Избранное

Было столько слов равнодушных

и резких

и на лицах только гримаса

День

прожить нам теперь труднее^{3}

чем родителям нашим

страх и рознь

жизнь выхлебываемая наспех

сторгнутые наземь недозрелые

с открытыми ртами

мы истекаем кровью

И не было поры цветенья.

Были рознь и ненависть

взаимная неприязнь и гримаса

был глухой закоулок

и плоские лица стен

рябые от залпа

вытолкнутые из телячьих вагонов

стадо которое гонят пинками

и рыком

а вокруг только лапы псов

лапы псов

лапы псов

Я знаю что не должен так

я знаю знаю

и все же

если друг протягивает руку

заслоняюсь как от удара

заслоняюсь от жеста дружбы

заслоняюсь от нежности нежданной.

«Иссохшими голосами^{4}

мы шепчем шуршим чуть слышно

без шума и без смысла

как ветер в сухой траве

как крысиные лапки на битом стекле

в нашем сухом подвале…»

Поэты что жизнь отмеряют по чайной ложке^{5}

подобны одежкам птиц

и меховым одежкам зверушек

лоснятся их шкурки

и с них как с гуся

вода

когда закрываются двери

там внутри будто гипсовые фигуры

с приторными улыбками идиотов

разглагольствуют «истина? что есть истина?»

возводят очи к небу

пожимают плечами

а ведь у этих божьих тварей

по два языка

два обличья

и нутро с искусственными потрохами

и вертятся вертятся на позвоночниках

вращают плоские лица на позвоночниках

ветер дует и дует

плотно сжимаю веки

слышу писк вижу бегающие глазки

мягкие мордочки тычутся

в мое сердце

1948

Звучит без фальши

песня поэта

который служит

доброму делу

Он минует кладбище

слов и метафор

реквизиты и школы обходит

чтоб трогать сердца и предметы

ищет простые слова

Без любви

рассыпаются фразы

без любви наша песня

подобна жужжанью жуков

подобна яблоку восковому

подобна скрежету жести

подобна выкрикам пьяниц

подобна молчанью предметов

Песнь без любви

мертва

от нее отвернется народ

безразлично и хмуро

Я думал

слова невесомы

как пух

блестящи как шелк

круглы как девичьи колени

беспечны как птичий щебет

я думал

они послушно

являются

только кликни

и можно из них сложить

образ наполненный смыслом

скрывающий столько сокровищ

Были у меня

слова разлуки

слова проклятья

а потом пришли слова любви

а после я видел

на тюремных стенах

нацарапанные

слова надежды

И все имели

глубокий смысл

среди этих слов не встречалось

ни сравнений ни аллегорий

ни гипербол ни звучных метафор

Но была в них сила убежденья

сила поэзии

жизнь

1951

Я убил человека

Разнес на куски гранатой

штыком пропорол ему горло

раскроил ему череп лопатой

и торчали из мяса белые кости

я убил темнокожего

я убил его женщину

и отнял у нее тепло

тепло любви и плоти

Каучук и олово

стратегическое сырье

Я представитель фирмы

Харрисон энд Кроссфилд^{8}

и Раббер эйдженси

и Томас Барлоу

Я не чувствую и не мыслю

я выполняю приказ

убиваю

Убиваю ночью и днем

тех кто спит и тех кто работает

убиваю цветущих мужчин

еще не давших плодов

а потом стариков

Я выполняю приказ

я марширую

я марширую

очищаю винтовочный ствол от нагара

а штык от багровых пятен

У людей не осталось

крыши над головой

люди робко смотрят

друг другу в глаза

С лица земли

исчез Джендеран

Померкло солнце

в каучуковых чащах

С лица земли

исчез Джендеран

На ветвях тяжелеют

отсеченные головы

Над городом больше

не вьются дымки

Город стерт

наемным солдатом

город исчез

ничего не осталось

ни домов ни скота

ни убогих утех

Нету больше ни маленькой школы

ни птичьей лавки

с потешной вывеской

и крикливого нищего нет

С лица земли

исчез Джендеран

Но мираж городка обозначенный четко

реет в воздухе передо мною

но проступают улицы четко

и дороги скрученные от зноя

бурлят потоки

в сточных канавах

и дети пускают по грязной воде

кораблики с белыми парусами

С лица земли

исчез Джендеран

Но реет передо мной

Джендеран

в дрожащем от зноя воздухе

Вьются дымки над домами

над опаленной землей

над радостями убогими

и над потоком слов

я вижу восходит луна

и вижу влюбленных они

губы прижав к губам

друг другу дарят тепло

Я вижу листья деревьев ветвистых

в прожилочках серебристых

Джендеран дышит

живет Джендеран

Только вот лист почернел

и свернулся от жара в трубку

и как жесть загремел когда

с ветки вспорхнула птица

мальчишки на слое пепла

пишут какое-то слово

а пепел разносит ветром

С лица земли

исчез Джендеран

а что это слово значит

так называют растенье

или отблеск огня

на трепетных листьях

а может быть так называют

беспризорных подростков

которых не ищут родные

можно назвать Джендераном

и какой-нибудь цирк бродячий

который в полдень причалил к окраине

чтобы утром снова исчезнуть

а может быть это птица

та что сидит на ветке

Джендеран то ли это листок

Джендеран то ли это подросток

то ли это крыло перелетной птицы

то ли бродячий цирк

С лица земли

исчез Джендеран

То ли это родник

Джендеран

который исчез под скалой

то ли бабочка-однодневка

Джендеран то ли это девушка

пробежавшая через рощу

Джендеран Джендеран

то ли тьма то ли свет

то ли улыбка то ли слеза

В каучуковых рощах

посеяли головы

отсеченные черные головы

молчащие уста

В оловянных рудниках

посеяли черные головы

молчащие уста

Посеяли черные головы

на страх свободе

Но это молчанье

говорит о ней

Идет берегом моря

в чистом белом платке

волна бежит к ней

молодая и шумная как лужайка

через которую летела она

на свиданье

Старая крестьянка

идет берегом моря

Еще есть в ней усталость

и дрожанье

еще полна она суматохи

поездки

неонового света

лихорадочных движений

дыма над столиками

вздохов ночных

закрытых купе

холодных призывов репродукторов

вдоль дрожащих перронов

Приехала сюда на рассвете

На серебряных дюнах

в острых травах

в огнях розоватых

дрожали цветы незнакомые

Идет

на песке след ноги оставляя

Первая женщина

из далекой горной деревни

идет берегом моря

Волна след уносит

на песке оставляет

раковины

розовые внутри

водоросли морские

гниющие стебли

янтаря

погасшие капли

Идет

берегом моря

наклоняется

берет горсть воды

погружает лицо

на губах ощущает море

как слезы

В белом платке

завязанном под подбородком

с башмаками через плечо —

так ходят на ярмарку в город

сберегая кожу подметок —

идет

Столько лет шла она

через землю и воду

под громом градом

сквозь дождь и солнце

камни и травы

через тучи и землю

через ворота с большими щитами

через каменные костелы

полвека шла

к огромному морю

пока ее на берег

не вынесла новая власть

рабоче-крестьянская

Море вступает в небо

в небе-воде

чайка кричит

белая хохотунья

колыбелька на волнах

Старая крестьянка

идет берегом моря

поднимает раковину

слушает

улыбается

небу морю

себе

Такая раковина лежала

на комоде

среди цветов из бумаги

между изображеньями святых

и хрустальным шаром

в котором вечно падал

голубой снег

Старшие говорили

в раковине спрятано море

и глаза у детей блестели

Молодые которые на шумные волны

красный мяч бросали ловили

видели старую женщину

в белом платке

Глаза ее были прищурены

лицо

блестело под солнцем

как колос после дождя

Говорило огромное море

Это не море говорило немое

это раскрылись глаза старой женщины

дрогнули губы

1952

После конца мира

после смерти

я очутился в центре жизни

сотворял себя

создавал жизнь

людей зверей пейзажи

это стол говорил я

это стол

на столе лежат хлеб и нож

нож служит для резанья хлеба

хлеб едят люди

днем и ночью я учил

что человека нужно любить

что нужно любить

я отвечал человека

это окно говорил я

это окно

за окном сад

в саду вижу яблоню

яблоня цветет

цветы опадают

завязывается плод

созревает

мой отец срывает яблоко

тот человек который срывает яблоко

это мой отец

я сидел на пороге дома

эта старушка

которая тащит на веревке козу

необходимее

всех семи чудес света

кто думает и чувствует

что она не нужна

тот палач

это человек

это дерево это хлеб

люди едят чтобы жить

повторял я себе

человеческая жизнь важна

человеческая жизнь имеет огромное значение

ценность жизни

превышает ценность всех предметов

которые создал человек

человек великое сокровище

повторял я упрямо

это вода говорил я

гладил рукою волны

и разговаривал с рекою

вода говорил я

это я

человек обращался к воде

обращался к луне

к цветам дождю

обращался к земле

к птицам

к небу

небо молчало

земля молчала

если слышался голос

который шел

от земли воды и неба

это был голос другого человека

1955

Был полдень

на улице без названья

ударило его солнце

он шел по обезлюдевшей улице

поднялся ветер

погнал по улице мусор бумагу

шуршали шелестели

шкуры людей окурки

шкурки южных плодов

бархатные гниющие

губы чуть приоткрыты

великолепные белые зубы афиш

становилось людно

огромный дом рядом с этим домом

такой же огромный дом

в тени под зонтиком красный столик

за белым столиком спит вздымается

большое брюхо без головы

голова упала в ладони

под ногами раскаленный камень

к нему подбегали мальчишки

ангелочки в полоску в клетку

в кружочки треугольнички пальмы

хорошенький херувимчик

с грязными ушами

подбегали

хватали его чемодан

другие у них выхватывали

совали ему жетончики

картончики карту города

карточку с названием отеля

шли рядом шли следом

шли впереди

повторяли названия

расхваливали размахивали руками

подбрасывали слова повыше

ручались разводили руками

мужчина в белой рубашке

перекрестился

отходили от него прищуривались

блестели белками пели свистели

сзади него остались два адмирала

и один аполлон

это было великолепное представленье

сзади осталась

Stazione Centrali Napoli[5]

тихо

он остановился в тени деревьев

нет здесь не было деревьев

он остановился

в тени большого грузовика

тень отъехала

ударило его солнце

улица становилась пустынна

он вытирал ладонью лицо

он вытирал руки платком

от платка пахло

кожурой апельсина

он пошел прямо

дошел до какой-то площади

на площади стоял памятник

другой лежал на скамейке

прикрыв лицо газетой

этот

был в ярких носках

ботинки стояли под скамейкой

голова неизвестного героя

на пьедестале истекала

голубоватым птичьим пометом

у него были шпоры и сабля

третий около памятника

тот что кормил голубей

был без сабли

на ноге ботинок с тяжелым

каблуком

копыто

улицы сбегались

и разбегались мгновенно

он останавливался спрашивал

показывали ему улицы улицы

махали рукой в направлении

люди улыбались торопились

торопились были вежливы

две девушки

слизывали двумя языками

верхушки мороженых теплыми

языками лизали белое и розовое

мороженое

висели гроздья лимонов

с жесткими лакированными листьями

лежали изогнутые бананы

покрытые черными пятнами

коричневые, фиги

розовые полумесяцы дынь

из влаги и света в носорожьих шкурах

оскалив полные косточек рты

рядом с одной головой лежала другая

голова к голове и на головах друг у друга

пирамида голов подымалась

к белесому небу

слепые головы кокосовых орехов

покрытые коричневым волосом

расколотые сочащиеся слюной

щербатая кромка каменного сосуда

погасшего вулкана

темная гора над прозрачным заливом

пошевелилась и подошла к нему

подошла к ногам

залив изогнулся дугой

он стоял неподвижно

вот этот дом

вот этот пансионат

третьей категории

кабина лифта

клетка из железных прутьев

седая женщина

ведет его по коридору

отпирает дверь улыбается

показывает на две кровати

стоящие рядом

отдает ему ключ

улыбается уходит

жалюзи на окнах

полосы света дрожат

как зебра у водопоя

две кровати в зеркале он смотрит

на свое отраженье в зеркале закрывает

глаза открывает под потолком лампа

в зеркалах лампы и лица

на никелированных кроватях

цветные полотенца зеркало над

раковиной на столе газеты

после проживавшего который уехал

час тому назад шпилька

это была женщина

поток

воды прохладной воды

все более холодной воды течет

с шумом в его ладони

он поворачивает ключ

в шкафу покачиваются вешалки

в шкафу где пахнет чужим человеком

позвякивают вешалки

на которых висели платья

деревянные металлические плечики

он прилег на кровать закрыл глаза

лежит прикрывшись белой простыней

мысли осыпаются

рвется нить которая связывает

рвется нить которая соединяет

образы и слова

не знаешь что со мной делать

подожди я распакую вещи

закрой глаза мне надо переодеться

не можешь закрыть глаза

что за глупые шутки

я привезла тебе письмо от Франка

что такое ананас это ты ананас

говорил что возьмешь с собой

а уехал так неожиданно

я сижу тут в дыре заколоченной досками

и сама не знаю жива ли еще

кого я вижу какими судьбами

давно ли надолго ли

что слышно в Варшаве

ах стипендия

что-то мне показалось

будто вы от нас прятались

среди этих мраморных статуй

чудесные картины

мы оба в Венеции

прямо не верится

поцелуемся

мы ведь оба поляки

выпьем

я один на свете

он просыпается в страхе

эта комната в каком же доме

этот дом в каком же городе

это отраженье в каком же зеркале

этот город

неужели он там по-прежнему

за стеной

он разговаривает сам с собою

где Неаполь

вот Неаполь

вот он какой Неаполь

вот тебе твой Неаполь

увидеть Неаполь и умереть^{12}

как тут жарко

ноги прямо горят

сваришься тут живьем

лежа под простыней

видишь Неаполь

за окном виднеются крыши

и стены и окна в стенах

и плоские крыши в небе

небо цвета консервной жести

белое с голубоватым оттенком

грохот моторов

что они там

землю сверлят насквозь

под этим домом

а что если этого города нет за стеной

если его там нет

если там только зной в пустоте

визг торговок тухлая рыба

автомобили отбойные молотки

ломающие бетонную скорлупу

крики музыка слов преизбыток слов

барокко пышные соборы слов

пыль шуршанье бумаг

а если его там нет

только вихрь клубящийся

в этом грохоте добела раскалившись

шар то вспыхивающий то гаснущий

стеклянный волшебный шар

а внутри тот кретин с большой головой

у закрытых дверей собора

с головой из которой сочится слюна

гулкий колокол на паутинке

этот город падает

он проснулся испуганный

глянул в зеркало ночь

запер дверь и вышел на улицу

над улицей черное небо

в небе звезды

неоновое свеченье

памятник ночью был темный

все машины

неслись на него

носились по кругу

вокруг неизвестного героя

бурильные молотки свёрла

ломали бетонную скорлупу

плоская площадь

извергала блестящую пыль

пепел лаву

неоновый свет стекал струясь

по вертикальным стенам неба

в потоке света лежали женщины

черные лоснящиеся тюлени

плыли с круглыми животами

мягко в своих шелках

солдата за руку тащит карлица

с личиком как райское яблочко

и переругивается с подружками

черные шелковые чуть покачиваясь

они стоят от света до света

воздушные шары на привязи

падают звезды

звезды с губами чуть приоткрытыми

играющий ящик окружен молодежью

играющий ящик плачет дрожит

играющий ящик поет смеется

играющий ящик наполнен

музыкой голосом

души переселяются

из молодых тел выходят

в играющие ящики входят

это невинные души

не ведающие греха

не ведающие покаянья

автоматы невинны

автоматы не ведают греха

автоматы не будут осуждены

автоматы могут испортиться

души скитаются под дождем

выходят из молодых тел

входят в тела

звезд на больших афишах

все это декорации рая

декорации ада

церковь еще открыта

алтарь освещен

в алтаре лежит за стеклом блаженный

скелет в одеянье прелата

в рукавичках и туфлях кости

в фиолетовых чулках кости

лицо покрыто позолотой

между скамьями копилки

перед алтарем копилки

при входе и при выходе копилки

на пищу святого Антония

на беатификацию раба божьего

на свечи для Младенца

на освещение для Сердца Иисуса

огромный старинный замок

на стене цвета печени надпись

SS Messe per le Anime del Purgatorio[6]

тела спасутся

тела относятся к миру животных

тела невинны

дух нашел убежище

в Banco di Santo Spirito[7]

тела осиротели

и слоняются по большому городу

под бельмом неба

под черным небом

под лимоном солнца

тела невинны

а ду́ши все меньше и меньше

уже такие малюсенькие

что две души

поместятся на кончике языка

этой портовой девки

пусть никто в нее не бросит камня

это Ева изгнанная из рая

изгнанная из гобелена XVI века

La Creazione di Eva[8]

и были оба наги

и не стыдились

и поставил у сада Едемского

херувима и пламенный меч

чтобы охранять путь

к дереву жизни

«кончается определенная эпоха

музыкант исчезает так же как исчез поэт»^{13}

поэт который исчез восклицает

женщина цветок

отставь ты это красивое

старое сравнение

в сторону

цветок который смеется

цветок который пугается

цветок с цветком в волосах

цветок который продается

цветок который приходит и уходит

женщина это женщина

цветок это цветок

слово стало телом

тело заполнило ночь

от берега до берега

у ночи нет берегов

женщина цветок

отставь ты это красивое

старое сравнение

в сторону

в электрическом свете

темно-ореховые головы орехов

кокосовых

как волосатые головы слепых обезьян

бананы с которых содрана кожа

лимонного цвета лимоны с черными листьями

искорки света бегают по стеклу по никелю

по разноцветным сокам

глыбы льда на льду раскрытые устрицы

искорка света в ломтике лимона

свет пропадает во льду

падает и пропадает

люди платят протягивают руки

кладут в свои сетки в газеты

рыбу похожую на раскрытый ножик

синего тунца слоистого как древесина

голову уснувшей медузы ноги осьминога

лежат потроха на льду

лежат на зеленых листьях

как павшие ягнята

кроваво-красные печенки

сердца и языки и рядом

удивительнейшие рыбы

с головами как красные молотки

как голубые ежи

плоские как тарелки

из золотистой шкуры

черная икра искрится

в электрическом свете

птички сколько тут птичек

сколько птичек на проволоке

которая проткнула умолкшие горлышки

которая проходит сквозь открытые клювики

Полночь пора возвращаться

реактивный

рассекает небо над заливом

в ореолах уличного света

проходят англичанки

в ангельских белых шеях

улыбаются

голуби сладко уснули

у ног неизвестного героя

лимоны желтого света

катятся по поверхности моря

моряк стоит руки в карманы

тело портовой «чайки»

так печально в постели

маленькое как тело ребенка

желтый пергамент щек и черные очи

на ступенях святого храма

женщина спит с малышами

укрыла их газетой

в тупике пустого переулка

сердце Иисуса

пробитое мечом в гирлянде ламп

музыкант свою скрипку спрятал

в футляр

присел за столик

официанты скатерти складывают

паруса

над заливом пальмы и звезды

завтра утром

солнце над городом взорвется

завтра парад

Ночь в Albergo Fiore

Napoli[9]

просматриваю свои заметки

Сегодняшний день

великолепный убийца

прошлого

самый жестокий ибо не связан

с жертвой

Вена аэропорт

клиент улыбается котлетам

das ist schön[10] говорит он

котлетам

японец высыпал на ладонь таблетки

будто зернышки риса

бородатый индус

погруженный в раздумье

проходит мимо

В Ватиканском музее

Ян Собеский под Веной^{14}

гид объясняет старухам американкам

что это польский король который

как раз под Веной

разгромил турецкое войско

и спас тем самым

столицу Австрии^{15}

Вход на купол

Eingang zur Kuppel

Ingresso alla Cupola[11]

гиды копулируют наспех

с искусством на глазах у туристов

при этом родятся

скучающие чудовища

смеющиеся жирафы

снимают музейные туфли

с пылающих ног

Вчера я встретил знакомого

из Варшавы

это было прекрасно как

«неожиданная встреча

на анатомическом столе

зонтика со швейной машиной»^{16}

эта пьета^{17} пьета пьета

Пьета Микеланджело

неужели эта пьета пьета пьета

подлинник из подлинного мрамора

ну разумеется

Kolossal fantastisch er fliegt[12]

это относится к Богу Отцу

в Сикстинской капелле

Кто-то вошел

кто-то меня прервал

я потерял нить своих мыслей

в Риме

в Сикстинской капелле

шум толчея

хуже чем на вокзале

восхищаются Микеланджело

Страшный суд

не знаю какими словами

передать

потрясенье

пришлось головой опереться

о спинку скамейки

в Сикстинской капелле

я видел слепого

жена его Ева

его единственное око

шепотом объясняла

Страшный суд

Сотворение мира

Сотворение Адама

Изгнание из рая

Он поднял лицо

голоса опускались

на его — вознесенные во тьму

очи

а я многоокий многоухий

открытый всему на свете

глотал голоса и краски

эстетки

отлично несутся в клетке

высиживают красивые слова

от шума

треснула у меня голова

21 мая в 12.00

я осматривал термы Каракаллы

прошу прощенья за хаос

но ведь мир возникал из хаоса

пусть это все возникает само

по ходу движенья

или ты думала

что я оттуда вернусь

совершенно преображенный

не надо притворяться

сколько искусства падает

на душу населения в среднем

на земном шаре

сколько истины падает на душу

мясо пожирает мясо

кризис современной цивилизации

длится уже так долго

я подозреваю что нет никакого кризиса

я предпочитаю мясо

что вы закажете ножку может быть грудку

может быть язык

мы форпост христианства^{18}

я попрошу язык поганые язычники

цвет христианского рыцарства пал

язык с гарниром

вы заказали я заказал язык

Et in Arcadia ego

вы притворяетесь Дон Кихотом

эти ветряные мельницы без крыльев

это же туалеты

можете подойти убедиться

вы меня ловите на слове

сколько мяса сколько истины

падает на каждую голову

голову которая падает

среди ночи меня спросили

ваше последнее желание

кто-то за меня ответил

бокал шампанского

отвернулся к стене и умер

«По сравнению с историческими событиями

политического или военного характера

все представляется ничтожным…

— говорит Ф. М.^{19} —

В зале ожидания можно читать

разве что газеты»

Написать трактат

о тождественности

в новой поэзии

действительность

целиком заполнена

действительностью

в трещины действительности

может внедряться воображение

«в нас возникает иллюзия воображения

заставляющая нас иногда цепляться

за сходство предметов как таковых

это заметно у спящих и сумасшедших»

Не оставить пустого места

ни единого белого поля

для воображения

Художник С. Д.^{20}

на пресс-конференции

выходит из огромного яйца

или предстает во фраке

украшенном семьюдесятью семью

рюмками каждая из них наполнена

мятным ликером

в одной из рюмок находится дохлая муха

меня не удивишь

я навидался всякого

но вернемся к моему итальянскому путешествию

21 мая в 12.00

я осматривал термы Каракаллы

солнце

расплавило меня и высосало

солнце над головой

надо мной в небе

громоздятся кирпичные мамонты

у подножья стен цветущие маки

стены поют

гнезда ласточек

рыжий кот торчит будто кость

глядит бирюзовым глазом

среди зарослей красные маки

гладкие камни в тени

прохладны если ступить босиком

стулья рядами как в театре

колонны пилястры капители

из гипса и картона

по ночам здесь дают представленья

огромный самолет пролетел

рыжий кот побежал себе дальше

опять прошли эти женщины

я видел их в катакомбах

Catacombe di S. Callisto[13]

в катакомбах было довольно весело

ресторан святого Каликста

находится напротив

цены высокие место бойкое

эта женщина в черном платье

как змея

из американской или английской кожи

молния вдоль спины

змея на застежке

посмотреть бы как меняет кожу

кельнеры белые мотыльки

порхают около столика

раскрывают крылья

с черными крапинками

после обеда можно еще раз спуститься

в катакомбы

но стоит ли

настроение безмятежное

ну мученики

что же я должен вырвать себе око

соблазняющее меня вот уже целый час

виноват ведь этот сосуд порока

эта прелестная гадина людской породы

рисую на столике рыбу

но она как видно басурманка

я разумеется не о рыбе

проходит мимо

букет пяти ощущений

у меня в этот миг не пять а сто ощущений

раздражители раздразнили меня

как быка

кельнеры с красными салфетками

скачут вокруг

колют меня своими цифрами

я кровоточу вином

надо мной в ослепительном солнце

их языки

истекающие слюной

22 июня 1960 года

я сошел на перрон

в Венеции:

«In Venedig kennt mich vielleicht

nur ein Mensch, und der wird

mir nicht gleich begegnen»[14]

здесь моим местопребываньем

была звезда

звезда над черным каналом

я отворил окно сплошная ночь

золотая звезда

так назывался мой третьеразрядный отель

шел дождь

Notturno sul Canal Grande[15]

я плыву в бумажном пакете

по каналу менее великолепному

в окошко вместо света и конфетти

сыплется мусор

падает плывет погружается

тут никто не поет

поменьше света и похуже пахнет

вчера я плакал

было так прекрасно

а может быть я смеялся

мои призраки спали

в Торчелло я видел^{21} прекрасную преисподнюю

мозаика во всю стену

за сходную цену

купил морского конька

он пахнет солью и водорослями

приносит счастье

стало быть я счастлив

Базилика святого Марка

девушка прикрывает плечи

и лицо свое черными кружевами

другая в брюках

стоит осужденная стражей

у врат святого храма

стоит сосуд греха

дьявольское прельщение

в этих красных штанах в обтяжку

вводящих во искушение

Венеция пылает

дождь Тинторетто золото

дождь изумрудная зелень

Тинторетто полночь^{22}

спят голуби и белые оркестры

пылает Лидо^{23} и до меня доходит

треск неоновых веток

в остывшем песке остались

формы тел

ушедших отсюда

огромные пугала^{24} с чудовищными головами

беззвучно хохочут рот растянув до ушей

и красавица слишком великолепная

для меня обитателя маленького городка на севере

едет верхом на ихтиозавре

в моей стране у ископаемых маленькие черные

головы залитый гипсом рот страшная гримаса

Albergo Fiore

Меня разбудил хозяин

доброе утро

моя фамилия Ковальчик

после войны остался здесь в Наполи

генерал говорит мне

(это было до войны в Лодзи)

выпейте с нами сержант

а я говорю я на службе господин генерал

а я вас угощаю говорит генерал

сегодня у нас парад

пойдете ли вы посмотреть

да я посмотрю сегодня парад

а завтра Помпею и Везувий

спасибо пан Ковальчик

Едут машины

в машинах сидят солдаты

на солдатах стальные шлемы

солдаты сидят рядами

оружьем на солнце сверкая

машина за машиной

и все совершенно одинаковые

в совершенно одинаковых машинах

совершенно одинаковые солдаты

лиц не видно

машина за машиной

белые шины гул моторов

кто-то неведомый завел

и все это двигается безотказно

башня танка открыта

флаг развевается по ветру

танки тяжелые мощные

дула пушек темные немые

блестят металлические антенны

танк за танком грохочет

бронеавтомобили

колючие от пулеметов

и спаренных орудий

в небе вертолет сверкает

бронеавтомобили и танки

дугу описывают плавно

а за ними красные машины

одна за другой одна за другой

все заводные и кто-то завел

а за ними орудия тягачи понтоны

радуются девушки и дети

и даже люди седые

уже бывавшие в пекле

а потом красивые солдаты

легко бегут красивые солдаты

развеваются в воздухе перья

черные белые красные

перья несутся летят солдаты

кто-то завел людей и машины

разворачивается парад

под солнцем юга над голубым заливом

проносится разноцветное веселое войско

развеваются черные перья

оркестры играют солдаты танцуют

ведь никто тут не будет убивать

этот солдатик в танковой башне

прекрасен как ангел

он никогда не сгорит

город с холма возносится в небо

в небе пылает помпейский пурпур

как открытые легкие

над прозрачным заливом

«Der Neapolitaner

glaubt im Besitz des Paradieses zu sein

und hat von den nördlichen Ländern

einen sehr traurigen Begriff:

Sempre neve, case di legno,

gran ignoranza…

Immer Schnee, hölzerne Häuser,

große Unwissenheit…»[16]

Расскажи мне

о своем путешествии в Италию

Я не стыжусь я плакал

узнав этот край^{25}

я был потрясен прекрасным

я опять был ребенком

в лоне этой страны

я плакал

и не стыжусь

Я пробовал вернуться в рай

1960—1961

Будучи в добром здравии

я посетил берега Ахерона^{27}

с полчаса я шел пожалуй

в направлении железнодорожного вокзала

миновал пекарню

почтовое отделение

возле пивного ларька

стояли мужчины

в грязноватых рубашках

сплыли прошлогодние снеги

были белыми газеты

без шрифта и заголовков

любите ли вы уличное пение^{28}

— обратился ко мне внезапно

какой-то незнакомец —

я люблю как поют

под шарманку

в холодный темный сырой

осенний вечер

Шарманка?

осенний вечер?

это был какой-то студент

Ляхман Пшоняк^{29} возможно Раскольников

Дейка Владек Карбович

далее кинотеатр Сказка

и погребальная контора

хожу по этим улицам

двадцать лет

молочные стекла прямые буквы

венки катафалки

гробы гробики

гробики?

это похоже шутка

какого-то оптимиста

идя вдоль этих стен

я завершил

сорок пятый год жизни

сердце билось нормально

было двенадцать часов

когда я оказался

на берегу канала

в струнах дождя

на черной грязи

раскладывали крылья

белянки и траурницы

в воде жирной черной

отплясывали нимфы

играли единороги

колыхались белые киты

дышали розовые губки легких

видны были сердце

желудок

матка

в ресторане III категории

прыщавый недоросль

обкусывал ногти

давил на стекле мух

хрустело

над мертвой

измазученной водой

шли к причастию

девочки

в зеленых веночках

перед «отъездом в Америку»^{30}

Свидригайлов

пил теплый сладкий чай

ел холодную телятину

исподлобья глядел

на невинных созданьиц

и

скромная улыбка

потихоньку растягивала

его розовые

небольшие губы

с того света

доносило запах

кашанки с капустой

требушины фасолевого супа

летели

прошлогодние снеги

я плыл

прямо вперед быстро

с открытым ртом

поворотил

потрясенный картиной

которая меня ждала

росла

возвращался к истоку

с закрытым ртом

вода была чистая живая

я плыл по стискивающемуся

словно горло

руслу

в себя

я и был

истоком а хотел

выплыть за себя

вернуться дальше глубже

давнее

река текла

прозрачней стекла

белела мелела

была сплыла

Были боры до нашей поры

будут боры после нашей поры

доезжали на автобусе

потом на лошадях

в плетеных возах

полевыми проселками просеками

лес был лесом

Бог Богом

Дьявол Дьяволом

яблоко яблоком

луг лугом

гора горой

долина долиной

правда правдой

дерево деревом

ложь ложью

лошадь лошадью

ночь ночью

родители родителями

река рекой

беззвучье беззвучьем

смерть смертью

жизнь жизнью

плиту топили

шишками и хворостом

на рассвете собирали грибы

маслята подберезовики белые

зеленушки оранжевые лисички

на противне пекли

картофельные оладьи

Ядвига готовила ржаные клецки

«бочаны» на молоке

вода в Варте была чистая

живая

мельница стучала под белой

луной старый Марчак

втыкал острогу

в неподвижные черные

спины рыб

спали в овине на сене

или на высоких набитых соломой

сенниках

ночью рассказывали друг другу

похождения Джека Техаса и Гарри Пиля^{31}

Тома Микса Пата и Паташона

Арсена Люпена

Отец «появлялся»

после часа

в панаме с тростью

выбритый благоухающий

привозил газеты

Муху Икаца Экспресс

Пшеводник Католицкий

мятные конфетки

и вафли

серебро золотце

старательно собирали

на выкуп негритенка

из басурманского рабства

были боры до нашей поры

никто тут и не слышал

о Гитлере

дядя Антон вспоминал

русско-японскую

в комодах сундуках

лежали забытые рубли

в пуговицы играли

копейками

с двуглавым орлом

страною правил Дедуля^{32}

оберегала его покровом своим

Государыня Короны Польской^{33}

деревня задыхалась

от избытка рук

давилась

гневом

В Ченстохове порицали

безбожный коммунизм

и атеизм

мы сроду не видали

коммуниста

детей стращали

цыганами и евреями

Отец рассказывал историю

о Мацохе^{34} и его любовнице

игравшей на скрипке

и волосы имевшей до пят

диск метала Конопацкая^{35}

Кусочинский боролся за лавры с Нурми^{36}

потом услыхали

фамилию

Гитлера

умер Дедуля

легионеры генерала Франко

сражались под знаменами

Христа короля

потом началось

потом росло неудержимо

в эфире

на экранах

в заголовках газет

в мыслях

в глазах

детство

погружалось

я плыл долго

с закрытым ртом

поворотил

Никто ждал

у истока и возле устья

никто

ждал на обоих берегах

иду в глубину

даю круги

плыву под поверхностью

тут больше жизни теплей

выскакиваю

с разодранным языком

этот крючок не шутка

не безделица

откованная из слов

пытаюсь остановиться

выплюнуть наживку

могу это сделать

только вместе с внутренностями

тогда постигаю

снова

что задача моя

согласие

обретаю свободу

легкость

волосок

леска удлиняется

в бесконечность отплываю

вместе с моим временем

1967

Люблю старых женщин

уродливых женщин

противных женщин

они соль земли

они не брезгуют

человечьими отбросами

они знают оборотную сторону

медали

любви

веры

диктаторы паясничают

приходят и уходят

руки

диктаторов

в крови

старые женщины встают спозаранку

покупают мясо овощи хлеб

подметают варят

стоят на улице скрестив руки

молчат

старые женщины

бессмертны

Гамлет мечется в сетях

Фауст разыгрывает смешную и жалкую роль

Раскольников замахивается топором

старые женщины

неуничтожимы

они снисходительно усмехаются

умирает бог

старые женщины встают как всегда

спозаранку покупают

хлеб вино рыбу

умирает цивилизация

старые женщины встают спозаранку

отворяют окна

выносят мусор

умирает человек

старые женщины

обмывают покойника

хоронят умерших

сажают цветы

на могилах

люблю старых женщин

уродливых женщин

противных женщин

они веруют в жизнь вечную

они соль земли

корье дерева

покорные очи домашних животных

трусость и геройство

величие и ничтожность

видят они в истинном свете

сообразно насущным

потребностям дня

их сыновья открывают Америку

гибнут под Фермопилами

умирают на крестах

покоряют космос

старые женщины выходят спозаранку

в город покупают молоко хлеб

мясо заправляют суп

отворяют окна

только глупый смеется

над старыми женщинами

уродливыми женщинами

противными женщинами

ибо это красивые женщины

добрые женщины

старые женщины

они зародыш

они тайна без тайны

они шар который катится

старые женщины

это мумии

священных кошек

это маленькие

сморщенные

высыхающие

родники плоды

или массивные

овальные будды

когда они умирают

по щеке их скатывается

слеза

и соединяется

на губах

с улыбкой

молодой девушки

1963

Живой ли мертвый

продолжает

он золото рождать

В мертвый сезон

на лакированных страницах

прессы

возникал

часто

Пабло Пикассо

Монстр

из праистории

искусства

жил шутил шатался

в чреве мира

по ярмаркам

Четверть века тому

возник в Кракове^{39}

на улице Кармелитской

в самый полдень

поначалу лысый череп

в нем горящие глаза

на плечах гуральская душегрейка

в руке чупага

а вокруг него зеваки

те которые толпятся

если где катастрофа

или у пивного ларька

из на солнце загорелых

рук его взметнулся голубь

необыкновенно чистый

белый

пречистый

штукарь

жил во множестве домов замков

окруженный умершими живыми женами

воспроизводил производил детей поло́тна

сто

двести

триста

миллион долларов

в Писковицах и Гливицах

маляры стали

красить квартиры в пикасы

вместо «не строй тициана понял»

стали говорить «не строй понял пикасо»

потом стало известно

что умер что идут идут

процессы процессы о наследстве

покойник пошевелился

со стен частных собраний

выставок музеев банков

часовен осыпаются картины

рисунки

растут в цене

Он чреватый

некрополь искусства

роза ветров

порождает золотые дукаты

улыбается мне

насмешливо и пропадает

за углом переулка в космосе

а я моложе себя

на двадцать семь лет

иду на Крупничью улицу

по дороге покупаю

чай сахар

булки и сардельки

а дома

неотложное дело

Создавать поэзию после Освенцима