Итоги № 37 (2012)

Сборная «Ла Скала» / Искусство и культура / Художественный дневник / Опера

Сборная «Ла Скала»

/ Искусство и культура / Художественный дневник / Опера

«Дон Жуан» из Милана открыл сезон в Большом

Дружба домами между «Ла Скала» и Большим театром, зародившаяся еще в шестидесятые, когда в Италии чуть было не победил социализм, и в новое время дала неожиданно сильные всходы: в прошлом сезоне концертный «Реквием» миланцев с Даниэлем Баренбоймом за пультом стал первым иноземцем в реконструированном Большом, а балет «Ла Скала» во главе с Махарбеком Вазиевым показал первые гастрольные спектакли. Впрочем, в кулуарах и тогда говорили, что главное впереди — мы ведь привыкли ожидать из Италии именно оперу. Теперь на сцене Большого три вечера давали нашумевшего «Дон Жуана» Моцарта, открывшего в Милане прошлый сезон. Шлейф у «Дон Жуана» особый: редкий спектакль в общем-то консервативной «Ла Скала» вызывает такую бурю разных мнений.

Самая итальянская из опер Моцарта на либретто Лоренцо да Понте стала для главного оперного дома Италии вопросом престижа, потому сил на нее было брошено немало и раскладка постановочной команды оказалась причудливой. Режиссуру доверили канадцу Роберту Карсену («Моя прекрасная леди» в Мариинском прошлого сезона). Правда, маэстро Даниэль Баренбойм не выпустил музыкальную инициативу из своих цепких рук пианиста: один из самых прославленных современных дирижеров возглавил «Ла Скала» всего год назад, и «Дон Жуан» для него оказался очень важен. Видимо, обстановка повлияла на концепцию: по сути главным героем нового «Дон Жуана» оказался не благородный ходок-баритон, а мир вокруг него, представленный как тотальный театр.

При таком угле зрения режиссер ни на йоту не отошел от классической канвы, просто пересмотрел ее по-своему. Большинство событий происходит в непривычных декорациях: вместо кулис театральные ярусы, задник — обратная перспектива партера, и, присмотревшись, в них легко узнать тщательно прорисованный зрительный зал «Ла Скала». По ходу действия основная часть сцены поднимается примерно на метр, и пока там носятся в суете прочие герои и героини, Дон Жуан с несоблазненной Церлиной сидят перед ней на двух стульчиках, задрав голову, попивают вино и, видимо, чувствуют себя режиссерами. В этом ракурсе оказывается кстати и положенное по сюжету переодевание слуги Лепорелло в камзол господина Дон Жуана: малому дают прямой приказ лицедействовать. А когда приближается трагический финал, на сцену опускается громадное, во весь задник, и живое, как ртуть, зеркало. Зоркий зритель партера сможет в нем разглядеть себя, и тогда великий постулат «весь мир — театр» предстает во всей своей мощи.

Впрочем, вящего трагизма в этом «Дон Жуане» нет. Его оттеняют фирменные итальянские юмор, легкость и специфичная грация, кстати, отличающая этого «Дона...» от одноименного собрата в Большом. Роберт Карсен поместил призрак Командора в окровавленной манишке не куда-нибудь, а в царскую ложу (у себя в Милане — в княжескую), так что бас одессита Александра Цымбалюка из спецобъекта ФСО грянул очень эффектно. Главная же радость, как и следовало ожидать, находилась в оркестровой яме, где Баренбойм обихаживал удивительно теплые струнные.

Но если совсем уж по-честному, ножницы между ожиданиями и данностью есть: рефлекторно хотелось услышать от «Ла Скала» оперных «реалистов» или образцового al dente Верди и гораздо меньше — современного Моцарта с классическим трюком «театр в театре». Хотелось итальянских голосов вместо космополитичного набора солистов, хоть и украшенного умопомрачительным шведом Петером Маттеи в заглавной партии и отменной Доротеей Рёшманн — Донной Эльвирой. Не напрасно постановку клевали в итальянской прессе: ожидаемых итальянских голосов здесь не наскребешь даже на критический минимум. Остается только смириться с тем, что нормальный современный театр, буде он и знаменитый «Ла Скала», поддается напору глобализации ради качества спектакля.