Иволга и вольный Ветер

Глава 11

Валя

Я ощущала себя контуженной. Оглушенной, ошеломленной, не способной осмыслить, что пережила, только вспоминать.

Момент, когда с опозданием навалившийся страх превратился в жгучее возбуждение, в моем сознании не сохранился. Пожалуй, я даже не поняла, что это оно и есть. Просто встревоженное лицо Ветрова, его губы, оказались так близко, а мне внезапно и так сильно-сильно захотелось прижаться к ним своими. Без единой логичной мысли почему. А ещё просто необходимо стало положить ладони на его широкие плечи, опереться на них, ощутить мощь и надёжность под своими руками. Понятия не имею, откуда это пришло, да и не важно стало почти сразу.

Егор ответил на мой неуклюжий поцелуй и тут же превратил его в нечто иное. Мой робкий и лишенный определенной цели порыв натолкнулся на его властный ответный напор, мгновенно лишая меня контроля над происходящим. Даже боль не отрезвила, Ветров и огонь, им порожденный во мне, не дали на это ни секунды, ни шанса.

Касания мужского рта, горячие, частые, по ещё холодной с улицы моей коже, били сквозными импульсами-выстрелами, вынося из головы все разумное и способное к контролю. Сильный, почти грубый захват на моих волосах, вынуждающий открыть ему доступ к шее, жгучие прикосновения рта все более настойчивые, влажные, и я в них тону, растворяюсь. Всего лишь поцелуи, как они могут ощущаться так шокирующе… нет, это не то самое, прежде знакомое мне “приятно”! Будоражащие всю меня до самого глубинного нутра волны рождались в местах касаний Ветрова и неслись во все стороны. А я хочу, чтобы они продолжались, я хочу, чтобы их стало больше, я хочу, чтобы они были повсюду. Я хочу…

— Все будет… потерпи, маленькая моя… — прошептал Егор, поймав губами мочку моего уха, и я вздрогнула и от сладкого нового импульса, и ощутив, как его пальцы скользнули под мои свитер и футболку, добираясь до голой кожи на животе. — Дашь мне посмотреть, как ты красивая… мммм? Хочу грудь твою целовать…

И я хочу… Хочу, чтобы целовал и трогал… Потому что она, грудь эта, почему-то ноет, и отяжелела, будто прося поддержки ладоней, что ее захватят. Я сама схватилась за мешающий трикотаж, чтобы помочь, но Егор заворчал и поднял мои руки, не позволяя этого. Скользнул уже обеими руками под одежду, добрался до застёжки лифчика, продолжая туманить голову все новыми поцелуями в шею, скулы, уголки рта, аккуратно обходя место удара на подбородке. Отстранился, на мгновенье поймав мой взгляд своим, и я почти испугалась того, что в нем прочитала. Похоть, виденная мною прежде в глазах других мужчин, почудилось бурей в стакане воды, по сравнению с этой лютой стихией. Такому не противостоят, такому отдаются в полную власть и молятся, чтобы выжить.

Егор раздел меня по пояс рывком, сняв все и сразу, одним движением.

— Охрененная… — проворчал он снова, обжигая мою обнаженную грудь таким тяжёлым взглядом, что я невольно прогнулась, подставляясь сильнее под эту визуальную ласку и умоляя сделать ее реальной. — Я знал… знал… Сука!

Я вздрогнула от того, как поменялся его голос, и заметила, что теперь Егор смотрит на мое плечо, по которому пришелся отцовский удар бутылкой. Мне сразу же стало стыдно и захотелось прикрыться, как если бы я внезапно стала уродливой.

— Об этом — потом! — будто поняв как-то мои чувства, властно отрезал Ветров и обхватил обе мои груди ладонями, сжал и зашипел сквозь зубы, утыкаясь лицом в ложбинку. — Даже тут пахнешь так, что я дурею…

Егор чуть отстранился и, поймав мой взгляд, лизнул сосок и тут же подул на него, заставив собраться в тугой комок, а я невольно заерзала на месте, пораженная мощным разрядом, от которого сжались мои внутренние мышцы и напряглись бедра. Порочно ухмыльнувшись и не разрывая визуального контакта, Ветров втянул в рот второй сосок, обласкал его языком, вырвав из меня рваный вздох, и внезапно слегка прикусил, резко выпустил и вновь подул. Моя голова запрокинулась как сама собой, вздох стал вскриком, а тягучий импульс внизу живота оказался таким сокрушительным, что я чуть не слетела с табуретки.

— Егор..! — вырвалось его имя, а за ним рвалось ещё что-то, для выражения чего слов у меня пока не нашлось.

— Да-а-а, я чуял, что ты просто порох… Но нахер пока все эти игры… Потом все… Рехнусь, если не трахну тебя прямо сейчас… — ворчание Ветрова трансформировалось в порыкивание голодного хищника, и он вскочил, легко подхватывая и меня, в несколько шагов донес до дивана, практически уронил на него спиной.

— Да твою же…! — ругнулся мужчина сквозь зубы, метнулся обратно, выдернул из кармана пальто свой бумажник и пошел обратно, небрежно потроша его на ходу. Вывалились купюры, но Ветрову было наплевать, он радостно рявкнул “Да!”, только выдернув из портмоне связку из трех серебристых квадратиков.

Навис надо мной, швырнув рядом презервативы, содрал с себя весь верх, дернул ремень, столкнул с бедер джинсы сразу с трусами, тут же наклонился и схватился за пояс моих домашних спортивок.

— Давай, горячая моя, покажи мне все! — приказал Егор, и я послушно подняла бедра, помогая лишить себя одежды.

Ветров отшвырнул тряпки, глядя на удивление мне в глаза, а не шаря по обнаженному для него телу глазами. А меня в этот его пристальный взгляд как в омут со страшной скоростью затягивало — не вздохнуть, не вырваться.

— Ну же, Валя! — потребовал Егор ответа, на не заданный, а может, не услышанный мною в этом наваждении вопрос.

— Да-да… — закивала я и протянула руки. — Я хочу… Сама хочу…

И Ветров как с цепи сорвался. Накрыл собой, целовал снова так, что себя не помнила, боли уже не чувствовала, ловя в ответ его губы. Накатывался волной, тёрся, тяжело наваливаясь, подчиняя, обездвиживая и вжимаясь между ног твердым стволом до сладкой боли, так, что я начала сучить ногами и ёрзать, вскрикивая и цепляясь за его плечи. Но Ветров отстранился, приподнимаясь надо мной, лишая такого желанного давления мощного тела и принялся тискать, гладить, лепить ладонями, терзая грудь новыми ласками рта, от которых гнуло, швыряло хаотично под ним, молотило чувственными волнами.

Егор резко выпрямился, рванул зубами упаковку презерватива, и я закрыла глаза, открываясь для него шире и ожидая скорого проникновения. Но Ветров вдруг положил одну ладонь на мой дрожащий живот, тяжело пригвоздив к месту, и сразу же я почувствовала его пальцы, коснувшиеся меня в самом сокровенном месте и прежде чем и вздохнуть смогла — сразу два легко проникли в меня. Распахнула глаза, нарвавшись на горящий хищной похотью взгляд и торжествующий оскал.

— Мокрая насквозь, да, красавица? — спросил он сильно огрубевшим голосом, чуть повернул кисть, почти извлекая пальцы, отчего мне захотелось заплакать. — Мо-о-окрая-я-я… сла-а-а-дкая-я-я… кончишь для меня? Ну конечно, кончишь…

Он резко толкнул пальцы назад, наполняя изнутри, а большим снаружи задевая что-то, как будто точку детонации, отчего меня выгнуло, и что закричала — осознала только, когда звук собственного голоса стих, а в лёгких опустело.

— Давай, Валюша, давай… Мне тоже уже совсем невмоготу… Давай… прямо мне на руку… давай…

Он заработал рукой резко и ритмично, попадая по той самой точке дикой чувствительности снова и снова, со мной начало происходить что-то немыслимое, пугающе-невозможное, чрезмерное, как будто меня выдирало из собственного тела, колотящегося бесконтрольно, и утягивало в безумную неизвестность. Это ощущение распирало, натягивалось все сильнее, каждую предыдущую секунду чудилось, что дальше уже некуда, но оно все нарастало и нарастало. С криком я упёрлась пятками в диван, стремясь уйти от вытворяющих это пальцев, потому что меня же разорвет сейчас, но ладонь на животе надавила сильнее, тем самым доведя творящееся до предельной остроты.

Меня затрясло, что было со всем телом я не осознавала, вся чувствительность сосредоточилась на мышцах, жадно обхватывающих мужские пальцы, и в животе. Их хаотично стало сводить сладчайшей судорогой, голова на миг стала огромной, потом все в ней схлопнулось, доводя ощущения до невозможной концентрации. И не успела я ещё и это пережить, как Егор подхватил меня ладонями под ягодицы и вошёл, смешав очередную волну удовольствия с болью от почти чрезмерной наполненности. Я снова хрипло закричала, и даже, кажется, упёрлась ему в грудь руками.

— Да, я знаю… ты привыкнешь… — прохрипел Егор и, не давая мне на это самое привыкание ни минуты, отступил и ударил бедрами снова, делая проникновение ещё более глубоким, а потом и замолотил, погнавшись за своим удовольствием.

Его было во мне так много, толчки выходили такими мощными, почти по животному грубыми, но поразительным образом первоначальная боль с каждым этим грубым вторжением стала преображаться в то самое удовольствие, что сотворили пальцы Егора только что, пусть и как-то по-иному. Меня опять потянуло из собственного тела, голова опустела для всего, кроме затопляющего мозг бескрайнего удовольствия, и я обвилась вся вокруг сильного мужского тела, мощно толкающего меня в новую эйфорию.

— Да-да, вот так, сжимай… выжми меня досуха… — зарычал Ветров у моего уха, стиснул ягодицы до боли и чуть поменял угол вторжения, врываясь до предела, отчего меня тут же снесло и забило в экстазе. — Вот так? Та-а-ак! Охеренно… ты охеренная… у меня башня в огне, член в раю…Вынимать не буду… до хромоты затрахаю… давай… давай-давай-давай, полетели-и-и!

Второй раз все было ещё мощнее и дольше, чем в первый, потому что я уже знала и не сопротивлялась, а Ветров все никак не останавливался, для и для эти запредельные ощущения. А когда наконец остановился, сладкие волны-воспоминания ещё накатывали и накатывали, медленно затухая, сначала заставляя вздрагивать, а потом просто убаюкивающе омывая сладостью изнутри.

А потом я уснула. Ненадолго, но так глубоко, что даже не почувствовала, как Егор встал. Открыла глаза, услышав, как он замычал, а потом и тихо выругался.

Совершенно голый, Ветров стоял у ведра с водой с кружкой в одной руке, а другую прижимал к горлу, морщась.

— Ну она же холодная, тебе нельзя с больным горлом! — возмутилась, мигом сбрасывая сонную истому и села, потянув за собой покрывало с дивана. — Чай давай лучше сделаю.

Невольно схватилась за собственный подбородок, ощутив в нем импульс боли. Ощупала бегло, но вроде опухоли и сильного отека нет, хотя ощущения не особо приятные.

— Да ну его нафиг! Обнаженной у печки крутиться чревато ожогами, — отмахнулся Егор и сделал жест рукой, как будто что-то требуя от меня.

— Что? — не поняла я.

Я упорно старалась смотреть ему в лицо, но зрение не тоннельная штука, так что игнорировать факт его бесстыдной обнаженки полностью не выходило. И мало я разве парней Орионовских по пояс голых видела, когда они запросто футболки после тренировок с себя сдирали, но все как-то мимо сознания проходило. Никогда не приходилось с чем-то непонятным в себе бороться, чтобы взгляд не стекал неизбежно по широкой груди в негустой темной поросли к мужскому твердому животу, где та становилась узкой дорожкой. Чертовой дорожкой, по которой глаза так и норовили сбежать к… тому, что… эммм… внушало даже сейчас. Потому что это мало походило на “состояние полного покоя”, в коем ему, вроде как, стоило пребывать, после случившегося только что.

— Убери чёртову тряпку. Я хочу жрать тебя глазами целый день, Валюш, — велел Егор таким тоном, будто имел на это право.

— Размечтался! А вдруг мелкие мои нагрянут, а я тут голая? И тебе стоит одеться.

— Не голая, а восхитительно обнаженная. А дверь мы запрем, никого не пустим, потому что будем снова трахаться, так что гости нам не нужны.

И следуя своим словам, он подошёл к двери и запер ее на задвижку. И развернувшись, пошел на меня, нахально демонстрируя, что до его готовности к “снова трахаться” всего ничего осталось. Собственно даже вообще ничего.

— Мои братья и сестры не гости, — опомнившись от завороженного созерцания надвигающегося на меня все более упруго покачивающегося члена, я почти панически заметалась взглядом по комнате. — И не собираюсь я от них запираться. Вырвуться ко мне покушать забежать, а у меня дверь заперта. Как я им это объяснить смогла бы?

— А с какой стати ты должна кому-то что-то объяснять, тем более каким-то соплякам? И у них родителей нет разве, чтобы ты время свое тратила?

— Ты не знаешь ничего. И при чем тут время, когда речь о родных людях?

— Не знаю и ладно. — Егор остановился передо мной, отобрал-таки покрывало и потянул за руку, заставляя встать. Привлек к себе, крепко, чтобы я хорошо ощущала его стремительно обретающий полную массивную твердость ствол, и взял нежно за подбородок, заставив посмотреть себе в лицо. Вторая его рука скользнула с талии на ягодицы, а потом самым бесстыжим образом пальцы пробежалась между ними и под мое “ох!”, нырнули к ещё очень влажному входу, не проникая, но обозначивая свое присутствие.

— Эй! — возмутилась я, взвиваясь на цыпочки, но сделала только хуже — наглые пальцы пробрались ещё дальше, и я оказалась практически усажена на руку Егора. И при каждом моем движении или даже резком вдохе он умудрялся задевать и так ещё растревоженные чувствительные точки. А движением он меня обеспечил, начав мягко переступать и раскачивать, увлекая, как в странном непристойном танце. — Перестань! Я не готова… так…

— Сделал больно? — Ветров застыл тут же на месте, как окаменев. — Я почувствовал. У тебя давно мужчины не было? Тесная такая и как порох. Горячая и жадная внутри. Меня, трындец как, унесло от этого.

“Жадная внутри”?!!!

— Слушай, я не собираюсь с тобой такое обсуждать! — мгновенно вспыхнула и стала отпихивать его руку всерьез.

С Яшкой ничего такого не было. В смысле, он никогда не говорил, какая я там. Да он вообще не говорил в процессе, дышал, точнее сопел. И пальцами ничего подобного не творил, касался меня там разве что случайно, когда направлял себя. Да и размер у него был куда как скромнее. Двигался медленнее, не проникал так глубоко, не менял угол, подхватывая под ягодицы, как это сделал Егор. Но кто о таком говорит?

— Какое? — Егор легко меня отпустил, но совсем не отстал. — Если я был слишком груб, то нормально сказать мне об этом. Ты меня дико заводишь, но я же не скот какой-то, Валь. Если нужна более долгая прелюдия, то я в состоянии тебе ее обеспечить, как и себя в процессе сдерживать. Ты предпочитаешь помягче, м?

Прелюдия… да ладно, я знаю что это. Но “более долгая”? Вспоминая, что со мной и так творилось от поцелуев и ласк Ветрова, представить продление такой сладкой муки…

— Уффф! — схватилась я сначала за запылавшие щеки, а потом метнулась к стулу и быстро накинула вчерашний халат, запахнулась и завязала пояс. — Для меня это все слишком!

— Что?! — явно искренне изумился Егор, абсолютно ни своей наготы, ни наличия эрекции не смущавшийся. — Только не говори, что ты сейчас уже жалеешь о том, что мы переспали. Инициатором, между прочим, ты сама была.

— Я не жалею! Просто… Белый день вообще-то и зачем говорить о таком, ииии… мне понять бы сначала… в смысле… разобраться немного…

— Хм… то есть мне не показалось — оргазм у тебя впервые случился? — Ветров расплылся в такой самодовольной ухмылке, что в комнате вдруг стало ещё на сто градусов жарче.

— Что?

— Оргазм. Кульминация. Высшая точка насла… — принялся он перечислять, ухмыляясь все шире.

— Я знаю, что такое оргазм! — возмутилась я. — Не считай меня уж совсем темной деревенщиной!

— И в мыслях не было, Валь. Но знать и испытывать это же разные вещи, верно?

— Я не хочу это обсуждать! — уж точно не тогда, когда ты стоишь напротив, голый, со стояком и эдакой ухмылкой победителя.

— Почему? — ухмылка наконец угасла, и Ветров чуть наклонил голову, ловя мой взгляд своим, лишенным лукавства и довольства, как теперь показалось. — Между любовниками это нормально.

— А для меня нет, — отрезала я и выдавила все же объяснение. — Мне неловко, ясно?

— Точно?

— Ну я же наверное знаю, что испытываю!

— Наверное? То есть, когда я тебе говорю, какая ты внутри охрененная, как сжимала меня, как текла и прям облизывала мой член своими стеночками шелковыми, тебе становится неловко?

Мышцы моих бедер непроизвольно напряглись, внизу живота прокатилась сладко-тягучая, но мощная до лёгкой болезненности волна, ударившая по нервам так коварно, что рваный вздох сдержать не вышло.

— Ну… ну конечно! — горло внезапно оказалось пересохшим, так что вышел не уверенный ответ, а какое-то карканье.

— А если скажу, что едва сам не спустил, когда тебя пальцами трахал? Чуть не рехнулся держаться, когда входил, пока тебя ещё трясло. Ты так меня сжимала, прямо внутрь тянула, как голодный зверь член заглатывала твоя…

— Прекрати! — я даже в сердцах топнула и головой мотнула, борясь с новой волной наваждения, которые так запросто творил Егор. — Зачем об этом говорить?

— Хм… если не говорить, то как ты узнаешь, насколько охеренно мне было с тобой? И если ты не скажешь, что я делаю не так, то как я об этом узнаю?

— Можно подумать, мужику от этого дела может не быть хорошо. И, судя по всему, ты и так в этом профи. Так в чем смысл?

— Этого, этом, Валь, у тебя проблема со словом секс?

— Нет у меня ни с какими словами проблем, — я попыталась спастись бегством, направившись к печке, но Ветров упрямо преградил мне дорогу.

— Тогда почему бы тебе не сказать словами не был ли я слишком груб во время нашего полового акта, и есть ли у тебя какие-то предпочтения в постели. Может, любишь быть сверху? Стоя? В коленно-локтевой? Как насчёт куни? Минетом не брезгуешь?

— Стоп!!! Ты же нарочно это сейчас? Вгоняешь меня в краску. Зачем?

— Затем, Валь, что ты краснеешь, конечно, дико очаровательно, но ни черта ты от этого не смущаешься… ну может самую малость. А большая часть из того, отчего твое дыхание сейчас сбивается и сердце молотит — это возбуждение. Сунь пальцы себе между ног и скажи, что я не прав.

— Да ты..! Совсем, что ли с пальцами этими?! Мало того, что сам, так ещё я… — от возмущения и стыда у меня язык окончательно заплелся, и я только и могла, что гневно тыкать в Ветрова пальцем.

Пальцем! Да что б его!!!