Валя
— Вот и что ты сейчас делаешь, дура? — прошипела своему отражению в зеркале, поплескав в пылающее лицо холодной водой. — Ещё разревись давай! Сама нарвалась, сама и огребла. А чего ты хотела?
Ветров правду в лицо сказал. Ишь ты, губы сделала куриной гузкой и осуждать кого-то собралась, когда сама такая же. Завидно стало, что кто-то красивее и предприимчивее, может влегкую жить за счёт мужиков, собирая все сливки, а ты нет?
— Ну вообще-то нет. — так же шепотом призналась отражению. — Пофиг мне на способности этой Веры. Мне за Ветрова обидно. И … я ревную. Прав никаких не имею, но ревную. И злюсь.
Нет, ну это же надо быть такой сукой, а! Совратила взрослая баба мальчишку, отцу назло или как там — не суть. Ну ладно бы просто совратила, в постель затащила, показала чудеса — фиг с ним, хотя если узнала бы, что такая ушлая Севку также… За волосья по улице протащила, ей богу, чтобы знала, как ровесников или хотя бы совершеннолетних за причиндалы хватать, а не малолеток.
Но эта стерва ещё и мозги своротила набекрень юному Егору. Ишь ты, ни семьи, ни родных-близких-детей в этой жизни не надо. Ну правильно, зачем они, если должна только она одна царствовать, являться попользоваться и карманы почистить. В таком, само собой, семья и дети или даже постоянные отношения с кем-то — помеха. Будто он пёс ей какой-то, хошь — погулять отпустит, а хошь — к ноге подтащит.
И вообще, что такого эта кобыла холеная семитаборная в постели вытворяла, если ни одной другой женщине ее секс-рекордов не удалось побить за столько-то лет? У нее золотая там или поперек? Или в чем-то другом дело? Потому что она у него первая? Сколько их эпопея длиться? Ветрову тридцать два, а как она на него полезла около шестнадцати было, выходит полжизни его. И что с того? Я вот только разок с Ветровым попробовала и хоть бы раз Яшку вспомнила. А он тоже у меня первым был. Может всерьез любил Ветров Веру эту? Или дело как раз в той вседозволенности, что она щедро раздавала Егору. Наверное, для большинства мужиков такая вот Вера и правда прям женщина мечты. Не ревнует, походы по другим бабам одобряет, никакой унылой бытовухой не грузит, знай только денежку ей отстегивай.
Если Ветров сказал, что жил с отцом и его вереницей баб, то с его мамой наверное что-то случилось. Может еще и поэтому так он к этой Вере потянулся, только… фу так думать. Совсем уж картина выходит неприятная, извращенство какое-то, если с этого ракурса смотреть.
Я еще раз плеснула на лицо, почти совсем успокаиваясь и задаваясь вопросом, как выходить из ситуации, которую сама и спровоцировала. С одной стороны, у меня не было права пытаться сформулировать оценку этой Вере по жизни. Егор поделился со мной, сто процентов он это не каждой встречной рассказывает, а я давай лезть не в свое дело. Это его прошлое, его уже не изменить. Чужие чувства уважать нужно, хоть сто раз тебе это не нравится. А чувства эти были, были, с каким бы каменным лицом Егор сейчас о прошлом не рассказывал.
А с другой стороны, он меня не постеснялся ткнуть носом, а это хоть и справедливо, но очень уж обидно. Но если позволю себе всерьез обидеться, то кому я хуже в итоге сделаю? Все так хорошо шло, а тут явилась-не запылилась какая-то калоша, кем только, прости господи, не ношенная и все мне перегадила? Да счаз! Ветров со мной ушел, со мной!
Я злорадно припомнила, как у Веры лицо вытянулось, когда Егор четко дал понять, что не побежит за ней хвостом и выбирает остаться со мной. И что же, я сама себе все испорчу, ей на радость? А что, если Ветров сейчас соберется и свалит к ней, раз я, вся из себя обиженная, в ванной торчу? Ну и как тогда быть? Просто выйти, как ни в чем ни бывало? Типа я ничуть и не обижалась на твои слова, мне край как умыться приспичило? Дурой буду выглядеть, но поделом, нечего вести себя по-дурацки, значит.
Выдохнув и решившись, я подошла к двери, собираясь выйти, но она распахнулась без моего участия.
— Валь, наш ужин прибыл. — сообщил Егор, посмотрев мне прямо в лицо.
— Здорово. Есть хочу ужасно. — ответила ему, не разрывая нашего визуального контакта.
— У меня в этот раз нет извинительного букета. Но надеюсь корзина с фруктами его в состоянии заменить? — только теперь я заметила, что он действительно держит небольшую корзинку с бананами, апельсинами и виноградом. — Там на столе еще и клубника есть.
— Клубника? В январе? — изумилась я. — Конечно сойдет, вот только извиняться ты не обязан. Не за правду же.
— Не обязан, а хочу, Валь. И правда правде — рознь. Я тебя из дому сманил, повез сюда, потому что порадовать, удивить хотел, с тобой быть тут хотел. И попрекать тем, что ты делаешь именно то, что я и хотел — днище. Даже если мне не понравилось что-то из того, что ты сказала. Ты свободный человек и имеешь право на свое мнение.
— Которое могла бы прекрасно оставить при себе. — пробормотала под нос, уставившись на фрукты и подумав, что на слово “свободный” у меня уже скоро аллергия появится.
— На самом деле, моя грубость — результат внезапного открытия. — вздохнув, сказал Егор.
— Какого?
— Меня прямо внутри покорежило, когда я представил, что ты могла бы стать похожей на Веру.
Хм… Неожиданно.
— Сам же сказал — у меня не выйдет. — я постаралась выдавить из себя улыбку, но Ветров смотрел как-то уж слишком пристально и задумчиво, так что прекратила попытки.
— Но не потому, что ты недостаточно красива. Ты восхитительна. — произнес он, глядя мне в глаза так, что вдоль позвоночника холодок нервозности пробежал. Будто происходит сейчас нечто очень-очень серьезное и важное, а я толком уловить не могу что же. — Именно такая, какая есть. Я бы ничего не хотел в тебе изменить и не хочу, чтобы ты менялась.
— Да я и не планирую пока. — пожала я плечами. — Но могу помереть с голоду, если мы так и продолжим тут стоять в дверях.
— Иди ко мне. — Ветров обхватил мой затылок ладонью и привлек к себе, отодвигая корзинку с фруктами.
Я с готовностью подняла голову, ожидая его поцелуя и Егор поцеловал. Точнее прижался губами к виску и задержался так на несколько секунд буквально, но у меня уже все нервные окончания на коже закололо и за ребрами заныло. Ощущение небывалой, незнакомой мне доселе и никогда еще не случавшейся между нами интимности и близости нахлынуло так интенсивно, что горло перехватило и глаза заслезились.
— Все, пойдем есть! — скомандовал Егор, отстранившись и позволив исчезнуть щемящему волшебству момента.
— Пойдем. — согласилась я.
Стол был сервирован очень красиво, наши тарелки накрыты начищенными до зеркального блеска крышками-куполами, какие я только в зарубежных киношках видела, сверкали гранями бокалы на тонких высоких ножках, присутствовали малюсенькие соусники с разноцветным содержимым, ведёрко со льдом и винной бутылкой. И да, клубника тоже была, да какая! Огромные ягоды, все одинаковые и блестящие. Покойная бабуля умудрялась выращивать клубнику в наших широтах, но та редко бывала размером больше пяти рублёвой монеты, да и по форме всяко-разная, часто корявенькая. Про лесную землянику вообще молчу, там горох просто. А тут такая красотища, что и не верится, что она настоящая.
— Можно? — не утерпев, протянула руку к зелёному хвостику одной из ягодин. — Только попробую.
— Давай. — одобрил Егор и зашёл мне за спину, похоже собираюсь пододвинуть стул, когда буду садиться. Ну точно все, как в кино.
Сцапав клубнику, я поднесла ее к носу и глубоко вдохнула, понюхав. Странно, мне казалось, что та бабушкина пахла куда интенсивнее. Ну и ладно. Я вонзила зубы в мякоть, ожидая, что сок сейчас прямо брызнет, прожевала и уставилась на севшего напротив Ветрова с недоумением.
— Судя по выражению твоего лица, ты слегка разочарована. — фыркнув, констатировал он.
— Есть немного. — мне было неловко показать себя неблагодарной заразой, которую в январе клубникой угощают, а она ещё и недовольна, но ягода и правда была … так себе. Водянистая, кисловатая, совершенно без того яркого вкуса и аромата, какой я помнила у собранной с бабушкиной грядки. А уж с земляникой вообще и рядом не валялась. — Почему она такая?
— Да ее же везут к нам издалека, собирают наверное чуть недозрелой. И вообще все эти современные сорта для массового выращивания ориентированы больше на внешний эффектный вид и выносливость для транспортировки, а вкус уже дело второе. — пояснил Егор, откупоривая бутылку.
— Жаль. — вздохнула я и открыла крышку над блюдом. — Ммммм, а вот тут похоже хоть с ароматом все в порядке.
— Поверь, вкус тоже не разочарует, тут прекрасная кухня и умелые повара. — Ветров протянул мне наполненный розовым вином бокал и поднял свой. — Будем!
— Обязательно будем! — поддержала я его тост и сделала глоток, выдохнула наслаждаясь вкусом и улыбнулась уже совершенно искренне, отвечая на такую же улыбку Егора.
Наше сегодняшнее волшебство возвращалось и никаким Верам его не изгадить снова.
Из сна я выплывала медленно, постепенно позволяя событиям вчерашнего вечера и ночи проходить перед мысленным взором. Не открывая еще глаз, провела кончиком языка по припухшим губам, что сами собой растянулись в улыбке. Смущение от того, на что решилась на хмельную бесшабашную голову ворохнулось в душе, но тут же его залило теплом-отзвуком удовольствия и я потрогала губы уже пальцами и сглотнула. Прости Господи, мою душу грешную, почему же никто не рассказывает насколько делать некоторые порочные вещи так приятно!
Мы говорили вчера с Егором. Хотя конечно больше я трещала без умолку, вино развязало язык. Я ему, наверное, всю свою жизнь, сколько себя помню пересказала. С клубники началось, точнее с рассказа, как мы с бабушкой раз от медведя улепетывали в лесу, куда землянику собирать ходили. Косолапый тогда сам больше напугался и ломанулся от нас, да только у страха глаза велики. А вот в другой раз, как по грибы и малину поехали с дедом всерьез убегать пришлось. Хорошо у дедули его старый-престарый “Урал” с коляской всегда был как часики отлажен, завелся с полпинка, рванули с места, но здоровенный хозяин леса все равно еще бежал за нами какое-то время.
Как-то и сама не заметила, как и до Яшки и “Ориона” дошло, а все потому, что Ветров слушал. Не в смысле “трещи себе, как белый шум”, нет. Он слушал, глядя на меня почти неотрывно. Смеялся, когда о забавном говорила, хмурился, когда о грустном, спрашивал, когда чего-то не понимал. Он был со мной, а не просто вежливо поддерживал компанию, ожидая когда же мы перейдем наконец к тому, ради чего в принципе здесь. Даже когда перебрались в постель, допивая вино маленькими глотками прямо из бутылки и лежа рядом, он все был со мной. Рассказывал о том, как путешествовал по миру, как в плену у боевиков побывал в Африке, где и заработал свой шрам.
Мы болтали, целовались, деля вкус вина и сладость медленно разгорающегося желания. А потом я решилась…
Порывисто перевернувшись в постели, я обнаружила, что в ней одна.
— Егор! — позвала, но ответом была только тишина в номере и тиканье настенных часов, которые показывали двадцать минут одиннадцатого.
Ого, вот это я здорова дрыхнуть — было первой мыслью и тут же резануло воспоминанием, заставляя резко сесть.
“Как насчёт завтра пересечься тут же в десять?”
Ветров же так Вере сказал? А сейчас начало одиннадцатого и его нет, значит он там, с ней, как они и договаривались.
Мигом кинуло в жар, потом в холод и живот скрутило, затошнило.
— А ну прекрати! — приказала себе, схватившись за виски, потому что голова вдруг тоже страшно заболела.
У меня нет права так реагировать, нельзя себе такое позволять. Во-первых, потому что смотри выше — у нас не те отношения и никто, в том числе и я, об изменении их статуса не заговаривал. А во-вторых, потому что … ну, блин, после того, как и сколько между нами с Егором было не побежит же он сходу… Это будет просто завтрак старых друзей в кафе с кучей народу вокруг. Ага, друзей. С привилегиями.
Я сама не заметила, как смоталась в удобства, умылась и распотрошила свою сумку, подыскивая одежду поприличнее и полегче. Но чего там искать, если кроме джинсов, футболок и пары свитеров больше пока ничем не разжилась.
Неожиданно в дверь постучали, очень так требовательно, как будто не сомневались, что должны открыть обязательно. Я со свитером в руках отперла и внутрь буквально вломился здоровенный парень, вынудив меня отпрыгнуть и встать в оборонительную стойку. Незванный гость зыркнул вправо-влево, буквально сканируя всю обстановку в номере, и я с изумлением поняла, что он четко исполняет сценарий работы личного тельника при вхождении в потенциально опасное помещение.
— Хорош, девку мне напугаешь! — послышался властный мужской голос и номер вошел еще один мужчина, на этот раз постарше. — Все, свободен!
Телохранитель послушно попятился и закрыл дверь, оставляя меня с незнакомцем наедине.
— Вы кто и почему врываетесь? — опомнившись, возмутилась я, но мужчина меня проигнорировал.
Лет шестьдесят, с обильной сединой, особенно на висках, рост около ста восьмидесяти, кожа смугловатая, нос с горбинкой. Одет явно очень дорого, на пальцах несколько массивных перстней, а к лицу как будто прилипло выражение брезгливого превосходства. Он окинул беглым взглядом стол, с остатками нашего ужина, развороченную постель и только после этого посмотрел на меня. Стало неприятно, потому что он рассматривал цепко, беспардонно, как будто я была еще одним предметом местного интерьера, который бесцеремонно ощупывают и оценивают.
— Я к вам обращаюсь! Вы кто и заче…
— Молчи и слушай. — отрывисто приказал мужчина тоном человека привыкшего к мгновенному подчинению. — Обращаться можешь — Андрей Муратович, но твое дело молчать и кивать. Ты, смотрю, свежая и здоровьем, похоже, не обижена. В кои-то веки сын мой не очередную потасканную шваль повалять решил. Надолго это, само собой, не затянется, так что действовать тебе, буренка глазастая, нужно оперативно, если и дальше хочешь жить в шоколаде.
— Что? — опешила я, а мужчина вынул из кармана толстую пачку купюр и протянул мне. — Да что происходит вообще?!
— Значит так, ты конечно не фонтан, но выбирать особенно не из чего, да и обтешешься со временем, с баблом это у бабья быстро происходит. На сыне я крест уже поставил, эта шалава конченная Верка ему мозги промыла начисто, общаться он со мной категорически не желает, да и толку то с него такого. Знал бы заранее о таком, не просто бы выгнал прошмандовку, а сразу закопал бы. Но теперь что уже. Так вот, мне нужен наследник, вечно же я жить не буду. А Егору смысл что-то оставлять — все же в какую-нибудь п*зду очередную и спустит.
— А я-то тут при чем? — спросила, пятясь и не собираясь брать у него ничего.
— Ну он же тебя сейчас трахает, так что дурой не будь, лови момент. Егор жеребец еще тот, ноги у тебя, небось, не часто вместе сходятся, так что проблем с залетом быть не должно.
— Да вы в своем ли…
— Заткнись и глаза на меня не выкатывай! Я тебе реальный шанс в жизни предлагаю. Залетишь и родишь мне от Егора ребенка — будешь обеспечена выше крыши, работать в жизни не придется. А если вообще будешь умненькой и послушной — возьму к себе жить. Особой воли не дам, но мать родная всегда лучше за ребенком посмотрит, чем чужие люди за деньги, если конечно не такая истеричка долбанутая она, как Егорова была.
Уровень моего офигея достиг максимума и я уже за голову схватилась, не желая и дальше слушать подобный бред.
— Вы соображаете, что предлагаете? Это же вообще… не по-людски!
— Вот только корчить тут из себя не надо целку непродажную. Все вы одинаковы, ради крепкого х*я и бабок душу продадите. Бери аванс, буренка, считай билет в рай ни за что выхватила. Мамке с папкой скажи спасибо за то, что одарили сиськами не с гулькин нос, рожей смазливой, да станком рабочим таким. Делов-то — и дальше ноги перед сыном моим раздвигать. Знаю я, что он ни на кого из вас без гондонов не залазит, но на то они и резинки, чтобы рваться. Проколи иголкой или что там бабы ради нужных залетов делают. Короче, жизни сладкой хочешь — думай. Иначе, как и остальные его подстилки, просто пользованной дыркой и останешься, когда он опять, как и всегда, к Верке переметнется.
— Да ничего я не хочу! Уходите немедленно! А насчет Веры… Вы его отец, ваша ответственность, что такая женщина совратила вашего сына, совсем ещё мальчишку, и настолько извратила его взгляды на жизнь. Куда вы смотрели?
— Ты охренела, буренка колхозная, мне тут предъявы какие-то кидать? — зарычал мужчина и пошел на меня, но я отступать не собиралась и недвусмысленно снова встала в боевую стойку, давая понять, что не испытываю ни трепета перед его наглостью, ни уважения к возрасту. Пошел он! — Язык прикуси! Кто ты такая, чтобы со мной так борзо разговаривать? Место свое знай!
— А вы кто такой, чтобы мне его указывать? Хамское быдло, которое относиться к людям, как к скоту или вещам! Наследника вам? Да если меня и угораздит забеременеть от Егора, то я вас и близко к ребенку не подпущу. Вы же просто чудовище какое-то!
— Да кто бы тебя спрашивал. Короче, мне похрен на твои тут красивые позы. — он презрительно кривясь вытащил из кармана визитку и швырнул ее на стол вместе с пачкой денег. — Бабы должны быть в позах, в которых их пользовать удобно мужику, а рот только под х*й пошире открывать. Если не совсем тупая, то найдешь способ зацепить, пока Егору еще интересна в качестве насадки на член и ко мне придешь. Но учти — я все проверять буду и мне какой-нибудь левый выбл*док не нуж…
— Вон! — взревела я так, как сроду не делала и ткнула в сторону двери.
Дверь тут же распахнулась и заглянул давешний тельник.
— Андрей Муратович, все в поря…
— Пошел на хрен! — рыкнул на него отец Егора и тот тут же исчез.
— Ну-ну, поори еще мне. — огрызнулся мерзкий визитер уже на меня, но к двери пошел. — Думаешь своими глазками коровьими сына моего приворожишь и он тебе жизнь достойную обеспечит? Дура ты тупая, значит. Знаешь хоть, где он прямо сейчас? А я знаю. В номере, с Веркой, он ведь все свои мозги в ее п*зде оставил. Тебе такую змею ушлую, как она ничем не одолеть. Так что, думай, пока время есть.
Меня трясло. Самым натуральным образом, как лихорадке. И тошнило, как если бы пришлось есть нечто отвратительное. Заметалась по номеру, схватила обувь и тут же уронила. Куда я пойду? В кафе, чтобы убедиться, что Ветров там? А если нет? Что, по всем этажам стану метаться и в двери ломиться? По какому праву? Я Егору не жена законная и даже не девушка официальная, а просто…
Снова передернуло от всех мерзких слов, сказанных уродом-отцом Егора. Пользованная дырка… Насадка на член…
Нет! У нас не так все! И Ветров не стал бы… с Верой… Не знаю почему уверена, но душой чувствую — не стал бы. Сейчас он вернется, войдет с улыбкой в дверь, позовет меня на прогулку по набережной, как обещал и у нас снова будет наше волшебство, а все пачкающее его дерьмо отвалиться, исчезнет.
Но время шло, час, еще один и еще, а Ветров не возвращался. А когда в дверь снова постучали, я чуть не закричала — нервы уже были как хрустальные струны.
— Госпожа Иволгина? — спросил меня оказавшийся за дверью парень в униформе служащего отеля.
— Что?
— Вы госпожа Иволгина Валентина? — терпеливо повторил он и когда кивнула, протянул мне небольшой круглый поднос, на котором лежал конверт. — Тогда это вам. И велено было передать, что вашему спутнику пришлось срочно уехать и он не планирует возвращаться. Но вы можете оставаться нашей гостьей сколько пожелаете — все будет оплачено. А так же, на ваше имя забронирован билет на самолет с открытой датой, его скоро доставят. Желаете заказать завтрак?
— Нет. — пробормотала, забирая и тут же открывая конверт в поисках записки от Егора, которая все объяснит, но на пол посыпались только пятитысячные купюры.
В шоке глянула на совершенно пустой уже поднос.
— Как же так? — прошептала, наблюдая, как служащий кинулся подбирать деньги, развернулась и поплелась в номер к кровати, чувствуя, что на каждом шагу разваливаюсь на части.
— Я оставлю все тут на столе. — донесся как из другого измерения голос, а потом наступила тишина.