Итоги № 28 (2013)

Аффтар, пишы исчо! / Искусство и культура / Художественный дневник / Книга

Аффтар, пишы исчо!

/ Искусство и культура / Художественный дневник / Книга

Вышел в свет «Самоучитель Олбанского» Максима Кронгауза

Профессор РГГУ Максим Кронгауз написал книгу, которую почему-то никто не догадался написать до него. Она посвящена «олбанскому» языку. То есть правилам речевого этикета, которые были распространены в Рунете в середине нулевых, а в усеченном виде существуют и сегодня. Это всем известные «превед, медвед!», «в Бобруйск, жывотное!», «аффтар жжот», «аццкий сотона» «выпей йаду», «убей себя апстену», «многа букафф», «поциент», «тырнет», «какбэ» и прочая.

Как охарактеризовать явление, наделавшее шуму в Сети и за ее пределами и объединившее разные социальные слои — «гопников», тихих «ботаников», прожженных «манагеров»? Можно ли говорить здесь о контркультуре вроде той, что в 1950-е объединила стиляг и породила «чуваков», «чувих» и «шузы», или только лишь о речевой моде?

Автор «Самоучителя» (5000 экземпляров, 140 рублей скачать в Сети, 370 стоит за ее пределами) настаивает на том, что перед нами контркультура. Она возникла вместе с сетевым сообществом «падонкафф». Лидеры содружества — Удафф Лихой и другие, обитавшие на сайтах вроде udaff.com и fuck.ru, — начали с того, что принялись до последней буквы и запятой бороться с русским правописанием. Но странное дело! Их вполне ироничные манифестации Кронгауз воспринимает буквально. Он склонен брать серьезный тон и принимать «падонкаффскую» декларацию о намерениях за чистую монету. Отцы-основатели «олбанского» получаются у него едва ли не реформаторами живого великорусского. Рассуждая о них, Кронгауз проговаривается и вспоминает о реформе правописания, которая готовилась в нулевые, но провалилась, не будучи поддержана преподавательским сообществом. Профессор дает понять, что провал реформы и активность носителей «олбанского» напрямую связаны. По сути, речь идет о компенсаторном механизме, заставившем носителей языка осуществить что-то вроде потешной реформы взамен реформы настоящей.

Дальше больше. Постепенно Кронгауз переходит к апологетике явления, приписывая ему то, чего мы не слышали из уст самих «олбанцев» и «падонкафф». Он утверждает, что олбанизация Рунета — это реакция на «в разной степени агрессивную борьбу с безграмотностью». И даже вводит понятие grammar nazi, которое не решается перевести (и то сказать: словосочетание «нацисты от грамматики» звучит по-русски довольно абсурдно), но просто калькирует: «граммар наци».

Остается лишь руками развести. В авторском изложении дело выглядит так, будто бы не грамотная речь была испорчена адептами «падонкафф стайл», а жестокие грамотеи пожгли «падонкам» и «олбанцам» хаты и испортили родной олбанский.

К тому же неясно, когда требования грамотности следует квалифицировать как агрессивные? Если человека не примут на работу из-за проблем с правописанием, это уже проявление grammar nazism или еще нет? И не создать ли в таком случае организацию по защите прав неграмотных, то есть, пардон, сторонников «альтернативного правописания»?

Иногда возникает ощущение, что, говоря об «олбанизмах», Кронгауз отчасти продолжает тему реформы правописания, которая так и не состоялась. Но мы знаем, аккомпанементом каким событиям стала реформа после 1917-го, когда диалектику учили не по Гегелю и отправляли в прекрасное далеко философские пароходы. И если педагогическое сообщество не пожелало, задрав штаны, бежать за новым комсомолом, это нежелание можно лишь приветствовать. Да и кто же в здравом уме и доброй памяти захочет писать «парашУт» и «Лисабон»?

Кстати, «олбанская» орфография в последнее время выветрилась из «этих ваших тырнетов». Но отдельные идиомы вроде «превед, медвед!» или «в Бобруйск, жывотное!» остались. Из чего следует вывод: не антиграмотность потребна языку, а экспрессия и выразительность, не отмена части правил, а рост числа исключений.

Но первый шаг к изучению речевых явлений Интернета профессором Кронгаузом сделан. А пристрастность — неустранимое качество любого серьезного исследования.