Итоги № 11 (2012)

Суд идет / Политика и экономика / В России

Суд идет

/ Политика и экономика / В России

«Из тех, кто говорит о новой судебной реформе, судьями работали единицы, большинство — ни часу. Что менять? Зачем? По-моему, уже все, что можно, изменили!» — говорит председатель Мосгорсуда Ольга Егорова

Поручение президента Дмитрия Медведева, потребовавшего от Генпрокуратуры проверить соблюдение законности при вынесении приговоров по целому ряду резонансных дел, если и не является черной меткой нашей судебной системе, то во всяком случае заставляет задуматься о состоянии дел в этой сфере. Правы ли критики, утверждающие, что российские суды стоят исключительно на страже интересов государства, с которым простым гражданам тягаться не под силу? Нуждается ли отечественная судебная система в гуманизации и реформировании? Об этом в интервью «Итогам» рассуждает председатель Мосгорсуда Ольга Егорова.

— Ольга Александровна, в судах вводятся апелляционные инстанции. Как говорят сами юристы, при апелляции будет пересматриваться решение суда не по отдельным вопросам, а по существу всего дела в целом. Как эта инновация приживается в Мосгорсуде?

— В Мосгорсуде уже 244 апелляционные жалобы, но в полную силу апелляция по гражданским делам заработает в апреле, а по уголовным — с будущего года. Главная проблема тут, конечно, кадры: нагрузка будет высокой. Мы уже укомплектовали штат: теперь у нас в граждан­ской коллегии 93 человека, а в ближайшее время добавится еще двенадцать судей. Образовавшиеся вакансии в районах, откуда мы привлекли специалистов, закрыли за счет привлечения мировых судей и помощников судей. Последние — наш кадровый резерв. Сейчас ведь немногие горят желанием работать в этой профессии, вот и приходится растить смену. В регионах ситуация еще сносная, а вот в Москве очередей из желающих не увидите: много не заработаешь, зато проблем!

— Проблем действительно хватает. Одна из главных — недовольство работой судов в целом.

— Недовольство есть. Но вот парадокс: его проявляют в основном те, кто в суд не обращался. А вот кто прошел через него, как правило, довольны. Например, в прошлом году мировые судьи рассмотрели 215 279 гражданских исков, из них удовлетворено 90 процентов. То есть потенциальных недовольных — 10 процентов. Исхожу из того, что вряд ли при выигрыше истец негодует. По районным судам картина примерно такая же. Это по гражданским делам. Что до уголовных, то в 2011 году 70 процентов из них было рассмотрено судами в «особом порядке». Это значит, что подсудимый согласился с предъявленным обвинением и получает при этом более мягкое наказание. Часто удается обойтись и без лишения свободы.

— Но гражданам сложно выиграть у государства.

— Я бы не согласилась с таким утверждением. Например, по налоговым делам граждане выигрывают судебные процессы в 60 процентах случаев. А по административным — картина другая. В прошлом году московские суды рассмотрели 159 602 дела, и в 130 тысячах случаев рассмотрение завершилось административным наказанием в отношении лиц, привлекаемых к ответственности. То есть около 30 тысяч человек выиграли у государства. Или почти каждый пятый. Это немало. Ведь речь преимущественно идет о нарушениях со стороны автовладельцев, а они в большинстве случаев действительно имеют место. В прошлом году 44 тысячи человек были лишены прав, административный арест назначен в 5537 случаях, штрафам были подвергнуты 56 тысяч. Но чем дальше, тем больше люди предпочитают оплачивать штрафы, не дожидаясь суда: получат «письмо счастья» из ГИБДД о превышении скорости — и платят. И все довольны.

— Почему суды так часто берут сторону ГИБДД?

— А как по-другому? Меня за это критикуют. Но зачем полиция, если ей не доверять? Полицейский несет двойную ответственность — и перед судом, и перед мундиром. Его ложь ему дорого обойдется. ГИБДД часто упрекают в том, что его работники вымогают взятки. Так не давайте! Вот мой совет: требуйте составления протокола, укажите в нем, с чем вы не согласны, свою версию. Если это вымогательство, такой протокол сразу выкидывают. Водители, тоже пытаясь уйти от ответственности, придумывают разные способы: сначала подпишут протокол, со всем согласятся, а потом в суде говорят, что с них деньги вымогали.

Я как-то была в Лондонском суде — слушалось дело в отношении наркоманов. Полиция, добывая доказательства, тайно вскрыла багаж, убедившись в наличии наркотиков, а впоследствии задержала всех с поличным. И никаких понятых ни на одном этапе! В суде хоть бы кто из подсудимых или их защитников слово протеста сказал или пожаловался, что доказательства получены незаконно! Никаких сомнений: полицейский положил руку на Библию, рассказал — и все, достаточно! Вот это степень доверия к полиции.

— Значит, чаша весов в судах и дальше будет склоняться на сторону властей предержащих?

— Суд принимает все меры к тому, чтобы в каждом конкретном случае установить истину. Так, например, когда сотрудники ДПС специально выставляют преграду на дороге и водители вынуждены объезжать по встречной полосе, судьи принимают сторону водителей. А вы знаете вообще, сколько у нас пьяных за рулем? За прошлый год — 13 305 человек. Только вдумайтесь — 13 тысяч! Прибавим к ним отказавшихся пройти медосвидетельствование, а это, как правило, те же выпившие, — еще 11 100 человек. То есть 24 тысячи граждан только в одной Москве! Вы и представить не можете, как они потом изворачиваются в суде. Несут справки, приводят псевдосвидетелей, всячески затягивают рассмотрение... Законодатели могли бы подумать о введении уголовной ответственности за такое правонарушение.

— Выиграть у государства сложно не только в тяжбах с ГИБДД. Я о громких делах…

— Вы о Ходорковском? 30 января Мосгорсуд отказал по надзорной жалобе в пересмотре приговора Хамовниче­ского суда от 27 декабря 2010 года. Думаю, тема закрыта... Или о деле Сергея Магнитского? Ко мне тут приходила ваша коллега с Би-би-си и спрашивала: как вы отнеслись к включению вашей фамилии в черные списки?

— И как отнеслись?

— Ответила: «Ужасно». Но оказалось, что это только слухи... А если говорить о деле Магнитского, то его уголовное преследование сейчас осуществляется в соответствии с постановлением Конституционного суда России, который указал, что без согласия близких родственников умершего обвиняемого прекращение уголовного дела невозможно.

— Громкими дела бывают еще и по факту реакции со стороны общественности, как в ситуации с Расулом Мирзаевым. Два столь разных решения. Какой из судей, по-вашему, должен нести ответственность?

— Первый раз его обвинили в совершении особо тяжкого преступления (статья 111 УК — умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее смерть. — «Итоги»), и мера пресечения должна была быть — заключение под стражу, поэтому решение о залоге в 5 миллионов рублей Московским городским судом было отменено. А во втором случае следствие переквалифицировало обвинение на статью 109 УК (причинение смерти по неосторожности. — «Итоги»), то есть преступление небольшой тяжести, и мера пресечения соответственно не могла быть избрана в виде заключения под стражу. Но, избрав во второй раз залог в 100 тысяч рублей, судья нарушила закон: не учла отсутствия фактического места проживания подсудимого и не мотивировала сумму залога. Мосгорсуд вынес по этому поводу кассационное определение, отменив постановление Замоскворецкого суда и отправив дело на повторное рассмотрение в тот же самый суд в ином составе судей. В итоге следователи сами попросили возвратить им уголовное дело. Поняли, что сырое дело невозможно рассматривать и выносить по нему решение.

— Может, вернуть судьям право участвовать в сборе доказательств?

— Не надо. Мы только-только вздохнули: в советское время суд отвечал за все. Сейчас мы оцениваем только то, что нам представляют стороны. Это и есть суть проведенной реформы. Молодое поколение судей даже и не думает что-то требовать от сторон: представили — хорошо, нет — суд будет оценивать то, что есть.

— Но обвинение традиционно сильнее…

— Уже нет. Судейский корпус изменился на 70 процентов! Молодежь, если доказательств у обвинения маловато, не замедлит оправдать или переквалифицировать обвинение. В советское время суд почти всегда был связан с позицией обвинения. А сейчас? В Дорогомиловском суде, например, прокурор попросил 12 лет лишения свободы для обвиняемого, так суд его вообще оправдал! Прокурор — к нам с представлением, но кассационная инстанция посчитала, что судья прав. Или еще: обвинение просило 8 лет лишения свободы, а суд дал 3 года условно. В общем, на решение суда если и может что-то повлиять, так только профессионализм сторон.

— Оппозиция ратует за введение жеребьевки при распределении дел. Ведь скандальные и громкие процессы, как правило, ведут одни и те же судьи. Как вам такая идея?

— Были случаи, когда таких «жеребьевщиков» привлекали к уголовной ответственности. Ведь крайне несложно сделать так, чтобы по жеребьевке дело досталось «нужному» судье. Когда председатель суда лично распределяет дела, он исходит из специализации судей, их нагрузки, опыта, оперативности и профессионализма при рассмотрении дел.

— Поговаривают не только о манипуляциях с персоналиями. Ведь были случаи, когда иски подавались в «нужные» районные суды.

— К сожалению, в практике такие случаи встречаются. Но это является основанием для отмены решений по таким делам, а для меня — сигналом к проведению проверки в отношении судей. Если будет установлено, что кто-то из них преднамеренно нарушил закон, это станет основанием для привлечения судьи к дисциплинарной ответственности вплоть до прекращения полномочий.

— Почему среди этих оснований нет, скажем, такого простого и ясного, как взятка?

— Наличие взятки нужно доказать, а это крайне сложно. Например, в 2011 году мы вызвали на комиссию одного мирового судью. Сначала она была спокойна: мол, у нее ни одного решения не отменено. Но когда я ее спросила, почему из ста дел одной категории она при равной ситуации кого-то наказывала, а чьи-то дела переквалифицировала, ей нечего было ответить. К дисциплинарной ответственности мы ее привлекли, но данных, подтверждающих взятку, не было. Только подозрения. Конечно, нам сигналят потерпевшие, но, к сожалению, анонимными обращениями.

— И вы их не рассматриваете?

— Рассматриваю. Например, в случае с этой судьей так и было. Но такие сообщения от граждан доказательством получения взятки не являются. Поэтому сами и проверяем. А если гражданам становится известно о подобных фактах, необходимо обращаться в правоохранительные органы с соответствующим заявлением.

— Может, ввести такое подразделение, как маршалы в США? Независимая инстанция, занятая расследованием преступлений судей…

— Судейское сообщество способно к самоочищению, для этого у него достаточно механизмов. Если, конечно, маршалы по воле законодателей появятся, скажу спасибо. Правда, у службы маршалов в США в основном другие задачи. У нас же в Москве судейский мир очень маленький, чуть больше тысячи человек, и если появляются какие-то подозрения в недобросовестности судей — слухи доходят очень быстро и все факты становятся известны. Я была недавно на одном светском мероприятии и случайно стала свидетелем разговора. Говорили, что по уголовным делам в Москве стало неинтересно работать: взятку дать проблема, добиться освобождения — только по приговору суда. Очень хорошо, что у людей складывается такое мнение о столичных судьях!

— Но ведь судьи опасаются только своего сообщества…

— Правильно. А кого они должны опасаться? Наше сообщество спросит так, как ни одна власть. Например, в Москве никто из судей пьяным за руль не сядет, особенно после конкретного случая, когда судья лишился за это мантии. Да и ГИБДД в таких ситуациях мне незамедлительно сообщает. Недаром президент Дмитрий Медведев сказал, что если само судейское сообщество будет избавляться от «оборотней в мантиях», то такому сообществу нужно говорить спасибо. Если следствие обращается к нам за согласием на возбуждение уголовного дела в отношении судьи, то, как правило, мы его даем.

Дополнительной гарантией чистоты судейских рядов является общественный контроль. По нашей инициативе создана Общественная комиссия по взаимодействию с судейским сообществом Москвы. Только большинство ее представителей пришли туда работать и решать совместные проблемы, а некоторые восприняли наше приглашение как возможность влиять на рассмотрение конкретных дел, в которых затрагиваются их интересы.

— А как насчет «особых» отношений Мосгорсуда со столичными властями? Много ли дел против мэрии выигрывают граждане?

— По первой инстанции у нас было в прошлом году 319 дел, 27 из них — это жалобы на действия столичных властей. Мы удовлетворили 15 процентов из них.

— Негусто. Ходит слух, что вы весьма негативно относитесь к оправдательным приговорам по уголовным делам…

— Я вам уже привела примеры оправдательных приговоров именно по уголовным делам. Из 30 тысяч лиц, в отношении которых вынесены приговоры, 70 процентов подсудимых осуждены в «особом порядке». А из оставшихся 9 тысяч 271 человек оправдан. Это что, мало?

— Заключение под стражу — по-прежнему самая назначаемая мера пресечения?

— Из 10 тысяч ходатайств об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу, с которыми следствие обращалось в московские суды в 2011 году, примерно в тысяче случаев было отказано. Активнее стали применять залог и домашний арест. По преступлениям в сфере экономической деятельности в 2011 году аресту подверглись только шесть человек, тогда как годом ранее — 48.

— Много ли граждан ждут суда в СИЗО?

— Из 8 тысяч находящихся в москов­ских СИЗО за столичными судами числится 3891. Из них: за судами первой инстанции — 1870, второй — 2697 человек, то есть это те, кто ждет вступления решения в законную силу. Только 58 человек находятся в СИЗО в ожидании суда свыше года и 24 человека — свыше полутора лет. Сравните: в 2002 году таких было 18 тысяч! В три смены спали, по восемь лет люди суда ждали…

— Так, может, еще разгрузить суды?

— Нагрузка — это проблема номер два. Номер один — качество рассмотрения дел. Иными словами, профессионализм. С появлением апелляционной инстанции мы взяли из районных судов 40 лучших судей, на их место пришла молодежь, ее еще надо подучить, на это по­требуется время.

— На Западе нет такой нагрузки на суды: там судиться дорого и долго. Вот граждане и используют внесудебную систему — медиацию, третейские суды. Почему у нас они мало задействованы?

— Нет определенности, где и как такие органы создаются, отсюда и отсутствие доверия к ним со стороны граждан. Люди неохотно идут в частные конторы. Они сначала идут в суд, а уже судья направляет их к медиаторам. Но это двойные поборы. Стало быть, недовольство. Сейчас обсуждают вопрос, не разместить ли медиации при суде. Я не уверена, что это удачная идея: могут возникнуть подозрения в коррупции.

— Если поднять судебные пошлины? Обращаться в суд будет дорого, «по мелочи» сразу пойдут к медиаторам…

— Я против поднятия пошлины. Граждане должны иметь реальную возможность защищать свои права.

— ...Или создать административные суды.

— Это очень актуальное предложение, я его полностью поддерживаю. Боюсь только, с его реализацией могут возникнуть финансовые проблемы. Поэтому наилучшим решением стало бы создание вертикали подобных судов в рамках системы судов общей юрисдикции, где высшей инстанцией по административным делам являлся бы Верховный суд России.

— Как вы относитесь к идее новой судебной реформы?

— Конечно, нет предела совершенству. Но все же я против кардинальных перемен. В свое время все были против избрания судей населением. А сейчас некоторые «реформаторы» вновь предлагают вернуться к выборности судей, в частности мировых. При этом никто не учитывает, что мировые судьи входят в единую судебную систему, перед назначением на должность проходят серьезную проверку и получают свои полномочия из рук законодательного органа субъекта Российской Федерации, избранного этим же населением. Имея 40-летний опыт работы в судебной системе, точно знаю: из тех, кто говорит о новой судебной реформе, судьями работали единицы, большинство — ни часу. Что менять? Зачем? По-моему, уже все, что можно, изменили! Только за время моего председательства в Мосгорсуде, например, появились институт мировых судей, суд присяжных, апелляционное рассмотрение дел… Реформа? Безусловно. Налаживается открытый диалог с обществом: в сети Интернет публикуются судебные акты, официальные представители судов публично разъясняют СМИ мотивы решений, принятых судьями. Суды общей юрисдикции сегодня являются самой открытой из существующих ветвей власти. Чего еще желать? Нужно усовершенствовать то, что имеем, не забывать старое, не бояться нового и не шарахаться из стороны в сторону.