Из сказок, еще не рассказанных на ночь...

Плач крыльев

01- Айса

"И плачем крыльев вспоротое небо. И выжженные души яростью сердец…" — пел менестрель. За высоким столом восседал Хэлтор — Правитель Северных Земель. Он был все еще красив и не стар, но преждевременно поседевшие пряди, некогда темных волос, словно пепел лет легли на его плечи. Он сидел, подперев щеку рукой, и смотрел на поющего скальда, а его взгляд тяжелел от не прошенных на этот пир мыслей. Парень пел о драконах: великих, и ужасных — олицетворении зла. Их стало так много во владениях Правителя. На земле, опустошенной войной, и пришедшей вслед за ней чумой. Драконы… Никто так и не понял, когда и откуда они появились. Гонцы приносили ежедневно страшные вести о новых и новых монстрах, кружащих над селениями и внушающих страх. Страх нужно победить и Правитель решил уничтожить драконов. Уже завтра затрубят рога глашатаев, оповещая начало похода. Лучшие бойцы Северных Земель раскрасят лица в цвета войны и уйдут от своих семей, чтобы изгнать или убить внушающие ужас тени, закрывающие небо от солнца.

Рядом с Правителем, в нарушение этикета, сидела девочка. Ее пушистые, как венчик одуванчика волосы сегодня впервые заплели в косы и уложили в высокую прическу, напоминающую корону. Ей, единственной наследнице правителя, было разрешено присутствовать на пиру в честь Уходящих — на — Смерть. На ее месте должна была сидеть мать, но жизнь той, что родила Айсу, оборвалась, положив начало ненависти к драконам — испепеляющей душу Правителя. А девочку, ерзающую на высоком стуле, звали Айса. Снежная. Она и была похожа на первый снег, с его трогательной нежностью и принимаемый, как благодать, сошедшую на землю, измученную осенней хлябью. Девочка, одетая в праздничный наряд, изо всех сил старалась сохранять величие, рядом с суровыми воинами, сидящими за столами, уставленными блюдами со снедью и кубками с элем. Малышке так сейчас хотелось пересесть на колени отца, чтобы видеть гораздо больше. А еще ей хотелось спрыгнуть с постамента, на котором стоял стол и подбежать к певцу. Присесть рядом с ним на теплом полу у пылающего камина… и попросить его спеть балладу о любви ее отца и матери. Однажды ей удалось сбежать от задремавшей няньки и пробраться на пир. Айса забралась под стол, чтобы послушать как поет скальд. Вот тогда и услышала она историю любви, ставшую уже легендой. Не дослушала только — уснула. Там же под столом. Айса вздохнула и, забыв о "величии", положила голову на скрещенные на столе руки.

— Устала? — рука отца коснулась ее спины и погладила с нежностью.

— Нет, — замотала она головой и выпрямилась.

— Молодец, Айса. Ты будущая королева, а королеву никто не должен видеть уставшей, несдержанной или неопрятной. Королева должна светить ровным светом, как солнце. Всегда изящно — вдохновенна и нежна. Крики, вопли, слезы, громкий смех — удел других женщин. Королева, должна быть справедлива и честна, любяща и заботлива, как мать. Мать всем своим подданным. Только так!

— Хорошо, отец. Я буду стараться, — Айса кивнула. В этот момент музыканты взяли инструменты в руки и зазвучали мерные удары барабанов. Бум! Бум!

— Сейчас? Танец воинов? Мне можно? — она тревожно и просительно взглянула на отца.

— Я же тебе только что сказал, что ты — не просто девочка. Ты — будущая королева и поэтому имеешь право, — он протянул руку и кивнул в сторону центра зала, туда куда уже сходились воины и, вскинув руки на плечи друг друга, образовывали круг. Король и будущая королева вошли в него. Доведя дочь до центра круга, правитель остановился и, обхватив девочку за талию, поднял над головой и повернулся, дав всем увидеть дочь. Потом опустил ее на пол и опустился на одно колено.

— Я, Хэлтор, Правитель Северных Земель присягаю тебе в верности и провозглашаю тебя моей наследницей.

— Верность, будущей королеве! — зал взорвался слаженным криком воинов. "Верность! Достоинство! Честь!" — пронесся многократно повторенный девиз правящей семьи под сводом главного зала.

Король вернулся к воинам, его руки легли на плечи соратников и круг замкнулся. Вихрь танца их подхватил. Бой барабанов; десятки ног одновременно, поднимающихся и выбивающих на каменном полу ритм; боевой клич на выдохе и даже пульс сердца — сливались в дикий вихрь безудержной пляски. Поначалу Айса, пыталась стоять неподвижно, с гордо поднятой головой, но помимо воли и ее подхватил неистовый поток, и вот уже ее руки сомкнулись над головой, а ноги стали отбивать такт. По очереди каждый воин, размыкая кольцо, выходил в центр и танцевал свой танец перед будущей королевой. Меч, копье, кинжал выписывали немыслимые пируэты в руках бойцов… Девочка, глядя в глаза танцующему перед ней воину, вторила его движениям.

И снова топот ног, бой барабанов и боевой клич. Наступил момент, и король вышел в круг. Широко открыв глаза, девочка на миг замерла. А отец уже танцевал, вкладывая свои чувства в движения меча, взлетающего над его головой. Внезапно король остановился и поднял меч на вытянутых руках. Сотни глоток проревели боевой клич и наступила тишина. Опустились руки. И воины один за другим покинули зал.

— Ты — королева! Помни об этом! Правь честно! Помни — «Верность. Достоинство. Честь», — рука отца легла на голову Айсы, а потом он повернулся и вышел вслед за своими воинами. Девочка в последний раз взмахнула руками, словно пытаясь его удержать, но они опустились и повисли, пряча сжатые пальцы в рукавах. Тяжелая дубовая дверь захлопнулась, и свалившаяся тишина легла на плечи девочке, разрешая слабость. Айса опустилась на пол, разметав юбки. В солнечном луче, заглянувшем в высокое стрельчатое окно, танцевала, оседая пыль. Внезапное покашливание и звяканье струны вывело Айсу из оцепенения, и она оглянулась на звук. Скальд бережно заворачивал инструмент в кусок волчьей шкуры.

— Не грустите, Королева. Наберитесь терпения. Они вернутся. Не все, но вернутся, — он подхватил торбу и перекинул сверток с инструментом через плечо, и обошел, сидящую на полу Айсу, по кругу, направляясь к двери. Но, уже готовый ступить за порог, положил ладонь на темную от времени створку двери и вдруг оглянулся, посмотрел ей в глаза:

— Но лучше бы они не ходили. Драконов станет только больше, — Девочка вздрогнула и подняла лицо, ожидая, надеясь, что он скажет еще что-то. Но парень резко развернулся и вышел в клубящийся за дверью снег…

02 — Хэлтор

Хэлтор сидел, привалившись спиной к камню, и, прикрыв глаза. Пламя костра играло тенями на его лице, высвечивая то усталость, то нерушимую веру в то, ради чего был затеян поход, то тоску и тревогу по оставленной дочери. Огню было позволено то, чего не позволял себе Правитель Северных Земель — показать его чувства. Имя, данное при рождении и которое он носил с гордостью, бремя власти, оставленные ему отцом, гордость, подаренная дедом, не позволяли показывать свои слабости. Мысли блуждали, скользя вдоль тонкой кромки заката, превратившегося в яркий красный росчерк, который разделил день и ночь.

…Первого дракона они убили на третий день пути. Селения остались уже давно позади, когда небо разорвал рык дракона. Плач. Повелитель, в который раз за последние дни, ловил себя на мысли, что в грозном реве крылатых чудищ он слышал плач. Так же, как вой волков, он был полон бесконечной тоской и болью.

Серый с прозеленью дракон кружил и кружил над бескрайним полем, на котором люди, испугавшиеся своей уязвимости, спешно пытались найти хоть какую-то возможность укрыться. А дракон кружил, всматриваясь в лица людей, словно выискивая в толпе, одно очень важное для него. Хэлтор бросился к саням и сдернул полог. На раме саней, как на ложе был установлен огромный арбалет, в желобе которого уже лежал стальной болт с кожаным оперением и трехгранным наконечником. Отбросив в сторону перчатку, воин начал крутить рукоятку ворота, натягивая тетиву. И вот короткая стальная стрела сорвалась в свой полет. Она попала дракону в шею и тот, будто споткнувшись в воздухе, резко ушел вверх. Гуннар, друг и побратим, выкрикнул боевой клич и в тот момент, когда оказался под набирающим высоту драконом выпустил свою стрелу. Стрела вошла в мягкое, не защищенное роговыми пластинами брюхо, и прервала набор высоты великана. Серый гигант изогнул шею и выпустил струю пара вниз, но воины, вдруг устыдившись своей растерянности перед величием крыльев, закрывших от них небо, уже одну за другой выпускали стрелы по мечущемуся над полем зверю. А к арбалету кинулся кто-то из бойцов, на ходу сбрасывая с плеча кожаную торбу. Новый болт отправился в ложе и Хэлтор спустил тетиву. Дракон, метался над полем, крича от боли и выпуская струи огня. Огня, прожигавшего снег, мгновенно превращая смерзшийся наст в реки. Гуннар хлопнул своей ручищей по плечу друга, привлекая внимание, и, побежал вдоль снежного намёта, слегка пригнувшись. Обогнув по дуге место боя, он встал во весь рост и перехватил копье боевым захватом. Кивнул Хэлтору, и ткнул пальцем в небо, указывая на серую тень над головой. "Готов", — машинально крикнул Повелитель, занося копье над плечом и разбегаясь. Два обитых железом древка, с кованным и заточенным наконечником, сорвались в полет одновременно и вошли в грудную клетку зверя… Дракон еще пару раз взмахнул крыльями и стал заваливаться на бок. Гигант упал под собственным весом, ломая кости, его голова последний раз приподнялась над землей, будто не оставив надежду высмотреть кого-то среди бегущих со всех сторон людей, и бессильно упала. Боевой клич воинов разорвал небо. Победа! Первая и от этого самая ценная.

Тяжелая рука в окованной серебром краге из драконьей кожи легла на плечо. Повелитель оторвал взгляд от поверженного великана и ликующих воинов. Тяжелый взгляд уперся в такой же взгляд друга.

— Ты думаешь о том же? — Хэлтор ухмыльнулся.

— Такое чувство, что «птичка» сама желала стать убиенной. Ведь все наши стрелы ему не больше, чем занозы. Он вполне мог улететь после первого болта. Да и наши с тобой копья… Он просто сложил крылья и рухнул вниз, сломав себе все, что можно. Он и огнем-то не тронул никого. Только лед топил.

— И я вот… о том же. Словно удавленнику веревку мылом натерли… сдуру.

03 — Айса

Ставни визжали под порывами ветра, и бились о стены башни, будто просясь, чтобы их впустили в тепло жилья. Второй день свирепствовала вьюга, и ветра, соперничая друг с другом, меняли направление. Так всегда бывает перед наступлением весны, Айса это давно заметила и теперь с нетерпением ждала ночи. Ночью… ночью можно было забыть о том, что ты — королева. Особенно в такую погоду, когда за воем ветра не слышно ни тихих всхлипываний, ни громких рыданий — только ты, ночь и смех матери. А еще прикосновение ее рук, тихое пение и ощущение полета, когда она, сидя у камина в спальне, раскачивалась на своем «странном стуле», укачивая дочь. «Отец придумал», — улыбнулась девочка воспоминаниям. Посильнее зажмурив глаза, чтобы не вспугнуть, всплывшее из памяти мгновение, Айса нырнула в цветной калейдоскоп образов и ощущений.

Ма — ма… Королева Сванвейг. Айса так любила, как отец произносил ее имя, когда, отсылав слуг, они оставались одни. «Сваан — вейг — лебединая дорога. Сва — а — нвейг. Айса, наша мама похожа на лебедя. Смотри!», — и мать, под неотрывным взглядом мужа, медленно расплетала косы и заведя ладони за голову, выгибалась. А ее пальцы скользили в белом облаке за спиной, поднимаясь все выше и выше, а потом руки, поднятые над головой, вдруг разлетались в разные стороны и водопад волос обрушивался на плечи и спину. А мама, смеясь, взмахивала руками еще и еще, пока две пары глаз заворожено смотрели на нее.

— Папа, она летит? — и девочка прижималась к отцу.

— Нет. Она зовет в полет, — улыбался отец, — Тебе не пора спать?

— Не хочу, — и она цеплялась ручонкой за большой палец отцовской руки, и тогда мама брала ее на руки и садилась на свой стул и начинала раскачиваться. «Странный стул», стоящий на полозьях от детской колыбели Айсы. Девочка вспомнила ворчание старого плотника Явора, когда он делал его. «Странная королева. Странный стул. И дался же он ей». Голос отца, как сквозь вату:

— Не ворчи, старик. Айса засыпает только у нее на руках. А ведь ей уже три года. Тяжело Сванвейг ее носить.

— Вот и отдала бы нянькам. А то все сама и сама. Эх! Я и говорю — странная королева. И стул — странный.

Отец еще о чем — то спорил со старым плотником, а мама тихонько напевала, качая Айсу, крепко прижав к груди, и ее голос заглушал вой ветра и стук ставень, а руки закрывали от прощального дыхания уходящей зимы. Айса вздохнула и заснула.

А на стене башни, зацепившись когтями за камни, распластался, заслоняя собой окна королевской спальни, красный дракон.

04 — Гуннар

Весна пришла на Северные земли стремительно, как горный обвал. Солнце смотрело своим жадным глазом на смерзшуюся белую землю и, взамен стерильной чопорности зимы, торопилось ввести новые порядки. Сначала под его страстным взглядом стал проседать и рыхлеть снег, то там, то сям нехотя сдаваясь и медленно тая. Но вскоре светило поднатужилось, и робкие ручейки слёз уходящей зимы, хлынули, грозя слиться в сплошной поток вешних вод.

Вес — на! Огрубелые лица воинов светлели от невольных мыслей о доме, и улыбки на них все чаще пробивались сквозь бесконечную усталость. Но и сани, с укрепленным на них громадным арбалетом, все чаще и чаще стали вязнуть в рыхлом снегу, и тогда Правитель Северных земель принял решение возвращаться домой.

Уже шестые сутки они шли, помогая лошадям тащить сани по тающему снегу, и стараясь как можно быстрей добраться до селений. Ноги лошадей были изрезаны жесткой коркой утреннего наста, и их приходилось обматывать льняными тряпками, от чего лошади становились похожими на несуразные тряпичные куклы. Еще целых два дневных перехода отделяли воинов Северных Земель от перевала, за которым начиналась долина, где уже можно будет сказать: «Мы вернулись домой».

— …Знаешь, я в который раз убедился, что мы не зря взяли с собой скальда. Мальчишка снова меня удивил. Я сейчас объезжал обоз и вдруг понял, что не слышу криков Эрла. Решил — уж не помер ли он? — и повернул к саням, в которых он лежит связанный. Гляжу, а рядом с санями идет Эйнар и что — то тихонько ему говорит. А тот слушает. И взгляд у него осмысленный… — голос друга вывел Повелителя из задумчивости.

— Скальд очень просил взять его в поход, и я просто не смог ему отказать. Его имя на языке древних значит — «счастье войска». Не мог же я оставить нас без счастья и удачи, — усмехнулся Хэлтор.

— Ха. Вот только для меня загадка, почему он в бой вступает не всегда. Ведь не трус же и стрелок отличный. Попасть кружащему дракону в глаз не каждый сможет. Это же он попал? В том бою, когда Эрл сошел с ума?..

— Он, — Хэлтор кивнул и тихо, будто продолжая разговор с самим собой, добавил, — только боюсь, что Эрл не сошел с ума … А, если и сошел, то не он один. Тогда и я — тоже…

Гуннар присвистнул:

— Так, и что я пропустил? — и кивнул другу, приглашая съехать с дороги.

— Ты хорошо помнишь тот бой? — Повелитель в упор посмотрел в глаза другу.

— Весь целиком? Вряд ли. Только то, в чем сам принимал участие. Ты же помнишь, мы тогда только встали на привал и все уже валились с ног от усталости. Я взял нескольких парней, и мы ушли в лес за валежником. Другие распрягали лошадей, разводили костры, кто — то свежевал настрелянных по дороге зайцев. Когда началась эта свистопляска, мы были достаточно далеко от лагеря. Когда я добежал, — он досадливо рубанул рукой воздух, — над лагерем уже бесновались драконы. Я не помню, чтобы драконы нападали сразу втроем. Ни разу такого не было… Сосны горели, лошади метались… Когда я вступил в бой, он уже шел полным ходом. Эйнар выпустил свой болт в черного дракона. И он начал заваливаться на бок… Ты заметил, что черные драконы самые свирепые? Но, когда он падал на фоне красного закатного неба — это было красиво, чертовски — красиво! — воин прищурился, будто продолжая видеть, только что всплывшую в памяти картину боя и даже запрокинул голову, словно провожал взглядом падающего исполина.

— Они напали не втроем. Напал один. Черный. Когда я его заметил, дракон был огромным пятном на багровом закатном небе. Он приблизился стремительно и сразу же начал плеваться огнем. Деревья вспыхивали одно за другим… — Хэлтор вздохнул. На окаменевшем лице заиграли желваки от сдерживаемой ярости, — А тут вдруг появились еще два дракона. Я… знаешь, на какой — то миг наступило оцепенение. «Всё!» — думаю, сейчас нас и изжарят. Но они… стали его отгонять! Темно — серый кружил и кружил вокруг него, не давая ему нападать. Конечно, я тогда этого не понял. Решил — сговариваются, что ли? А красный кружил по еще более широкому кругу. И они теснили его в поле… Но тут ребята начали приходить в себя. И арбалетчики заработали, и лучники. Серому болт прошил насквозь крыло. А он шел на подъем, и шкура начала рваться, как тряпка. Парни сосредоточили на нем стрельбу и — завалили. И «черный» опять повернул в сторону лагеря! И вот тогда началась драка. Красный понесся ему наперерез и выпустил струю огня. Потом еще одну и еще! А серый рухнул недалеко от Эрла и тот побежал к нему с занесенным над головой копьем. Распластанный на земле дракон неотрывно смотрел на приближающегося воина. Я видел, как он его метнул и замер перед мордой дракона. Копье пробило шею, и кровь хлынула из раны, дракон взревел и издох. А Эрл кинулся к нему и закричал: «Отец?! Я убил отца!»…

— Он так и твердит это с того момента. Но, я не понял… Ты — то тут причем? — Гуннар поскреб ногтями давно не мытую бороду и глянул на друга. — Ты? Причем?

Повелитель какое — то время молчал, собираясь с мыслями. Только играющие желваки на лице выдавали, как ему трудно дается то, что он собирался сказать:

— Помнишь дракона, который кружил над местом гибели Сванвейг? Красного дракона. Так это был он, тот красный дракон. Я надеялся, что я достану его в этом походе. Найду. И нашел его. Вернее, это он меня… Когда Эйнар всадил болт в глаз черному, и тот стал заваливаться, красный дракон вдруг круто взмыл вверх. Я понял, что уже не достану его и в сердцах отбросил копье. Думал все — уходит. Но он… он начал снижаться и пошел на меня. Прямо на меня. Я смотрел и не мог оторваться, и наши взгляды встретились, и я… я больше не видел дракона. Это Сванвейг летела мне на встречу. Это ее волосы развевались, словно крылья…, и она что — то мне кричала. Будто молила, о чем — то. Но я не слышал ничего. Я только видел, как она открывает рот в крике. Я невольно закрыл глаза, не веря, а дракон прошел надо мной, почти касаясь крыльями, и снова ушел ввысь. В закат. Хоть убей меня, но я знаю, что это она. Не знаю, как это возможно, но я уверен…

— Может, это был морок?..

— Не знаю… Но именно отец Эрла сопровождал Сванвейг, когда ее не стало. И его тела тоже не нашли…

Обрывая разговор, Хэлтор махнул рукой и, пришпорив коня, сорвался с места…

05 — Хэлтор

Метель весь день крадучись подбиралась к отряду Хэлтора. Волочилась за последней телегой и бредущими по хлюпающему месиву людьми, изредка выдавая свое присутствие стелящейся поземкой. И когда тяжелые тучи полностью затянули небо, она, как последний резерв зимы бросилась в бой с весной, а люди в этом бою были лишь…разменной монетой. Хорошо еще, что они успели засветло добраться до покрытого лесом предгорья, и теперь спешно ставили намёты, разводили костры и устраивали лежанки из лапника. А метель уже резвилась вовсю… Только деревья, привычные к забавам вечных противников — зимы и весны, стойко выдерживали их жестокие игры.

Правитель, убедившись, что воины закончили обустройство лагеря, завел своего коня под полог намета и вытер его вздрагивающую спину насухо. Конь давно стал другом, а друзей нужно беречь — это Хэлтор знал наверняка. Поэтому, торба овса на морду, и охапка лапника под бок для друга находились всегда.

…Привалившись к лошадиному боку, Хэлтор задремал. Вьюга пела и стонала за натянутой кожей шатра, и в ее песню, казалось, вливался голос Сванвейг. Да и она сама, как прежде сидела на краю ложа и всматривалась в его лицо.

— Что я могу знать о твоей гибели? — произнес он, приподнимаясь на локте.

— Что ты хочешь знать о моей гибели? — Она села поудобнее и чуть наклонилась, чтобы взять его ладонь в свою.

— Там были развороченные догорающие сани… — он дотянулся своей рукой и коснулся ее ладони, — Холодная… — он прижал к губам кончики пальцев и подышал на них, согревая.

— Да, там были сани… — кивнула она и прижала его ладонь к своей щеке.

— Тебя там не было.

— Как знать, как знать… — рассмеялась она и потерлась о его ладонь щекой.

— Там были истерзанные тела твоих родителей, слуг, воинов… Но тебя там не было!..

Он потянулся к ней, но она покачала головой и улыбнулась:

— Не сейчас. Айса еще не спит. Ты зачем построил такую высокую башню? Лучше бы мы, как и прежде жили в «длинном доме». А теперь девочка мерзнет без нас.

— Я хотел, чтобы вам был виден весь мир.

— Весь мир помещается в глазах любимого, дорогой…

— Если бы я знал тогда границы своей любви…

— Я тоже думала, что знаю границы своей… Оказалось, что — нет.

— Почему?

— Их — нет.

Крик дракона разорвал пелену сна, и Хэлтору показалось, что он оглох от наступившей тишины. Метель, обессилев, утихла. Правитель встал и, откинув полог, вышел из намета. Наклонившись, зачерпнул пригоршню снега и потер им лицо, отгоняя сон. Луна заливала лес и играла бликами на невинной белизне свежевыпавшего снега. У одного из шатров, запрокинув голову вверх, стоял Эйнар.

— Не спится? Или твоя вахта?

— Нет. Слушаю их плач.

— Ты тоже в их рыке слышишь плач? — удивился Хэлтор.

— Да. Они плачут о потерянном, но хранят главное.

— Что — главное? Что они сохраняют, я не понял, парень.

— Они сохраняют равновесие. Но в мире стало слишком много ненависти. Черной ненависти.

Хэлтор молчал, глядя в глаза скальда. Что — то удерживало его от давно рвущегося с языка вопроса. Боязнь показаться сумасшедшим, или страх услышать подтверждение своим мыслям? Правитель, прищурив глаза, размышлял, пытаясь уложить мысли в слова…

С макушки ели лавиной покатился, скопившийся на ветвях снег и рухнул на неподвижно застывшие фигуры. Правитель отряхнул снег с одежды и развернулся к своему намёту:

— Поднимай людей, — уже на ходу бросил он.

06 — Эйнар

К полудню стало ясно, что далеко они не уйдут. Ночная метель сделала отряд Хэлтора заложником гор, скрыв знакомые тропы. Не помогли и снегоступы, которые воины споро смастерили из лозы тальника и нарезанной на полосы кожи убитых драконов. Люди еще худо — бедно могли передвигаться, а вот лошади по брюхо проваливались в рыхлый снег и тревожно ржали.

— Что, брат, может привал? Переждем пару — тройку дней? И ребятам нужен отдых, — Гуннар окликнул, бредущего рядом повелителя.

— Да. Ты прав. Бессмысленная трата сил. Выбирай место.

— А что его выбирать? Вон Эйнар, уже, пожалуй, выбрал поляну. Глянь!

Хэлтор остановился и посмотрел куда указывала рука друга. В центре практически круглой поляны неподвижно стоял скальд, раскинув руки, и закрыв глаза. Его губы беззвучно шевелились.

— Новую вису что ли сочиняет? Или колдует? Что он застыл, как истукан? — хмыкнул вояка и толкнул друга плечом.

— А ты спроси. Я тебе, что ведун?

— И спрошу! — и Гуннар решительно затопал, проваливаясь в снег:

— Эй! Эйнар! Ты вису новую сочиняешь? Или колдуешь? — прокричал он на ходу. Потом резко остановился и обернулся к воинству, — парни! Привал! Ставьте наметы!

Эйнар опустился на одно колено и почтительно склонил голову. Несколько секунд ничего не происходило, а потом он резко встал и повернулся в сторону подошедшего командира.

— Нет. Молился Бальдру и Соль. Сегодня их день. День Солнца. А новую вису я действительно сочинил. Вчера.

— Вот сегодня и прочтешь! Будем праздновать! — не поворачивая головы, приказал Хэлтор, возвращаясь к коню.

Вечером в середине, вытоптанной поляны, пылал костер. Вокруг него на подстилке из лапника расположились люди.

— Эй, парни! Что — то вы примолкли после трапезы! Нельзя унынием встречать день Солнца! Давай-ка, скальд, порадуй! Что ты там сочинил?

Эйнар усмехнулся, откладывая кусок жареного мяса и зачерпнув пригоршню снега, вытер руки. Прислонился к стволу дерева, сложил руки на колени и закрыл глаза. Глубоко вдохнул, запрокинул голову и начал читать.

Озеро вкруг обступили мёртвые хмурые скалы.

Тайный чертог для себя здесь великаны снискали.

В местности, подле лежащей — глухо, ужасно, и серо.

За водопадом, гремящим бездонно чернеет пещера.

В озере темные воды, не знавшие сини небесной.

В них испокон обитают твари, рождённые бездной.

Здесь где-то свили гнездо потомки преступного рода.

Меч свой берёт Беовульф и отважно скрывается в водах.

Воины ждут и молчат. Быстро уходят минуты.

Битвы не слышатся звуки — глушат их вод перегуды.

Вздрогнули вдруг храбрецы. Сурово нахмурили брови.

В озере, полном химер, вода закипела от крови.

Сильным, бесстрашным бойцам взоры туманит досада —

Пена окрасилась кровью в кипени струй водопада.

Чудища выплыли вновь и в алой купаются пене.

По Беовульфу король справит поминки в Олене.

Ратники тянутся к дому. Правды не знает дружина.

Только не мёртв Беовульф — пред ним расступилась пучина.

Держат главу великана могучие руки героя.

Вместе с огромным мечом — призом смертельного боя.

Так что не надо бояться, что тропы теряются в хмари,

Что на поверхности жизни — мерзкие злобные твари.

Длится кровавая битва, и в мрачной таинственной глуби,

Меч добывая в бою, восславятся доблести слуги.*

— Я думал ты о нашем походе, парень, вису сочинил, а ты о других героях. Слышал я, как-то поэму о Беовульфе. Но он в той истории убил дракона и погиб. А ты вроде бы и не об этом. Или просто другую историю сочинил? — разрушил тишину Повелитель, — или не сочинил?

— Не сочинил, — Эйнар обернулся к Хэлтору и кивнул:

— Не сочинил. Пересказал. А Беовульф действительно умер, после того, как убил дракона. Черного дракона. Он истек кровью. Дракон ему руку оторвал.

— Ты откуда …

— А я вот думаю, а почему они все цветные? Ну, драконы наши? — перебил говоривших, Эрик — самый молодой из Ушедших на Смерть.

— Цветные? Это у девок юбки цветные, парень, а драконы? Они… у них масти разные, как у лошадей — поддержал тему еще один воин.

— Нет, правда! Мы каких только не видели! Черный был? Был. Красный? Серый был. Зеленый. Я вот даже золотого видел!

— А что ж не убил? Золотого? — заржал еще один воин, — нам бы того золота на всех хватило!

— Он высоко летел!

— А может просто солнце ему крылья вызолотило, дурень? Или может это был король драконий?

— У них нет королей. Свободные они, — Эйнар встал и отошел за границу света. Повелитель проводил его взглядом, а спустя пару минут встал и тоже отошел от костра следом за скальдом.

Парень ушел не далеко. Он стоял в привычной уже для Хэлтора позе: раскинув руки и запрокинув голову к звездам.

— Так все же, почему они цветные?

— Серый, красный, черный, зеленый, белый — Преданность, Любовь, Ненависть, Ярость, Скорбь.

— Белый? Я не видел белых. Да и красного только одного.

— Нет в небе сейчас белых, Повелитель. И не потому, что в мире скорби не осталось. Потому, что чистая, не смешанная ни с чем скорбь почти не встречается. Дочь, сын, жена скорбят об ушедших к другим берегам, искренне скорбят, но любовь, преданность, честь держат их, мешая взлететь. А чтобы так, чтобы в человеке только скорбь осталась? Давно не было. А красный дракон в небе действительно один. Вернее, одна, — Эйнар, опустил руки и обернулся к Хэлтору. Тот будто притянутый этим взглядом шагнул и, крепко схватил парня за грудки, и не громко, но очень твердо, рубя короткие фразы, спросил:

— Что? Что ты знаешь? О чем все время не договариваешь? Говори! Я прав? Это она? Сванвейг?

Время остановилось взглядом двоих. Скальд, не опуская глаз, кивнул:

— Да, Повелитель, это она. Вся ее жизнь была любовь. Любовь к родителям, потом к тебе, потом к Айсе. И каждый раз, когда в ней разгорался новый костер любви, предыдущий не мерк. Он становился больше. Любовь поглотила ее всю…И пришло время защитить своей любовью тех, кого она любит от черной ненависти, и она встала на крыло. Растерялась правда. Не успела защитить родителей. И если бы, отец Эрла, старина Хью, не шагнул вслед за ней и не прикрыл ее тогда своей преданностью, она бы уже не летала, и в нашем мире не осталось любви.

— Почему не осталось? Я все еще ее люблю.

— В тебе была жива лишь память о любви, Повелитель, — Эйнар вздохнул, медленно выпуская воздух из легких, и продолжил, — до тех пор, пока она не напомнила о себе. До этого в твоем сердце жила боль, и чувство долга, необходимость заботиться об Айсе, твоих землях, людях здесь живущих. А любовь — нет. Это были отголоски. Но сейчас я снова слышу ее в твоем сердце.

Эйнар склонил голову в жесте почтения и пошел в сторону костра. Смех и шутки раздавались в тишине ночного леса и эхо, играя словами, бросало их от камня к камню.

— Стой! Кто ты? — рука, нагнавшего парня повелителя легла на плечо.

— Дракон.

— Красный дракон. Верней тот, кто им был. Тем, кто не может ничего, кроме одного — не позволить изменить себя и не позволить себе сдаться в желании защитить. Это наш личный выбор. Всех красных. Любовь. Всепоглощающая и жарящая жизнь. Но есть ненависть, она слишком примитивное чувство. В нем только один цвет — черный. И рано или поздно ненависть сжигает всех. А я люблю белый, потому что только он рассыпается на спектр, освобождая чувства от ненависти.

Очень медленно рука Хэлтора скользила по плечу, будто осмысливая только что услышанное, а потом, опустившись до локтя, сжалась и рывком развернула парня.

— Рассказывай!

— Долгая история. Много ветер песен спел с тех пор.

— Пусть еще одну споет, — прошипел мужчина, пропуская слова, сквозь плотно сжатые зубы.

Эйнар стряхнул руку и зашагал назад. Встал на прежнее место и поднял лицо к небу, будто испрашивая у него позволения, и сказал:

— Это было давно. Твои предки только пришли в эти земли. С мечом пришли. Крови пролито было много. Смертей много. Безвинных. И вспыхнула ненависть к завоевателям. Многие в ней захлебнулись. Один за другим взмывали в небо черные драконы, не помнящие, кого и за что они ненавидят. И изливали они свою злость, сжигая в пламени деревни. Вот тогда и стали появляться драконы, — он вдруг хмыкнул, — цветные. Но, чтобы человек стал драконом, в нем не должно остаться никаких других чувств, кроме одного. Во мне не было ничего кроме любви, когда я закрыл собой тех, кто мне дорог. И она шагнула за мной. В ней даже не успел родиться страх, когда она увидела мое превращение. Главным было не потерять меня, быть со мной вместе.

— Подожди, парень, но ты же человек? Или ты и сейчас можешь взлететь драконом?

— Не могу. Любовь уже не владеет мной безраздельно. Ушла она.

— Ты разлюбил ее? Как ее звали?

— Хельга. Ее звали Хельга, — скальд ссутулился и, проваливаясь в снег, пошел прочь.

— Постой! Как ты вернулся?

— Во мне родилась боль и скорбь раньше, чем желание отомстить.

— А она?

— Ее убил черный, — донеслось уже из-за деревьев. Хэлтор не стал догонять парня. Он так и стоял, широко расставив ноги, и продолжая смотреть вслед Эйнару.

— Молот Тора тебе в темя! Хэл, ты ему веришь? — за спиной у повелителя раздался ворчливый бас друга. Но Хэлтор не повернул головы на голос. — Веришь — значит. Я тоже поверил. Это значит…

— Это значит — я не схожу с ума. Это значит, что мы еще можем быть вместе. Я и Сванвейг, — и Хэлтор, хлопнув друга по плечу рукой, засмеялся. Тот какое-то время оторопело смотрел в лицо побратима, а потом и его хохот прогремел в лесу.

— Не знаю, как ты это сделаешь, но я рад, что ты вернулся… А то, призрак моего друга, меня порядком начал раздражать! Эх, жаль мы не дома! Сейчас бочонок бы откупорить, да у камина…

— Да, ладно тебе! Скоро дома будем! И будет тебе бочонок, — усмехнулся, все еще улыбающийся повелитель, — пошли в лагерь! Ты, кстати, здесь как оказался?

— Как, как? Смотрю один пошел. Потом второй подался. Ну, думаю, пусть поговорят, давно пора, а я рядом постою, мало ли что? — они развернулись в сторону лагеря и негромко переговариваясь, пошли.

— Стойте! Помогите мне! — остановил их крик Эйнара.

На прогалину, проваливаясь в снег по колено, вышел скальд. Прижимая к себе, он нес безвольно повисшее тело. Длинные волосы, с намерзшими на них кусочками снега и льда, волочились по земле.

— Кто? Ты где ее взял?

— Жива? — наперебой выкрикнули мужчины.

— Жива. Но уже ушла в сон зимы. Отогревать нужно. Разбудить. Жизнь в ней едва теплится. Будить нужно! И не ее! Жизнь…

Гуннар, добежавший до скальда первым, перехватил у него ношу. Прижав ее к себе, он наклонился и заглянул в женское лицо, прислушиваясь к дыханию девушки, и согласно кивнул, — жива. Знаете, парни, а греть ее я буду сам. Ты, — он мотнул головой Хэлтору, — женат. А ты, — он повернулся к Эйнару, — вдовец и скорбь твоя еще жива. Так, что греть ее буду сам. И жизнь вдыхать тоже.

— Молодая? — спросил Хэлтор, подавая руку, осевшему в снег парню. Тот согласно кивнул.

— Надо думать — молодая. Старуху бы так резво не понес, да и греть ее пришлось бы нам с тобой, — засмеялся повелитель.

07- Гуннар

Под кожаным пологом намёта стояла предутренняя звенящая тишина, в которой колокольным набатом ухало сердце Гуннара. Давненько он не слышал такого тревожного, смешанного с ожиданием и волнением, звука. Пожалуй, с тех пор, когда они с Хэлтором, подстрекаемые смешками старших друзей и изрядно выпитым хмельным медом, ждали в конюшне двух молоденьких служанок. Воспоминание защекотало под ложечкой утробным смехом и всплывшими из небытия перепуганными глазами друга. Ох — хо — хо, сколько было потом тяжелых жарких перин и жарких женских тел, а вот волнения того уже не было.

«Интересно, какого цвета у девчонки глаза?» — вдруг втиснулась между ударами сердца мысль. Глаз она так и не открыла. Ни тогда, когда укладывал ее тело на гору лапника. Ни тогда, когда, подбросив в костер дров, он раздевал и растирал снегом ее тело. Ему было не до того. Он тер и тер ее окоченевшие руки, пока она не ответила ему слабым пожатием. Он радовался, когда ее белые обескровленные губы разжались и слабый стон боли, больше похожий на скрип двери, вырвался из ее груди, когда он вливал ей по глотку терпкий отвар. Все еще улыбающийся Хэлтор, пришел на помощь, и помог уложить девушку в согретую уже горячими камнями полость мехового спального мешка. Ну, а после того, как пыхтевший и фыркающий голый Гуннар, боясь раздавить хрупкое тело девчонки, втиснулся туда же, парни не оставили их своей заботой. Ночью, время от времени, они заходили и подкладывали хворост в костер, не давая пламени угаснуть. А огрубевшие руки воина терли и терли окоченевшее тело, отдавая ему свое тепло. Только, когда дыхание девушки стало ровным, а тело расслабилось, а ее руки сомкнулись на его спине, он выдохнул свой страх за жизнь незнакомки, и уснул рядом. А вот теперь он лежал и, боясь пошевелиться и разбудить девушку. И коротая время, разглядывал капельки пота, выступившие на ее носу…

Полог намета откинулся, и яркий солнечный луч ворвался внутрь. Вопросительно вскинув голову, с охапкой дров вошел Эйнар. «Жива?» Гуннар также беззвучно кивнул головой. Парень, молча, поворошил угли и, не спеша уложил хворост горкой, чтобы оживить дремлющее пламя догорающих углей. А когда веселые язычки жадно обняли подачку, добавил изголодавшемуся огню несколько поленьев.

— Хэлтор, приказал топить походную баню. Как думаешь, она сможет сама?

— Проснется, увидим, — вздохнул Гуннар, провожая парня взглядом.

— Ты кто? — тело девушки вдруг напряглось и пара ладоней уперлись в грудь мужчины, пытаясь отодвинуться от него.

— Твоя грелка. А ты? — усмехнулся здоровяк, — парни топят баню, пойдешь? Тебе прогреться нужно.

Девушка кивнула, не отрывая взгляда от лица, обнимавшего ее мужчины.

— Так кто же ты? Как оказалась в лесу? Живешь рядом? Заблудилась? Почему молчишь?

Взгляд воина замер на высохшей за ночь пряди волос девушки. Ночью в отблесках костра они казались ему медно — красными, а сейчас, когда солнечные лучи дотянулись до лежанки и заиграли бликами, прыгая солнечным зайчиком по длинным прядям, рассыпавшимся по меху, он зажмурился и выдохнул, поднимая это золотое облако вверх.

— Ну молчи. Я буду звать тебя Солингер… солнечная. Давай выбираться, — он потянул за шнур стягивающий горловину мехового мешка, распуская шнуровку.

— Глаза закрой! — попросила девушка.

— Можно подумать я чего-то там не видел, — пробурчал под нос Гуннар, послушно закрывая глаза.

Солнечный свет слепил, отражаясь от искрящегося снега. Лишь одно темное пятно нарушало стерильную белизну — место вчерашнего кострища. Тщательно расчищенная площадка была выложена камнями, и сейчас старый воин заканчивал укладывать каменку, тщательно подгоняя камни один к другому. Издали не растопленная банная печь напоминала слоенный пирог — ряд камня, ряд дров и снова ряд камня.

— Не завалится? — хлопнул по плечу старого друга Гуннар.

— У Верда? Не помню такого. Сейчас поджигать будет, — улыбнулся Хэлтор и обернулся, — Парни шесты закрепили? Как разгорится, натягивайте полог.

— Эрик, горящих углей! Быстро! — гаркнул Верд, не оглядываясь.

Парнишка метнулся к ближайшему намёту и сунул котелок, полный темнеющих на глазах угольков.

— Не суетись, — пробурчал Верд, ощупывая и слегка продавливая кладку.

— Так потухнут же!

— Так еще раз сгоняешь и котелок ототрешь потом. Не суетись, говорю, не свататься идешь, — усмехнулся старик. Еще раз обошел вокруг кладки и присел с подветренной стороны и протянул руку, — ну, давай что ли!

Эрик протянул посудину и присел на корточки рядом.

— Не засти, — отмахнулся Верд. Дунул на тлеющие угли и высыпал их в узкую щель между камнями.

— На, маши! — сунул он пацану еловую лапу, — да не части, дай разгореться.

Старик еще постоял, прислушиваясь к голосу костра и только когда, тот уверенно и успокоено затрещал, удовлетворенно крякнул, — вот теперь баня будет, — и пошел прочь.

08 — Солингер

— Ну и как там наша снежная девочка? Или все-таки снежная баба? — усмехнулся Хэлтор и толкнув плечом, подмигнул другу, — согрел?

— Отогрел… кажется. С баней это ты хорошо сообразил. Баня ей сейчас самое то, — переминающийся с ноги на ногу, Гуннар потянулся и зевнул.

— Всем — самое то. Узнал у девчонки кто она такая? Что в лесу ночью делала? Куда шла? Заблудилась? Может ее проводить нужно?

— Не нужно ее провожать…наверное, — оторопело протянул Гуннар, — а вообще спросил. Только она не сказала, — на лице мужчины проступила робкая юношеская улыбка.

— Ну так пошли спросим, — пожал плечами Хэлтор, с недоумением рассматривая растерянное лицо друга, — звать то ее как?

— Я ее Солингер назвал, — пробурчал тот.

— Ты назвал? А, что до тебя ее мать с отцом просто дочкой звали? — захохотал Хэлтор и подтолкнул друга к намету.

Нарочито громко покряхтев перед кожаным полотном полога, Хэлтор пригнулся и вошел под крышу временного жилья. Глаза ощупывали темное чрево походного жилища, ослепленные после яркого солнечного света. Девчонка уже натянула свою одежду и сейчас, сидя на мягком спальнике, шнуровала меховые сапоги.

— И куда собралась, девонька?

— Туда откуда пришла. Вы кто такие? Как я здесь оказалась? — на миг оторвав от своего занятия взгляд проговорила ночная гостья, — из — за вас теперь опять весь день в снегу сидеть.

— Во как! А спасибо за спасение тебя не учили говорить? — нахмурился повелитель, расправляя плечи, — ты что в лесу делала?

— Спасать себя я никого не просила. А в лесу ждала, когда луна взойдет, но это не ваше дело. Пошла я, — усмехнулась, натягивающая шапку девушка.

— А идти знаешь куда? — встрял в разговор Гуннар, — луну она ждала. Да луна уже ушла, когда тебя Эйнар нашел, а ты снежные сны видела. Что оделась хорошо — сейчас в баню пойдешь. Подождет твоя луна. Идти тебе куда? Я отведу.

— Отведешь. Туда, где взял. К двум сросшимся соснам. Прямо сейчас.

— А почему сейчас? До ночи еще далеко и что тебе вообще посреди леса нужно? — поинтересовался Хэлтор.

— Да кто вы такие? — взвился вскрик, — Почему я должна вам что — то рассказывать?

— Ну, — усмехнулся Гуннар, — может потому, что он — Хэлтор — Правитель Северных Земель, а ты на его земле, а вон они, — он откинул край полога, открывая лагерь со снующими там воинами, — Ушедшие на смерть.

— Убийцы драконов? — девчонка вскочила и бросилась к воину. Размахнулась и стукнула своим кулаком ему в грудь. — Убийцы! Вы хоть понимаете кого убиваете? — и заколотила теперь уже двумя руками по груди ничего не понимающего Гуннара.

— Тише — тише, девочка, кажется поняли, поэтому и не убиваем больше. Так все-таки, кто ты такая? И что здесь делаешь в лесу? Рассказывай давай. Есть хочешь? — Хэлтор обнял ее за плечи и потянул к лежащему у костра бревну, — а потом я решу куда тебе идти к соснам или в баню.

— Хочу. Еда у меня дня два назад кончилась. Но не буду. Идти нужно — время стекает в колодец вечности. Завтра калитка к Ил’мар уже не откроется.

— Не спеши, девочка, слишком много загадок ты нам задала. Пока на наши вопросы не ответишь, ты все равно никуда не пойдешь, а голодную тебя никто не отпустит. Вот и совместим, — Хэлтор кивнул другу и тот ринулся к выходу, не дожидаясь распоряжений, но вслед все равно полетело, — Эйнара позови. Кажется, ему тоже сейчас место здесь.

Пока кусочки оставшейся от вчерашнего застолья зайчатины, бережно разогретые Гуннаром над костром, исчезали один за другим, мужчины ждали и не спешили с вопросами. Но сейчас, когда девушка обняла двумя руками оловянную кружку с протянутым Эйнаром дымящимся отваром, молчание нарушил Правитель.

— Итак? Кто ты?

— Валлоляйка. Я не твоя подданная. Меня так зовут… дома, — улыбка тронула ее губы, и она повернулась к Гуннару, — ты почти угадал воин. Только не Солнечная, а — солнечный зайчик. Мама так звала. Ее и ищу. Или ее верну или сама к ней уйду. Но вы зовите — Солингер, — она прищурила глаза и улыбнулась, — мне нравится.

— Где ее искать? Ты знаешь?

— Нет. Надеюсь Ил’мар ответит.

— А кто твоя мама?

— Не важно. Теперь дракон. Красный.

— Красный? Но здесь только один красный дракон и мы знаем, кто это. И у нее лишь одна дочь, девочка, и это не ты. Других красных мы не встречали, а в пути уже давно.

Под наметом снова повисла тишина. Эйнар время от времени подбрасывал хворост в слабо мерцающий костер, а Гуннар присел поближе к девчонке и положил свою руку на ее плечо, прижав к себе. Солингер потянулась к оставленной на лапник кружке и отодвинулась от мужчины. Сделала большой глоток и снова заговорила.

— Все красные драконы сейчас летят в ваши земли, Правитель. Именно здесь родился черный. И он становится больше с каждым днем. Все разговоры нам придется оставить здесь. Ил’мар не откроет свою калитку болтливым, мне так сказали. И торопыгам, — она усмехнулась, глядя в глаза Гуннара, и отодвинула еще больше. Так, что если есть еще вопросы спрашивайте, только я мало знаю, — она обвела взглядом всех троих, на какой — то миг замирая, всматриваясь в глубину мерцающих всполохами огня зрачков:

— Но лучше поторопиться. В полдень я должна быть у обнявшихся сосен.

— Будешь. Будем. Я с тобой пойду, — Гуннар снова подвинулся ближе к девушке, сокращая дистанцию, — что ты хочешь от этого твоего Ил’мара?

— Хочу получить ответ на свой вопрос, — девушка плавно развернулась в его сторону не уловимо отодвинувшись от мужчины.

— И на какой вопрос ты хочешь получить ответ? — улыбнулся тот и, словно принимая условия игры, протянул руку, коснувшись ее пальцев и подняв ее ладонь, переплел ее пальцы со своими.

— На какой вопрос? — как эхо одновременно спросили ее Хэлтор и Эйнар. Только это прозвучало странно, сливая в себе требовательную нетерпеливость Правителя и грустную надежду скальда.

— Невысказанный вопрос. Самый главный, — Солингер встала и отступила на шаг к выходу, разрывая плетение пальцев, — Мне пора. Если к полудню не успею, ночью мне никто не откроет.

— И что будешь сидеть и молча ждать?

— Да, — твердо сказала девчонка и отступила еще на шаг. Мужчины поднялись одновременно.

— Я думаю у нас у всех есть свой не высказанный вопрос, самый главный — подал голос Эйнар и взглянул на Хэлтора.

— Ты прав. Мы идем с тобой, девочка.

— Не знаю, как на счет одного невысказанного вопроса, а у меня очень много таких, и я готов их высказать прямо сейчас, — Гуннар шагнул к стоящей у откинутого полога девушки и снова сграбастал ее ладонь, — и не надейся, что я буду молча сидеть и ждать луну.

— Будешь. Будешь сидеть и думать, — она приподнялась на цыпочки и хлопнула свободной ладонью его по лбу, — а думать будешь какой из них самый главный.

Так взявшись за руки они и вышли на солнечный свет. Хэлтор с Эйнаром переглянулись и беззвучно расхохотались…

09 — Хэлтор

Они уходили от лагеря, ступая друг за другом по цепочке своих вчерашних следов. Гуннар шел впереди, проваливаясь в подтаявший с утра снег по колено и оглядываясь время от времени на своих спутников. Как — то незаметно сникли все разговоры словно тропа уводила их не в глубь леса, а все дальше и дальше по дороге к себе. Когда в просвете деревьев мелькнула сросшаяся из двух деревьев сосна, Солингер тронула за плечо воина и попросила уступить ей дорогу. Потом оглянулась на своих спутников и полушепотом произнесла:

— Пока не откроется калитка больше никаких разговоров. Садитесь спиной к дереву и ищите самый главный вопрос. Вставать нельзя. Кому нужно облегчиться — лучше это сделать сейчас, пока не вышли на поляну, — она сбросила свою котомку на снег и свернула с тропы. Мужчины, недолго думая, последовали ее примеру и через некоторое время вернулись, держа в руках охапки лапника. Солингер уже стояла на месте сброшенной сумы. Она одобрительно кивнула и уверенно пошла в сторону сосны по нетронутому снегу. Хэлтор оглянулся, но ни по направлению к сосне не было следов, оставленных вчера Эйнаром, ни позади отряда, на только что пройденном ими пути, не было следов. Он прикоснулся к плечу, идущего впереди Гуннара, привлекая внимание. Воин обернулся и вопросительно поднял брови: " Что?", — спросили его глаза. Правитель ткнул пальцем себе под ноги, а потом скосил глаза назад и снова вперед. Гуннар пожал плечами и для достоверности еще и покачал головой: " Не понимаю", — и нахмурился, глядя в сторону уходящих Эйнара и Солингер. Следов на снегу не было. Друзья, проваливавшиеся по щиколотку в снег, были, а следов — нет. Они еще посмотрели на мелькающие спины среди сосен и двинулись за уверенно бредущей к своей цели, Солингер.

Когда Хэлтор с Гуннаром подошли к сосне, девушка и скальд утаптывали снег у ствола дерева. Отложив в сторону лапник, парни присоединились к ним и через какое — то время уже сидели на мягкой подушке из еловых веток. Их тела образовали крест, видимо сказалась привычка к круговой обороне, а может быть на пороге неизвестного, каждый хотел видеть и справа и слева тех, кого знает, и быть уверен, что твоя спина тоже защищена. Гуннар протянул руку и нашел пальцы Солингер. Она ответила на его пожатие, но потом ее ладонь выскользнула из сжимавший ее пальцев. Девушка улыбнулась и закрыла глаза. Время ожидания начало свой бег…

Безмолвие не нарушалось никем. Молчал Хэлтор, сосредоточенно всматриваясь в одну точку — уходящее в закат солнце. Яркий луч, остывающего светила ослепил Правителя, и он закрыл глаза. Угомонился Гуннар… Какое — то время он ерзал на лапнике и все крутил головой, словно ища места, в которых можно было устроить засаду, но постепенно его лицо расслабилось. Он перестал всякий раз возвращаться взглядом к сидящей рядом девушке. Теперь на его обветренном лице блуждала неведомо откуда взявшаяся улыбка. Даже не улыбка — ее тень. А девушка? Девушка давно закрыла глаза и, уткнувшись в меховой воротник носом, словно дремала. Эйнар прислонился в сосне спиной и, обхватив колени руками, положил на них голову. Мысли, бродившие в его мозгу, прочертили четкую вертикальную борозду на лбу. Порой веки его закрытых глаз сжимались, словно он не хотел видеть того, что мелькало перед его мысленным взором. Их окружала абсолютная тишина, в которой не было звуков подтаявших и падающих с ветвей снежных шапок, пенья птиц и свиста их крыльев… Ночь раскинула свои крылья над горами Северных Земель, но никто из сидящих под сросшимися соснами этого не заметил…

— Ну, здравствуй, Правитель Северных Земель, — Хэлтор резко вскинул голову и прищурился, привыкая к темноте. В десятке шагов прямо перед ним, посреди белоснежной поляны стоял высокий старик, опиравшийся одной рукой на крючковатый посох, а второй, придерживающий распахнутую калитку. Ограды не было. Хэлтор стремительно встал и шагнул вперед.

— Вечности в здравии тебе, Ил’мар! — поклонился Хэлтор, прижав правую руку к сердцу.

— И тебе вечности, — усмехнулся старик, — вечности в любви. Ты хочешь ответ на свой вопрос? — он приподнял правую бровь и усмехнулся, что ж — встань на крыло! Ты вновь обретешь свою любовь. Ты защитишь свою дочь. Ты спасешь свой народ. Я ответил на твой вопрос?

Хэлтор остановился в шаге от калитки и замер, всматриваясь в лицо собеседника. Неожиданно пришла мысль, что он смотрит в глаза отцу, да и весь старик выглядит так, как помнит отца его сердце. Только вот он старше. Старше на те годы, что прошли без него. Словно однажды, уйдя за полог смерти, он продолжал жить и стареть.

— Да. Ты ответил. Но твой ответ породил другие вопросы. Жаль, что я мог рассчитывать только на один ответ, — Хэлтор склонил голову в знак благодарности и развернулся. Ил’мар дал отойти ему на пару шагов и, словно пытаясь задушить смех в зародыше, медленно протянул:

— Ответ на один невысказанный вопрос, — Хэлтор резко, будто споткнувшись, остановился, — но не разочаровывай меня Правитель. Поговорить с тобой я не отказывался, — и Ил’мар захохотал. Хэлтор обернулся и успел заметить, на какой — то миг, вспыхнувший огонь в глазах старика. Он махнул рукой приглашая, повернулся и пошел, и с каждым его шагом пространство искажалось, снимая пелену с тропинки, ведущей от калитки к дому, в окнах которого играли в догоняшки всполохи горящего в очаге огня.

Они говорили всю ночь. Хэлтор, сидя на полу и расслабленно откинувшись на стену, глядел на пламя очага и рассказывал старику, сидящему рядом, о Сванвейг, а потом о рождении Айсы. Они дружно смеялись над ее детскими проделками и всерьез обсуждали ее будущее… но время неумолимо, и оно всегда резко подводит черту, когда любой разговор становится в тягость. Хэлтор тряхнул головой, провожая ночь и с сожалением хлопнул себя по колену:

— Загостился я у тебя, старик. Друзья там в сугроб, наверное, превратились, а я… — вот такой дрянной друг: ем, пью, у огня сижу. И всё же, отец, скажи, как нам справиться с Черным?

— Ты хочешь, чтобы я не только указал тебе направление, но и провел тебя по дороге? Нет. Каждый должен пройти свой путь сам и только в его конце придёт понимание — верное ли ты принял решение, встав на него. Но решение должно быть только твоё. Прощай, Хэлтор, береги любовь тех, кто верит в тебя. Огонь в тебе горит… Ну, что? В путь!

10- Эйнар

Хэлтор вдруг понял, что стоит посреди заснеженной поляны и держится левой рукой за калитку. Шагнул и рука потянулась ее прикрыть, но он вдруг вспомнил о своих спутниках и вновь ее распахнул, сделал еще шаг и тут его взгляд уперся в спину Солингер. Она разогнулась и подняла свою дорожную суму. Развязала шнурок, стягивающий горловину котомки, и заглянула внутрь.

— Хмм, не думаю, что мне скоро понадобится смена одежды и прочая бабская дребедень, — и разжала пальцы, отпуская ее на снег.

— Что тебе сказала старуха? — Гуннар перехватил руку девушки и развернул ее к себе лицом.

— Ста — ру…ха? — девушка откинула голову и захохотала.

— Какая старуха? Ил’мар, конечно, не молод, но стариком его можно назвать только с первого взгляда, — вклинился Хэлтор в их разговор.

Они уставились друг на друга, а потом синхронно оглянулись и дружно выкрикнули: — А, где Эйнар?.. Эйнар? Где?

— Ко мне ли ты, воин? — звонкий девичий голос разорвал пелену снежного сна. Эйнар вскинулся, вставая и покачнулся, не веря глазам.

— Ты? — он сделал шаг вперед, глядя в смеющиеся глаза девушки, стоящей на нижней перекладине раскачивающейся на ветру калитки, а… с неба лил дождь.

— Ты… — большой палец Эйнара коснулся губ девушки и медленно заскользил по ее щеке, открывая дорогу всей ладони. Пальцы зарылись в ее волосы, обнимая затылок, сжались и притянули к себе.

— Хельга, скажи, что я не схожу с ума. Скажи, что это ты, — обе его ладони взяли в плен ее лицо, всматриваясь в него. Она улыбнулась и потянулась к нему.

— Я…

— Не спеши. Т — шшш. Не спеши. Я века не целовал тебя. Подожди… Ты мне скажешь то, что должна… Потом… Всё потом, иди ко мне, малышка, — он прижал ее к себе, подхватил на руки и сел на сырую землю прямо в створе распахнутой калитки, устраивая Хельгу на своих коленях, — я почти погиб без тебя. Нет. Я погиб без тебя, — он обнял ее, качая в своих объятиях, уткнувшись лицом в ее волосы.

— Нет, — она покачала головой и звонкий смех смешался со звуком падающих капель, — нет. Ты почти погиб без себя. А я всегда с тобой. Вот здесь, — она рассмеялась и ткнула пальчиком ему в грудь, — и я скоро вернусь. Очень скоро. Ищи меня. Опрокинь небо для меня! Поймай меня!

Ее голос стал тише, а потом и вовсе умолк. Ее руки гладили его лицо, вспоминая и запоминая. Его губы пробовали ее на вкус и ощущая давно забытое. Мир сомкнулся, отгородив их от всех стеной дождя. Дождя, который эти двое не замечали, пряча друг друга под крыльями любви.

— Светает. Ты уйдешь?

— Ты же знаешь, что уже ушла. Давно…

— А сейчас? Сейчас ты пришла зачем?

— Забрать твою боль, любовь моя…

Эйнар нашелся тут же. Там же где сидел ночью, только сейчас он просто лежал в снегу, раскинув руки, пялился в небо и счастливо улыбался. Нет, он не просто улыбался — он весь излучал счастье.

— Парень, с тобой все в порядке? — окликнул его Гуннар.

— Наверно, — Эйнар резко сел, зачерпнул ладонями снег и окунул в них лицо. Замер, умылся снегом и встал, не отряхивая с лица снежные хлопья, раскинул руки в молельном жесте и закричал: — Бальдр! Соль! Спа — си — бо!

— Да, что с тобой? — Хэлтор шагнул к скальду и заглянул в глаза, — что с тобой?

— Всё хорошо, Повелитель. Теперь всё хорошо. Пойдем. Здесь нам больше не место.

Он обошел всех и широким шагом, снова проваливаясь в снег, двинулся в сторону лагеря, бормоча на ходу слова видимо новой висы. Солингер пожала плечами и тоже пошла следом, буркнув между делом:

— И что? Мне тоже в ту сторону.

Гуннар подхватил, брошенный девушкой мешок и тоже двинулся следом. Только Хэлтор все еще стоял посреди поляны, поглаживая ствол сросшейся сосны:

— Какой бы путь мы не выбрали, я думаю нам всем по пути. Прощай, Ил’мар… Спасибо.

Хэлтор — Правитель Северных Земель поклонился и двинулся в сторону, почти уже покинувших поляну друзей.

А Эйнар все также следовал впереди, растянувшихся в цепочку на добрый десяток метров, друзей. Он спешил. Ему очень важно было остаться скорей одному и осмыслить произошедшее ночью. А где можно скорей всего оказаться в одиночестве — только в толпе людей. И чем больше толпа, тем верней.

11- Хэлтор

Вдруг нахлынули звуки. Птицы метались с дикими криками, вспарывая небо своими крыльями. Били барабаны тревогу. Эйнар резко остановился, вскинув руку, обозначая "Внимание" всем, кто идет следом. Дважды стукнул воздух, передавая "быстро, быстро" тем, кто еще не вышел из зоны тишины, и рванул вперед на максимально доступной скорости, благо вчерашняя тропа уже была видна и утоптана.

— Полюби его Локи! Что там стряслось? — прорычал Гуннар, отодвигая Солингер на свою спину, и ускоряясь.

— Прибежим — узнаем, брат, — хмыкнул Хэлтор, повторив маневр друга, — Слушай меня внимательно. Хотел сказать перед всеми, но видимо обойдемся только богами в свидетелях. Я не знаю, что случится, но думаю, что может. Айса на тебе. Если нас со Сванвейг не будет, то ты ей и отец, и мать, и дядя. Вырастишь, замуж выдашь и поможешь править. Так ей и скажешь, что ты — это я, пока мы не вернемся с матерью. А не вернемся… ну, я все уже сказал.

Когда трое воинов, с висящей на хвосте у них Солингер, ворвались в лагерь, в первый момент им показалось что здесь правит первозданный хаос. Бойцы метались, расчехляя большой стреломет, вытаптывая снег вокруг саней, на которых он был расположен, занимая удобные позиции для обстрела. Разворачивали, упакованные в вощенный пергамент связки стрел и набивали ими колчаны. Казалось все бездумно метались и вдруг все стихло. Каждый боец оказался на своем месте и замер в ожидании команды к атаке.

— Что? — крикнул Хэлтор, привычно оглядывая округу.

— В небе. Правее на пол взгляда. Выше на рост.

— Какого черта! — прошипел сквозь зубы Хэлтор и бросился вперед к скале, выступающей вперед метров на десять и отвесно висящей, над уходящей вниз глубокой расселиной.

В небе кружили два дракона. Это было красиво. Два гиганта то приближались, то удалялись, кружа, подныривая друг под друга или взмывая в небо. Движения ящеров были грациозны и изысканы, как движения танцоров. Да, это было красиво. Было бы, если бы не было так страшно. Соперники уже оба были ранены и кровавые потеки, покрывали тела.

— Бить только по Черному, — приказал Правитель, — цельтесь в глаза, подмышки и шею. Красного не трогать!

— Хэл, нельзя стрелять! — гаркнул Гуннар. И следом, практически вторя ему, закричал Эйнар:

— Нельзя! Они слишком быстро движутся и очень близко! Нельзя!

— Не стрелять! Ждём! Ждём, когда разлетятся!

А драконы пошли на сближение, набирая скорость и высоту и достигнув, известного только им предела, расправили спины, практически встав вертикально на небо, и одновременно ударили друг друга растопыренными задними лапами с выпущенными в боевой трансформации когтями. Красный выпустил струю пламени прямо в морду противнику и ударил крылом.

— Во дает! Она ему в харю плюнула. И… пощечину влепила, что ли? — присвистнул Гуннар и, обнаружив стоящую рядом Солингер, удовлетворенно кивнул.

А Черный рванул вверх в стремительном прыжке и рухнул на спину противнице, полосуя кожу на ее крыльях. Она рванулась, освобождаясь из захвата и ее тело стало заваливаться, распахнув крылья во всю ширь, уносясь по широкой спирали вниз. Время замерло. В полном безмолвии сотня Ушедших на смерть воинов, во главе со своим Правителем стояли и как завороженные наблюдали за танцем смерти дракона.

— Нет — т — т! — эхо сорвало снег с горных вершин. Гуннар оглянулся на друга, но с ними на скале Хэлтора уже не было.

12 — Солингер

Ушедшие-на-Смерть возвращались в столицу так и не найдя смерти: ни себе, ни своему противнику. Небо над ними время от времени вспарывали крылья драконов, но только когда солнце закрывали черные крылья ненависти Гуннар отдавал приказ «К бою». И тогда небо заливали сотни стрел, пущенные в одну цель, вращался ворот арбалета и болты уходили в небо один за другим, пытаясь остановить полет гиганта, копейщики метали свои орудия, а Черный, словно посмеиваясь, играя, как кошка с мышью, сеял тревогу и удрученность и в без того уставшем воинстве.

Ушедшие-на-Смерть возвращались живыми. Не потеряв в бою ни одного воина. Они потеряли Правителя, того кто повел их в бой и поэтому каждый чувствовал себя побежденным. Предпринятые поиски не дали ничего — ни растерзанного камнями тела Хэлтора, ни обрывков его одежды, ни крови, ничего. Воины, спускавшиеся в ущелье, возвращались и отводили глаза. Стыд жег их сердца, что они не защитили вождя, а еще за то, что пропустили угрозу его жизни. А мысль, что они даже не видели, как исчез, взявший на себя ответственность за их жизни, деливший с ними хлеб, воду и путь, сводила с ума.

В рядах воинства уже не было единства. Да и власть Гуннара была не подтверждена словом передающего власть. А боги? А где они? И кто и когда их видел в последний раз? Слова. Слова… И еще не понятно откуда взявшаяся девка, после прихода которой все и случилось, от вида которой, разве что не таял неустрашимый доселе воин, не добавляли уверенности в его словах. Зрела смута. Гуннар с Солингер и Эйнар догадывались, что случилось с Хэлтором. Каждый раз, когда небо застилали драконьи крылья, они всматривались, надеясь получить знак. Но … Не было знака. И красного дракона тоже не было.

Три дня назад отряд вышел на равнину. После гор, снегов и камня молодая трава с каплями первоцветов радовала глаз, напоминая о близости дома. Никто уже не хотел тратить световой день на сборку — разборку намётов, и они были просушены, скатаны и убраны в повозки. Все ночевали теперь на земле, устаивая себе лежанки из лапника.

После исчезновения Хэлтора, Гуннар с Эйнаром, никогда не оставляли Солингер в одиночестве. И сейчас они спали рядом ней, но сегодня она только делала вид, что спала. Выждав время пока все в лагере угомонятся, она открыла глаза. Потихоньку стала осматриваться, не меняя положение тела и чутко слушая ночь. Лапища Гуннара сегодня не лежала поверх ее тела, и девушка решилась покинуть лагерь. Закусив губу, она аккуратно подняла меховую полость, которой была накрыта и замерла. Дыхание Гуннара и Эйнара не изменилось, и девушка решилась на следующее действие — сняла со своего тела одеяло и уложила на свое место. И снова замерла. Ритм дыхания не изменился — и она сделала осторожный шаг, ожидая в любой момент окрика или зова. Обошлось и уже смелее девушка двинулась к краю поляны, стремясь быстрее оказаться в тени деревьев.

Рука Эйнара легла на плечо Гуннара. Тот повернул голову и одними губами шепнул:

— Не сплю. Не шевелись, я бы на ее месте сейчас оглянулся и посмотрел по сторонам.

А Солингер именно это и делала. Стояла под пологом предрассветной тьмы и смотрела на лагерь, на двух мужчин, ставших ей друзьями. Стояла, мысленно прощаясь с обоими. Ей пора было уходить. Ил’мар указал ей путь — и давно пора было по нему идти. Лететь… но эти двое, всегда бывшие рядом, не давали распахнуть крылья, которые у нее уже есть. Ведь волхв сказал, что крылья у нее уже есть. Девушка решительно повернулась и осторожно выбирая куда ставить ногу, потихонечку двинулась вглубь леса. Она шла и чем дальше уходила, тем ярче видела глаза одного из оставленных ею мужчин. Видела, как в первый раз, совсем близко от своего лица. Смотрела и читала в них удивление и восторг, нежность, растерянность, упрямство и силу, желание защитить… любовь. Она споткнулась и схватилась за ветку, опасаясь падения. И замерла, пытаясь запомнить все чувства, виденные в этих глазах с того первого мига пробуждения? Только один человек смотрел на нее так — мама. Девушка зажмурилась, пытаясь увидеть мамины глаза и вдруг поняла, что не видит их больше. Глаза Гуннара, ее грозного рыжего великана, затмили мамин образ. Да и дороже его у нее и нет никого. Куда она идет? Ведь только рядом с ним летела ее душа. Солингер всхлипнула и осела на землю.

Дав ей выплакаться, из-за дерева вышел Гуннар и сел рядом. Обнял и привлек к себе:

— Я не знаю, что тебе там Ил’мар наговорила, но мне она сказала, что мне не нужно искать крылья. Она сказала, что они у меня уже есть.

— И что мне только нужно их сберечь, — продолжила девушка. — Только Ил’мар не говорила, а говорил. Здоровенный такой мужик. Рыжий и шрам через все лицо.

Она протянула руку и впервые коснулась лица Гуннара мокрым от слез пальцем. И провела линию от лба до подбородка, пересекая глаз.

— Во как? Батя значит. Благословил, — и Гуннар захохотал, — Солнышко моё, а сумку ты свою тогда чего бросила?

— Чего, чего? Он же сказал, что крылья у меня уже есть, ну я и …

— Решила, что вот отойдешь от нас, троих дураков и полетишь? Вот прям так? — он хмыкнул и помахал руками, изображая взмахи крыльев.

— Угу, — буркнула девушка и ткнулась лицом в его плечо.

13 — Айса

Айса меряла шагами парк. Правда парком назвать кусок леса, подкравшегося прямо к стенам башни, можно было, только скрестив пальцы за спиной и отведя глаза, но мама всегда говорила: «Мы идем гулять в парк» и Айса «гуляла», загребая носами башмаков прелую прошлогоднюю листву. Она шагала, перепрыгивая через зеркала промоин, подныривая под ветки деревьев и твердила себе: «Папа скоро вернется. А драконы просто улетят и не нужно будет их убивать… и тогда папа скоро вернется». Пара крепких парней, посланных хускарлом вслед девочке, устали метаться за девчонкой по лесу и, прислонившись к дереву, наблюдали за ее извилистым маршрутом.

— А подросла наша Королевишна, — усмехнулся хольт. — Красота неописуемая просто, так бы и откусил кусочек… и подмял бы под бочок бы.

— Я тебе, урод, подомну. Лишу всего и сразу. Будешь кочерыжкой с глазами… пока не сдохнешь.

— Всё! Всё! Понял, понял, — парень поднял ладони, демонстрируя понимание и смирение, — я же не пустой бочонок. Слова понимаю! Просто радуюсь — выросла девочка. Полгода прошло, как отец ушел, а она … выросла.

— Выросла, выросла, но словно замерзла. Айса. Надо же, как с имечком угадали родители.

А Айса вдруг среди прелой травы и прошлогодних листьев увидела яркий огонек, пригревшейся с солнечной стороны мать-и-мачехи. Присела и сорвала цветок, маленький, с практически не выросшим стеблем. Сложила ладошку ковшиком и опустила в нее цветочек, а потом и прикрыла второй ладонью. Так и пошла в сторону скучающих парней. Зябко. Пора возвращаться.

— Не урони! Я тебя с этим цветком и нарисую.

Айса резко остановилась и медленно обернулась. Позади, на поляне, откуда она только что пришла, стоял старик, с перекинутой через одно плечо кожаной сумой, а через другое плечо с такой же только холстиной.

— Ты кто? — голос девочки прозвучал резко, и парни тут же побежали к ней.

— Ил’мар. Рисовальщик. Мать твоя весть отправила. Хотела, чтобы я нарисовал твой портрет. Давненько, правда, да и в пути я подзадержался.

— Моя мать? Моя мать уже давно… в общем нет её. Дома нет.

— Уехала куда? — прищурился старик, высматривая что-то на её лице.

Айса сжала кулачки и вытянулась в струнку.

— Да. Навсегда. Оттуда, куда она уехала не возвращаются.

— Ой ли? Знаешь наверняка? Или повторяешь, что другие говорят? Сердце-то что говорит?

— Сердце? Сердце каждую ночь слышит мамин голос. Слышало. Два дня тишина…

— А Повелителя слышит? — беря за руку девочку, спросил старик. Он отвел её к поваленному дереву и усадил, невзначай расправив складки на юбке, поправил цветок в застывших пальцах безвольной ладошки и отошел к другому дереву, привалился к его стволу спиной и вынул из холщовой торбы небольшой холст, натянутый на грубый подрамник. — Так как Айса, что слышит твоё сердце?

— А? — вскинула голову девушка. — Я слышу голос Эйнара. Он поет.

— Голос Эйнара поет в твоём сердце? Чудесно-чудесно. Он поет о… — Старик прищурился, пристально рассматривая лицо девочки и она смутилась. По белой коже рассыпался румянец, капельный, словно художник случайно брызнул в нее, как на палитру краску, намечая места будущий веснушек. — Не пробовала ответить ему? Песней. Или подпеть?

— Пробовала. — Девочка опустила глаза и замерла взглядом на цветке. — Он поет балладу о любви мамы и папы. Но мне стыдно петь с ним песнь любви родителей. Это их любовь.

— Конечно, их и ты — лучшее, что эта любовь создала. Стесняешься петь о их любви, спой о своей. — Усмехнулся старик, растирая краску на палитре.

— Своей? Но я же… Мне разве…

— Можно. Песня, если ей рано — не родится. А если сложилась и спелась, то «то — самое время» и пришло. Правильное время любви. Ты пой, девочка, пой. Он услышит. Даже, если ты прошепчешь. Даже, если издалека. Даже, если мысленно. Пой, малышка, а я пока порисую…

Айса расправила плечи, выпрямила спину и неожиданно для себя улыбнулась, склоняя голову слегка вправо, и взглянула в лицо художника, пытаясь воспроизвести мамин взгляд.

— Нет, девочка, не нужно подражать маме. Оставайся собой. Мама никогда никому не следовала. Твоя матушка всегда и везде была первой. Её не понимали с начала, считали выскочкой. Ругали за нарушение традиций и правил, а она лишь смеялась и делала задуманное. А потом начинали носить фасоны платьев, придуманных ей. Класть подушки на дерево лавок. Украшать стены. Сажать цветы. Петь её песни, забыв, что это она их сложила. Надеюсь, что и ты будешь собой.

— Постараюсь. — Айса кивнула головой и расслабилась. Её ладошки раскрылись, открывая взгляду первый весенний цветок. Какое-то время она смотрела на желтый венчик соцветия, а потом, зацепилась взглядом за парящее облако и замерла, глядя в небо. «Эйнар, ты сказал, что вернешься…»

— Айса? — вдруг прозвучало так близко, словно губы Эйнара шепнули её имя на ухо. — Айса, я слышу твой голос. Мне мерещится? Или ты меня позвала?

— Ой… позвала. Я хочу с тобой спеть. О любви.

— Я вернусь. И спою с тобой вместе любовь…

Девочка вскочила со ствола дерева, словно её застали за чем-то постыдным и оглянулась. Ил’мара не было. Только что спина художника, прислонялась к старому буку, а теперь там стояла картина. Девушка сидела на поваленном дереве и задумчиво смотрела в небо, где распластанной тенью парил призрачный красный дракон. На губах у девчонки играла улыбка с мечтой и надеждой, а глаза сияли ожиданием любви.

14 — Хэлтор

Сквозь кровавый туман, смешанный с воем и протяжкой звука «А», мелькали обрывки мыслей, чувств, образов.

«А-а-а-аааааааааааа, Хель! Закрой дверь!

В тво-ооо-й чертог, он не вхож! Он не бог!»

Били барабаны или это кровь пульсировала в мозгу и туман становился реже, потом снова чернота неизвестности, неосознанности настигала, и он пытался молотить сломанными крыльями и взлететь. Раз за разом пока не осознал, что крыльев нет и может и не было никогда. «Привиделось. Пригрезилось. Болен? Болен… Сванвейг? Айса?» И снова темень и глухие удары и бормотание старухи. «Старухи? Откуда старуха? А голос все громче. Настойчивей. Требовательней. Хочет что-то… Что?

— Открой глаза. Немедленно. Иначе она умрет и всё будет зря.

«Она? Она жива? Я иду!» Ресницы дрогнули, впуская свет и изборожденное морщинами лицо старухи.

— Хех! Смотри на меня. Не отпускай. Слушай. Смотри! Зацепись за что-нибудь. За родинку. За выбитый зуб! За пучок седых волос, торчащих из родинки! Хех! Держись парень. Тебе жить! Жену спасти. Ты пошёл в путь за женой?

«За ней. Откуда знаешь?»

— Знаю. Тебя знаю. Её знаю. Всех знаю. Хех! Держись парень. Пей. Пей до дна. А теперь держись. Сейчас будет боль.

«Боль? Ну, дава… й… Йаааа». Боль скрутила, выворачивая сломанные кости и от желания похвальбы мужской выдержкой не осталось ни следа. Слёзы брызнули из глаз, превращаясь в водопады, слегка остужающие, отвлекающие боль. И она вдруг схлынула. Или это старуха её прогнала, вымела дымящимся пучком сухотравья. Он изрядно чадил. Хэлтор вдохнул лишку и теперь откашливался, а женский рот, монотонно бубнящий слова заговора, вдруг искривился в улыбке.

— Очухался. Будет с тебя! — Она разогнулась и сунула дымящуюся траву в кадку с водой. Омыла руки в той же воде. Выдернула нож, торчащий в стене и села за землю пола. Подняла руку Хэлтора и положила на свои колени. Закрыла на миг глаза и потребовала:

— Фригг! Стань за правым плечом! Эйр! Стань за левым плечом! Дайте мудрости! Направьте руку!

Она занесла нож над рукой и резко опустила его, глядя в глаза воина. Он не сморгнул. Не вздрогнул. Не отвел глаз. И острие ножа лишь коснулось кожи царапая на ней.

— Соулу. Открывает путь. Тейваз. Сильному воину. Соулу. На пути победы, — Седые пряди наклонившейся резко головы ведуньи, коснулись кровоточащей кожи. — Хех! — резко выдохнула женщина и подняла голову, вновь занося нож.

— Йо! Превозмоги! Йера! Награди за верность! Вуньо! Возрадуйся! Кано! Победи! — И снова седые пряди упали на лицо, вдыхающей силу в руны, женщины. Она откинула руку Хэлтора и встала.

— Что лежишь? Вставай! Иди! Без тебя она умрёт.

Мужчина попробовал сжать пальцы в кулак и ощутил бушующую в них силу, которой не было и помина миг назад. Теперь уже он выдохнул: «Хех!», — резко бросая тело вперед и вставая.

— Куда?

— Вон! — Отмахнулась от него старая ведьма. Хэлтор замешкался, ища слова благодарности, а бабка рявкнула. — Вон! Потом сочтёмся!

Он толкнул деревянную дверь, уже лишенную зимней конопатки мхом, и вышел. Громадная туша красного дракона, частично утратившего броню чешуи, с заменившей её белой нежной кожей заполнила собой всё подворье отшельницы. Хэлтор не мигая смотрел на изломанное крыло, которое заканчивалось пальцами Сванвейг и жалел, что выжил. Пинок кулаком между лопаток привел в чувства.

— Ты на ярмарку что ли приехал, олух! Знала бы, что ты такой дундук ни траву, ни силу бы не тратила. Спасай — говорю! Иди, говорю! Только ты можешь спасти, говорю. Ей любви и сил не хватило на трансформацию. Силу — я дам! А любовь ты! Есть она у тебя? Любовь-то? Или на разок крыльями махнуть и хватило?

И старуха отвесила еще один удар по спине кулаком и для верности уперлась обоими руками и толкнула.

— Иду, мать. Прости. Растерялся. — Как-то нерешительно промямлил Хэлтор.

— Иди, сынок, — вздохнула старуха, для верности отвешивая ему подзатыльник. — Тут я тебе не помощник.

— Делать то что?

— Вернуть время любви. Силу любви. А главное желание любить. И всё! Зови её. Напомни себя. Разбуди, а дальше уж я. — Она повернулась и побрела в хижину. Уже на пороге оглянулась, на все еще стоящего в неподвижности Хэлтора и вздохнула. — Кликнешь тогда. — И притворила за собой дверь.

А тот, кого звали Повелителем, сделал несколько шагов, сел, прислонился к горячему брюху дракона и взял в свои руки белые пальчики своей жены, осторожно подведя левую ладони под изломанные кости крыла.

— Это я, Сванвейг. Привет.

Наклонился и коснулся губами. Потерся щекой.

— Я нашел тебя, любимая. Долго шел? Так не знал куда. Сердце звало. Рвалось из дома. Гнало. А куда? Столько времени прошло, пока появилась надежда. Проблеск веры. Мираж. Я думал мираж, когда ты махнула мне крылом. Красный дракон летит на меня, а вижу танцующую тебя, юбки, рукава платья, летящие за тобой и облако волос. Чуть с ума не сошел. Тебе, наверное, больно вот так на весу.

Хэлтор склонился еще раз к пальцам жены, поцеловал, а потом бережно положил на свои ноги, расправив как складки платья её изорванные и изломанные крылья.

— Это такое счастье чувствовать твоё тепло рядом с собой. Не во сне. Не в вечных фьордах памяти. А рядом. Прикасаясь. Слыша биение твоего сердца. Ты не поверишь, я тебя видел во сне и наяву всё время пока тебя не было рядом. Чаще всего нашу первую встречу. Помнишь? Ты купалась. Водопад грохотах своими водами, и ты не слышала, когда подошли мы с Гуннаром. Мы, как двое безусых пацана, не сговариваясь упали на землю и стали за тобой наблюдать. А ты всё плавала и плавала. И всё что нам удавалось рассмотреть это голая коленка или плечо. Не знаю, как рыжий, а я ждал, когда ты накупаешься. Я лежал и представлял, как ты выйдешь, и я тебя увижу всю. — Хэлтор засмеялся и потерся щекой о кожу дракона. — И дождались. Ты не думай. Гун тоже глаз не сводил. И вот, наконец, ты поплыла к берегу. Остановилась. Встала на ноги и стала медленно выходить из воды. А твои волосы тянулись за тобой шлейфом. Это было так красиво, что я не смог отвести от них глаз. И вот уже ни один волосок не касается воды, и я потянулся взглядом по ним выше. Ты стояла, укрытая своими волосами, как плащом. И тут громко застонал от такого разочарования Гуннар и только это остановило меня от того же. В этот момент я понял — только женившись на тебе смогу разглядеть то, что ты прячешь под волосами. И должен сделать это побыстрее, а то дружок опередит. Знаешь, а наш рыжий наконец влюбился. Видела бы ты Солингер и как этот олух на неё смотрит. Ходит за ней по пятам и все время улыбается за её спиной, а как только она оборачивается то он тут же — суровый воин, готовый убивать.

— Ты тоже всегда улыбался за моей спиной.

— А вот и не правда. Я просто всегда тебе улыбался…

Хэлтор резко сел и повернул голову. Белое облако волос накрыло камни. И скользя взглядом по ним, не веря себе, он поднял голову. Красный дракон стремительно истаивал, открывая ему уставшую, измученную жену, которая гладила его лицо своим взглядом. Повелитель встал и медленно завел свои руки под неё. Поднял рывком и прижал к себе и заорал:

— Жива!

15 — Гуннар

Гуннар обнял за плечи Солингер и повёл обратно в лагерь. Не спешно, понимая, что здесь не время и не место, но все равно, прижимая её к себе. Уже на краю деревьев, практически там, где оглянулась на спящий лагерь девушка, их перехватил и остановил Эйнар, подал знак к молчанию и осторожности, а потом указал на растревоженный лагерь, который покидали один воин за другим. По середине этого хаоса стоял обычно незаметный в бою или походе Шейн. Но когда приходило время отдыха и трапезы, воин преображался даже как бы становясь выше и шире в плечах. Он расхаживал от костра к костру, присаживаясь то тут, то там. Снисходительно-покровительственно похлопывал по плечам, уставших за день мужчин, и однажды до Хэлтора с Гуннаром даже донеслась похвальба Шейна. Сыро отрыгивая пары эля, тот стучал себя в грудь кулаком, утверждая, что он — дальняя родня Повелителя. Проходившие мимо друзья заржали:

— Настолько дальняя, что о тебе даже прислуга не помнит.

Теперь Шейн стоял и раздавал указания, собирающим лагерь воинам. Отовсюду были слышны крики и мужские возгласы.

— Сбежали! Говорю тебе сбежали все! И нам нечего тут делать. Айда, братья!

— Все девка эта, рыжехвостая!

— Гляди и скальда нет! Я видел, он следом за ними ушёл. Следил, наверное.

— Вот же! Вычистила под чистую всех. И Повелителя. И Советника. И их напарника!

Толпа бесновалась, споро собирая манатки и уходя группами и порознь.

Гуннар рванул вперед, но две пары рук схватили его за локти. Эйнар еще и заступил дорогу перед другом и качнул головой «Нет». Три силуэта замерли, не мешая уходящим. Лишь только когда гул голосов стих и на поляне не осталось никого, они выдвинулись из леса.

— Что ты творишь? Зачем ты меня остановил? — заорал Гуннар, как только угроза быть услышанным пропала.

— Спасал нам жизнь. — Пожал плечами Эйнар. — Да и ты это прекрасно знаешь. Они бы порвали нас… безоружных. Ты же, когда уходил ничего не прихватил?

Эйнар ухмыльнулся и выплюнул сосновую веточку, которую все время, пока они стояли в молодом сосняке, не выпускал из зубов. Гуннар молча указал на пустые ножны.

— Думаю, не вы одни ждали, когда я покину лагерь, — вздохнула Солингер. Шейн давно уже мутил народ.

— Ага. И был готов.

Гуннар двинулся к их лежанке, но кроме смятого лапника там не было ничего. Он в раздражении пнул ворох веток, осыпающихся уже хвоей и выругался. Солингер отошла к кострищу и пошевелила практически прогоревшие угли, сгребла их в кучку и бросила поверх горсть хвои. Она вспыхнула, и девушка бросила еще.

— Зачем, у нас все равно нечего там жарить. Да и не с чем охотиться… — буркнул Гуннар, обыскивающий лёжку за лёжкой, в поисках забытых вещей.

— За то у огня думается лучше. А нам нужно подумать. Соли, ты разводи огонь, а я быстро. Проверить кое-что нужно. — Эйнар резко развернулся и быстро пошёл к центру поляны. Встал, раскинул руки, запрокинул голову и прошептал:

— Айса, любимая, позови!

Его тело потекло, сменяя ипостась и красный дракон взмыл над лесом. Сделал круг и вернулся туда же. Гуннар и Солингер так и стояли, замерев от неожиданности.

— Можешь тушить. Костер нам больше не нужен. — Взял командование на себя Эйнар, шагая уверенными широкими шагами к друзьям. — Вы, — он ткнул в них пальцем, — сейчас полетите назад. Хэлтор и Сванвейг живы. Вы полетите за ними. Повелитель должен знать, что произошло.

— Не понял. — Гуннар заслонил собой Солингер и шагнул к скальду, двигаясь в такт к летящим вопросам. — Не понял. Ты, что знал? — И мужчина покрутил рукой перед собой, подбирая слова. — И как давно ты знал? Почему молчал? И что это сейчас было? Ты, что всегда мог взлететь, но позволил нам думать, то Хэл и Сван погибли? Какого…?

— Тише. Тише. Тише… — улыбаясь во всю ширь лица, отступал от Гуннара Эйнар. — Я не знал, пока не взлетел. Потом и молчал — нечего было сказать. Сейчас? Летал я! Летал! Хельга свою любовь Айсе отдала. Или просто добавила своей. И меня отпустила к Айсе. Там у Ил’Мар. И Айса меня позвала сегодня. Она позвала. Я взлетел. Любовь. Она такая крылатая. И вы сейчас полетите. Теперь уже полетите. Вы ведь признали уже её.

— Как?

— Скальд бы вам сказал, — усмехнулся Эйнар, подходя к ним ближе, — Вам нужно, разогнавшись до предела нырнуть в время любви. Время, когда каждое касание — взрыв, когда каждый вздох — буря! Позволить пламени свободно течь в твоей крови. Перестать остужать себя запретами, условностями. Да, любовь сжигает. Но она же очищает, выжигая из сердца гниющую плоть привычки и нежелания видеть никого кроме себя. Не нужно искать свой предел! Не нужно сомневаться взлетишь или упадешь! — и Эйнар раскинув руки в стороны захохотал. — А я вам скажу проще — позовите друг друга в небо! Ну же! Взлетайте! Там в небе зажгутся точки. Звезды тех, кого вы любите! И вы поймете где Хэл и королева. А я к Айсе. Не нравится мне сегодняшний бунт. Айсу нужно защитить.

Эйнар отступил буквально на пару шагов и взмыл ввысь…

Айса проснулась от грохота. В дверь башни Повелителя не стучали. В неё долбили и видимо уже давно. Девушка вскочила и натянула через голову платье, прямо поверх камизы, в которой спала. Едва успела сунуть ноги в войлочные домашние чуни, как дверь с грохотом упала вниз. Ничего не понимая, Айса откинула расшитый еще матерью ковер на стене и шагнула на потайную лестницу и тихонько притворила за собой дверь, о существовании которой никто не знал. И замерла, прислушиваясь к все усиливающимся голосам.

— Может, ну его — этот приказ Шейна. Тоже мне новый Повелитель нашелся. Давно на нашу Королевишну смотрю. Хороша девка получилась. Давай, а? Право силы. Кто первый, тот и прав.

— Я тебе прошлый раз сказал — только тронь девочку. В миг кочерыжкой станешь.

— Ну, конечно. Ушлёпок неизвестно откуда взявшийся — это «будущий Повелитель». Ему честь и хвала и право распечатать девку, а я, тот что с тобой плечо к плечу с десяток лет — в кочерыжки. А ведь звал тебя — брат.

Айса прижала ухо к двери, боясь дышать и выдать своё присутствие. А за дверью было не понятно, что. Какая-то возня, оборвавшаяся удаляющимся криком и глухим ударом о камни. Крик сразу прекратился, а дверь спальни стукнулась о стену.

— Ну, и где ты моя, королевишна? Выходи, теперь я твой будущий муж. — Радостный возглас резанул уши и Айса сделала шаг назад. А хольт, и девушка даже вспомнила какой именно, сказал уже без прежнего задора. Он уже не провозглашал свои права на неё, он уговаривал. — Сейчас слюбимся, потом поженимся. Где ты, девочка?

Айса подобрала подол и тихонько, крадучись, начала спускать вниз к ходу, идущему уже по длинному дому и имеющему несколько выходов. Время от времени она останавливалась у очередной двери и прислушивалась. С каждой остановкой новости были все страшней и страшней. От них холодели пальцы и замирало сердце, но девушка упорно шла вперед. Она спешила к последней двери — в кухню. Именно туда, как говорил отец, стекаются самые правдивые сплетни. Тому что произносится там уже можно верить. Их приносили хускарты и горничные, вышколенные отцом и матерью, проверять и перепроверять услышанное. Айса уже собиралась толкнуть дверь в кладовую, имеющую вход с улицы и с кухни, но в последнюю секунду отдернула руку, услышав рыдание поварихи Эйды.

— Что же мы скажем девочке? Она и так от маминой смерти не отошла. Ходит, словно рыба мороженная. А как ей сказать, что Повелитель сгинул в бездне? Как рассказать, что дядька, который мог бы стать отцом — убит? Ты точно знаешь это, старый?

Айса услышала кряхтение и вдруг явственно увидела старика Верта, ушедшего с отцом. Только он производил такие звуки, одновременно шмыгая носом и двигая его кончик сжатым кулаком. Тяжелый вздох и басовитое «Н-да» поставили точку. И Айса снова взялась за ручку двери.

— Н-да. С тех пор, как наш скальд нашёл замерзшую девку в лесу, всё и началось. Гуннар потерял голову. Ходил за ней, как телок на веревочке. Потом сгинул Повелитель. И никто и ничего не видел. И тело не нашли. А кто рядом был? А кто видел последний? Гуннар и девка рыжая. И скальд… Эх… а мне нравился этот парень…

— С ним-то что?

— Сгинул. Все померли, мать. Все. Одни мы и спаслись от ведьмы.

Айса попятилась назад, поворачивая обратно, когда ей вслед принеслись последние новости.

— А теперь еще этот прыщ себя новым Повелителем объявил и жениться сегодня будет на девочке. Хольтов за ней послал. Приведут и сразу свадьба. Жалко девку. Думаю, как только родит ему и её дни закончатся…

И Айса побежала обратно к башне, ничего не видя перед собой. Слезы давно размыли мир вокруг, превратив его в грязные разводы из любви, боли, обиды, несбывшихся ожиданий, веры. С каждым шагом, с каждым взмахом слипшихся ресниц мир терял краски, становясь ничем, теряя мечты, надежды, радость. Девочка споткнулась, наступив на подол платья и упала. Всхлипнула и лизнула содранную на ладони кожу. Боль на мгновение отвлекла. Отрезвила. Девочка поняла, что уже бежит по лестнице наверх. И Айса отползла от её края к стене. Поднялась и снова сделала шаг, забыв подобрать юбку. И снова упала на ступени, ударившись коленями и снова обжегши ладони. Злость полоснула, заглушая не успевшую вырваться на свободу боль. Девчонка дернула, разрывая по шву ткань, и оторвала подол. Встала и пошла по ступеням вверх, поднимаясь все выше и выше. Скорбь накрыла ее своим пологом, защищая от чувств, от боли, смыкая свои объятия и прижимая к себе. Девочка шла, высоко подняв голову и расправив плечи, как ее учила мама. Её слова все еще звучали в душе: «Держись так словно у тебя за спиной крылья, готовые распахнуться в любой момент. Не бойся упасть. Падать нужно всегда только вверх. Взлетая.» Она шла, приветливо улыбаясь отцу, который манил ее рукой в круг танцующих воинов, уходящих на смерть. В ее сердце снова били барабаны, как в тот день когда она видела его последний раз. И Эйнар снова стоял на пороге и смотрел на неё с нежностью и обещанием любить всегда. Ступени закончились. Не осталось никого. Она сделала шаг и небо распахнулось перед ней в прощальном багрянце заката. Айса встала на парапет и раскинула руки, принимая ласку ветра, а он в ответ рванул высокую прическу королевы и белое облако волос рассыпалось в воздухе, превращаясь в снег.

Она не заметила, как белые крылья скорби подхватили ее, замедляя падение. Но скорбь слепа и Айса парила, ничего не видя и не ощущая вокруг. Она не видела появления в небе черного дракона. Не видела, что тот рванулся к ней, к последней, получившей крылья. К последней, вставшей у него на пути. Его рычание раскатилось по округе, заглушая все разговоры и привлекая внимание к его последней победе. А белые крылья скорби даже не вздрогнули и тогда он, теряя терпение, рванул к ней, а белый дракон пролетел его насквозь, даже не заметив. Черные крылья взмахнули в недоумении, осыпаясь пеплом чувств, сгоревших в огне ненависти, растворяясь в небе и окрашиваясь в огне последнего луча, уходящего светила. А белый дракон вздрогнул словно от холода и сложил крылья, обняв себя и встав на ставшее таки мягким небо…

— Нет!!! — Эйнар выбежал из Длинного дома, где он надеялся найти Айсу, расталкивая попадавшихся на пути людей, застывших в поднятыми головами. Он бежал, не отводя глаз от стремительно падающего тела дракона, вытянув впереди себя руки, словно собираясь поймать дракона в падении и распахивая алые крылья, отрываясь от земли в мгновенной трансформации. Он успел. Долетел и поднырнул под нее, переворачиваясь на спину и принимая ее тело в свои объятья, смягчая удар, принимая его на свои ломающиеся крылья и спину. И земля встретила их…

Эйнар лежал и слушал абсолютную тишину смерти. «Надо же — тишина. Я думал, что там в мире смерти его ждут. Он так надеялся на встречу. Ведь смерть всего лишь шаг к тем, кто ушёл этой дорогой раньше тебя. Шаг к костру, у которого тебя ждут… ну, хоть кто-нибудь ждет, а тут тишина и только чешется нос. Эйнар пошевелил пальцами и не спеша поднял руку, намереваясь почесать нос и его пальцы утонули в облаке, пушистом облаке. Он сжал пальцы, ловя ощущения мягкости и открыл глаза. На его груди лежала Айса. Он обнял ладонями ее лицо и приподнял.

— Айса…

Она нехотя приподняла веки, над совершенно пустыми глазами с превратившимися в точку зрачками, и уставилась на него.

— Айса… — снова позвал её Эйнар.

Её ресницы дрогнули еще раз и вдруг открыли глаза полностью. Зрачок расширялся и расширялся до тех пор, пока не отразил улыбающееся лицо Эйнара. Он приподнял голову и поцеловал кончил носа.

— Смотри! — приказал он, аккуратно поворачивая её и устраивая на своём плече, — смотри!

Эйнар поднял свою руку и указал вверх. Четыре красных дракона спускались на площадь…

--------------------------

* Игорь Кочуровский "Беовульф" в переводе Вадима Друзя