до вечера 23 октября. В этот день, вскоре после наступления темноты, из пеленгаторной рубки позвонили. Нам было доложено о перехвате донесения, из которого следовало, что мы обнаружены немецкой подводной лодкой, находящейся в тылу конвоя довольно близко от нас. Совместно с «Ванесса» мы пошли к месту обнаружения лодки, надеясь найти ее нашим радиолокатором прежде, чем она погрузится. Но лодке повезло, и наш поиск не увенчался успехом.

Мы направились к конвою, но, прежде чем мы подошли к нему, были перехвачены сигналы других лодок, и вскоре коротковолновый радиопеленгатор, отличавший один передатчик от другого, опознал четыре подводные лодки, которые находились поблизости от нас. Все признаки сосредоточения подводных лодок вокруг конвоя были налицо. С минуты на минуту могли последовать атаки. Во что бы то ни стало надо было воспрепятствовать дальнейшему сближению лодок с конвоем в надводном положении и выходу их в атаку. Всю ночь напролет «Хесперус» маневрировал на полном ходу от одного предполагаемого места нахождения немецкой подводной лодки к другому. Ни одного контакта получено не было, но мы надеялись, что нам удалось удержать лодки под водой и таким образом нарушить их планы.

С наступлением дня «Хесперус» присоединился к конвою. Ничего не оставалось делать, как ждать, что принесет следующий день. Долго ждать не пришлось. В 08.30 из радиопеленгаторной рубки доложили, что немецкие подводные лодки снова переговариваются по радио, но теперь они находились в более выгодном положении — впереди конвоя.

И снова «Хесперус», на этот раз вместе с «Уайтхолл», вышел в направлении запеленгованных лодок в надежде установить с ними контакт.

Дымок, замеченный в направлении засеченных подводных лодок, вселил в нас надежду на успех. Но, к нашему смущению, оттуда вскоре показался греческий пароход, который полным ходом шел нам навстречу. Очевидно, он не знал, что поблизости находились подводные лодки. Почему он не был торпедирован осталось неизвестным. По всей вероятности, командир немецкой лодки даже не подозревал, что может произойти подобная встреча. Загнав греческий пароход в кольцо охранения, мы продолжали поиск, но и на этот раз он оказался безрезультатным.

Около 10.45 на мостик сообщили новый пеленг на лодку, которая, по нашим расчетам, должна была находиться слева по носу конвоя. Мы снова рванулись вперед. Погода на этот раз благоприятствовала нам. Вдруг с «вороньего гнезда» на мачте послышался крик впередсмотрящего. Он заметил какой-то предмет на горизонте, но не мог его точно опознать. Мы продолжали идти полным ходом в заданном направлении, но предмет исчез, прежде чем мы смогли его как следует рассмотреть. Я не сомневался, что это была подводная лодка, которая погрузилась, но на пределе видимости зрение могло подвести сигнальщика. Другой трудностью, даже если предположить, что замеченный нами предмет являлся действительно немецкой подводной лодкой, было определение дистанции до нее, так как мираж мог безнадежно спутать карты. Но мы произвели приближенные расчеты, и «Хесперус», дойдя до предполагаемого места лодки, начал гидроакустический поиск. И если раньше я с нетерпением ждал улучшения погоды, то теперь проклинал наступившую жару, так как трудно было придумать худшие условия для работы гидроакустической аппаратуры. Кроме того, в море кишели косяки рыбы, наслаждавшейся теплыми водами Гольфстрима, и каждый из них создавал эхо, которое надо было проверять и оценивать, чтобы удостовериться в его действительной принадлежности.

Около полудня мы получили контакт, который мог принадлежать подводной лодке. «Хесперус» вышел в атаку и сбросил глубинные бомбы. Когда мы готовились к новой атаке, наблюдатель с мачты снова закричал, что он опять обнаружил какой-то предмет. И на этот раз я был уверен, что он видел немецкую подводную лодку. Положение начало осложняться. Стремясь ликвидировать нависшую угрозу, я приказал «Уайтхолл» и «Веномес» идти полным ходом на присоединение к нам, хотя это опасным образом обнажало конвой. Тем временем «Хесперус» на предельной скорости понесся к точке обнаружения подводной лодки. Она погрузилась, когда мы находились от нее на расстоянии четырех миль, тем не менее условия для работы гидролокационной аппаратуры были совершенно неудовлетворительными. Единственное, что оставалось сделать, это прочесать район и держать немецкую подводную лодку под водой до тех пор, пока конвой не скроется из виду.

Казалось, подводные лодки противника окружили нас со всех сторон. Трудно было предположить, что ожидало конвой в предстоящую ночь. К счастью, мы должны были резко изменить курс к западу и спуститься на юг так далеко, как позволял заданный маршрут. Если бы мы смогли удержать немецкие подводные лодки под водой до наступления сумерек и затем изменить курс, нам наверняка удалось бы ускользнуть от них.

Учитывая это, «Хесперус» вместе с «Уайтхолл» остаток дня прочесывал опасные секторы впереди, справа и слева по курсу конвоя. В результате немецкие подводные лодки должны были оставаться под водой до самого вечера. И когда мы снова услышали их, они, к нашему удовлетворению, находились далеко к югу от конвоя. Итак, наш план удался. У меня, однако, появилась новая мысль облегчить уклонение. На этом переходе нашим пассажиром оказался вышедший в отставку адмирал Асберн, хорошо известный как сторонник использования дымовых завес. Я не уверен, подал ли он эту мысль первый, но, несомненно, легкая дымка, поднявшаяся перед заходом солнца, создавала все условия для применения белого дыма. Если бы мы смогли поставить несколько искусственных туманных банок между предполагаемыми местами немецких подводных лодок и конвоем, это помогло бы спутать их расчеты, когда они всплывут, чтобы возобновить погоню за нами…

Поэтому, попросив коммодора изменить курс с наступлением ночи, я приказал корветам сбросить дымовые шашки в необходимых местах так, чтобы дым лег между предполагаемыми местами подводных лодок и конвоем. В это же время эскадренные миноносцы, которые имели специальную аппаратуру для выпуска белого дыма, ходили взад и вперед, ставя вторую дымовую завесу позади первой. Я мало верил в успех этого маневра, но условия для работы гидролокационной аппаратуры были настолько плохими, что приходилось испробовать все средства. Дело осложнялось наличием еще одной подводной лодки. Место этой лодки, нанесенное по радиопеленгам на планшет, лишало нас возможности обмануть ее, так как она была обнаружена прямо по курсу конвоя. Мы не имели возможности загнать ее под воду и надеялись, что, когда ей придется выходить в атаку, она наверняка произведет какой-либо маневр, который выдаст ее место.

На кораблях эскорта все сильно волновались и думали, что критический момент наступит в сумерки. Поэтому мне было очень приятно получить донесение с «Дженшиен», в котором говорилось, что в 20.00 недалеко от конвоя на его курсе он имел акустический контакт, за которым последовало обнаружение перископа.

Для атаки подводной лодки времени уже не оставалось. Поэтому лодку надо было загнать под воду, прежде чем она сможет выпустить торпеды. Рассел правильно сделал, что поспешил в точку обнаружения, где сбросил глубинные бомбы незадолго перед подходом конвоя. Затем он терпеливо ожидал, пока колонны судов прошли мимо, возмутив воду до такой степени, что, когда улеглись волны от кильватерных струй, осталось мало надежды на восстановление контакта. Как только появилась возможность, «Дженшиен» и «Ванесса» тщательно прочесали район. Им не удалось получить гидроакустический контакт, но они принудили лодку уйти на глубину и остаться там до тех пор, пока конвой не ушел далеко вперед новым курсом, стремясь выполнить пункт инструкции, который требовал «безопасного и своевременного прибытия».

Были ли другие немецкие подводные лодки обмануты нашими дымовыми завесами — не знаю, но так или иначе, по мере того как ночь подходила к концу, работа по радио слышалась все слабее и слабее, и к утру мы поняли, что ускользнули от них.