Скорпион
/ Искусство и культура / Театр
Драматург Александр Гельман о режиссере Юрии Погребничко
Начну старомодно.
«Сердце у него в груди
благоухает, как роза,
он дарит ее каждому зрителю,
когда тот выходит из его театра».
Он ставит спектакли о том,
что все в этой жизни повторяется, повторяется,
но каждый раз чуточку
прибавляется к тому, что было,
или чуточку отнимается от того, что было,
он любит эти чуточки —
чуть-чуть больше, чуть-чуть
меньше, —
от этого мир может перевернуться
или, покачнувшись, сохранить
устойчивость.
Он владеет подлинно русским
воображением —
понимает, что счастье в России придумывают, а не строят,
русское воображение, как, может быть, нигде в мире,
воспринимается не как фантазия, а как то, что есть:
с воображаемым считаются, как
с реальным,
а иначе вообще не с чем было бы считаться.
Когда Юра Погребничко (какая прелестная фамилия!)
смотрит на меня,
он делает это, чтобы увидеть именно меня,
а не для того, чтобы увидеть, как я смотрю на него,
когда он упирается в черту,
через которую переступать нельзя,
черта от него сама отскакивает,
когда он оказывается в компании,
где беспардонных лгунов больше 10 процентов,
он тихо линяет.
У него маленький-маленький
театр,
большая часть которого несколько лет назад сгорела,
теперь у него крошечный театр — в огромном,
в значительной мере мертвом мировом театре
живая клеточка.
Мы с ним родились в один день — 25 октября,
мы скорпионы.
Скорпион — это самоедство
во имя совершенства.
Слава богу, он еще не всего себя скушал.
О чем говорит его театр,
если выразить это до предела сжато,
в трех коротких предложениях.
Первое: страшнее смерти — не родиться.
Второе: мир уродлив, а жизнь прекрасна.
Третье: самый большой грех —
укорачивать и без того короткую жизнь людей.
Юра ставит спектакли, спектакли ставят Юру,
эта творческая взаимозависимость, даст Бог,
будет продолжаться еще долго-долго.
Вот уж кому действительно имеет смысл прожить 120 лет.