Дорогая и глубокоуважаемая Екатерина Дмитриевна.
Сердечно Вас благодарю за столь любезное письмо. Мне и самому хотелось давно Вам написать, но я знаю, как Вы переобременены перепиской, да я и сам пишу по пять-шесть писем в день. Прежде писал и больше, — когда был редактором «Нового Журнала»{8}. К счастью, давно больше им не состою: «к счастью» и потому, что всегда ненавидел редакторскую работу, и потому, что мне не очень хочется нести моральную ответственность за все, что в коалиционном журнале печатается (это пишу Вам конфиденциально; в частности, начало последней, как всегда блестящей, статьи Федотова{9} было мне очень неприятно; если бы я еще был редактором, я этого не пропустил бы, хотя единственный на свете свободный русский толстый журнал по самой природе своей должен быть «парламентом мнений»). Теперь я свободный человек — на остаток своих дней. Не знаю даже, где эти дни проводить. Татьяна Марковна (жена моя) не хочет возвращаться в Америку: у нее здесь, во Франции, 76-летняя мать. Но работать все-таки можно и во Франции. На днях уезжаю к жене в Ниццу. Там в уединении подумаем, как быть.
В Англии я был недолго. Заехал бы и в Швейцарию, — тогда повидал бы Вас и это чрезвычайно меня порадовало бы. Но делать мне в Швейцарии решительно нечего, а о получении визы пришлось бы долго хлопотать: я не американский гражданин, хотя пять лет пребывания в С. Штатах дают мне право на натурализацию. Видно, со своим нансеновским паспортом{10} и умру, а при жизни — не попаду ни в УНЕСКО{11}, ни в другие учреждения, в которых полагается и полезно быть писателю. Если бы принял американское гражданство, поступил бы туда легко.
С истинным наслаждением читал некоторые из последних Ваших статей в «Н. Р. Слове»{12}. Не всегда и не во всем с Вами соглашаешься, но Ваш публицистический талант и темперамент неизменно увлекают. Недавно Е.Ф.Роговский{13} объявил мне, что в Париже основывается демократическая газета и что я «намечен ее редактором»!!! Разумеется, я немедленно и категорически отказался быть редактором газеты и даже редактором отдела (литературного), — с меня достаточно и политики, и редакторской работы. — «Кого же вы, М.А., посоветовали бы пригласить?» Я без колебания ответил, что есть три возможных кандидата: Вы, Керенский{14} и Маклаков{15}. Лучше же всего была бы редакционная коллегия именно в этом составе: Вы трое. Он со мной согласился. Впрочем думаю, что никакой газеты создано не будет. Это (т.е. все о газете) тоже пишу Вам совершенно конфиденциально. Для газеты нужны большие деньги, а их, кажется, в Европе можно получить только у людей, замаранных по немецкой торговле. Начинать же с малыми деньгами нельзя, так как нельзя было бы обеспечить Вам (и Александру Федоровичу{16}) жизнь здесь, если бы приняли предложение. Никаких подробностей Роговский мне, после моего отказа, не сообщил.
Я не читал рассказа Анны Саксе. Постараюсь достать и прочесть.
Надеюсь, Сергей Петрович{17} все-таки чувствует себя не слишком плохо. Пожалуйста, передайте ему мой искренний привет и лучшие пожелания. Поздравляем Вас с Новым годом, — больших радостей от него я не жду ни для кого.
От души благодарю и за то, что Вы писали Карповичу{18} и Полонскому{19} об «Истоках»{20}. Роман кончен, выйдет по-английски и, вероятно, на других языках, но не по-русски! Русских издательств больше нет!