Итоги № 37 (2012)

Гражданин Артист / Искусство и культура / Искусство

Гражданин Артист

/ Искусство и культура / Искусство

Михаил Ефремов: «Вы меня к либеральной общественности особо не приписывайте. Безусловно, в этом кругу находиться приятнее, чем где бы то ни было, но я стараюсь ни к кому не примыкать и оставаться над схваткой»

Артистом Михаил Ефремов стал давно, сыграв первую роль в кино еще в двенадцатилетнем возрасте. Теперь приходится быть и активным гражданином: придуманный и спродюсированный Андреем Васильевым проект «Гражданин поэт», в котором Михаил на протяжении года еженедельно читал написанные Дмитрием Быковым пародийные стихи на злобу дня, был принят аудиторией, что называется, на ура. Как и было обещано, «ГП» был с помпой похоронен минувшей весной. Но народ требовал продолжения банкета. Недавно творческий триумвират сообщил о запуске нового цикла под названием «Господин хороший». И прежде не жаловавшийся на отсутствие внимания со стороны прессы, Ефремов сегодня нарасхват. Однако у любой медали две стороны: артист вынужден отвечать на выходящие далеко за рамки профессии вопросы, которые раньше ему адресовали редко...

— Стрижка у вас модная, Михаил. Правда, под призывника уже поздно, а под лагерника вроде рано...

— Меня во второй раз за последнее время обрили. Сначала в середине мая и теперь вот на днях.

— Съемки?

— И это, но не только. Всей правды говорить вам не буду. Вы, конечно, можете придумать свою версию, но почти наверняка ошибетесь, и у меня появятся основания подать в суд за клевету. Применить, так сказать, на практике новый закон, который в пожарном порядке приняла Госдума, за что ей отдельное мерси. Как бы мы без этого жили? Впрочем, посоветовал бы депутатам не останавливаться на полпути и вернуть в Уголовный кодекс другие незаслуженно отмененные статьи — о тунеядстве, валютных спекуляциях, гомосексуализме. Простор для творчества большой!

— Так недалеко и до незабвенной 58-й...

— У нее иной порядковый номер, что не мешает чекистам сажать за измену Родине ученых, которые за десять тысяч долларов переписывают чужие статьи из журналов и продают китайцам... Словом, у законотворцев и их заказчиков впереди радужные перспективы.

— А у нас?

— Вы меня к либеральной общественности особо не приписывайте. Безусловно, в этом кругу находиться приятнее, чем где бы то ни было, но я стараюсь ни к кому не примыкать и оставаться над схваткой. Идеальная позиция! На мой взгляд, художник по определению должен быть в оппозиции к власти, неважно какой — коммунистической или иной.

— Получается?

— Отношу себя к числу нормальных, разумных людей, способных адекватно оценивать происходящее вокруг. Настроение у многих моих друзей и знакомых подавленное. Остается лишь надеяться на будущее. Лето вот прошло, последние отпускники вернулись в Россию с каникул, а осенью, глядишь, что-нибудь да переменится... Главное — накопить деньжат на штрафы за клевету. Отсидку, правда, из закона убрали — спасибо Владимиру Владимировичу, побеспокоился. Хотя максимальная сумма все равно впечатляет — пять миллионов рублей. Но если, допустим, сказать, что коммунисты едят младенцев, столько вряд ли присудят. Оппозицию оценят дешевле. Тысяч в пятьсот, не больше. За оскорбление либеральных демократов возьмут, наверное, подороже, до миллиона. А по всей строгости спросят за выпад сами знаете в чью сторону. Забывчивые могут у девчонок из Pussy Riot поинтересоваться, память освежить... За «Единую» штраф тоже, уверен, установят единый. Однако тут ведь вот какая штука: факт клеветы надо сначала доказать. Скромным чиновникам придется потрудиться, обосновывая, откуда у них взялись виллы, яхты и частные самолеты, пусть даже и оформленные на жен и ближайших родственников. Тогда и посмотрим, кто из нас жулик и вор, а кто — клеветник... Похоже, подхалимы и лизоблюды в очередной раз перестарались в державном рвении и громко пукнули в воду, по которой теперь в разные стороны побегут круги. Но наверху это никого не волнует. Мне вообще кажется, что в политику идут люди без нервов. Или без совести. Хотя, может, совесть и есть особый нерв? Во всяком случае на смену малиновым пиджакам девяностых пришли серые френчи нулевых, которые двенадцать лет пытаются отнять наворованное предшественниками. Такое уже не раз было в российской истории: общество опять активно делится на тех, кто сидит, и тех, кто охраняет. Скоро увидим, что за хозяйственники из последних. Боюсь, кирдык будет страшным для всех. Говорю без какого-либо злорадства, предпочел бы побеседовать на иные темы, поскольку эта не доставляет удовольствия. Ну вот посмотрите на нового министра культуры...

— Вы знакомы с Владимиром Ростиславовичем?

— Нет, и особо не стремлюсь. Но его книжку «Стена» прочел. Прежде пытался осилить «Мифы о России», не смог, быстро наскучило, а со «Стеной» справился. Тем, кто не в курсе, сообщаю: этот приключенческий роман рассказывает о событиях четырехсотлетней давности, о периоде русской Смуты. О том, как Смоленск держал осаду в кольце войск польского короля Сигизмунда. Среди наших героев, давших отпор наглому захватчику, был и некий монах-схимник, молвивший речь перед собравшимся воинством. Цитирую по памяти, но близко к тексту: «Везде супостатов преследовать будем. На дороге — так на дороге. А ежели в сральне поймаем, так и в сральне загубим, в конце концов». Написано в 2009 году. Чувствуете, как будущий министр культуры изящно сослался на первоисточник, вплетя слова патрона в исторический контекст? Особое искусство, им не каждый владеет. У господина Мединского с этим, видимо, полный порядок. Или я клевещу на проницательного и чуткого чиновника?

— Доерничаетесь, Михаил, что пересмотрят выпуски «Гражданина поэта» в свете поправок в закон об информации, и окажется: вы стишками детей растлевали...

— Ну это вряд ли... Хотя при желании доказать можно что угодно. Если назвать белое черным, многие радостно согласятся. Когда слышу призыв руководителей государства судить кого-то по всей строгости закона, так и хочется спросить: а остальных, значит, можно без строгости или даже просто так, без закона?

— Летом, знаю, вы отметились в Латвии. Подыскивали местечко, чтобы отсидеться в случае чего за границей?

— Ездил подышать свежим воздухом. После Москвы это было особенно полезно. Брал с собой дочку. Анне-Марии одиннадцать лет, и мы впервые отдыхали вдвоем. Кроме того, мне предложили провести рок-концерт, в котором выступали Гарик Сукачев, «Чайф», «Машина времени», «Аквариум», «Воскресение»... Очень почетное приглашение. Опять же: вечер отработал и оплатил десять дней каникул с дочкой. Мелочь, а приятно.

— Обошлось без чтения избранных глав из «Гражданина поэта»?

— Местные промоутеры звали, но не договорились по срокам. Концерты периодически случаются, хотя уже и не так часто, как месяца три назад. За все время отменили лишь выступление на фестивале в Перми. Там сменилась власть, пришел новый губернатор и, видимо, решил, что город обойдется без нашего проекта. Раз так, мы и не поехали. Жаль, не догадались взять авансом весь гонорар, дураки...

— А на корпоративах выступали?

— Гораздо реже, чем в залах на тысячу и более мест.

— Самый узкий круг зрителей «Гражданина поэта»?

— Аудитория человек в шестьдесят. Концертов для двоих-троих не давали. Предложения не поступали, а попробовать было бы интересно.

— Публика в Барвиха Luxury Village отличается от той, что приходила к вам в Лондоне?

— Зал в Барвихе раскачивался очень тяжело. В Казани и Красноярске тоже нелегко пришлось, но там площадки не приспособлены для таких вечеров, сцена расположена далековато от зрителей. На Рублевке свои проблемы: люди приходили не столько стихи слушать, сколько тусонуться, понтами померяться, вот и раскочегаривались долго.

— Будто в Лондоне на «Гражданина поэта» шли другие клиенты!

— Мы дважды там выступали, и оба раза нас принимали очень хорошо. Зритель знал, чего ждать.

— Березовский почтил присутствием?

— Кажется, он предпочел концерт Евгения Кисина... БАБ в любом случае не пришел бы к нам, поскольку в свое время кинул Васильева на большие деньги, и тот перестал восхищаться Борисом Абрамовичем...

— Путина с Медведевым вы звали на выступления? Зачастую ведь именно они ваши главные герои.

— Была идея пригласить тандем на похороны проекта, но потом отказались. ФСО поставила бы всех на уши, и нам работалось бы некомфортно, и собравшейся публике мешали бы.

— Вас когда-нибудь просили убрать тот или другой стишок из программы?

— Послушайте, мы «Гражданина поэта» не на помойке нашли. Знаем, кому позвонить в случае чего, спросить: а не политический ли это заказ, не наезд ли? Ну кто захочет с нами связываться? Мы же честные бомбилы.

— К слову, либералы вас сильно за это клеймили. Дескать, спекулируете на больных темах, цинично рубите бабло на том, что волнует народные массы.

— Уточняю: возмущались не либералы, а революционеры. Точнее, некоторые из них. Скромно замечу: наш проект появился задолго до митингов на Болотной и проспекте Сахарова. Еще надо разобраться, где курица, а где яйцо, и кто паразитирует на гневе народа. Мало обозначить проблему, нужно суметь смешно рассказать о ней. Мы работали не по-детски, Васильев порой орал и психовал, у Быкова не всегда с первой попытки получалось нащупать верную интонацию... Иногда могли провозиться над роликом часа четыре, а бывало, что и дня не хватало.

— Капитализация проекта росла по мере его раскрутки?

— С такими вопросами вам лучше к Васильеву. Он у нас по финансовой части. Но не только по ней. Вася реально занимался режиссурой и редактированием. Все начиналось как веселый капустник, первые выпуски делали ради прикола, можно сказать, по пьянке, но вскоре проснулся азарт: сумеем ли удержать планку? Со стороны кажется, будто все получалось легко и просто, в действительности «Гражданин поэт» за год высосал много энергии. Нельзя шутить натужно, это сразу чувствуется. Когда слова стали иссякать, мы взяли паузу, примолкли, чтобы восстановить силы. Но обратная юмористическая реакция на происходящее скоро проявится. Ведь что такое улыбка? Предупредительный оскал. Чистая физиология! Жизнь заставляет показывать зубы, в смысле улыбаться. Конечно, проекту нужен другой формат, что-то свеженькое. Мы все лето размышляли, что бы замутить, и 4 октября презентуем «Господина хорошего». Единственным положительным героем у нас будет Владимир Владимирович Путин. А как иначе, если остальные вокруг плохие? Был один достойный человек, да и тот умер. Ганди... Мы уже пробовали сделать пилотные выпуски, пока не вполне довольны результатом, но время еще есть. Хочется ведь, чтобы было не хуже прежнего.

— Зачем зарезали курицу, несущую золотые яйца?

— Вот такие мы дураки! Заранее договорились, что «Гражданин поэт» закроется 5 марта, после президентских выборов, и обещание сдержали. В конце концов у каждого из нас есть и другая работа. Я снимаюсь в сериале «Оттепель» у режиссера, с которым прежде не пересекался на съемочной площадке. Это Валерий Тодоровский. Рад, что наши пути-дорожки наконец-то сошлись. Правда, в последние дни Валера часто делает мне замечания — не профессиональные, а поведенческие. Упрекает, что слишком много говорю. Борюсь с собой...

— Судя по названию, сериал про шестидесятые годы прошлого века?

— Так и есть. Кино про кино. Главный герой — режиссер.

— Уж не папу ли играете, Михаил?

— Об этом надо спрашивать у Валерия Тодоровского, а то получится, что опять не в свое дело лезу, но, думаю, роль Олега Ефремова достанется Никите, моему сыну. Он больше похож на деда в молодости. Я же играю известного кинорежиссера, лауреата Сталинской премии, народного артиста СССР. Образ собирательный. Работа впереди большая, съемки предстоят в Москве и в Минске.

— Кстати, вы в курсе, что, по данным Википедии, документальный фильм «Гражданин поэт. Прогон года» стал сотым в вашей творческой биографии?

— Думал, что давно перешагнул за сотню... Впрочем, дело не в количестве, у меня много эпизодических, проходных ролей. Папа снимался гораздо реже, но какое это имеет значение? Брать надо не числом...

— В вашей семье дух диссидентства витал?

— Будто не знаете историю создания «Современника», не помните, кто входил в окружение отца. Это же поколение шестидесятников! Нет, я рос в правильном доме. И книжки читал те, что надо. «Архипелаг ГУЛАГ» впервые увидел в папиных руках. Помню, году в 80-м ограбили родительскую квартиру. Дело под личный контроль взял Щелоков, тогдашний глава МВД. Пришел следователь, посмотрел на книжный шкаф, где на видном месте стояли запрещенные «Зияющие высоты» Зиновьева, «Загадка смерти Сталина» Авторханова, его же «Технология власти», и отвернулся в сторону, словно ничего не заметил...

— Вы на митинги когда-нибудь ходили, Михаил?

— Один раз. В эпоху раннего Ельцина. Дело происходило в «Лужниках», рядом с железнодорожными путями, по которым туда-сюда сновали поезда. Следователь Гдлян прямо заявил, мол, власти специально гоняют составы по рельсам, чтобы заглушить ораторов... Словом, эмоций было много, а содержательных речей мало. Поэтому больше такие мероприятия я не посещал. Зачем создавать массовку? У меня есть иные возможности выразить отношение к тому или иному событию. Хотя бы вот вам рассказать.

— Слышал, возмутились последним решением властей поднять на треть минимальную цену на водку?

— Сказал бы иначе: удивился. Опасный шаг власти с точки зрения ее самосохранения. Если из-за дороговизны любимого напитка народ начнет меньше бухать и протрезвеет, последствия могут быть неожиданными. Такое уже дважды случалось в нашей стране. В 1914-м Николай II ввел сухой закон, потребление алкоголя снизилось в десять раз, люди вдруг поняли, что им евреи с трибун толкуют, и уже через три года царь отрекся от престола... Распад Советского Союза тоже начался с горбачевской антиалкогольной кампании. Народ трезвым оком посмотрел вокруг и осознал: с коммунистическим бардаком пора кончать... Конечно, повышение цен на треть недостаточно радикально, пить все равно не перестанут, вырастет лишь число самогонщиков и отравлений суррогатами, но Кремлю надо осторожнее играть с огнем.

— Зато у вас с соавторами появятся новые темы для остроумных реприз.

— Напрасно думаете, будто мы только и заняты поиском, над чем бы еще постебаться. Я живу в России, и шесть моих детей тоже. Если совсем невмоготу станет, закроюсь дома и буду тихо выпивать с друзьями, лишь бы не смотреть на мерзкие рожи в телевизоре. Но употреблять мы постараемся недолго и умеренно. Мне ведь надо семью кормить. Поэтому много работаю: снимаюсь, играю в театре.

— Вы же лет пятнадцать не состоите ни в одной из московских трупп.

— Да, с 97-го года, после ухода из МХАТа. И возвращаться не собираюсь. На всю оставшуюся хватило воспоминаний о склоках и разборках, свидетелем которых стал тогда. Но это не мешает мне регулярно выходить на сцену. И в антрепризах, и не только. Родной «Современник» не забываю. Вот и в минувшем театральном сезоне случилась премьера с моим участием. Спасибо завлиту Жене Кузнецовой, отыскавшей пьесу Майка Пэкера, и Галине Борисовне Волчек, которая рискнула и дала Гарику Сукачеву поставить «Анархию», где звучит много ненормативной лексики. Из-за этого часть публики уходит после первого отделения, но оставшиеся зрители понимают: герои не ругаются, а говорят на таком языке. Иначе они не умеют...

— Постаревшие анархисты остаются бунтарями и революционерами?

— По мере взросления люди обычно остепеняются, превращаясь в буржуа и реакционеров. Процесс эволюции... Не случайно ведь среди несогласных на Болотной было много молодых. Они пока непуганые. Правда, 6 мая власть показала, что шутки кончились... Конечно, я и в свои сорок восемь молчать не буду, обязательно что-нибудь да ляпну. Хотя стремно нарываться, если честно. В жернова репрессивной машины угодить легко, выбраться оттуда невозможно. Не хочется, чтобы дети возили мне передачки в Саранск или на Колыму...

— Словом, не зря прическу себе такую выбрали, Михаил. Привыкаете к новым реалиям...

— Мимикрирую под среду, стараюсь стать незаметным. Или походить на Федю Бондарчука, Гошу Куценко, Сергея Удальцова и Макса Суханова.

— Одна лишняя фамилия в ряд затесалась, не находите?

— Вот! А вы напишите, пусть люди сами решат, кто тут не к месту...