У МОЕЙ опекунши тетки Клавди в домашнем кухонном обиходе был всего-навсего единственный нож. Назывался он квашенник. Я никогда не могу забыть этого ножа, потому что похожих на него всю жизнь не видел. Если бы в ту пору я кое-что понимал в археологии, то мог бы подумать, что Клавдии квашенник добыт не иначе, как в пещере первобытного нашего угро-финского предка, или остался в наследство от чуди белоглазой, некогда заселявшей вологодские просторы.
Нож был, разумеется, не фабричной работы, а самокованный из грубой стальной вытяжки, с толстым обушком, широким лезвием и изогнутым носком. Рукоятка лощеная, желтая костяная, сделана из мостолыги без претензий на художество, лишь бы было крепко, долговечно.
Я не думаю, чтобы мои предки, мирные православные люди, с этим ножом выходили на большую дорогу. Однако в лесу, на умелые руки, с таким квашеиником от медведя отбояриться было можно. Клавде нож служил неизменно во всех ее потребных делах, и прежде всего она им чистила квашню, заскребала остатки теста, из остатков пекла мне заскребыши на горячих угольках. Еще ей годился этот незаменимый нож разрубать кости, щепать лучину, раз в году соскабливать грязь с лавок перед пасхой, с этим же квашенником она (хаживала в пустоши драть ивовое корье для кожевников. Одним словом, квашенник годился везде. Только в пивные праздники, когда гости перепивались и начинали шуметь, квашенник в тот час немедленно исчезал, дабы не оказался в чьих-либо драчливых руках.
У опекуна Михайлы на сапожном верстаке было с полдюжины остро отточенных ножиков – малых и удобных для сапожного дела. Но этим квашенником он гордился, как семейной реликвией, и говаривал:
– Я за этого квашенника барана не возьму. Без него, как без рук. А память-то какая! Не шутите, от деда Кондрата слыхивал, будто этот нож от той поры, когда к нам поляки да литовцы грабить приходили, а от нас лесами на Кострому шли будущего царя Михаила убивать. Во, от какой поры! И тем хорош, что постоянно в деле, а потому не ржавеет и не тупится.
Осенью понадобится скотину забить – квашенник тут как тут: и горло перехватить, и кожу спустить; разденет животинушку гладехонько…
О квашеннике сказано все. Теперь о Клавдиных заскребышах. Выпекать ржаные караваи на большую семью для Клавди было самым любимым делом, равным священнодействию.
С вечера она «заводила» квашню, большую четырехведерную, изготовленную бондарным способом, с черемуховыми обручами в десять рядов.
Замесив тесто, Кландя повязывала поверх квашни в два ряда скатерть. Легонько, без натуги ставила квашню на печь, каждый раз приговаривая:
– Ой, затворила на дрожжах, а не удержишь на вожжах…
Ночью спала Клавдя бдительно. Она слышала сквозь сон, как квашня бурчала, и тогда Клавдя вскакивала с постели, торопливо передвигала квашню на более прохладное место.
Вставала она раньше всех. Глинобитная печь-богатырица дышала ярким пламенем, освещая через окно серебристый сугроб снега, поднявшийся вровень с крышей.
Печь топилась, Клавдя раскатывала хлебы каравай за караваем. Получалось это у нее легко и красиво. В деревянную, выдолбленную из осинового комля чашу она накладывала лопаточкой тесто, подсыпала муки, затем сначала слегка, а потом быстрей и выше начинала подкидывать тесто из чаши, каждый раз ловко подхватывая на лету, и так метала иногда выше головы до тех пор, пока не получался откатанный, готовый на лопату и в печь каравай.
Но в печь еще рано. Сначала все содержимое квашни Клавдя выкатает, разложит на посыпанную мукой скатерть, на каждом каравае сделает ребром ладони крест, чтобы никакая нечистая сила не посягнула на хлеб благодатный.
Между тем печь дотапливалась. Выгребены в загнету горячие угли, мокрым помелом выметен нагладко печной под, и тогда ловко с широкой деревянной лопаты летят из Клавдиных рук в печь караваи.
Не по часам, а по хлебному запаху знает Клавдя, когда поспевает выпечка. В эту свободную минутку она по обыкновению берет квашенник и начинает выскребать из квашни остатки теста, прильнувшего к стенкам и уторам вокруг днища. Из заскребышей делает нарочито для меня – школьника – пирог-подорожник. Выкатывает его на сковороде толщиной в два пальца, изрядно солит, надрезает квадратные кусочки, в надрезы наливает льняное масло и ставит пирог-заскребыш на горячие угли.
От заокребыша по всей избе благоухающий запах. Все домочадцы на ногах, и каждый при деле.
Я торопливо зубрю из закона божия исторьицу, почему Авраам не зарезал сына своего Исаака.
Тетка Клавдя угощает меня заскребышем, больше половины завертывает в тряпочку и сует в холщовую сумку…
Хороши, вкусны были те заскребыши! И через шестьдесят лет ощущаю их приятный неповторимый вкус! Приходилось делиться со школьными товарищами. И все находили, что вкусней Клавдиных заскребышей ни у кого из них выпекишей нет и не бывало…