Избранные произведения

Спеши, спеши, о дух мой, смело!

Спеши, взносися на Парнас.

Воспеть великое толь дело

Возвысь, о лира, громкий глас,

Последуй радостному звуку,

Воспой Петрову ныне внуку,

Восшедшую на росский трон,

И повторяй веселы клики,

Колико чудеса велики

¹⁰ Соделал бог, прервав наш стон.

Ликуй, Россия, ввек отныне,

В тебе нестройства больше нет;

Ты зришь Петра в Екатерине,

И в ней ты зришь Елисавет.

Она суд с милостью спрягает,

Повинных кротко исправляет,

Заслугам мзду она дает;

Рукой науки покрывает,

Другою милость проливает,

²⁰ Как солнце луч в пространный свет.

Когда господь хотел избавить

Народ любезный свой от бед

И тем могущество прославить

Свое во весь пространный свет, —

Воззрел к нам кроткими очами

И облеченную лучами

Послал свою премудрость к нам,

Воспосадил ее на троне

Страны сея ко обороне,

³⁰ В отраду верным, в страх врагам.

О, коль блаженна ты, Россия,

В Екатерине кроткий дух.

Лети во все концы земные

Внушити, слава, громкий слух,

Что здесь премудрость на престоле,

И не страшит Россию боле

Суровость дмящихся врагов.

Ее императрице новы

Сплетаются венцы лавровы

⁴⁰ От вернейших ее сынов,

Которых славные победы

В концах вселенныя гремят,

И коих о́крестны соседы

Дела геройски с страхом чтят,

Которых при Елисавете

И при Петре в пространном свете

Всегда гремели имена;

То знают Франкфурт и Полтава.

Но, ах, толика громка слава

⁵⁰ Едва была уже слышна!

Уже сии победоносцы,

Которы удивляли свет,

Преславные делами россы,

По тьме преславнейших побед,

Безгласны в оном оставались

И побежденным предавались

В неволю вечную. О, срам,

Когда б вам, россы, жить в свободе,

Тогда к противничей угоде

⁶⁰ Позорно заперт Янов храм!

Сие позорище ужасно

И толь великую напасть

Россия зрела повсечасно,

Что лавр ее готов был пасть;

Всегда удара ожидала,

Всегда на гроб Петров взирала,

Со тяжким стоном вопия:

«Восстани, Петр, избавь мя ныне,

Я гибну в грозной бед пучине

⁷⁰ И жду защиты твоея.

К тому ль ты расширял границы

Во мне и бунты усмирял,

К тому ль ты мощь моей десницы

Противных силам показал,

К тому ль себя ты беспокоил,

Когда ты флот и грады строил,

К тому ль науки насаждал,

Чтоб после та гремяща слава

И купно с ней моя держава

⁸⁰ И вышнего закон упал?

К тому ль меня Елисавета

Избавила от лютых бед?»

Се тако во пределы света

Россия с стоном вопиет.

И с ней гласят ее все чада:

«Восстань, о Петр, всех нас отрада,

Восстань, монарх, любезный нам,

Восстань, яви лицо геройско,

Да паки ободренно войско

⁹⁰ Главу подымет к небесам!»

На глас стенящего народа

Возник монарх из земных недр,

Пред ним содро́гнулась природа,

Остановил дыханье ветр.

Герой, воззрев лицом смущенным,

И рек печалью отягченным:

«Прервите ваш, о чада, стон,

И тягость уст сих отложите,

Екатерину возведите

¹⁰⁰ На утвержденный мною трон.

Она отверзет к славе двери,

К тому в ней кровь воспалена.

Она моей подобна дщери,

Ей богом кротость та ж дана;

Моя в ней мудрость обитает,

Она сим скиптром править знает,

Она правдивый даст вам суд,

Она мои дополнит правы,

Она исправит грубы нравы,

¹¹⁰ Пред ней враги ее падут».

Монарх, вещав сие, сокрылся.

Ужасны ветры вновь ревут,

Геройский дух во всех вселился,

Екатерине вопиют:

«Избавь, богиня, нас от смерти,

Потщись врагов своих ты стерти,

Исхити нас из сильных рук;

Воззри: мы все днесь погибаем,

К твоей защите прибегаем;

¹²⁰ Избавь, избавь ты нас от мук».

Екатерина преклонилась

На слезы ве́рнейших рабов,

Но как душа ее смутилась

От преужаснейших толь слов:

Стократно просьбою смягчалась,

Стократно паки отрекалась

От императорска венца;

Рекла: «Сыны, престол есть бремя,

Всевышний утолит зло время,

¹³⁰ С терпеньем ждите бед конца».

О, мудрость, с кротостью спряженна,

О, всех желание сердец,

О ты, в женах благословенна,

Тебя прославил сам творец!

Хоть ты гонима с Павлом страждешь,

Но власти таковой не жаждешь,

Котору кровью доставать.

Известно, сколько ты терпела,

Однако подданных жалела,

¹⁴⁰ Подобно как рожденных мать.

Но бог, вселенныя создатель,

Твою печаль, наш рок смягчил,

Войны и мира обладатель

Бескровно трон тебе вручил;

Лишь ты ко трону приступила,

Ты меч противных притупила

И дух их гордый сотрясла.

Уже внутри престольна града

Возвеселились верны чада,

¹⁵⁰ Которых ты собой спасла.

О, мать спасенного народа!

Богиня множества градов,

Тебя пустила в свет природа.

Чтоб ты была нам всем покров.

Владей, владей счастливо нами

И купно нашими сердцами;

Уста мои от всех гласят,

С тобой мы про́йдем огнь и воду,

Преодолеем всю природу,

¹⁶⁰ Сотрем кичливых сопостат!

Достойно села ты на троне,

Достойно скипетр приняла,

Тебя к порфире и короне

Твоя премудрость привела;

Москва красуется тобою,

Как небо солнца красотою,

Избавившись от грозных туч.

И таковой же ждут отрады

Твоей державы многи грады,

¹⁷⁰ Да к ним блеснет твой ясный луч.

Петров град дни годами числит,

Тебя в себе теперь не зря,

И о тебе всечасно мыслит,

К тебе усердием горя;

Нева, стремяся в бурно море,

Со шумом волн в взаимном споре

Несет ко о́крестным брегам,

Сколь ты премудра и прекрасна,

Толико в гневе ты ужасна

¹⁸⁰ Твоим, монархиня, врагам!

Россия взор свой простирает

Ко трону вечного царя,

Мольбу усердну воссылает,

С восторгом тако говоря:

«Коль я избавлена тобою,

Смягчись, творец, моей мольбою,

Продли Екатерине лет,

Распространи ее державу,

Умножь, умножь гремящу славу

¹⁹⁰ О ней во весь пространный свет!»

По всходе светлыя зарницы

Уже приходит солнце в мир,

От златозарной колесницы

Блистает ясный луч в эфир;

Луна бледнеет, звезды скрылись,

И взору нашему явились

Луга, бугры, леса, моря,

И кони бурными ногами

Несут небесными полями

¹⁰ Планет прекрасного царя.

О ты, прекрасный повелитель

Тебе подвластных всех планет,

В пути им мудрый предводитель,

Сугубя днесь в России свет,

Сугубь ты с ним и счастье наше,

Являйся нам с эфира краше,

Предвозвещая тем весну,

Пленясь Екатерины славой,

Под тихою ее державой

²⁰ Согрей полночную страну.

Содетель бурь нам преужасных,

Беги прочь, дерзкий Аквилон;

Здесь Флора, мать цветов прекрасных,

Готова свой поставить трон;

В морях кипеть престали волны,

Брега веселия все полны,

Не чувствуют волненья вод,

И, видя тишину едину,

Уж флотом мирным всю пучину

³⁰ Покрыть хотят на новый год.

Лишь слух достиг в концы земные,

Как напряженная стрела,

Что здесь от высоты святыя

Екатерина скиптр взяла, —

Враги оружье оставляют

И паки мир восстановляют,

Разрушенный в Европе всей.

О, коль вы, музы, днесь блаженны!

О, коль вы много одолженны

⁴⁰ За то богине мудрой сей.

Она вам двери отверзает

Петром в сооруженный храм,

Она вам милость изливает,

Грядите паки, музы, к нам

И, под великим толь покровом,

В Москве и в городе Петровом

Воспойте вы ее дела.

Ты, Каллиопа, в свет трубою

Гласи, как сильною рукою

⁵⁰ Она от бедства всех спасла.

О, Марс, рушитель сладка мира!

Оставь кровавый ныне меч.

Се к пению готова лира,

Внемля ее правдиву речь,

Внемли, коль силен бог содетель,

И что возможет добродетель —

Пример Екатерина в том —

Как на престол она вступила

И как рог гордости сломила,

⁶⁰ Спасла и нас, и божий дом.

Как ветр из мрачной тучи дует

И преужасный гром разит,

Пространно море как бунтует

И гибелью пловцу грозит,—

Так нам грозило бед ненастье,

Так гибло обще наше счастье

И зрилось быть уж при конце;

Но вдруг то всё переменилось,

И бедство в счастье претворилось,

⁷⁰ Как ты блеснула нам в венце!

Земля и грады торжествуют

В обширной области твоей,

Моря и реки ликовствуют,

Красясь монархиней своей;

Все чувствуют златое время,

Ниспало то ужасно бремя,

Под коим все стенали мы.

Слышна всемирна радость в мире:

Екатерина днесь в порфире,—

⁸⁰ Гласят народов многи тьмы.

Представь, о муза, ты мне ныне

Ужасны оны времена,

Когда в глубокой бед пучине

Тонула росская страна:

Она томилась и страдала,

Лишась владык своих, рыдала,

Не зрела бедствию конца

И, безнадежна, обмирала,

С негодованием взирала

⁹⁰ На похитителей венца.

К претяжкому России стону

И к скорби всех ее сынов,

Дерзнул тогда коснуться трону

Убийца царский Годунов,

Потом, злодей и раб безбожный,

Низверг его Димитрий ложный

И начал россов угнетать.

О, страх, о, скорбь, о, тяжки раны,

Владеют россами тираны,

¹⁰⁰ И им против не могут стать.

Итак, когда отягощала

Россию власть руки чужой

И злоба силы истощала

Разрушить ввек ее покой, —

Тогда московски падши стены,

Ее же кровью обагренны,

Принявши скипетр, Михаил

Из пепла паки возвышает

И паки россов оживляет,

¹¹⁰ 110 Которых лютый рок сразил.

По нем прехрабрый победитель,

Герой российский Алексей,

Несчастия ее рушитель,

Великой храбростью своей

Меж многих кроволитных боев

Возвысил рог российских воев

И выше чаянья вознес:

Литва и Крым его трепещет,

Когда он гром и пламень мещет,

¹²⁰ Подобно как из туч Зевес.

Но муж, от высоты святыя

Ниспосланный России в дар,

Сей веки обновил златые,

Посея в россов славы жар,

Извел из тьмы на свет их вскоре,

Врагов на суше и на море

Разнес, как плевы сильный ветр.

О ты, российский благодетель

И счастия ее содетель,

¹³⁰ Почувствуй в вечности то, Петр!

Почувствуй, как к тебе Россия

Поднесь любовию горит,

Почувствуй, как в концы земные

Всех слава дел твоих гремит;

Почувствуй и возвеселися,

Что веки те же к нам снеслися,

Которы были здесь с тобой.

Они настали нам и ныне,

Мы тем должны Екатерине:

¹⁴⁰ Она нам радость и покой.

Блаженны ею мы, как прежде

Елисаветой были мы,

И веселимся, зря в надежде,

Что Павел всех пленит умы:

В его младенческом уж взгляде,

Россиян к общей всех отраде,

Премудрость матерня цветет;

Сего осталось нам желати,

Чтоб мог он свету показати,

¹⁵⁰ Каков отца его был дед. [1]

Сие желание, о боже,

Сердец всех радостных внемли,

Продли их век, кой нам дороже

Всех благ, которы на земли;

Россия всё тобой имеет:

Екатерина ей владеет.

Гласи, о слава, громко в свет,

А ты, пространная вселенна,

Внемли, коль та страна блаженна,

¹⁶⁰ Котору сам господь блюдет!

Прекрасное светило мира,

Согнав с земли ночную тень,

Сияя, как твоя порфира,

Лиет сугубый россам день;

Сугубы день и здесь открылся,

Когда твой зрак у нас явился,

Ликует весь счастливый град,

Дождавшись таковой судьбины,

Что зрит лице Екатерины,

¹⁰ Исполнь веселий и отрад.

Главу подъемлет он высоко

И обращает всюду взор,

Куда ни простирает око,

Чудес единых зрит собор;

Объят быв ужасом, вещает:

«Не сон ли сладкий мя прельщает?

Я зрю в объятиях моих

Монархиню, от всех любезну,

Прервавшу жизнь россиян слезну,

²⁰ От бед избавившую их».

В сомненьи быв, сие вещает,

Но трепет речь его пресек;

Свой Волга бег остановляет

И хочет обратиться вверх,

Но по естественному чину

Бежит в Каспийскую пучину

И, негодуя, вопиет:

«Почто мне не дано судьбою

Свой бег сдержать и быть с тобою,

³⁰ Монархиня, российский свет?»

Поверь, поверь и не смущайся,

О Ярославль, судьбою сей!

Прямым весельем наслаждайся

И в честь монархине своей

Воздвигни из сердец сложенный

Алтарь, усердием возжженный,

Составь торжественный ей лик:

Такою жертвой угождают

Народы, кои почитают

⁴⁰ Спасительми своих владык.

Таков ты был в прошедши годы

Благополучен, как и днесь,

Как, на целебные шед воды,

Великий Петр починул здесь.

Блажен и ныне ты, как прежде,

Блажен и будь в такой надежде,

Что не мечтою ты прельщен:

Ты зришь твою императрицу,

Как зришь всходящую денницу,

⁵⁰ Которой ныне озарен.

Не тако после бурной ночи

Пловец ждет солнечных лучей,

Как мы желали видеть очи

Давно монархини своей;

Давно усердием пылали,

Давно на трон тебя желали,

Все верные твои рабы;

Давно колена преклоняли,

Давно на небо воссылали

⁶⁰ О сем к творцу свои мольбы.

И се надежда совершилась,

Которою питались мы:

Екатерина воцарилась,

Настал день светлый после тьмы,

Настало время нам златое,

Мы все в возлюбленном покое,

Исчезла мгла грозящих туч.

Екатеринины молитвы

Спасли от лютой нас ловитвы,

⁷⁰ Сияет в небе ясный луч.

Блаженна та страна святая,

Блажен тот скиптр, блажен тот трон,

Где сам царь, церкви подражая,

Хранит божественный закон.

Россия, так и ты блаженна,

В твоей монархине возжженна

Любовь к бессмертному царю:

Места святые посещает,

Его угодников лобзает,

⁸⁰ Приносит жертвы алтарю.

Еще мой дух стремится ныне

Еще на волгски берега,

Я зрю: спешат Екатерине

Взрастить там тьму цветов луга;

Куда ни простираю взоры,

Везде богатство вижу Флоры,

Везде ликующих людей:

Там песни, тамо караводы,

А там в себе прозрачны воды

⁹⁰ Изображают тьмы лодей.

Там все усердием пылают

И все во сретенье текут,

Екатерине подстилают

Свои одежды и рекут:

«Гряди по них, о, счастье наше!

Ты нам всего на свете краше.

Ты, лира, гласу подражай,

Греми пред нею велегласно,

Греми с народами согласно

¹⁰⁰ И песнь усердну продолжай».

Но ты каких похвал достойна,

Того не может стих вместить,

Моя не так и лира стройна,

Чтоб пред тобой могла гласить.

К тебе, монархиня, взываю,

Прости мне, что принесть дерзаю

Величеству нестройный стих.

Твою к отечеству заслугу

Чтоб возгласить земному кругу,

¹¹⁰ Не мне, но славе дел твоих.

А я желал бы днесь и боле

Принесть хвалу тебе поя,

Но мысль моей противна воле,

Слабеет лира в том моя.

Мой ум в сей бездне утопает,

Когда проникнути желает

Твоей премудрости во храм.

Я песнь усердьем скончеваю,

Себя и лиру повергаю

¹²⁰ К твоим, монархиня, стопам.

Не лесть, монархиня, сплетая,

Приемлю лиру я мою;

К тебе сердечным жаром тая,

Едину истину пою,

Не музу в помощь призываю,

Твои дела воспоминаю

И славе поспешаю вслед:

Восход твой на престол преславен,

Кто может быть с тобою равен!

¹⁰ Тому свидетель целый свет.

Всемощной вышнего рукою

На оный ты возведена,

Для счастья всех и для покою

Тебе монарша власть дана:

Россию вознести, прославить,

Нелицемерный суд восставить,

Дела Петровы окончать.

Сей муж отъят от нас судьбою,

Судьба хотела здесь тобою

²⁰ Его намеренье венчать.

Петром насеянны науки

Тобою множатся, растут,

Тебе днесь лирны стройны звуки

Хвалу бессмертную поют,

Их гласы, яко быстры воды,

Польются в дальние народы,

Колико их вмещает свет;

Твои дела в России громки,

Узнают поздны их потомки

³⁰ И слава славе по́йдет вслед.

Надеждой ободренно войско

В полях присутствием твоим,

Когда лицо твое геройско

Явила в виде Марса им:

Чело, бронею украшенно,

Лицо, всё по́том орошенно,

Рука с блестящимся мечем

Являли зрак императрицы,

Как всход пресветлыя зарницы,

⁴⁰ Сияющей златым лучем.

Одетая жена героем

Геройский заключает дух,

Стремится перед храбрым строем

Разить и побеждати вдруг;

Гордяся, конь, как вихрь, крутится,

От ног его песок мутится,

Восходит кверху пыль столпом.

Таков был Петр велик во славе,

Когда на брани при Полтаве

⁵⁰ Бросал на дерзких шведов гром.

Для будущей готовясь славы,

Ты флотом на морских зыбях

Являла посреде забавы,

Что будет он противным страх.

Уж Бельт суда твои подъемлет

И громы радостные внемлет,

С веселием стремя к ним вал;

Речет: «Се тако Петр Великий,

Имея флот на мне толикий,

⁶⁰ Преславно им повелевал».

Куда я взор ни обращаю,

Везде я вижу чудеса

И в восхищении вещаю:

О вы, всесильны небеса!

Россия ныне возблистала,

Ее судьба теперь настала

В концах вселенныя греметь.

Вы всем добром ее снабдили,

Что ей сию определили

⁷⁰ В себе монархиню иметь.

Хвалите, россы, бога ныне,

Что вам Екатерину дал,

Воздайте вы Екатерине

Усердных тысящи похвал;

В ней купно мудрость, храбрость, вера;

Екатерине нет примера

На свете из земных владык.

В ней бог свой образ вам являет

И ею всех вас удивляет,

⁸⁰ Каков премудр он и велик.

Владетель славен тишиною,

Но, подданных слабейший щит,

Другой кровавою войною

Свою державу пустошит

И славе жертвует народы.

Его владение, как воды,

Которы, с гор лиясь, ревут,

Большие камни с мест их гонят,

Древа матеры с корня клонят,

⁹⁰ Терзают берег свой и рвут.

В твоем владеньи польза выше

Текущих из Эдема рек,

Твоя душа зефира тише,

Дающа нам спокойный век;

Услыша кротость сей природы,

Текут от дальных стран народы

К обширной области твоей;

Но что язык мой здесь вещает,

То Волга делом ощущает

¹⁰⁰ В пространствии своих степей.

Там класы на полях желтеют,

Где прежде терния росли,

Там люди о трудах радеют,

Туда художества внесли;

Где прежде звери обитали

И птицы хищные летали,

Где дикая была земля, —

Теперь народы там селятся,

И нимфы в рощах веселятся,

¹¹⁰ Узрев прекрасные поля.

Престол твой купно окружают

Надежда, вера и любовь,

Твою премудрость обожают,

Закон приемля, люди вновь;

Закон, изображенный ясно,

Зловредный ябедник напрасно

Стараться будет толковать;

Из слов божественных и внятных

Не может мыслей сплесть превратных

¹²⁰ И ими правду затмевать.

Судьи возмогут без препоны

Святую истину хранить,

Не могут уж одни законы

И править купно, и винить;

Твоя премудрость в них возблещет,

Порок, сокрывшись, затрепещет

И добродетель процветет.

Увидим правду, как денницу,

Господь с высот свою десницу

¹³⁰ Благословить сие прострет.

Восстань, покоящася лира,

Восстань, оставь свой сладкий сон!

Простри ты взор к пределам мира,

Взнесись со мной на Геликон;

Отверзи разума богатство,

Умножь ты пения приятство,

Яви тем новые красы.

Как стебли масличны живятся,

Когда по зное упоятся

¹⁰ Прохладой влажныя росы, —

Подобно я тебя покоил,

Дабы твой глас не ослабел,

Гремящих струн твоих не строил,

Тебя оставил и не пел.

Но днем сим дух мой восхищенный

Дерзает песни петь священны,

Стремится, жаждет и горит;

Желанье жар во мне рождает,

Усердье ум мой возбуждает

²⁰ И мысли к пению бодрит.

Но кто мне может их направить,

Кто даст богатство мне речей?

Богиню росскую прославить

Возможно ль песнию моей?

О ты, певец преславный россов!

О, несравненный Ломоносов!

Твой слог отменной красоты,

Твоя огромна песнь и стройна

Была монархини достойна,

³⁰ Достоин петь ее был ты.

Я хладный прах твой уважаю,

Он в граде оном положен,

Тебе в котором подражаю,

Твоим быв пламенем возжжен;

Приди, настрой мне слабу лиру,

Дабы я мог пространну миру

Твоим восторгом возгреметь;

Да блещут страшные перуны,

Когда ее согласны струны

⁴⁰ Начнут Екатерину петь.

Прошедши дни воображая,

Смущаюсь, ужасом объят,

Пучины бед не вижу края,

Я зрю разверст свирепый ад.

Там злоба рвет свои оковы,

Пороки вырваться готовы,

И се они стремятся к нам:

Закон падет, и вера страждет,

Невежество растет и жаждет

⁵⁰ Рассыпать муз священный храм.

Но я, богиня, не дерзаю

Взводить на мысль печали тень,

Твои стопы я лобызаю,

Поя торжественный сей день.

О день российския отрады!

Ликуйте вы, спасенны грады

Екатерининой рукой;

Забудьте дни прошедши грозны,

Отныне все потомки поздны

⁶⁰ Почувствуют драгий покой.

А ты, о град, из всех блаженный,

О, град счастливый на земли!

Ты, град Петров благословенный!

Блаженству днешнему внемли.

Благослови свою судьбину,

Ты прежде всех Екатерину

Узрел монархиней своей;

Я мню, что все российски грады,

Среди великия отрады,

⁷⁰ Судьбе завидуют твоей.

В тебе богиня созидает

Покоя общего столпы,

На коих правда утверждает

Свои пресветлые стопы;

В объятье свет ее сберется,

Столпов огромность не сотрется,

Они крепчае пирамид,

Что нильский брег отягощали,

Главами неба досязали,

⁸⁰ Имея гордый только вид.

Здесь гордость вида не имеет,

Смирение блистает вкруг,

Как злато, истина яснеет

И милость, как драгий жемчуг.

Надежда, суд и защищенье,

Столпам прямое украшенье,

Изводят светлые лучи,

Как, после бури в тихом понте

Восшед, звезда на оризонте

⁹⁰ Сугубит блеск свой тем в ночи.

Ликуйте, реки стран российских,

Ручьи, разлейтесь по лугам,

Шумящи волны вод балтийских,

Несите к нашим берегам

Суда, богатством отягченны;

Судьи, храните дар священный,

Что зиждут нам ее труды.

Рассыпанно богатство Флоры,

Увеселяй всех смертных взоры,

¹⁰⁰ И дай, Помона, нам плоды.

Трудолюбивою рукою,

Церера, нивы собери,

И, мир, для общего покою

Дверь храма браней затвори, —

Да не дерзает Марс кровавый

Коснуться росския державы

И возмутить златые дни;

Во области Екатерины

Растите всюду, райски крины,

¹¹⁰ Ее рукой насаждены.

Науки смыслу покоряйте,

Которы вам отворены,

На век свой будущий взирайте,

Младые росские сыны!

Крепитеся и возрастайте,

К монархине любовью тайте

И проникайте знаньем в свет;

За милость ону в воздаянье

Исполньте только то желанье,

¹²⁰ Чего она от вас всех ждет.

Отверсто вам блаженства поле,

И течь в него препятства нет,

Екатерина на престоле,

Любезный сын ее растет

И то во младости являет,

Чем муж средь века удивляет:

Осанка, бодрость, светлый взгляд

И кроткий нрав, и сердце нежно,

К наукам тщание прилежно

¹³⁰ Сердца и души в нас пленят.

Но что мой взор теперь встречает

И что за глас мне в слух притек?

Екатерине бог вещает:

«Живи во счастии твой век,

Живи и царствуй невредима,

Моей рукою ты хранима,

Живи, живи до поздных лет;

Тебе я вверил часть вселенной,

Паси сей мир благословенный

¹⁴⁰ И удивляй делами свет.

Ты мной на трон сей возведенна,

Тебя помазал миром я,

И ты как злато искушенна

Чистейшее среди огня;

На то ты бедствия сносила,

Дабы твоя душевна сила

Умножила дражайший вес;

Чтоб знала всех ты состоянье,

За труд давала воздаянье,

¹⁵⁰ Смягчалася от бедных слез.

Когда Россию я прославить

Уже упадшую хотел,

Петра я должен был восставить,

Чтоб он с собой ее возвел;

Тебя для славы и покою

Возвел на трон моей рукою,

Дабы Россия процвела.

Она цветет и успевает,

Твоя десница содевает

¹⁶⁰ Мои божественны дела».

Сие изрек содетель мира.

Был слышен сил небесных глас,

Молниевидная порфира

Сокрылася от бренных глаз.

Какий гром в слух мой ударяет?

Се днешню радость повторяет

Тобой избавленный народ;

Сей плеск на небеса стремится,

И слуху шум его разится,

¹⁷⁰ Как шум от сонма многих вод.

Гремите вы, согласны струны,

Ликуйте, невские брега;

Уже российские перуны

Низвергли гордого врага,

Врага, который мысль надменну

Имел — подвигнуть всю вселенну,

И мнил к ногам ее попрать.

Увидя смертных род в покое,

Прияв намерение злое,

¹⁰ Воздвиг неистовую рать.

Воззрев в наш край завистным оком,

Прегордый Мустафа изрек:

«Я Север съединю с Востоком,

Смущу златый в России век,

Не дам ее гремети славе,

Не дам взнестися сей державе,

Не дам я ей торжествовать».

Надмен быв яростью, гордился,

Вещал: «На то я в свет родился,

²⁰ Дабы мне им повелевать».

Он мнил: «Достиг я той судьбины,

Чтоб царства в пепел обращать».

Но участь есть Екатерины

Его карати и прощать.

О, Мустафа, ты в злой напасти

Спеши к ногам ее упасти,

Она готова всё простить:

Герой тогда врага терзает,

Коль тот противиться дерзает,

³⁰ Но падшему не хощет мстить.

Тебя гнев божий постигает,

Не силен ков твой никакой;

Тебе ничто не помогает,

Когда гоним его рукой;

И ветры в помощь нашу дуют,

Против тебя они бунтуют,

Сам Днестр против тебя потек;

Ты должен ратовати, споря

Противу бурь, противу моря,

⁴⁰ Противу гор, противу рек.

Исчисль свои кровавы раны,

Исчисль людей своих урон,

Познай льстецов своих обманы,

Они, они твой зыблют трон.

Молдавия опустошенна,

Твоею кровью орошенна,

И твой Хотин у нас в руках;

Бендерски стены распадутся,

Во плен России предадутся

⁵⁰ Эвксинский понт, Архипелаг.

Византия увидит вскоре

В себе Екатерины власть,

Тебе на суше и на море

Уже готовится напасть;

Дунай, Евфрат и Нил со Савой

Ее наполнилися славой,

Готовы ей себя предать:

Она рожденна в мир судьбою,

Чтоб царствием твоим, тобою

⁶⁰ И всем на свете обладать.

Ее и имя устрашает

Твоих яны́чаров в ночи,

Когда в сраженьи возглашает

Летящ наш воин на мечи;

Он саму гибель презирает,

Врага разит и попирает

В геройских действиях своих;

И только в мысль его приводит —

Бесстрашно в кровных токах ходит

⁷⁰ Сраженных воинов твоих.

Ясону некогда Медея

Дала чудесный свой состав,

С которым он ужасна змея

Сразил, к ногам своим поправ.

Но с именем Екатерины

Не только что главы змеины —

Сотрется всяка в свете злость.

С ним россы всё преодолеют,

Врагов, как легкий прах, развеют,

⁸⁰ Мечи их сломят, яко трость.

О вы, прехрабрые герои,

Любезны росские сыны!

Вожди, начальники и вои,

Успехом быв ободрены,

Победы дале простирайте,

С трофея на трофей ступайте,

Да видит то пространный свет,

Что для российския короны

Не страшны войска миллионы,

⁹⁰ И ей нигде препоны нет!

Екатерина в ней владеет,

Восшед преславно на престол,

О пользе общей всех радеет,

Храня людей своих от зол;

Рукой науки насаждает,

Другой противных побеждает,

Разит их, гонит и страшит;

Чего желать нам, россы, боле,

Премудрость видя на престоле?

¹⁰⁰ Она нам меч, и шлем, и щит.

Счастливый век к нам возвратился,

Каков в дни Августовы тек,

Наш век наукой просветился,

Блажен, монархиня, наш век!

Там Меценат, наук любитель,

Мужей достойных покровитель,

В нелестных чтется похвалах;

Но мы счастливее трикраты,

Когда столь многи Меценаты

¹¹⁰ Являются в твоих странах.

О если б глас мой соравнился,

Монархиня, с хвалой твоей!

Тогда б и свет весь удивился,

Пленяясь песнию моей;

Твоих мне дел тьма в мысль вбегает,

Усердье мер не полагает,

Но слаб мой дар их изъяснить;

И чья толико лира стройна,

Котора б петь была достойна

¹²⁰ Дела, что свету не вместить!

Гласи, о муза, песни новы

Во все вселенныя концы,

Готовьте, древеса лавровы,

Для победителей венцы,

Стремитесь, мысленные взоры,

Чрез степи, чрез моря, чрез горы,

Где росс и меч, и огнь несет,

Где он врагов своих карает,

Великость сил их презирает,

¹⁰ Смущает, движет и трясет.

Победам следуют победы,

За славой слава к нам летит,

Внимают о́крестны соседы,

И свет оружье наше чтит;

Нептун главу свою подъемлет

И свисту ядр летящих внемлет

Поверх хребтов средь земных вод,

Пред трон тритона призывает,

Уже ему повелевает,

²⁰ Да свой направит скорый ход.

Златым трезубцем показует

Ему идущие суда:

«Се зри: их путь изобразует

Кипяща пеною вода;

Не паки ль славные герои

Грядут на разоренье Трои?

Или отважный то Ясон

Руно златое похищает?»

Но паки сам в себе вещает:

³⁰ «Прешла их слава, яко сон!

Спеши и скоро возвратися,

Исполнь веление мое,

О сих героях известися…

Но кое зрелище сие?

Я зрю: поверх морския влаги

Борей взвевает росски флаги,

Он их взвевает знамена;

Неложны знаки мною зрятся,

Устами воинов гласятся

⁴⁰ Преславны в свете имена.

И се наполнилась пучина,

И весь пространный воздух полн:

Гласится там Екатерина,

Гласится Павел между волн!»

Изрек и трон свой оставляет,

Коней свирепых направляет,

Ко флоту росскому грядет;

Пред ним поверх седыя пены

Спешат согласные сирены,

⁵⁰ Тритон за ними и́дет вслед.

Меж тем, пучину рассекая,

Победоносный флот течет.

Со удивлением взирая,

Владыка вод и так речет:

«О Петр, когда бы век твой длился,

Ты сам бы днесь возвеселился,

Узря на сих зыбях свой флаг;

Но се его увидят вскоре

Босфор и Мраморное море,

⁶⁰ Эвксин и с ним Архипелаг!

Где всход пресветлыя денницы

И где она кончает бег,

Там флота росского границы,

Где жар и где всегдашний снег.

Но кто бы в мысль тогда представил,

Когда ты ботик свой поставил

На малой области моей,

Что будут для Екатерины

Отверсты дальные пучины,

⁷⁰ И я послушен буду ей!»

Сие изрек владетель моря,

Обратно шествует в свой дом.

Противу бурных ветров споря,

Был слышен глас его, как гром;

Сирены гласу отвечали

И песнью речь его скончали;

Победоносный флот спешит,

Орловых на себе имея,

Летит и ищет сам злодея,

⁸⁰ Уже находит и страшит.

Исполнь сомнения, выходит

Патрон, [1] зря флот наш пред собой,

Уж смельства в сердце не находит,

Едва вступить дерзает в бой;

То бодрствует, то вдруг робеет.

Вся крепость сил его слабеет,

Сразиться хощет и бежать.

Сие ли есть твое геройство?

Сие ли душ великих свойство —

⁹⁰ Грозить, хвалиться и дрожать?

Уже я, духом восхищаясь,

Сердечным пламенем горю

И, мысльми тамо обращаясь,

Сражение меж флотов зрю;

Как тучи, вихрями стесненны

И жупелом обремененны,

Летят на ветренних крылах,

Уже взаимною борьбою

Жмут, давят воздух под собою,

¹⁰⁰ И им предъидут смерть и страх!

Так флот пошел противу флота,

Сжимая гордые валы,

И сила веющего Нота

Разгнать меж их не может мглы;

Восходит облак воспаленный,

Летают ядра раскаленны

И воздух огустевший рвут.

Там грома гром предускоряет,

Там бездна звук их повторяет,

¹¹⁰ И бреги ближние ревут.

Повеждь мне, муза, ратоборство

«Евстафия» [1] со «Мустафой»,

Представь мне силу и проворство,

Представь мне их ужасный бой.

Еще я духом обмираю,

Когда на бывший бой взираю.

Я вижу там разверстый ад;

Там всё свирепый огнь объемлет;

Еще мой слух удары внемлет

¹²⁰ Летящих в воздух двух громад!

Представя в мысленные взоры

Вокруг объятые огнем,

В пучину двигнувшиесь горы,

При разрушении своем,

Сражавшись пред пловущим строем, —

Герой наш с варварским героем

Сим может быть изображен;

Он страшною своей борьбою,

Как Курций, жертвовал собою,

¹³⁰ К своим любовью быв возжжен.

Решилась наша сим судьбина,

Склонилася победа к нам,

Приходит в мысль Екатерина

Ее усерднейшим сынам;

Весь воздух ею наполняют,

Разят врага и прогоняют,

Уж он мятется, прочь течет.

О час! о, радостна премена!

Бежит наш враг, и только пена

¹⁴⁰ Его кровавый кажет след.

Корою всюду покровенный,

Ужасный африканский змей

Стремится, копией пронзенный,

Влеча кровавый хвост землей!

К пещере мрачной прибегает,

И яд, и дух свой извергает,

Повержен, как гора, лежит.

Так флот, противный нам стремился,

Побег в залив и тамо скрылся

¹⁵⁰ И, заперт, в ужасе дрожит.

Усердьем, славою возжженны

И зря успехи таковы,

Текут ко флоту раздраженны

Герои наши, яко львы;

Не держат их нигде преграды,

Летят на воздух все снаряды

И купно вражески суда:

Исчезла гордость их и сила,

Одних пучина поглотила,

¹⁶⁰ Других постигнула беда.

Лишен наш враг стал флота нами,

Лишен оружия и стрел,

И над восточными странами

Летает северный орел;

Под властию Екатерины

По всем брегам прекрасны крины

И горды лавры возрастут,

Польются с гор ручьи прозрачны,

И рощи, и долины злачны

¹⁷⁰ Сторичный плод ей принесут.

Подателей вселенной света

Екатерина просветит,

Изгонит чтущих Магомета

И паки греков утвердит,

Науки падши там восстанут,

Невежды гордые увянут,

Как листвия в осенни дни;

Не будет Греции примера:

Одна с Россиею в ней вера,

¹⁸⁰ Законы будут с ней одни.

Там все едиными устами

Хвалы немолчны вопиют,

Там нимфы, хо́дя меж кустами,

Победы росские поют;

Парнас подобно им взывает,

На помощь россов призывает,

Да при́дут и его спасут,

И се я вижу: чрез пучины

Со именем Екатерины

¹⁹⁰ Герои свет туда несут.

Весь свет о ней наполнен слухом,

Ее дела везде гремят,

Монархи, восхищаясь духом,

И ей подобны быть хотят;

Но участь их с ее несходна:

Иному бодрость не природна,

В том к жалости затворен слух!

Когда же к ней мы взор возводим,

Мы в ней единой все находим —

²⁰⁰ И милость, и великий дух.

Усердна лира, глас направи,

Спеши Екатерине вслед

И все дела ее прослави,

Прославн множество побед.

Но можешь ли успеть толико?

Преславных дел число велико,

Как звезд, блистающих в ночи,

И прежде глас твой ослабеет,

Чем все дела воспеть успеет,

²¹⁰ О, лира громкая, молчи!

Еще дымится та пучина,

Еще стенают берега,

Где мудрая Екатерина

Разила гордого врага,

И где, вия венцы лавровы,

Сожгли турецкий флот Орловы;

Еще тот пламень не погас,

Весь Понт кровавой полон пены,

И смирнские трепещут стены, —

¹⁰ Здесь слышим новой славы глас!

Вещает громкою трубою:

«О ты, Петрополь, весь внемли!

Поверглись паки пред тобою

Твои злодеи на земли;

Гордящиеся паче меры,

Уже рассыпались Бендеры,

Уже казнен заднепрский тать;

Твои повергли их махины,

И кто против Екатерины

²⁰ Возможет в свете постоять?

Великой гордостью надменный,

Не преклонявшийся ничем,

Искусством Панин одаренный

Огнем, громами и мечем,

Отверз град горда Магомета

И брани нынешнего лета

Победой сею заключил;

Чем больше враг стоял в упорстве,

Тем больше славу в ратоборстве

³⁰ Искусный Панин получил.

Крепящимся врагам во граде

Он силы ставил против сил

И во устроенной осаде

Минерву с Марсом съединил;

Но наконец, пылая гневом,

Махин огромных страшным ревом

Валы высокие поверг,

Не представляя в мысли страха,

Велел полкам лететь с размаха

⁴⁰ И тем приял победы верх.

Там, где зари багряны персты

Восточну отверзают дверь,

Пути претрудные отверсты,

О, россы, стали вам теперь;

Не могут ход сдержать ваш скорый

Ни степи, ни леса, ни горы,

Ни вязкость зыблющихся блат.

Когда ж Стамбул сие узнает,

Как воск от пламени растает,

⁵⁰ И будет вам отверст сей град!»

Но кая радость дух объемлет,

Какой я вижу ясный свет,

Какому гласу слух мой внемлет?

Се тако божий сын речет:

«Я создал воздух, море, сушу,

Я царства возвожу и рушу,

И я решу меж ветров при;

Мной всяка плоть живет и дышит,

Мной мудрый в свете суд мой пишет,

⁶⁰ И мною царствуют цари.

Познайте, земнородны, ныне

И, вся подсолнечна, внемли:

Вручаю гром Екатерине,

Да правит оным на земли;

Сердца кичливы и упорны

Отныне будут ей покорны;

Она возвысит верных рог,

Она не чтущих мя накажет

И свету целому покажет,

⁷⁰ Что я един во оном бог».

Изрек, и ангельские хоры

Его воспели чудеса;

Подвиглись жупельные горы,

Ревут и долы, и леса;

От грозного лица господня

Дрожит земля и преисподня,

И всех объемлет смертный страх;

Восток пожаром весь дымится;

Един упорствуя, гордится

⁸⁰ Уже стесненный нами враг.

Зря бедствия неизреченны

И зря конечную напасть,

Познай, срацин ожесточенный,

Познай руки господней власть!

Уже на суше и на море

Твоя судьба решится вскоре,

Не жди льстецов твоих защит;

Отвергни гордость и упорство,

Яви монархине покорство,

⁹⁰ Оно единый есть твой щит.

Огромны храмы и палаты,

Оружие и весь снаряд,

Прегорды башни и раскаты

Твои на воздух полетят;

Не сильны все твои укрепы,

Разверзет ад свои заклепы,

Им гордость будет пожрана;

Рога луны твоей затмятся,

На всех валах твоих явятся

¹⁰⁰ Полков орлиных знамена.

О боже всех, создатель мира,

Мольбу рабов твоих внуши,

Со высочайшего эфира

Противных мышцы сокруши,

И во обширны их пределы

Пошли твои громовы стрелы,

Рассыпь бунтующих врагов,

Которы брани начинают,

Да вскоре все они познают,

¹¹⁰ Что ты творец и бог богов.

А ты, российская денница,

Несчетны дни на нас сияй;

Великая императрица,

Над всех сердцами обладай!

Твои дела, во свете громки,

Чудяся будут честь потомки,

Когда б их льзя им все предать.

Ты наша мудра героиня,

Законодавица, богиня,

¹²⁰ Монархиня и купно мать!

Какая буря наступает

И тмит всходяща солнца луч?

Какая молния блистает

И с серою надменных туч?

Какие сердце движут волны?

Смущенны мысли, страха полны,

Внимают преужасный гром,

Не паки ль бог во гневе яром

Летящей молнии ударом

¹⁰ Сражает пагубный Содом?

Я зрю: там хляби растворенны

Готовы грешников пожрать,

Шары, селитрой раскаленны,

Разят тьмочисленную рать.

То россы Порту угнетают

И сильный полк их возметают,

Как вихрями сгущенный прах;

Слабеют их щиты и стрелы,

Уже в расторженны пределы

²⁰ Вступают гибель, смерть и страх.

Ограды твердые трясутся,

Махины росские ревут,

Крутые вихри в них несутся,

³⁰ Валы и здания падут;

Над всем сим мрачный воздух воет,

Срацынов дух и сердце ноет,

Российски воинства летят

На стены, всюду укрепленны,

Не мыслят быть преодоленны,

³⁰ Хотя бы сам подвигся ад.

Исполнен гордости, упорства,

Еще крепится Оттоман

И изобильными притворства,

Носящими в устах обман,

Прельщен коварными друзьями,

Но, зря свой рок перед глазами,

Еще старается сдержать,

Еще становит вновь преграды,

Еще громадами громады

⁴⁰ Стремится тщетно отражать.

Как гордый вол, направлен к бою,

Опершись на свои рога,

Увидя льва перед собою,

Мнит быть в нем слабого врага

И рост его пренебрегает,

Ревет, ярится, прибегает,

Куда лишь жар его влечет,

Но только в бой вступить дерзает,

Уж сильный лев его терзает

⁵⁰ И с паром кровь его течет, —

Так Порта, гордостью надменна,

Хотела россов низложить,

Забыв о том, что вся вселенна

Оружье их со страхом чтит;

Забыв, когда владела Анна,

Была тогда еще попранна

И падала к ее ногам,

Не помня, что Екатерине

Подвластная Россия ныне

⁶⁰ Стократ ужаснее врагам.

Тогда тебя разили в члены,

А ныне в грудь тебя разят,

Хотински и бендерски стены,

Дунай и Днестр сие гласят;

Где всход пресветлыя денницы,

Там ныне росские границы,

Везде нам путь к тебе отверст.

Лишен ты царства многой части:

Морея стала в нашей власти,

⁷⁰ За нами Яссы, Бухарест.

Теките, мысли восхищенны,

Премудрости в огромный храм,

И зрите путь там, посвященный

Екатерининым стопам;

Сия богиня в оный входит,

С собой мужей достойных вводит

И с ними купно председит,

Полезным их советам внемлет,

Россию мыслями объемлет,

⁸⁰ О благе общества радит

И взором быстрыя орлицы

Предвидит пользу россиян,

Взирая на свои границы,

Взирает в бурный океан,

О всех своих героях мыслит,

Везде победы оных числит,

И прежде грозныя войны,

Пред тем, как в бой вступают войски,

Предвидит качества геройски,

⁹⁰ Которым силы вручены.

Устроятся к победам вечным

Сии герои ею, днесь

Пылая пламенем сердечным,

Пренебрегают ужас весь;

Румянцев войски побеждает,

Там Панин грады осаждает,

Орловы вражески страны

Оружьем храбро покоряют,

Везде враги успех теряют,

¹⁰⁰ Везде и все побеждены!

И се я гласу славы внемлю,

Летящия с восточных стран;

Сей глас, наполнивши всю землю,

Наполнил грозный океан,

Вещает так: «Внемли, вселенна,

Срацынска гордость низложенна

Российской сильною рукой,

С которою земны владыки,

Хоть были сильны и велики,

¹¹⁰ Едва вступать дерзали в бой.

На избавление Салима

Подвигся славный Годефред,

Но сила толь неисчислима

Всегда свой чувствовала вред;

Я зрела там владык плененных,

В оковы тяжки заключенных,

Взводящих к небу томный взор,

Герои в кровных токах тонут,

Другие в тяжких узах стонут.

¹²⁰ О, срам, о, страшный всем позор!

А днесь российская держава

Разит сих варваров одна».

Сие гласит трубою слава,

К восторгу быв приведена;

Пространный свет тому чудится,

Екатериной росс гордится,

Дерзает дале успевать.

О, Август, власть твоя скончалась:

Екатерина увенчалась

¹³⁰ Вселенной всей повелевать.

Возвеселися днесь, Россия,

И новым светом облекись,

Текут часы в тебе златые,

Ты раем паки нарекись:

Иссякла слез твоих пучина,

Возликовствуй, Екатерина,

Яви нам светлое лице,

Воззри веселыми очами,

Согрей нас милости лучами,

¹⁰ Сияй в порфире и венце.

Се Павел здрав перед тобою,

Се твой священный нам залог;

Его всесильною рукою

Воздвиг с одра всемощный бог;

Се отрасль корени Петрова.

К победам паки будь готова

И паки радостям внемли,

Се Павел твой, се счастье наше;

Вы нам всего на свете краше,

²⁰ Всего дороже на земли.

О, ужас бывшия печали!

О, страшных действ ее следы!

С тобою купно мы страдали,

Мечтав в умах своих беды.

Когда ты пасмурно взирала,

Тогда Россия обмирала

И возмущались всех умы;

Весельи были нам невнятны,

Победы громки — неприятны,

³⁰ В объятьи счастья гибли мы.

Когда врагов мы побеждали

В полях геройскою рукой,

Среди трофеев ожидали,

Что нас оставит наш покой;

Когда их стены разрушали,

Тогда мы слез не осушали,

Зря страшну бездну под собой;

Лучи прекрасна солнца тмились,

Сердца и души в нас томились,

⁴⁰ Сражались с гневной мы судьбой.

Подобно так зима по лете

Природу узами тягчит.

Бывает всё пременно в свете,

И вся природа в нем молчит;

Угрюмы тучи солнце кроют,

В пещерах страшны ветры воют,

И львы рыка́ют по лесам;

В них вянут розы и нарциссы,

Одни печальны кипарисы

⁵⁰ Верхи подъемлют к небесам.

Восхода тихия Авроры

Не возглашает соловей,

Богатство у прекрасной Флоры

Отъемлет яростный Борей;

Он древ верхи на землю клонит,

Пастушек с пастухами гонит

С лугов во мрачны шалаши;

В брегах источник устрашится,

Теченья быстрого лишится,

⁶⁰ Лишится всё своей души!

Сему подобно вся Россия

Лишалась живности своей,

Когда мечтания презлые

Грозили гибелию ей.

А ты, усердный попечитель,

Наставник Павлов и рачитель.

Ты больше страха всех терпел;

Грозна твоя была судьбина,

Душа с питомцем в вас едина,

⁷⁰ Едину часть ты с ним имел.

В твоем лице мы познавали

Над Павлом злой болезни власть,

С тобой крушились, унывали,

Ввергаясь в лютую напасть.

Какую ж радость ощущали,

Когда уста твои вещали,

Что Павел в бодрость приходил,

Потом, что он своим геройством

Души и разума спокойством

⁸⁰ Болезнь, как гидру, победил.

Тогда природа оживилась,

Исчезла бледность наших лиц,

Весна прекрасна здесь явилась,

Воспели хоры разных птиц,

Пустились с гор кристальны воды,

Ликуют разные народы,

Отвергши прочь из мысли страх,

Везде веселье вновь родится,

Стократно Павел там твердится

⁹⁰ Во всех прерадостных устах.

О, сын премудрой героини,

Прещедрый неба россам дар!

Любови нашей не отрини,

Внемли к себе наш чистый жар,

Велик своим ты в свете родом,

Но больше тем, что чтим народом;

Сие души твоей есть плод.

Такие в свете все владыки

Счастливы, славны и велики,

¹⁰⁰ Которым предан их народ.

Надежда росского народа,

Воззри на искренность сердец;

Тебя пустила в свет природа,

Дабы ты россам был отец.

Сея божественной науки

Навыкнув от Петровой внуки,

Вослед ей бодрственно гряди;

Твой разум в том успех получит,

Она владеть тебя научит,

¹¹⁰ А ты в храм славы нас веди.

Багряну ризу распустила

По небу тихая заря

И тем прекрасных дней царя

Приход вселенной возвестила.

Прохладой полный утра час

Взывает дух мой на Парнас;

Уже я лиру восприемлю,

Хочу воспеть, на ней глася,

Приятну песнь произнося,

¹⁰ Что паки мир грядет на землю.

Внезапно прах военный всходит

И солнцу луч простерть претит,

Но слава паки к нам летит,

Срацинов в страх, нас в радость вводит.

Трубу прияв в свои уста,

Гласит сие во все места:

«Внемлите, россы, радость нову,

Победа в ваших днесь руках,

Врагов всех паки обнял страх,

²⁰ Те паки терпят часть сурову!»

Минерва паки торжествует,

Рыдает паки днесь Агарь,

Глася: «Перун, мне в грудь ударь,

Да слух мой вопля не почует

Моих сраженных ныне чад,

Которых взял свирепый ад,

Исторгнув из объятий нежных.

Коль сил моих попрана мочь,

Сокрой мой стыд ты, вечна ночь,

³⁰ Дабы не зреть мне дней мятежных.

На то ль я чад моих питала

Покоя в мирной тишине?

На то ль, чтоб горести одне

Я паки чувствовати стала?

На то ль я тщилась их беречь,

Дабы поял всех росский меч?

Рука их тем разит цельнее,

Чем есть пред нею крепче враг,

У росса каждый страшен шаг,

⁴⁰ Где есть упор ему сильнее.

Из них подобен всяк Борею,

Чем больше путь его стеснен;

Противу гор, противу стен

Летит он с наглостию всею,

И там его ярчае рев,

Где множество матерых древ;

Но он же тихими крылами

По тучным пажитям летит,

Траву колеблет, не вредит,

⁵⁰ Сражаясь с гордыми дубами.

Мои, упившись вод Секваны,

Являли в шумстве бодрый дух;

Но лишь достиг к ним бранный слух,

Разверзлись все их прежни раны,

Которы росс им налагал,

Когда их силы повергал,

Наполнив землю их телами;

Но их покой им излечил,

Когда орел от действ почил

⁶⁰ И не разил в их грудь стрелами.

Однако Мустафа надменный

Велит к оружию им течь,

Велит им флот российский сжечь,

Наруша мир постановленный;

Но их изнежил всех харем,

Всяк меч считает за ярем,

Броню свою за тяжко рало;

Уже их храбрый дух простыл,

Уже врагам свой кажут тыл,

⁷⁰ Хоть сердце бодростью пылало.

Напрасно в мыслях я мечтала

Ко славе россам путь пресечь:

Се их я паки острый меч

Чрез действа бранны испытала,

Я в мир оружье подняла,

Сразить чтоб росского орла,

Хотя б сей бой мне был поносен;

Но так же бодрствует орел,

Полет его быстряе стрел,

⁸⁰ Перун его мне смертоносен.

Уже от невских струй взвевает,

Прешед моря, российский флаг,

Эвксин и весь Архипелаг

Пловущим строем покрывает,

Везде себе взимает дань,

Везде мои лишь вступят в брань, ‑

Везде урон и неудача,

И днесь в начаты битвы вновь

Течет моих ручьями кровь,

⁹⁰ Исполнен воздух вдовья плача.

Стамбул в отчаяньи трепещет;

Исполнен глада, тяжких дум,

Он мнит оружий слышать шум,

Когда вал в брег его заплещет.

Росс близкий мысль его трясет,

Он мнит, что каждый вал несет

К нему с победою оковы;

И, ту предчувствуя напасть,

Раскаты все готовы пасть

¹⁰⁰ И стены пасть его готовы.

Сему подобно исчезают

Снега от солнечных лучей;

Так воды быстрые ключей

От ветров хладных замерзают.

Как солнце тает, стынет кровь,

От россов страх, к своим любовь

Родят в нем действа несогласны:

То мнит вести начатый бой,

То мнит чрез мир найтить покой;

¹¹⁰ Но все намеренья напрасны!»

Престань рыдати неутешно,

Агарь, о чадех ты своих,

Принудь покорствовати их,

Вели искати мира спешно!

Екатерина, россов мать,

Скора пощаду винным дать;

Но если кто не сдержит слова,

Забыв союзов мирных честь,

В руке ее готова месть

¹²⁰ Карать изменника такого!

Какой ужасный ветр навеял

Тебя, кровавая война?

Раздор тебя меж смертных всеял,

И ты Алектой рождена.

Когда исходишь ты из ада,

Побегнет прочь от всех отрада,

И сквозь сгущенных серой туч

Не светит солнца ясный луч.

Ты яд на землю изливаешь,

¹⁰ Плоды ужасные родишь,

Меж царств союзы разрываешь,

Народы мучишь и вредишь:

Твои советы все суть вредны,

Дела и пагубны, и бедны;

Твой глас колеблет целу твердь,

Твой взор изводит люту смерть.

Ты гонишь ратаев прилежных

К оружию с обильных нив,

Лишаешь мыслей безмятежных,

²⁰ Сердца их гневом вспламенив;

Наполня ум вражды и злобы,

Ведешь из храмин их во гробы

И из объятий нежных рук

На тысящи несносных мук.

Ты жен с мужьями разлучаешь,

Отцов лишаешь их детей,

Любовниц верных огорчаешь,

Друзей отъемлешь у друзей;

Ты всем несносны скорби деешь,

³⁰ Младенцев сущих не жалеешь,

Ниже прекраснейших девиц;

Ты санов не щадишь, ни лиц.

Когда ты бранною трубою

Сзываешь войски на поля,

Предъидет смерть перед тобою,

Багрится кровию земля,

Тлетворны ветры вслед тя дуют,

И все стихии вдруг бунтуют,

Разверст там ада зрится зев,

⁴⁰ Там все являет божий гнев.

Где ступишь ты, там всё сгорает

И превращается во прах,

Там тьма безвинных умирает,

Везде отчаянье и страх,

Везде рыдание и слезы,

На пленных тяжкие железы,

На победителях их кровь;

Там страждут дружба и любовь.

Несчастные там жены стонут,

⁵⁰ Лишась мужей своих навек,

Мужья, за них сражаясь, тонут

Среди своих кровавых рек.

Сама природа тамо страждет,

Убивством всякий воин жаждет,

Из коих весь составлен строй,

Убийца каждый там герой.

Представь, о древность, мне пред очи

Вселенныя спокойный век!

Там в сладком мире дни и ночи

⁶⁰ Препровождает человек;

Земля там в части не делится,

Там вся природа веселится,

Бегут оттоль вражда и гнев,

Там с агнцем почивает лев.

Пастух без робости выходит

Со стадом в тучные луга,

Ни в чем он страха не находит,

Ни в ком не зрит себе врага;

Никто плодов не насаждает,

⁷⁰ Плоды сама земля рождает,

Рождает тучное пшено,

Для всех обильно и равно,

Там жители земного круга

Едина кажется семья.

Верна супругу там супруга,

Нелицемерны там друзья;

Там нет ни зависти, ни лести;

Сердца, исполненные чести,

Устами правду говорят;

⁸⁰ Все право мыслят и творят.

В таком-то были совершенстве

Живущи твари на земли,

В свободе, братстве и раве́нстве

Счастливу жизнь свою вели.

О жизнь, которой нет примера,

Меж всех была едина вера,

Меж всех единый был закон,

И царствовал над всеми он.

Но, тщетною пленяясь славой,

⁹⁰ Неблагодарный человек

И сею лютою отравой

Разрушил сам златый свой век:

Уже его счастливы годы,

Подобно как в пучину воды,

В разверсту вечность протекли

И всё спокойство увлекли.

Тогда исторглись злы пороки

Из адския утробы в свет,

Уже везде кровавы токи

¹⁰⁰ Род смертных, злобствуя, лиет,

Любовь и дружба исчезает,

Там сильный слабого терзает,

Там давит бедного богач,

Тиран, не тронут, внемлет плач.

О страх, о лютая премена,

Земля злодействами полна,

Везде кровавые знамена

Несет с победами война,

Спокойство смертных возмущает,

¹¹⁰ Прекрасны зданья обращает,

Труды премножества людей,

Во обиталища зверей.

Там многа сила облегает

Отвсюду укрепленный град,

Уже подземна изрыгает

На воздух преужасный ад,

Претемный облак к небу всходит:

Не дождь на землю производит

Сия ужаснейшая мгла,

¹²⁰ Но мертвых воинов тела.

Лежат растерзанные члены,

Там труп, а там с главой рука,

И сквозь разрушенные стены

Течет кровавая река;

Несчастный смертных род в ней тонет,

Земля под тяжестию стонет

Возвышенных из трупов гор,

Речет, взводя на небо взор:

«На то ли, боже, извлеченны

¹³⁰ Тобою смертные из тьмы,

Чтоб были так ожесточенны

У них все чувства и умы,

Чтоб кровь свою реками лили

И чтоб зверям подобны были?

Не с тем ты, боже, создал свет,

Дабы он был исполнен бед.

Ты свят, ты праведен, незлобен,

Ты щедр, ты царствуешь вовек,

Тебе, во всем тебе подобен

¹⁴⁰ Быть должен всякий человек.

Простри свои святые длани,

Смири неправедные брани,

Мяте́жи скоро утиши

И гордых мышцы сокруши.

Кто ближе всех к тебе душею,

Тому во власть меня вручи,

Да он десницею своею

Сотрет враждующих мечи.

Премудрая Екатерина

¹⁵⁰ Сего достойна лишь едина,

Из смертных равного ей нет,

Вручи во власть ее весь свет!»

Вознесись со мною, лира,

Торжествуя на Парнас,

Да концы пространна мира

Внемлют твой приятный глас;

Перестань, война кровава,

Нежны мысли возмущать,

Се меня взывает слава

Россам радость возвещать.

Музы, глас мой повторяйте,

¹⁰ Мир в сердца людей вперяйте.

Непостижными судьбами

Царь небесный положил,

Чтобы, россы, между вами

Петр в своих потомках жил,

Чтоб художества, науки

И торги у вас цвели,

Чтоб оружий ваших звуки

Разносились по земли,

Чтоб вас други почитали

²⁰ И злодеи трепетали,

Чтоб цвела Россия ныне

И вкушала век златой,

Скиптр вручил Екатерине

Он десницею святой;

Облачил ее в порфиру,

На главу взложил венец,

Тем явил пространну миру,

Что России он отец.

Что же впредь он обещает —

³⁰ То нам Павел предвещает.

Под Минервиной рукою,

Яко лавр, он возрастал

И, исполнясь красотою,

Нам героем возблистал;

Днесь вступая в брачны узы,

Проливает радость нам.

Отверзайте, чисты музы,

Мне Гимена светлый храм,

Да увижу тамо ясно,

⁴⁰ Сколь сияет он прекрасно.

Над цветущими лугами

Вознесен ко облакам,

Почитаемый богами,

Вижу я огромный храм;

Стены яспис составляет,

И помост его янтарь,

Меж златых столпов сияет

Адамантовый алтарь;

Вкруг стоят надежда, младость,

⁵⁰ Дружба, верность, честь и радость.

Счастье там непеременно

В власти сильна божества,

Время в узах заключенно,

Разрушитель вещества.

Нимфы разными цветами

Устилают к храму путь,

И Зефир на них устами

Тщится с тихостию дуть.

Там забавы все теснятся,

⁶⁰ Игры, смехи веселятся.

Се, подобна солнцу ясну,

Матерь росских стран грядет

И с собой чету прекрасну

Во святилище ведет.

Им любовь во храм предходит —

Нежных душ всесильный царь —

И младых супругов вводит

Пред блистающий алтарь;

Красоту их зря, дивится,

⁷⁰ Сам их пленник становится.

Храма царь чету сретает, —

Множа пламень их, — Гимен.

Мысль в восторге, сердце тает,

Зря грядущих круг времен,

В кои будут наши чада

Во спокойстве обитать;

Павел им отец, отрада,

И Наталия им мать.

О чета, от всех почтенна!

⁸⁰ Буди ввек благословенна.

Возносите гласы громки,

Россов множество племен.

Сочетаются потомки

В свете сильных двух колен;

Карл [1] германов покровитель

И преславный был монарх,

Игорь — греков победитель

И всего Востока страх;

Но российские владыки

⁹⁰ Многи славны и велики.

С кем же Петр сравнится ныне?

Кто быть может столь велик?

Зрим его в Екатерине

Всех доброт пресветлый лик:

В ней премудрость, бодрость, вера

Обитают навсегда.

Ни Петру, ни ей примера

Не бывало никогда.

Павел может быть им равен:

¹⁰⁰ Он премудр, он будет славен.

Представляется пред очи

Мне судьба грядущих лет:

Посреди глубокой ночи

Вижу дел геройских свет;

Павел Хину побеждает,

Огражденную стеной,

И закон свой учреждает

Над полдневною страной;

И за льдистыми волнами

¹¹⁰ Побеждать он будет с нами.

Если ж хощет он спокойно

В мире царством обладать,

Упражнение достойно

Может в зрак его предстать:

Заведенные науки

В совершенство приводить,

Что рука Петровой внуки

Тщится ныне насадить.

Венценосцу на престоле

¹²⁰ Дел всегда пространно поле.

Мысль плененна прелетает

На восточные края,

Где Россия угнетает

Сопротивника ея;

Вижу там полки орлины,

Вижу их оружий блеск,

С именем Екатерины

Слышу их веселый плеск;

Радость всюду их несется,

¹³⁰ Враг от ужаса трясется.

Росс противников карает,

Где есть солнца только свет,

Сил число их презирает,

Поражает, гонит, жмет;

Посреди морской пучины

И во всех частях земных,

Где сражаются срацины,

Там везде погибель их;

Если б в воздухе те жили,

¹⁴⁰ Их и там бы низложили.

Слава громкою трубою

Радость воинству гласит

И лютейшею судьбою

Сопротивникам грозит;

Велегласно возвещает:

«Совершился Павлов брак!»

Россов радость восхищает,

У врагов мутится зрак,

Зависть их сердца терзает,

¹⁵⁰ Кровь от страха замерзает.

Мыслят: если Павел вступит

Праотцев своих в степень,

Злобе жало он притупит,

Нам последний будет день,

День, в который ополчится

Сей герой противу нас,

Солнце наше помрачится,

Лунный свет уже погас:

И земля, и хладны волны

¹⁶⁰ Крови нашей ныне полны.

Тако враг наш, ужасаясь,

В смутных мыслях, вопиет

И, погибели касаясь,

Яд свой с кровию лиет;

Но Россия восхищенна,

Зря прекрасную чету,

К ним любовию возжженна,

Чтит их род и красоту,

Перстом в небо указует

¹⁷⁰ И в восторге предсказует:

«Солнце землю освещает,

Свой в Весах имея зрак,

Много счастья предвещает

Через твой мне, Павел, брак.

Как во осень изобильных

Земледелец ждет плодов,

Так героев я пресильных

От тебя жду в дом Петров,

Править скипетром способных,

¹⁸⁰ Жду владык, Петру подобных!»

Восхищению России

Подражают небеса:

Укротилися стихии,

Зеленеют древеса.

И во дни, когда морозы

Ниспускает к нам эфир,

Здесь цветут прекрасны розы,

И целует их зефир.

Вся природа торжествует

¹⁹⁰ И со Павлом ликовствует.

Но внезапно растворились

Предо мной небес врата,

Мысли светом озарились,

Блещет всюду красота;

Жаром дух мой воспаленный

Продолжати песнь горит.

Но кого? Творца вселенны

На престоле славы зрит.

Мысль видение пленяет,

²⁰⁰ Бог верхи небес склоняет.

Он предвечными устами

Ко младым супругам рек:

«Благодать да будет с вами;

Продолжайте в счастьи век;

Расцветайте, яко крины,

И во время дайте плод;

Под рукой Екатерины

Ублажит вас смертных род.

Вы ж взаимным жаром тайте,

²¹⁰ Россов матерь почитайте!

Вознесу тебя, поставлю

Во геройский светлый лик,

Павел, я тебя прославлю

Между всех земных владык;

Ты ж, по правде поборая,

Буди в помощь ей скора,

Будь Наталия вторая

И роди во свет Петра —

Рождшей Павла к утешенью

²²⁰ И венца ко украшенью!»

Совершилась всех судьбина,

Торжествуют Павлов брак.

Обрати, Екатерина,

На Россию светлый зрак:

От страны, где льдисты воды,

До страны, где вечный зной,

Веселятся все народы,

Коих скиптр покоит твой.

Все они тобой пылают

²³⁰ И на небо так взывают:

«О творец, всех благ содетель!

Гласу нашему внемли,

Ты на троне добродетель

²⁴⁰ Прославляешь на земли!

Наших радостей причина,

Душ царица, райский свет,

Россов мать, Екатерина,

Да владеет столько лет,

Сколько к ней сердец пылает:

²⁴⁰ Весь народ того желает».

Престали пламенны громады

Вселенной страхом угрожать,

Престали смертны без пощады,

Стремясь, друг друга поражать;

Носяща в недрах смерть всечасно —

Война, чудовище ужасно,

Потупя свой кровавый зрак,

Коней свирепых направляет,

Бежит, вселенну оставляет

¹⁰ И кроется во вечный мрак.

Густые тучи удалились,

Исполнен света стал эфир,

Врата небесны растворились,

Нисходит всем желанный мир;

Чело его являет радость,

Из уст лиет небесну сладость,

Держа оливну ветвь рукой.

Преславный вождь полков российских

Потряс сердца градов асийских

²⁰ И паки им дает покой.

В полках российских бранны звуки,

В срацинских смолкли вопль и стоп;

Торги, художества, науки

Минервин окружают трон.

Лицо иссохшее имея,

Бледнеет Зависть, как лилея,

Российские успехи зря;

Ярясь, сама себя терзает,

Змииным жалом грудь пронзает,

³⁰ Гееннским пламенем горя.

Едва главу свою подъемлет,

Едва возводит тусклый взор,

Там гласы радостные внемлет.

Где прежде царствовал раздор;

Где прежде воздух ядра рвали

И трупы землю покрывали,

Там зрит ликующих людей;

Мятется, стонет и трепещет,

Зубами ржавыми скрежещет

⁴⁰ В жестокой ярости своей.

Подобно как пространно море,

По буре укротяся вдруг,

На место волн, кипящих вскоре,

Являет струйки как жемчуг;

Борей уж боле в них не свищет,

Зефир, резвясь, сокрыться ищет,

На мелки части их деля:

Пловец без страха их преходит,

Корабль в пристанище приводит,

⁵⁰ Спокойством дух свой веселя.

Се тако жители земные

По буре лютыя войны,

И старцы, купно и младые,

Покоем быв ограждены,

Сердечну радость ощущают

И с восхищением вещают:

«О, коль блаженны мы теперь!

Никто меж нами не восстанет,

Никая скорбь в нас душ не тронет,

⁶⁰ Отверста нам ко счастью дверь!»

Но вестница драгого мира

Летит во весь пространный свет;

За ней в пространствии эфира

Не успевают ветры вслед;

К державам мирным поспешает

И им трубою возглашает

России славные дела:

«Внемлите, бкрестны соседы,

Судьба сынов ее победы

⁷⁰ На вышний степень возвела.

Петром Великим был восставлен

Народ ее и прерожден,

Екатериной днесь прославлен

И в вечном счастьи утвержден;

Владыки росские дотоле,

Сидя на княжеском престоле,

Ордам давали в нем отчет.

Теперь превратна та судьбина:

Великая Екатерина

⁸⁰ Ордам владетелей дает.

Завистники российской славы,

Престаньте светом вы мутить:

Екатерина злобны нравы

Возможет ваши укротить.

Уже погибель вам настала,

Она днесь светом возблистала,

Прогнав коварства вредну мглу;

Не страшно ваше пререканье,

Как льва свирепого рыканье

⁹⁰ Парящу в солнцев дом орлу.

Где крыться пред богиней сею?

Везде ей новый путь отверст;

Пройдет всё воинство пред нею,

Куда ее укажет перст;

Леса и горы превысоки,

Разверсты пропасти глубоки

Не сильны ход его сдержать:

Оно, покрытое зарями,

Пойдет и сушей, и морями

¹⁰⁰ Гордыню вашу поражать.

А ты, о Белая Россия,

Великия России дщерь,

Пришед из области чуждыя

В объятьи материи, и верь,

Что ты не рабские оковы,

Но с нею удовольства новы

Отныне будешь ощущать;

Не мнимой волей величаться,

Прямою ею наслаждаться

¹¹⁰ И благо вечное вкушать.

Вражда, раздор и неустройство,

Источники твоих всех бедств,

Преобратятся во спокойство

И в разны образы торжеств;

Места, войной опустошенны

И всех красот своих лишенны,

Торжественный воспримут вид;

Екатерина всё спокоит,

Блаженство жителей устроит

¹²⁰ И духом мирным оживит.

По зное тако оживляет

Аврора томные цветы,

Когда росою окропляет

Почти увядши их листы;

Как ты щедрот ее росою,

Наполнясь новою красою,

Россия, будешь процветать,

Во всем подобясь райску крину.

«Я всех врагов твоих низрину»,—

¹³⁰ Речет тебе всех россов мать».

Дерзай, о лира восхищенна,

Превысить тоном днесь Парнас;

Внемли, пространная вселенна,

Внемли ее гремящий глас.

Но что я зрю перед собою?

Се слава, двигнута судьбою,

Разверзла свой пресветлый храм;

Внутри его сияет злато,

Стоят, украшены богато,

¹⁴⁰ Престолы праведным царям.

Среди всех тронов трон возвышен,

Объят сиянием вокруг,

Во храме глас приятный слышен:

«Сей трон за множество заслуг

Российской матери поставлен;

Здесь будет век ее прославлен

По тьме великих в свете дел.

Она до поздных дней достигнет,

До звезд российский рог воздвигнет!

¹⁵⁰ Таков есть вышнего предел.

Наследник Росския державы,

Надежда радостных сердец,

Внимая глас гремящей славы,

Владыка буди и отец,

Мужайся, бодрствуй и крепися,

Владеть у матери учися

И шествуй по ее стопам;

Велик во свете сем и славен,

С Петром и с нею будешь равен

¹⁶⁰ И прийдешь славы в вечный храм.

А ты, великая княгиня,

Со Павлом быв сопряжена,

Российска буди героиня,

Не герою став жена;

Красуйся ввек своей судьбою,

Когда украшен стал тобою

Младого Павла днесь чертог;

Благословенна вечно буди,

Да узрят вам подвластны люди

¹⁷⁰ Любови вашея залог!»

Позволь достойною хвалою,

О матерь россов, мне вознесть

Героев, кои пред тобою

Являли храбрость, разум, честь.

Ты, муза, мысль мою направи,

Прийди ко мне, меня настави

И лиру мне устрой мою;

И се я глас ее уж внемлю,

Гремящу лиру восприемлю

¹⁸⁰ И с жаром искренним пою:

О вождь российский Минервы,

Кто храм войны нам отворил

И кто, к врагам стремяся первый,

Хотин России покорил!

Твою зря честь и добродетель,

Небес и твари всей содетель

Противных стрелы притупил;

А ты их злобы жаркий пламень

И тяжку силу, яко камень,

¹⁹⁰ В струях Днестровых потопил.

Поправшие прегорды строи

В боях отважных агарян,

Презнаменитые герои,

Хвала и честь полночных стран,

Сыны отечества и други,

За все свои к нему услуги

Венчались вы побед венцем,

И он дотоле не увянет,

Доколь сияти солнце станет

²⁰⁰ В великолепии своем.

Кагул со Чесмою вещает

Число геройских ваших дел;

Но славы громкой не вмещает

Всея вселенныя предел;

Для ней концы земные тесны,

В которых оба вы известны;

Она в грядущи времена,

Чтоб знали поздные потомки,

Вместит меж звезд победы громки

²¹⁰ И с ними ваши имена.

Едину узрят там планету,

Румяна всходит где заря:

Сие являти будет свету

Погибель рода визиря.

Другая будет над волнами

Пылать подобными огнями.

Какими турский флот горел;

Уже я зрю над глубиною:

Луну, объяту вечной мглою,

²²⁰ Терзает северный орел.

Искусный россов предводитель,

Героям будущим пример,

Ты стал прехрабрый победитель

Упорных до тебя Бендер;

Чрез крепость их необориму

Ты россам путь отверз ко Крыму

Великим мужеством своим,

И, множа славы росской звуки,

Преемник твой лишь меч взял в руки

²³⁰ Упал, пред ним повергшись, Крым.

Всегдашнею гремяща славой

Монархине усердна рать,

Обыкша под ее державой

Противны силы поборать,

Соединенная сердцами,

Победоносными венцами

Украсясь, стань и не греми,

Гряди в отечество драгое

И здесь, в возлюбленном покое,

²⁴⁰ Достойну почесть восприйми.

Но если кто из смертных рода

Дерзнет покой твой возмутить,

Тогда потщится вся природа

Сему злодею отомстить;

Он узрит купно все стихии

Для защищения России,

К нему в себе несущи страх;

Злодей, содрогнувшись, восстонет,

В ручьях крови своей потонет

²⁵⁰ И возмятется, яко прах.

А вы, которы составляли

Во храме мудрости совет

И здравым разумом являли

Пути для сбывшихся побед,

Вас время в мраке не оставит

И тех не менее прославит,

Кто в поле ратном пребывал;

Заслуги ваши всех суть разны,

Те были там, вы здесь непраздны,

²⁶⁰ И все достойны вы похвал.

Восторг мне паки мысль объемлет,

Разверсты вижу небеса.

Какие громы слух мой внемлет!

Шумят дубровы и леса;

Но то не громов страшны споры:

Воспели ангельские хоры

Святые песни всех царю.

Исполнен воздух весь лучами,

Уже душевными очами

²⁷⁰ Преславное виденье зрю!

Имея трон свой над звездами,

Подножьем солнце и луну,

Творец, непостижимый нами,

Воззрев в полночную страну,

Вещал: «Внемлите, смертных роды,

Внемли, земля, внемлите, воды,

Внемли, огнь, воздух и эфир:

Россию вечно я прославлю

И с нею сей завет поставлю:

²⁸⁰ Да будет трон ее — весь мир».

Всё на свете сем превратно,

Всё на свете суета;

Исчезает невозвратно

Всякой вещи красота:

Младость и лица приятство,

Сила, здравие, богатство,

И порфира, и виссон;

Что в очах нам ни блистает,

Всё то, яко воск, растает

¹⁰ И минется, яко сон.

Всякой вещи в Свете время,

Всякой мысли есть конец;

Старость — наше тяжко бремя

И мучение сердец.

Только старость овладеет,

Кровь, иссякнув, охладеет,

Нежны чувствия замрут;

Что нас прежде услаждало,

Что веселие рождало,

²⁰ То родит болезнь и труд.

Поместятся мысли скучны

Вместо всех веселых дум,

И печали неотлучны

Отягчати будут ум;

Ум во скуке злой потонет,

Сердце томное застонет

И утех не ощутит;

Всё затмится пред очами,

Дни покажутся ночами,

³⁰ Что увижу, всё смутит.

Ах! о время дней кратчайших,

Время, лютый наш тиран!

Воды струй твоих сладчайших

Льются в вечный океан.

Мы тобой себя прельщаем.

Только редко ощущаем,

Сколь ты скоро протечешь,

И что в жизни нам приятно,

Ты с собою невозвратно

⁴⁰ Всё во вечность увлечешь.

Время всё от нас похитит

И со оным нас самих,

Хоть оно и не насытит

Алчных челюстей своих.

Всё исчезнет то росою;

Время острою косою

Всё ссечет в единый час...

И меня... когда? — не знаю,

Только глас его внимаю,

⁵⁰ Сей его внимаю глас:

«Всё, что зрится вам прекрасно,

Всё с собою унесу;

Всё на свете я всечасно

Возмущаю и трясу;

Возведите только взоры:

Где высоки были горы,

Тамо пропасти земны;

Инде киты обитали,

Острова там ныне стали

⁶⁰ Из морския глубины.

Где вселялись рыбы, гады,

Там жилища днесь людей;

Превращаю я и грады

В обиталище зверей;

Горы с места предвигаю,

И потрясши их ввергаю

Во пространные моря;

Солнце, звезды со луною

Протекут навек со мною,

⁷⁰ И престанет быть заря».

Всякий шаг нам — шаг ко смерти,

Всякий миг влечет нас к ней,

Всякий глас грозит претертн

Вервь кратчайших наших дней.

Что мы думаем иль пишем,

Говорим иль просто дышим, —

Время между тем течет.

Как сие изрек я слово,

Наступило время ново,

⁸⁰ А того уж больше нет.

Свет исполнен злых пороков

И исполнен суеты,

Муз любимец, Сумароков,

⁹⁰ Возвести о сем мне ты,

Коль во свете всё пременно,

Всё нетвердо, ломко, тленно,

Сан, богатство, жизнь — мечта,

Чем же Свет нам толь прелестен,

Коль всему конец известен?

⁹⁰ Что же в нем не суета?

Взнесись, моя гремяща лира,

Со мной на светлый Геликон

И в дни возлюбленного мира

Возвыси твой приятный тон;

Забудь войны часы гневливы,

Воззри на лавры и оливы

В Победоносцевых руках;

Не грома стук, не молний блески,

Внимай торжественные плески

¹⁰ В Екатерининых полках.

Се ею гидра низложенна

И злоба в ад заключена,

Сугубым светом озаренна

Пространна Росская страна;

Престала быть природа в споре,

Уже на суше и на море

Простерся мир и россов власть.

Героев часть, чтоб мир смущати,

Но мир вселенной возвращати —

²⁰ Твоя, Екатерина, часть!

Твоя душа героев выше,

Когда война смущает свет;

Твоя душа зефира тише,

Когда сраженным мир дает;

Противным страх, своим отрада,

Союзным твердая ограда,

Гонимым счастием покров;

Минерва ты среди совета,

Щедротою Елисавета,

³⁰ Имея дух в себе Петров.

В очах твоих премудрость блещет,

Из уст исходит правый суд,

Перед тобою злость трепещет,

Враги к ногам твоим падут,

И пред твоим пресветлым троном

Стоит Фемида со законом;

Закон сей — кротость уст твоих:

Там милость истину сретает,

И мир там правду лобызает,

⁴⁰ Держа в объятиях своих.

О вы, вселенныя владыки,

Услышите сей правды глас:

Не тем вы до́лжны быть велики,

Что знаки царские на вас;

Не красила вовек корона

Калигулу, ниже Нерона,

Таких главы тягчит венец.

И Тит не тем прославлен в мире,

Что был во царской он порфире,

⁵⁰ Но тем, что Риму был отец.

Екатерину не порфира

Меж вас великою творит;

Екатерина — ангел мира,

Она вселенной мир дарит;

Она не тамо ищет славы,

Где меч лиет ручьи кровавы;

Но ищет той в спокойных днях:

России всей покой устроя,

Себя той вместо беспокоя,

⁶⁰ Препровождает дни в трудах.

Когда багряная Аврора,

Оставя плосковидный понт,

Отъемля мрак от смертных взора,

Румянит синий оризонт, —

Монархиня всех пользе внемлет,

Храня людей своих, не дремлет,

Гоня от них печалей тень;

Когда ж прекрасный Феб восходит,

Уже в трудах ее находит,

⁷⁰ И в них она кончает день.

Я зрю душевными очами

В подвластный ей привольский край:

Уже, щедрот ее лучами

Согрет, он паки зрится рай;

Уж неплодоносны лозы

Являют на вершинах розы,

Там нивы кажут свой восход,

Там ратай ждет за труд награды,

А там зелены винограды

⁸⁰ Сторичный обещают плод.

По долгом тако наводненье

В Египте благотворный Нил,

Снеся с нолей воды стремленье,

Оставит меж браздами ил;

Но только солнце тот согреет,

Земля вся жатвой зажелтеет,

Взрастя ей данны семена.

Твоих щедрот лучем нагрета,

Явится жатвою одета

⁹⁰ Опустошенная страна.

Там грады, злобой разоренны,

Подобясь кедровым лесам,

Твоей щедротой ободренны,

Главы возносят к небесам;

Казань, из пепла возвышаясь

И, как невеста, украшаясь,

Тебе, монархиня, речет:

«Ты днесь меня возобновила

И, бывшу мертву, оживила,

¹⁰⁰ Се век мой снова потечет!»

Россия, на свои трофеи

Возлегши, зрит повсюду мир,

И внемлет, что ее Орфеи,

Устроя глас гремящих лир,

Не брани страшны воспевают,

Где кровны токи проливают;

Но хор певцов свой ум вперил

Твою воспеть гремящу славу

И веселящуся державу

¹¹⁰ Под сению монарших крыл.

Москва, венчанная стенами,

Восстав от смертного ей сна,

Горит торжеств своих огнями

И, яко нежная весна,

Поправ лютейшие морозы,

Держа в руках прекрасны розы,

Тебе плетет из них венец.

Но ты сего ль венца достойна?

Что вся Россия днесь спокойна,

¹²⁰ Сплетен из наших он сердец.

О ты, при токах Иппокрены,

Парнасский сладостный певец,

Друг Талии и Мельпомены,

Театра русского отец,

Изобличитель злых пороков,

Расин полночный, Сумароков!

Твоей прелестной глас свирели,

Твоей приятной лиры глас

Моею мыслью овладели,

Пути являя на Парнас:

Твоим согласием пленяясь,

Пою и я, воспламеняясь.

И се твоим приятным тоном

И жаром собственным влеком,

Спознался я со Аполлоном

И музам сделался знаком;

К Парнасу путь уже мне сведом,

Твоим к нему иду я следом.

И так, как тихому зефиру,

Тебе вослед всегда лечу,

Тобой настроенную лиру

Я худо строить не хочу;

Всегда мне вкус один приятен,

Который важен, чист и внятен.

Но вкусы всех воспеть не можно,

Они различны у людей:

Прадон предпочитаем ложно

Расину «Федрой» был своей;

Но что? Прадонов вкус скончался,

Расин победой увенчался.

Не пышность — во стихах приятство;

Приятство в оных — чистота,

Не гром, но разума богатство

И важны речи — красота.

Слог должен быть и чист, и ясен:

Сей вкус с природою согласен.

Я стану слог распоряжати

Всегда по вкусу одному

И тем природе подражати,

Тебе и здравому уму.

Случайны вкусы все суть ломки

И не дойдут они в потомки.

Градского шума удаляся,

Приемлю лиру я мою,

Во Ярополче веселяся,

Приятность оного пою.

Бегите прочь, градски забавы,

Вы портите сердца и нравы.

Я чистым воздухом питаюсь,

Прогнав от глаз коварства тень,

В эдеме ныне обретаюсь,

Где мне сияет правды день,

Где нет зловредных истуканов,

Клевет, ласкательств и обманов.

Но кто вселяется, устроя

Сию очам приятну смесь?

Я зрю почтенного героя

С почтенною супругой здесь,

Ведущих сельску жизнь в покое.

О жизнь, о время золотое!

Я зрю: собор друзей нелестных

Здесь Чернышева окружил,

Собор мужей, ему известных,

С которыми он в свете жил,

Которых чести он свидетель

И был всегда им благодетель.

Но ты толикому ль народу,

Почтенный муж, благотворил?

Ах, дай мне, дай теперь свободу,

Дабы я правду говорил:

Коль все они к тебе вселятся,

В пространный дом твой не вместятся.

Престани, лира восхищенна,

Его доброты ныне петь,

Рассудком мысль не просвещенна

Не может хвал другим терпеть,

И, может быть, завистник скажет,

Что стих сей лесть едина вяжет.

Но пусть завистник устремится

Хулы неправы мне сплетать,

Вовеки правда не затмится

И будет, яко луч, блистать.

Тебе, герой, тебе известно,

Что я вещаю всё нелестно.

Я, ввек пленяся чистотою

Великия души твоей,

Прельщаюсь сельской простотою,

Устроенной в округе сей:

Места сии подобны раю,

С восторгом я на них взираю.

Подобны солнцевым чертоги

Строитель здесь на холм вознес,

В долу различные дороги

Различный окружает лес:

Там дубы, липы, вязы, клены

Гуляющих покоят члены.

Там далее луга широки

Цветами все испещрены,

Где льются чистых вод потоки,

Между собой съединены:

А там, позадь хинейска храма,

Течет с приятным шумом Лама. [1]

Она собою напояет

Прелестны здешние места,

И позади ее сияет

Срацинска храма красота.

Се зрят глаза, красою пленны,

Все вкусы здесь совокупленны.

И се ко украшенью вида,

Где мест прекрасных сих конец,

Стоит огромна пирамида,

Всех дел Румянцева венец;

В восторге мысль и сердце тает:

Герой героя почитает!

Среди прекраснейшего сада

Всего прекрасней, что ни есть,

Огромна взнесена громада

Императрице росской в честь:

Она ему благотворила,

В местах сих быть благоволила.

Куда ни обращаю взоры,

Везде красы природы зрю,

Чрез рощи, чрез высоки горы

Я в мысли путь себе творю:

Там воды протекают ясны,

С душой владетелей согласны.

Но что мне мысль моя вмещает,

Не силен изрещи язык,

Лишь сердце прямо ощущает,

Что Чернышев везде велик:

Велик ты войск во управленьи,

Велик в своем уединеньи!

О вы, которых озаряет

Премудрости троякий луч,

Которых разум презирает

Грозу невежства мрачных туч!

О, чада утреннего света,

В собраньи нашего совета

Сия дщерь неба председит,

Вещает тако, нам глаголя:

«Се зрите вы: пространство поля

Пред вашим взором предлежит.

Храня священные законы,

Направьте вы в него свой путь;

Прейдете путь сей без препоны:

Я вашу защищаю грудь.

Под сим божественным эгидом

Не может злоба дерзким видом

У нас сердец поколебать;

Грядите в путь и научайтесь,

Противу злобы ополчайтесь,

Спешите вы торжествовать!

Пусть злоба ядовиты очи

На вас, свирепствуя, прострет:

Она есть отрасль адской ночи,

А вам родитель — дневный свет.

Нельзя, чтоб дневное светило

Своих лучей не обратило,

Куда сияло искони;

Хоть часто мгла его скрывает,

Оно туманы разрывает,

Пуская в мир свои огни.

Пускай злоре́чивы зоилы

На нас свою сплетают лжу,

Я вами их повергну силы,

Я вами свет им покажу,

Их нравы вами укротятся,

Когда ко свету обратятся,

Прияв чрез вас мои лучи.

Когда ж их дух не воспылает

И жить во мраке возжелает,

Пусть ходят в темной сей ночи,

В которой низки души дремлют

И ропщут на творца вовек;

Пускай развратным мыслям внемлют,

Что в тварях беден человек,

И, тайн не поняв священных,

В своих беседах развращенных

Износят на меня хулы;

Но их совет самим им вреден,

Строптив, и пагубен, и беден:

Их мысли полны вечной мглы.

Их утра свет не прикоснется

Дремотою объятых вежд.

Но пусть хотя и не проснется

Вовеки грубых сонм невежд, —

Сердца, исполненные чести,

Не будут им творити мести;

О них лишь будут сожалеть,

Что их глубокой тьмою ночи

Останутся покрыты очи.

Но льзя ль быть мудрым повелеть?

Тому зреть света невозможно,

Кто зрения навек лишен;

Тот мысли простирает ложно,

Чей ум еще несовершен;

Имеющий крыле Икара

Не стерпит солнечного жара;

Когда ж к нему он возлетит,

Лучи светила воск согреют,

Крыле от перья оскудеют,

Он жизнь с полетом прекратит.

Светильник правды нарицаюсь;

Небес прещедрых я есмь дщерь;

Всем ищущим меня являюсь;

Толкущим отверзаю дверь;

Открыв божественну науку,

Просящим простирая руку,

Во храм пресветлый мой веду.

Сей путь весь тернием усеян;

Но храм мой лаврами одеян,

В котором получают мзду.

Сия премудрым сколь приятна

И скольку дух их веселит,

Толико оным непонятна,

У коих мглою ум покрыт.

Дерзайте, отроки, со мною,

Мои я тайны вам открою,

Взнесу вас выше, нежель гром.

Кто хощет, смертный, мя познати,

Тот должен в естестве искати

Меня или в себе самом».

Сие премудрость вам вещает,

Предвечного любезна дщи;

Вас вышних тайн приобщает, —

Дерзайте вслед ее тещи,

Грядите, путь свой окончайте,

Победой подвиг увенчайте

И мне пролейте света луч!

Меня не ночь страшит глубока:

Я стану ждати от Востока

Конца мой взор мрачивших туч.

Всех желаниев начало,

Счастье, наших цель сердец!

Ты нас, вшедших в свет, встречало,

Ты наш будешь зреть конец;

Что ты есть и где — не знаем,

Но лишь мыслить начинаем —

Мы грядем тебе вослед.

Мы тебя все ищем тщетно,

И заходим неприметно

Во пучину лютых бед.

Мы, ища тебя, страдаем

И томимся всякий час,

Но тобой не обладаем,

Хоть всегда ты близко нас.

Или наших душ то свойство,

Чтоб терпети беспокойство,

Не вкушая тя вовек?..

Наших бед не ты причина:

Есть на свете бед пучина,

В коей тонет человек.

Сей, ища тебя, томится,

От него ты прочь бежишь:

Сей не тем путем стремится,

На котором ты лежишь;

Тот, нашед тебя, не знает

И в твоих руках стенает,

Мысль в пороки углубя;

За иным бежишь ты са́мо —

Он старается упрямо

Убегати от тебя.

Счастье! мы тебя имеем

Завсегда перед собой,

Но владети не умеем,

Сообщаяся с тобой!

Не в могуществе и власти,

Не в высокой самой части,

Не в богатстве, не в чинах,

Не на знатности дорогах

И не в царских ты чертогах.

Но живешь у нас в сердцах.

В самой лучшей смертных части,

Посреди богатств, утех,

Величайшей люди власти

Иногда несчастней тех,

Кто средь хижины убогой,

Добродетелию строгой

Наслаждаяся, живет.

Богачи слез в море тонут,

И цари на тронах стонут,

Коль в сердцах спокойства нет.

Кто ж о счастье ложным слухом

Мысль свою не повредит,

Тот своим великим духом

Счастье сам в себе родит.

Кто себя не беспокоит,

В сердце храм тот счастью строит,

Счастье в нем свой зиждет трон.

Грусть из сердца удалится,

И вовеки не вселится

В нем тщеславцев гордых стон.

Кто счастливей был в сем мире —

Александр или Дюген?

Александр в венце, в порфире,

Всюду славой окружен,

Царь несчетного народа,

И казалась вся природа

Быть в числе его рабов...

Что ж покой в нем возмущает?

Аристотель возвещает:

Тьмы других ему миров.

Возвещает, как сей воин

И одним не овладел:

Не был вечно он достоин

Внити счастия в предел.

Диогеновы желанья —

Чтоб лучей дневных сиянья

Александр не отвращал,

Пред его вертепом стоя, —

Сей мудрец царя-героя

Больше счастья ощущал.

О Херасков, ты свидетель

Можешь верный в том мне быть,

Что хранящим добродетель

Должно счастие служить.

Если малым кто доволен,

Кто не горд, спокоен, волен,

Тот есть счастлив человек.

Кто ж за счастием стремится,

Тот в пути сем утомится

И не будет счастлив ввек

О дар природы милосердой,

Чем мы дыхаем и живем,

О друг нам в жизни сей нетвердой,

Надежда, ты нам служишь всем!

С тобою мы свой век проводим,

Ты — чувств пресветлая заря,

С тобою мы пути проходим,

Пустыни, дебри и моря,

Тобою страхи попираем,

Тобою бедства презираем!

До самой смерти от рожденья

У нас ты в сердце возжжена,

Ты горести для услажденья

Судьбою в нас положена.

Хотя препятства мы сретаем

Для исполненья наших нужд,

Тобою мысли мы питаем,

Тобою страх препятств нам чужд,

И, ободренны быв тобою,

С противной боремся судьбою.

Герой и победитель в брани,

Гласимый древле полубог,

Простерти мысль и храбры длани

К победам без тебя б не мог:

Он жизнь свою скончал бы прежде,

Не распростря своих побед,

Но, одолжен своей надежде,

Покрыл трофеями свой след.

Ты входишь в царские чертоги,

Равно как в хижины убоги.

Иные, на концах вселенны

Живя, за быстростию рек,

Двора и счастья удаленны,

Не могут их достигнуть ввек;

Но их надежда не покинет,

И их собой она бодрит,

Доколе краткий век их минет,

Всегда им счастие сулит.

Без сей же нам приятной жертвы

Мы были б прежде смерти мертвы.

Иные, старостью согбенны,

При дверях гроба уж стоят

И, зря чувств силы погребенны,

Еще жить в свете долго мнят,

И, уже смертью в гроб ведомы,

Богатства тешатся сбирать,

Садят сады и строят домы,

Как будто им не умирать.

Доколе смертный не увянет,

Надежда жить в нем не престанет.

Иной, болезнью удрученный,

Тягча иссохшим телом одр,

С надеждой дух не разлученный

Еще при самой смерти бодр.

Хоть сердце, яко воск, в нем тает,

И с телом смерть уж дух делит,

Надежда дух еще питает

И скорбно сердце веселит,

И посреди сея надежды

Смыкает смерть ослабши вежды.

О дар прещедрыя природы!

В моем ты сердце обитай

И жизни мне в оставши годы

Из сердца вон не вылетай.

С тобой мне сносны огорченья,

Везде меня препровождай,

С тобой не страшны все мученья,

Ты гордость сердца услаждай.

Ты в жизни нашей нам полезна:

С тобою смертным жизнь любезна.

Блажен муж, иже нечестивых

Не шел на пагубный совет,

Не стал на путь злодеев льстивых

И вредных бегал их бесед.

Но мысль свою вседневно правил,

Познавши истинный закон,

И им на путь себя наставил,

Чтоб течь к блаженству без препон.

И будет он как древо сильно,

Растуще при исходах вод,

Одето листвием обильно,

Дающее во время плод.

И вся, что он творит, успеет,

Конец его начала благ;

А нечестивый укоснеет

И возмятется, яко прах.

Затем злодеи помрачатся

И не воскреснут для суда,

Из сонма правых исключатся

И в нем не будут никогда.

Путь правых господу известен,

Он помощь им во всем творит;

Но путь есть грешников бесчестен,

И он дела их разорит.

Боже, суд твой даждь царю,

Правду сыну даждь цареву,

Да людей рассудит прю,

Не склоняя мыслей к гневу.

Да восприймут горы мир,

Хо́лмы в правду облекутся,

Да исчезнет мзды кумир,

Лжа с хулою пресекутся.

Будет с солнцем равен он,

Превзойдет луну во свете,

И его обымут трон

Мужи здравые в совете.

Как на землю сходит дождь

И творит во оной влагу,

Тако правда будет вождь,

Правя мысль его ко благу.

От конец земли до рек

И от моря он до моря

Будет царствовать вовек;

В дни его не будет горя.

Все враги пред ним падут,

Ног стопы его лобзая,

И цари да принесут

Дары, мир с ним укрепляя.

Да помолятся ему

Эфиопия и Сава,

И последует сему

По вселенной громка слава.

Да не будет от врагов

Он иметь себе досады,

И в подобие лугов

Процветут его все грады.

Земледельческим трудом

Гор верхи отяготятся,

И трудящися плодом

С нив своих обогатятся.

Будет царствие его

От язык благословенно,

Дни он века своего

Все прейдет беспреткновенно.

Все его да ублажат,

Он о всех да попечется,

И ему подвластных чад

Он отцем да наречется.

Да отыдут плач и стон

От его навек державы,

Да живет всечасно он

Посреди гремящей славы.

О, творец и бог всего,

Ты мольбы сей не забуди,

И желания сего

Исполнитель буди, буди!

Бог ста в сонме всех богов,

Посреди же их рассудит,

Обличит своих врагов

И исправиться принудит.

Долго ль будете судить,

Судии, не помня бога,

И доколе не щадить

Вам смиренна и убога?

Не оставьте до конца

В злых руках страдати нища,

Да не будет он льстеца

Толь препагубного пища.

Не взирайте на людей,

Одаренных счастьем многим,

Долг есть праведных судей —

Всех судить законом строгим.

Прежде должно всей земли

Основанию упасти,

Нежель вы б когда могли

Поработать вашей страсти.

Аз вам рек, что боги вы

И сыны творца вселенны,

И желал, чтоб таковы

Были вы пресовершенны.

Вы ж по образу людей

Иго смертное несете

И, в подобие князей,

Во пороки злы падете.

Боже, ты сие внемли,

Сколь неправды в нас велики;

Воскресни́, суди земли

И наследуй меж языки!

Ужасный слух мой ум мятет,

Престрашны громы загремели,

Моря и реки закипели,

Смутился весь пространный свет.

Лицо прекрасна солнца тмится,

Луны погибла красота,

Земля пожарами дымится,

Объял все пламень вдруг места.

Разверз свой зев несытый ад,

¹⁰ По сфере грозны молньи блещут,

Сердца претвердых гор трепещут,

Леса, поля, луга горят;

Из высочайшего эфира

Горящи звезды вниз падут.

Приходит час кончины мира,

Последний день и Страшный суд.

И се уж глас трубы шумит,

Взывая всех из хлябей темных,

Из вод, из пропастей подземных:

²⁰ «Приймите, смертны, прежний вид,

Иссохши кости, восставайте,

И, пепел, телом облекись,

Ответ в делах своих давайте,

Пред суд, весь смертных род, стекись!»

По трубном гласе вопль восстал,

Разверзлась дверь земной утробы;

Уже вскрываются и гробы,

Пространный воздух восстенал;

Оковы грешники ломают,

³⁰ Спеша предстать на Страшный суд;

Мытарства тени изрыгают,

И хляби до́бычь отдают.

Тревогу вижу я костей

Из ставшего из пепла тела;

Со действом вышнего предела

Облекся плотью всяк своей;

Стенанье тяжко испуская,

Судьбы со трепетом ждет всяк;

Трепещут, рвутся, воздыхая;

⁴⁰ Бледнеет каждого там зрак.

Колеблется неробкий дух,

Сердца отважны встрепетали,

Когда во равенстве предстали

И царь, и воин, и пастух;

Гордящись силою премногой,

Бессильны зрятся на суде;

⁵⁰ Богатый вкупе и убогой

В единой страждут там беде.

Едва приняли вид иной,

⁶⁰ На свет взглянули смертны очи,

Уже им жаль глубокой ночи,

Котора крыла их собой;

Им сносней та была минута,

В которую теряли свет,

Когда ссекала смерть прелюта

Число желанно ими лет.

Но здесь лютейший страх объял;

Стеная, рвутся в горьком плаче,

Страшатся новой жизни паче,

⁷⁰ Как час их смертный ни терзал.

Они б с охотою желали

Стократно паки умереть,

И если б мертвы пребывали,

Не стали б сей напасти зреть.

Блистают небеса огнем,

⁸⁰ И в само то мгновенье ока

Врата отверзлися востока,

Грядет судья правдивый всем;

Земля свой ужас изъявляет,

⁹⁰ Тряхнувшись, мещет огнь из недр;

Потом пред богом умолкает

Земля и море, огнь и ветр.

Во славе страшен бог своей,

Престол его — пространство мира,

Корона — свет, заря — порфира

И скиптр — послушность твари всей;

Одной чертой изобличает

Народов многих житие,

Единым словом совершает

¹⁰⁰ Из праха смертных бытие.

И се отмщенья час настал,

Воззрел бог к грешным грозным оком

И, в гневе яром и жестоком,

Несчастным тако провещал:

«Во огнь вы отыди́те вечны,

Ожесточенные сердца,

Губители бесчеловечны,

И там страдайте без конца,

Где огнь и жупел, дым и смрад,

¹¹⁰ Бессмертный червь не усыпает,

Ужасным пламенем рыгает,

Разверзши зев, свирепый ад,

Где нет малейшия отрады,

Откуда смерть бежит и сон,

И в муке вечной без пощады

Всегдашний испускайте стон!»

Когда свершился божий гнев,

Отверглись грешники от трона,

И, чтоб не слышати их стона,

¹²⁰ Бог печатлеет адский зев.

И, обратясь кротчайшим взором

Ко праведным, сие изрек:

«Со ангельским пресветлым хором

В раю вы обитайте ввек,

Где озарит вас всех мой свет

И где печали ввек не знают,

Не сетуют и не стенают,

Но радость вечная живет,—

Я вас, о чада, там спокою,

¹³⁰ Среди обителей святых;

Моих вас таин удостою,

Открыв вам часть судеб моих!

Познаете состав вы свой,

Познаете состав вы света,

И в нескончаемые лета

Довольны будете собой.

Се вам за подвиги награда,

Се мзда за тяжкие труды.

Среди небесна вертограда

¹⁴⁰ Забудьте все свои беды!»

Сияет вся небесна твердь,

Лучами света озаренна;

Навеки в аде затворена,

Лежит в оковах тяжких смерть.

Земля гнев божий ощущает,

Себя лишенну твари зрит,

Из недр престрашный огнь бросает

И, тленна будучи, горит.

О вы, которых мысли лживы

Развратный омрачают свет,

Невольники мирских сует,

Раби страстей, доколе живы,

Имея к тленности любовь,

Вы мне, безумствуя, речете,

Что жизнь чрез то свою влечете,

Доколе в вас лиется кровь;

Когда ж она престанет литься,

Престанет с нею век ваш длиться;

Что купно с жизнию телесной

Престанет быти и душа.

Сего помыслить, не греша,

Нельзя о вещи неизвестной.

Но я склонюсь на вашу речь:

С теченьем крови жить престану,

И бренным телом я увяну,

Во гроб я должен буду лечь;

Но где ж душа моя вселится,

Когда от тела отделится?

Что движет мыслию моею

В составе тленна естества?

Душа — то искра божества!

Желаю вечности я ею;

На страсти ею восстаю,

И мыслю я, и рассуждаю,

Пороки ею побеждаю

И краткость жизни познаю.

Почто ж во дни мне скоротечны

Даны желанья бесконечны?

Когда я мысльми возлетаю

От сих бедами полных мест

Превыше самых дальних звезд

И бога в них познать желаю...

Но что? Я, смертен бывши весь,

Коль жизни нет для нас иныя...

Увы, желанья таковые

Возможно ль мне исполнить здесь,

Коль в предприятии толь смелом

Душа моя погибнет с телом?

Создатель ли миров несчетных,

Создатель, бог мой и отец,

На тот внушил мне их конец,

Чтоб только я в желаньях тщетных

Мой краткий век препроводил

И в жизни сей границах тесных

Несчастней тварей бессловесных

Желаньями моими был?

Или творец, меня карая,

Желаньям не поставил края?

Иль существо сие предвечно,

Сложив мой стройный столь орган,

Хотело быти мой тиран,

Желать позволя бесконечно,

Чтоб бог, податель всех мне благ,

Источник всех существ согласных,

Мне дал желаньев тьму напрасных,

Дабы развеять их, как прах;

И чтобы дух мой по кончине

Исчез, как искра вод, в пучине?

Когда же мыслями я вечно

Желаю и по смерти жить,

Почто творцу в меня вложить

Сие движение сердечно?

Коль смерть была б всему конец,

Несчастны б были человеки.

Но бог наш царствует вовеки,

Его мы дети, он — отец;

Он любит, милует, покоит,

Он жизнь мне вечную устроит.

А ты, что здраво рассуждаешь,

Платон, хвалы достойный муж,

Бессмертие ты наших душ

Твоим ученьем утверждаешь:

Мне бурю мыслей утиши;

Внимания достойным словом

Представь во бытии мне новом

Бессмертие моей души,

Чтоб я сомнения избегнул

И лживы мысли опровергнул.

Когда хочу писать к тебе сии я строки,

В то время из очей моих льют слезны токи

И из трепещущей руки перо падет.

О Бибиков, мой друг, Козловского уж нет!

Он кончил жизнь, и нам не зреть его вовеки.

Пролей и ты о нем со мною слезны реки;

Я знаю, что тебя встревожит весть сия:

Ты, Бибиков, его любил равно как я.

Я знаю, что о нем и ты стенати будешь,

И знаю, что его ты вечно не забудешь.

Уже престала нас сия надежда льстить,

Что время нам его возможет возвратить;

Но время, как река, в понт вечности стремится,

А друг наш никогда уж к нам не возвратится.

Не возвратится он... Льзя ль было вобразить,

Что рок готовился нас вестью сей сразить?

О весть ужасная, ты ум мой устрашила,

Жестокая судьба, ты друга нас лишила!

Хоть больше свойственно рыдание женам —

Но можно ль, Бибиков, о нем не плакать нам?

Кто сам чувствителен и дружбы цену знает,

Тот сам, увидя нас, и с нами восстенает.

Он более других тобою знаем был:

Ты знаешь, сколько он отечество любил,

Художеств и наук Козловский был любитель,

А честь была ему во всем путеводитель:

Не шествуя ль за ней, он жизнь свою скончал

И храброй смертию дела свои венчал?

Я мысленными зрю его теперь очами,

Неустрашенного меж острыми мечами,

Когда россияне стремились на врагов,

Чему, я думаю, свидетель был Орлов,

Свидетель дел его и был свидетель чести.

Преславный сей герой уверит нас без лести,

Когда его судьба во град сей возвратит,

Тогда он нам о нем подробно возвестит.

Не сомневайся в том и будь о сем известен:

Кто мог нам другом быть, тот должен быть и честен.

Сие одно меня в печали веселит,

Что он окончил жизнь, как долг и честь велит,

Имея во уме отечество драгое.

Так будем, Бибиков, с тобою мы в покое,

Не станем более крушиться и стенать,

Но будем иногда его воспоминать.

Когда о храбрых кто делах вещати станет,

Козловский первый к нам во ум тогда предстанет;

Хвалу ли будет кто нелестным плесть друзьям,

Он должен и тогда представиться глазам;

Иль с нами разделять кто будет время скучно,

Он паки в памяти пребудет неотлучно;

Всечасно тень его встречать наш будет взор,

Наполнен будет им всегда наш разговор.

Итак, хоть жизнь его судьбина прекратила

А тело злачная пучина поглотила,

Он именем своим пребудет между нас,

Мы будем вспоминать его на всякий час.

О ты, случа́ями испытанный герой,

Которого видал вождем российский строй

И знает, какова душа твоя велика,

Когда ты действовал противу Фридерика!

Потом, когда монарх сей нам союзник стал,

Он храбрость сам твою и разум испытал.

Не сетуй, что и днесь ты вновь не побеждаешь,

Довольно, что ты строй к победам учреждаешь;

Рачение твое и неусыпный труд

Участие во всех победах тех берут,

Которые творят российские Алкиды

Под покровительством Минервиной эгиды.

Уже ты славен был на Марсовых полях —

Потребно славиться в других тебе делах.

Неутомимая твоя прилежность ныне

Не менее побед нужна Екатерине:

Она тебя в сей труд преславный избрала,

Ей должны быть твои известны и дела,

Дела твои и труд, и то ей всё известно,

Что дух имеешь ты геройский, сердце честно.

Ты, от премудрости ее заемля свет,

Преподаешь его для будущих побед

И не завидуешь других счастливой доле,

Лишь, может быть, скорбишь, что ты не в ратном поле,

Где победители виют себе венцы

И слава их дела гласит в земны концы...

Но слава не должна сия тебя тревожить,

Она еще должна твою собою множить;

Когда угодно то монархине твоей,

Чтоб ты при ней в числе избранных был мужей,

Ты должен сей судьбе быть с радостью послушен.

Я ведаю, что ты премудр, великодушен,

И можно ль, чтоб того чем дух был побежден,

Когда на свет к делам великим кто рожден?

Не спорю я о том, что лестно побеждати, —

Не меньше лестно есть с богиней рассуждати,

Из уст ее слова божественны внимать

И видеть купно в ней монархиню и мать.

Пускай там визирей Румянцев побеждает,

Пусть Панин твердые вновь грады осаждает,

Пускай Орловы там Стамбул к ногам попрут

И лавры новые с побед своих сберут, —

Заслуги и твои не меньше их почтутся,

Когда они от нас в потомство предадутся.

Екатерина всем надежда вам и свет

И милостей лучи на всех вас пролиет!

О ты, которого глас мил мне в одах новых,

Певец под Чесмою геройских дел Орловых,

Скажи, за что нам рок явился столь суров,

Что некий школьник, став певец теперь Петров,

Сей некий, нам гудок неведомый устроя,

Гудит на нём сего преславного героя.

Худая чистота стихов его и связь

Претят их всякому читать, не подавясь.

Без переноса он стиха сплести не может

И песнь свою поет, как кость пес алчный гложет.

И сей-то песни он в натянутых стихах,

Поднявшись из-под бедр как конских легкий прах,

Повыше дерева стоячего летая

И плавный слог стихов быть низким почитая...

Дивяся твоему числу великих дел,

Румянцев, я тебя особенно не пел —

И разумом твоим, и мужеством прельщался;

Но что ж?.. в молчании я только восхищался

И мнил всегда сие: писателя хвала

Для мужа славного, таков как ты, мала,

И может ли тебя моя прославить лира,

Когда прославлен ты в концах пространна мира,

О имени твоем гремит оружий гром,

И воздух, и земля наполнены Петром,

Твоею славою шумят леса и реки,

И разглагольствуют в беседах человеки:

Едины речь ведут о славной той горе,

Под коею рыдал Кагул о визире

И, кровию своих защитников багрея,

Стенал о участи несчастного Гирея,

Которого пред тем при Ларгских ты струях

Развеял всю орду, как вихрь легчайший прах;

Другие за Дунай поход твой прославляют

И тот не менее побед постановляют;

Но мир, преславный мир, всего превыше чтут

И честь Румянцеву повсюду отдают,

Тебя перед тобой самим превозвышают

И часто о тебе в восторге возглашают:

«Не хитрый ль Мазарин, не храбрый ль Мальборух

Воскресли в муже сем пленить наш славой слух?»

Итак, кто в разум твой тончайший проницает,

Тот Мазарином тя, Румянцев, нарицает,

А кто все действия войны, твоей проник,

Тому, как Мальборух, ты кажешься велик!..

Не лучше ли сказать: в Румянцеве едином

Сияют Мальборух и купно с Мазарином?

Но слава о делах великих сих мужей

Едва ли бы дошла до наших днесь ушей,

Когда б история о них не возвещала;

Их смерть бы все дела в ничто преобращала;

Не знал бы храброго Ахилла ныне мир,

Когда бы не воспел нам дел его Омир;

Мароновых стихов на свете не имея,

Не ведали бы мы троянского Энея;

Все, коим память мы героям днесь творим,

Каких рождали в свет и Греция, и Рим,

Ко сожалению пространныя вселенны,

Со временем от нас все были бы забвенны;

Подобно яко день вчерашний ввек погиб,

Так славные дела погибнуть их могли б.

То ради славных дел от времени защиты

Рождаются во свет с героями пииты,

Дабы на оное оковы наложить

И силу едкости его уничижить.

Итак, когда певцы героев воспевали,

С героями они жить вечно уповали.

Прости, великий муж, ты слабости моей,

Я вечно жить хочу со славою твоей;

Когда сии стихи читать потомки станут,

Конечно, и меня с тобою воспомянут.

Но что я говорю? Тебя ль какой пиит

В восторге песнию своею не почтит,

Иль будешь ты у нас в истории гремети,

И будут Марсовы по ней учиться дети?

На что им Фемистокл, Перикл, Филипемен,

На что им знать войны́ героев тех времен!

Когда Румянцева прочтут дела военны,

Довольно хитрости той будут изученны.

Они покажут им, как грады осаждать,

Они покажут им, как в поле побеждать;

Покажет Колберг им своею то судьбою,

Колико крепости суть слабы пред тобою;

Кагул со Ларгою, доколе будут течь,

Рекут, колико твой ужасен в поле меч;

Дунай, лия свои в пучины быстры воды,

Явит твои чрез них искусные походы;

Тот край, отколе в мир является заря,

Покажет, как стеснял ты горда визиря,

Где Вейсман мертв упал, на том кровавом поле,

Держа срацинские ты воинства в неволе,

Со малым войск числом их тьме отважных сил

Отчаяние, страх и гибель наносил;

И в день, в который муж, быв выше смертных рода,

Со новым воинством российского народа,

Едва противился опасным сим врагам,

В тот день их гордый вождь упал к твоим ногам,

Просящий и себе, и воинству пощады, —

Ты, внемля кротости российския Паллады,

Прияв оливну ветвь геройскою рукой,

И Порте даровал желаемый покой.

Но мне ль дела твои, Румянцев, исчисляти,

Которыми весь свет ты можешь удивляти?

Ты прямо должен в нем гласитися велик

И должен быть включен героев в светлый лик.

Я мню, что тем себя природа услаждает,

Когда она таких людей во свет рождает,

Каких желается ей свету даровать,

Лишь только бы умел монарх их познавать;

А ежели на чью способность он не взглянет,

Способность с летами без пользы в нем увянет.

И ты, Румянцев, сам, с способностью своей,

Едва ли бы достичь возмог до славы сей:

Екатерина путь тебе к тому открыла;

Она, предвидя то, писаньем предварила,

При начинании прошедшия войны,

Что будут варвары тобой побеждены.

И се монаршее предвестие свершилось:

Срацинско воинство всей бодрости лишилось;

Ты только с россами пришел на их поля,

Уже покрылася их кровию земля,

Не множеством полков, не тяжкими громады

Разил противников и рушил тверды грады,

Но боле разумом ты их одолевал.

Когда с искусством в их пределах воевал.

Теперь, оставя лавр, взложи на шлем оливы.

Вложи в влагалище свой меч, и в дни счастливы,

В которые твое отечество цветет

И коего судьбе завидует весь свет,

Ты, став содетелем их мирного покоя,

Преобразися нам во брата из героя,

И, быв отечества всегда любезный сын,

Ты был в полях герой, здесь буди гражданин;

Спокойство наших душ на наших лицах види

И в радость твоея монархини днесь вниди.

Ликует ныне ей подвластная страна,

Ликует о ее спокойстве и она:

Такие, как она, полезны нам владыки,

Такие, как и ты, герои суть велики.

Не лесть тебе сию хвалу теперь плетет:

Известен о тебе, Румянцев, целый свет;

Тебе ж за подвиги приятна та награда,

Что знает цену им российская Паллада.

А ты, великий муж, за все твои труды

Вкушай спокойствия приятные плоды.

Пишу в четвертый раз к тебе я на бумаге,

Чтоб ты, любезный друг, помыслил мне о благе,

А благо всё мое в едином состоит:

Да разум твой меня с Медоксом съединит;

С Медоксом, говорю, с Медоксом я, Архаров,

Затем что князь цены не знает сих товаров,

Которыми он стал с Иудой торговать.

Скажи, могу ли я на дружбу уповать,

Которую в тебе сыскать всегда я тщуся?

Единого теперь я этого страшуся,

Не втерся чтоб к нему в товарищи Поше,

А если галльская к юдейской сей душе

Хоть краешком своим на этих днях коснется,

Тогда уж, может быть, надежда вся минется

Театр российский мне в руках своих иметь.

Коль хочешь всем добра, то так сие наметь,

Как некогда о сем с тобой мы говорили.

Иль кашу мы сию напрасно заварили?

Скажи мне искренно, пенять не буду я,

Всё будем мы с тобой по-прежнему друзья.

Пусть будет с ними князь аукаться в том хоре,—

Лишь жаль, что <бедным> всем актерам будет горе!

Гонитель злых страстей и истины рачитель,

Благий наставник мой, и пастырь, и учитель,

Скажи мне, Гавриил, почто толь в краткий век,

В который осужден жить в свете человек,

Во тщетных помыслах и день, и ночь трудится

И тщетным именем пред тварию гордится,

Которой он возмнил владыка быть и царь,

Забыв, что он и сам такая ж точно тварь,

Которая творцом премудро сотворенна,

И чем он мнит себя пред нею быть отменна?

Иль тем, что разумом он большим одарен,

Иль тем, что он ко злу удобным сотворен,

Дабы ему других животных угнетати

И их владыкою себя именовати?

Отколе титло он себе сие извлек,

Чтоб всем животным был владыка человек?

За истину ль его или за добродетель

Снабдил сим именем вселенныя содетель?

Какую он ему услугу оказал

И чем он вышнего толико обязал,

Что он его почтил пред тварью всей на свете?

Я знаю, что сие речешь ты мне в ответе:

«Почто нам в глубину сию себя вдавать?

Не можно вышнего судьбы испытовать…»

Россия посреде утех своих страдала,

Когда она вреда от оспы ожидала.

Теперь скончался страх, мы полны все отрад,

Узря, что язвы сей спаслась Екатерина,

Узря спасенного ее любима сына, —

А спас их от нее сей мудрый Гиппократ!

Чем Мемфис некогда и Вавилон гордился,

Чему во Греции пространный свет чудился

И чем превосходил над ними древний Рим, —

То всё в единой мы теперь России зрим;

Трудам сим положил Великий Петр начало,

Екатеринино раченье их венчало.

Победы Первого Петра изображенны,

Коль крат его враги им были пораженны;

Но прочие его преславные дела

Россия нам собой вседневно показует;

Она им яко крин эдемский процвела

И тем величество его изобразует!

При Чесме агарян, среди морских зыбей,

Екатерина тьму огромных кораблей

Оружием своим во пепел обратила

И знак своих побед герою посвятила,

Который основал и город сей, и флот.

Проснися, Петр, и зри трудов своих ты плод;

А плод сей нам твоя днесь внука возрастила!

Российские орлы из севера достигли

С палящей молнией и с громом на восток

И там трофеи всех побед своих воздвигли,

Какие произвесть судил им щедрый рок!

Пиит и русския трагедии отец,

Прекраснейших стихов разумнейший творец,

Он первый чистоты во оных был примером.

Расин, де Лафонтен, Кино со Молиером

Блистали, во его душе съединены.

Он был Волтеру друг, честь росския страны,

Поборник истины, гонитель злых пороков,—

Под камнем сим сокрыт муж славный Сумароков.

Великого Петра дел славных проповедник,

Витийством Златоуст, муз чистых собеседник,

Историк, богослов, мудрец российских стран —

Таков был пастырь стад словесных Феофан.

Сей муж, породою и саном быв почетен,

Был музам верный друг до смерти от пелен.

Ко добродетели он путь всегда свой правил

И житием своим свой род и сан прославил.

Сей первый правильных творец у нас сатир —

Прехвальный разумом и нравом Кантемир.

Что Попе, мудрствуя, писал о человеке

И в Англии себе чем славу заслужил

В елисаветином, для муз блаженном веке,

Поповский то в стихи российски преложил,

И в преложении хвалою увенчался.

Но если б сей пиит так скоро не скончался,

Желанной чистоты стихов бы он достиг

И славу бы гласить о них везде подвиг.

Но время строгое, всего рушитель света,

Пресекло жизнь его в его цветущи лета.

Сей муж в себе явил российскому народу,

Как можно съединять с наукою природу.

Когда торжественно на лире он гремел,

Он гром соединять с приятностью умел;

Натуры ль открывал нам храм приятным словом,

Казался важным быть и в сем убранстве новом,

Великого ль Петра число великих дел

Во героической своей поэме пел,

И тамо показал себя он честью россов, —

Таков-то был велик почтенный Ломоносов.

С наукой в нем блистал его природный дар;

Он был наш Цицерон, Вергилий и Пиндар.

И здесь в очах сего героя виден жар,

И храбрость во очах его та зрима,

С которыми разил кичливых он татар!

Се Долгорукий — князь и победитель Крыма.

Лишь солнце бросило лучи в луга и горы

И птички стали петь пришествие Авроры,

Согнало солнце тьму с земного круга прочь,

Вступал на небо день и исчезала ночь;

Влюбленный Цитемель минут тех не теряет,

Всех ранее в луга он стадо выгоняет;

Все спали пастухи еще по шалашам,

А Цитемель ходил с овцами по горам.

Единственно тому ни день, ни ночь не спится,

Когда кто вольности нечаянно лишится;

Так сей пастух вчерась с пастушками гулял,

И Филоменою он сердце оковал,

Которая ему прекрасней всех казалась;

Тут Цитемелева кровь жарко загоралась,

А ночью возросла неутолима страсть,

И если б ночь длинна, так мог бы он пропасть,

И, счастием его, ночь летня не вели́ка;

Хотя она мала, но скорбь его толика

В часы те возросла, что в горести пастух

Ни на единый миг не мог спокоить дух.

Уж солнце высоко на небесах сияет,

И утрення роса от жару высыхает;

Но в наступающи полдневные часы

Не зрит пастух его пленившие красы;

В недоумении тут Цитемель бывает,

Во все страны́ глядит, отвсюду ожидает,

Нейдет ли из кустов или с высоких гор

Пленивший мысль его пастушкин милый взор;

Но сколько бедный тот пастух ни зрит повсюду,

Не видит он своей любезной ниоткуду;

И так уж наконец, в задумчивости сей,

Кусточки и древа ему казались ей:

То вдруг перед глаза она к нему предстанет,

То в тот же миг его мечта сия обманет.

Не знает, что творить несчастливый пастух.

Обманывал его и взор его, и слух.

То эхо нанесет тут голос Филомены,

И, ожидающий сей радостной премены,

Бежит он к той стране, где был услышан глас,

Бежит, и голосу не слышит в тот же час.

То вдруг позадь себя он быть ей уповает —

Не зрит ее нигде, куда он ни взирает.

«Уж в тех ли я теперь, — вещает он, — местах?

Иль стадо я мое в других пасу кустах?

Нет, в тех местах, и те кустарники и речки,

В которых был вчерась... паслися здесь овечки».

Уж долго мучился в сем ждании пастух,

Как вдруг вблизи его пронзил глас громко слух,

Которым был пастух безмерно востревожен,

Но страх видением и больше был умножен.

Он зрит любезную, бегущу из кустов,

Где он не чаял быть ни стад, ни пастухов.

За нею зверь гнался: был волк то преужасный,

И уж касается почти одежд прекрасной.

В случа́е таковом пастушке близок страх;

Увидевши пастух несчастье то в глазах,

Бросается чрез ров, который был меж ими,

И волка стал травить собаками своими;

И способом таким минулся общий страх:

Пастушка у него осталася в руках.

Тут краска вся с лица пастушкина сбежала,

Когда она без чувств в руках его лежала;

По бледности грудей разметанны власы

Сугубили еще пастушкины красы.

Пастух от радости и страха сам бледнеет,

В восторге ничего начать он не умеет,

Зря нежную в своем объятьи красоту,

Благополучной чтет себе минуту ту,

Которая его с любезной съединила

И что спасти ее от смерти допустила.

И подлинно, пастух был счастлив в этот час:

Пастушку от беды, себя от муки спас.

К отраде подает он способы сугубы,

Целует руки он, целует нежны губы,

И за труды свои приемлет наконец

От Филомены он и сердце, и венец.

Увидев мертвого тебя перед собою,

Смутился мыслями, содро́гнулся душою,

Вообразя, что все мы смертны в свете сем,

И постоянства нет ни малого ни в чем.

Давно ль, любезный друг, с тобою мы видались,

Давно ль мы дружбою взаимной наслаждались,

Давно ль ты мне свои советы подавал,

Давно ль я речь твою приятную внимал?

Теперь из уст твоих она уж не исходит,

Увы! уж на тебя твой образ не походит.

Глаза, которые являли разум твой,

Закрылися навек ужасной смерти тьмой.

О бедный человек, разумна тварь и красна,

Колико ты умна, толико и несчастна!

Хотя от нас пошло прочь дне́вное светило

И ночи мрачная прибавилася тень,

Пришествие твое весь город оживило,

Ты нам, монархиня, даешь прекрасный день.

По стогнам шум везде приятный раздается:

«Пришла обратно к нам монархиня, наш свет!»

Никто из жителей в домах не остается,

Всяк, шествуя тебе во сретенье, речет:

Отшествие твое нам было тем полезно,

Что ты для пользы всех пошла Россию зреть:

Пришествие твое, о, коль нам всем любезно.

Возможно ли к тебе сердцами не гореть?

Ты благо общее покою предпочтила

И пользу нашу чтишь превыше своея,

Ты жизнь свою трудам полезным посвятила

Со дня, как ты взошла на трон страны сея.

Что было здесь Петром Великим насаждено,

Тобой взращенное уже то видим мы,

Тобой владычество твое обогащенно,

Тобою зрим везде своих довольствий тьмы;

Здесь видим во твоем объятии науки,

Там видим сиротам прибежище, покров;

Везде полезное твои нам зиждут руки,

Что зрят теперь в себе Москва и град Петров.

Воспитываяся там юноши тобою,

Для пользы общия с млеком науки пьют.

Возрастши, за тебя во время жарка бою

Одни с усердием кипящу кровь прольют,

Другие чрез моря незнаемы дороги,

Тобой поо́щрены, без робости пройдут,

Презрев в пути и страх, и все напасти строги,

В твое владычество богатство принесут,

Инди́ю съединят с Российскою страною

И Хину во твое подданство приведут —

Не будет защищен пространною стеною

Продерзостный манжур, что гордостью надут.

Лишь только там твое оружие возблещет

И грозна молния в пределах их сверкнет,

Сокрывшися злодей от грома затрепещет

И скипетр в знак тебе подданства принесет.

Иной, с младенчества наукой просвещенный,

Правдивый будет муж и здравый на суде,

Храня написанный закон тобой священный,

Не поколеблется пристрастием нигде.

Пол нежный, просветясь наукою полезной,

Душевны красоты при возрасте явит,

Благодаря тебе, как матери любезной,

Домостроительство в домах восстановит.

Усердием мой дух внезапно восхищенны!

Я зрю перед собой прекрасные луга;

Там вижу грады я, как кедры возвышенны,

Обременяющи крутые берега,

В которых Волга льясь, в восторге удивилась,

Увидя по себе Екатеринин ход,

Стремление свое сдержав, остановилась

И тем умножила быстротекущих вод,

Которыми покрыв каменья все и мели,

Творя владычице своей свободный путь.

Эол ко ветрам рек, чтоб дуть они не смели:

Единому теперь зефиру должно дуть.

При всходе тихия на небеса Авроры

По рощам и лесам там свищут соловьи,

Там гласа нежного наполнилися горы,

Там нимфы, веселясь, дела поют твои.

В присутствие твое во селах и во градех

Любовь твоя к рабам, к тебе усердье их;

Мать веселящуся там видели о чадех,

Там зрели счастие велико обоих.

Нельзя того назвать владетеля великим,

Кто множество земель имеет под рукой

И, обладаючи пространствием толиким,

Несовершен еще имеет он покой,

Когда единая их строгость обуздает

И с принуждением рабы владыку чтут.

Тот счастлив, кто, как ты, народом обладает:

Ты милосердие являешь нам и суд.

Тобой возведены на верх мы совершенства,

Тобой мы счастливы, тобой вознесены;

Причина нашего ты самого блаженства,

Которым мы от всех сторон ограждены.

В отсутствие твое желанием горели,

Чтоб твой увидети, монархиня, возврат;

Во Павловом лице твое лицо мы зрели,

Им точно без тебя питался здешний град;

Премудрость во очах его твоя блистает,

И милосердие твое сияет в них;

Великая душа во Павле обитает,

Заемлет он сие от склонностей твоих.

Толикою теперь отвагой восхищенны,

К тебе, монархиня, усердием горя,

Прости, что песни петь дерзаю я священны,

Едину истину нелестно говоря,

И если нестройна моя звеняща лира,

Оставь, монархиня, то слабости моей.

Тебя я воспевал, о мать российска мира,

Но что сравняется со славою твоей?

Победоносный флот, в желанный путь гряди,

Соединившися со северным Ясоном,

И, тронут будучи несчастных греков стоном,

Прегордых их врагов преславно победи.

И, возвратясь оттоль, победою венчанный,

Не златорунную нам добычь принеси —

Екатериною исполнь успех желанный,

Невинных христиан от лютых бед спаси.

Она не ту себе имети хощет славу,

Дабы восток войной кровавой возмущать

И чтоб противу нас бунтующу державу

Оружием под власть свою порабощать.

Ее великие дела во свете громки

Останутся навек без грозныя войны,

И будут некогда чу́диться им потомки,

Узря блаженство сей счастливыя страны.

А вы, преславные российские герои,

Поверх морских зыбей свой скорый ход стремя.

Умножьте храбростью исполненные строи,

Блистая молнией и громами гремя;

Вещайте, что у нас зефир приятный веет,

Науки множатся, художества цветут,

Екатерина здесь о пользе всех радеет,

Из уст ее текут и милость к нам, и суд.

И если хочет быть кто в счастливой судьбине

И жизнь спокойную во весь свой век вести,

Тот должен покорить себя Екатерине

И сердце чистое ей в жертву принести.

Во златой век на Севере,

При премудром правлении

Тишиной наслаждалося

Всероссийское воинство.

Возгордясь, Мустафа-султан

Изменил слово верное

И нарушил с Россией мир,

Посылал свое воинство,

Мнил Россию к ногам попрать.

Посреди лета красного,

При Хотине при городе,

На брегах у Днестра-реки

Не две тучи сходилися,

Что сходились две армии —

Со российской турецкая.

Там не грозные молнии —

Возблистало оружие

Православного воинства...

…………………………….

Договоры вы мирные помните

И с Россией союза не рушите.

Что один есть на свете неверный царь:

Он разрушил с Россиею вечный мир,

Раздражил тем царицу российскую

И подвиг на себя силу ратную...

Тобою, Бибиков, нам весть привезена,

Что сила агарян российской попрана,

Что наша молния в странах противных блещет

И что наш сопостат, бежа ее, трепещет.

О, вестник радостный прехрабрых россиян!

Ты сам участник был разбитья агарян,

Хотя ты малой войск был части предводитель,

Над многим ты числом остался победитель.

Твой враг перед тобой бежати принужден.

Я храбрость сим твою прославити пылаю,

И вот чего тебе, еще тебе желаю:

Подобен будь тому, кем Вернер побежден.

Россия, зря свое сугубое блаженство,

Венчанную главу до облак вознесла.

Речет: «Внутри меня есть счастья совершенство,

Художества во мне цветут и ремесла,

И размножаются свободные науки

Тогда, как вне меня гремят военны звуки;

Когда я силою моих вернейших чад

Ражу, страшу, гоню кичливых сопостат

И становлю везде побед моих трофеи,

А здесь рождаются Апеллы и Орфеи,

Невтоны, Лейбницы, достойные хвалы;

Колумб мой там летит чрез грозные валы

Не для сыскания новейшей света части, —

Для избавления несчастных от напасти

И чтоб прегордого тирана наказать,

И тамо меч моей десницы показать.

Когда же взор простру во внутренни пределы,

В безмолвии везде я грады зрю и селы,

Ликуют жители, не чувствуя войны.

Народ мой образ есть морския тишины,

Которо, укротись после жестокой бури,

Поверхность кажет нам подобною лазури,

Изобразив в себе небес пресветлый свод, —

Подобно так и мой возлюбленный народ

Монархиню свою внутри сердец вмещает,

Которая его законом просвещает.

Такие от небес имев щедроты, я

Петром воздвигнута, взнеслась глава моя.

Я подвиги сего героя воспрославлю,

На каменной горе я вид его поставлю;

Но чем я днесь мою монархиню почту

И чем души ее прославлю красоту?

Хотя бы я Кавказ сюда предвигла ныне,

Я мало заплачу и тем Екатерине».

На суше, на река́х, среди морских валов,

Ты мужеством своим прославился, Орлов!

Морея, Чесмь и вся в том Греция свидетель,

Что в них ты был герой и купно благодетель.

Дела твои везде восходят до небес.

Орлов, ты ныне стал российский Геркулес!

Как гидру тот сразил, дышащу смертным ядом,

Подобно ты врага, зияющего адом,

Тьмочисленны уста жерл страшных заградил,

Узрел его, постиг и славно победил.

Ликуя днесь, тебя Петрополь весь встречает

И лаврами главу твою увенчевает!

Кто храбрость на войне с искусством съединяет,

Тот правильно число героев наполняет.

Суворов, ты в себе те качества явил,

Когда с немногим ты числом российских сил

На превосходного напав тебя злодея,

Разбил его и так, как вихрем прах развея,

К дунайским гнал брегам упорный сей народ,

Пригнал и потопил в струях кровавых вод.

Я зрю: крутит волна поганску кровь с телами,

Река, прославленна Румянцева делами,

В пучину черную с водою кровь лиет

И, ударяясь в брег срацинский, вопиет:

«Внемлите, агарян неистовые строи,

Какие в воинстве российском есть герои:

Румянцев лишь кому захочет повелеть,

То всякий вас из них возможет одолеть!»

Всеобщим ты путем ко вечности отшел,

Лосенков, и свое блаженство там нашел,

Где здешня суета тебя уже не тронет.

Твой дух покоится и ни о чем не стонет;

Но сколько нам твой рок здесь скорби приключил!

С науками тебя и с нами разлучил.

Искусство нам твое собою то являет,

Какой ты в свете был великий человек,

И правильно о том жалети заставляет,

Что мы уже тебя лишилися навек.

Рогнеда, на холсте тобой изображенна,

С Владимиром, в своей прежалостной судьбе,

Не столько смертию отцовой пораженна,

Как сколько, кажется, стенает о тебе!

Прощаясь с Гектором несчастна Андромаха,

Не конченна тобой, уж зрится такова,

Какою должно быть смущенной ей от страха —

Печаль ее тобой представлена жива.

Всё живо, что твоя рука изобразила,

И будет живо всё, доколь продлится свет.

Единого тебя смерть в младости сразила,

Единого тебя, Лосенков, с нами нет!

Только явилась на небо заря,

Только простерла свой взор на моря,

Горы приходом ее озлатились,

Мраки ночные с небес возвратились;

Полны долины прохладной росой

Стали одеты дневною красой;

Влагою все напоенны цветочки

Бисеровидны имели листочки;

Роза алеет, пестреет тюльпан;

Пляску заводит со нимфами Пан,

Страстны кидая свои на них взоры;

Нимфы, краснеясь, уходят на горы;

Знать, с ним не хочет шутить ни одна.

Бледная с неба нисходит луна,

Быв пастухом во всю ночь упражненна,

С светом оставить его принужденна;

Став недовольна судьбою своей,

Гнев обращает на робких зверей,

Ловлею их веселится с дриады.

Мыться на речки приходят наяды,

Чешут зеленые гребнем власы;

Солнцу коней запрягают часы;

Звери в пещерах убежища ищут;

Птички по рощам о вольности свищут;

Песнь скончавает со днем соловей;

Труд начинают пчела, муравей;

Овцы на пажить пастися приходят;

Песни и игры пастушки заводят,

С ними в свирелки и в зычны рожки

Складно играют, пристав, пастушки,

Тирсис с Клименой любовь прославляет,

Дафнис Кларису любить наставляет,

Ниса с Дамоном о страсти поет,

Атис Дельфире цветки подает;

Та, их принявши, себя украшает,

Атис стократ ей «прекрасна!» вещает.

Всяк, веселяся, овец своих пас,

Только невесел один был Аркас:

Стадо Аркасу казалось немило,

Ходит в печали по рощам уныло;

Птиц не стреляет, овец не пасет,

Рыбы не удит, цветочков не рвет;

Смолкла свирелка его громогласна,

Только видна в нем лишь грусть преужасна.

«Что ты задумчив и смутен у нас?

Будто ты нечто утратил, Аркас?

Псы ли от стада твои отбежали,

Волки ль овечек без них распужали,

Голос ли нежный свирелки заглох

Иль огород твой от жара засох?» —

Так вопрошала Аркаса Инета.

Что ж на вопрос свой не слышит ответа?

Стал перед нею как камень Аркас,

Только лиются лишь слезы из глаз.

Слезы, хотя вы и слов не речеге,

Часто вы тайну из сердца влечете.

Слезы Инете давали ответ,

Что у Аркаса скорбь в сердце живет.

«Что же, скажи мне, тебя сокрушает?» —

Паки Инета его вопрошает.

«Цело, — сказал он, — всё в доме моем,

Цело, и нет мне ущерба ни в чем:

Розы, тюльпаны цветут меж грядами,

Груши и вишни обильны плодами,

Овцы здоровы, и жучко со мной.

Ты лишь едина мой рушишь покой!

Целое лето тобою я тлею,

Целое лето открыться не смею,

Что я, несчастный, Инету люблю.

Ты в моих мыслях, хоть сплю, хоть не сплю;

Стражду тобою всечасно и ною.

Сжалься, Инета, теперь надо мною,

Сжалься, здоровье мое возврати,

Иль мне и муки, и жизнь прекрати».

Так изъясняет пастух ей свой пламень;

Стала пастушка сама будто камень,

Быв со Аркасом в единой судьбе.

«Чем досадил я, Инета, тебе?

Тем ли, что столько тобою я страстен,

Или что вечно тебе я подвластен?

Если ж не веришь ты страсти моей,

Будешь ли верить хоть клятве ты сей:

Пусть огород мой от жара засохнет,

Пусть мое стадо и жучко издохнет,

Пусть провождаю я век мой стеня,

Пусть не полюбишь, Инета, меня!»

Клятвы Аркаса Инету смягчили,

Слезы над сердцем успех получили:

Руку Инета Аркасу дает,

Слезы Инета с Аркасом лиет,

Тает пастушка любовью безмерной,

Тает и также клянется быть верной.

Птички престали на ветвиях петь,

Ветви престали от ветра шуметь,

Тихий зефир круг влюбленных летает,

Эхо по рощам их вздохи считает,

Игры и смехи в кусточках сидят,

Все меж собою их речи твердят.

Матерь любови, цитерска богиня,

Всё попеченье о свете покиня

И не имея его ни о ком,

С резвым своим прилетела сынком,

В тех же кусточках от них сокрывалась,

Зря на пастуший восторг, любовалась.

Вдруг пременился печальный пастух,—

Знать, успокоил он сердце и дух.

Любитель чистых муз, наперсник Аполлона,

Кому был спутник Марс, наперсница Беллона,

Участник подвигов военных и побед,

Которых на брегах дунайских виден след,

Потемкин, моея внимая лире гласа,

К Екатерине будь предстателем Парнаса,

Да лиры всех певцов достойных возгремят,

Что ты есть истинный российский Меценат.

О сын преславного победами героя!

Ты купно с ним в полях лишал себя покоя.

Ты туркам был Борей, ты россам стал Зефир,

Тобою возвещен нам радостнейший мир,

Который с Портою отцом твоим поставлен,

Двояким действием он в свете стал прославлен.

Победы ль исчислять? Победам нет числа:

Рука его Стамбул с Востоком потрясла.

Искусство ль прославлять? Им войски все счастливы.

Он собрал на полях и лавры и оливы

И их торжественно монархине поднес,

Как жертву чистую Минерве Ахиллес,

И словом, ко делам великим он способен.

Румянцев, будь счастлив и будь отцу подобен.

Что в Риме Августу был другом Меценат

И что он музам был надежнейшим покровом,

То сами нам они великолепным словом

О славном муже сем поднесь еще гремят.

В тебе они его, Потемкин, ныне зрят,

Во северной стране, в своем жилище новом,

В пространнейшей Москве и в городе Петровом,

Где песнь победную монархине гласят.

Хоть Август был глашен вселенныя владыкой,

С Екатериною сравнятися Великой

Не мог бы никогда, то лесть была Сената.

Но сколько Августа она превозвышает,

То истина сама вселенной возглашает;

А музы возгласят: ты выше Мецената.

Не всякий тот монарх отечества отец,

Кто носит на главе блистающий венец;

Но тот, кто о своем отечестве печется,

Отечества отцем достойно наречется.

Екатерина, ты пример таких царей,

Достойна храмов ты, достойна алтарей;

Тебя произвела к тому на свет природа,

Чтоб материю быть российского народа,

И царствовать тебе судил всесильный бог,

Да гордых ты врагов сотрешь взнесенный рог:

Покрыта лаврами главы твоей корона,

Твой скипетр — страх врагам, союзным — оборона;

От трона твоего исходит правый суд,

Достойный ты себя на нем имеешь труд:

Премудростию ты всё в царстве учреждаешь

И прозорливостью наш вред предупреждаешь.

Когда Россию всю покоил мирный сон,

Тогда ты строила полезный ей закон;

Мы мужеством твоим на страсти ополчались

И трудолюбием к трудам приобучались,

Странноприимством же твоим привольский край,

Наместо всех степей бесплодных, зрится рай;

Ты милосердьем в них народы привлекаешь,

И, яко солнце мир, Россию обтекаешь,

Дабы пространную свою державу знать;

Мы зрели все в тебе младенцам сирым мать,

Которым люта смерть в рожденье их грозила, —

Ты их смертельный рок им в жизнь преобразила.

Се тако под твоим покровом мы цвели

И жизнь безбедную во счастии вели.

Но зависть, с злобою внезапно содружася,

Восстали, на златый наш век вооружася:

Пресекся сладкий мир, отверзся Янов дом,

И вместо тишины настал оружий гром;

Россия, пламенем военным быв разжженна,

Восстала, яко лев ловцами, раздраженна.

Премудрость паки ей вождем была твоя:

Ты всех врагов к ногам повергнула ея

Вооруженною перунами рукою

И паки ей врата отверзла ко покою,

В котором при тебе сперва она была.

Россия, яко крин эдемский, процвела;

Веселья своего внутрь сердца не вмещает

И храм своих торжеств тебе днесь посвящает,

Поставя во внутри его твой светлый лик

На сделанный алтарь из мраморов претвердых,

Со надписанием: «Се тако милосердых

Обыкли почитать россияне владык».

Когда ты, Муравьев, пленен той гласом лиры,

С которою свою учился соглашать,

Последуй ей и пой: места не будут сиры,

Которые по мне ты будешь утешать.

Москва под сению монаршия порфиры

Здесь будет пение сугубое внушать,

Когда, виясь над ней, прохладные зефиры

Со нашим тоном тон свой будут соглашать.

И бог Невы хоть нас, как мню, не позабудет,

Но более скорбеть о пении не будет,

Когда ты тщание свое употребишь,

Чтоб был подобен слог певцов приятных слогу,

Как Сумароков всем к тому явил дорогу,

То пением своим, поверь, не согрубишь.

Огромные врата в храм Янов затворились,

Угрюмые места в веселы претворились,

Кровопролитная пресеклася война,

И царствует везде любезна тишина,

Источник общего спокойства и богатства.

Пловец не зрит себе во плаваньи препятства,

Не зрит себе в морях он более врага,

И съединяются торгами берега;

Рукою мудрыя в царях Екатерины

Отверсты россам днесь врата во все пучины;

Пастух без робости идет со стадом в луг,

И ратай веселясь влачит по ниве плуг,

Зеленый лавр главы героев украшает,

И слава их дела вселенной возглашает.

При самом устии, сверх влажных берегов,

Где тихий Дон, лия свои в пучину воды,

России напоял подвластные народы

И где ее рука воздвигнула Азов,

Возобновя свою до Черных волн державу,

Неутомимый Марс, [1] оставя брань кроваву,

Оставя острый меч, броню и тяжкий щит,

На мягкой мураве в спокойствии лежит;

Там духи мирные во отроческом виде,

Резвяся, во его скрываются хламиде:

Един, прияв его меч острый, тяжкий щит,

Клеврета своего, играючи, страшит;

Тот страшную броню на рамо возлагает

И сам под тяжестью ее изнемогает;

Иной, на нежное чело пернатый шлем

Надев, со ужасом играет копием,

От коего лились во бранех токи крови.

Се тако иногда резвяся, бог любови

Играл его мечем, оставя действо стрел,

Когда сей бранный бог огнем его горел.

И се желанный мир с Олимпа низлетает,

Покоящегося Арея обретает:

«О, воин! — так ему со тихостью речет, —

Да век златый в местах сих паки потечет,

Да не колеблет их рука твоя отныне,

Угодно тако днесь российских стран богине;

Румянцев заградил махин твоих уста,

Да не тревожит брань от днесь сии места,

Да флаги мирные на сей пучине веют,

И вихри пламенны смущати их не смеют;

Да Дон [1] свои струи в спокойствии лиет

И изобилие местам сим подает,

Местам, где прежде лил ты смертных кровны токи

И где свирепствовал с тобою рок жестокий;

Да не дерзнет никто покоя здесь пресечь.

Азов [2] и Таганрог, Еникаль, Кинбурн, Керчь, [3]

Став частию теперь Российския державы,

Участники ее гремящей будут славы;

Да Днепр [4] между крутых брегов, шумя, течет

И с шумом в Черный понт безмолвие несет;

Там малая Берда, [5] но пользою велика,

Пребудет навсегда для росского языка;

Азов, внутри себя обильный пир дая, [6]

Являет, сколько стал полезен россам я,

Да град сей чрез торги прославится отныне,

И слава будет ввек сия Екатерине.

Тага́нрог [7] здесь тебе являет то теперь,

Что в Черный понт судам отверста стала дверь;

Там жители степей Нагайских пиршествуют: [1]

Они довольствие свое изобразуют.

Дающие судам свободный в понт проход,

Еникаль с Керчию, [2] вмещая мног народ,

Являют чрез его различное убранство

Российской области великое пространство,

Что внутрь себя сия обширная страна

Вмещает разные народов племена:

Хотя и разны их и юбразы и нравы.

Но чада все они Российския державы;

Различно думают, различно говорят,

И все одним огнем к монархине горят.

Там Кинбурн, [3] кончится где росская держава,

Хранитель на водах торговли общей права;

Но здесь в нем слышатся гремящих гласы лир,

Поющих, сколько есть царям полезен мир.

Простри и за Дунай [4] свои, о Марс, ты очи,

Где шумный юг стоит противу тихой ночи

И где поставил росс побед своих трофей,

Там блещет множество торжественных огней,

Размахи пламенны всю сферу освещают,

Рекут: «Подсолнечна, в молчании внемли,

Колико вознеслась Россия на земли

И сколько счастлива российская судьбина:

Ее отец был Петр, днесь мать — Екатерина!»

Как в бурный океан втекают быстры воды

И исчезают в нем,

Сему подобяся, летят во вечность годы,

Стремяся день за днем.

В природе всё, что есть, рождается и вянет:

Минул прошедший год и боле не настанет,

Настал теперь другой, но сей, как тот, минет,

И множество за ним веков еще прейдет.

Всяк к вечности плывя, во вечности потонет:

Кто в счастии живет или кто в жизни стонет,

Кто был под властию или кто им владел,

Единый будет всем со временем предел.

Скончаются равно и пастырь, и владетель,

Останется по них едина добродетель,

А прочее их всё по смерти их минет,

И всё во вечности безвестно пропадет.

В течении времен судьба необорима:

Прешли величества и Греции, и Рима!

О боже, царь веков, в Россию ты воззри

И благо по ее пределам распростри,

Да насажденные Петром наук в ней крины

Цветут, покрытые рукой Екатерины!

Да судии закон, им данный, сохранят

И святости его ни в чем не осквернят!

Да воин в тишине на лавр побед взирает,

И пахарь с ним плоды сторичны собирает!

Да плаватель в моря свой мирно бег стремит,

И слава росская по всей земли гремит,

Взывая навсегда немолчными устами,

Что мы к монархине усердием горим,

И будем доле цвесть, чем Греция и Рим,

Доколе род Петров владети будет нами!

Не тщетно, воин, ты о должности рачил,

Не тщетно ты свой полк, стараяся, учил!

Чрез знание твое он знаньем процветает:

Под предводительством твоим гремит, блистает!

Сказать потребно то: каков бы ни был толк,

Но видеть это льзя, что твой исправен полк.

¹ Пою оружие и мощь российской длани

Во время внутрь ее горящей страшной брани.

О муза, ты мою мне лиру днесь устрой

И подвиги со мной российских чад воспой,

Тебе бо ведома деяний смертных древность.

Поведай мне сама сынов российских ревность

И возгласи со мной сладчайший оный час,

Как пленную Литвой Москву Пожарский спас

И как с восшествием на царство Михаила

¹⁰ Унылая Москва свой вид возобновила.

Уже несчастливый царь Шуйский... о удар!..

Был предан поляка́м от собственных бояр.

О, если б мне о сем постыдном вероломстве

Повествование загладить смочь в потомстве!

Но истина сама нам в повестях сие

Гласит плачевное для россов бытие:

Мне должно истину в сей песни возглашати,

Мне должно лиру всю слезами орошати.

Уж преданный Литве быв Шуйский от начал,

²⁰ В литовской области плачевно жизнь скончал,

В темнице тяжкими оковами томимый,—

Как гордый Жигимонд, поборник россов мнимый,

Оружием Москвы грудь томну раздирал

И длань свою на скиптр российский простирал:

Под видом да цветет России вечно слава,

Сулит на царство дать боярам Станислава,

Единого из двух рожденных им сынов,

А сам меж тем теснит осадой войска Псков.

Сей град, построенный людей российских потом,

³⁰ Служил твердейшим ей от враг ее оплотом,

И се — немногое число в нем росских чад,

Стесненны войсками, в нем терпят лютый глад,

Уже враги <нрзб> на приступ шли трикраты.

Не могут <нрзб> высокие раскаты.

Но, бывши освещен орудий бранным блеском,

Ответствовал Литве ужасным дланей плеском,

Явил и огнь, и дым на пламенном челе,

И, распростря свои широкие криле...

...Болярин тако сей, благочестивый муж,

⁴⁰ Имел в себе свойство́ великих самых душ,

И не работая он духом плоти тленной,

Взлетает мыслями во сне к творцу вселенной.

И се — Господь ему видение послал:

Внезапу юноша пред одр ему предстал,

Одеян белою небесною одеждой,

И взор его блисгал веселою надеждой;

В деснице скипетр был, венец был на челе,

И златом за спиной блестящие криле;

Представ ему пред одр, и так ему вещает:

⁵⁰ «Да мой приход тебя, о Шеин, не смущает!

Хранитель росского престола я есмь дух,

Склони к моим словам внимательный твой слух:

Господь благоволил Россию наказати

И хощет о царе в вас души истязати,

За вероломство всех бунтующих боляр

Он хощет на Москву наслать глад, меч, пожар;

Враги бы не могли твоей усердной рати

Своею силою чрез много дней попрати,

Но стало наконец угодно небесам,

⁶⁰ Дабы сей град и ты в плененьи был и сам.

Есть некто в граде сем изменник нечестивый,

Андрей Дедешин то, твой друг, но друг твой льстивый.

Он время днесь к тому удобное нашел

И тайно от тебя в литовский стан ушел.

Ко Жигимонду он предстал теперь пред взоры

И дерзкими усты ведет с ним разговоры.

Сказует слабости полночный стены,

И завтра будете вы здесь побеждены.

Но ты, о храбрый муж, отнюдь не ужасайся.

⁷⁰ За веру, за престол, за церковь стой, мужайся.

Яви Литве, каков России страшен строй,

Яви собою ей, что всяк из вас герой!

Дождешься по трудах ты времени счастлива,

Когда произрастет среди Москвы олива,

И мирны дни сея оливы будет плод,

Терпи и покажи, каков россиян род.

Сей скипетр и венец вручатся Михаилу,

Который обновит России прежню силу:

Уже я времена <нрзб> ясно зрю.

⁸⁰ Будь верен <нрзб> великому царю!»

Вещав сии слова, от глаз его сокрылся.

И абие от сна болярин возбудился,

Исполнен ужасом и радостию весь,

Глаголет: «Посетил, о боже, ты мя днесь,

Ты дух мой, томный дух, исполнил весь надежды:

Пускай мне смерть сомкнет в мученьях тяжких вежды,

Я долг отечеству сыновний сотворю.

Я верен мне во сне явленному царю!

Но кто сей Михаил? Кто будет нам владетель?

⁹⁰ О ты, вселенныя владыка и содетель,

Почто дерзаю я вникать в твои судьбы!

Ты нам пошлешь царя, мы суть его рабы».

По размышленьи сем он одр оставил вскоре —

Еще не явльшейся на небесах Авроре,

Он воздух голосом во храмине делит

И верному рабу войти к себе велит.

«Дедешин где Андрей?» — поспешно вопрошает;

Велит, да он к нему, не медля, поспешает

И в комнату к нему его да приведет.

¹⁰⁰ Меж тем уже заря явила в небе свет.

Болярин воружен из храмины выходит,

Служитель главного к нему над стражей вводит,

И сей ему речет Дедешииа побег:

«Когда ты, государь, починуть лишь возлег,

Дедешин со твоим пришел мне повеленьем,

Что он идет за град твоим соизволеньем.

Я другу твоему оспорить не посмел,

Врата ему отверзть градские повелел».

Тогда болярин сна видение воспомнил,

¹¹⁰ Глаголет: «Так злодей предательство исполнил!»

И вскоре к своему он воинству приспел

И тако в бодрости он войску повелел:

«О други, бодрствуйте и вскоре воружайтесь,

За веру за свою, за церковь вы сражайтесь!

Я зрю — Дедешиным нам смертный ров изрыт,

Сей льстец прегнуснейший злым ядом весь покрыт.

Ко северной стене вы града все спешите

И тамо вы свою днесь храбрость покажите,

Оттоле враг начнет чинить приступ на нас:

¹²⁰ Се нам страдальческих венцов приятный час!

Явите, чада, вы своею ныне кровью,

Что вы пылаете к отечеству любовью!»

И се — по воинству усердный шум восстал,

И огнь во очесах их жара возблистал.

<Нрзб> все воины, отважные сердцами,

<Нрзб> смертными, как брачными венцами.

<Нрзб> российский вождь поставити успел,

<Нрзб> в град молниеносных стрел.

<Нрзб> воздух весь от ядр летящих воет,

¹³⁰ <Нрзб> возопил: «Се ров Дедешин роет!»

<Нрзб> в стремленьи враг идет,

<Нрзб> противу лютых бед.

Тогда-то Шеину явил в себе всяк воин,

Что россом нарещись во свете он достоин.

Стремящихся к стене отчаянных врагов

Свергают со зубцов стремглав в глубокий ров,

Но сколько раз врагов с раскатов низвергали,

Толико раз они на оные взбегали.

Уже повержена ударами стена,

¹⁴⁰ И сила россиян во граде стеснена,

Уже везде враги по стогнам града рыщут

И смертью добычи в домах побитых ищут.

Но Шеин, взяв из войск надежнейший отряд,

Выходит с малым сил числом к Литве за град,

Желая жизнь продать свою драгой ценою

И тяготить врагов ужасною войною.

Меч острый Шеина всех страшно поядал,

Кто первый под его удары попадал,

Подобно току вод, стремящусь чрез долину,

¹⁵⁰ Несущему овец и пастырей в пучину, —

С отрядом Шеин всех противных поражал,

И всяк от действия меча его бежал.

Но, боем, ранами и ратью утомленны,

Немноги с Шеиным Литве достались пленны:

Сей ратоборец, быв собою побежден,

Полмертв, отдаться в плен врагам был принужден,

Но горды поляки, в победе быв суровы,

Кладут на воина тяжелые оковы,

И самый Жигимонд весь гневом воскипел,

¹⁶⁰ Героя взять к себе под стражу повелел:

Не ради почестей блюдом он был столь свято,

Но мнил через него обресть он в граде злато, —

Тираны бо не чтут героев никогда.

Меж тем <нрзб> как быстрая вода

И разливаются <нрзб> по стогнам града.

<Нрзб> мечми родителей и чада.

Везде <нрзб> ручьи кровавые текут,

<Нрзб> младых к закланию влекут.

<Нрзб> и площади и домы,

¹⁷⁰ <Нрзб> в цепях влекомы.

На небо, жалостно стеная, вопиют

И слезы с кровию в руках Литвы лиют.

Но слезы к милости сердец не привлекают,

Свирепы воины как алчны львы рыкают.

О град, колико ты доныне был ни леп,

В руках Литвы ты стал разбойничий вертеп.

В сем граде некто был из юнош знаменитых,

Рожденный от любви супругов именитых,

Со девою себе подобного родства.

¹⁸⁰ Спряжен любовью был, ждал брачна торжества.

Уже готовился в тот день во храм предстати

И деву юную супругою пояти.

Уже цветами одр украшен брачный был,

Уж мнил в объятиях иметь он, что любил...

Премудрым без любви не можно в свете быть,

Премудрость бо велит друг друга нам любить,

И, если в ком любовь с премудростью спряженна,

Того пребудет жизнь счастлива и блаженна;

Но кто пристрастною любовью дух прельстит,

Тот счастие свое в беды преобратит.

Явит нам то судьба Приамова здесь сына,

Что без премудрости вредна любовь едина.

Стремится дух воспеть прю трех богинь небесных,

¹⁰ Могуществом своим и славою известных,

Которую меж их Приамов сын решил,

Чем трон отеческий и Трою сокрушил.

Скажи, о муза, мне вину сея досады,

От коей гнев пылал Юноны и Паллады,

За что Парид не им победу дать судил

И в знак той яблоком Венеру наградил.

А вы, о юноши, сей песни глас внимайте

И мыслей тленными вещьми не занимайте.

Когда пленять начнет ваш разум красота,

²⁰ Воспомните, что то есть светска суета,

Котора, как магнит, сердца младые тянет,

И коя с временем, как сельный крин, увянет,

Лишится прелестей блестящих навсегда

И боле цвесть уже не будет никогда.

Не истребляю сим я вашея любови,

Какая царствовать должна в кипящей крови, —

Но если вас она рабами ей творит,

Се страстный предстоит вам юноша Парид,

Который, ослепясь любовию без меры,

³⁰ Невольник сделался роскошныя Венеры.

Но вас должна любовь к премудрости влещи,

Сия бо светлая небес прещедрых дщи

Едина нас собой от тварей отличает,

Творит счастливыми, спокойствием венчает,

Без коея пастух, вельможа, воин, царь

Не могут нарещись разумна в свете тварь.

Уже Пелеев брак с Фетидою свершался,

Уже Зевес своей судьбы не устрашался,

Какую рок ему из вечности предрек,

⁴⁰ Что в свет Фетидою родится человек,

Который превзойдет родителя делами.

Затем владеющий громовыми стрелами,

Хотя к Фетиде страсть в груди своей питал,

Однако же ее в супругу не поял.

Уже бессмертные на браке возлежали

И песньми брачными супругов ублажали,

Как вдруг Дискордия, не званая на брак,

Досадуя, сама себе глаголет так:

«Или должна я снесть мне сделанну обиду?

⁵⁰ Или я буду зреть Пелея и Фетиду,

Творящих торжество?.. Я брак их возмущу

И всё согласие на оном прекращу».

Рекла, и воздух глас ее нестройный внемлет;

Она же яблоко златое в длань приемлет,

И с надписанием: «Да лучшая возьмет»

Пред трех богинь на стол, невидима, кладет.

Вдруг самотюбие в богинях возблистало;

Мнит каждая, что ей иметь его пристало.

Пир рушился, и их решити должно прю

⁶⁰ Угодно наконец Юпитеру-царю,

Да шествуют сии красавицы на Иду

Решити прю свою ко пастырю Париду.

В то время пастырь сей и купно сын царев

На сей горе играл в свирель свою меж древ;

Овечки спали все, и птички все молчали,

Скамандрины струи со тихостью журчали,

Кудрявы древеса, внимая нежный глас,

Не колебалися от ветра в оный час.

И сей горы хребет наполнился лучами.

⁷⁰ Парид узрел богинь, стоящих пред очами.

Юнона первая, Зевесова жена,

Была сиянием небес окружена,

На раменах ее божественных порфира

Была соплетена из чистого эфира,

И на главе венец чистейший был металл,

Как молния, в очах Паридовых блистал;

Вторая же была премудрая Паллада,

И третия, сердец пылающих отрада,

Венера, тварей всех и всех растений мать,

⁸⁰ Благоизволила на суд к нему предстать.

Сей пастырь, сын царев, судья нелицемерный,

Дабы решительный ответ им дать и верный,

Речет, да каждая себя в них обнажит.

И первая пред ним Юнона предстоит,

Вещая: «Юноша, внимай из уст сих слово,

И сердце смертное имей свое готово

К приятию речей, дверь в оно отворя.

Представь во ум себе величество царя;

Представь сию из всех ты смертных лучшу долю,

⁹⁰ Неограниченны могущество и волю,

Неисчислимое богатство, славу, честь

И всё, что может сан царев с собой принесть.

Тебя поставлю я царем самодержавным,

И учиню тебя и мощным я, и славным;

Ты будеши тебя живущим о́крест страх,

И будет их и жизнь, и смерть в твоих руках.

Где всход со западом пресветлыя денницы,

Там будет власть твоей могущия десницы.

Престол твой будет всем державам прочим суд,

¹⁰⁰ И царии тебе в дань да́ры принесут.

Тебя со страхом чтить все будут человеки;

Речешь — и двигнутся к своим вершинам реки.

Прославит даже тя сама небесна твердь,

И славы твоея ничто не может стерть:

Ты будешь оною во вечности гремети.

Коль буду первенство судом твоим имети,

Прославившего мя сама прославлю я.

И се, Парид, за суд награда есть твоя!»

Сказав, умолкнула и стан свой обнажает.

¹¹⁰ Парид, приступль к ней, зрит, зря с страхом обожает,

Но зрением не мог насытить смертный ум,

Отходит, погружен во тьму различных дум,

В которых, ужасом объят быв, утопает

И в размышлениях к Палладе приступает,

Котора, близ себя его не допустя,

Воздвигла твердый глас, приближиться претя:

«Постой, — ему рекла, — постой, непросвещенный!

Сбери всю крепость сил и разум расточенный,

Очисти мысль свою от всех мирских сует

¹²⁰ И приступай потом ко мне увидеть свет,

Не напыщенны бо мой видят свет молвами,

А ты прельщен моей соперницы словами,

Величеством твое всё сердце утомил

И мысли буйные к престолу устремил.

На слабость я твою, о пастырь, не пеняю

И младостью тебя твоею извиняю;

Я знаю, что нельзя против страстей стоять,

Доколь кого моя не тронет благодать.

Едина я могу лишь смертных просвещати

¹³⁰ И слабости сердец уму порабощати.

Расторгни убо ты завесу темноты,

Расторгни и познай блестящи суеты;

Воззри ты своего рассудка здравым взглядом

И виждь, что упоен твой ум сладчайшим ядом!

Прибегни ныне ты к премудрости, Парид,

И се она сама в очах твоих стоит;

Потребуй моего ты только врачеванья,

И все разрушатся столь слабы чарованья,

Я, иже восхощу, премудрыми творю.

¹⁴⁰ О пастырь, я тебе подати свет горю:

Внимай, вещаю я нелестными устнами.

Владеть и управлять обширными странами,

Бесспорно, лучшая на свете смертных часть;

Но с тяжким бременем сия спряженна власть.

Что царский сан велик, я верю без препоны:

Что уст его слова суть стран его законы,

Что всё падет, к его повергшися ногам,

Что властию своей подобен он богам,

Что счастие его везде препровождает,

¹⁵⁰ И, всем его служа забавам, угождает.

Но пышность ты сию, о пастырь, рассмотри,

Не стонут ли в своих забавах и цари

Желаньем умножать земель своих пространство?

Преходит иногда и кротка власть в тиранство:

Из славолюбия творимыя войны́

Не разоряют ли их собственны страны́,

Не изнуряют ли народы, им подвластны?

Внимай, как и цари без мудрости несчастны.

Но кто желает зреть правления плоды,

¹⁶⁰ Тот должен приложить к правлению труды.

Не от щедроты ли владык зависит слава?

Не кротостью ль царя цветет его держава?

Не спорю, иногда быть должно и войне,

Когда злодей грозит войной его стране,

Когда и кроткий муж, носящий диадиму,

Обязан предприять войну необходиму.

Но та ли слава в свет должна о нем греметь,

Что только он врагов возмог лишь одолеть,

Когда о собственном владеньи не радеет?

¹⁷⁰ Сей царь, и в кротости, тиранствуя владеет:

Ему от лютости трофей сооружен

И весь кровавыми телами окружен.

Пускай избегнешь ты, быв царь, сея напасти,

Но можешь ли, не быв премудр, бороти страсти,

От коих должен ты себя предохранять?

Ты должен тех льстецов от трона отгонять,

Которые царей порокам угождают,

А истине пути к их слухам заграждают.

От лести их себя ты должен защищать,

¹⁸⁰ Злодеев истреблять, насильства прекращать,

Всех подданных твоих любить, хранить, покоить,

Полезное для них не в мысли только строить:

Часы владычества щедротой замечать,

Премудрых от невежд во царстве отличать,

Сносить с терпением друзей своих досаду,

Заслугам даровать достойную награду.

Такие-то цари приходят славы в храм,

А сим едина я способствую царям.

Проникни, о Парид, ты мыслию твоею,

¹⁹⁰ Каков даемый дар соперницей моею.

Проти́ву же того даемый мною дар —

Рассудка здравого и сердца чистый жар.

Мои веселия пороков не вкушают,

Но, душу упоя, к бессмертным возвышают:

Их сладость только мне известна лишь одной

И тем, кому даю я свет увидеть мой;

Тебе открою тьму вещей я неизвестных

И ум твой погружу в явлениях прелестных:

Открою я тебе небесные страны,

²⁰⁰ Течение всех звезд, и солнца, и луны.

Открытием таким твой разум насладится,

Познаешь, как и где дождь, снег и град родится:

Чрез просвещение познаешь ты мое

Рожденье молнии и грома бытие,

Отколе ветры к вам свирепые дыхают,

Чрез что свирепствуют и паки утихают.

Проникнет, наконец, твой просвещенный взор

Во глубину пещер, в сердца высоких гор,

Земные недра в твой рассудок поместятся,

²¹⁰ И златом все твои страны обогатятся.

Хотя меж смертными ты будешь обитать,

Но будешь их себя превыше почитать —

Не саном и ниже́ породы благородством,

Но самыя души великой превосходством,

Которую моим я светом обновлю

И выше жребия других постановлю.

Тогда пускай весь свет в пороках злых потонет,

Но светска суета души твоей не тронет:

Блаженства твоего ничто не может стерть.

²²⁰ Тебя не устрашит и сама люта смерть:

Ты будешь ждать сея ужасной всем царицы,

Как свобождения невольник из темницы.

Когда же при́дет сей тобой желанный час,

Ты будешь помещен на небе между нас.

Тот счастлив в свете сем, и счастлив непременно,

Кто следует моим стопам беспреткновенно.

Но мало таковых на свете смертных есть,

И редкость им сия самим же служит в честь.

Внимай, о юноша, что в мысль тебе вперяю,

²³⁰ Внимай и рассуждай, еще я повторяю».

Умолкла, речь свою богиня окончав;

Париду предстоит, броню с одеждой сняв,

Закрывшись несколько божественным эгидом.

Парид любуется ее почтенным видом:

Зрит перси, зрит ее широки рамена;

Почтенья мысль его и ужаса полна,

В которых погружен, он паки утопает

И ко прекраснейшей Венере приступает.

К нему же взор возвед, красавица сия

²⁴⁰ Глаголет с нежностью: «Прекрасный судия!

Не таковы мои услышишь ты реченьи,

Где были б строгие тебе нравоученьи:

Советов бо таких давати не хощу,

Да ими нежну мысль твою отягощу:

Твоя бо красота, твои младые лета

Не требуют еще толь строгого совета.

Не охуждаючи обещанных даров,

Соперниц был моих совет тебе суров;

Не приступаю я к их помыслам пространству,

²⁵⁰ Скажу, что первая влечет тебя к тиранству,

Другая о своей премудрости речет

И тем во скучну жизнь совсем тебя влечет,

Советуя тебе от света удалиться

И со дичайшими зверьми в пустыни скрыться.

Лишиться общества приятнейших оков,

Летать и мыслями превыше облаков,

Стараться постигать дела непостижимы,

Богами в вечной тьме от смертных содержимы, —

Не то ль же, что взносить на небо дерзку длань

²⁶⁰ И начинати вновь на час с Гиганты брань?

Не все ль вы, смертные, к согласию рожденны?.

Не все ли вы любить друг друга осужденны?

Приметь, найдется ли в природе кто такой,

Кто б вздумал разрушать желанный всем покой

Опричь, которых свет глашает мудрецами?

Сии единые, себя противу сами

Вседневно восстая, союзы дружбы рвут

И мнения свои премудростью зовут,

Другого мнения всегда опровергая,

²⁷⁰ Свои мечтания за правду полагая,

Что должен по его идти законам свет,

От коих обществу ни малой пользы нет.

И, наконец, они чего еще желают?

Да звезды все по их желанию пылают,

Да солнце и луна по тем путям текут,

Какие мудрецы сии им предрекут;

Чтоб самая земля их воле угождала

И по законам их плоды свои рождала,

И словом заключить, что их тебе совет

²⁸⁰ Исполнен суеты, тщеславия и бед.

А мой противу их совет совсем отменен,

И признаюсь, что мой не столь, как их, надменед.

Кто, пользуяся им, на свете сем живет,

Хотя величества он титла не несет,

Хотя не оглашен он звучной в свете славой,

Но, пользуясь всегда природы всей забавой.

Без подозрения, без страха весь свой век

Проводит, как вести обязан человек;

Не тщится постигать он тайн сокровенных

²⁹⁰ И не слывет в числе безумцев дерзновенных.

Но верь, противящись закону моему

Все позавидуют блаженству твоему.

Внимай, о юноша, тщеславну мысль отриня:

Я есмь природы мать, согласия богиня,

Владычица любви и нежности есть я,

Причина твоего и прочих бытия!

Моею волею животные родятся,

И мановением растения плодятся;

Воззри на небеса, на землю ты воззри;

³⁰⁰ Мои суть данники и боги, и цари,

В величестве своем мои оковы носят

И жертвы на алтарь мой в дань свои приносят.

Воззри ты мысленно в окружность света стран:

Герой и жаждущий разити всех тиран,

Сии чудовища, всех жаждущие крови,

Смягчаются одним посредствием любови.

Внемли, о юноша прекраснейший, внемли,

Нет рода такова, живуща на земли,

Который не был бы к забавам нежным страстен:

³¹⁰ И самый лютый тигр бывает мне подвластен;

Закон бо мой родит не строгость и не суд,

Не возмущение, не зависть и не труд,

Не злобу, не вражду, не тяжкие железы,

Не подозрение, не стон, не горьки слезы, —

Но сопряжение пылающих сердец,

Любовь и дружество есть оного конец.

Простри душевные свои, о пастырь, взоры

И в воздух, и в моря, в пустыни, в дебри, в горы:

Не обладаю ли едина оным я?

³²⁰ Не я ли есмь виной сих тварей бытия?

Не силою ль любви вся тварь сия родится,

Чем воздух, и вода, и вся земля гордится?

Но если пресеку я всем животным плод,

Пуст будет воздух весь, земля и бездна вод.

Опустошение ж кого сие не тронет?

Сама вселенная о трате сей восстонет.

А днесь воззри в Кифер и в Книду, Кипр и Паф.

Увидишь множество живущих в них забав:

Там горы гимнами в хвалу мне оглашенны,

³³⁰ В лугах растут цветы, струями орошенны,

Дремучие леса, прекрасные сады

Являют на себе различные плоды.

Где земледелец, труд скончав себе полезно,

Приходит по труде покоиться к любезной, —

Там не присутствуют уныние и страх,

И радость каждого сияет на очах.

Там нет ласкателей, там вредных нет тиранов,

Там льстивых нет друзей и гнусных их обманов,

Там вся веселием кипит во всяком кровь,

³⁴⁰ Там игры, смехи там, там царствует любовь,

Там всё любовию и движется, и дышит:

Один на древесах любезной имя пишет,

Другой любезную венком свою дарит,

Иной с любезною о страсти говорит,

Иной в кристальный ток с возлюбленной глядится,

И паче тем любовь в сердцах у них родится,

Там всех сердца равно любви питает жар.

И се каков мой есть тебе даемый дар!

Но ты, о не́жнейший и мыслями, и леты!

³⁵⁰ Напечатлей мои на сердце все советы,

Познай моих к тебе глаголов сих вину.

Я лучшую тебе из смертных дам в жену —

И родом, и собой, и славою блестящу, —

Когда судом твоим я славу приобрящу».

Сим сделала конец беседы своея.

Тогда три грации предстали пред нея:

Одна легчайшую одежду с плеч снимала,

Другая под стопы ей розы подстилала,

А третия, дабы умножить в ней красы,

³⁶⁰ Располагаючи по персям ей власы,

Во беспорядок их приятнейший приводит

И тем убранства все на свете превосходит.

Зефир, на воздухе вокруг ее виясь,

В белейших льна власах Венериных резвясь,

Летанием своим их нежно раздувает

И тем к почтенью тварь богини призывает.

Потом, лишь члены все открыла мать отрад,

Исполнен воздух стал небесных аромат.

И ты, каменьями обилующа Ида,

³⁷⁰ Лишилась своего нахмуренного вида

И для Венериной небесной красоты

Явила на себе прекрасные цветы!

Леса вершинами друг другу помавали

И ветвями себя взаимно обнимали.

Тут львы и тигры, свой оставя грозный вид,

Пришли со кротостью, где стадо пас Парид,

И, не свирепствуя, овец его лизали,

Чрез что богине знак покорности казали.

Все нимфы гор, лесов и нимфы ясных вод,

³⁸⁰ Собравшись меж собой в единый хоровод,

Владычицу сердец их песньми прославляли

И пляску радостну, играя, составляли.

Огнеобразный Пан в толпе сатир идет,

Изобразя в своей одежде целый свет,

Эол бурливого Борея заключает,

И более Борей пловца не отягчает.

В смятенной бездне всей простерся сладкий мир,

И сверх смиренных вод летает тих зефир.

Трясущийся Протей на влагу всплыть желает

³⁹⁰ И к Иде по водам приближиться пылает.

Но пременить себя в какой не знает вид,

Из бездны выползши, поверх ее сидит,

Исполнен будучи и в старости любови,

Любуется, подняв свои густые брови.

Нептун, почувствовав покой во глубине,

Желает знать о толь внезапной тишине,

Тритона к своему престолу призывает

И известитися ему повелевает,

Какое строит то могуще существо.

⁴⁰⁰ Сей, выплыв и познав Венеры торжество,

Обратно перед трон владыки поспешает

И в раковинный рог Нептуну возглашает,

Что царствует во всей вселенной тишина

И что всему тому Венера есть вина,

Владычица сердец, мать нежныя любови,

Родившаясь в твоих волнах от Кела крови.

И се владыка вод с престола восстает

И с Амфитритою из бездны вод грядет

На черепаховой огромной колеснице,

⁴¹⁰ Наяды с пением последуют царице,

Украшенны драгим растеньем грозных вод;

Тритон, предшествуя, гласит царев приход.

Уже является царь бездны над водою;

Волнопитаемой играет ветр брадою,

Обмоклые власы крилами развевал;

Царя принесший, прочь побег надменный вал.

Тогда угрюмый царь, оставя колесницу,

Появ с собою вод прекрасную царицу,

Восходит на Олимп меж синих облаков,

⁴²⁰ Откуда с жительми небес отец богов,

Со восхищеньем зря на Иду, светом ясну,

Там видит в торжестве он Кела дщерь прекрасну,

И грозный ада царь, ужасный всем Плутон,

Почувствовав в своем пресекшись царстве стон,

Что стали фурии его не столь свирепы,

Отъяти повелел от мрачных врат заклепы,

Да шествует во свет и сам Венеру зрит

(Познал бо, что она сей мир везде творит);

Заржавым скипетром под Этной ударяет

⁴³⁰ И в чреве оной хлябь широку растворяет,

В которой жупел он с одежд своих отряс:

Гора изрыгнула его во оный час,

Чем солнце над собой в день ясный погасила,

И колесница в свет Плутона возносила,

Везома четырьмя быв черными коньми.

Оставя по себе мир в аде меж теньми,

Плутон с бессмертными на Иду сам взирает

И по Венере сам со Зевсом поборает.

Меж тем младый пастух Венеру нагу зрит

⁴⁴⁰ И, наслаждая взор, весь пламенем горит.

Вся кровь Паридова любовию пылает;

Он зрит ее красу и зреть еще желает,

Изобразует бо в себе сия краса

При тихом солнечном сияньи небеса.

Он, чувствуя в себе необычайну радость,

Влечется в некую, ему безвестну, сладость.

Тогда Ермий ему то яблоко поднес,

С которым предпослал к нему его Зевес.

Парид, приняв его во длань свою, вещает:

⁴⁵⁰ «Богиня, коей ум красы мой не вмещает,

На кою без того никто не может зреть,

Чтоб пламенем ему любовным не гореть,

Божественна краса, небесная Венера!

Ни в чем не может быть красе твоей примера;

Должна ты верх над всем в подсолнечной иметь,

Тебе принадлежит сим яблоком владеть».

Сказав, он боле сил в себе не ощущает

И дар, залог красы, во длань ей ниспущает.

Соперницы, узря сей дар в ее руках:

⁴⁶⁰ Юнона, в пламенных поднявшись облаках,

От взора смертного на небо возлетала,

И молния по ней на воздухе блистала;

Паллада, о конец опе́ршись копия,

На серном облаке грядя вослед ея,

Во обиталище Олимпа восходила

И в воздухе войне подобный шум родила.

Венера в облаке прозрачном завилась

И с пением на верх Олимпа поднялась,

Наполня гору всю благоуханным мирром,

⁴⁷⁰ Препровождаема любовью и зефиром.

Парид же, кой сию победу ей вручил,

По времени себе Елену получил.

Котора, став его обещанной женою,

Соделалася всех троянских бед виною.