Итоги № 4 (2014)

Открытый перелом / Политика и экономика / В России

Открытый перелом

/ Политика и экономика / В России

Михаил Дмитриев: «Период послевыборного политического равновесия подходит к концу»

Пожалуй, это можно назвать самым громким кадровым скандалом начала года: Михаил Дмитриев, восемь последних лет возглавлявший Центр стратегических разработок — один из авторитетнейших think tank страны, — стал экс-президентом. Научный руководитель ЦСР — так теперь звучит новая должность Дмитриева — рассказал «Итогам» о том, что происходит с экспертной организацией, о плане «Б» для своей команды и о том, что день грядущий готовит нашей стране.

— Михаил Эгонович, так это все-таки отставка или временное «поражение в правах»?

— Это остается неясным. Формально причины моего отстранения носят технический характер. Президент ЦСР назначается на двухлетний срок, после чего его полномочия должны подтверждаться советом фонда. В очередной раз это должно было произойти в декабре минувшего года. Обычно такие решения принимаются заочно, по почте, устав это позволяет. Но зампред совета Дмитрий Мезенцев на этот раз стал настаивать на личном присутствии членов совета, что в нынешней ситуации практически недостижимо: в очном режиме совет не собирался уже около восьми лет. Смысл этой интриги мне до конца не понятен. Если бы было принято централизованное решение о вытеснении нашей команды, это можно сделать буквально в течение нескольких минут. Достаточно нескольких звонков учредителям или ключевым членам совета, многие из которых весьма зависимы от властных структур. Кроме того, я не вижу пока никаких признаков подбора альтернативной команды. Думаю, у власти не сложилось пока однозначной позиции в отношении ЦСР. Ни для кого не секрет, что нами недовольны отдельные группы внутри правительства, прежде всего представители социального блока. Причина — наша критическая позиция по отношению к пенсионной реформе. Но одновременно мы весьма востребованы в других областях. Например, органы власти и инфраструктурные компании активно используют наши новые разработки в сфере транспортной политики.

— Проще говоря — кто-то во власти против вас, а кто-то — за?

— По сути, да. В результате мы получаем подвешенную ситуацию, серьезно затрудняющую нормальную работу. На сегодняшний день у ЦСР нет ни президента, ни председателя совета фонда, совет тоже фактически не работает. Остается лишь один человек, обладающий правом подписи, — исполнительный директор. Если он уйдет на больничный, хозяйственная деятельность ЦСР будет парализована. Я и вся наша команда, безусловно, хотим продолжить работу в ЦСР. Но мы готовы к тому, чтобы отделить бренд нашей команды от бренда организации. Это, конечно, будет грустным событием, но технически никаких проблем не составит. Наша репутация позволяет продолжить работу в другом организационном формате.

— То есть вашим планом «Б» является нечто подобное тому, что сделала старая команда ВЦИОМ, — создание новой, независимой социологической организации под брендом Левада-Центра?

— В принципе да. Но в нашем случае даже не придется ничего создавать. ЦСР тесно связан с рядом других организаций, имеющих свою историю успеха. Достаточно будет просто перенести центр экспертной работы в любую из них.

— А почему, собственно, ваша критика пенсионной реформы вызвала такое раздражение в правительстве? Обычная ведь история: эксперты критикуют — караван идет.

— Да, мы не смогли предотвратить принятие решений по проведению пенсионной реформы. Но караван идет уже далеко не так бодро, как прежде. Результатом проведенной нами — в тесном взаимодействии с другими экспертами и общественными деятелями — масштабной разъяснительной работы явился настоящий перелом в общественном сознании. В экспертном сообществе практически не осталось людей, которые поддерживали бы реформу. Она объединила даже, казалось бы, непримиримых оппонентов — противников и сторонников накопительной системы, еще год назад остро дебатировавших между собой. Сегодня и те, и другие сходятся во мнении, что предлагаемые правительством новации непродуманны и нецелесообразны.

— Но население эти экспертные дискуссии пока, согласитесь, мало волнуют.

— Это верно лишь отчасти. Да, как показывает проведенное нами в декабре социологическое исследование, население до сих пор не имеет представления о том, что происходит в пенсионной сфере. Даже в Москве большинство респондентов не сознает разницы между накопительными и распределительными пенсиями. И уж тем более не понимает смысла перехода на пенсионные баллы. Но это не означает, что они равнодушны к этой теме. Мы столкнулись с категорическим неприятием нововведений. В общем, «не читал, но осуждаю».

— Каким вам видится начинающийся год? В экспертных кругах сегодня популярен шуточный, но достаточно пессимистичный сценарий: 2014-й будет хуже, чем 2013-й, но зато лучше, чем 2015-й. Согласны с такой оценкой?

— По моим ощущениям, с точки зрения восприятия общественно-политических настроений в стране большинство наших коллег-экспертов, социологов и политологов, мыслят трендовыми категориями. Они исходят из того, что изменения, связанные с ростом недовольства властью, происходят очень постепенно, шаг за шагом. В долгосрочной перспективе эти тренды обещают мало хорошего для политического статус-кво, но в ближайшем будущем на ситуацию принципиально не повлияют — ни в плане протестной активности, ни в плане восприятия политиков и политических партий. У нас же после пилотного декабрьского социологического исследования, проведенного в форме фокус-групп, создалось совсем иное впечатление. Интенсивность новых, ранее не звучавших суждений сигнализирует о возможном переломе нынешнего тренда. Похоже, период послевыборного электорального равновесия подходит к концу. Это очень напоминает события конца 2010-го — начала 2011 года: тогда мы тоже выявили совершенно новый дискурс, не просматривавшийся ранее нашей социологией. Этим, собственно, и хороши фокус-группы: они способны выявить изменения в настроениях общества задолго до того, как они выразятся в «классических», количественных опросах.

— В чем именно состоит выявленный вами перелом?

— Пока речь идет лишь о гипотезе. Гипотеза же состоит в том, что процесс эрозии политической поддержки власти со стороны населения, приостановившийся в последние полтора года, в скором времени может возобновиться. Причем скорость изменений общественных настроений очень велика. Еще восемь месяцев назад, в мае 2013 года, когда нами была проведена предыдущая серия фокус-групп, мы не видели даже намеков на те взгляды, которые зафиксировали в декабре. Налицо, например, связь между уровнем удовлетворенности экономической ситуацией и отношением к политическому статус-кво, которой не было в недалеком прошлом. Собственно, именно торможение экономики и стало, по моим ощущениям, главной причиной возможного перелома настроений.

— Каковы, кстати, виды на экономический урожай в этом году?

— Здесь мы тоже находимся на переломном этапе развития. Судя по всему, недолго осталось ждать момента, когда американская Федеральная резервная система приступит к сворачиванию политики дешевых денег, эмиссионного стимулирования экономики. Как только это случится, в США начнется рост процентных ставок. Как следствие капиталы станут покидать развивающиеся рынки, в том числе и Россию, и перемещаться в Соединенные Штаты и другие развитые страны. Рассчитывать на серьезный экономический рост в этих условиях не приходится. Напротив, возникает риск ухудшения ситуации. Но даже если она останется более или менее стабильной, это отнюдь не означает, что число недовольных своим материальным положением перестанет расти. Ведь в данном случае мы имеем дело не с абсолютными, а с относительными оценками. По меркам конца 1990-х даже наиболее проблемные регионы являются сегодня фантастически благополучными. Но люди соизмеряют уровень своего достатка не с тем, что было 15 лет назад, а с тем, как живут сегодня наиболее благополучные слои общества.

— Во что в итоге это может вылиться? Во что-то подобное тому, что случилось в конце 2011 года? Или же политический протест получит иные, более радикальные формы?

— То, с чем мы можем столкнуться, — это другая социальная среда, новая политическая реальность, по многим признакам отличная от того, что мы наблюдали в 2011 году. Перелом происходит в других географических и социальных плоскостях и может привести к иным политическим последствиям. Пока мы не беремся их оценивать. Для далеко идущих выводов, подобных тому прогнозу среднесрочных политических трендов, который мы сделали в начале 2011 года, нужно собрать дополнительный материал. Мы будем, видимо, проводить и новые фокус-группы, и количественные социологические исследования. Будем сверять наши результаты с данными других социологических центров. Хотя кое-какие пересечения уже имеются. К примеру, по данным фонда «Общественное мнение», если в сентябре лишь 37 процентов респондентов негативно оценивали деятельность российских властей, то в декабре — как раз в то время, когда мы проводили новые фокус-группы, — их доля внезапно увеличилась до 49 процентов. То есть дыма без огня, похоже, все-таки не было.

— Что именно представляет собой эта рождающаяся на наших глазах «новая социальная среда»?

— Это многомерный процесс, который, на мой взгляд, неправильно было бы объяснять в привычных, стандартных политических категориях. Рост модернизированности, усиление спроса на политическую демократию будут сочетаться с рецидивами более традиционного сознания, в том числе с обострением межэтнической напряженности. Некоторые ответы респондентов в российской глубинке потрясли нас до глубины души. Они свидетельствуют о ломке многих стереотипов — например, в отношении частной собственности. Но не буду забегать вперед. Повторяю: исследование еще не закончено. Мы должны получить более точное представление о ситуации, прежде чем подготовим очередной политический доклад, предназначенный для публичного обсуждения. Он появится, по-видимому, весной.

— Но презентация получилась интригующей.

— Надеюсь, эта интрига не разочарует.

— Центральный вывод вашего прошлогоднего исследования — «центр тяжести в политической, экономической и этнически мотивированной активности» перемещается из Москвы и прочих мегаполисов в провинцию. Эта тенденция сохранилась?

— Не только сохранилась, но и получила новые подтверждения. Изменения в общественных настроениях отрицательно коррелируют с уровнем благополучия. Наименее значительны они, по нашим данным, в Москве, являющейся, как и прежде, одним из наиболее благополучных регионов. То есть столица становится своего рода якорем политического статус-кво.

— Власть этот тренд может, пожалуй, только приветствовать. Ведь с точки зрения сохранения политической стабильности главное — чтобы в столице все было спокойно.

— Ну, во-первых, и в столице не будет «все спокойно». Здесь сохраняются очаги политического протеста, который может быть достаточно массовым. А теперь представьте себе, что на это наложится усиление экономически мотивированного протеста за пределами Москвы. Плюс повсеместно усилившийся спрос на демократизацию, плюс нарастающие трения на этнической почве... До недавнего времени все эти очаги и формы протестной активности существовали изолированно друг от друга. Но сейчас повысилась вероятность того, что они в какой-то момент могут начать смыкаться и взаимно усиливаться.

— То есть гасить эти очаги по отдельности, противопоставляя «зажравшимся» московским креаклам патриотичный Нижний Тагил, станет уже невозможно?

— По крайней мере, это будет намного сложнее, чем два года тому назад.

— Как вы оцениваете в связи с этим нынешнюю стратегию власти? Насколько она отвечает складывающимся реалиям?

— Стратегия властей ориентирована на поддержание нового электорального равновесия. После выборов они попытались повысить политическую и социальную управляемость, и во многом это удалось. Но если предположение о смене тренда в массовом сознании верно, то этот курс вскоре утратит свою актуальность. Потребуется как минимум его тактическая адаптация к новым реалиям.

— В наиболее уязвимой позиции, наверное, находится правительство?

— Смена премьера — традиционный для российской власти способ переключения ответственности. Возможность использования президентом этой опции обсуждалась экспертами даже в условиях инерционного сценария, который и нам несколько месяцев тому назад казался весьма вероятным. Если же развитие пойдет в сторону эрозии электорального равновесия, кадровые перестановки станут практически неизбежны.

— А какой будет судьба «оттепели», отмеченной во второй половине прошлого года?

— Основным мотивирующим фактором для нее был внешний — предстоящие Олимпийские игры, а также председательство России в «большой двадцатке» и «большой восьмерке». Не исключено, что перелом общественно-политических настроений подтолкнет к дополнительному откручиванию гаек — уже под влиянием внутренних причин. Впрочем, прогнозы по этому поводу пока еще строить рано.