От истоков до устья Великой.
Исходил я леса и поля.
До чего ж высока,
Многолика
Наша тихая матерь-земля!..
Полыхает заря,
Голубые
За рекою теплеют снега —
Все знакомо,
Но снова впервые
Я встречаю горюн-берега.
И от устья опять до начала
Разливанная лада-волна
Лютой вьюгой меня привечала,
Жар-цветами дарила сполна.
По утрам дергачиные всклики
Будоражат зеленую тишь.
И птенцами рассветные блики
Осыпаются в темный камыш.
Я дышал половодья кипеньем,
Слушал пульс потаенных ключей,
Замолкал,
Околдованный пеньем
Одуревших весной косачей.
И не раз у лосиного стада,
Замирая,
Стоял на виду…
Как мне мало,
Как много мне надо!
Я к тебе
Как на праздник иду!
Гулкой подпоясанная речкой,
Зорькой подрумянена,
Как в печке
Испеченный сдобный каравай,
Пашня за околицей лежала,
Зерен полновесных ожидала,
Слушала грачиный грай.
Солнышко ночей не досыпало,
Поднималось,
Землю облучало,
К полдню раскаляясь добела.
Облака над нею набухали,
Проливались
И спешили в дали
Завершить весенние дела.
В поле выезжали трактористы,
Веселы,
Чумазы и плечисты:
Начиналась жаркая страда.
Гуд моторов повисал над краем,
И дышала новым урожаем
Свежая
Прямая борозда.
Живешь,
Заботой городскою
Насквозь пронизан и прогрет.
И вдруг под ложечкой заноет,
Да так,
Что почернеет свет.
С чего бы,
Сам не понимаю,
Тоской захолонуло в мае,
Когда на влажных тротуарах
Асфальт теплынью разморен:
Его вздувает, что опару.
Да что гудрон,
Когда бетон
Зеленой молодью пропорот.
И вроде город мне не в город.
Так вот с чего под сердцем боль
Отозвалась набатным гулом:
Полями вешними пахнуло.
И ты хоть как себя неволь —
Уснуть не сможешь:
Ночь, другую
Все видишь землю дорогую
С крутым веселым половодьем,
Когда ручей под стать реке,
А в нем березы налегке
Бредут,
Смеясь над непогодьем.
А бани,
Словно пароходы,
В субботу густо задымят.
И до потемок огороды
Богато ведрами звенят…
Листа березового запах,
Мореного в жару сухом,
Ложится в лунные накрапы,
Как пух, туманно и легко…
Я до утра усну едва ли:
Ведь знаю:
Ждут меня поля,
Поют мои родные дали,—
Зовет отцовская земля!
Закипая веселой,
Ядреной листвой,
Ты вовсю хорошела
Над тихой Псковой.
Ох, и грузно же было
В июльскую звень
Из суглинка водицу тянуть
Долгий день!
А мальчишек
В зеленой охапке качать…
А влюбленных
С темна до светла привечать…
У Псковы я опять
Вечерами брожу
И на корни витые взглянуть
Захожу.
Им трудиться не тридцать,
А триста бы лет.
Да кому-то, наверно,
Ты застила свет.
Сникли,
Съежились листья:
Нож не дрогнул впотьмах…
И добро б человеку
Потребность в лаптях!
Изба избой, каких немало
Стоит у пыльных большаков,
Какие Русь наоставляла
Ещё от дедовских веков.
И что мне,
Что в избенке этой
О старых четырех углах?
И все же незажившей метой
Вдруг припечет,
Как на углях!..
Мы поднялись в ином просторе:
Один — моряк,
Другой — пилот.
На радость той избе и горе,
Благословившей нас в полет.
Домой лишь изредка писали
И обещали каждый год
Родителям:
Нагрянем сами
На августовский огород.
Когда, случалось, приезжали:
С дороги — в баньку,
И — к столу…
И в рамках на стене дрожали
Ребячьи грамоты в углу.
Родня до полночи шумела.
О чем?
Не сразу разберешь…
А осень знай себе звенела,
Тихонько осыпая рожь.
Полдень, полон солнечной дрожью,
Плещет зноем о кромку ржи.
Над приречной широкой пожней
Крутокрылый чибис кружит.
А комбайн все гудит,
И небо
Захлебнулось голубизной,
В нем стозвонная песня хлеба
Раскаляет июльский зной.
Перегретый мотор устало
Напоследок вздохнул и затих.
И такое вдруг заиграло,
Засвистало, защебетало:
Песен, песен-то,
Сколько их!
Работенка —
Гудят лопатки,
И пшеница — хоть напоказ!
Вот бы квасу теперь с устатку,
Полведерка бы —
В самый раз.
До деревни прогон не короткий,
А вода —
Тут подать рукой.
И хозяйской степенной походкой
К быстрине ты идешь над рекой.
Приняла раскаленное тело,
Холодком обожгла чуток,
Обжурчала,
Такого напела:
Набирайся силенок, браток!
А потом расплескалась в смехе,
Поумерила юный пыл:
Делу — время,
Часок — потехе,
Будет, парень, —
Мотор остыл.
Проснувшейся земли улыбчивы глаза
Таят былых веков заботы и тревоги.
Как дедам и отцам,
Зыбучая лоза
Мне кланяется низко у дороги.
Мы исходили тысячи дорог,
Но лишь единственной верны,
Верны до гроба.
Апрельская земля,
Я без тебя не мог.
Не мог забыть о доле хлебороба!
Она приходит полою водой,
Улыбками веселыми проталин,
Подснежника застенчивой звездой
И муравой оттаявших проталин.
И не вёдро, и не хмуро.
Слышен трактор вдалеке.
Разговаривают куры
На курином языке.
Бродит по двору подсвинок,
Чешет боком тын-плетень.
Кот ленивый возле кринок
Ждет парного долгий день.
Словно дрема, нескончаем,
День улегся у ворот.
Бабка балуется чаем
После утренних хлопот.
Ранний час течет, как в сказке.
Все тут ясно,
Что к чему.
Мудрость дедовской закваски
С давних пор живет в дому.
Дед, он тоже старым не был:
И пахал, и воевал.
Принимал и быль, и небыль,
День наш сердцем принимал.
Всяко было:
Ел мякину,
Трактор вел, растил овес,
Пас колхозную скотину,
Вот —
До пенсии дорос.
И ему теперь не к спеху
Торопить остатки лет.
Всей деревне на утеху
Телевизор ставит дед.
Ладит мачту и антенну,
С радости — навеселе.
Надо видеть непременно,
Что творится на земле.
Бабка, больше для порядка,
Поворчит на старика…
Пригорюнилась трехрядка,
Задремав у верстака.
Не успеет под капелью
Воробей перо омыть, —
Трактора гудят в апреле
Голосисто:
«Будем жить!»
Молодухи за деревней,
На разливе у реки,
По привычке стародревней
Звонко бьют половики.
И дедам столетним дела
Тоже хватит по весне:
Старым — вот как надоело
Греться солнышком во сне!
Окружили у правленья
Агрономшу брадачи:
Преподносят наставленья,
Словно в праздник калачи.
А над ними май,
Как мячик,
Кинул солнышко в зенит.
И, суля весне удачу,
Новосел-скворец звенит.
Владиславу Шошину
Страда зачиналась в марте
В табачном дыму зыбучем,
Когда бригадир на карте
Гулял пятерней по кручам.
Да в кузне мой батька молотом
Набатил на всю округу, —
Звенелось и пелось молодо
Видавшему виды плугу.
Страда разгулялась в мае —
Вбирала,
Тянула соки.
Надеждой на урожаи
Ложилась в земные строки.
И не было ей покоя,
И не было ей остуды:
Гудит она над рекою
Бульдозером у запруды.
Пылит на сквозных проселках.
Машинами со стогами,
Гостюет у баб на полках
Румяными пирогами.
Страде до всего есть дело.
С лица она подобрела,
Невестой богатой скоро
Заявится к комбайнеру.
Наметелили метели
Горы снежные —
Встанешь утром,
Не узнать низины здешние.
Выхожу я спозаранку в стынь лиловую,
Месяц теплится потерянной подковою.
Ветер плачет:
«Не развеять хмару белую!»
К большаку тропу
Не скоро, видно, сделаю.
Надо мной провисло небо
Темной тучею.
Я швыряю снег лопатой загребучею…
На деревне говорят:
— Работа зряшняя,
В снеги канула тропа твоя вчерашняя,
С каждым днем на ней сугробы нарастают…
Но не ждать же мне весны,
Когда растают!
Среди безлюдья буйная река
Гранила камни
Долгие века.
Никто не знает,
Сколько лет подряд
В горах ревел могучий водопад,
Кремнистые дрожали берега,
Гудела непролазная тайга.
И только летом
В солнечные дни
Играли ярко радуги над ним.
Над ним свечой
Взмывали птицы ввысь
И молодые ястребы дрались.
А у реки,
На гладком валуне,
Сидел медведь
Верхом, как на коне.
Застыл косматый бурый рыболов.
Здесь все его:
Леса, река, улов…
И вдруг он показал зубов оскал:
Зверь человека в чаще увидал.
А тот стоял:
За поясом топор…
Меж ними шел недолгий разговор, —
Пришельца зверь не смог переглядеть:
Ворча, в тайгу поковылял медведь.
А человек
Сурово глянул вслед —
В глазах ни страха,
Ни сомненья нет.
Он поплевал в ладони не спеша.
Тайга ждала.
Стояла не дыша.
Взметнулись щепки из-под топора —
В ответ протяжно охала гора,
Тайга медведем пятилась в тайгу…
И пятистенок
Встал на берегу.
Вздыбилось море,
Гривастое, злое,
Играет с баркасом
Опасной волною.
И нам не до шуток.
Но мы не заплачем,
Не молим пощады,
Не просим удачи.
Волне разъяренной
Врезаемся в гриву,
Взлетев,
Опускаемся в пропасть с обрыва.
И снова,
И снова паденья и взлеты:
Налево, направо
Руля повороты.
И вдруг захлебнулся
Мотор раскаленный,
Баркас, как живой,
Накренился со стоном.
Ну что ж,
Мы не дремлем:
За весла беремся,
К желанному берегу
Яростно рвемся.
В ладонях бугрятся,
Вскипают мозоли:
Мы насмерть схватились,
И нам не до боли.
Гребем,
Не сдаемся стихии суровой
И знаем:
За нами последнее слово!
Ивану, сыну моему
В душе моей Иваны —
Сердцу любо,
Как звезд на небе,
Нету им числа:
Оратаи, шахтеры, лесорубы
И мастера иного ремесла.
Коль памятью не слаб —
Бери повыше:
Князей,
Царей Иванов знала Русь…
Иван мой спит,
Пожалуйста, потише!
Но зашумите —
Я лишь усмехнусь.
Ведь нам не привыкать,
Нам,
Внукам дедов,
Праправнукам и Невских, и Донских
Падения и взлеты —
Все изведав,
Мы свято верим
В сыновей своих.
В сараи,
Как в музеи, спрятав сохи,
Мы честью пахаря,
Как прежде, дорожим.
И на заре космической эпохи
Земная суть —
Зерно обычной ржи.
И пусть наш век,
Как паруса тугие,
Орбиты рвет,
Огнистый взвихрив стяг!
Хоть Русь теперь не та
И мы другие,
Все ж без Иванов
Нам —
Нельзя никак.