Ивы зимой

VI IN MEMORIAM[1]

Единственным светом в конце тоннеля, в который завела всех безудержная страсть Тоуда к полетам, его самонадеянность и безумное поведение в небе, для Барсука оставалась надежда на то, что Рэт остался в живых.

Останется ли жив после всего этого То-уд, казалось, меньше всего заботило Барсука. Мало того, обернись дело так, что Тоуд окажется цел и невредим — а Барсук этому ничуть не удивился бы, — он лично сделал бы все от него зависящее и внимательно проследил бы за тем, чтобы это мерзкое животное никогда больше не осквернило своим присутствием не только стены Тоуд-Холла, но и все окрестности по обе стороны реки.

— Его нужно сослать… нет, выслать отсюда куда угодно! Его нужно… его нужно объявить «персоной нон грата»! — бормотал про себя Барсук, оттачивая формулировку приговора.

Впрочем, куда более важным казалось ему сейчас выяснить, была ли та черная точка, отделившаяся от самолета и понесшаяся вниз, к земле, с ужасной скоростью, в последний момент замедленной раскрывшимся парашютом, точка, спланировавшая куда-то к дебрям Дремучего Леса, — так вот, была ли эта точка Рэтом Водяной Крысой.

— Это Рэт, — убеждал себя Барсук, следя за уносимым ветром парашютом, — конечно, Рэт, кто же еще? Разумеется, это Рэт… А это, несомненно, наша жаба, наше позорище, наше наказание, этот наш омерзительный Тоуд! — скрипя зубами, шипел Барсук, наблюдая, как самолет, взревев мотором, вновь взмыл в высоту. — Ну попадись ты мне только!

Кроме Барсука еще одним весьма заинтересованным свидетелем этой воздушной акробатики был Выдра. Поскольку поиски Крота его спасательным отрядом оказались безрезультатными, Выдра стал склоняться к уже осознанной Барсуком и Рэтом необходимости воздушной разведки, с чем он и направился к Тоуд-Холлу.

Еще на пути к усадьбе, где-то посреди поля, он услышал приближающийся шум мотора. Подняв голову, Выдра с ужасом обнаружил в кабине низко летящего самолета мистера Тоуда собственной персоной. От неожиданности Выдра раскрыл рот и стал с тревогой наблюдать за этим безумным полетом. Заметил он и отделившуюся от самолета черную точку и даже проследил, как скрылся за горизонтом неровно грохочущий и неуклюже кренящийся самолет.

С кружащейся от увиденного головой, теряясь в мрачных догадках и предположениях, Выдра поспешил к Тоуд-Холлу, где и встретился с еще более помрачневшим Барсуком и Племянником Крота. Наскоро переговорив, они втроем перестроили поиски, оставив Выдру с его отрядом прочесывать берега реки в надежде обнаружить Крота, в то время как Барсук во главе другой группы отправился искать Рэта, которому скорее всего тоже требовалась помощь.

В весьма мрачном настроении Барсук пробирался сквозь чащу Дремучего Леса, к его дальней опушке, куда, похоже, ветром снесло Рэта. За те полдня, что прошли с момента, как Барсук был вырван из привычного зимнего полусонного комфорта и вытащен из теплого дома на холодный зимний ветер, случилось множество неприятностей. Судя по всему, потеряны (и, может быть, навеки) лучшие друзья Барсука — Рэт Водяная Крыса и Крот. К тому же сгинул куда-то и Тоуд.

— Ох уж этот мне Тоуд! — пробурчал Барсук, продираясь сквозь кусты и легко отшвыривая с дороги колючие ветки ежевики, отчего следовавшие за ним ласки и горностаи приходили в почтительный восторг.

— Вечно этот Тоуд! — Барсук сильным пинком отбросил в кусты лежавшую поперек дороги гнилую корягу.

— И опять Тоуд! — рявкнул он, с корнем вырывая какой-то замерзший куст, на свою беду оказавшийся на пути грозного зверя.

Семенившие за Барсуком помощники — ласки и горностаи — подобострастно щебетали за его спиной:

— Этот ужасный Тоуд!

— Просто кошмарный Тоуд!

— Возмутительный Тоуд!

— Абсолютно невыносимый Тоуд!

Барсук прекрасно слышал эти комментарии, от которых ему было ничуть не легче. Во всех этих «ужасных», «возмутительных» и, особенно, в «невыносимых» явственно слышался какой-то особый оттенок. Кроме возмущения и негодования в возгласах ласок и горностаев сквозило уважение, нет — даже восхищение животным, чей мятежный дух был, казалось, навеки подавлен и уничтожен, но тем не менее сумел воскреснуть и вознестись в небо, как восставшая из пламени птица феникс, воплотившись в отчаянном, безумном полете на летающей штуковине.

Но больше всего настроение почтенного мистера Барсука страдало от того, что он вынужден был признать: где-то в глубине его суровой души теплился слабый огонек едва заметного намека на нечто отдаленно похожее на уважение и симпатию к этому самому Тоуду. В конце концов, если бы не Тоуд, о чем он и его здравомыслящие друзья судачили бы все эти годы, на кого изливали бы время от времени накопившееся раздражение?

Не будь Toy да, эти места потеряли бы немалую часть своего очарования и своеобразия, о чем не раз говаривал достойнейший и разумнейший обитатель окрестностей — не кто иной, как сам Крот.

На сей раз, похоже, Тоуд пропал навсегда. Впрочем, если бы и нет, если бы сейчас весь лес озаботился поисками не Крота и Рэта, а этой возмутительный жабы, то — Барсук был в этом уверен — тогда уж Тоуд точно пропал бы навеки. Эта мысль, к удивлению Барсука, навеяла на него еще больше печали. Ведь каким бы противным, возмутительным и невыносимым ни был Тоуд, нельзя было не признать, что во всем, что он делал, не было ни капли злого умысла. Он вообще ничего не замышлял в отношении других — настолько сосредоточено на себе было это негодное создание.

— Ну Тоуд! — сокрушенно вздохнул Барсук, решительно расшвыривая в стороны последние кусты, закрывавшие ему путь к опушке Дремучего Леса, откуда открывался вид на поля и поливальную канаву. — Вот ведь несносное животное!

Но в эту минуту все мысли о Тоуде мгновенно испарились, уступив место другим надеждам и беспокойству.

Впереди, на дальнем конце поля, возвышался старый раскидистый дуб, изрядная часть кроны которого сейчас была скрыта под белоснежными лоскутами порвавшегося при приземлении парашюта. В нескольких шагах от дерева на берегу канавы стоял Рэт Водяная Крыса собственной персоной и, по всей видимости, живой.

Видимо, Рэт был слишком далеко и не услышал радостного крика Барсука и его помощников. Он стоял словно статуя, неподвижно глядя куда-то вдаль, как будто там ему было видно нечто такое, от чего невозможно оторваться ни на миг, даже для того, чтобы поздороваться и поблагодарить тех, кто пришел на помощь.

— Друг мой! — еще раз обратился Барсук к Рэту уже с близкого расстояния, с ужасом думая, что бедняга оглох в свободном полете. — Это я, Барсук, со мной — мои помощники. Наконец-то мы нашли тебя. Ты не представляешь, как я рад видеть тебя по крайней мере целым, если уж не невредимым. Эй, Рэт! Это я, я — Барсук!

Только теперь Рэт обернулся и посмотрел на Барсука и сопровождавших его ласок и горностаев. Посмотрел таким рассеянным, таким далеким и невидящим взглядом, что спасатели опешили. Барсук кашлянул и сказал:

— Ты, дружище, что-то не того… Какой-то не такой, что ли?

С видимым усилием Рэт тряхнул головой и заметил:

— А, это ты, Барсук?

— Ну конечно, я! Как только я увидел, как ты падаешь, а потом плавно спускаешься на вон том устройстве, которое…

— Это парашют, — тихо произнес Рэт. — Восхитительное изобретение.

— Ну да, парашют. Я, разумеется, надеялся, что это ты спускаешься под куполом, надеялся, что приземление будет удачным, и мы со всех ног бросились сюда, еще не зная наверняка, кого и в каком виде обнаружим. Должен сказать, что выглядишь ты как-то не того… Да, знатно тебя потрясло-покрутило…

— Да, я потрясен, — негромко сказал Рэт. — Действительно потрясен.

— Еще бы! Наверное, неприятно выпадать из летающей штуковины на такой высоте.

— Да? Я не заметил. К тому же падение немногим отличается от плавания в воде, а к нему, как ты знаешь, я отлично приспособлен.

— Ну тогда… тогда — все хорошо, что хорошо кончается, — озадаченно почесал в затылке Барсук.

— Я видел Дальние Края, — совсем-совсем тихо сказал Рэт.

— Пойдем-ка. Барсук снова решил взять инициативу в свои руки. — Крота, наверное, до сих пор не нашли, к тому же Тоуд…

— Я видел… Что? Тоуд? В последний раз, когда я его видел, он был в полном порядке. Но послушай меня, Барсук. Неужели ты не понимаешь? Я же видел… Дальние Края!

И снова Барсук не услышал в словах друга прозвучавших в них изумления, сожаления и даже горечи. Перебив Рэта, он деловито сказал:

Сейчас, я думаю, нам нужно направиться к моему дому, куда к нашему возвращению Выдра, я уверен, пришлет доклад о результатах поисков. Понятно? Эй, Рэт! Пойдем?

— Пойдем… — рассеянно проговорил Рэт, все еще глядя куда-то вдаль. — Пойдем… Ну конечно. Наверное, так будет лучше. А что — Крота так до сих пор и не нашли?

Вопрос прозвучал как-то безучастно, даже равнодушно, что не ускользнуло от внимания Барсука, и он выразительно ответил:

— Нет, приятель, его не нашли. Совсем не нашли. Он исчез, пропал.

— Ну хоть Река на месте, — заметил Рэт. — Течет себе помаленьку, и то ладно.

Тут Барсук окончательно убедился в том, что долгое падение с высоты оказало на Водяную Крысу куда более сильное влияние, чем можно было предположить, судя по первым впечатлениям. Он решил, что лучше отвести несчастного парашютиста без лишнего шума куда-нибудь в тихое, теплое, надежное и, главное, безопасное место.

— Хорошо бы тебе пойти ко мне домой, Рэт, — ласково, но твердо сказал Барсук. — Там тебя будут кормить и присмотрят за тобой, пока ты окончательно не оправишься от пережитого потрясения. На это уйдет, наверное, несколько недель, а то и месяцев. Ты должен побольше спать, поменьше нервничать, да и вообще…

— Барсук, знаешь… — попытался перебить его Рэт.

— Я знаю, старина, что лучше бы тебе сейчас совсем не говорить и постараться ни о чем не думать…

— Но, Барсук…

— …потому что ты, друг мой, не совсем это… понимаешь…

— Но ведь…

— …поэтому-то мы сейчас пойдем, а поговорим потом, позже.

— Хорошо, Барсук, — как-то вяло и покорно кивнул Рэт, отчаявшись поговорить по душам со своим обычно чутким другом.

Вздохнув, он неспешно побрел за Барсуком, возглавившим процессию, направившуюся к его дому в чаще Дремучего Леса.

Итак, Барсук окончательно понял, что старине Рэту после полета стало совсем плохо (одна надежда — что не навсегда), что дружище Крот пропал (скорее всего навсегда), что ко всему прочему и Тоуд тоже куда-то запропастился (по всей видимости, весьма надолго). Исходя из имеющихся печальных обстоятельств, Барсук решил взвалить на себя нелегкую организаторскую ношу, что требовало решительных и твердых действий, как он их себе представлял. Принимать решения, отдавать приказы, мгновенно реагировать на все изменения обстановки — и, хотя вряд ли удастся все вернуть к прежнему благоденствию, можно навести хоть минимальный порядок в том, что имеется, и придать хоть какой-то смысл дальнейшему существованию. Такой уж он был, этот Барсук. Только так — мудро, достойно и ответственно — мог действовать тот, кого так уважали и даже почитали все окрестные обитатели на обоих берегах реки.

По прошествии недели с того драматического дня, недели, в течение которой не нашлись ни Крот, ни Тоуд, как не пошел на поправку и Рэт, продолжавший что-то нести о чудесах Белого Света и особенно — его Дальних Краев, Барсук заявил Выдре:

— Послезавтра мы должны провести мемориальную службу в память о Кроте.

— Ты думаешь? — усомнился Выдра. — А не рановато ли? Я в том смысле, что Крот, может быть, все-таки еще жив.

— «Все-таки, может быть», — фыркнул Барсук. — Нужно быть реалистом и признавать очевидную очевидность очевидных фактов. Крота нет. Он пропал и исчез. Нет его больше. Но нам он еще может сослужить добрую службу — наш безвременно ушедший и любимый всеми Крот. Следует признать, что психические сдвиги, происшедшие в голове нашего друга Рэта вследствие падения, оказавшего, похоже, необратимое воздействие на разум вышеупомянутого зверя… Короче, мы обязаны собраться и должным образом помянуть Крота. Это в свою очередь может оказать положительное воздействие на Рэта и вернуть его разум к реальности.

— Но ведь…

— Нет! Только не ты! — завопил Барсук. — Мне только не хватало, чтобы и ты повредился умом и стал отрицать то разумное И верное, что я предлагаю.

Выдра только пожал плечами. В последние дни он стал склоняться к мысли, что именно он и только он и остался в добром душевном здравии после того, как Крот и Тоуд пропали (или что там с ними случилось), Рэт заладил свое бормотание про Дальние Края, а с Барсуком стало совсем невозможно разговаривать. Раздражительный и агрессивный, обуреваемый жаждой деятельности, Барсук настойчиво пытался сделать что-то там и тогда, где (и когда), по мнению Выдры, разумнее всего было бы ничего не делать.

— Завтра вечером, в сумерках, мы начнем поминовение. — Барсук решил изменить сроки проведения важного мероприятия. — Соберемся и почтим память Крота на том месте, где он простился с жизнью ради того, чтобы остались в живых другие.

— Хорошо, — решив не спорить, кивнул Выдра.

— Не забудь привести Портли. Присутствовать должны все. Я проинструктирую ласок и горностаев, как подобает вести себя во время таких мероприятий.

— А что, им обязательно нужно быть там? — удивился Выдра. — Крот не то чтобы очень любил их, да и они не были от него в восторге. Помочь в его поисках они если и согласились, так только клюнув на высокую награду, которую вы с Рэтом им пообещали. Как-никак — чай в гостях у самого Барсука…

— Чай? Какой чай в такое время? Ох уж эти алчные и мелочные твари! — патетически взвыл Барсук. — Нет, они недостойны присутствовать на мемориальной церемонии, посвященной памяти нашего благородного друга. Пусть проваливают обратно в Дремучий Лес! А вместо них вызовем кроликов, чтобы создать массовость. Все, теперь мне нужно сосредоточиться и хорошенько обдумать все детали.

Выдра только кивнул и направился к гостевой спальне, где, строго следуя предписанному постельному режиму, жил в эти дни Рэт. Вздохнув, Выдра присел на край кровати и устало сказал:

— Скорее бы ты очухивался, старина Рэт. Барсук-то, гляди, совсем голову потерял. Вон чего надумал. Слушай, а ты действительно веришь, что Крот не… не потерян для нас навсегда?

— Потерян? Не больше, чем мы с тобой. По крайней мере я так считаю. Ведь посуди сам: без Крота все было бы по-другому, если бы вообще что-нибудь было. А все осталось по-прежнему. Я не чувствую, чтобы хоть что-то изменилось. Он просто не здесь сейчас, не с нами. Слушай, Выдра…

— Да, Рэтти.

— А вы действительно хорошо его искали?

— Обшарили все — от Тоуд-Холла до плотины и даже под нею. Ни слуху ни духу. Как сквозь землю провалился. Мы искали и звали его — бесполезно. Я даже, без ведома Барсука, организовал ласок и горностаев на еще одно прочесывание — все напрасно.

— Он был жив, услышав за дверью шаги Барсука, Рэт перешел на шепот. — Сама Река сказала мне об этом. И я не думаю, я не верю… Я просто знаю наверняка, что он в порядке, а все это — только кошмарный сон. Но то, что задумал Барсук — эту мемориальную чушь, — нужно выполнить, хотя бы ради самого Барсука, ради его душевного здоровья. А то он мне в последнее время что-то не нравится.

С этими словами Рэт заговорщически подмигнул, чем несказанно порадовал Выдру, удостоверившегося наконец в том, что его друг скорее идет на поправку, чем погружается в трясину болезни, как полагал Барсук.

— Значит, завтра, — сообщил Барсук, вваливаясь в спальню. — С наступлением сумерек. Соберите Портли, Племянника Крота и кроликов. Попрощаемся со старым другом и почтим его память с подобающей торжественностью и со всей необходимой… этой… атрибутикой.

— Да-да, — кивнул Выдра и поспешил выскользнуть на улицу, чтобы вместе с несколькими помощниками еще раз — просто для очистки совести — осмотреть часть берега реки, дабы на следующий день без опаски признаться: сделано было все, что возможно.

Прошла ночь. Рассвело. Утро выдалось ясным и морозным, но после полудня небо затянули плотные белесые тучи — верные предвестники снегопада. Те же самые тучи увидел в тот день и Крот. Они и подтолкнули его к мысли, что пора срочно выбираться с острова, чтобы не застрять на нем еще неизвестно на сколько.

В сумерках у ивы, на корнях которой Крот начертал свою благородную и великодушную последнюю волю, собралась внушительная компания. Во главе мероприятия, разумеется, был Барсук, нацепивший по такому случаю траурную черную повязку на рукав. Вслед за ним мимо двух шеренг кроликов, выстроившихся в почетный караул, прошествовали Рэт Водяная Крыса, Выдра, Портли и Племянник Крота. Кроликов здесь собралось действительно изрядно. Разумеется, пришли они скорее из любопытства, но массовость мероприятия была обеспечена сполна.

Некоторая мрачная торжественность витала над участниками церемонии. И это несмотря на то, что двое из них, а именно Рэт и Племянник Крота, вовсе не были убеждены, что Крот сгинул навеки. Ничто, ну ничто не наводило их на эту мысль. Скорее даже наоборот. Тем не менее все они — поверившие или нет — собрались в указанный час у мрачно и величаво текущей реки, чтобы почтить память пропавшего. К началу церемонии подоспели и первые снежные хлопья, посыпавшиеся из низких туч.

— Друзья мои, — величественно начал свою речь Барсук, — мы с вами собрались здесь, чтобы почтить память того, кто…

По мере того как Барсук развивал свою мысль, у всех сомневавшихся, даже у самого Рэта, крепла уверенность в том, что Крот действительно сгинул и не вернется в их компанию вовеки. И чем больше Барсук говорил о печальном событии, о постигшем их всех горе, о памяти, которую они должны хранить в своих сердцах, — тем мрачнее и суровее текла река, тем холоднее становился воздух, тем гуще шел снег, на глазах покрывая белыми шапками деревья и головы участников церемонии, и тем печальнее и грустнее становилось у всех на душе.

Кролики, вообще существа впечатлительные и сентиментальные, уже вовсю шмыгали носами, утирали слезинки и готовы были вот-вот расплакаться навзрыд. Племянник Крота стоял неподвижно, словно памятник безвременно ушедшему дяде, а Рэт, казалось, старел с каждой новой фразой Барсука, голос которого дрожал и прерывался от избытка чувств.

Но хуже всего было Портли. Племяннику Крота пришлось поддерживать выдренка еще на пути от Кротовой Излучины к месту церемонии. Портли чувствовал себя (и небезосновательно) в какой-то степени виноватым в том, что произошло с Кротом. С первыми словами Барсука он стал всхлипывать, а вскоре и вовсе разрыдался, приговаривая время от времени сквозь слезы: «Это я во всем виноват! Это все я!» и «Я себе этого никогда не прощу!», а также «Как мне жить после этого?!»

Эти причитания пришлись не по нраву Барсуку, который, не в силах продолжать речь под такой аккомпанемент, был вынужден прерваться и сделать выдренку замечание, призвав его соблюдать тишину. Портли притих и, подчиняясь распоряжению ведущего церемонии, присел на ивовый корень чуть в стороне от остальных. Через некоторое время с его стороны донесся шепот:

— А еще я проголодался. Может быть, я пойду потихоньку домой, а вы доделаете все без меня?

— Тсс! — зашипел на него Барсук. — Ах ты, жалкое создание! Нет, ты останешься здесь и будешь скорбеть о нашем любимом и уважаемом Кроте, который…

Барсук снова почувствовал прилив красноречия, и с каждым его словом Крот — обыкновенный, знакомый всем Крот — неуклонно превращался в Величайшего и Благороднейшего Крота, по крайней мере — величайшего и благороднейшего Крота, которого им довелось знать и который теперь, к несчастью…

Так Барсук распинался перед присутствующими, а тем временем Портли, сидевший на ивовом корне, стал замерзать и позевывать от скуки. Нет, Крота ему, конечно, было жалко, но ведь теперь вместо него оставался его Племянник, да в конце концов Крот ведь сам виноват в том, что пошел по тонкому льду и провалился…

— Ну да, — заметно успокоившись, подбодрил себя Портли, глаза которого уже начинали слипаться, — не будь Крот таким беспечным, он… он бы…

Рассеянный взгляд выдренка оторвался от участников траурной церемонии, сполз куда-то в сторону и заскользил по реке — вниз, вниз по течению.

— …и вообще, это он сам во всем виноват!

Произнеся эти немилосердные слова, простодушный выдренок сел поудобнее, так чтобы другие не видели, что он дремлет, и уже собрался было закрыть глаза, как вдруг увидел… или ему показалось, что увидел, на реке что-то странное.

Это что-то — бледное, едва различимое в густых сумерках, незнакомое и таинственное — медленно и плавно двигалось.

Портли вздрогнул, наклонился и, прищурившись, присмотрелся повнимательнее.

— Похоже… похоже, оно приближается! Увы, произнести это вслух Портли не смог. Пытаясь постичь смысл и предназначение этого — несомненно, зловещего — видения, столь неожиданно появившегося чуть ниже по течению реки и медленно, но неуклонно приближавшегося к месту поминовения, он просто-напросто лишился дара речи. Выдренок привстал на дрожащих лапках, увидев, что это нечто меняет курс и — белое, бесплотное, пугающее — направляется именно к нему!

— Барсук! — попытался крикнуть Портли. — Рэт! — Но, к ужасу выдренка, из его рта не вырвалось ни звука.

Наконец он сообразил обернуться к отцу, дернуть его за рукав и, беззвучно шепча одними губами слова ужаса и предупреждения, показать пальцем в сторону приближающегося видения, которое… которое…

…которое оказалось Призраком Крота и ничем иным. По форме оно было очень похоже на Крота и…

— Портли, сядь на место и веди себя как хороший мальчик, — сказал Выдра, кладя лапу на плечо непослушного сына.

— Но там…

Портли увидел, что Призрак Крота плывет в каком-то древнем суденышке — таком же бледном и бесплотном. Эта лодка скользила по воде, и он… то есть Оно — Привидение — было бы сейчас у всех на виду, догадайся они (эти все) обернуться и посмотреть на реку. Но никто, никто не внял немым мольбам маленького выдренка, никто не понял его отчаянных жестов, становившихся отчаяннее по мере того, как приближалась к берегу бледная тень.

Несомненно, своим силуэтом Призрак как две капли воды походил на Крота, если бы не плавная медлительность движений и не призрачно-белый, полупрозрачный цвет.

Наконец, неожиданно для самого Портли, у него прорезался голос.

— Смотрите! — завопил выдренок. — Это Крот! Он пришел покарать меня!

— Тсс! — зашипели на него Выдра и Барсук.

— Потерпи, Портли. Осталось совсем недолго, — попытался урезонить его Рэт.

— Тебя никто ни в чем не винит, — заверил его Племянник.

— Но ведь…

Тем временем Призрак, наполовину вытащив из воды призрачную лодку, привязал ее к кусту призрачной веревкой и стал взбираться по прибрежному откосу, направляясь к нашей компании.

В этот момент Призрака заметили кролики, которых тотчас же как ветром сдуло. Этот факт заставил Выдру оглянуться и посмотреть, куда указывал Портли, — как раз вовремя, чтобы уткнуться взглядом в Призрака, который, выбравшись наконец на берег, безмолвно воззрился на них.

— Барсук, — хрипло выдавил из себя Выдра, которому, при всей его смелости и решительности, стало как-то не по себе.

— Тихо вы! — рявкнул в ответ Барсук, который в этот момент как раз подошел к кульминации своей заупокойной проповеди. — Уже почти всё! А сейчас мы должны минутой молчания почтить память того, кто…

Выдра сумел-таки привлечь внимание Рэта и Племянника Крота, и теперь все звери, собравшиеся на берегу, все, кроме Барсука, который не замечал ничего вокруг, подались назад, заметив, что потустороннее создание, напоминающее Крота, направилось прямехонько к ним.

— Барсук, помолчи. Пойдем-ка лучше с нами, — перебил его Рэт, — похоже, он единственный из всей компании сохранил присутствие духа. — И побыстрее!

— Что, сейчас? — Барсук не верил своим ушам. — Ни за что!

— Именно сейчас. И чем быстрее, тем лучше, — настойчиво повторил Рэт, делая вслед за остальными шаг назад.

Тут всех охватила паника: словно порывом ветра, словно лихим смерчем с поляны смело Портли, Выдру, Рэта и Племянника Крота — всех, кроме самого Барсука. Спрятавшись за ивой, на корнях которой Крот написал свое завещание, они со страхом наблюдали возвращение его бесплотного Призрака, явившегося, несомненно, чтобы вершить над ними суровый суд.

— Ой, уходи, Барсук! — крикнул из укрытия Рэт. — Оно уже совсем рядом!

— Жалкие, ничтожные твари! — заорал в ответ Барсук, грозя им кулаком. — Неужели какой-то снегопад обратил вас в бегство и заставил искать убежище? Что, по-вашему, может быть сейчас рядом со мной, что, если не скорбь и тяжкие мысли о…

Он и дальше продолжал бы в том же духе, если бы не чутье, подсказавшее, что рядом действительно находится что-то или кто-то. Барсук резко обернулся — увидел и замер, даже забыв закрыть рот от изумления.

В неверном вечернем свете прямо перед ним стоял не кто иной, как Призрак Крота собственной персоной. Никаких сомнений в этом быть не могло.

— Барсук! — каким-то странным, хрипло-шипящим голосом произнес Призрак. — Я живой!

Ответ Барсука оказался неожиданным и незабываемым по ярости, накопившейся за несколько последних дней в окружении бестолковых, раздражающих зверюшек.

Барсук присмотрелся, изумился, но — подумал и не испугался. Величественно подняв лапу, он завопил:

— Кем бы ты ни был, откуда бы ни взялся, вернись туда, откуда пришел! Прочь отсюда! Оставь нас в покое! Прочь, я тебе говорю!

— Но, Барсук… — просипело Привидение.

— Никаких «но» и никаких «если», — громоподобно гудел Барсук. — Уходи! Немедленно уходи туда, откуда тебя принесло. Уймись, и мы поможем тебе — блуждающей душе — обрести вечный покой. Сейчас, во время траурной службы, это место священно, и ты не должен осквернять его своим присутствием.

С этими словами Барсук шагнул навстречу Призраку, грозный и ужасный в своем бесстрашии. Наблюдавшие из укрытия не поверили своим глазам, увидев, как Привидение попятилось и отступило к берегу реки, отчаянно пытаясь протестовать против такого обращения.

— Сгинь, Призрак! — продолжал неистовствовать Барсук, окрыленный успехом своих заклинаний. — Дай нам спокойно и с достоинством оплакать потерю нашего дорогого Крота.

— Я — Крот! — как-то уж очень по-живому рассердилось существо из загробного мира. — Я замерз и проголодался, и я…

— Несчастное создание, не пытайся…

Пока Барсук упорствовал в желании изгнать из-под ив нечистую силу, а остальные опасливо взирали на эту битву титанов и колдунов, к Рэту вернулось самообладание, а вслед за ним и надежда. Выбравшись из-за корня ивы, он подошел к Барсуку и встал рядом с ним.

— Сдается мне, что оно и впрямь может быть Кротом, — заметил Рэт, вглядываясь в пришельца.

— Сдается тебе? Ну и дела! — присвистнул Призрак. — Я и есть Крот, кто же еще?

— Но ты какой-то бледный и белый…

— Ах да! Так это же снег нападал на мою шкурку да обледенели усы и мордочка.

— Слушай, а как же ты тогда?..

— На лодке, — поняв, куда клонит Рэт, ответил Призрак Крота. — Как еще я смог бы переместиться сюда с острова, что лежит ниже по течению? Думаешь, вплавь? Нет, ребята, что-то с вами не то. Слушайте, а чего ради вы все здесь собрались в такое время? Что-то случилось?

— На лодке… — Рэт начал понимать, что происходит. — С острова… Значит, ты все это время там и был? А моя лодка…

— Именно так, Рэтти! Но сделай одолжение, давай поговорим об этом не здесь, а дома. Нет, ребята, вы действительно как-то странно себя ведете. С вами тут без меня ничего не случилось?

— Так ты же Крот! — наконец убедившись, радостно завопил Рэт, отталкивая в сторону обалдевшего Барсука и заключая друга в объятия.

Вскоре и все остальные присоединились к Рэту. Радостно поприветствовав вернувшегося Крота, они все вместе помогли ему счистить лед и иней с мордочки, отряхнули снег с его шкурки и повели домой — туда, где тепло, уютно, сухо и можно сытно и вкусно поесть.

А вслед за ними, мрачнее, чем обычно, плелся Барсук, не перестававший бубнить:

— Это все Тоуд. Он наверняка как-то связан со всем этим. Готов поспорить — наверняка он в этом замешан.

Остановившись, Барсук поднял морду к уже почерневшему ночному небу и закричал так, что остальные замерли и оглянулись.

— Эй, Тоуд! — кричал Барсук. — Если ты еще там, если ты меня слышишь, ты, мерзкое создание, то тебе лучше никогда сюда не возвращаться, потому что у меня, Барсука, есть к тебе очень серьезный разговор!

Выслушав эту странную речь, Крот пожал плечами и заметил:

— А Барсук-то и впрямь какой-то странный стал за эти дни.

— Изрядно не в себе, — с готовностью согласился с ним Рэт. — Впрочем, Тоуду тоже предстоит побывать не в себе, если он действительно рискнет вернуться в наши края.