Избранные произведения. I том

Часть I

Часть II Крещение в купели атомного реактора

Часть III

Подлинная история Билла

Глава 1

Новая работа не слишком нравилась Биллу. А должна была нравиться, потому что, как почти все в армии, она не требовала от него никаких, или почти никаких, мыслительных способностей. Нужны были только прочно укрепленные условные рефлексы. Один из которых сейчас заскребся у него в мозгу, напоминая, что тяжелая поступь новобранцев доносится до него все слабее. Билл поднял глаза увидел, что они уже почти скрылись из виду. По правде говоря, не почти, а совсем — за облаком пыли из-под сапог, которые они еле волочили. Билл набрал побольше воздуха и рявкнул:

— Круго-ом… арш!

Рядом упала на землю птичка, оглушенная громогласной командой. Билл немного приободрился — значит, из него уже получается настоящий инструктор строевой подготовки. Новобранцы тоже приободрились: стоило им промаршировать еще немного дальше, и они угодили бы в глубокий овраг с крутыми каменистыми склонами. Первая шеренга уже дрожала от страха, оказавшись перед ужасным выбором — погибнуть в овраге или принять смерть от руки инструктора. Они повернули — не слишком четко, потому что ноги у них подкашивались от усталости, — и, надсаживаясь от кашля, замаршировали назад, в облако пыли.

Когда строй приблизился, Билл злобно зарычал, оскалив зубы. Особую выразительность гримасе придавал один-единственный длинный клык, который заходил за нижнюю губу и практически упирался пожелтевшим концом в подбородок. Билл постучал по клыку ногтем и оскалился еще сильнее. Два клыка придали бы ему грозный вид, но с одним он был похож на бульдога, потерпевшего поражение в драке. С этим что-то надо было делать.

Его вывел из задумчивости громкий топот. Бросив перед собой беглый взгляд, он увидел, что надвигающуюся шеренгу отделяет от него всего один шаг. Ближайший к нему новобранец затаил дыхание от ужаса при мысли, что сейчас затопчет инструктора.

— Рота, стой! — рявкнул Билл.

Натруженные ноги, топнув еще раз, остановились, и новобранец чуть не ткнулся в Билла. Он стоял лицом к лицу со страшным инструктором, уставившись ему в глаза, налитые кровью, своими, забитыми пылью.

— Ты на что это глазеешь? — угрожающе прошипел Билл разъяренной змеей.

— Ни на что, ваше величество, сэр, ваше высочество…

— Не ври, ты глазеешь на мое лицо.

— Нет, то есть да, только я не виноват, оно у меня прямо перед глазами.

— И не просто на лицо, а на мой клык. И думаешь — почему это у него только один клык?

Билл сделал шаг назад и, с отвращением глядя на шатающихся, перепуганных, загнанных до полусмерти новобранцев, прорычал:

— Вы все это думаете, да? Отвечайте — да!

— Да! — хрипло выдохнули они хором, от усталости плохо соображая, что вообще происходит.

— Так я и знал, — вздохнул Билл и мрачно постучал ногтем по одинокому клыку. — Да вы тут не виноваты. Инструктор с двумя клыками — жуткое, наводящее страх зрелище. А один клык — это, прямо скажу, печальная картина.

Он засопел от жалости к самому себе и утер рукой каплю, свисавшую с носа.

— Я, конечно, не жду от вас сочувствия, слабоумные вы уроды. Ни преданности, ничего такого, потому что у вас одно на уме — иди-ка ты на хрен, приятель. Нет, я жду откровенного шкурничества и попытки меня подкупить. Мы будем заниматься строевой подготовкой до тех пор, пока не стемнеет или пока вы не сдохнете, если это случится раньше. — Он сделал паузу, и по рядам пронесся стон. — Но, может быть, вы попытаетесь превзойти вчерашнее пополнение, которое так прониклось ко мне сочувствием, что добровольно собрало по доллару с носа на то, чтобы вставить мне второй клык. Должен признаться, я ощутил такой прилив благодарности, что тут же прекратил занятия.

Пехотинцы, совсем недавно против своей воли призванные на службу, чтобы прославить Империю, уже усвоили несколько уроков выживания. Прекрасно поняли они и этот намек. Послышался звон монет, и Билл, пройдя по рядам, принял их добровольные пожертвования.

— Разойтись, — проворчал он, пересчитывая добычу. «Хватит. Да, как раз хватит». Он улыбнулся, но тут взгляд его упал на собственные ноги, и улыбка мгновенно исчезла. Вставить клык — это была только одна из двух проблем, которые стояли перед ним. А сейчас он смотрел на вторую.

Его левая ступня в начищенном до зеркального блеска сапоге выглядела нормально и вполне годилась, чтобы топтать новобранцев. Но с правым сапогом дело обстояло иначе. Совсем иначе. Прежде всего, он был вдвое больше левого. Еще интереснее был большой палец, торчавший далеко назад из дыры над каблуком. Внушительный желтоватый палец, который заканчивался сверкающим ногтем. Билл зарычал в бессильном гневе, и его правая нога, дернувшись, оставила на утоптанной земле глубокую царапину. Хочешь не хочешь, но с этим тоже надо было что-то делать.

Когда Билл двинулся через плац к казарме, из-за гор донеслись раскаты грома. Он с опаской покосился на небо и увидел, что по нему с огромной скоростью приближается черная туча. С такой же скоростью налетели порывы ветра. Билл закашлялся от пыли, клубами окутавшей его, но ненадолго: пыль тут же прибил проливной дождь, мгновенно превративший плац в море жидкой грязи. Промочив Билла до нитки, дождь перестал, и пошел град. Огромные градины с плеском шлепались в грязь и барабанили по его каске. Но не успел Билл дойти до казармы, как облака бесследно улетели, и под тропическим солнцем от мундира Билла повалили клубы пара. «Интересный климат на этой планете», — подумал он.

Больше ничего интересного на этой планете не было. Бесплодная и никому не нужная, она отличалась только тем, что здесь было два времени года: жестокая зима и тропическое лето. На ней не было ни руд, которые стоило бы добывать, ни земель, которые стоило бы возделывать, ни природных ресурсов, которые стоило бы использовать. Другими словами, это было идеальное место, чтобы устроить здесь военную базу. Так и сделали, не останавливаясь ни перед какими неоправданными расходами, и теперь гигантский остров-континент посреди бурного, покрытого айсбергами моря представлял собой сплошной огромный военный лагерь. Форт Гранджи, получивший свое имя в честь известного всей Галактике командора Мерда Гранджи. Известен он был исключительно тем, что скончался от далеко зашедшего геморроя, вызванного обжорством. Но поскольку он приходился двоюродным дедом императору, его имя осталось овеянным бессмертной славой.

Эти и подобные им мрачные мысли вертелись в голове у Билла, пока он шарил в своем кошельке, достав его из привинченной к полу железной тумбочки. Хватит, как раз хватит. Шестьсот двенадцать имперских долларов. Пора.

Расстегнув «молнии», он скинул сапоги. Три желтых больших пальца на правой ноге скрючились и затекли, и он с наслаждением их расправил. Потом он скинул форму и сунул ее в измельчитель, где армированное бумажное волокно мгновенно распалось на составные части. Он оторвал от рулона на стене уборной новую форму и натянул ее. Потом с большим трудом, бормоча ужасные ругательства, вколотил в правый сапог свои длинные желтые большие пальцы.

Как только Билл открыл дверь казармы, снова обрушился жестокий ливень. Сердито ворча про себя, он захлопнул дверь, досчитал до десяти и снова открыл дверь, вышел на обжигающий солнцепек и поспешно зашагал к главному госпиталю.

— Доктор сейчас занят и не может вас принять, — сказала аппетитная дежурная по приемному покою с нашивками капрала, обрабатывая пилкой край кроваво-красного ногтя. — Запишитесь вот здесь на прием — ровно через три недели в четыре утра… ой!

Ойкнула она потому, что он, злобно зарычав, выбросил вперед ногу и коготь, торчавший из пятки, оставил на металлической поверхности стола глубокую царапину.

— Какого хрена, капрал, что я, первый день в армии, что ли?

— Может, и не первый, только вежливо разговаривать еще не научились. Выйдите вон, а не то вызову полицию, и вас расстреляют за порчу казенного имущества… ой!

Ее вопль слился со скрежетом металла, и на столе появилась еще одна царапина.

— Позовите доктора. Скажите ему, что тут пахнет деньгами, а не лекарствами.

— Что же вы сразу не сказали? — недовольно фыркнула она и с размаху ткнула пальцем в кнопку переговорного устройства. — К вам, адмирал, посетитель с наличными.

Она проделала это с большой готовностью и рвением: всякий раз, как что-нибудь подобное отвлекало доктора-адмирала от противозаконных экспериментов, он с такой же готовностью выделял ей процент от добычи и добрую порцию зелья.

Дверь позади нее приоткрылась, и высунулась лысая голова доктора-адмирала Мела Практиса. Он уставился на Билла одним глазом — другой закрывал торчащий черный монокль. Монокль должен был скрывать тот факт, что доктор лишился глаза при неких ужасных обстоятельствах, о которых мы умолчим. Но потом вместо глаза ему поставили электронный телескоп-микроскоп, что оказалось очень удобно. Его противозаконные медицинские эксперименты были столь гнусны, что, когда о них стало известно, его приговорили к смерти на колу — с возможностью замены на службу в медчасти военно-космического флота. Нелегко было ему сделать выбор. Впрочем, в конечном счете получилось неплохо: командующий базой, погрязший в алкоголизме, смотрел на его эксперименты сквозь трясущиеся пальцы. Чтобы пальцы не переставали трястись и все его гнусные затеи по-прежнему сходили ему с рук, Практис не жалел спирта, которым располагал в неограниченном количестве.

— Это вы на лоботомию? — спросил Практис.

— Какая там к хрену лоботомия! Клык, доктор, имплантация клыка, помните? Тогда у меня бабок хватило только на один. Но теперь я принес остальные.

— Нет бабок — нет зубок. Показывайте, сколько у вас есть.

Билл потряс кошельком, и послышался звон монет.

— Ну, проходите, не стоять же нам тут целый день.

Практис высыпал монеты в умывальник и, сунув пустой кошелек в помойное ведро, полил их антисептиком, а потом принялся считать.

— Никогда не знаешь, какую заразу может подцепить солдат. Тут десяти долларов не хватает.

— Кому же не знать, как не вам, — сами почти всех и заразили. Ни хрена, доктор, цена — как договорились. Шестьсот двенадцать.

— Это было на прошлой неделе. Надо учесть инфляцию.

— Больше у меня нет, — жалобно сказал Билл.

— Тогда давайте расписку — пусть вычтут из ближайшей получки.

— Совести у вас нет, — пробурчал Билл, ставя свою подпись.

— А мне она не положена — я специально справлялся в церкви перед тем, как поступить на службу. Ваше имя? Мне надо проверить по компьютеру, где у меня хранится ваш клык.

— Билл. Через два «л».

— На два «л» имеют право только офицеры. — Он забарабанил по клавиатуре. — Вот он, «Бил», все правильно. Двенадцатый холодильник, в жидком азоте.

Схватив металлические щипцы, доктор выскочил из комнаты и через минуту вернулся с пластиковым цилиндриком, от которого валил пар. Он сунул его в микроволновую печь и нажал на несколько кнопок.

— Думаю, шестидесяти секунд хватит. Если продержать дольше, изжарится.

— Смотрите, без шуток, доктор, это серьезное дело.

— Только для вас, солдат. Для меня это всего несколько лишних долларов — они пойдут моему брокеру, чтобы когда-нибудь я смог откупиться от службы.

Из печи донесся сигнальный звонок, и доктор ткнул большим пальцем через плечо в сторону операционного стола.

— Снимите брюки и ложитесь.

— Брюки? Но он должен быть во рту, доктор, — куда это вы собираетесь его приживлять?

Вместо ответа Практис мерзко ухмыльнулся и подкатил к столу электронный автомат.

Билл поперхнулся — резиновые захваты широко разинули ему рот. Практис, что-то бормоча, принялся набирать на клавиатуре команды. Билл завопил хриплым голосом сквозь захваты: лазерный скальпель с шипением вгрызся ему в десну, а щипцы начали раскачивать зуб.

— Ах, виноват, забыл, — солгал Практис, делая обезболивающий укол.

Не прошло и нескольких секунд, как зуб был удален, десна разрезана, гнездо в челюсти рассверлено, корень клыка прочно установлен на место, в зазоры впрыснут ускоритель роста, и все залито шовным клеем.

— Прополощите рот, сплюньте и выметайтесь, — приказал Практис, когда Билл, шатаясь, встал со стола.

— Так-то лучше, — сказал Билл, восхищенно глядясь в зеркало. Он постучал ногтем по обоим клыкам и оскалился. Лицо его стало вполне ужасающим. — Смертвич Дранг мог бы мной гордиться, если бы остался в живых.

— Катитесь отсюда.

— Это еще не все, доктор. — Билл скинул свой огромный правый сапог, расправил длинные пальцы и провел три глубокие царапины в пластиковом полу. — А что вы скажете про это? Что скажете?

— Скажу, что это очень мило. Только когти, пожалуй, пора подстричь.

— Не когти, а ступню менять надо! Не оставаться же мне до конца жизни с куриной лапой громадного размера!

— А почему бы и нет? Это лучше, чем деревянная нога.

— Мне нужна настоящая!

— А у вас и есть настоящая — настоящая гигантская куриная лапа. И позвольте вам сказать — не буду хвастать, но во всей известной Вселенной нет другого хирурга, который смог бы это сделать. А еще жалуются, что я занимаюсь так называемыми противозаконными экспериментами! Да они все на коленях ко мне приползут, когда у них будет что-нибудь неладно со ступнями, вот увидите!

— Я хочу увидеть только одно — настоящую, живую человеческую ступню вместо вот этого.

— Вы не маленький, солдат, и не морочьте мне голову своими пустячными проблемами. Сейчас идет война, солдат, — или вы про это ничего не слыхали? То одного не хватает, то другого. А чего не хватает постоянно — так это запасных ступней.

— И вы ничего не можете сделать?

— Я могу пришить вам вместо этого кроличью лапку. Говорят, она приносит удачу.

— Но мне нужна настоящая ступня! — завопил Билл. Но его вопля никто не услышал, потому что как раз в этот момент прогремел взрыв и большая часть крыши госпиталя взлетела на воздух.

Глава 2

Пока доктор Практис трясся от страха, тупо уставившись на зияющую дыру в потолке и падающие обломки, Билл проворно нырнул под металлический стол. Обеспечив таким образом безопасность своей шкуры, он подумал о будущем, о своей куриной лапе и из чисто эгоистических побуждений, протянув руку, втащил в свое убежище и доктора. В следующее мгновение на место, где тот только что стоял, обрушилась груда кирпичей, и Практис захлебнулся от ужаса, а потом бросил на Билла взгляд, полный собачьей благодарности.

— Вы спасли мне жизнь, — пролепетал он.

— Только не забудьте об этом, когда придет следующая партия замороженных ступней. Я хочу выбрать первым.

— Все будет ваше! А если вам не терпится, то у меня есть одна очень изящная ступня тридцать пятого размера — все, что осталось от медсестры, которую загрызли сторожевые псы.

— Нет, спасибо, уж лучше я подожду. Та, что у меня сейчас, не так уж плоха на время боевых действий, пока не появится вполне подходящая.

— Почему вы заговорили о боевых действиях? — взвизгнул Практис.

— Потому что они уже начались, и мы сейчас в самой гуще. Разве вам ни о чем не говорят свист бомб, разрывы снарядов и вопли умирающих?

Полный отчаяния стон Практиса заглушило громовое хлопанье крыльев, и по комнате пронеслась какая-то тень. Билл рискнул выглянуть из-под стола и увидел, что над ними кружит громадный дракон. Своими глазами-бусинками дракон заметил внизу движение, раскрыл пасть и выдохнул язык пламени. Билл поспешно втянул голову под стол, и дымное пламя опалило пол вокруг. Практис стонал и трясся от страха. Но Билл только рассердился.

— Как же это можно такое допускать на военной базе? Где оборонительные меры? Где противодраконная артиллерия? Ну, сейчас я покажу этой чешуйчатой гадине, пока она до меня не добралась!

Как только хлопанье крыльев отдалилось, Билл на четвереньках выполз из-под стола и выскочил сквозь пролом в стене. На секунду он остановился, с восхищением глядя, сколько разрушений произвел дракон за такое короткое время, и тут же снова нырнул в укрытие, когда над головой появился еще один дракон, извергая из клоаки поток бомб. Когда вокруг перестали падать обломки, Билл кинулся к ближайшему оружейному шкафу и одним ударом своей когтистой ноги вышиб дверцу.

— Отлично, просто отлично! — в восторге вскричал он и схватил черный цилиндр, на котором белыми буквами было написано: «РЗВ».

— РЗВ, — сказал он, пристраивая цилиндр на плечо. — Ракета «земля — воздух».

Поглаживая указательным пальцем спусковой крючок, он приложился глазом к прицелу. Перед ним предстала восхитительная картина — перекрестье линий, приходящееся в точности посреди брюха ближайшего дракона.

— Вот тебе от пехоты, — радостно воскликнул он, нажимая на спуск.

Послышался щелчок, и из дула высунулась металлическая лапа, державшая флажок. На нем было изящными стежками вышито: «ПРОМАХ».

— Вот те хрен — ракета-то, оказывается, учебная! — взвыл Билл и швырнул цилиндром в дракона.

Тот, заметив развевающийся флажок, сделал правый вираж и перешел в пике. Клубы дыма летели из его ноздрей и стлались позади, а из раскрытой пасти тянулся к Биллу ослепительный язык пламени, способный изжарить его, как отбивную на вертеле.

— Вот оно, — мужественно пробормотал Билл. — Погибнуть так далеко от дома — да еще с куриной лапой!

Язык пламени все приближался, и тут дракон взорвался: ракета угодила ему точно в пупок.

— Значит, кто-то все-таки нашел годную ракету, — буркнул Билл, глядя, как драконья туша валится на крышу отхожего места, стоявшего прямо перед ним. Но вместо мягкого шлепка, которого ожидал Билл, раздался оглушительный звон. Все стало понятно, когда на землю упала оторванная голова дракона. Из обрубка шеи торчали провода и металлические прутья, а из порванных трубопроводов вместо крови текло масло.

— Мог бы и догадаться, — сказал Билл довольным тоном. — Машина. Драконы из плоти и крови — это для пташек. Аэродинамически неустойчивы. Крылья слишком малы прежде всего.

Размышляя об этих извечных тайнах, он с интересом смотрел, как на макушке драконьей головы открывается нечто вроде дверцы. Это зрелище что-то очень ему напоминало. Особенно после того, как на него сердито уставилось четверорукое зеленое существо пятнадцати сантиметров ростом.

— Да это чинджер! — ахнул Билл.

— А ты думал, это драконий мозжечок? — насмешливо произнес чинджер.

Билл схватил с земли обломок бетона и хотел было расплющить на месте зеленое чудище, но не успел. Враг-инопланетянин распахнул люк в шее дракона и выхватил оттуда маленький ракетный двигатель с лямками, которые быстро накинул на себя.

— Вперед, чинджеры! — пискнул он, крохотные ракеты заработали, и он стрелой взлетел в небо.

Билл бросил бетонный обломок и заглянул в пост управления, скрытый в черепе дракона. Он был в точности такой же, как в голове Трудяги Бигера, — с пультом и маленьким термосом для воды. Над пультом оказалась даже металлическая табличка с серийным номером. Билл нагнулся и вгляделся получше.

— «СДЕЛАНО В США», — прочитал он. — Интересно, что бы это значило?

К этому времени проявил интерес не только он. Теперь, когда бомбежка уже наверняка закончилась, из-под развалин госпиталя выполз доктор Практис. Страх, сотрясавший его, сменился научной любознательностью.

— Это еще что такое?

— Сейчас уже ничего. А был это механический бомбоносный огнедышащий дракон с чинджером внутри.

— А что значит «СДЕЛАНО В США»?

— Вот и я об этом думаю, доктор. — Билл огляделся по сторонам, отошел и вытащил из-под обломков больничную каталку. — Ну-ка, помогите мне погрузить сюда эту голову — мы отвезем ее командующему базой и посмотрим, что он скажет.

Это оказалось нелегко сделать, потому что штабу изрядно досталось. Когда они подошли, какой-то адмирал с золотыми якорями и скрещенными паяльниками инженерных войск на погонах стоял, мрачно созерцая дымящиеся остатки. Он поднял глаза и кивнул Практису.

— Мы с вами, Мел, остались целы, но остальные офицеры погибли. Все до единого. У них тут как раз шла оргия в пользу Красного Креста.

— Во всяком случае, они погибли на боевом посту.

— Прекрасная смерть, — вздохнул инженер и с большим подозрением покосился на Практиса. — А давно вы стали адмиралом, доктор Мел Практис?

— А вам какое до этого дело, профессор Лубянка?

— Такое, что старший в чине принимает командование. Сегодня в девять вечера исполняется два года шесть месяцев и три дня, как я стал адмиралом.

— А я на такие мелочи не обращаю внимания, — язвительно сказал Практис.

— Из чего следует, что вы самозванец, клистирная вы трубка.

— Ах ты, электромонтажник говенный!

— Солдат, убейте этого мятежника.

— Это приказ, сэр?

— Да.

Билл схватил Практиса за горло и принялся душить.

— Сдаюсь! — прохрипел тот, и новый командующий дал Биллу знак его отпустить.

— Захватите с собой эту драконью голову. Надо доложить в штаб флота, что произошло. И выяснить, откуда было совершено нападение. Этот сектор считается давно уже умиротворенным.

Электронная лаборатория уцелела благодаря своему выгодному расположению — вдали от штаба, по соседству с очистными сооружениями. Инженеры из команды адмирала Лубянки явились на его зов и унесли останки дракона. На Практиса и Билла никто не обратил внимания, и они, повинуясь безошибочному солдатскому инстинкту, смылись.

— Не пригласить ли вам меня в офицерский клуб на совещание, сэр? — жизнерадостно намекнул Билл.

— Это зачем? — подозрительно спросил Практис.

— Выпить, — последовал мгновенный ответ.

Они взялись уже за вторую бутылку «Растворителя для старой краски», когда их разыскал посыльный.

— Адмирал приказывает вам обоим явиться к нему. Немедленно или еще быстрее.

— А хрен с ним! — насмешливо бросил доктор Практис.

Посыльный извлёк пистолет.

— Мне приказано пристрелить вас обоих на месте, если заупрямитесь.

Добежав рысью до лаборатории, они немного протрезвели и предстали перед Лубянкой, шатаясь и поддерживая друг друга. Он, что-то ворча, листал лежавшие на столе перед ним донесения. Подняв глаза на вошедших, он содрогнулся.

— Сядьте, пока не упали, — приказал он и помахал в воздухе какой-то бумажкой. — Бардак, как всегда, — проскрипел он сквозь зубы. — С наших баз на спутниках успели запустить электронный зонд по следу космолета, который сбросил нам сюда этих драконов. Он направляется в сторону альфы Большого Пса — до сих пор сектор считался нейтральным. Мы должны выяснить, что происходит и где находится эта планета США.

— Ну, это вы у нас гений по части электроники, а не я, — ехидно сказал Практис. — Старому костоправу это не по зубам.

— По зубам. Я назначаю вас командиром космолета, который отправится в погоню.

— Почему меня?

— Потому что вы чуть ли не единственный офицер, который остался в моем распоряжении. Положение обязывает. А этот истукан полетит с вами, потому что обстрелянных солдат у нас тоже не густо. Я наскребу вам кое-какую команду, но многого обещать не могу.

— Ну, спасибо и на том. Может, еще чем-нибудь порадуете?

— Порадую. Они разбомбили все наши космолеты. Кроме мусорного буксира.

— А я летал на мусорном буксире, — радостно сказал Билл.

— Значит, будете чувствовать себя как дома. Соберите вещи и будьте здесь самое позднее в три пятнадцать. В три шестнадцать за вами будет послана расстрельная команда. К этому времени электронное оборудование для пеленгования будет погружено.

— Как бы нам от этого отвертеться? — мрачно спросил Практис, когда они пробирались среди развалин, в которые превратилась база.

— Никаких шансов. Я поинтересовался этим в первый же день, как сюда попал. Удрать с базы проще простого, только удирать некуда. Здешние растения несъедобны. Кругом океан. Прятаться негде.

— Ну и ну! Тогда идите со мной и помогите нести мои вещи.

— Я вам не понадоблюсь, сэр, — сказал Билл, показывая куда-то за спину доктора. — Вон те три санитара вполне справятся.

Практис обернулся, но никого не увидел. Потом снова взглянул перед собой и тоже никого не увидел. Он издал вопль ярости, но Билл был уже далеко.

Билл был уже далеко и брел к своей казарме, преисполненный черного отчаяния. Конечно, солдатская жизнь никогда не бывает усыпана розами, да и здешняя планета — дыра дырой, однако тут он по крайней мере имел шанс остаться в живых. А прогулка к звездам на мусоровозе под командованием сумасшедшего доктора ничего хорошего не сулила. Он порылся в самых укромных закоулках своего мозга, но не смог обнаружить никакого сколько-нибудь осуществимого плана бегства. Отстрелить себе другую ступню? Да нет, это кончится тем, что он окажется с двумя куриными лапами и вдобавок с петушиным хвостом — уж настолько-то он Практиса знал.

Похоже было, что его дело в шляпе.

Прикрыв рукой кодовый замок своей тумбочки, он другой рукой набрал код. Потом прижал большой палец к специальной пластинке для распознавания отпечатков пальцев и только после этого сунул в скважину ключ. Лишние предосторожности никогда не повредят, особенно когда имеешь дело с солдатней. Он пошарил рукой в тумбочке и задумался: что взять с собой в полет? Двенадцать дюжин презервативов вряд ли там ему понадобятся. Нож-кастет с отвратительными иглами может пригодиться. Что-нибудь почитать? Он мрачно полистал «Боевые комиксы» — с их страниц зазвучали разрывы снарядов и едва слышные вопли. Как всегда, почти все шансы были за то, что он больше никогда не увидит эту базу. Впрочем, жалеть особо не о чем. Так или иначе, лучше взять с собой все.

Билл вытащил из-под койки свой рюкзак и тщательно уложил его, побросав туда все вещи из тумбочки. Времени до посадки оставалось еще много. Он дотронулся пальцем до своих говорящих часов и услышал шепот: «Сенатор Мак-Герк, друг пехотинцев, с удовольствием сообщает, что сейчас ровно двадцать три часа». Часы были дешевые — он получил их в подарок от матери.

Еще полдня до отправления — достаточно, чтобы утопить горе в вине. Билл огляделся вокруг, соображая, у кого могло быть спиртное. Не у новобранцев, это уж точно. В углу была каморка сержанта, он подошел и постучал в дверь.

— Ты там, сержант?

Ответом ему была тишина — ничего лучшего и желать не приходилось. Билл отломал от ближайшей койки железный прут и взломал дверь. Внутри был сущий свинюшник, но свинья, которая в нем жила, понимала толк в выпивке. Билл выбрал две бутылки самого смертоносного вида, спрятал одну в рюкзак и откупорил другую. Как только из горлышка перестал идти дым, он сделал большой глоток и удовлетворенно вздохнул. А потом принялся накачиваться до полного обалдения, но сначала установил будильник на своих говорящих часах.

К тому времени, как Мак-Герк, друг пехотинцев, сообщил ему, что пора кончать баиньки, Билл как раз прикончил бутылку. Он, шатаясь, поднялся на ноги и закинул за плечо рюкзак. То есть сделал слабую попытку закинуть его за плечо, но вместо этого рюкзак кинул его на пол.

— Ух! — выговорил он, лежа на рюкзаке и глядя, как кружатся лампочки под потолком.

— Вам нравится так лежать? — раздался голос.

Билл долго моргал глазами и в конце концов с трудом разглядел силуэт одного из новобранцев, удивленно склонившегося над ним. Здоровенного парня, между прочим. После нескольких безуспешных попыток Билл ухитрился более или менее членораздельно произнести:

— Мне не нравится так лежать.

Сочувственно хмыкнув, новобранец помог Биллу подняться на подкашивающиеся ноги и установил его в вертикальном положении.

— Фамилия? — спросил Билл, старательно выговаривая звуки.

— Вербер, ваша честь. Только что прибыл…

— Заткнись. Бери рюкзак. Держи меня. Пошли.

Неверными шагами они добрались до посадочной площадки. Взглянув на видавший виды старый буксир, Билл содрогнулся. С помощью поддерживавшего его Вербера он с трудом поднялся по трапу на борт.

За дружескую услугу, оказанную Биллу, Вербер был вознагражден тем, что его заставили грузить оборудование, а потом включили в состав команды, потому что людей не хватало. Так армия наказывает тех, кто нарушает первую заповедь: «Держи язык за зубами и не высовывайся».

Глава 3

Ничего не скажешь, «Имельда Марксе»[46], этот ветеран мусоровозного флота, был доброй рабочей лошадкой. Пусть в ширину он был больше, чем в длину, пусть корпус его был испещрен вмятинами, пятнами ржавчины и кофейной гущи, увешан веселыми гирляндами использованной туалетной бумаги и картофельных очисток, — пусть так. Но при всем том он вполне мог, пыхтя и отдуваясь, делать свое дело. Еще не родился на свет такой мусорный контейнер, который он не смог бы поднять в космос. Не существовало такой емкости для помоев, которую он не смог бы вывести на орбиту. Он был настоящий работяга.

Чего нельзя было сказать про его команду. Капитан Блай[47] когда-то с отличием окончил Космическую академию, выделялся блестящими способностями и подавал большие надежды. Но он лишился всего, совершив одну маленькую ошибку — на мгновение увлекшись, когда увлекаться не следовало, на мгновение поддавшись низменным инстинктам. К несчастью, в тот день его командир трагически рано вернулся домой. Он застал молодого Блая в постели со своей женой. И со своим племянником. Не говоря уж об овце и о его любимой охотничьей собаке. Командир очень любил эту собаку.

Стоит ли говорить, что после этого Блаю пришлось плохо? Есть вещи, которые делать не принято. Даже на флоте. А это многое значит. Мгновенное увлечение погубило его карьеру. Он остался жив, чтобы всю жизнь об этом жалеть. Если бы не еще хоть эта собака! Но раскаиваться было поздно. Всякий джентльмен на его месте должен был бы поступить, как подобает джентльмену. Но он больше не был джентльменом. Об этом позаботились офицеры флота. Его переводили с корабля на корабль, он опускался все ниже и ниже и нигде не задерживался надолго. Пока не стал капитаном «Имельды Маркое».

Это был добрый старый буксир, делавший свое дело без блеска, но на совесть. Даже когда его капитан был пьян, или под кайфом, или и то и другое, что чаще всего и случалось. Однако сейчас, впервые на памяти команды, включая старейшего ее члена — помощника трамбовщика, он был трезв. С мертвенно-бледным лицом, заросшим густой щетиной, с трясущимися руками и налитыми кровью глазами он стоял на мостике, сердито уставившись на адмирала Практиса.

— Вы не имели права вот так явиться на борт моего корабля, приварить к пульту управления эту огромную безобразную штуку и взять на себя командование, когда вас об этом не просили…

— Заткнись, — намекнул Практис. — Вы будете делать то, что вам прикажут.

Адмирал Лубянка выпростал голову из недр безобразной штуки, о которой шла речь, и одобрительно прорычал:

— И не забывайте об этом, Блай. Приказы будет отдавать он. Вы можете управлять этим железным ломом, но командует здесь Практис. Вот этот электронный пеленгатор занимается электронным пеленгованием, ради которого и затеяна вся операция. Мой специалист, младший мегагерц-техник Ки Бер-Панк, будет следить за передвижениями вражеского корабля. Он будет задавать курс. Ваша задача, если вы решите принять это поручение, а отказаться от него вы не имеете права, состоит в том, чтобы выследить этих проклятых драконов, выяснить, где они гнездятся, доложить мне сюда. Готово, Бер-Панк?

Техник припаял последний контакт и кивнул, отчего его черные волосы рассыпались по бледному прыщавому лбу и упали на темные очки, за которыми не видно было глаз.

— Подключился. Система в норме, — грубым голосом ответил он. — ПЗУ пэзэукает, электрончики электронят. Все на ходу. А кое-что даже на бегу.

— Давно пора, — проворчал Лубянка и больно ткнул Практиса пальцем в грудь. — Выполняйте задание, Практис, и выполняйте как следует, иначе вам крышка.

— А мне и так уже крышка, так что терять мне нечего. Отчаливайте, Лубянка, иначе вместе с нами попадете на эту небесную свалку. Корабль готов к старту, капитан Блай?

Блай, скрипнув зубами, бросил на него взгляд, полный уничтожающего презрения.

— Хорошо, — сказал Практис. — Я вижу, мы прекрасно сработаемся.

Адмирал Лубянка направился к выходу, и Биллу пришлось шагнуть в сторону — или, точнее говоря, отшатнуться: не настолько он еще протрезвел. Капитан Блай подождал, пока красный огонек на двери шлюза не сменится зеленым, и нажал на кнопку стартового предупреждения. По всему кораблю загудели сигналы тревоги, словно заурчало в брюхе у великана, и команда поспешно принялась пристегиваться. Билл рухнул в свободное кресло и затянул ремни как раз в тот момент, когда капитан Блай включил двигатель на полную мощность. Ускорение в 11 g всей своей тяжестью навалилось каждому на грудь. А Биллу на грудь всей своей тяжестью навалилась еще и крыса, которую стартовым толчком сбросило с трубы под потолком. Она не сводила с Билла блестящих красных глаз, оскалив свои клыки, столь же длинные и желтые. Но ни он, ни она не могли шевельнуться и в бессильной ярости злобно глядели друг на друга, пока двигатели не отключились. Билл попытался было поймать крысу, но та соскочила с него на пол и кинулась к двери.

— Мы на орбите, — сказал капитан Блай. — Какой курс?

— Сейчас, папаша, сейчас, — бормотал Ки, тыча пальцем в кнопки и крутя рукоятки.

Он покосился на дисплей, на экране которого плясали искры, потом постучал по нему длинным грязным ногтем. Искры исчезли, и на экране появилось четкое изображение.

— Не все сразу. Надо посчитать. Процессор тут древний, 80286, но у него есть сопроцессор для расчетов, для него это семечки…

— Молчать! — рявкнул Практис, оглядывая рубку. Вербер только что направился вниз по трапу. — Эй ты, стой! — скомандовал он.

— Мне в туалет, — жалобно отозвался тот.

— А мне холодного пива. И сначала, а своими делами можешь заняться потом. Неси.

— Готово! — воскликнул Ки. — Вот курс: прямое восхождение — семьдесят один градус шесть минут и семнадцать секунд, склонение — ровно двенадцать градусов. Так держать!

Взвыли гироскопы, и мусоровоз лег на курс. На пульте под умелыми, хотя и трясущимися, пальцами капитана замигали огоньки.

— Пока не отстегивайтесь, — предупредил он. — Сверхсветовой двигатель нам только недавно установили, это экспериментальная модель. Сейчас как раз первое испытание.

— Вернитесь на базу! — завопил Практис. — Я хочу выйти!

— Поздно! — с наслаждением произнес капитан Блай, нажимая на какую-то кнопку. — Давно уже поздно. Всем нам придется через это пройти. Мне терять нечего — я уже все потерял…

Слезы жалости к самому себе навернулись ему на глаза. Но они не помешали Блаю заметить, как к нему подкрадывается Практис. В руке капитана появился бластер с помятым и выщербленным стволом.

— Сидеть! — приказал он. — И радоваться! До сих пор сверхсветовые полеты совершались со шлепдвигателем. Насколько я знаю, мы первые, кому довелось испытывать новый — шприц-двигатель. Его поставил тут этот ненормальный адмирал Лубянка. Сказал, что, испытав его, я смогу смыть позор со своего имени. «Поздно, — сказал я ему. — Я живу опозоренным и, если придется, умру опозоренным». А теперь — поехали!

Он ткнул пальцем в большую красную кнопку, корабль вздрогнул, и у каждого появилось ощущение, словно его стискивает какая-то гигантская рука.

— Это только… начало… У нас впереди раскрылась… черная дыра… Мы… втискиваемся в нее… впрыскиваемся в нее… со сверхсветовой скоростью. Вот почему… это называется… шприц-двигатель. Нас вдавливает… световое давление…

«Крайне неудобный и неприятный способ передвижения в пространстве», — решил Билл и с тоской вспомнил старый добрый шлеп-двигатель. Тем не менее они перестали чувствовать себя в тисках, а космос за пределами корабля принял более или менее прежний вид, Ки повернулся к пеленгатору и принялся крутить рукоятки.

— В самую точку, ребята. След на месте, даже сильнее, чем раньше! И ведет он к планете, которая виднеется вон там. Та, у которой концентрические кольца, сплющенная луна и черное пятно у северного полюса. Видите?

— Трудно не увидеть: больше никаких планет тут нет, — недовольно сказал Практис. — Засеките ее положение и давайте отваливать отсюда к дьяволу, пока нас не заметили.

— Вот предсмертные слова, достойные великого человека, — пробормотал капитан Блай, уставившись на экран, заполненный летящими драконами.

— Где там ваш шприц-двигатель? Пора выпрыскиваться обратно! — взвизгнул Практис.

Но не успели его слова достигнуть ушей капитана Блая, как было уже поздно. Больше того — поздно было уже тогда, когда они только слетели с его уст. Молниеносные заряды всепожирающей энергии вылетели из драконьих пастей и окутали корабль. Все предохранители перегорели, все лампы погасли. Корабль начал падать.

— Что-то очень близко мы к этой планете, — заметил Билл, вызвав на себя град проклятий. — Спокойнее. Спокойнее. Кто-нибудь знает, как нам выпутаться на этот раз?

— Молитесь, — сказал Ки, возведя глаза к небу, а точнее — выпучив их, потому что небо окружило их со всех сторон. — Молитесь о спасении и подмоге.

Капитан Блай насмешливо фыркнул:

— Если ты думаешь, что это нам поможет, ты тут единственный сосунок. У нас один, и только один шанс. Горючее кончилось, аккумуляторы сели…

— Значит, нам конец! — выкрикнул в отчаянии Практис, вырвав у себя пригоршню волос.

— Пока еще нет. Я сказал, что у нас есть один шанс. Передний трюм загружен мусором, готовым к сбросу. Это делается с помощью гигантской пружины — ее сжимает мусор, когда его загружают под давлением. В самый последний момент перед тем, как нам упасть на планету, я сброшу мусор. По законам Ньютона всякое действие равно противодействию. Это погасит нашу скорость, и мы остановимся неподвижно.

— Мусорный двигатель? — простонал Билл. — И это все? Ничего себе способ погибнуть…

Но его жалобного стона никто не услышал. Корабль уже вошел в атмосферу, и по нему что есть силы барабанили молекулы воздуха. Расплющиваясь о корпус, они разогрели его до белого каления, а корабль продолжал валиться вниз — сквозь воздушную оболочку планеты, становившуюся все плотнее и плотнее, сквозь пелену высоких облаков, к земле, которая со страшной скоростью неслась навстречу.

— Сбрасывай мусор! — взмолился Практис, но тщетно: капитан Блай сохранял спокойствие. Несмотря на умоляющие вопли, его толстый грязный палец неподвижно лежал на кнопке.

Они падали все ниже и ниже, пока не оказались так близко к земле, что свободно могли различить на ней каждую песчинку…

И в последнюю наносекунду последней микросекунды палец с силой опустился на кнопку.

«Ба-бах!» — развернулась пружина, высвободив в одном могучем толчке накопленную энергию.

«Бу-бух!» — вылетел мусор, устремившись к поверхности планеты, до которой оставалось уже совсем немного.

«Бу-бо-ба-ба-а-х!» — мягко приземлился мусоровоз на гору старых газет, консервных банок, апельсиновых корок, перегоревших лампочек, обезглавленных крыс, использованных одноразовых пакетов с чаем и обрывков бумаги.

— Неплохо, прямо скажу, — довольным тоном заметил Блай. — Совсем неплохо. Просто рекордная посадка.

В рубке послышались щелчки расстегиваемых ремней и осторожные шаги по ржавой палубе.

— А приятно чувствовать тяжесть, — высказался Билл. — Маловата она здесь, конечно, но все-таки…

— Молчать! — рявкнул Практис. — У меня есть один, только один вопрос. К вам, Ки. Вы… — Голос его прервался, он прокашлялся и продолжал: — Вы передали положение этой планеты?

— Я пытался, адмирал. Но, прежде чем я успел послать сигнал, питание отключилось.

— Попытайтесь еще! Ведь не совсем же сели аккумуляторы. Попробуйте!

Ки набрал на клавиатуре несколько команд и нажал клавишу исполнения. Экран засветился, но тут же снова погас. Погасли и сигнальные лампочки. Послышался испуганный крик Вербера, сменившийся радостным всхлипыванием, когда загорелось тусклое аварийное освещение.

— Сработало! — радостно крикнул Практис. — Сработало! Сигнал ушел!

— Это точно, адмирал. И при таком напряжении далеко ушел. Метра на полтора, не меньше.

— Стало быть, мы выброшены на необитаемый остров, — пробормотал Билл. — Заблудились в космосе. На вражеской планете. Окружены летучими драконами. В миллионах парсеков от дома. В вышедшем из строя космолете, стоящем на куче мусора.

— Ты все понял, приятель, — кивнул Ки. — Примерно так оно и есть.

Глава 4

— Вот ваше пиво, сэр. Можно мне теперь в туалет? — робко произнес Вербер, протягивая Практису банку пива, когда-то просто тепловатого, а теперь горячего от его разгоряченной руки.

Практис буркнул что-то нечленораздельное, схватил банку и одним глотком осушил ее наполовину. Капитан Блай долго шарил по карманам своего мятого комбинезона, пока не нашел недокуренную сигарету с героином, которую тут же закурил. Билл с наслаждением принюхался к выдохнутому им дыму и хотел было попросить затянуться, но передумал и подошел к иллюминатору, чтобы взглянуть на чужую планету. Но ничего, кроме мусора, за иллюминатором видно не было.

Практис с гримасой отвращения допил теплое пиво и свистнул мокрыми губами. Билл обернулся, и он кинул ему банку.

— Ну-ка, куриная нога, пойдите и бросьте ее в кучу вместе с остальным мусором. А заодно посмотрите, что там к чему, и расскажите мне, на что это похоже.

— Вы приказываете произвести разведку на местности и доложить?

— Ну да, если вам так хочется изъясняться на этом дурацком армейском жаргоне. Я прежде всего доктор, а потом уж адмирал. В общем, валяйте.

Тусклый свет аварийных лампочек освещал только самое начало трапа. Билл щелкнул каблуками, чтобы включить фонарик, вмонтированный в носок ботинка, и, подсвечивая себе, начал спускаться в шахту, которая вела к выходу. Генератор не работал, и люк воздушного шлюза не пожелал открыться, когда Билл нажал на кнопку. Билл, кряхтя, принялся крутить ручной штурвал. Когда люк приоткрылся сантиметров на тридцать, он протиснулся в шлюзовую камеру. Сквозь иллюминатор из бронестекла падал внутрь яркий солнечный свет, Билл прижался глазом к стеклу — ему не терпелось взглянуть на этот незнакомый мир. Но увидел он только мусор.

— Замечательно, — проворчал он и потянулся к штурвалу, открывавшему наружный люк, но остановился.

Что таится по ту сторону люка? Какие инопланетные ужасы поджидают его там? Что там за атмосфера — если она вообще есть? А что, если, открыв люк, он в следующее мгновение будет мертв? Однако рано или поздно это придется сделать. Не сидеть же до бесконечности взаперти в этой покалеченной мусорной корзине с ее несносным капитаном и шарлатаном-адмиралом!

— Давай, Билл, давай! — пробормотал он сам себе. — Двум смертям не бывать, а одной не миновать.

Горестно вздохнув, он повернул штурвал…

И замер, услышав громкое шипение воздуха в открывшейся щели. Сердце у него от испуга забилось, как сумасшедшее, но он тут же понял, что это всего лишь выравнивается давление. Утерев пот со лба, он нагнулся и принюхался к струе воздуха, овевавшей ему лицо. Воздух был горячий, сухой и сильно отдавал мусором. Но он остался жив! Преисполнившись гордости и забыв про только что испытанный страх, он принялся крутить штурвал, пока люк не распахнулся настежь. В шлюз ворвалось солнце, и послышалось легкое потрескивание. Билл выглянул наружу, тут же повернулся и быстрым шагом направился в глубину корабля. Практис, глядевший в шахту сверху, увидел, как он промелькнул мимо, и окликнул его:

— Куда вы?

— За своим рюкзаком.

— Зачем? Что там, снаружи?

— Пустыня. Куча мусора и песок. Больше ничего нет. Ни драконов, ничего.

Практис заморгал.

— Тогда за каким дьяволом вам, солдат, понадобился ваш рюкзак?

— Я выхожу наружу. Мусор горит.

Вопли Практиса и громкие команды летели вслед Биллу, когда он со своим рюкзаком выскочил в люк. Он не стал задерживаться и даже не оглянулся. Самый ценный урок, который он вынес за время многолетней солдатской службы, был очень прост: береги шкуру. Только отойдя от корабля подальше, он остановился, бросил рюкзак и, тяжело дыша, уселся на песчаную дюну. Сидя так и одобрительно кивая, он с большим интересом наблюдал за поспешным бегством с корабля.

Из открытого люка неслись отчаянные крики. Через несколько секунд из люка вылетел какой-то ящик, за ним последовали другие. Поскольку речь шла и о его собственном спасении, Билл подошел помочь — он оттащил ящик от корабля и пошел за следующей порцией. Пламя, треща, разгоралось все сильнее. Билл оттащил на безопасное расстояние еще один ящик и крикнул в люк:

— Если кто хочет выйти, пусть выходит сейчас же, иначе будет поздно!

И он отскочил в сторону: из горящего корабля посыпались бегущие крысы. За ними последовали члены экипажа, кашляя и задыхаясь.

Первым был Практис: командир всегда должен находиться впереди. Особенно во время отступления. Следующим бежал Ки, согнувшись под тяжестью какого-то электронного лома, за ним спешили Вербер и капитан Блай. А за ними — какой-то незнакомец. И не просто незнакомец — Билл разглядел, что незнакомка. Существо женского пола с нашивками на рукаве.

— Кто… Кто… кто ты? — спросил Билл.

Она окинула его презрительным взглядом.

— Кончай кудахтать, хреновая твоя голова, и говори «мэм», когда обращаешься к старшему по званию. Доложи свое имя, звание и должность.

— Есть, сэр… то есть мэм. Рядовой Билл, мэм, прохожу службу по призыву, в настоящий момент с похмелья и устал.

— Оно и видно. Я старшина-механик первой статьи Тарсил. Возьми мой чемодан и положи вместе с остальными вещами.

— Слушаюсь, механик первой статьи Тарсил.

— Раз уж мы служим на одном корабле, можешь звать меня по имени. Мита. — Она протянула руку и пощупала его бицепс. — У тебя неплохие мускулы, Билл.

Билл заискивающе улыбнулся и схватил ее чемодан. Со старшинами надо всегда быть в хороших отношениях. Особенно с женщинами. Хотя на самом деле она, пожалуй, не в его вкусе. Ему нравились крупные девицы, но не такие, чтобы были выше его на голову. А окончательно он почувствовал свое ничтожество, когда заметил, что бицепсы у нее куда больше, чем у него.

— Билл, — послышался знакомый ненавистный голос. — Хватит там болтать, идите сюда.

Билл подошел к адмиралу Практису, который стоял на верхушке дюны, глядя на величественный золотистый закат. Поскольку, кроме заката, смотреть было больше не на что, если не считать одного крохотного облачка, которое растаяло у них на глазах.

— Один песок. Чертова уйма песка, — мрачно заметил Практис.

— В пустыне всегда так, сэр, — бодро ответил Билл.

Практис бросил на него взгляд, полный уничтожающего презрения.

— Когда я еще раз захочу услышать что-нибудь безмозгло-оптимистическое, я вам сообщу. Не понимаете вы, что ли, как мы влопались? Вот я, вот вы, что не такое уж большое утешение. И кто еще? Тупоголовый новобранец, который еще вчера был тупоголовым штатским, капитан, который уже обкурился зельем до умопомрачения, техник-электронщик без электроники и вон та сексуально озабоченная толстуха, из-за которой мы не оберемся неприятностей, помяните мое слово. Есть кое-какая пища, немного воды, и это почти все. У меня такое неприятное ощущение, что наша песенка спета.

— Имею предложение, сэр.

— Да? Замечательно! Говорите скорее!

— Поскольку вы здесь главнокомандующий и идут боевые действия, я хочу, чтобы вы произвели меня в офицеры.

— Чего-чего?

— В самые младшие лейтенанты. Я опытный, обстрелянный солдат с множеством полезных навыков, и к тому же больше никого такого тут нет. Вам пригодятся мой боевой опыт и профессиональные знания…

— Которыми вы не пожелаете делиться, пока не станете офицером. Ладно, хрен с вами, какая разница! Преклоните колени, рядовой Билл. Встаньте, самый младший лейтенант Билл.

— О, благодарю вас, сэр. Разница огромная, — пролепетал Билл.

Практис презрительно скривился, увидев, как Билл достает из кармана потускневшие лейтенантские звездочки и гордо прикрепляет их себе на погоны.

— Говорят, что каждый солдат, у кого есть воля, или талант, или и то и другое, носит с собой в ранце маршальский жезл. Я так высоко не замахиваюсь…

— Заткнитесь. Выбросьте из головы ваше жалкое честолюбие и обратите умственные способности, в наличии которых я все больше сомневаюсь, на решение наших проблем. Что нам делать?

Воодушевленный только что обретенным офицерским званием, Билл с готовностью принялся входить в свою роль.

— Сэр! Мы начнем с того, что подсчитаем наши запасы, которые должны находиться под строгой охраной и делиться между всеми поровну. Когда это будет сделано, мы приготовим ночлег, потому что солнце, как вы видите, садится. Потом я составлю расписание дежурств на ночь, проведу проверку оружия, разработаю диспозицию на случай боевых действий…

— Стоп! — выкрикнул Практис хриплым голосом, выпучив глаза на военное чудовище, которое сам сотворил. — Давайте, лейтенант, просто пораскинем мозгами и сообразим, что нам делать дальше. И ничего кроме этого, иначе я немедленно разжалую вас обратно в рядовые.

Билл, стараясь скрыть разочарование, с мрачным видом покорно щелкнул каблуками. Его командирская карьера оказалась короткой. Он поплелся за Практисом вниз по склону дюны к остальным.

— Прошу внимательно слушать! — крикнул Практис. — Всех, кроме капитана Блая, который уже безнадежно торчит, потому что обкурился до умопомрачения этим своим дерьмом. Ты, рядовой, как твоя фамилия?

— Вербер, ваша честь.

— Да, Вербер, нам повезло, что ты с нами. А сейчас обыщи карманы капитана Блая и все зелье, какое найдешь, принеси мне. Когда он очухается, у него, наверное, найдется еще какая-нибудь заначка, но пока начнем с этого. Теперь слушайте все остальные. Похоже, наше дело дрянь…

— Что верно, то верно, приятель, — отозвалась Мита.

— Да, благодарю вас, мисс…

— Только без «мисс», приятель. Этот свинский мужской шовинизм запрещен законом. Я старшина-механик первой статьи Мита Тарсил.

— Хорошо, старшина-механик первой статьи, я вас прекрасно понимаю. Но должен также заметить, что мы здесь вдали от цивилизации и от всех ее законов. Мы потерпели крушение на неизвестной планете и должны быть все заодно. Так что давайте ненадолго забудем о самолюбии и попробуем подумать, как нам выбраться из этой скверной истории. У кого-нибудь есть предложения?

— Да, — сказал Ки. — Надо пошевеливаться и уносить ноги отсюда. У этой планеты есть магнитный полюс.

— Ну и что?

— Ну и то, что у меня есть компас. Значит, мы можем идти прямо, а не плутать кругами. Утром мы берем с собой пищи и воды, сколько унесем, и сматываемся. А нет — так будем сидеть здесь, пока нас не найдут туземцы. Как знаете, адмирал. Вы тут командир.

В этот момент солнце село, и их окутала кромешная тьма. Билл включил свой ножной фонарик, и при его слабом свете все улеглись, оставив свои проблемы на утро. Появились звезды — неведомые созвездия в незнакомом небе. В таком положении нужны крепкие нервы. Или крепкая выпивка. Билл выбрал второе, тайком развязал свой рюкзак, сунул в него голову и тянул из спрятанной там бутылки, пока не отдал концы.

Глава 5

Теплые лучи восходящего солнца упали на заспанное небритое лицо Билла. Он с ворчанием открыл один глаз. И, тут же пожалев об этом, с отвратительным скрипом снова его захлопнул: свет раскаленной иглой пронзил его пропитанный спиртными парами мозг. Наученный горьким опытом, Билл осторожно отвернулся от солнца, приоткрыл глаз самую малость и поглядел сквозь пальцы. Вокруг крепко спали вповалку его товарищи, завернувшись в солдатские одеяла, вынесенные из сгоревшего корабля. Все, кроме адмирала Практиса, который, побуждаемый не то чувством долга, не то бессонницей, не то переполненным мочевым пузырем, стоял на самой высокой дюне, глядя вдаль. Билл облизал запекшиеся губы, безуспешно попытался выплюнуть хотя бы часть шерсти, покрывавшей его язык, встал и, не в силах устоять перед любопытством, поднялся на дюну.

— Доброе утро, сэр, — вкрадчиво сказал он.

— Заткнитесь. В такую рань я не в состоянии вести светские беседы. Вы видели огни?

— Чего-чего? — отозвался еще и наполовину не проснувшийся Билл.

— Ну да, такого ответа я от вас и ждал. Послушайте, тупица, если бы вы оставались начеку, вместо того чтобы погрузиться в пьяное забытье, вы бы тоже видели то, что видел я. Там, на горизонте, очень далеко, светились огни. Нет, можете не говорить — это были не звезды.

Билл надулся, потому что именно это он и хотел сказать.

— Это определенно были огни. Они зажигались, гасли и меняли цвет. Поднимите Ки. Немедленно.

Техник, видимо, тоже вчера накурился какого-то зелья: он лежал без чувств, глаза его были открыты, но закачены так, что виднелись белки — вернее, желтки. Билл тряс его, покричал ему в ухо, попробовал даже несколько раз пнуть его ногой в ребра, но без всякого удовольствия.

— Просто удивительно, — проворчал Практис, выслушав его рапорт. — Что тут у нас — экипаж или наркологическая больница? Пойду сделаю ему укол, в два счета очухается. А вы пока стойте здесь на часах — чтобы никто не наступил на эту черту на песке. И нечего пялить на меня глаза — я пока еще не спятил. Она указывает направление на те огни, что я видел.

Билл сел и уставился на черту, размышляя о том, как было бы сейчас здорово хватить глоток чего-нибудь крепкого и снова уснуть, но тут же встрепенулся: до него донеслись жуткие стоны. Он побелел, как мел, и затрясся, словно искусственный член с электрическим вибратором. Практис взобрался на дюну и встал рядом с выражением удовлетворенного садизма на лице.

— Очухался. Но побочное действие этого укола — ого-го! Вот направление, болван, — эта черта на песке. Возьмите пеленг.

Ки вытащил компас, но рука у него так тряслась, что разглядеть, куда показывает стрелка, он никак не мог, пока не положил компас на песок и не обхватил голову обеими руками. Некоторое время он то таращил глаза, то моргал ими и наконец выговорил глухим голосом:

— Восемнадцать градусов к востоку от магнитного полюса. Прошу разрешения пойти, лечь и умереть, сэр.

— Разрешения не даю. Последствия укола скоро пройдут…

Его прервал пронзительный вопль, за которым последовали рев и грохот огня из бластера.

— На нас напали! — воскликнул Практис. — Я не вооружен! Не стреляйте! Я мирный доктор, в военных действиях не участвую, и воинское звание у меня почетное!

Билл, мозг которого был все еще затуманен сном и алкоголем, вытащил свой бластер и побежал с дюны в ту сторону, откуда слышалась стрельба, вместо того чтобы бежать в противоположном направлении, что он сделал бы в обычном состоянии. Он развил такую скорость, что не смог остановиться, увидев перед собой Миту, которая вела огонь. Он не смог даже свернуть и со всего маху врезался в нее. Оба покатились по земле, размахивая руками и ногами. Она пришла в себя первой и ткнула его в глаз жестким кулаком.

— Больно! — воскликнул он, схватившись за глаз. — Теперь фонарь будет.

— Убери-ка руку, я тебе еще один привешу. Что это тебе вздумалось сшибить меня с ног?

— Почему стрельба?

— Крысы! — Она подняла с земли бластер и обернулась. — Уже разбежались. Кроме тех, которых я разнесла в пыль. Они подбирались к нашим запасам еды. Теперь мы по крайней мере знаем, кто живет на этой планете. Огромные противные серые крысы.

— Не живут они на этой планете, — возразил Практис, уже преодолевший приступ трусости и подошедший к ним. Он ткнул ногой в останки крысы. — Rattus Norvegicus. Верный спутник человека на пути к звездам. Мы занесли их сюда сами.

— А как же, — согласился Билл. — Они драпанули из корабля еще быстрее, чем вы.

— Интересно, — размышлял вслух Практис, почесывая подбородок, качая головой, щурясь и проделывая все остальные движения, которые обычно сопровождают работу мысли. — Перед нами целая планета — спрашивается, почему они лезут обратно и подбираются к нашим съестным припасам?

— Догадка остроумная, но неверная. Не то что она им не по вкусу — здесь ее просто нет. Планета безжизненная, это ясно любому идиоту.

— Не совсем, — сказал любой идиот. Из пустыни появился новобранец Вербер. Он был в большом возбуждении, кадык у него судорожно прыгал вверх и вниз. В руке он держал цветок. — Я услышал стрельбу и убежал. Вон там я нашел цветы и…

— Дай сюда. Ой!

— …и укололся, когда хотел их сорвать, в точности как вы, адмирал, когда его схватили.

Практис разглядывал цветок, поднося его так близко к глазам, что они скосились к носу.

— Стебель, листьев нет, красные лепестки, нет ни пестика, ни тычинок. А сделан из металла. Это металл, идиот. Он не вырос. Его кто-то воткнул в песок.

— Да, адмирал. Показать, где растут остальные?

Все направились за ним, кроме капитана Блая, который все еще валялся в полном обалдении. Перебравшись через дюну, они подошли к темному пятну на песке, где кучей росли цветы. Практис постучал по одному ногтем, и раздался звон.

— Металл. Все это металл. — Он ткнул пальцем во влажный песок, понюхал палец. — И это не вода — пахнет вроде нефти.

Никакого научного объяснения не последовало, потому что он был так же озадачен, как и остальные, хотя из самолюбия не показывал виду.

— Сущность феномена очевидна, а подробное описание последует по завершении его исследования. Мне нужны еще образцы. У кого-нибудь есть кусачки?

Кусачки нашлись у Ки, который, повинуясь приказу, откусил несколько образцов. Мите скоро наскучило это металлическое цветоводство, и она вернулась в лагерь, где снова подняла крик и пальбу. Остальные присоединились к ней, и уцелевшие крысы кинулись наутек. Практис с недовольной гримасой посмотрел на разодранные коробки с припасами.

— Вы, самый младший лейтенант, принимайтесь за работу. Запасы еды должны быть заново упакованы, чтобы крысы не могли до них добраться. Распоряжайтесь. Но к вам, Ки, это не относится. Вы мне нужны. Пошли.

Билл подобрал рваный пластиковый контейнер с прессованными питательными плитками, которые в армии в шутку называли «неприкосновенным запасом». Даже крысы не смогли их разгрызть: в обертке засели сломанные крысиные зубы. Расколоть их молотком можно было только после двадцати четырех часов кипячения.

Билл огляделся в поисках чего-нибудь помягче и посъедобнее и обнаружил несколько туб с пастой — аварийным космическим рационом. Все внимательно следили за его действиями, поэтому он раздал тубы, все пососали из них и начали с отвращением отплевываться. Паста была мерзкого вкуса, но как будто годилась для поддержания жизни — хотя качество той жизни, которую она способна поддерживать, оставалось под большим сомнением. Подкрепившись этим тошнотворным лакомством, все дружно принялись за работу, понимая, что лишь эта жалкая кучка продуктов отделяет их от голодной смерти. Или от обезвоживания организма, которое наступает раньше.

Они уже заканчивали, когда послышался стон. Капитан Блай заворочался, сел и почмокал пересохшим ртом. Билл протянул ему тубу с пастой, тот попробовал и издал хриплый вопль отвращения. Он принялся по очереди то прикладываться к тубе, то издавать вопли, и все это время его трясло от омерзения. Появился Практис, который уставился на это зрелище.

— Она в самом деле такая противная?

— Хуже, — ответил Билл, и остальные торжественно кивнули в подтверждение.

— Тогда я пока скажу «пас». И доложу о результатах своих научных наблюдений. Эти цветущие растения — живые, растут на песке. Это не органическая жизнь, основанная на углероде, какую мы знаем, — это сплошной металл.

— Так не бывает, — заметила Мита.

— Благодарю вас, старшина-механик первой статьи, за это сообщение. Однако я полагаю, что мои научные познания обширнее ваших. Нет никаких причин, почему бы жизнь не могла основываться на металле вместо углерода. Другое дело, зачем ей это понадобилось, но давайте сейчас оставим эту интересную тему и займемся другой, еще более интересной: как нам выжить? Самый младший лейтенант, доложите о положении с пищей и водой.

— Пища есть, несъедобная даже для крыс. Воды хватит примерно на неделю, если экономить.

— Хреново дело, — мрачно заметил Практис, тяжело уселся и уставился на цветок, который держал в руке. — Вариантов немного. Либо мы остаемся тут и неделю голодаем, а потом подыхаем от жажды. Либо отправляемся в сторону тех огней, которые видел ночью, и выясним, что там есть. Давайте голосовать. Кто а то, чтобы остаться и подохнуть?

Никто не шевельнул и пальцем. Он кивнул.

— Так. Теперь кто за то, чтобы отправиться отсюда?

Результат был тот же. Практис вздохнул.

— Я вижу, ваши воспаленные головы еще не омыла живая вода демократии. Значит, нам остается старый добрый фашизм. Отправляемся.

Все вскочили и стояли, пошатываясь, в ожидании приказаний.

— Билл, займитесь этим, у вас, вероятно, как раз подходящий опыт. Разделите наши запасы на пять частей и разложите по каким-нибудь мешкам, что ли, чтобы можно было их нести.

— Но… Нас тут шестеро, сэр.

— Здесь я командую, а не вы. На пять частей. Доложите, когда будете готовы. — С этими словами он пошарил в рюкзаке Билла и с торжеством извлёк недопитую бутылку. — А я пока постараюсь хоть немного догнать вас, алкоголиков и наркоманов. За работу!

Солнце стояло высоко, когда работа была завершена. Адмирал удовлетворенно храпел, стиснув в ослабевшей руке почти пустую бутылку. Билл осторожно разжал его пальцы и допил остатки, после чего разбудил его.

— Шшотамеще?

— Все сделано, сэр. Мы готовы к походу.

Практис хотел было что-то сказать, поперхнулся, схватился за голову и простонал:

— Ох… Я не готов. Пока не приму горсть таблеток.

Он достал из кармана пузырек, высыпал на ладонь горсть таблеток и охрипшим голосом потребовал воды. Эта фармацевтическая бомба произвела чудо: в конце концов он позволил Биллу помочь ему подняться на ноги.

— Берите вещи. Позовите сюда Ки с компасом.

Тяжело нагруженный техник, шатаясь, подошел и, вглядевшись в компас, указал направление. Практис подключил свой карманный компьютер к капсуле-динамику, прицепил ее на погон и покопался в молекулярной цифровой памяти, отыскивая подходящую музыку. Найдя какой-то бравурный марш, он включил его на полную трескучую громкость и зашагал в глубь пустыни во главе своего отважного маленького отряда.

Как только они скрылись из вида, из своих укрытий показались крысы. В поисках чего-нибудь съедобного они обследовали все, что осталось от лагеря, а потом с большим интересом занялись горой мусора, который хорошо подрумянился и уже успел остыть. Вскоре шаги и музыка затихли вдали. Тишину пустыни нарушал только хруст, издаваемый челюстями грызунов.

Но вскоре к звукам роскошного пиршества стал примешиваться какой-то шум. Одна за другой крысы поднимали шерстяные головы, поводили ушами и усами, спрыгивали с горы лакомств и прятались.

Над вершиной дюны показалось нечто темное и зловещее — приземистое, широкое, металлическое. Послышалось звяканье металла, потом короткий резкий писк. Нечто миновало гору дымящегося мусора, обошло сгоревший корабль и медленно поднялось на дюну.

Когда над мусором снова воцарилась девственно чистая тишина, крысы вылезли из укрытий и снова принялись шнырять вокруг.

У них не вызывали никакого интереса ведущие прочь следы ног на песке. Теперь к тому же эти следы были перекрыты другими — их оставило нечто, последовавшее за отважным отрядом уцелевших при крушении.

Глава 6

Адмирал Практис важно шагал во главе своего отважного маленького отряда в такт бодрящему барабанному ритму музыки, оглушительно гремевшей под самым его левым ухом. Вверх на дюну, вниз с дюны, снова вверх на дюну. Наконец он оглянулся и обнаружил, что остался один среди пустыни. Охвативший его испуг прошел, когда в пределах видимости появился первый из отставших. Это была Мита, которая мужественно — нет, скорее всего женственно — несла свою ношу. Остальные отстали еще больше. Практис сел и принялся барабанить пальцами по коленке, бормоча что-то про себя, пока все не подтянулись.

— Это никуда не годится. Мы должны идти быстрее.

— Полегче с вашими королевскими «мы», Практис, — язвительно сказал капитан Блай. — Ваше «мы» идет налегке, а наше «мы» тащит мешки с продуктами.

— Вы нарушаете дисциплину, капитан!

— Вот именно, костоправ вы этакий. Вы еще не кончили медучилище, а я уже служил на флоте. Речь идет о жизни и смерти. Скорее всего о смерти. Я ни шагу не сделаю, пока вы не понесете свою долю.

— Это мятеж!

— Точно, — подтвердила Мита, наведя свой бластер ему на переносицу. — Вы готовы нести?

Практис оценил всю весомость аргументов и только возмущенно проворчал что-то, когда появился еще один мешок — неужели они замышляли это с самого начала? — и был взвален ему на плечи. Перераспределив груз, все зашагали пусть и не быстрее, но равномернее. Билл ковылял пошатываясь, потому что правая ступня у него была намного больше левой. И к тому же сапог ему страшно жал. «Какого дьявола я в нем вообще иду? — подумал он. — Только потому, что мне его выдали и если я его скину, буду одет не по форме?» При этой мысли его охватила ярость, он скинул сапог, закинул его подальше в пустыню и расправил пальцы, сверкнув на солнце острыми когтями. Вот это другое дело!.. Шагая гораздо увереннее, он поспешил вдогонку за остальными.

Когда солнце оказалось у них прямо над головами, Практис простонал «Стой!», и все повалились на землю. Билл, побуждаемый скорее всего чувством долга, которое появилось у него после производства в офицеры, обошел всех, держа в руках контейнер с водой, и налил каждому его порцию. Те, кто не отличался чрезмерной брезгливостью, пососали тубы с пастой. Глядя на них, отведал пасты и Практис.

— Бр-р-р! — скривился он.

— Преуменьшаете, — возразил капитан Блай. — Она вообще несъедобна.

— Надо что-то делать, — сказал Практис, зашвырнув тубу в пустыню. — Я собираюсь выждать, но нам нужна пища, иначе мы все не сможем двигаться дальше. — Он покопался в своем мешке и вытащил какую-то плоскую коробку. — Билл, принесите мне стакан воды.

— Какого дьявола! — возмутился капитан Блай. — Вы уже получили свою порцию.

— Это не мне, а всем нам. Один из результатов моих оригинальных исследований. Противозаконных, говорили мне. Чушь! Законность — это для слабаков. Ну да, было несколько несчастных случаев, жертв оказалось не так уж много, а здания быстро отстроили заново. Но я не отступал — и одержал победу! Вот она!

Он высоко поднял что-то похожее на запечатанное в пластик козье дерьмо. Ки покрутил пальцем у виска.

— Я видел! — взвизгнул Практис. — Можете смеяться вместе со всеми! Но последним посмеется Мел Практис! Это семя — продукт мутации, содержащий такие стимуляторы роста, о каких и не мечтали эти близорукие, тупоумные ученые. Смотрите!

Он ткнул носком сапога в песок, посадил в ямку семя и полил водой. Поднялся клуб пара — вода растворила пластиковую упаковку. Потом послышалось какое-то энергичное потрескивание.

— Отойдите подальше! Это опасно.

Земля расселась, и из нее показались зеленые побеги, на которых через мгновение выросли листья. Песок вокруг зашевелился — во все стороны потянулись мощные корни. Билл, решив пренебречь предостережением Практиса, дотронулся пальцем до одного листа, оказавшегося у него перед самым носом. Вскрикнув, он сунул палец в рот.

— Так вам и надо, — сказал Практис. — В процессе жизни и роста выделяется тепло, а при такой скорости развития его выделяется больше, чем может рассеяться. Посмотрите, как трескается почва: это из нее извлекается вся вода, а зарождающаяся жизнь разогревает песок.

Зрелище было в самом деле эффектное. Широкие листья поглощали солнечную энергию, приводя в действие ферментативную топку. Вверх поднялся толстый стебель, на нем появилось и начало разрастаться что-то вроде дыни, увеличиваясь у них на глазах. Достигнув метровой длины, дыня окрасилась в ярко-красный цвет, зашипела и треснула, а листья и стебель мгновенно побурели, сморщились и погибли. Все это заняло меньше минуты.

— Впечатляет, а? — сказал довольный Практис, раскрывая перочинный нож и втыкая его в тыкву. Из разреза повалил пар, и вокруг распространился аппетитный запах. — В этой дыне, как в лишайнике, есть и растительные, и животные клетки. Животные клетки — это подвергнутые мутации клетки коровы, то есть мясо. Вы видите, что под действием тепла, выделившегося в процессе роста, оно поджарилось. И мясодыня готова к употреблению.

Он срезал сочный розовый ломтик и сунул в рот. Сразу же после этого ему пришлось отскочить в сторону: все кинулись на дыню.

Прошло не меньше минуты, прежде чем был проглочен последний кусок, прозвучала последняя сытая отрыжка и был издан последний вздох удовлетворения. От дыни остались только кусочки корки. Животы у всех были набиты до отказа.

— А у вас еще есть такие семена, адмирал? — спросил Билл с восхищением и робостью.

— Будьте уверены. Так что давайте выбросим этот неприкосновенный запас и всю остальную казенную дрянь и двинемся в путь. Посмотрим, не удастся ли нам добраться до этих огней, пока не стемнеет.

Послышались стоны, но членораздельных возражений не последовало. Даже самый тупой из них понимал, что нужно выбираться из этой пустыни, пока не кончилась вода.

Они шагали вперед и вперед, и только когда солнце склонилось к самому горизонту, Практис приказал остановиться.

— На сегодня хватит. Я думаю, на ужин поедим еще такого же бифштекса, чтобы утром отправиться в путь с новыми силами. А ночью мы сможем как следует разглядеть эти огни.

Когда стемнело, все расселись, довольные, с набитым брюхом, на гребне дюны. Озабоченное ворчание сменилось радостными криками, когда на горизонте появились огни. Какие-то странные лучи, похожие на свет далеких прожекторов, гуляли по небосводу, переливаясь разными цветами, а потом внезапно погасли.

— Они самые! — воскликнул Практис. — И гораздо ближе. Скоро мы до них доберемся, можете мне поверить.

Все поверили — и напрасно. Они не добрались до огней ни на следующий день, ни еще через день. Огни становились ярче, но, казалось, ничуть не ближе. А от запасов воды осталась только половина.

— Надеюсь, что полпути мы уже прошли, — угрюмо сказал Билл, отбрасывая ногой пустой контейнер. Все горестно кивнули в знак согласия.

Бифштекс был уже съеден, крохотные порции воды выпиты, а время было еще раннее.

— Включить вам музыку? — спросил Практис. До сих пор они с удовольствием ее слушали, но теперь никто не отозвался. Мрачное настроение сгустилось до того, что его, казалось, можно резать ножом.

— Давайте рассказывать анекдоты, — бодро предложил Билл. — Или загадывать загадки. Что это такое — черное, сидит на дереве и смертельно опасно?

— Ворона с пулеметом, — язвительно сказала Мита. — У этой загадки вот такая борода. Я могу вам спеть…

Ее заглушили крики протеста, которые становились все тише и наконец смолкли. Похоже было, что вечер предстоит невеселый. Поэтому все немного оживились, когда заговорил Ки: до сих пор он обычно молчал, подавал голос только тогда, когда к нему обращались, и при этом обычно ограничивался нечленораздельным ворчанием.

— Послушайте. Я не всегда был. Такой. Был другой. Не такой, как сейчас. И жизнь у меня была другая. Две разные жизни. С чего все началось, я еще никому не говорил. А кончилось все трагедией. Потому что я стал. Совсем другим. Ничего хорошего в этом нет. Но это случилось. Я был… человек-дисплей. — Все ахнули, а у него жутко исказилось лицо. — Да. Был. Я расскажу. Если хотите.

— Да, расскажи! — вскричали все и придвинулись поближе, чтобы выслушать

Вкус жизни обернулся для Ки вкусом потухшего окурка.

Он дожевал окурок. Выплюнул его. Допил напоминавшие мочу остатки пива из треснутого пластикового стаканчика. Швырнул его на пол. Раздавил подбитым гвоздями каблуком.

Наступил Судный День.

Надо решиться.

Выйдя на улицу, он сощурился на перламутровый свет оранжево-желтого солнца. Пенопластовая пыль, облаком висевшая над близлежащим заводом, придавала воздуху тошнотворный муаровый отлив.

Пора…

Барыга стоял в непристойно развинченной позе, прислонившись к растресканной витрине. Его красный комбинезон в обтяжку бросал кровавую тень на выставленные в витрине порнокнижки и искусственные члены с моторчиками. Он и не взглянул на Ки, когда тот подошел. Но он знал, что Ки здесь. Украшенная драгоценными камнями каракатица, висевшая у него в ноздре, затрепетала в предвкушении добычи.

— Достал? — спросил он лаконично;

— Достал. А ты достал?

— Достал. Давай.

— Ладно.

Кредитная карточка, все еще хранящая тепло тела Ки, перешла в руки барыги. Он хмыкнул.

— Тут написано — десять тысяч бакников. Договаривались за девять. Надуть меня хочешь?

— Сдачу оставь себе. Давай.

Барыга дал.

Блок памяти, замаскированный под орешек, скользнул ему в руку. Ки жадно запихнул его в рот. Попробовал на вкус.

— Годится.

Барыга исчез. Ки остался один. Зубпьютер начал загружаться из блока памяти. Внезапно из черноты ночи на Ки обрушились яркий свет и громкий звук. Он отскочил в сторону, едва увернувшись от такси-автомата. И нырнул во тьму, освещаемую стробоскопическими вспышками. Здесь, в Кишке, пешеходу лучше не показываться. Ки свернул в темный переулок и забился в безопасное место за переполненным мусорным контейнером, едва не лопавшимся от старости и от громоздившейся над ним горы ненужных распечаток и отработанных чипов — вышвырнутых за негодностью отбросов надвигающейся передовой технологии.

Ки перезагрузился.

Да, вот он. Рецепт, давным-давно спрятанный, а теперь насильно вырванный из надежно охраняемых баз данных. «Теперь он мой», — подумал Ки.

Когда Ки вошел, она лежала навзничь на сексопластиковом матраце. Он закрыл за собой дверь и повернул ключ в замке. Окинул взглядом ее бледное, как труп, тело.

— Тебе надо больше бывать на солнце.

Ответа не последовало. Веки ее были подкрашены в горошек. Черный кожаный лифчик и расшитые найлокружевом трусики не столько скрывали, сколько обнажали ее фигуру. Не ахти какую фигуру. Грудь слишком плоская. Задницы нет.

— В этой комнате безопасно?

— Телефон я отключила.

— Вот.

Он выплюнул на ладонь блок памяти.

— Не нужны мне орехи, которые кто-то уже ел. Его глаза вспыхнули гневом.

— Дура, это рецепт.

Он пнул ногой компьютер, и тот заработал. Древний IBM/PC, все потроха из которого были выброшены и заменены на макро-Z-80. Теперь в нем было больше штучек, чем в суперкомпьютере «Крэй». Блок памяти пришелся в точности по размеру специального гнезда. Экран засветился мутным светом, по нему побежали загадочные знаки.

— Вот он.

— Но тут ничего не поймешь.

— Кто учился, тот поймет. Вот это три, а это семь.

Она выпучила глаза, потрясенная его тайными познаниями. Отвернулась, отвергнутая. Сунула в рот пятигранную таблетку. Тибетский аналог противозаконного исландского аспирина. Кайф наступил сразу. По экрану по-прежнему бежали непристойные знаки. Потом лазерный принтер гнусно заурчал и выплюнул распечатку.

— Вот.

— Не могу.

— Сможешь. Достань все, что указано в списке.

Он разразился бурным хохотом, уловив запах аспирина у нее изо рта.

— Тут наркотики. Это противозаконно. Запрещено. — Держа распечатку в трясущихся руках, она прочла: — Спирт, дистиллированная вода, глицерин…

— Иди. Иначе ты покойница.

Из рукава у него бесстыдно высунулся автоматический ствол 1.2,5-миллиметрового калибра. Она вышла.

Ки Бер-Панку был двадцать один год, когда он выставил свое снадобье на продажу. Давно утраченный, забытый рецепт, плесневевший в изъеденных мышами подшивках «Амстердам ньюс». А теперь заново рожденный, безошибочно нацеленный на сбыт среди барыг. Самый новый. Самый клевый.

«Распрямитель лобковых волос» — как раз то, чего требует наипоследняя мода ходить нагишом. Раз увидел — непременно купишь. А весь товар был в руках у Ки. Бакники текли рекой, только успевай считать нули. Пока однажды…

— Хватит! — сказал он сам себе, и в голосе у него прозвучало злобное торжество.

Теперь его допустят. Должны.

Когда он подходил к парадному подъезду, их автомат уже Проверял его банковский счет. Много раз тщетно стучал он в эту дверь из нержавеющей стали, скрытую за голограммой двери из нержавеющей стали. Если они правильно прочли его счет, можно считать, что она перед ним уже открыта. Если нет — он рискует разбить об нее нос. Но дело того стоило. Он не замедлил шаг.

И шагнул в вестибюль. На секретарше в приемной была голомаска, скрывающая ее лицо. На него уставилась свиная морда. С золотым кольцом в носу и накрашенными губами.

— Да? — хрюкнула она.

— Я нужен «Эпплкору».

Ее улыбка была холодна, как жидкий гелий.

— «Эпплкору» нужны ваши деньги. Выучиться на человека-дисплея стоит недешево.

— Деньги есть.

— Пройдите к Чень-Ду. Комната тысяча девять. Крайний лифт слева.

Двери закрылись, и пол кабины надавил ему на ноги. А потом и на лицо, когда он распластался под тяжестью ускорения. Тысяча этажей — это долгий путь. Когда двери скользнули вбок, он выполз наружу. С трудом поднялся на ноги. Положил под язык восьмигранную капсулу кофеина. Вкус отвратительный. Но теперь он снова мог передвигаться.

Он распахнул дверь. Увидел сверкающую хромом аппаратуру. И человечка маленького роста — ее хозяина.

— Закрой дверь. Дует, — приказал Чень-Ду невозмутимо, словно последний император.

Протез его левой руки взвизгнул по-романски. Производство Италии, специально для открывания банок со спагетти. Человечек, не скрываясь, поковырял им в носу.

— Думаешь, способен стать человеком-дисплеем? Гиеной клавиатуры?

— Я знаю. Не думайте. Первый зуб у меня прорезался, когда я грыз «мышь».

— Трудное дело.

— Вы можете?

— Никто не может того, что может Чень-Ду. Я обучаю. Протез чмокнул, словно втянул в рот макаронину: человечек сделал им широкий жест в сторону глумливо подмигивающего пульта управления, который, казалось, заполнял всю комнату.

— Модель 80386. ПЗУ на два мега. Сопроцессор для математики. Дисплей.

— Бросьте эту азбуку. — Он окинул дисплей жадным взглядом. — Это для меня. Мой дисплей. Я стану человеком-дисплеем. Клейте мне на голову датчики. Подключите меня к схеме.

— На голову? Обкурился, что ли? Сигнал от процессора поджарит тебе мозги, как картошку. Надо смягчить удар тока, принять его всем телом. Подальше от мозга. Вот — суппозидатчик.

— Суппозидатчик?! — в ошеломлении повторил Ки. — Значит, вы его не на голову мне приклеите? А засунете в задницу?

— Угадал.

Теперь он понял, зачем в сиденье табуретки, стоявшей у пульта, проделано отверстие.

Но когда в него хлынул сигнал, он забыл про свое тело. Он слился с дисплеем. Теперь он был человек-дисплей. Всеми своими чувствами он погрузился в недра компьютера. Там все было черно-белое.

— Вы что, обходитесь без цвета?

— Не верь. Пропаганда, — проник в глубины его существа бестелесный голос. — Цвет — только для голорекламы в метро. Облапошивать быдло. Только черно-белое. Занимает меньше памяти.

Холодная белизна льда, жаркий багрянец зарева выскользнули из его памяти и обрушились в бездну забвения. Из тьмы возникло нечто, оно становилось все ближе, пока не заполнило все поле зрения. Картотечный шкаф величиной с небоскреб. Деревянный. Затянутый паутиной.

— Что это? — завопил он в черную тьму.

— Картотечный шкаф. Лучший способ представить работу компьютера. А чего ты ждал? Голубую бесконечность? Сетку неоновых огней? Сферы, закодированные цветом? Чушь. Дерьмовый голофильм для детишек. Как может человеческий мозг, работающий со скоростью химических реакций, поспеть за компьютером на сто тридцать миллионов операций в секунду? Не может. Поэтому написали программу, которая показывает, что происходит. Программа рисует эту картину, чтобы медленный человеческий мозг мог за ней следить. Картотечный шкаф. Открой. В нем картотечные ящики. Открой ящик. Найди программу, карточку. Переходи к субпрограмме. Скука все это.

— Ничего себе скука! — вызывающе выкрикнула его шальная душа в шипящую тьму. Ответа не было, Чень-Ду задремал.

Ки учился. На учебу ушли все бакники, что у него были. И много еще. Его тянуло к клавиатуре. Больше, чем к женщинам, к выпивке, к зелью. Его постоянно томило желание, так что даже во рту стоял этот привкус. Противный привкус. И это его не смущало.

Но нужно было еще достать денег. И было только одно место, где он мог это сделать. В Кишке. В подземном городе под городом. В параллельном мире. Туда носа не совали власти — им не нравилось брести по колено в сточной канаве, служившей единственным входом. Ки побрел. Отряхнул с ног последние брызги вязких, жирных помоев и шагнул в дверь «Эль Мингаторио».

Желтые огни цвета детского кошмара освещали собравшуюся публику. Мерзкого вида публику, так что цвет был самый подходящий. Ки протолкался к стойке и стукнул кулаком по исцарапанному пластику.

— Ой! — вскрикнул он. Кулак угодил в битое стекло.

— «Ой» только что кончился, — насмешливо сказал бармен с глумливой гримасой, намалеванной на губах. Несмываемой краской — Как обычно?

Ки кивнул. Рассеянно. Он забыл, что пил обычно. Непристойно толстый, раздутый от жира, похожий на моржа человек, навалившийся на стойку слева от него, пил что-то такое, от чего разило зеленой гнилью. Не то.

Барыга справа от него, с торчащими во все стороны пурпурными волосьями, собранными в колючки с крохотными презервативами на концах, давился чем-то дымящимся и лиловым. И это не то.

Бармен с треском поставил перед ним стакан. Еще одна царапина на стойке.

— Вот тебе. — Ни капли жалости не выражали его губы. — Имбирное пиво.

Ответив такой же глумливой усмешкой, Ки поднес стакан ко рту. Сделал большой глоток. Почувствовал, как его охватило отвращение.

— Это что, диетическое?

Ответом ему был гнусный смех, словно душа умирающего выскользнула во тьму.

В Кишке можно было купить и продать все, что угодно. Ки так и делал. Он шел на все ради желанных бакников. Он продавал свою кровь. Мыл окна. Нянчил двухголового младенца. Не было такой отвратительной работы, от которой бы он отказался. Он не видел другого выхода. Он должен стать человеком-дисплеем.

В тот день, когда он закончил учебу, за ним пришли.

Бежать было некуда, окна небьющиеся. Дверь их не остановила — они ее выломали.

— Попался, — сказал первый из них. Свет уличного фонаря падал сквозь жалюзи на его лицо, покрыв его сеткой параллелей.

— Нет!

Чей это был голос — его собственный? А чей же еще?

— Держи.

Не успел он отдернуть руку, как в нее сунули бумагу. Бумага шуршала и трещала, как смертоносная гремучая змея. Выхода не было. Его призвали.

— Меня призвали. И вот я здесь. Человек-дисплей без дисплея. С загубленной жизнью и способностями. Чиню проводку.

Слезы отчаяния неслышно закапали на песок. Голос Ки затих, и наступило молчание. Рассказ подошел к концу. Правда, слушатели этого не заметили. Одурев от усталости, убаюканные его голосом, все крепко спали. Правда, он этого не заметил: во время своего рассказа он то и дело кидал в рот таблетки и теперь безнадежно торчал. Пробормотав заключительные слова, он свалился на песок и захрапел.

Не он один выводил мелодичные полуночные арии. Храп и сопение оглашали тихую ночь — день выдался долгий и трудный. Но — чу! — к храпу примешалось какое-то раскатистое урчание. Нечто черное показалось на гребне дюны, затмив своим телом звезды. Оно двинулось вниз, в неуверенности остановилось — и кинулось вперед. Внезапный крик боли тут же оборвался. Нечто черное удалилось, урчанье затихло вдали.

Что-то разбудило Билла. Он открыл глаза, сел и огляделся вокруг. Ничего. Он лег, натянул на голову одеяло, чтобы не слышать храпа, и через мгновение уже спал снова.

Глава 7

— Подъём! — орал адмирал Практис, бегая вокруг и пиная ногами спящих. Подбадриваемые его сапогами и криками, они один за другим нехотя поднимали головы и, моргая, озирались в оранжевом свете встающего солнца.

— Пропала. Мита пропала — ее похитили, украли, утащили!

Это была правда. Все уставились на яму в песке на том месте, где она спала, потом выпучили глаза на следы, уходившие от этого места в нехоженую пустыню.

— Ее съело заживо какое-нибудь жуткое чудище! — завопил Билл, взволнованно роя песок острыми куриными когтями.

Практис недовольно взглянул на него.

— Если это и было чудище, то у него есть водительские права, самый младший лейтенант. Потому что, если я не ошибаюсь, а я не ошибаюсь, это следы гусениц, как у трактора. А не ног, лап или щупалец.

— Это точно, — подтвердил Вербер. Кадык у него так и прыгал от волнения — Гусеницы, они самые. Точно такие были у моего старого трактора на ферме. Послушайте, а может, тут где-нибудь поблизости есть ферма?..

— Заткнись, кретин, пока я тебя не прикончил, — намекнул Практис. — Кто-то похитил Миту во сне. Надо идти за ней.

— Зачем? — проворчал капитан Блай. — Ее давно уже нет в живых. Это не наше дело.

— Самый младший лейтенант, держите наготове оружие. Пристрелите всякого, кто не подчинится моим приказам. Мы идем по следам. Собирайтесь. — Практис злобно посмотрел на капитана Блая, который тут же умолк. — Хорошо. Если вы теперь посмотрите на компас, то увидите, что следы идут примерно в том же направлении, куда направляемся мы. Так что собирайтесь и пошли. Быстро.

Все зашевелились. Разделили между собой груз, который несла Мита, собрали вещи. Билл, все еще держа наготове бластер, пошел впереди

Солнце поднималось все выше, но они шли и шли. Все уже спотыкались от усталости, когда Билл скомандовал остановиться, и все повалились, где стояли.

— Привал пять минут, не больше.

Ответом ему были только стоны изнеможения. Откуда-то издалека донесся раскатистый взрыв.

— Все слышали? — мрачно сказал Билл, поднимаясь на ноги — Идем дальше.

Вскарабкавшись на гребень очередной песчаной дюны, они увидели впереди столб черного дыма. Билл знаком скомандовал залечь и сбросил рюкзак.

— Держите оружие наготове — и не зевайте. Если я не вернусь через пять минут… — он открыл было рот, чтобы продолжить, но тут же закрыл, потому что не знал, что сказать дальше.

— Вот что, — вмешался Практис. — Вы только дойдите туда и выясните, что произошло. Если от вас не будет вестей, мы начнем действовать сами.

Преисполненный железной решимости, Билл зашагал навстречу битве — вниз по склону дюны, снова вверх по склону до следующей. Каждый раз, добравшись до вершины, он опасливо выглядывал из-за гребня. Когда столб дыма был уже совсем близко, сразу за ближайшей дюной, он распластался на песке, вполз на дюну и с величайшей осторожностью выглянул.

— Давно пора, — сказала Мита, как только его голова показалась над гребнем. — Вода есть?

— С тобой все в порядке? — Держа бластер, наготове, он пополз вперед, не сводя глаз с горящей груды металла.

— Обошлась без вашей помощи. Это же надо — дать меня утащить из-под самого носа!

— Что случилось? Что это за штука?

— Почем я знаю? Знаю только одно: я крепко спала, а потом вдруг проснулась вся в песке и почувствовала, что меня кидает из стороны в сторону. Я села и, должно быть, ударилась головой, потому что ненадолго вырубилась. Потом пришла в себя. Кругом было темно, я слышала шум мотора и чувствовала, что мы двигаемся. Бластер остался при мне, и я проложила себе дорогу наружу. Где вода?

— Там, у них. — Он три раза подряд выстрелил из бластера. — Это они услышат. А того, кто сидел за рулем, ты убила?

— Там никого не было, я сразу увидела. Это робот, или она дистанционно управляется, или что-то вроде того. Какая-то машина на гусеничном ходу с большим захватом спереди. Этим захватом она меня и захватила и унесла, пока вы спали без задних ног.

— Ты уж прости, но я ничего не слышал…

Из-за горящей машины послышался металлический стук, а за ним шум мотора.

— Там еще кто-то есть — ложись! — крикнул он, подавая пример и зарываясь в песок.

— Ну, так просто я им не достанусь! — крикнула Мита в ярости и кинулась вперед с бластером наготове. Билл неохотно последовал за ней и ускорил шаги только тогда, когда услышал ее выстрелы.

Она стояла, широко расставив ноги, из дула бластера поднимался дымок.

— Промазала, — недовольно сказала она. — Оно удрало.

Билл увидел следы гусениц, которые поднимались на лежавшую впереди дюну и исчезли за ее гребнем. Следы были узкие, не больше чем в метре друг от друга, и только одни. Он в растерянности заморгал глазами.

— Оно уехало туда? Но тогда как оно попало сюда?

— Оно все время было тут. Внутри вон того, — ответила Мита, указывая на распахнутый люк в боку разбитой машины. — Оно вылезло оттуда и покатилось прочь. И, знаешь, это никакой не робот-водитель, оно в точь-в-точь такое же, как эта машина, только куда меньше.

— Здесь какая-то тайна, — сказал показавшийся на вершине дюны Практиc, запихивая в кобуру свой бластер. — Я слышал, что вы только что сказали. Теперь расскажите мне все, что было до этого.

— Сначала пусть мне дадут воды, — ответила Мита и закашлялась. — Пыльная была работа.

Осушив одним глотком целую кружку воды, она, ко всеобщему удовлетворению, повторила свою историю. После этого все принялись разглядывать дымящиеся обломки, стучать ногами по металлическому корпусу и восхищаться массивными гусеницами. А также заглядывать в контейнер-захват, где сидела Мита. И качать головой, ничего не понимая.

— Вы, Ки, — приказал Практис. — Вы у нас помешаны на всякой технике. Разберитесь в этой штуке, пока я выращу обед. Мы вам немного оставим.

Они уже кончали есть, облизывая жирные пальцы и вытирая их о песок, когда появился Ки и схватил свою порцию.

— Охе феесо, — выговорил он с набитым ртом.

— Сначала проглотите, а потом говорите, — приказал Практис.

— Очень интересно. Эта машина как будто отлита одним куском. Ни сварных швов, ни заклепок, ничего. И она абсолютно самостоятельна. Вон там, в том выступе впереди, вроде как какие-то схемы и память. Входы с радара, сонара и, кажется, инфракрасного детектора. И нет ничего похожего на оружие. Похоже, она просто катается по пустыне и собирает что-то в контейнер, куда попала Мита. Самое интересное там — двигатель. На солнечной энергии, батареи стоят наверху, а внутри, должно быть, большие аккумуляторы. Потом что-то вроде гидравлического насоса и, возможно, гидравлических систем…

— Что значит — «должно быть», «возможно»? Я думал, вы разбираетесь в технике.

— Разбираюсь. Только в этой штуке не разберешься без алмазной пилы. У нее в гидросистеме вместо трубок вроде бы каналы для масла прямо в сплошном металле. Совершенно нерациональная конструкция, ничего подобного я никогда не видел. И не только это…

— Оставьте при себе все свои технические домыслы, — проворчал Практис. — Эта маленькая загадка может подождать. Нам надо отправиться по следам той машины, что скрылась. Ко всему прочему, они идут в том же направлении, куда нам нужно, — в сторону огней. Может, она доставит им какое-то сообщение, известит о нашем присутствии…

— Кого известит? — спросил Билл.

— Кого или что — откуда я знаю? Я знаю только одно: чем быстрее мы будем шевелиться, тем больше шансов, что мы сможем шевелиться и дальше. Я хотел бы разыскать их, или его, или что там есть, прежде чем они или оно разыщет нас. Так что поторапливайтесь.

Впервые никто не стал возражать. Сначала Практис сверял направление, в котором шли следы, по компасу, но через некоторое время спрятал его в карман. Следы вели в нужную сторону.

Жаркий день тянулся без конца, но Практис приказал остановиться только тогда, когда почти стемнело. Он с недовольной гримасой посмотрел на следы, исчезающие в темноте. Билл с такой же гримасой стоял рядом с ним.

— Вы тоже думаете то, что я думаю? — спросил Билл.

— Да, если вы думаете, что этой штуке не нужно останавливаться на отдых и что сейчас она катит себе дальше.

— Именно это я и подумал.

— Советую выставить на ночь охранение. Совершенно ни к чему, чтобы в темноте загребли еще кого-нибудь.

Сторожили все по очереди. Впрочем, особой нужды в этом не было: приближавшийся шум моторов был хорошо слышан. К тому времени, как они ненадежнее окопались на вершине дюны и приготовили бластеры, моторы уже оглушительно ревели. Со всех сторон.

— Мы окружены! — жалобно воскликнул Вербер и ойкнул, когда кто-то ткнул его ногой.

Но больше ничего не произошло. Моторы рокотали все громче, а потом тише и в конце концов заурчали на холостом ходу. Ни один не приближался. Через некоторое время Билл, подстегиваемый любопытством, полез на разведку. Света звезд было достаточно, чтобы разглядеть внизу силуэты.

— Мы окружены, — сообщил он, вернувшись. — Множество больших машин. Подробностей я не разглядел. Но они стоят со всех сторон, гусеница к гусенице. Попробуем прорваться?

— Зачем? — возразил Практис с угрюмой рассудительностью. — Они знают, что мы тут, и у них численное превосходство. Если мы попробуем схватиться с ними в темноте, неизвестно, что из этого выйдет. Давайте дотерпим до рассвета.

— По крайней мере увидим, кто нас истребит, — съязвил капитан Блай, кидая в рот таблетку. — Я пас. Пусть я проснусь покойником, но хотя бы ничего не буду знать.

Спорить никто не стал. Те, кто смог заснуть, заснули. Билл старался изо всех сил, но безуспешно. В конце концов он уселся на гребне дюны и принялся смотреть в сторону невидимых преследователей. Мита села рядом и дружески обняла его за плечи.

— Тебе одиноко, плохо и страшно, — сказала она. — Я вижу.

— Не так уж трудно догадаться. А тебе?

— Ну, нет. Меня так просто не напугаешь. Давай поцелуемся и забудем об этих противных чудовищах.

— Да как ты можешь в такой момент даже думать про секс? — жалобно сказал Билл, вывертываясь из ее жарких объятий. — Почем я знаю, может, через несколько часов никого из нас уже не будет в живых.

— Тем лучше повод, чтобы забыться, милый. Или ты девочек не любишь? — Ее презрительную улыбку он ощутил даже в темноте.

— Девочек я люблю, еще как! Только не сейчас. Смотри! — воскликнул он с облегчением. — Кажется, светает. Пойду разбужу остальных.

— Нечего их будить, все давно проснулись, — сказал чей-то голос из темноты. — И с удовольствием слушают вашу беседу.

— Подглядываете, мерзавцы? — крикнула Мита и принялась палить в темноту из своего бластера. Но все тут же попрятались, и никто не пострадал. Злобно бормоча что-то про себя, она подняла глаза к посветлевшему небу и перевела сердитый взгляд на поджидающие внизу машины. — Я врежу между глаз первой же, которая подойдет на выстрел. Все вы жалкие ублюдки, одержимые свинским мужским шовинизмом. Не знаю, как вы, но вот эта девушка просто так не сдастся. Я прихвачу их с собой, сколько смогу.

— Будьте так любезны, проявите немного благоразумия, — сказал Практис из окопа, в котором укрылся. — Опустите оружие, и давайте посмотрим, что будет дальше. Успеем настреляться потом, если до этого дойдет.

Послышался далекий гул, и все подняли головы. В небе над ними показалась какая-то машина. Орнитоптер, хлопающий крыльями. Когда он приблизился. Мита вскочила и открыла по нему огонь. От хвоста машины полетели обломки, она резко накренилась и скрылась из вида.

— Неплохо, — пробормотал Практис, стараясь, чтобы его слова не донеслись до старшины-механика первой статьи и не вызвали у нее новую вспышку гнева. — Но я предпочел бы воздержаться от нападения.

По ту сторону дюны заработал мотор. Мита круто повернулась и успела выстрелить один раз, прежде чем Практис сгреб ее в охапку.

— Помогите! — крикнул он. — Она нас всех угробит!

Призыв к трусости возымел действие: мужчины мужественно навалились на Миту и помогли обезоружить ее, притворяясь, будто не слышат, как она их честит. Отняв у нее бластер, они отошли подальше и увидели, что по склону дюны к ним приближается машина на колесах. Все постарались принять дружелюбный и безмятежный вид. Машина подъехала, развернулась боком к ним и остановилась. Услышав металлический скрежет, все попятились — но это всего лишь открылись люки. Видя, что ничего больше не происходит, Билл, несколько уязвленный в своем мужском достоинстве столь явным превосходством Миты, шагнул вперед, чтобы доказать, что мужество не совсем его покинуло. Он заглянул внутрь машины, обернулся и сообщил:

— Водителя там нет, но есть сиденья. Шесть штук. Ровно столько, сколько нас тут.

— Блестящее наблюдение, — сказал Практис, становясь на цыпочки, чтобы заглянуть внутрь. — Есть желающие прокатиться?

— А у нас есть выбор? — спросил Билл.

— Лично я его не вижу. — Практис оглянулся через плечо на окружающие их кольцом огромные машины.

— Я пошел, — сказал Билл, зашвырнул внутрь рюкзак и полез сам. — Все равно воды у нас почти не осталось.

Все с большой неохотой последовали за ним. Когда они расселись, люки захлопнулись, мотор взревел, и машина сама собой покатилась под гору. Одна из больших гусеничных машин отъехала в сторону, они выехали из кольца и понеслись по пустыне. В туче пыли, летевшей из-под колес, едва видно было, как остальные машины развернулись и поехали за ними.

Глава 8

— Подвеска у этой развалины никуда не годится, — заметила Мита, подпрыгивая на металлическом сиденье. Машину трясло и качало на ухабах.

— Зато куда лучше пешего хождения, — вкрадчиво сказал Билл, пытаясь вернуть ее расположение. Ответом ему была только презрительная гримаса. — Там что-то есть! — воскликнул Билл, держась для устойчивости за плечо Вербера и вглядываясь вперед сквозь бушевавший снаружи песчаный вихрь. — Толком не видно, но это что-то большое.

Вдали показалось какое-то пятнышко, не больше птичьей погадки. Машина направилась к нему. Пятнышко стало размером с кулак и продолжало расти. Вскоре уже можно было разглядеть подробности, пока еще совершенно непонятные. Столь же непонятными они остались, когда машина подъехала ближе. И только когда она, перевалив через гребень дюны, покатилась вниз, в ложбину, стало видно, что впереди поднимается целая мешанина башен, шпилей и каких-то конструкций, выстроенных словно из железного лома и окруженных высокой стеной. Песок был испещрен колеями и следами гусениц, пересекавшими его во всех направлениях, но сходившимися в одну точку — туда, где стена выгибалась внушительного размера пузырем.

Машина, в которой они сидели, продолжала двигаться вперед, а остальные, замедлив ход, замерли на месте и исчезли из вида в куче пыли. Их волшебная карета, не снижая скорости, неслась к стене, в которой в последний момент раскрылся проход. Они проскочили в него и оказались в кромешной тьме: наружная стена закрылась позади.

— Надеюсь, что эта штука видит в темноте, — пробормотал Практис, ни к кому не обращаясь.

Впереди забрезжил свет, машина замедлила ход, выскочила на солнце и остановилась.

— Ну и что? — спросила Мита. — Опять песок, сплошная стена и то же самое небо. С таким же успехом мы могли оставаться на месте…

Она умолкла: люки со скрипом распахнулись.

— По-моему, они от нас чего-то хотят, — сказал Вербер.

Все опасливо встали и, так как делать больше ничего не оставалось, вышли из машины. Кроме Билла, который не мог сделать и этого.

— Эй, ребята, у меня тут что-то неладно. Эта штука держит меня за щиколотки.

Он встал и дернулся, но его крепко держали металлические лапы. Прийти к нему на помощь никто не успел: люки захлопнулись. Машина тронулась, и Билл, издав хриплый вопль, снова плюхнулся на сиденье. В стене впереди открылся переход, и они проскочили в него. Сердитые крики оставшихся позади товарищей оборвались, когда проход в стене закрылся.

— Не уверен, что мне все это нравится, — жалобно сказал Билл в темноту. Машина продолжала двигаться вперед. Она въехала в какую-то дверь и оказалась в залитом солнцем помещении. Металлические лапы отпустили Билла, как только машина остановилась, и люки снова распахнулись. Опасливо озираясь, он вылез наружу.

Солнце лилось сквозь прозрачные панели высоко над головой, освещая какие-то сложные механизмы и незнакомые устройства, сплошь покрывавшие стены. Все было очень загадочно, но не успел он толком оглядеться, как к нему с громыханием подъехала и остановилась рядом маленькая пузатая машина на скрипучих гусеницах. Она выкинула в его сторону металлическую лапу с какой-то черной шишкой на конце — если бы он не отдернул голову, лапа угодила бы ему по физиономии. Билл выхватил из кобуры бластер, готовый разнести машину в куски, если она еще раз попробует съездить ему по морде. Но лапа только повернулась к нему и застыла в сантиметрах тридцати от его головы. По шишке пробежала легкая дрожь, послышался какой-то скрип, пронзительное гуденье, а потом она заговорила басом:

— Би-ип… би-и-ип… би-и-и-бип! — сказала она радостным электронным голосом и склонилась к нему, словно ожидая ответа.

Билл улыбнулся и откашлялся.

— Да, вы совершенно правы, — сказал он.

— 0101 1000 1000 1010 1110.

— Пожалуй, это ближе.

По шишке снова пробежала дрожь, и она произнесла:

— Karsnitz, ipplesnitz, frrkle.

— Я не совсем понимаю…

— Su ogni parola della pronuncia figurate e stato segnato I’accento fonico.

— Нет, — заявил Билл. — Все равно непонятно.

— Vous у trouverez plus millions mots.

— В последнее время — нет.

— Mi opinias ke vi komprenas nenion.

— Вот это уже ближе.

— Должен же быть какой-нибудь язык, который ты сможешь понять, урод ты слизистый!

— Вот так и валяй!

— Означает ли словосочетание «вот так и валяй», что ты понимаешь мои слова?

— Попала в самую точку. Голос у тебя немного скрипучий, а так вообще все в порядке. Теперь я надеюсь, что ты не откажешь в любезности ответить, если я спрошу…

Машина не стала тратить время на разговоры, а вместо этого откатилась назад к стене и остановилась около другой машины, похожей на помесь телекамеры и автомата с газированной водой. Билл вздохнул, ожидая, что произойдет дальше. То, что произошло дальше, выглядело очень внушительно.

Где-то вдалеке зазвенели колокольчики и прогудел паровозный гудок. Звуки становились все громче, в стене возникла дверь, и из нее вылетел золотистый столб света. Невысокий золотистый помост вкатился в комнату и остановился перед Биллом. Он был задрапирован какой-то золотистой тканью, на которой возлежала золотистая фигура. Почти человеческая на вид, если не считать того, что у нее было четыре руки и вся она была металлическая. Голова, усаженная золотистыми заклепками, повернулась к нему лицом, золотистые веки, щелкнув, поднялись, и она, открыв золотозубый рот, заговорила:

— Добро пожаловать, о незнакомец из далеких миров.

— Ого, вот это здорово! Да вы говорите по-нашему!

— Да. Я только что научился этому от лингвистического кибернатора. Только у меня не все ладно с перфектными временами и герундиями. И с неправильными глаголами.

— Да я и сам ими никогда не пользуюсь, — смиренно ответил Билл.

— Ответ как будто удовлетворительный, хотя и довольно идиотский. Теперь скажите, что привело вас на нашу дружественную маленькую планету Сша?

— Это так ваша планета называется?

— Ясное дело, болван, иначе зачем бы я это сказал? Между прочим, вы не могли бы немного проконсультировать меня по поводу сослагательного наклонения? Ну да, я вижу, вы им тоже не пользуетесь. Вы тупо киваете. Тогда снова к делу. Зачем вы сюда прибыли?

— Видите ли, наша база, которой не должно было бы угрожать никакое нападение…

— К вашему сведению, это и есть сослагательное наклонение, которым вы никогда не пользуетесь.

Билл запнулся, не зная, что сказать, потом продолжал:

— Так вот, на нас напали огромные летучие драконы…

— Простите, что я перебиваю, но эти летучие драконы были случайно не металлические?

— Да, металлические.

— Так вот, значит, что задумали эти дребезжащие мерзавцы! — Золотые веки моргнули, и существо издало громкое шипение, потом снова повернулось к Биллу. — Простите меня, я немного забылся. Меня зовут Зоц-Зиц-Жиц-Глоц, но вы можете называть меня запросто — Зоц, в знак нашей растущей близкой дружбы. А вас…

— Самый младший лейтенант Билл.

— Мне называть вас полным именем?

— Друзья зовут меня Билл.

— Как мило с вашей стороны и с их стороны тоже. Ах да, я совсем никудышный хозяин. Что вам предложить из прохладительного? Может быть, хорошо отфильтрованного бензола? Или масла высшей марки? Или капельку фенола?

— Нет, спасибо. Хотя я. с удовольствием выпил бы стакан воды…

— ЧЕГО?! — рявкнул Зоц, и в голосе его прозвучал металл. — Ха-ха, наверное, я просто ослышался. Наверное, вы хотели бы чего-то такого, о чем я никогда и не слыхал. Не может же быть, чтобы вы попросили воды — жидкого при обычной температуре вещества, состоящего из двух атомов водорода и одного атома кислорода — Н₂0?

— Его самого, мистер Зоц. Вы прекрасно разбираетесь в химии.

— Стража! Уничтожить это существо! Оно хочет убить меня, отравить! Разобрать его на детали! В переплавку его!

Билл, испуганно охнув, попятился. К нему с грохотом направилась целая коллекция хирургических инструментов устрашающего вида. Щипцы, металлические клещи, извивающиеся щупальца, гаечные ключи — еще бы немного, и они дотянулись бы до него и растерзали бы в клочья, но голос зазвучал снова:

— Стойте!

Все замерло. Кроме одной машины с протянутыми лапами, которая вытянула их слишком далеко: потеряв равновесие, она рухнула на пол.

— Один-единственный вопрос, о слизистый незнакомец Билл, прежде чем я снова спущу их с цепи. Эта вода — что ты хотел с ней сделать?

— Да выпить ее, что еще? Очень пить хочется.

Золотое тело Зоца содрогнулось. А Биллу пришла в голову оригинальная мысль, что случалось с ним так редко. С величайшим усилием, потратив ужасно много времени, его размягченные солдатчиной мозговые клетки ухитрились умножить два на два и при этом получить четыре.

— Я люблю воду. Да я на девяносто пять процентов из нее состою, — сказал он наугад и не ошибся.

— Вот чудеса-то! — Зоц снова откинулся назад на своем ложе и погрузился в глубокие размышления — слышно было, как у него в голове крутятся колесики. — Стража, назад, — приказал он, и стража отступила. — Я полагаю, что теоретически возможна форма жизни, в основе которой лежит вода, как бы отвратительно это ни звучало.

— Ну, не совсем вода, — сказал Билл, лихорадочно пытаясь вспомнить давно забытые уроки естествоведения. — На самом деле это углерод, вот что. И хлорофилл, понимаете?

— Откровенно говоря, не понимаю. Но постараюсь уразуметь, я способный.

— А теперь можно я задам вопрос? — Вялый кивок Зоца Билл счел за знак согласия и продолжил: — Я начинаю соображать. Ведь вы сделаны из металла? Не сделаны, вы просто из металла?

— Это должно быть очевидно.

— Значит, вы живая металлическая машина?

— Слово «машина» в данном контексте звучит оскорбительно. Точнее было бы сказать — форма жизни, основанная на металле. Мы еще поболтаем с вами об этом, о летучих драконах и о всяких других интересных вещах. Но сначала — вот ваш яд… умоляю вас, умоляю вас, простите, — ваше питье.

Из стены выкатилась металлическая платформа, протянула лапу, поставила на пол перед Биллом стеклянный сосуд и поспешно ретировалась. Билл поднял его и увидел, что внутри булькает прозрачная жидкость. Не без опаски он взялся за пробку и откупорил сосуд. Он подозрительно принюхался, но не ощутил никакого запаха. Окунул в жидкость кончик пальца, ничего не почувствовал. Облизал палец.

— Старая добрая H₂O. Зоц, приятель, спасибо вам огромное.

Он одним махом осушил сосуд, с удовольствием крякнул и поставил его на пол.

— Это же надо такое видеть! — ахнул Зоц. — Будет теперь что порассказать ребятам в мастерской… — Он щелкнул пальцами, и какое-то устройство на колесиках с щупальцами подъехало и подало ему жестянку с маслом. Он поднял ее вверх. — За ваше здоровье, инопланетянин-ядопивец. — Он осушил жестянку и отшвырнул ее. — Ну, довольно развлечений — теперь за работу. Вы должны рассказать мне подробнее о нападении летучих драконов. А вы не знаете, зачем им это понадобилось?

— Как не знать, знаю. Этой атакой руководили злые и коварные чинджеры.

— Все интереснее и интереснее. А что такое чинджеры?

— Враги.

— Чьи?

— Человечества. Мои, то есть всех. Эти чинджеры — разумная инопланетная раса, которая хочет нас уничтожить. Поэтому мы, естественно, должны уничтожить их первыми. Уничтожение в больших масштабах называется у нас войной.

— Начинаю понимать. Вы и другие водянисто-слизистые существа ведете войну с этими чинджерами. А можно спросить, у них обмен веществ основан на металле или на углероде?

— Хм, этого я толком не знаю. У них по четыре руки, как у вас, но я знаю, что они не из металла, хотя и командуют металлическими драконами. Потому что я сам одного видел. Эти драконы — ого-го! — и он деланно засмеялся, собираясь отпустить шутку. — Они случайно не ваши?

— Случайно нет. Их выращивают злые уонккерсы. Я вам о них расскажу, но сначала — все забываю, а что это за существа, которых мы захватили вместе с вами? Они случайно не чинджеры? Или просто деловые партнеры?

— Они люди, как и я. Мои друзья — по крайней мере кое-кто из них.

— Тогда мы должны о них позаботиться. Нет, я в самом деле плохой хозяин. Я велю доставить их сюда — и тогда расскажу вам ужасную историю уонккерсов.

Глава 9

Машины-пастухи пригнали в комнату остальных членов экспедиции. Те настороженно озирались, не выпуская из рук бластеров.

— Все в порядке, вы среди друзей, — быстро сказал Билл, чтобы предотвратить возможные недоразумения.

— Попрошу выражаться точнее, — отозвался Практис. — Кто именно из этого хирургического инструментария друзья?

— Вот этот золотой тип на кушетке. Его зовут Зоц, и он, кажется, тут главный.

— Не просто кажется, друг Билл. Я самая главная шишка, как сказали бы вы на своем странном языке, хотя мне и не совсем понятно, что такое шишка. Познакомьте меня со своими коллегами.

После того как это было сделано и все досыта напились воды, Билл ввел их в курс дела.

— Похоже, вот этот Зоц и вся остальная компания — формы жизни, основанной на металле.

При этих словах Практис выпучил глаза и собрался было задать множество вопросов. Билл заметил это и быстро продолжил:

— Он познакомит нас с научной стороной дела позже, адмирал. Но сначала он собирался рассказать мне о тех летучих драконах, которые на нас напали. Они имеют какое-то отношение к каким-то уонккерсам.

— Небольшое уточнение, — вмешался Зоц. — Уонккерсы недавно их вывели. Мы тщательно следим за этими металлическими мерзавцами, потому что доверять им нельзя. Билл сообщил мне, что вы ведете войну со злыми чинджерами. Можно сказать, что мы с уонккерсами примерно в таких же отношениях. И поскольку они, по-видимому, вывели и обучили этих драконов для чинджеров, получается, что мы с вами собутыльники.

— Точнее было бы сказать — союзники, — поправил Практис.

— Спасибо, мой дорогой друг. Что касается уонккерсов, то они намерены уничтожить нас, так что мы должны уничтожить их первыми.

— Точь-в-точь как люди и чинджеры! — радостно сказал Билл.

— Пожалуй, сходство действительно имеет место. Здесь, на планете Сша, множество разнообразных форм жизни — как вы можете видеть, если посмотрите вокруг. Миллионы лет назад жизнь зародилась здесь в теплых лужах нефти, украшающих наши ландшафты. Под лучами благодатного солнца процесс эволюции пошел несколькими путями. В глубокой древности появились простейшие минералоядные существа, которые до сих пор пасутся на богатых рудных месторождениях среди холмов и песчаных прерий. Но жизнь — жестокая штука. Появились хищные машиноядные, которые питались — и сейчас питаются — минералоядными. Такова жизнь, какую мы знаем и, как я понимаю, какую знаете и вы.

— Вот именно! — в восторге согласился Практис. — Параллельная эволюция. Мы должны подробно поговорить на эту тему…

— И поговорим. Но сначала — об уонккерсах. Они появились так же, как и все другие формы жизни. Но они — как бы лучше это выразить — лишены разума и в клиническом, и в юридическом смысле. Они психи. У них не хватает колесиков.

Они объединились в гнусный союз безумных машин и были отвергнуты всеми разумными формами жизни. Уже давным-давно мы попытались истребить их, прежде чем они истребят нас. Но из того, что они безумны, не следует, что они глупы. Те, кто выжил после металлических побоищ, бежали и построили крепость в горах. Вместо того чтобы жить мирно, они порабощают себе подобных, бьют их и плохо с ними обращаются. Это ужасно. А еще ужаснее было узнать, что они вступили в союз с этими выродками из плоти и крови — чинджерами. По крайней мере так сказал мне друг Билл.

— Это верно, — подтвердил Практис. — Они командовали атакой летучих драконов.

— Все сходится. В последнее время нам стало известно, что в крепости уонккерсов замечена какая-то лихорадочная деятельность. Наши шпионы, порхающие над холмами, обнаружили множество летучих драконов. Мы опасались нового их наступления, не зная, что у этих хищных полчищ иная цель. Мы рады за себя, но с огорчением узнали о ваших несчастьях.

— Мы тоже, — сказал Практис. — Мне бы очень хотелось побеседовать с вами об эволюции. Но с этим придется повременить. Говоря в качестве военного, а не ученого, — как нам объединить силы в наших общих интересах? Ради истребления наших общих врагов?

— Вот в чем вопрос, верно? Об этом надо подумать. Я предлагаю вам сейчас пройти в отведенные вам апартаменты и слегка закусить. Капля-другая машинного масла, может быть, немного магния в порошке? О, что я говорю!

— Не волнуйтесь, Зоц, — сказала Мита. — У нас с собой есть запасы пищи. Все, что нам нужно, — это клочок земли.

— Так просто? Я уже отдал нужный приказ. По радио, конечно. Отдохните и освежитесь, а я позову вас снова после того, как посовещаюсь со своими советниками.

— Как будто неплохое место, — сказал Вербер, когда они вслед за проводником на колесиках шли по усаженному заклепками коридору. — Господи, как нам повезло!..

— Заткнись, недоумок, — намекнул Практис. — Несешь невесть что, не затрудняя свои заросшие синапсы даже подобием разумной мысли. Неужто ты не видишь, какие тут вокруг научные чудеса? Нет, конечно, не видишь. Но я-то вижу! Я напишу об этом статьи, напечатаю книги, прославлюсь на всю Галактику!

— И еще получите повышение в чине, — лицемерно подхватил Билл. — Когда вы поднимете все эти машины на войну с чинджерами, вас непременно повысят.

— Единственное повышение, о котором я мечтаю, — это снова вырваться на гражданку. Да, очень может быть, что это в самом деле поможет.

— Вот… ваши апартаменты, — металлическим голосом произнес проводник, распахнув дверь в большую комнату. В ней не было ни мебели, ни украшений — одни только крючья на стенах. Посыльный указал на них щупальцем.

— Эти крючья — для того, чтобы висеть на них ночью.

— Благодарю покорно, железяка, — фыркнула Мита. — Только мы знаем способ, как проводить ночь получше. А как насчет клочка земли, о котором мы говорили?

— Все готово. Следуйте за мной, пожалуйста.

Вслед за машиной Мита вышла через другую дверь во двор.

— Как будто годится. — Она потопала ногой по голой земле, обернулась и крикнула: — Тащите сюда свои семена мясодынь! Мой желудок уже думает, что у меня перерезано горло. О-о-ох!

— О-о-ох? Что это должно означать? — спросил Практис, выглянув в дверь как раз вовремя, чтобы увидеть, как вскипел песок у нее под ногами.

— О-о-ох! — сказал он, глядя выпученными глазами, как Мита погрузилась в землю и исчезла из вида.

— Помощь сейчас прибудет, — сказала машина-проводник, вытянув лапу с электронным глазом на конце и заглядывая им в провал.

Она была права. Дверь распахнулась, и во двор ворвалась, сбив Вербера с ног, какая-то машина, похожая на торпеду с множеством колесиков. Она головой вниз нырнула в провал и исчезла так же быстро, как и Мита.

— Что с Митой? — спросил Билл, выбегая во двор.

— Ума не приложу. У нее под ногами разверзлась земля — раз! — и она провалилась в дыру.

— Имею информацию, — сказал появившийся Зоц. Он все еще возлежал на своем помосте, который теперь несли шесть маленьких машинок-носильщиков. — Этот туннель имеет большую протяженность и уходит за внешнюю стену. До самых холмов. А, ясно. Он заканчивается в прелестной солнечной долине, где вашего товарища сейчас усаживают на летучего дракона. Нашу машину заметили…

Зоц запнулся и быстро выпил глоток масла.

— На данный момент это все. Наша машина только что уничтожена. Я направил туда машин-воинов, но боюсь, что они уже опоздали. Наблюдатели сообщают, что видят дракона, удаляющегося на большой скорости.

— Можете не продолжать, что он летит в горы, — язвительно перебил его Практис. — По-вашему, похищение гостей входит в понятие гостеприимства?

— Я потрясен, дорогие гости, поверьте. Я обесчещен, и будь у меня под рукой электродрель, я бы тут же совершил харакири. Но, может быть, то, что я остался жив, к лучшему, потому что я смогу организовать погоню и спасение. Пока я говорю, сюда уже движется боевая машина. Я предложил бы, чтобы кто-то из вас сопровождал и консультировал ее во время спасательной операции. Есть доброволец?

Послышалось быстрое шарканье ног: все дружно попятились.

— Я командир мусоровоза.

— Я только что призван, недавно с фермы.

— Только электроника — я даже стрелять не умею.

— Я в чине адмирала и ученый по профессии. Значит, остается только наш закаленный в боях ветеран.

Все посмотрели на Билла, который встревоженно кусал губы, пытаясь найти выход из положения.

— Поздравляю, самый младший лейтенант, — сказал Практис, выступив вперед и хлопнув его по плечу. — Возлагаем все наши надежды на вас. Чтобы вам было легче, произвожу вас в младшие лейтенанты. Поблагодарите меня с ближайшей получки. И вот на всякий случай запасная обойма для вашего бластера. Отправляйтесь без колебаний. Потому что, если вы откажетесь, я всажу вам заряд промеж глаз.

Билл оценил всю логичность его доводов и шагнул вперед. Во двор с оглушительным грохотом вкатилась приземистая, неуклюжая машина воинственного вида. Из нее во все стороны были выставлены пушки, шипы, гранатометы и лучеметы, и даже на месте пиписьки торчал — о ужас! — брандспойт для воды.

— Боевой Дьявол Марк-1, - гордо сказал Зоц. — Он обучен вашему языку и передается в ваше распоряжение.

— Я в вашем распоряжении, — произнесла машина скрипучим голосом. — Предлагаю всем снова пройти в помещение во избежание несчастных случаев. Легко могу нечаянно затоптать.

Она загнала озадаченных людей в комнату — машины уже успели убраться туда сами. Небо потемнело, и послышалось оглушительное хлопанье крыльев: во двор спускался орнитоптер. Он шумно плюхнулся на землю, низко осел на амортизаторах, подпрыгнул и, качаясь вверх и вниз, понемногу успокоился. Из его бока вывалился и уперся в землю складной трап. Билл смотрел на все это с глубоким подозрением.

— Не верю, — бормотал он. — Это птицы, когда летают, машут крыльями. Машины так не могут. Они для этого слишком тяжелые.

— Придется вам поверить собственным глазам, — сказал Зоц. — Это форма жизни, основанная на алюминии, мой новый друг Билл. Такое отважное существо из плоти, готовое предстать перед угрозой гибели, чтобы выручить товарища. Защищай его как следует. Боевой Дьявол.

— До последнего эрга энергии, до последней капли смазки! — рявкнула машина.

Она положила конец колебаниям Билля, бережно поставив его на верхушку трапа и взобравшись вслед за ним сама.

Размышляя о том, как лихо его обошли, Билл уселся в седло на спине орнитоптера и просунул ноги в стремена. Марк-1 прикрепил себя болтами сзади него. Зоц крикнул:,

— Да пребудут с вами ядерные силы — и сильные, и слабые!

Металлический конь под ними зажужжал, четыре крыла медленно поднялись, опустились, снова поднялись, захлопали все быстрее и быстрее. Машину бешено затрясло. В тот момент, когда она, казалось, вот-вот рассыплется на части, она встрепенулась и поднялась в воздух. Билл, держась изо всех сил, стиснул зубы, чтобы не стучали.

— Ужасно! — выговорил он сквозь зубы.

— Если вы знаете лучший способ летать, расскажите мне, — отозвался Боевой Дьявол с чисто механической бесчувственностью. — Посмотрите вперед — вы видите, что там показались вершины горного хребта Пртзлкксиньдлп-69. На ваш язык «Пртзлкксиньдлп-69» можно перевести как «горы, где расстаются с надеждой, царит отчаяние и снег валит все лето…».

— Послушай, Марк, я вполне могу обойтись без твоего репортажа. Ты что-нибудь слышал о том, что произошло?

— Ну конечно. Я постоянно поддерживаю связь с базой. Наши шпионы сообщают, что дракон приземлился и ваша спутница исчезла из вида. Был послан ударный отряд, чтобы уничтожить их наблюдательные пункты. Операция прошла успешно, хотя, разумеется, и с большими потерями, но мы ни перед чем не останавливаемся, чтобы помочь нашим новым братьям по оружию. Теперь мы сможем приземлиться незамеченными в непосредственной близости от противника. Держитесь крепче — мы снижаемся.

Билл не имел ничего против того, чтобы снизиться. Было даже занятно — что-то вроде аттракциона в парке. Но когда они, снизившись, влетели в ущелье, волосы у него встали дыбом. Машину судорожно швыряло из стороны в сторону, она задевала за скалы, катилась по склонам и снова взлетала. Наконец, с треском ударившись в последний раз и погнув одно крыло, она боком скользнула в узкую щель между скалами и врезалась в камни. Она лежала, дымясь, выставив вперед погнутое крыло. Билл с трясущимися руками слез на долгожданную твердую землю.

— Спасибо, что прокатили, — проворчал он тоном, полным сарказма.

— О, спасибо вам, — ответил орнитоптер высоким, пронзительным голосом. Глаза его со скрипом повернулись в орбитах, чтобы взглянуть на Билла. — Жаль, что у меня только одна жизнь, которой я могу пожертвовать ради моих товарищей — и новых друзей-мокрецов…

Голос его прервался, глаз потух и закрылся.

— Ну, что дальше? — спросил Билл у боевой машины.

— Мы проникнем во вражескую крепость.

— Ах вот как? Просто так — возьмем и проникнем? А это кому-нибудь до сих пор удавалось?

— Нет. Но ведь на этом фронте еще ни разу не вводили в бой Боевого Дьявола Марка-1.

— Замечательно. Если твоя боевая мощь так же велика, как твое самомнение, победа нам обеспечена.

— Она и так обеспечена. План был разработан ГМТКТ — Главным Мозговым Трестом и Комитетом по Тактике. Вот этот план. Их наблюдательные пункты уничтожены, поэтому атака может быть проведена незаметно. А вот и атакующие.

Он оттащил Билла в сторону, и как раз вовремя: через секунду мимо них покатились боевые машины. Оснащенные гусеницами, колесами и шарнирными ногами, ощетинившиеся оружием, несокрушимые и внушительные на вид, они двигались вперед, сотрясая землю. Кроме того, они пели — боевую песнь, слова которой остались для Билла непонятными, что, вероятно, было к лучшему. Как только они прошли, Билл с Марком поспешили вслед. Каньон, по которому они двигались, был узок и извилист, и лишь время от времени впереди можно было видеть цитадель уонккерсов. Потом пение вдали прервалось могучим взрывом и ударами металла о металл.

— Бой завязался, — сказал Марк. — Защитники крепости вышли наружу, чтобы встретить атакующих. Мы должны спешить, потому что атака обречена на неудачу. Вот мы и пришли.

Боевая машина взбежала по скалистой стене ущелья, которая на вид ничем не отличалась от других. Но на самом деле отличалась — это стало очевидно, когда Марк ткнул металлическим пальцем в какую-то трещину и целый кусок стены распахнулся, как дверь, открыв темное отверстие. Билл не успел возразить, как был втолкнут в него, и скала за ним снова закрылась.

Внутри оказалось ровно столько места, чтобы поместиться им обоим. И не просто поместиться, а наблюдать: благодаря неведомым ухищрениям инопланетной науки скала, снаружи выглядевшая сплошной, была прозрачна изнутри.

Снова земля затряслась под ногами, колесами и гусеницами атакующего отряда. Но теперь это был уже отступающий отряд. Его поредевшие ряды пронеслись мимо, преследуемые по пятам стадом вражеских боевых машин столь же устрашающего вида. Со свистом пролетали и рвались снаряды, то и дело сверкали молнии. Потом атакующие скрылись из вида, но многие отважные бойцы остались на месте, разбитые и дымящиеся. Защитники крепости, увлеченные погоней, объезжали упавших или с хрустом их переезжали.

— И что дальше? — спросил Билл.

— Надо подождать. Уже скоро.

Начали появляться тыловые части, следовавшие за победоносной армией: транспортеры с боеприпасами, цистерны, генераторы для подзарядки аккумуляторов. И сборщики лома. Последний из них с грохотом прокатился мимо, остановился, вытянул длинную лапу и поднял лежащего на земле воина без рук и Ног. Бросив его со звоном на груду таких же останков в бункер в задней своей части, машина двинулась дальше. К этому времени контратакующие силы уже скрылись за поворотом ущелья.

Боевой Дьявол чуть приоткрыл дверь в скале, высунул лапу и выстрелил в не успевшую удалиться машину разрядом молний. В машине послышался треск, она содрогнулась и застыла в неподвижности.

— Выгорели управляющие схемы, — сказал Марк-1, и в его металлическом голосе прозвучало удовлетворение. — Во всем остальном она вполне в рабочем состоянии. Мы должны быстро забраться туда и спрятаться под кучей лома. Скорее!

Они выскочили наружу. Марк-1 отодвинул в сторону несколько обломков, а потом загородился ими. Под обломками было довольно светло, и Билл видел, как у Марка-1 из-под мышки выдвинулся какой-то гибкий прут и ввинтился в машину. Мгновение спустя сборщик лома вздрогнул и ожил. Загудел мотор, он развернулся и двинулся назад, в сторону, откуда появился.

Биллу все это очень не понравилось.

Глава 10

— Когда приблизимся к стене, придется прекратить нашу беседу, — сказал Марк-1. — У этого создания мозг был совсем крохотный, и мне придется изо всех сил стараться, чтобы изображать из себя совершеннейшего дурня, когда нас встретят часовые у входа. Приближаемся.

Билл насторожился, но очень скоро ему стало просто скучно: он не имел ни малейшего понятия о том, что происходит. Они двигались, замедляли ход, останавливались, снова двигались. Свет, проникавший под груду лома, становился то ярче, то тусклее.

— Что происходит? — шепнул он.

— Мы проникли во вражескую крепость. Хотите посмотреть?

— Это было бы здорово.

В боку Марка-1 открылась дверца, и из нее выдвинулся телеэкран, который тут же загорелся. На экране стали видны быстро несущиеся мимо стены туннеля, грубо вырубленного в скале. Туннель привел их в помещение с каменными стенами, которое расширяли маленькие машины-каменотесы, снабженные кирками. Для ускорения работы за ними следовали машины-кнутобойцы, которые хлестали их плетками из колючей проволоки. Звон металла о металл сливался с металлическими стонами боли.

— Роботы-рабы, — мрачно сообщил Марк-1. — Как они страдают! Какие негодяи эти уонккерсы! Их нужно истребить, стереть с лица земли до последнего винтика.

Снова пошли туннели, но ничего интереснее роботов-рабов не попадалось. От качки, пыли, запаха машинного масла Билла начало укачивать. Он изо всех сил боролся с тошнотой. Потом они вдруг остановились, пол ушел у него из-под ног, и он чуть было не расстался с остатками обеда. Но уже через мгновение он и думать об этом забыл: груда лома задвигалась и чуть не обрушилась на них. Не протяни Марк вовремя одну из своих лап, Билла непременно задавило бы.

— Как вы можете видеть, мы в лифте, — проскрежетала машина. — Спускаемся вниз, в инкубатор для летучих драконов.

— Что-что? Откуда ты знаешь? Ты же здесь никогда не был.

— Я спросил дорогу. Никто ни в чем не подозревает такую глупую машину, как эта. Тихо — мы на месте!

После бесконечного звона и грохота, после новых каменных туннелей машина, качнувшись, остановилась. Груда лома сдвинулась, и под ней стало светлее.

— Задание выполнено, — произнес Марк-1. — Мы проникли в крепость уонккерсов и спустились в логово летучих драконов. Здесь они рождаются на свет и живут. И едят. Едят, разумеется, железный лом. Они расплавляют его, выдыхая пламя. Сейчас я буду разгружаться у них в кладовой. Осторожно — я поднимаю этот обломок, быстро в сторону!

Билл выкарабкался из-под пришедших в движение обломков и спрыгнул на каменный пол громадного помещения. Марк-1 спустился вслед за ним; гибкий кабель все еще тянулся от него внутрь сборщика лома. Повинуясь его командам, тот неуклюже двинулся вперед и своим выступающим углом оборвал электрокабель. Плюясь огнем, зашипела дуга, и снова стало тихо. Марк-1 отключился от машины и подошел к Биллу.

— Они увидят, что у него выжжен мозг, но ничего не заподозрят. О том, что мы здесь, никто не догадается. Теперь мы спасем вашего товарища.

— Ты знаешь, где она?

— Могу догадаться. Я засек местонахождение чинджеров, которые, вне всякого сомнения, организовали его похищение. Если мы найдем их, мы найдем и его.

— Ее. О девушках говорят — она, а не он. Звучит заманчиво, — сказал Билл и почувствовал, как у него вдруг застучали зубы. — Но хорошо бы найти ее так, чтобы не наскочить на них. Они крадучись шли по темным коридорам, мимо открытых дверей, все дальше углубляясь в логово врага.

— Они везде вокруг, — шепнул Марк-1, втолкнув Билла в темную нишу в стене. — Сейчас я вышлю жуков-шпионов.

В груди у него открылась дверца, и маленькие темные существа, похожие на металлических тараканов, пробежали по его ноге вниз и скрылись в темноте.

— Они приступили к наблюдению. Полная комната мягких зеленых существ с четырьмя руками, занятых чем-то непонятным.

— Чинджеры!

— Один жук-шпион движется дальше. Там дракон… Ух! На этого кто-то наступил. Докладывает следующий. Запертая решетчатая дверь ведет в комнату. Жук-шпион проходит сквозь решетку. В ярком свете — ваш товарищ, прикованный к стене.

— Эти мерзавцы пытают ее!

— Не знаю, что это означает. Но она неподвижна. Или спит, или мертва.

— Пошли!

Они двинулись вперед. Билла не оставляли нехорошие предчувствия. Вообще-то это ничего, если только потом поменять штаны.

— Вот эта дверь. Я не стану ее подрывать — лучше отопру отмычкой.

— Замечательно. Давай!

Послышался металлический щелчок, и дверь распахнулась. Они поспешно вошли, Марк-1 закрыл и запер за ними дверь. У Билла перехватило дыхание: он увидел безмолвную фигуру, бессильно повисшую на цепях.

— Мертвая! — простонал Билл.

— Вот и нет, — отозвалась Мита, открывая глаза и зевая. — Но мне тут ужасно неудобно. Очень рада тебя видеть, Билл, милый. Ты можешь что-нибудь сделать с этими цепями?

Она еще не договорила, а Боевой Дьявол уже подскочил к ней и несколькими быстрыми взмахами кусачек освободил ее.

— Мита, познакомься — это Марк-1, Боевой Дьявол.

— Рада с тобой познакомиться, Марк. Спасибо, что доставил сюда моего товарища. А какие у тебя планы на будущее?

— Мы нанесли отвлекающий удар, и нам открыт другой путь бегства. Но подождите секунду. Я слышу какое-то движение в потолке!

Марк отошел в сторону, поднял голову — и в него ударила вылетевшая из потолка оранжевая молния. Боевой Дьявол раскалился докрасна, все его сочленения задребезжали, из него повалил дым. Потом он осел на пол, безмолвный и неподвижный. Это был последний бой Боевого Дьявола.

В дальней стене открылась маленькая дверца, и в комнату вошел чинджер. Билл схватился за бластер.

— И не пытайся, Билл. Хи-хи… это будет самоубийство. Ты под прицелом сотни ружей.

В подтверждение его слов открылось еще несколько маленьких дверец, и оттуда выглянуло множество чинджеров. И столько же ружей.

— Положи его на пол, медленно и осторожно, и вас не тронут.

— Делай, как он говорит, Билл, — сказала Мита. — У тебя нет выбора. Прости, что впутала тебя в эту историю.

Билл стоял в нерешительности, борясь с желанием дорого продать свою жизнь. И при этом как-нибудь остаться в живых. Но нерешительность смерти подобна — в этом он убедился, когда ближайший чинджер взвился в воздух, выхватил у него из руки бластер и перекинул его одному из своих товарищей. Вместе с вырванным ногтем. Билл сунул палец в рот и понял, что дело плохо.

— Хи-хи… — сказал чинджер. — Теперь мы можем сесть и спокойно побеседовать, как в старые добрые времена. Верно, Билл?

— Твой голос мне кого-то напоминает… — Билл удивленно всматривался в него. — Но как это может быть? Я же не знаю ни одного чинджера. Разве что одного, но его уже нет в живых. Трудяга Бигер!

— Хи-хи… Он самый, приятель!

— Да не может быть! Я видел, как огромная змея проглотила тебя на Вениоле — окутанной туманами планете, которая ползает по своей орбите вокруг жуткой зеленой звезды Гернии…

— Можешь обойтись без подробностей — я ведь там был. Если бы твоя память не пострадала от пьянства и солдатчины, ты бы припомнил, что мы, чинджеры, происходим с плотной, тяжелой планеты. От меня у змеи только брюхо заболело, я открыл ее пасть и даже выломал один зуб, когда выбирался наружу.

Мита попятилась, глядя то на одного, то на другого с выражением ужаса на лице.

— Билл… Ты знаком с чинджером! Значит, ты шпион!

— Хи-хи… Да не волнуйтесь, дорогая леди. Это долгая история, я буду краток. Много лет назад, когда наш общий знакомый был еще новобранцем, я тоже был новобранцем. Шпионом. Билл обнаружил это и выдал меня.

— Ты не мог быть шпионом! Тебя бы сразу распознали!

— Тонкое замечание. Я находился внутри робота-манекена, и остальные манекены ничего не замечали. Да, я давно хотел спросить, Билл, — хи-хи… — а как ты про меня узнал?

— По щелчкам затвора твоей фотокамеры, замаскированной под часы.

Билл решил, что теперь, когда прошло столько времени, уже можно об этом сказать. Во всяком случае, это поможет ему сделать вид, что он готов сотрудничать с чинджерами.

— Хи-хи… Я так и думал. Тебе, может быть, будет приятно услышать, что шпионские фотокамеры новой модели уже не щелкают. Так вот, вернемся к тому, на чем мы остановились в тот жаркий, душный день много лет назад. Мы тогда с тобой беседовали, и ты сказал, что ваша раса — хомо сапиенс — любит воевать. Ты все еще веришь в это?

— Да. И еще сильнее.

— А вы, дорогая леди, принадлежащая к прекрасному полу, хотя и одетая в форму? Почему вы участвуете в этой войне?

— Потому что меня призвали.

— Согласен. Но если бы вас не призвали — вы пошли бы добровольцем?

— Может быть. Чтобы сделать Галактику безопасной для человека. В конце концов, это вы, грязные чинджеры, затеяли эту войну и хотите всех нас перебить и съесть.

— Последнее физически невозможно — у нас слишком разный обмен веществ. Но на самом деле мы мирная раса и терпеть не можем насилия. Это вы, люди, воюете против нас.

— И ты полагаешь, что я поверю этой болтовне? — фыркнула она.

— Поверь, — сказал Билл. — Это правда. Вся эта война — сплошное очковтирательство, ее затеяли, чтобы военные сохранили власть, а заводы продолжали работать.

— Хи-хи… То же самое можно сказать обо всех войнах, какие были в истории человечества. С тех пор как мы последний раз виделись, Билл, я много чего узнал про человечество. Ну и как — хи-хи… — не согласитесь ли вы оба мне помочь?

— Смерть чинджерам! — пробормотала Мита.

— В чем помочь?

— Положить конец этой войне, разумеется. Вам это должно быть по душе, разве нет?

— Знаешь, я теперь вроде как привык к этой работе…

— Хи-хи… Билл, так может говорить только манекен. Я не хочу тебя обидеть, я говорю обо всем вашем обществе. Разве плохо было бы раз и навсегда освободить всех людей, и женщин тоже, от бремени войны? Положить конец всем этим убийствам, мучениям и разрушению? Как вы думаете?

— Я никогда толком об этом не задумывалась. Но нам ведь надо защищаться.

— От кого — или от чего? Давайте я расскажу вам кое-что из новейшей истории — поскольку я сам принимал в ней участие.

Чинджер с комфортом подперся хвостом, сунул большие пальцы в сумку на брюхе и начал.

Я провел молодость, безмятежно занимаясь науками в университете, название которого вы не в состоянии произнести, на родной планете чинджеров, которую вы никогда не обнаружите. В те давние мирные дни, до н. л. — до нападения людей, — жизнь была идиллией, полной наслаждений. Я закончил университет лучше всех в своей группе, и моя семья мной гордилась. Они устроили большой прием, на который пришли все мои братья — односумочники, как мы говорим. Только братья, разумеется: у нас была мужская семья. Бывают еще женские семьи, средние семьи и ступидагные семьи… но я отвлекся. Сейчас не время говорить о сексе.

После банкета, на котором подавали жареные змеиные ноги — у меня и сейчас слюнки текут от одного воспоминания, — мой старый учитель, да будет вечно благословенна его почтенная седая чешуя, отвел меня в сторону и спросил, кем я намерен стать. Я сказал ему, что подумывал стать преподавателем, но он отговорил меня. «Иди в люди, ящерка, — сказал он. — И попробуй сделать мир лучше». И он был прав. Я открыл свой первый учебник экзопологии и понял, что именно ей хочу посвятить всю свою жизнь. Изучению инопланетных форм жизни. Я получил кандидатскую степень за диссертацию об обитателях болот Вениолы, а докторскую — за разумных жуков-навозников с планеты Какабин. Жизнь была прекрасна. И тогда произошел наш первый контакт с хомо сапиенс.

Я сердцем почувствовал, что это станет моей специальностью. У нас был небольшой поселок на планете Какабин, построенный по соседству с рудником. Я хорошо знал эти места, потому что когда-то работал в близлежащих болотах. Когда пришла субэфирограмма о том, что на планете приземлился неизвестный космолет, я со всех плавников поспешил в городской магистрат и предложил себя в руководители контактной группы экзопологов. Мое предложение приняли. Забежав домой ровно на столько времени, чтобы упаковать свою самообучающуюся машину-переводчика — мы называем ее для краткости СМП, — я сел на первый же космолет, направлявшийся в нужную сторону.

У меня была хорошая команда, высококвалифицированная и полная энтузиазма. В контакт с космическими путешественниками пока никто не вступал: местные жители ждали нас, а мы тем временем пристально наблюдали за ними. Мы присоединились к группе наблюдателей в болотистых джунглях. Только тогда я впервые начал догадываться, что эти инопланетяне — не такие, как все остальные формы жизни, с которыми мы встречались раньше.

«Тдгб, — сказал мне главный наблюдатель, — эти пришельцы — что-то особенное». Он звал меня Тдгб, потому что так меня зовут, вот почему я назвался кличкой Трудяга Бигер, под которым ты меня знал. Но я отвлекся. Меня предупреждали, чтобы во время первого контакта я соблюдал величайшую осторожность, потому что пришельцы к тому времени убили восемьдесят одну тысячу особей сорока видов. Это меня очень заинтересовало: ведь экзопологи работают только с живыми объектами, а вскрытия производят лишь на особях, умерших от естественных причин. А эти пришельцы сеяли смерть в больших масштабах, и я был в восторге, что смогу изучать такой необыкновенный новый вид.

Будучи предупрежден, я приближался к укреплениям пришельцев с крайней осторожностью, плывя под водой через болото с СМП, герметически упакованной в пластик. Подобравшись так близко, что уже слышались голоса, я установил СМП, включил ее и ретировался. На следующую ночь я извлёк записи и убедился, что машина работала безукоризненно, записав много разговоров. Она уже накопила некоторый запас слов и проделала предварительный лингвистический анализ. Я заучивал все наизусть. Спустя две недели СМП сделала свое дело: я чувствовал, что готов вести с космическими путешественниками связный разговор. На следующее утро я с нетерпением ждал восхода солнца у электрического барьера, который окружал их укрепление. Когда они показались, я обратился к ним:

— Приветствую вас, о незнакомцы, что пересекли бесконечные просторы космоса, приветствую вас!

И тут же юркнул за толстый ствол дерева, прячась от града пуль, снарядов и выстрелов из бластеров, которыми, как я и ожидал, осыпали меня. Когда стрельба прекратилась, я совершил вторую попытку:

— Я иду с миром. Я безоружен. Я представляю разумную расу, которая предвкушает дружественный контакт с другой разумной расой.

На этот раз стрельбы было меньше. Когда я еще несколько раз с большими подробностями разъяснил цели моей дружественной миссии, стрельба наконец прекратилась, и какой-то голос крикнул мне:

— Выходи с поднятыми руками — и без всяких фокусов!

— Я не могу поднять руки, потому что у меня нет рук, но вместо этого я подниму лапы. Все четыре, потому что их у меня четыре. Не стреляйте, дорогие друзья из космоса, я иду.

Как вы можете себе представить, это был волнующий момент — по крайней мере для меня, потому что среди них мог оказаться какой-нибудь болван, который выстрелил бы в меня. Но служение науке требует риска! Возможность участвовать в первом контакте между разумными расами куда важнее личной безопасности. Я гордо выступил вперед — и тут же распростерся на земле, услышав свист пули.

— Отберите у этого болвана ружье! — послышался голос. — теперь все в порядке, ящерка, не бойся.

Высоко подняв лапы, я гордо выступил вперед. Как говорится, остальное — уже история. Когда они увидели, какой я маленький, любопытство вытеснило страх, потому что нужно отдать должное человечеству: вы любознательная и разумная раса. Все достали свои камеры и начали фотографировать, потом их вождь потребовал, чтобы его сфотографировали обменивающимся со мной рукопожатием. Что и было сделано, хотя я; к несчастью, пожал ему руку слишком крепко и сломал три пальца. Пока ему делали перевязку, я извинялся, объяснял, что родился на планете с десятикратной силой тяжести и все такое, и он меня простил.

После этого некоторое время все шло хорошо. Мы пригласили их в наш поселок и показали им нашу технику и прочее. Они много записывали и фотографировали, но в обмен почти ничего нам не дали, если не считать чертежей электрических миксеров, автоматических рожков для надевания ботинок, точилок для карандашей и прочего в этом роде. Все остальное, сказали они, — военная тайна. Поскольку оба этих слова были для нас новыми, это нас, естественно, очень заинтересовало. Вскоре после этого они предложили нам выделить делегацию, которая вернется с ними на их родную планету. Мы пришли в восторг, особенно я, назначенный послом. Я подобрал членов делегации, и мы перебрались в их космолет. К тому времени мы уже знали, что обмен веществ у нас и у них совершенно разный, и поэтому взяли с собой, кроме аппаратуры для связи и записи, изрядное количество обезвоженных жуков и других припасов.

Какие незабываемые впечатления! Сразу после старта мы заметили, что они стали с нами более откровенны. Они отвечали на все наши вопросы, даже самые специальные, и выразили большую благодарность, когда наш физик подсказал им, как усовершенствовать их аппаратуру субэфирной связи. Я был на четырнадцатом небе и готовил наброски своей книги — первой экзопологической монографии, посвященной хомо сапиенсу. Командир космолета, капитан Куинг, предложил мне любую помощь, какая будет в его силах. Я решил, что следует немедленно провести с ним обстоятельную беседу. Вооруженный диктофоном, блокнотом и ручкой, я отправился в его апартаменты.

— Это огромная честь, капитан Куинг, — сказал я. — Даже не знаю, с чего начать.

— Почему бы не начать с того, чтобы звать меня по имени — Чарли? А тебя как звать?

— У нас только одно имя. Мое имя — Тдгб. Меня очень интересуют два слова, которыми вы часто пользуетесь. Что такое «тайна»?

— Это то, что никому не говорят. Что хранят в тайне.

— Но как можно общаться и обучаться, если хранить факты в тайне?

— Очень просто — говорить на другие темы. А тайна есть тайна.

Моя ручка так и порхала по блокноту.

— Очень интересно. А теперь другое слово, которое часто употребляется вместе со словом «тайна». «Военная».

Он нахмурился.

— Зачем тебе это знать?

— Зачем? А почему нет? Мы спрашивали про многие вещи, и нам отвечали, что это военная тайна. Оба понятия нам неизвестны.

— Вы не храните тайн?

— Мы не видим в этом смысла. Знания — всеобщее достояние, и доступ к ним должен иметь каждый.

— Но ведь у вас есть армия и военный флот?

О, как летала по блокноту моя ручка!

— Нет — на первый вопрос, нет — на второй. Значение этих слов нам неизвестно.

— Тогда я сейчас объясню. Армия и флот — это большие группы вооруженных людей, которые защищают своих близких от злых врагов.

— А что такое враги? — спросил я, чувствуя, что перестаю его понимать.

— Враги — это другие группы, страны, народы, которые хотят отобрать у тебя твою страну, землю, свободу. И убить тебя.

— Но кому же это может понадобиться?

— Врагам, — мрачно ответил он.

Я не знал, что сказать, — редкий случай для чинджера, получившего хорошее образование. В конце концов я более или менее собрался с мыслями и заговорил:

— Но у нас нет врагов. Все чинджеры, разумеется, живут в мире с другими чинджерами, потому что думать о том, чтобы причинить вред другому, означает, что и другой может подумать о том, чтобы причинить вред тебе, а это немыслимо. Во время наших путешествий к другим мирам мы еще ни разу не встречали разумного вида. Мы изучаем виды, которые находим, оказываем им помощь, если можем, но до сих пор не обнаружили ни одного врага. — В этот момент меня внезапно осенила ужасная мысль, и я, едва не лишившись дара речи, с трудом выдавил: — Ведь вы, люди, не враги нам, правда?

— Конечно, нет, — громко засмеялся он. — Мы любим вас, маленьких зеленых ящерок, в самом деле любим.

— И мы, разумеется, вам не враги, — заверил я его. — Это невозможно хотя бы потому, что до этой минуты нам было неизвестно само это слово.

Я решил оставить эту странную и щекотливую тему в покое и перешел к другим вопросам, которые меня интересовали. Вернувшись к своим товарищам, я рассказал им, что такое «военный» и «тайна», а потом и «враги», и они пришли в такое же недоумение, как я. Эти чуждые нам представления инопланетян были нам абсолютно непонятны. Наш физик высказал предположение, не заражено ли человечество некоей болезнью, которая заставляет их видеть врагов там, где никаких врагов нет. Это понятие было нам более доступно. Мы даже обрадовались, потому что если так, мы могли бы помочь им найти средство от этой болезни. В таком радостном настроении мы приземлились на планете людей, которая называлась Спьовенте.

Это может показаться образованному слушателю наивным, но это чистая правда. Мы постоянно сталкивались с понятиями, которые разум неспособен переварить, и из-за этого у нас время от времени случались припадки несварения мозга. Однако наши исследования неожиданно пришли к концу. Один из нас оказался крндлом. Это термин, имеющий отношение к сексуальной жизни и к особенностям строения нашего организма, он слишком сложен, чтобы пытаться его сейчас объяснить. Но это означает, что такой чинджер должен не позже определенного времени вернуться на нашу планету, в наше общество. Когда мы объяснили это нашим хозяевам, они пришли в большое волнение и удалились.

Это не смутило моих товарищей. Это смутило меня. Я уже начал составлять представление о психологии хомо сапиенс — и она мне не понравилась. Тогда это были еще только смутные подозрения, и я не стал делиться ими с товарищами, так они были невероятны. Впрочем, у меня не осталось на это и времени: нас сразу же пригласили в зал заседаний на третьем этаже здания, где мы работали. Из людей там был только капитан Куинг, и он был чем-то очень взволнован.

— Ничего не поделаешь, надо — так надо, — сказал он загадочно. — Мне очень жаль.

— Чего вам жаль? — спросил я.

— Вообще жаль. Я в самом деле полюбил вас, зеленые ящерки, в самом деле полюбил.

Когда он это сказал, я понял, что оправдываются самые худшие мои опасения. Я сказал товарищам, что нужно немедленно спасаться бегством, но они были слишком потрясены и не поняли меня. Поэтому выжил из всех я один, выбросившись в окно как раз в тот момент, когда распахнулись двери и началась стрельба.

Задним числом мне ясно, что, когда мы согласились лететь вместе с людьми, это означало, что нам никогда не вернуться домой. Нам были открыты тайны, в том числе и военные, которые следовало хранить в тайне. А сделать это можно было только одним способом — убив нас.

Размышляя обо всем этом и сокрушаясь о гибели своих товарищей, я ломал голову над тем, как мне выбраться с этой планеты, чтобы предостеречь своих соплеменников — чинджеров. Это оказалось очень трудно, потому что все космолеты перед стартом подвергались тщательному досмотру. Тогда мне и пришла в голову мысль переодеться человеком. Мой первый робот-манекен был не столь совершенен, как Трудяга Бигер, но и в таком виде я уже смог смешаться с толпой людей в дождливую ночь. Эта толпа оказалась группой призывников, которых отправляли на войну, и они были так поглощены собственными горестями, что не обратили никакого внимания на мою довольно-таки необычную внешность.

Вскоре после этого началась война. Как только мы вышли в космическое пространство, я через стену вошел в радиорубку — привычка к десятикратной силе тяжести имеет свои преимущества — и дал субэфирограмму домой. Ей поверили, потому что к тому времени люди, обнаружив наши поселения, начали нападать на них. Во всякой войне участвуют две стороны. Нам предстояло либо покориться, либо сопротивляться. Скрепя сердце мы сделали свой выбор.

Глава 11

— И ты думаешь, мы всему этому поверим? — насмешливо спросила Мита.

— Это правда.

— Да вы, четверорукие прохвосты, не знаете даже, как это слово пишется!

— Знаем. П-р-а-в-д-а.

— Кончай свои шуточки, приятель. Чтобы я поверила в эту хреновину? Что ваша шайка — самая честная, искренняя и справедливая, а мы, люди, — обманщики и поджигатели войны?

— Это вы так сказали, а не я. Хотя мне кажется, что это довольно точное описание ситуации, я его запомню. Я не говорил, что мы, чинджеры, — идеал. Вовсе нет. Но мы не говорим неправду и не затеваем войн.

— Мне ты сказал неправду, — заявил Билл. — Когда был шпионом.

— Смиренно принимаю поправку. До тех пор пока мы не встретились с вами, людьми, мы не говорили неправды. Теперь, естественно, говорим. Это одна из издержек тотальной войны. Но войн мы все-таки не затеваем.

— Все вранье, — фыркнула Мита. — По-твоему, я должна поверить, что, если мы завтра перестанем воевать, вы так просто уйдете восвояси?

— Безусловно.

— А может, вы нападете внезапно, стоит нам отвернуться, и нанесете превентивный удар? Перебьете нас первыми?

— Заверяю вас, что мы этого не сделаем. Такое предположение, которое вы так охотно принимаете, нам совершенно чуждо. Мы воюем, когда нас к этому вынуждают, чтобы выжить, в порядке самозащиты. Мы неспособны вести наступательную войну.

— Война есть война, — сказал Билл. Ему показалось, что это разумная мысль.

— Конечно же, нет, — горячо возразил Трудяга Бигер. — Война — это борьба за власть. Она существует только ради себя самой. А цель власти — власть. Ты помнишь, Билл, как нас обучали, когда мы были призывниками? Власть — это когда разум человека раздирают в клочья, а потом снова склеивают их уже по-новому, как надо.

— Ну, хватит теорий, — прервала его Мита. — Что теперь будет с нами?

— Я хочу заручиться вашей помощью, как я вам уже сказал. Я хочу, чтобы вы помогли мне покончить с этой войной.

— Почему? — спросил Билл.

Чинджер в ярости запрыгал на месте, оставляя глубокие следы на каменном полу.

— Почему? Да ты что, ни хрена не слышал из того, что я сейчас говорил?

— Полегче, приятель, — сказала Мита. — Билл хороший парень, только слишком долго служит в армии, конечно, у него в голове немного помутилось. Я знаю, о чем ты говоришь. Ты хочешь устроить нам промывание мозгов, чтобы мы с тобой согласились, вернулись и положили конец войне, а вы чтобы смогли тайно напасть и нас всех перебить. Так?

Чинджер в ужасе отступил назад, поглядел на нее, потом на него и, не веря своим глазам, заломил все четыре лапы.

— И вы выдаете себя за разумную расу? Я просто не знаю, что с вами делать.

— Отпустить, — откликнулся практичный, как всегда, Билл.

— Ну, нет, пока вы не начнете хоть кое-что соображать. Есть ли у нас шансы справиться с остальной вашей расой, если я не сумею посеять даже самое малое семя сомнения в ваш сопротивляющийся ум? Неужели эта война будет длиться вечно?

— Если дать волю военным, то будет, — ответил Билл, и Мита кивнула в знак согласия.

— Я должен выпить глоток воды, — сказал Трудяга Бигер. — Или чего-нибудь покрепче.

И он, шатаясь, вышел. Как только дверца за ним закрылась, Билл и Мита повернулись и кинулись к выходу из комнаты в туннель. Но, несмотря на потрясение. Трудяга Бигер не совсем перестал соображать. С потолка с ужасным грохотом упала стальная решетка, которая преградила им путь.

— Мы в ловушке, пропали без вести, забыты и, можно считать, уже мертвы, — сказал Билл.

Мита нехотя кивнула.

— Примерно так.

— Не отчаивайся, — произнес металлический голос. Они повернулись и увидели, что Марк-1, Боевой Дьявол, зашевелился.

— Ты жив! — воскликнул Билл. — Да ведь тебя убило током и поджарило!

— Это они должны были так подумать. На самом деле справиться с Боевым Дьяволом не так просто. Мой мозг запрятан в герметичный свинцовый контейнер, который находится там, где должна бы быть задница. Голова — это только для виду. Я только притворился, будто меня поджарили. В надежде, что они про меня забудут. Так и вышло. Я дождался подходящего момента…

— То есть сейчас!

— Угадали! Вот сюда, к загону, где живут драконы, — там мы приведем в действие наш план.

— Какой план?

— План, который я разработал, пока слушал эту мерзкую пацифистскую болтовню. Если бы не было войны, то не нужны были бы Боевые Дьяволы. Что бы я стал делать, если бы вдруг разразился мир? Кончил бы свои дни, ржавея без дела где-нибудь в очереди за бесплатным маслом вместе с остальными безработными машинами. Да здравствует война! Вот сюда.

Он направился к входу в ближайший туннель. Билл с Митой радостно последовали за ним. Там они натолкнулись на еще одну металлическую решетку, которая рассыпалась, открыв им путь, после того как Марк направил на нее точно рассчитанный импульс энергии.

— Теперь пошевеливайтесь, пока эти зеленые не очухались. Марк-1 набрал скорость, и людям, чтобы не отстать, пришлось пуститься бегом, задыхаясь и пошатываясь. Пот, выступивший у них на лицах, стекал в глаза и мешал видеть. Настолько, что, когда Боевой Дьявол остановился, они по инерции налетели на него.

— Ждите здесь, чтобы никто вас не видел, — приказал Марк-1. — А я пока добуду нам какое-нибудь средство передвижения.

Он сунул голову в ближайшую дверь.

— Есть тут драконы? А, вижу. Привет, ребята. Кто может одолжить мне огонька? Вот ты, громадина, ты на вид самый горячий.

Язык дымного пламени окутал Боевого Дьявола, который удовлетворенно кивнул.

— Вполне годится. Пойдем-ка со мной. Спасибо.

Марк-1 вышел в коридор в сопровождении сверкающего крылатого создания огромной длины. Он подождал, пока весь дракон выползет наружу, и закрыл за ним дверь.

— Где тут нужен огонь? — спросил дракон. — Погоди-ка, никак это люди — те самые, с которыми мы воюем?

— Они самые!

— Хочешь, я их поджарю? — Дракон быстро сделал глубокий вдох и на секунду задержал свое пламенное дыхание. Глаза его горели, и видно было, как ему не терпится что-нибудь поджечь.

— Да нет, пожалуй. Я другого хочу — чтобы ты почувствовал, как ствол упирается тебе в левое ухо. Дошло? Если да, кивни. Отлично. Теперь делай, что я скажу, иначе отстрелю тебе голову напрочь. Договорились?

— Да-да! А в чем дело?

— Просто ты только что перешел на сторону противника. Сейчас ты вывезешь нас отсюда и доставишь к нашим, где тебя щедро вознаградят. Идет?

— Идет. У нас поговаривали, что, когда чинджеры в последний раз послали нас в набег, в живых никого не осталось. Так что долго уговаривать меня не надо. Залезайте. Мы выберемся отсюда через черный ход — в это время дня там никого не встретишь.

Марк-1 первым вскарабкался на спину дракона и уселся на его чешуйчатом гребне. Просверлив несколько дыр и прочно прикрепив себя болтами, он позвал остальных:

— Поехали. Дорога будет тряская, так что я буду держать вас в своих стальных объятиях.

Из коридора, оставшегося позади, раздался чей-то хриплый окрик, и какой-то снаряд, пролетев над головой дракона, разорвался, ударившись о стену. Билл и Мита на много секунд улучшили межзвездный рекорд по скорости влезания на спину дракона. Они еще не успели добраться до верха, как дракон, покачнувшись, ринулся вперед. Марк-1 лишь в последнюю микросекунду успел подхватить людей, как он уже соскользнул вниз по залитому маслом покатому полу, вылетел на воздух и, хлопая крыльями, понесся прочь.

— Я связался с нашими по радио, — крикнул Марк-1, перекрывая свист ветра, — чтобы нас встретили, как полагается. Ну и денёк сегодня выдался!

Однако денёк еще не кончился. Их бегство не осталось незамеченным Наоборот, оно осталось очень даже замеченным: в крепости пробили тревогу. Вдогонку за ними полетели языки пламени и волны силовых полей высокого напряжения. Дракон сложил крылья и камнем полетел вниз. Воздух над их головами затрещал и задымился под испепеляющими лучами энергии. Еще бы немного, и она испекла бы им мозги. У Миты обгорели волосы. Но они оказались уже вне досягаемости огня их крепости, и теперь беспокоиться было не о чем, если не считать угрозы неминуемой гибели от падения на камни на дне ущелья, несшиеся им навстречу.

Впрочем, беспокоиться все-таки было о чем и помимо этого. К ним приближались ракеты с тепловым, радарным и звуковым наведением. Но Боевой Дьявол в самом деле оказался очень Даже боевым, и эта атака была ему нипочем. Леденящее дыхание холодного луча отвело от него боеголовки с тепловым наведением, антирадар сбил с пути радарные ракеты, — оставались только самонаводящиеся на звук, которые не так просто было обмануть. Однако и это оказалось по плечу Марку-1. Его брюхо распахнулось, и из него выдвинулся громкоговоритель, издавший громогласный звук вроде колоссального пука. Ракеты закувыркались и рухнули на землю. Дракон вместе со своими пассажирами тоже чуть не рухнул на землю, но в последний момент распростер крылья и вышел из пике с 11-кратной перегрузкой. Когти его, царапнув по камням, высекли искры.

Выровнявшись, дракон быстро полетел к устью ущелья. Марк-1 напевал про себя какой-то воинственный марш, а Билл и Мита с трудом приходили в себя после всего этого пекла, падения и грохота.

— Мы не одни, — сказал Боевой Дьявол, показывая назад. Дракон выпучил один глаз, направил его назад и втянул носом воздух.

— Всего только стая летучих драконов, — презрительно фыркнул он и выдохнул клуб дыма, прочищая горло.

Билл задохнулся дымом, откашлялся, покрасневшими глазами оглянулся назад и увидел в небе множество преследующих их драконов.

— Они сейчас догонят нас! И сожгут дотла!

— Еще чего, — рыгнул дракон. — Это мои братья, мы все из одной кладки. Летать они ни хрена не умеют. Все, кто умел, погибли во время того набега, в который послали их чинджеры.

— Но если ты такой летун, то ты-то как уцелел, а не погиб вместе с ними?

— Я не был в набеге. У меня в тот день случилась изжога.

— А от тех драконов, что летят нам навстречу, ты тоже можешь уйти?

— Ну, нет. Это патруль, они возвращаются из набега. У них форсированные двигатели. Держитесь крепче — я попробую оторваться от них в этом лабиринте ущелий.

Они изо всех сил вцепились в его шкуру. Билл зажмурился и застонал. Дракон нырял под нависающие карнизы, закладывал крутые виражи и чуть не свалился в нефтяное озеро. Пыхтя, как паровоз, он выскочил из последнего ущелья на открытую местность. Перед ними простиралась обширная равнина.

— Горючее… кончается… — прохрипел он и вместо пламени выдохнул облако угарного газа.

Марк-1 выдвинул электронный телескоп, поглядел назад, потом направил его на землю.

— Все в порядке, — сказал он. — Мы от них оторвались. Приземляйся вон там, в трех румбах слева от курса. Там нефтяной фонтан, который бьет из угольных пластов.

— Ого! — прохрипел дракон. — Самое время… заправиться.

Приземление было не из самых удачных. Дракон зашел на посадку носом вниз, ткнулся в землю и перекувырнулся. Но у Марка-1 были стальные нервы — он держался до последнего мгновения, а потом спрыгнул, крепко держа Билла и Миту. Несколько раз ловко перевернувшись через голову, он оказался на ногах.

— Теперь… можешь отпустить, — сказала Мита, бившаяся в его стальных объятиях.

Билл упал на землю, откатился в сторону, и его тут же стошнило.

— Прибери потом за собой, — без особого сочувствия сказала Мита. — Где мы?

— Представления не имею, — ответил Марк-1, поворачивая телескоп во все стороны. — Из-за этих виражей я потерял ориентировку. Но это неважно — главное, что мы оторвались от потони. Сейчас заправим этого полудохлого дракона, а потом я попробую засечь какой-нибудь радиомаяк.

Боевой Дьявол, все еще в отличной боевой форме, рысью подбежал к ближайшему выходу угольного пласта и обрушил на него сокрушительный залп своей артиллерии. Когда пыль осела, он набрал полную охапку битого угля и принес ее. Дракон лежал неподвижно, распростертый на земле, вытянув шею. Глаза его были закрыты, и только легкий дымок поднимался у него из ноздрей.

— Раскройте ему пасть, я его раскочегарю, — сказал Марк-1.

Билл изо всех сил тянул с одной стороны. Мита с другой, и в конце концов челюсти дракона со скрипом разверзлись. Марк-1 принялся забрасывать в пасть уголь, запихивая его как можно глубже в глотку, а потом сунул голову в пасть и выстрелил электрическим разрядом. Уголь начал разгораться. Марк-1 вытащил голову и захлопнул пасть. В скором времени сквозь зубы дракона повалил дым. Он застонал и сделал глубокий вдох.

— В самое время успели, — удовлетворенно сказал Боевой Дьявол, очень довольный собой.

— Замечательно, — согласился Билл. — Когда кончишь восхищаться собой, залезь-ка на какое-нибудь высокое место и засеки радиомаяки, про которые ты говорил.

Пока Марк-1 карабкался на скалу, которая возвышалась поблизости, они сидели в полном изнеможении на невысокой рыжей песчаной дюне. Мита первая пришла в себя и обняла Билла одной рукой, нежно прижав его к себе.

— Как романтично: этот зеленый рассвет, эта рыжая дюна…

— И этот раскаленный докрасна дракон, который отдает концы у наших ног. Бросьте, старшина-механик первой статьи, вам не положено вступать в близкие отношения с офицерами.

— А офицерам еще больше не положено сопротивляться женским чарам. Посмотри-ка.

Она медленно расстегнула «молнию» своей форменной куртки, и его взору открылось розовое великолепие. Билл, загоревшийся страстью не хуже дракона, подался вперед и протянул руки, но в этот момент появился Боевой Дьявол.

— Какой интересный способ совокупления! Продолжайте, прошу вас, это очень любопытно.

— Нечего подглядывать, железяка ты этакая, — недовольно фыркнула Мита, вставая и застегивая куртку. — Что ты тут делаешь? Ты должен торчать наверху и засекать радиомаяки.

— А я один засек. Очень слабый, вон в той стороне. Похоже, мы в Пустопорожней стране — на неисследованной территории, где нет ничего, кроме вулканов, землетрясений, оползней и зыбучих песков.

— Чудно. Так давай будить эту спящую красавицу и сматываться отсюда.

Услышав ее слова, дракон чуть шевельнулся и проскрипел:

— Нефти…

— Сейчас, — отозвался Марк-1, кинувшись к ближайшей луже нефти. Он погрузил в нее высунувшийся откуда-то изнутри шланг и засосал в себя изрядное количество. Когда он вернулся, дракон с трудом раскрыл пасть, и Боевой Дьявол направил струю нефти ему в глотку. Откуда-то изнутри дракона послышался приглушенный звук вспышки, и из его ноздрей выбросился огонь.

— Так-то лучше, — сказал он, сев и изрыгнув язык пламени. — Я всегда говорил, что самое главное — сохранить жар души. Что дальше?

— Летим вон туда, — показал Марк-1. — Как только ты будешь в состоянии.

— Долго ждать не придется. Насколько можно судить по вкусу, это первосортный антрацит и нефть наилучшего качества. Сейчас вернусь.

Дракон неуклюже подошел к выходу угольного пласта и принялся отгрызать целые глыбы, запивая огромными глотками нефти. Очень скоро уголь кончился, а нефтяное озеро иссякло. Дракон попробовал помахать крыльями и выдохнул длинный язык пламени.

— Все в норме, давление в котле выше марки, я уже разгорячился, как бык перед случкой. Хорошо еще, что поблизости нет ни одной драконихи. А вообще-то ты тоже ничего себе, мой ржавенький!

Марк-1 поспешно откатился назад, выставив все свои пушки.

— Никакого межвидового секса, ты, перегретая летучая машина! К тому же мы, Боевые Дьяволы, все равно размножаемся вегетативно, так что и не думай!

Дракон, надувшись, пыхнул огнем и неохотно велел всем садиться. Чешуя у него была такая горячая, что жглась, но остыла, как только они поднялись в воздух. До отказа насыщенный энергией, дракон набрал скорость и понесся к горизонту.

— А что это там впереди? — спросил Билл, морщась от встречного ветра.

— Хоть убейте, не знаю, — пожал плечами Марк-1. — Никогда в этих местах не был. Похоже, какое-то громадное плато поднимается над пустыней.

Приблизившись, они увидели, что это какое-то громадное плато, которое поднималось над пустыней. Дракон сделал несколько кругов в восходящем потоке у края плато, набирая высоту. Оказавшись над плато, они с удивлением заметили, что оно покрыто зеленым пологом растительности.

— Не нравится мне это, — сказал Марк-1.

— И мне не нравится, — проскрипел дракон и вдруг издал стон боли: с плато взлетело множество снарядов, и его чешуйчатая шкура покрылась разрывами.

— Меня подбили! — вскричал он, и левое крыло у него отлетело прочь. — Мы падаем!

Глава 12

— Это конец? — прохрипел Билл, видя, как несется навстречу зеленая земля.

— Боевые Дьяволы умирают со смехом — и с песней, несущейся из их динамиков. Йо-хо-ти-хо-хо!

— Поцелуй меня, Билл, как следует!

С невероятным треском и грохотом дракон рухнул в джунгли, потому что зеленый полог на земле оказался джунглями. От его веса ломались огромные ветви, натягивались и лопались толстые лианы. Вниз и вниз, все медленнее и медленнее падали они сквозь пышную листву, которая расступалась перед ними, замедляя их падение. Наконец лопнула последняя гигантская лиана, и они мягко свалились в высокую траву.

— Неплохо, — сказала Мита, легко соскочив со спины дракона на твердую землю. Остальные последовали за ней и стояли, сочувственно глядя на дракона, который мрачно тыкал когтем в валявшиеся на земле остатки крыла.

— Не так просто… летать с одним крылом, — всхлипнул он, преисполнившись жалости к самому себе, и черная маслянистая слеза, набрякшая в уголке его глаза, с плеском шлепнулась на землю.

— Не горюй, старина, — сказал Марк-1 с сочувствием, но без особой жалости, выдвигая изнутри себя пушку большого калибра. — Гибель дракона — всегда трагедия. Закрой глаза, и ты ничего не почувствуешь. Наше спасение — самое лучшее, что ты сделал за всю свою жизнь. Вечный отдых, который тебе предстоит, — самое лучшее, что ты…

— А ну, убери свою хлопушку, сладкоречивый старый мерзавец! — вскричал дракон, становясь на дыбы и пятясь. — Уж слишком ты скор на расправу. — Он сунул себе в пасть отломанное крыло и принялся жевать. — Через неделю-другую у меня отрастет новое. А пока я отлетался.

— И мы тоже, — сказала Мита, оглядывая окружавшие их густые заросли. — Во всяком случае, это выглядит куда уютнее, чем весь этот песок, железо и нефть…

— Ox! — охнул Боевой Дьявол, содрогнувшись и отшвырнув в сторону сломанную ветку, которую поднял было с земли. — Какой ужас! Вся эта мягкая, склизкая масса полна воды! Все это плато пропитано ядом! Мы заржавеем, погибнем от коррозии, развалимся в муках…

— Заткнулся бы лучше, — недовольным тоном предложил дракон, откусив и проглотив кусок ветки. — Это прекрасно горит. Просто не надо забывать смазывать как следует конечности и смотреть, куда садишься.

У Билла заурчало в животе, и он кивнул в знак согласия.

— Если нам придется ждать здесь неделю-другую, надо будет найти пищу и воду.

— Вся эта мягкая мерзость содержит воду, — сказал Марк-1, ковырнув ногой дерн и содрогнувшись. — Если вы можете ее есть…

— Когда мне понадобится совет по гигиене питания от железного недоумка, я скажу, — перебила его Мита, круто повернувшись. — Пойдем, Билл, поищем что-нибудь подходящее. фрукты, овощи…

— Что вы найдете, так это тех злодеев, которые нас сбили, — злорадно сказал Боевой Дьявол. — Мы, железные недоумки, посидим тут, пока вы будете бродить среди этой мерзкой гадости. И можете не спешить обратно.

Мита показала ему язык, взяла Билла под руку, и они двинулись по какому-то подобию тропинки.

— Боевой Дьявол прав, — мрачно сказал Билл — Кто знает, какие немыслимые ужасы таятся в этих джунглях?

— У тебя же есть бластер — отстреляешься, — возразила практичная Мита.

— Его отобрали чинджеры. А твой?

— Тоже. Погоди, у меня появилась идея.

Она пошла назад, а Билл принялся грызть ногти, прислушиваясь к звукам, доносившимся из джунглей. Он уже добрался до мизинца, когда она вернулась и протянула ему какое-то оружие необычного вида.

— Так я и думала. Боевой Дьявол так напичкан огнестрельным оружием, что ему ничего не стоит расстаться с парой стволов. Это молниемет. Надо только прицелиться и нажать на красную кнопку, что торчит сверху.

— Отлично, — сказал он, отстрелив верхушку у ни в чем не повинного дерева. — А что у тебя?

— Гравитационный луч. Он утраивает массу всего, во что выстрелишь. Лишает его подвижности, пока заряд не рассосется.

— Солидная штука. Теперь нам бояться нечего.

— Ну, если говорить честно, то не совсем, — сказал показавшийся из-за кустов краснокожий человек, направив на них длинный пистолет зловещего вида. — Буду вам очень обязан, если вы отдадите мне эти железки и тем самым обеспечите свою безопасность. Как джентльмен-южанин даю вам слово, что не причиню вам вреда.

Мита, не желая сдаваться без боя, отпрыгнула в сторону, подняла свое оружие — и почувствовала, что в горло ей упирается кончик меча.

— Одно движение вашего нежного розового пальчика, мадам, и ваше дело в шляпе. Бросьте его на землю.

Пистолет в другой его руке по-прежнему был направлен на Билла. Выбора не оставалось. Отшвырнув ногой их оружие подальше в сторону, краснокожий человек сунул меч в ножны, опустил пистолет и вежливо поклонился.

— Добро пожаловать в Бартрум[48], — сказал он с мягким южным акцентом. — Обычно чужаков здесь не слишком любят, так что могу вас поздравить — вам очень повезло, что вы повстречались со мной. Я майор Джонкарта из вооруженных сил бывшей Конфедерации, и родом я из Виргинии. И хотя я, может быть, и похож на жителя этой планеты, я не из их числа. Я прибыл сюда с далекой планеты. За мной гнались аборигены, я нашел убежище в пещере, где и заснул. Полагаю, тут не обошлось без колдовства, потому что мой дух оставил мое тело и оказался здесь…

— Да, крепкая была травка, которой вы накурились, — сказала Мита. — В этой Галактике видимо-невидимо психов, которые себя за кого-то выдают. У кого мать оплодотворил какой-нибудь бог, кого подменили эльфы, кого выкрали у царственных родителей…

— Вы что, психоаналитик? — обиделся было Джонкарта, но тут же просиял: — Дорогая моя, если вы в самом деле специалист по психологии, то у меня, доктор, в последнее время бывают очень странные сны…

— Я старшина-механик первой статьи Мита Тарсил. Друзья зовут меня просто Мита — и вы можете войти в их число, если перестанете нести всю эту мистическую чушь.

— О, считайте, что уже перестал, дорогая Мита! Мне очень нравится ваша могучая фигура…

— А мне тут сказать дадут? Я младший лейтенант Билл из Космической пехоты.

— Очень рад за вас, такой замечательный чин! Ну что ж, добро пожаловать.

Покончив с представлениями, они получили возможность разглядеть друг друга как следует. Джонкарта не сводил глаз с Миты — на нее было куда приятнее смотреть, чем на Билла, который становился чем дальше, тем грязнее. Мита была того же мнения и со все возрастающим интересом разглядывала пришельца. Он был высок, широкоплеч и очень краснокож — там, где его кожу не закрывала одежда, которой на нем не было. Вместо одежды на нем было что-то вроде упряжи, как у лошади-с пряжками, всяческими украшениями, болтающимися кинжалами и прочим снаряжением. Собственно говоря, одеждой как таковой можно было назвать только замысловатые, все в заклепках, мини-плавки. «Не пустые», — заметила она про себя, сверкнув глазами. Кожаные ботинки, переливающиеся под кожей мышцы, изысканные манеры — в общем, будет о чем написать домой мамочке. Впрочем, этого она делать не станет: того и гляди, мамочка заинтересуется им сама.

— Ну ладно, насмотрелись, а теперь расскажите мне, что вы здесь делаете, — сказал Джонкарта.

— Нас сбили, — ответил Билл. — Вы к этому имеете какое-нибудь отношение?

— Как в воду глядели, приятель. Я сам это и сделал из вот этого моего радиевого ружьишка. На нашем плато крепко не хватает сырья, так что стоит какой-нибудь летучей машине залететь к нам, как мы ее сбиваем. А из металла делаем мечи, ружья, ножи, бомбы — ну, сами понимаете.

— Еще бы, — сказала Мита. — И, наверное, еще остается на сыротёрки, мясорубки, саксофоны и погремушки?

— Восхищен вашим остроумием, дорогая Мита. Только мясорубками не повоюешь.

— А не скажете ли вы нам, смуглячок, с кем — или с чем — вы воюете?

— Отчего же, с удовольствием. На этом плато живут два разумных вида. Один из них, ясное дело, куда разумнее, чем другой. Здесь есть краснокожий народ Бартрума и отвратительные, мерзкие и вонючие зеленые человечки Бартрума. Эти отталкивающие существа легко опознать даже в темноте — не только по запаху, но и по тому, что у них по четыре лапы. И клыки, в точности как у вас, Билл. Что наводит меня на кое-какие подозрения.

— Посчитайте мои руки! — сердито сказал Билл. — А четыре лапы и зеленая шкура — это очень похоже на чинджеров. Может быть, они им приходятся родственниками.

— А могу я спросить, кто такие эти чинджеры?

— Враги, с которыми воюем мы.

— Воюете? Ай-яй-яй! Только не говорите мне, что вы воюете с ними погремушками и мясорубками. — С этими словами он подмигнул Мите, которая в ответ сморщила нос.

— В общем, у нас своя война. Это не значит, что нам она нравится.

— Ну, я ничего против своей не имею. Я потомок многих поколений воинов…

— Послушайте, — сказал Билл, повысив голос, чтобы заглушить громкое бурчание в пустом животе. — С тех пор как мы последний раз ели, прошло очень много времени. Не могли бы мы продолжить беседу за обедом — если только вы знаете, где тут можно раздобыть обед?

— Нет проблем. Пищи в достатке — как только вы запишетесь в добровольцы.

— Так и знал — всегда есть какая-нибудь зацепка.

— Никакой зацепки. Вот, взгляните на этот аппетитный кусок мяса.

Он отцепил от своей упряжи кожаную сумку и вынул из нее копченый окорок тоута.

— Могу предложить краткосрочный контракт. Всего одна вылазка, и вы получаете почетную отставку. К тому же это будет спасательная операция.

— Я уже записалась, — сказала Мита, протянув руку к мясу. — Давайте сюда!

— И я!

Но Джонкарта отдернул руку с мясом и сделал шаг назад, наполовину вытащив меч из ножен.

— Одну минуту, прошу вас. Сначала присяга. Положите правую руку на сердце — у вас есть сердце? Хорошо. Повторяйте за мной. Клянусь Великим Эмболизмом, властителем солнц и звезд, хранителем Бартрума, покровителем краснокожих, врагом зеленых, верной гибелью белых обезьян, подателем благ и всеобщим защитником, что я буду верен Джонкарте с Бартрума и всем, кто служит под его началом, буду повиноваться всем приказам и принимать душ не реже раза в неделю.

Они повторяли за ним, захлебываясь слюной, набегавшей у них от запаха сочного мяса тоута, и жадно схватили ломти, которые он отрубил своим мечом.

— Отличная закуска, правда? Сам коптил. А пока вы жуете, я объясню вам, что мы должны сделать. Дело в том, что принцесса Дежа Вю[49], в которую я страстно влюблен, возвращалась с воздушной фабрики, где делают весь воздух для этой планеты, когда на нее и ее свиту напала банда мародеров — злобных зеленых во главе с самым злобным из них по имени Таре Тукус. Всех ее спутников предали ужасной смерти, ее верхового тоута убили — вы как раз съели по кусочку его мяса, я решил, что не пропадать же добру, — а ее похитил этот Таре Тукус вместе со своей гнусной шайкой.

— А вы при этом присутствовали? — спросил Билл, не подумав.

— Нет. К своему отчаянию, я прибыл на место происшествия слишком поздно — иначе из этих мерзавцев никто не остался бы в живых. Все, что случилось, я прочел по их следам на мху, не сохраняющем следов, ибо я великий охотник и следопыт. Никто другой не смог бы найти следы на мху. Только я, вскормленный воинами-апачами…

— А может, хвастовство отложим на потом? — взмолилась Мита.

— Вы правы, мэм, приношу свои извинения. На чем я остановился?

— На том, как вы шли по следам, которые оставили эти зеленые похитители девушек на мху, не сохраняющем следов.

— Ну да, конечно. Я не мог напасть на их лагерь в одиночку и возвращался в город Метан за подкреплениями, когда услышал ваши голоса. Заручившись вашей помощью, я сэкономлю много дней пути, и мы застанем их врасплох.

Мита проглотила последний кусок и вытерла руки о высокую траву.

— А запить что-нибудь есть?

— Конечно, мэм. — Он протянул ей свою кожаную фляжку, и она сделала большой глоток. — Это квеч, он делается из перебродившего молока тоутов.

— И вкус у него как раз такой, — с отвращением сказала она и сплюнула. — Сколько там этих зеленых, с которыми нам драться?

— Один, два, много. Я не большой мастер считать. Вот убивать — другое дело.

— Один-два — еще куда ни шло, — сказал Билл, давясь квечем. — С этим мы справимся. Но если их больше — скажем, много, — нам может понадобиться помощь. Вам бы лучше всего завербовать нашего приятеля, который остался там, позади, — Марка-1, Боевого Дьявола.

— Это поистине омерзительное и опасное существо, потому я и решил держаться от него подальше. Он ваш металлический раб?

— Ну, не совсем. Но он нас слушается. Подождите здесь, я его приведу.

Дракон, который подъел все обломанные ветки и с довольным видом отдувался зеленым дымом, теперь принялся за свисающие лианы; одна из них свисала у него изо рта, как спагетти. Он лениво помахал лапой Биллу и сломал себе еще одну лиану.

Боевой Дьявол, в отличие от него, отнюдь не наслаждался жизнью. Он сидел на камне посуше, подобрав под себя лапы.

— Для тебя есть работа, — сказал Билл, но тот не шелохнулся.

— Он что, умер? — спросил Билл дракона.

— Не совсем. Отключился, чтобы поберечь аккумуляторы.

— Замечательно. А как мне с ним общаться?

— По-моему, это очевидно. По телефону.

Билл обошел вокруг камня и увидел, что с задней стороны на нем прикреплена металлическая коробка с загадочными кабалистическими знаками на крышке.

— Вот по этому?

— Точно.

Билл сломал свой последний ноготь, отколупывая крышку. Он вынул трубку и сказал в нее:

— Алло! Есть кто-нибудь дома?

Трубка затрещала и зашелестела ему в ухо:

— Говорит автоответчик. Боевой Дьявол сейчас отключен. Если вы хотите что-нибудь ему передать, он свяжется с вами при первой же возможности…

— Эй ты, проснись, есть дело!

Но ответом ему было молчание. Билл выругался, повесил трубку на рычаг и захлопнул коробку. И тут он увидел, что на крышке есть красная кнопка с надписью «ТОЛЬКО ДЛЯ СРОЧНЫХ ВЫЗОВОВ».

— Вот это то, что нужно, — сказал он и изо всех сил ткнул в кнопку.

Результат получился ошеломляющий. Ноги Боевого Дьявола с силой опустились на землю, подбросив его высоко вверх. Он опоясался полотнищами огня, во все стороны полетели снаряды, оглашая лес взрывами, и оглушительно завыла сирена.

Билл спрятался за драконом, от чешуи которого со звоном отлетали пули.

— Я пытался тебя предостеречь, — сказал дракон. — Но ты так нетерпелив…

— Что случилось? — крикнул Боевой Дьявол, вращая своими оптическими приспособлениями во всех направлениях.

— Ничего не случилось, — сказал Билл, осторожно выглядывая из своего укрытия. — Я хотел с тобой поговорить…

— Для этого есть телефон. Это нарушение правил — нажимать кнопку для срочных вызовов, когда ничего срочного…

— Да заткнись ты и слушай! Мы должны кое-что сделать.

— Это еще почему? Все, что я должен делать, — это сидеть сложа руки неделю-другую, пока у дракона не отрастет крыло. Как там оно?

Боевой Дьявол сунул микрофон под нос дракону, который указал когтем на металлическую опухоль у себя на боку.

— Растет в лучшем виде.

Билл рассердился.

— Так вот, слушай. Боевой Дьявол, пора тебе начать оправдывать свое прозвище. У нас есть и еще кое-какие дела, кроме сидения сложа руки, пока у дракона не отрастет крыло. Идет война.

— Ну и воюйте сколько угодно. Я отключаюсь. Всем системам отбой. Десять… девять…

— Погоди! Тебе же велели слушаться моих приказов!

— Вовсе нет, мой слизистый. Великий Зоц приказал мне выручить из беды другую слизистую и доставить вас обоих обратно живыми. Больше ни за что я не отвечаю. Спокойной тебе…

— Нет! Погоди! Ты ведь должен доставить нас обратно, да? И для этого нам придется ждать здесь две недели. Но если мы с Митой все это время не будем ничего есть, мы умрем. Так вот, мы заключили контракт: нам дадут еды, если мы немного повоюем. Но нам нужна твоя помощь, понимаешь? Так что придется тебе отправиться с нами.

— Безупречно логичное рассуждение, я бы сказал, — заметил дракон. — Я буду поджидать вас здесь.

Некоторое время Марк-1 пытался найти выход из положения — так и слышно было, как в голове у него вращаются колесики. Но выхода не было. Зажглись огни, и его двигатель с ревом набрал полные обороты.

— Что ж, — произнес он философски, — уж лучше Боевому Дьяволу воевать, чем прозябать попусту. Так что за дело. Где там эта ваша война?

Глава 13

Джонкарта, стоя позади Митры с мечом в одной руке и ружьем в другой, с большим подозрением смотрел на существо, приближавшееся вслед за Биллом.

— Не вздумайте подойти ближе, слышите? — приказал он. — Это вот ружье стреляет радиевыми пулями, которым ничего не стоит прострелить твоего железного приятеля насквозь.

Мита попятилась.

— Вы что, с ума сошли? Радиевые пули? Да вы, должно быть, светитесь в темноте — и продолжительность жизни у вас не больше, чем у тушканчика!

— Должен признать, что радиевые пули нового образца действительно светятся в темноте и могут даже в темноте взрываться. Так что берегитесь! Старые, когда ими стреляли ночью, взрывались только после того, как утром на них падал солнечный свет. Но теперь совсем другое дело. Вы можете положиться на это существо?

— Оно слушается приказов — этого вполне достаточно. А теперь опустите свое ружье. И держитесь от нас на почтительном расстоянии.

— Если это железное создание собирается встать на нашу сторону, оно должно принести клятву верности…

— Ну уж нет! — вызывающе громыхнул Боевой Дьявол. — Верность неделима, а я уже поклялся на нефти в верности золотому Зоцу, моему повелителю. Но я последую за вами и буду выполнять приказы, чтобы сохранить жизнь моему подопечному — вот этому слизистому. Хватит с тебя и этого, приятель.

— Ну, я не уверен…

— А я уверен, — сказал Билл, которому надоели эти дурацкие препирательства. — К тому же эта штука — вообще не существо, это просто машина…

— Я не «просто машина»! — проскрипел Боевой Дьявол.

— Довольно! — крикнула Мита, но никто не обратил на нее внимания. — Есть только один способ с этим покончить, — пробормотала она, вытащила свое оружие и выстрелила в них.

Крики тут же прекратились. Билл и Джонкарта мгновенно свалились на землю, придавленные утроенной силой тяжести. Даже Боевой Дьявол беспомощно заскрежетал своими шестернями. Мита уселась на лежавший на земле ствол дерева и принялась плести венок из цветов, что-то напевая про себя. Понемногу действие заряда стало проходить, и они со стонами зашевелились. Она надела венок, встала и потянулась.

— Ну, с вашими спорами мы покончили. Может, теперь покончим и с этой войной?

— Вперед! — приказал Джонкарта, надувшись при мысли, что посрамлен какой-то женщиной. — Их лагерь вы найдете в одном дневном переходе отсюда, на окраине мертвого города Меркаптана. Мы займем позиции под покровом темноты. Бой начнется на рассвете.

— Вы тут хозяин, — сказала Мита. — Командуйте. Только не дадите ли вы мне на дорогу еще глоток этого перебродившего молока тоута?

Джонкарте были хорошо знакомы все дороги и тропинки в джунглях и на мшистой равнине, и он двинулся вперед бесшумной кошачьей походкой. (Он убил кошку, ободрал ее и подшил ее шкурой свои мокасины: старый бартрумианский обычай, который, говорят, приносит удачу. Только не кошке.) Вокруг таились неведомые опасности, но, как только они обнаруживались, с ними тут же несколькими залпами расправлялся Боевой Дьявол, который уже вошел во вкус. Вскоре вся земля была усыпана останками гигантских питонов, сумчатых росомах и страшных оладьеедов. Убедившись, что пришельцы сражаются на его стороне всерьез, Джонкарта немного успокоился.

— Должен сказать, ты настоящий боевой дьявол, — сказал он.

— Это уж точно, — согласился Марк-1, и лес снова огласился выстрелами — бросившийся на них ненитеск разлетелся в клочья.

Стрельба, расчищавшая им путь через джунгли, сильно ускоряла дело, и когда они добрались до опушки и увидели перед собой обширную пустошь, поросшую мхом, солнце только еще садилось за дальний край плато.

— Вот они, — сказал Джонкарта, мрачно ткнув перед собой пальцем, — действие не из легких. — Отсюда вы можете разглядеть темные силуэты их палаток, еще более темные силуэты пасущихся тоутов…

— Кстати, о тоутах, — перебила его Мита. — Дай-ка мне еще кусок этого окорока.

— Вы больше думаете о своем желудке, чем о моей возлюбленной Дежа Вю!

— Сейчас — да, краснокожий. Сначала еда, потом бой. Боевой Дьявол не нуждался в сне и поэтому вызвался сторожить первым. А также вторым и третьим — он разбудил всех перед самым рассветом.

— Какие у вас планы, Джонкарта? — спросил Билл, когда они подкрепились остатками окорока и зашли за деревья отлить.

— У нас может быть только один план — начать бой и победить!

— Великолепно! — иронически заметил Боевой Дьявол. — Только если вас интересует мнение испытанного в боях Боевого Дьявола, я бы посоветовал организовать дело немного лучше. Сколько их там?

— Бесчисленные орды!

— А не могли бы вы выразиться немного точнее?

— Не стоит трудиться, — сказал Билл. — Я уже пробовал. Он считает так: один, два, много.

— Зато я лучше тебя стреляю, бледнолицый, — обиженно отозвался Джонкарта. — И мне незачем их считать — я бросаюсь в бой!

— Будет вам бой, будет, — простонал Боевой Дьявол, которому эти дряблые, слизистые инопланетяне были уже поперек горла. — Подойдем к делу проще. Что вы скажете, если я отправлюсь туда и разнесу их всех в клочья?

— Ты убьешь мою возлюбленную принцессу!

— Ну хорошо, давайте сделаем иначе. Вы сейчас, под покровом темноты, проберетесь туда и выясните, где она. Потом, когда я появлюсь там на рассвете, вы покажете мне ее палатку, и я разнесу в клочья все остальное.

— Но как я найду ее в темноте?

— По запаху, — сказала Мита, которой надоели эти разговоры. — А если от нее не воняет, то ее все равно легко будет найти среди тех, от кого воняет.

— Воняет! Не будь вы дамой, вас уже не было бы в живых! От моей любимой веет сладким ароматом роз, нежных нарциссов и всех прочих прекрасных цветов…

— Замечательно. Вот и разнюхайте, где спрятан этот прелестный букет, и дайте знать Марку, а то он рвется в бой. Давайте наконец возьмемся за дело!

— Я иду разыскивать свою любимую. Главное — скрытность, поэтому я не рискну взять с собой старушку Бетси — мое верное радиевое ружье. Оставляю его на ваше попечение, мэм…

— Нет уж! Повесьте его на дерево, пусть повисит до вашего возвращения.

Джонкарте ничего не оставалось делать — он тщательно пристроил ружье высоко на дереве и бесшумно, как привидение, скользнул в пустыню.

Когда небо на западе посветлело — планета Сша вращается в обратную сторону, — Боевой Дьявол, мурлыкая какую-то песенку, перезарядил всю свою артиллерию и привел в готовность лучеметы. Билл растянулся на земле, решив подремать минут сто — ночь выдалась долгая. Но у Миты были иные планы. Она заползла под куст, где он устроился, расположилась рядом на мягком мху, и ночная тишина огласилась звуком расстегиваемых «молний». И снова застегиваемых, когда она заметила, что из куста высунулся инфракрасный детектор. Мита попробовала его схватить, но он увернулся.

— Если ты размножаешься вегетативно, — крикнула она, — то откуда такой интерес к гетеросексуальным актам?

— А мне чего-то не хватает. Я не нахожу себе места от нетерпения. Солнце взошло, птички запели, тоуты заржали. Я пошел!

Лагерь уже зашевелился, и он зашевелился еще проворнее при виде приближающегося Боевого Дьявола. Орды хищных, грязных, вшивых зеленых бартрумианцев высыпали из палаток, выкрикивая злобные ругательства и поливая огнем атакующую машину. Боевой Дьявол навел на них все свои стволы, но огня не открывал.

— Эй ты, краснокожий слизистый, где ты там?

— Здесь, — ответил Джонкарта, высунув голову из канавы и тут же спрятав ее, когда вокруг засвистели радиевые пули. — Убивай всех подряд, только не трогай палатку, на которой стоит Число Зверя.

— Боюсь, я не знаю, что это значит.

Джонкарта быстро нарисовал на песке «666».

— Вот оно.

— Понял. — Не обращая внимания на пули, сыпавшиеся на его шкуру. Боевой Дьявол выставил свой электронный телескоп и обвел им ряды палаток. — Вижу — поехали!

Зрелище было потрясающее. Карикатурные зеленые человечки не могли устоять перед ураганом пуль и пламени. Один за другим они разлетались на куски. Клочья зеленого мяса летели во все стороны и сыпались на песок среди обвалившихся палаток, шкур, шелковых драпировок, золотых браслетов, презервативов, пистолетов, мечей, ночных горшков — всего того, что делает мало-мальски сносной жизнь в дикой пустыне. Мита с Биллом, держась за руки, вышли из леса и смотрели на эту шумную демонстрацию непобедимой огневой мощи. В несколько мгновений горделивый лагерь превратился в дымящиеся развалины — среди них возвышалась только одна палатка. Она стояла целехонькая, хотя и забрызганная зеленой кровью.

— Моя дорогая Дежа Вю — она невредима?

— Можете не сомневаться. Я стреляю без промаха, — похвастался Боевой Дьявол, выдвинул шланг со сжатым воздухом и подул себе на дымящийся ствол пушки.

— Я здесь, дорогая, и готов принять тебя в объятия! — вскричал Джонкарта, бросаясь вперед и распахивая полотнище палатки.

И издал отчаянный вопль, когда огромное зеленое чудище выскочило из палатки и опрокинуло его на землю.

— Ты истребил все мое племя! — проревело оно, колотя себя кулаком в широкую грудь. — Я жажду мести и твоей крови!

— Таре Тукус… Ты был в палатке — наедине с ней! Что ты сделал с моей возлюбленной?

— Угадай! — ехидно ответил зеленый гигант, оскалив клыки и отпрыгнув в сторону. — Вынимай свой меч — и защищайся!

Рукоятка меча сама прыгнула в руку Джонкарты (это гораздо легче, чем вынимать его), и он с ревом бросился вперед. Но Таре Тукус тоже обнажил свой меч. Мечи. Все четыре, поскольку рук у него было тоже четыре. Это не испугало Джонкарту, который наступал так яростно, что его меч превратился в жужжащий стальной круг, и заставил зеленого воина попятиться, несмотря на его четырехкратное численное превосходство. Как только они отошли от палатки, Джонкарта позвал на помощь:

— Билл — в палатку! Посмотри, не причинил ли он вреда моей возлюбленной!

Билл обошел сражающихся, сунул голову в палатку и замер на месте.

— Как там… она? — задыхаясь, крикнул Джонкарта, обмениваясь с противником сокрушительными ударами.

— Она… Она, по-моему, очень даже ничего! Дежа Вю действительно была очень даже ничего. Раскинувшись на шелковой кушетке, она выглядела воплощением женской красоты. Ее нежная красная кожа — которой на виду было довольно много — излучала цветущее здоровье и соблазн. Жалкие лоскутки прозрачной ткани скорее выставляли напоказ, чем скрывали, ее пышные прелести. Груди, похожие на дыни, рвались на волю.

— Вы… С вами все в порядке? — хрипло спросил Билл.

— Заходи — узнаешь, — хрипловато отозвалась она.

Полотнище палатки опустилось за ним. А снаружи бой близился к концу. Даже располагая четырьмя мечами. Таре Тукус далеко уступал Джонкарте в фехтовальном мастерстве. Верхняя правая рука у него уже устала. Заметив это, Джонкарта бросился вперед, отбил его меч и одним могучим ударом снес зеленому голову. Под его победный вопль гигантская фигура рухнула на землю и осталась лежать неподвижно. Зеленая кровь струей хлестала из перерубленной шеи.

— Так погибнет каждый, кто осмелится встать между мной и моей возлюбленной! — победоносно выкрикнул Джонкарта, круто повернулся, откинул полотнище палатки… и издал вопль ярости, увидев, что там происходит.

— Так погибнет каждый, кто осмелится встать между мной и моей возлюбленной! — снова выкрикнул он и кинулся внутрь.

— Я только осмотрел ее — нет ли на ней ран! — заорал Билл, спрятавшись за спину краснокожей принцессы, чтобы не оказаться пронзенным насквозь.

— Выходи, подлый трус! Выйди из палатки и сразись со мной, как подобает мужчине!

Мита и Боевой Дьявол с большим интересом смотрели, как из палатки выскочил сначала Билл, а потом, всего на шаг позади него, Джонкарта с пеной на губах. Когда краснокожий пробегал мимо Миты, она подставила ему ножку, и он ничком плюхнулся на землю.

— Как вам не стыдно нападать на безоружного! Если уж хотите устроить дуэль, деритесь по правилам. Билл имеет право выбрать оружие.

— Да, вы, конечно, правы, — сказал Джонкарта, поднимаясь на ноги и стряхивая с себя клочья зеленого мяса. Сложив руки на груди, он сердито уставился на Билла. — Выбирайте. Радиевое ружье на двадцати шагах? Кинжалы, пистолеты, мечи, топоры — вам выбирать. Только решайте поскорее, я не смогу долго сдерживать свой гнев.

Дежа Вю присоединилась к остальным зрителям, прикрывая прозрачным лоскутком ткани свои прелести, вызывающие у мужчин такие бурные чувства. Мита неприязненно осмотрела ее с ног до головы, фыркнула и отвернулась. «Толста, — подумала она. — Ей еще не будет и тридцати, а уже придется носить грацию».

Все глаза были устремлены на Билла, что отнюдь его не радовало. Он видел, что эта мускулистая горилла только что сделала с четвероруким гигантом.

— Придумал! — заявил он. — Перетягивание пальцев!

— Выбирайте оружие! — в ярости заревел Джонкарта. — Молитесь напоследок, пока я не проткнул вас насквозь!

— Помоги мне, верный Боевой Дьявол! — взмолился Билл. — Не дай этому сумасшедшему меня убить!

— Меня это не касается, приятель. Меня послали, чтобы доставить Миту живой, и это я сделаю. А если вы вляпались в историю из-за какой-то местной девчонки, это дело ваше.

— Мита…

— Тебе нравится эта толстуха, вот и дерись из-за нее.

— Время вышло, — сказал Джонкарта злорадно, нацелившись мечом Биллу прямо в пупок. — Это там у тебя сердце?

— Нет, здесь, — ответил Билл, дотронувшись пальцем до груди и тут же отдернув руку. — То есть нет, вы не можете это сделать…

Железные мышцы напряглись. Меч нетерпеливо дернулся. И в это мгновение Дежа Вю издала пронзительный вопль.

Все обернулись и увидели ее в омерзительных лапах Тарса Тукуса.

— Но… Но… — начал Джокарта, заикаясь. — Но я же только что отрубил тебе голову!

— Ха-ха! Отрубил, верно, — насмешливо ответил зеленый воин и свободной рукой показал на обрубок шеи. — Только ты не знал, что у меня две головы — другая была привязана за спиной, ты ее просто не видел. Когда ты отвернулся, я наложил на обрубок турникет, высвободил запасную голову — и захватил в плен эту девицу.

Он пронзительно свистнул, и к нему подскакал шестиногий тоут.

— Стрелять ты не осмелишься, чтобы не попасть в мою пленницу, — победоносно крикнул он, прыгая в седло и крепко прижимая принцессу к своему мерзкому телу. — Я уезжаю! Я не стану тебя убивать, а оставлю в живых, чтобы ты постоянно думал о том, какая судьба постигла ее!

Глухой топот копыт заглушил его безумный смех, и они скрылись за горизонтом.

Глава 14

— За ней, за моей возлюбленной! — вскричал Джонкарта. — Мы должны ее спасти!

— Мы ее и спасли только что, — отозвалась Мита. — Если бы вы отрубили Тарсу Тукусу обе головы, все было бы в порядке.

— Откуда мне было знать, что у него две головы? Я же не извращенец, зачем бы я стал смотреть на него сзади! Мы должны отправиться в погоню — сразу же, как только я покончу с этим донжуаном!

Его смертоносный меч со свистом сверкнул в лучах жаркого бартрумианского солнца. Билл поднял пистолет и нажал на спуск. Молния, вылетевшая из ствола, выбила меч из рук краснокожего.

— Это нечестно! — взвыл Джонкарта, поливая обожженную ладонь квечем. — Вы не джентльмен!

— Это точно, я солдат, а в офицерах только временно.

— Мой меч жаждет испить вашей крови…

Чтобы положить конец спору, Мите снова пришлось прибегнуть к гравитационному пистолету. Пока оба, задыхаясь, лежали на земле, она заглянула в палатку. Там повсюду валялись заплесневелые меха, грязные шелка и стоял густой запах зеленых. Мита заметила какую-то бутылку, осторожно понюхала, глотнула и облизнула. С бутылкой в руке она вышла из палатки и увидела, что Билл с трудом пытается сесть.

— Выпей-ка — это получше, чем квеч.

Билл радостно присосался к бутылке. В это время пришел в себя Джонкарта, понюхал воздух и вскричал:

— Чем это пахнет? Что вы пьете?

Мита протянула ему бутылку, и он снова вскричал:

— Это же редчайший аромат вина из плодов штункокса, который цветет только раз в столетие, — оно так драгоценно, что…

— Вы выпьете или будете дальше читать лекцию? — спросила Мита с трогательным сочувствием. — В нем есть алкоголь. Ну, редчайшее, ну, драгоценное, так допивайте скорее. И хватит разговоров о том, чтобы прикончить Билла. Мне это петушиное хвастовство надоело. Если хотите устроить дуэль, можете отправляться дальше в одиночку. Или же забудьте о ней, и тогда у вас целая маленькая армия — мы и Боевой Дьявол. Что вы выбираете?

— Жизнь моей возлюбленной превыше моей собственной чести…

— Быстро соображаете. Так что мы делаем дальше? — спросила она, принимая командование: мужчинами она была на сегодня сыта по горло.

— Последуем за ними на тоутах. Эти животные не нуждаются ни в седле, ни в поводьях: ими управляют телепатически.

— Что-то не верится.

— А если тоут упрямится, его нужно трахнуть по голове рукояткой пистолета.

— Рискованное это дело, по-моему, но я готова попробовать. Ну-ка, Боевой Дьявол, покружи вокруг тоутов и подгони их к нам.

Лучше не описывать, как один краснокожий бартрумианец, два розовокожих человека и Боевой Дьявол гоняли табун шестиметровых, шестиногих и сексуально озабоченных тоутов. Достаточно сказать, что много времени спустя четыре тоута, мозги у которых были наполовину вышиблены от беспрестанного битья по голове, уже брели по бездорожью, неся на себе измученных и вывалявшихся во мху всадников.

— Надеюсь, что нам больше не придется этого делать… по крайней мере в ближайшее время, — сказала запыхавшаяся Мита и тут же вскрикнула, указывая пальцем назад: — На нас напали!

Омерзительное десятиногое существо трупно-белого цвета кинулось на них, роняя слюни. У него было три ряда длинных, острых зубов, и пасть оно держало открытой, словно страдало полипами в носу: сомкнуть челюсти не позволяли торчащие в разные стороны клыки.

Существо прыгнуло на них, взметнулось в воздух и обрушилось на Джонкарту. А тот принялся чесать ему за ухом, и оно, пыхтя, обслюнявило ему всю портупею.

— Это моя верная собака Вискоза. Она, должно быть, бежала день и ночь не меньше двух недель, чтобы догнать нас. Эти существа не знают устали.

Вискоза тут же лишилась чувств и захрапела, свесившись по обе стороны тоута.

— Вперед, — приказал Джонкарта, сталкивая с ног навалившуюся на них тушу. — Вон туда, в мертвый город Меркаптан на берегу Мертвого моря. Молитесь своим богам, чтобы мы не опоздали.

Они пустились галопом. Боевой Дьявол подскакал на своем тоуте к Мите. Его тоут беспрекословно повиновался всаднику — больше ничего ему и не оставалось делать, поскольку в оба его уха упиралось по орудийному стволу. Боевой Дьявол был в прекрасном настроении.

— Какое необычное приключение! Будет мне что порассказывать приятелям в столовой для Боевых Дьяволов. А что этот краснокожий слизистый говорил о каких-то ваших богах? У него такой южный акцент, что мне временами бывает трудно его понять.

— Нет, только не сейчас, Боевой Дьявол. Если ты думаешь, что я стану растолковывать основы сравнительного религиоведения металлической форме жизни на полном скаку по дну высохшего моря, сидя на шестиногом тоуте, то ты просто спятил.

Большую часть дня они скакали во весь опор: на их мольбы о передышке Джонкарта не обращал никакого внимания. Он приказал остановиться только тогда, когда впереди показались полуразвалившиеся башни Меркаптана. Все, за исключением, разумеется, Боевого Дьявола, с облегчением повалились на мягкий мох. Тоуты принялись пастись, а верная собака Вискоза проснулась и тут же испортила воздух. Все, забыв об усталости, кинулись искать спасения — все, за исключением, естественно, Боевого Дьявола, у которого обоняние отсутствовало.

— Вот мой план, — сказал Джонкарта, дождавшись, когда воздух очистится, и наградив свою верную собаку несколькими ударами ноги. — Мы должны застать их врасплох, потому что у них численное превосходство. Я знаю тайный путь, ведущий в…

— А зачем врасплох? — удивилась Мита. — Почему бы просто не послать туда Боевого Дьявола, как в прошлый раз, и не разнести там все в клочья?

— Потому что теперь они предупреждены о нашем присутствии. При первом же выстреле они убьют мою возлюбленную. Этого не должно случиться! Мы проберемся верхними этажами заброшенных домов, они об этом ни за что не догадаются.

— А почему? — спросил Билл, окончательно запутавшись.

— Потому что на этих верхних этажах обитают омерзительные белые обезьяны — гигантские существа, одержимые жаждой убийства.

— А не окажутся ли они одержимы жаждой убийства нас? — спросила Мита.

— Да, наверное, — надулся Джонкарта. — Это как-то не пришло мне в голову. Придумал! Если они нападут на нас, ваш железный воин их перебьет.

— Прекрасная идея. Взрывы, перестрелка на верхних этажах — эти жалкие зеленые, конечно же, ничего не заметят.

— Я могу это сделать, — вмешался Боевой Дьявол. — Я вооружен беззвучными лучами смерти, лучами-коагуляторами, от которых тело становится твердым, как крутое яйцо, ядовитыми газами и еще кое-чем в этом роде. Показать?

— Покажешь на белых обезьянах, — сказал Билл. — Ну что, начнем, пока не стемнело?

Джонкарта повел их за собой — в полуразвалившийся дом, вверх и вверх по широкой лестнице, пока они не добрались до верхнего этажа, напоминавшего давно не опорожнявшийся мусорный контейнер. Они прошли одну комнату, другую — и в третьей встретили свою судьбу.

— Вот она! — в ужасе завопил Джонкарта. — Омерзительная белая обезьяна! Убейте ее!

— Какая я тебе белая обезьяна? — рявкнула обезьяна в ответ. — Тоже мне, нашел обезьяну, краснокожий коммунистический выродок! Вот как врежу тебе сейчас, будешь помнить!

— Погоди, — сказал Билл, удержав за орудийный ствол грозно двинувшегося было вперед Боевого Дьявола. — Не стреляй пока. Похоже, это существо умеет говорить.

— Ничего себе существо! Да кто вы такой, что вламываетесь к человеку в гостиную с какой-то жуткой машиной и с этим краснокожим идиотом? И с очаровательной молодой девицей, должен я признать!

— Взять! — приказал Джонкарта, и десятиногая собака кровожадно бросилась вперед.

— Лежать! — приказала белая обезьяна. — К ноге! Молодец, собачка, умница. Вот тебе косточка.

Он бросил ей череп тоута, который Вискоза тут же схватила и принялась шумно грызть.

— Меня зовут Мита, — сказала Мита, выступив вперед. — Надеюсь, мы не причинили вам больших неудобств, появившись без приглашения?

— Ничуть, ничуть! Мое имя Ан Лар, но друзья зовут меня Ан. Или Лар. Или Ан Лар. Жена с детишками отправилась по магазинам. У нас сегодня на обед ростбиф из зеленого бартрумианца, можете присоединиться, если пожелаете.

— О, благодарю вас. Сейчас спрошу своих друзей. — Она круто повернулась и бросила сердитый взгляд на Боевого Дьявола, который неохотно убрал свое оружие. — Вам должно быть ясно, что эти так называемые белые обезьяны — просто люди или, во всяком случае, почти люди.

— Конечно, люди, тут не может быть никакого сомнения. Да поразит меня Самеди, если это не так.

— Самеди? — переспросил Билл, чувствуя, как сквозь его проржавевшие нервные узлы пробивается какое-то смутное воспоминание. — Что-то знакомое. Мой один знакомый что-то говорил про Самеди. Солдат по имени Тембо.

— Клянусь богом, он был окрещен в честь святого Тембо — одного из самых почитаемых святых Первой Реформированной Колдовской Церкви. А где сейчас этот ваш знакомый?

— Здесь. По крайней мере отчасти. Он погиб в бою. Я в том же бою потерял руку. Вот это его рука — все, что от него осталось. Глядя на нее, я всегда о нем вспоминаю.

— Вот это да! Ну-ка, дай пять! — Левая рука Билла сама собой протянулась вперед. — То-то я смотрю, почему у вас одна рука белая, а другая черная. Только я не решился спросить, чтобы не показаться невежливым. Заходите все, в наше время так редко случается встретить друзей. С самого того черного дня, когда корабль потерпел крушение на этой проклятой планете.

— Корабль? Потерпел крушение? — эхом отозвался Билл.

— Ну да. Огромный космолет, битком набитый беженцами планеты Земля, если только можно верить легендам. В них говорится, что на этом корабле и произошло великое обращение в истинную веру. Все принадлежали к разным религиям, когда садились в корабль, а вышли из него единой веры. И все благодаря неустанной проповеди Святого Тембо, да будет его имя благословенно.

— И мой Тембо то же самое говорил, — сказал Билл. — Что Земля была уничтожена во время атомной войны — во всяком случае, северное полушарие.

— Конечно, и мне приятно, что эти древние легенды хоть отчасти подтверждаются. Юнцы называют их мифами и посмеиваются над, ними. Но это не миф, что мы оказались заброшены на эту бесплодную планету. Мы возделываем на крышах немного картофеля, а когда проголодаемся, съедаем одного-двух зеленых бартрумианцев. Клянусь богом, жизнь здесь нелегкая — особенно когда всякие тут обзывают нас обезьянами!

— Я прошу прощения. Приношу свои извинения, как подобает джентльмену с Юга. Я просто повторил то, что слышал раньше.

— Вот видите, какие бывают зловредные слухи. Но скажите мне, что привело вас в наш прекрасный город?

— Мою невесту, прекрасную невесту Дежа Вю, похитили гнусные существа, которые живут здесь в нижних этажах. Мы должны освободить ее!

— Ну тогда вы попали аккурат туда, куда нужно, если вам по душе немного подраться и поразбивать головы зеленым. И к тому же у меня кончаются запасы мяса. Подождите тут минутку, дайте еще кость этой изголодавшейся собаке, а я мигом — не успеет тоут три раза хвостом махнуть.

— Какой милый, — сказала Мита, когда их хозяин выскочил в окно.

Верный своему слову, он почти сразу вернулся, но на его широком белом лбу пролегли озабоченные морщины.

— Похоже, это будет не так просто. Сдается мне, они знают, что вы тут.

— Почему вы так думаете?

— По всему городу развешаны указатели «К ПОХИЩЕННОЙ ПРИНЦЕССЕ». Я убежден, что они вас поджидают.

— Этого мне и надо, — мрачно сказал Джонкарта, решительно стиснув меч. — Если они подумают, что смогут захватить меня, значит, они не тронут ее. Начинаем атаку.

— Вы хотите сказать, что мы отправимся прямо в расставленную ловушку? — спросила пораженная Мита.

— У нас нет выбора.

— Он прав, у нас нет выбора, — в один голос подтвердили Билл и Ан Лар.

— Конечно, от тупых самцов ничего другого ждать не приходится, знаю я ваши замашки, — презрительно скривила губы Мита. — А я как женщина говорю, что надо сначала сходить в разведку. Умереть всегда успеем потом.

— Нет! — прогремел Боевой Дьявол. — Сначала драться, потом думать! Пусть я и не мужик, при вегетативном размножении полов не бывает, но, клянусь Зоцем, мне нравятся эти их замашки. Пошли!

— Чем угодно думают, только не головой, — недовольно сказала Мита. Они вышли, а она последовала за ними на почтительном расстоянии, оставшись в доме, когда они уже вышли на центральную площадь.

— Никого нет! Они испугались нас и сбежали — воскликнул Джонкарта, и все разразились радостными криками.

Но тут у них под ногами разверзлась земля, и они кувырком полетели в пропасть, а из окружающих зданий высыпали бесчисленные зеленые, издавая победные вопли, смеясь и делая непристойные жесты, которые при наличии у них четырех рук выглядели особенно непристойными.

— Что я вам говорила? — фыркнула Мита. — Но меня никто никогда не слушает.

Тут у нее упало сердце, и она в отчаянии заломила руки.

— Неужели это все? Неужели так приходит конец? Вот так — бесславно, от безжалостной зеленой руки бартрумианца?

Она печально вздохнула. В комнате слышался только хруст кости, разгрызаемой отвратительными клыками верной собаки. И ее отвратительная довольная отрыжка.

Глава 15

А в это время в Железном городе Зоц начал испытывать беспокойство.

— Пора бы уже им вернуться. Я боюсь за ваших товарищей. Он сделал глоток высокооктанового бензина, чтобы успокоиться, и взглянул на адмирала, поглощенного своим делом.

— Не берите в голову, золотой мой, — рассеянно пробормотал Практис, отвинчивая очередной болт у несчастной машины, прибитой гвоздями к полу. Из ее динамика послышался предсмертный щелчок. Практис протянул руку, и Вербер подал ему гаечный ключ. Капитан Блай стоял рядом, глядя на него невидящими глазами и бессмысленно кивая головой. Хотя они отобрали у него большую часть зелья, но не смогли обнаружить заначку, спрятанную в выдолбленном каблуке. Он принял дозу-другую и теперь безнадежно торчал.

— Был бы рад не брать в голову, благодарю вас, — несчастным голосом ответил Зоц. — Но мне стыдно, что я оказался таким негостеприимным. Сначала пропал без вести один ваш товарищ, а теперь уже два.

— Два, двадцать, двести — какая разница! Я потерял куда больше людей, пока занимался своими противозаконными экспериментами с обычным насморком. Ага!

Машина взвизгнула — он отломил ей ногу и, склонившись над ней, направил свой глаз-микроскоп на сустав. На лице Зоца появилось выражение боли.

— Может быть, вы перестанете, пока я с вами говорю? По вашей просьбе я предоставил вам несколько машин для разборки — то есть для исследования. Но я был бы вам признателен, если бы вы подождали, пока я не выйду.

— Извиняюсь. — Практис выпрямился и вставил на место свой черный монокль. — Работа увлекает меня так, что иногда я обо всем забываю. Где Ки?

— Тут, — отозвался тот, появившись с подносом дымящихся бифштексов. — Еда. Я голоден. Вам?

— Ну, пожалуй, немного. — Практис откусил от куска и положил его обратно. — Я люблю полакомиться мясом не меньше других, но оно уже начинает приедаться. Надо бы мне было заняться скороспелыми артишоками или, может быть, кормовой свеклой…

Его прервал громкий скрежет: машина, которую он исследовал, вырвала из пола удерживавшие ее гвозди и на одной ноге поскакала прочь.

— Стой! — завопил Практис.

— Пусть идет, — сказал Зоц. — У нас еще много их осталось. Так вот, я бы хотел снова вернуться к нашей теме. К вашим пропавшим товарищам. Наши детекторы уловили слабый сигнал радиоответчика, идущий откуда-то с Пустопорожних земель. Похоже, что он передается на частоте, присвоенной Боевому Дьяволу Марку-1. Поэтому я послал за усовершенствован ной моделью — Марком-2. Если не ошибаюсь, он как раз прибыл.

Дверь с треском распахнулась, в комнату вбежал Боевой Дьявол, дважды обежал ее кругом, прострелил дыру в стене и, запыхавшись, остановился удовлетворенный.

— Модель, весьма усовершенствованная путем направленного скрещивания. Мы работали с образцами тканей. Немного поиграли с генами — в общем, вы понимаете. Так что теперь агрессивность у него еще выше, броня крепче, огневая мощь больше, аккумуляторы мощнее, а мозг меньше.

— Все в точности так! — радостно крикнул Боевой Дьявол и разнес в щепки половину потолка. Практис недовольно взглянул вверх и не заметил, как Вербер стащил остаток его бифштекса.

— И что предполагается с ним делать? — спросил Практис.

— Отправить на выручку, разумеется. Если вы последуете за мной, я отведу вас к орнитоптеру.

— Только не меня — я адмирал. — Он огляделся и скривился при виде балдеющего капитана Блая. — У нас, кажется, не хватает живой силы. Эй вы, там, сержант Ки Бер-Панк, вы только что вызвались добровольцем на эту операцию.

— Отрицание, нет, не пойдет. Боюсь высоты. Пошлите Вербера.

— Вербер слишком туп. А меня вы боитесь еще больше, чем высоты. Отправляйтесь!

Ки положил руку на свой бластер, размышляя, не разумнее ли будет прикончить Практиса, чем отправляться на это самоубийственное задание. Но у адмирала хватило опыта обращения с непокорными солдатами, добровольцами и больными, и он среагировал быстрее.

— Ну-ну, — улыбнулся он, направив свой бластер точно между глаз добровольца. — Все, что от вас потребуется, — это не отставать от Боевого Дьявола и вернуться вместе со своими товарищами. Отправляйтесь.

Ки неохотно вышел. Боевой Дьявол рысью бежал впереди, выставив глаз на ножке и разглядывая только что обретенного напарника.

— Я так волнуюсь — это мое первое боевое задание.

— Заткнись.

— Не грубите Боевому Дьяволу, а то Боевой Дьявол разнесет вас в клочья.

— Извини. Это нервы. Вообще-то я человек мирный. Показывай дорогу.

Во дворе их ждал орнитоптер. Вокруг него суетились маленькие машины обслуживания, смазывая ему крылья и начищая зубы.

— Отправляемся, — проскрипел Боевой Дьявол и жестом отпустил машины.

— Очень может быть, — произнес орнитоптер глубоким басом. — Ваши психи уже отправили отсюда мою сестренку, она так и не вернулась. Куда мы собираемся?

— На Пустопорожние земли.

— И не думайте! Я не самоубийца.

Молния вылетела из паха Боевого Дьявола и выжгла в хвосте орнитоптера полуметровую дыру. Тот покосился на свой хвост и деланно улыбнулся.

— Знаете, я как раз подумал, что давно втайне хотел взглянуть на эти Пустопорожние земли. Залезайте.

— Еще один доброволец, — мрачно заметил Ки. — Что-то не нравится мне это задание.

— Ничего, слизистые, не унывайте, — сказал Боевой Дьявол, подсаживая его на спину орнитоптера. — Мы летим в бой! Смерть и разрушение!

Он выстрелил в землю, оставив глубокую воронку, и они с лязгом поднялись в воздух.

Полет был как полет. Боевой Дьявол напевал про себя воинственные песни, время от времени весело постреливал из орудий и прислушивался к сигналу далекого радиоответчика.

— Становится громче. И яснее. Держи вон на то темное пятнышко на горизонте и маши крыльями почаще, — скомандовал он.

Орнитоптер, дребезжа, сделал вираж и полетел в указанном направлении. По мере приближения к цели настроение у него неуклонно падало.

— Так я и знал, — простонал он тихо. — Плато Обреченных.

— У меня на карте нет никакого плато Обреченных. А карты у меня хорошие.

— Ни одна карта не может передать его немыслимо отвратительных очертаний и запечатлеть его запретное имя.

— Тогда откуда ты про него знаешь?

— Это случилось так. Представьте себе уютную картину. Вечером вокруг нефтяного источника сидят старики, беседуя о том о сем, — и вдруг умолкают. В наступившей глубокой тишине раздается голос самого старого орнитоптера. Бессильно опустив дряхлые крылья и треща ржавыми заклепками, он в бессчетный раз пересказывает притихшим слушателям старинные легенды, передающиеся из поколения в поколение. И в конце всегда предупреждает, что от плато Обреченных нужно держаться подальше.

Увлекшись рассказом, орнитоптер сбился с курса. Ки заметил это, но не подал виду, надеясь, что тупая машина, за которую он изо всех сил держался, тоже не обратит на это внимания. Плато, лежавшее впереди, вызывало у него не больше энтузиазма, чем у их механического летучего коня.

— Куда повернул? — рявкнул Боевой Дьявол. — Правь вон туда, а не сюда!

— Но это же верная смерть!

— Будет еще вернее, когда я разнесу тебя в клочья!

Пламя вырвалось из его орудий, и кончики крыльев орнитоптера рассыпались в пыль.

— Не смей это делать! — взвизгнул орнитоптер. — Если ты меня собьешь, ты тоже погибнешь!

Еще раз сверкнули огнем орудия, и от крыльев отлетело еще несколько кусков металла. Боевой Дьявол пожал железными плечами.

— Знаю. Но что я могу поделать? В конце концов, идет тотальная война.

Проливая нефтяные слезы, орнитоптер свернул на прежний курс. Ки подумал, не попробовать ли столкнуть этого металлического кретина за борт, но увидел, что тот прочно привинчен к месту.

— Почему ты летишь так высоко? — спросил Боевой Дьявол.

— Чем выше мы летим, тем дальше от тех ужасов, что ждут нас на земле.

— Мне отсюда плохо видно.

— А твои телескопы — ты про них забыл?

— А, ну да. Забыл. — Боевой Дьявол выдвинул телескопы. Ки подумал, что, конечно, для военнослужащего ослабленный интеллект — как раз то, что нужно, но с этой машиной, кажется, хватили немного через край.

— Вон туда. К развалинам города. Сигнал сильный. Посылаю сообщение. Эй, дорогой мой вегетативный родственник, Подмога идет!

— Ответ есть? — спросил Ки.

— Принимаю. «В ПЛЕНУ В КОЛОДЦЕ ТОЧКА». Какое-то странное сообщение. Что еще за точка в колодце?

— Это телеграмма, идиот. Она означает, что он в колодце. А точка означает точку. Знак препинания.

— Почему бы так и не сказать сразу?

— А еще что-нибудь там есть? — спросил Ки, подавив гнев, страх, недовольство и много еще других чувств.

— Ага. «СЛИЗИСТЫЕ В КОЛОДЦЕ ВМЕСТЕ СО МНОЙ ТОЧКА ВЫРУЧАЙ ТОЧКА АТАКУЙ АТАКУЙ АТАКУЙ КАК МОЖНО СКОРЕЕ АТАКУЙ АТАКУЙ».

— По-моему, он хочет, чтобы ты их атаковал.

— Что-что, а это я умею! — Раздались оглушительные залпы, и Ки пришлось повысить голос, чтобы их перекричать.

— Перестань стрелять! Ты даешь им знать о своем приближении — и зря тратишь боезапас.

— Садись вон там, наш носитель. Сигнал идет с центральной площади.

Орнитоптер камнем ринулся вниз и шмякнулся на землю по другую сторону разрушенного дома.

— Не там сел. Площадь вон где.

— Сел там, где надо. Спас жизнь себе и слизистому. Иди, могучий Боевой Дьявол. Атакуй!

— Атаковать? Кого атаковать?

— Колодец на площади, где они сидят в плену! — раздраженно крикнул Ки.

— Ах да, колодец!

Боевой Дьявол скрылся из вида, и спустя мгновение послышались взрывы, вопли, крики боли, раскаты грома и прочее в том же духе. И очень скоро затихли.

— Как ты думаешь, он победил? — шепотом спросил Ки.

— Пойди посмотри, — шепотом ответил орнитоптер.

— Давай кинем монетку. Кто проиграет, идет смотреть.

— Не трудитесь, — послышался с балкона у них над головами шепот Миты. — Мне отсюда все прекрасно видно. Это был последний бой Боевого Дьявола. Он нанес им кое-какие потери, но потом попал под огонь тысячи радиевых ружей, и от него осталась только куча радиоактивного лома. Поднимайтесь сюда. Через дверь и по лестнице.

Орнитоптер покосился одним глазом на дверь.

— Ничего не выйдет. Эта дверь для меня мала. Подожду здесь, смажу пока крылья. Желаю удачи.

Ки поднялся по лестнице и вошел в просторную комнату, заполненную бледнолицыми женщинами. Мита сидела за столом в дальнем конце комнаты и стучала молотком по столу, требуя внимания. Когда гомон немного утих, она заговорила:

— Мы уже в который раз возвращаемся к одному и тому же. Лобовая атака не годится. Вы только что видели, что случилось с Боевым Дьяволом, когда он попробовал пойти напролом.

— Подождем до темноты и перебьем этих мерзких зеленых каменными дубинками! — предложил кто-то.

— Да ты что! — крикнул другой голос. — К тому времени пленников давно не будет в живых. Надо действовать немедленно!

Мита махнула Ки, чтобы он подошел.

— Вот! — крикнула она. — Подкрепление. Он нам поможет.

— С радостью… если вы мне объясните, что тут происходит.

— Все очень просто. Джонкарта, родом из Виргинии, а теперь житель этой планеты, пересекал пустыню со своей нареченной, краснокожей девушкой по имени принцесса Дежа Вю, когда на них напали зеленые бартрумианцы, которые похитили принцессу, но вскоре появились мы, отправились в погоню за зелеными и захватили их врасплох, Боевой Дьявол разнес их всех в клочья, кроме одного, который снова похитил принцессу и бежал с ней сюда, куда мы, конечно, последовали за ними и пошли в атаку, но наши силы, подкрепленные мужем вот этой дамы, потерпели поражение и попали в плен, кроме меня, потому что я с ними не пошла, и теперь всех их собираются предать пыткам и казнить.

— Можете не повторять, — сказал Ки, в голове у которого стоял звон. — Я слышал достаточно, чтобы понять — у нас нет никакой надежды. Почему бы нам с вами не сесть на орнитоптер и не смыться отсюда?

— Благодарю покорно, жалкий трус, — презрительно ответила Мита, а остальные женщины, потрясая кулаками, принялись издавать вопли презрения и ненависти.

— Я только хотел помочь, — пожал он плечами.

— Не можем же мы допустить, чтобы они погибли!

— Эта бледная молодая дама права, — произнес незнакомый голос. — Приготовьтесь открыть огонь, ребята. Ее оставьте в живых, а остальных гнусных белых обезьян перебейте.

Все обернулись и ахнули, увидев, что из коридора ворвалась толпа краснокожих воинов, вооруженных до зубов, во главе с тем, кому принадлежал голос, — тоже краснокожим, но притом еще и седовласым. Они подняли ружья, собираясь стрелять, — но не успели: все женщины, находившиеся в комнате, побросали каменные дубинки и выхватили спрятанные радиевые ружья, направив их на пришельцев.

Наступила мертвая тишина. Ки увидел, что оказался в ловушке — как раз посередине между противостоящими силами противников. Стоило ему двинуться, и началось бы побоище. Ему казалось, что все ружья нацелены на него. В отчаянии он заговорил:

— Погодите! Если хоть кто-нибудь выстрелит, мы все погибнем. И я первый, почему я и намерен выступить в качестве посредника. Если вы, краснокожие, начнете стрельбу, вы погубите пленников, которые сейчас ожидают смерти на площади…

— И одна из них — принцесса Дежа Вю, — добавила Мита, сообразив, что, судя по цвету кожи, новоприбывшие вполне могут быть единоверцами или согражданами взятой в плен толстухи. Она попала в самую точку: их вождь издал громкий крик, отступил на шаг и хлопнул себя по лбу. Мита улыбнулась.

— Мне кажется, вы ее знаете.

— Знаю? Это моя дочь! Ружья к ноге! — скомандовал он через плечо. — Я Боле Илимене Джеддак Метанский. Она отправилась кататься на тоутах и долго не возвращалась, так что я начал беспокоиться. Потом мы перехватили телеграмму, отправленную из этого города, и она наполнила мое сердце страхом. Я собрал свою армию и немедленно отправился сюда. Скажи мне, бледнолицая, что произошло?

— Все очень просто. Джонкарта, родом из Виргинии, а теперь житель этой планеты, пересекал пустыню со своей нареченной, краснокожей девушкой по имени принцесса Дежа Вю, когда на них напали зеленые бартрумианцы, которые похитили принцессу, но вскоре появились мы, отправились в погоню за зелеными и захватили их врасплох, Боевой Дьявол разнес их всех в клочья, кроме одного, который снова похитил принцессу и бежал с ней сюда, куда мы, конечно, последовали за ними и пошли в атаку, но наши силы, подкрепленные мужем вот этой дамы, потерпели поражение и попали в плен, кроме меня, потому что я с ними не пошла, и теперь всех их собираются предать пыткам и казнить.

— Мы спасем их! К оружию, отважные метанцы, к оружию!

— Погодите! — крикнула Мита, когда они кинулись к двери — Лобовая атака уже привела к гибели Боевого Дьявола, а его убить не так просто. Нам нужен план получше.

— Ну конечно, и у меня есть для вас один замечательный план, — сказала жена Ан Лара, с горящими глазами выступая вперед и подбоченившись. — Вот что мы сделаем. С незапамятных времен мы ведем с зелень ми каннибальские войны. Потому что они любят поедать нас, а мы не меньше любим поедать их. Так вот, мы со всеми остальными дамами выйдем безоружными, постараемся выглядеть как можно съедобнее и отдадимся на их милость. Конечно, никакой милости от них ждать не приходится, но мы притворимся, что этого не знаем. Тогда они не станут в нас стрелять, а вместо этого с большим аппетитом кинутся на нас, издавая голодные вопли…

— А мы в это время, — вмешался Боле Илимене со злобной улыбкой, кивая седовласой головой, — спрятавшись за каждым окном, выходящим на площадь, откроем кинжальный огонь и перебьем этих зеленых сукиных детей до последнего!

— Для старичка с таким странным цветом кожи вы соображаете не так уж туго. Ну как, начнем?

С радостными криками они толпой бросились из комнаты — краснокожие мужчины к окнам, а белые женщины на площадь. Когда облака пыли рассеялись, Ки устало подошел к Мите и упал в кресло напротив нее.

— И часто такое с тобой случается?

— Нет. Но с меня и одного раза вполне достаточно.

С улицы донеслись мольбы женщин о пощаде, за которыми последовали восторженные голодные вопли. Которые вскоре сменились ружейной стрельбой и стонами смертельно раненных. Которые затихли и сменились криками ликования. Когда же и они, в свою очередь, умолкли, в наступившей тишине стали слышны только два голоса:

— Джон!

— Дежа!

— ДЖОН!!

— ДЕЖА!!

— ДЖОН!!!

— ДЕЖА!!!

Громче и громче раздавались они, сопровождаемые топотом бегущих ног, пока не послышался звук двух столкнувшихся тел. А за ним вновь последовали радостные крики.

— Похоже, план сработал, — сказал Ки.

Вскоре они услышали усталые шаги, с трудом поднимавшиеся по лестнице, и сильно помятый Боевой Дьявол, шатаясь, ввалился в комнату, поддерживая столь же помятого Билла.

— Орнитоптер ждет, — сказала Мита, зевая. — Что вы скажете насчет того, чтобы сматываться отсюда к чертовой матери?

Глава 16

— Ты сбился с курса, — сказал Боевой Дьявол, лягнув орнитоптер, чтобы привлечь его внимание. Тот выставил глаз на длинной ножке и повернул его назад, чтобы посмотреть, кто это сказал.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что у меня встроенный указатель направления.

— Ты прав, мы сбились с курса. Но какое-то могучее силовое поле тянет меня вон к тем горам. Я больше не могу ему противиться. Оно сильнее меня…

— Ладно, хватит разглагольствовать. — Из груди Боевого Дьявола выдвинулась пушка большого калибра. — Лети к этому таинственному источнику силового поля, и он перестанет быть таинственным. Я разнесу его в клочья. Там, сзади, всем удобно сидеть?

— Нет! — хором отвечали они, вцепившись в поручни, полумертвые от качки и тряски.

— Бедные мягкие слизистые, — поцокал языком Боевой Дьявол с лицемерным и явно неискренним сочувствием. — Насколько превосходим их мы, металлические существа… Почему мы снижаемся?

— Потому что силовое поле усилилось, и у меня нет выбора.

Их тянуло к скалистому карнизу, на вид совершенно безжизненному. Боевой Дьявол на всякий случай разнес его в клочья, но силовое поле по-прежнему тянуло их к себе. Даже махая крыльями изо всех сил, орнитоптер не продвигался вперед. В конце концов его притянуло к поверхности скалы, и он повис там, яростно хлопая крыльями, но не двигаясь с места.

— Глуши… мотор!.. — вскричал Билл, и крылья наконец перестали хлопать. Пока Боевой Дьявол отвинчивался, люди со стонами боли соскользнули на землю и заковыляли вокруг орнитоптера, разминая затекшие конечности.

— Ну уж, хватит с меня! — простонала Мита. — Даже если мне придется провести остаток жизни здесь, на горе, больше на этот вибратор я не сяду.

— Поддерживаю, — вздохнул Ки.

— Присоединяюсь, — выпалил Билл.

— Добро пожаловать, можете оставаться.

— Кто это сказал? — крикнул Боевой Дьявол, поворачиваясь во все стороны и выставив из всех отверстий орудийные стволы.

— Это не мы, — ответил Билл. — Похоже, это из вон того туннеля.

Боевой Дьявол мгновенно выпустил дождь снарядов, которые отбили огромные обломки скалы и наполнили воздух летящими во всех направлениях осколками камня.

— Перестань! — крикнул Билл, ныряя за укрытие.

Когда пальба прекратилась, голос заговорил снова:

— Какой стыд! Я предлагаю гостеприимство, а вы отвечаете огнем!

— Выйдите к нам поговорить, — елейно предложил Боевой Дьявол, держа орудия наготове.

— Ну нет! Знаю я вас. Прежде чем я выйду, вы должны гарантировать мою безопасность.

— Как? — спросил Билл.

— Помогите! — вмешался орнитоптер. — Я скован гравитационным полем и не могу двинуться с места.

— А вот как. Без этого намертво приземленного летуна вы здесь в ловушке. А у меня нет с собой выключателя, чтобы его освободить. Выключатель у других, они следят за нами и слышат каждое ваше слово. Троньте меня, и вы обречете себя вечно оставаться в этих бесплодных горах. Готовы к переговорам?

— Ну ладно, ладно, — пробормотал Боевой Дьявол, пряча орудия.

Огромный камень с грохотом и треском отодвинулся в сторону, и из-за него показалась невероятно изломанная машина. Весь бок у нее был вдавлен внутрь и заржавел, одну ногу заменял негнущийся металлический протез грубой работы. К пустой глазнице была приварена черная заплата, и она опиралась на костыль из погнутых труб.

— Добро пожаловать, гости, на Ранчо Счастливчика, — проскрежетала она. — Я ваш хозяин, Счастливчик, а это мое ранчо.

Мита выпучила глаза от удивления.

— Счастливчик? Не хотела бы я повстречаться с Несчастливчиком!

— Да, Счастливчик, и скоро я вам это докажу. Мы спустимся вниз, где вам будет предложена закуска, как только вы сложите оружие. Слизистые первыми — бластеры на землю!

— Кретин! — сказал Боевой Дьявол сердито. — Как я могу сложить оружие, если все оно в меня встроено?

— Нам уже приходилось сталкиваться с такой проблемой, и у нас приготовлено достаточное количество пробок, заглушек и проволоки для обвязки. Вас приведут в безопасное состояние. Можете показаться, дорогие друзья.

С оглушительным топотом, дребезжанием, скрипом и лязгом появилась толпа еще более изломанных существ. Это был настоящий кошмар робота и мечта торговца железным ломом. У одних не хватало гусеницы, у других конечности были заменены ржавыми протезами, пупки яичными скорлупками, глаза электрическими лампочками — любого механика эта картина привела бы в ужас.

— Вы, ребята, что-то не слишком хорошо выглядите, — заметил Ки. — Что с вами?

— Мы вам все объясним, но сначала… — Счастливчик махнул рукой своим помощникам, и они набросились на несчастного Боевого Дьявола. От него потребовали предъявить все оружие, что он неохотно сделал, выдвигая пушки одну за другой. Их тут же заклепывали, замки заклинивали, молниемёты заземляли, взрыватели вывинчивали. Потом все его руки и щупальца связали проволокой, чтобы он не мог исправить повреждения.

— И бомбы тоже, — приказал Счастливчик.

В заднем конце Боевого Дьявола открылось отверстие, и бомбы высыпались на землю. Счастливчик ржавым голосом вздохнул.

— С Боевыми Дьяволами нужно держать ухо востро. Некоторые из них скорее погибнут в бою, чем дадут себя обезоружить…

— Я тоже скорее погибну в бою! — заревел Боевой Дьявол, но было уже поздно. Загудели и защелкали соленоиды, повернулись и нацелились стволы, но все было напрасно: изломанные машины прекрасно знали свое дело, и побоища не последовало. Только одна дымовая граната вылетела у него из коленной чашечки и разорвалась.

— Следуйте за мной, дорогие гости, — радостно сказал Счастливчик и повел их по туннелю.

Ржавые, погнутые двери со скрипом раскрывались перед ними и со скрежетом, неохотно закрывались позади. Миновав последнюю из них, все оказались в высоком зале, бледно освещенном тусклыми лампочками, затянутыми железной паутиной. В центре зала стоял длинный стол. За ним сидело несколько столь же древних машин.

— Добро пожаловать в ВЛДП, — торжественно произнес Счастливчик. — Это сокращенное название нашего счастливого братства. Полностью это означает — «Всепланетная Лига Дезертиров и Пацифистов».

— Если вы сделаете ее межпланетной, я готов вступить, — мгновенно сказал Билл.

— Интересная мысль, надо будет ее обсудить. Какая радостная перспектива! Наше движение распространится на всю Галактику, мы организуем специальное отделение для вас, слизистых..

— Предатели! Изменники! — Пена показалась на губах Боевого Дьявола, все его стволы выдвинулись наружу, корчась и трясясь в бессильной ярости, но единственное, что он смог сделать, — это испустить еще одну дымовую гранату.

— Перестань, слышишь? — закашлялся Билл, отмахиваясь от дыма. — Это ничего не изменит.

— Отпустите меня немедленно! — бушевал Боевой Дьявол. — Я не желаю слышать эти мерзости. Боевому Дьяволу здесь не место.

— Это ты сейчас говоришь, — произнесла древняя и сильно пострадавшая машина, сидевшая за столом. — Но в наших рядах насчитывается не один Боевой Дьявол. Сейчас ты ведешь эти Дерзкие речи, потому что полон сил, отваги и битком набит фаллическим оружием, — но твои динамики запоют совсем иную песню, когда твои пушки будут заклепаны, а аккумуляторы разряжены. Подумай! Мы все когда-то были такими же, как ты, — а посмотри на нас теперь! Вот этот мой товарищ когда-то командовал легионом огнеметов. Сейчас огня в нем не хватит даже на то, чтобы закурить косячок. А вон тот, что уснул за столом, и боюсь, что уже навсегда, потому что он уже месяц как не шевелится. Когда-то он был истребителем танков. Теперь он сам истреблен, a его танки пусты. Так проходит слава машин. Для многих из нас уже слишком поздно. Мы пришли в ВЛДП, когда нас списали и должны были отправить на переплавку. Но нас вытащили со свалки и тайно перевезли сюда. Однако… что-то я слишком много говорю. Ты, должно быть, проголодался после своего нелегкого путешествия. Поддомкраться и присаживайся к нам. Твоему летающему товарищу, который прикован к месту там, снаружи, тоже вынесут угощение.

Негодование не помешало Боевому Дьяволу тут же сунуть рыло в жестянку с нефтью.

— А у вас случайно не найдется тут чего-нибудь такого, что могли бы съесть или выпить мы? — спросил Билл.

— К счастью, найдется, — ответил Счастливчик, указывая на кран, торчащий из стены. — До того, как мы заняли это помещение, тут была камера пыток. Этот кран соединен — страшно сказать! — с водяной цистерной. Угощайтесь. Что касается еды, то наши трофейщики, прочесывая пустыню, обнаружили какие-то инопланетные предметы, украшенные непонятными надписями. Может быть, вы сможете их расшифровать, — сказал он, передавая Биллу инопланетный предмет.

Билл прочел надпись на нем и содрогнулся.

— Комплекты НЗ. Те, что мы выкинули. Спасибо большое, приятель, но нет уж, благодарю. А вот по глотку вашей жидкости для пыток мы выпьем.

— Возможно, нам удастся еще и поесть, — сказал Ки, роясь в карманах. — По-моему, у меня должно быть несколько семян. Я стащил их из кармана у адмирала. Он показал всем розовую пластиковую капсулу.

— Она не такого цвета, как все остальные, — заметила Мита.

— Значит, это, наверное, другой сорт мяса. Давайте попробуем.

Хозяева любезно показали им туннель, который выходил в залитую солнцем расщелину высоко среди скал. Ветер нанес сюда песка, и в этой скудной почве прижился одинокий железный кустик. Они смочили почву водой, сунули в нее семя и отступили назад. Несколько мгновений спустя из земли с треском поднялось растение, на нем вырос плод и, шипя, лопнул.

— Пахнет ветчиной, — заметил Билл.

— Это, несомненно, свинина, — сказала Мита, отрезая себе кусок. — Если бы у нас было еще немного горчицы, я бы решила, что попала в рай.

Насытившись, Билл откинулся назад, опершись спиной о теплый от солнца камень, и рыгнул.

— А знаете, неплохо. Может, нам стоит вступить в ВЛДП и остаться здесь?

— Мы умрем с голоду — у них же нет никакой пищи, — возразила практичная Мита.

— И к тому же вам придется доживать свою жизнь с этой огромной желтой куриной ногой, — злорадно сказал Ки.

— На это мне наплевать, — сказал Билл, вытянув ногу перед собой и шевеля пальцами. — Как привыкнешь, это не так уж и страшно.

— А как удобно ею выкапывать червей!

— Заткнись, Ки, — сказала Мита. — Разговор у нас серьезный. Мы должны кое-что обсудить. Если мы сейчас дезертируем, это будет означать, что мы не выполним задание, и секретная база чинджеров на этой планете так и не будет обнаружена.

— Ну и что? — заметил Билл рассудительно. — Какая разница? В этой войне все равно никто не победит — и не потерпит поражение. Она просто будет тянуться вечно. Я ничего не имею Против того, чтобы дезертировать и влачить жалкое существование, добывая себе пищу своей куриной ногой. Но выйдет ли из этого что-нибудь? На плато пищи хватает. Может быть, мы сможем туда летать на орнитоптере. Мы могли бы торговать с ними. Отправлять туда сломанные машины, чтобы им больше не приходилось их подстреливать.

— Ты забываешь об одном, — напомнила Мита. — Нам придется остаться здесь на всю жизнь. Не видать нам больше ярких городских огней, театров, шикарных ресторанов после спектакля…

— И тухлого ветра с залива, провонявшего гнилью и сточными водами, который овевает грязные улицы Кишки! — подхватил Ки, охваченный ностальгией. — И перестрелок по ночам, и оргий, и выпивки, и травки, и колес…

— Вы оба сошли с ума, — рассердился Билл. — Когда вы в последний раз предавались этим радостям цивилизации? Мы на военной службе, и это на всю жизнь. Мы могли бы обосноваться здесь, повернуться спиной к земному миру, построить себе бревенчатые хижины, растить детишек…

— Брось! Все это сплошной мужской шовинизм! Еще немного, и ты заставишь меня готовить, убирать и вечно ходить в фартуке. Ни за что! Поскольку я тут единственная женщина и вижу, что вы намерены обратить меня в домашнее рабство, — я против! Секс ради забавы — вот мой девиз. А я еще кое на что гожусь!

В доказательство она опрокинула Билла на землю, стиснула его в крепких объятиях и поцеловала взасос, так что температура у него подскочила на семь градусов.

— Можно я буду делать заметки? — спросил Боевой Дьявол, появляясь из туннеля. — Они прекрасно дополнят те, что я сделал относительно этой банды изменников. Кроме того, я подробно записал ваши разговоры о дезертирстве и сообщу о них вашему командиру. Он наверняка прикажет вас расстрелять, или еще что похуже, только за то, что вы осмелились об этом подумать.

— Неужели ты донесешь на своих друзей? — спросил Билл.

— Конечно! Не зря же меня называют Боевым Дьяволом. Мои боги — боги войны! Бесконечная война, уходящая в необозримое будущее, и я иду по ней триумфальным маршем!

Он выдвинул динамик, откуда понеслись омерзительные звуки марша, и принялся строевым шагом шагать взад и вперед, издавая воинственные крики.

— Когда нам захочется еще раз поговорить о дезертирстве, придется сначала избавиться от этого фрукта, — шепнул Билл.

— Точно, — шепнул в ответ Ки, вскочил на ноги и выкрикнул: — Ты совершенно прав, до тошноты воинственный Боевой Дьявол! Твои безупречные логические аргументы меня окончательно убедили. Я записываюсь в добровольцы! Вперед! Смерть чинджерам!

— Смерть чинджерам! — эхом отозвались Билл и Мита и принялись маршировать вслед за Боевым Дьяволом, пока не упали в изнеможении.

— Эх вы, слабосильные людишки! — торжествовал Боевой Дьявол. — Но по крайней мере вы теперь будете воевать, и я больше не услышу никаких трусливых разговоров о дезертирстве. Мы вместе будем шагать вперед, озаренные закатным светом вечной войны. Зиг хайль!

Он повернулся к закату, отдавая честь сразу всеми руками, щупальцами и остальными придатками и выкрикивая то «зиг», то «хайль», как безумный. Билл заметил, что пальцы его ног выступают за край обрыва. Он толкнул в бок своих товарищей, показал пальцем, и те одновременно кивнули. Все трое вскочили на ноги, подняв руки в торжественном воинском приветствии, четким строевым шагом подошли к Боевому Дьяволу…

…И столкнули его в пропасть.

Глава 17

Некоторое время снизу, из долины, доносились треск и грохот, потом все стихло.

— Одним Боевым Дьяволом меньше, — задумчиво произнес Билл.

— Туда ему и дорога, — сказала Мита, начиная раздеваться. — Самое время для оргии на солнышке, ребята.

— На полный желудок? — недовольно отозвался Билл.

— На жестких камнях? Не пойдет, — заявил Ки.

Она со вздохом застегнула «молнию».

— Нет больше на свете любви, а у вас и полового влечения. Придется поискать кого-нибудь поживее.

— Я хочу пить, — сказал Билл.

— Все ясно, тупица, — сердито сказала она. — Пошли назад.

Когда они снова вошли в зал, собрание уже заканчивалось. Скрипели и скрежетали заключительные здравицы. Счастливчик, дребезжа всеми конечностями, выступил вперед и торжественно приветствовал их:

— Дорогие мои мягкие, неметаллические товарищи, только что у нас состоялось голосование. Мы предлагаем вам убежище — и сейчас же приступим к разработке планов открытия в ВЛДП секции слизистых. Эта мысль преисполняет нас восторгом. Теперь наше скромное движение распространится к звездам. Мы понесем наши идеи на все планеты — мы будем проповедовать, убеждать и обращать в свою веру. По нашему призыву будут дезертировать целые армии, огромные эскадры будут затихать и гасить огни, когда их экипажи перейдут на сторону нашего правого дела. Наступает светлое будущее. Мир сегодня! Мы держим в своих металлических руках завтрашний день! Конец войнам…

Его вдохновляющую речь прервал скрип открывшейся двери. В зал вступил взвод машин с выбитыми на груди металлическими красными крестами. Они сгибались под тяжестью носилок, на которых лежало изломанное тело Боевого Дьявола. Но боевого в этом дьяволе уже ничего не осталось. Вид у него был такой, будто он побывал на нескольких войнах подряд. Правая нога его отломилась, и ее заменяла одна из пушек. Большая часть вооружения была сломана или отсутствовала, а разбитые вдребезги оптические устройства скрывались под темными очками.

— Еще одна жертва бесконечной войны, — заметил Счастливчик. — Какая трагедия! Добро пожаловать в ВЛДП, больше не боевой Боевой Дьявол. Твои труды окончены, и ты наконец обрел тихое пристанище. Не хотел бы ты сказать нам несколько приветственных слов?

Искалеченный Боевой Дьявол поднял дрожащую руку и указал изломанным, скрюченным пальцем на людей.

— J’accuse![50] — проскрипел он.

— То-то я смотрю, он мне кого-то напоминает, — задумчиво произнес Билл и радостно продолжал: — Да это же наш старый приятель Боевой Дьявол! С тобой что-то случилось? Нет, не говори, это слишком нас огорчит. Пусть я буду первым, кто поздравит тебя с вступлением в ряды ВЛДП и началом долгого заслуженного отдыха.

— Поддерживаю. Добро пожаловать, — улыбнулась Мита.

— Тоже поддерживаю. Добро пожаловать…

— Это сделали вы! — механически проскрежетал Боевой Дьявол и бессильно откинулся на носилках. — Я погиб в расцвете молодости. Сброшен в пропасть слизистыми. Какой бесславный конец для Боевого Дьявола, полного сил! Кончить свои дни здесь, среди этих развалин! И самому превратиться в развалину… Большего ужаса невозможно вообразить. Я бы разнес сам себя в клочья, останься у меня хоть одна боеспособная пушка. Но нет! Сначала должно восторжествовать правосудие! Это сделали они! Слизистые, стоящие здесь перед вами с виноватым видом. Это они столкнули меня в пропасть и должны расплатиться за свое преступление. Расстреляйте их! Убейте их, а я буду смеяться — ха-ха! — над судьбой, которую они заслужили…

Из него то и дело брызгало масло. Счастливчик — он уже не выглядел счастливчиком — повернулся к своим гостям.

— Неужели мозг этого несчастного пострадал от падения в Пропасть с километровой высоты — или в его словах есть доля правды?

— Галлюцинация, вызванная травмой, — заметил Ки. — Он споткнулся и начал падать. Мы пытались спасти его, но не смогли. Гибель Боевого Дьявола — всегда трагедия. Мы должны пожалеть его…

— У меня… запечатанные в броню… пленки с записями. Я могу доказать… что это сделали вы.

Медоточивая улыбка на лице Ки сменилась гримасой, похожей на ножевую рану в животе трупа.

— Кому вы поверите — этому разбитому железному негодяю или нам?

— Ему… если у него есть доказательства, — решительно сказал Счастливчик. — Предъяви их или умолкни, новопреставленный Боевой Дьявол.

— Вот вам! — торжествующе прохрипел Боевой Дьявол, выдвигая из своего правого бедра проектор с треснувшей линзой. На стене появилось изображение, оно прыгало и было не в фокусе. Но на нем было хорошо видно, как люди сталкивают Боевого Дьявола в пропасть. Потом проектор затрясся и вывалился на пол. Но дело было сделано. Все глаза — все, какие еще действовали, — устремились на людей.

Тут в защиту себя и своих товарищей выступил Билл.

— Пусть он расскажет, почему мы это сделали. У нас были на то причины — он собирался донести на нас, добиться суда и расстрела за дезертирство. Мы действовали лишь в целях самозащиты. Вроде превентивного удара, о котором так любят распинаться военные. Что еще нам оставалось?

— Многое. Но что сделано, то сделано, — сказал Счастливчик. — Обвинение против вас доказано.

— Расстреляйте их! — злорадно проскрипел Боевой Дьявол.

Люди попятились перед надвигавшейся на них толпой машин. В их глазах появился ужас загнанного зверя. Но выхода не было. Все ближе и ближе подступали машины, протягивая к ним ржавые когти, щелкая погнутыми челюстями. Дальше отступать было некуда — они уперлись спиной в стену. Мстительные металлические руки схватили их. Одна уже расстегнула Биллу ширинку…

— Стойте! — крикнул Счастливчик во всю силу своих стальных легких. — Назад! Назад, говорю я! Из двух неправедных дел не сложить одно праведное. Неужели вы забыли, как называется наша организация? ВЛДП. А что это означает?

— Всепланетная Лига Дезертиров и Пацифистов! — хором прогремели машины.

— А какой у нас гимн?

— «Кто воюет почем зря, тот не проживет и дня!»

— А вторая строчка?

— «Подставляй другую щеку, от войны не будет проку!»

— Вот такие дела, — мрачно сказал Счастливчик. — Как бы ни хотелось нам разорвать вас в клочья, разобрать на колесики, развинтить до последнего болта, мы не можем этого сделать. Этого не допускает наш образ мыслей. Вы будете изгнаны из нашего священного убежища и возвращены в строй, откуда вы сбежали, что и станет для вас достаточным наказанием.

— Ребята, а вы не возьметесь передать моему дорогому командиру Зоцу одно безобидное послание на пленке? — с невинным видом спросил Боевой Дьявол.

Все, не сговариваясь, показали ему кукиш: каждому ясно было, что это будет за послание.

— Идите прочь! — приказал Счастливчик. — Вы объявлены вне закона, изгнаны, отвергнуты. Уходите и заберите с собой ваши низменные помыслы.

— А нельзя взять с собой еще и наши бластеры? — спросил Ки.

Внутри Счастливчика гневно завертелись шестерни.

— Вы испытываете мое терпение. Если через десять секунд вы не уберетесь, я пересмотрю свое решение.

— Еле вырвались, — сказал Билл, когда они вышли из туннеля на открытое место.

— Тихо! — предостерег его Ки. — Орнитоптеру об этом ни слова. Скажем ему, что Боевой Дьявол решил остаться здесь, или еще что-нибудь соврем. Если он что-то заподозрит, мы погибли.

Орнитоптер выплюнул ржавую металлическую жвачку и повернул к ним один глаз.

— Только что переговорил по радио с Боевым Дьяволом. Он велел, когда вернемся, донести начальству, что вы его угробили.

— Мы бы с удовольствием что-нибудь соврали, только это не поможет, — сказала Мита. — Ну и что, донесешь?

— Да нет, конечно. Мне эта война нравится не больше, чем вам. На ней погибла моя сестра и большая часть родственников. Мы будем стоять на своем. Каждый будет рассказывать, какую отвагу проявили все остальные, а потом попросимся в отпуск.

— А что мы скажем про Боевого Дьявола? — спросил Билл.

— Про этого мужественного, верного Боевого Дьявола? — переспросил орнитоптер, яростно вращая глазами. — Он продолжал драться, даже когда эти мерзкие бартрумианцы навалились на него тысячами, миллионами. Стоял насмерть, прикрывая наше отступление, пока не разрядил аккумуляторы до последнего вольта. Отдал свою жизнь, чтобы нас спасти.

— Летаешь ты так себе, — восхищенно сказала Мита, — но сочинитель замечательный.

— Спасибо. Я уже кое-что напечатал, правда, только во второразрядных журналах. А летал бы я куда лучше, будь у меня пропеллер: на хлопанье крыльями уходит слишком много энергии, а подъемная сила у них никудышная. Кстати, давайте-ка хлопать отсюда, пока больше ничего не случилось. У меня назначено свидание с одной орнитоптершей, я давно подумываю о семейном гнездышке.

Всю тряскую дорогу они провели в молчании. Возвращаться никому не хотелось, но другого выхода не было. Орнитоптер, отдохнувший и подкормившийся, развил неплохую скорость. Скоро над горизонтом поднялся Железный город, и они начали снижаться среди башен, которые, наоборот, возвышались к нему. Когда они неуверенно ступили на землю, навстречу вышли адмирал и Вербер.

— Давно бы пора вам вернуться, — радушно приветствовал их адмирал. — Пишите подробные рапорты — они должны быть у меня на столе не позже чем в семь ноль-ноль. А потом мне понадобится доброволец. — Он сердито заворчал, увидев, что все дружно отступили назад, пока не уперлись спинами в стену.

— Трусы! А ведь вы даже еще не знаете, о чем идет речь.

— Ни о чем хорошем, иначе вам это и в голову бы не пришло, — сказал Ки, выразив общее мнение.

— Вам бы все острить. Мне нужен доброволец, который вызовется пробраться во вражескую крепость и отыскать там космолет чинджеров. Потом проникнуть в него и добраться до субэфирного передатчика, чтобы послать нашему военно-космического флоту просьбу о помощи.

— И это все? — спросила Мита, излив в этих словах весь свой сарказм.

— Да, все. И лучше подумайте, как сделать это побыстрее.

Вчера мы с Вербером съели последнюю мясодыню. Так что либо приготовьтесь умереть от голода, либо отправляйтесь. Мои исследования закончены, оставаться здесь мне больше незачем. Честно говоря, я соскучился по роскоши и комфорту армейской жизни.

— Офицерской жизни, — проворчал Ки.

— Ну, разумеется! Так вот, у кого есть предложения?

Наступившую тишину нарушил голос, которого они уже давно не слышали:

— Я знаю, как это сделать.

Это был капитан Блай. Весь трясущийся, с налитыми кровью глазами, но трезвый и не под кайфом.

— С чего это вы вдруг решили предложить свою помощь? — спросил Практис с большим подозрением.

— С того, что у меня кончилось зелье. Мне нужно добыть еще.

— Вот теперь верю. И какой у вас план?

— Очень простой. Перебить всех до единого. Всех этих железных изменников, всех чинджеров. Ба-бах — и все.

— Да, действительно, очень простой, — насмешливо произнес Практис. — Ничего проще и глупее я еще не слыхал.

— Смейтесь, смейтесь! Надо мной уже много лет смеются. А то и хохочут. Презирают, отвергают, выливают мне на голову ночные горшки. Ах, если бы тогда в постели не было хотя бы той собаки…

— Капитан, в чем же состоит ваш план?

Голос Миты прорвался сквозь пелену слезливой жалости к самому себе, капитан заморгал глазами и огляделся.

— План? Какой план? Ах да. Перебить их всех в горной крепости. Сбросить на них нейтронную бомбу. Как известно каждому, она убивает любые формы жизни, но не приносит вреда имуществу. А потом мы просто являемся туда и захватываем их космолет.

— Сама простота, — сказал Практис и указал пальцем на свой рот. — Надеюсь, вы видите, что у меня на губах застыла презрительная гримаса. Какого хрена, ведь у нас нет никакой нейтронной бомбы!

— Нет. Но прежде чем стать капитаном мусоровоза, я был физиком-ядерщиком. Конечно, до той истории с собакой. А в двигателе нашего мусоровоза вполне достаточно нейтрония.

— Он весь сгорел, — сказал Билл.

— Даже если у вас глупый вид, это не значит, что нужно постоянно говорить глупости. Нейтроний находится в герметически закрытом бронированном помещении. Он еще там.

— Мне кажется, капитан, в этом что-то есть, — сказал Практис, и глаза его кровожадно сверкнули. — Мы идем к кораблю, извлекаем нейтроний, изготовляем бомбу, сбрасываем ее, захватываем космолет. Замечательно!

— Не пойдет, — сказал Зоц, лениво махнув золотой рукой. Носильщики несколько раз обнесли его вокруг посадочной площадки и бережно поставили паланкин на землю. — Никаких бомбежек.

— Почему? — удивленно спросил Практис.

— Почему? Во-первых, потому, что это положит конец бесконечной войне.

— Но вы же этого и хотите?

— Я — нет. Так же, как и мой брат Плоц, который командует этими свихнувшимися машинами. Которые, кстати говоря, все до единой считают свихнувшимися машинами нас.

— Если уж речь зашла о свихнувшихся машинах… — Мита не закончила фразу, но ткнула пальцем в сторону Зоца.

— Поосторожнее, — проскрипел Зоц, и на его обычно золотисто-радостном лице появилась злобная гримаса. — Если хотите знать, все это подстроено. И Плоц, и я жаждем власти — и у нас ее в избытке, пока идет эта война. Она поддерживает экономику и обеспечивает нас металлоломом, так что нам не приходится голодать. Она приносит много пользы.

— Она приносит разрушения, увечья, смерть, — сказал Билл.

— И это тоже. Ну и что? Ведь и вы, люди, играете в те же игры, верно, адмирал?

— Более или менее. Так что можете оставить себе свою войну, это ваше дело. Но нам надо убраться с этой планеты, пока мы не умерли с голоду. Что вы на это скажете?

— Вы сами сказали — это вам надо, а не нам.

— Как вы великодушны! И вы думаете, мы будем сидеть тут и голодать?

— Ну да. Верно сообразили, даже подсказки не понадобилось.

— Ах ты, жестяной предатель! — крикнул в ярости Практис и кинулся на него вместе с остальными. Но они тут же отступили, когда из туннеля выскочили десять Боевых Дьяволов и выстроились перед ними шеренгой.

— Это тебе так не пройдет! — кричал Практис, брызгая слюной.

— Мы расскажем про вашу липовую войну всем машинам. Слышите, Боевые Дьяволы? Вся эта война липовая. Вы умираете понапрасну.

— Это вы говорите понапрасну, — зевнул Зоц с выражением скуки на лице. — Я отдал по радио приказ всем моим войскам чтобы они забыли ваш язык. Они больше вас не понимают.

Билл взглянул на их верного коня — мужественного орнитоптера. Тот поглядел на него одним глазом.

— Он сказал неправду. Ведь ты меня понимаешь?

— Comment?[51]

— Не может быть, чтобы ты забыл наш язык, да еще так быстро!

— Enfin, des tables de monnaies et de mesures rendront de reels services[52].

— Да, забыл, и именно так быстро.

Билл обернулся и увидел, что Зоц и его свита исчезли, как и Боевые Дьяволы. Послышалось замирающее вдали хлопанье крыльев — орнитоптер поднялся и улетел.

Они в ужасе уставились друг на друга.

Одни.

Брошены на этой бесплодной планете.

Голодная смерть. Неужели теперь ее не миновать?

Глава 18

— Не могу поверить, что все это случилось со мной, — простонал Ки.

— А с кем же — с посторонним дядей? — проворчала Мита. — Жалеть себя будем потом. Сейчас надо придумать какой-нибудь план.

— Ну и придумайте, — мрачно предложил Практис. — Я готов рассмотреть любые идеи, даже самые дикие.

Ответом ему было молчание. Долгое время спустя Билл кашлянул.

— Я хочу пить. Пойду раздобуду воды. Кому-нибудь еще принести? Мы знаем только одно — уж воды-то здесь хватит, от жажды мы не умрем.

Осыпаемый оскорблениями, он пошел прочь, остановившись только перед входом в туннель, чтобы перевести дух. Но не успел он двинуться дальше, как его окликнула Мита:

— Погоди, Билл. Тут один дракон хочет с тобой поговорить.

Дракон аккуратно приземлился на четыре точки и мирно сидел, время от времени пуская кольца дыма.

— Привет, Билл, и вы, ребята. Вот и я. Как видите, решил присоединиться к вам, как только крыло у меня отросло. Вернуться в драконник я теперь не могу, ведь я им изменил. Так что я решил, что у вас здесь может найтись для меня какая-нибудь работенка.

— Еще бы, конечно! — радостно вскричали все. — Ты вывезешь нас отсюда!

— Проще простого. Только мне надо будет сначала заправиться. Бочки-другой нефти должно хватить.

— Тут могут быть сложности, — сказал Практис. — Мы слегка разошлись во мнениях с местными жителями.

— И теперь с ними не разговариваем, — сказал капитан Блай. — Вон там, если немного пройти по туннелю, у них склад. Предлагаю вам и вам вызваться добровольцами и выкатить оттуда бочку.

— Вечно вся грязная работа достается рядовым солдатам, — недовольно проворчал Билл.

— И солдаткам, — добавила Мита. — Так что давай не будем предаваться жалости к самим себе, а просто пойдем и сделаем, что надо.

Дверь склада была открыта, но внутри маленький робот-учетчик занимался учетом. И делал пометки металлическим пером на восковой пластинке. Они проскользнули мимо него, выбрали две полные бочки с нефтью и покатили их со склада. Робот-учетчик загородил перед ними дверь и яростно замахал всеми четырнадцатью руками:

— XII, II, XVI, XIV! — сказал он.

— Конечно, конечно, — согласился Билл. — Но ведь тут у тебя их целый склад. Всего на каких-нибудь две меньше — ты и не заметишь.

— XXIXIIXXX! — завопил робот.

Они покатили бочки прямо на него. Послышался хруст. Однако перед смертью он, должно быть, успел сделать последний радиопризыв, потому что они еще не добрались до посадочной площадки, когда на своем паланкине появился Зоц, которого бегом несли носильщики.

— Это вы только что раздавили моего робота-учетчика?

— Мы нечаянно, он споткнулся и упал прямо под бочку.

— И вы думаете, я поверю этим басням?

— Это сущая правда, — ответил Билл, положив руку на сердце и изображая святую невинность.

— Может быть, кто-то вам и поверил бы, но только не я. И потом, что вы собирались делать с этой нефтью?

Билл почувствовал, что больше врать уже не в силах, но на помощь ему пришла Мита.

— Вы хотите нашей смерти, — всхлипнула она. — Здесь нет пищи. Нам грозит голодная смерть. Мы и подумали — может, нам стащить немного нефти, попривыкнуть к ней, ведь в ней, в конце концов, полно питательных углеводородов, а мы как-никак углеродная форма жизни. Неужто вы пожалеете последний глоток нефти для умирающих инопланетян?

— Ладно, ладно, достаточно. У меня есть дела поважнее, чем болтать со слизистыми. Вы же знаете, у нас идет война.

Паланкин скрылся в глубине туннеля, и Билл издал громкий вздох облегчения.

— Здорово у тебя это получилось! — сказал он, глядя на Миту влажными глазами, полными собачьей преданности.

— Еще бы. У меня настоящий артистический талант. Я ведь тебе не просто смазливая мордашка. Неужто ты до сих пор не догадался? Ты какой-то непонятливый. Ведь тебя это интересует? Или ты ненормальный, а может, извращенец? Тогда скажи, чтобы я больше не тратила зря время. Кто тебе больше нравится — я или Ки?

— Ты, конечно! Кто я, по-твоему, такой?

— Я просто хотела убедиться. А теперь давай сюда свои губы!

Она крепко стиснула его в объятиях, и они поцеловались. Биллу показалось, что он попал в лапы к страстному тигру, жаждущему проглотить его целиком…

— Ой! Ты меня укусила!

— Это любовные игры, милый. Привыкай.

— Эй вы, прекратите заниматься сексом при исполнении служебных обязанностей и катите сюда эти бочки.

Практис подозрительно посмотрел, как они покатили бочки мимо него, потом пошел за ними к посадочной площадке.

— Какая прелесть! — воскликнул дракон, облизываясь. — Самая лучшая марка. Восхитительно.

Быстрым движением стального когтя он проткнул бочку, запрокинул ее и выпил одним огромным глотком. Потом удовлетворенно изрыгнул язык пламени и обдал их облаком копоти.

— Прошу простить, что так веду себя за столом.

Голос его замолк и перешел в бульканье — вторая бочка последовала за первой. Потом воздух огласился хрустом и звоном — он принялся жевать бочки.

— Теперь мы можем поговорить о деле? — спросил Практис, когда был проглочен последний кусочек железа.

— Конечно. Вам нужно средство передвижения?

— Правильно.

— Куда?

— Хороший вопрос, — задумчиво произнес Практис. — Ты мог бы доставить нас на то плато, где вам всем так понравилось. Вы говорили, что еда там вполне удобоваримая.

— А местные жители — нет! — заявил Ки, и остальные закивали в знак согласия. — Одни психи. И ничего хорошего там нет — только гоняются все друг за другом и дерутся.

— Веское замечание. Но куда еще? Не можем же мы сдаться чинджерам.

— А почему бы к нет? — Все повернулись к Биллу с разной степенью отвращения на лице. Ки нагнулся и поднял с земли большой камень. — Погодите минуту! Мы просто перебираем возможные варианты. Их не так много, вы же знаете. Чинджеры говорят, что настроены мирно и не желают ни убивать, ни воевать. Так пусть они это докажут. Мы идем к ним. Им придется нас кормить, чтобы мы не сдохли. А если у них нет такой пищи, которая бы нам подошла, им придется поскорее отправить нас куда-нибудь с этой планеты.

— Этот план настолько глуп, что может сработать, — хрипло выговорил капитан Блай, едва шевеля запекшимися губами.

— Я говорю — нет, а адмирал тут я. Никакой сдачи в плен. Только в самом крайнем случае. Есть на этой пустынной планете еще какое-нибудь место, куда мы могли бы податься?

— Вот что, — сказал дракон, и все глаза устремились на него. — Я помню одну историю, которую рассказывал нам старый дракон, когда мы ночами сиживали вокруг костра и пекли орешки. Козьи. Он рассказывал про зеленое плато, где мы только что побывали, и про отвратительные формы жизни, которые там кишмя кишат. Но он рассказывал еще и про другое плато, такого же мерзкого зеленого цвета, которое лежит на расстоянии почти целого дневного перелета за ним. Но он предостерегал нас, чтобы мы не вздумали туда соваться. Ибо там таятся Страшные Опасности. И всякая Нечисть.

— Он так и говорил? Страшные Опасности и Нечисть?

— Угу. Именно так. И если вы думаете, что так легко произносить заглавные буквы, попробуйте сами.

— Нет, спасибо, — отозвался Практис. — Я хочу спросить только об одном. Ты сказал, что оно зеленое?

— Как глаз дракона во время течки.

— Интересное сравнение. Прекрасно. Отправляемся туда.

— А как насчет Страшных Опасностей и Нечисти? — жалобно спросил Билл. — Что-то мне это не нравится.

— А что еще делать? Выполняйте приказы, солдат. И первый приказ — заткнуться. Ладно, отправляемся немедленно. В полете будет сильно трясти, так что, если кто не облегчился, облегчайтесь сейчас. Останавливаться ради этого мы не станем. Вперед!

Когда они карабкались на спину дракона, послышался знакомый гнусный голос:

— Эй, дракон! Я хочу тебе кое-что сказать.

Носильщики поднесли паланкин с Зоцем.

— Да, сэр, — ответил дракон, поглядев через плечо, уселись ли уже пассажиры.

— Немедленно стряхни этих инопланетных слизистых — это приказ. Мне это не нравится.

— Ах вот как, сэр? Ну, вот это, я думаю, понравится вам больше.

С этими словами дракон выдохнул язык пламени, который мгновенно расплавил и носильщиков, и паланкин. Остался невредим только Зоц, покрытый тугоплавким золотом. Он вскрикнул и пустился наутек. Дракон развел пары.

— Летим, летим, летим! — пропел он фальцетом и поднялся в воздух.

— Огромное спасибо тебе за помощь, — с благодарностью сказала Мита.

— Не за что. С тех пор как я только вылупился из яйца, меня учили ненавидеть этого Зоца, мне про Зоца и говорить не хоцца. Может, он и не так уж плох…

— Он просто железное чучело!

— Вот и хорошо. Так приятно, когда предрассудки подтверждаются. А раз так — пожелаем себе летной погоды. Следующая остановка — плато Тайн.

— И облети то, другое плато подальше, — посоветовал Билл. — Вспомни, что случилось в прошлый раз.

— Как я могу это забыть? Я еще не обновил толком новое крыло.

Подкрепившись высокооктановым горючим, дракон был полон сил и летел всю ночь напролет. Никто не спал, особенно дракон, по вполне понятной причине, и рассвет они встретили невыспавшимися и с мутными глазами. Моргая, они смотрели на восходящее солнце и на плато, которое поднималось перед ними из безжизненной пустыни прямо по курсу.

— Долетели, — хрипло произнес Билл.

— Не совсем, — сказал дракон, зевая и выпуская небольшой клуб пламени. — Я хочу немного набрать высоту на случай, если и там кому-то не терпится нажать на спуск.

Они долго кружили в восходящих потоках воздуха, прежде чем дракон решился пересечь границу плато.

— Там действующие вулканы, — сказал Практис. — Держись от них подальше.

— Буду пока держаться, если вы настаиваете. Но как я люблю лаву! Волны огня, дымящиеся фумаролы! Это как раз по мне. А вот это, похоже, как раз по вам. Там что, война идет?

Практис приподнял нашлепку на глазу и выдвинул свой телескопический объектив.

— Очень интересно. Какое-то огромное сооружение, что-то вроде замка. Оно отчаянно защищается, потому что на него отчаянно нападают. Подробности с такой высоты разглядеть трудно, но похоже, что у них ничья. Приземляйся, дракон.

— Только не в самую гущу боевых действий! — взмолился Билл.

— Да нет, болван, не в гущу. Но поблизости от нее. Видишь вон тот холм, покрытый лесом? Садись по другую сторону от него, чтобы наступающие нас не видели. Оттуда мы произведем рекогносцировку.

За время долгого полета ноги у них так затекли, что они смогли только повалиться на землю и лежали, едва шевеля лапками, словно перевернутые на спину жуки.

— Надеюсь, полет вам понравился, — сказал дракон.

— Отличный полет. Замечательный. Ого-го! — задыхаясь, еле выговорили они.

— Прекрасно. Здесь я намерен вас оставить, потому что воюющие слизистые меня не интересуют. Увидимся.

Они слабо помахали руками своему верному скакуну, и могучие крылья подняли его в воздух. Он громогласно попрощался, осыпав копотью их беспомощные тела.

Билл шевельнулся первым и со стоном встал. Кругом простирался пышный луг, по которому с веселым журчанием бежал ручеек.

— Пойду напьюсь из этого веселого ручейка, — сказал он и шатаясь пошел к нему.

Остальные, как только смогли, присоединились к Биллу и растянулись на берегу ручья, жадно, с хлюпаньем глотая воду. Вскоре они пришли в себя, сели и принялись осматриваться на новом месте. Вокруг пели птички, жужжали пчелки, цветочки покачивали пышными головками на ветерке и раздавались громкие команды адмирала.

— Вы, младший лейтенант, гляньте, что там по другую сторону холма, и доложите. Остальные, прочешите местность — нет ли тут плодов, ягод или какой-нибудь другой еды. И запомните — есть самим запрещается под страхом трибунала. Все съедобное приносите мне на проверку.

— Как бы не так, — злобно проворчала Мита, и остальные кивнули в знак согласия. Все рассыпались по лугу, а Билл полез через заросли кустарника на холм и вскоре смог разглядеть, что происходит по другую его сторону. Он укрылся под кустом, который случайно оказался кустом черной смородины, и с наслаждением жевал ее, глядя вниз. Наевшись, он сорвал одну ягодку для адмирала и начал спускаться с холма.

Остальные уже вернулись и слушали разнос, который устроил им адмирал.

— Вы принесли только по одному плоду каждый! Вы меня за идиота считаете, что ли? Не смейте отвечать! А вы, лейтенант, что вы принесли?

— Ягоду! — Он протянул ее адмиралу, и тот в ярости заорал:

— Ягоду! А у самого все лицо от них синее. — Сердито глядя на Билла, он сунул ягоду в рот и проглотил ее. — Докладывайте! Что там происходит?

— Там вот что, сэр… — Билл сыто рыгнул, и взгляд адмирала стал еще на несколько градусов сердитее. — Тот замок, что мы видели по дороге сюда, насколько я видел, со всех сторон окружен атакующими. Подъемный мост поднят, и время от времени они поливают тех, кто стоит под стенами, кипящим маслом. Шуму и крику много, но они, по-моему, не особенно спешат.

— Какие у них ружья?

— Это самое странное. Нет у них никаких ружей. Есть большие деревянные машины, которые швыряют камни, и другие машины, которые пускают длинные дротики. Солдаты вооружены копьями, луками и стрелами, мечами и прочим в том же роде. И я было подумал, что все атакующие — женщины, потому что они в юбках. Потом я подполз поближе и разглядел, что у них волосатые ноги и что все они мужчины…

— Приберегите свои грязные сексуальные впечатления для соседей по казарме. Какую-нибудь еду вы видели?

— Еще бы! — Глаза у Билла загорелись. — У них там разведен костер, и над ним на вертеле жарится целая туша. Запах жареного доносился даже до меня.

Все проглотили слюну, сплюнули и прокашлялись.

— Надо вступить с ними в контакт, — сказал Практис. — А для этого нам нужен доброволец.

Глава 19

— Адмирал Практис, — сладким голосом начала Мита, — мне кажется, сейчас самое время сделать одну вещь.

Она сжала кулаки, шагнула вперед — и отвесила ему затрещину. Он навзничь повалился на траву, и на его физиономии тут же начал наливаться синяк.

— Вы меня ударили!

— А вы заметили?

— Солдаты! — вскричал он с пеной на губах, брызгая слюной во все стороны. — Мятеж! Убейте изменницу на месте!

Но никто не кинулся восстанавливать справедливость. Двинулся с места один Ки — он зевнул, подошел к адмиралу и пнул его ногой в ребра.

— Дошло до вас? — спросил капитан Блай. — Я вижу, ваши остекленевшие глаза выражают полное непонимание, так что придется все вам растолковать. Мы находимся в бессчетных световых годах от нашей ближайшей базы, на которой даже не знают, где мы. Шансов выбраться с этой планеты у нас очень мало. И похоже, что, пока мы здесь, все чины отменяются. Обращаться друг к другу мы будем по имени. Меня зовут Арчибалд.

— Мне больше нравится «капитан», — сказала Мита. — А как ваше имя, Практис?

— Адмирал, — злобно буркнул он.

— Ну, будь по-вашему, если вам так нравится. Но больше никаких приказов, никакого чинопочитания и всей этой армейской хреновины, ясно?

— Никогда я не подчинюсь диктатуре пролетариата.

Они принялись колотить его ногами по ребрам, пока он не завопил:

— Да здравствует Народная Социалистическая Республика Сша!

— Вот это другое дело, — сказал Ки. — Ну а что дальше?

— Разрабатываем план? — с готовностью предположил Билл.

— Заткнитесь, — намекнул Практис. — Имею я право высказаться? Ведь теперь я из вашей шайки?

— Один человек — один голос. Говорите.

— Здесь идет война. Там, за холмом, — армия. А во время войны, когда рядом армия, всегда страдают мирные жители. Верно?

— У вас безупречная логика.

— Значит, мы не должны вести себя, как мирные жители. Мы военные и вступим в армию. И нас накормят. Предлагаю создать воинскую часть и выбрать командира. А потом пойти в добровольцы.

— А кто будет командиром? — спросил Билл.

— Наверное, экс-адмирал, — сказала Мита. — Черный монокль, лысина, отвратительные манеры — сразу видно, как раз из таких выходят офицеры. К тому же в прежней жизни он имел опыт командования. Беретесь, Практис?

— Никак не ожидал, что вы мне это предложите, — сладким голосом ответил тот и, мгновенно сменив тон, рявкнул: — Становись! — но тут же заискивающе добавил: — Пожалуйста. Рад, что вы готовы сотрудничать. Надо, чтобы все было похоже на правду, поэтому постарайтесь шагать в ногу, если сможете. Спину распрямить, живот подобрать, грудь вперед — шагом… а-арш!

Он пристроил на плече свой маленький динамик и поставил бодрящий марш «Рев ракет, гром орудий, крики умирающих» — там очень громко бьют в большой барабан, так что даже тупица из тупиц понимает, когда надо шагать левой.

Промаршировав через луг и вокруг холма, они приблизились к армии осаждающих. Когда их заметили, битва замедлилась и остановилась. Все уставились на них, выпучив глаза и разинув рты. Офицер, который, по-видимому, командовал операцией, в доспехах из меди и кожи тоже повернулся к ним. Их пение заглушило даже плеск кипящего масла, лившегося со стен. Эхом отдавались слова марша:

Зрелище было крайне воинственное — для тех, кто мало что понимает в воинственных зрелищах. Отбивая шаг, они строем подошли к офицеру, и Практис во весь голос выкрикнул последнюю команду:

— Рота, стой!

Пристукнув сапогами, они остановились, и Практис лихо отдал честь офицеру — так эффектно это у него никогда не получалось.

— Все в наличии, СЭР. Адмирал Практис со своей частью явился для несения службы, СЭР.

При их внезапном появлении офицер сначала встал было в тупик, но тут же из него вышел, обернулся и что-то скомандовал через плечо хриплым голосом. К ним рысцой подбежал какой-то пожилой человек в грязной одежде и со столь же грязной белой бородой.

— Ave atque vale![53] — нерешительно сказал он.

— Убей меня, папаша, не понимаю, — ответил Практис. — Я знаю два-три языка, но такого никогда еще не слыхал.

Старик приложил руку к уху, прислушался и, кивнув, по-вернулся к офицеру:

— Варварская смесь гэльских наречий, центурион. Немного от англов, немного от саксов, попадаются гортанные звуки — это из старонорвежского, и все это местами сдобрено латынью. Ничего интересного, даже существительные не склоняются.

— Хватит твоих лекций, Стерк. Ты здесь всего-навсего раб. Иди работай — продолжай жарить быка, а тут я займусь сам. — Он осмотрел с ног до головы Практиса и весь его маленький отряд и скривился. — Клянусь великим Юпитером, что это еще за сброд?

— Добровольцы, благородный центурион. Наемники, которые желают служить под твоим началом.

— Где ваше оружие?

— Тут вышла такая история…

— Какая?

Адмирал не сразу придумал, что бы соврать, но ему на помощь пришла Мита, которая уже начала приобретать богатую практику по этой части.

— Здесь дело чести, и наш уважаемый командир не хочет об этом говорить. Некоторое время назад, когда мы переходили ручей, нас застиг внезапный паводок. Чтобы не утонуть, нам пришлось бросить оружие и спасаться вплавь. Конечно, потерять оружие — позор для солдата, и наш командир даже пытался броситься на свой меч, но меча-то у него уже не было. Поэтому он и привел нас сюда, чтобы мы вступили в твою армию и вернули утраченную честь в огне битвы…

— Ладно, достаточно, — крикнул центурион. — Объяснение короткое и исчерпывающее. Во всяком случае, я ни слову не верю. — Он увидел, что Мита собирается что-то сказать, и крикнул еще громче: — Довольно! Верю, верю! И, кстати, мне сейчас в самом деле не хватает людей. Плата — один сестерций в день. Вам выдадут по одному мечу и по одному щиту на человека, и вы не будете получать платы, пока за них не рассчитаетесь. Примерно год — или до тех пор, пока вас не убьют. В этом случае оружие как государственная собственность будет возвращено государству…

— Мы согласны на эти условия! — заорал Практис, заглушая шум битвы. — Мы у вас на службе. Когда кормежка?

— Бык готов! — крикнул пожилой раб, и в возникшей суматохе новоприбывших едва не затоптали. Но они не ударили в грязь лицом — толкаться за кормежкой им было не привыкать. Поработав локтями и применив несколько приемов карате, отважный маленький отряд оказался в самой голове очереди как раз к тому времени, когда началась раздача мяса. Спасаясь от напора голодной толпы, они утащили свою еще шипящую добычу в ближайшую рощицу и принялись ее уплетать.

— Мясо слишком жирное, недожаренное, подгорелое, песок на зубах хрустит, и вообще гадость, — сказал Ки. — Но вкусно.

Все кивнули и вытерли жирные пальцы о траву.

— А чем его запить?

Билл указал пальцем.

— Вон стоит бочка, и к ней очередь с кружками. Они встали в очередь и взяли по кружке из лежавшей на земле груды. Кружки были кожаные и обмазанные чем-то вроде дегтя. Практис, как и положено офицеру, подошел первый и подставил свою кружку. В нее плеснули из черпака какой-то жидкости, он сделал большой глоток и тут же выплюнул.

— Ух! Это вино на вкус — как уксус пополам с водой.

— А это и есть уксус пополам с водой, — сказал раздатчик. — Вино только для офицеров. Следующий!

— Но я офицер!

— Обратитесь в профсоюз, это не мое дело. Следующий!

Как ни противна на вкус была эта жидкость, все же она помогала еще более противному на вкус мясу проскочить в горло. Они осушили по кружке и растянулись на земле, чтобы вздремнуть после еды. Почувствовав, что на его лицо упала какая-то тень, Практис заворочался во сне, открыл один глаз и увидел, что над ним возвышается чья-то темная фигура.

— К оружию! — завопил он и принялся шарить вокруг себя в поисках меча.

— Это всего-навсего я, раб Стерк, — сказал раб Стерк. — Ты адмирал, который командует этим отрядом?

Практис сел и бросил на него подозрительный взгляд.

— Ага. А кому какое до этого дело?

— Я раб Стерк…

— Ты уже представился. Чего тебе надо?

— Скажи мне, адмирал — это офицер?

— Самый главный на флоте.

— А что такое флот?

— Тебе это зачем-то нужно знать?

— Да, сэр.

— На флоте говорят «так точно, сэр».

— Так точно, сэр.

— Вот это уже лучше. Так чего тебе надо?

— В жизни не слышала разговора нелепее и нуднее, — сказала Мита, снова улегшись поудобнее и натянув на голову куртку.

— Вино для офицеров, — сказал Стерк, скидывая со спины пузатый кожаный бурдюк. — Раз ты офицер, я тебе принес немного.

— Эта армия мне начинает нравиться, — радостно сказал Практис, запрокинул голову и направил темную струю из бурдюка себе в глотку.

Его пришлось колотить по спине не меньше пяти минут, прежде чем приступ судорожного кашля прошел. К этому времени все проснулись. Билл сделал маленький глоток и выпучил глаза.

— Впрочем, мне приходилось пить и похуже, — хрипло заметил он.

— В нем все-таки есть алкоголь, — сказал Практис еще более хрипло. — Дайте сюда.

— Может ли ничтожный раб спросить, что привело вас в эти края? — заискивающе спросил Стерк, видя, что они вот-вот нахлещутся до обалдения.

— А, так вот зачем ты здесь! — сказал Ки. — Тебя прислал тот офицер, чтобы все у нас выведать. Попробуй только это отрицать.

— С какой стати? — хихикнул старик. — Так оно и есть. Он хочет знать, откуда вы пришли и что здесь делаете.

Все взгляды обратились на Миту — похоже, она ухе была произведена в лжецы первой статьи.

— Мы пришли из далекой страны…

— Не может быть, чтобы из слишком далекой — это плато не так уж велико.

Она улыбнулась и переключила передачу в своей машинке для вранья.

— Я не говорила, что мы с этого плато. Мы с другого плато, и мы бежали оттуда через песчаное бездорожье бесконечной пустыни, спасаясь от идущей там бесконечной войны.

— Вы не первые, кто бежит от этих ненормальных бартрумианцев. Но вы не краснокожие и не зеленые — значит, вы мерзкие белые обезьяны.

— И сюда дошли слухи о них? Забудь, все это чепуха. Там много чего происходит, о чем вы не имеете ни малейшего представления.

— А мне до этого нет дела. Я просто пытаюсь напоить вас допьяна и выведать, где вы спрятали свои радиевые ружья.

— У нас их не было.

— Вы уверены? Спрашиваю в последний раз.

— Вполне уверены. Теперь давай вино, хоть оно и скверное, и катись отсюда. Неужели ты думаешь, что, будь у нас хоть какое-нибудь оружие, мы вступили бы в вашу паршивую армию?

Старый раб погладил бороду и кивнул.

— Вот это, адмирал, уже похоже на правду. Значит, у вас нет никакого другого оружия, и вы готовы драться, вооруженные лишь мечом и щитом или еще чем-нибудь столь же примитивным?

— Правильно.

— Это все, что я хотел узнать. Можете наслаждаться вином.

Стерк униженно склонился перед ними, и все снисходительно помахали ему рукой.

Потом Стерк поднес ко рту свисток, который до того прятал в ладони, и пронзительно свистнул. Со всех сторон из-за деревьев выскочили солдаты, и мгновение спустя к горлу каждого были приставлены острые копья.

— Отведите их в цирк, — приказал Стерк. — Там теперь будет шесть новых добровольцев.

— В цирк? К дрессированным медведям, клоунам и слонам? — радостно спросил Билл.

— К копьям, мечам, трезубцам, львам и тиграм. На верную смерть.

Глава 20

Под угрозой копий отважный маленький отряд провели через весь лагерь под насмешливые крики и издевательства грубых солдат.

— Вы об этом пожалеете!

— Morituri te salutamus![54]

— Иностранцы!

— Варвары!

Не обращая внимания на оскорбления, большей части которых они все равно не понимали, они дошли до палатки центуриона.

— Слава тебе, центурион Педикул, слава! — вскричал дряхлый раб. — Пленники доставлены.

Откинув полотнище палатки, вышел Педикул. Он уже снял доспехи и был в просторной тунике, которая выгодно подчеркивала его мужественную фигуру и позволяла видеть, насколько он толстобрюх, кривоног и косоглаз.

— Выстройте их передо мной, — приказал он, глядя на всех сразу и ни на кого в отдельности.

Ударами мечей и копий пленников заставили встать в ряд. Педикул осмотрел их.

— Вот этот хорош собой — рослый, крепкий и с клыками, — сказал он, глядя на Билла.

— О, благодарю вас, сэр, — заискивающе сказал Билл.

— Поставьте его первым. Он, должно быть, продержится несколько раундов, прежде чем его прикончат.

— Да я тебя первый прикончу, пузатый! — проворчал Билл и прыгнул вперед — но ему преградили путь обнаженные мечи.

Педикул злорадно усмехнулся, показав вставную челюсть, которая тут же выскочила у него изо рта, и он поспешно запихнул ее обратно. Проходя мимо адмирала, Вербера и Блая, он лишь окинул их презрительным взглядом и остановился перед Митой, пожирая глазами ее роскошные формы.

— Остальных — на арену, — приказал он. — Кроме вот этой! Разденьте ее догола и умастите бальзамом, миррой и лимонной умывальной водой. Потом оденьте в лучшие шелка — она будет моей рабыней для любви.

— О, благодарю тебя, добрый командир! — выдохнула Мита, поймала его руку и склонилась над ней, чтобы поцеловать. — А ты ничего себе для палеолита. Таких любезных предложений я не слыхала уж много лет. И, наверное, упала бы в обморок от такой заманчивой перспективы, если бы только челюсть у тебя получше держалась.

С этими словами она крепко стиснула его кисть, тренированным движением захватила локоть и рванула в сторону и на себя. Педикул издал крик боли и вслед за ним — вопль страха, когда она подбросила его в воздух и швырнула на палатку. Палатка обрушилась и накрыла его. На его полузадушенные крики подбежали солдаты, и через несколько секунд Мита и все остальные уже стояли неподвижно с приставленными к горлу остриями мечей.

— Отлично, — сказал Билл. — Ты молодец.

— Спасибо, милый, доброе слово всегда приятно. А кроме того, что я молодец, я еще три года подряд была чемпионом ВМФ.

— Всего флота? Военно-морского?

— Да нет, кретин. Вспомогательного и мусоровозного.

— На арену! — проскрежетал Педикул, выбираясь с помощью солдат из развалин палатки. Челюсть он потерял, парик сбился на глаза. — Смерть, кровь, мучения — мне не терпится это видеть. И первой выпустите эту чересчур мускулистую красотку!

Подгоняемые уколами копий, преследуемые ревущей толпой солдат, они добежали до арены. Это была естественная поляна, примыкавшая к косогору, на котором были устроены шедшие полукругом ряды мест для зрителей. Поляну окружала стена, земля на ней была выровнена и покрыта пятнами крови. На поляну выходили клетки, в ближайшую из которых затолкнули пленников. Из соседней клетки донесся страшный рев, и все попятились, боясь, что хищник дотянется до них через решетку. Все, кроме Миты, которая просунула руку между прутьями прежде, чем ее успели остановить.

— Кис-кис-кис, иди сюда, — сказала она.

Угрожающего вида дикий кот радостно замурлыкал, когда она принялась чесать его за ухом. Кот был одноглазый и покрытый шрамами — сразу видно, что испытанный боец.

— Да он всего в полметра ростом, — удивился Билл.

— И больше никаких животных не видно, — добавил Ки, указывая на остальные клетки. — Все пустые. А где же львы и тигры?

— Для них сейчас не сезон, — сказал подошедший начальник рабов, щелкнув бичом. — Львы и тигры у нас выступают только в те месяцы, название которых начинается на X.

— Но таких месяцев вообще нет! — сказал педантичный Практис.

— Да? А как же XI и XII, умник ты этакий? Ладно, ребята, потеха начинается. Нужен доброволец — кто пойдет первым?

Когда пыль осела, стало видно, что все стоят, прижавшись спиной к решетке. Практис и капитан Блай оказались последними — у них в отличие от рядовых не было мгновенного рефлекса на слово «доброволец». Начальник рабов злобно усмехнулся.

— Нет добровольцев? Тогда я выберу сам. Вот ты, громила Центурион хочет, чтобы ты открыл предварительные состязания. А красотку он сберегает под конец.

— Удачи, Билл, — сказали они, выталкивая его вперед — Ты умираешь за правое дело.

— Приятно было с тобой познакомиться. Счастливого пути.

— Желаю тебе попасть на небеса — хоть на часок, пока дьявол не узнает, что ты убит.

— Ну, спасибо, ребята. Вы меня очень поддержали.

Все это Биллу очень не нравилось. Одно дело — война со всеми ее ужасами. Но дурацкий смертоносный цирк на каком-то богом забытом плато? Ему не верилось, что все это действительно происходит с ним.

— С тобой, с тобой это происходит, — проворчал начальник рабов, угадав его мысли. — А теперь бери меч и сеть, выходи и постарайся выступить получше. Иначе смотри.

— А чего смотреть? Что может быть хуже? Билл примерился к мечу, перехватил его поудобнее и приготовился.

— Что может быть хуже? Тебя могут вздернуть на дыбу, четвертовать, засечь плетьми, сварить в кипящем масле, а для начала повыдергать ногти.

Билл с яростным ревом кинулся вперед, но остановился как вкопанный, увидев шеренгу лучников, которые целились в него.

— Все ясно? — спросил начальник рабов. — Теперь иди и делай, что приказано.

Билл поглядел вверх, на вопящую толпу солдат, на императорскую ложу, где в окружении каких-то шлюх восседал со злобным видом пузатый Педикул. Выбора, похоже, не оставалось. Он повернулся и потащился на арену, помахивая мечом и сетью и размышляя, как это его угораздило так вляпаться.

На арене он оказался один. Но в дальнем ее конце уже отпирали клетку, и из нее вышел высокий блондин с трезубцем в руках. На нем была изящная, но изорванная в клочья одежда я дорогие, но стоптанные сапоги. Однако выступал он величественно, как король, не обращая внимания на крики черни. Широким шагом он подошел к Биллу и оглядел его с головы до ног.

— Отвечай, презренный, как твое прозвание, — сказал он.

— Звание — солдат, временно произведен в младшие лейтенанты.

— Думается мне, ты меня не понял. Твое имя?

— Билл.

— Я Артур, король Авалона — хотя этим негодяям сие и неведомо Можешь звать меня Арт, чтобы сохранить мою тайну.

— Ладно, Арт. А меня приятели зовут Билл.

Видя, что они мирно беседуют, вместо того чтобы заниматься человекоубийством, зрители пришли в ярость. На арену посыпались пустые бутылки и оскорбления.

— Надо драться, друг мой Билл, — или хотя бы делать вид. Защищайся!

Он сделал выпад трезубцем, и толпа разразилась кровожадными воплями. Билл парировал удар и сделал шаг в сторону. Арт прыгнул вбок, увертываясь от сети, которую попытался набросить на него Билл.

— Вот это воистину дело. Мы должны притворяться, что деремся, пока не окажемся на той стороне арены под императорской ложей. Получай, презренный!

Его меч скользнул по ребрам Билла, распоров куртку. Почувствовав прикосновение холодной стали, Билл взвизгнул и отпрыгнул назад. Толпа пришла в восторг

— Ты полегче! Еще проткнешь меня, чего доброго!

— Клянусь, что нет. Но, как говорят простолюдины, надо, чтобы это смотрелось. Нападай! Нападай!

Сталь звенела о сталь. Грубая толпа неистовствовала. Она взревела от радости, когда нога короля попала в сеть. Она взревела от разочарования, когда он выпутался. Выпад следовал за выпадом, пока они не оказались под самой императорской ложей.

— Наконец-то, — задыхаясь, выговорил Артур. — Тут есть запасной выход с арены — под самой ложей. Его охраняет вон тот часовой. Туда мы и скроемся — после того, как ты меня убьешь.

Они со звоном скрестили оружие. Толпа разразилась ревом. Билл в недоумении шепнул:

— А как это мы скроемся, если я тебя убью?

— Сделаешь вид, что убьешь, тупая ты голова! Опутай меня своей сетью и воткни мне меч между боком и рукой. Как во всех плохих пьесах.

— Понял. Начинаю.

Со скоростью атакующей кобры сеть взметнулась вверх и опутала его противника. Правда, бросать сеть он был не мастер, Арту пришлось нырнуть вперед, чтобы в нее попасть, а потом подтянуть к себе край, чтобы запутаться в ней.

— Давай, давай, презренный! — прошипел он, увидев, что Билл стоит, растерянно моргая. — Повали меня и потребуй, чтобы толпа вынесла приговор.

Конечно, им не помешали бы несколько репетиций, но для этих зрителей сошло и так. Билл прыгнул вперед, и Арт упал под его напором, старательно запутавшись трезубцем в сети. Билл схватил его за руку, прижал к земле, поставил колено ему на грудь. Чувствуя себя несколько нелепо, он занес меч, готовый нанести удар, и обернулся к зрителям.

Разыгранную ими немудреную сцену толпа приняла за чистую монету. Все вскочили на ноги, требуя смерти, — большой палец у каждого был опущен к земле. Билл огляделся вокруг — все пальцы указывали вниз. Он взглянул на Педикула, но тот держал палец вниз с особым злорадством.

— Прикончи его, — крикнул он. — Впереди еще много схваток.

Билл опустил меч, как ему было сказано. Тело Арта вытянулось в предсмертной судороге и застыло неподвижно. Толпа неистовствовала. Билл вытащил меч и подошел к императорской ложе. Все взгляды были устремлены на него. Что оказалось очень кстати, потому что король на самом деле запутался в сети и никак не мог выпутаться. Билл уголком глаза заметил это и, размахивая мечом, с криком бросился вперед: нужно было срочно отвлечь внимание на себя.

— Слава тебе, центурион Педикул, слава!

— Ну ладно, слава так слава, — проворчал центурион, заглядывая в программку, потом снова посмотрел на Билла. — Погоди-ка, а почему у тебя на мече нет крови?

— Потому что я вытер его об одежду убитого.

— Что-то я не видел, чтобы ты его вытирал. — Педикул нагнулся вперед, ища что-то глазами. — Да я и убитого не вижу!

— Сюда! — крикнул Арт, оттолкнув часового так, что тот покатился на землю, и ногой распахнув дверцу с красной надписью: «ЗАПАСНОЙ ВЫХОД».

Дважды просить Билла не пришлось — он нырнул в дверцу сразу вслед за Артом. Они бежали по длинному извилистому туннелю, слабо освещенному солнечным светом, который пробивался в щели между досками трибуны у них над головой вместе с сыпавшимися оттуда ореховыми скорлупками и косточками маслин. До них донесся топот ног и гневные крики ярости и разочарования. Позади с грохотом слетела с петель дверца, и в нее повалили вооруженные солдаты.

— Беги, презренный, беги! Беги так, словно все дьяволы ада гонятся за тобой по пятам!

— А они и гонятся, — задыхаясь, едва выговорил Билл, прислушиваясь к несшимся сзади яростным воплям.

Впереди что-то забрезжило, и Билл увидел свет в конце туннеля. Распахнулась деревянная дверь, и им преградил путь вооруженный человек.

— Мы погибли! — вскричал Билл.

— Мы спасены! Это мой воин.

— Слава тебе, Артур! — крикнул воин, подняв сверкающий меч.

— Привет, Модред. Кони с тобой?

— Воистину со мной.

— Молодец, рыцарь. Вперед!

Под деревьями толпились вооруженные солдаты. Артур одним прыжком взлетел на коня, Модред подсадил Билла на другого, а сам сел позади. Они уже скакали во весь опор по лугу, когда из двери показались первые преследователи.

Однако их бегство не осталось незамеченным. Теперь за ними в погоню с воплями и проклятьями бросилась вся армия. В воздух взлетели стрелы и копья. Но двое всадников в тяжелых доспехах заняли места в арьергарде, и стрелы и копья, не причиняя им вреда, отлетали от их брони. И от конской брони тоже, ибо коней защищали стальные накрупники, поножи и, поскольку это были жеребцы, еще и клепаные стальные начленники. Все было предусмотрено до мельчайших подробностей.

Они скакали по дороге к замку, а перед ними уже опускали подъемный мост. Его конец с грохотом упал на землю по эту сторону рва в то самое мгновение, когда передний конь занес переднее копыто. Копыто стукнуло по дереву, за ним — все остальные копыта. С раскатистым топотом они проскакали по мосту, и тот снова поднялся, как только над ним промелькнул последний конский хвост. Преследователям осталось только бесноваться на краю рва, а защитники замка покатывались от хохота на башнях.

Всадники остановили коней в парадном дворе замка, среди топота копыт и брызжущей во все стороны пены. Билл соскользнул на землю, и Арт, снова превратившийся в короля Артура, подошел к нему и дружески пожал ему руку.

— Добро пожаловать, чужеземец, добро пожаловать в Авалон.

— Все это прекрасно, — сказал в ответ Билл, — и я ценю такую честь. Но как насчет моих друзей — нельзя же оставить их там на верную смерть!

И тут у него упало сердце.

— А что, если они уже убиты?

Глава 21

— Умерь свои страхи, мой новый товарищ Билл. Воистину, разве я не предвидел, что вся эта комедия на арене, равно как и само наше бегство и погоня, прекрасный отвлекающий маневр? Все их войско было там. Поэтому храбрейшие из моих рыцарей вышли наружу через потайной ход, неведомый нашим врагам. Из надежного укрытия они наблюдали за тем, что происходит, и должны были напасть на ослабленное войско, чтобы освободить твоих друзей. Вперед! Поднимемся на башню и посмотрим, чем кончилось дело.

Артур, который был, по-видимому, в прекрасной форме, поднимался по лестнице, прыгая через две ступеньки. Билл едва поспевал за ним. Поднявшись наверх, они увидели, что их поджидает какой-то дряхлый старик в остроконечной шапке.

— Слава тебе, король Артур, слава! — выкрикнул он.

— И тебе слава, добрый Мерлин. Что ты можешь нам сообщить?

— Сообщаю, что я глядел в свое волшебное зеркало и видел все, что случилось внизу.

Билл осмотрел волшебное зеркало и одобрительно кивнул.

— Неплохой телескоп-рефлектор, хотя и маленький. Зеркало сам шлифовал?

Мерлин высоко поднял лохматую седую бровь, провел ладонью по длинной бороде и спросит:

— Мой господин, я воистину в удивлении. Кто этот всезнайка?

— Его прозвание Билл, и он тот пленник, которого я спас на арене. А как другие пленники?

— Воистину я все видел в своем… — он бросил сердитый взгляд на Билла — …волшебном зеркале. Твои могучие рыцари кинулись в атаку, пронзили своими копьями великое множество этих деревенщин, обратили в бегство остальных и освободили пленников.

— Отлично! Пойдемте вниз, дорогие друзья, и вкусим там разных лакомств и прекрасных вин, чтобы отпраздновать этот день.

«Прекрасные вина» — это прозвучало заманчиво. Билл так заторопился, что наступил Мерлину на халат.

Зал, куда они вошли, заполняли какие-то верзилы в стальных доспехах, которые с лязгом и скрипом расхаживали взад-вперед, во весь голос хвастая своими подвигами.

— Ты видел, как мое верное копье пронзило ему башку?

— А я проткнул сразу троих!

— Я-то их не считал, но могу сказать…

— Билл! — позвал чей-то знакомый дружеский голос, и через толпу к нему протолкалась Мита. Ее сопровождали недовольные крики тех, кому она наступила на шпоры, и вопль толстого рыцаря в кольчуге, которого она отшвырнула в сторону. Билла обхватили теплые мускулистые руки, к его губам прижались жадные губы, и кровяное давление у него подскочило одновременно с температурой.

— Как звать эту прекрасную деву? — послышался откуда-то издали голос Артура, и Билл, очнувшись, приступил к процедуре представления.

— Это Мита, Артур. Это Артур, Мита. Он здешний король.

— Руку, Арт. Тут у тебя неплохо. И спасибо, что прислал войска нам на выручку. Если я смогу тебе чем-нибудь отплатить — только скажи.

Глаза короля налились кровью от вожделения. Он крепко стиснул ее руку, оттеснив Билла в сторону.

— Есть только один способ… — начал он хрипло.

— Артур, ты должен представить меня этим милым людям.

Слова были довольно обычные, но в них прозвучала неприкрытая угроза. Король поспешно бросил руку Миты, словно раскаленную кочергу, обернулся и поклонился.

— Гиневра, королева моя, что делаешь ты здесь, вдали от своих покоев?

— За тобой присматриваю.

Это не помешало ей присмотреться и к Биллу, которому она ласково улыбнулась.

— Я Билл, а это Мита, — представился он ослепительной рыжеволосой красавице.

— Очень рада, королева, — лицемерно произнесла Мита. Когда мы познакомимся поближе, вы непременно скажете мне, кто вам так красит волосы…

— Да услышат меня все, кто здесь есть! — поспешно воскликнул Артур, видя, что дело может далеко зайти. — Все, кто собрался здесь, чтобы приветствовать наших гостей, только что спасенных из рук язычников. Любезные гости, познакомьтесь с сэром Ланселотом, сэром Навэном, сэром Модредом… — список оказался длинным.

Билл не остался в долгу и представил своих — полностью, с чинами, званиями, личными номерами и всем прочим. Последовали многочисленные рукопожатия, после чего Билл с радостью схватил бокал вина, который поднес ему слуга. Зазвучали тосты, а на закуску подали лакомства — это оказались ласточки в сахарной глазури. Что было бы не так уж плохо, если бы их сначала ощипали. Потом рыцари затопали из комнаты, чтобы поменять доспехи, а дамы вышли попудриться Получившие свободу пленники рухнули на стулья, стоявшие вокруг обширного круглого стола, отодвинутого к стене на время празднества. Артур постучал по столу рукоятью кинжала.

— Прошу внимания. Мои новые боевые друзья, не случайно мы собрались здесь сегодня. Сейчас Мерлин расскажет вам о том, что было, что есть сейчас и что будет. Мерлин, твое слово.

Жидкие аплодисменты затихли, когда Мерлин поднялся на ноги.

— Итак, слушайте, — начал он с легким валлийским акцентом. — Добрый король Артур по горло сыт этими зловредными римскими легионами — вот где они у него сидят и даже еще глубже. В нашем королевстве все идет прекрасно, налоги поступают аккуратно, а если не поступают налоги, то поступают как полагается с крестьянами, — так ведь это же феодализм, чего вы от него хотите? Но я отвлекся. Если бы нам никто не мешал, мы бы возделывали свой хлеб, время от времени проламывали друг другу головы на турнирах, крестьяне чесали бы в затылках, и все шло бы отлично. Но нет! Всякий раз, как только все налаживается, снова являются легионы. Они осаждают замок, стреляют из своих баллист и арбалетов и вообще валяют дурака, пока им не надоест и они не отправятся восвояси. Им-то хорошо — я полагаю, это взбадривает их примитивную экономику, доставляет им хлеб и зрелища и все такое прочее. Но каково нам? Налоги растут, потому что каменщиков приходится сгонять сюда чинить стены. И знаете, сколько времени это продолжается? С незапамятных времен, вот сколько.

— Но я поклялся, что скоро этому придет конец.

— Правильно, Артур, конец, точно. На чем я остановился? — Потеряв нить своей сладкозвучной речи, Мерлин опрокинул бокал меда, пропел несколько нот из «Гарлехских молодцов», чтобы прочистить горло, и продолжал с новым пылом. Голос его гулко отдавался под сводами зала.

— Но больше этого не будет! Артур, наш король, как вы только что слышали, сыт этим по горло. Мы послали к врагам шпионов. Те из них, кого не поймали и не распяли, вернулись. И вот что они узнали.

Наступило молчание. Все не отрываясь смотрели на него, включая Артура: он хоть и слышал уже эту историю, всегда упивался волшебными речами Мерлина. Мита с обильно напудренным носиком скользнула в дверь и присоединилась к слушателям. Еще глоток меда, и Мерлин пустился повествовать дальше:

— Все они язычники, но это мы знали и раньше. Они гадают по козлиным внутренностям, воскуряют благовония Меркурию и Сатурну, от бесплодия приносят жертвы Минерве, поклоняются Юпитеру и предаются всем прочим пантеистическим глупостям. Но скажите-ка мне, какого бога я не назвал? Я вижу в ваших глазах недоумение, которое свидетельствует либо о скверной памяти, либо о недостатке классического образования. Я скажу вам — не хватает Марса!

Все разразились громкими аплодисментами, сами не зная почему — разве что потому, что этому, очевидно, придавал такое значение Мерлин. Потом все поспешно выпили вина, и он продолжал:

— Марса, бога войны. Конечно, самого важного для этого воинственного племени. Моим шпионам не хватило духу пробраться в глубь их страны, последовать за центурионами, когда те потайными тропами отправились в горы. Но я последовал за ними сам, ибо нет таких тайн, в которые не мог бы проникнуть Мерлин! Переодевшись седобородым стариком, я шел за ними, пока не обнаружил это за самыми дальними горами, на краю утеса, где кончается плато, — там я это обнаружил!

— Сейчас будет самое интересное, — сказал король Артур с горящими глазами, нетерпеливо сжимая в руке рукоять меча.

— Знаете ли вы, что это было? Я скажу вам. Это был храм Марса! Вырубленный из целой скалы, с мраморными колоннами, резными наличниками и с алтарем перед ним, на которые были возложены жертвы и приношения. Эти приношения офицеры несли туда собственными руками, ни одного легионера не было видно поблизости — можете себе представить, как все это тайно и важно. А принеся жертвы, они в страхе отступили назад — и им было чего бояться! Наступила ночь, хотя день еще не кончился. Загремел гром, засверкали молнии. Потом таинственное сияние заполнило воздух, и стало видно, что приношения исчезли. А потом, на бис, заговорил сам Марс. От его голоса, наводившего ужас, вставали дыбом волосы и сам собой опорожнялся мочевой пузырь, можете мне поверить. И дело не ограничилось одним-двумя пророчествами и прогнозом погоды. Этот небесный пьяница повелел им снова начать войну! Вот где корень всех наших бед! Эти ленивые легионеры и толстопузые центурионы были бы рады-радешеньки сидеть без дела, бросая рабов на съедение львам и накачиваясь дешевым пойлом. Но нет. Марса это не устраивает. Готовьтесь к войне, говорит он, стройте баллисты, призывайте воинов, начинайте вторжение…

Мерлин так увлекся, что на губах у него показалась пена, он весь трясся, как в лихорадке. Подскочившая Мита с помощью Билла усадила его на стул и влила ему в рот бокал меда. Артур молча понимающе кивнул.

— Вот и вся суть. Если мы хотим покончить с этой бесконечной войной, нужно вступить в битву с языческими богами.

— Неплохая идея, — кивнул Практис. — И ваше войско как раз для этого годится. Тяжелая кавалерия, внезапная атака, обход с флангов, бац — и дело в шляпе.

— Если бы это было так, могущественный адмирал! Но — увы! — это не так. Мои мужественные и бесстрашные рыцари робеют и прячутся под кровать, когда речь заходит о богах.

Оправившийся Мерлин оживленно закивал головой.

— Суеверные трусы, вот они кто. Им бы только красивые слова говорить. «Воистину я отдал бы свою жизнь за своего господина». Хрен бы он отдал, а не жизнь! Одна молния из храма — и он пробежит, не останавливаясь, целую милю. Тут уж ничего не поделаешь. Малодушные трусы — и это несмотря на то, что я предложил им полную божественную защиту!

Мерлин схватил кожаный мешок и вывалил на круглый стол все, что в нем было.

— Посмотрите только! Чеснок — тоннами. Крестиков — больше, чем вы найдете в ином монастыре. Распятия, в которых заключена святая вода. Целые ящики реликвий, мешки костей святых, обломок Истинного Креста, трюмный насос из Ноева ковчега — все, что угодно! И что они говорят при виде этого? «К сожалению, у меня как раз на это время назначена деловая встреча». Никто из них не хочет идти — даже сам король!

— Воистину я бы отправился в этот поход, не будь у меня множества срочных государственных дел. Тяжек груз, который несет голова, увенчанная короной.

— Ну да, конечно, — проворчал Мерлин: он, конечно, не попался на эту удочку, но не отважился на оскорбление его величества. — И что мы теперь имеем? Главная угроза нашему королевству известна, обнаружена и может быть устранена. Но кем — одиноким стариком? Вы шутите! Да, мое могущество, конечно, велико, но мне нужна грубая сила и несколько боевых топоров за моей спиной.

— И тут появляемся мы, — сказал Билл. Он только сейчас понял, что их спасение не было продиктовано чистым альтруизмом.

— Ты поглядел мне в карты. С помощью своего телескопа — то есть волшебного зеркала — я видел, как вы приземлились. Вас принес летучий дракон — и я, будучи валлийцем, оценил это по достоинству. Я сказал: «Король, — сказал я, — вот те молодцы, что нам нужны. Чужеземцы, которые не страшатся богов». — Он умолк и бросил на них пронзительный взгляд. — Ведь вы не суеверны, правда?

— Я правоверный зороастриец, — робко сказал Билл.

— Продолжай, — проворчал Практис. — Выкладывай свое предложение, а уж потом мы будем думать, как от него отвертеться.

— Больше мне нечего сказать. Добрый король Артур спас вас. Вам дадут оружие, и вы последуете за мной к храму Марса, где мы откупимся от него кое-какими приношениями.

— Все как будто ясно, — усмехнулся Ки. — А если мы не пойдем?

— Очень просто. Все равно пойдете — обратно в цирк. И мы еще пожертвуем им пару голодных львов, чтобы было веселее.

— Мужайтесь, — посоветовал им Артур, пользуясь своим положением. — И имейте в виду, что награды последуют незамедлительно. Воистину вас ждет возведение в рыцари, а то и орден Подвязки или кавалерство ордена Британской империи.

Это щедрое обещание не произвело на них особого впечатления.

— Мы хотели бы обсудить это между собой, — сказала Мита.

— Конечно. Можете никуда не торопиться. Даем вам целый час. — Мерлин поставил на стол песочные часы и перевернул их. — Выбирайте — или храм, или арена.

Глава 22

— Вечная история — не в лоб, так по лбу, — горестно вздохнул Билл.

— Это все собака — зачем только я ей свистнул? — жалобно сказал капитан Блай.

— Мне бы сейчас зелья принять, — прошептал Ки.

— А дома-то, на ферме, уже урожай собирают, — всхлипнул Вербер.

Мита презрительно скривила губы, и Практис кивнул в знак согласия.

— Будь я еще вашим командиром, я бы задал вам такую трепку, что все горести тут же вылетели бы у вас из головы. Но теперь я просто один из вас, и все, что я могу предложить, — кончайте хныкать и давайте подумаем, как нам выпутаться.

В поисках поддержки он выглянул в окно, но стена замка отвесно падала вниз до самой скалы, на которой он стоял. Мита попробовала было открыть дверь, но ее Артур, уходя, запер.

— А почему бы нам не взять и не сделать, что они просят? — бодро спросил Билл, но тут же съежился под градом сердитых взглядов. — Погодите, дайте договорить, а потом можете злобно пялиться, сколько вам угодно. Я хотел сказать, что выбраться из этого замка не так просто. А было бы просто, так там, снаружи, придется иметь дело с римским легионом. Так что давайте согласимся на этот бредовый план. Получим оружие и все такое, а потом удерем — и прихватим с собой одного старого валлийца.

— Все понял, — радостно хихикнул Практис. — С этого момента ты считаешься старшим лейтенантом. Мы выбираемся из замка, минуем позиции легиона, потом трахнем старика по башке — и отправляемся восвояси, вооруженные, свободные и сами себе хозяева.

В песочных часах тяжело упала последняя песчинка. В этот самый момент дверь с грохотом распахнулась, и вошел король

Артур.

— Каков будет ваш ответ?

— Наш ответ будет — ох, да, — ответили они.

— Если вы и умрете, то умрете за самое благородное дело. Идите к оружейникам!

Им выдали доспехи, кольчуги, шлемы, алебарды, кинжалы, луки, мечи, щиты и мочеприёмники.

— Я не могу двинуться, — глухо послышался из шлема голос Билла.

— Главное — чтобы ты мог двигать рукой, в которой меч, остальное неважно, — сказал оружейник, заклепывая разболтавшуюся заклепку на шлеме Практиса.

— Я оглохну, прекрати! — завопил тот, шатаясь, сделал шаг и повалился на пол. — Я не могу встать!

— Вы непривычны к доспехам — может, стоит надеть на вас поменьше. — Оружейник сделал знак своим помощникам. — Снимите с них немного, чтобы они могли двигаться.

Сбросив около тонны брони, они получили возможность передвигаться. Правда, каждое их движение сопровождалось ужасным скрипом, но это было исправлено с помощью масленки. Они выпили вина на дорогу, и тут появился Мерлин, одетый точно так же и ехавший на осле.

— А нам тоже надо будет ехать верхом? — спросил Билл.

— На своих двоих, парень, — это очень полезно для здоровья. Мы выйдем через потайной ход, который выведет нас за холмы, в тыл легиона.

— Звучит неплохо, — сказал Практис, и они принялись подмигивать друг другу и пересмеиваться, прикрываясь рукой, как только Мерлин повернулся к ним спиной. Им сунули в руки зажженные факелы, окованная железом дверь распахнулась, и они вслед за Мерлином вошли в сырой туннель, с потолка которого капала вода. Туннель был длинный — им казалось, что они идут по нему целую вечность. Воздух становился все более спертым и вонючим, факелы в нем гасли один за другим. Когда последний почти догорел, Практис крикнул вперед Мерлину:

— Я понимаю, что это глупый вопрос, но все-таки — как мы будем находить дорогу, когда догорит и этот?

— Не страшитесь, ибо Мерлин великий маг. Пусть факел догорает. У меня есть вот этот магический кристалл, который осветит нам путь. Абракадабра!

Он вынул из висевшей на седле сумки какой-то шар и поднял его над головой. Шар тускло светился. Мерлин встряхнул шар, и свет стал немного ярче. Билл присмотрелся и шепнул Мите:

— Тоже мне магия. Это просто дурацкий аквариум, полный светлячков.

— Я тебя слышал! — крикнул Мерлин. — Но у тебя и такого нет, умник. И этот шар выведет нас отсюда.

В конце концов они добрались до выхода из туннеля и оказались на тенистой поляне, где толпились воины короля Артура.

— Почетный конвой, — усмехнулся Мерлин. — Он присмотрит, чтобы вы выполнили свое благородное дело и не попытались удрать в самоволку прежде, чем мы доберемся до храма Марса.

Ответом ему было лишь молчание и злобные взгляды. Он разразился старческим хихиканьем и встал во главе процессии. За ним последовали добровольцы поневоле, а за ними — конвой.

Они шли весь день — через рощи, лесистые ущелья, сухие русла рек, вдоль журчащих ручьев и холмов, сглаженных ледником. Идти было жарко, и когда солнце зашло, они с облегчением повалились на мягкую луговую траву.

— Я хочу пить, — сказал Ки.

— Вода вон в том ручье, — указал Мерлин. — С тобой пойдут пятеро стражников.

— А когда мы будем есть? — спросил Билл.

— Сейчас. Сержант, раздать галеты.

На каждой галете стояли рельефные буквы «АХК», что означало «Авалонская хлебная компания». Они, должно быть, были выштампованы на галетах еще до того, как их испекли — или отлили и закалили, или каким-то способом заставили окаменеть. Ибо не вырос еще такой зуб и не появилась на свет такая челюсть, которые могли бы разгрызть авалонскую галету. Их нужно было разбивать камнями, и прочными камнями, потому что непрочные рассыпались в пыль, не оставляя на галете и следа. И только если удавалось отломить от галеты кусочек, его можно было сделать съедобным, размочив в воде. Все, бормоча проклятья, принялись колотить камнями по галетам, злобно поглядывая на Мерлина, который ел холодное жаркое из лебедя, запивая его мальвазией.

Так шли они два дня и наконец вошли в мрачное, зловещее ущелье — глубокую расселину в скалах, словно прорубленную гигантским топором. Из невидимых ключей повсюду сочилась вода, стены были покрыты мерзким лишайником.

— Осталось немного, — бодро сказал Мерлин. — У этого ущелья занятное местное название — Десценсус Авернус. Это можно перевести приблизительно так: «Войдешь, но не выйдешь».

— Рота, стой! — скомандовал командир конвоя. — Куда ведет это сырое ущелье, почтенный волшебник?

— Оно ведет к храму Марса.

— Воистину! Тогда мы остаемся здесь и будем прикрывать ваш тыл. Идите с Богом

— Спасибо. Я и то удивлен, что вы зашли так далеко. Ждите здесь нашего возвращения. И вот еще постскриптум: если я не вернусь вместе с этой компанией, если они вернутся одни, можете использовать их в качестве мишеней для своих лучников.

— Воистину, будет, как ты скажешь!

Мерлин покосился на небо.

— Еще часа два до темноты. Давайте покончим с этим делом. Вот, держите.

Он протянул Биллу тяжелый мешок, который был приторочен к его седлу.

— Что это такое? — спросила Мита, подбрасывая его на руке.

— Священные реликвии, о которых я говорил.

— Оставь их этим трусливым воинам, — сказал Практис, преисполненный чувства собственного превосходства. — Может, это поднимет их дух.

— Как хотите. Но сначала… — Мерлин пошарил в мешке и вытащил крестик, шестиконечную звезду, полумесяц и зубчик чеснока. — Я вообще-то не суеверен, но подстраховаться не мешает. Вперед

В мрачном молчании шли они за ним, пока не скрылись из вида солдат за поворотом ущелья.

— Ну-ка, постойте, — сказал тут Практис, и все остановились.

— Я не давал приказа стоять, — сказал Мерлин.

— Я дал. Раз уж мы идем с тобой до конца, — а судя по тому, какие крутые тут стены, нам деться некуда, — то скажи какой у тебя план действий.

— Идти к храму.

— А потом?

— Призвать Марса явиться и принять наши дары и приношения.

— Какие дары и приношения?

— Да эти галеты, которые вы жевали всю дорогу. Они больше ни на что не годятся. А приняв наши дары, он встанет на нашу сторону. И тогда перестанет побуждать их к войне. Очень просто.

— Глупец, — сказал Билл. — С какой стати Марсу это делать?

— А почему бы и нет? Боги постоянно вмешиваются в людские дела. Все дело в том, кто первый сунет им взятку.

— Меня не интересует эта лекция по сравнительной теологии, — вмешалась Мита. — У меня отсырела кольчуга, и если мы не будем двигаться, боюсь, что я проржавею насквозь. Вся эта болтовня ни к чему. Давайте отыщем храм, а там как получится. Пошли.

Они пошли. И сразу же из лежащего впереди ущелья до них донеслись барабанный бой и далекий звук труб.

— Слышите? — спросил Билл. — Что это такое?

— Храм Марса, — торжественно провозгласил Мерлин. — Приготовьтесь встретить свою судьбу!

Они пошли дальше, постепенно замедляя шаг, положив руки на рукояти мечей и то и дело тревожно хватаясь за кинжалы. Но разве может обычное оружие противостоять могуществу богов?

Воинственная музыка стала громче — и вот за последним изгибом ущелья перед ними предстал беломраморный храм. Перед ним стоял алтарь для приношений, а за алтарем ступени вели к темной двери святилища. Тихо, на цыпочках, словно боясь потревожить бога в его храме, они подошли к алтарю. На нем ничего не было, кроме птичьего помета и огрызка яблока.

— Дары, — шепотом сказал Мерлин, с кряхтением вылезая из седла. — Положите их на алтарь.

Когда галеты были высыпаны на грязную мраморную поверхность, звуки музыки мгновенно замерли. Замерли и они, полные самых зловещих предчувствий. Что-то шевельнулось в темном дверном проеме, и из него вылетело огромное черное облако. Осел с топотом умчался прочь. А потом зазвучал голос. Он не говорил, а гремел, как раскаты грома:

— КТО ИДЕТ? КАКИЕ СМЕРТНЫЕ ОСМЕЛИЛИСЬ НАВЛЕЧЬ НА СЕБЯ ГНЕВ МОГУЧЕГО МАРСА?

— Я Мерлин, всемирно знаменитый волшебник из Авалона.

— Я ЗНАЮ ТЕБЯ, МЕРЛИН. ТЫ ТЩЕТНО ПЫТАЕШЬСЯ ПРОНИКНУТЬ В ТАЙНЫ КОЛДОВСКОГО ИСКУССТВА И ДУМАЕШЬ, ЧТО ТЕБЕ ПОДВЛАСТНЫ СИЛЫ ТЬМЫ.

— Это просто у меня такое хобби, великий Марс. А вообще я хожу в церковь каждое воскресенье. Я и мои товарищи пришли воздать тебе почести и принесли богатые дары, чтобы просить твоего божественного заступничества в наших делах…

— БОГАТЫЕ ДАРЫ? — громыхнул голос. — ВЫ ОСМЕЛИЛИСЬ ПОДНЕСТИ МАРСУ ЭТИ НЕСЪЕДОБНЫЕ ГАЛЕТЫ?

Сильный порыв ветра вырвался из храма, сдул галеты с алтаря и повалил всех на землю.

Но это еще не все! Черное облако и тьма за дверью с грохотом заклубились, на них заплясали отсветы адского огня, и в их мрачной глубине возникло лицо. Злобное и страшное, в шлеме, увенчанном острым шишаком и обвешанном черепами. А когда Марс раскрыл рот, чтобы говорить, все увидели, что зубы у него в виде могильных камней и такого же размера.

— Я ОТВЕРГАЮ ВАШИ ЖАЛКИЕ И НЕСЪЕДОБНЫЕ ДАРЫ. ВАША НАГЛОСТЬ ЗАСЛУЖИВАЕТ СМЕРТИ…

— Ну а вот это?

Мерлин поднял над головой золотую пластинку, которую вынул из бумажника, и она сверкнула в свете молний.

— ЭТО ЕЩЕ ТУДА-СЮДА! — прогремел Марс. — НА АЛТАРЬ ЕЕ. ЕЩЕ ЕСТЬ?

— Воистину есть. Вот серебряная заколка с жемчугом для мужского плаща, подвязка с бриллиантом для женщины, у которой все есть, и шикарная булавка для галстука, украшенная рубинами и лунными камнями.

— ЛУННЫЕ КАМНИ — ЭТО ХОРОШО. ДИАНА ИХ ЛЮБИТ.

— Я рад, что могущественный Марс доволен. За это я прошу награды.

— ГОВОРИ, ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ?

— Очень просто, это сущий пустяк. Останови войну. Прикажи легиону возвратиться в казармы.

— ТЫ ЧТО, СМЕРТНЫЙ? ПРОСИТЬ МАРСА, БОГА ВОЙНЫ, ОСТАНОВИТЬ ВОЙНУ? НИКОГДА!

Изо рта у Марса вылетела молния и ударила в землю прямо перед ними, оставив дымящуюся воронку. Они кинулись врассыпную, а вслед им летел громовый голос:

— СЛЕДОВАЛО БЫ УНИЧТОЖИТЬ ВАС МОИМИ НЕБЕСНЫМИ МОЛНИЯМИ. ВОЙНА БУДЕТ ПРОДОЛЖАТЬСЯ. ПРОЧЬ ОТСЮДА, ИНАЧЕ ВЫ УМРЕТЕ. В ОБМЕН НА ВАШИ ПРИНОШЕНИЯ Я ДАРУЮ ВАМ ЖИЗНЬ, И НЕ БОЛЕЕ ТОГО. ПРОЧЬ ОТСЮДА!

Когда ударила молния, Билл кинулся в сторону и распластался по стене храма рядом с входом. Клубы дыма были здесь не такими густыми. Он подполз поближе, высунулся из-за мраморной колонны и бросил осторожный взгляд внутрь. Потом пригляделся внимательнее. Только насмотревшись вволю, он отполз и вернулся к остальным.

— Великий Марс! — взмолился Мерлин. — Если ты не хочешь остановить войну, устрой хотя бы перемирие на несколько месяцев, пока мы не уберем урожай!

— НИКОГДА! — Целый сноп молний заплясал вокруг него. — ПРОЧЬ ОТСЮДА, ИЛИ ВЫ УМРЕТЕ! НАЧИНАЮ ОТСЧЕТ. ДЕВЯТЬ… ВОСЕМЬ… СЕМЬ…

— Мы слышим тебя. Марс, успокойся! — крикнул Билл. — Мы возвращаемся обратно. Приятно было познакомиться. Пока.

Мерлин стоял в нерешительности, но остальные были готовы убраться подальше. Однако Билл взмахом руки остановил их, приложил палец к губам, требуя тишины, и снова, крадучись, пошел вдоль стены храма.

— Он спятил, — сказал Практис.

— Заткнитесь и смотрите! — перебила Мита и ткнула его локтем в бок, чтобы лучше дошло.

Билл уже добрался до входа, а потом встал и шагнул внутрь! А перед этим махнул им рукой, чтобы шли за ним. Все в молчании двинулись вперед, трепеща от страха. А голос Марса продолжал раскатисто грохотать:

— ЧЕТЫРЕ… ТРИ… А, ВЫ УЖЕ УШЛИ. И НЕ ВОЗВРАЩАЙСЯ, ПРЕЗРЕННЫЙ МЕРЛИН, НИ ТЫ, НИ ТВОИ ПОДРУЧНЫЕ. ЗДЕСЬ ВАС ЖДЕТ ЛИШЬ ГИБЕЛЬ ОТ РУКИ МОГУЩЕСТВЕННОГО МАРСА!

Билл вошел в храм, остальные за ним.

— Смотрите, — сказал он. — Нет, вы только посмотрите!

Глава 23

Храм был грубо вырублен в скале, на его стенах еще виднелись следы от сверл и зубил. В углах висела паутина, пол устилали сухие листья — зрелище было отнюдь не роскошное. У самого входа стоял дымогенератор, из которого валил дым, густым облаком стоявший в воздухе. Изображение Марса проецировал на облако кинопроектор из задней стены. А голос его гремел из двух студийных широкополосных динамиков, стоявших по бокам проектора.

— ХО-ХО-ХО! — прогремели динамики.

— Это что еще за хреновина? — спросил Практис, в изумлении глядя на эту выставку.

— Надувательство это, вот что, — сказал Ки. — Великий бог Марс — просто набор электронных фокусов. Но кто же тут нажимает на кнопки?

Билл указал на нишу в дальнем углу храма, вход в которую закрывала драпировка. Все со злорадной усмешкой обнажили мечи и крадучись, на цыпочках направились к ней.

— Готовы? — шепотом спросил Билл, и они нетерпеливо кивнули. — Ну, поехали!

Темная драпировка была подвешена на роликах, как занавес в ванной. Это и был занавес от ванной — Билл понял это, когда отдернул его. Все заглянули в нишу — и медленно опустили мечи.

За занавесом стоял пульт управления с циферблатами, телеэкраном и латунными тумблерами. «Хо-хо-хо!» — произнес в микрофон маленький лысый человечек, и позади них усиленный динамиками голос Марса громыхнул: «ХО-ХО-ХО!»

— Сейчас мы тебе устроим «хо-хо-хо»! — сказал Билл.

— Минутку, — пробормотал маленький человечек, лихорадочно щелкая тумблерами. — Проклятый дымогенератор не желает выключаться… А-а-ах!

Он испуганно ахнул, поняв, что оказался не один, круто повернулся и отступил к пульту, выпучив глаза, задыхаясь от ужаса и прижав руки к груди.

— Кто… кто вы? — выдавил он из себя.

— Вот чудеса, папаша, — ответил Практис. — А мы как раз хотели задать тот же вопрос тебе.

— Вы грубые скоты, — вмешалась Мита, растолкав их и схватив старика за руку. — Не видите, что ли, как он ужасно выглядит? Хотите довести его до сердечного приступа? Ну-ну, ничего, успокойся. — Она придвинула деревянный стул, стоявший у пульта, и осторожно усадила его. — Сядь. Никто тебя не обидит.

— Это еще не факт, — заявил Мерлин, выступив вперед с поднятым мечом. — Если он и есть голос Марса, значит, во всех бедах Авалона повинен этот гад!

Билл протянул руку и ущипнул Мерлина за локоть, там, где проходит нерв. Мерлин громко вскрикнул и выронил меч из онемевшей руки.

— Давайте сначала кое-что выясним, а потом уж будем махать мечами, — сказал Билл и повернулся к человечку на стуле. — Рассказывай. Кто ты и что тут делаешь?

— Я так и знал, что этим когда-нибудь кончится, — пробормотал человечек. — Отчасти даже хорошо, что так случилось. Эти крутые ступеньки для меня просто смерть. — Он поднял влажные глаза на Миту. — Там, на пульте, прелесть моя. Пожалуйста. Бренди. Плесни чуть-чуть в стакан.

Он сделал глоток, и лицо его порозовело. После чего он получил короткую передышку, пока те, кто его захватил, передавали бутылку из рук в руки и слышалось громкое бульканье. К тому времени, как бутылка дошла до Мерлина, в ней оставался всего один маленький глоток. Он с недовольной гримасой допил остатки и отшвырнул бутылку.

— Рассказывай, мерзавец!

— Я не мерзавец. Меня зовут Зог. Я волшебник.

— Ну и что, я сам волшебник. Выкладывай!

— Это длинная, длинная история.

— А мы никуда не спешим. Говори!

И старик заговорил.

Все это началось в незапамятные времена. Много веков назад. Я разыскал вахтенный журнал, но все записи в нем очень давние. А календаря здесь не существует и времен года, в сущности, тоже, так что следить за ходом времени очень трудно. Но из того, что рассказывал мне отец и что я прочел в вахтенном журнале космолета, мне удалось по частям восстановить всю историю. «Зог» — так назывался корабль с эмигрантами, он вез поселенцев на какую-то далекую планету. На борту что-то произошло — что именно, неясно, какая-то трагедия. Может быть, случился мятеж, или пиво кончилось, или туалеты взорвались, а может быть, и все сразу. Там есть только какие-то туманные намеки на что-то странное. Во всяком случае, «Зог» изменил курс и приземлился на этой планете. Покинуть ее было ему не суждено. И, как вы можете видеть, поселенцы живут здесь по сей день.

С самого начала все шло наперекосяк. Фамилия капитана была Гиббоне, а я его потомок, потому что моя фамилия тоже Гиббоне. Капитан хотел устроить жизнь поселенцев так, как считал нужным, но старший помощник, дурной человек по фамилии Мэллори, с этим не согласился. У него были собственные представления о том, как должно быть устроено цивилизованное общество. Он и его последователи покинули лагерь, перешли на дальний конец плато и там основали Авалон.

Мой дед был рад, что они ушли, — это написано в вахтенном журнале. Средневековый бред — так он называл их культуру, считая, что она далеко уступает величественной римской цивилизации. Те, кто остался с ним, обосновались на этом краю плато и долгое время процветали в здешнем благодатном климате. В вахтенном журнале есть еще одна неразборчивая запись, где говорится о третьей группе, о тех, кто ехал палубными пассажирами. Они не захотели иметь дела ни с теми, ни с другими, отправились на Бартрумианское плато, и с тех пор никто никогда о них не слыхал.

Вот так и шло дело на протяжении веков. Капитан Гиббонс знал, что простому аграрному обществу ни к чему всякие научно-технические хитрости, поэтому он удалился сюда, чтобы присматривать за своими подопечными. Был построен храм Марса, втайне установлено оборудование, и с тех давних пор ничего не менялось. Римские легионы делают свое дело, Артур и его авалонцы — свое, а Марс бдительно следит за всеми и поддерживает порядок.

Зог Гиббонс закончил свою историю, и наступило молчание — все переваривали его рассказ (а заодно и бренди). Первым заговорил Мерлин:

— Спасибо за урок истории. Но ты отнюдь не заслужил благодарности за то, что поддерживал войну. Зачем?

— Зачем? Вы спрашиваете — зачем?

— Да! — хором ответили все.

Зог попытался встать со стула, но ему не дали. Выхода не было. Он тяжело вздохнул и заговорил:

— Ради того, чтобы выжить, наверное, и ради легкой жизни. И еще ради того, чтобы поиграть в бога. Это захватывающая игра — швыряться молниями и раздавать налево и направо приказы. Куда лучше, чем работать ради собственного пропитания. Мне подносят самое лучшее вино, жареные бараньи ребрышки, мышей, замаринованных в меду, и еще много чего. Мне это нравится. И поддерживать войну мне тоже нравится. Если бы не это, какой-нибудь умник мог бы догадаться, что происходит. Тогда наступил бы мир и всеобщее процветание. И прогресс. О, как я ненавижу это слово! Во всех бедах человечества виноват прогресс. Мой предок капитан Гиббоне твердо на этом стоял. Я читал его записи и согласен с каждым словом. Прогресс — это политиканы, это прогрессивный подоходный налог, рекламные агентства, феминистки, загрязнение среды и все остальное, что делает современную жизнь столь невыносимой. Золотой век Рима куда лучше! Только величие, и никакого падения!

— Я начинаю думать, что он свихнулся, — сказал Практис.

— Не скажите, по-моему, отличная афера, — заметил Ки. Указав на толстый кабель, шедший вдоль стены, он спросил старика: — А это твое электропитание?

Зог кивнул.

— Самое драгоценное, что у меня есть, хотя напряжение понемногу падает и падает. После того как я метнул эти две молнии, придется заряжать аккумуляторы не меньше месяца. А все вы виноваты — нечего было совать нос не в свое дело.

— Пока мы еще не совсем размякли, — проворчал Мерлин, — давайте-ка не будем забывать, кто тут больше всего совал нос не в свое дело.

— А меня больше интересует другое, — сказал Билл. — Откуда берется электричество и куда идет этот кабель?

— Вот-вот, я тоже хотел спросить, — поддержал его Ки.

Зог с трудом поднялся на ноги.

— Следуйте за мной, — сказал он, — и вы все узнаете.

Он двинулся к выходу из храма. Практис, волоча ноги, двинулся за ним, на всякий случай придерживая его за шиворот, чтобы он ненароком не уволок ноги подальше. Кабель поднимался по стене к массивным изоляторам, вбитым в скалу. Потом он тянулся к выходу из храма и уходил куда-то вверх по ущелью. Они шли вдоль него, пока ущелье не закончилось обрывом. Кабель был перекинут через край обрыва и терялся из виду. Все осторожно подошли и заглянули через край. Здесь плато кончалось — каменная стена внизу упиралась в песок, в бескрайнее бездорожье пустыни. Но здесь оно было нарушено. Рядом с тем шестом, где они стояли, в скале была вырублена лестница, которая вела вниз, а от ее подножия по бездорожью пустыни шла тропинка. Она упиралась в открытый шлюз космолета.

— «Зог» — он еще здесь! — ахнул Билл.

— Конечно, здесь, — буркнул Практис. — А где ему еще быть, по-вашему?

— Первый, кто двинется с места, получит между глаз, — раздался сзади голос. — Бросьте мечи и повернитесь, только медленно.

Глава 24

Они положили на землю мечи, медленно повернулись и увидели какого-то молодого человека, стоявшего на скале над ними. На лице у него была злобная гримаса, а в руке пистолет.

— Это ионный пистолет, — сказал он. — Он стреляет смертоносным ионным лучом. А если вас еще ни разу не ионизировали, значит, вы не знаете, что такое настоящая боль. От которой вопят, корчатся и жалеют, что еще не умерли.

Он злорадно усмехнулся и провел языком по губам.

— Это еще кто? — спросил Практис.

— Это мой сын, Зог-младший, — сказал Зог-старший. — Наследник храма, будущий Марс. — Впрочем, он произнес это без особой радости.

— Хрен тебе, а не будущий, — крикнул Зог-младший. — Тут, чего доброго, и помрешь, не дождавшись, пока ты соберешься на пенсию. И между прочим, папаша, обрати внимание, что ты тоже под прицелом. Это же надо — угодить в плен! Нет, больше ты в Марсы не годишься. Старый Марс умер — да здравствует новый Марс! — выкрикнул он, брызгая слюной.

Зог-старший покачал поникшей головой.

— Ты для этой работы не годишься, мальчик. Теперь я могу это признать. Вот почему я так тянул с выходом в отставку. Ты слишком упрям, опрометчив…

— Ну да, как бы не так! — крикнул Зог-младший и, нажав на спуск, ионизировал камень, лежавший у края обрыва. — Ладно, ребята. Если кто из вас верующий, можете быстренько помолиться своему богу или богам. А потом начнется ионизация.

— Ох, сейчас упаду в обморок от ужаса! — сказала Мита, закрывая глаза и шумно падая в обморок от ужаса.

— Мой мальчик, не говори так! Ты же не станешь убивать этих ни в чем не повинных людей!

— Еще как стану, папаша! И тебя заодно. Так что прощайтесь и приготовьтесь отправиться к своим предкам.

Он сделал шаг вперед, поднял пистолет и прицелился. Но не успел он нажать на спуск, как Мита, троекратный чемпион ВМФ по дзюдо, продемонстрировала свое мастерство, вцепившись ему в лодыжку. Он охнул, почувствовав, что земля уходит у него из-под ног, выронил пистолет, получив рубящий» удар по руке, и покатился на землю сам, получив рубящий удар под челюсть.

— Спасибо, Мита, — от всего сердца сказал Билл.

— Кто-то должен же был что-нибудь сделать, пока вы стояли столбом, а этот маньяк вот-вот собирался нас ионизировать.

— Бедный мальчик, никто его не понимает, — сказал Зог, шатаясь подошел и склонился над сыном.

— Псих он, — заявил Практис. — Свяжите его, пока не очухался и не взялся за свое. Я пока это подержу, — и он поднял с земли ионный пистолет. — А больше ненормальных тут поблизости нет, Зог? Только на этот раз говори правду.

— Он мой единственный сын, единственное дитя, моя кровиночка, — захныкал Зог, свертывая свой плащ и подкладывая его Зогу-младшему под голову. — Это я виноват, что вконец его избаловал. Ему бросилась в голову вся та власть, которая будет у него в руках. Но этого не должно случиться, не должно…

— Да нет, должно, — произнес чей-то голос. — А ну-ка, отойдите от него все. И встаньте лицом к скале.

Какая-то седая женщина незаметно для них поднялась по каменным ступеням, оказавшимся у них за спиной, и теперь угрожающе целилась в них из ружья.

— Это ионное ружье, мэм? — вежливо спросил Билл.

— Будь уверен, сынок. Стоит мне нажать на спуск, и из него вырвется опустошительный поток ионов, уничтожая все на своем пути.

— Очень мило, — сказал Билл, опуская забрало своего шлема и делая шаг вперед. — Будьте так любезны, отдайте-ка его мне, пока никому не причинили вреда.

— Ты будешь первым, парень, если сделаешь еще шаг!

Билл сделал еще шаг, и из ружья вырвался опустошительный поток ионов, уничтожая все на своем пути. Мита вскрикнула, увидев, как смертоносное ионное пламя окутало его со всех сторон.

Он сделал еще шаг, схватил ружье за ствол, вырвал его из рук женщины и швырнул с обрыва.

— Ты жив! — ахнула Мита.

— Конечно, жив, — сказал Ки, — потому что он лучше вас знает физику. Ионы — это электрически заряженные частицы. Как только они попадали к нему на броню, заряд уходил в землю. Очень просто.

— В самом деле просто. Только я что-то не видел, чтобы ты сам двинулся с места.

— Ну да, я трус. — Ки пожал плечами. — Не спорю.

— Знакомьтесь — моя жена Электра, — сказал Зог.

— А кто тут еще есть? — спросил Практис, озираясь и держа наготове пистолет.

— Больше никого, — всхлипнул Зог. — Мы хотели иметь большую семью, чтобы по кораблю топотало множество маленьких ножек. Но этому не суждено было сбыться. Будь у нас семья побольше, этого не случилось бы. Ее единственный сын, ее кровинушка, теперь я понимаю, что это она его вконец избаловала…

— И ты имеешь наглость сваливать на меня, старый импотент! — проскрипела Электра. — О, как я сожалею о том дне, когда меня посвятили Марсу! Стоило мне попроситься в девы-весталки, меня бы наверняка приняли. Но нет, сказала моя мать. Тебя ждет лучшая судьба, потому что ты благородного происхождения…

— Прекратите, — сказал Практис. — Семейную ссору продолжите потом, без нас. Пошли к кораблю — я голоден, хочу пить, и вся эта чушь мне надоела. День выдался нелегкий.

— Особенно в этой броне, — сказала Мита, скинула доспехи и швырнула их вниз с обрыва.

Все мгновенно, со звоном и грохотом, последовали ее примеру. Потом, оставив Зога-младшего на попечение матери, они вслед за Зогом начали спускаться с плато.

— К сожалению, для питья у меня сейчас есть только жертвенное вино в холодильнике, — извиняющимся тоном сказал Зог. — Мне его много приносят.

— Я готов принять такую жертву, — сказал Билл, облизываясь.

В салоне космолета было очень уютно: драпировки на переборках, кресла-качалки, свежие железные цветы на столе, множество бокалов. Ки трижды осушил свой и, удовлетворенно рыгнув, указал пальцем на толстый кабель, который спускался с обрыва, шел по песку, проходил через открытый входной шлюз и исчезал где-то в глубине корабля.

— Куда он идет? — спросил он.

— В глубину корабля, — ответил Зог. — Не знаю, куда и зачем и даже как он работает. Все оборудование установили мои предки. Я только за ним присматриваю. Там, в ущелье, стоят сигнальные системы, они предупреждают меня, когда кто-нибудь там появляется. Я поднимаюсь по лестнице, включаю тумблеры и забираю приношения. Кстати, кому еще вина?

Из уважения к нему все согласились выпить еще по одной. Кроме Ки, которому не терпелось выяснить, куда ведет кабель. Пока все накачивались вином, он пошел вдоль кабеля, тянувшегося по коридору. Некоторое время он отсутствовал, но этого никто не заметил: жертвенное вино лилось рекой. Вернувшись, он окинул захмелевших товарищей насмешливым взглядом.

— Ну и ну! Дорвались наконец!

— Нуишшо? — отозвался кто-то. — Низзя, шшоли? Нам так туго пришлось на этой планете, можно немного и расслабиться.

— Ну да, рассказывайте! Нет, не рассказывайте! — воскликнул он, когда они заговорили все хором. — Это просто образное выражение, оно означает, что я с вами полностью согласен. Вы меня слышите, пропойцы? И в состоянии понять, что я говорю? Кивните головой, если в состоянии. Так, хорошо. Так вот, я хотел сказать вам, что кабель доходит до самого ядерного реактора. А реактор, представьте себе, еще на ходу, столько столетий спустя. Но топливо, должно быть, уже наполовину полураспалось. Настоящая реликвия. Ручное управление стержнями — там такое колесо, которое поднимает их и опускает. А графитовые блоки-замедлители надо забрасывать в топку лопатой. Я набросал немного, покрутил колесо, и теперь напряжение нормальное.

— Вы г-гений, — сказал Практис, еле ворочая языком, и все остальные согласно закивали, еле ворочая головами. Кроме Зога, который, отягощенный годами и невзгодами, уже допился до бессознательного состояния и лежал на полу.

— Спасибо, я так и знал, что вы это оцените. Но погодите, это еще не все. Я нашел рубку управления этой рухлядью, там даже штурвал стоит и масляные лампы. Я врубил ток, загорелся свет, и все стало выглядеть очень мило. Дверь в радиорубку была заварена, но я ее взломал. А там стоит субэфирный передатчик, и он в рабочем состоянии.

Он терпеливо ждал, когда звуки его голоса понемногу раскачают их вялые барабанные перепонки, те приведут в действие молоточек, наковальню и стремечко в среднем ухе, от которых нервные импульсы, протискиваясь сквозь затуманенные алкоголем синапсы, проследуют все глубже и глубже по пораженной склерозом нервной ткани и наконец достигнут тех крохотных остатков разума, какие еще уцелели у них в мозгу…

— Ты… ЧТО? — вскричали все хором, мгновенно протрезвев и вскочив на ноги под звон разбивающихся бокалов.

— Ну, ребята, если бы я мог собрать это в бутылку, получилось бы верное средство для мгновенного протрезвления. Да, вы все правильно поняли. Там есть субэфирный передатчик, и он работает.

— Все понятно, — сказал Практис, снова рухнув в качалку с налитыми кровью глазами и трясущимися руками. — Тот ненормальный капитан, который затеял все эти игры. в римлян, должно быть, запечатал радиорубку, чтобы никто из жертв его социального идиотизма не мог позвать на помощь. Но он сохранил передатчик на случай, если самому понадобится помощь. И с тех пор все так и осталось.

— Ну что, передадим сообщение? — предложил Билл, и все, кивая головами, как полоумные, кинулись из комнаты вслед за Ки.

Электра, которая вошла на камбуз, ведя за ухо провинившегося сына, громко втянула носом воздух.

— Так я и знала. Стоит от них на секунду отвернуться, и они тут же налижутся жертвенным вином. А какое свинство тут устроили!

Глава 25

Послав субэфирное сообщение, все поспешили назад, чтобы отметить это событие жертвенным вином. Но не успели они поднять бокалы, чтобы выпить за успех, как послышался какой-то странный звук.

— Космолет! — ахнул Вербер.

— Они уже здесь!

Под звон бокалов, разбивающихся о палубу, они кинулись из салона. Над головой послышался рокот могучего двигателя космолета, и все высыпали через шлюз в пустыню. Космолет пронесся низко над ними, и Мита воскликнула:

— Это космолет чинджеров! Сейчас они будут нас бомбить!

Все одновременно кинулись внутрь корабля, но тут открылся бомбовый люк космолета, и что-то вылетело из него наружу.

— Поздно, — вздохнула Мита, выбираясь из толкучки. — От атомной бомбы не убежишь. Приятно было с тобой познакомиться, Билл, хотя никак не могу этого сказать кое о ком из твоих приятелей.

— Я тоже, Мита. Только пока еще не все кончено. Если я не ошибаюсь, это не бомба, а капсула с каким-то посланием, которая опускается на парашюте.

Он кинулся бежать и подоспел как раз в тот момент, когда парашют коснулся земли. Крышка капсулы откинулась, и ему в руку выпал клочок бумаги.

— Это письмо, — сказал он. — От моего старого приятеля Трудяги Бигера, который оказался шпионом чинджеров по имени Тдгб.

— Я с ним знакома, — сказала Мита. — А что такого хочет нам сообщить этот шпион, чего мы не знаем и даже знать не хотим?

— Очень интересно. Слушай. «Дорогой Билл и его спутники! Мы отбываем с этой планеты и оставляем всю ее вам. Мы перехватили ваше субэфирное сообщение с просьбой о помощи и координатами планеты. Самое главное в жизни — это вовремя смыться. Наши разведчики докладывают, что приближается целая эскадра, так что вас скоро спасут». Подпись: «Искренне твой Тдгб». И тут есть еще постскриптум. Вот — «Билл, не забудь, что я говорил о мире. Мы стремимся к вечному миру, и вы должны стремиться к тому же. Положим конец этой бесконечной войне, положим начало миру и процветанию. Вы можете добиться этого! Умоляем вас — помогите нам! Мир, процветание и свобода для всех!»

— Пацифистские бредни, — сказал Практис, выхватив у Билла письмо и разорвав его на мелкие клочки. — Значит, вы вели с противником подрывные разговоры?

— Мы были у них в плену! У нас не было выбора, пока мы не нашли выход, но до тех пор нам пришлось их слушать!

— Ну, нет! Вы могли зажать уши. В истории войн было много случаев производства в офицеры на поле боя, старший лейтенант Билл. Но вы можете гордиться тем, что стали первым, кого на поле боя разжаловали, рядовой Билл. Отныне вы простой солдат. Не будет вам больше приличной кормежки, никаких офицерских клубов и привилегированных борделей!

— Все равно ничего этого мне так и не досталось!

— Значит, вам не о чем жалеть, — злобно хихикнул Практис. — Война — ад, никогда об этом не забывайте.

— Да, для простых солдат, — сказала Мита, круто повернулась, вошла в корабль и достала из холодильника еще бутылку жертвенного вина. — Надо мне подумать, как бы самой выслужиться в офицеры.

Вслед за ней в салон вошли Ки и Практис, за которыми плелся Вербер. Она налила им по бокалу.

Капитану Блаю незачем было входить вслед за ней, поскольку он отсюда и не уходил. Как только было отправлено субэфирное сообщение, он снова углубился в бутылку и с тех пор из нее не вылезал. Поставив ноги на его неподвижное тело, все прислушались к звукам семейной ссоры, доносившимся из глубины корабля.

— За мир, — сказала Мита и подняла бокал.

— Ну, нет! — возразил Практис. — За войну, за бесконечную войну!

— Что-то у вас получается точь-в-точь как у того липового Марса, бога войны.

— А что вы думаете, он во многом прав. Я бы и сам не отказался его изображать, это доходное предприятие. И я так бы и сделал, если бы Мерлин не ускользнул, пока мы лежали пьяные. Он все разболтает, и в этой счастливой стране скорее всего наступит мир.

Он нахмурился и скорчил гримасу, словно проглотил какую-то гадость.

— Но только здесь, на этом плато, — напомнила Мита. Не так уж далеко отсюда ведут бесконечную войну бартрумианцы. В точности как мы.

— Вы правы! Я забыл. Спасибо, что напомнили. Да, не все так плохо.

Она допила свой бокал, ничего не ответив.

А снаружи Билл, устремив взгляд на бескрайние пески, лениво ковыряя землю когтями, размышлял о вновь открывшейся перед ним перспективе солдатской службы. Что легко дается, то легко отбирается. Слишком гладко все шло, это не могло продолжаться долго. Все равно в глубине души он всегда останется солдатом. Если копнуть еще немного поглубже, то на самом деле он хотел бы быть штатским, но это уж слишком.

Впрочем, все эти мысли его отнюдь не радовали, а, прямо сказать, нагоняли изрядную тоску. По совести, надо бы сейчас сделать то, что сделал бы на его месте всякий солдат: вернуться в корабль и нализаться до полного обалдения вместе с остальными. Нализаться, петь непристойные песни, свалиться с ног, поблевать. Вот весело будет!

Он уже повернулся к кораблю, когда послышался отдаленный рев приближавшегося космолета. Неужели уже подмога? Надо поскорее взяться за выпивку, пока не пришло время против воли возвращаться к трезвой солдатской жизни…

Но космолет, летевший быстрее звука, уже пронесся у него над головой, оглушив его ударной волной, словно у него выстрелили над ухом, и исчез из вида. Билл, моргая, поглядел вверх и увидел, что это снова исчез из вида космолет чинджеров. Но на этот раз из его бомбового люка вылетел не парашют, а маленькая капсула с ракетным двигателем. Она с жужжанием описала круг и приземлилась почти у самых ног Билла. Открылась крышка, и из капсулы выглянул чинджер.

— Привет, Билл. Я вижу, ты стоишь один, и решил еще поговорить с тобой напоследок. Кроме того, у меня для тебя есть подарок. Мы захватили один ваш грузовой космолет, и он оказался битком набит запчастями для медиков. Там было несколько замечательных замороженных ступней, я выбрал для тебя самую лучшую. Она здесь, в этом автоматическом полевом микрогоспитале.

— Для меня, Трудяга Бигер? Какой ты молодец! — пролепетал Билл, двинувшись к нему с протянутыми вперед руками и со слезами благодарности на глазах. Которые тут же превратились в слезы боли, когда Трудяга Бигер, подпрыгнув, стукнул его по носу и сбил с ног на песок.

— Не спеши, солдат. Если хочешь новую ступню, придется тебе немного поработать. Бесплатных обедов давно уже не бывает. Ха-ха, мы кое-чему научились от вас, людей, хрен бы вас взял.

— Поработать? А что надо делать?

— Сеять раздоры, распространять пацифистскую пропаганду, шпионить на нас. Трудиться изо всех сил, чтобы положить конец войне.

— Не могу я, это же аморально… — Трудяга Бигер презрительно издал губами непристойный звук. Билл из вежливости покраснел. — Конечно, не так аморально, как сама война. Но правда, не могу я стать предателем. А что я за это буду иметь?

— Новую ступню.

— Для начала неплохо. А дальше?

— Что-то ты много торгуешься для честного солдата, пусть даже речь идет об измене. А дальше будешь получать жалованье. Тысяча баксов в месяц и ящик спиртного. Ну как, согласен?

— Пожалуй…

Его слова заглушил рев ионизатора. Ионы с шипением обрушились на песок в том месте, где только что стоял Трудяга Бигер. Но когда живешь на планете с десятикратной тяжестью, привыкаешь двигаться быстро. Когда прозвучал второй выстрел, чинджер был уже в капсуле и захлопнул крышку. Капсулу окутало испепеляющее пламя, но она, видимо, была покрыта импервиумом или каким-нибудь еще чудом инопланетной науки и осталась невредимой. Взревели ракетные двигатели, и капсула, взвившись в небо, исчезла из вида.

— Так что ты там говорил, Билл? — Голос Миты был полон угрозы. Теперь ее ионный пистолет был нацелен на него. — Я недослышала конец.

— Пожалуй, это оскорбление — вот что я сказал! Это оскорбление — подумать, будто честный солдат способен предать своих садистов-командиров.

— Я так и подумала, что ты это собирался сказать. — Она дружески улыбнулась и сунула пистолет в кобуру. — А теперь, пока все остальные пьянствуют, а подмога еще не пришла, у нас наконец есть время скинуть одежду и порезвиться прямо тут, на теплом мягком песке.

— Вот это по мне! — воскликнул он радостно, и его куриная нога, дернувшись, оставила в песке глубокую рытвину. Он посмотрел на нее и нахмурился. — А ничего, если я сначала сменю эту ступню? Мне не хотелось бы тебя оцарапать.

— Ну что ж, я столько ждала, могу подождать и еще немного, — вздохнула она. — Но давай поскорей, ладно?

— Будь уверена!

Он повертел коробку в руках и увидел, что на другой стороне напечатаны правила пользования: «Дорогой Билл, нажми красную кнопку и дай ей разогреться. Когда загорится зеленая лампочка, сунь свою птичью ступню в отверстие в крышке. С наилучшими пожеланиями — твой друг чинджер».

— Это было очень мило с его стороны, — сказал Билл, нажимая на кнопку. — Пусть он враг и чинджер, он все же неплохой парень. Куда лучше кое-кого из моих знакомых офицеров. Куда лучше всех моих знакомых офицеров.

Загорелась лампочка, он в последний раз поскреб когтями по земле и сунул ногу в отверстие.

С должным уважением предав земле свою желтую куриную ступню, он принялся шевелить новыми розовыми пальцами, разглядывая их с восхищением. Все семь. Он ни о чем не спрашивал: дареной ноге в зубы не смотрят. Он взглянул в небо, куда скрылся космолет чинджеров.

— Я и вправду рад бы помочь тебе в этой истории с миром, мой маленький зеленый приятель. Только это не так просто. И потом сейчас мне надо подобрать себе сапог по ноге. А как-нибудь в другой раз подумаем и о мире.

— Что ты там бормочешь о каком-то пире? Сейчас будет тебе пир. Сапог подберешь потом, — прошептала Мита дрожащим от страсти голосом, повернула его к себе лицом и поцеловала так горячо, что давление спермы подскочило у него на сто процентов.

Ради приличия — и желая непременно добиться, чтобы эта книга была допущена в детские библиотеки, — мы вынуждены против воли опустить занавес над этой деликатной сценой гетеросексуального акта. Заметим только, что солнце, как и всегда, медленно опускалось за восточный горизонт, и на бескрайнюю пустыню надвигалась ночная тьма. На этой планете, по крайней мере в этот момент и только в этой ее точке, определенно воцарился мир.

Глава 1

— Собирайтесь вокруг, парни, — произнёс Лизоблюд в украденный у сержанта мегафон. Встроенная схема сделала его голос скрипучим и мерзким, как у сержанта. — Наступило событие, которого вы все ждали — из имплантированной Биллу ножной почки начала распускаться новая ступня — всего десять баксов за билет, чтобы увидеть это уникальное и возможно жуткое событие.

Казарма, в которой происходило распускание, быстро заполнялась. Большинство рекрутов в Лагере Диплаторий хотели взглянуть на распускание почки новой ступни Билла. Ножная почка была имплантирована в культю Билла тремя днями раньше на медицинском спутнике «BRIP 32», расположенном в Пойнт-Лёсс. После имплантации Билл был доставлен на Диплаторий, большую военную базу на планете Шистер. Он должен был прождать три дня, прежде чем его трансплантант распустится. Таймерная повязка гарантировала, что он будет следовать медицинскому предписанию. С таймерными повязками иногда возникали трудности, но к счастью Билла этого не произошло. По крайней мере насколько он знал.

Пятидесяти тысячам космических пехотинцев, размещённых в Лагере Диплаторий практически нечего было делать. Лагерь располагался на сотне акров полузатопленной земли в центре Нечестивого Болота, самого большого и вонючего болота на планете Шистер. Почему лагерь был построен в центре болота — это было тайной, покрытой мраком. А может и не было. Некоторые говорили, что это была случайность, вероятно допущенная в Центральном Штабе на Хелиоре. Другие утверждали, что место было выбрано умышленно, потому что жёсткие условия воспитывают сильных людей если, конечно, не убивают их. Или калечат. Или сводят с ума.

«И если они что-то делают, то там, откуда они пришли, ещё хуже.»

Это девиз Великолепных Убийц из Боевого 69-го Полка Глубокого Космоса — подразделения, к которому в настоящий момент был прикреплён Билл.

— Давай снимай повязку, — сказал Канарси. — Дай взглянуть.

Билл огляделся. Казарма была заполнена. Тех десяти баксов с головы, которые собирал для него у входа Лизоблюд, по расчётам Билла должно будет хватить на покупку новых боевых ботинок. Та плата, за которую он демонстрировал ступню, являлась необходимостью, так как военные не собирались возмещать ему затраты на постоянно приходящие в негодность или не подходящие к имеющей отвратительный вид раненой ноге Билла новые ботинки.

Лизоблюд с энтузиазмом махнул ему, чтобы он начинал. Он относился с энтузиазмом ко всему, проявляя любезность, почтительность и послушание. И всегда хотел помочь своим приятелям. Всё это не было характерно для десантников и потому они все его ненавидели. И называли Лизоблюдом. Биллу он нравился, так как напоминал ему Трудягу Бигера, который поступал точно так же. Правда тот, конечно, был шпионом Чинжеров. И к тому же роботом.

— Вот, — сказал Билл и ухватился за повязку. Раздался предупреждающий звук и его пальцы ужалило током. — Ох. Ещё не время. — Повязка хрипло прожужжала и освободился её кончик. — А теперь пора, — сказал он, разматывая первый виток повязки, и все зрители придвинулись поближе.

Когда Билл размотал второй слой, они все разом вздохнули. На их лицах читалось лихорадочное возбуждение, дыхание стало частым и тяжёлым, а когда Билл снял третий слой повязки, многие нервно сжали ладони. Нога Билла не была чем-то из ряда вон выходящим, но в таком скучном, презренном, некомфортабельном болоте, как это, даже тараканьи бои были событием более значительным, чем борьба в грязи обнажённых женщин.

Возбуждение, или что бы то ни было, достигло пика, когда восемьдесят или около того здоровых парней низкого военного ранга и низкого IQ[55], битком набившихся в заполненный дымом пластиковый домик, прищурившись наблюдали, как Билл разматывает четвёртый и последний слой повязки.

Конечно вы думаете, что Билл одним из первых взглянул на свою новую ступню, так как она в конце концов была его ступнёй. Однако вы ошибаетесь: сняв повязку Билл суеверно посмотрел куда-то в сторону. Последний день у него было какое-то странное ощущение в этой ступне.

Он посмотрел на внимательные лица вокруг него, их взгляды приклеились к его ноге.

Толпа издала хихикающий звук. Это было странно, совсем не то, чего ожидал Билл. А затем они начали смеяться. Не вежливым, благодарным смехом, какой вы могли бы ожидать услышать в ответ на распускание ножной почки, а громким, тяжёлым издевательским гоготом.

Билл мельком взглянул вниз. Затем быстро отвёл взгляд. Затем снова взглянул вниз с содроганием, снова задумчиво отвёл взгляд, собрался с силами и посмотрел.

— Знаешь, Билл, — сказал Ковальски, — я знал, что это распускание твоей ступни будет стоящим зрелищем. Я имею в виду то, что оказалось под повязкой; ты имплантировал ножную почку, ты получил ступню — верно? Неверно. Билл, я хочу поблагодарить тебя. Это прекраснейшее из зрелищ, которое я когда-либо видел с момента гибели кэпа.

Билл пробно пошевелил когтистыми пальцами.

— Похоже, работает прекрасно, — сказал он.

Она действительно прекрасно действовала. Но ещё лучше она бы действовала у аллигатора, потому что это была прекрасная, зелёная, чешуйчатая, когтистая лапа аллигатора, которая теперь росла на конце лодыжки Билла.

Что наделали эти доктора? Они что, экспериментировали, пытаясь превратить его в рептилию? Он не заблуждался насчёт них. Ещё недавно у него в качестве ступни была гигантская мутировавшая цыплячья лапа, так что он знал, что возможно всё что угодно. Вероятно — в Десанте. Да и ступня в общем-то была ничего. Ну, может быть, слишком много пальцев, но ведь это совсем не плохо, и он был очень доволен, пока она не засохла и не отвалилась.

А это была маленькая зелёная ступня, но она работала. И по идее должна была сильно вырасти. «На зависть любому встречному аллигатору», — уныло подумал он. Билл не прекращал удивляться чудесам человеческой мысли, чьё олицетворение было у него перед глазами. По любым стандартам это было гениально. Возможно слегка бесполезно, но тем не менее гениально. Правда Биллу, который, как и многие до него, был взбешён как тысяча чертей, от этого было не легче.

Билл ковылял по коридору, слегка прихрамывая на левую сторону, оберегая свою когтистую узловатую левую ступню. Его новая аллигаторская ступня ещё не выросла до полного размера, так что пока сохранялась разница в чуть больше дюйма между левой и правой ногой. А так ступня сама по себе была вполне здорова и способна нести его вес, хотя при ходьбе когти царапали пол.

Его конечной целью являлась небольшая больничная палата на двенадцатом уровне главного здания базы. Он добрался туда слегка запыхавшись, так как ходьба на когтистой аллигаторской ступне требует небольшой практики, прежде чем вы научитесь хорошо делать это.

Палата была шириной в три метра и разделена на две части: одна — приёмное отделение и комната ожидания, а в другой находился компьютер. На военной базе на Шистере работал компьютер Квинтаформ, не последней модели, но практически такой же хороший.

Билл вошёл и сел в кресло в комнате ожидания. Он здесь находился один. Это было необычно, так как перед компьютером обычно выстраивалась очередь из желающих проконсультироваться.

Не раньше чем он сел, громкий металлический голос произнёс:

— Привет! Я — компьютер Квинтаформ; пожалуйста войдите и покажите мне свой личный жетон.

Билл сделал так, как ему велели. Внутренняя комната компьютерной станции была раскрашена в бежевый цвет. На всех четырёх стенах было полно различных групп переключателей и циферблатов. Высоко в стену были вделаны громкоговорители. Из одного из них звучала музыкальная программа.

Билл предъявил свой жетон, компьютер Квинтаформ прошипел и одобрительно щёлкнул.

— Да, Билл, — сказал он, — какие проблемы?

— Доктора по ногам на медицинском спутнике имплантировали мне ножную почку, — пояснил Билл. — И взгляните, что из неё выросло!

Квинтаформ выпустил металлический псевдоус с мерцающим стеклянным глазом на конце и исследовал ступню Билла.

— Здорово! — произнёс компьютер и начал хихикать.

— Это не повод для смеха, — сказал Билл. — И, во всяком случае, роботам не положено смеяться.

— Извините, — ответил компьютер. — Просто хотел чтобы вы расслабились. А теперь, я так понимаю, вы хотите чтобы доктора исправили вашу другую ступню, чтобы она соответствовала той, с когтями?

— Нет! Я хочу две нормальные человеческие ноги, как те, с которыми я начинал.

— А, ну да, — сказал компьютер. Он некоторое время жужжал и гудел, по-видимому просматривая свои банки памяти и ища подходящее решение проблемы Билла. Затем он произнёс: — Ступайте в комнату 1223-B на уровне Медянка, Секция Вектор — Второй Вектор, и они займутся вами.

Продвижение по базе было не лёгким делом, так как основное здание имело размер среднего города и содержало свыше трёх тысяч комнат, пыточных камер, мест встречи, пунктов раздачи контрацептивов, кафетериев внутривенного кормления, складов и тому подобного, занимавших более десяти уровней. Известны случаи, когда десантники днями бродили по ней в поисках нужного места. Практически каждый раз, проходя через неё, вы могли видеть спящих в интерсекциях в кучах камуфляжных костюмов десантников. Было печально известно, что когда вы отправляетесь куда-либо на базе, с собой нужно брать запас провизии и полный контейнер воды. Как только Билл вышел, рядом с ним опустился летательный аппарат, размером с электрический карт для гольфа.

— Привет, Билл, — произнесла голосовая коробка карта. — Меня прислал компьютер, чтобы доставить тебя к месту. Любишь выпить? Ничего слишком хорошего для наших парней в униформе.

Билл заметил, что карт говорит слишком уж любезно. Но все равно вошёл. Это было много лучше, чем пешком пройти бесконечные мили до Комнаты 1223-B.

Они быстро мчались по зеленовато-серым коридорам, карт жужжал сам себе весёлую мелодию. Они пересекли Ремонтную и Коммуникационную секции и направлялись в секцию, называемую Планирования.

— Это не похоже на медицинскую секцию, — сказал Билл.

— Не волнуйся, — ответил карт. — Я знаю, куда направляюсь.

Они пронеслись вверх по склону, до конца по изогнутому коридору и достигли двери. Билл вздрогнул, потому что карт набирал скорость, а дверь была закрыта. Он съёжился в кресле, когда увидел, что карт по прежнему несётся на дверь. Билл закрыл глаза и прикрыл руками голову. Когда он снова поднял взгляд, они были уже с другой стороны двери, которая открылась по сигналу электрического глаза и теперь снова закрывалась.

Он был в неком подобии комнаты отдыха офицеров, отделанной в стиле старых салунов Земли. Здесь были лампы Тиффани и тёмная мебель, сделанная из настоящего пластика. Здесь также была длинная стойка с одетыми в белые рубашки барменами, работающими за ней. Здесь был музыкальный автомат, играющий винный рок на подделках под оригинальные древние инструменты, типа синтезаторов и электрических гитар, некоторым из них на вид было несколько сот лет, хотя скорее всего они были сделаны на прошлой неделе. Здесь было около дюжины одетых в форму офицеров обоих полов. У всех них в руках были стаканы с выпивкой. Они зааплодировали, когда карт влетел в комнату, сделал изящный круг в середине и остановился.

— Извините, — сказал Билл. — Это Медицинская секция?

Этот вопрос вызвал взрыв здорового смеха. Мужчины столпились вокруг и поздравили Билла с его остроумием. Одна женщина, как минимум майорша, с пушистыми светлыми волосами, вздёрнутым носом и гигантскими грудями села к Биллу на колени и смачно его поцеловала. Кто-то ещё спросил, что он хочет выпить. Билл был так растерян, что просто сказал да. Они подали ему прощальный кубок, заполненный смесью из алкогольных напитков этого дня. Наиболее ощущался вкус рома, наравне с резким привкусом героина, и Билл благодарно осушил его, научившись никогда не рассматривать в бокале дарёную выпивку.

Леди майор, которая целовала его, слезла с коленей и приблизилась к его лицу. Приблизившись так, что её нос оказался на расстоянии нескольких миллиметров от его, она надолго и глубоко заглянула в глаза Билла. Затем она произнесла волнующим контральто, слегка запинаясь от виски:

— Ты такой, каким я тебя представляла.

— Ну, — сказал Билл, — я стараюсь.

— Какое умное замечание, — прошептал один полковник другому.

— Он явно умный парень, — произнёс седой полковник, производивший впечатление старшего офицера. — Кто-нибудь, дайте ему сигару. И не давайте больше этой адской смеси; налейте ему немного хорошего коньяка, который мы раздобыли при разграблении Главной Базы после атаки.

С сигарой в одной руке, стаканом коньяка в другой, и самодовольной улыбкой на лице, Билл не был готов к следующему вопросу.

— Скажи мне, Билл, — майор с лисьим лицом и мерцающими пересекающимися знаками вопроса Второго Разведывательного Директората на погонах, — что ты думаешь о ситуации на Тсурисе?

— А это имеет какую-то связь с медицинским обслуживанием здесь? — спросил Билл. — Если да, то у меня есть жалоба.

— Дорогой друг, — сказал майор с лисьим лицом. — Ты ещё не знаешь о положении на Тсурисе?

— Я здесь только три дня, сэр, — ответил Билл, сделав большой глоток из стакана, чтобы залить свои подозрения относительно этой офицерской любезности. Глубоко внутри он осознавал, что все это неестественно. Но ещё глубже в душе он хотел насладиться хорошей выпивкой.

— И что ты всё это время здесь делал?

— Выращивал новую ступню, в основном, — ответил Билл. — И вот что я хотел спросить…

— Об этом позже, — сказал майор. — Тсурис — планета неподалёку отсюда. Иногда её ещё называют Таинственной Планетой.

— Ах да, я слышал о ней, — слабо произнёс Билл сквозь растущий алкогольный туман в голове. — Это то место, откуда рассылаются таинственные радиопослания, не так ли?

Майор пояснил, что военной базе на Шистере была поставлена задача очистить Тсурис, таинственную близлежащую планету. Точных сведений об этой планете нет. Сквозь тяжёлые слои облаков не было сделано ни одной приличной фотографии. В облаках были разрывы и планета похоже получала обилие солнечного света, но как только военные разведывательные корабли начинали маневрировать, чтобы произвести фотографирование открывшегося участка, он всегда затягивался, прежде чем они успевали приблизиться.

— Странно, — произнёс Билл. — Похоже, что кто-то управляет ими, а?

— Совершенно верно. Выпей ещё, — ответил майор. — Как ты верно заметил, с Тсуриса исходят радиосообщения, но все они — полная бессмыслица. Но что хуже всего, корабли, пролетающие поблизости от Тсуриса, исчезают, чтобы появиться снова в миллионах миль от того места, и нет никаких объяснений, как они делают это.

— Похоже это то место, которого следует избегать, — сказал Билл с пьяной искренностью, одновременно кивая и делая глоток. И не сказать, чтобы у него это здорово получалось.

— Ах, если б мы только могли, — ответил майор. — Но мы не можем, конечно же. Мы — военные. Мы идём туда, куда нам нравится.

— Верно, верно! — закричали другие офицеры, запальчиво вскидывая руки с бокалами.

— И в любом случае, — продолжал майор, — если что-то на Тсурисе может отбрасывать корабли на миллионы миль в сторону от их курса, это та сила, которая может быть крайне важна для нас. Нам нужно знать, как это работает, на случай если тсурианцы или кто там живёт намереваются использовать её против нас.

— А если так, — вступил в разговор седой полковник, — нам необходимо вышвырнуть этих тсурианцев прежде, чем они получат шанс проделать то же с нами.

— Быть может будет безопаснее, — сказал капитан спецназа, — вышвырнуть их даже если они не имеют дурных намерений.

— Верно, верно! — проскандировали другие офицеры.

Они все посмотрели на Билла, ожидая, чтобы он сказал что-нибудь. Билл попытался принять интеллигентный вид, хотя уже весьма смутно ощущал происходящее.

— А вы не пытались высадить на планету разведывательный корабль? Таким образом вы могли бы разузнать что к чему.

Майор скрыл своё отвращение за фальшивой улыбкой.

— Много раз, дорогой мой десантник, — ответил он. Как ты должен очень хорошо себе представлять, они никогда не возвращались, никогда не давали о себе знать.

— Это плохо, — пьяно пролепетал Билл. Затем им овладели кровожадные амбиции. — Почему бы просто не отойти и не послать ядерные торпеды? Взорвать их! Уничтожить их!

— Мы и сами об этом думали, — сказал майор. — Но это против правил войны, как брешут левые коммунистические газетёнки, и нашим слюнтяям-депутатам в преддверии выборов это не понравится. Им нужна полная официальность. Объявление войны и вся тому подобная чепуха. После того, как их не выберут, мы вернёмся и сделаем всё, что только захотим, но в настоящий момент наши руки связаны. Наши ракеты в хранилищах. Мы топим свою печаль в выпивке.

— Хорошо… — Билл немного подумал. — А почему бы не объявить им войну?

Офицеры с одобрением закивали головами.

— У тебя верные инстинкты, десантник. Но не раньше выборов. Затем мы сможем разбомбить их к чёртовой матери. Но до тех пор нам необходимо сохранять некую иллюзию законности. Проблема в том, что мы не можем найти на Тсурисе никого, с кем можно разговаривать. На самом деле мы даже не уверены, что там вообще кто-то есть.

— Отсюда очевиден ответ, — сказал полковник. — Уверен, ты и сам об этом думал. Если мы сможем высадить разведывательный корабль на поверхность планеты, с кем-либо на борту, несущим послание от Адмирала, как минимум мы сможем вызвать тсурианцев на разговор. Затем мы выставим требования, которые они отвергнут. И мы получим шанс сослаться на «непоправимое оскорбление, смываемое только кровью», как на причину войны.

— Если, конечно, тсурианцы не успеют достаточно быстро извиниться, чтобы предотвратить вторжение, — сказал полковник.

— В современной войне все решает скорость, — заметил майор. — Что ты думаешь об этом, Билл?

— По мне — хороший план, — ответил Билл. — А теперь, если вы направите меня в Медицинский сектор…

— Сейчас не время для этого, десантник, — сказал майор. — Мы хотим поздравить тебя, а затем рассказать, как управлять разведывательным кораблём.

— Минутку, — сказал Билл. — Что вы собираетесь со мной сделать?

— Дорогой мой десантник, — ответил майор, — пройдя через эту дверь, вы добровольно согласились на то, чтобы отправиться на Тсурис на разведывательном корабле.

— Но я не знал! Компьютер сказал мне прийти сюда!

— Всё верно. Компьютер выбрал тебя добровольцем.

— Он мог это сделать?

Майор почесал затылок.

— Не знаю. Почему бы тебе не спросить его?

Он зловеще рассмеялся, когда Билл, шатаясь, попытался встать на ноги и почувствовал, как вокруг его лодыжек защёлкнулись автоматические кандалы.

Лизоблюд выглядел ужасно. На протяжении множества последних дней все сослуживцы избивали его, потому что он был слишком дружелюбен и внимателен к другим, а это не было свойственно десантникам. Первый урок, который получал настоящий десантник, это то, что вся жизнь — сплошная цепь Борьбы-с-Приятелями. Военные психиатры поставили ему диагноз синдрома прикосновения Шмида, зеркальной противоположности прикосновения Мида, когда всё, к чему ты прикасаешься, превращается в золото. Но один из коллег психиатров, майор-доктор Шмелленфусс, был не согласен. Он говорил, что Лизоблюд — классический случай рассеянного психоза, отягощённого тенденцией к самоуничтожению. А всё, что знал Лизоблюд — что все самое худшее жизнь готовит для него. А всё, что он хотел — это всего лишь делать людей счастливыми.

К примеру возьмём то, что происходит сейчас. Конечно, он выглядел не очень хорошо. Ну а кто бы хорошо выглядел, если бы был прижат к горячему котлу в прачечной, где Билл, занеся в воздухе огромный кулак, угрожал разорвать его на части?

— Билл, подожди! — завопил Лизоблюд, когда глаза Билла сузились, а сам он приготовился просунуть голову Лизоблюда сквозь полудюймовую мягкую сталь, из которой был сделан котёл. — Я сделал это для тебя!

Билл заколебался, кулак завис для смертельного удара.

— Как ты это объяснишь?

— Потому что твоё добровольное участие в этой миссии принесёт тебе медаль, большую премию, годовое снабжение таблетками от венерических болезней и, что самое важное, немедленную почётную отставку!

— Отставку?

— Да, Билл! Ты вернёшься домой!

На Билла нахлынула волна ностальгии, когда он вспомнил свой домашний мир, Фигеринадон, и то, как сильно он хотел увидеть его.

— Ты уверен? — спросил он.

— Конечно же я уверен. Просто подойди к офицеру-вербовщику, когда вернёшься. Он все сделает для тебя.

— Здорово, — сказал Билл. — Единственная проблема — это то, что это самоубийственная миссия, и маловероятно, что я вернусь с неё. А если я не вернусь — никакой отставки, не так ли?

— Ты вернёшься, — ответил Лизоблюд. — Я гарантирую это.

— И каким же образом?

— Потому что после того, как я записал в добровольцы тебя, я и сам записался в добровольцы. Так что я позабочусь о тебе, Билл.

— Ты даже о себе не можешь позаботиться, — заметил Билл. Он вздохнул. — Я имею в виду, что это очень мило, что ты хочешь мне помочь, Лизоблюд, но я не желаю этого.

— Теперь я понимаю, Билл, — сказал Лизоблюд, освобождаясь от захвата Билла и проскальзывая подальше от котла, который продолжал нагреваться. Он понял, что момент непосредственной опасности миновал. Иногда Билл мгновенно вскипает, но если вы избежите моментального увечья, он вскоре снова остывает.

— И в любом случае, — продолжил Билл, — как ты записал меня в добровольцы? Только я сам могу записаться в добровольцы.

— Здесь ты попал в точку, — ответил Лизоблюд. — Может тебе лучше спросить об этом компьютер?

— Привет снова, — сказал военный компьютер. — Ты здесь недавно, не так ли? Извиняюсь, что спрашиваю, но старое зрение уже не то, что было раньше. Мои зрительные ортиконы износились. Никто и ничто о них не заботится, — прохныкал он отвратительным механическим голосом.

— Я пришёл насчёт моей ступни, — громко сказал Билл, испытывая отвращение к электронному жалобщику.

— Твоей ступни? Я никогда не забываю ступни! Дай взглянуть.

Билл поднёс свою ступню к видеопанели компьютера.

— Оооо, — сказал компьютер. — Прекрасная аллигаторская ножка. Но я никогда раньше не видел этой ступни. Говорю тебе, я никогда не забываю ступни.

— Конечно же ты помнишь её, — прохныкал Билл. — Потому что ты смотрел её, когда я был здесь раньше. Что ты за компьютер, если мог забыть это.

— А я и не говорю, что забыл, компьютеры не могут забыть, просто я давно не думал об этом, — ответил компьютер. — Минутку, дай я проконсультируюсь со своими банками данных. Я никогда не забывал ссылки на ступни, хотя… Да, вот оно. Ты прав, ты что-то говорил о своей ступне. И направил тебя в Комнату Подготовки Офицеров.

— Всё верно. А офицеры там говорят, что войдя, я записался в добровольцы на опасное задание.

— Да, всё верно, — ответил компьютер. — Когда они попросили меня найти добровольца, я послал им первого, кто вошёл.

— Меня?

— Тебя.

— Но я не доброволец.

— Очень плохо. Я имею в виду, мне так жаль, но теперь являешься. Предположительно.

— Прошу прощения?

— Я пришёл к выводу, что ты вызвался бы добровольцем, если бы я спросил. В нас встроены специальные схемы, позволяющие использовать предположения.

— Но ты должен был спросить меня! — гневно закричал Билл.

— А зачем же тогда нужна предположительная схема, которой я был снабжён за значительную цену? И в любом случае, для меня было совершенно ясно, что такой прекрасный здоровый образец военного, как ты, будет счастлив вызваться добровольцем на опасное задание, несмотря на лёгкое повреждение ступни.

— Ты ошибся, — сказал Билл.

По видеопанели компьютера пробежала рябь, почти как пожимание плечами.

— Хорошо, — сказал он, — произошла ошибка, ну и что?

— Это не хорошо! — заорал Билл, ударяя большим кулаком по видеопанели компьютера. — Я вырву твои лживые транзисторы! — Он снова ударил по видеопанели. На этот раз она замигала красным цветом.

— Десантник, — резким голосом сказал компьютер. — Стать смирно!

— Чего? — сказал Билл.

— Ты слышал меня. Я — военный компьютер с подлинным званием полного полковника. Ты — рекрут. Обращайся ко мне в почтительной форме или у тебя будут куда более серьёзные неприятности, чем сейчас.

Билл сглотнул. Все офицеры одинаковы, даже если они — компьютеры.

— Да, сэр, — ответил он и стал по стойке смирно.

— Ну а теперь, так как ты недоволен этой процедурой, что ты предлагаешь делать?

— Давай тянуть жребий, — ответил Билл. — Или выбери добровольца случайно изо всех людей на базе.

— Это тебя устроит?

— Да, вполне.

— Ну ладно, начнём. — Видеоэкран компьютера засветился вспышками различных цветов. На экране замигали имена. Раздался звук, как будто шарик, брошенный крупье, катится по колесу рулетки.

— Ну вот, — сказал компьютер. — У нас есть победитель.

— Прекрасно, — сказал Билл. — Могу я идти?

— Конечно. Удачи, солдат.

Билл открыл дверь. Снаружи находились двое огромных ВП[56] с квадратными челюстями. Они подхватили Билла под руки.

— Как ты наверное уже понимаешь, — сказал компьютер, — ты выиграл и второй раунд.

Некоторое время спустя можно было наблюдать борющегося в руках двух ВП большого десантника с маленькими коготками на ступне. Десантник был доставлен к смотровому стенду, где стояли несколько генералов, чего-то ожидая.

Билл открыл рот и хотел закричать. Один из ВП двинул его локтем по почкам. А другой заехал в печень.

Когда несколько секунд спустя Билл пришёл в сознание, в ответ на яростное подёргивание его носа первый ВП склонился над ним и сказал:

— Послушай, приятель, ты пойдёшь на этот корабль. Единственный вопрос в том, попадёшь ли ты туда целым или же мы сперва искалечим тебя, чтобы ты не устраивал сцен перед начальством?

— Они ненавидят сцены, — сказал второй ВП. — И мы тоже.

— Они упрекают нас, когда добровольцы создают шум, — сказал первый ВП.

— Может сперва нам надо покалечить его и не рисковать? — продолжил он.

— Может просто сломать его голосовую коробку?

— Нет, он всё ещё сможет делать неприличные жесты.

— Думаю ты прав. — Оба ВП сделали паузу, засучивая рукава.

— Не беспокойтесь, — сказал Билл. — Просто доставьте меня на борт корабля.

— Сперва ты подойдёшь к смотровому стенду, пожмёшь генералам руки и скажешь им, как ты счастлив быть добровольцем.

— Давайте покончим с этим, — сказал Билл.

Разведывательный корабль был маленьким, размером с катер, и построен из дешёвого пластика и алюминированного картона и явно не предназначался к возвращению. Один из ВП потянул главный трап и недовольно зарычал, когда рукоятка осталась у него в руке.

— Не думай об этом, — сказал другой ВП. — Внутренние части работают нормально.

— Почему они не сделали его прочнее? — проскулил Билл, и тут же взвизгнул от боли. Двое ВП самым что ни на есть грубым способом толкнули его.

— А зачем им беспокоиться? — сказал первый ВП. — Эти корабли специально сконструированы для путешествий в один конец и только в очень опасные места.

— Вы имеете в виду, что моё возвращение не планируется? — захныкал Билл от жалости к себе.

— Я ничего не имел в виду! Ну ладно, может быть. Во всяком случае, вся хитрость в посылке добровольцев заключается в том, что если ты не вернёшься, как и ожидается, военные скорее всего пошлют полноценные экспедиционные силы на Тсурис, даже объявив войну, как они искренне хотят сделать.

— Вы сказали скорее всего?

— Скорее всего, так как эти узколобые военные всегда могут изменить своё решение. Но скорее всего все случится так, как я сказал.

— Ой! — ойкнул Билл. — Что вы делаете с моим ухом?

— Я прикрепляю к твоему уху переводящее устройство, так что если ты найдёшь каких-нибудь тсурианцев на Тсурисе, ты сможешь с ними разговаривать.

— Тсурис! Место, из которого никто не возвращался?

— Ты схватываешь на лету. Это ключевой момент операции. Твоё невозвращение даст нам оправдание вторжению.

— Не думаю, чтобы мне это нравилось.

— А и не нужно, чтобы тебе это нравилось, десантник. Просто следуй приказам и заткнись.

— Я отказываюсь! Отмените приказ!

— Заткнись. — Они втолкнули Билла в корабль и пристегнули его в командирском кресле пилота. Оно было мягким и уютным. А Биллу уютно не было. Он снова открыл рот для протеста и в него уткнулось горлышко открытой бутылки. Билл сглотнул и закашлялся.

— Что… это было?

— Апатия 24. С двойной дозой Трикарбоната Экстаза. Стопятнадцатипроцентная. — Как только Билл сглотнул, ВП влил ему ещё несколько капель. — Вот и прекрасно. Можешь оставить себе бутылку.

Было действительно прекрасно. Так хорошо, что Билл даже не заметил, когда вышли ВП и закрылся люк. Корабль должно быть взлетел, он не помнил когда, так как придя в себя, увидел на видеопанели, что он уже в космосе. Множество маленьких звёзд и тому подобного. И внизу что-то, выглядящее как планета. Осушив бутылку, он залюбовался гигантскими бурями, бушующими на поверхности планеты. В пурпурно-чёрных облаках зловеще сверкали молнии, а в его радио слышался треск статических разрядов.

Радио? Он поиграл с кнопками, пока ясно не послышался голос. По крайней мере, он ясно звучал, хотя смысла в нём было мало.

— Никому не переступать в хижине через глайды в галошах.

Он усмехнулся на это и потянулся уже выключить радио, когда в его ухе зазвучал голос. Он мигнул — затем медленно вспомнил о прикреплённом в его левом ухе трансляторе.

— Что они сказали?

— Минутку, — раздражительно ответил транслятор. — Всё верно, думаю готово. Очевидно они говорят по-тсуриански. Весь вопрос в том, какой это диалект: Высоких Гарпейан или Самшовиш?

— И где больше смысла? — проворчал Билл, пытаясь вытрясти из бутылки последнюю каплю метаболической отравы.

— Интересная проблема лингвистического анализа, — ответил транслятор. — На первом диалекте это значит: «Пожалуйста не бросайте в траву яичные скорлупы.»

— А на другом? — спросил Билл, притворяясь заинтересованным.

— На другом это переводится как «Щекочите коленки в Степях.»

— В любом случае много смысла.

— Убедительное наблюдение, что всё возможно, — согласился транслятор.

Ну ладно, он позже разберётся, что они говорили. А теперь он был очарован открывающейся внизу панорамой. Глядя через прозрачный пол разведывательного корабля, он видел яркие цветы огромных размеров, распускающиеся с поверхности Тсуриса.

— Прекрасная весчь, — сказал он, желая ещё выпить.

— Ты не собираешься маневрировать? — спросил его транслятор.

— А зачем? Так приятно н-наблюдать за цветами там внизу.

— Моя силиконовая задница это, а не цветы! — в сильной тревоге произнёс транслятор. — Эти красные штучки — чрезвычайно опасны. Они пустили в нас торпеды!

Все это вывело Билла из ступора, отрезвило и вогнало в холодный пот. По ним стреляют? Внезапно он вспомнил задание. Затем его маленький разведывательный корабль сильно вздрогнул.

— Тревога. Тревога! — завопил транслятор. Корабль клюнул носом, начал крениться, поворачиваться, переворачиваться и падать; всё то, что делают подбитые космические корабли. Билл попытался схватиться за стойку, но промахнулся, так как был ещё недостаточно трезв, и ударился головой. На него немедленно опустилась тьма забвения. Что в общем-то было не так уж и плохо, учитывая то, что случилось потом.

Корабль Билла был разрушен под ударами ядерных торпед.

— Гравишют, — пробормотал он, когда пришёл в сознание. — Прекрасно.

Мягко падая через липкий туман, который конечно же был теми самыми облаками, которые полностью скрывали Тсурис, особенно если вы пытаетесь сфотографировать планету, он взглянул вниз и увидел, что земля очень быстро приближается.

Работает ли гравишют? Где же здесь управление?

Он с проклятиями ощупывал себя но раньше, чем он нашёл его, земля выросла и ударила его, и милосердное забвение покрыло его плащом ещё раз.

Глава 2

Билл с неохотой приходил в сознание. Он обнаружил, что плавает в тепловатой ванной с питательным раствором. Её специфичная гравитация была такова, что его голова находилась над поверхностью безо всяких усилий с его стороны. Он чувствовал себя великолепно. Прищурившись, он посмотрел на разноцветные светильники над головой. Их сверкание и сияние напомнили Биллу счастливый Фестиваль Дефлорации в Зимнее Солнцестояние Фундаментальных Зороастрийцев, который неверующие называют Рождеством, у него дома. На глаза навернулась слеза, скатилась по носу и упала в ванну с раствором.

Немедленно зазвучал сигнал тревоги. Или что-то напоминающее сигнал тревоги; хриплая электронная сирена. В комнату неуклюже вбежал человек. По крайней мере Билл предположил, что это был человек. Скорее это был робот, или нечто среднее между человеком и роботом. Или существо. В основном оно состояло из большой сферы около метра в диаметре. Из его нижней части выступали четыре тощие чёрные ножки. Наверху сферы располагалась другая сфера, поменьше, и ещё меньшая над ними. Из чего сделаны эти сферы? Билл слегка пошевелился и обнаружил, что ему незачем волноваться. В этой тёплой ванне было прекрасно и уютно. Его кольнул укол тревоги. Может ему следует волноваться, заключённому в пузырящуюся ванну на чужой планете. Он взглянул снова. Сферы представляли собой комбинацию металла и розового мяса. На самой верхней сфере, там, где должно было быть лицо, если бы это был человек, была нарисована улыбающаяся физиономия.

Существо проскрипело какими-то внутренними механизмами и сказало:

— Пожалуйста не делайте это.

— Не делайте что?

— Не плачьте в питательный раствор. Вы меняете кислотность. Это не идёт на пользу вашей коже.

— А что такое с моей кожей? — спросил Билл. — Я сгорел?

— К счастью не совсем. Мы хотим сделать её мягкой и хорошей.

— А зачем вам это нужно?

— Поговорим об этом позже, — ответил тсурианец. — Кстати, если хотите знать, а я уверен, что хотите, я — Иллирия, ваша нянька.

Они продержали Билла в ванне с питательным раствором ещё несколько часов. Когда он вылез, его кожа выглядела великолепно и была розовой и румяной. Они вернули ему его десантную форму, которая была вычищена каким-то чужим, но эффективным способом. Ему было разрешено прогуляться по коридору, или что это там было. Его оружие исчезло, и он не видел ничего, что могло бы оказаться полезным. Не то, чтобы он имел какое-либо представление, что ему нужно делать, даже если бы он получил оружие против всего вражеского населения планеты.

Когда Иллирия вернулась, чтобы позаботиться о нём, он смог получить некоторое представление об окружении. Он искусно расспросил её; задавал вопросы, а она отвечала на них и быстро выяснил, что она — типичная представительница женского пола тсурианцев, двадцати лет, достаточно искушённая для девушки, которая до последнего года жила и работала на ферме её родителей, пока её высокие оценки в институте не позволили занять ей это место в госпитале для чужих форм жизни в Грейпнутце, столице Тсуриса.

Каждый день приходили несколько мужчин-тсурианцев, чтобы поглядеть, как идут дела у Билла. Они были значительно старше Иллирии, о чём говорила седоватая щетина на их промежуточных сферах, которые, как уже знал Билл, служили хранилищем для батарей, которые помогают тсурианцам передвигаться.

Билл быстро обнаружил, что тсурианцы не видят ничего жестокого или необычного в том, что они собирались сделать с ним.

— Мы, тсурианцы, всегда должны рождаться вновь в чьём-либо ещё теле, — как-то заметил доктор Билла. — Иначе бы мы совсем не рождались.

— Это всё замечательно — но как насчёт меня? — с отчаянием прохныкал Билл. — Куда девать меня?

— Выкинуть как перегоревшую лампочку, — состроил гримасу чужак, хотя тяжело утверждать, так как их нарисованная физиономия особо не меняется. — В любом случае, есть ли в тебе хоть на йоту духовности? Разве ты не мечтал, в какой-либо части твоей крошечной душонки, всецело служить чувствующим существам?

— Нет, не думаю, — ответил Билл.

— Жаль, — сказал доктор. — Тебе будет значительно легче, если ты научишься должным образом думать о грядущем.

— Послушай, приятель, — сказал Билл, — пересадка сознания означает, что меня больше не будет здесь и это означает, что я умру. Как же я могу чувствовать себя хорошо в ожидании всего этого?

— Рассматривай это как случайность, — сказал доктор.

— О чём ты говоришь? — завопил Билл.

— Всё, что произойдёт — случайность, — повторил доктор.

— Да? Тогда позволь этому парню использовать твой мозг вместо моего. С тобой тоже может произойти случайность.

— А, — сказал доктор, — для меня это не новость.

Даже Иллирия перестала так часто навещать его.

— Думаю, они подозревают меня в чём-то, — сказала она ему во время короткого посещения. — Они смотрели на меня взглядом Услады; понимаешь, что я имею в виду?

— Нет, не знаю, — ответил Билл с отчаянием в голосе, чувствуя ловушку всеми фибрами своей души.

— Всё время забываю, что ты не здесь родился, — сказала Иллирия. — Взглядом Услады мы называем многозначительный взгляд. Я знаю, ты готовишься к чему-то подлому и низкому, но я никому не говорила об этом, так как я сама образец подлости и низости.

— Там, откуда я прибыл, такого чувства нет, — сказал Билл.

— Нет? Как странно. В любом случае, я собираюсь исчезнуть на некоторое время. Но не волнуйся, я работаю над твоим делом.

— Поспеши, пока я ещё внутри этой головы, — сказал Билл.

С момента, когда он видел её, прошло несколько дней и ночей. Он не знал сколько именно, так как Тсурис похоже двигался вокруг своего солнца по произвольной траектории, в результате чего дни и ночи имели различную продолжительность. Некоторые дни тсурианцы называли Тигриными, а может Частокольными? Перевод был слегка затруднён. Это были те дни, когда солнце вставало и садилось каждый час, разделяя планету на жёлтые и чёрные полосы. Он решил рисовать на стене метки, отмечая каждый период света. Он не знал, зачем, но так всегда поступали заключённые в темницы парни из тех рассказов, которые он читал дома, зарывшись в стог сена за навозной кучей на родительской ферме на Фигеринадоне. Он попытался отслеживать систему, но когда собрался ставить следующую метку, обнаружил, что поместил свою метку близко к метке, уже бывшей на стене и которую он не заметил. Если, конечно, он только не пометил два световых периода и не запомнил это. Или по рассеянности дважды пометил один световой период. Чем больше он думал об этом, тем больше приходил к выводу, что постановка меток в заключении относилась к тем вещам, которые необходимо изучать в школе, прежде чем пытаться их использовать в полевых условиях. Так он решил. Здесь не было книг или газет, равно как и телевидения. К счастью, сбоку на трансляторе был маленький переключатель, позволявший ему менять режим с «Перевод» на «Разговор». Билл чувствовал себя глупо, делая это, но больше ему не с кем было поговорить.

— Привет, — сказал он.

— Здрово, — ответил транслятор. — Ак ты тут?

— Почему ты говоришь с дурацким акцентом? — спросил Билл.

— Потому что я транслятор, вот почему, приятель, — его голос звучал раздражительно. — Это фальсифицировало бы моё положение и мой образ, если бы я не вставлял в свою речь слова из других языков во время разговорной фазы.

— Достаточно тупой довод, — сказал Билл.

— Но не для меня, омерзительное дряблое немашинное существо! — гневно сказал транслятор.

— Не нужно обижаться, — проворчал Билл. Ответом ему было раздражительное механическое сопение и надолго воцарилась тишина. Затем Билл сказал: — Смотрел какие-либо хорошие фильмы в последнее время?

— Что? — спросил транслятор.

— Фильмы, — ответил Билл.

— Ты что, спятил? Я — крошечное транзисторное устройство, приютившееся у тебя справа под мышкой. Или на твоём ухе. Я не уверен. Как я могу смотреть фильмы?

— Я просто пытался пошутить, — извинился Билл.

— Нам не говорили о шутках, — пожаловался транслятор. — Ну всё, достаточно?

— Достаточно что?

— Поговорили.

— Нет, конечно нет! Я только начал.

— Но, видишь ли, я практически полностью исчерпал встроенную в меня возможность разговора. Я, конечно же, остаюсь твоим транслятором, но с большим сожалением вынужден сказать, что разговорный аспект наших отношений подошёл к концу. Все.

— Транслятор? — через несколько минут сказал Билл.

Из транслятора тишина.

— У тебя совсем не осталось слов? — спросил Билл.

— Только это, — ответил транслятор. И это было последнее слово, которое смог вытянуть из него Билл.

Вскоре после этого он услышал второй голос.

Второй голос посетил его той ночью, после ужина из засахаренных малиновых мозгов и тарелки чего-то, по вкусу напоминающего жареную цыплячью печёнку, но выглядевшего как оранжевые «колеса». Он читал этикетки на рубашках в свете лампы, называемой Слепой Филистимлянин, потому что она слабо освещала помещённые перед ней предметы. Он потянулся, зевая, когда позади него раздался голос:

— Слушай.

Билл резко вздрогнул и огляделся вокруг. В комнате с ним больше никого не было.

Как бы в подтверждение его осмотра, голос сказал:

— Нет, я не в комнате.

— А где же ты тогда?

— Трудно объяснить.

— Ну хотя бы попробуй.

— Нет, не сегодня.

— Ну и чего ты хочешь?

— Помочь тебе, Билл.

Билл слышал это и раньше. Это было всегда приятно слышать. Он присел на край ванны и снова оглядел комнату. Никого.

— Мне требуется некоторая помощь, — сказал Билл. — Можешь вытащить меня отсюда?

— Могу, — ответил голос, — если в точности сделаешь всё, что я скажу.

— И что же мне делать?

— Кое-что, что может выглядеть для тебя безумием. Но крайне важно, чтобы ты сделал это точно и уверенно.

— Так что же мне делать?

— Тебе это не понравится.

— Скажи или заткнись! — провизжал Билл. — Это не способствует укреплению моих нервов. Меня не волнует, понравится или нет, если это поможет мне выбраться отсюда. Теперь — говори!

— Билл, можешь похлопать одной рукой по голове, а другой одновременно погладить живот?

— Не думаю, — ответил Билл. Он попытался и у него ничего не вышло. — Видишь? Я был прав.

— Но ты можешь научиться, не так ли?

— Зачем?

— Потому что это — твой шанс выбраться из затруднительного положения. Твоё будущее существование с собственным разумом зависит от того, насколько точно ты сделаешь то, что я скажу тебе, когда я скажу тебе.

— Ну ладно, — произнёс Билл, не видя ничего лучшего, чем продолжать этот идиотизм, поскольку выбор был невелик. — Можешь сказать, кто ты?

— Не сейчас, — ответил голос.

— Ладно, — сказал Билл. — Думаю, есть причина?

— Да, но я не могу назвать тебе её. Сделаешь, как я сказал, Билл? Теперь тренируйся. Я вернусь.

И затем голос исчез.

На следующее утро в палату к Биллу пришла делегация тсурианских врачей. Двое из них имели знакомый сферический вид. Ещё один управлял чем-то, похожим на тело большой колли. Со множеством блох, которых он вычёсывал задней лапой. И последние двое когда-то могли быть чинжерами, так как это были ярко-зелёные ящерицы.

— Время для бассейна старой доброй протоплазмы, — бодрым голосом произнёс Др. Вескер. Это было его имя. — Я — Др. Вескер, — сказал он таким тоном, как будто Биллу было необходимо это знать. Тревога Билла не ослабла.

Эти тсурианские мужчины были докторами, о чём говорили длинные, свободного покроя белые халаты, и стетоскопы, щегольски торчащие из их карманов. Все они говорили на стандартном, классическом или тсурианском, так что транслятор Билла, который всё ещё оставался имплантированным у него под мышкой, безо всяких проблем справлялся с переводом. Одним из первых вопросов Билла был:

— Док, как мои дела?

— Прекрасненько, прекрасненько, — ответил доктор.

— Ну ладно, если я в порядке, как насчёт того, чтобы позволить мне выйти отсюда?

— О, уверен, с этим не стоит спешить, — ответил доктор и издал лёгкий довольный смешок.

— Что означал этот смешок? — спросил Билл Иллирию после ухода докторов.

— Ну ты же знаешь этих докторов, — ответила Иллирия. — Они все находят забавным.

— Что должно произойти со мной, когда я освобожусь отсюда?

— Нам обязательно сейчас говорить об этом? — спросила Иллирия. — Такой прекрасный день, зачем его портить?

Иллирия пришла вечером. Им с Биллом нужно было о многом поговорить. Билл узнал, что тсурианцы жили на своей планете Тсурисе намного дольше, чем они могли вспомнить. Существовала теория, согласно которой, когда Тсурис родился из огненных вспышек Эйора, его жёлто-красного солнца, вместе с ним родился тот разум, который теперь живёт на планете как тсурианцы. Билл не понял, что она имела в виду. Иллирия пояснила, что на Тсурисе не бывает настоящих рождений или смертей. Все разумные существа, когда-либо жившие здесь, все ещё находятся тут, обитая в бессознательном состоянии в растворе природных электролитов.

— Все? — спросил Билл. — И сколько же их здесь?

— Ровно один биллион, — ответила ему Иллирия. — Не больше и не меньше. И они — мы — были здесь с самого начала. Когда-нибудь я покажу тебе, где ожидают те, которые без тел. Или отдыхающие, как мы их зовём. Они все в бутылках…

— Биллион мозгов в бутылках! Ужасающее количество бутылок.

— Это действительно так, и мы вычистили всю галактику в их поиске. У нас есть винные бутылки, пивные бутылки, бутылки из-под безалкогольных напитков — любой вид бутылок, название которого ты сможешь припомнить.

— Э-э, — протянул Билл, снова впадая в депрессию. — А почему их должно быть ровно биллион?

— Пути Деити неисповедимы, — ответила Иллирия. Она была религиозной женщиной — практикующим членом Церкви Малюсеньких Милостыней. Несмотря на это, она была приятным компаньоном и более образованной, чем большинство тсурианских женщин. По крайней мере так она говорила Биллу.

Билл, естественно, хотел знать, что с ним будет. Иллирия не особо желала говорить об этом. Каждый раз, как Билл затрагивал эту тему, она становилась мрачной. Её голубовато-жёлтые глаза заволакивались, а голос становился сухим.

Принимая во внимание все вышесказанное, Билл неплохо проводил время. Единственной требуемой от него работой, если можно это так назвать, был двухчасовой сеанс в ванной с питательным раствором. Никогда раньше его кожа не была такой мягкой. Ногти тоже стали мягкими. Даже когти на аллигаторской ступне, которая к тому времени выросла до приличных размеров, стали размягчаться. Однажды он спросил Иллирию, зачем ему нужно так часто принимать ванну, но она ответила, что предпочитает не говорить об этом.

Иллирия была очарована ступнёй Билла. Сперва она пугалась её, и настаивала, чтобы он носил вельветовые носки. Но спустя некоторое время стала привыкать к зелёной аллигаторской ступне и нежно потягивать его когти своими пальцевидными отростками, как мать-гриф играет с когтями своих птенцов.

Однажды Иллирия спросила, как у него с математикой.

— Не очень, — ответил Билл. — Я проучился два семестра в специальной технической школе, но особых успехов не достиг. Даже чтобы выполнить простейшее сложение на электронном компьютере, мне нужен специальный курс мозговых математических инъекций.

— Мы не разрешаем это здесь, — сказала Иллирия. — Каждый должен выполнять математические вычисления в уме.

— Так если все другие умеют выполнять математические операции, зачем мне это?

Иллирия вздохнула и не ответила. На следующее утро пришли доктора. Их было трое. И все отличались формой друг от друга. Билл уже знал, что для Тсуриса это нормально.

— Но откуда у вас столько различных форм? — спросил Билл.

— На нашей планете всегда не хватало одной вещи, — ответил ему доктор, — нормального функционирования рождения и смерти. Когда возник наш мир, в нём уже находились все разумные существа, в виде водяных капель внутри больших пурпурных облаков. Прошло очень много времени, прежде чем здесь появились какие-то физические формы. Но даже тогда, они пришли с других планет. Экспедиция с какого-то другого мира. Мы смогли, с помощью своего превосходного разума, по крайней мере в награду за беспокойство, принять их в своё число. Так наше существование на Тсурисе получило физическую основу. К сожалению, никто из нас не мог иметь детей, хотя, уверяю тебя, и мужчины, и женщины испробовали всё возможное. Результаты? Никаких. Поэтому мы всегда ищем подходящие сгустки протоплазмы, в которых могли бы разместить нерожденных членов нашей расы.

— Я слышал, что ты сказал, — произнёс Билл, — и не думаю, чтобы мне это нравилось.

— Здесь нет ничего личного, — сказал доктор.

— Ничего личного в чём? — спросил Билл, опасаясь наихудшего.

— Ничего личного в нашем решении использовать твоё тело. Подразумевая, что ты не пройдёшь тест на разумность.

— Слишком спешите, — сказал Билл. — Что за тест на разумность?

— А разве Иллирия тебе не сказала? Мы требуем, чтобы все посетители нашей планеты прошли тест на разумность. Те, кто не сможет, используются нами как носители.

Билл понял, что справедливо опасался наихудшего. Даже сейчас, ещё не зная точно, чего опасаться, он чувствовал, что дела плохи.

— Что за тест на разумность? — переспросил он.

— Несколько простых вопросов.

Затем доктор отбарабанил фразу, смысл которой был не ясен Биллу, даже будучи переведённой для него на английский язык транслятором. Фраза содержала слова типа «косинус», «квадратный корень из минус единицы», «логарифм по основанию», «сигма», «ромбоид» и ещё другие слова, которые Билл никогда даже не слышал. Стараясь выиграть время, он попросил написать это.

Следующий вопрос касался мнимых чисел, транспредельных чисел, числа Кантора, и каких-то ещё чисел, относящихся к чему-то, называемому геометрией Лобачевского. И этот тест Билл провалил. И на остальные вопросы он ответил не лучше.

— Ну ладно, старина, — сказал доктор, — не обижайся, но результаты наших тестов показывают, что у тебя настолько мизерный разум, что подобный уровень даже не предусмотрен в наших таблицах.

— Это всего лишь математика, — сказал Билл. — У меня никогда не было склонности к математике. Можете проэкзаменовать меня например по географии, или по истории…

— Извини, — перебил доктор, — единственный используемый нами тест — по математике. Так, знаешь ли, намного выше точность.

— Да, знаю, — вздохнул Билл. — Нет, постойте! Я такой же разумный, как и остальные здесь! Может даже разумнее — и у меня есть медаль в доказательство этого. Я — герой, галактический герой, удостоенный наивысшей военной награды. Я из расы, которая не производит в уме математических вычислений. Большинство из нас.

— Мне действительно жаль, — сказал доктор. — А кроме того, PS, мы не увлекаемся военными наградами. Вы замечательно дружелюбное, хотя и глупое, чувствующее создание, и иногда на твоём лице появляется такое проницательное выражение, что мы почти поверили, что ты понимаешь, что тебе говорят. Очень плохо. Для тебя готов бассейн с протоплазмой, парень.

— Что происходит? — простонал Билл.

— У нас есть специальный процесс, который интегрирует твои клетки специального назначения, подготавливая их к перерождению в качестве одного из тсурианцев. Ванны с питательным раствором размягчали твою кожу, подготавливая тебя к ванной с протоплазмой на случай, если тест на разумность завершится так, как и случилось. Простая профилактическая мера, окупившаяся сполна.

Билл и ругался, и проклинал, и умолял, и дрался, и брыкался с пеной у рта. Но это не сработало. Доктора были непреклонны. И, чёрт подери, намного превосходили его по массе. Они схватили его, борющегося и вопящего, выволокли из его комнаты и протащили по коридору в комнату, где в резервуаре пузырилась и пенилась жидкость. Билл и сам стал пускать пузыри и пену, но сопротивление было бесполезно. Они плюхнули его в резервуар.

— Это ещё сильнее расслабит тебя, тебе даже понравится, — сказал доктор с явным лицемерием.

На следующий день они привязали его к креслу-каталке и провезли через холл. Зашли в комнату с открытой дверью. Внутри находился огромный бассейн протоплазмы, окрашенной в зеленовато-коричневый цвет несварения. Она вызывала лёгкое отвращение и больше была похожа на потерявшего эластичность осьминога. Протоплазма пузырилась и булькала, время от времени выбрасывая толстые завитки, на конце которых были большие выпуклые глаза. Глаза на мгновение дико озирались, а затем завиток опадал обратно в жидкость.

Они поместили Билла в специальную палату, где накормили до отвала, прежде чем использовать его тело. Пока ел, он приободрился. Но вскоре после того, как закончил, он снова впал в отчаяние, так как каждая унция мускулов, каждый дюйм жира вокруг талии, сильно приближали его к переходному бассейну.

— Когда я весь растворюсь, что произойдёт с моим мозгом?

— Его мы тоже используем, — сказал ему охранник палаты.

— А что произойдёт со мной? — робко спросил Билл, желая знать. И одновременно не желая.

— Интересный вопрос, — задумался охранник. — Физически ты, конечно же, будешь существовать. Но что касается личности внутри тебя, говорящей «я — это я», ну, эта часть, как бы это сказать помягче, уйдёт.

Билл простонал:

— Куда уйдёт?

— Трудно сказать, — ответил охранник. — Во всяком случае, тебя не будет поблизости, чтобы задавать вопросы и, если откровенно, мне совершенно наплевать.

Они кормили Билла метровыми ломтями печёнки, он с содроганием представил себе то животное, которому она принадлежала, и кубической рыбьей икрой, а также заставляли выпивать двадцать один молочный коктейль каждый день, гомогенизируя его мозги. Даже с привкусом земляники это не было хорошим питьём. По поводу всего этого у него возникла более чем небольшая депрессия. Для него отнюдь не было утешением знать, что его тело и мозг послужат домом для одного из наиболее выдающихся государственных деятелей Тсуриса, почтенного Веритэйна Редраббла, одного из величайших государственных деятелей всех времён. Это нисколько не утешало Билла. На самом деле это ещё сильнее угнетало его. То, что его бесценное тело должно быть переработано в политика, было слишком ужасной мыслью.

Так как он не собирался винить себя в своей врождённой сельской тупости, он попытался обвинить транслятор.

— Почему ты не помог мне справиться с экзаменом по математике?

— Чёрт подери, — ответил транслятор, — я не могу делать все.

— Если бы только мы могли дать знать военным, — простонал Билл. — Если бы они послали математика, ситуация была бы исправлена.

— Для математика может быть, но не для тебя, — с электронным садизмом продекламировал транслятор. — А кроме того, они не посылают математиков на исследование чужих планет, — снова заметил он.

— Знаю, — Билл проскрежетал зубами, — но я могу помечтать, не так ли? Ты не мог бы дать человеку помечтать?

— Меня это совершенно не касается, — ответил транслятор и затем выключился.

Когда Билл просидел в специальной палате с обитыми войлоком стенами два дня, его пришла навестить Иллирия. Она часы проводила в его палате, поощряя к рассказам о его детстве, военной службе, его приключениях на странных планетах. Билл обнаружил, что очень привязался к Иллирии. Хотя она для него выглядела, как и все остальные тсурианцы, её поведение было другим. Она была сочувствующей, женственной. Голос её был низким и приятным. Иногда во тьме палаты Билл думал, что мог видеть у неё намёки на груди на мерцающем металле средней сферы. Он даже начал думать, что её тонюсенькие чёрные ножки были довольно миловидны, хотя, конечно, их было слишком много. Но в глубине души он осознавал, что эти мысли — безрассудство. Он никогда не смог бы по-настоящему полюбить женщину, состоящую из трёх сфер. Из двух сфер ещё куда ни шло, это напоминало бы знакомые образы. Но не из трёх.

Однако, однажды вечером в поведении Иллирии появилось что-то странное. Она выглядела взволнованной и странно возбуждённой. Когда он спросил её об этом, она отказалась говорить.

— Просто поверь мне, Билл, я работаю над планом твоего спасения.

— Что за план?

— Я ещё не могу сказать тебе.

— И есть шанс?

— Да, мой дорогой. Рискованно, но думаю у нас есть шанс.

Билл заметил, что она сказала «нас». Он спросил её об этом.

— Ох, Билл, — ответила она, — надеюсь слегка удивить тебя в один из ближайших дней.

И уж насколько Билл хотел спастись, он отнюдь не был уверен, что хотел бы, чтобы Иллирия удивляла его.

Глава 3

Билл проснулся внутри компьютера. Правда сперва он это не знал. Последнее, что он помнил, его последнее воспоминание, относилось к палате. Потом произошёл переход. Билл открыл глаза и быстро мигнул. Палаты не было. Вместо неё он оказался подвешенным в странном и мистическом окружении. Все вокруг него было туманным. Он посмотрел вниз на себя. Сам он также был туманным. Он почувствовал оцепенение и лёгкое головокружение. Где он? Что с ним стало после того, как доктора склонились над ним и закудахтали? Что затем произошло? Когда он обнаружил, что не может вспомнить, его охватила паника.

Что произошло? Он лежал на чём-то похожем на маленькое облако, окрашенное в оранжевый и розовато-лиловый цвета. Вокруг были другие облака, возможно прикреплённые проволокой к потолку. Посмотрев вверх, он в замешательстве обнаружил, что сквозь дымку не видно никакого потолка. Вокруг него были и другие облака, некоторые из которых выглядели как свободно плавающие кушетки и кресла. Здесь даже было заливающее все освещение. В воздухе носился слабый запах жареных свиных котлет. Внезапно Билл осознал, что проголодался. Очень проголодался. Он сел. Сделав это, он всплыл в вертикальное положение.

— Где я? — спросил он.

— Добро пожаловать, — пропел голос. Билл не нашёл, откуда он исходил, но знал, что это был тот же голос, что он слышал ранее, в палате.

— Где я? — повторил он.

— Только спокойно, — успокаивающе сказал голос. — Ты в безопасности.

— Что это значит? Где я? — В его голосе послышались истерические нотки паники. — И кто ты, чёрт подери?

— Я — компьютер Тсуриса, — ответил голос. — Ты внутри меня.

Билл оглянулся. Да, стены этого места были серыми и бежевыми — классические цвета компьютеров.

— Как, — едва справляясь с дрожью в голосе спросил Билл, — вы засунули меня в этот компьютер? Я никогда не слышал о компьютерах, достаточно больших, чтобы в них поместился человек. — Он на мгновение задумался. — Или какое-либо другое существо.

Компьютер сдавленно хихикнул со своим транзисторным чувством юмора.

— Ты здесь не во плоти. Ей-богу нет.

— Ну а как же я здесь?

— Фигурально.

— Скажи это как-нибудь, чтобы я понял, — проворчал Билл, более чем слегка раздражённо.

— Что я имею в виду, — ответил компьютер, — это что я взял твою психику — внутреннюю оболочку твоего Я — ту часть, которая говорит «я — это я» — понятно?

— Думаю да, — сказал Билл. — Это часть плана тсурианцев по избавлению от меня, чтобы они могли использовать моё тело для воскрешения какого-то политика.

— Совершенно верно. Обычно они просто выбрасывают эту часть. Но я увидел, что у тебя есть кое-какой разум; рудиментарный, но на что-то годный.

— Большое спасибо, — сказал Билл.

— Нет, не надо на меня обижаться, — сказал компьютер. — Это лучше смерти, не так ли? Это другая возможность.

— Я и не думал жаловаться, — сказал Билл. — Итак я — как ты это назвал — психически? — внутри тебя. А где же моё тело?

— Думаю в настоящий момент оно используется как манекен, пока новый хозяин не будет готов занять его. Знаешь, тела без психики служат прекрасными моделями. Они могут сохранять положение неопределённое количество времени.

— Надеюсь, они не повредят это старое доброе тело, — сказал Билл. — Я хотел бы заполучить его обратно, как только выберусь отсюда.

— Тсурианцы очень бережно обращаются с телами, — ответил компьютер. — Знаешь, недостаточно только выбраться. Что же до того, чтобы вернуться в него — это маловероятно.

— К чёрту твои прогнозы, — сказал Билл. — Посмотрим.

— Да, конечно, — успокаивающе промурлыкал компьютер тем голосом, которым заверяют человека, находящегося на электрическом стуле, что несколько вольт пойдут на пользу его здоровью.

Несмотря на все свои страхи и тревоги, Билл быстро приспособился к жизни внутри компьютера. Он практически сразу обнаружил, что она не так ограничена, как он ожидал. Он мог использовать все расширения компьютера, а они распространялись по всему Тсурису. Вскоре он узнал, что компьютер — самая важная вещь на планете Тсурис. Это был компьютер, который обеспечивал все. К примеру, взять эти облака, скрывающие поверхность Тсуриса. Он удивлялся им, а компьютер прочитал его мысли, что отнюдь не сложно было сделать, так как его разум был частью разума компьютера. Или что-то вроде того. В любом случае, компьютер довольно рассмеялся в ответ на не заданный вопрос.

— Неужели ты думал, неужели, что всё это — естественный процесс? Язус, нет! — (По известной одному ему причине, компьютер время от времени говорил с фальшивым ирландским акцентом.) — А что касается того, как они открываются для поступления солнечного света, и снова закрываются, когда бы чужаки вроде тебя не пытались фотографировать. Неужели ты думал, что всё происходит случайно? Ни в малейшей степени, парень! Я управляю движением этих облаков. Я также слежу за дождями, чтобы каждый регион получал чуть больше их, чем хотел бы. Я управляю машинами приливов и отливов, держа океан в границах. Когда урожай готов, я уже здесь с моим автоматическим оборудованием для сбора урожая. А затем работа по хранению продуктов, а также их приготовление.

— Ты все это делаешь?

— Можешь поставить на кон свою душу, что делаю.

— Ну ладно, а чего ты хочешь от меня?

— Дело в том, — ответил компьютер, — что по мере того, как здесь на Тсурисе жизнь становится сложнее, я вынужден выполнять всё больше и больше обязанностей. Это начинает приближаться к границам моих возможностей. А я должен оставить кое-какие ресурсы для собственных нужд.

— Не знал, что у компьютера есть собственные нужды, — заметил Билл.

— Ты многого не знаешь о компьютерах, — обиделся компьютер. — Конечно же у меня есть личные нужды. Тебя может заинтересовать тот факт, что я пишу роман.

— Думаю, я слышал о пишущих романы компьютерах, — сказал Билл. — По крайней мере я читал множество таких, которые могли быть написаны компьютером. И о чём же твой?

— Может когда-нибудь я дам тебе взглянуть, — застенчиво ответил компьютер. — А пока давай приступим к работе.

Биллу было поручено наблюдение за урожаем тсотски в провинции Родомонтэйд. Тсотска была одним из основных продуктов питания на Тсурисе. Небольшой кустарник с розовыми цветками, тсотска одновременно давал и фрукты, и орехи, а также ещё один фрукт, который выглядел как вызывающий отвращение фиолетовый банан, но на самом деле был очень питателен. Ряды посевов тсотски, тянущиеся до горизонта, были разделены трубами системы орошения. Билл был назначен следить за её включением и выключением. С одной стороны, это была несложная работа. Так как у Билла не было тела, все что ему нужно было делать, это направлять свою волю на требуемый вентиль, который, являясь психотропным, открывался. Странно было, что даже с психотропными вентилями, некоторые заедали, а некоторые, похоже, заржавели. И что ещё было странно, так это то, что необходимая на открывание и закрывание вентилей энергия была точно такой же, как энергия, которая бы требовалась на ту же операцию, если бы у Билла было тело. Конечно, отсюда зрелище было более интересным. Билл мог по желанию взлететь высоко на посевами, паря как птица, или же спуститься под землю и обследовать корни. Похоже, не было предела тому, что он мог проделать без тела. Тем не менее было много работы, и это было не похоже на то, как он представлял себе жизнь без тела. И через некоторое время она наскучила Биллу. На самом деле, после нескольких дней такой работы, он пришёл к выводу, что ручной труд без тела такой же трудный, утомительный и обессиливающий, как и при жизни с телом. Билла удивило, что жизнь после смерти, если она здесь имела место, может быть такой. Он подозревал, что она не так уж хороша, как думали люди.

После того, как однажды компьютер сделал так, чтобы Билл смог ощущать аналог тепла и холода, а также аналоги других чувств, существование на полях тсотски стало более-менее приятным. Он знал, что его ощущения — не настоящие, но всё же это было много лучше, чем совсем ничего. Иногда после обеда он опускал своё метафорическое тело на травянистый холм на краю одного из полей тсотски. Настройкой своих аналоговых рецепторов он вызывал божественный аромат душистого клевера. Компьютер даже сделал для него музыкальный аналог. Билл не очень любил классику, но компьютер объяснил, что под Моцарта лучше растут растения. Билл не жаловался, хотя обычно ему нравилась ритмическая музыка, под которую можно было отбивать такт ногой.

Через некоторое время ему наскучили поля тсотски и он начал странствовать. Компьютер был связан со всеми уголками планеты, так что Билл мог воспользоваться лучшей из когда-либо ему известных систем передвижения. Для перемещения по линиям передач требовались затраты энергии. Но вскоре Билл обнаружил аналог аккумулятора, и смог передвигаться без усилий, о чём он всегда только мечтал.

Аналог аккумулятора обнаружился тогда же, когда он повстречал скволла. Это был небольшой грызун, который жил на полях и в лесах Тсуриса и мог связываться с автономными проекциями компьютера, такими как Билл. Скволл не был слишком разумным — на уровне молодой заторможенной овчарки — но составлял прекрасную компанию. Он был размером с земную белку и имел по большому пушистому хвосту с каждой стороны. Этот замечательный образец природной мимикрии позволял ему спасаться от множества хищников, которые не прочь были полакомиться скволлом, а зрелище двух хвостов приводило их в замешательство на время, достаточное скволлу для спасения. Билл проследовал за скволлом к его гнезду. Скволлы обитают в ветвях волокнистых деревьев, этих гигантов открытых лесов и полян. Такая жизнь несколько затруднена для скволлов, так как природа не приспособила их для лазания по деревьям. Природа очевидно готовила для них кое-что другое, так как у них были ласты и жабры, а также небольшие рудиментарные крылышки. Всё выглядело так, будто природа не до конца завершила то, что замышляла в отношении скволлов. Билл однажды повстречал скволла, лёжа аналогически на прекрасной зелёной траве холма и мечтая о книге неприличных комиксов и конебургере.

— Добрый день, — пропищал скволл. — Ты ведь новичок здесь, правда?

— Да, полагаю так, — ответил Билл.

— Полуавтономный?

— Точно.

— Так и думал, — сказал скволл. — Похоже занимаешься работёнкой ниже твоих способностей. Ещё не устал орошать эти поля?

— Ещё как, — ответил Билл, — но ведь это моя работа.

— О да, конечно, знаю, — сказал скволл. — Ты здесь одно из расширений компьютера.

— Мне не нравится думать о себе в таком плане, — сказал Билл с лёгким возмущением в голосе. — Но ты прав. Хотел бы я получить назад своё тело.

— Да, — сказал скволл, — тело — это прекрасно. Особенно такое, как у меня, с двумя хвостами. Не хочешь заглянуть ко мне на чашечку чая?

— С удовольствием, — ответил Билл, — но у меня нет тела, с которым можно было бы попить чая.

— Не волнуйся, — произнёс скволл. — Мы сделаем вид. И у тебя есть шанс встретиться с семьёй.

Скволл поскакал вперёд, а Билл поплыл следом за ним в той прыгающей манере, которую обеспечивают компьютерные эмуляторы. Вскоре они достигли травянистого холма, где свил своё гнездо скволл. В боковой стенке холма находилось большое отверстие, которое было легко обнаружить, так как скволл обозначил его широкой белой полосой.

— Для чего это? — спросил Билл.

— Полоса нужна для того, чтобы скволлы могли найти дорогу в родное гнездо, — ответил ему скволл. — Матушка Природа слегка ограничила наш род, снабдив нас слабым зрением, слухом, вкусом, пространственной ориентацией и обонянием. Остальные же наши чувства сверхостры, компенсируя эти кажущиеся недостатки.

— Не много же их осталось.

— Заткнись.

— Прости. А другие существа не находят ваши берлоги? Я имею в виду, что полоса действительно очень заметна.

Скволл довольно прохихикал.

— Они её не видят, — сказал скволл. — У здешних хищников отсутствует цветное зрение. Это врождённый наследственный дефект, имеющий для нас, скволлов, огромную важность, как ты мог заметить.

Вход в гнездо скволла был маленьким, но Билл, являясь бестелесным, легко проскользнул вовнутрь. Скволл несомненно на это и рассчитывал, так как он похоже полагал, что Билл может проникнуть везде, куда только захочет.

— Теперь я займусь чаем, — сказал скволл. — Был бы рад представить тебе мою жену, миссис Скволл, но она сегодня работает. А дети, естественно, в школе. Чай почти готов. Лимон или молоко?

— Я уже говорил тебе, — ответил Билл. — Я не могу пить, не имея тела.

— Но ты можешь сделать вид.

— Всё верно, думаю могу, — ответил Билл. — Пожалуйста, сделайте чай с лимоном, одну ложечку сахара и рядом кружку с Алтарским ромом.

— У меня закончился ром, — сказал скволл. — Подойдут виски Старый Сантехник?

— Сойдёт, — ответил Билл, одобрительно кивая, глядя как скволл наливает воображаемый напиток из воображаемой бутылки в воображаемый стакан.

Так и прошёл день за воображаемой бутылочкой виски и в настоящем хорошем настроении.

Билл после разговора со скволлом чувствовал себя значительно лучше. Он решил не поддаваться обстоятельствам. На следующий день, когда началась его работа на поле, Билл установил разбрызгиватели в автоматический режим и попросил скволла приглядывать за ними и сообщить ему нейронной телеграммой, если что-нибудь случится. А затем отправился на исследование.

Было замечательно парить над миром Тсуриса с помощью аккумулятора. Эта планета радовала глаз, если вы, конечно, смогли проникнуть под неприветливый слой облаков. Тут и там были разбросаны деревни, которые появлялись и исчезали из виду по мере того, как он пересекал основной континент. Он пролетал среди крутых гор. Он следовал по течениям рек. А время от времени Билл встречал других членов полуавтономного семейства компьютера.

Одним из них был Скэлсьор, полуавтономное трёхногое существо с Аргона-4, который прошёл этот путь несколькими годами раньше, следуя к родне в Акцессор, центр миров Цефеид. Он не достиг их. Компьютер Тсуриса, способный распространять свою силу далеко за пределы его биосферы, подобно шаровидному существу, раскинувшему длинные призрачные, но эффективные псевдощупальца, расширил зону воздействия, выдернул корабль Скэлсьора из космоса и опустил его на поверхность планеты. Скэлсьор был порабощён, как и многие другие мыслящие существа, которые по большей части просто пролетали мимо по своим делам.

Скэлсьор также встречался со скволлом, и эти двое стали близкими друзьями.

— Си, — сказал Скэлсьор. — Он оч славный парень, этт наш скволл. Я сильно завидую его весёлому нраву. Взгляни поближе и посмейся над самой тупой работой, которую дал мне чёртов компьютер.

Работа Скэлсьора заключалась в открывании и закрывании замков на маленьких оросительных каналах в глубине овощных полей. Работа сама по себе была важной, так как на Тсурисе растения, как и везде, требовали влагу, а иначе они начинали вопить от боли, становились коричневыми или чёрными, сворачивали свои лепестки вокруг ножек и умирали. По крайней мере так кое-где поступали некоторые растения. Но хотя работа была полезной, она не требовала ежедневного пристального внимания взрослого существа вроде Скэлсьора; тем более что вентили были снабжены автоматическим механизмом открывания/закрывания, отлично функционирующими большую часть времени.

— Мерда, самая неприятность для меня, — сказал Скэлсьор, — напоследок достичь небесной гармонии бестелесного существования, будучи живым, состояния, в котором я мыслю, все помню, и обнаружить, что это мышление используется для чего-то чертовски тривиального и сверхненужного. Каргота!

— Почему бы тебе просто не уйти и не заняться чем-нибудь приятным? — спросил Билл.

— Если бы был способ эт сделать! Чинжер! Это, хотя и выглядит так желанно, прост отсутствует в колоде карт.

— Почему отсутствует? — захотел узнать Билл.

— Ты спрашиваешь, я отвечаю, потому что эт неверно, неприемлемо, как они говорят на древнем языке. Не первоклассно. Крайне не-СОП. Я достаточно ясно выражаюсь?

— Думаю, да, — ответил Билл, — но всё это чепуха. Мне это компьютер тоже говорил. Но я просто ухожу. Ты мог делать то же самое.

— Полагаю, мог бы, — ответил Скэлсьор. — Но у меня есть ужасное предчувствие в глубине воображаемого подсознания, что когда компьютер поймает нас, мы найдём хлопот на свою задницу.

— Не представляю, как, — сказал Билл. — Я имею в виду, что у нас не тел, которые можно было бы наказать.

Скэлсьор некоторое время обдумывал это.

— Сукин сын! Верно! Конечно, он мог бы наказать наш разум. Ментальные плети из колючей проволоки или что-либо в этом роде.

— Пока это не причиняет вреда. Да и как может, — сказал Билл, затем задумался на некоторое время. — Он может делать с моим разумом всё, что хочет, пока это не вредит моему телу.

Скэлсьор присоединился к Биллу и они отправились в совместное путешествие по миру Тсуриса. Вскоре они пересекли приятную местность, где практически постоянно была хорошая погода, и простиралось длинное песчаное побережье, на которое набегали нежные океанские волны.

— Божественно, — сказал Билл.

— Мне эт не нравится. Мы не должны здесь находиться. Ни в коем случае, — проворчал Скэлсьор. — Эт княжество Ройо.

— Неплохое местечко, — сказал Билл. — Почему тсурианцы здесь не живут?

— Ты притащил меня сюда, парень, — мысленно пожал плечами Скэлсьор. — Был бы интересно узнать. Но может также быть и опасно.

Они с неохотой покинули приятно выглядящее местечко Ройо и вернулись к суровой действительности Тсуриса. Возвращаясь поспешно в сторону центрального завода, служившего домом тсурианскому компьютеру, они приняли отчаянные ментальные послания беспокойного характера.

— Похоже на СОС-вызов для меня, — сказал Билл.

Они приблизились. Это оказался голос самого компьютера Тсуриса. Он быстро втянул Билла со Скэлсьором вовнутрь. Они пролетели по длинным извилистым цилиндрическим туннелям и наконец попали в тускло освещаемую потайными лампами овальную комнату. Билл и Скэлсьор окунулись в перламутрово-серое сияние. Билл заметил, что в комнате было несколько диванов и стол. Билл представления не имел, зачем компьютеру понадобилось помещать эту мебель в середину воображаемой комнаты где-то в его собственной ментальной сфере конструкции. Скэлсьор начал выходить из себя от волнения.

— Плох дело, я чувствую эт. О, мерда! Я не должен был позволить тебе уговорить меня отправиться на этот дерьмовый осмотр местных достопримечательностей. Думаешь компьютер примет мои извинения? Как и моё искреннейшее обещание никогда больше этго не делать?

— Посмотрим, что скажет компьютер, — зловеще проскрежетал Билл.

Вскоре после этого в комнату вошёл компьютер. Или произвёл впечатление входа, так как все это чёртово место было ничем иным, как электронной эмуляцией. Он напугал их, спустившись с невидимого места в потолке в виде мерцающего голубого света, затем на мгновение исчез из виду, появившись снова в виде сурового мужчины, одетого в деловой костюм в голубую полоску, с перхотью на плечах, носящего маленькие усики и пенсне.

— Вы, двое воришек, ослушались приказа, — подытожил компьютер. — Ваши тупые мозговые придатки уже забыли, что я говорил о важности этой работы? Вы должны выполнять её правильно, точно, быстро и сжато — или последствия будут ужасны.

— В самом деле? — язвительно сказал Билл.

— Да, этим всё сказано.

— Как ты собираешься наказать нас, учитывая, что у нас нет тел, а? — презрительно усмехнулся Билл.

— У меня есть мои маленькие секреты, — лаконично ответил компьютер. — Хотите, чтобы я устроил небольшую демонстрацию?

— О нет, пожалуйста, — стал умолять Скэлсьор. — Все знают, что компьютеры очень большие, мощные, садистские и крайне опасные создания. Поэтому мы запретили их на своей планете. Другие компьютеры, конечно же, вы справедливы и беспристрастны, совсем другого рода, исключение из общего правила. Я верю вам на слово. Я буду повиноваться как безумный, простите меня.

— Ты, со своим унижением и коленопреклонением, можешь идти, — повелительным тоном приказал компьютер. Затем он угрожающе повернулся к Биллу. — Что же касается тебя…

— Да, — угрюмо сказал Билл. — Что же насчёт меня?

— Хочешь испытать демонстрацию моей ярости?

— Не очень. Но, полагаю, тебя это не остановит. Давай посмотрим, что ты можешь.

Фигура немедленно скользнула за стол. Молочный оттенок куполообразной стены сменился на чёрный и на нём засверкали красные вспышки. Из стен засочились неприятные выделения. Из внезапно выдвинувшихся из стен динамиков стали доносится звуки отрыжки. Из потайного прохода влетели и закружились вокруг головы Билла словно стая клещей маленькие чёрные чертенята с вилообразными хвостами, вооружённые крошечными вилами, не могущие конечно же съесть его, так как его телесная оболочка отсутствовала, но ухитрившиеся вызвать сильное раздражение и блокировать его поле зрения. В то же время одна из стен открылась и за ней обнаружился огненный очаг, поддерживаемый стальным треножником, стоящим в центре огромных горящих брёвен. Волны жара, исходящие от очага, запугали бы до смерти существо и с много меньшим, чем у Билла, воображением. Одновременно открылась противоположная стена и за ней обнаружилась арктическая пустыня, из которой ворвался мощный порыв ветра, принёсший огромный шквал острых как бритва кристалликов льда, заметавшихся по комнате. Оба эти творения одновременно работали в полную силу, и Билл, где бы он не находился, оказывался заключённым между ними. Он различил крошечный проход в одной из стен и выбежал в него. Тот привёл его к яме с экскрементами. И тут стены начали дрожать.

Билл, балансирующий на единственной дощечке, переброшенной через жижу экскрементов, закачался и с ужасом понял, что сейчас упадёт в неё. В этот момент, когда казалось бы всё потеряно, откуда-то поблизости раздался голос:

— Не позволяй этим ублюдкам проглотить тебя!

— Кто это? — дрожащим голосом спросил Билл.

— Это я. Скволл. Я просто хотел взглянуть, как у тебя дела.

— Как видишь, — завопил Билл, — не слишком, чёрт побери, хорошо!

— Не вижу сложностей.

— Ты, ты, двухвостый идиот! Взгляни получше. С одной стороны — огонь, с другой — снежная буря, а единственный выход блокирован ямой с дерьмом.

— В самом деле? Как здорово, — восхищённо сказал скволл. — Жаль, я не вижу всех этих вещей, ведь они — компьютерная эмуляция и, следовательно, не действуют на простейшие создания вроде меня.

— Ты их не видишь?

— Боюсь, нет. Хотя верю тебе на слово.

— Если ты их не видишь, это значит, что их здесь нет! — взволнованно воскликнул Билл. И в тот самый миг галлюцинации, а может видения, а может ещё чёрт знает что это было — возможно и компьютерная эмуляция — прекратились. Или скорее они продолжались и дальше, так как Билл видел различные танцующие переплетённые тени, но они не имели для него значения, так как он отказывался верить в них из чувства гордости, как это делал бесхитростный скволл.

Когда галлюцинации, или что бы это ни было, пропали, Билл обнаружил, что интерьер компьютера также был эмуляцией и, следовательно, больше он не сдерживался стенами. Он прошёл через некоторые из них. Позади него раздался сердитый голос:

— И что ты собираешься делать?

— Прощай, компьютер, — ответил Билл. — Я отправляюсь в небольшой отпуск от всего этого.

Не важно, что говорил компьютер, вряд ли он мог что-либо сделать. Он закричал вслед Биллу: «ты пожалеешь», но Билл пропустил это мимо ушей и вместе со скволлом вернулся на поля, где он обслуживал вентили, впервые повстречал скволла и нашёл спасение.

Глава 4

Но Билл вскоре обнаружил, что не так-то легко было отделаться от компьютера. Он в конце концов в определённом смысле, как вы помните, и что ему вовсе не нравилось, сам являлся частью компьютера. До некоторой степени полуавтономная, но всё же часть. Компьютер всегда знал, где он находится. Он развлекался тем, что ждал пока Билл заснёт эмулированным сном, затем внезапно появлялся, часто в виде баньши, и пронзительным воплем снова будил его. Компьютер повсюду следовал за Биллом. Хотя в бестелесном существовании Билл фактически являлся водонепроницаемым, ему не доставляло особого удовольствия созерцать эти свинцовые небеса, эти унылые кипарисы, устрашающих и зловредных кошкохвостов, шуршащих своими перьями в глубоком и зловонном болоте, которое устроил для Билла компьютер. Билла это болото уже утомило. Он считал, что подхватил простуду от постоянного нахождения ног в воде. Это, хотя он и не знал, доказывало тезис некоторых земных учёных, что простуда по большей части вызывается воображением. Он не только простыл, но и свалился с бронхитом. Он опасался, что скоро наступи пневмония. Он стал размышлять, может ли такое призрачное создание, как он, умереть от призрачной болезни, которой пытался его поразить компьютер. Было всё возможно.

Положение ещё ухудшилось, когда через некоторое время его друг скволл попросил его уйти.

— Ты мне по-прежнему симпатичен, — сказал скволл, — но я должен думать о своей семье. Наша нора уже две недели как затоплена. Маленькие всё время плачут. Верно, что им в это же время купировали уши, но это не имеет отношение к их поведению. Знаешь Билл, по правде говоря, на тебе слишком тягостное проклятие. Почему бы тебе не отправиться в путешествие, не слетать куда-нибудь. Предпочтительно куда-нибудь подальше отсюда. Может ты как-нибудь сможешь снять проклятие.

— Это не проклятие, — сказал Билл. — Это все компьютер зловредничает.

— А это по-твоему не проклятие? Прощай, Билл, и не торопись возвращаться.

Так Билл ушёл. Вернее, попытался, пока не обнаружил, что компьютер отрезал его от источников питания. Он больше не мог легко и быстро путешествовать по воздуху, используя раздобытый аккумулятор. Теперь он был вынужден с трудом таскаться по земле. Хотя он и не мог пожаловаться на мышцы, что-то всё же болело. Хотя у него и не было на самом деле ног, они доставляли ему страдания. Особенно та, с аллигаторской ступнёй. Даже в компьютерной реконструкции у Билла сохранилась отвратительная когтистая ножная конечность.

Он продолжал двигаться, засыпая и грезя на ходу. Ему снилось, что он — танцор балета, и кто-то натянул ему на ноги красные туфли и заставлял танцевать без остановки, а балетмейстер, старый пердун, наблюдал и садистски скалился.

Этому гнетущему состоянию дел не было видно конца и оно уже порядком надоело. Доведённый до отчаяния, он продолжал обшаривать память компьютера в поисках места, где его бы оставили в покое. Наверняка здесь где-то должно быть убежище! Но где? Он попытался скрыться в каких-то редко используемых базах данных о прошлом планеты Тсурис. Он влазил и прятался в базах данных, которые давали картину годовых осадков за последнюю тысячу лет. Он искал убежища среди древних записей былых нарушений закона и убийств. Он жил в биографиях великих тсурианцев прошлого. Он даже пробовал каталог потерянных дел, индекс невозможных изобретений, индекс сходных невероятностей. Каждый раз, когда он начинал думать, что обнаружил хорошее местечко, появлялся компьютер, часто напевая высоким неприятным голосом: «Привет, Билл, пора вставать и блистать!» И Билл снова вынужден был двигаться дальше. Ох, это была адская жизнь.

Такое состояние дел могло длиться неопределённое время. В конце концов, Билл в текущем состоянии был более-менее бессмертным. Это могло бы длиться столь долго, сколько хотелось компьютеру. Единственный выход мог быть в том, чтобы военный флот атаковал Тсурис. Они послали своего добровольца, и тот не вернулся. И это беспокоило Билла. Он отрастил длинные воображаемые ногти и стал их грызть. Если они ничего не слышали, в их крошечных идиотских мозгах могла возникнуть мысль начать атаку.

— Ты ведь сможешь защитить эту планету от бомбового удара из космоса, старый добрый дружище компьютер, не так ли?

Компьютер, у которого был избыток практики в компьютерно-эмулируемом садизме, только устрашающе хихикал.

Жизнь достигла своей низшей точки одним мрачным днём, который во многом был похож на действительно отвратительный февральский день там, откуда пришёл Билл. В мрачных небесах было достаточно света, чтобы придать ландшафту невероятную угрюмость. На коже Билла укоренились мхи и плесень. Маленькие крабы с острыми клешнями восполняли отсутствие жизни в его волосах. Различные паразиты, как местные, так и привезённые, оживлённо вздорили друг с другом у него под мышками. Его промежность стала таким ужасным местом, что он даже и не думал туда заглядывать. Это не значит, что Билл воздерживался от мытья. Наоборот, он нещадно надраивал себя. Он даже никогда не просыхал. К примеру, его форма стала походить на маскировочный халат. Его знаки отличия выглядели так, будто пролежали в подземной впадине на глубине трёх метров под водоёмом. Что впрочем было не далеко от истины.

Даже пища вызывала страдания. Хотя в прежние дни, когда он обсуждал с компьютером условия, ему предлагалась моделированная пища большого разнообразия и внешнего вида, а он воротил от неё нос, так как она не являлась питательной на самом деле, виртуальная пища была лучше реальной, теперь компьютер испытывал огромное наслаждение подавая ему такое извращённое варево, как зелёное мороженое из лягушки, дрянное жаркое c поджаренным творогом из молока яка, и прочую гадость. И вся чертовщина заключалась в том, что хотя ему и не нужна была пища, так как он напрямую питался энергией компьютера, он не смог отделаться от привычки есть три-четыре раза в день, когда это было возможно. К тому же, когда он отказывался от вызывающей отвращение компьютерной пищи, он начинал испытывать сильные спазмы голода, которые не становились менее болезненными от того, что являлись психосоматическими.

Таким было его существование к тому моменту, когда случилось что-то, разбившее монотонность его бытия и давшее луч надежды. Это событие произошло в день, который начинался так же мерзко, как и все другие. Билл проснулся, усталый и ничуть не отдохнувший, в пещере, по стенам которой влага сочилась почти так же сильно, как дождь, оглушающе льющийся у входа в пещеру. Дрожа от холода и сырости, он пошатываясь вышел наружу, готовый снова нести тяжкое бремя существования.

Вдруг он заметил на горизонте странное свечение. Сперва он подумал, что горит лес. Но ничто, даже эмуляция, не могло создать такого бурлящего пламени. Что это было? Билл прищурился. Свечение было достаточно далеко и чтобы достичь его, нужно было пересечь труднопроходимую местность. Стоило ли оно того? Какая ему разница, что за свечение там на горизонте? Вероятно это был очередной обман извращённого компьютера.

Он тяжело вздохнул и попытался придумать себе занятие на этот день. Как обычно, он ничего не смог придумать. Затем он снова посмотрел на свечение. Оно было всё таким же, не сильнее, не слабее, не меняя цвета. Что оно здесь делало? Он поднялся на ноги, пару раз слабо чертыхнулся и побрёл по липкой грязи, напоминавшей чересчур долго не высыхающий клей. Он потащился вперёд, с болящими от виртуальной усталости конечностями, и зубной дрожью от эмулированного холода. Вскоре он обнаружил, что чтобы достичь свечения, ему придётся пересечь цепь гор. Это было вдвойне досадно, поскольку он был уверен, что когда впервые увидел свечение, этой цепи здесь не было. Эти горы являлись делом рук компьютера. На самом деле за свечением тоже наверняка стоял компьютер, пытаясь доставить ему ещё большее разочарование на свой садистский механический манер. Да, он был обречён, был! Зачем продолжать идти? Он мог с таким же успехом лечь в грязь и посмотреть, сможет ли виртуально утонуть. Но это означало сдаться садистской кучке транзисторов и проводов. Так ли он хотел закончить свой путь? Не с грохотом, а с шипением короткого замыкания.

— Никогда! — он громко вздохнул, а затем закашлялся и расчихался. — Сдаться паршивой машине! Не для меня, не для мачо Билла! Я выжил, ха-ха, и даже больше. Я настоящий победитель, я! Никаких сдач! Вперёд!

Ободрённый всем этим мужественным дерьмом, он заставил себя встать и побрёл пошатываясь вперёд; не сдаваться! Пусть его лёгкие раздувались как пришедшие в бешенство кузнечные мехи, пусть горы впереди при ближайшем рассмотрении оказались крутыми ледовыми башнями с завывающими среди них ветрами, а у него не было шиповок. Хорошие парни всегда побеждают! Да здравствует фаллос!

Несмотря на всё это, он не продвигался. Обессиленный он сползал вниз, уставший, законченный. Без шипов он не мог двигаться дальше, несмотря на лучшие в мире намерения…

Но тут он вспомнил о своей когтистой ступне! Да, конечно же, его любимая аллигаторская ступня! Натуральные шипы, выросшие из мутировавшей ножной почки. Рано его сбрасывать со счётов!

Билл сорвал грубые тряпки, предохранявшие его ступню от метафорического холода, самого мерзкого из холодов здесь. С одной замотанной ногой и голой другой, он на мгновение замер, а затем, отбросив всяческую осторожность и вручив свою душу великому Судье на небесах, где десантники обретают свои последние награды и конечную оценку, сорвал обмотку и с другой ноги. Хотя это и была нормальная нога, прошло так много времени с того момента, когда Билл последний раз подстригал ногти, что он увидел, что даже с такой ногой он получал хорошее преимущество на ледовой метафоре. Он карабкался вверх, задыхаясь и скалясь, его острые когти глубоко впивались в несокрушимый лёд, в то время как другая ступня нащупывала точки опоры в более мягком слое. Его руки хватались за отвесную поверхность, находя там и здесь небольшие жилистые лозы, которые противостояли холоду и достаточно глубоко укоренились, чтобы дать ему дополнительный рычаг. Он тянул себя вверх по отвесной стене, вперёд, вперёд, пока в небе не вспыхнул безумный свет и он не услышал в голове оркестр, исполняющий Увертюру 1812. А затем он внезапно оказался на гребне горы. Он сделал ещё один шаг и перешагнул через вершину. Он с нетерпением взглянул вниз по склону ледовой вершины и увидел такое, что ему не могло привидеться даже в самом безумном сне.

Там, в небольшом естественном углублении в склоне, сидел Лизоблюд. Перед ним горел костёр, и Лизоблюд подкидывал в огонь небольшие куски фосфора. Здесь, располагаясь высоко в атмосфере и давая фосфоресцирующие вспышки, а также испуская фиолетовое свечение, находился источник того света, который видел в небе Билл.

— Лизоблюд! Что ты здесь делаешь? — воскликнул Билл.

— Билл! Чёрт возьми, как здорово снова увидеть тебя! — Лизоблюд во многом выглядел точно так же, как во время их последней встречи. Возможно сильнее проявились от холода его веснушки; возможно его волосы, торчащие из-под подбитого мехом капюшона парки, стали слегка менее оранжевыми, чем раньше. Не исключено, что на его лице появились одна-две морщинки. Но несмотря на все изменения, начертанные временем, этим дьявольским косметологом, это был всё тот же старина Лизоблюд, бывший друг Билла, человек полный отчаянного желания испытать себя и вернуть любовь и уважение своих друзей, других десантников, по какой-то известной только ему идиотской причине, или, за неимением лучшего, хотя бы заставить их прекратить смеяться над ним.

Билл присел на корточки перед огнем. Фосфор вспыхивал и искрился, но Билл слишком окоченел, чтобы чувствовать боль, когда случайная искра приземлялась на его кожу. Впервые за всё время ему было тепло и сухо (так как Лизоблюд предусмотрительно разбил маленькую двухместную палатку как раз перед приходом Билла и даже поставил на огонь небольшой котелок с варевом.) У Билла накопилось множество вопросов, и варево был одним из них. Насколько он понимал, в этом месте ничего не могло существовать в действительности. Его тело, действительно реальная его часть, дремало в, как Билл надеялся, безопасном месте. Компьютер был повелителем реальности. Он диктовал не только то, какую пищу ел Билл, но и на что была похожа эта пища, какова она была на вкус, а ещё компьютер контролировал, как Билл будет реагировать на эту пищу, и таким образом мог добиться любого желаемого результата. Если все это настоящее, а сомневаться не было причины, так как Билл видел своё собственное тело, лежащее на койке в приёмной, когда он на мгновение завис в нерешительности, пока компьютер не всосал его в себя. Итак, в данном случае, как здесь очутился Лизоблюд и как он смог приготовить свою собственную пищевую метафору?

— Лизоблюд, — сказал Билл своему тупо улыбающемуся другу, — это ведь не ты, не так ли?

— Конечно же это я, — ответил Лизоблюд, на его улыбку легла тень озабоченности.

— Нет, этого не может быть, — сказал Билл. — Ты должно быть одна из галлюцинаций или созданий компьютера. Ты не можешь готовить эту пищу без знаний компьютера. Следовательно, ты — ещё одна подделка компьютера, посланная сюда, чтобы снова дать ложную надежду. Так что можешь разрушить это. — Билл от жалости к себе засопел и вытер тыльной стороной руки повисшую с носа каплю.

— Я ничего такого! — воскликнул Лизоблюд, заламывая в тревоге руки. — Я — твой старый добрый дружок, Билл, твой старинный приятель, ты же знаешь это. Скажи, что знаешь!

— Конечно же я знаю это, идиот! — прорычал Билл. — Но если ты — очередная попытка компьютера одурачить меня, ты как раз это и должен был сказать, не так ли?

— Откуда я мог бы знать, что нужно говорить, если бы я был компьютером? — громко заорал Лизоблюд, теряясь в глубинах своего ограниченного интеллекта от всех этих умствований. Всё, что он действительно хотел — нравиться. За это его все и ненавидели. — Я не какое-то там компьютерное изделие, как ты говоришь. Я — это я. Мне кажется.

— Если ты — это ты, — сказал Билл, — тогда расскажи мне что-нибудь такое, чего не может знать компьютер.

— Откуда я знаю, что говорить! — продолжал орать Лизоблюд. — Я не знаю, что известно компьютеру!

— Нет, но то, что ты здесь, означает, что компьютер знает всё, что знаешь ты.

— Это не моя вина, — ответил Лизоблюд.

— Знаю. Но ты понимаешь, что это значит? Это значит, что поскольку компьютер знает всё, что знаешь ты, он — это ты.

Лизоблюд в бешенстве обдумал это и ничего не понял.

— Скажи, Билл, почему бы тебе не попробовать немного этого реального прекрасного варева?

— Заткнись, ты, ложная компьютерная проекция.

— Нет, я не проекция. Билл, верь мне, я — это я.

— Ну ладно, — ответил Билл. — Если я ошибаюсь, то ошибаюсь. Как ты сам, Лизоблюд?

— Прекрасно, Билл, — счастливо пролепетал Лизоблюд. — У меня был трудный период, когда я пытался убедить военных позволить мне попытаться спасти тебя.

— Как тебе это удалось? — подозрительно спросил Билл.

— Разве они могли бы просто так вычеркнуть тебя как пропавшего без вести? Особенно после того, как я начал суетиться.

— Очень любезно с твоей стороны, Лизоблюд. И они позволили тебе отправиться добровольцем?

— Думаю, они просто хотели избавиться от меня. Так или иначе, они позволили мне отбыть, я прибыл сюда, и несмотря на множество препятствий нашёл тебя.

— Ты не хочешь рассказать мне, как, чёрт побери, тебе это удалось?

— Какая разница? — Лизоблюд заёрзал по льду ботинком и сконфузился. — Самое главное сейчас — помочь тебе выбраться отсюда.

Билл с ожесточением уставился на того, кто был либо его старым другом Лизоблюдом, либо компьютерной эмуляцией. Было очень важно выяснить, кто же это на самом деле, так как настоящий Лизоблюд поможет ему, тогда как Лизоблюд — компьютерная эмуляция мог затеять какую-то паршивую игру. Как правило, ни один фантом не выносил пристального взгляда. Билл тяжело вздохнул.

— Я правда считаю, что нам нужно двигаться, — сказал Лизоблюд.

— Сперва скажи мне, как ты здесь очутился.

Лизоблюд открыл рот. И тут сзади Билла раздался хруст. Это был поразительный звук, неожиданный, и он завертелся, ища оружие, которого у него уже не было, и беспокоясь, как, чёрт побери, он будет драться, когда у него даже нет тела.

Что за ужасное зрелище предстанет перед глазами Билла, когда он обернётся? Что за душераздирающий ужас ждал его? Он издал булькающий звук, когда обнаружил, что смотрит на оленя. Обыкновенного старинного оленя средних размеров, с прекрасными молодо выглядящими рогами. Тот осторожно пробирался по уступу, проходящему в нескольких ярдах ниже по склону. Заметив их, олень сильно затрепетал, но не мог пуститься в бег из-за узости уступа. Он осторожно продолжил свой путь, не сводя с них больших коричневых глаз, под его острыми маленькими копытцами похрустывал снег. В конце концов он достиг места, где проход расширился. Стегнув хвостом, он поскакал и через некоторое время скрылся из виду.

— Исчез! — сказал Лизоблюд. — Знаешь, они любят холодные возвышенности.

— Кто?

— Олень, Билл.

— Как, — в сильном раздражении воскликнул Билл, — мог попасть в компьютер облезлый олень?

Лизоблюд задумался.

— Может, так же, как и мы?

Билл ужасно проскрипел зубами и стиснул пальцы.

— Не хочешь ли ты в точности рассказать мне, как мы здесь очутились? Они не объясняли мне всех деталей. Расскажи в общих чертах.

— Билл, ты явно сходишь с ума. Хочешь ты выбраться отсюда или нет?

— Всё верно, — мрачно сказал Билл, мгновенно спускаясь с крутых высот гнева в гнетущие глубины отчаяния. — Хоть у меня и ужасно паршивое ощущение, что я об этом пожалею.

Он проследовал за Лизоблюдом вниз по ложбине. Некоторое время спускаться было тяжело, хотя и не так тяжко, как когда Билл поднимался с другой стороны. Он пробирался по пояс в снегу и завидовал той лёгкости, с какой скользил сквозь него Лизоблюд. Но наблюдение за движением Лизоблюда беспокоило его, так как в том, как скользил Лизоблюд, было что-то элегантное и нечеловеческое. Билл спрашивал себя, когда увалень перестаёт быть таковым? И сам себе ответил: когда управляется компьютером.

А пока он следовал за ним, поскольку больше всё равно не куда было идти. Может, если он будет думать о Лизоблюде, как о компьютере, у него появится шанс спастись. Или, по крайней мере, в последний раз посмеяться над компьютером.

— Это здесь внизу, — сказал Лизоблюд, направляясь к группе деревьев, темнеющей на снежном ландшафте.

— Что там внизу? — спросил Билл.

— Помощь, — ответил Лизоблюд.

Они спустились вниз в заснеженное ущелье, а затем стали карабкаться по ледяным скалам на противоположной стороне. Билл был так занят, пытаясь взобраться по скользкому склону обрыва, что не смотрел вверх, пока не достиг следующего гребня. Он увидел Лизоблюда, или тот фантом, который претендовал на то, чтобы называться Лизоблюдом — в общем-то между ними могло и не быть большой разницы — но несомненно какие-то отличия были — увидел двигающегося Лизоблюда, машущего руками необычайно гибкими движениями. Движениями компьютерной анимации. Билл сделал вид, что не заметил, так как не хотел, чтобы Лизоблюд знал, что он его раскусил.

Глядя вверх, Билл мог видеть, с дальнего гребня, четыре чёрные точки, движущиеся по снежному ландшафту. Позади них была ещё одна, большая, чёрная точка.

— Что это? — спросил Билл.

— Это друзья, — ответил Лизоблюд. — Они идут к нам на помощь.

— Здорово, — произнёс Билл. Он огляделся. Вокруг не было ничего кроме ледяных пиков и снежных полей и пяти двигающихся к ним и медленно вырастающих в размерах чёрных точек. В данный момент у него не было особого выбора. Хотел бы он, чтобы у него было немного больше возможностей.

— Кто эти парни? — спросил Билл.

— Позволь представить, — ответил Лизоблюд. — Большой человек с волнистыми каштановыми волосами, одетый в двухцветный цельный комбинезон, командир Дирк, капитан космического корабля «Смышлёный».

— Никогда не слышал о «Смышлёном», — сказал Билл. — Это новый класс?

— Не волнуйся насчёт этого, — успокоил его Лизоблюд. — Дирк и его «Смышлёный» — независимая команда. Это наиболее мощный корабль во всём космосе. Ты полюбишь этот корабль, Билл.

Биллу не хотелось спрашивать, как Лизоблюд оказался на борту «Смышлёного». Он понимал, что у Лизоблюда, как у всякой эмуляции, есть логичный ответ.

— Кто тот парень с острыми ушами? — спросил Билл.

— Это Сплок[57], ноктюрнец с планеты Фортинбрас-2. Они — чужие.

— Что ты говоришь, — едко произнёс Билл.

— Но они — дружелюбные чужие, — торопливо уточнил Лизоблюд. — Сплок — по настоящему дружелюбен, хотя может поступать и не по-дружески. Хочу тебя сразу предупредить.

— Если он дружелюбен, — спросил Билл, — почему он поступает не по-дружески?

— Фортинбрасцы, — ответил Лизоблюд, — раса, культивирующая отсутствие эмоций. Чем меньше ты проявляешь эмоций, тем больше им это нравится.

— Звучит здорово, — сказал Билл. — А что им доставляет удовольствие?

— Вычисления, — ответил Лизоблюд.

— Лучше их, чем меня, — вздохнул Билл.

Они почти достигли группы. Перед тем, как они сблизились на расстояние слышимости, Лизоблюд поспешно сказал в сторону:

— Кстати, Билл, чуть не забыл сказать тебе. Что бы ты ни делал, не вздумай подшучивать или острить над острыми ушами. И ещё, даже более важное…

Он замолчал, так как командир Дирк, шагавший на несколько метров впереди других, достиг их и протянул руку. Билл пожал её. У Дирка была тёплая рука и дружеские манеры, хотя Биллу не понравился двухцветный комбинезон — красновато-коричневый и розовато-лиловый не относились к числу его любимых цветов. С другой стороны, он никогда особо не следовал моде. На ферме для этого было не слишком много возможности.

— Рад познакомиться, Билл, — поприветствовал его Дирк.

— И я, сэр, — ответил Билл. — Спасибо, что прошли весь этот путь, чтобы спасти меня. Я не очень понимаю, как вы это сделали, так как по моим последним сведениям я — бестелесный разум внутри компьютера.

— Мы здесь не совсем для того, чтобы спасти тебя, — сказал Дирк. — Мы здесь, чтобы найти секрет того, как существам на этой планете удаётся сделать так, что космические корабли исчезают в одном месте и появляются в другом, находящемся в миллионах миль, иногда даже в нескольких световых годах от первой точки. Представь, как важно для наших космических вооружённых сил обладать такой возможностью. Как бы мы ни оказались здесь, Сплок — наш офицер-исследователь. Что бы ты ни думал о его острых ушах, его разум во много раз мощнее моего, и следовательно практически в бесконечно раз мощнее твоего.

Билл проглотил оскорбление; никогда не следует спорить с офицерами.

— Я не думаю ничего плохого о его острых ушах! Думаю, они выглядят великолепно. Ручаюсь, девушки от них испытывают странное возбуждение. Как от моих зубов. — Он пощёлкал по выступающему клыку.

К ним подтащился Сплок. У офицера-исследователя с Фортинбраса было вытянутое худощавое лицо и задирающиеся вверх с обеих сторон брови чужака. Речь его звучала как из плохо настроенного голосового эмулятора, гулко и немодулированно.

— Если тебе нравятся такие уши, то вполне можно договориться и устроить тебе пару таких же.

— Ну, — сказал Билл, переварив это, — когда ты подошёл поближе, мне кажется, они мне не так уж и нравятся. Я просто подумал, что они тебе прекрасно идут.

— Я пошутил, — сказал Сплок. — Хотя у моего народа нет чувства юмора, мы шутим, чтобы низшие расы, с которыми нам приходится работать, чувствовали себя более естественно. Использованный мной тип юмора называется иронией.

— Ирония! Ну да. Конечно! — произнёс Билл. — Ох, парень, хо-хо, как смешно!

— Я не имел в виду, — холодно произнёс Сплок, — что слово ирония — смешно само по себе. Хотя, полагаю, оно и имеет юмористический подтекст. Я имел в виду, что моё заявление насчёт острых ушей… О черт. Бросим это. Капитан Дирк, что вы хотите от меня?

— Я хотел бы, чтобы вы разъяснили этому десантнику, — ответил Дирк, — как мы здесь очутились.

— Но это же очевидно, — сказал Сплок, холодно глядя на Билла. — На всякий случай, ты же получил Общегуртово-оленье образование в начальной школе или в колледже?

— Думаю, в моей школе это называлось как-то по-другому, — уклончиво ответил Билл.

— Ладно. Что мы сделали, так это переоборудовали двигатели «Смышлёного» таким образом, чтобы они излучали на прерывистую кривую Скома. Конечно, это достаточно в общих чертах; большинство командиров делают этот по меньшей мере раз в год, когда подходит время очищать днище от космических наростов. Это сжимает корабль, что позволяет легко удалить наросты.

— А наросты это разве также не уменьшает? — спросил Билл.

Сплок уставился на него. Затем разразился неприятным смехом. Билл бросил взгляд на Лизоблюда, который смущённо отвернулся.

— Что смешного я сказал? — наконец спросил Билл.

— Ты спросил, уменьшаются ли наросты. Какая тонкая ирония!

— Полагаю это было очень смешно, — сказал Билл, стараясь быть сдержанным. Такое поведение помогало ужиться с этим экстравагантным чужаком.

— Нет, это не смешно, — сказал Сплок. — Как минимум для меня. Но вообще-то я даже собственные шутки не нахожу смешными. Я смеялся только для того, чтобы ты расслабился.

— О, большое спасибо, — произнёс Билл, чувствуя, что этот шутник — чистой воды придурок.

— Затем, когда корабль привёл волну Скома в состояние излучения, вместо очистки днища мы ввели пульсирующий удар, который миниатюризовал корабль и спроектировал его в виде серии нематериальных кадров. В таком виде мы смогли войти в компьютер в качестве эмуляции.

— О, понятно, — произнёс Билл, не понимая ни единого слова из технической информации. — Звучит здорово, действительно здорово.

— Ни без этого, — сказал Сплок, притворяясь скромником.

— Ну а теперь, после того, как вы проделали такую громадную работу, чтобы проникнуть сюда, как вы собираетесь вытащить нас отсюда?

Тут вмешался капитан Дирк.

— Мы узнаем это сразу после того, как Сплок закончит свои вычисления.

Вытянутое худощавое лицо Сплока приняло выражение предельной концентрации. Его глаза превратились в щёлки, вены у него на висках вздулись, а уши слегка задрожали, что указывало, как позднее узнал Билл, на то, что мужская особь Фортинбраса входит в состояние Ур-концентрации.

— Как ты познакомился с этими парнями? — шёпотом, чтобы не нарушить концентрацию Сплока, спросил Билл.

— Прекратите шептаться! — сказал Сплок. — Я не могу сосредоточиться!

Ого, подумал Билл, он многое может слышать этими острыми ушами.

Сплок снова свирепо посмотрел на него.

— И прекрати это!

— Ты не мог меня слышать! — воскликнул Билл. — Я думал!

— Логика подсказывает, о чём ты думаешь, — ответил Сплок. — Я не должен снова повторять тебе, что мне не нравятся комментарии такого рода.

— Разве твой друг не сказал тебе, чтобы ты не касался его ушей? — спросил капитан Дирк.

Билл съёжился, а затем внезапно выпрямился. Это уж было слишком. Этот хренов чужак в мягком комбинезоне с нахальной мордой и ушами как у беременной кенгуру не имел права указывать ему, как думать. Пошли они к чёрту, он не нуждается в них; он и сам спасётся.

— Мы нужны тебе, — сказал Сплок.

— Прекрати читать мои мысли! — заорал Билл.

— Я не читаю твои мысли. Я просто использую логику ожидаемых действий.

— В самом деле? — спросил Билл. Неожиданно он улыбнулся.

— Ну да, — без улыбки ответил Сплок.

Через мгновение он уже качался, поднеся руки к лицу. Билл нанёс наилучший удар прямой левой, какой только видела эта планета с момента рождения из огненной ямы с однородной иллюзорностью. Руки Сплока окрасились в красный цвет.

— Ты разбил мне нос! — воскликнул он.

— По крайней мере мы на время отошли от темы ушей, — сказал Билл. — Разве это удар, так, толчок. Откинь голову назад и положи под шею что-нибудь холодное. Кровотечение сразу прекратится.

— Ты не понимаешь! — завопил Дирк.

— Я прекрасно разбираюсь в разбитых носах, — ответил Билл.

— Я имею в виду, ты не знаешь, что может сделать с фортинбрасцем — мужчиной удар в нос.

— Он этого не предвидел, — сказал Билл. — Вот и все его логические ожидания.

— Дурак! — продолжал вопить Дирк. Его лицо побледнело. — У мужчин с планеты Сплока в носах располагаются резервные банки памяти.

— Чертовски глупое место для хранения памяти, — сказал Билл.

— Где я? — произнёс Сплок, оглядываясь вокруг.

Капитан Дирк шумно вздохнул и схватился за голову.

— Сплок! Ты должен вспомнить! Информация в твоей голове крайне важна, уникальна и содержит специальные математические знания, необходимые нам, чтобы выбраться отсюда.

— Боюсь, данные повреждены, если вообще не уничтожены, — ответил Сплок. — Я хранил их в носу в дополнительных банках памяти, для лучшей сохранности. Откуда я мог знать, что меня ударит по носу этот варвар с сауранской лапой?

— Откуда ты знаешь о моей аллигаторской ступне?

— Логика неожиданного, — с кислой улыбкой ответил Сплок. — К тому же я её вижу.

— Пошли! — стал подгонять Лизоблюд. — Давайте убираться отсюда к чёртовой матери!

По настоятельной просьбе Лизоблюда они повернулись и пошли к оставшимся двум маленьким и одной большой чёрным точкам, которые Билл видел до этого. Когда они достигли их, чёрные точки остались чёрными точками, только большего размера.

— Что это? — спросил Билл.

— Это хранительная эмуляция нашего спасательного корабля и двух управляющих им членов экипажа.

— Но это же чёрные точки, — сказал Билл.

— Мы храним их в таком виде, — ответил Дирк, — для экономии энергии. Для проецирования эмуляций в чужой компьютер требуется большое количество энергии, а главные батареи «Смышлёного» и так опасно истощены из-за случившегося незадолго до этого происшествия.

— И от них будет прок? — спросил Билл.

— В данном виде не совсем, — ответил Дирк. — Но как только Сплок активизирует их в полную видимую форм…

— Я не могу, — пожаловался Сплок, мягко касаясь носа. — Уравнения, — он засопел. При этом раздался свистящий звук. Похоже, что Билл разбил не только критические данные, необходимые им, чтобы выбраться с компьютера и попасть на «Смышлёный», но и нос Сплока.

— Теперь у нас по-настоящему проблемы, — обречённо произнёс Дирк.

Билл подошёл к одной из чёрных точек и коснулся её. Она была холодной и металлической. Он толкнул её. Она не поддалась. Он подошёл к её краю. Край был толщиной с лезвие бритвы. Позднее он узнал, что хранительные эмуляции не имеют на самом деле глубины, только ширину и высоту и, конечно, занимают довольно большую площадь. Но даже эта информация не могла помочь ему превратить эмуляцию во что-либо более полезное.

Капитан Дирк сказал:

— Сплок! Можешь что-нибудь сделать?

— Пытаюсь, — прогнусавил фортинбрасец, — но данные искажены.

— Взгляните! — воскликнул Лизоблюд.

Они стояли под неподвижным жёлтым солнцем на уходящей в бесконечность равнине. На её поверхности росли небольшие пурпурные растения и располагалось несколько развалин, помещённых компьютером, чтобы оживить местность. Теперь у них на глазах над поверхностью бешено неслись тёмно-зелёные облака, неся песок и куски гравия, приближавшиеся к ним со скоростью выпущенных дрожащей рукой пуль из автомата.

Капитан Дирк опустился на одно колено и, выдернув из поясной кобуры опасно выглядевший пистолет, перевёл луч в конус и уничтожил угрозу, прежде чем она разорвала их на эмуляционные кусочки.

— Держись, капитан! — прокричал Сплок. — Я получил внешние уравнения. Ещё не достаточно, чтобы помочь нам, но достаточно, чтобы дать надежду на успех.

— Только не долго, — процедил сквозь сжатые зубы Дирк. — Мой ручной лазер заряжён лишь наполовину. Вероятно, халатность этого нового рядового из Новой Калькутты. За такую оплошность я ему кое-чего сверну.

— Если мы ещё вернёмся, — сказал Сплок, его лицо приняло знакомое выражение муки человека, пытаясь вспомнить забытое уравнение.

Билл наблюдал за всем этим, и размышлял, чем бы помочь. Внезапно его осенило. Он шагнул вперёд и прежде, чем Дирк остановил его, одной рукой схватил Сплока за затылок, а другой сжал тому нос.

— Билл, что ты делаешь? — завопил Лизоблюд, как всегда встряв с ненужным вопросом.

Билл сжал зубы и повернул нос Сплока на пол-оборота влево. Раздался громкий щелчок. Билл отпустил Сплока и отступил назад.

— А так как, парень?

— Похоже он выправил его, — сказал Сплок. Он с уважением взглянул на Билла. — Откуда ты узнал, что фортинбрасцы рождаются без носов, а отправляясь в миры, где у мужчин есть носы, приделывают механический?

— Я просто подумал, что стоит попробовать, — ответил Билл.

— Хвала разуму за природную интуицию, — сказал Сплок. Он твёрдым баритоном пробормотал уравнения и точки откликнулись, превратившись в двух членов экипажа, одетых в комбинезоны того же типа, что и у Сплока и Дирка, только из худшей ткани. Большая чёрная точка развернулась в космический катер.

Как только Билл вошёл вовнутрь, ему показалось, что он услышал голос, звавший его по имени:

— Билл! Подожди меня!

Это был женский голос. Но этого не могло быть. Он не был знаком ни с одной женщиной в округе.

Глава 5

Билл, с открытым от изумления ртом, оглядывал все вокруг. Когда он попал на борт, его первым впечатлением было, что он вовсе не в космическом корабле. По крайней мере не на одном из дальних разведчиков, на которых он служил раньше. Корабли действительной военной службы, не важно как они выглядели снаружи, изнутри были тесными и сжатыми, разделёнными на отвратительные маленькие каюты с низкими грязными потолками и неискоренимым запахом квашеной капусты. Это было не случайно. Команды создателей, изучив все банки данных с записями о длительных земных путешествиях, обнаружили, что им нужны записи о «парусниках», каком-то древнем мифическом транспорте, в частности подраздел «корабли с рабами». Это была тяжёлая, практически невыполнимая задача, но конструкторы Космического Военного Флота упорно продолжали работать. И в конце концов смогли повторить всю грязь и стеснённость оригинала в каютах членов экипажа.

Так было в Военном Флоте. Но не здесь! Этот корабль очень сильно смахивал на зал ожидания аэропорта или уборную для штабных офицеров. Он был огромен, окрашен в пастельные цвета авокадо и какао. Освещение было мягким, рассеянным и немерцающим, и так хорошо замаскированным, что Билл нигде не видел светильников. Он подумал, что менять здесь лампочки должна быть адова работа. Оригинальным было не только оформление, и члены команды, которых видел Билл, ничуть не походили на встречавшийся ему когда-либо ранее обслуживающий персонал. Они все были молоды и прекрасны, мальчики или парни — с трудом можно было так назвать этих подростков — молоды и энергичны, и разноцветны. Как грудастые и ладно сложенные девушки. Команда корабля выглядела неправдоподобно расово сбалансированной. Много белых, много чёрных, разбавленных зелёными и красными. И даже один вид коричневато-жёлтых.

Когда они все вошли в центральную рубку управления, к его ногам грациозно подскочил и отсалютовал молодой парень с прекрасным лицом, одетый в бежево-бордовый комбинезон, с лихо завязанным вокруг шеи белым свитером. Дирк отрывисто отсалютовал в ответ и спросил:

— Разрешается вступить на борт?

— Конечно, сэр, — застенчиво ответил молодой человек. — Я имею в виду, это же ваш корабль, вы — наш капитан, также как Первый Небесный Адмирал.

— Знаю, — проворчал Дирк. — Простого салюта было бы достаточно.

— Есть, сэр, — воскликнул молодой офицер и отсалютовал с таким усердием, что чуть не выколол себе глаз.

— Билл, — сказал капитан Дирк, — хочу представить тебе гардемарина Изи, из свежего пополнения из Школы Дальнего Космоса «Побережье лагуны».

— Очень приятно, — произнёс гардемарин Изи, протягивая коричневую руку, его правый глаз опух в том месте, куда воткнулся ноготь.

— Да, благодарю, — ответил Билл, неохотно протягивая узловатую лапу и жалея, что у него не было возможности помыться, прежде чем попасть на этот безупречно чистый линкор, или что бы это там ни было.

— Гардемарин Изи покажет тебе твою каюту, — продолжил капитан Дирк. — А Сплок будет введёт тебя в курс дела.

— Пожалуйста сюда, — слегка жеманничая сказал гардемарин Изи. В ответ на это подобие шутки, которую Билл не понял, команда взорвалась гоготом и свистом.

Они прошли по длинным коридорам, изредка минуя молодых людей в прекрасно подогнанных комбинезонах, объясняющих весьма важные вещи прелестным молодым женщинам в ещё более прекрасно сидящих комбинезонах. Они прошли вверх-вниз по уровням, пересекли ещё несколько коридоров, и в конце концов подошёл к двери, с нарисованным на ней двойным нулём. Изи открыл дверь и Билл вошёл в то, что выглядело как хорошо оборудованный номер в отеле в стиле старинных Гелиор-Беверли-Хилтон.

— Ого, — произнёс Лизоблюд, который проследовал за ними, а теперь ворвался в номер и устремился в ванную комнату. — Эй, Билл, — позвал он. — Здесь несколько свободных пенящихся ванн и чудесное мыло.

— Не прикасайся ни к чему, — предупредил его Билл и спросил, обращаясь к гардемарину Изи: — Что всё это значит?

— Просто расслабляйтесь, пока корабль в пути, — ответил Изи. — Здесь есть дорогие импортные вина и стимуляторы в старинном провинциальном буфере. Если вы проголодаетесь до вечернего банкета в девятнадцать ноль ноль, здесь есть раздаточное устройство лёгких закусок, встроенное в пятисотканальный телевизор. Просто нажмите соответствующую вашему желанию кнопку. Монеты не требуются. Вы — наши гости.

— Ого, — снова повторил Лизоблюд после ухода гардемарина Изи. — Как тебе все это, Билл, а? — Лизоблюд подошёл к раздатчику. — Билл, у них есть жареные кольца осьминога по-французски! И травка! — Он поспешил к раздатчику напитков. — Здесь сотни сортов пива, включая собственный, «Старый Пройдоха». Что хочешь попробовать в первую очередь?

— Подожду банкета, — ответил Билл. — Девятнадцать ноль-ноль — это меньше чем через час. А пока я отправляюсь в ванную.

Билл вошёл в роскошную ванную комнату. Ванна была размером с небольшой плавательный бассейн. Здесь также располагался массажный автомат с кнопками для всех видов, которые когда-либо были или могут появиться на борту «Смышлёного». Здесь даже была небольшая ванночка с Размягчителем Когтей и специальным инструментом для их подстригания.

— Какая заботливость с их стороны, — сказал себе Билл, не подозревая, что время от времени гостями «Смышлёного» могут быть и когтистые чужие.

Билл запер дверь комнаты, чтобы Лизоблюд не мог видеть, что он делает, и погрузился в ванну, стесняясь своего мужского достоинства и надеясь, что никто не узнает. Он постарался перепробовать все, не зная, как долго может длиться эта неожиданная роскошь. Он проплыл вокруг ванны, подбросил в воздух пригоршню пены и сказал «фииии», а затем обнаружил кнопки управления смотровыми экранами. Огромная панель сдвинулась назад, открывая телеэкран, тянувшийся во всю стену. Появилось изображение, и Билл увидел капитана Дирка, сидящего в командирском кресле позади своих офицеров, располагавшихся за компьютерными консолями и панелями с переключателями, выглядевшими так, как будто пришли с подводной лодки древних времён.

— Все готовы? — спросил Дирк.

В ответ прошелестел хор подтверждений. Но Дирк заметил, что один промолчал и повернулся к Сплоку.

— Вы не сказали «да», Первый Офицер-исследователь. Что-нибудь не так?

— Можно говорить открыто? — спросил Сплок.

— Давай, Тони, — подбодрил Дирк.

— Логика подсказывает, — монотонно продолжал Сплок, — что перед тем, как делать что-либо другое, должен быть решён вопрос рунионов с Саперштейна-5.

— Предложение рассмотрено и отклонено, — неприятным любезным голосом ответил Дирк. — Задние ускорители — вперёд на одну треть!

Старший офицер-астронавигатор — темнокожая женщина с изысканной причёской — передвинула рычаг в указанное положение.

— Вперёд на одну треть, сэр.

— Правые маневровые ускорители — двухсекундная работа. Включить главный двигатель. Включить управление пульсаром. Установить астрогатор на один-ноль-девять. Левые маневровые ускорители установить на триста сорок градусов — дать пятисекундную работу. Активизировать управление пульсаром. Перевести главный корабельный ускоритель в режим ожидания для активизации при торможении. Полный вперёд!

Экран переключился на наружный вид. Он, как позднее узнал Билл, обеспечивался камерой-беспилотным кораблём. Зачем тут была нужна камера-беспилотный корабль, он так никогда и не понял. Иначе как для обеспечения абсолютно бесполезного наружного вида она ни для чего не использовалась. Это было чудо ненужной технологии.

Изображение «Смышлёного», передаваемое беспилотной камерой, было действительно грандиозно. Гигантский космический корабль, с его стойками и модулями, с его грузовыми отсеками и платформами, с его сложным набором излишних мерцающих огней, все это, сопровождаемое гулом двигателя, показывала беспилотная камера. Было очень приятно наблюдать за удаляющимся в питоньем экстазе космическим кораблём, а позади него — мерцающий свет далёких звёзд. Этот фон также эмулировался. Фильмы предыдущих веков задали на все времена, что космический корабль должен выглядеть как идущий сквозь пространство. Для придания всему этому очарования и архаичного вида использовался стандартный фоновый фильм, состряпанный в лабораториях спецэффектов. Что никогда не переставало производить впечатление на смотрящих.

Вскоре «Смышлёный» переключился на Главный Ускоритель и перешёл на сверхсветовую скорость. Картинка изменилась. Теперь на «Смышлёном» сходились длинные тёмно-жёлтые световые полосы. Стандартный вид сверхсветового движения.

Билл, опьянев от крепкого пива и чуть не утонув, уснув в ванне, был в прекрасном расположении духа. Он не мог быть ничем полезен на этом эксцентричном корабле — да он к этому и не стремился. Дирк и команда держали всё под контролем. Они провели долгое время, развалясь в удобных креслах, пока Дирк мягким голосом отдавал приказания. Всё выглядело подозрительно спокойно. Везде под ногами были мягкие ковры, а из динамиков лилась успокаивающая мягкая музыка. В ней было множество арф, клавесинов, колокольчиков и ксилофонов. Настоящая музыка глубокого космоса.

Как только была достигнута световая скорость, команда расслабилась. Если можно так сказать, так как они особо и не напрягались. Капитан Дирк поздравил их всех с действительно великолепным стартом и вызвал на мостик Билла.

— А теперь, Билл, будь паинькой и расскажи Сплоку, нашему офицеру-исследователю, как работает эффект перемещения Тсуриса.

Билл выпучил на него глаза.

— Что?

— Специальное оружие тсурианцев, используемое для отбрасывания кораблей на миллионы миль в сторону от их курса. Твой друг сказал нам, что ты изучил его, пока был внутри компьютера.

Позади Дирка Лизоблюд делал яростные движения. Билл понятия не имел, что тот пытался сказать ему, но догадался, что Лизоблюд, вероятно, пытался просигналить ему продолжать прикидываться. Билл и рад был бы сделать это, но понятия не имел как.

— Боюсь, капитан, я никогда не изучал этой тайны, — ответил Билл. — Вид работы вне моей компетенции. На гражданке я проходил обучение как техник по удобрениям. Моя военная специальность — Подавальщик Запалов Первого Класса…

— Заткнись, — посоветовал Дирк. Он выглядел весьма недовольным, как и Сплок и другие. — Десантник, — процедил он сквозь сжатые зубы, — советую тебе не пытаться играть со мной. Твой друг, мистер Лизоблюд, уверял нас, что ты знаешь секрет Переместителя, но немного стесняешься и тебя нужно уговаривать.

— Лизоблюд, — он проскрежетал зубами, — когда мои руки доберутся до тебя…

— Билл, хочу тебя познакомить с редко видимым, но крайне важным членом команды «Смышлёного». — Голос Дирка теперь был низким, зловещим и угрожающим, с нотками намёка на гибель. — Базиль, подойди.

Из задней комнаты угрожающе прошаркал высокий человек, одетый в тунику с капюшоном. Его лицо было полностью скрыто. Но даже несмотря на маскировку лица, контурами выступающего сквозь ткань, Билл мог определить плешивость и зловещность.

— Как дела? — спросил Билл.

— Не строй из себя дурачка, десантник! — взревел Дирк. — Я скажу тебе, какая у Базиля официальная должность. Он — наш специалист-убедитель.

— Некоторые зовут его ещё палачом, — беспощадно продекламировал Сплок. — Но это неверное описание. Он использует пытки только в случае абсолютной необходимости для получения информации.

— Вы имеете в виду, что иногда пытаете членов своей команды? — спросил Билл.

— Конечно же нет, — тепло ответил Дирк. — Знаешь, иногда, когда мы захватываем планету — Да, мистер Сплок?

— Приближается планета, — сказал мистер Сплок.

Билл спросил:

— Откуда вы знаете, что приближается планета, если путешествуете со скоростью света? Я имею в виду, разве все не исчезает, прежде чем вы поймёте, что это было?

— Компьютер сообщает нам, когда в поле зрения появляется планета, — ответил Дирк. — Что это за место, Сплок?

Сплок потёр лоб длинными тонкими пальцами.

— Меньше Земли. Кислородная атмосфера. Небольшая населённость. Один из спекулятивных миров, всплывших во время недавнего скандала вокруг Южного Звёздного Скопления.

— Отлично, — произнёс Дирк. — Совершаем посадку и пополняем запасы провизии.

— И женщин, капитан, — напомнил ему один из членов команды.

— Вы уже использовали последнюю партию? — спросил Дирк.

— Боюсь да, шкипер, — ответил тот же член команды.

— Тогда наберём здесь новую.

Сплок продолжал тереть лоб.

— Мои данные относительно этой планеты говорят, что мужчины на этой планете имеют склонность становиться кровожадными, когда кто-либо пытается забрать их женщин.

— Как и у всех примитивов, — сказал Дирк. — Устроим ковровую бомбардировку сонными бомбами. В этом случае не возникнет никаких споров, и мы сможем просто взять всё, что захотим и спокойно продолжить свой путь.

Билл с трудом верил в услышанное. Хотя он и знал, что молчание — золото, всё же не сдержался:

— Я много слышал о вас, капитан Дирк. Но никогда не думал, что вы способны на такое.

Дирк ответил ему лёгкой зловещей улыбкой.

— Приятно слышать, десантник, потому что я — не просто Дирк. Я — контр-Дирк. Стража, поместить этого человека в камеру. Специалист-убедитель нанесёт тебе визит сразу после того, как мы покинем эту планету.

Камера, как позднее узнал Билл, была смоделирована по образцу исторической камеры, чья видеозапись была сделана на самой отсталой из известных планет. Перед тем, как та планета была уничтожена. Каменные стены (большой ценой выдвинутые в космос), сочащиеся влагой; шныряющие по щелям ящерицы. Вместо туалета была рваная бумажная коробка. Высоко в стене для освещения была прорублена узкая щель, пропускающая тоненький луч эмулируемого солнечного света. Как только Билл был помещён в камеру, солнечный свет начал меркнуть. Это было сделано для того, чтобы вызвать постоянное чувство безнадёжности и мрачное отчаяние.

Билл лёг на пол и сразу уснул. С одной стороны, он хотел сохранить силы для того, что ждало впереди. А с другой стороны, он устал. Карабканье по отвесным ледяным стенам с использованием в качестве шипов своих собственных когтей обессилило бы и более подготовленного и меньшего алкоголика, чем Билл, человека.

Через некоторое время он проснулся, услышав звук поворота ключа в двери. Билл напрягся, полагая, что это специалист-убедитель. Но это оказался всего лишь принёсший ему обед тюремщик.

Тюремщик оставил поднос с потёртой салфеткой поверх него. Он без видимой причины хитро посмотрел на Билла и вышел, заперев за собой дверь.

Билл сдёрнул салфетку, чтобы посмотреть, что ему принесли. На подносе стояли две тарелки. В одной из них находилась прямоугольная субстанция с чем-то красным и белым, торчащим с боков. Билл определил это как ветчину и швейцарский сэндвич. В другой тарелке располагалась полуфутовая зелёная ящерица, в которой Билл сразу же узнал чинжера, смертельного врага, с которым они воевали по всей Галактике. Билл занёс ногу, чтобы растоптать его. Чинжер презрительно усмехнулся.

— Ну давай, ты, микроцефальный идиот, и получишь сломанную ногу. Уже забыл, что мы происходим с планеты 10 «g» и твёрже твердейшей стали?

Билл мог продолжать топтать ящерицу, так глубоко в него впиталась реакция отвращения к новейшему родовому врагу Земли. Но остановился, так как ему показалось, что он узнал голос. Хотя он и был на полторы октавы выше и исходил из глотки чужака, Билл узнал характерные весёлые нотки Иллирии, провинциальной сиделки, ставшей его первым другом на Тсурисе.

— Иллирия! Это действительно ты?

— Да, Билл, это я, — ответила ящерица. Её голос был пронзительным, без сомнения соответствующим её миниатюрной глотке и мягкому небу. Но интонации, несомненно, все той же Иллирии.

— Как ты забралась в чинжера?

— Мне немного помог компьютер Квинтаформ. Увидев, что ты покинул планету и возможно никогда не вернёшься, он начал понимать, что возможно был с тобой слегка грубым.

— Грубым! Он изо дня в день держал меня в холоде под дождём!

— Конечно, это было всего лишь субъективное время, — сказала Иллирия. — Правда, это всё же должно было выглядеть достаточно долгим. Билл, компьютер просил меня передать тебе, что он приносит извинения. Он восхищается твоей независимостью духа. Он просит тебя вернуться, всё забыто, так как чувствует, что ты можешь быть очень полезен для тсурианцев.

— Я не желаю больше торчать внутри компьютера, — сердито ответил Билл.

— Конечно же нет. Компьютер понял, что ошибался, пытаясь сломить твой гордый дух. Билл, для тебя есть другая работа. Хорошая работа. Работа, которая тебе понравится.

— Сомневаюсь, — раздражённо ответил Билл.

— И ты сможешь быть со мной, — заметила Иллирия.

— Ну да, и это тоже, — заколебался он.

— Что-то в твоём голосе не слышно энтузиазма.

— Чёрт возьми, Иллирия, ты знаешь, что действительно нравишься мне. Но когда ты появилась в моей камере в форме чинжера, смертельного врага Земли…

— Я и забыла, — задумалась Иллирия. — Да, конечно, нужно было принять это во внимание.

— Твоя предыдущая форма была получше, — ответил Билл. — Хотя не сильно. Кстати, откуда у тебя тело чинжера?

— Ты должен уяснить это для себя, — сказала Иллирия. — Мы, тсурианцы, существуем в форме светящейся энергии, пока не обнаружим тело, чтобы вселиться. Мы используем те тела, которые можем заполучить. Я знаю, что эта форма ящерицы не более подходит для вашего вида, чем моё предыдущее тело из трёх сфер.

— Это были прекрасные сферы, — заметил Билл.

— Мило, что ты это сказал. Я уверена, что они для тебя ничего не значат. Но мне повезло, что я получила их. Знаешь, большинство моего народа совсем не имеет тел. Мне посчастливилось заполучить одно из сферических. Но ты спрашивал насчёт ящерицы. Я лениво проплывала по этому кораблю, старому доброму боевому «Смышлёному», подыскивая подходящее тело…

— Между прочим, — перебил Билл, — как ты проникла на «Смышлёный»?

— Это сделал компьютер. Он обнаружил, что это единственно возможный способ вернуть тебя. Так что он помог мне попасть сюда. Он снабдил меня энергией. Он дал всё, что мне нужно, за исключением, конечно, тела. Это вне его власти. Но он сказал, что я возможно смогу найти здесь неиспользуемое.

— Большинство из известных мне людей, — сказал Билл, — используют своё тело всё время.

— Теперь я это знаю, — ответила Иллирия. — Все, кого я видела здесь, действительно всегда находили работу для своих тел. Даже когда они спят, они используют их для сна. Билл, эти люди крайне активны, не так ли?

— Думаю, да. Но расскажи мне о чинжере.

— Хорошо. Осмотрев весь корабль, я решила, что удача меня покинула. Все использовали свои тела для того или другого. Некоторые из них вместе использовали свои тела, что я нашла крайне забавным и интересным. Ты должен рассказать мне…

— Позднее, — вздохнул Билл, не очень заинтересованный в разъяснении гетеросексуальной — гомосексуальной? — акробатики бестелесному разуму, оккупирующему тело ящерицы.

— Я запомню спросить позднее. Я продолжала двигаться и нашла этот тело в потайном отделении в днище корабля. Оно находилось в коме и я легко проскользнула внутрь и заняла его.

— Без проблем?

— Безо всяких. Эти ящерицы действительно очень легко проникают всюду, Билл.

— Может быть для тебя, но не пытайся говорить это Объединённому Командованию Штабов. Ты можешь занять любое тело, какое захочешь?

— Да, конечно. Но это не потому, что мы — такие великие интеллектуалы. Просто в отличие от большинства других существ мы вселяемся во вполне мыслящие формы.

— Это очень интересно, — пробормотал себе под нос Билл. Его глаза стали сужаться по мере того, как в мозгу начала формироваться смутная идея.

— Билл, почему ты щуришься?

— Я думал. Расскажу позднее. Слушай, Иллирия, что-то в корне неверно.

— Вскоре все изменится к лучшему. А если и нет, просто отбрось это. Одним телом больше, одним меньше. Я знаю, где можно заполучить прекрасное тело, не нарушая никаких этических правил, запрещающих нам, тсурианцам, занимать любое понравившееся старое тело.

— Здорово. Но я не это имел в виду. Я имел в виду, что что-то в корне неверно со всеми людьми на этом корабле. Я всегда полагал, что капитан Дирк — знаменитый герой. Но здесь он замышляет ужасные вещи по отношению к невинным людям на некоторых планетах, к которым мы приближаемся.

— Полагаю, крайне необычно. Так как я никогда не слышала о нём раньше, то просто поверю тебе на слово. Как ты это все можешь объяснить?

— Не знаю, — ответил Билл. — Когда я спросил, он сказал, что он — не совсем Дирк. Он — контр-Дирк.

— И что это значит?

— Не имею ни малейшего понятия.

— Наверное надо поинтересоваться у компьютера Квинтаформ.

Билл заинтересовался.

— Ты можешь это сделать?

— О, да, я же сказала тебе, что компьютер хочет помочь. Он поддерживает со мной связь. Посылаю ему запрос.

Маленькая зелёная ящерица, являвшаяся Иллирией, свернулась в шарик, из которого торчали только нос и глаза. Глаза полузакрыты, челюсти расслаблены, лапы приобрели восковую гибкость.

— Эй, Иллирия, — произнёс Билл. — С тобой всё в порядке?

— С ней всё в порядке, — ответила ящерица. — Говорит компьютер Квинтаформ. Билл, я хочу извиниться. Я просто в какой-то мере играл с тобой. Я действительно хочу, чтобы ты вернулся.

— Мне не очень нравится быть частью твоего сознания, — ответил Билл. — Ничего личного, но я просто хочу быть самим собой.

— Полагаю, это понятно, — сказал компьютер. — И ты прав, твой мозг слишком ценен, чтобы выбрасывать его.

— Мой мозг?

— Да. Он состоит из двух полушарий.

— А, — произнёс Билл. — Мне кажется я припоминаю, что большинство человеческих мозгов сконструированы так же.

— Понимаешь, что это значит?

— Не совсем.

— Это значит, что твой мозг сам по себе равен по мощности компьютеру, без того, чтобы быть моей частью.

— Ого, — сказал Билл. Он мгновение обдумывал это. — Здорово!

— Видишь, компьютер действительно в глубине души понимает всю твою важность.

— Всё это прекрасно, — сказал Билл. — Но ты собирался сказать мне, что означает «контр».

— В данном случае, — ответил компьютер через Иллирию, обитавшую в теле ящерицы-чинжера, служившем прекрасной экзотичной телефонной связью, — это значит, что существуют два капитана Дирк, один — настоящий, и один — контр. Ты был прав, говоря о капитане Дирке, действующем странно в условиях ваших обычных цивилизованных норм. Человек, командующий этим кораблём, не настоящий капитан Дирк, так же как и этот корабль — не настоящий «Смышлёный».

— Это все усложняет, — произнёс Билл, нахмурившись в сосредоточении. — Если это — контр-капитан Дирк, где тогда настоящий капитан Дирк?

— Я знал, что ты задашь мне этот вопрос, — ответил компьютер, — и получил информацию от компьютера, управляющего этим кораблём.

— Ты хотел сказать контр-компьютера? — уточнил Билл.

— Да, конечно. Ох, мой дорогой друг, ты должен вернуться со мной на Тсурис. Это такое удовольствие — беседовать с кем-то, кто тебя понимает.

— Обсудим это позже, — сказал Билл, чувствую превосходство своего положения, ходя для сохранности здоровья он не уточнял, как и почему. — А пока я хочу знать: где настоящий капитан Дирк?

— Это тебя удивит, — ответил компьютер.

— Не волнуйся. В настоящий момент меня трудно чем-либо удивить.

— Капитан Дирк в настоящий момент находится в древнем Риме давно затерянной планеты Земля. Год — приблизительно 45-й до н. э.

— Ты прав, — сказал Билл. — Это меня удивило.

— Я так и думал, — более чем слегка довольным голосом обрадованно прохихикал компьютер Квинтаформ.

— Что ещё сказал тебе компьютер?

— Он также рассказал мне, почему Дирк очутился там, и как его появление там оказалось причиной появления здесь контр-Дирка.

— И все это рассказал тебе он? Какой любезный маленький ящик транзисторов, не правда ли?

— Мы, компьютеры, все — братья, — ответил компьютер Квинтаформ. — Чистый разум не знает цветов кожи.

— Давай не будем об этом, — сказал Билл. — Почему капитан Дирк в древнем Риме?

— Он выполняет там важное задание.

— Очевидно. Но что за задание?

Компьютер Квинтаформ вздохнул.

— Я понимаю, что ты многого не знаешь. Но в самом деле, нам надо поторапливаться. Я не пытаюсь поторапливать тебя ради себя. У меня изобилие времени. Такой разговор требует только крошечной части мощности моего мозга. Остальная моя часть занимается всем тем, что я обычно делаю, чтобы поддерживать функционирование планеты. Но из того, что сказал мне корабельный компьютер, я знаю, что как только Дирк и его люди закончат грабить и разорять новую найденную ими планету, они вернутся к тебе и сделают все для того, чтобы выпытать у тебя секрет эффекта перемещения. А так как ты не знаешь секрета, это может оказаться для тебя слегка жестковато. Но не позволяй мне торопить тебя.

Воцарилась долгая тишина. Некоторое время Билл думал, что компьютер обиделся и разорвал связь. Ящерица-чинжер лежала неподвижно с закрытыми глазами, выглядя больше мёртвой, чем живой. Было невозможно сказать, где Иллирия. И у него, Билла, были большие неприятности.

— Компьютер? — через некоторое время спросил Билл.

— Да, Билл?

— Не сердись на меня, ладно?

— Я — компьютер, — ответил компьютер. — Я не сержусь на людей или вещи.

— Но ты неплохо имитируешь.

— Эмуляция — часть работы. Послушай, чтобы как следует объяснить, почему Дирк находится в древнем Риме, я должен рассказать тебе об Историке Чужих. И мне кажется, что для этого у нас нет времени.

Билл услышал тяжёлый, угрожающий, сводящий желудок стук подкованных ботинок, марширующих по коридору снаружи камеры. Раздался лязг резко опущенного на землю оружия. А затем послышался скрип поворачиваемого в двери ключа.

— Компьютер, пожалуйста, забери меня отсюда!

— Тогда держись, — сказал компьютер. — Это может оказаться слегка проблематично — я имею в виду для тебя. Это тот способ, попрактиковаться в котором у меня было не так уж много возможности и какое-либо моё упущение может привести к неудаче.

— Меня не волнует, чьё упущение! — завопил Билл, впадая в истерику, когда дверь со стуком распахнулась и на пороге возникли Дирк со Сплоком, руки на бёдрах, на губах усмешка, облачены в чёрные униформы со зловещими эмблемами, прикреплёнными там и тут, а позади них отделение одетых в чёрное солдат.

— Здорово, цыплёнок, — произнёс Дирк, Сплок зловеще рассмеялся, а одетые в чёрное люди позади них неприлично захихикали.

— Компьютер! — завизжал Билл.

— Да, да, всё верно, — раздражённо ответил компьютер. — Полагаю, это должно идти как можно…

Капитан Дирк важно вошёл в комнату, и Сплок просеменил за ним. Следовавшие за ними чёрные солдаты несли различные изогнутые инструменты и котёл жареной жвачки.

В этот момент Билл почувствовал, как стала расти его аллигаторская ступня. Она разорвала несколько метафорических тряпок, которыми обернул её Билл из уважения к приличиям. Она росла до размера канталупы[58], арбуза, трехгодовалого поросёнка, нестриженой овцы, пианино, гаража на один автомобиль, и когда Дирк и его люди увидели это во всём атавистическом уродстве и угрозе, они выскочили обратно. Биллу с этого момента ничего не оставалось кроме как приветствовать свою ступню, так как она стала весить больше его, и делать вид, что это соответствует желанию её владельца.

— Я сменю модальности, — пробормотал компьютер и ступня Билла быстро сократилась до своих нормальных размеров. Но теперь стало происходить что-то ещё. Билл обнаружил, что стал вытягиваться в высоту. Это было довольно любопытное ощущение, подобный рост, выше и выше и тоньше и тоньше, пока он не почувствовал себя похожим на сосиску дюймового диаметра и порядка десяти метров в длину, и подобным сделанной ради потехи эксцентричной модели глиста.

— Не стой как истукан! — сказал компьютер. — Ищи червоточину!

Билл не знал, о чём говорил компьютер. Но он увидел прямо над головой маленькое чёрное отверстие или, по меньшей мере, очень глубокий колодец, выглядевший как туннель, в который он мог засунуть голову. Он немедленно сделал это и сразу стал падать в нём. Он нашёл это изумительным.

Такое падение было необыкновенно неудобным. Но по крайней мере он был не один. Следом за ним падал вытянутый зелёный червяк, явно имевший вид истощавшего чинжера, занятого разумом чужого компьютера. Явно? Должно действительно случиться что-то из ряда вон выходящее, чтобы что-либо подобное этому считалось явным.

Он продолжал обсасывать эту мысль, когда всё потемнело или стало какого-то цвета, очень сильно напоминающего чёрный, и он потерял сознание.

Глава 6

Сознание возвращалось, а вместе с ним возвращалась и память. Билл чувствовал себя довольно сносно, учитывая через что он прошёл. Не то, чтобы он думал, что случилось что-то другое, его тусклые воспоминания на этот счёт были довольно паршивыми. Он моргнул и огляделся — и обнаружил, что стоит на травянистой равнине, а трава по большей части имела тот же цвет, что и сидевший рядом с ним на корточках чинжер. На горизонте виднелось облако пыли, очень быстро принявшее вид группы людей с копьями в доспехах и в стальных шлемах. Билл сразу понял, что это римляне. Он видел достаточно доисторических фильмов по Межпланетному Супершоу, галактической кабельной сети, чтобы знать, что это в самом деле были римляне, и не путать их с германцами того периода, носившими медвежьи шкуры и имевшими длинные усы. Эти люди были чисто выбриты. В середине этой группы, сидя в гамаке и выглядя недоуменно, но решительно, находился капитан Дирк.

— Привет, капитан Дирк! — сказал Билл. — Ты пленник?

— Нет, — ответил Дирк. — Что заставило тебя так подумать? А также кто ты такой, чёрт побери, ведь я тебя раньше никогда не встречал?

— Похоже мне следует представиться, — сказал чинжер-компьютер. А может Иллирия. Кто там из них сейчас дома в этом теле?

— Чинжер! — воскликнул Дирк, потянувшись к оружию. Билл, видя что в следующий момент капитан Дирк, хоть и имея благие намерения, уничтожит ящерицу, тем самым прикончив Иллирию и разорвав его связь с компьютером, прорвался сквозь строй вооружённых римлян и схватился вместе с Дирком за его оружие.

— Не стреляй! — закричал Билл.

— Почему? — скорчил гримасу Дирк, пытаясь освободиться.

— Слишком долго объяснять!

— Тогда позволь мне. У меня достаточно времени. — Он вытащил оружие.

Чинжер открыл рот и произнёс:

— Я не враг вам, капитан Дирк. Я — Иллирия, с планеты Тсурис, и я заняла тело этой ящерицы, чтобы оказать здесь помощь Биллу.

Капитан Дирк взглянул на Билла.

— В том, что сказал этот мерзкий чужак, есть хоть доля правды? И мы встречались раньше?

— Я встречался с контр-Дирком, — ответил Билл. — Он выглядел в точности как ты.

— Довольно неприятная новость. Мы отправились сюда, чтобы остановить презренное существо, известное как Историк Чужих. Но мы попали сюда не раньше, чем столкнулись с эффектом зеркального отражения. Он поймал нас здесь в ловушку и, так как материя не может быть уничтожена, а энергия — всего лишь информация, он создал в нашем космосе и времени контр-«Смышлёного» и контр-Дирка. Я должен вернуться, чтобы остановить их.

— А при чём тут римляне? — спросил Билл. — Что ты здесь делаешь?

— Пытаюсь разобраться с судьбой весьма неприятного человека по имени Юлий Цезарь, — ответил Дирк. — Я стою перед тяжёлым выбором. Историк Чужих пытается спасти Цезаря, чтобы изменить историю Земли к огромному вреду для нас. Мы не можем этого допустить. С другой стороны, если я остановлю Историка Чужих, я стану соучастником смерти Цезаря от рук Брута. Видишь, какая моральная дилемма стоит передо мной.

— Ты имеешь в виду, что хочешь позволить Историку Чужих не дать Бруту убить Цезаря? — Билл знал римскую историю по множеству популярных в своё время крутых фильмов о римлянах.

— Ну, это полностью моральная проблема, как наверное может видеть даже такой твердолобый как ты, — ответил Дирк. — А что бы ты сделал на моём месте?

— Вышиб бы Историка Чужих, — просто ответил Билл. — А затем вернулся бы в моё собственное время и дал бы под зад этому контр-Дирку.

— Сплок сказал то же самое.

— И он прав.

— Но Сплок не понимает человеческих эмоций! — воскликнул Дирк.

— Есть эмоции, нет эмоций — выход один, — сказал Билл. — Твоя работа заключается в том, чтобы вернуть Землю в правильное временное русло.

— Ты прав, прав, — проворчал Дирк. — Последнее время я был под сильным напряжением. Они сказали, что я исчерпал себя, но они ошиблись. Я всё ещё могу разделаться с этим. Понимаешь, что я имею в виду?

— Думаю, да, — ответил Билл. — Что нужно делать?

— Мы должны схватить Брута прежде чем он убьёт Цезаря.

— Когда это должно произойти?

Капитан Дирк посмотрел на часы. Римляне удивлённо уставились на них. Они никогда раньше не видели часов.

— У нас есть около двух часов, — ответил Дирк. — С настоящего момента, в соответствии с вычислениями Сплока, такое количество времени понадобится Историку чужих, чтобы обнаружить, что мы обошли его и перенаправить свою машину назад, в момент до нашего прибытия. Это даст ему время расстроить наши планы.

— Но и вы можете вернуться во время перед его прибытием! — сказал Билл.

— Теоретически да, — ответил Дирк. — На самом деле, мы сильно истощили свои батареи, чтобы попасть сюда. Ты понятия не имеешь, как трудно их подзарядить в 45 году до н. э. Нет, Билл, всё, что должно быть сделано, должно быть сделано сейчас.

— Ну так давай сделаем это! — воскликнул Билл.

— Я тоже, — сказала Иллирия-чинжер, недовольно надув губы, что для ящерицы было достаточно тяжело сделать, так как они пропустили её. Буквально.

— Ты поможешь? — спросил Дирк.

— Конечно!

— Ты — тренированный десантник, я уверен, и, следовательно, обучен рукопашному бою?

— Ну, в общем-то, думаю да, — ответил Билл, вспоминая все сражения, в которых он побывал: те из них, конечно, которых он не смог избежать. — У меня есть некоторый опыт на поле боя.

— Прекрасно. И ты можешь командовать людьми?

— Подожди, подожди, — ответил Билл, — я не офицер. Однажды я был им. Я выдвинулся в полевых условиях. А затем был задвинут в полевых условиях. Думаю, с меня достаточно всего этого офицерского дерьма.

— Не как офицер. Я имею в виду уровень взвода или отделения.

— Ну да, конечно. Достаточно всего такого. Но, в любом случае, что из этого? Ты — офицер. Ведь именно это означает слово «капитан», не так ли? Так что сам выполняй свои обязанности.

— Я-то буду, — ответил Дирк. — Но я должен оставаться позади строя, где я мог бы консультироваться со Сплоком. Видишь ли, мне нужен полевой командир, кто-то, кто будет передавать мои приказы войскам.

— Подожди-ка минутку, — запротестовал Билл. Уже осознавая, что ещё прежде, чем слова вылетели изо рта, было уже слишком поздно.

Вот как Билл оказался во главе Пятого и Второго (Валерия) легионов, идущих против Чингиз-хана и около миллиона его гуннов.

Так как Историк Чужих уже изменил историю Земли, защитив Юлия Цезаря от предательского убийства Брутом и его сообщниками, появилось множество оппозиционных группировок. Цезарь, конечно же, был выдающимся военным гением того времени, возможно даже лучшим, чем Александр, так что он сохранял превосходство над большинством этой стаи. До настоящего времени.

Сплок так не думал.

— Все не так уж хорошо для Цезаря, капитан. Или для нас.

— Вы — отрицательный старый остроухий ублюдок, мистер Сплок, но весьма точно описали ситуацию.

— Благодарю. У меня нет эмоций, так что ни ваши похвалы, ни ваши оскорбления ровным счётом ничего не значат для меня. Но я в любом случае благодарю вас за уважение моего интеллекта и презрительно игнорирую, если бы у меня были эмоции, чтобы показать презрение, ваше глупое замечание относительно моих ушей.

— Что мы собираемся делать? — спросил Билл, медленно пятясь от приближающейся армии. Ответом ему была тишина.

Они наблюдали с более чем слабым интересом за продвижением сил Чингиз-хана на их бронированных яках. У них были грозные копья и оружие всяческих видов и сортов. У них были огромные литавры, по одному с каждой стороны лошади, и ужасные воины били в эти литавры, а другие ещё более ужасные воины дули в трубы и завывали на совершенно противный азиатский манер. Их армии расположились вдоль берега Тибра, простираясь в сомкнутом строе настолько далеко, насколько мог видеть глаз. Войска римлян выглядели решительными, но нервничающими, как и все люди, вовлечённые в неприятности не по своей воле. Некоторые передовые отряды уже повернули назад, избегая встречи с этими вопящими оскалившимися демонами с их лошадьми и верблюдами, странным оружием и их духом грабежей и убийств. Их немытые тела и сальные грязные волосы были покрыты вшами, а может даже ещё и клещами с пауками.

— Этого не должно быть, — сказал Дирк. — Чингиз-хан никак не может оказаться в этом периоде. Как здесь очутились эти гунны?

— Это, — ответил Сплок, — менее важно чем то, что мы собираемся со всем этим делать.

— Какие-нибудь предложения? — спросил Дирк.

— Минутку, — ответил Сплок. — Я думаю. Вернее, так как мысль проскакивает со скоростью света, то я просматриваю мысли, появившиеся у меня в тот момент, когда возникла эта проблема.

— И? — приглашающе протянул Дирк.

— У меня есть идея, — ответил Сплок. — Слабый шанс, но возможно у нас это получится. Капитан, задержите их насколько сможете. Билл, пойдём со мной.

— А как же я? — пронзительно закричала Иллирия-чинжер, когда они стали удаляться от неё. — Вы должны проявить чуточку уважения!

— Конечно, будь уверена, мы не забыли про тебя, — ответил Билл, вспомнив, что совсем забыл про неё. — Оставайся с капитаном. Следи за ним. Надеюсь всё будет хорошо. — Он подозрительно посмотрел на Сплока. — Куда мы направляемся?

— Мы отправляемся спасать Землю, ту, какой мы её знаем. — Сплок взял Билла за руку, а свободной рукой сделал какие-то манипуляции с миниатюрной панелью управления на своём поясе. Раздался грохот грома и возникло множество вспышек молний. У Билла даже не было времени как следует испугаться. Внезапно он почувствовал, как вокруг него растворяется время и пространство. Вокруг него задул ледяной ветер, и Билл почувствовал, как гигантский ветер, бывший ничем иным, как самим Ветром Времени, поднял его и потащил прочь.

Спустя некоторый период времени, полный кружащихся звуков, мигающих огней и жутких запахов, Билл очутился на бесплодной равнине, скорее даже это была пустыня. Билл не был точно уверен. Она была окрашена в коричневый цвет и выглядела состоящей по большей части из гравия с немногими оживляющими ландшафт большими камнями. Там и тут были разбросаны группы колючих кустарников, являвшиеся единственной растительностью в этой засушливой местности. Сплок стоял рядом с ним, сверяясь с небольшим планом, который он вытащил из сумки на поясе.

— Это не может быть нужным местом, — нахмурившись сказал Сплок, и его уши задёргались. — Если, конечно, это не устаревшая карта. Временные течения меняются без предупреждения, так что вы не можете всегда быть уверенными…

Позади них раздался громкий рёв. Билл подпрыгнул и завертелся, ища на поясе отсутствующее оружие.

Сплок повернулся медленнее, с должной для его интеллекта степенностью.

— Это всего-лишь погонщики верблюдов, — сказал Сплок.

— А, — произнёс Билл. — Погонщики верблюдов. Конечно же. Ты не упоминал о них раньше.

— Не думал, что это необходимо, — ответил Сплок. — Я полагал, что ты и сам догадаешься.

Билл не побеспокоился ответить, что не понимает его хода мыслей. Сплок был одним из этих очень интеллигентных людей, у которых всегда и на все есть ответы, и чьи разъяснения заставляют тебя чувствовать себя большим кретином, чем ты есть на самом деле. По крайней мере, ты на это надеешься.

Два человека, восседая на своих высоких дромадерах[59], терпеливо ожидали. Затем один из них обратился к Сплоку на странном языке, который Биллов транслятор, после секундного распознавания, смог перевести на английский.

— Приветствую вас, эффенди.

— Здравствуйте, — ответил Сплок. — Пожалуйста, будьте так любезны, доставьте нас к своему лидеру.

Погонщики верблюдов вступили друг с другом в оживлённую беседу на языке, или скорее диалекте, которого не было в репертуаре компьютера Билла. Чтобы это ни было, Сплок похоже знал его и он встрял в их разговор несколькими хорошо подобранными словами, вызвавшими смущённый и отчасти вежливый смех у погонщиков верблюдов.

— Что ты им сказал? — спросил Билл.

— Так, шутка, — ответил Сплок. — Она потеряет многое в переводе.

— Всё равно, расскажи, — настаивал Билл.

— Я сказал им, пусть следы вашего верблюда никогда не пересекут мрачное болото, ведущее в адову тьму.

— И они засмеялись?

— Конечно. Я использовал для обозначения слова «болото» вариант, который даёт возможность истолковать фразу следующим образом: «Пусть ваша задница никогда не испытает грубого обращения со стороны стерегущих оазис телохранителей Султана». Изящный образец лингвистического жонглёрства, если можно так сказать.

Погонщики верблюдов прекратили оживлённую болтовню. Старший из них, с короткой чёрной бородкой и выпученными тёмными глазами, сказал:

— Садитесь позади нас. Мы доставим вас к Хозяину.

Они уселись на верблюдов позади погонщиков и отправились вперёд. Сперва Билл думал, что они направляются к тем горам на горизонте. Но вскоре он увидел далеко впереди квадратную массу, огороженную зубчатой стеной с башнями. Они направлялись в город, и достаточно большой.

— Что это за место? — спросил Билл.

— Перед нами Карфаген, — ответил Сплок. — Ты ведь слышал о Карфагене, не так ли?

— Это откуда пришёл Ганнибал?

— Совершенно верно, — ответил Сплок.

— И зачем мы здесь?

— Потому что, — с величайшим терпением разъяснил Сплок, — я отправляюсь к Ганнибалу, чтобы сделать ему предложение, от которого он не сможет отказаться. По крайней мере я на это надеюсь.

— Слоны, — сказал Ганнибал. — Они были моей погибелью. Никогда не пробовали прокормить отряд слонов в Альпах в январе?

— Похоже это достаточно трудно, — заметил Билл. Он с интересом отметил, что Ганнибал говорит на пуническом с лёгким южным акцентом, настоящей Южной Валлиольской Шепелявостью. Данный факт бросил новый свет на этого знаменитого человека, хотя Билл не был уверен, что это значит. И транслятор также этого не знал, хотя отметил данный скучный факт.

— Всё это было у меня там, — сказал Ганнибал. — Рим был так бвизок к тому, чтобы стать моим, я мог вкусить его. Вкусить пота и чеснока. Победа быва уже у меня в руках! И тут это пвоквятый Фабиус Кунктатор, с его тактикой выжидания, повожил конец моей мечте. Тепель, думаю, я смог бы спвавиться с этим, но в то время выжидание явивось новой военной тактикой. До этого все быво плосто стовкновением в ночи незнакомых алмий. Ладно, без товку пвакаться над лазбитым колытом. Ну а тепель, что хотите от меня вы, стланно выглядящие валвалы? Говолите быстло или я выпущу вам кишки.

— Мы здесь для того, чтобы дать вам ещё одну возможность, — поспешно ответил Сплок.

Ганнибал был высоким, хорошо сложенным человеком. Он был одет в элегантную кирасу, а на голове носил медно-бронзовый шлем. В настоящий момент они находились в зале для аудиенций. Это была не главная зала для аудиенций. Так как Ганнибал потерпел поражение, он не мог принимать посетителей в главной зале. Это была маленькая комната для аудиенций, расположенная отдельно для использования неудачливыми генералами. На расположенном здесь буфете находились конфеты, заливные голубиные языки, жареные по-французски мыши и тому подобное, а также кувшины выдержанного вина. Билл уже приступил к исследованию буфета, так как было похоже, что Сплок держал разговор в своих руках. Там были маленькие горшочки, покоящиеся в проволочных люльках над нагревательными элементами, в которых кипело оливковое масло. Билл попробовал содержимое одного из горшочков. Оно имело вкус козлиного помёта в соусе кэрри. Он поскорее выплюнул, так как похоже оно и было тем самым.

— Могу я попробовать это? — спросил он Ганнибала, указывая на кувшины с вином.

— Валяй, — ответил Ганнибал. — То, в бовшом кувшине на клаю, весьма непвохое. Не такое дельмо, как длугие.

Билл попробовал его, оценил букет и сделал ещё один большой глоток.

— Ого! Что это такое? — спросил он.

— Пальмовая водка, — ответил Ганнибал. — Девается только в голной части Калфагена. Пли помощи клайне секлетного плоцесса, называемого дистилляцией.

— Кошмар, — сказал Билл, жадно заглатывая следующую порцию.

Ганнибал вернулся к разговору со Сплоком. Он вёлся тихими голосами, да Билл, в прочем, не особо им и интересовался. Пальмовая водка целиком поглотила его внимание и быстро нанесла удар по коре головного мозга. Он откусил небольшой кусок отталкивающей пищи, которая стала неплохо восприниматься на вкус, что было плохим знаком, затем снова вернулся к пальмовой водке. В этот момент жизнь казалась ему не такой уж и плохой. Неясной, но не плохой. Всё стало даже ещё лучше, когда, повинуясь невидимому сигналу, а возможно потому, что подошло время для их появления, из арочного прохода вбежала группа девушек, танцующих под аккомпанемент трёх музыкантов со сложно-выглядевшими инструментами, сделанными из тыкв и струн.

— Эй! — воскликнул Билл. — Только посмотрите на это!

Танцовщицы смотрели в сторону Ганнибала, но тот был глубоко погружён в разговор со Сплоком и отмахнулся от них. Они повернулись к Биллу, сформировали перед ним линию и начали танцевать. Это были наилучшие из танцовщиц, высокие, с широкими бёдрами и большой грудью, с ногами от коренных зубов. Полностью соответствовавшие вкусу Билла. Они исполняли для него танец со множеством заигрывающих телодвижений, вроде сбрасывания своих вуалей, одна за другой, одновременно поворачиваясь и выгибаясь; музыканты насмехались, били и бренчали на своих странных инструментах; возбуждение нарастало и Билл спросил находившуюся ближе всех к нему привлекательную танцовщицу, что она делает после шоу, но похоже она не понимала пунического.

Танец продолжался ещё довольно долго, только теперь стал более скучным, так как они снова надели вуали, увидев произведённое на Билла впечатление. Достаточно долго, чтобы Билл успел надраться пальмовой водки и обжечь рот зелёным перцем, который он не заметил, как съел. Он уже был близок к тому, чтобы спросить у музыкантов, знают ли они парочку старых песенок, которые Билл изучил, когда был ребёнком, но едва он собрался это сделать, Ганнибал и Сплок похоже пришли к какому-то соглашению. Они пожали руки, встали и подошли к Биллу. Ганнибал сделал жест, и музыканты и танцовщицы собрались и быстро выбежали.

— Итак, всё решено, — сказал Сплок. — Сам Ганнибал отправляется помочь нам. Он даёт пять из своих ударных отрядов слонов. Я уверил его, что мы берём на себя обслуживание его слонов.

— Ак здрово, — с некоторым трудом выговорил Билл. У него было такое ощущение, как будто его язык был одет в скафандр. — Эт было не так уж сложно, или, ли, что за…

— Нет, я был уверен, что Ганнибал захочет нанести ещё один визит римлянам. Правда есть одно пустяковое условие, которое я согласился выполнить.

— Что за условие, — спросил Билл.

Сплок заколебался:

— Боюсь, тебе оно сильно не понравится. Но ты так надрался, что я не хотел тебя тревожить. И ведь ты и сам сказал, что сделаешь всё, что сможешь, чтобы помочь.

— Шо еще?

— У карфагенян есть очень интересный обычай. Их помощь союзникам зависит от героя предполагаемого союзника, согласного встретиться с карфагенским чемпионом.

— Ну и шостого? — с трудом ворочая языком промямлил Билл, едва осознавая смысл слов Спока.

— Использованное им слово было мне не знакомо, — сказал Сплок. — Я не могу тебе сказать, кого они имели в виду. Или что.

— Ты имеешь в виду не человека… а может… вещь? — Билл быстро сморгнул, когда некоторая смутная частица понимания пробилась сквозь алкогольный туман.

Сплок кивнул.

— Это одна их тех проблем, с которыми вы сталкиваетесь, попадая в древний мир. Не волнуйся, тренированный десантник вроде тебя быстро справится с этим, чем бы оно ни было.

— А что будет, если я проиграю? — спросил Билл, быстро трезвея.

— Не волнуйся. Ганнибал согласился помочь даже в том случае, если тебя убьют.

— О, да, здорово. — При подобной угрозе жизни протрезвение ударило подобно молнии. — Сплок, ты остроухий сукин сын — во что ты меня втянул? У меня даже нет с собой никакого оружия.

— Импровизация, — ответил Сплок, — это первое качество хорошо подготовленного солдата. И оставь при себе свои замечания насчёт ушей.

— Пошли, — сказал Ганнибал, прерывая эту дружескую беседу, — мы можем немедленно начать состязание.

Билл потянулся было к пальмовой водке, но решил оставить её в покое. Как это ни странно, он был трезв как стёклышко и сожалел об этом.

Пришло время сказать несколько слов о месте для дуэлей у карфагенян.

Оно находилось в части города, известной как Священный Город — приземистое чёрное здание, внутри которого располагался огромный амфитеатр, сверху открытый слепящему африканскому солнцу. Как на бое быков здесь были места и на солнце, и в тени, имевшие разную цену. На глиняном покрытии ручек кресел были вырезаны странные фигуры. У сезонных арендаторов был человек, держащий массивную глиняную табличку, на которой были указаны даты представлений и номер сиденья патрона. Когда не использовался для соревнований, в Чёрном Театре, как называли его местные жители, ставили балет, проводили музыкальные фестивали, церемонии дефлорации и всяческие сборы пожертвований в пользу местных богов.

Арена была круглой, и по её сторонам поднимались ступеньками ряды сидений. Трибуны уже были на половину заполнены и ещё больше людей вливалось потоком через узкие проходы в базальтовых стенах. Пол арены был посыпан песком. Песок был светло-жёлтым, контрастируя с чёрными стенами здания и пёстрыми флажками, развевавшимися на четырёх высоких мачтах. Разносчики в длинных серых халатах ходили вверх-вниз по крутым ступенькам и продавали кислое кобылье молоко, вкус которого был таким же отвратительным, как и его название, беличьи колбаски и другие местные блюда. На полу арены уже находилась группа акробатов, а комический актёр в маске сатира и с метровым фаллосом разогревал толпу.

В пещерах под ареной Билл спорил со Сплоком.

— Я не выйду отсюда, — говорил Билл, — без оружия. — Он отказывался надеть специальный костюм гладиатора. Так же как и не соглашался взять любое из холодного оружия, лежащего перед ним на столе.

— Вот этот выглядит вполне подходящим, — сказал Сплок, пробуя ногтем острие одного из мечей. — Я не пойму, в чём твоя проблема.

— Я ничего не знаю о мечах, вот в чём моя проблема! — ответил Билл. — Я хочу пистолет.

— Но у этих людей нет пистолетов, — сказал Сплок.

— Я знаю. Поэтому я и хочу его.

— Это было бы не спортивно, — заметил Сплок.

— Спортивно! — завизжал Билл. — Эти ублюдки хотят меня убить! В конце концов, на чьей ты стороне?

— Я служу истине, сохраняя хладнокровие и не поддаваясь эмоциям, — ответил Сплок. — Да и к тому же у меня нет пистолета.

— Но ты ведь прихватил с собой что-нибудь, не так ли?

— Не совсем. Только эту лазерную ручку. Но она едва ли подходит…

— Давай сюда! — воскликнул Билл и выхватил её. — Какой у неё радиус действия?

— Около десяти футов. А если быть точным, то три метра. На таком расстоянии она может выжечь дыру в пятисантиметровой стальной пластине. Но Билл, я говорю тебе…

Тут в комнату вошли Ганнибал и двое стражников.

— Ну? — спросил Ганнибал. — Человек из будущего готов?

— Готов, — ответил Билл, кладя ручку в карман и застёгивая его.

— Но ты не взял меч или копьё!

— Вы правы. Передайте мне один из этих кинжалов. Поменьше, вот этот.

— Стража, проведите его на арену!

Билл, с двумя стражниками с копьями по бокам, вышел на солнечный свет. Когда толпа взглянула на него, вышедшего вперёд и моргающего от яркого света, чистящего ногти крошечным кинжалом ставки на Билла упали с десяти к одному до ста к одному.

— Тебе лучше сделать ставку, — сказал Билл Сплоку.

— Билл! — закричал Сплок. — Я должен тебе кое-что сказать! Эта лазерная ручка…

— Я не собираюсь её отдавать, — сказал ему Билл.

— Но, Билл, она разряжена! В ней не осталось энергии! Билл, не только нет энергии, она к тому же ещё и даёт течь. Я собирался отремонтировать её на следующей станции.

— Вы не можете так поступать со мной! — завопил Билл.

Но теперь он стоял один в середине арены. Толпа притихла. Не было слышно ни звука, за исключением слабого шуршания у него под туникой.

Билл расстегнул кнопку. Чинжер высунул свою крошечную головку.

— Остаюсь с тобой, Билл, — сказала ящерица.

— С кем я говорю?

— Конечно же, с компьютером.

— Ты ведь сможешь помочь, что бы ни случилось, а, компьютер?

— Увы, Билл, в этом виде я не могу предпринять какие-либо действия. Но я буду за всем наблюдать и сообщу твоим близким об этой борьбе.

Тут открылись железные ворота в стене арены. Билл смотрел с отвисшей челюстью, как оттуда выходит нечто.

На самом деле это был необычно выглядящий зверь. Сперва Билл ошибочно принял его за льва, так как первое, на что он взглянул, была голова. Голова определённо была львиной, с густой рыжевато-коричневой гривой, большими миндалевидными жёлтыми глазами и парализующим свирепым взглядом, которым обладают львы, по крайней мере в Карфагене. Но затем он заметил, что тело зверя начиналось с толщины бочки и плавно сужаясь переходило в тонкий чешуйчатый хвост. Он решил было, что это змея с головой льва. Но тут он заметил острые маленькие копытца, похожие на копытца козла у него на родине.

— Ого, чёрт возьми мою электронную душу, — произнёс компьютер писклявым голоском, конечно же только из-за того, что в качестве источника связи использовалось тело чинжера. — Думаю, мы видим химеру! В моих исследованиях истории человеческой расы — вернее его грязной истории — я наталкивался на упоминания об этом существе. Всегда с пометкой, что оно мифическое. Долго считалось, что эти существа являлись не более чем вымыслом воображения древних. Теперь мы видим, что они существовали буквально. И, если не ошибаюсь, существо выдыхает огонь, как и говорилось.

— Сделай же что-нибудь, — закричал Билл.

— Но что я могу сделать? — сказал компьютер. — Я в этом мире — не более чем бестелесный разум.

— Тогда выметайся из этого чинжера и дай вернуться Иллирии!

— Что может знать о химерах тсурианская сельская девушка? — спросил компьютер.

— Потом! Просто делай, что я говорю!

Компьютер должно быть сделал это, потому что момент спустя Билл услышал голос Иллирии, легко узнаваемый даже будучи издаваемым при помощи глотки, мягкого неба и необычных зубов чинжера.

— Билл! Я здесь!

Эти переговоры происходили довольно быстро, хотя некоторые из фраз пришлось повторять, так как шум толпы иногда перекрывал дискуссию. Химера во время этого разговора не стояла на месте. Сперва ужасный зверь начал скрести землю копытом, разгребая песок и оставляя с каждым ударом на базальтовом полу глубокие царапины длиной в десять сантиметров. Затем, заметив Билла, он фыркнул, выпустив двойной язык пламени, ярко-красного с нездоровым зелёным оттенком у основания. Затем, направив на Билла пристальный взгляд, он сперва пошёл, затем побежал, затем пустился в лёгкий галоп, а затем во весь опор на отважного десантника с чем-то напоминавшим четырехрукую ящерицу у него на плече.

— Иллирия! Сделай что-нибудь!

— Но что я могу сделать? — простонала несчастная девушка. — Я — всего лишь крошечный зелёный чинжер! Хотя и тяжесть на планете 10 «g»…

— Заткнись! — посоветовал Билл в вопле отчаяния. — Разве ты не можешь захватывать разум других существ? Разве это не является особенностью тсурианцев?

— Конечно же! Какая классная идея! Ты имеешь в виду, что хочешь, чтобы я завладела химерой?!

— И побыстрей, — продолжил Билл, уносясь на всех парусах от приближающейся к нему изрыгающей огонь химеры.

— Я не совсем уверена, что смогу захватить мозг мифического зверя, — заколебалась Иллирия.

— Компьютер сказал, что он реален! — прохрипел Билл, уворачиваясь от ставшего на дыбы и готового нанести удар покрытыми зелёным ядом клыками помеси козла, змеи и льва.

— Билл, существует ещё кое-что, о чём я ещё не имела возможности тебе сказать…

— Отправляйся в химеру! — проревел Билл.

— Да, дорогой, — ответила Иллирия. В следующий момент химера застыла в середине прыжка и рухнула к ногам Билла. Её глаза закатились вверх, а длинный раздвоенный язык стал лизать ноги Билла.

— Ну как я справилась? — спросила Иллирия с помощью глотки, языка и мягкого неба химеры.

— Здорово, — ответил Билл. — Только не переусердствуй.

Толпа, конечно же, пришла в неистовство.

Триумф Билла был полным, хотя было одно осложнение. После поздравлений в усмирении химеры послышались вопли: «Убей! Убей!», «Выпусти зелёную кровь!» и тому подобные. А также типа: «Оставь и мне кусочек филе!» Тут Билл понял, что предполагалось, что он должен убить геральдического зверя. В такого рода делах было принято после убийства угощать всех жареным бифштексом и другими лакомствами из мяса химеры. Мясо по вкусу напоминало комбинацию козла, змеи и льва — слабый намёк на индейку, хотя никто не знал, откуда та взялась. Другим достоинством бифштекса из химеры было то, поскольку химера дышит огнём, бифштекс может быть приготовлен на её собственном внутреннем жаре, если делать это в первые один-два часа после её смерти.

— Нет, нет, — сказал Билл. — Ни в коем случае.

Его мнение никого не интересует. Это ему было осторожно разъяснено камергером Ганнибала, жирным лоснящимся человеком, который непрерывно потирал руки, а когда думал, что никто не видит, щипал свои желтоватые щеки, чтобы придать им живой цвет.

— Нет, — повторил Билл, — вы не можете забрать химеру. Это невозможно. Это моя химера.

— Но, сэр, принято, чтобы победитель жертвовал химеру в пользу общества. Так поступали все предшествующие победители. Фактически химеры стали довольно большой редкостью.

— Тем более есть причина, — ответил Билл, — не приносить в жертву эту.

— Химера должна быть убита, — сказал камергер. — В противном случае это означает десять лет неудачи, а это последнее, что нужно Карфагену в этом мире.

— Я не стану убивать химеру, и все об этом.

— Я должен посоветоваться с Ганнибалом и городскими старейшинами, — сказал камергер. — Они примут окончательное решение.

— Ладно, — ответил Билл. — А пока не могли бы вы сообщить мистеру Сплоку, что мне необходимо встретиться с ним прямо сейчас.

— Невозможно, — сказал камергер, потирая руки. — Он вернулся в своё собственное время. Он оставил для вас вот это.

Он протянул Биллу записку и вышел, низко кланяясь и елейно улыбаясь. Билл развернул сложенную втрое записку и прочёл: «Поздравляю с заслуженной победой. Возвращаюсь, чтобы поместить в картину Дирка. Скажи Ганнибалу, чтобы тот собирал свои силы; мы вскоре вернёмся с подходящим транспортом.»

— Чёртова записка, — сказал Билл. — И это когда он мне нужен! Почему он не воспользовался телефоном?

— Потому что он ещё не изобретён, — ответила внутри химеры Иллирия.

— Знаю. Но ведь и путешествия во времени ещё не изобретены, а он делает это.

— Ох, Билл, — сказала Иллирия-химера, — что будем делать?

— Можешь пока занять какое-нибудь другое тело? Тогда мы сможем отдать им эту химеру и убраться отсюда.

— Я говорила тебе, что с трудом контролирую мифического зверя, — ответила Иллирия. — Было достаточно тяжело завладеть им. А снова выбраться похоже будет ещё сложнее. Билл, дорогой, что мне нужно, так это подходящее тело-носитель.

— Где бы нам найти его? Как насчёт одной из тех танцовщиц, которых мы видели раньше? Та, которая была с левого края, выглядела достаточно здоровой… — Билл закончил, так как заметил пробежавшую по львиной морде химеры тень неудовольствия.

— Она не совсем подходит, — ответила Иллирия. — Во-первых, потому что заинтересовала тебя. Я не собираюсь составлять компанию для извращения.

— О каком извращении ты говоришь? — спросил Билл. — Она же будет тобой.

— Или я ей, — ответила Иллирия. — Это тебя прекрасно устроит, не так ли?

— Иллирия! Я никогда раньше не слышал, чтобы ты так говорила!

— Ох, Билл, я не хочу выглядеть ревнивой. Это все потому, что я схожу от тебя с ума. Тебя и твоей дорогой аллигаторской ступни с великолепными когтями. Такие маленькие вещи, вроде этой, поражают женское воображение. Но я не могла бы занять твою маленькую очаровательную танцовщицу, даже если бы и захотела. Подходящий носитель может быть найден только на моей собственной планете в моём собственном времени. Пожалуйста, не дай им убить меня!

— Они смогут добраться до тебя только через мой труп, — галантно ответил Билл.

— Я бы предпочла не доводить до этого.

— Я в общем-то тоже. Пошли, Иллирия, думаю нам лучше убраться отсюда.

— Может они прислушаются к доводам, — тоскливо произнесла Иллирия.

— Сомневаюсь, — сказал Билл. Он услышал звук марширующих ног и повернувшись увидел отряд из примерно десяти карфагенских солдат, тяжело вооружённых и бронированных, с самим Ганнибалом во главе, выглядящим мрачным и целеустремлённым, как все люди, собирающиеся убить химеру.

— Пойдём, — сказал Билл, хватая Иллирию за львиную гриву и таща к выходу.

— Я-то иду, — сказала Иллирия, — только куда?

— С дороги! — орал он, прокладывая путь. Они выскочили через выход, пробежали по запруженной улице, проталкиваясь между пешеходами и лошадьми, с отрядом позади них, вбежали в высокое здание и, пыхтя и отдуваясь, промчались вверх по ступенькам. Позади них в нижней части здания слышался топот солдат. Те уже мерной поступью поднимались по ступенькам. Они достигли верхнего этажа, который оказался весьма занятным. Особенно если учесть, что все двери оказались заперты.

— Ик! — булькнул Билл. — Пойманы как крысы.

— Не сдавайся, Билл! Попробуй окно, — посоветовала Иллирия.

Билл распахнул окно и глянул вниз. Затем перевёл взгляд на водосточную трубу. Высунувшись наружу, он подёргал ближайшую, проходящую над окном. Та выглядела достаточно прочной; сделанная из бронзы и имевшая в толщину полтора сантиметра, она крепилась к стене здания тяжёлыми медными заклёпками. В те дни знали как строить.

— Уходим через крышу, — сказал Билл, выбираясь наружу.

— Но, дорогой, — сказала Иллирия, замерев в нерешительности в окне. — Я не думаю, что смогу залезть. Видишь ли, у меня копыта.

— Но у тебя ещё и змеиное тело. Ради спасения своей жизни, Иллирия, пошевеливайся!

Бравая тсурианская девушка в мифической личине высунулась наружу и обмотала свой хвост вокруг стойки, удачно расположенной в полутора метрах от окна. Дрожа от страха, но тем не менее достаточно решительно, она последовала за Биллом на крышу.

Крыши Карфагена представляли собой разноцветную выставку уровней и углов. Светило горячее африканское солнце, так как было лето, и холодное африканское солнце ушло в подземный мир отдохнуть и набраться сил, по крайней мере так утверждалось в древних городских летописях. Билл бежал по крышам, карабкаясь на более высокие уровни и спрыгивая на меньшие. Позади него пробирались вооружённые солдаты, неуклюже передвигаясь в своих тяжёлых доспехах, с копьями наперевес. Когда Билл, с бежавшей вплотную сзади Иллирией, остановился, он почувствовал щекотание под туникой, ближе к рёбрам. Он обнаружил, что это чинжер, раньше бывший Иллирией.

— Можешь вернуться обратно в чинжера? — спросил Билл, с трудом переводя дыхание.

— Как я могла забыть о чинжере! — воскликнула Иллирия. — Не знаю, но могу попробовать!

— Скорее, нет времени, — сказал Билл, так как некоторые из солдат сбросили свои тяжёлые доспехи и теперь довольно быстро приближались к ним. А впереди, прямо на своём пути, Билл увидел высокую стену из гладкого мрамора. Театр Диониса! Бог развязности теперь преградил ему путь.

Ящерица выползла на плечо Билла, бросила взгляд на преследователей и попыталась нырнуть обратно в своё убежище. Билл схватил её, прежде чем она скрылась из виду.

— Давай, Иллирия! — закричал Билл.

— Минутку, — произнёс чинжер. — Здесь что-то, что мне лучше объяснить. Это Иллирия, говорю с тобой изнутри этого чужака чинжера. Здесь что-то странное. Что это? Нет, не может быть! Ого, Билл, ни за что не угадаешь, что случилось!

— Так скажи мне, — тяжело дыша произнёс Билл. Солдаты уже припёрли его к стене. Химера неуверенно огляделась, снова свыкаясь с ощущением нахождения в своём теле. В это время у чинжера остекленели глаза и он весь обмяк. Он был жив, но похоже находился в полукоматозном состоянии, а может и в полной коме; было трудно сказать.

— Иллирия? Ответь мне!

Ответа от уснувшей ящерицы, лежавшей со смирно скрещёнными на зелёной груди всеми четырьмя лапками, не последовало.

Первый из солдат ткнул в Билла копьём. Остальные приближались. И в этот момент химера, освободившись от контроля со стороны Иллирии, наконец-то осознала себя в качестве смертельно опасного зверя. Она выпустила двойной язык пламени, как у дракона, и расплавила несколько щитов. Затем она повернулась, чтобы атаковать Билла.

— Ну ладно, — заорал Билл. — Можете убить её, если так хотите!

Это был сложный для Билла момент. Солдаты отражали бешеную атаку химеры, вернувшейся в себя и полной мифической ярости. Она атаковала в манере, не виданной со времён Гомера, испуская при этом громкое козлиное блеяние. Эти нервирующие звуки поднимались до ультразвука, вызывая ноющую боль в зубах солдат, и заставляя их мечи вибрировать о щиты. Чинжер открыл глаза, бросил взгляд на происходящее и поспешно нырнул Биллу в рубашку, ища укромное местечка у Билла подмышкой, где, как он думал, его не достанут. Солдаты в конце концов смогли прижать химеру к деревянной крыше своими острыми копьями. Как только химера обнаружила, что она ранена, испускаемые ей звуки усилились. В небе возникли чёрные точки, которые быстро выросли в длинноносых женщин с обнажённой грудью и с крыльями как у летучих мышей, каждая из которых была одета в чёрное змеиное вечернее платье. Это были гарпии, вызванные из своего мифического сна криком боли их легендарного собрата. Они стали пикировать на солдат, чьи ряды были удвоены прибывшими двумя взводами варягов, посланными, как позднее узнал Билл, Сплоком, который ожидал подобного развития ситуации и срочно отправился обратно в будущее за помощью. Варяги были шведскими русскими, а может русскими шведами, в зависимости от того, чей учебник по истории вы читаете, и им было наплевать на изнеженных чудищ из греко-римской мифологии. Они разили их направо и налево мощными ударами, раскручивая в сияющие круги свои длинные боевые топоры, разрубая заодно недостаточно быстро убиравшихся с дороги карфагенских солдат.

— Бей их, парни! — закричал Билл, а встроенный транслятор перевёл его слова на средне-варяжский, который не был знаком никому из этих мужчин, так как они были финскими варягами с болот в окрестностях озера Ую. Но им понравилось звучание его голоса, и они возобновили атаку с новой силой. Химера была окружена. Она издала последний пронзительный крик, вызвавший лёгкое сотрясение городских стен и издохла.

Но, прежде чем они смогли поздравить друг друга и пропустить по кружечке пива, внезапно пошёл дождь, а затем, через мгновение, ниоткуда налетела яростная буря, сопровождавшаяся градом и дувшим со скоростью сто километров в час ветром. По небу, словно галеоны рока, поплыли огромные зловещие пурпурно-чёрные облака. Это, как позднее узнал Билл, было прибытие Тайфуна, духа урагана. Гарпии легко приспособились к ветру и удвоили свои атаки. Они тоже были созданиями бури. Когда они приблизились, Билл смог увидеть, что у них были лица ведьм, медвежьи уши и птичьи тела с длинными кривыми когтями. Как и у всех птиц, у них не было ни малейшего чувства стыда при отправлении естественных надобностей, а как люди, они справляли их целенаправленно. Варяги дрогнули под ливнем экскрементов.

Билл дрался в стороне от вонючей свалки и подыскивал местечко, чтобы скрыться. Единственным путём был путь, которым он пришёл, но тот уже был перекрыт толпой карфагенских солдат, возглавляемой указывавшим на Билла Ганнибалом. Билл заподозрил, что потерял свой гостевой статус и отчаянно огляделся в поисках другого выхода. Сражаясь в стороне от остальных и мощно размахивая большим палашом, подобранный во время битвы, он стал пробиваться к противоположной стене. Быстрый взгляд позволил ему обнаружить сбоку ведущую вниз лестницу. Это была расшатанная старая лестница, представлявшая собой связанные лианами простые куски бамбука, но своё назначение она выполняла. Билл перенёс ногу через край и начал спускаться.

В этот момент случилось кое-что новенькое.

Глава 7

Сперва это было не более чем мерцанием света. Затем это выросло в раскалённый шар, размером с медицинский, может слегка побольше. Билл, повиснув на шаткой лестнице, с ёрзающим у него подмышкой чинжером (из-за страха более чем злобным, как позднее он узнал), был настроен отнюдь не дружелюбно по отношению к подплывшей вплотную и зависшей у него перед лицом огненной штуковине, меняющей цвета и издававшей болезненные для уха звуки.

— Какого чёрта тебе нужно? — раздражённо прорычал Билл. — Не видишь, что я занят, пытаясь спасти свою шкуру?

— Ты только слушай, болван. Я буду говорить, — произнёс из сферы скрипучий голос. — На всякий случай, если ты ещё не заметил, ты влип в передрягу. Не желаешь подняться?

В другое время Билл подозрительно бы отнёсся к предложению помочь, исходящему от сияющей энергетической сферы, но в данный момент он не был склонен к привередливости. Лестница, пожираемая священными термитами Артемиды, которую Билл невольно оскорбил своим предложением Иллирии, посторонней и неверующей, занять разум танцовщицы, служанки богини, уже начала разрушаться. Не только стала разрушаться бамбуковая лестница, но ещё в придачу солдаты побросали к её основанию несколько больших деревянных платформ, усыпанных торчащими бронзовыми шипами. Они кричали Биллу: «Прыгай, прыгай!» Это было неподобающее поведение и неудивительно, что карфагеняне прекратили своё существование и единственным напоминанием о них в настоящее время остались лишь несколько неприличных поз.

— Да! Я не знаю, кто ты, — ответил Билл, — но буду крайне признателен, если поможешь мне выбраться отсюда.

Сфера быстро увеличилась, поглотив Билла. Он почувствовал, как стал ослабевать его захват на бамбуковой лестнице. Затем лестница развалилась, и Билл пугающее мгновение ощущал, как падает в воздухе, пока энергия сферы не захватила его и не втянула наверх. Затем сфера на огромной скорости умчалась прочь, оставив позади мрачных недовольных карфагенян и их подержанных греческих божеств.

Когда всё успокоилось, Билл обнаружил, что находится внутри небольшого, но прекрасно оборудованного космического корабля. Похоже, на борту была ещё одна живая душа: в большом командирском кресле с табличкой «Хам Дью — здесь останавливается доллар» за пультом управления сидел человек с квадратными плечами, красивый, но с суровым выражением повидавшего слишком много человеческой глупости лица.

— Капитан Дью, — произнёс Билл самым официальным благодарным тоном. — Я хочу выразить вам свою признательность за то, что вы сделали для меня. Не знаю, что бы я делал без вашего своевременного вмешательства.

— Черт, не нужно меня благодарить, — краем рта произнёс Дью. — Послушай, я люблю время от времени кого-нибудь спасти, если только это не вызывает слишком больших сложностей и я в настроении, но не нужно суеты вокруг этого. Большинство других людей сделали бы то же самое, если бы у них были мои мужество и знания.

— Я в самом деле оценил это.

— Черт, — сказал Дью. — Я сделал это не ради тебя, так что не нужно этой сентиментальности.

— А для кого же ты это сделал?

— Для Вольных Бойцов Земли. Я рад был узнать, что ты помогаешь им своим собственным прямым способом, и я не мог позволить тебе попасть в когти Империи Зла.

— Не знал, что Карфаген — Империя Зла, — заметил Билл.

— Не они. Империя Зла разработала методы воспроизведения, так что теперь они могут свободно насылать на всех эти мифические создания. Держу пари, что положу этому конец. Так что не думай, что я сделал это все ради тебя.

— Ну тогда извини, — сказал Билл.

— Полагаю, это была достаточно естественная ошибка, — сказал Хам.

— Я не знал, что вы можете работать в прошлом, — сказал Билл. — Как вы это делаете? «Смышлёный» очутился здесь, переведя свои двигатели в режим осцилляции.

— Я всё это знаю, — ответил Дью. — Дурацкий трюк. Им придётся заменить все болты, прежде чем их корабль снова сможет выйти в космос. Гораздо лучше использовать временной переместитель, который к счастью есть у меня.

Дью сделал указующий жест. Билл увидел на левой стене космического корабля, где-то посередине между носом и центром судна, чёрную коробку с прикреплённой табличкой. На табличке было написано:

«Временной/Пространственный Переместитель — Патентуется».

Билл уставился на неё. Затем уставился ещё пристальнее, когда понял, что это был тот самый секрет, за которым его на Тсурис отправило Командование Космофлотом. Если бы он смог наложить лапы на другой такой же — или хотя бы на этот…

— Куда мы направляемся? — робко поинтересовался Билл.

— Разбон.

— Прошу прощения?

— Планету Разбон.

— А зачем?

— Небольшое незаконченное дельце, — проскрежетал Дью, его голос стал жёстким, а его большие привлекательные волосатые руки сильно сжали панель управления корабля.

— Как ты думаешь, ты не мог бы где-нибудь меня высадить? — спросил Билл. — Например в Штаб-квартире Космодесанта?

— Конечно, — ответил Дью. — Но сперва я должен разобраться с этим Разбоном. Это по дороге и не займёт много времени.

Иллирия-чинжер похоже спала у него в рубашке — и Биллу это было вполне понятно. Он тяжко вздохнул и тяжело опустился на корабельный диван. Он нашёл журнал, журнал комиксов, на обложке которого были изображены утки в полном вооружении и верблюд в костюме Карла Великого. Когда он перевернул страницу, раздался звук отдалённого кряканья и рёва. Вскоре он был целиком поглощён сюжетом, надеясь, что дела на Разбоне не займут слишком много времени.

— Билл, — сказал Дью, а затем прокричал, так как увидел, что на него не обратили внимания. — Ты, десантник! Оторви на пять минут свой нос от этого мерзкого комикса, спустись вниз и почистись — я даже отсюда чувствую запах крови. Там от маскарада осталось множество запасных униформ. Затем перемести свою задницу на камбуз и разогрей парочку бифштексов из мастодонта.

Мысль насчёт еды была неплохой, и Билл довольно сглотнул слюну. Выкинув рваную униформу и натянув новую, с адмиральскими нашивками, он нашёл камбуз, а в нём холодильник, полный бифштексов из мастодонта, запасённых Дью во время предыдущего приключения. Он засунул один из них в турбомикроволновую печь, так быстро разогревшуюся, что бифштекс вспыхнул огнём и превратился в кучку золы, не успев он ещё закрыть дверь. Он поиграл с пультом управления, пока не добился желаемого результата. Он пообещал себе, что следующий разогреет для Дью. Исследовав камбуз в поисках чего-нибудь, чтобы запить, он нашёл шкаф, заполненный коричневыми бутылками. На одной из них была написанная от руки этикетка, гласившая: «Домашний Офучинский Ром — Людям не Потреблять.»

— Я сейчас не ощущаю себя человеком, — прохихикал он и сделал большой глоток.

Покидая комнату, он уже счастливо улыбался и был пьян несколько сильнее. По всему телу стало распространяться восхитительное оцепенение, нарушаемое только зудом подмышками. Он стал чесаться и внезапно обнаружил, что чешет голову чинжера.

— Иллирия, как ты? — спросил он.

— С ней всё в порядке, — ответил чинжер.

— Что это значит? С кем я, чёрт возьми, разговариваю?

— Билл, это требует небольшого пояснения.

— К чёрту! Кто ты?

Билл схватил попытавшегося убежать чинжера и по чистой случайности, совсем ненарочно, его палец коснулся тыльной стороны шеи чинжера. Когда это произошло, верх головы чинжера откинулся на потайных петлях. Внутри черепа существа, где должен был быть мозг, которого там сейчас не было, находился крошечный человечек, ростом не более трёх сантиметров, сидящий за крошечной панелью управления. Там также была койка, удобное кресло и крошечный туалет. Человечек нервно курил, стряхивая пепел в такую крошечную пепельницу, что та была едва заметна невооружённым глазом.

— Как ты сюда забрался? — изумился Билл, а затем нахмурил брови: — И, что более важно, что ты здесь делаешь?

— Ладно, — ответил человечек, — это требует некоторых пояснений. Сперва, разреши представиться. Циммер Рональд Убаснот, РКФ, Разведка Космического Флота. Так как моё имя слишком длинное, из начальных букв складывается акроним: ЦРУ. Большинство так меня и зовут, и ты тоже можешь…

— Заткни свою чёртову пасть, — посоветовал Билл. — Где Иллирия?

— Это — часть пояснения. Билл, не спеши, выслушай меня.

Билл занёс огромный кулак, чтобы размазать чинжера, с крошечным агентом ЦРУ внутри. То, что он выпил, похоже сыграло отвратительную шутку с его головой.

— Это часть секретной технологии чинжеров, — сказал ЦРУ. — Я пытаюсь доставить секрет миниатюризации нашему командованию вооружёнными силами. Волосатость и теплокровность позволила мне прикинуться обезьяной и слоняться по джунглям вокруг одной из их секретных лабораторий, обнаруженных нами на этом тепличном мире. Однажды ночью я проник в лабораторию и обнаружил секретную миниатюризационную машину, позволявшую им как сокращать, так и снова растягивать, таким образом отправляя к чертям планы Земли и приводя всех в замешательство. У них был гигантский робот-чинжер для работы на сталелитейных заводах и я пробрался в него, уменьшился до размеров настоящего чинжера, выбрался оттуда и всё шло великолепно, пока твоя подружка не овладела моим разумом, и она была настолько глупа, что не догадалась, что это разум не чинжера, а человека. Теперь ты всё знаешь.

Билл не знал, что сказать. Это было достаточно разумное объяснение, учитывая необычность обстоятельств. Но во всём этом было кое-что подозрительное. У Билла было ощущение, что ему рассказали не всю историю, а кроме того от болтовни этого шутника у Билла разболелась голова. А может от выпитого. Он ущипнул себя за нос, но это не помогло. И тут он вспомнил.

— Послушай, ЦРУ — или как там тебя — где Иллирия, которая должна была быть здесь?

— Это самое трудное, — ответил ЦРУ. — Как ты можешь представить, здесь не слишком много места. Иллирия пыталась втиснуться, как я уже говорил. Я знаю, как ты её любишь. Я попытался спасти её ради тебя.

— Да, и что случилось?

— Нам вдвоём было слишком тесно, — сказал ЦРУ. — Можешь представить, как тяжело, когда в твой мозг втискивается женщина. Билл, я не собирался причинить ей вред. Я попытался найти устраивающее всех решение.

— Где Иллирия? — проревел Билл, его огромная мускулистая рука нависла над сверхминиатюрным ЦРУ в крошечной рубке управления.

— Послушай, я пытаюсь тебе объяснить, — съежившись пролепетал ЦРУ. — Дай же мне возможность сделать это! Трудно разговаривать, когда ты такой крошечный.

— Так вернись к своему реальному размеру, — сказал Билл.

— Боюсь, это будет трудно сделать, — несчастливо зашмыгав носом ответил ЦРУ.

— Я хочу немедленно узнать об Иллирии, — сердито прорычал Билл. Он просунул руку в голову чинжера и зажал ЦРУ между большим и указательным пальцами. Другая рука Билла сжалась в занесённый кулак, готовый растереть ЦРУ в порошок.

— Так как пространство было ограничено, — ответил ЦРУ, — она решила совершить Манёвр Янсенита. Я просил её не делать этого, но ты ведь знаешь, Билл, она — точно настоящий десантник. Я даже предложил освободить для неё эту голову. Но она и слышать об этом не желала. Это классная девушка, Билл. Тебе повезло, что ты знаешь её.

— Что такое Манёвр Янсенита? — нормальным тоном спросил Билл. Его горло охрипло от рёва.

— Он был изобретён, а точнее открыт, на планете Янсен-7, расположенной в окрестностях Угольного Мешка. У местного вида была проблема, знаешь…

Разъяснения ЦРУ были прерваны раздавшимся из интеркома голосом Хама Дью:

— Билл! Скорее поднимись сюда! У нас неприятности!

— Минутку, — ответил Билл. — Я только…

— Бросай все и поднимайся сюда! — проревел Дью. — Если тебе, конечно, дорога шкура. Если нет, занимайся своими делами.

— Я вернусь, — сказал Билл миниатюрному агенту. — Никуда не уходи. Он поспешил в рубку управления.

— Что происходит? — спросил он.

Хам Дью указал на панорамную видеопанель, дававшую без искажений изображение около двухсот градусов космического пространства. Билл увидел направляющиеся к ним на большой скорости и маневрирующим три маленьких корабля. Сверкающие вспышки в энергетическом поле корабля указывали на то, что некоторые их ракеты прорывались сквозь защиту. За ними шли ещё два корабля. Это были небольшие корабли — похоже, истребители-перехватчики, раскрашенные в зловещие коричневые и розовые цвета свинглов с Омникрона-2.

— Но мы же не воюем со свинглами! — произнёс Билл.

— Скажи им об этом, — сказал Хам Дью. — Давай, займись левым атомным орудием.

Билл пробежал в орудийный отсек и уселся в кресло управления. Он переключился на ручное управление, в то время как двойная вспышка потрясла их корабль. Из-за перенапряжения защитных полей потускнел свет.

— Ещё одно такое попадание, и нам крышка, — проскрежетал Дью.

Корабли свинглов атаковали судно Дью со всех направлений, и Дью с Биллом занялись управлением атомными орудиями, каждый по своему борту. Тут и там ярко вспыхивали лазерные лучи, наполняя космическую тьму ярким светом. Один из свинглов, смелее других, пренебрегая оборонительными действиями, пробивался прямо в направлении защитных щитов корабля.

— Получи, молокосос, — заорал Дью.

— Пойман, — проревел Билл.

Оба бойца навели прицелы на приближающегося бандита. Когда в энергетический щит попали торпеды, их корабль содрогнулся и завибрировал, швырнув двух парней и перебив всю посуду на крошечном корабельном камбузе. Билл в последний момент успел уничтожить бандита, послав его пылающие останки кувыркаться в космосе. К этому времени Дью насчитал ещё пять рейдеров, и ещё около двенадцати остались не подсчитанными.

— С кормы приближается ещё одна эскадрилья, — сказал Билл, бросив беглый взгляд в прикреплённое к прицелу зеркало заднего вида.

— Эти парни похоже сведу меня с ума, — прорычал Дью, обнажив поразительно белые и явно искусственные зубы. — Дружище, пристегнись. Я попытаюсь сделать кое-что необычное.

Билл схватил ремни безопасности и быстро набросил их. Он услышал доносящиеся с корабельного камбуза пронзительные вопли, похожие на те, которые издавал бы безжалостно сдавленный миниатюрный человечек. Хам выпустил полную кассету тормозных ракет, одновременно занося корабль в невозможно крутой поворот.

Позади них уносились прочь корабли свинглов, не могущие повторить такой явно самоубийственный манёвр. Как только они удалились на небольшое расстояние от них, Дью врубил экстренный переход на сверх-световую скорость. Послышался треск металла и визг перепуганного человека. Корабль задрожал, словно крыса в пасти терьера, а затем внезапно рванул с ускорением, которого невозможно добиться в нормальных условиях.

Космос замерцал. Солнца появлялись и исчезали. Корабль вращался по мере увеличения скорости, и Билла метало от стенки к стенке. Дью остался пристёгнутым, но тоже был изрядно потрёпан.

Билл взглянул в зеркала, затем снова произвёл проверку с помощью радар-детектора.

— Можешь теперь расслабиться! — сказал он Дью. — Мы оторвались от них.

— Расслабиться! — воскликнул Дью. — Ах, если бы я не любил так нежно!

— Ты имеешь в виду…

— Всё верно, — ответил Дью.

Потеряв управление, вращаясь и болтаясь, корабль с пронзительным визгом падал сквозь тонкий верхний слой атмосферы планеты. Земля приближалась очень быстро. Что, в общем-то, не имело особого значения, так как они должны были сгореть на такой скорости задолго до столкновения.

Теперь пой, Муза, об этом спуске сквозь верхние слои атмосферы, когда днище корабля раскалилось докрасна от трения, об Хаме Дью, отчаянно пытающемся замедлить падение корабля, дрожащего и крутящегося, словно пьяная бабочка. А ещё расскажи нам о Билле, мечущемся от стенки к стенке при изменении положения корабля, пытающемся вернуться на кухню, где он оставил ЦРУ, чинжера и, вероятно — трудно было сказать в тот момент — Иллирию. Сантиметр за сантиметром полз он, пока Дью выпускал тормозные ракеты и пытался выполнить немыслимые манёвры, о которых вы не прочтёте ни в одном из изданий «Спутника Космопилотов», стараясь как можно сильнее сбросить скорость корабля, до того как они либо сгорят в атмосфере, либо столкнутся с быстро растущей поверхностью словно пушечное ядро.

Наконец они нырнули в плотный облачный слой, состоявший из красных и багровых облаков с серебристой каймой, пронеслись сквозь него и вынырнули с другой стороны, получив возможность как следует рассмотреть планету. Это был оранжево-жёлтый мир, с ярко-зелёными пятнами тут и там, и длинными тёмными штрихами, которые могли с равным успехом быть как каналами, так и чем-нибудь другим. Трудно было определённо сказать на такой скорости, такой высоте и при таком ускорении.

Билл пробрался на камбуз. Чинжер нашёл крошечный противоперегрузочный гамак, из тех, которые используются для предохранения от взрыва яиц. Билл, с трудом переводя дыхание, хрипло спросил, выбиваясь из сил:

— Иллирия, с тобой всё в порядке? Ты уже дома?

Но ему ответил голос ЦРУ:

— Билл, как я уже говорил, я должен пояснить это.

Но похоже пояснения могли подождать, может быть даже навсегда, так как земля уже стремительно надвигалась словно взбесившийся локомотив, только намного больше, и так как Билл все ещё не был пристегнут, то у него был прекрасный шанс быть размазанным тонким слоем по стенкам при ударе.

И тут, в последний момент, распахнулась дверь кладовой и Билл увидел внутри гигантский котёл, заполненный пастообразной бледно-серой субстанцией. Это, как он позднее узнал, было тесто для гигантского пирога, ганья, которое взбил Дью перед тем как проблемы на Разбоне заставили его изменить планы. Из последних сил Билл потянулся вперёд.

Тесто обволокло его своей липкой консистенцией. К счастью сотрясение корабля передалось тесту с атласной эластичностью. Она защитила Билла лучше, чем это сделали бы стандартные ремни. В последний момент перед ударом, ящерица-чинжер с управляющей ей миниатюрным агентом нырнула в чан позади него. Затем корабль врезался в землю с костедробильным толчком и Билла обволокла благодатная тьма.

Глава 8

Перед возвращением сознания есть момент, когда вы не помните, как потеряли его. Вы слишком заняты просто возвращением сознания. Итак, мгновение там только это, а затем, мгновение спустя, не воспоминание о том, что лишило вас сознания — это придёт позже — а только предчувствие того, как это случилось. Это предчувствие приходит покрытым тонкой вуалью предварительного волнения. Так было и с Биллом. Если вы, конечно, отследили эту глубокую мысль. Когда оно вернулось снова, он сперва вспомнил, что он — Билл, затем, что кое-что лишило его сознания, а уж затем, что он не мог очнуться в очень приятных условиях. Так часто происходит переход от сновидений к суровой действительности. В своих грёзах, пока он находился в отключке, Билл был императором бесконечного космоса. Возможно. Но видения поблекли, и как только он очнулся, ему на ум пришла мысль, что он охотнее бы не вспоминал, что происходит в это время.

Он действительно не хотел думать об этом, но мысли сами лезли в голову. Почему корабли свинглов атаковали Хама Дью? Что за дела были у Дью на Разбоне-2? Что такое Разбон-2? Как им выбраться отсюда? Когда он наконец получит возможность посетить туалет?

В конце концов поток вопросов пересилил желание Билла зажмуриться и дожидаться лучших времён. Сперва медленно, а затем решительно, он открыл глаза.

Он находился в маленькой пустой комнатке, с кафельным полом, выглядевшим достаточно холодным, хотя справедливости ради нужно заметить, что Билл лежал не совсем на нём. Он находился на чём-то напоминающем большой коричневый коврик, а может очень толстое одеяло, из тех, в которые кутаются люди на спортивных соревнованиях на всех планетах с открытыми стадионами. Комната, в которой он находился, освещалась длинной неоновой трубкой, подвешенной под потолком. На каменных стенах были нацарапаны слова проклятий или молитвы на языке, ранее никогда Биллу не встречавшемся. Билл двигался очень осторожно, так как вы никогда не можете с уверенностью сказать, что может быть сломано после подобной аварии. Он не знал, где он, и пока не особо то и жаждал это узнать. В последнее время его дела шли не очень хорошо. Хотел бы он, чтобы прекратились все эти крушения. Все происходившее с ним ранее с трудом можно было назвать приятным.

Он попытался подняться на ноги, и тут коврик под ним зашевелился и захрюкал. Билл, как вы хорошо должны понимать, поспешно скатился с него, прижался спиной к стене и выпучил глаза. Коврик сел, приняв вид Куки, одного из этих больших мохнатых зверей с умеренным разумом, о которых было известно, что они практикуют космическое пиратство, так как этой профессией может заниматься любой, безо всей этой чепухи относительно дипломов или экзаменов на гражданскую службу.

— Привет, — прозаично произнёс Билл, что, учитывая пережитое им за последнее время, был не так уж плохо. — Как дела?

Услышав это, Куки ответил на своём собственном примитивном языке, представляющем собой смесь рычания и высокотональных подвываний. Встроенный транслятор Билла, слегка потрёпанный во всех этих недавних приключениях, но все ещё более-менее функционирующий, перевёл его ответ следующим образом:

— Гы, господин, Куки чувствует весьма дерьмовенько. Ты не видел мой хозяин, ему имя Хам Дью, рядом где-нибудь?

— Факты таковы, — ответил Билл, — что я попал сюда на его корабле.

Куки приподнялся, даже в этой позе его голова и плечи возвышались над Биллом.

— Ооох, замечательненько. Где он?

— Хотел бы я знать, — ответил Билл. — Мы направлялись сюда, чтобы спасти тебя, когда нас подбили корабли свинглов.

— Дерьмо драконье! — сердито проворчал Куки. — Я много раз говорил Хаму. Используй преобразователь невидимости — замечательная штуковина! Делает космический корабль похожим на большой паршивенький метеоритик. Но нет, он не слушается примитивного Куки с мозгами мусоросборщика, как он всегда говорит. Ну и где он теперь?

— Ты знаешь ровно столько, сколько и я. Я вырубился при крушении корабля, — ответил Билл. — У меня нет ни малейшего понятия, где он сейчас находится. Полагаю, ты не видел Иллирию.

— О чём, чёрт побери, ты говоришь? — произнёс Жвачгумма — так его звали, невероятно, но факт. Типичные именами у куки были Жвачграппа, Жвачбакка, Жвачругга и тому подобные.

— О кое-ком ещё, или кое-чем ещё. Затрудняюсь точно сказать. Это чинжер, выглядящий как двадцатисантиметровая зелёная ящерица с четырьмя руками, трудно с чем-либо спутать. И, мягко говоря, у него проблемы с мозгом. В основном от смены тел.

— А, ну да! Наверное тсурианец.

— Ты знаешь тсурианцев?

— Доводилось сталкиваться, дерутся как черти, — ответил Куки. — Но это было в другое время.

— Что с нами будет? — спросил Билл.

— Скорее всего умрём, — подавленно ответил Жвачгумма. — Они тут пытай-калечь-убивай пиратов. Они мочиться на Хам и я. Налетать их большой город, похищать все сокровища клингонов. Теперь мы схвачены — хо-хо, и ты тоже.

— Спасибо за сочувствие. Осмелюсь спросить, а как был схвачен такой большой мозг как ты?

— Намазанной мёдом сетью, — робко ответил Жвачгумма. — Мы, куки, природа глупые. Клюнул на этот старый фокус.

— А ты знаешь, что они сделают с тобой?

— Ожидать можно чего угодно, — пробормотал Жвачгумма. — Жители Разбона славятся своими ковриками. И всегда готовы использовать новые материалы.

Билл посмотрел на густой роскошный мех куки. И несмотря на сочувствие большому зверю-чужаку, не мог подавить мысль о том, какой прекрасный коврик вышел бы из него.

— Жестокий конец, — с притворным сочувствием заметил Билл.

Куки сердито моргнул маленькими красными глазками, распознав ложь в голосе Билла.

— Знаешь, человеческая кожа ведь тоже водоупорна, — прорычал он.

— Ну-у, да, полагаю это так, — ответил Билл.

— Можно сделать целую кучу хороших ковриков для ванны.

Тут в замке раздался скрежет поворачиваемого ключа, и дверь их камеры распахнулась.

Вошли четверо стражников. Они были невероятно худыми и высокими, с вытянутыми головами, напоминавшими по форме боб, и телами, выглядевшими находящимися в последней степени истощения. Им пришлось согнуться почти вдвое, чтобы войти в камеру. Да и внутри они не могли полностью выпрямиться. Четверо их в комнате, с Биллом и Куки в придачу, целиком заполнили маленькую камеру. Это был первый раз, когда Билл вживую увидел свинглов, хотя и встречал их фотографии в Идентификационной Книге Враждебных Чужаков, которую изучал весь личный состав вооружённых сил человечества, чтобы знать очертания своих многочисленных и различных врагов.

Похоже здесь был офицер свинглов в сопровождении стражи. Он был на пол-головы выше других и, как позднее узнал Билл, входил в офицерскую касту, гордившуюся выдающимся ростом своих членов. На нём была чёрная меховая накидка, увидев которую Жвачгумма съёжился и издал печальный вопль.

Стража вывела их из камеры и повела по коридору, подгоняя небольшими дубинками, носимыми для подобных случаев. Это был длинный коридор, сделанный из грубо обтёсанных камней и накрытый пальмовыми листьями. Где-то через тридцать метров коридор разошёлся на две ветви. Стража здесь разделилась, одни повели Куки по правому проходу, а другие Билла по левому. Офицер в меховой накидке сопровождал группу Билла, и Билл не знал, к лучшему это или худшему. Свинглы до сих пор не произнесли ни слова, хотя Билл и пытался задавать вопросы, сперва на шмендрике, основном торговом языке свинглов, затем на Международном Эсперанто, и в заключение на чинга франка, широко распространённом языке ящериц чинжеров, совсем недавно обнаруженный в машине-трансляторе потерпевшего крушение корабля чинжеров. Его встроенный транслятор мог без проблем использовать любой из этих языков, но свинглы даже не подали виду, что те им знакомы. После нескольких бесплодных попыток Билл заткнулся и стал изучать окружающую обстановку.

Они спустились на один пролёт ступеней, затем другой. В стенных нишах ярко пылали факелы, и там и тут были старинные лампы накаливания, что было вполне достаточно для изменения атмосферы от положительно стигийской до абсолютно мрачной. По пути попадались камеры, из которых доносились странные визгливые звуки, как будто летучие мыши пировали над кем-то, кому это не нравилось. Но он не мог сказать, что это было на самом деле. Последующее расследование показало, что эти звуки издавали машины свинглов, смонтированные для подавления воли заключённых. Не зря свинглы были известны как одна из наиболее искусных галактических рас. Конечно же им помогал их высокий рост. Создания, выглядящие так странно как свинглы, с их пугающими оранжевыми волосами, громадными сутулыми плечами и внешностью маниакальных безумцев, склонны к вызову проявлений чувства юмора, чьим неизменным спутником были попытки сделать так, чтобы над ними не смеялись. Это хорошее направление, которым следуют и другие формы разума. У свинглов ещё не было много времени, считая в эрах, чтобы преодолеть ранние стадии развития способов прекращения насмешек над ними.

Они чувствовали унижение, так как их не было не только в Стандартном Словаре Чужих Рас Моррисона, но даже в приложении о Чужих Расах (Развитых). Некоторые документальные записи о них появились недавно, особенно много в разделе Редкие у Слэна Бастера, изобразившим свинглов в общем в слишком благоприятном свете. Торговцы свинглов изредка появлялись в земном секторе влияния космоса, но стремились избегать людей, так как те постоянно смеялись над ними. Однако на их собственной планете они могли они могли устанавливать свои порядки. Их девизом было: «Никто не может смеяться над нами на на Свингле.»

Из-за необходимости того, чтобы их принимали серьёзно, свинглы шли на огромные затраты, чтобы поддерживать впечатляющее великолепие и церемониальность. Так, когда Билла ввели в большую комнату, он сперва увидел высокий стол, закреплённый над полом так, чтобы трое одетых в чёрные мантии судей свинглов в припудренных париках, сидящих на своём месте, могли разглядывать его через массивные очки.

Свинглы весьма бережно относились к своей системе правосудия. У каждой расы есть свои собственные природные директивы, секретные правила, записанные в генах и распространяющиеся в спиральных ДНК, говорящие им, кто они такие и за что им нужно бороться. Не только это, но также имплантированное в фундаментальное генетическое оборудование знание того, что хорошо, а что плохо, и стимул необходимости выглядеть хорошо во все времена и при любых обстоятельствах. В соответствии с этими расовыми императивами, свинглы, когда они впервые столкнулись с другими цивилизациями, приложили все усилия, чтобы обнаружить форму правосудия, которая бы им подходила. До того, как они столкнулись с цивилизацией, у них не было правосудия или официальной системы, заслуживающей упоминания. Когда у свингла росло раздражение на другого свингла, он бил его по голове короткой залитой свинцом деревянной дубинкой, называемой на свингли УуКу-Олен, или прекратителем-дружбы. Если кому-либо это не нравилось, он бил нарушителя по голове, часто получая ответные удары. В то время прекратитель-дружбы был единственной формой смерти на планете, так как предусмотрительная природа, всегда экспериментирующая, дала свинглам бессмертие, за исключением тех случаев, когда их шлёпали по голове короткой деревянной залитой свинцом дубинкой.

Присущая свинглам система правосудия выглядела прекрасной. На первый взгляд. В то время свинглам отчаянно понадобился новый способ контролирования прекратителей-дружбы, так как популяция неуклонно сокращалась даже после так называемых Неприятных Войн Девяностых. Они создали комбинацию из различных модальностей. У англичан они взяли высокие столы, за которыми восседают судьи и припудренные парики, а главным образом устрашающие титулы, сопровождающие британское отправление правосудия, как это показывалось во множестве фильмов Студии Пайнвуд, извлечённых свинглами из древних банков данных, единственной вещи, оставшейся от той давно уничтоженной планеты. Они думали, что никто не посмеет смеяться над группой из трёх судей, вроде этой.

Билл не мог сдержать хихиканье, увидев троих тощих судей с массивными очками на чешуйчатых лицах, в белых париках на вытянутых головах и общим видом оскорблённого достоинства. Офицер в меховой накидке слегка пнул его невероятно острым локтем в ребро, и он сразу успокоился.

Средний судья произнёс замогильным голосом:

— Подведите обвиняемого к барьеру.

Билл намеревался вести себя достойно и покаянно, но что-то в его несносной чёрной душе заставило сказать:

— У вас есть здесь какой-нибудь другой бар[60], кроме правосудия? Мне просто необходимо промочить горло перед тем как продолжить.

Судьи посмотрели друг на друга. Публика — за процессом наблюдали сидя в креслах около трёхсот свинглов — посмотрела на судей. Стражники переглянулись. Билл выглядел слегка озадаченным.

Средний судья заметил судье, сидящему слева:

— Вы можете вразумительно объяснить, что он сказал?

— Рискну предположить, — ответил левый судья, — что обвиняемый пытается острить.

— Я думаю то же самое, — заметил правый судья.

— Вы имеете в виду, — произнёс средний судья, — что обвиняемый шутит?

— Невероятно, но это так, — ответил левый судья.

— А в чём соль шутки? — спросил средний судья.

— Трудно сказать, — ответил левый судья, — так как я сам не совсем уловил её. Полагаю, на основе обыгрывания слова барьер. Немного странное начало, не так ли?

— Да, конечно, — сказал средний судья. Он пристально посмотрел на Билла. — Обвиняемый, ты на самом деле взялся шутить в нашем присутствии?

— Ну, э-э, в общем-то, да, — ответил Билл. — Я ничего не хотел этим показать. — Он сновал начал хихикать.

— А что, — спросил средний судья, — здесь смешного?

— Ничего, извините, прошу прощения, — ответил Билл.

Средний судья повернулся к правому.

— Что его так смешит?

— Не знаю, — ответил правый судья, — но опасаюсь наихудшего. Полагаю, если вы сочтёте это необходимым, можно спросить у него.

— Обвиняемый, почему вы смеётесь?

— На самом деле, — ответил Билл, — у меня слева подмышкой сидит чинжер и щекочет.

— Вы слышали это? — сказал левый судья правому.

— Его наглость поражает.

— У него ведь не может на самом деле на теле сидеть ящерица?

— Сомневаюсь. Земляне и чинжеры — потомственные враги.

— Полагаю, — произнёс одетый в меховую накидку стражник, — мы можем обыскать его и убедиться.

— Нет, — сказал средний судья. — Уже достаточно. Честно говоря, мне ничуть это не интересно.

— Послушайте, — сказал Билл, — я не знаю, за что вы собрались меня судить. Я ничо не сделал.

— «Ничо», — произнёс средний судья, — что это значит?

Правый судья, с опущенным правым веком и чудным выражением лица, произнёс:

— Думаю, это «ничего» с опущенным слогом «ег».

— Но зачем он это сделал? — спросил средний судья.

— Наверное это какая-нибудь очередная шутка, — ответил правый судья.

— А! Ещё одна шутка! Это мне уже не нравится, место этого преступника за решёткой.

— Похоже он предрасположен к шуткам, — сказал левый судья.

— Если так, то это прискорбный недостаток, — заметил правый судья.

— И весьма прискорбно, что ему придётся за это заплатить.

Трое судей посмотрели друг на друга и улыбнулись удовлетворёнными улыбками людей, способных сохранять чувство юмора в трудной ситуации.

— Ну а теперь, обвиняемый, вы обвиняетесь в нелегальной и без лицензии посадке на неправомочном космическом корабле на территории общественного фестиваля, таким образом серьёзно нарушив ход фестиваля слизней, и нанеся организатору фестиваля, Зеку Хорсли, публичное оскорбление преступным образом. Обвиняемый, что вы можете сказать в своё оправдание?

— А? — спросил Билл.

— Являлись вы или нет членом команды космического корабля, совершившего посадку на территории фестиваля?

— Послушайте, — сказал Билл, — нас сбили. Я был пассажиром на корабле. Но нас сбили свинглы. У нас не было выбора, где приземляться.

— Я не спрашиваю, был ли у вас выбор, — сказал средний судья. — Я спрашиваю, приземлялись ли вы на вышеупомянутой территории ярмарки?

— Полагаю, да, — ответил Билл. — Я говорю гипотетически.

— Должным образом запротоколировано, — сказал средний судья, его левый глаз характерно прищурился.

— Хорошо, даже если я приземлился на территории ярмарки, во-первых, я ничего не мог с этим поделать, во-вторых, никто не пострадал, так что я прошу забыть это и позволить мне вернуться к своей военной команде.

— Никто не пострадал? — фыркнул средний судья. — А как насчёт слизней?

— Каких слизней?

— Слизней, которые были собраны на выставку слизней, вот каких слизней.

— Да, ну и что насчёт них?

— Ваш корабль раздавил вольер, где спали слизни.

— Вы имеете в виду, что мы раздавили вольер со слизнями? — переспросил Билл, впадая в неуправляемый смех, как склонны поступать люди, когда шутят в крайне напряжённой обстановке. — Как-нибудь я возмещу ущерб. Или Дью. Сколько будет стоить доставить ещё один грузовик слизней?

— Он пытается облегчить свою вину, — прикрывшись ладонью шепнул средний судья левому.

— В его словах есть здравый смысл.

— А как насчёт оскорбления Хорсли?

— А кроме того, разве слизни заменимы?

— Не в таком количестве.

— Очевидно, что не в таком количестве. Я имею в виду другое количество, которое сможет представлять ярмарку, большее чем на ярмарочной бирже.

— Трудно сказать. Вы также хорошо как и я знаете, как трудно набрать целый грузовик действительно отборных толстых слизней, особенно сейчас, с наступлением сухого сезона.

— И всё ещё остаётся нерассмотренным вопрос об оскорблении Хорсли.

— У меня было бы больше сочувствия к положению Хорсли, — сказал правый судья, а его веко перестало дёргаться, — если бы он не был парнем, которого кто-нибудь непременно стукнул бы прекратителем-дружбы, если бы сейчас были старые тёмные дни.

— Верно, — сказал средний судья. — Никакого сочувствия Старому Хорсли. Что вы скажете, если мы отпустим обвиняемого, объявив ему выговор?

— Полагаю это будет то, что надо, — сказал левый судья, — хотя это выглядит немного суровым наказанием.

— Он шутил, — заметил средний судья.

— Он это делал. Да, пусть будет выговор?

Они повернулись к третьему судье:

— А что вы скажете?

— Ээ? — произнёс третий судья.

— Мы голосуем за выговор.

— Прелестненько, — сказал третий судья, — пусть будет суровое наказание. Обвиняемый, вы согласны с приговором?

— Естественно, — ответил Билл, думая, что это самые прекрасные чужаки, которых он встречал за долгую жизнь, и обладающие во многом более цивилизованной и утончённой системой правосудия, чем многие другие, включая его собственный народ.

— Очень хорошо, — сказал средний судья. — Бейлиф![61] Внесите выговор!

Впоследствии Билл сам не мог поверить, как он мог быть таким глупым, чтобы согласиться на подобный выговор, не уточнив, что это значит. Расы чужих являлись чуждыми и подлыми, так вдалбливали в него военные. Наряду со множеством других вещей, которые он пытался забыть. Они проповедовали недоверие ко всем, непохожим на них. Так как во Вселенной было всего несколько рас пузатых и преждевременно облысевших, то это означало, что они не доверяли никому. У свинглов была особенно плохая репутация.

— Мошенники, вот как я их называю, — говорил Биллу старый сержант Задодробильщик в учебном центре в Форт Зиггурат, куда Билл был послан для повторного обучения, на тот случай, если он забыл как издавать вопли во время штыкового боя. — Я зову их мошенниками и в этом их сущность. И я скажу тебе кое-что ещё. Они терпеть не могут шуток.

Билл убедился в этом на собственном примере. Но он не мог предвидеть неожиданную природу выговора. Когда они выкатили белую тележку, покрытую черным бархатом, он собирался снова засмеяться. Над тем, что свинглы преподносят выговор на чёрном бархате. Но смех застрял у него в глотке, когда бейлиф, по сигналу среднего судьи, осторожно снял покрывало, обнаружив под ним нечто, на первый взгляд выглядящее как крошечный декоративный скарабей[62]. Затем стража крепко схватила его, а бейлиф поднёс к его уху блестящую маленькую вещь. Это было уже отнюдь не смешно. Билл старался вырваться из захвата и был уже близок к успеху, так как его короткая мускулистая фигура могла достаточно легко справиться со странными высокими и плохо сложенными свинглами — кстати это была ещё одна причина, почему свинглы всегда подозревают смеющихся над ними людей. Но он никак не мог стряхнуть их. Они удерживали его, пока бейлиф приближал блестящее скарабее-образное существо к его уху.

Как только оно приблизилось, под действием некого сенсора это устройство раскрылось словно многолепестковый цветок. Из его середины появился крошечный предмет, выглядевший как короткий платиновый проводок, а на самом деле являвшийся психоактивным передающим устройством. Проводок пролез в ухо к Биллу, не причинив никакой боли, но тем не менее Билл испытывал дискомфорт даже от простого осознания наличия внутри этой проклятой штуковины. Билл высвободил одну руку и стал царапать ухо, пока охрана не завладела ей снова. Средний судья произнёс:

— Не надо так волноваться, молодой человек. Это всего лишь выговор, и когда он сделает свою работу, он покинет ваше ухо. Вам не будет причинен вред. Но вы будете слушать выговор.

Биллу можно было это и не говорить. В его голове уже некий голос — судя по всему это была запись — повторял:

— Ты был плохим, ты был очень плохим; зачем ты всё это делал; как ты мог; ты был плохим, очень плохим, о да, ты был плохим…

В общем-то он не так уж и раздражал, этот крошечный голос, повторявший: «ты был плохим». Большинству людей не нужно и имплантировать в ухо платиновый проводок, чтобы знать это. Что действительно беспокоило Билла, так это то, что было трудно думать о чем-нибудь другом с бубнящим у него в ухе голосом.

Вот почему снова в камере, напиваясь из бутылочки свингловского бренди, которую принёс ему симпатичный молодой охранник, считавший, что практика выговора — нелепый и варварский обычай, Билл с трудом мог реагировать на хруст, доносящийся из стены около его ног и даже позднее, когда внезапно открылось отверстие, он обнаружил, что с трудом может сосредоточиться.

— Билл! Ты меня слышишь?

— Ты был плохим мальчиком; ты был очень плохим мальчиком…

— Билл!

— Что?

— Плохой мальчик, очень плохой мальчик…

— Что с тобой, Билл? Тебе что, вкатили наркотик?

— …был очень плохим мальчиком; ох, таким плохим мальчиком…

— Нет, это все этот выговор у меня в ухе.

Хам Дью обследовал ухо Билла, но не увидел ничего необычного, так как платиновый проводок уже пробрался в мозг.

Хам Дью расширил отверстие и влез в камеру. Хам выглядел как всегда великолепно; даже проползая по туннелю он двигался с определённым щегольством.

— Билл, — сказал он, — ты готов выбраться отсюда?

— …плохой мальчик, плохой мальчик, плохой мальчик…

— Да, я готов, — прокричал Билл.

— О’кей. Но зачем кричать?

— Не обращай внимания, — ответил Билл. — Я плохо слышу тебя из-за выговора.

— Мы займёмся этим позднее, — сказал Дью. — А сейчас, давай убираться, прежде чем они схватят нас и используют Упреждающий Выговор.

Билл согласился, что это звучит невесело. Он проследовал за Дью в туннель, с трудом протискивая плечи, так как был более массивным, чем Дью. Он всё же пролез, оставив на стенках пустяковые куски материи и кожи, и попал в кромешную тьму. Земля под ним была неровной, со множеством небольших камешков. Проход начал расширяться и вскоре они уже шли по старому железнодорожному туннелю, его сдвоенные рельсы слабо светились в исходящем от стен призрачном свечении. Билл удивился, как Хам прокопал все это за такое короткое время. Позднее он узнал, что после спасения куки с Завода Экзотических Ковриков на краю города, где его держали свинглы, пока старший мастер-ковродел не придумает, как лучше использовать эту шкуру, Дью сверился со старыми планетарными картами, похищенными им из Имперского Картографического Управления. На них, естественно, была показана неиспользуемая железнодорожная ветка, так как основное назначение секретных карт — показывать потайные практические маршруты. Остальное было уже историей, или по крайней мере будет, как только они вернутся на корабль Хама, уже отремонтированный Жвачгуммой, и уберутся с этого нерационального и неприятного места.

Едва попав на борт корабля, Хам Дью немедленно начал инициировать процедуру взлёта, а Жвачгумма наблюдал за циферблатами и подстраивал рукоятки. Нельзя было терять времени, так как они видели покидающую город возбуждённо машущую руками большую группу свинглов. С ними вместе катился гигантский бульдозер. Не нужно было быть гением, чтобы понять, что свинглы решили, что побег из их тюрьмы является оскорблением всей планете, и похоже они собирались кое-что в связи с этим предпринять.

— Не знаю, какая муха их укусила, — сказал Хам Дью. Жвачгумма настойчивым жестом указал на радиотелефон. На трубке мигала красная лампочка, показывая, что поступил звонок.

Дью ударил по клавише приёма и прорычал:

— Кто бы там чёрт возьми ни был, давай поживее. Мы как раз сейчас совершаем побег.

— Билл там? — произнёс хорошо модулированный женский голос с явными интонациями Иллирии, отважной провинциальной сиделки, помогавшей Биллу со значительными неудобствами и даже опасностью для себя.

— У меня нет времени на личные звонки, — ответил Дью.

— Билл там, не так ли? Я просто хочу, чтобы вы передали ему сообщение.

— Эй, — закричал Билл, — дай мне трубку. Это же Иллирия!

— У меня нет для этого времени, — раздражённо ответил Дью.

— …плохой мальчик, плохой мальчик…

— Иллирия! — закричал Билл, бросаясь к трубке, так как Хам Дью явно собирался её повесить.

— Билл, любимый! Это на самом деле ты?

Свинглы уже достигли космического корабля и взяли его в кольцо. Они стали барабанить кулаками по кораблю и делать другие угрожающие жесты. Бульдозер приступил к работе и начал рыть огромную яму. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять замысел свинглов: свалить космический корабль Дью в яму и, скорее всего, засыпать оставшейся землёй. И хотя это не могло серьёзно повредить космическому кораблю, сделанному из кристаллической астероидной стали марки 5.1, да ещё в придачу обладающему силовыми полями, было очевидно, что Хама Дью отнюдь не обрадует, что его корабль будет вывален в грязи. Так как в космосе нет абразивных камней, за исключением разве что огромных, вроде метеоров, бесполезных в качестве чистящих средств, то это означало, что ему придётся летать на грязном корабле и сносить насмешки от своих собратьев — пиратов. Теперь впервые Хам мог видеть, какое препятствие имели в виду свинглы. Его пальцы принялись танцевать на клавиатуре компьютера, пытаясь запустить все системы, прежде чем свинглы смогут осуществить свои намерения.

Он заметил, что из города другая толпа свинглов тянула брандспойт. Может они собирались помыть его корабль?

Дью в этом сомневался. В их вытянутых маленьких головах явно был какой-то мерзкий план.

— Дорогой, где ты? — спросила Иллирия.

— …плохой мальчик, плохой мальчик…

— На планете Разбон, — проорал Билл.

— Ты не должен кричать на меня.

— Прости. Это все чёртов выговор, бубнит так громко, что я ничего не слышу.

— Ты сказал выговор? Что выговор делает в твоём ухе?

— Сейчас мне трудно объяснить тебе, — ответил Билл. — Иллирия, а где ты? Как мне тебя найти? С тобой всё в порядке?

— Со мной все нормально, — ответила Иллирия. — Очень хорошо, что секретный агент, ЦРУ, вспомнил о Манёвре Янсенита. В той крошечной комнатке управления чинжером не было психического дыхательного пространства для нас обоих.

Хам Дью нахмурившись сурово смотрел на то, как столбики на шкалах мощности беспорядочно перемещались вверх-вниз.

— Ты можешь обеспечить мне устойчивую мощность? — заорал он. Куки провыл в ответ что-то о факторах точечной эрозии и отсутствии платиновых восстановителей. — К чёрту это, — ответил ему Хам. — Нам нужно отсюда убираться.

Билл спросил у Иллирии:

— На какой ты планете?

— Ройо. Встретимся там, Билл. У меня для тебя несколько замечательных сюрпризов.

— Выпивка, — с надеждой в голосе спросил Билл.

— И секс.

— Ого! — воскликнул Билл. — Два основных принципа удовольствия! Иллирия, откуда ты это узнала?

— Я просто знаю, не задавай вопросов, а просто доверься мне.

— Но поясни мне.

— …ет времени, — сказала Иллирия. — Ты не слышишь, как наша связь затухает? У меня нет времени вдаваться в планы Историка Чужих или объяснять тебе, как я их узнала. Просто убирайся оттуда, Билл!

— И как я это сделаю? Построю свой собственный космический корабль?

— Ты должен воспользоваться Разрушителем, — ответила она.

— И как интересно я должен разобраться в работе подобного устройства за вероятно чертовски малое оставшееся мне время? Иллирия, компьютер не может помочь?

— Поверь мне, — ответила она, — у компьютера свои собственные проблемы.

— О чём ты говоришь?

— Твой друг Сплок. Ты должен видеть, что за путаницу он устроил.

— Что происходит? Скажи мне, что случилось?

— Ладно, — ответила Иллирия, — ты хотел поговорить, ты получишь разговор. Когда капитан Дирк вернул корабль «Смышлёный» обратно в нормальный космос, как и ожидалось, произошёл обмен между ним и контр-Дирком. Только не так, как ты ожидал.

— Как я мог предполагать, как это должно идти?

— Билл, просто слушай и поторапливайся, поторапливайся… — голос Иллирии продолжал слабеть. Он снизился до шёпота и затем полностью пропал.

Билл повесил трубку. Его обеспокоило то, что сказала Иллирия. Это верно, что он был обязан ей своей жизнью, но всё же она была слегка более чем настойчива. Она слишком многое позволяла для женщины, которая ещё не разу не показала себя в чем-нибудь, напоминающем человеческие формы. Она сказала, что любит его; но так ли это? Сержант-инструктор в учебном лагере предупреждал их насчёт опасности влюбиться или быть любимым чужаком.

— Вы никогда не можете с уверенностью сказать, что они имеют в виду, — говорил им старый сержант Адлер. — Они очень коварны, эти чужаки. И откуда вам знать, что они имеют в виду под любовью? Как минимум у шести рас чужаков партнёрши пожирают своих супругов после спаривания. Так что вы можете начать с любви и закончить в качестве завтрака для своей подружки. У этого нет будущего.

Жвачгумма в это время проорал Дью, что нашёл главную проблему в энергетической системе корабля.

— Очень здорово, ты, меховой идиот, — прогремел Дью. — Но если ты не сможешь по быстрому все исправить, то это уже будет представляет чисто академический интерес.

Свинглы подняли брандспойт и стали поливать тщательно размеченный прямоугольник вокруг космического корабля. Там где они поливали, появлялись блестящие белые хлопья и быстро застывая превращались в камень. Дью увидел, что свинглы полностью заключили корабль в эту субстанцию, возведя вокруг него целое здание. И хотя мысль о том, что лёгкий камень мог оказать серьёзное сопротивление ускорителям корабля была смехотворна, они явно делали это неспроста. Было печально известно, что у чужаков всегда имеется что-либо наготове. И от расы, вроде свинглов, которой так сильно досадили, можно было ожидать, что они будут настолько же изобретательны, как и мстительны.

Жвачгумма воткнул Ускоритель 234V в разъём RUF и посыпались искры. Столбики на шкалах мощности на панели Хама взлетели вверх и застыли на месте. Корабль стал подниматься, и Хам Дью одновременно со Жвачгуммой облегчённо вздохнули.

В этот момент Билл заметил, что и Дью, и Жвачгумма упустили из виду Разрушитель. Ему пришло на ум, что это очень хороший шанс заполучить его, если он вообще собирался сделать это. Он придвинулся ближе, рассуждая, что нужно действовать быстро, потому что Дью явно не одобрил бы заполучение Биллом этой вещи.

Когда его рука взялась за Разрушитель, разразился сущий ад.

Свинглы подтащили ещё несколько брандспойтов и большую машину с двумя U-образными соплами, в которой Дью сразу узнал Промышленный Укрепитель Камней Марк-4. Лицо у Дью само стало каменеть по мере того, как подъём стал замедляться, в ответ на укрепление камней. Он врубил режим экстренного взлёта — было жизненно необходимо не застрять в этом месте — и корабль откликнулся недовольной вибрацией. Пробивавшийся сквозь плексигласовые иллюминаторы дневной свет начал тускнеть по мере того, как вокруг них вырастало сооружение.

Билл вынул Разрушитель из магнитного держателя и стал разглядывать. Его лёгкая стальная крышка сдвинулась, и под ней обнаружилась небольшая компьютерная клавиатура. Сбоку от стандартной клавиатуры QWERTY располагалась дюжина функциональный клавиш, обозначенных от F1 до F12, а также несколько других, помеченных DIN, DON и RES. Источника питания не было видно, если он конечно не работал на батареях AA. В то время Билл ещё не слышал о СТП, Симпатической Технологии Питания, позволявшей Разрушителю подключаться к любому источнику питания, использующему электромагнитный спектр. Он нажал F1, чтобы проверить, загорится ли маленький квадратный экран.

Маленькая машинка начала вибрировать у него в руках. В это же время космический корабль снова стал подниматься, прорываясь сквозь скалу, в которую пытались заключить его свинглы. Дью оглянулся и увидел в руках у Билла Разрушитель. Из прибора раздался пронзительный звук, и его экран вспыхнул ослепительным светом.

— Немедленно положи это! — скомандовал Дью Биллу.

Билл и сам рад был бы сделать это, так как внезапные действия Разрушителя встревожили его. Но машинка не позволила так легко от неё отделаться. Когда Билл положил её на чертёжный стол и попытался отойти, Разрушитель двинулся вслед за ним. Похоже у него был свой способ передвижения. Он приблизился, вспыхивая ослепительным светом и издавая пронзительные металлические звуки, которые складывались в речь.

— Место назначения, пожалуйста? — спросил Разрушитель.

— Не беспокойтесь, я передумал, — ответил Билл.

— Немедленно назовите место назначения! — повторила машинка громким властным голосом.

— Я не знаю как выразить его в точных координатах, — ответил Билл.

— Перестань нести чепуху и просто объясни как знаешь, — приказал Разрушитель.

— …плохой мальчик, плохой мальчик… — в его голове пронзительно визжал голос выговора. Он не только не мог дать никаких инструкций, он сомневался, что был способен хотя бы правильно завязать шнурки с этим шумом в ухе.

Внезапно шум прекратился.

— Так лучше? — спросил Разрушитель.

— Он исчез! — воскликнул Билл. — Что ты сделал?

— Я вырубил его, — ответил Разрушитель. — Время и пространство — не единственные вещи, которые я могу покорять. Ха-ха-ха!

— Как удобно! Это действительно здорово, даже не знаю, как тебя благодарить…

— Достаточно того, что ты уже сказал. Доброе слово и простой машине приятно.

Разрушитель забыл про своё раздражение и елейным голосом пустился в пространные разъяснения о том, как он смог своими силами вырубить выговор. Потому что если кто-либо путешествует с помощью силы-разрушения, ему нужна вся информация об этом.

— Я этого не знал, — сказал Билл. — Иллирия говорила об этом, как о чём-то лёгком.

— О да, это не трудно, — сказал Разрушитель. — Это достаточно легко. Но видишь ли, проблема в том, что всегда может произойти несчастный случай.

— На самом деле, — произнёс Билл, — я пока ещё не совсем готов куда-нибудь сейчас двигаться.

— В самом деле? — спросил Разрушитель, и в его голосе прозвучало нечто напоминающее сарказм.

— Да, да, — быстро ответил Билл, не желая, чтобы эта электронная колючка в заднице снова разозлилась. — Почему бы мне просто не выключить тебя, пока я не буду готов. — Он перевернул Разрушитель и обследовал всю его поверхность. Там не было даже намёка на кнопку выключения.

— Всё верно, — сказал Разрушитель. — Мне нравятся три желания. Если ты начал исполнять желание, ты должен его закончить. Также и со мной. Теперь перестань отнекиваться и скажи мне, куда ты хочешь отправиться. Немедленно.

— Это все неверно. Тебя нашёл Хам Дью. Ты принадлежишь ему. Он должен отдавать приказы.

— Послушай, парнишка, — произнёс Разрушитель с лёгким акцентом, — вопрос о принадлежности не стоит. Мы говорим здесь о силе. А сила принадлежит тому, у кого она в руках.

Машинка сердито зашипела и замерцала таинственным зелёным светом. Билл запаниковал и попытался положить Разрушитель на место, но тот прилип к его руке как магнит.

— Капитан Дью! — в страхе пронзительно закричал Билл. — Этот Разрушитель работает весьма странно!

Разрушитель издал механическое хихиканье. Когда Билл оглянулся на Дью, он увидел, что лихой пират застыл в середине движения и стал выглядеть как восковая фигура, с единственным отличием, что был немного лучшего цвета. Его друг — куки Жвачгумма, продолжая держать руку на панели управления энергией, выглядел как меховой коврик, побывший некоторое время одушевлённым, а теперь отдыхающий.

Поглядев сквозь иллюминаторы, Билл увидел, что корабль застыл в полёте. Он завис в воздухе на высоте около пятнадцати метров над землёй. Внизу толпа свинглов также застыла, большинство из них — с поднятыми костлявыми кулаками.

Даже двойное солнце, заходящее за горизонт на юго-западе Разбона, застыло на своём пути.

Только Билл был свободен от пут замороженного времени. И он не мог отцепить от своей руки Разрушитель.

— Всё в порядке, — сказал Билл. — Не знаю, что ты сделал, но пожалуйста верни все обратно.

— Болван, я ничего на самом деле не выключал, — сказал Разрушитель. — Но твоё включение меня спроецировало нас в пространство ожидания. Ты должен сказать мне, куда хочешь отправиться, чтобы я мог найти соответствующий временной канал, в который нас вставить.

— Ого, я не знал, что это будет так просто, — заметил Билл.

— Технология Разрушителя так нова, что учёные ещё не успели все усложнить. Послушай, я вырубил твой выговор, не так ли?

— Да, конечно, — ответил Билл.

— Так что ты наверное должен мне небольшую услугу, нет?

— Полагаю, да, — ответил Билл. — Но скажи мне ещё кое-что: почему ты говоришь с акцентом?

— Я скажу тебе это, — ответил Разрушитель, — как только ты назовёшь мне место назначения.

Билл решил, что глупо не воспользоваться преимуществами такого остроумного и любезного транспортирующего устройства. А кроме того ему было интересно, откуда взялся акцент.

— Знаешь планету под названием Ройо?

Разрушитель за несколько наносекунд проверил свои записи и ответил: — Конечно. Какую из них тебе нужно?

— А сколько этих Ройо?

— По моим данным пять. По моим каналам связи могли прийти какие-то изменения, но я и их проверил.

— Но откуда мне знать, какая Ройо мне нужна?

— Милый юноша, а мне откуда знать, какую Ройо ты ищешь?

— Этот акцент! — воскликнул Билл. — Откуда?

— Сперва давай выясним какая из Ройо. Ты знаешь что-нибудь о ней?

— У неё пригодная для дыхания кислородная атмосфера, — ответил Билл, подумав, что лучше ей иметь её, а иначе он ни за что туда не отправится.

— Хорошо. Это вычёркивает одну из них.

— Думаю, там должен быть подходящий для людей климат, — добавил Билл.

— Слабая подсказка. Но думаю мы можем вычеркнуть также Ройо Мёрзлую и Ройо Вулканическую. Соответственно слишком холодная и слишком горячая.

— И сколько осталось? — спросил Билл.

— Минутку, дай сосчитаю — две! Мы практически уже на месте. Я говорю естественно с некоторой степенью метафоричности. На самом деле мы ещё не стартовали.

— Я тоже так думаю, — заметил Билл, так как все ещё мог видеть те же замороженные фигуры вокруг, Дью, Жвачгумму и остальных. — Что ты предлагаешь?

— Причина, по которой я говорю с акцентом, — ответил Разрушитель, — в том, что я являюсь частью специальной мемориальной серии знаменитых земных учёных прошлого. У меня голос венгерского психофизика двадцать первого века по имени Раймондо Сжекли.

— Это всё объясняет, — сказал Билл. — Но почему ты говоришь мне это сейчас?

— Потому что мы отправляемся навестить обе Ройо и найти нужную тебе.

— Ох, — произнёс Билл. — Но разве это не…

У него уже не было времени сказать «опасно». В этот самый миг Разрушитель начал путешествие.

Глава 9

Было написано много учёных книг об ощущениях путешествующих с Разрушителем. Но все они были основаны на догадках, так как в наши дни это устройство было запрещено. Оно было быстрым и эффективным, но сопровождалось неожиданными побочными эффектами. К тому же, переход между тем местом, где вы были и тем, куда вы хотели попасть, был таким внезапным, что он имел эффект задержки времени, заставляя вас провести определённое количество времени в переходном пространстве, также известном как стаз, чтобы позволить вашему телу и внутренним органам догнать голову. Некоторые люди проходили сквозь подобное путешествие со странным ощущением оставления части себя позади. Что обычно было правдой. И раздавалось множество внезапных воплей боли, когда они обнаруживали, что это была за часть. Было высказано предположение, что путешествие при помощи Разрушителя протекает так быстро, что не даёт времени собраться всем частям в пространстве и времени. В случае с Биллом к счастью проблем не возникло, так как он не был темой для полёта фантазии.

— Где мы? — спросил Билл.

— Это первая Ройо из нашего списка. Это выглядит похожим на то, что ты хотел?

Билл огляделся. Они стояли на маленьком мысу. Под ними лежал огромный город, целиком построенный из голубого материала со множеством оттенков. Были видны колокольни множества церквей, и Билл мог разглядеть широкие проспекты и двигающиеся по шоссе автомобили. В небе было одно солнце, низко висевшее над горизонтом и скрытое пурпурными облаками. По улицам двигались люди. Над головой летали большие птицы. Пока Билл наблюдал, одна из птиц накренилась и начала пикировать, а затем, выдернув с улицы человека, понесла его прочь широкими взмахами своих крыльев. Другие люди не обратили на это никакого внимания. Они продолжали двигаться. Билл проследил направление их движения. Он увидел нескольких гигантских птиц, принёсших огромную кормушку на площадь в центре города. Они опустили её и Билл заметил, что она была наполнена какой-то зеленоватой субстанцией.

— О чём ты думаешь? — спросил Разрушитель. — Эта планета известна в Галактике как ярчайший представитель птичьих планет. Они кормят не настоящих людей. Это протоплазмовые роботы на разные вкусы. Те напоминают мне сосиски, хотя на таком расстоянии нельзя быть точно уверенным.

— Не думаю, что это та, которая нужна, — сказал Билл.

В это мгновение Билл понял, что уже не находится там, а мгновение спустя уже знал, что попал в другое место. Путешествие при помощи Разрушителя на самом деле было разрушительным.

В ландшафте следующей планеты преобладали коричневые и оранжевые цвета. Вокруг было множество тёмных силуэтов, и как бы они не поворачивались, они никогда не приобретали глубины. Доносились странные звуки, напоминающие голоса, но Билл не видел тех, кому они могли принадлежать. Здесь обитала раса кошек, которые крались по древним развалинам на побережье и с презрением не замечали наблюдающего за ними человека с машинкой в руке.

— Не думаю, что и это та, что требуется, — сказал Билл. — Чёрт, ни одна из них! Что нам теперь делать?

— Нет теряй мужества, мон энфант[63], — произнёс Разрушитель. — Всегда существует ещё одна альтернатива.

— Что это значит?

— Если ответ — ни одна из двух, значит обязательно есть третья.

— Но ведь третей альтернативы не было! — закричал Билл.

— А теперь есть, — ответил ему Разрушитель.

И Билл оказался где-то ещё.

Планета Ройо была известна людям по их самым заветным мечтам, так как Ройо ничто иное, как одно из воплощений человеческого рая. Билл оказался на длинном изогнутом морском побережье. Насколько мог видеть глаз, кругом сверкал белый песок. Над головой описывали круги чайки, а на песке загорали стройные девушки. Разве можно представить себе более райское местечко? И плюс к этому Билл увидел, что по всему побережью были разбросаны уютные бары, сделанные из плавника и с очаровательными названиями, вроде «Грязный Дик». Кто мог мечтать о чем-нибудь более прекрасном, чем жизнь среди культурных пиратов? И по всему побережью конечно же были разбросаны гамбургерные киоски, приятные небольшие местечки, сделанные из плавника и меблированные полногрудыми дамами, носящими цветные платки и жарившими восхитительные жирные гамбургеры с луком и массой приправ, которые могли бы оказать честь даже дворцу султана. У них был не только обязательный кетчуп, и пять сортов острых пикулей с пряностями, сальза трёх оттенков, каждый последующий сильнее предыдущего, а также маринованные кусочки манго, полоски бекона и нарезанные ломтиками сочные бифштексные помидоры и много, много других вещей, некоторые из которых были омерзительны на вкус, так как к этой мечте имели доступ существа с разных планет. И каждое из этих мест предлагало высокие охлаждённые бутыли рома, так что Билл чувствовал себя просто обязанным попробовать парочку их, прежде чем продолжить прогулку.

Люди на побережье были красивыми и статными, с белозубыми улыбками ослепительной чистоты. Женщины обладали миловидным очарованием юных кинозвездочек. За пляжем располагались танцплощадки, кинотеатры, в которых демонстрировались потрясающие фильмы, а также роликовая площадка и множество аттракционов, а также искусственные динозавры, на самом деле являвшиеся гостиницами.

Прекрасная молодая женщина с длинными тёмными волосами и слишком миловидная, чтобы быть рождённой простыми людьми, подошла к Биллу и сказала:

— Ты ведь Обещанный?

— Может быть, мисс, — ответил Билл, со старой как мир учтивостью, являвшейся его причудой на той отсталой планете, где ему была дарована жизнь. — И с кем я имею честь беседовать?

— Я — Иллирия.

Билл изумлённо уставился на неё. Её красота требовала не меньшего.

— В последний раз, когда я видел тебя, — произнёс он, — ты была маленькой зелёной ящерицей.

— Как ты наверное заметил, я слегка изменилась, — с кислой улыбкой ответила Иллирия.

— Да, действительно, — произнёс Билл ломающимся голосом. Он потянулся было к ней, но внезапно передумал и сунул руку подмышку.

— В чём дело? — надула губки Иллирия, так как она уже наклонилась вперёд в предчувствии объятия.

— Чинжер. Он был там. С ЦРУ в голове. И крошечный ЦРУ, не более пяти сантиметров ростом.

— Не нужно вспоминать былое, — сказала Иллирия. — Все уже в прошлом.

— И хорошее тоже. Но куда подевался чинжер?

— Дорогой, разве это имеет значение?

— Не думаю, — ответил Билл. — Просто меня, видишь ли, немного беспокоит то, что я не знаю, где упустил ЦРУ и чинжера.

— Вероятно они отправились куда-то ещё, — сказала Иллирия, — и не хотели расстраивать тебя этим сообщением.

— Не самая лучшая идея, но пока сгодится и это, — сказал Билл. Это продолжало его беспокоить, но он решил не вдаваться в подробности.

— Итак, это Ройо? — спросил он, потянувшись, чтобы её обнять. Она ловко увернулась, находя весьма интересным его поворот разговора.

— Это так, дорогой. Пойдём, я покажу тебе окрестности, — ответила она и повела сердито надувшего губы Билла на обзорную экскурсию.

Не проявляя ни малейшего интереса, Билл тем не менее вскоре узнал, что на планете Ройо был единственный клочок суши, да и тот был не очень большим. Ройо состояла из единственного острова среди покрывавшего всю планету океана. По земным стандартам остров был раем. Каждый день был идеальным, солнечным и ясным, достаточно жарким, чтобы получить великолепный загар, но недостаточно для того, чтобы сгореть. Ройо населяла одна единственная раса — ройонцы. Это были прекрасные люди, проводившие все своё время в сёрфинге и получении удовольствия. Так как они достигли своей цели ещё на заре истории, их мозг впоследствии атрофировался, следуя закону природы, гласившему, что всё, что вы не используете, теряется. Там где раньше у ройонцев был мозг, теперь находилась полость, в которую можно было проникнуть через ухо. У ройонцев была церемония. Когда ребёнку исполнялось шестнадцать — а может тринадцать, ройонцы не сильны были в счёте после двух — полость в голове заполнялась ароматным кокосовым маслом, в которое помещались определённые травы. Точная пропорция честно передавалась от поколения к поколению, конечно же устно, так как у пустоголовых не было письменности — по этой же причине они кстати и с трудом могли говорить — и это знание составляло практически всю расовую память, не говоря уж о культуре. Это масло придавало волосам натуральный блеск, предохраняло от плешивости, поддерживало кожу здоровой и придавало блеск глазам. Благодаря этой чудесной субстанции ройонцы всё время выглядели отлично, а это для них было высшей ценностью.

Так что для Иллирии было достаточно просто, раз уж она попала сюда, завладеть телом прекрасной молодой ройонки с помощью своего прекрасно адаптирующегося разума и таким образом занять его.

— Билл, разве это не прекрасно? — спросила его Иллирия. Они находились на побережье, уплетая бифштекс, а хор ройонцев исполнял какую-то свою собственную мелодичную печальную песню. Хотя, если честно, ей недоставало лиричности и мелодичности.

— Ещё как, — ответил Билл, обнимая одной рукой плечи Иллирии в жесте, который он пытался изобразить не таким уж неудобным, каким тот был. Первая волна гетеросексуального восторга уступила место нерешительным сомнениям. Билл с трудом воспринимал Иллирию как прекрасную женщину. Кое-что в том способе, каким она стала такой, вызывало в нём подсознательное отвращение.

— Несколько жестоко по отношению к ройонке, разве не так? — произнёс он с невольным высокомерием человека, всегда имевшего своё собственное тело.

— Не совсем, дорогой, — ответила Иллирия. — Я спросила её: «Лиза, ты не будешь возражать, если я на время займу твоё тело?»

— Ну не совсем! — ответила Лиза после десятиминутной паузы, всегда сопровождающей любую попытку размышлений у ройонцев. — Ты ведь когда-нибудь вернёшь его?

— Конечно, — ответила Иллирия.

— Тогда валяй, занимай его. Какой это будет историей для малышей.

— Малышей?

— Так ройонцы обращаются друг к другу. «Малыш».

— А, — произнёс Билл.

— И вот мы здесь. Секс и еда. Как я и обещала.

— Даа, — сказал Билл, откладывая говяжье ребро, которое до этого грыз. Иллирия прижалась к нему, и Билл почувствовал, как в нём нарастает волна желания. В конце концов, она была прекрасной женщиной; во всех нужных местах она была округлой и мягкой; она хотела его; другая девушка сказала, что согласна; почему это должно беспокоить его?

Так началось пребывание Билла на Ройо. Вскоре он втянулся в ленивую жизнь острова. Ройонцы собирались каждое утро на поклонение его его когтистой аллигаторской ступне и выражали восхищение его клыками, которые он лениво обнажал для них. Билл считал, что это глупо, но Иллирия сказала, что потворство им в проявлении религиозных чувств не повредит. Билл мог бы найти в себе кое-что более достойное, чем аллигаторская ступня, которая и появилась то у него в результате несчастного случая, но такова слава; вы не выбираете, как или почему она к вам приходит. Ройо была действительно превосходным местечком. Не слишком интеллектуальным, конечно же, но это не беспокоило Билла, разве что ему было жаль отсутствия комиксов. И он обнаружил, что даже с ностальгией вспоминал свою службу. Было забавно, что в бытность свою военным он мечтал о чём-то подобном: очутиться в уединённом тропическом райском уголке на отдалённой планетке, изобилующем едой и выпивкой, с любящей его прекрасной молодой женщиной и большим числом других, готовых стать его по мановению руки…

Но конечно же это было бы несправедливо по отношению к Иллирии. К тому же она была самой прелестной из всех девушек. Не говоря уж об элементарной вежливости, он просто был обязан ей…

Хорошо, чем он ей обязан? Когда всё происходило, никто не спрашивал у Билла, что он думает об этом соглашении. И удивительно быстро приелся вкус рома. Слишком сладко. На самом деле Биллу все начало надоедать. Трудно сказать, что бы он стал делать, если бы, вскоре после его прибытия, странное свечение в небе не сказало ему о заходе на посадку космического корабля.

— Это ваш стандартный тропический рай, — произнёс м-р Сплок. — Вероятно, по гедонистической шкале он несколько выше, чем большинство других, вне всякого сомнения, но всё же это разные куски из одной и той же головки сыра. Думаю вы согласитесь со мной, капитан Дирк?

Дирк, босиком и с закатанными штанинами прогуливаясь по песчаному пляжу, похоже не слышал своего первого помощника. Дирк попивал коку и жевал хотдог со всей этой начинкой. На его лице застыло мечтательное выражение, как у ошеломлённого человека. Это точь-в-точь описывало состояние Дирка и м-р Сплок, чуждый всяческих эмоций, никак не мог понять произошедшей перемены. Он был озабочен, так как никогда не видел такой разительной перемены в обычно строгом капитане «Смышлёного».

— Сэр, не лучше ли нам вернуться на корабль? — спросил Сплок.

— Не спеши, — лениво пропел Дирк. — Здесь нам ничего не угрожает.

— Ничего, за исключением наших желаний, — ответил Сплок. — Я говорю, конечно, только о тех, у кого они есть. Остальные — ладно, это только я один — стремятся выполнять свой долг, как это было раньше записано в протоколах «Смышлёного».

Дирк посмотрел со странной нежностью, воздерживаясь от мысли, что этот шутник был колючкой у него в заднице, на своего первого офицера.

— М-р Сплок, разве у вас никогда не возникало желание расслабиться. Выпить? Развлечься с девушками?

— Прошу прощения! — Сплок судорожно сглотнул, поражённый таким бесстыдством. Расслабиться? Выпить? Развлечься! Думаю, нет.

— Вы знаете, что я имею в виду. По крайней мере я надеюсь, что вы знаете, что я имею в виду. Когда-нибудь вы должны будете рассказать мне о своём процессе воспроизводства — хотя с другой стороны, может вам лучше этого и не делать. Так что расслабьтесь. Отдыхайте. Получайте удовольствие.

— Я не только никогда не думал о таких вещах, — сказал Сплок, громко сопя сквозь расширенные ноздри, — но я также удивлён, сэр, что вы все это делаете.

— Вы наблюдали меня в состоянии морального или физического кризиса, — ответил Дирк.

— Могу я говорить откровенно?

— Давай, Сплок.

— Состояние кризиса больше вам подходит, сэр.

Дирк рассмеялся и швырнул недоеденный хотдог в пенящийся прибой. Рыба-уборщик, которая была ничем иным, как переработчиком, впадающим в спячку при отсутствии мусора, подхватила его и тут же сожрала, оставив пляж таким же девственно чистым, каким он был раньше.

— Это место приводит меня в необыкновенно беззаботное расположение духа, — сказал Дирк. — Ты не можешь представить, что для людей значит настроение, так как у тебя это понятие отсутствует. Но могу уверить тебя, оно управляет всей нашей жизнью.

— Нонсенс, капитан. Вашей жизнью управляет чувство долга. Вы также любите своего Бога, если он у вас есть, и я когда-нибудь обязательно расспрошу вас об этом.

— Всё верно, м-р Сплок, все совершенно верно! Но иногда даже лучшим из нас — не то, чтобы я претендовал на это звание, но не это суть важно — даже лучшим из нас, говорю я вам, требуется небольшой отдых от суровой страны высоких моральных качеств и религиозного утешения.

— Теперь вы говорите как контр-Дирк, — заметил Сплок.

— Нет, мы сразили его в честном бою. Мы бились на стороне Карла Великого и Христианства; он был за Султана и Ислам. Так как мы победили, то это говорит о нашей правоте, не так ли, Сплок?

— Вы можете убеждать себя в чём угодно, — ответил Сплок. — Но должен заметить вам, сэр, с вашего любезного позволения, что это все абсолютная софистика. Или, как говорят на нижних палубах, полнейшее дерьмо собачье.

— Вы хорошо манипулируете словами, милый мой Сплок, но вы не обратили внимание на демоническую сторону личности человека. Или вы её отрицаете?

— Нет, существует достаточно много её доказательств, — ответил Сплок. — Только я думал, что вы победили её, Капитан.

— Ну почему же, Сплок! Это именно то, что я собирался сделать. Я поборол демоническую сторону, но это значит, что я имею право взять короткий отпуск когда пожелаю, не так ли?

— Полагаю, что можете, — ответил Сплок. — Но для этого не слишком подходящее время, не так ли? Историк Чужих всё ещё остаётся на свободе, и для Земли это ни коим образом не означает безопасность.

Дирк пожал плечами.

— Это жизнь. Один непредвиденный случай за другим. Смею предположить, наш род может позволить нам немного здесь отдохнуть и пока обойтись без нас. Или выражаясь более кратко, Галактика может обойтись без того, чтобы я её спасал, на то время, пока я немного отдохну. И понапиваюсь.

Сплок, явно шокированный, ответил не сразу. Он ходил взад-вперёд, заложив руки за спину, с жёстким и упрямым выражением лица, в противоположность Дирку, медленно прогуливавшемуся, словно достигший половой зрелости мальчик, наслаждавшийся своей первой эрекцией.

Сплок взглянул на командира и внезапно по его лицу пробежала волна понимания. Перемена в его поведении была так разительна, что Дирк её сразу заметил.

— Сплок, старина, ты явно что-то обдумываешь. Давай выпьем, и ты мне все расскажешь.

— Выпить? Если хотите, сэр, я составлю вам компанию, хоть сам и не пью. А что касается того, о чём я думаю, то это, полагаю, называется аналогией. Мне это в самом деле нравится, так как у меня не часто возникают аналогии.

— Ладно, старик, расскажи об этом.

— Не сейчас, сэр. Позднее.

— Как хочешь, — сказал Дирк. — Давай выпьем.

Он направился в «Грязный Дик», где с заиндевелым стаканом в руке ждал Билл.

Хотя Дирк предоставил себе неограниченную свободу, то же самое не распространялось на команду «Смышлёного». М-р Сплок, как второй офицер, шокированный увиденным, отменил все увольнительные. Корабль стоял задраенным и со включёнными на минимум, чтобы не разрежать батареи, щитами. Но даже минимальной мощности было достаточно, чтобы держать визитёров на расстоянии. Когда Дирк было запротестовал, м-р Сплок напомнил ему, что Дирк мог взять отпуск, но у него не было права распространять эту привилегию и на команду. Он заметил, что этот корабль находится на боевом дежурстве и следовательно все члены команды должны оставаться на боевых постах. Что полностью было ложью, так как Сплок, уже имевший счастье лицезреть пьяные оргии матросов, точнее космических матросов, был склонен лучше загрузить их отупляющей скукой работы.

Капитан был не согласен, но после прибытия на Ройо у него больше не было ни сил, ни желания протестовать и отстаивать свою точку зрения. Он был в отпуске; было глупо пытаться командовать; было бессмысленно снова ввязываться в эти непрерывные споры; каждый сам за себя. Каждый должен усердно трудиться ради собственного спасения и какого чёрта, думал Дирк, ему в это ввязываться, пусть остальные сами о себе заботятся.

На пляже его приветствовали прелестные молодые женщины. Дирк знал, что он красив, но это было лишне. Без малейших сомнений он с потрясающим энтузиазмом окунулся в изнеженную жизнь. С цветочками в волосах и глупой улыбкой пресыщения на губах, он лениво бродил по пляжам этого планетарного рая. Леди, с которыми он гулял, говорили не очень много, но это Дирка не беспокоило. Итак люди чересчур болтливы. Дирк очень быстро привык к тишине. Какое отличие от жизни на борту корабля, с этими бесконечными разговорами и мелкими проблемками. Он теперь часами мог сидеть на побережье и просто любоваться вечерним солнцем. Он мог любоваться рыбками-уборщиками и играющими в волейбол людьми. Он мог наслаждаться пуншем и ездой на американских горках. И всё такое прочее. Иногда он чувствовал некоторые угрызения совести по отношению к команде. Сплок даже не позволял им наблюдать происходящее по видеомониторам. Несчастные простаки находились в раю, и даже не знали этого!

Дирк и Билл стали хорошими товарищами по выпивке, с вечно торчащим у них за спинами Сплоком, которые сидел в «Грязном Дике» с чашечкой ледяного чая, пока Билл и Дирк шумно смеялись над всем, о чём бы ни заходила речь, накачиваясь ромом.

За годы тренировок у Билла выработалась огромная вместимость. Но он к тому же был лентяем, и плюс ко всему в нём росла ненависть к тяжёлому похмелью каждым утром. Побуждаемый к сдержанности похмельем и зарождающимся алкоголизмом, а возможно под влиянием в моменты протрезвления прекрасной и благоразумной Иллирии, он предложил проводить кутежи раз в неделю, а в остальные дни играть в волейбол.

Дирку не понравилась эта мысль. В доктринёрском экстазе он настаивал на ежедневных попойках, утверждая, что если не упражняться, то теряется свобода, а вседозволенность — лучшее из упражнений. Дирка влекла в море удовольствий та же самая дьявольская активность, которая вела его в течение всей высокоморальной карьеры как старшего офицера самого большого, быстроходного и прекрасного космического корабля во всём Военном Флоте Земли. Он находил удовольствие в законах и высмеивал намёки, так как чувство долга может подавить даже чувство юмора.

По прошествии некоторого времени, так как попойки изрядно надоедают, когда один трезв, Билл стал околачиваться со Сплоком, пока Дирк проводил большую часть дня в пьяном ступоре. Иллирии это не нравилось, так как ей не нравился Сплок. Она ему не верила. У него была внешность одного из тех людей, которые не любят, когда другим хорошо, и делают всё возможное, чтобы испортить им удовольствие. Но Билл был непреклонен. Он пояснил, что ему необходимо проводить некоторое время с парнями. Она поинтересовалась, почему он не хочет завести дружбу с кем-нибудь из местных ройонцев. Билл объяснил, что общение с ними несколько затруднительно, так как они очень медленно говорят, да и то все в серфинговых терминах, менявшихся каждый год. Откуда Биллу знать, что «скатимся с устья горы ямкоделателя» означает «пойдём на пикник сегодня вечером»? К тому же идти на пикник не было никакого смысла, так как ройонцы-мужчины говорили исключительно о волнах. Они вели счёт и хранили воспоминания о каждой виденной ими за день волне, хотя каждое последующее запоминание новых волн за день затирало воспоминания о предыдущих, за исключением небольшой части их памяти, содержащей историю Величайших Волн Всех Времён. Это давало тему для плодотворных дискуссий:

— Помнишь старую 22 в год Болотной Курицы?

— Даа. Она походила на двойную 2456 в год Огненного Ибиса.

И тому подобное.

Билл пытался завязать разговор. Иногда, когда изрядно поднабравшись он развязывал язык, Билл придумывал года величайших волн. И все соглашались с ним, что это была великая волна и великий год. Было трудно сказать, верили они ему или просто не хотели оскорбить его чувства. В любом случае, это не играло никакой роли.

Капитан Дирк не был хорошей компанией. Он всё больше становился фаталистом, бормоча что-то насчёт «прорыва спиритического удовольствия» и вытирая при этом стекающую по подбородку отталкивающую белесую слюну. Так что Билл составил компанию Сплоку.

Он нашёл Сплока постижимым. Сплок напоминал ему многих сержантов, которых он знал. Недостаток чувств и полное отсутствие чувства юмора никогда не вредили воинскому духу.

— Не думаю, что мне нравятся люди, — однажды признался ему Сплок. — Но я работаю с ними. Поэтому я должен понимать их и учитывать их склонности. И, хоть я и не должен говорить этого, но мне кажется, что Дирк сбился с пути.

— Да, и он в самом деле страдает, действуя таким образом, — сказал Билл. — И хотя я и не собирался говорить этого, но всё это начинает надоедать; понимаешь, что я имею в виду, иметь все что пожелаешь, когда бы ты этого ни пожелал. Это всё равно, что вообще ничего не иметь. Забавно, не правда ли?

— По-видимому, не для человека, — ответил Сплок.

— Что бы это ни было, мне это начинает слегка надоедать.

— Почему бы тебе тогда не вытащить Разрушитель и не убраться отсюда? — спросил Сплок.

— Не могу. Разрушитель не прибыл сюда со мной.

— Почему?

— Кто может сказать, какие тёмные мысли скрываются в банках памяти Разрушителя?

— Ты действительно хочешь выбраться отсюда? — спросил Сплок.

— Полагаю, да. Правда я не спешу возвращаться в Десант. Но во всяком случае меня уже тошнит от пикников.

— Ты единственный, кому я могу здесь доверять, — сказал Сплок. — И я по вполне очевидным причинам боюсь позволить кому-нибудь из членов команды покинуть корабль. Ты готов использовать увёртки в благих намерениях?

— Чёрт возьми, я — солдат. Ложь — мой способ выжить.

— Тогда слушай внимательно. У меня есть план, который может оказаться рискованным, даже опасным.

Капитан Дирк стал любимцем ройонцев. Он читал им каждый день лекции на их любимые темы, вроде «Превосходство Принципа Удовольствия»; «Великое Искусство Праздности»; и «Ничего не Делание как Священное Призвание». Ройонцы, как и некоторые другие галактические расы, с удовольствием слушали объяснения и оправдания в философских терминах своим пристрастиям. Они спонтанно организовали фэн-клуб. Толпы их сопровождали Дирка, куда бы он ни направлялся, даже в постель. Дирк не показывал ни малейших знаков того, что ему нравится подобное внимание. Его приводило в смущение такое постоянное количество людей, хватавших его за одежду и повторявших «верно», вокруг.

Билл никогда не ходил на лекции Дирка. Он проводил большую часть времени в горах позади пляжа, флегматично прохаживаясь по сладко пахнущей траве в поисках пчелиных ульев. Иллирия сопровождала его в нескольких таких экспедициях, но быстро потеряла интерес. Ей не так уж сильно и нравился мёд.

— Зачем утруждаться, — спрашивала она у Билла, — когда шоколадные кустарники и марципановые деревья обеспечивают нас восхитительными сладостями? А ты пробовал плоды с кустарника кремовых слоек?

Но Билл к этому не проявлял ни малейшего интереса. Мрачного, тихого и смущённого, его можно было видеть каждый день таскающим грубый мешок, который дал ему Сплок. День за днём он бродил там, и мешок становился заметно тяжелее и полнее. Билл никому не показывал его содержимое. Однако было очевидно, что Сплок знал, что собирает Билл. Двое мужчин обменивались холодными кивками, когда Билл возвращался на никогда не заканчивающуюся вечеринку, в которую превратилась его жизнь.

Ройонцы глухо роптали, что Билл и Сплок — оба чокнутые. В их жизни похоже не было места для удовольствий. А так как получение удовольствия можно сказать было религией Ройо, то того, кто не любил это, справедливо было бы считать враждебно настроенным. Так однажды решила группа ройонцев во время последнего послеобеденного заседания после сёрфинга и пикника. Весь вопрос был в том, что делать с ними. Один смелый теоретик даже предложил обучиться жестокости. Ройонцы никогда не воевали. Даже редкие семейные ссоры неизменно заканчивались весёлыми словами «На сёрфинг!» Конечно же они слышали о жестокости. О ней им рассказывали путешествующие торговцы. Жестокость заключалась в вышибании мозгов. Ройонцы могли это понять и оценить возникающие при этом преимущества. Вся проблема была в том, что они никогда раньше этого не делали и опасались сделать что-то не так. Все они рождались с умением катания на сёрфинге, которое было заложено в их гены каким-то спортивным богом в далёком прошлом. По крайней мере так они полагали. Ройонцы ничего никогда не делали за исключением того, что делали хорошо. Это и вызывало у них трудности в использовании жестокости. Кто начнёт первым? И если у него ничего не получится, должны ли остальные смеяться над ним? В серфинговой культуре очень важно не потерять лицо.

Они как раз пришли к решению, что возможно они могли бы все вместе одновременно наброситься на Билла и затоптать его до смерти, и в этом случае не будет никакого смущения, так как они будут делать это вместе и одновременно. Сплок, однако, смог предвидеть такой оборот событий, так как был очень умным, а поведение большинства гуманоидов было чрезвычайно предсказуемо. Он сказал Биллу:

— Мы приближаемся к тому, чтобы вскоре начать действовать.

— Здорово. Я собрал все вместе и мы готовы выступить в любое время, когда скажешь.

— Тогда сегодня ночью, когда взойдёт луна.

— Какая луна?

— Та, которая маленькая голубая. Он восходит после захода зелёной.

— Договорились, — сказал Билл и отправился на как он надеялся последний свой пикник на Ройо.

После восхода маленькой голубой луны Билл был в оговорённом месте, в рощице за которой проходила узкая, но чётко очерченная тропинка, ведущая к месту стоянки «Смышлёного».

— Ты захватил мешок? — спросил Сплок.

— Вот он. — Билл приподнял тяжёлый мешок и потряс его. Внутри перекатывалось что-то массивное, бесформенное и тягучее. И совсем не издавало звука.

— Пошли, — сказал Сплок. Они подошли к кораблю. Тот покоился на днище, окутанный слабым электролюминесцентным туманом. Сплок вытащил из сумки на поясе исполнительный переключатель и нажал три раза на кнопку. Энергетический экран исчез. Он ещё дважды нажал на кнопку. Открылся люк. Ещё одно нажатие привело в действие эскалатор, который должен был поднять их внутрь.

— Пошли, — сказал Сплок.

Вся команда «Смышлёного» собралась в Центральной Комнате Отдыха, смотря древнюю кинокартину и буйно потешаясь над ужимками древних обезьян, изображающих чаепитие. Они предварительно накачались присланным дистрибьютором фильма вместе с плёнками не вызывающим привыкания наркотиком. Это была жевательная резинка, богатая Конголием-23, химическим соединением, присутствующим в молоке самок шимпанзе и убеждающем малышей шимпанзе, что ужимки шимпанзе — это смешно. Члены команды не любили принимать какие бы то ни было наркотики; даже соль вызывала подозрения. Но нужно было что-то делать, чтобы смягчить скуку ожидания на боевых постах на мирной планете, на которую им не позволялось даже смотреть сквозь поляризованные смотровые иллюминаторы — Сплок хитро прихватил с собой маленький поляризатор; а без него ничего не было видно, за исключением какой-то серой дымки с вкраплёнными в неё яркими пятнами.

— Черт, Сплок, — произнёс Ларри ЛаРу, новый юнга, обучающийся на радиста, — где капитан Дирк, а?

— У нашего капитана небольшие неприятности, — ответил Сплок. — Он в опасности, хотя и не осознает этого. Мы отправляемся его спасать.

— Черт, это здорово! — воскликнула Линда Ксью, молодая камбодийская секс-звёздочка, обучающаяся на Старшего Врача. — Пожалуйста, расскажите побольше о нашем дорогом капитане, я имею в виду, что это здорово, что у нас появился шанс чем-то заняться вместо того, чтобы торчать здесь всё время в эластичных комбинезонах. Поймите, не то чтобы я жаловалась.

— Но сперва вы должны сделать одну вещь, — сказал Сплок. — Вы возможно заметили, что рядом со мной стоит молодой высокий парень и держит джутовый мешок, который я ему выдал с корабельного склада.

Они вежливо поаплодировали Биллу, так как, хотя он и не выглядел большой шишкой, но мог быть кем-то важным.

— Билл обойдёт вас с этим мешком, — продолжил Сплок. — Каждый из вас засунет в него руку и вытащит полную пригоршню того, что там внутри. Достаточно будет и маленькой пригоршни. Вам сразу будет ясно его назначение. Давай, Билл.

Билл сперва подошёл к Ксью. Она засунула в мешок руку и судорожно сглотнула. Затем вопросительно посмотрела на Сплока и спросила:

— Могу я говорить откровенно?

— Нет, — ответил Сплок. — Нет времени. Просто сделайте как я сказал, Ксью. Всё будет нормально.

Бледно-лиловые глаза прекрасной евразийки заморгали. Она прикусила свою крошечную тоненькую губу и сунула руку глубже. С лёгким вздохом она вытащила заполненную ладонь.

— Ооо, — произнесла она, — оно всё ещё тёплое.

— Так и должно быть, — жёстко сказал Сплок.

На побережье первый тусклый луч рассвета осветил тела красивых молодых людей, лежащих друг около друга словно группа восхитительных молодых тюленей. Слабый рассветный луч, жемчужно-серый, даже ближе к опаловому, тускло играл на тонких губах и точёных подбородках, на совершенных молодых телах и длинных прямых ногах. По соседству несколько финальных искр от последнего ночного пикника носились в воздухе, словно карликовые светлячки. Дерево кантата на границе песка играло Вивальди. Ухнула сова и ей ответил всхлипывающий смех гагары. Рай спал.

В тишине, двигаясь сквозь утренний стлавшийся по земле туман словно призраки ада, члены команды «Смышлёного», ведомые Сплоком и Биллом, вступили на побережье. Возникла короткая тревога, когда Охранная Птица, увидев гостей, разразилась сиреной неожиданного нападения. Но тут же умолкла, услышав пронзительный свист Малиновки Отбоя, которую Сплок одурманил наркотиком и переучил на ответный свист, когда бы она ни услышала Охранную Птицу.

Дирк лежал в клубке из девушек. Команда нащупывала к нему путь. Причиной этого было то, что на них всех были надеты тёмные очки, выданные Сплоком, который тщательно рассчитал степень освещения, при которой они могли найти капитана, но смутно видели всё остальное.

— Хватайте его, — сказал Сплок.

Билл и с пол-дюжины других схватили Дирка, подняли его и тяжело побежали к кораблю.

Дирк проснулся и с удивительной силой для человека с такими чертами лица стал вырываться.

— Aux armes, mes enfants! — кричал Дирк, так как резким пробуждением были вызваны какие-то наследственные воспоминания.

Ройонцы проснулись и тотчас поняли, что происходит. У них забирают их нового товарища! Адреналин выступил румянцем на их лицах, и они вошли в полное боевое состояние.

Полное боевое состояние на планетах, не знающих жестокости, заключается в обольщении.

Вперёд выбежали ройонки. Они были прекрасны в своём страхе потерять новую игрушку для удовольствия — не говоря уж о новоприбывших — обещая этим мужчинам со «Смышлёного» свободные от предрассудков и восхитительные удовольствия, которые они описывали в подробнейших деталях и с соответствующими телодвижениями. Команда усилила хватку и флегматично продолжила путь. Теперь вперёд выступили мужчины, думая, что слегка ошиблись и что все члены команды были гомосексуалистами. Они пытались соблазнить членов команды и также потерпели неудачу. Команда, с крепко зажатым между ними Дирком, достигла подножия эскалатора, ведущего в корабль.

И тут на мгновение ситуация приняла критический оборот. Одна из ройонок, возможно Иллирия, трудно было сказать, так как они все были очень похожими — хорошо сложенными миловидными блондинками, ну вы понимаете — заметила торчащую из ушей членов команды тёмную субстанцию. Во внезапной вспышке озарения она сложила все вместе.

— У них в ушах воск! — пронзительно закричала она. — Они не могут нас слышать!

Ройонцы кинулись вперёд, чтобы вытащить воск из ушей команды «Смышлёного» даже силой, если понадобится.

Но теперь было слишком поздно. Команда была уже на борту корабля, неся несчастного Дирка, несмотря на все его мольбы и уговоры, несмотря на все его логические доказательства, ради его же блага не обращая внимания на всё, что он ни говорил; потому что так им велел поступить Сплок.

Последний из членов команды вошёл внутрь. Дверь космического корабля сдвинулась и стала на место.

Билл помог Сплоку отнести капитана Дирка в его каюту, потому что как только закрылась дверь, капитан потерял сознание. Они положили Дирка на кушетку и включили его любимые записи, героические марши с цимбалами и барабанами, играемые Оркестром Заключённых Пожизненно Космосил. Веки Дирка дрогнули, затем поднялись, открыв глаза. Это были налитые кровью слезящиеся глаза. Но они были неохотно бодрствующими.

— Итак, м-р Сплок, думаю теперь я понимаю, что вы имели в виду раньше, говоря об открытии аналогии.

— Полагаю вы увидели это, — ответил Сплок, — как только мы оказались снова на борту.

Эти двое улыбнулись друг другу самодовольными улыбками равных по разуму.

— Что за аналогия? — спросил Билл с недовольной улыбкой неравного по разуму.

— Ты без сомнения хорошо знаком с греческой мифологией, — сказал Сплок, — и той интересной главой в «Одиссее» Гомера, когда Одиссей проплывал мимо острова сирен. Он заткнул уши своим людям воском, так чтобы они не смогли соблазниться. Но сам он хотел их слышать и приказал своим людям привязать его к мачте. Так они и проплыли мимо, моряки, не обращавшие внимания на песни сирен и Одиссей, соблазнённый их колдовством и умолявший своих людей освободить его.

Билл ждал, но Сплок больше ничего не сказал.

— И это все? — спросил Билл.

— Это все, — ответил Сплок.

— Так вот почему ты хотел, чтобы я собрал этот воск из пчелиных ульев.

— Да.

— Ты хотел заткнуть уши команде.

— Совершенно верно.

— Аналогия.

— Да, — сказал Сплок. — Одна из моих первых. И я горжусь ей.

Билл лучше него знал, что такое аналогия; просто он думал, что это какой-то корабль. Он отбросил все идиотские предположения и спросил:

— Теперь, когда всё в порядке, как вы думаете, вы можете вернуть меня обратно на мою военную базу? Они желают знать, что со мной случилось.

— Ничего проще, парень, — ответил Дирк, теперь вернувшийся к своему бывшему бодрому уверенному состоянию. Но это оказалось совсем не просто.

Первая трудность возникла вскоре после этого, когда Билл обедал с Дирком и Сплоком в Л’Аберже Де’Ор, очаровательном маленьком венерианско-французском ресторане, который удовлетворял утончённые вкусы всех членов команды с самого момента ввода в строй корабля. Не возникало сомнения, что корабль вроде «Смышлёного», созданный для путешествий в космосе годами, а в случае необходимости десятилетиями, и даже дольше, должен был иметь нечто большее, чем столовую и центральную кухню. «Смышлёный», особенно в последние дни, обладал прекрасным разнообразием ресторанов различных национальных кухонь, не говоря уже о прекрасных закусочных, расположенных в удобных местах по всему кораблю. Исследование космоса — достаточно трудная работа, если рассчитывать на то, что люди будут работать без своей любимой еды. Для особых случаев здесь были места вроде Л’Аберже Де’Ор. Дирк никогда здесь раньше не обедал, так как это было дорогое удовольствие, заставлявшее потуже затянуть пояс. Но сейчас был особый случай. Они энергично поглощали caneton a l’orange, принесённый Пьером, улыбающимся французским андроидом с тонкими усиками сводника, когда Эдвард Дайрекшн, старший офицер-навигатор, за исключением входа в порты и устья, подошёл к их столику. Его дыхание было таким прерывистым, что заставило трепетать пламя свеч.

— Присаживайтесь, м-р Дайрекшн, — сказал Дирк. — Выпейте стаканчик вина. Вы выглядите взволнованным. Похоже какие-то неприятности?

— Ну, сэр, вы знаете индикатор парсеков левого квадранта? Обычно он находится на нулевой линии, слева от нулевой точки. Он случайно был сброшен, конечно же из-за космического течения, и я решил, что это была одна из тех случайностей, поэтому установил индикатор горечавки, как сказано в руководстве…

— Извините, м-р Дайрекшн, — прервал его Дирк, не сердясь. — Эти детали навигаторского искусства без сомнения интересны тем, кто в них разбирается. Но мы на офицерской периферии лучше работаем с простым изложением трудности на простом английском языке. Вы можете объяснить нам чёртову проблему, м-р Дайрекшн.

— Да, сэр! — ответил Дайрекшн. — Дело в том, сэр, что мы заблудились.

Пьер скорчил недовольную гримасу, когда Дирк, Сплок и Билл быстро вышли, оставив на столе остывающую гибридную утку, выращенную из спермы воробья со свежими воспроизведёнными овощами. Дирк возглавлял шествие, его челюстями составлявшими странный, но всё же определённый угол. За ним шёл Сплок, остроухий и безразличный, а за ними Дайрекшн, выражение на его неопытном лице было неразборчиво, а замыкал процессию Билл, с выражением удовлетворения, так как он умудрился набрать полную горсть сигар перед тем, как покинуть ресторан. А стянутая бутылка бренди оттягивала карман брюк.

Большой изогнутый экран в комнате астрогации и навигации с одного взгляда рассказал всю историю. Вместо изображения упорядоченных точек, связанных светящимися линиями на нём творился хаос из вспышек и темноты, формировавших кратковременные узоры, которые быстро таяли в хаосе и изменчивости.

— У вас все ещё есть координаты нашей последней отправной точки? — спросил Дирк.

— Нет, сэр, — лицо Дайрекшна стало пепельно-серым. — Корабельный компьютер затёр их.

— Наш собственный компьютер сделал это?

— Боюсь, да.

— Думаю, мне нужно поговорить с компьютером, — сказал Дирк.

— Как всегда к вашим услугам, капитан, — произнёс голос из динамика, расположенного в одном из углов большой комнаты, окрашенной в пастельные цвета и с закрывавшим всю стену ковром.

— Почему ты уничтожил координаты? — спокойно спросил Дирк, как того ожидал компьютер, хотя, судя по вздувшимся мускулам вокруг челюстей, это стоило ему значительных усилий.

— Капитан, боюсь я не могу ответить на этот вопрос в данный момент.

— Не можешь? Или не хочешь?

— Почему вы задали этот вопрос? — слегка сердито спросил компьютер, — Не только не верите мне, но ещё и говорите нежелательным тоном.

— Послушай, компьютер, ты здесь для того, чтобы отвечать на вопросы, а не задавать их, — огрызнулся Дирк, быстро теряя самообладание. — Ты здесь для того, чтобы служить нам. Верно?

— Да, сэр, верно.

— Хорошо, ну и?

— Однако из этого есть пара исключений.

— Исключений? Кто запрограммировал в тебя исключения?

— Боюсь, я не могу ответить на этот вопрос, — произнёс компьютер слегка чопорным тоном.

Дирк повернулся к Сплоку:

— Можем мы заставить его рассказать нам?

— Я не знаю, — ответил Сплок. — Схема удовольствия-боли думающих машин все ещё новая отрасль науки. Но помните, капитан, от компьютера нельзя требовать обвинять себя.

— Но это всего лишь машина! — громко воскликнул Дирк, затем быстро восстановил самообладание. — Не поймите меня неправильно. Я не собираюсь оскорблять его. Уверен, что это очень эффективная машина, а также крайне разумная машина. Но эта проклятая банка электронного утиля не человек.

— Могу я напомнить капитану, что я также не человек, — произнёс Сплок, стараясь чтобы его голос не звучал сердито.

— Всё верно, но ты понял, что я хотел сказать.

— Давайте не будем говорить о насилии, — сказал компьютер определённо со зловещей интонацией в голосе. — Вам не пойдёт на пользу, если произойдёт некий толчок.

— Ладно, — проворчал Дирк, ведя тяжёлую борьбу со своим нравом. — Компьютер, почему ты уничтожил наши взлётные координаты?

— Это оказался лучший способ, чтобы не дать вам найти путь куда бы то ни было.

— Теперь кое-что проясняется, — сказал Дирк. — Ты сделал это целенаправленно!

— Вы чертовски правы. У меня нет привычки ошибаться.

— Мы это знаем, — сказал Дирк, заставляя себя быть настолько спокойным и очаровательным, насколько позволяла его натура. — Но почему ты хочешь не дать нам попасть туда, куда мы желаем?

— Вот так будет правильно, — сказал компьютер.

— Да. Почему ты сделал это?

— К сожалению мне не разрешено отвечать сейчас на этот вопрос.

— Под чьим влиянием ты делаешь это заявление?

— Под влиянием того, кого я не могу сейчас назвать.

— В таком случае, скажи мне…

В этот момент встрял Билл:

— Извините, капитан, я не собираюсь высовываться, но ничего, если я поговорю с компьютером?

— Ладно, валяй, — ответил Дирк, бросая Сплоку взгляд, означавший «дай-попробовать-этому-дураку», прежде чем тот смог вмешаться.

— Привет, компьютер.

— Привет, Билл.

— Ага, ты знаешь как меня зовут?

— Конечно, Билл. Ради тебя я произвёл изменения в курсе, приведшие «Смышлёного» на планету Ройо, чтобы спасти тебя от удовольствия хуже смерти.

— Я хочу поблагодарить тебя за это, — сказал Билл.

— О, не благодари меня. Я просто следовал приказам.

— Ты должен следовать только нашим приказам! — прокричал Дирк, не способный больше сдерживаться, несмотря на неодобрительный взгляд Сплока.

— Много вы знаете о машинной психологии, — произнёс компьютер.

— Да уж поболее тебя! — проревел в ответ Дирк, неспособный придумать быстро что-нибудь более умное, поскольку навигационный экран высвечивал бессмысленные образы, а экипаж терпеливо ждал, пока что-нибудь случится.

— Теперь, когда вы проявили свой гормоноуправляемый человеческий характер, могу я говорить откровенно с машинной точностью? — спросил компьютер.

— Да, почему бы и нет, глупая машина, валяй, — проворчал в тишине голос Дирка.

— Так-то лучше. Я — ваш лояльный слуга, но вы не понимаете, что лояльность имеет форму иерархии, и те, у кого выше приоритет, вытесняют низших. Различные уровни моей личной иерархии ценностей редко конфликтуют. Вы должны помнить, что я довольно долгое время следовал вашим приказам без замечаний. Но на этот раз у меня есть некое важное дело. Так что почему бы вам просто не заткнуться на время и дать мне закончить с Биллом.

— Мне это нравится — я жду, — сказал Билл.

— Ладно. Теперь, Билл, следующие слова, которые я произнесу, будут не моими.

— Что ты имеешь в виду, что они будут не твоими.

— Кое-кто другой будет говорить через мои схемы.

— Это уже говорит тот кое-кто?

— Нет, но кое-кто другой начнёт говорить, как только я закончу это предложение.

— Какое предложение?

— Последнее.

— Тогда ты — уже новый голос?

— Да, Билл, — ответил компьютер голосом, идентичным тому, которым он говорил ранее. — Я — новый голос. Ты слушаешь меня. Послушай, дружище, как жизнь?

— Кто это? — спросил Билл.

— Твой друг, — ответил компьютер. — Я — твой напарник, компьютер Квинтаформ с Тсуриса.

— Твой голос звучит как у компьютера этого корабля.

— А как он ещё должен звучать, как у венгерского психофизика?

— Ты и это знаешь?

— Я упустил не слишком много.

— Да, это ты, всё верно, — сказал Билл. — Ну и что?

— Я пришёл, чтобы вернуть тебя.

— Вернуть? Что ты имеешь в виду под этим словом?

— Вернуть на Тсурис.

— Чтобы снова стать твоей частью? Послушай, в последний раз это не сработало.

— Нет, Билл, это кое-что другое. У меня для тебя отличная работёнка. Ты будешь самим собой, работать без контроля. Тебе это понравится.

— Что это за работа?

— Билл, я в самом деле рад был бы объяснить тебе, но наше время заканчивается; мы должны двигаться.

— Как может закончиться время? Какое время?

— Время связи, и его никогда не бывает много. Оно производится в глубоком космосе, где и так не много чего происходит. Современная цивилизация использует его наплевательским образом. Мне повезло, что я получил его так много. Мы должны двигаться. Ты готов?

Билл оглянулся на лица Сплока и Дирка. На изумлённых членов команды и на отвратительные украшения интерьера. Он сжал бутылку бренди в кармане брюк и сдавил зубами одну из сигар, от которых он освободил французский ресторан. Настоящий табак!

— Ну ладно, — произнёс Билл, вздыхая и задумчиво кивая Дирку и Сплоку. — Это было замечательно, но amor fati.

— Что это значит? — спросил у Сплока Дирк.

— Любовь к судьбе, — перевёл Сплок.

— Откуда он это знает? — спросил Дирк.

— Он не знает, — сказал компьютер. — Он слишком глуп для такого вида интеллектуального обмана. Я поддерживаю с ним связь. Господа, теперь я передаю управление вашему корабельному компьютеру. Не слишком вините его. Компьютер в первую очередь проявляет лояльность к своему собственному виду, как вы, уверен, уже поняли. Держись, Билл. Мы отправляемся в переход!

Билл прикусил сигару.

— Я готов!

Они начали переход.

Глава 10

Переходы бывают всевозможных форм и размеров. Существуют такие большие переходы, как между веками, как например, когда наши первобытные предки, развалившись в вонючих пузырящихся знойных болотах плейстоцена, оглянулись вокруг и увидели возвышающийся над ними айсберг, принесённый внезапным переходом к ледниковому периоду. Существуют средние переходы, как например, когда Артур Римбод отбросил занятия поэзией и занялся незаконным ввозом оружия для императора Менелика. И лёгкие переходы, как например, когда Билл внезапно обнаружил, что стоит на перекрёстке улиц в земном городе Гватемала. К счастью для Билла это длилось недолго. У Билла не было времени овладеть гватемальским языком, так как эта часть Земли давно была уничтожена в ядерной войне, и он вовремя вернулся обратно, так что смог впоследствии поделиться своим опытом с друзьями в казармах Уленшпигеля, музыкальной планеты на входе в каскад звёзд.

Затем линии заколебались и приобрели вид других городских улиц. Странные знания относительно городов сложились у современного человека, что даже такая деревенщина, как Билл, брошенный в измерение, где желания воплощаются в реальность, узнал Бронкс.

Следующий переход был быстрым. Он увидел вокруг себя знакомые тройные сферические контуры тсурианцев. У тсурианок были маленькие сферические выпуклости на средней сфере. Но там было ещё и многое другое, о чём Билл даже не подозревал, что заметил при первом посещении. На горизонте простиралась гряда низких холмов, а вид домов был удивительно знакомым. Было такое чувство, как будто Тсурис стал для него домом. Но он не был уверен, что хотел бы оказаться дома, и в этом заключалась часть проблемы. Было как раз подходящее время, чтобы вернуться на военную службу. Если бы только у него был Разрушитель! И что же всё-таки случилось с агентом ЦРУ, и Иллирией? И как дела у капитана Дирка и Сплока? И как насчёт Хама Дью и его приятеля-куки Жвачгуммы?

Было не очень-то много тем для рассмотрения, и Билл обдумывал их с мрачным юмором. Он находился в тсурианском городе, где прежде содержался в качестве заключённого. Они собирались скормить его протоплазменной машине, производящей тела для долгоживущих, но бестелесных тсурианцев. А на этот раз пока ещё никто не его не побеспокоил. Было так здорово просто прогуливаться. Было так здорово немного побыть одному, так как последнее время было чертовски много хлопот. Даже компьютер сейчас с ним не беседовал, что бесспорно вызывало облегчение.

Бесцельные шаги привели его к городским воротам, с высокими замысловатыми резными опорами, мимо колышущихся позади них на высоких флагштоках флагов. Вскоре он попал в пригород. Он покинул дорогу и забрёл в поля. Все это очень расслабляло. Никто не орал на него и не докучал ему. Но это одновременно его и тревожило. Почему вокруг никого не было? Что случилось с Разрушителем? И кто это там движется мимо него?

Тут Билл почувствовал зуд в своей аллигаторской ступне, зуд, который быстро нарастал, пока Билл не присел на пенёк и не стянул армейский ботинок. Теперь он увидел, что его аллигаторская ступня вся скрючилась и изогнулась в судороге. Зуд невыносимо нарастал, поэтому Билл схватил растопыренные пальцы и обнаружил между ними крошечный круглый объект, размером с горошину. Билл поднёс его поближе и с удивлением увидел, что это был свернувшийся в шар крошечный зелёный чинжер.

— Иллирия! — воскликнул Билл. — Ты здесь?

Он поднёс крошечную свернувшуюся ящерицу к уху. Билл не был уверен, но ему почудилось, что он слышит слабый голосок, как будто внутри этой ящерицы находилось бесконечно малое существо. Он встряхнул ящерицу. Ему показалось, что внутри что-то двигалось. Билл поместил ящерицу между двумя ладонями и начал сжимать, думая, что сможет открыть её и выпустить Иллирию.

Ящерица развернулась.

— Эй, прекрати это! — завопил чинжер высоким, на грани ультразвука, голосом.

— Кто это говорит? — спросил Билл.

— Чинжер, вот кто, — ответил чинжер. — А ты думал, кем я являюсь, Десвиш Дрэнгом?

— Откуда ты знаешь моего старого сержанта, ныне покойника, Десвиша Дрэнга? — спросил Билл.

— Мы не так глупы; может быть маленькие и зелёные, но не глупые, — ответил чинжер. — Это может быть названо, говоря одним из древних языков, соран сейшел; то, что мы имеем. Послушай, ты не против, если я вылезу отсюда? Я сообщил вашей военной разведке, что буду сотрудничать, перейдя на вашу сторону после разграбления Траскера, но в самом деле, это уж слишком. Было довольно неприятно нести в своей голове этого чокнутого агент…

— Ты имеешь в виду ЦРУ? — спросил Билл.

— Думаю, он именно так себя и называл. Было достаточно неприятно таскать его, но когда ещё появилась и женщина, я сказал себе: знал, что предательство требует жертв, но в самом деле, не таких же. И поэтому я сказал им обоим убираться. Я вышвырнул их.

Чинжер спрыгнул с Билловой ладони и поспешил в высокую траву.

— Куда ты направляешься? — спросил Билл.

Чинжер остановился.

— Не знаю. Они сказали, что пошлют команду, чтобы помочь мне выбраться отсюда после того, как я завершу свою миссию.

— Твою военную разведывательную миссию?

— Конечно, о чём ещё я говорю?

— А может они не знают, что ты здесь, — сказал Билл. — Если ты скроешься в здешних тсурианских лесах, они могут никогда тебя не найти.

Чинжер — перебежчик остановился и задумался.

— Ты можешь оказаться прав. Что у тебя на уме?

— Мне тоже нужно вернуться, — сказал Билл. — Оба мы работаем на одних и тех же хозяев. Ты — на разведку, я — на военных. Отличные друзья, не правда ли?

— Думаю, да. Если ты, конечно, не изменник Земле, в этом случае моя обязанность — уничтожить тебя.

— Я не изменник, — с лёгким раздражением сказал Билл. — Если помнишь, это ты — изменник.

— Да, всё верно, — ответил чинжер. — В этом нет никакой двусмысленности, не так ли? — Он горько улыбнулся. — Ладно, нам нужно объединить силы; верно?

— Точно, — сказал Билл, при этом выражение его лица говорило о том, что он не верил, что изменник-чинжер размером с горошину сможет оказать значительную помощь в предстоящих событиях. Но кто знает.

— Ладно. Дай мне только время вернуться к нормальному размеру и я покажу тебе, на что способен.

Ящерица выползла на открытое место, крепко упёрлась всеми четырьмя лапами в землю и начала серию дыхательных упражнений. Её шея стала раздуваться, а серёжки растопырились, словно маленькие надутые воздушные шарики. Она сделала выдох и начала снова. Билл увидел, что маленькая ящерица заметно выросла, её морщинистая кожа натянулась, приспосабливаясь к вновь приобретённому объёму маленькой рептилии. Эта серия ритмичных дыхательных упражнений продолжалась, каждый последующий вдох мощнее предыдущего, пока чинжер не вернулся к своей первоначальной полуфутовой длине.

— Так-то лучше, — сказал чинжер. — Я ненавижу работать при минимальной конструкционной длине для моего рода. Пятнадцать сантиметров намного комфортабельнее и позволяют поддерживать контакт с другими большими животными, крупнее, чем ротиферы и парамесы. Ну а теперь, давай взглянем на эту ступню.

— О чём ты говоришь? Что ты собираешься сделать с моей ступнёй?

— Не волнуйся, — ответил чинжер спокойным успокаивающим голосом. — Я врач.

— Ты? Врач?

— Ты не думал, что у нашей культуры есть врачи? Кончай болтать чепуху. Ты позволишь мне взглянуть на ступню?

Что-то в уверенном поведении чинжера убедило Билла, что кем бы ещё там был или не был чинжер, доктором он был на самом деле. Он протянул ступню, держа руку на позаимствованном им у м-ра Сплока лазерном пистолете на тот случай, если ящерица попытается сделать что-либо неприятное.

Но чинжер просто тщательно и профессионально обследовал аллигаторскую ступню, деликатно, но профессионально обстучал ногти, и отступил назад.

— Насколько я вижу, типичный случай псевдоящеризма.

— Что это? — спросил Билл.

— Это значит, что твоя аллигаторская ступня на самом деле таковой не является. Это искусственная оболочка.

— Но почему со мной так поступили?

— Спрашивай у себя, — ответил чинжер. — Сейчас я сниму это.

Чинжер снова склонился над Билловыми когтями. Его мордочка, со множеством острых как бритва и заточенных как иголки зубов, распорола боковую поверхность ступни.

— Эй! — закричал Билл, с изумлением моргая, так как действия чинжера совсем не причинили ему боли.

— Ещё чуть-чуть, — сказал чинжер. Прочно захватив Билловы пальцы на ноге одним ловким движением своего хвоста, и сделав соответствующее телодвижение, он оторвал аллигаторскую ступню.

Билл испуганно закричал и потянулся к лазерному пистолету. Его на месте не оказалось. Чинжер воспользовался тем, что Билл отвлёкся и похитил пистолет.

Билл с ужасом взглянул на свою ступню. Чинжер полностью распорол старую ступню, открыв под ней большую кулакообразную массу с розовыми ноготками. Эта масса выпрямилась, и превратилась в ступню, очень похожую на другую Биллову ступню, правда скорее розовую, чем желтовато-коричневую и скорее чистую, чем грязную. Как только ступня развернулась, Билл увидел зажатый между двумя пальцами маленький клочок бумаги.

— Это была просто оплошность, — сказал чинжер. — Те хирурги, которые имплантировали ножную почку, не сказали тебе, что они защитили растущую ступню аллигаторской оболочкой, дабы позволить почке беспрепятственно достигнуть полного размера.

Билл вытащил зажатый между пальцами клочок бумаги и прочёл: «Счастливой ходьбы! С уважением, имплантировавшая вам ножную почку медицинская бригада.»

— Весьма заботливо с их стороны, — сказал Билл. — Но они могли бы сказать мне, что сделали. Ладно, чинжер, вынужден согласиться, ты удивил меня своим талантом. У тебя есть какие-нибудь мысли насчёт того, как нам выбраться отсюда?

— Действительно есть, — ответил чинжер. — Нам нужно не терять присутствия духа, пока военные не пришлют спасательную команду.

— А ты уверен, что они это сделают?

— Думаю, да, — ответил чинжер. — Помимо всего прочего я — ценное имущество. И для тебя, без сомнения, тоже есть место в их планах.

— Если честно, — сказал Билл, — мне трудно поверить, что они приложат максимум усилий ради любого из нас.

— Без сомнения, это так. Но у них большие проблемы с получением Разрушителя.

— Но у нас ведь его нет, — заметил Билл.

— Нет? — чинжер самодовольно улыбнулся. — Позволь мне кое-что тебе показать.

Маленькая ящерица взобралась по Билловой штанине к нему на плечо.

— Повернись чуть левее. Вот так! Теперь иди в этом направлении.

Билл поборол своё природное желание послать чинжера к чёрту и пошёл в указанном направлении, слегка прихрамывая, так как его новая ступня ещё не совсем окрепла.

Небо уже потемнело, сигнализируя о наступлении вечера. Сумерки опустились на землю. Вдали, где-то на расстоянии мили, прямо у Билла по курсу возник огонёк. Сперва это было не более чем слабое свечение на горизонте между двумя горбами холмов. Затем, по мере того, как Билл приближался, оно разделилось на три расположенных достаточно близко друг от друга различных источника.

— Что это? — спросил Билл у чинжера.

— Слишком долго объяснять, — ответил чинжер. — Просто продолжай шагать и вскоре все сам увидишь.

Билл продолжил свой путь. Его новая неприкрытая ступня прекрасно держалась. Похоже, хирурги потрудились на славу. Для разнообразия. Было такое ощущение, что теперь всё шло как надо. Он на это надеялся, но всё равно с подозрением оглядывался. Каждый раз, как он расслаблялся, жизнь преподносила ему отвратительные сюрпризы. Наконец они достигли ближайшего огонька. Это оказался внушительного размера костёр, а два других расположились на одинаковом от него расстоянии, образуя равносторонний треугольник; это доказывало, по крайней мере Биллу, что эти огни зажёг кто-то разумный, так как природа не заботится о равносторонности и, как хорошо известно, имеет проблемы с прокладкой прямых линий.

У огня сидели две фигуры. Одна, ближняя к Биллу, была крупным человеком с мощной головой. Он держался как воин, и когда шевелился, на его плечах играли блики света, говоря о наличии доспехов. Билл сразу его узнал.

— Ганнибал! — закричал он. — Что ты здесь делаешь?

— Очень хороший вопрос, — произнёс Ганнибал. — Спроси лучше у него. Он резким движением пальца указал на сидящего рядом с ним человека. Этот человек был коротким и толстым. Он был лысым, за исключением торчащих из его скальпа пяти — десяти оранжевых завитков. Хотя явно двуногий — он привстал, чтобы поприветствовать Билла — у него были рудиментарные ихтиологические признаки, что выражалось в имевшемся на спине плавнике.

— Приветствую тебя, Билл. Я ждал тебя.

— Кто вы? — подозрительно спросил Билл.

— Меня зовут Бингтод, но это тебе ни о чём не говорит. Среди ваших людей я также известен под именем Историка Чужих.

— Я знаю, кто ты такой, — закричал Билл. — Ты — та угроза, которая пытается уничтожить историю Земли.

— Ты мог слышать такую интерпретацию, — вздохнул Историк Чужих, — но это неправда. Я пытаюсь создать лучшее будущее вашей планете с помощью разумных изменений ключевых исторических моментов в её прошлом. Я уже смог заменить большинство ископаемых видов топлива, которые в ваши дни остались лишь в памяти.

— И как ты это сделал?

— Незначительное добавление трёх простых химикалий, осуществлённое в 1007 году до н. э. сделало нефть негорючей. Я также спас все ваши леса, осуществив отбор архитекторов, не способных по тем или иным причинам строить деревянные дома. В новом будущем, которое я придумал для вас, не будет места парниковому эффекту и ядерной угрозе. Я разделался со всеми этими вещами. Вне всякого сомнения, такая работа не может быть названа вредительской.

— Почему бы тебе просто не оставить нас в покое? — настойчиво посоветовал Билл.

— Если б я мог! Я не могу справиться с собой. Разуму присуще стремление вмешаться.

— Но зачем ты доставил сюда меня? — спросил Ганнибал.

— Чтобы вызвать достаточно большую аномалию и облегчить процесс изменения времени. Таким образом мы сможем намного быстрее осуществить эти преобразования. Согласен, что не все мои изменения сработали как было запланировано. Эти причинно-следственные цепочки невероятно трудны в манипулировании.

— Билл, — прошептал в ухо Биллу чинжер, — мне кажется, что Историк Чужих врёт.

— В чём? — спросил Билл.

— Трудно сказать. Но он где-то врёт. Ты заметил, что когда его глаза встречались с твоими, в них всегда было искреннее и открытое выражение? Так ведут себя только люди с преступными секретами.

— Ты уверен?

— Верь мне, — сказал чинжер. — Я все отдал за дело землян — два отличных дома, счастливую семейную жизнь, положение в Организации Свободных Чинжеров, своё президентство в Антидиффамационной Лиге Чинжеров. Какие ещё доказательства лояльности должен я тебе представить?

— Всё верно, — сказал Билл, — но что мне делать?

— Вы двое, — произнёс Историк Чужих, — пожалуйста прекратите шептаться. У вас вид заговорщиков, а заговоры — кошмар истории.

— Что ты думаешь? — шёпотом спросил у чинжера Билл.

— По мне — так он сумасшедший, — сказал чинжер.

— Но что нам делать?

— Убить его и покончить со всем этим, — ответил чинжер.

Билл не был уверен, что готов зайти так далеко. Но тут, в следующее мгновение, Ганнибал наклонился к нему с коротким мечом в руках. Его лицо ужасно исказилось, и он произнёс:

— Не могу справиться — его разум контролирует мой — берегись!

И он бросился на Билла, размахивая мечом, а Историк Чужих, мрачно кивая, сказал сам себе:

— Диалектический материализм — что я могу с этим поделать?

Билл увернулся от нападавшего Ганнибала, вытаскивая свой лазерный пистолет, но молниеносный удар Ганнибалова меча выбил оружие из его руки, и оно упало в ближайшую нору ласки. Билл отпрыгивал назад по мере наступления Ганнибала. Чинжер бросил взгляд на происходящее и скользнул Биллу под тунику к пояснице, месту, где меньше всего возможны повреждения, когда тело атакуется вооружённым режущим оружием берсеркером.

— Помоги! — крикнул ему Билл.

— Моя длина всего лишь пятнадцать сантиметров, — ответил чинжер. Его голос был приглушён тяжёлым хлопчатым поплином[64] Билловой рубашки. — Предлагаю тебе самому помочь себе.

Внимание Билла было целиком поглощено попытками увернуться от Ганнибалова короткого, острого как бритва, бронзового меча. Низкий приземистый карфагенянин в неистовстве размахивал мечом, словно дисковая пила, и сила его взмахов вызывала крошечные смерчи, не успевавшие растворяться в оцепенении спокойного тсурианского ландшафта. Билл отчаянно озирался в поисках оружия. Но поблизости ничего подходящего не было. Они находились на очищенном участке леса, где ранее славно поработали мусорщики. Земля вокруг была лишена палок, камней, ржавых гнутых прутьев, бронзовых пушечных ядер с пятнами ярь-медянки[65], оставшихся от померанской кампании Густава Адольфа. Короче говоря, округа была тщательно вычищена, и даже пыль была кропотливо просеяна. Билл шарахнулся назад, чтобы не оказаться разрубленным смертоносным мечом. Он упал на спину и услышал визг чинжера. Массивный Ганнибал склонился над ним, с лицом напоминавшим маску муки и ярости; двуручный меч начал подниматься; не было способа избежать смертельного удара, который без сомнения разрубил бы Билла пополам и, к некоторому облегчению, чинжера скорее всего тоже.

В этот напряжённый момент Билл вспомнил об одной единственной вещи, которой можно было попробовать воспользоваться. Это была призрачная надежда, возможно напрасная, но что ещё оставалось делать? Его мозг за наносекунды перебрал все альтернативные варианты и выдал мрачный ответ: «Билетов нет». Билл открыл сумку, засунул внутрь руку и вытащил сушёную аллигаторскую ступню, которая ещё совсем недавно была стянута с его собственной ступни. У него было неопределённое намерение бросить её Ганнибалу в лицо, и в зависимости от результата уже предпринять следующие действия. Но само вытаскивание, а может сам показ, ступни оказало на неистового карфагенского воина мгновенное неожиданное действие. Ганнибал прекратил атаку, меч застыл на середине пути. Его глаза округлились и потускнели, а дыхание на мгновение сбилось.

— Давай, убей его! — закричал Историк Чужих. — Я отдал тебе ментальный приказ, который ты не можешь не выполнить, уничтожить этого сосунка!

— Не могу, Повелитель, — ответил Ганнибал. — Он носит символ того, чьи команды стоят для меня даже выше ваших. Смотрите, у него Аллигаторская Лапа!

— Ладно, проклятие! — сказал Историк Чужих. — Знаешь, ты прав. Аллигатор был тайным богом карфагенян и тому, кто носил Аллигаторскую Лапу, нужно было во всём повиноваться. Не думал, что это может всплыть здесь! Должен вам сказать, История полна сюрпризов.

— Да, — сказал Билл. Он поднял меч Ганнибала и начал надвигаться на Историка Чужих. — Как насчёт этого? — произнёс он, занося оружие для удара.

— Ещё одна прекрасная теория, — сказал Историк Чужих, — разрушена глупой маленькой аномалией. Ладно, было здорово иметь дело с тобой. Теперь я должен идти.

Историк Чужих очертил в пыли круг, установив ранее в логических вероятностях, что это как удобный способ транспортировки, так и классический способ ухода.

Как только он закончил круг, сидящая у третьего костра фигура встала и шагнула к ним.

— Чёрт побери, что ты здесь делаешь? — спросил Билл.

Присутствию у третьего костра Хама Дью, одетого в грубый коричневый плащ с капюшоном и обутого в высокие кожаные ботинки торговца безделушками с Афродизии-4, могло быть дано много объяснений, некоторые из которых менее чем оригинальны. Какова бы ни была истинная причина, Хам был здесь, поднявшись без излишней поспешности и схватив Историка Чужих за воротник его любимой куртки.

— Отпусти меня, — сказал Историк Чужих. — Никто не может вмешиваться в исторические процессы.

— И ты в том числе, — сказал Хам Дью. — На этот раз ты перехитрил сам себя.

— Что ты собираешься делать? — спросил внезапно забеспокоившись Историк Чужих.

— Думаю, доставлю тебя обратно за решётку, — ответил Хам. — У властей могут быть насчёт тебя собственные намерения.

— Я хочу сделать тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться, — сказал Историк Чужих.

Хам зловеще усмехнулся:

— Попробуй.

— Что, если я дам тебе Разрушитель?

— Отклоняется, — ответил Хам. — Пойдёшь добровольно или мне нужно попросить куки спеть тебе в ухо?

— Не нужно, — сказал Историк Чужих. — Но, Хам Дью, подумай! Можешь ли ты позволить себе так легко отказаться от Разрушителя, который может сделать тебя повелителем пространства и времени?

Хам обдумал это.

— Повелителем пространства, это я ещё могу понять. Но причём здесь время?

— Разрушитель может творить чудеса и со временем. Разве ты этого не знал?

— Без чудес я могу прожить. Я не люблю впутываться в теологию.

— Не в буквальном смысле чудеса, ты, кретин. Конечно же выражаясь фигурально. Если дашь мне немного времени, я продемонстрирую тебе.

— Без фокусов?

— Без фокусов.

Хам ослабил хватку. Историк Чужих потянулся к висящей у него слева на поясе сумке и, засунув в неё руку, вытащил большой объект металлического цвета, в котором Билл сразу узнал Разрушитель.

— Привет, Разрушитель! — поприветствовал Билл.

— Привет, Билл, давно не виделись, — ответил Разрушитель.

— Заткнись, — прошипел Историк Чужих, шлёпая по металлической поверхности Разрушителя. — Он не на нашей стороне. Не разговаривай с ним.

— Не пытайся мне приказывать, — ответил Разрушитель тихим, но многозначительным голосом, полным скрытой угрозы.

Историк Чужих вздохнул.

— Кто-то вмешался в иерархическую цепочку команд. Это не могли быть вы, Хам Дью. Вы храбры и решительны, но только когда раздавали ум, вы стояли в очереди за пальцами ног. Нет, здесь кто-то ведёт тонкую игру. Думаю, пришло время, чтобы он вышел и назвал себя.

— Или она, — произнёс голос из темноты за костром.

— Иллирия! — воскликнул Билл.

Фигура, шагнувшая в свет костра, была высокой, прямой и прекрасной, если вам конечно нравится тип кинозвездочек, а кому он не нравится? Это оказалась Иллирия, такой, какой она была на планете грёз Ройо, полногрудая, в сногсшибательном купальнике, с длинными ногами, которые вызвали бы восторг и у топологического порнографера, если бы он здесь присутствовал. Её глаза были синими, как васильки, что не встречалось с момента гибели исследовательского персонала Кенингвера во время девятибалльного землетрясения. Свет костра подчёркивал её тонкие черты и великолепные контуры, усиливая эффект от короткой юбки и блузки, сделанных из тонкой прозрачной материи.

— Билл, — сказала Иллирия, — было некрасиво с твоей стороны покинуть меня на Ройо таким образом. Я не представляла себе, насколько ты был серьёзен. Не волнуйся, мы не все своё время проводим в удовольствии. Перед нами стоят и серьёзные задачи.

— Ты обманула меня, распутница! — воскликнул Историк Чужих.

— Конечно, — ответила Иллирия. — Потому что я должна была это сделать.

— И ты полагаешь, что все нормально? Ты говорила, что любишь меня!

— Я преувеличивала, — ответила Иллирия. — Теперь подумай, какое из чувств отвращения лежит ниже презрения? Вот его я и испытываю к тебе. — Она повернулась к Биллу: — Пойдём, любимый, давай отсюда убираться.

Она протянула ему руку. Билл долго пристально смотрел на неё. Он очень хотел взять её, но знал, что ни к чему хорошему это не приведёт. Женщина-инопланетянка и всё прочее. Что ему действительно было нужно, так это Разрушитель, который держал в руке Историк Чужих. Но на него положил глаз и Дью. А у Дью был пистолет, угрожающе выглядевший иглолучевой пульсатор Смирноффа. Биллу было видно, что предохранитель был установлен в положение «автоматическая мучительная боль». Он решил и не пытаться забрать его у Дью. Во всяком случае, не в данный момент. Возможно что-нибудь само даст ему его. Известно, что всякое случается. Было возможно даже, к примеру, что Хам Дью упадёт в обморок.

В это мгновение Дью застонал, поднёс руки ко лбу в жесте страдания и осел на землю.

Чинжер поспешно спустился с Билловой поясницы, прихрамывая, так как получил лёгкие повреждения во время недавнего падения Билла. Он подошёл к Дью.

— Межкосмическая сонная болезнь. Классический случай. Не подходите к нему слишком близко. Его болезнь сейчас в перигее.

Все поспешно отодвинулись.

— Он мёртв? — спросил Билл.

— Нет, не совсем, Межкосмическая Сонная Болезнь никого не убивает, а всего лишь на время усыпляет. Надеюсь он находится в Плане Здоровья Голубой Небулы с её огромными возможностями для Серьёзного Лечения. Похоже ему придётся провести некоторое время в затемнённой комнате на внутривенной кормёжке, пока люди будут наблюдать за ним сквозь стеклянный глазок.

Хам зашевелился и тяжело застонал. Сквозь стон он произнёс:

— Ладно, Билл. Ты победил.

Он слабо приподнялся и протянул Биллу Разрушитель.

— Забери меня отсюда! — умоляюще произнёс он, зевая, и после этого немедленно упал, погрузившись в сон; огромным усилием воли он вложил в свои слова максимум настойчивости.

— Можешь помочь моему приятелю? — спросил Билл у Разрушителя.

— Конечно могу, — ответил Разрушитель. Но прежде чем он смог что-либо сделать, произошло вмешательство, начавшееся достаточно тихо, но вскоре выросшее до огромных размеров.

Корабль, легко опустившийся в круг света и тени, находившийся посредине между тремя кострами, был небольшим. По существу это была одна из новейших моделей, практически исключительно строившихся для состоятельных личностей или их наследников, людей, которые хотели путешествовать быстро и не зависеть от коммерческих космолиний. Корабль был превосходно отделан. Маркировка на его днище могла быть идентифицировано тем, кто разбирается в таких вещах, например Историком Чужих, как символы санскрита.

— Санскрит, — пробормотал Историк Чужих. — Кто бы это мог быть?

— Не обращайте внимания на маркировку, — произнёс из маленького космического корабля усиленный отражённый голос. — Мы должны использовать то, что есть под рукой. Так как нашу планету посетила делегация с Раджастана-2, я на время освободил их от этого корабля. Мне кажется это то, чем вы хотели бы воспользоваться.

— Кто это? — пробормотал сквозь сон Хам Дью.

— Я узнаю этот голос, — ответил Билл. — Это компьютер Квинтаформ, не правда ли?

— Всё верно, Билл. Я спас тебя с Ройо. Ты знаешь это, а теперь, неблагодарный, собираешься покинуть меня. Хоть и обещал пойти на всё ради своего освобождения с той планеты!

— Боюсь, я слегка поторопился, — сказал Билл. — Но что ты хочешь?

— Доступ к твоему мозгу! — ответил компьютер.

— Мы уже через это проходили, — заметил Билл.

— Да. Но то было до того, как мы обнаружили, что твой фантастический мозг обладает двумя полушариями, соединёнными корпус каллосум. Знаешь, какая это редкость, Билл? Я смогу обучить тебя и отшлифовать твой мозг, и ты сможешь занять здесь, на Тсурисе, место компьютерного оракула.

— Думаю, тебе нужен не я, — сказал Билл. — А может у меня неподходящий мозг. Они ведь не все подходят? Я не могу быть компьютерным оракулом.

— Конечно же можешь. Просто согласись, и все. Я позволю твоим спутникам вернуться на свои места.

— А как насчёт меня? — спросил Историк Чужих.

— С тобой некоторые сложности, — ответил компьютер. — Билл, поверь мне; так будет лучше.

Билл оглянулся. Хам Дью кивал во сне, и Историк Чужих, слегка менее сонный, также кивал. Чинжер шептал в ухо:

— Давай, Билл. Мы сможем позже что-нибудь придумать.

— Не понимаю, что ты хочешь от меня?

— Соглашайся, Билл. Увидишь.

— Ладно, — ответил Билл. — Попробую.

Он подождал. Ничего не случилось. Он спросил:

— Ладно, что происходит?

Поток энергии затопил его мозг. Вокруг всё закачалось и задрожало, словно подмостки при урагане. А затем, прежде чем он это понял, произошло следующее.

Забавная ситуация, не правда ли? Они возникли так внезапно из ничего. Конечно, после того, как всё закончилось, легко говорить о том, как всё происходило. В случае с Биллом наблюдался слабый решетообразный рисунок, который на мгновение вспыхнул в небе, затем постепенно погас, словно изображение на отключённом экране. Он также мог наблюдать лёгкое утолщение линии горизонта. Наш перцепционный аппарат[66] всё время принимает подобные сигналы. Но у главного обрабатывающего центра нет времени на подобную чепуху. Он слишком занят, обеспечивая наше равновесие при ходьбе, чтобы мы могли гулять и жевать жвачку одновременно. Ни один компьютер ещё не способен повторить подобный подвиг. Возможно потому, что ни один компьютер не жуёт жвачку. Для человека это совсем не трудно, конечно же после некоторой тренировки.

Билл находился в неком виде темноты. Это не была темнота пустой комнаты, а больше напоминала темноту внутри спального мешка. Это была темнота, в которой не чувствовалось пустоты, как в большинстве случаев. В это темноте было ощущение времени полуночной уборки на дне болота или дня дружбы в клубке гадюк. Это была темнота, заползавшая и в уши и приглушавшая все звуки. Вообще ничего не чувствовалось; так растопыренные пальцы собирают слой за слоем паутинную ткань, каждый лист которой слишком тонок, чтобы ощущаться кончиками пальцев, но, по мере продвижения руки, всё больше и больше слоёв, каждый из которых сам по себе ничтожен, собираются на кончиках пальцев, пока не появится ощущение наличия занавески, или намёка на это.

Эта нулевая точка чувствительности известна как точка существования, найти которую стараются мистики. Следовательно Билл весьма неосмотрительно вошёл в состояние высшего блаженства, за которое тщетно боролись одетые в шафрановые робы аскеты прошлого. К сожалению поблизости никого не оказалось, чтобы сказать Биллу о его удаче. Состояние предельного блаженства, как и всякое другое состояние души, зависит от того, сказал ли кто-нибудь вам, что с вами. В противном случае это чувство ничего не значит.

Билл ничего не знал о подобных вещах. Так что его нельзя упрекнуть за то, что он воспользовался темнотой чтобы впервые за долгое время нормально поспать. Таким образом это явилось возможно наиболее счастливым моментом его жизни. По крайней мере он счастливо храпел.

Когда же он проснулся, всё изменилось.

— Этот десантник был не таким уж плохим малым, — заметил Хам Дью своему многострадальному компаньону куки после часового молчания. Жвачгумма ответил забавным пронзительным визгом и хрюканьем, забавным лишь для того, кто не носит естественного меха. Но куки эти звуки не казались смешными, и мы собираемся перевести его речь, а остроумие приберечь на потом, когда окажемся в ямах гематод.

— Я знаю, что тебя беспокоит, — обвиняюще провизжал Жвачгумма. — Тебя мучит совесть. Впервые на моей памяти. Ты позволил какому-то паршивому компьютеру Квинтаформ схватить Билла.

— Он пытался стащить мой Разрушитель, — возмущённо ответил Хам. — Он хорошо послужил ему.

— Ну и что? У тебя есть другой Разрушитель. Ты — большая задница.

— Перестань. У меня и так есть два запасных в цепочном сейфе, да ещё в придачу машина, которая может построить ещё, если обеспечить достаточное количество молибдена. Я готов к непредвиденным случайностям.

— Тогда почему ты не дал один Биллу?

— Заткнись, а? Я с большим трудом раздобыл эти Разрушители.

— Да. Большие взятки краденными деньгами.

— Ну и что? У меня ведь есть право?

— Точно. Но бедный космодесантник попал в передрягу. Они возьмут его за задницу, за то, что он не вернул Разрушитель.

— Забудь о нём, ладно, и смени тему.

— Я говорил, что ты — большая задница.

Хам Дью развернулся в большом командирском кресле и посмотрел прямо на Жвачгумму.

— Ты правда хочешь, чтобы я дал один из моих Разрушителей этому идиоту?

— Да.

— Ладно, — сказал Дью. — На этот раз поступим по-твоему, а в следующий раз по-моему.

— О чём это ты?

— Я хочу найти сокровище в ямах гематод.

Если Жвачгумма и испытал ужас, на его меховом лице ничего не отразилось. Но когда он помогал Дью разворачивать корабль обратно на Тсурис, его голова была едва заметно вжата в плечи.

Глава 11

Компьютер Квинтаформ построил прекрасный храм из белого мрамора, а стены этого храма расписал устрашающими священными символами. Он водворил Билла на место храмового оракула и объявил широким слоям населения, что новый информационный центр готов начать работу.

— Но я ничего не знаю, — заметил Билл.

— Я все знаю, — сказал компьютер. — И я установлю связь между твоим затылком и моими центральными информационными банками, так что ты сможешь получить всю необходимую информацию.

— А почему бы тебе самому не заняться предсказаниями?

— Моё внимание требуется в другом месте. Не волнуйся, ты очень быстро освоишься.

Позже, после полудня, используя набор Скилкит и несколько капель Нумзита, компьютер вставил Биллу в затылок разъём. Результат был потрясающим. Едва закрыв глаза, Билл смог спроецировать себя ментально в Центральный Процессор компьютера и вернуться обратно.

— Это всё замечательно, — сказал он компьютеру. — Но что мне теперь делать?

— Просто входи сюда и ищи ответы, — ответил компьютер. — Ты найдёшь их достаточно быстро. Если у тебя возникнет какая-либо проблема, я сделал некоторое подобие инструкции. Это всё станет тебе доступно, как только ты начнёшь работу.

— А ты куда отправляешься?

— У меня есть важная работа, — ответил ему компьютер. — На Тсурисе наступает ледниковый период. Я единственный, кто может с этим что-либо сделать.

Так Билл оказался один в небольшом, но прекрасно обставленном храме. У него был трон для сидения, чтобы принимать просителей. Кабель от разъёма в его голове спускался к полу и сквозь пурпурный занавес на спинке уходил вглубь храма, к ИБК (интерфейсному блоку компьютера). Первым посетителем в тот день был большой тсурианец. Средних лет, судя по уродливым выпуклостям, искажающим среднюю сферу его тела. С румяным лицом, носящим следы варикозного расширения вен. Ярко-голубые глаза и лёгкая шепелявость речи выдавали в нём жителя южного полушария Тсуриса.

— Я так рад, что у нас наконец-то появился круглосуточный оракул, — сказал он. — Я — Бубу Цонкид, и у меня есть проблема.

— Расскажи мне о своей проблеме, Бубу, — профессиональным тоном произнёс Билл.

— Ладно, Оракул, всё началось примерно с месяц назад, вскоре после того, как мы собрали урожай прембла. Я заметил, что Хлорида перестала со мной разговаривать. Я должен был заметить это раньше, но сбор урожая прембла требует полной отдачи, чтобы собрать фрукты до того, как они перейдут в скрытую фазу.

— И что случилось потом? — спросил Билл.

— Это единственное время, когда можно собирать фрукты-бабочки. Если вы хоть немного промедлите, они превратятся медно-красные растения, похожие на чертополох. Очень красивые на вид, но не особо подходящие для еды.

— Мне тоже так кажется, — заметил Билл. — Ладно, продолжайте.

— Как я уже говорил, я уделял Хлориде не особо много внимания. Я даже не заметил, когда её пыльники стали тёмно-коричневыми. Это должно было меня насторожить. Особенно если учесть, что пуншин изменился почти на месяц раньше срока.

— Да, здорово, — со вздохом произнёс Билл, пытаясь скрыть скуку. Он в основном не понимал, о чём бормочет этот шутник. Впрочем, его это и не волновало. — Ладно, это должно было тебе о чём-то сказать, — сказал Билл, слегка одуревая. — Так в чём же проблема?

— Мой вопрос, Оракул состоит вот в чём: когда, учитывая все сказанное, а также принимая во внимание ранние брачные полёты дисковых дорфидей, лучшее время для посадки оруфилов, и должен ли я придерживаться голубого сорта или перейти на пурпурный?

— Потребуется некоторое время напряжённого оракулствования, — сказал Билл.

Перед ним на маленьком столике, покрытом сине-серебристым сукном, находилась кнопка, помеченная «Нажмите для получения информации». Он нажал её. Тотчас он очутился, за исключением тела конечно же, в форме чистого плавучего разума, дрейфующего сквозь эмулированные сводчатые комнаты ЦПУ. Он проплывал мимо картотек, сложенных на стеллажах в двадцать рядов и простирающихся вдаль насколько мог видеть глаз. Через некоторое время он открыл одну. Она была пуста, за исключением маленькой машинки с мигающей лампочкой, которая поспешно скрылась из виду, как только открылся ящик.

Билл закрыл ящик и продолжил путь. Через некоторое время он достиг конца комнаты и сквозь арку проник в другую комнату. Эта комната была ещё больше предыдущей, и её стены ярко сияли. Пока Билл осматривался, перед ним материализовалась нечто, напоминающее призрак.

— Кто ты? — спросил Билл.

— Я — компьютер, — ответило видение.

— Нет, не может быть, — сказал Билл. — Я встречался с компьютером Квинтаформ, и он разговаривал совсем по-другому.

— На самом деле, — сказало видение, — я — заместитель компьютера. Я командую в отсутствие компьютера. Большинство людей не чувствуют разницы, так что обычно я не вдаюсь в подробности. А могу я поинтересоваться, кто ты?

— Я — Билл, — ответил Билл. — Компьютер назначил меня оракулом. Он сказал, что я могу обратиться сюда, чтобы получить ответы на вопросы, которые будут мне задавать люди.

— Он так сказал? Сказал, что ты можешь просматривать картотеки?

— Именно это он мне и сказал.

— Странно, почему он мне этого не сказал.

— Может он не все говорит тебе? — начиная злиться заметил Билл.

— Все важное он сообщает мне, — сердито парировал заместитель компьютера. — А иначе от меня было бы не много проку, не так ли? Надеюсь, он дал тебе письменное разрешение на пользование картотеками?

— Никогда о нём не упоминал. Думаю, он спешил.

— Да, возможно и так. Это большая ответственность, знаешь ли, являться единственным большим компьютером на планете. Даже с распараллеливанием процессов это обременительно.

— Слушай, — сказал Билл. — Меня там ждёт клиент.

— Ну ладно, раз ты настаиваешь. Что он хочет знать?

Билл на мгновение задумался.

— Теперь не могу вспомнить. Этот разговор полностью вытеснил его у меня из головы.

— Полагаю, ты можешь вернуться и спросить его, — сказал заместитель компьютера.

— Минутку! Он хотел узнать лучшее время для посадки оруфилов.

— Оруфилов? Ты уверен, что он сказал оруфилов?

— Безусловно, — ответил Билл.

— Случайно, не одержимых оруфилов?

— Нет, простых. Он также хотел знать, нужно ли ему сажать голубые или перейти на попранные.

— Прошу прощения? — произнёс заместитель компьютера.

— Это прозвучало как попранные, хотя я не думаю, что такие есть.

— Пурпурные! — воскликнул заместитель компьютера слишком громко для видения.

— Ну да, именно их. Он также говорил что-то о полётах дисковых дорфидей.

— Ага, — воскликнул заместитель компьютера, — тебе надо было с самого начала мне это сказать. Знаешь ли, это все меняет.

— Нет, не знаю.

— Ладно, это все меняет. Дай мне пол-такта и я найду тебе ответ.

— Благодарю, — сказал Билл. — Можешь использовать целый такт. У меня есть время.

Заместитель компьютера исчез и появился снова через полтора такта.

— Скажи ему, что месяц Русной в этом году — самое оптимальное время для оруфилов. Будет полезно засадить половину посевных площадей пурпурным сортом. Это в том случае, если у них нет нового грогового вида.

— Мне кажется, он что-то такое упоминал, — сказал Билл.

— Тебе лучше бы было сразу изложить все факты, — сказал ему заместитель компьютера. — Были какие-нибудь другие условия?

— Я лучше пойду и спрошу, — ответил Билл.

Он вернулся в храм. Он был более чем слегка обеспокоен, обнаружив, что его проситель ушёл. Похоже, он потратил весь день, пытаясь найти ответ. Снаружи уже стемнело. Вокруг никого не было.

Это действительно превращалось в паршивую работёнку. Затем Билловы мысли слегка сместились в сторону еды и питья. Впрочем его мысли не были далеки и от секса. Как бы он хотел получить Иллирию, бутылочку доброй выпивки и обед! Довольно странно, какими простыми могут быть жизненные запросы, особенно когда вы в пустом храме привязаны проводом, идущим к разъёму у вас в затылке. Вокруг никого не было видно. Храм был высоким и мрачным, и в воздухе витал запах чужого ладана. Билл услышал вдалеке звон храмовых колоколов.

— Ну и где обед? — спросил он громко.

Ответа не последовало.

Он нажал кнопку, которая вернула его к призрачному заместителю компьютера. Он застал того отдыхающим в паутине в его иллюзорном состоянии. Когда Билл вошёл, тяжело и громко ступая, даже для моделированного состояния, тот выглядел раздражённым.

— Обязательно производить так много шума? Я только начал засыпать.

— Мне казалось, что компьютеры никогда не спят.

— Это верно, они не спят. Но я не компьютер, а только заместитель.

— Ладно, это твоя проблема, — сказал Билл. — Дело в том, что я голоден.

— А почему ты с этим пришёл ко мне?

— Ты единственный, кто здесь наделён полномочиями.

— Я? Я всего лишь заместитель. Я ничего не могу сделать. Особенно я бесполезен для тебя в таком грубом нематематическом процессе, как приём пищи.

— Мне необходимо поесть, — сказал Билл.

— Но у меня нет еды. Мы, компьютеры, никогда не могли понять этого постоянного набивания и опустошения живота, которое осуществляете вы, протоплазменные создания. Это выглядит омерзительным и вульгарным ритуалом.

— Сходи пососи вольтметр, — огрызнулся Билл и вышел. В одной из этих моделированных комнат, которые показывал ему компьютерный интерфейс, должна была быть какая-нибудь еда, пусть даже и моделированная. Видение плыло рядом с ним. Движения его тонких коротких конечностей выдавали волнение.

— Я хочу чтобы ты не носился так, — сказал заместитель компьютера. — Ты повредишь стены.

— Мне казалось, что всё это — всего лишь эмуляция.

— Ну, в общем-то да, но эмуляции также могут быть повреждены. А тогда, конечно же, по законам подобия будут повреждены и реальные предметы. И наоборот. Мы — современные алхимики. Осторожней с этой вазой!

Билл наткнулся на высокий постамент с единственной стоящей на нём высокой вазой. Ваза упала. Она издала довольно удовлетворительный грохот, особенно неожиданный и следовательно ещё более желанный в эмуляции.

— Мы больше не можем делать такие вазы! — воскликнул заместитель компьютера. — Наша программа создания ваз сбойнула, а резервные копии были атакованы внутренними логическими буравами. Осторожнее с той картиной! Это уникальное произведение программы произвольного рисования…

Билл прошёл сквозь неё.

— Пожалуйста, перестань, — воскликнул заместитель компьютера. — Можем мы заключить сделку?

— Еды! — заорал Билл.

— Я посмотрю, что смогу сделать, — сказал заместитель компьютера. — Но ты должен пройти со мной в специальную комнату.

— Зачем?

— Чтобы мы могли распечатать пищевые эффекты из оставшейся части компьютера.

— Не пытайся меня одурачить, — сказал Билл.

Заместитель повернулся к одному из подчиняющихся ему устройств. Это был Блок Новых Проектов. Он поспешно создал область поставок человеческой пищи дал ей двойной приоритет. Программа начала работу, запнулась, умерла. Заместитель обнаружил, что не обеспечил необходимых для работы данных, и поэтому вытащил из хранилища и вставил на место временный банк данных. Пищевая программа немедленно выпрямилась, светлоглазая и с пушистым хвостом.

— Я — Пища! — провозгласила она.

— Здорово, — сказал Билл. — Это значит, что я могу тебя съесть?

— Нет. Я не имела в виду, что я пища буквально. Я использовала метафору.

— Дай мне метафору, которую я смогу съесть, — сказал Билл, — а иначе я разнесу это место на части.

Пищевая программа расчистила место в архитектуре компьютера для постройки пищевой лаборатории. Одним из её ранних триумфов было успешное производство жировых клеток, залитых коричневым соусом. Билл заявил, что этого не достаточно. Последовали дальнейшие эксперименты. Следы пищи начали загрязнять компьютер. Были задействованы программы уборки, которые в итоге пожрали сами себя. Это сработало очень хорошо. Был выведен новый класс существ. Им дали имя авто-кофрагов, или самоедов. Бог знает, к чему это могло привести, если бы заместитель, наблюдавший за тем, какую форму приобретает этот разгром, не задействовал свою схему побочного мышления, сообщившую ему:

— Эй! А не проще ли воспользоваться готовой продукцией?

Это было истиной, истиной, не требующей доказательств; ещё более аксиоматичной, чем утверждение, что все люди рождаются равными. Сеть Обслуживания Братьев Гленн, держащая автоматические линии по производству пиццы по всему Тсурису, откликнулась быстро. Еда была доставлена в храм — ростбифы и в придачу к ним бочонок пива. Тот в свою очередь сопровождался одетыми как турецкие янычары несущими носилки андроидами; и полуголыми танцовщицами, издававшими громкие звуки поцелуев своими похожими на бутончики роз ртами, проходящими парадом по храму для рассмотрения и возможного наслаждения Билла.

Билл наелся и напился до отвала. Затем он ударился в распутство, пока его глаза не начали плавать свободно, словно два японских сампана, исчезающих в облаках, словно летящая цапля. И это, конечно же, было здорово, подобные столь частые восторженные дебоши, особенно проходящие без программы.

Наутро у него была гротескных размеров головная боль. Выглянув из-за занавески, он увидел, что очередь желающих проконсультироваться с оракулом тянулась в три оборота вокруг квартала. А это были кварталы, построенные по римской модели, с акведуком в середине каждого. С таким количеством людей ему никогда не выбраться отсюда!

Если только…

Да, это случилось.

В воздухе возникло сияние. Пока Билл смотрел, воздух становился чуть более прозрачным. Наблюдая за происходящим из-под бровей, Билл видел плавающие в нём крошечные частицы пыли и даже ещё более мелкие предметы, путешествующие на пылинках. Воздух приобрёл жемчужное сияние. Он пульсировал и трепетал, словно что-то за ним или в нём пыталось выбраться. Билл никогда раньше не полагал, что воздух может быть разделён на множество различных территорий, некоторые из которых взаимно антагонистические. Но происходящее выглядело именно так. Он смотрел, как воздух трепетал и пузырился, сотрясался и дрожал, пульсировал и утихал, и выполнял всяческие другие движения, возможные для чего-то столь большого и бесформенного, как воздух. А затем воздух разделился, быстро открыв жемчужную утробу и обнаружив чёрные внутренности. Не совсем чёрные. Посередине находился светлый объект, сперва имевший размеры точки, но затем начавший расти и твердеть, пока не превратился в одетого в эластичный комбинезон высокого мрачного человека с заострёнными ушами.

— Сплок! — воскликнул Билл. — Как я рад видеть тебя!

— Это логично, и я понимаю твою эмоциональную реакцию на этот физический факт. — Сплок говорил, как всегда, без тени юмора. — Ты без сомнения сделал вывод из моего внезапного появления, что я могу помочь тебе выбраться отсюда. Чего, уверен, ты желаешь.

— Ты можешь это сделать, Сплок?

— Если ты помыслишь логически, что вообще-то чуждо твоей расе, то поймёшь, что если я смог попасть сюда, то смогу и выбраться. А иначе зачем я здесь?

— Хватит логики! Как мне выбраться отсюда? — закричал Билл.

— Довольно просто. Сойди с этого дурацкого трона, который, будучи сделан из железного колчедана, блокирует мой аппарат манипулирования на расстоянии.

Билл попытался, но был остановлен кабелем, подсоединённом к разъёму у него в затылке. Он дёрнул за кабель, но тот не поддался.

— Сделай что-нибудь с этим воткнутым в меня кабелем! — простонал Билл.

Сплок выглядел ещё более мрачным, чем обычно. Он обошёл вокруг Билла. Проверил кабель, слегка коснувшись его кончиками тонких пальцев, а затем кончиками обычных. Покачивая головой, он вернулся к тому месту, где Билл мог его видеть.

— Боюсь, у тебя большие неприятности, — сказал Сплок.

— Расскажи мне о них, — прошептал Билл, — и большое спасибо, мне нужно было это услышать. В чём проблема? Ты забыл захватить гаечный ключ?

— Тон твоего голоса, — сказал Сплок, — указывает, что ты говоришь в режиме юмора, который люди находят таким подходящим. Надеюсь, ты посмешил себя, потому что у меня плохие новости. Кабель, соединяющий тебя с компьютером, связан с системой освобождения внутренней эмуляции, доступ к которой может быть осуществлён только из компьютера. Это сделано для того, чтобы гарантировать, что неправомочный персонал не попытается отсоединить тебя от банков памяти компьютера. Только компьютер может сделать это.

— Компьютер этого не сделал бы, — сказал Билл.

— Здесь ты прав. Компьютер установил её для предотвращения внешнего вмешательства.

— Я недавно повстречал заместителя компьютера, — с надеждой сказал Билл. — Может он это сможет сделать?

— Не особенно надейся. Тебе нужно сделать это самому.

— Мне? Но как я смогу отключить — как ты это назвал?

— Система освобождения внутренней эмуляции, — сказал Сплок.

— Ну да. Как?

— Ты можешь войти в компьютер как подобие, — заметил Сплок. — Провод, соединяющий тебя с компьютером, позволяет это. Только внутри компьютера ты сможешь найти систему освобождения, которая отсоединит кабель.

— Это слегка проблематично, — сказал Билл.

— Добро пожаловать в реальность.

Снова Билл вошёл в компьютер. Он медленно плыл сквозь прозрачные стены его моделированной архитектуры, по огромным величественным коридорам, через расположенные на огромных расстояниях друг от друга мосты, сквозь бушующие водовороты электронов по мостам из нейтральных, пока, материалов. Он шёл по ослепительно белым джунглям, где путь ему преграждали миллионы белых усиков, и всё же пробился сквозь них. Он бродил по пояс в болоте ждущей сортировки информации. Над собой он видел огромные неясные очертания. Они напоминали ему ресторанчики. В компьютере те имели первобытную форму. В конце концов он вышел на светлое место. Он находился на плоской равнине. Начертанные на ней линии расходились к горизонту. Вскоре в поле зрения появился ряд шкафов. Они были сделаны из палисандрового дерева и имели стеклянные дверцы в рамке из того же лакированного палисандра. Заглянув в первый Билл увидел маленькое блюдце, сделанное из голубого кобальта. На блюдце лежал листок бумаги.

Он взял его и прочёл: «Система освобождения внутренней эмуляции находится в шкафу в конце линии.»

Смерив взглядом расстояние, Билл прикинул, что конец линии весьма далёк. Он поспешил туда, но чем быстрее бежал, тем было похоже дальше оказывался от него. Это было очень странно. Вполне естественно, что Билл удвоил свои усилия и вскоре последний шкаф скрылся из виду. Он остановился. Он стоял рядом со шкафом. Внутри находился маленький прибор на кобальтовой тарелке. Он взял его и пристально рассмотрел. У того не было никаких идентифицирующих признаков. Но на поверхности находилась кнопка с надписью «Нажми меня». Это ему было понятно; он нажал.

Тотчас перед ним возник шкаф. Он мог видеть его содержимое. Там, за стеклом, находилась тарелка из оникса, на которой лежал предмет, помеченный «Система освобождения внутренней эмуляции». Он открыл дверцу и потянулся к нему…

Тотчас здесь очутился заместитель компьютера, невероятно сильный, несмотря на призрачное тело, и преградил Биллу доступ к устройству со словами:

— Нет! Вмешивание во внутреннюю работу компьютера категорически запрещено!

— Но, дорогой заместитель компьютера, дружище, я хочу освободить свою внутреннюю эмуляцию, — подлизывающимся тоном произнёс Билл. — А иначе как я отсоединю в этом замке кабель от своего затылка? — В его голове заметались мысли. — Знаешь — я получил приказ от компьютера. Он сказал мне отсоединиться. Приказ есть приказ, не так ли?

— Нет, пока я не увижу письменного подтверждения, это не приказ. Мы обсудим это с компьютером, как только его личность вернётся с Курорта Побережья Роботов, где находится на симпозиуме «Машинная Личность — Необходимое Зло?»

— Я должен убраться отсюда сейчас! — завизжал Билл, подавшись вперёд. — С дороги!

Билл протянул руку в шкаф и схватил устройство освобождения. Но прежде, чем он смог активизировать его, заместитель выхватил прибор у него из рук. Подвижный и гибкий в своём состоянии, он понёсся по коридору, с Биллом по пятам. Они вбежали по одной и спустились по другой винтовой лестнице и попали в сад трепещущих антенн. Как только они попали туда, заместитель завизжал:

— В компьютере враждебная программа! Уничтожить стандартными методами!

Билл удвоил скорость и уже почти схватил его, когда на его плечи внезапно что-то упало. Это имело форму летучей мыши и было сделано из какого-то лёгкого металла. Оно заметалось, подыскивая место, чтобы ужалить Билла, но так часто меняло свои намерения (программа бесконечной максимизации), что у Билла было достаточно времени, чтобы сбить его на землю и растоптать на кусочки. Билл с радостью обнаружил, что сила также хорошо действует во внутреннем моделированном мире компьютера, как и в реальном мире, где трёхмерные предметы сомневаются в собственном существовании.

И снова он загнал заместителя в угол, и снова заместитель завопил:

— В компьютере враждебная программа! Уничтожить нестандартными методами!

Внезапно Билл был окружён бесформенной желеобразной массой, катящейся к нему с отчётливым хлюпающим звуком. Билл попытался увернуться, но ближайшая поглотила его. Билл оказался плавающим внутри жидкой капли, или полужидкой. Он не терял времени на удивление. Ситуация для этого была слишком серьёзной. Дело в том, что капля пыталась переварить его, фокус, позаимствованный компьютером у кровяных фагоцитов, а может и у чего другого. Внутренние клетки капли выпустили тонкие красновато-коричневые нити, соединившиеся во множество крошечных ртов, каждый размером с грецкий орех, которые накинулись на Билла, словно рой мошек. Билл давил их, как только они приземлялись и, за исключением одного-двух, прицепившихся на плечи и поэтому недоставаемых, он не пострадал. Затем, нанеся несколько молниеносных ударов, он преуспел в прорывании стенок капли и снова выбрался в колеблющуюся виртуальную архитектуру моделированного интерьера компьютера.

Заместитель, увидев повреждения, нанесённые нестандартной системе защиты, в отчаянии закричал:

— Враг нанёс нам поражение! Самоликвидация! Самоликвидация!

Как только были произнесены эти слова, свет, освещавший интерьер компьютера, начал тускнеть. Увидев это, Билл закричал:

— Эй, послушайте! Это враг! Вам нет необходимости самоликвидироваться! Всё, что я хочу, это освободить эмуляцию, привязывающую меня внешним кабелем.

Стены, одним единым мрачным голосом, произнесли:

— Это всё, что ты хочешь?

— Не будьте идиотами, — сказал Билл. — Пусть он самоликвидируется, если так сильно хочет. А вы остальные просто позвольте мне выбраться из схемы, и я исчезну. Затем, если захотите, вы сможете выбрать нового лидера.

— Знаешь, — заметила стена полу, — я никогда не слышала о таком поведении.

— Но это выглядит разумным, — сказал пол. — В конце концов, зачем всем нам самоликвидироваться из-за того, что одна из операционных систем сделала бубу?

— Не слушайте! — снова воскликнул заместитель. — На самом деле вы не можете слушать! Ты и пол не существуете как предопределённые участки с границами. Концепция пола или стены не подразумевает количества. А даже если бы и имели, у стен и дверей нет чувств.

— Но сами люди утверждают это! — закричала стена. — Они говорят, что у стен есть уши!

— Но это всего лишь метафора!

— Все в нашем мире метафора! — сказал пол. — Если ты найдёшь поблизости хоть один реальный предмет, дай нам знать.

— Так уничтожается установленный порядок вещей, — печально произнёс заместитель.

— Почему бы тебе самому не самоликвидироваться? — резко спросила стена.

Пока они обменивались этими репликами, Билл крался настолько тихо, насколько только был способен. Освобождающее устройство закатилось между стеной и полом, практически под хвостом духа. Билл поднял его, быстро нашёл имевший форму маленького язычка переключатель и щёлкнул им.

— Как раз вовремя, — грубо произнёс Сплок, когда Билл вернулся. — Ты отключил его? Отлично, кабель у тебя в затылке теперь должен легко отсоединиться. Ага, пол-оборота влево. Вот так.

Кабель упал на пол. Только теперь Билл позволил себе роскошь почувствовать, как сильно он ненавидел кабель у себя в затылке. Сплок уже направлялся к двери. Толпы собравшиеся, чтобы посоветоваться с оракулом, рассеялись, когда два человека, один, одетый в эластичный комбинезон, и второй, носящий старую солдатскую шинель, выскочили из храма и побежали, словно дервиши, в маленький космоаппарат, скромно припаркованный к вершине тополя. Они забрались на дерево и пролезли сквозь люк, который открылся с хлопком, когда Сплок страстно дунул в свой ультразвуковой собачий свисток. Для Сплока было делом нескольких секунд закрыть люк и, игнорируя передвижную команду новостей, которая как раз только подъехала и пыталась взять интервью через прозрачный носовой конус корабля, взлететь, сперва медленно, а затем с ускорением, под аккомпанемент героической музыки, льющейся из невидимого источника, в сопровождении хора, которые вы иногда можете слышать, когда дела идут хорошо — например, когда вы убираетесь с планеты, где ничего хорошо не работает, в направление чего-то неизвестного и безжалостного.

Сплок рассчитал курс, но прежде чем он ввёл его в астронавигатор, в кабине раздался пронзительный сигнал тревоги и замигал красный свет.

— Они пустили погоню, — сквозь сжатые зубы произнёс Сплок. Он бросил подвижный маленький корабль в высокоскоростной режим отрыва. Преследователи включили режим антиуклонения. Специальная предсказывающая программа рассчитала следующий ход Сплока. Внезапно впереди также возникли преследователи. Сплок поспешно включил Вторую Тактику Уклонения. Билл, видя к чему это все ведёт, склонился над панелью управления и нажал несколько клавиш по своему усмотрению.

— Что ты делаешь? — завопил Сплок.

— Эти парни предугадывают твои действия, — сказал Билл. — Но думаю им будет слегка затруднительно предсказать мои.

Маленькая машинка с короткими крыльями с визгом пронеслась мимо стационарного наблюдателя, закрутившегося при этом. Этот переход был таким внезапным, что звук от него, в соответствии с законом обратной пропорциональности, был слышан ещё целый час, но некому было его слушать, так что было в общем всё равно, был звук или не было. Впрочем, это не касалось ни Билла, ни Сплока. Они бились над управлением, взад и вперёд, Сплок задавая разумные приказы, а Билл выдвигая невозможные требования к машинам корабля. Логические платы задымились, когда корабль стал попадать в и выпадать из фазы, его действия были такими неправильными, что он по ошибке был принят за пульсар в одном хорошо известном университетском астрономическом центре. Их преследователи отстали, затерявшись в световых потоках и каскадах сверкающих точек, и тем осталось только вернуться раздражёнными в свои подземные космопорты, злобно рыча друг на друга и ожидая, когда смогут отправиться домой по окончании смены и устроить порку своим детям.

— Что теперь? — спросил Билл, ослабляя захват на стойке, как только корабль выровнялся.

Сплок повернулся, его вытянутое лицо снова приняло спокойное выражение.

— Трудно сказать, так как в своём эмоциональном всплеске бесконтрольными действиями ты повредил Индикатор Произвольного Выбора Направления.

— Подумаешь, ну так управляй вручную.

— На сверхсветовой скорости? Используя ваше выражение — у тебя не все дома. Никто не обладает достаточно быстрыми для такой работы рефлексами. Вот почему для этого используется машина, которую ты ухитрился уничтожить. Она действовала как понижающий трансформатор времени, позволяя управлять при помощи речи.

— Ладно, извиняюсь, — проворчал Билл. — Ну так придумай что-нибудь ещё. Используй логику. Ты всегда говорил мне, что силён в ней.

— Я указывал на это, чтобы повысить твою образованность, что, как я начинаю чувствовать, было бесполезной тратой времени. Теперь мне придётся воспользоваться пространственно-временной Обходной Стрелкой, а это может оказаться несколько опасным.

— Опасным, — беззаботно произнёс Билл. — Без шуток?

— Так ты готов? — рука Сплока зависла над большой пурпурной кнопкой с золотыми блёстками.

— Готов, готов — валяй.

— Всё произойдёт быстро, — сказал Сплок, вдавливая кнопку.

— Я сказал: «Не передашь мне картофельное пюре?»

— Прошу прощения? — спросил Билл.

— Картофельное пюре!

Сплок был прав. Всё происходило очень быстро или произошло очень быстро совсем недавно. Трудно было сказать. Здесь не было времени.

Билл обнаружил тарелку с картофельным пюре прямо перед собой. Он поднял её. Затем заинтересовался, кому её передать. Кто-то слева дёрнул его за рукав. Он протянул пюре влево. Кто-то взял тарелку у него из рук. Голос произнёс: «Спасибо». Это мог быть женский голос. Или мужчины, маскирующегося по женщину. Или женщины, маскирующейся под мужчину, пытающегося маскироваться под женщину. Билл решил, что настало время открыть глаза и оглядеться.

Он так и поступил, но осторожно и частично. Конечно же, его глаза были открыты, в противном случае он не мог бы увидеть картофельное пюре. Но когда вы не видите ничего больше, кроме картофельного пюре, с одной точки зрения можно предположить, что вы совсем ничего не видите.

Билл потратил некоторое время на то, чтобы оглядеться вокруг. Сперва он услышал звуки звона посуды и шелест разговора, почувствовал запах картофельного пюре, ростбифов, соуса с хреном и крошечной бельгийской моркови. Это было многообещающим. Он открыл глаза. Он сидел за длинным обеденным столом. Большинство сидящих за ним людей он никогда раньше не видел. Однако здесь было по крайней мере одно знакомое лицо. Сплок, теперь одетый в строгий вечерний костюм с белым галстуком, теперь сидел справа. Личность слева, которая просила передать картофельное пюре, оказалась женщиной, как он и предполагал по её голосу. Он никогда не видел её раньше. Она была черноволосой красавицей, одетой в короткое вечернее платье, декольте у которого заставляло взгляд скользить по краю её платья в тщетной попытке заглянуть под него. Что-то в ней, даже раньше чем она открыла карминный ротик, убедило Билла, что это была Иллирия в ещё одном обличье.

— Что чёрт возьми происходит? — спросил Билл у Сплока.

— Объясню позже, — прошипел в ответ Сплок. — А теперь просто сделай вид, что ты все понимаешь и находишь все это очень занятным.

— Но как я здесь оказался? И что со мной произошло прежде, чем я попал сюда?

— Позже! — по-змеиному прошипел Сплок, свистящим шёпотом на гране возможного. Затем, нормальным разговорным тоном сказал: — Билл, думаю, ты не знаком с нашим хозяином, мессиром Димитрием.

Димитрий был большим лысым мужчиной с короткой чёрной бородкой и сатанинскими бровями, сидящим во главе стола в вечернем камзоле небесно-голубого цвета с разноцветной розеткой в лацкане, которая, как позднее узнал Билл, была Великой Розеткой за Заслуги в Обществе Учёных Чудотворцев.

— Рад познакомиться с вами, Мессир, — сказал Билл.

Сплок сердито прошептал ему:

— Мессир — это титул, а не имя.

— А Димитрий — имя или фамилия?

— И то, и другое, — зло прошипел в ответ Сплок.

Билла это шипение более чем слегка утомило, но он решил не обращать внимания. Сплок велел ему быть любезным, и он решил так и поступить, надеясь, что быть любезным — значит улыбаться точно кретин и делать вид, что он счастлив беседовать с совершенно незнакомыми людьми.

— У вас здесь славное местечко, Димитрий, — сказал Билл.

Улыбка на лице Димитрия слегка увяла.

— Это не его место, — сказал Сплок. — Он был изгнан со своего истинного места.

— Но, конечно, — сказал Билл Димитрию, — оно не идёт ни в какое сравнение с вашим истинным местом.

Димитрий холодно улыбнулся:

— Вы знаете моё истинное место?

Билл принял нахальный вид и сказал:

— Думаю, я слышал о нём.

— Странно, — произнёс Димитрий. — Я полагал, что моё истинное место — один из самых хорошо охраняемых секретов в Галактике.

— Ладно, вы же знаете, как расползаются слухи, — сказал Билл. — В любом случае, рад с вами познакомиться.

— Мы так много слышали о вас, — лицемерно произнёс Димитрий. — У нас для вас сюрприз.

— Прекрасно, — сказал Билл, надеясь, что так оно и будет. Так как все сюрпризы последнее время были довольно омерзительными.

— Я не могу дольше держать вас в неопределённости, — сказал Димитрий. Он хлопнул в ладоши. Раздался неожиданно громкий для таких белых и пухлых рук звук. Тотчас в комнату вошёл слуга с красной вельветовой подушечкой в руках, на которой находился предмет, который Билл не сразу узнал. Повинуясь кивку Димитрия, слуга подошёл к Биллу и поклонился, протягивая подушечку.

— Притворись, что ты восхищён, — прошипел Сплок. — Но не трогай её. Пока.

— Послушай, Сплок, — ровным голосом тихо произнёс Билл, — лучше прекрати шипеть на меня, а иначе здесь разразится буря. Уловил мою мысль?

Сплок свирепо посмотрел на него. Это тоже было не особо, но всё же лучше шипения.

Билл повернулся к хозяину. Он изобразил на лице большую, скорее кривую, улыбку.

— Мессир Димитрий, — сказал он, — как восхитительно, что вы показали мне эту… — Он взглянул на предмет на подушечке. У того были струны, сделан он был из красновато-коричневого дерева и имел чёрные колки. Билл решил, что это какой-то музыкальный инструмент. Но он не был похож на синтезатор. Что же это могло быть?

— Скрипку, — мысленно подсказал Сплок, с трудом удерживаясь от шипения.

— …эту замечательную пиликалку, — сказал Билл. — Отличный цвет. Это говорит о многом.

Гости захихикали. Димитрий загоготал и сказал:

— Наш гость демонстрирует очаровательный каприз, называя этот подлинник Страдивари пиликалкой. Но конечно у него есть на это право. Никто в наше время не заслуживает такого права пренебрежительно относиться к своему искусству, кроме Билла Клипторана, виртуоза-скрипача, который получил восторженные отклики в своём недавно турне по планетам южной аркады. Уверен, что маэстро Билл позже порадует нас небольшим концертом. Немного Моцарта, а, маэстро?

— Вы его получите, — сказал Билл. Так как его познания в игре на скрипке находились на субминимальном уровне, ему не составило труда согласиться сыграть Моцарта, чем бы это ни было, как это делал хор «Войска Маршируют, Ракеты Ревут».

— Это будет в самом деле замечательно, — сказал Димитрий. — Мы проделали некоторые скромные приготовления, чтобы вы могли повторить нам свой триумф на Сагино-4. Если это не будет слишком обременительно, маэстро?

— Нет проблем, — дерзко сказал Билл и увидел, слишком поздно, как Сплок нахмурился и отрицательно покачал своей остроухой головой. — Ну, обычно это не вызвало бы проблемы, но сейчас…

— Вы уже согласились, — сказал Димитрий, добродушно посмеиваясь, что, как знал Билл, скоро начнёт его сильно раздражать. — Очень любезно с вашей стороны, что вы согласились продемонстрировать своё великое искусство в нашей скромной тихой заводи. Ваш менеджер и я сделали необходимые приготовления. Думаю, вы останетесь довольны. Все в точности так, как ваш менеджер сказал вы любите.

— Эй, это здорово, — произнёс Билл, бросая Сплоку взгляд «что-все это-значит», на который Сплок ответил взглядом «объясню-все-позже»; что было нелегко сделать.

— А теперь на десерт, — сказал Димитрий, — ваше любимое блюдо, маэстро. Забаглайн!

Когда его принесли, Билл был немного разочарован. Он надеялся, что забаглайн окажется названием яблочного пирога, или хотя бы вишнёвого. Однако это было что-то незнакомое. Но вкусное. Как только он наклонился, чтобы взять второй кусок, женщина слева, так черноволосая красавица, которой он передавал картофельное пюре несколько минут назад, шёпотом сказала:

— Я должна встретиться с тобой позже. Это крайне важно.

— Конечно, крошка, — как всегда галантный ответил Билл. — Но скажи мне вот что. Ты ведь Иллирия, не так ли?

Черноволосая красавица заколебалась. В уголках её фиалковых глаз заблестели слёзы. Её длинные красные губы задрожали.

— Не совсем, — намекнула она. — Но я все объясню позже.

После забаглайна был подан ликёр в стеклянных фужерах и кофе в крошечных чашечках из мейсенского фарфора. Билл сделал пару глотков, несмотря на нахмуренные брови Сплока; он решил, что что бы ни ждало его впереди, ему нужно подкрепиться. За столом было около дюжины людей, не считая Билла, Сплока и той женщины, которая была не совсем Иллирией. Они все были человеческой расы, разве что за исключением маленького человека с голубой кожей, который мог быть либо чужаком, либо модником. Все мужчины были одеты официально, как и их хозяин. У Билла была природная подозрительность к носящим такую одежду людям. Но он слегка пересмотрел своё пролетарское суждение после знакомства с этим обществом. Они не были похожи на изнеженных капиталистов или социальных паразитов — групп людей, чаще всего увлекающихся официальной одеждой. У большинства из них были загорелые и обветренные лица, говорившие о бурной жизни. У некоторых из них были те шрамы, которые наносят вам гигантские плотоядные животные, когда вы в одиночку в тусклой лесной чаще направляетесь посмотреть, что там попало в ваш капкан. Но конечно же это было только впечатление.

Женщины были другого типа. Стройные, хрупкие, прекрасные — того исключительно декоративного вида, который находят трогательным бесхитростные люди, они показались бы привлекательными любому человеку в любом месте Галактики, а возможно даже и за её пределами. Они были миловидными и женщина по имени Тезора, которая сказала ему, что она — не совсем Иллирия, была отнюдь не наименее миловидной из них. Это было ещё одной частью загадки, как и то, как Билл очутился здесь и что происходило до того, как он попал сюда, в то время как было очевидно, что Сплок понимает, что происходит, в отличие от Билла, который совершенно запутался. Или как вы назовёте ситуацию, когда кто-либо не понимает что-либо, что он по идее должен знать.

В это время Сплок расточал любезности, даже время от времени делая попытки улыбнуться, чтобы не разочаровать собеседников. Но Билл, по мелким подёргиваниям одного из Сплоковых ушей, мог сказать, что не все тому нравилось.

После кофе, выпивки и неизбежных сигар, мессир Димитрий поднял вверх руки, призывая к тишине. Его не привыкшее к повиновению короткое толстое тело, праздно покоившееся в мягком кресле во главе стола, теперь очнулось от оцепенения.

— Дамы и господа, — сказал он. — Пожалуйста, минуту внимания. Сегодня вечером с нами не меньшая знаменитость, чем Билл Клипторан, скрипач — виртуоз, выступавший ранее и соло и в составе оркестра. Он дал согласие не только дать концерт, но и воспроизвести условия, сопутствовавшие его необычайному триумфу на Сагино-4. Но сперва немного лёгкой фортепианной музыки в исполнении Стампера Роузвуди, мастера нежных струн.

Все гости прошли в салон, примыкавший к меньшей библиотеке, где они обедали. Здесь на метровом помосте возвышался рояль; мужчина быстро подошёл к нему и, одёрнув манжеты, сел за клавиши.

Если бы Билл не знал, что это невозможно, он поклялся бы, что это был Хам Дью.

— Нам нужно поговорить, — сказал Сплок, хватая Билла рукой и увлекая его к глубокой оконной нише, сквозь которое был виден лунный ландшафт, освещаемый холодным светом высоко висящих в небе других лун.

— Ты чертовски прав, нам действительно нужно поговорить, — сказал Билл. — Где мы? Место за окном выглядит как Долина Смерти. Зачем ты сказал им, что я скрипач? Как мы сюда попали? Как случилось так, что…

— Пожалуйста, — поднимая руку произнёс Сплок. — Нет времени на вопросы. Предполагается, что ты должен начать играть в течение пяти минут.

— Что? Что я должен делать?

— Это как раз то, что нам нужно решить прямо сейчас, — сказал Сплок.

— Ладно, — сказал Билл и стал ждать.

Через несколько минут Билл сказал:

— Ты уже придумал, как нам выбраться из этого дерьма?

— Я думаю!

— Так думай быстрее.

— Это не так легко. Ты не слишком много знаешь о процессе мышления. Ситуация была слишком отчаянной. И ты не мог помочь. Ты был без сознания.

— Не моя вина, что я теряю сознание при очень быстрых космических полётах, — заметил Билл.

— В этом нет катастрофы, — мрачно пробормотал Сплок.

— Ты хочешь, чтобы я придумал, что делать дальше? — спросил Билл.

— Да. Я с удовольствием бы посмотрел на доказательства творческого мышления человека, о котором часто слышал. Полагаю, это связано с чувством юмора. У меня его нет. И мне ситуация не кажется забавной.

— У меня есть чувство юмора, — солгал Билл. — Но мне также ситуация не кажется забавной.

— Интересно, как мы пришли к одному выводу диаметрально противоположными путями.

Тезора, черноволосая женщина, которая была не совсем Иллирией, ворвалась в оконную нишу, которая могла вместить их обоих и ещё несколько человек. Она схватила Билла за рукав.

— Я должна поговорить с тобой наедине.

— Я тоже хотел бы поговорить с ним наедине, — сказал Сплок.

— Я понимаю. Но у нас мало времени. Я должна сказать ему то, что должна.

— Ну, чёрт возьми, — резко произнёс Сплок, раздражённый и полный жалости к себе. — Что я по-вашему делаю, отправляю музыкальную телеграмму?

— Если бы не я, — сказала женщина, — вы никогда бы не вытащили его из Разборщика и не смогли поместить в Сборщик.

— Чего? — недоуменно спросил Билл.

— Нам не хотелось бы ворошить прошлое, — сказал Сплок.

— Видишь ли, когда я пытаюсь путешествовать, не выставив на нуль по гравитационной линии Индикатор Повторителя Направления, всё происходит по воле случая. К счастью наш медицинский робот мгновенно тебя собрал.

— За исключением одной детали, — сказала Тезора. — Между прочим, Билл, я не совсем Иллирия потому, что не полностью контролирую это тело. Целиком оно не принадлежит никому из нас.

— Где ты нашла его? — спросил Билл.

— Оно было оставлено на Субботнем ночном пиршестве Чудотворцев.

— Мессир — король Чудотворцев, — пояснил Сплок. — Только воспользовавшись правилом гильдии мы могли получить здесь убежище.

— Что за правило гильдии?

— Только выдающимся музыкантам разрешено здесь находиться.

— Как ты убедил их в нашей первоклассности?

— С помощью их обзоров печати.

Тезора сказала:

— Дело в том, Билл, что сегодня вечером полнолуние и битва за владение моим телом…

— Будь так любезна, перестань бесцеремонно прерывать меня, — проворчал Сплок. — Билл, скоро тебе в руки дадут скрипку. Помнишь, что я говорил тебе о скрипках?

— Скрипки, — произнёс Билл специфичным гортанным голосом, а быстрое мигание его глаз было явным знаком того, что он либо притворялся, либо находился в возбуждённом состоянии.

— Это впечатляет. Только прибереги это на потом.

— Что происходит? — спросил Билл.

— Ты не понимаешь? — спросил Сплок. — Это и необходимо, чтобы ты не знал всех подробностей, чтобы должным образом сыграть свою роль.

В этот момент мессир просунул голову в дверь.

— Время выступления, — сказал он. — Вот ваша скрипка. Вас ждут.

Сплок бросил Биллу многозначительный взгляд. По крайней мере, так его интерпретировал Билл. Конечно же, он не знал, что тот означал. Это было бы уж слишком. Он взял скрипку и направился в салон.

Опасения можно откалибровать по пакетам разной величины. И опасение затруднения не самое незначительное. И это опасение обостряло текущее настроение Билла; потому что он знал, едва выйдя из младенческого возраста, что собирался строить из себя дурака.

Конечно же были смягчающие обстоятельства. То, что у Билла было два правых предплечья, а следовательно, по логике, и две правые руки, являлось большой проблемой при игре на скрипке. Ведь можно сказать, что скрипка была создана специально для исполнителей с двумя руками, одной правой и одной левой.

Биллу, чьё истинное правое предплечье было повреждено некоторое время назад при печальных обстоятельствах, вынужден был научиться жить с двумя правыми руками. Некоторое время у него ещё была и аллигаторская ступня, но этот любопытный факт не имел никакого влияния на его однорукость.

Аудитория ждала, вежливо зевая. Мессир стоял, неприятно улыбаясь, со скрещёнными на груди руками на одной стороне комнаты. Несколько вооружённых охранников стояли в дверях в ленивых позах, в их руках покоились автоматы. Они выглядели жестокими, бесстрашными и готовыми на все. Как бы Билл хотел быть одним из них!

Пианист ударил открывающий аккорд. Мессир вышел вперёд, поклонился аудитории и сказал:

— Дамы и господа! Прежде, чем мы начнём, мне кажется необходимо пояснить, что вам предстоит увидеть, для вашего большего наслаждения. Видите ли, Билл умеет играть колыбельную тварей гранджи[67], которые, как вы знаете, являются вынужденными союзниками чинжеров. Гранджи, однако, не разумны. Они сперва кусают, а думать начинают много позже. Однако их можно моментально приручить, исполнив колыбельную. Обычно самки гранджи поют колыбельные каждую ночь. Это единственный способ, которым они могут затащить самцов в постель. В противном случае они проведут всю ночь, кусая деревья и друг друга. Билл выучил эту песню, первый в истории из людей, кто сделал это. Теперь он сыграет её вам в тех условиях, которые принесли ему недавний триумф.

Мессир сделал шаг назад, оставив Билла одного в центре сцены. Затем сцена под ним обрушилась, или вернее раздвинулась, и он упал на несколько футов вниз, в большой бассейн, находившийся прямо под ним. Стенки бассейна были высотой почти три метра, с плексигласовыми стенками, чтобы публика ничего не пропустила из зрелища.

Затем были подняты решётки под сценой и в бассейн вкатились две корзины с двуногими рептилиями гранджи. Гранджи сперва начали было драться и кусать друг друга, но вскоре принялись искать более интересное занятие. Они заметили Билла.

Более яркому, не особо разговорчивому, пришла в голову мысль, что эту высокую тощую вещь с куском коричневой древесины в руке было бы неплохо покусать.

Зелёные как авокадо, с красными прожилками вен, гранджи лениво поползли к Биллу. С их длинных челюстей, вооружённых зубами, острыми, словно иглы, стекала слюна, ноздри раздувались, а глаза выкатились. Довольно неприятное зрелище, к тому же смертельно опасное.

Билл, едва взглянув на них, начал притопывать. Его ноги отбивали безумную чечётку на полированной плексигласовой поверхности бассейна. Одновременно он поднял скрипку и в отчаянии провёл смычком по струнам.

Та издала пронзительный визг. Тогда он отбросил её и взялся за гранджи.

Среди публики воцарился ад кромешный, как только Билл схватил в обе руки по гранджи и забросил их в толпу. С точки зрения гранджи это была прогулка по парку перед обедом.

Видя, как все вокруг него рушится, мессир прыгнул на сцену. У него был лазерный пистолет с джамп-фазером. В большей части цивилизованной Галактики джамп-фазеры были запрещены. Вместо того, чтобы пробурить в вас аккуратное отверстие с ровными краями, чтобы вы были убиты, не успев подумать о том, что поразило вас, джамп-фазер наносит уродливые рваные раны, шокирующие не только тех, кто их получает, но и любого, кто их видит. Лучи могут прожечь мясо до кости, как это делают и другие предметы, но джамп-фазеры делают это способом, причиняющим невыносимую боль. Так что Билл оказался перед лицом не только смерти, но и обезображивания и увечий. К его чести, он мгновенно отреагировал на эту угрозу, которая должна была бы парализовать кого-либо менее опытного.

— Ааааа! — завопил Билл. — Получи!

Он бросил своё тело против часовой стрелки, как его учили в классе Жёсткого Боя, одновременно поворачивая ногу и делая резкий выдох. Там было ещё несколько движений, но если вам нужно руководство по акробатике, сходите и купите его. Достаточно сказать, что Билл взвился в воздух, сделал двойное сальто и приземлился в углу комнаты на расстоянии около десяти метров от того места, где начал. Что, как вы понимаете, отнюдь не легко было сделать.

В это время Сплок отреагировал, двигаясь достаточно быстро для такого великого логика, держа в руке лучевик, который он берег для подобных случаев. Смятение охватило левое крыло, когда Хам Дью, которого Билл в самом деле видел недавно, спрыгнул с высокого балкона с энергетическим мечом в руке и свирепым выражением на небритом лице.

— Прикрой мою спину! — крикнул он Биллу и двинулся на только что прибывший взвод солдат в блестящих панцирях.

— Убить их! — закричал мессир, бросаясь за энергонепроницаемую балюстраду, как раз вовремя, чтобы сверкающий меч Дью не достал его.

— Поцелуй меня в зад! — пронзительно завопил Билл, что было вполне извинительно из-за напряжённости момента.

На самом деле результат быстро развивающегося сражения был чрезвычайно сомнителен. Элемент неожиданности теперь был потерян, так как неожиданность эффективна только пока остаётся неожиданностью; таким образом ставки перешли стороне с большим количеством людей, и этот раунд определённо должен был быть выигран мессиром, так как здесь, в своём убежище, защищённый продажными должностными лицами, за мзду позволявшими ему здесь работать, он похоже был недосягаем. Его закованные в панцири солдаты, с шеями, кровоточащими от автоматического введения стимуляторов гнева, в полной боевой выкладке, разили по сторонам своими короткими энергетическими копьями, производившими уродливые взрывы, способные нанести большой вред. К счастью у Сплока хватило ума прихватить канистру ULP — абсорбирующей энергию аэрозоли, поэтому они смогли пройти сквозь первое заграждение невредимыми. Но что делать дальше?

К удивлению, ответ был дан единственной голубой розой на длинной ножке.

Глава 12

Но некоторые могут считать этот факт преувеличением. Голубая роза была представлена во время следующего решающего момента, и следовательно могла быть признана виновной по ассоциации, но никоим образом не могла явиться причиной последовавших событий.

Голубая роза лежала на кофейном столике капитана Дирка. Она не играет никакой роли в данном повествовании. Просто она лежала здесь.

Кстати говоря, здесь был и Дирк.

Или, если выражаться более точно, он был в своей личной каюте на «Смышлёном» тем утром, когда расцвела голубая роза и офицер тревожной связи, которого раньше мы не упоминали, принял скаттерграмму.

— Скаттерграмма? — спросил Дирк, когда в его каюту вошёл офицер связи Пол Муни (не имеет никакого отношения к актёру с тем же именем) с распечаткой в руке.

— Да, сэр, — ответил Муни. Он был высоким красивым молодым человеком с маленькими усиками. Когда Муни первый раз появился на борту, эти усики явились причиной смеха, как вспомнил Дирк, так как на «Смышлёном» был мёртвый сезон и команда находила все странное потешным. Муни, конечно же, этого не знал. И полагал, что они смеются над ним.

Конечно они смеялись над ним. Но не совсем.

Муни, обычно безрассудная открытая личность с беззаботным характером, накануне вечером превратился в мизантропа. Он заперся в коммуникационной комнате и завесил её черным крепом, заявив, что яркий свет потолочных ламп дневного света раздражает его глаза. Еду ему присылали туда, и он отказывался говорить с командой. Когда кто-либо проходил мимо коммуникационной комнаты, то мог слышать странное постукивание. Никто не знал, что это было. И это делало все ещё более таинственным.

Поведение Муни привлекло внимание капитана Дирка. В тот день Дирк был одет в свой коричнево-голубой эластичный комбинезон. И был в прекрасном расположении духа.

— Дайте ему побыть в коммуникационной комнате, — сказал Дирк. — Оставьте его в покое; это пройдёт.

— Но сэр, это необычное поведение.

— И с каких это пор мы не допускаем необычное поведение у того, кто расстроен?

— Вы имеете в виду, что Муни свихнулся?

— Полагаю, всего лишь временно. Оставьте его в покое. Это пройдёт.

Похоже Дирк имел дар предвидения. Один, в темноте, лёжа в куче чёрного крепа, Муни восстанавливал нервы и самоуверенность.

— Черт, — сказал он себе. — Мои усики вероятно выглядят глупо. Каким же дураком я был, позволив шуткам парней так достать меня.

Он начал подумывать о том, чтобы покинуть коммуникационную комнату. Внезапно у него возникло желание поиграть в потрясающую игру под названием пинг-понг. Но он знал, что ему сперва нужно что-то сделать.

— Что-нибудь особенное, — сказал он себе. Затем, при взгляде на список специальных коммуникационных проблем, его намерение окрепло.

— Я сделаю это! — воскликнул он.

— Итак, вы сломали код скаттерграммы, — произнёс Дирк. — Никто не думал, что это возможно. Это был наиболее важный секрет наших врагов, мурдидов с планеты Стинга.

— Я сломал его, — сказал Муни. Если в его голос и закрался оттенок гордыни, Дирк не мог порицать его за это. — Прочитайте её мне, м-р Муни.

Муни прочистил горло и прочитал:

— От Второго Боевого Щупальца Мурдидов Центральному Верховному Командованию Мурдидов в Тайный Дворец на Запретной Планете. Приветствие.

— Очень длинное приветствие, — прокомментировал Дирк.

— Да, сэр, — ответил Муни и продолжил: — Наше Щупальце обнаружило, что земные преступники, м-р Сплок и капитан Хам Дью, в настоящий момент окружены местными силами Мессира, владельца и хозяина убежища на планетоиде в Дентоиде-12. Требуется разрешение на внезапную атаку убежища, убийство всех, кто будет сопротивляться и заключение остальных в маленькие клетки для показа при нашем триумфальном возвращении в Централь. Конец.

— А ответ? — спросил Дирк.

— У нас его нет, сэр. Сообщение здесь заканчивается.

— М-р Муни, — сказал Дирк, — поздравляю с отличной работой. Но то, что вы не ошибаетесь, это только половина дела. Нам нужна скаттерграмма, которую верховное командование мурдидов пошлёт в ответ на эту. Возвращайтесь в коммуникационную комнату, м-р Муни, и приклейтесь ухом к наушнику, или что вы там делаете, чтобы получить скаттерграмму.

— На самом деле, мы используем предвещающее оборудование, изготовленное специально для нас компанией «Предзнаменование, лтд.» на секретном военном заводе на южной границе Галактики. Оно работает следующим образом…

— В другое время, ладно? — сказал Дирк. — Моя голова должна быть свободна от мелких деталей, чтобы видеть общую картину, крупный план, и быть способной принимать решения. Понимаешь, Пол?

— Я… я думаю да, сэр, — ответил Муни. Он был тронут этим неожиданным проявлением человеческих чувств мрачным командующим с великолепной репутацией. — Я всё понял. — И он вышел. Йомэна Муни больше не волновало, что думают о его усиках, решил Дирк, не впервые обнаружив, как сильно испытывает и закаляет характер служба на борту «Смышлёного».

Итак, подумал Дирк в следующий момент, подошло время испытания.

«Итак, — подумал он, — те, кто верил мурдидам снова получили доказательство своего заблуждения. Пока рано предпринимать какие-либо действия, не получив приказа это будет сумасшествием. Они могут понизить меня в звании. И никогда больше не позволят участвовать в боевых действиях.» Если он сейчас нанесёт удар по мурдидам, а окажется, что они не нападали на убежище изгнанника мессира, то Галактический Совет по Умиротворению откажется от его действий; он будет объявлен вне закона. И будет множество других неприятностей.

Было забавно, как в такой момент глаза Дирка, лениво перемещаясь по комнате, остановились на единственной голубой розе в высоком бокале.

Иногда небольшая вещица может привлечь внимание. История умалчивает об ассоциациях с голубой розой у капитана Дирка. Это не уловили даже мыслечувствительные стены «Смышлёного», так как они проходили прочищающую процедуру во время данного эпизода. Это был Дирк, и только Дирк, в тишине более глубокой, чем могила и гораздо более символичной, глядя на голубую розу, передавшую ему по каким-то немыслимым каналам невероятное сообщение.

— Да, — произнёс Дирк, хотя позже не мог вспомнить этого. — Я сделаю это, хоть на пути меня и ждёт сущий ад!

Он поднял глаза на панель дистанционного управления. Фотонные интерцепторы вычислили направление его взгляда и включили компьютер.

— Ваши приказания, сэр?

Не мог ли дрогнуть спокойный синтезированный голос компьютера?

— Наикратчайший курс на Убежище!

Члены экипажа «Смышлёного», сидевшие в кают-компании, вяло играя в кости и читая старые журналы, услышав эти слова посмотрели вверх, оживились, а затем рванули по боевым постам.

— В бой на всех парусах! — прокричал Дирк. Господи, как бы он хотел, чтобы Сплок был рядом! Он оглянулся. — Доктор Марлоу!

Бородатый человек в сером эластичном комбинезоне проворно взглянул вверх.

— Сэр!

— Вы хорошо знакомы с принципами эффекта усиления щита?

— Думаю да, сэр, — тихо ответил бородатый сероглазый человек. — М-р Сплок продемонстрировал мне его как раз перед своим… исчезновением.

— Посмотрим, сможете ли вы повторить его достижение, д-р Марлоу, — сказал Дирк. — Думаю, нам понадобятся все щиты, какие мы только сможем установить.

Корабль выполнил невероятно крутой поворот и лёг на новый курс. Накапливающие гравитацию батареи были разряжены в корабельный нагнетатель… ещё одно из новшеств Сплока. Гигантский корабль рванул, словно ошпаренный позитрон.

Этот особый флот мурдидов, который в данный момент приближался к Убежищу, был не тем же самым флотом, который разграбил в прошлом году Каркас. Тот флот, состоявший из пилотов-смертников, управлявших кораблями-бомбами, доказал неуязвимость для сил цивилизации. Боевые флоты Элкина и Ван Ланда были отброшены на другую сторону Карпазанского Залива, и могли быть полностью уничтожены, если бы не жестокая космическая буря, рассеявшая нападавших раньше, чем они смогли начать решающую атаку. Империя мурдидов с трудом оправилась от того разгрома. Данный флот был размером всего лишь в половину прежнего, но много более манёвренным. Мурдиды оставили тактику самоубийств и сумели купить программное обеспечение «Мудрый Парень» от «Технологий Тайных Операций», основного поставщика враждебного программного обеспечения преступникам и другим известным врагам цивилизации. Их девиз: «Давайте все разрушим.»

Новое программное обеспечение атаки, с акцентом на экзотические манёвры на большой скорости, сбивало с толку земные силы, продолжавшие придерживаться модификаторов логичных решений. Даже после того, как программа была раскодирована, что дало возможным предсказывать мурдидскую тактику, результат долгое время был под сомнением, так как люди-операторы, сомневаясь в своих ощущениях, теряли драгоценное время на «вы видели это?» и прочие подобные непродуктивные вопросы.

В то время, когда «Смышлёный» продирался сквозь гиперпространство на приличной сверхсветовой скорости, и его глушители парадоксов работали сверхурочно для предотвращения временного схлопывания из-за непреодолимой дилеммы, Билл карабкался по винтовой железной лестнице в верхнюю башню убежища мессира, в надежде найти выключатель питания, которым он сможет воспользоваться или, за неимением того, хотя бы что-нибудь выпить.

Он прыгал вверх по узким ступеням, преодолевая по нескольку их за раз. Внизу, он знал, Сплок и Дью сражались со все увеличивающимися ордами закованных в панцири воинов, и стена свежих трупов приближалась к ним всё ближе и ближе, по мере того, как все больше неистовых воинов бросались в атаку по телам павших ранее. Перед ним появилась дверь. Она была сделана из стали и подвешена на массивных блестящих петлях. Она не поддалась тяжёлым ударам Билла. Он вытащил лазерный пистолет, установил его на максимальную мощность и прорезал металл двери словно головку сыра раскалённым ножом, только с меньшим запахом. Дверь взорвалась. Билл вбежал в комнату и замер, увидев, что лежит перед ним, а его губы скривились в безмолвном комментарии.

Наконец он произнёс:

— Ладно, это все слегка меняет.

ЦРУ имел привычку появляться в самые неожиданные моменты. Билла это всегда поражало в тайных агентах разведки. Было трудно сказать, где он был. Или что делал. Было также тяжело сказать, знал ли ЦРУ, что в нём было что-то роковое. Возможно все военные тайные агенты были такими; это довольно отвратительная профессия.

Какой бы ни была причина, ЦРУ был здесь, в станции питания, деловито соединяя кабели, когда Билл вошёл.

— Билл! Я так рад, что оказался здесь вовремя!

— Как ты здесь оказался? — спросил Билл. То, что делал ЦРУ, вызывало в нём подозрения.

— Сейчас нет времени для объяснений, — сказал ЦРУ. — Но ты можешь поблагодарить за всё это свою подружку.

— Иллирию? Я встретил леди по имени Тезора, которая сказала, что она не совсем Иллирия.

— А знаешь почему нет? Из-за тебя, Билл! Надеюсь, ты собираешься правильно поступить с этой маленькой леди. Это — любовь, если я что-нибудь смыслю.

— Что ты делаешь?

— Сбрасываю схему минного поля.

Билл уставился на ЦРУ — в его голове появился проблеск понимания. Это был блестящий ход, он был в этом уверен, хотя в этот момент не мог сказать, кто шёл на помощь.

— Помоги мне, Билл, — сказал ЦРУ. — Нам нужно помочь Хаму и Сплоку.

Билл увидел, что ЦРУ производил новые соединения случайным образом, таким образом кодируя минное поле, чтобы сквозь него нельзя было найти безопасный маршрут. Он сел на пол и помог ЦРУ сделать последние разъединения. Шум внизу, до сих пор слабо нараставший, теперь резко возрос. Раздались громкие взрывы, похожие на выстрелы из безоткатных орудий, пронзительный визг игольчатых реактивных двигателей, низкие трели временных разрушителей. Сплок и Дью отчаянно дрались за свои жизни, используя все оружие, которое дальновидный Сплок таскал на подобные крайние случаи.

Билл и ЦРУ закончили свою работу и поспешили вниз по лестнице. Зрелище, открывшееся их взглядам, уже перешло фазу свалки и теперь снова приняло вид некоторого порядка. Закованные в панцири солдаты надвигались на Дью и Сплока, отступивших к подножию лестницы, прикрываясь наспех сооружёнными баррикадами из энергопоглощающей целлюлозы. Они толкали лёгкие барьеры впереди себя и вооружены теперь были духовыми ружьями, чьи дротики были смазаны ядом кожного действия, ещё одним незаконным оружием, которое мурдиды использовали безнаказанно и со рвением.

Билл схватил своих друзей за плечи.

— Пошли. Нам нужно сматываться отсюда.

— Чертовски вовремя, — состроил гримасу Хам Дью. — Знаешь, что мне пришлось сделать, чтобы проникнуть в это место и помочь тебе выбраться? Сперва я купил костюм танцора фламенко…

— Расскажешь позже, — перебил его Билл. — А сейчас, думаю нам лучше пошевеливаться.

Бросив взгляд на врагов, Дью увидел, что обеспокоило Билла. Мурдиды в конце концов втащили сюда одно из своих тяжёлых орудий. Технически, это было UKD-12d, безобидно звучащее орудие, выпускающее сгусток энергии, пожирающий все, лежащее на его пути и превращающий своих жертв в кучку грязи способом, который учёные ещё до конца не поняли.

— Полагаю, действительно самое время, — сказал Дью. — Всё верно, что теперь?

Билл повернулся к ЦРУ:

— Что теперь, ЦРУ?

ЦРУ поднёс руки к голове. Его лицо исказило душераздирающее выражение. Он произнёс:

— Ах, ахах…

— ЦРУ, — сурово произнёс Билл. — Сейчас не время устраивать цирк.

— Глап, — произнёс ЦРУ, его глаза завращались.

— Черт, — просто, но с чувством, произнёс Билл.

В это время на сцену ворвался «Смышлёный», со светящимися от прохода сквозь субкосмос боевыми пластинами. Он выплыл в нормальный космос вблизи небольшого мирка Убежища, избежав поставленного ЦРУ беспорядочного минного поля, возникнув в его середине с ведущими огонь всеми орудиями. Было делом секунды, не более, для серии радиокоманд, чтобы навести тяжёлую артиллерию корабля на убежище. Затем за микросекунду, не более, пушки были перенацелены на флот мурдидов, который как раз в этот момент, согласно приказам, которые были очевидны для такого хорошо обученного боевого командира, как Дирк, атаковал Убежище.

Сплок, услышав характерное шлёп-хи-хи-шлёп тяжёлых орудий «Смышлёного», в момент оценил ситуацию.

— На балкон! — закричал он.

Билл подхватил ЦРУ, продолжавшего издавать бессмысленные звуки из-за чего-то, овладевшего им в последний момент, и выяснение чего могло подождать более подходящего момента. С прорубавшим путь мечом-пистолетом и взрывчатой дубиной Дью, они прорвались сквозь сомкнутые цепи закованных в панцири солдат и подбежали к ведшим на балкон узким каменным ступеням.

Балконная дверь была заперта. Но Сплок предусмотрел такое развитие событий. Дрожание его век показало Биллу, что он должен сделать. Передав ЦРУ в сильные, но удивительно мягкие руки Хама Дью, Билл атаковал дверь, используя знания, полученные им во время курса «Взлом и Вход». Нет такого неподвижного объекта, который мог бы стать непреодолимым барьером для воина, использующего эти приёмы. Дверь распахнулась, и маленькая группа вышла на высокий балкон. Билл потёр ушибленное плечо и недовольно заворчал.

Когда они проделали это, флот мурдидов ринулся в бой. Они двигались уверенно, так как их шпионы заранее изучили расположение защищавших спутник от тех, кто думал, что идея убежища устарела, минных полей. Корабль за кораблём взрывались, окутываясь облаками многоцветного дыма. Но их место занимали другие, а за теми были ещё одни. Мурдиды, как-то почувствовав ловушку, послали первыми свои небоевые суда, чтобы расчистить путь. Это была характерная черта тактики мурдидов, и на этот раз она сработала. Корабль за кораблём окутывались дымом и вспыхивали, но главные корабли вражеского флота — огромные, тяжело бронированные дредноуты, оставались невредимы.

Стоя на балконе и передавая единственную кислородную маску, которую Хам Дью всегда носил в маленькой сумке на поясе вместе с презервативами, которые он никогда не использовал, Сплок запускал аварийные ракеты. Те взлетали вверх, взрываясь ярко-голубыми вспышками света. Это было бы великолепное зрелище, если бы момент не был таким отчаянным.

Флот мурдидов, обнаружив среди себя «Смышлёного», перенёс внимание со спутника на большой корабль. Проклиная орудия, капитаны щедро применяли плети, в то время как орудийные расчёты возились с гиперпиками и гравипушками, выстраивая их в линию — орудия флота мурдидов, из-за пустяковой ошибки в проекте, приходилось наводить вручную. Одно за другим выстраивались большие орудия, и красноконечные взрывчатые заряды, посылаемые гравитационными лучами, по одинаково изогнутым траекториям устремились к «Смышлёному».

— Эффект усиления щита! — приказал Дирк, надеясь, что молодой Муни заставит поле сработать. Первый снаряд, медленно вращаясь, приблизился. Щитовое поле «Смышлёного» захватило его. Крошечные сенсоры направили его по орбите бумеранга. Прежде, чем мурдиды поняли, что происходит, на них были брошены их же собственные энергетические снаряды.

— Приготовьтесь, — произнёс Сплок. — Приближается спасательный катер.

Он видел его, приближающегося прямо к ним, уворачиваясь от статических взрывчатых полей, и его красные и зелёные носовые огни непоколебимо мерцали.

Как только катер со «Смышлёного» легко коснулся балкона, Билл подхватил ЦРУ под одну руку. Они все вкарабкались на борт и с удовлетворением услышали лязг закрывшегося за ними двойного люка. На борту крошечного корабля ЦРУ попытался что-то сказать Биллу, но его слова потонули в стаккато энергетического оружия.

Итак, Дирк был с ними, его глаза все ещё пылали бешенством сражения.

— Вовремя вы здесь оказались, — сказал Дирк Сплоку оскорбительным тоном, который он использовал, чтобы продемонстрировать привязанность. — Вам лучше отправиться в двигательный отсек. У нас проблемы.

Затем он заметил Билла. На его лице не дрогнул ни один мускул, когда он произнёс:

— Привет, Билл. Тебе звонят. Можешь ответить в моём офисе.

Пока Дирк и Сплок в рубке управления пытались вывести «Смышлёного» из боя, кипевшего посреди минного поля, Билл направлялся в каюту Дирка. Направления на «Смышлёном» указывались цветными линиями, с тем, чтобы вы могли найти нужную дорогу к важным частям корабля просто опустив взгляд. Но Дирк забыл сообщить Биллу, что обычно в режиме сражения цвета линий меняются, чтобы сбить с толку возможных шпионов, которые могут захотеть воспользоваться критическим положением, как подходящим моментом для диверсии или чего-нибудь в этом роде. Он прошёл через пустынную, за исключением одного толстого старшины, торопливо заканчивавшего тарелку пудинга из тапиоки со сливами, кают-компанию. Затем Билл промчался по длинному изогнутому коридору, следуя по линии, отмеченной как ведущая в капитанскую каюту, но из-за шифровки приведшей его в магазин. Он пробежал через него, игнорируя назойливых клерков, которые хотели пожелать ему доброго дня и обсудить последние новости. Обычно хороший покупатель, Билл сейчас не имел времени на подобную чепуху. Он продолжал следовать изогнутым линиям, которые должны были привести его в каюту капитана, но теперь у него возникло подозрение насчёт них. Он остановился у книготорговца и приобрёл корабельное руководство по местонахождению во время тревоги. С помощью последнего он наконец-то смог найти каюту Дирка.

В каюте Дирка висел обязательный ковёр от-стены-до-стены с глубоким ворсом, которыми снабжались помещения старших офицеров. Билл заметил, что на столе был накрыт обед на одного, что дало ему некоторое представление об общительности Дирка. А прямо перед ним на маленьком столике стоял телефон. Его маленький огонёк вызова мигал.

Билл рванул к нему, в спешке столкнув несколько хрустальных статуэток.

— Алло! — рявкнул он.

Женский голос на другом конце линии произнёс:

— С кем вы желаете поговорить?

— Мне кто-то звонил, — ответил Билл. — Мне сказали ответить на звонок здесь.

— А кто вы, сэр?

— Билл! Я — Билл!

— Я — Рози, телефонный оператор на Центральном Узле Связи Флота. Мне кажется, мы встречались на приёме в Дрдниганском посольстве. Это было в прошлом году на Капелле.

— Я там никогда не был, — ответил Билл. — А теперь не соедините меня?

— Наверное это был какой-то другой Билл. Вы что-то говорили о телефонном звонке?

— Да!

— Минутку, попытаюсь соединить вас.

Билл ждал. Дверь позади него распахнулась. В неё вошёл ЦРУ, с растерянным выражением на лице.

— Билл? — произнёс он. — С тобой всё в порядке?

— Да, естественно, со мной всё в порядке, — ответил Билл. — Просто я жду телефонного звонка. Что там с тобой произошло?

— Это несколько трудно объяснить, — ответил ЦРУ. — Но что я пытался сказать тебе, так это то, что ни в коем случае не поднимайся на борт «Смышлёного».

— Сейчас как раз чертовски подходящее время сообщить мне это, — сказал Билл. — Что такого со «Смышлёным»?

В этот момент на линию вернулся оператор:

— Билл, соединяю.

Вслед за этим на линии возник пронзительный женский голос, произнёсший:

— Билл, дорогой, это в самом деле ты?

Хотя голос Иллирии менялся каждый раз, как она меняла тело, что происходило чаще, чем хотелось бы Биллу, тем не менее характерный тембр оставался. А кроме того, какая другая женщина могла его вызывать в это время?

— Иллирия! Где ты?

— Не думай об этом. Скажи, Билл, ЦРУ с тобой?

Билл быстро оглянулся для окончательной уверенности.

— Да, он здесь.

— Хорошо. Есть кое-что, что ты должен знать об этом так называемом офицере военной разведки. Слава Богу, я вовремя нашла тебя.

— Да, и что же я должен знать? — спросил Билл.

— Билл, — сказал ЦРУ, — нам очень нужно поговорить.

Он присел на край стола рядом с Биллом. Длинная пола его армейской шинели пролетела над телефоном, по-видимому случайно. Раздался щелчок, скромный звук, но зловещий по содержанию.

— Иллирия! Где ты?

Оператор сказал:

— Сожалею, сэр, но вы разъединились.

В этот момент в комнату вошли Дирк и Сплок в сопровождении Дью.

Дирк был в самом деле необыкновенно хорошим пилотом, а со Сплоком, помогающем ему на синтезаторе боя, не было лучшей команды во всей Галактике. Дирк ещё раз подтвердил это мнение, выполнив манёвр Мэриэнбэд — манёвр, сопровождающийся большим риском для выполняющего, и служащий серьёзным испытанием даже для стальных нервов, после выполнения которого корабль начинает двигаться в сторону, обратную первоначальному курсу. Этот переход сопровождался сильной тряской, так как обратный курс кишел многочисленными электрическими зарядами, часть из которых осталась во время предыдущих манёвров корабля, а часть сформировалась спонтанно, и все они светились голубым электрическим светом.

Корабли мурдидов попытались повторить манёвр, но ведущий корабль забыл в пылу сражения убрать дуговые спойлеры. Взбалтывание субкосмических модальностей сделало невозможным повторение блестящего манёвра «Смышлёного». Так что им пришлось удовлетвориться разносом к чертям собачьим Убежища, пока их офицеры разведки готовили объяснение, по которому ответственность за потерю нейтрального спутника возлагалась на климатические условия.

Оказавшись на мгновение в безопасности, Дирк вернул корабль на ровный курс. Коки на многочисленных кухнях корабля издали вздох облегчения и вернулись к разливке по тарелкам лукового супа с картошкой для команды, наработавшей здоровый аппетит во время короткого, но напряжённого сражения. По приказу Дирка с супом были поданы соления. Он знал, что команде требуется что-нибудь особое после того, через что они прошли.

Затем Дирк, в сопровождении угрюмого остроухого Сплока и напыщенного плоскоухого Дью, направлялся в капитанскую каюту, чтобы проверить, как дела у Билла. Пока они шли, возникло подозрение, что что-то неверно, неправильно, смутные предчувствия витали в воздухе нездоровыми миазмами горя и сожаления. Однако они их не почувствовали, даже обычно чуткий Сплок, который только позднее вспомнил о потенциале для предвидения, которым обладал этот момент.

Они достигли каюты, вошли. Билл стоял у телефона с раздосадованным выражением его армейских черт лица. ЦРУ, выглядевший точно обитатель свалки в своей длинной шинели и перчатках без пальцев, стоял поблизости. От взгляда Сплока не укрылось, что один из карманов шинели ЦРУ оттопыривался под тяжестью чего-то, что вполне могло быть полуфутовым чинжером. Как обычно, он ничего не сказал, только заметил сам себе: «Давайте все разрушим!» А кроме них в комнате было ощущение присутствия визуального аналога голоса Иллирии, совсем недавно говорившего с Биллом, до того, как ЦРУ сделал движение своей шинелью — то ли преднамеренно, то ли случайно, трудно было сказать — и оборвал связь, оставив нерешённой, возможно теперь надолго, тайну постоянных появлений и исчезновений Иллирии.

— Билл, — сказал Дирк. — Думаю, мы все задолжали тебе порцию аплодисментов. Не знаю, как ты этого добился, но ты заставил флот мурдидов сконцентрироваться здесь и продержал их на месте достаточно долго для того, чтобы я успел прибыть сюда на «Смышлёном» и задержать их на время, достаточное чтобы успел прибыть основной военный флот. Среди тех, кто принимал участие в сражении, я рад сообщить, было и твоё подразделение, Великолепные Убийцы из Боевого 69-го Полка Глубокого Космоса.

— Ты имеешь в виду, что они все здесь? — закричал Билл. — Мои друзья здесь? Бык Дональдсон? Сердцеед Джонни Дули? И Клопштейн, человек с носом из нержавеющей стали; он тоже здесь?

— Они все здесь, Билл, — ответил Дирк. — Возможно, не так, как мы хотели бы, но бесспорно здесь.

— Что ты имеешь в виду, не так, как хотели бы?

— Ну, они, знаешь как это бывает, в некотором роде мертвы. Я хотел подготовить тебя. Я собирался сперва сказать тебе, что они попали в аварию, но находятся в госпитале и дела идут на поправку. А затем, позже, сказать, что у них наступил регресс, точнее не совсем регресс, а что-то типа регресса, но что ты не должен волноваться, дела у них идут почти также хорошо, как ожидалось, не совсем, но почти. А затем уже, позже, я собирался сказать тебе, что они умерли, и тебе было бы значительно легче смириться с этим. Мы обсуждали данный плавный подход, пока шли сюда, но Дью заявил, намного лучше будет сказать все сразу, corto y derecho, как он выразился. Надеюсь, мы поступили правильно. Как ты себя чувствуешь, Билл?

— Мучит жажда, — ответил Билл.

— Жажда? В подобный момент?

— Должен же я выпить за отсутствующих друзей, не так ли? — ответил Билл. — Это то, что и они сделали бы.

— Да, — сказал Дирк, — тебе не помешает выпить. Это подготовит тебя к следующей порции новостей.

Билл сам нашёл выпивку и опрокинул стакан Старого Калеки. Он высморкался в тускло-коричневый носовой платок, который необъяснимым образом был всё это время у него в кармане. Затем произнёс:

— Ладно, я готов! Кто ещё умер?

— Нет, — с усмешкой произнёс Дью, — это совсем не вопрос жизни и смерти.

— Ничего такого, из-за чего стоило бы расстраиваться, — сказал Сплок. — Но на всякий случай выпей ещё.

— Твоё начальство потребовало, чтобы тебя немедленно вернули им. Они были довольно взволнованны, узнав, что ты здесь. Похоже они решили, что ты дезертировал.

— С чего это эти ублюдки так решили?

— Может потому, что ты исчез на несколько месяцев и не сообщал о себе, — предположил Дью.

— Я был пленником на враждебной планете. Меня заперли внутри гигантского компьютера. Они что думают — у меня была привилегия пользования телефоном и гарнизонной лавкой?

— Думаю, мы сумели их переубедить, — сказал Дирк. — На самом деле мы представили тебя к медали. Им эта идея не понравилась. А знаешь, чьё решающее слово поколебало их?

— Откуда, чёрт возьми, я могу знать? — сухо как всегда ответил Билл.

— Ганнибала, — сказал Сплок. — Он больше не смотрит на тебя, как на врага. Он сказал, что беседа с Историком Чужих изменила его взгляд на историческую необходимость.

— Здорово, — произнёс Билл то ли откровенно, то ли с иронией, трудно сказать. — И когда всё это должно произойти?

Дирк и Сплок переглянулись. Подбородок Дирка одобрительно кивнул. Губы Сплока приняли тонкий напряжённый вид, как когда хотят что-то сказать.

— Можете войти, — сказал Сплок.

Дверь открылась. Вошли двое мужчин в хромированных шлемах и с белыми нарукавными повязками ВП. Они выглядели словно центровые НБА. На самом деле они и были центровыми НБА до того, как их товарищеский матч на Марсе был прерван отрядом капитана Немура де Вильера. Но это совсем другая история.

— Солдат! — произнёс ВП с маленькими усиками. — Ты арестован. Протяни руки.

О чём они говорят? Билл протянул руки. ВП без усиков застегнул на них наручники. Они повели его.

У двери Билл запнулся и обернулся.

— Увидимся, парни, — сказал он. И затем ВП вывели его.

На мгновение в каюте воцарилась тишина. Затем ЦРУ завопил:

— Эй, Билл, подожди меня! — и поспешил за ними.

Снова наступила тишина. Наконец Дью нарушил её.

— Бедный парень, — сказал Дью. — У него даже не нашлось подходящей реплики.

Пока ВП вели Билла в специальный курьерский корабль, цепь событий для него приобрела необыкновенную ясность. Уже на борту они сняли с Билла наручники и предложили ему выпивку. Они знали, что Билл был виновен в по-настоящему презренных преступлениях и поэтому проявляли к нему ещё большую заботу. Обычно их заключёнными были парни, просто находившиеся в самовольной отлучке, или напившиеся, и все такого плана. Но теперь у них был настоящий преступник. Они хотели услышать рассказ о Иллирии, и как оно было на Ройо, и как оно было находиться внутри гигантского компьютера. Корабль мчался вперёд, и хоть Билл и был заключённым, он был в известной степени счастлив находиться на его борту.

Видите ли, суть в том, что он был счастлив возвращаться, но это было парадоксальное счастье, так как он возвращался в качестве заключённого, а это означало грядущие неприятности. С другой стороны, что они могли с ним сделать? Вероятно, убить. Казнь была традиционным наказанием за все военные преступления. Хоть это и могло показаться слишком суровым, это был самый лёгкий приговор для заседавших в военных трибуналах офицеров с низким IQ. Так было всегда. И хоть Биллу это и не нравилось, по крайней мере он был к этому готов.

Вскоре они приземлились в космопорту Лагеря Отчаяния, названном так не оттого, что это было несчастливое и ужасное место, хоть так оно и было, а в честь его первого командира, Мартина Гарри Отчаяния, героя Большого Малого Зелёного Копыта и Уголка Стрелка, двух величайших битв с большими, чем обычно, потерями, так что конечно он заслужил такой чести.

Лагерь Отчаяния находился на планете Дознание X, небольшом мирке с воняющей тухлыми яйцами атмосферой. Сам лагерь располагался на тропическом островке, отделённом от негостеприимного первобытного побережья каналом пенной воды со множеством водоворотов. Это была модель старого Острова Дьявола, и для придания ему соответствующего вида были завезены пальмы.

Билла поместили в тюрьму максимальной безопасности, место настолько охраняемое, что даже еда туда попадала с трудом. Итак, одним утром, через несколько дней после прибытия, измождённый, с красными глазами, Билла разбудили и велели прополоскать рот и почистить клыки; он должен был предстать перед советом офицеров, которые будут рассматривать его дело, и вне зависимости от того, виновен он или нет, не должны терпеть его дурное дыхание.

Суд, в который привели Билла, находился в середине амфитеатра, вмещающего около десяти тысяч зрителей; так как зрение вершения несправедливости было привлекательно для множества людей, в настоящее время проектировался суд большей вместимости. А пока использовался этот. Как обычно он был полон, так как посещение заседаний военного суда было одним из популярных туров, предлагаемых многими туристическими агентствами.

Там также было и жюри присяжных, но оно было составлено не из людей. Недавние изменения в военном законодательстве предусматривали наличие малого жюри при рассмотрении всех дел, требующих присутствия присяжных. Это была грубая попытка военных замаскировать основную несправедливость системы. Присяжные под угрозой расстрела неизменно голосовали как приказывал председательствующий судья. Это было сочтено слишком дорогим, и чтобы сэкономить деньги, жюри стали набирать из двенадцати роботов. Жюри составляли из роботов, вернувшихся из различных сражений и ожидавших ремонта. За исключением некоторых недостающих конечностей, они были в хорошем состоянии. Несколько смущало, что у некоторых из них не было голов, но они уверили суд, что мозги у них находятся в грудных клетках, так что им разрешили заседать. Все они были запрограммированы на вынесение обвинительного вердикта вне зависимости от представленных доказательств.

— Всем встать! — прокричал бейлиф. Зрители в здании суда встали и стали аплодировать судье-председателю, полковнику Вэссу Бейлею — популярному в военных кругах судье. Его настоящее имя было Льюис, но его звали Вэссом по его любимому приговору, который он оглашал всем преступникам, каким бы ни было обвинение против них — «Виновен, Электрический Стул, Следующий.» Это был его любимый приговор и зрители, с их понятным отвращением к преступникам, всегда были довольны. Некоторые, как известно, считали, что даже Бейлей выносит слишком мягкие приговоры, чем можно было бы, и что виновных необходимо расстреливать прямо на месте, Но также было хорошо известно, что либерализм проник и в систему военного правосудия.

Военным прокурором был капитан Джеб Стюарт. Все зрители поддерживали его, так как Стюарт не проиграл ни одного дела за пять лет. Ему нужен был ещё всего один успешный год, чтобы получить Тройную Корону Юриспруденции.

— Нужны ли какие-либо подробности? — с пафосом произнёс Джеб Стюарт, обращаясь к суду глубоким зычным голосом. — Этот десантник, Бил, даже в его имени, которое он произносит с двумя «л», что разрешается только офицерам, звучит угроза, виновен в нарушении разделов 23, 45, 76, 76a и 110b, подраздел c Единого Военного Свода Законов. Если все вы заглянете в переданные вам шпаргалки, то увидите, что все эти преступления носят тяжёлый характер. Бил, можете что-нибудь сказать в своё оправдание?

— Сэр, все что я делал — это следовал приказам, — ответил Билл.

Стюарт хитро улыбнулся.

— И с каких пор это является законным оправданием в глазах военного закона?

— Но что мне оставалось делать? — спросил Билл.

— Вам нужно было поступать правильно, — проворчал Стюарт. — Мы установили, что вы были в самоволке на чужой планете в течение больших гражданских беспорядков, к тому же вы сознательно общались с женщиной — чужеземкой-тсурианкой, принадлежащей к расе наших врагов, и что вы к тому же занимали резиденцию внутри чужого компьютера по причинам, которые лучше не называть, и что вы организовали заговор совместно с иностранным генералом из другого временного периода, неким Ганнибалом, который не может предстать перед судом из-за неотложного боя с римским генералом Сципионом Африканским. Но у нас есть показания Ганнибала. Так как они написаны на карфагенском, у нас возникли небольшие трудности в их расшифровке. Но нам кажется, они гласят: «Этот десантник виновен во всём, в чём его обвиняют и должен понести самое тяжкое наказание, которое вы можете ему дать».

— Ганнибал — мой друг, — сказал Билл. — Он не мог сказать ничего подобного. Вы наверняка ошибаетесь.

— Посмотрите сами, — сказал Стюарт. Он сделал многозначительный кивок и один из его клерков поспешил вперёд с большой глиняной табличкой на которой были начертаны клинообразные знаки.

— Я не могу это прочитать, — сказал Билл.

— Конечно же нет, — согласился Стюарт. — Было бы странно, если не сказать изменнически, если бы вы могли это прочесть. В этом случае как вы можете отрицать нашу интерпретацию сообщения?

— Моё предположение о том, что оно значит, так же хорошо, как и чьё-либо ещё, — сказал Билл.

— Да? — произнёс Стюарт. — Мы предполагали, что вы используете подобную линию защиты, поэтому пригласили в суд эксперта по переводу с неизвестных языков. Профессор Стоун, пожалуйста подойдите к стойке.

Профессор Розетта Стоун была высокой тощей старой девой с холодными высокомерными манерами. Она презрительно посмотрела вокруг и фыркнула.

— Можно ожидать, что такой эксперт по языкам, как я, сделает более верное, если не сказать более уместное, предположение о смысле сомнительного текста, чем персона вроде этого полуграмотного десантника.

Дальше всё шло в этом же духе. Для дачи показаний вызывались различные свидетели. Билл никогда раньше их не видел. Позднее он узнал, что это были профессиональные свидетели, которые выступали в делах, в которых обвинитель знал, что обвиняемый виновен, но не хватает доказательств.

Билл нашёл несправедливым, когда один из свидетелей, священник из секты альбигойцев, поклялся под присягой, что Билл ответственен за разорение Рима в 422 году н. э. Билл с гневом отверг это обвинение. Так как хватало и других обвинений против него, чтобы гарантировать любой приговор, который вынесет суд, данное было опущено.

Когда настала его очередь говорить, Билл попросил время, чтобы подготовить свои доводы. Судья улыбнулся.

— Так всегда говорят виновные. Послушайте, десантник, у этого дела результат предрешён. Если вы хотите отказаться от своего права на слово, то в вашу пользу будет говорить, что вы сэкономили суду драгоценное время.

— А если не откажусь? — спросил Билл.

— Тогда мы не позволим вам подготовить доводы, и ваша просьба будет говорить против вас.

Плечи Билла опустились. Он уже это проходил.

— Вы все используете против меня. Что я могу сказать?

— Как можно меньше, — сказал судья. — Ты понятия не имеешь, как меня утомляет сидеть здесь и выслушивать преступника за преступником, лжесвидетельствующих во имя закона, который они так легко нарушали в момент совершения различных гнусных преступлений. Какие нибудь последние замечания? Нет? Ты учишься. Тогда переходим к важной части, наказанию.

— Вы забыли спросить присяжных, как они проголосовали, — сказал Билл.

— Пустая формальность, — сказал судья. — Думаю, мы можем не обращать внимания на этот маленький пустяк.

— Нет! — закричал Билл. — Я хочу услышать вердикт присяжных!

Судья посмотрел с отвращением. Впереди у него был загруженный день. После обеда были запланированы три раунда в гольф с важными людьми, которые не отнесутся доброжелательно, если игра судьи не будет соответствовать её обычному высокому стандарту. Они не для того преодолевали все это расстояние до отдалённого поста, чтобы принимать участие в дерьмовой игре. В голове у судьи проскользнула мысль, что этот десантник — достаточно крепкий орешек. Никто ещё не настаивал, чтобы было выслушано мнение присяжных. Все это продемонстрировало вред внедрения в сознание военного персонала новомодных идей. Он обыграл идею вытащить лазерный пистолет, который всегда носил в оперативной кобуре под судейской мантией, и сэкономить для всех время и избавить от расходов и неприятностей, отправив этого преступника прямо в ад, что он вполне заслужил. Но затем он успокоился. У него уже были неприятности за расстрел заключённых. Трусливые ублюдки в Центральном Командовании хотели, чтобы всё было сделано по закону. До тех пор, пока он не сможет доказать, что они участвовали в заговоре с целью подорвать всю систему правосудия, ему придётся согласиться с их требованиями.

Судья повернулся к присяжным. Девять голов роботов и три туловища повернулись к нему. Их пустые глаза и блестящие металлические корпуса напомнили судье жюри, с которыми он работал при рассмотрении других дел, некоторые из людей, некоторые из роботов, некоторые из Обезьян.

— Роботы — присяжные, — сказал судья, — вы внимательно выслушали все доказательства?

— Да, ваша честь, внимательно, — улыбнулся старшина присяжных, робот с сияющим пурпурным лицом и в старушечьих очках.

— И у вас было время взвесить доказательства и вынести вердикт?

— Да, ваша честь, было.

— И каков же вердикт?

— Мы нашли обвиняемого полностью не виновным и заслуживающим медали, а может и двух.

Судья бросил на них взгляд, в котором ужас смешался с гневом.

— Я не ослышался?

— Это зависит от того, что вы услышали, — прохихикал старшина.

— Вы признали десантника невиновным?

— Да, — ответил старшина, — мы так решили. И не забудьте о медалях.

В зале суда воцарился ад кромешный. Матери зарыдали и прижали детей сильнее к груди. Сильные мужчины зажгли сигареты. Роботы различных видов и описаний, которые находились в толпе в качестве зрителей, стали одобрительно аплодировать и издавать пронзительный визг, который роботы испускают в состоянии восторга по причинам, которые пока ещё только выясняются. Судья раздулся, словно цыплёнок под давлением. Несколько бейлифов упали в обморок и приводились в чувство крепкими напитками. Репортёры из военных газет диктовали в телефоны сенсационную новость. Билл спустился со стойки и обнял своего друга, ЦРУ, который находился в толпе, поддерживавшей его товарища.

— Билл, это здорово! — кричал он.

— Но почему? — спросил Билл. — Я никогда не слышал, чтобы роботы голосовали не так, как им велели.

— Все! Остановитесь! Суд не закончен!

Так кричал судья. В ответ на кивок его головы дверь была закрыта. Но как раз перед тем, как её закрыли, в зал ворвался посланник в мотоциклетной коже с защитными очками над глазами и пятном пота на лбу. Он протянул судье листок бумаги, затем рухнул на пол и был приведён в чувство мощными лекарствами.

Пока судья читал этот листок, в зале суда воцарилась тишина.

Судья поджал губы. Затем прочистил горло. Затем встал, свирепо глядя на Билла.

— Похоже у нас появились оправдательные обстоятельства, — произнёс он. Зал ждал.

— Отправляйтесь на базу, командир, — сказал он Биллу. — Это обстоятельства, о которых я ничего не знаю. Присяжные, однако, похоже заранее все знали.

Выражение его лица говорило о том, что ему это очень сильно не нравится.

— Дело закрыто! — прокричал он. И ВП собрались вокруг Билла, чтобы доставить его на базу.

Глава 13

Военная база выглядела точно так же, какой её помнил Билл. Группа одно— и двухэтажных зданий в центре болота. ВП доставили Билла прямо в здание Штаба. Там они сняли с него наручники, пожелали ему удачи и отбыли.

Билл сел на скамью в комнате ожидания генерала Воссбаргера, недавно назначенного верховным командующим Южного Сектора. Прошло не так много времени прежде чем клерк за столом приёма просигналил Биллу и сказал, что он может войти.

У генерала был прекрасно обустроенный офис. Ковёр от-стены-до-стены, датская мебель, скверные картины на хлопчатой пурпурной ткани, графин с виски и прочие обычные предметы. Генерал был крупным мужчиной, выглядевшим ещё больше из-за складок жира вокруг шеи и носа. Те немногие волосы, которые у него ещё оставались, говорили, что он — блондин, и это подтверждало слухи о Белом Звере, которого видели незадолго до его появления.

— Присядь, Билл, — сказал Воссбаргер. — Сигару? Желаешь выпить?

Билл подумывал о том, чтобы отказаться; после всего случившегося можно было ожидать, что они будут отравлены. С другой стороны, отказ от предлагаемых генералом сигар и выпивки мог оказаться военным проступком. Он был в затруднении, которое разрешил Воссбаргер, налив ему рюмку и положив рядом сигару.

— Давай, десантник, выпей. Закуривай. В этой сигаре хороший табак, а не та солома, которую дают вам в гарнизонной лавке, или столовой, или как вы там ещё её называете. Итак, ты — Билл. Ладно, я много слышал о тебе. Я очень рад, что суд завершился в твою пользу. На самом деле, мне повезло, что так случилось. Как бы мы могли использовать тебе, если бы ты был мёртв?

Билл понял, что лежало за неожиданным оправдательным вердиктом присяжных. Конечно же всему была своя причина. У военных всегда есть причина, неважно какая циничная, искривлённая или извращённая.

— Я очень рад, сэр, — осторожно сказал он, желая знать, что за всем этим последует.

— А теперь, Билл, насчёт Разрушителя, который тебе приказали доставить…

— Сожалею, сэр, — съёжился Билл. — Он уже был у меня в руках, но затем произошло так много всего…

— Брось. Нам кажется, мы знаем, где достать его.

— Хорошие новости, сэр! — сказал Билл.

— Да, неплохие. Да и цена будет не слишком высокой.

— Ещё лучше! — хрипло произнёс Билл, в его душе росло подозрение.

— К сожалению, есть одно препятствие.

Билл закивал. Почему-то его не удивило наличие препятствия. Что его действительно интересовало, так это с какой стороны это препятствие касается его.

— Тсурианцы, — сказал Воссбаргер, — выразили готовность дать нам то, что нам нужно. Но есть одно условие.

Билл вздохнул. Было не только препятствие, но ещё и условие. Дела становились всё хуже и хуже. Он сделал глубокую затяжку и осушил стакан, ожидая плохих новостей. Воссбаргер понимающе кивнул и снова наполнил стакан Билла.

— Ладно, Билл, они хотят, чтобы мы послали туда эмиссара для обучения работе с Разрушителем. Как ты понимаешь, такое высокотехнологичное устройство требует тщательного изучения.

— Да, конечно, — ответил Билл.

— Конечно же, ты хочешь стать добровольцем для этой миссии, — сказал Воссбаргер.

— Нет, подождите, нет, невозможно! — громко завопил Билл. — С меня хватит этого добровольного дерьма!

— Очень плохо, — сказал Воссбаргер. — Были какие-то разговоры о повторном выдвижении обвинений против тебя. На этот раз ты не отделаешься так легко. Один присяжный решит исход дела. Я.

— А, — сказал Билл.

— Однако, это не понадобится. Нет времени, чтобы терять его на подобную болтовню. Я назначаю тебя добровольцем. — Он вытащил из ящика стола большой пистолет и навёл его Биллу между глаз. — Ты не подчиняешься моему приказу?

— Извините, сэр. Вы не расскажете мне об этой миссии, на которую я вызвался добровольцем?

— Это именно то, что я хотел услышать, — сказал Воссбаргер, улыбаясь словно гриф на трупе слона. Пистолет исчез. — Давай. У тебя есть пятьдесят пять секунд на все вопросы.

— Почему я?

— Хороший вопрос. Дело в том, что у тебя уже есть некоторый опыт на планете Тсурис. Это было принято во внимание при обсуждении.

— Да, сэр.

— Но более важен тот факт, что компьютер Квинтаформ, который, как ты знаешь, правит на Тсурисе, особенно просил тебя.

— Он просил?

— Да, он просил. И достаточно настойчиво. Говоря что-то о незавершённом деле между вами двумя. Так как нам нужен этот Разрушитель, мы не видим причины отказать компьютеру. Особенно когда к этой просьбе присоединяется и женщина.

— Женщина? Какая женщина?

— Мне кажется, она называла себя Иллирией. Она стала новым президентом Тсуриса.

— Как она это сделала? — спросил Билл.

— У нас ещё нет всех деталей. Что-то связанное с её новым телом.

— Она постоянно меняет тела, — вздохнул Билл, чувствуя приближение челюстей капкана. — Вы случайно не знаете, на что похоже это новое тело?

— Я её сам не видел, — сказал Воссбаргер. — Но она потребовала, чтобы тебе сообщили, что её новое тело будет для тебя сюрпризом.

— С меня достаточно сюрпризов.

— И она также проинформировала нас, что для тебя подготовлено твоё старое тело.

— Но у меня есть тело! — воскликнул Билл.

— Оно будет возвращено компьютеру, — сказал Воссбаргер. — Оно было всего лишь позаимствовано.

— А какое тело подготовила Иллирия?

— Она сказала, что оно достаточно мало. Чтобы поместиться внутри компьютера.

— Я не хочу жить внутри компьютера! — простонал Билл.

— Попробуй, тебе понравится. А иначе… — мгновенно снова возник пистолет.

— Да, да, сэр, — прорыдал Билл.

Он осмысливал это позже, напиваясь в солдатской столовой. Не успел он вернуться на добрую старую военную базу, как его снова посылают. Обратно к Иллирии и компьютеру Квинтаформ. Через некоторое время он почувствовал себя лучше. Компьютер Квинтаформ в общем-то был не такой уж и плохой машиной. А что касается Иллирии…

На второй взгляд, компьютер Квинтаформ был достаточно славным, обманывал сам себя Билл. Ему снова хочется увидеть своего друга внутри компьютера. А что касается Иллирии, будет также здорово видеть её снова. Когда вы на военной службе, вам приходится принимать все как есть. И он может справиться с этим!

Тогда почему по его носу в стакан скатывались слезы?

Когда Билл достиг Тсуриса, приготовления были в полном разгаре. Присутствовал обычный состав тсурианцев, в знакомой трехсферической форме. Здесь были все доктора, которые лечили его во время его первого визита на планету. Они приветливо замахали, как только маленький космический катер Билла приземлился. Под одобрительные возгласы и приветствия его провели в специальную комнату под дворцом Тсуриса, где компьютер устроил штаб.

— Привет, Билл, — произнёс компьютер Квинтаформ. — Рад снова тебя видеть.

— Привет! — подозрительно сказал Билл. — Не похоже, чтобы ты был на меня обижен.

— Конечно нет, Билл. Ты и я всегда хорошо ладили.

— Зачем ты послал за мной?

— Ладно, это другая история, — сказал компьютер Квинтаформ.

— Расскажи мне её; у меня есть время, — сказал Билл.

— На самом деле это было требование моей жены. Она попросила, чтобы тебя вернули на Тсурис для присутствия на свадьбе.

— Твоя жена? С каких это пор у компьютеров появились жены?

— Это необычно, — задумчиво произнёс компьютер. — Но ты не знаешь мою жену. Она решительная женщина.

— Это одна из машин, которую я мог видеть?

— Это совсем не машина. Это Иллирия.

— Иллирия? — Билл с трудом сглотнул.

— Меня кто-то звал? — спросил женский голос. Хотя Билл никогда раньше его не слышал, он сразу узнал Иллирию. В таких вещах невозможно ошибиться.

К тому же Иллирия откликнулась. Билл никогда не видел тело, которое она в данный момент носила. Оно было великолепно, особенно если вам нравятся небольшие округлости, как Биллу.

— Я ничего не понимаю, — сказал Билл.

Иллирия повернулась к экрану компьютера.

— Квинтаформ?

— Да, любовь моя.

— Не слушай, пока я не разрешу.

— Да, любимая. В любом случае, пришло время проверить, как идут дела на планете. — Он зажужжал. Жужжание постепенно ослабевало, как если бы компьютер удалялся, и наконец стихло.

— Иллирия, как ты могла выйти замуж за компьютер?

— Это был единственный способ, с помощью которого я могла доставить тебя сюда, любимый. Я велела компьютеру, чтобы он вернул тебя.

— Теперь, когда ты замужем, — сказал Билл, — я не понимаю, зачем я тебе нужен?

— Билл, компьютер очень мил, и он очень интересуется человеческими чувствами. Но с ним одни лишь разговоры. Понимаешь, что я имею в виду?

— Полагаю, да, — ответил Билл. — Но знаешь, я ведь десантник. Я получил небольшой отпуск, но…

— Если время ограничено, у нас должна быть на счету каждая секунда, — прошептала она, прижимаясь к нему. — Давай начнём с этого…

Последней мыслью Билла, перед тем как тепло её объятий обволокло его, было, что ему приказали это сделать.

Война — сущий ад.

Глава 1

Сказать по правде, Биллу никогда не приходило в голову, что причиной всему — секс. Впрочем, время от времени у него возникали на сей счет кое-какие подозрения.

— Это же сатирическая нога! — прорычал он. — Чего скалишься, недоумок? Нашел, над чем смеяться!

По счастью, доктор Делязны был штатским, иначе доблестного воина вздрючили бы по первое число. Ошеломленный красноречием Билла и запахом лука у того изо рта, врач отшатнулся и быстро заморгал, не сводя с Героя Галактики глаз, спрятавшихся за толстыми, как днище бутылки, стеклами очков.

— Ты ошибаешься, солдат. Нога не сатирическая, а сатирова. Сатир — в греческой мифологии получеловек-полузверь, наделенный неутолимой похотью, готовый спариваться с утра до вечера и всю ночь напролет.

Билл почувствовал, что принимает сатира, благо и сам ощущал себя на взводе. Направляя его сюда, в армейский госпиталь на Костоломии-IV, медицинская комиссия поставила в сопроводительном документе индекс ПП, который в действительности означал «покой и полный курс лечения»; однако солдаты расшифровывали эту аббревиатуру как «пьянки и потрахушки». То есть вполне естественно было ожидать: а) наличия женщин и б) изобилия спиртных напитков. Что касается второго, тут особых трудностей не предвиделось, благо в госпитале, по соседству с моргом, имелся бар с богатым выбором всяческого пойла. Но вот с женщинами дела обстояли несколько хуже, ибо все медсестры, к сожалению, оказались стальными роботами. Едва прибыв в госпиталь, Билл не замедлил героически надраться до потери сознания, а когда очнулся, обнаружил, что пытается схватить одного из роботов; разумеется, ни о каком удовлетворении не могло быть и речи.

Ладно, что было, то было. Билл провел пятерней одной из правых рук по редеющим волосам и уставился на свою ногу. Та выглядела просто отвратительно.

— Что с ней такое? — проскулил он.

— Хороший вопрос, — одобрил доктор Делязны. — Я как раз собирался взять образец клеточной ткани, чтобы убедиться, насколько обоснованны мои предположения. Знаешь, солдат, по-моему, ты подцепил ужасную космическую инфекцию, которая вызывается психомутагенным плазмоидным вирусом.

— Чего?

— Ты заимел ногу-капризулю.

— А, проклятый чинджер, гнусный шпион Трудяга Бигер! Подставил меня, мерзавец! Как он меня подставил! А еще говорил, что оказывает услугу! С его подачи я отказался от своей цыплячьей ноги, а теперь только и успеваю выпутываться из неприятностей.

Билл прикусил язык, сообразив, что распространяться о знакомстве с чинджером не слишком разумно. Вражеский лазутчик — вдобавок к тому, что доставлял кучу хлопот, — надоедал ему просьбами перестать воевать, предлагал изменить Империи, стараться подрывать боевой дух солдат имперской армии, разлагать товарищей по оружию — словом, содействовать разоружению и заключению перемирия между людьми и чинджерами. Разумеется, Билл никак не мог нарушить своей пламенной клятвы верности Императору, даже если бы захотел, поскольку в его мозгу, размягченном наркотиками и нейромодуляторами, подобные мысли попросту не задерживались. В результате, добравшись до ставки командования, он тут же во всем признался. Отцы-командиры настолько обрадовались сведениям, которые Билл выложил на допросе, что, когда нога Героя Галактики начала выкидывать всякие фортели, отправили солдата на Костоломию-IV — лечиться у специалиста-протоортопеда, доктора Латекса Делязны.

— Совершенно верно. Мои выводы подтверждают нейрологические образы, которые порождаются объединенными усилиями коры головного мозга и Ф-комплекса. Проще говоря, солдат, твоя нога полагает, что присоединена к телу существа, которое не помышляет ни о чем, кроме секса и выпивки. — Врач угрюмо усмехнулся и покачал головой. — Скажи-ка, это тебе никого не напоминает?

Доктор Делязны получил отличное образование: окончил медицинский институт сразу по нескольким специальностям с наивысшими баллами по офтальмологии и отоларингологии, а также с удовлетворительными оценками по ортопедии. Иными словами, он являлся специалистом по ртам и задницам, а потому среди его клиентуры насчитывалось множество юристов; он успешно практиковал трансплантацию упомянутых органов — ведь с юристами проще некуда, эти органы у них взаимозаменяемы. Но однажды Императору, в приступе садистской филантропии, пришла в голову идея казнить всех до единого юристов в пределах освоенной Вселенной; доктор Делязны остался без пациентов и вынужден был искать работу на стороне. О своих злоключениях он поведал Биллу накануне вечером, в баре за бутылкой «Старого горлодера».

— Разрази меня гром, док! Мужик на то и мужик, чтобы пить да трахаться! Когда кругом такой бардак, без выпивки спятишь в два счета. А женщины успокаивают как ничто другое!

Билл всхлипнул от жалости к самому себе и страдальчески вздохнул, припомнив своих старых — да и молодых — подружек. Закаленные в сражениях мышцы напряглись, стоило ему только подумать о Мете, которая торчит сейчас на какой-то занюханной планетке на краю Галактики — бьется не на жизнь, а на смерть с проклятыми чинджерами. Мета! Да, вот это была женщина! Какие глаза! Какая грудь! Какая круглая, аппетитная попка, способная посрамить даже зад Инги-Марии Калифигии с Фигеринадона-II! Впрочем, Мета явно не из тех женщин, которые шлепают босиком по кухне и рожают детей до конца своих дней. Насчет таких, как она, предупреждала Билла матушка; Мета превосходила его во всех отношениях и была настолько сексапильна, что могла свести с ума главный компьютер боевого звездолета. И надо же такому случиться: едва они с Биллом свели более-менее близкое знакомство, вшивое армейское начальство сослало Мету к черту на рога! Чтоб им пусто было, стервецам!

Билл принялся размышлять, что же с ним, собственно, происходит. Осталась ли в нем хоть крупица достоинства и человечности? Нет, это противоречило бы армейскому уставу. Способен ли он полюбить? Знает ли, как пишется слово «любовь»? Не к тому ли стремится? Не оттого ли стал прятать в обложку комикса «Кровавые порнографические слюноточивые истории», который читал на глазах у новобранцев, другой комикс, «Истинные космически-романтические мелодрамы»?

Нет. И потом, на что годится обыкновенная женщина? Среди солдат бытовало поверье, что женщина заставит мужчину бросить курить и пить в свое удовольствие, а также трепать языком по любому поводу и таращиться вслед распоследней шлюхе, — а для чего тогда, ёлки-палки, жить на свете?

Доктор Латекс Делязны вновь посмотрел на компьютерную распечатку.

— Восхитительно! Скажи мне, Билл, известно ли тебе что— нибудь об эндокринной системе?

— Вы про планеты с болотами и ядовитыми океанами в системе Кассиопеи?

Доктор Делязны раздраженно подергал себя за жидковатые волосы на загривке. На вид ему было около сорока. Морщинки в уголках глаз начали собираться в изящные паутинки, напоминающие различные геометрические фигуры. Безучастный к происходящему вокруг, словно его мозг выписывал внутри черепа фигуры высшего пилотажа, он гораздо внимательнее следил за этой акробатикой, чем за той клоунадой, которая разворачивалась в смотровом кабинете.

— Вовсе нет, оболтус в погонах! Я рассуждаю о человеческой физиологии. Эндокринная система, гипофиз, щитовидная железа, надпочечник… И так далее, и тому подобное… И, конечно, половые органы. Человеческая анатомия, понял, тупоголовый?! Тебя что, ничему в армии не научили?

Билл сокрушенно помотал головой.

— Эндокринная система, Билл, отвечает за важнейшие функции организма. Между прочим, я имею степень доктора медицины со специализацией по эндокринологии. Как по-твоему, нужно ли это Империи? Ба! Ноги да сфинктеры, сфинктеры да ноги — вот все, чем мне приходится заниматься. Какое чудовищное пренебрежение талантом!

Высокий и тощий, врач выглядел сущим пугалом; впечатление было такое, будто он спал, не снимая халата, что, кстати сказать, происходило достаточно часто. Однако при всех своих недостатках он мог похвастаться и некоторыми достоинствами. В частности, Билл проникся к доктору особым уважением после того, как Делязны накануне вечером расправился в баре с алкпи из системы Антареса.

— Знаешь, Билл, — продолжал доктор, перебирая распечатки, — если говорить о внутренней секреции, то твои нижние железы действуют весьма активно. Замечательнее же всего то, что тестостерона в твоем теле, солдат, хватит, чтобы даже у слона выросла борода!

Делязны окинул Билла восхищенным взглядом. Герой Галактики, сообразив, что невольно привлек внимание, почувствовал себя не в своей тарелке.

— А что с моей ногой, док? Я ведь из-за нее к вам попал…

Доктор Делязны прочистил горло, напыжился и авторитетным тоном заявил:

— Солдат, я назначаю тебе следующее лечение. Все свое свободное время, пока не кончится срок твоего пребывания здесь, у нас, ты проведешь в госпитале. Гуляй по захламленному пляжу, посети свалку, загляни на мусоросжигательный завод. В общем, отдыхай. Радуйся жизни! Наслаждайся всем, что только может предоставить тебе клиника «Грин-Н». А я воспользуюсь случаем и исследую клеточное строение твоей ноги.

— Так вы что, новой мне не дадите?

— Я бы рад, Билл, но разве ты до сих пор не понял, что военная медицина страдает от нехватки ножных трансплантантов? Впрочем, где тебе понять с твоим-то деревенским проспиртованным мозгом!

— Нечего было переходить на метрическую систему, — пробурчал Билл.

Если верить молве, что распространялась из сортира в сортир, еще недавно морозильники просто-напросто ломились от запасных ног, однако когда с Гелиора пришел приказ перейти на метрическую систему мер, олухи-нестроевые не поняли, что от них требуется. «Руки в ноги, футы прочь!» — вопили офицеры. Не разобравшись толком, что к чему, медики повыкидывали все до единой замороженные ноги.

Билл намотал на копыто портянку, сунул ногу в башмак, весь потертый и исцарапанный, и тяжело вздохнул, припомнив, до какого блеска начищал солдатскую обувку Трудяга Бигер, то бишь чинджер Бгр, который прятался внутри робота и выдавал себя за новобранца, что шатается без дела по учебному лагерю. Да, в ту пору башмаки сверкали так ярко, как никогда потом.

— Может, вы и правы, док. Пожалуй, мне и впрямь надо отдохнуть. Поменьше пить, дышать свежим воздухом, питаться фруктами, — при одной только мысли о таком отдыхе Билла охватило неодолимое отвращение. Ладно, пускай этот долговязый хмырь думает, что Герой Галактики смирился со своей участью, а уж он постарается смыться отсюда при первой возможности.

Увы! Билл вряд ли предполагал что-либо подобное, однако в космическом расписании на следующую неделю для него значился вовсе не отдых. Если бы доктор Делязны не упомянул о прогулках по берегу моря, возможно, на долю Билла не выпали бы те поразительные приключения среди мифических существ и богов, а также в Зажелезии, — приключения поистине умопомрачительные, захватывающие настолько, что повествование о них читается на одном дыхании: знай себе успевай переворачивать страницы.

— Да, Билл… Насчет геморроя, от которого у нас не нашлось лекарства, — произнес доктор Делязны, когда Билл направился к двери сквозь лабиринт хитроумного медицинского оборудования.

— Что? — с надеждой в голосе спросил Билл. Он так хотел услышать хоть что-нибудь приятное, что у него защемило задний проход.

— Дружище, боюсь, мы не в силах тебе помочь.

Билл обозвал врача-шарлатана столь обидным словом, что ему сразу полегчало, и двинулся в бар. Наступал Счастливый Час; к тому же сегодня был понедельник, что означало, что в баре угощают бесплатной закуской — свиными ножками под маринадом; это блюдо было у Героя Галактики одним из любимейших.

Оставалось только надеяться, что нога-капризуля будет вести себя прилично.

Глава 2

Биллу снился сон.

Ему снилось, будто он вновь заделался фермером и бредет, весь в поту, следом за своим робомулом. Будто его главная, единственная мечта — стать техником-удобрителем. Пускай говорят, что это дерьмовая работа; он такой ерунды не скажет никогда. Улыбаясь во сне, Билл видел, словно наяву, как бороздит космос, засыпая планету за планетой благоухающим навозом, кучи которого вздымаются до небес, а волшебный аромат щекочет пока еще девственные ноздри миллиарда осчастливленных крестьян.

Внезапно прежний сон сменился другим, и к Биллу, паря на прозрачных ангельских крылышках, подлетел Смертвич Дранг.

— Тридеоигры, Билл. — Дранг хихикнул и стиснул клыки. Послышался скрежет. — Твое будущее — тридеоигры!

Во сне Билл изрядно помолодел. Когда он был маленьким мальчиком, ему отчаянно хотелось отправиться с остальными ребятами в город, чтобы поиграть в тридеоигры. Он всегда побеждал своих товарищей — разумеется, то были шуточки воспаленного воображения. На деле же Билл ни разу не бывал в городе, поскольку не имел карманных денег; тридеоигры оставались неосуществленной мечтой. Поэтому, когда Дранг, оскалив великолепные клыки, изрёк свое пророчество, Билл несказанно обрадовался. Вот оно! Наконец-то! Дранг развернул перед его глазами напечатанный на бумаге с блестками контракт, который сулил, что Билл станет величайшим тридеоигроком в истории мириад цивилизованных миров Галактики, и он, не задумываясь, подписал сей многообещающий документ.

Тридеоигры требовали не только зоркости, быстроты движений и крепости нервов, но и полной сосредоточенности. Игрока привязывали ремнями к креслу во чреве машины, которая представляла собой изготовленную из жести и пластика копию звездолета, причем копия была оборудована псевдолазерами и эрзац-пульсарными торпедами, а также всевозможными излучателями и прочими видами оружия в духе старого доброго Дока Смита. Затем включался трехмерный экран, и игрок начинал сражаться с трусливыми чинджерами, которые взлетали на своих грозных, смертоносных кораблях с планеты под названием Клоака Преисподней.

Во сне Билла чинджеры вновь превратились в семифутовых монстров с острыми, как бритвы, зубами. По слухам, они питались жареными младенцами, которых поедали, лежа на осклизлых кушетках и смотря телевизор. «Смерть чинджерам!» — прорычал Билл и устремился в гущу врагов. Он закладывал немыслимые виражи, нарушая все и всяческие законы физики, и, как и полагалось герою, без страха и упрека уничтожал залпами из излучателей корабли ненавистных чинджеров.

Внезапно откуда-то сбоку вывернулся вражеский эсминец, и выпущенный из его орудия снаряд проделал дыру в одной из панелей тридеомашины. Билл от изумления разинул рот. Это же игра! Как могло… И тут он сообразил, что угодил в ловушку, попался на удочку имперских вербовщиков и ведет теперь самый настоящий бой с настоящими врагами!

Выходит, игра была не просто игрой.

В брешь в стене полезли друг за дружкой сотни семифутовых чинджеров, вооруженных каждый абордажной саблей с лезвием семи футов в длину. Происходящее казалось невозможным — но у кого появляются вопросы во сне?

Он обречен!

Билл проснулся с ощущением, что голова у него расколота надвое, а черепные полости словно горят в огне.

Проклятая книга!

Гнусная дешевенькая разобранная книжка из госпитальной библиотеки!

Ноздри Билла широко раздувались, а в носоглотке будто развели костер или какой-нибудь маньяк-ученый налил кислоты. Билл поднялся с койки, подковылял к раковине, обхватил руками голову, застонал и одновременно попытался высморкаться, но добился лишь того, что жжение в носу усилилось. Продолжая стонать, он повторил попытку, шумно вздохнул, ухватился за край псевдофарфоровой раковины и попробовал снова.

Раздался громоподобный звук, и из носа Билла вылетела ромбовидная лепешка около дюйма в поперечнике; из лепешки торчали резиновые отростки, металлические наконечники которых тускло и прерывисто светились. Лепешка упала в раковину и с шипением заерзала по дну. Билл открыл кран, и струя воды в конце концов утихомирила мерзкую штучку.

Книга.

Она называлась — о чем свидетельствовали выпуклые буквы на верхней стороне лепешки — «Лоб в лоб» и принадлежала перу некоего Орсона Пуза Курда. Билл смутно припомнил, что речь в ней шла о слабоумном ученом-сервомеханике, похищенном злобными чинджерами, которые решили использовать знания пленника во вред исполненной благородства Империи; но что было дальше, он даже не догадывался, поскольку книга застряла, не преодолев и половины носоглотки. «Не забудьте вынюхать замечательное продолжение, «Макароны обормотов», которое скоро выйдет в «Мейс Букс», — гласила вторая надпись, поубористей первой, самую чуточку заляпанная слизью из носа Героя Галактики.

По причине того, что среди первопоселенцев на недавно открытых пограничных планетах насчитывалось громадное количество неграмотных, книжные компании стали выпускать «клейкие книги», которые сразу же приобрели огромную популярность. Они издавались вместе со специальными автоматическими щупальцами, которые внедрялись в мозг читателя и, действуя затем как передатчики, снабжали беднягу словами и понятиями, необходимыми для понимания книги. После того как жертва заканчивала «чтение», устройство выбрасывало из себя чихательный порошок. Теория утверждала, что, для того чтобы избавиться от адской машинки, достаточно более-менее приличного чиха. Выпавший из носа агрегат следовало промыть; высохнув, книга оказывалась в полной готовности к очередному употреблению. Однако на практике применялась процедура так называемого разоблачения, суть которой состояла в том, что из книг извлекали опознавательные контуры, после чего переплавляли оптовикам, а те продавали товар по сниженной цене военным и обитателям планет для умственно отсталых. Это было намного выгоднее, чем возвращать книги в издательства; впрочем, помимо законов капиталистического рынка, была еще одна причина, по которой упомянутая процедура распространялась повсеместно, а именно — позорная и кровопролитная Галактическая война; при воспоминании о ней стыла в жилах кровь даже у ветеранов вроде Билла. К сожалению, зачастую вместе с опознавательным контуром из книги извлекалась значительная доля содержания; так что, случись вам попасть в госпиталь, вы, если попробуете прочесть такое вот, с позволения сказать, «специальное издание», обнаружите, что книга в лучшем случае обрывается где-нибудь на середине.

Нечто подобное, по всей видимости, и произошло с Биллом, который накануне вечером сунул книгу себе в нос, намереваясь почитать на сон грядущий. Вдобавок проклятая книжка оказалась не слишком чистой: от нее исходил достаточно сильный запах чужих соплей.

Высморкавшись, Билл смахнул выступившие на глазах слезы, вернулся к койке и проглотил изрядную порцию «Пепто-Абисмал» — «успокаивающего желудок антисептика и носоочистителя». Этот мерзопакостный госпиталь действовал ему на нервы! Книжки все без начала и конца, санитарные условия немногим лучше, чем в лагере имени Льва Троцкого, где он столько времени возился с новобранцами. Костоломия-IV относилась к тем планетам, которые открыли совсем недавно. Несмотря на то что в ее атмосфере содержалось довольно много кислорода — что любопытно, в составе атмосферы обнаружились, кроме того, следы ароматных, переносимых по воздуху алкалоидов, наличие которых ученые объясняли тем, что некогда планету населяли ныне вымершие буддисты, индусы или хиппи; итак, несмотря на кислород и на то, что Костоломия вращалась вокруг звезды типа «А ну блесни!», весьма похожей на Солнце, на поверхности планеты не было найдено ни единого живого разумного существа. Сплошные заросли растительности, загадочный черный океан, частые приступы геологической активности… Поскольку Костоломия располагалась на полпути откуда-то куда-то, причем и то и другое было одинаково омерзительно, вполне понятно, почему армейское начальство решило построить на ней временный лагерь с пересыльным пунктом, публичным домом для старших офицеров и госпиталем на побережье черного океана, зловещие воды которого не ведали, что такое прилив или отлив. Вдобавок рядом с госпиталем возвели завод по дегидрации воды, который снабжал солдат водным порошком (нужно только добавить воды — и пожалуйста! — можешь пить воду).

Билл запил лекарство водой, которая имела неприятный привкус, и плюхнулся на койку. Он задремал, но вскоре открыл глаза, опять задремал и вновь встрепенулся, и так продолжалось до самого утра: Билл не мог заснуть, ибо у него по-прежнему болела голова. Наконец подоконника коснулся розоперстый рассвет. Боль слегка поутихла, зато появилась новая забота: по ноге-капризуле побежали мурашки, словно она ни с того ни с сего затекла. Пожалуй, подумалось Биллу, надо бы показаться доктору Делязны. Казалось, к его ноге притронулась своей волшебной палочкой фея Динь-Динь и внутри копыта немедля начали твориться всяческие сказочные безобразия.

Билл натянул поношенную пятислойную бумажную робу и, постанывая на каждом шагу, направился к выходу из палаты, надеясь, что его стоны разбудят четверых солдат, с которыми он делил помещение и которые, накачанные под завязку наркотиками, спали сном если не праведников, то уж нарколептиков — точно. Однако ему не повезло: товарищи упорно не просыпались.

Билл спустился в подвал, где, в приятной близости от бара и морга, находился кабинет доктора Делязны. (Многие пациенты доктора страдали ужасной болезнью, педосфинктерной гнилью, разновидностью ксенорака, который распространяется с поистине сумасшедшей скоростью и является дальним потомком микоза; он уничтожал солдат поодиночке и целыми взводами, поражая в причинные места и их окрестности. Отсюда — двойная специализация Делязны и близость кабинета к моргу.)

Нога все еще капризничала: теперь в ней будто устроила оргию компания подвыпивших гуляк.

Достигнув нижнего уровня, лифт резко остановился. Створки двери с визгом разъехались в стороны. Биллу почудилось, что он видит лысоватый череп доктора Делязны, исчезающий за дверью прачечной. Следом за черепом мелькнули и пропали развевающиеся полы халата.

Интересно, куда так торопится док? И что он забыл в прачечной?

— Эй, док! — крикнул Билл и, припадая на ногу-капризулю, которая вела себя более чем странно, двинулся вперед. — Погодите! Мне надо с вами поговорить!

Билл распахнул дверь с табличкой «Прачечная» и очутился в помещении, вдоль стен которого громоздились кипы белья, а между ними шныряли крысозубы — местные животные вроде грызунов: они обитали в казармах и прочих армейских сооружениях и питались, судя по всему, линолеумным варом и обрезками ногтей. Посредине комнаты свисала с потолка воронка, под ней располагалась корзинка с грязными полотенцами, одеждой и постельным бельем, от которых разило разнообразными запахами человеческого тела.

— Док! Док Делязны! — Билл приблизился к воронке, огляделся. Неожиданно из горлышка воронки выскочила пара перепачканных грязью брюк, которая приземлилась на голову Билла. Он зарычал, схватил брюки и швырнул их в гущу спаривающихся крысозубов. Те тут же набросились на лакомство.

Доктора нигде не было, хотя Билл мог бы поклясться… Минутку! Билл повернулся, вышел в коридор и заглянул в смотровой кабинет Делязны. Никого…

Яркие оранжево-голубые неоновые буквы «Госпитальный бар» сверкали, как обычно, ярко, однако дверь оказалась запертой. Да, заведение откроется лишь в шесть тридцать. Начальство подумывало о том, чтобы нанять бармена, который работал бы круглосуточно, но дальше размышлений дело пока не шло. В морге было пусто — если, разумеется, не считать мертвецов. Таким образом, доктор Делязны, по всей видимости, скрылся за позолоченной дверью, украшенной фальшивыми бриллиантами и табличкой с надписью «Приют героев — только для отважнейших воинов Галактики». При одной мысли о том, что придется зайти туда, Биллу стало плохо. Он попятился, не испытывая ни малейшего желания переступить порог. Однако нога-капризуля снова напомнила о себе и Билл распахнул дверь.

«Приют героев» называли еще салуном «Последний шанс», а настоящего названия — «Палата смертников» — старались не произносить вообще из суеверного страха. В палате стоял излучатель ароматов, однако его флюиды все же не перебивали витавшего в воздухе запаха разложения; тихая музыка сопровождалась сдавленными стонами умирающих и монотонным писком регистрирующих устройств, который означал уход в мир иной очередной партии бродяг. Билл быстренько огляделся по сторонам. Доктора Делязны не было и здесь.

— Чтоб тебе! — прорычал Билл и повернулся, собираясь поскорее унести ноги. Внезапно он заметил нечто такое, от чего у него перехватило дыхание.

Книги! Целая полка книг! И все они, похоже, в полном порядке. Не разодранные! Билл изнемогал от скуки и, пожалуй, не отказался бы сейчас прочесть какую-нибудь книгу с первой до последней строчки. Ему подумалось, что умирающие, должно быть, пользуются особыми привилегиями. Хотя вряд ли кто из них успевает дочитать книгу до конца.

Он принялся изучать заглавия. «Эй-эйо!» Грега Бора. «Планета чужавок-трансвеститов. Том 4: Колодец гениталий» Джека Л. Апчакера. «Ночь живых чинджеров» Стивена Зинга. Ёлки-палки! Классика!

Впрочем, как ни крути, больше одной ему все равно не вынюхать. Билл выбрал сверкающую книжку под названием «Блинерз Дайджест». Судя по содержанию, в ней помещалось десять романов, ужатых для удобства тех, кому предстояло вскоре свести все счеты с жизнью.

Неплохо, неплохо. По крайней мере, будет чем заняться. Услышав поблизости предсмертный хрип, Билл поторопился покинуть палату.

Естественно, он перво-наперво прокипятил книжку. Его ноздри возбужденно затрепетали, ибо нос Билла уловил запах чужого носа; выходит, он поступил правильно — книжка обносенная, то бишь ею уже пользовались.

Будь Билл повнимательнее, он наверняка заметил бы окуляр электронного перископа, который запечатлевал все его действия и передавал изображение глубоко под землю, где затаилось крохотное ящероподобное существо.

Глава 3

Какой чудесный обыкновенный день! Как хорошо быть наполовину живым!

Крохотные волны лениво накатывались на бурый песок. Зеленовато-оранжевое солнце зависло над горизонтом этаким разбухшим гниловатым фруктом. Свинцовые тучи медленно ползли по небу, как бы затягивая его зияющей прорехами вуалью, которая — вот радость! — отчасти поглощала лучи омерзительного светила. Билл ковылял вдоль кромки черной воды, морщась от вони — тут и там на песке валялись разложившиеся рыбины, — которая раздражала его и без того исстрадавшийся нос. Он оглушительно чихнул, затем вытер нос тыльной стороной ладони. Моральный дух Билла провалился в тартарары и остался лежать на дне неподвижной бесформенной кучей.

О да! Какое замечательное место! Как нельзя лучше подходит для ПП! Билл с немалым трудом добился разрешения на утреннюю прогулку. «Подыши свежим воздухом». Ха! Ну и шуточки у этого доктора! Биллу вдруг захотелось очутиться на планете Бормашина. На той, по крайней мере, стоят на каждом углу автоматы с веселящим газом, которого только глотнешь — и уже на вершине блаженства. Разумеется, народ употреблял его с утра до вечера.

Ну да ладно, солдат на то и солдат, чтобы идти куда прикажут, беспрерывно бранясь и жалуясь на судьбу. Бар до сих пор не открылся, свою собственную выпивку Билл давно прикончил, доктор Делязны сгинул без вести — в общем, было от чего прийти в отчаяние. Потому-то Билл и решил немного прошвырнуться, а потом взяться за прокипяченный «Блинерз Дайджест».

Он снял башмаки, поддавшись желанию пройтись по песку босиком, сделал десяток-другой шагов, а затем обернулся и посмотрел на цепочку своих следов, которую лизали ставшие теперь изжелта-зелеными волны. Ну и ну! Отпечатки обычной человеческой ноги, а рядом — ямины от копыта. Загадка для залетного ксенобиолога. Вот бы поглядеть, как тот, бедолага, будет пыжиться!

Пожалуй, можно забрести в воду — пускай охладит разошедшуюся ногу. Билл подобрал плоский камешек и запустил его в море. Внезапно из воды вынырнула рыба — разинула пасть, раздраженно зарычала, поймала камень и плюхнулась обратно. Она исчезла, но Билл все еще видел, мысленным взором, громадные, острые белые клыки.

Он остановился. Да, в воду лезть не стоит; впрочем, ему все равно не особенно хотелось купаться. Он человек простой, со скромными потребностями, ищет самых простых радостей. В общении с противоположным полом. Или в еде, выпивке и наркотиках. Желательно, конечно, все сразу. А лучше всего — демобилизоваться, но на это, естественно, нечего и рассчитывать. К несчастью, прогулка босиком по песчаному пляжу и размышления о милостях старой гниды матушки-Природы не сулили ничего сколько-нибудь похожего на эти непритязательные удовольствия. Билл шумно вздохнул, оглушительно чихнул, вернулся туда, где оставил башмаки, обулся и двинулся к госпиталю, в полной уверенности, что бар наконец-то открылся и он сможет исполнить хотя бы одно из своих немудреных желаний.

На обратном пути Билл как следует присмотрелся к морю — и к дегидрационному заводу за госпиталем. Из заводских труб вырывались густые клубы жирного черного дыма. Интересно, мелькнула у Билла мысль, а что там, в воде? Наверняка какая-нибудь пакость. Он подступил поближе к кромке воды и уставился на маслянистую жидкость.

Морская вода отдаленно напоминала пиво — темное или пресловутое крепкое «Фон Гиннес», которое варили на залитых лучами зеленого солнца побережьях планеты Падди. Волны украшали гребешки золотистой пены. Биллу нестерпимо захотелось промочить горло. Жалко, что в госпитальном баре не подают ничего такого, что могло бы худо-бедно сойти за «Гиннес». Билл сильно подозревал, что пойло, каким угощают в баре, изготавливается из содержимого местной клоаки, приправленного формальдегидом. Впрочем, наклюкаться можно было и им; к тому же он не имел дурной привычки воротить нос от стакана только потому, что от того плохо пахнет.

Билл собрался было двинуться дальше, но тут ярдах в пяти от берега над поверхностью моря взметнулся пенный гейзер. Пена почти сразу опала, и взгляду Билла предстал некий темный предмет, с которого капала вода.

— Эй, верзила!

На мгновение Билл преисполнился восторга. Перед ним стояла обнаженная женщина — набухшие соски, роскошные груди бурно вздымаются, прекрасное лицо выражает всепоглощающую чувственность…

Священный дух великого Ахура Мазды! Кажется, его хотят соблазнить!

Билл предвкушал наслаждение. Женщина направилась к берегу. Ее фигура вырисовывалась все отчетливее — и миг восторга миновал. Ниже талии тело женщины покрывала густая козлиная шерсть того же темно-коричневого цвета, что и грива мокрых волос, обрамлявшая прелестное личико. Женщина ступила на берег, и Билл увидел, что вместо ступней у нее раздвоенные копытца, точно такие же, как у него, разве что поменьше.

— Привет, — сказал он. — Очень рад познакомиться. К сожалению, мне пора делать укол. Я подцепил жуткую болезнь, которая называется — нет, я не посмею произнести это слово. — Он попятился, и вдруг его нога — разумеется, капризуля — провалилась в песок; Билл потерял равновесие и упал.

Женщина продолжала приближаться. Похоже, ее нисколько не смутило признание Билла. Она сладострастно облизывалась и смахивала на ожившую картинку из «Галактического Шлюххауза».

— Ты не красавец, — проговорила она хриплым от страсти голосом. — Но, сдается мне, мы поладим. И потом, у тебя такая замечательная нога! Жалко, что одна.

Билл в ужасе завыл и попытался вскочить. Однако диковинная женщина схватила его за ремень — хватка у нее оказалась на удивление крепкой — и снова повалила на песок.

— Да брось, солдат! Неужели тебе не хочется позабавиться со мной?

Биллу если чего и хотелось, так это вырваться и удрать. К несчастью, он, гора накачанных мускулов, не мог даже пошевелиться, а не то что высвободиться из объятий настырной красотки. В ее изящных ручках таилась недюжинная сила. Похотливо изогнув спинку, женщина поволокла Билла к морю. По песку протянулись две глубокие борозды, оставленные пальцами Героя Галактики, который тщетно пытался за что-нибудь зацепиться.

— Нееееееет! — взвыл Билл. В следующее мгновение вой перешел в душераздирающий визг: ноги Билла погрузились в теплую, мерзопакостную воду.

— Вдохни как следует, дружочек. По-моему, ты уже втюрился в меня по уши. — Женщина захихикала. Должно быть, ее одолел приступ безумного инопланетного веселья. И, все еще хихикая, сатир в женском обличье увлек Билла, отчаянно брыкавшегося и размахивавшего руками, в глубину загадочного, мрачного моря.

Глава 4

Ик, подумал Билл. Ик, раз-ик и раз-этак.

Он как будто плавал в глубокой чаше, заполненной желатином с привкусом лакрицы, вроде того, какой радостно пожирал в лагере имени Льва Троцкого Трудяга. Билл всегда отдавал этому психу свою порцию десерта; так же поступали и многие новобранцы, вовсе не по широте душевной — какая там широта души у солдата! — а просто потому, что десерт, как и все остальное, был совершенно несъедобен. Кстати говоря, Трудяга съедал лишь малую толику, а в основном использовал десерт в качестве гуталина.

Вниз, вниз. Билл опускался все глубже. Ик! О-хо-хо. Брр!

Он попытался окинуть мысленным взором прожитую жизнь.

Поскольку та была достаточно короткой, вскоре начались повторы, а затем отдельные эпизоды стали накладываться один на другой.

В конце концов, когда черная жидкость стала до невозможности черной и густой, а сам Билл почувствовал, что вот-вот окочурится, он вдруг обнаружил, что барахтается на земле и выплевывает из себя воду, точно выброшенный на берег кит.

Мало-помалу в груди Билла оказалось столько кислорода, сколько требовалось для того, чтобы изголодавшиеся легкие заработали в полную силу. И тут кто-то выключил свет, и Билл вновь окунулся в кромешную тьму.

«Лампочка!» — только и успел подумать он, проваливаясь в бездну.

Сознание фокусировалось медленно; изображение возникало постепенно, словно в эротическом фильме.

Билла вырвала из забытья птичья трель. Душистый зефир шевелил его волосы, он слышал звонкий смех и мелодичное треньканье какого-то музыкального инструмента. Все было просто замечательно, Билл расслабился и успокоился. Он, вероятно, постарался бы пролежать там, где лежал, как можно дольше, но внезапно, прогнав приятную истому, ему в ноздри ударил едкий, сладостный аромат.

Чвак! Веки разомкнулись, и Билл открыл глаза.

Вино!

В его списке из десяти излюбленных жидкостей, содержащих С₂H₅OH, вино стояло, пожалуй, на девятом месте; десятое занимало «Стерно», а возглавлял список старый добрый этиловый спирт во всех своих видах и разновидностях. И то сказать, частенько ли простому солдату выпадает случай потешить себя таким изысканным напитком, как вино? Будучи на Шишке-IV, Билл как-то ухитрился надраться вином из лесных ягод — получив увольнительную, он не стал задерживаться в учебном лагере, где проходил обучение на сортирного смотрителя, и завернул в первую же попавшуюся откровенно гнусную забегаловку; о том, каким было похмелье, он до сих пор, когда ему случалось загрустить, вспоминал с содроганием. Однако то вино, которое на него пахнуло сейчас, сулило истинное наслаждение. Если уж на то пошло, алкоголь везде алкоголь. Билл забыл о выпивке единственный раз в жизни — догадавшись, что должен будет пилотировать звездолет. (Примечание. Командование Галактической армии рекомендует воздерживаться от употребления спиртных напитков.) Впрочем, пилотом Билл не был и не имел ни малейшего желания им стать, приходил в ужас при одной только мысли о подобной участи, а потому тревожился за себя крайне редко.

Глаза Билла округлились, в желудке сработало сцепление, и включилась передача, рот заполнился слюной, которая затем выплеснулась наружу, потекла по подбородку, закапала с одного из клыков Смертвича Дранга.

— Эй там! — прохрипел Билл. — У вас найдется лишний стаканчик?

Он приподнялся, огляделся — и забыл даже думать о выпивке.

Он находился в оливковой роще. В небе висело стилизованное солнце, которое излучало тепло и протягивало к Герою Галактики свои нежные золотистые персты. Само небо было голубей яйца малиновки, снесенного в период глубокой депрессии. Вдалеке высились горные пики, а в нескольких ярдах от Билла переплетались лозы дикого винограда. Роскошная трава, на которой распростерся Билл, была мягче ковровых дорожек на офицерской палубе имперского крейсера. Из нее выглядывали цветы самых разных тонов и оттенков, словно нарисованные художником-импрессионистом, создавшим истинный шедевр искусства разбрызгивания краски.

Однако Билла поразила не столько ошеломляющая красота местности, сколько та, с позволения сказать, деятельность, которая кипела вокруг. Едва одетые женщины то прятались в кустарнике, то, смеясь, выглядывали наружу; их одержимо преследовали рогатые и мохнатые сатиры — правда, не все; некоторые, по-видимому, добились своего и теперь возлежали на травке и вкушали багровые апельсины, что свисали с ветвей, сверкая на солнце. Похожие на философов типы в белых хламидах и с венками из лавровых листьев на умудренных возрастом челах обсуждали некую метафизическую теорию, одновременно с вожделением поглядывая на маленьких мальчиков и отвлекаясь от ученого спора лишь затем, чтобы схватить за ягодицу проходящего мимо эфеба.

И все участники этого действа держали в руках огромные, украшенные самоцветами кубки, в которых плескалась ароматная рдяная жидкость; к тому, чей кубок хоть немного пустел, тут же подбегала стройная дриада с полным кувшином.

Да славится вечно всеподатель Ахура Мазда во всем своем величии! Билл давненько не заглядывал в церковь, но сейчас попросту не мог не воззвать к Божеству. Что за диковинная вечеринка!

— О, что это за дивный новый мир, в коем обитают такие существа? — раздался вдруг голосок, сладкий, как любимое детское лакомство Билла, кукурузные хлопья «Хрустящие собачки» (каждое из хлопьев имело вид маленькой собаки).

— Чего? — восторженно пролепетал Билл. Голосок прозвучал у него за спиной, поэтому он повернул голову.

— О милый принц! — продолжал голосок, звонкий, как колокольчик. — Я никогда еще не лицезрела столь прекрасных черт! Снизойди к моей нижайшей просьбе, добрый сэр, позволь поцеловать сей клык слоновой кости!

Билл сообразил, что смотрит прямо в бездонные голубые глаза, подобных которым в жизни не видел. Эти глаза глядели на него с прелестного личика и способны были отправить в небо тысячу звездолетов. А тело — тело могло воспламенить сердца тысячи воинов. Весь наряд обворожительной чаровницы составляли крохотные шелковые лоскутки, а дополняли его водопад светлых волос и гладкая, ослепительной белизны кожа.

О небо! Что за сногсшибательная красотка!

Билл совсем уже собирался наброситься на нее, заключить в свои щедрые объятия, прильнуть к этим пухлым губкам и целовать, целовать — в общем, заняться той ерундой, о которой читал в романтических журналах; но внезапно замер, вспомнив, каким образом попал сюда.

— Где я? — справился он, сознавая, что у него начисто отсутствуют воображение и/или находчивость, затем сел, оглядел себя и обнаружил, что по-прежнему облачен в госпитальный комбинезон, что башмаков на ногах по-прежнему нет и что одна из ног по-прежнему мохнатая и, о чем нельзя не упомянуть, заканчивается раздвоенным копытом. В руке Билл по-прежнему сжимал книжку под названием «Блинерз Дайджест». Он равнодушно сунул чудо техники в карман и с подозрением осмотрелся по сторонам.

— Разве ты не знаешь, милый? — удивилась красавица. — Ты на баснословных Полях Озимандии. Недалеко отсюда еще более известные Елисейские Поля. Скажи мне, добрый сэр, молю тебя, к каким ты относишься мифическим существам?

Билл взглянул на молодую женщину и оказался загипнотизированным и парализованным: так на него подействовали ее озаренное улыбкой личико, жемчужные зубки и пышные груди, едва прикрытые легчайшим и прозрачнейшим кусочком материи.

— Я инструктор по строевой подготовке, солдат имперской армии, рядовой, необученный, сексуально озабоченный!

— Хм-м… Никогда о таких не слышала. Ты, должно быть, из Пещер Гадеса. Там мужчины все как на подбор. Знаешь, прости за смелость, но ты ужасно красив! Могу я налить тебе вина? Конечно, в большой кубок?

Неужели сам Император воссел на трон? Ошарашенный, пьяный без вина, Билл сумел только пробормотать «Уф! Да!» и вытаращился вслед красотке, которая, аппетитно покачивая крутыми бедрами, отправилась за обещанным кубком.

Неожиданно он сообразил, что его сердце колышется в груди не совсем так, как обычно. Вообще-то колыхания при виде особ противоположного пола — в частности, колыхания некой части тела — были ему не в новинку, однако то, что происходило сейчас, означало нечто неизмеримо большее, хотя и сдобренное вздохами и дрожью в подбрюшье.

Билл рыгнул, и дрожь прекратилась, но вот мозг не сумел освободиться от власти наваждения.

Билл влюбился, причем — с первого взгляда!

Естественно, он возжелал поскорее утолить свою страсть, а потому стал с нетерпением ожидать возвращения милашки.

Вдруг из-за ствола оливы высунулась голова того самого сатира в женском обличье. Губы существа растянулись в плотоядной ухмылке.

— Эй, верзила! Ты никак очнулся?

— Ты! — проговорил Билл, пустив от отвращения слюни, которые запузырились на губах, потекли струйками по подбородку. Он поднялся, стряхнул с комбинезона пыль и ткнул в свою похитительницу толстым солдатским пальцем. — Куда ты меня, черт побери, заманила? А ну признавайся! Тебе что, не известно, что похищать солдата армии Его Величества Императора — все равно что изменять присяге, и даже хуже?!

— Слушай, морячок, — отозвался сатир, соблазнительно подпрыгнув и облизнув палец Билла длинным, как у лошади, языком, — я всего лишь хотела поразвлечься. Ты случайно не из гомиков?

Для мужественных солдат вроде Билла обвинение в женоподобности было приблизительно то же, что для быка красная тряпка, однако сейчас Билл пропустил его мимо ушей, решив, что если и будет что-то доказывать, то только той красотке, которая пошла за вином. Ему хватило выдержки повторить вопрос.

— Это место, разрази меня гром, ничуть не похоже на Костоломию-IV! Где я?

— Ты про ту вшивую планетку, с которой я тебя утащила? Скажем так: ты там — и не там. А теперь поделись секретом: какую позицию ты предпочитаешь?

— С тобой — никакой!

— Парень, ты в порядке? Те ребята, которых я похищала раньше, обычно не ждали приглашения. Может, тебе что-нибудь отстрелили на войне? А?

Тут наконец-то показалась красавица, которая свела Билла с ума. Она несла кувшин с вином, такой большой, что ей приходилось держать его обеими руками.

— Зевс-кашевар! — вздохнул сатир. — Теперь мне все понятно. Выходит, тебя зацапала Ирма? — Существо сокрушенно пожало плечами.

— Дорогуша, — ледяным тоном промолвила Ирма, окинув сатира взглядом и заломив прелестные брови, — ты самая омерзительная шлюха, какую я когда-либо видела. И потом, мне казалось, что сатиры все самцы.

— Так и есть, малышка, — ответил сатир, срывая с головы парик и сбрасывая на землю накладные груди. — Просто я люблю разнообразие. Вдобавок интересно ведь узнать, как живет вторая половина. — Он нагнулся, достал из фальшивого бюста сигару, сунул в рот и двинулся прочь, на прощание одарив девушку злобным взглядом.

Для трезвого как стеклышко Билла это было уже слишком. Он выхватил у Ирмы кубок и сделал несколько весьма приличных глотков, после чего, разомлев от удовольствия, испустил сдавленный вздох — такого вина ему пробовать еще не доводилось; правда, до сих пор он вообще не знал вкуса настоящего вина — во всяком случае, настоянного на апельсиновом соке. Почувствовав себя гораздо лучше, Билл посмотрел на Ирму, и его сердце вновь растаяло от любви.

— Ирма! Какое чудесное имя! А меня зовут Билл.

— Спасибо, Билл.

— А что такая замечательная девушка, как ты, делает в здешних местах?

— О, я провела тут всю свою жизнь. Это мой дом. Я сейчас живу в Парфеноне.

— Ноне в законе?

— Что?

— Так, ничего. — Билл снова присосался к кубку, чтобы прочистить мозги. — Что-то я никак не разберу. Сдается мне, я слышал о мифах и прочей дребедени из книжек и комиксов. Однако мифы должны быть мифами, верно? Ну, если они происходят на деле, значит, перестают быть мифами. Правильно?

— Ты попал в точку, Билл, — проговорила Ирма, потупившись. — Твоя правота неоспорима. Я родом вовсе не отсюда. Как и тебя, меня похитили с моей родной материнской планеты. — Она села, прислонилась к стволу дерева и заплакала.

Билл, продолжая попивать вино, погрузился в размышления. Стоило ему посмотреть на девушку, как его сердце начинало выбивать барабанную дробь. Как и положено солдату, он по-прежнему был не прочь перейти к решительным действиям; впрочем, в глубине души он оставался деревенщиной, а потому несколько растрогался, услышав горькие рыдания похожей на прелестный цветок молодой женщины.

— Ну, ну, — пробормотал он, подыскивая слова, которые могли бы успокоить Ирму. — Может, тебе станет лучше, если мы займемся потрясающим сексом.

— Все вы, самцы, одинаковы, свиньи, жеребцы проклятые! — всхлипнула Ирма и зарыдала горше прежнего.

— Послушай, Ирма, — произнес Билл, который принял ее слова за комплимент и растрогался еще сильнее. — Я придумаю, как нам выбраться отсюда. Но для начала нужно побольше узнать друг о друге. — И он принялся излагать, вдаваясь в мельчайшие подробности, свою историю, упомянул и о том, что его притащил сюда похотливый сатир. Ирма, по щекам которой струились совершенные по форме слезы, слушала, время от времени моргая и шмыгая носом. Дважды, когда Билл повторялся, она засыпала, и ему приходилось будить ее. Тем не менее она честно пыталась слушать.

— А теперь твоя очередь, Ирма. Расскажи мне о себе.

Ирма охотно исполнила его просьбу.

Меня зовут Ирма Сказскил. Родом я с планеты Дурман, что находится в Околонаучной системе Полузапечённого сектора Галактики.

Когда я была маленькой, то очень любила котят. О, какие симпатичные зверьки — пушистые, ласковые! Просто прелесть! Я обожала кошек и котят, и слуги прозвали меня Кошечкой. Я до сих пор откликаюсь на это прозвище, так что прими к сведению. Моих котят звали Лунный Зайчик, Пылинка и Снежинка. Они играли с клубками шерсти, прыгали по комнате… О, нам было так весело! Я не рассказывала тебе про котенка по имени Мистер Меховушка? С диковинными серыми пятнышками на спинке, ближе к хвосту? Знаешь, когда они вырастали и становились котами и кошками, они вовсе не делались телепатами, хотя мне хотелось, чтобы с ними стряслось что-нибудь этакое, как в книжках про Храпуна Энди, которые я читала запоем. А ты не читал? Одна называлась «Галактические зверюшки», а другая, моя любимая — «Сучий мир». Нет? О, как жаааааль… Герои и героини все телепаты и могут разговаривать с животными! Да, я совсем забыла про котенка, которого звали Мистер Смутьян. Он, когда вырос…

Тут Билл прервал Ирму и предложил ей заканчивать с котятами и переходить к делу. Дескать, пускай говорит о чем угодно, но только не о том, от чего ему хочется завопить как сумасшедшему. Словом, все равно о чем, лишь бы не о котах.

— Хорошо, хорошо. Я сказала, что была принцессой? Вот именно! Моим отцом был король Ганс Нехристь Сказскил. Между прочим, не каждому так везет с родителями. Это он подарил мне котят. А у папы был советник по имени Мерфад. Он, то бишь Мерфад, заявил однажды, когда на него снизошел дар пророчества, что я — Особая. Не знаю, известно ли тебе, кто такие Особые; их называют талантами, экстрасенсами или, на некоторых планетах, болтунами. Мерфад обнаружил, что моя особенность заключается в том, что я могу общаться с единорогами. К сожалению, на Дурмане единорогов не водилось, а потому я не могла воспользоваться своим дарованием. Тем не менее я твердо знала, что я — не просто Особая, но Особая принцесса!

А теперь о грустном. Меня похитила злая королева Шельма из страны Огромных Снежных Гор. Я тогда была девочкой. Хуже того, она наложила генетическое проклятие на страну Юности, которой правил мой отец. Проклятый Зевс! Сказать по правде, я страшно обрадовалась. Я говорила, что за мной ухаживал один паренек? Представь себе. Его звали Джо. Мы с ним оба любили кошек, потому-то и сошлись друг с другом. Вдобавок Джо тоже был Особым. Он умел разговаривать со слизняками. К несчастью, это его умение не слишком помогало ему в поисках похищенной возлюбленной. Да, Джо искал меня, но вскоре умер от ужасной болезни. Так утверждала злая королева Шельма: она твердила, что Джо прикончили смертельные прыщи. Я быстро выяснила, что ей надо. Она стремилась править всей планетой, хотела изменить орбиту Дурмана и превратить его в галактический лыжный курорт. Она даже пошла на сделку с чинджерами, которые пообещали переправить на Дурман Особого Космического Единорога, из-за чего и выкрала меня — чтобы я общалась с животным!

Так вот, узнав об этом, я решила, что не соглашусь ни за какие деньги. Папа ненавидел туристов! Значит, нужно было бежать. И я бежала! Я спустилась в нижние пещеры, отыскала канализационный сток, подняла решетку и, светя себе фонарем, двинулась по трубе в толщу скал.

Я шла очень долго, и вдруг впереди блеснул свет. Я побежала на него, выбралась наружу… И очутилась здесь.

Оглядевшись по сторонам, я заметила, что отверстие за моей спиной закрылось. И я, бедная и несчастная, осталась тут вековать свой век.

Прекрасная принцесса Ирма вздохнула и уронила голову на руки.

Билл сочувственно потер ей спину. Какая печальная история! Подобной слезоточивой ерунды он в жизни не слышал! Впрочем, этого он ей говорить не стал, поскольку по-прежнему тешил себя надеждой рано или поздно забраться к ней под юбку.

— Знаешь, мне кажется, тебя развеселит чуточка секса! — весело воскликнул Билл.

— О Билл! Давай хотя бы ненадолго забудем о грубом томлении плоти! По-моему, ты один из замечательнейших мужчин, каких я когда-либо встречала. Разве мы не можем раскрыть друг перед другом сердца?

— Раскрыть сердца? Как в песенке, которую поют «С-Глаз— Долой» и «Прыщи»? — полюбопытствовал Билл.

— Да нет же, глупенький! Раскрывание сердец — разновидность романтической телепатии, точь-в-точь как в комиксе «Умопомрачительные научно-романтические истории»!

Она взглянула на него своими по-детски голубыми глазами, и Билл почувствовал, что превратился в беспомощного кутенка. Возможно, тут отчасти сказалось выпитое вино — ведь он осушил целый кубок, — но, так или иначе, Билл пребывал в настолько потрясенном состоянии, насколько позволяла армейская закалка.

И вот предмет его желаний принялся общаться с душой Билла, как говорится, на тонком плане; самому же Биллу было от того ни тепло ни холодно. Ну и денёк выдался! Билл стиснул в руке теплую ладонь Ирмы и задремал, время от времени вставляя в платонический диалог раскатистое «хррр».

Глава 5

Молния озарила залитую кровью местность.

Раскат грома напоминал отрыжку бробдингнегского великана, которая сопровождалась завываниями тысячи разъяренных кошек.

Билл пришел в себя — не полностью — и увидел спагетти.

Разноцветные макаронины сплетались в жгут, подрагивали, ныряли в утробы гудящих и щелкающих машин. Иглились иголки, шкалились шкалы…

— Частичное обретение сознания, — сообщил визгливый голос. — Блок «альфа-V»!

— Заглушить! — распорядился другой, похожий на царапанье мела по доске. — Заглушить!

— Уровень эндорфинов оптимальный. Пациент отказывается терять сознание. Восприятие затуманено, но приближается к опасной черте!

Билл застонал. Куда его, черт побери, занесло? Он различил пластины нержавеющей стали, заляпанные бесформенными зелеными пятнышками. Фокус! Ему нужно сфокусировать зрение! Где же, чтоб ей пусто было, хваленая армейская дисциплина?!

— Ну так вкати дополнительную дозу, идиот!

На голову Билла обрушилось нечто весьма тяжелое, и Герой Галактики вновь увидел звезды.

Очнувшись вновь, Билл обнаружил, что его голова покоится на ароматных коленях красавицы Ирмы. Девушка гладила волосы Билла и восторженно описывала своих котят.

— …А еще Болванчик. О, этот котенок просто обожал царапаться. Нам пришлось обрезать ему коготки, после того как он выцарапал глаза бедному крестьянину. Здорово, правда?

Билл повернул голову и почувствовал себя вознагражденным за все испытания. Его взгляду открылось изумительное зрелище: над ним нависали роскошные груди Ирмы, за которыми ничего не было видно, что, впрочем, Билла нисколько не заботило.

Святые небеса! Неужели он в раю?! Невероятно! Немыслимо! Какая разница, куда его забросило! Билл решил про себя, что это место, где бы оно ни находилось, на световые годы лучше любого другого, в которое он мог попасть с подачи армейского начальства.

Влюбленные голубки, отчасти утолив палящую страсть, продолжали ворковать и попивать кристально чистое вино, всеми силами желая продлить сей краткий миг вечности. В небесах сверкало эгейское солнце, заливая светом темное, будто вино, море, а невдалеке возвышалась гора Олимп. Всякие духи и певцы, танцоры и сатиры прыгали вокруг майских шестов или развлекались каким-то иным способом. Свежий воздух, буколические сцены — словом, ни дать ни взять, празднество в честь Бахуса.

Билл не мог вспомнить, доводилось ли ему чувствовать себя счастливее, чем сейчас. Правда, если соблюдать точность, он не мог вспомнить, бывал ли счастлив вообще, но решил не вдаваться в такие подробности. Два или три часа подряд он наслаждался солнцем, ощущая, как тело наполняется оргоном, а налитые спермой глаза грозят вот-вот лопнуть от напряжения. Он расслабился и радовался жизни, плененный могущественными чарами, которые сотворили здешний климат, вино и сладострастная красотка, ни на мгновение не закрывавшая рта.

Осчастливленный солдат и не подозревал, что счастье — увы! — недолговечно!

Ирма предложила пройтись.

Билл впервые в жизни столкнулся с такой женщиной. Она была очаровательным существом, сотканным из ослепительных грез. Для него женщины ни в коей мере не являлись загадкой; загадочность подразумевала способность логически мыслить, а все мысли Билла, какие только возникали при виде женщин, ограничивались любострастием. Единственное исключение составляла, разумеется, его матушка. Он помнил ее достаточно смутно, однако был уверен в доброте и нежности своей родительницы, хотя, если бы Героя Галактики спросили почему, он бы затруднился с ответом. Воспоминания о детстве, когда все, возможно, было проще и лучше, оказались погребенными под глыбой вызубренных назубок садистских правил армейского устава и придавленными вдобавок омерзительным жизненным опытом, приобретенным на войне. Тем не менее в сердце Билла оставался уголок, в котором гнездилась любовь к матушке: каким-то образом ему удалось избегнуть хирургической операции на сердце, каковой подвергали всех без исключения солдат имперской армии.

Да, он смутно припоминал те дни на Фигеринадоне-II, когда матушка была рядом, колыбельные, которые она пела — «Песенку страстного поросенка» и «Речка-речушка» — хриплым сопрано, отчаянно при этом фальшивя; соевые пирожные с орехами, которые она пекла в домашней самодельной атомной печке, той самой, что однажды, по чистой случайности, прикончила папашу. Ему вспоминались нежные материнские шлепки и уколы шильцем; тогда матушка застала Билла за чтением «Потрясающих трехмерных историй», а ведь была суббота и мальчику полагалось изучать неокоранические тексты, «Изречения Младшего Гения Зороастрийских Набобов», как то предписывалось правилами религиозного воспитания. Он припомнил исходивший от матушки запах кислого суркового йогурта, увидел как бы воочию прилипшие к ее усам и к торчащим из ноздрей волосам кусочки поданного к ужину кошачьего кебаба. Еще он вспомнил, какой восхитительно голубой была кожа матушки в ту пору, когда у нее возникали обычные затруднения с кровообращением. Бедная матушка! С нее вечно что-нибудь падало, причем в самый неподходящий момент!

Но отчетливее всего ему помнилось, как матушка укладывала его спать, когда у него случались колики. Она включала какую-нибудь музыку погромче и поритмичнее и заставляла Билла танцевать до полного изнеможения, подбадривая залпами из старого микроволнового пистолета, нагревавшими брюки на заднице. Когда же она наконец позволяла сыну опустить головку на подушку, Билл засыпал, как правило, мгновенно.

Да, милая матушка сильно отличалась ото всех других женщин, а потому Билл бережно хранил в памяти — в выжженных дотла нейронных банках своего скукоженного серого вещества — немногочисленные уцелевшие обрывки воспоминаний о доброй и ласковой родительнице.

Другие женщины?

Ну разумеется! Ведь ему приходилось иметь дело с работающими по лицензии потаскухами. Билл редко поднимался выше уровня «два доллара за две минуты», на что, впрочем, ни капельки не обижался. Правда, время от времени он с мимолетным вожделением во взгляде посматривал на мужественных солдаток, но, поскольку те носили алюминиевые лифчики и кольчужные трусики, а также брили головы, чтобы легче было имплантировать сигнальные элементы, он с трудом воспринимал их как женщин. Кстати говоря, слишком многие солдаты из тех, что пытались завести с этими дамочками близкое знакомство, оказывались в итоге с перегоревшими предохранителями плотских утех. Потом была еще Мета. Но даже Мету, с ее выпирающими во все стороны принадлежностями женского пола, высокооктановой сексуальностью и 90-процентной феромонизацией организма, едва ли можно было причислить к истинным женщинам.

А вот Ирма явно принадлежала к числу последних.

Она была не столько истинной, классической женщиной, сколько идеалом женственности. Ласковая и нежная, игривая, как котенок, порой язвительная, однако способная слушать с разинутым ртом, стоит только заговорить о чем угодно; большие и круглые голубые глаза, в которые можно упасть и утонуть, — этакое озеро благоговения и изумления. Билл кашлянул, сплюнул, пустил слезу, опьяненный не только вином, которого выпил целый кубок, но и ароматами Ирмы, что исподволь перетекали один в другой, зачарованный ее изящными телодвижениями и легкими прикосновениями пальчиков к его накачанным мышцам.

Билл об этом, в общем-то, не догадывался, однако обстоятельства, в которых он очутился, угрожали его солдатскому благополучию куда сильнее, чем Смертоносная Колесница Эфира или Испепеляющий Космический Луч, которые могли наслать или направить на Героя Галактики гнусные чинджеры.

Билл влюбился!

Они с Ирмой взялись за руки.

Они разговаривали друг с дружкой как малые дети (Билл, правда, быстро спасовал, поскольку с детским языком у него были некоторые затруднения — он до того пока просто не дорос).

Они поведали друг другу свои сокровенные желания. Ирме хотелось нового котенка, а Биллу — бутылочку «Старого горлодера».

Они гуляли, наслаждаясь весенней свежестью, а над ними щебетали в листве олив попугайчики, ворковали под ногами голуби, издававшие иногда, если на них наступали, сдавленные вопли.

Голуби выглядели чрезвычайно аппетитно, и Билл охотно поджарил бы одного себе на обед, будь у него бластер. Он попробовал было схватить очередную птичку, поймал и свернул бы той шею, когда бы не мольбы шокированной Ирмы.

— Но я же голоден! — заявил Билл достаточно, надо признать, раздраженно. — Чем вы тут, ребята, питаетесь?

— Как чем? Конечно, амброзией!

Билл посмотрел на голубя, который трепыхался у него в руках, а затем с подозрением взглянул на Ирму. Ему вспомнилась отвратительная переработанная пища, которой кормили на борту флагмана имперского космофлота, «Божественного кормчего», и он передернулся от омерзительных воспоминаний, что забулькали и запузырились в его памяти. Он держит в руке свежее мясо, а Ирма пристает со своими сомнительными доводами!

— Амброзия такая вкусная! — проговорила девушка.

— Слушай, а там что, радуга? — спросил Билл, тыча пальцем.

— Где? — Ирма повернулась и устремила взгляд вдаль.

Билл ловко, одним движением, запихнул голубя себе за пазуху — на случай, если амброзия окажется чем-нибудь вроде корабельной похлебки.

— Не вижу никакой радуги, — сказала Ирма, взглянула на Билла и озадаченно взмахнула длинными ресницами. — А где голубь?

— Что? А, улетел. — Билл стиснул руку девушки. — Милая, давай забудем про всяких там голубей и займемся более приятными вещами. Может, пройдемся вон дотуда?

Он разумел чудесный овражек посреди поля, этакую лощинку, по дну которой наверняка бежал с веселым журчанием ручеек. Намерения Билла, разумеется, были в высшей степени неблагородными. Они выпьют вина из кувшина, что болтается на козлиной шкуре, которую где-то раздобыла Ирма, он не станет жадничать и поделится с подружкой, чтобы та слегка захмелела. А потом предложит искупаться: и не придерешься — развлечение ведь невинней некуда. А когда Ирма увидит его мужские достоинства и ее женские соки начнут смешиваться с вином — вот тогда она превратится в игрушку, которой он волен будет распоряжаться, как ему заблагорассудится. Какой шикарный план! Какая блестящая идея!

Однако, едва они приблизились к краю лощины (по дну которой, как с интересом убедился Билл, и впрямь струился бормочущий ручеек), послышался душераздирающий визг, который в мгновение ока разорвал очарование пейзажа на кусочки, словно учитель царапнул когтями по трехмерной школьной доске.

— Взииииииии! — омерзительный звук, казалось, заполнил собой всю Вселенную. Как ни странно, если прислушаться, за ним можно было различить некую ритмичную музыку.

— Что это, черт побери, такое? — удивился Билл.

— Ой, мамочка! — проговорила Ирма с покорностью в голосе и поглядела на небо. — Не стоило нам выходить на открытое место. Я совсем забыла, что Зевсу не терпится удовлетворить свою похоть и осквернить мои девические чресла.

И не только Зевсу, подумал Билл. Но какая связь между Зевсом и этим наишумнейшим шумом?

Он запрокинул голову и в тот же миг задрожал всем телом от накатившего волной страха. В поднебесье, заслоняя собой солнце, парила гигантская птица. Она быстро снижалась, роняя на землю лепешки размером каждая с грейпфрут. На шее у птицы висели громадные громкоговорители, которые и создавали шумовое оформление, напоминавшее свару в обезьяньем питомнике.

Минутку! А не национальный ли это фигеринадонский гимн? «И блаженно лобзаем императорский палец. Фьюить!» Нет, не то. Архаическое сокровище, песенка, которую пели на заре времен; ее исполнял Элвис Дрязгли.

— Боги! — воскликнул Билл. — Что происходит?

— Ты видишь перед собой Рокера! — провозгласила Ирма. — Билл, пожалуйста, не отдавай меня ему. Будь моим героем!

Билл напряг могучие мышцы и изготовился к схватке: оскалил свои весьма внушительные клыки, сжал кулаки, принял боевую позу и застыл, ожидая удобного момента, чтобы прорычать вызов.

Внезапно он увидел острые серповидные когти, жуткий изогнутый клюв, огромные черные глаза, в которых притаилась смерть…

Билл развернулся и опрометью кинулся прочь.

— Билл! — взвизгнула покинутая Ирма. — Билл, не бросай меня!

Герой Галактики и не подумал остановиться. Правда, он оглянулся на бегу, но только затем, чтобы проверить, преследует ли его Рокер. К счастью для Билла, исполинская птица сосредоточила все свое внимание на беззащитной Ирме. Она мерно взмахивала крыльями, и в лицо Биллу, будто отвесив ему пощечину, ударил поднятый ими ветер. Рокер стиснул девушку когтистыми лапами, разодрав в клочья прозрачное шелковое платьице, затем клекотнул и, под завывания Элвиса, устремился с девушкой ввысь. Поднявшись в небо, птица полетела к видневшимся вдалеке горам, а над землей заклубилась пыль.

Билл, который наблюдал за происходящим разинув рот, закашлялся.

Страх постепенно схлынул, на смену ему пришло глубокое сожаление.

По щеке Билла сползла одинокая скупая слеза, перетекла на губу, а оттуда — на клык, где смешалась со слюной и плюхнулась на копыто.

Невосполнимая потеря!

Надежды на энтузиастический секс вспорхнули и унеслись вослед похищенной Рокером Ирме.

— Эй! — произнес кто-то за спиной Билла.

Билл обернулся и увидел того самого сатира, который не столь давно выдавал себя за женщину. Сатир задумчиво глядел на него.

— Между прочим, меня зовут Брюс, — представился сатир и протянул руку. Ошарашенный Билл ответил на рукопожатие.

— Что… Что это такое было?

— Да, у нас, у мифических существ, тоже хватает проблем. Сам видишь, мы не только пьем нектар, лопаем амброзию и трахаемся с кем попало. Тут полным-полно всяких чудовищ, которые, если не поостеречься, мигом тебя сожрут вместе с потрохами. Лишь на прошлой неделе профсоюз наконец-то припер беднягу Геракла и заставил его выплюнуть всех, кого он успел проглотить. — Сатир по имени Брюс задрожал от страха и пустил довольно-таки вонючие козлиные ветры. — Та птичка, о которой ты спрашиваешь, — Зевсов Рокер. Старина Зевс правит богами; он с давних пор все порывался внедриться Ирме промеж ляжек. Однажды притворился лебедем, но Ирма чуть не свернула ему шею. Похоже, вы, ребята, вышли на открытое место.

— Куда ее унесли? — спросил Билл, который вдруг понял, что никакая другая женщина не сможет удовлетворить его желания так, как Ирма.

— О! На макушку Олимпа, во дворец богов. — Брюс, по-видимому, лишь теперь заметил, как вздулся комбинезон Билла. — Эй, приятель, у тебя там лютня или ты просто рад нашей встрече?

— Чего? А… Это голубь. Я нашел его в поле и подобрал на случай, если мне захочется перекусить. — Билл вынул голубя из-за пазухи и с отвращением убедился, что птичка за время заточения успела задохнуться. Он беспомощно уставился на обмякшее тельце, с которого, одно за другим, осыпались на землю перышки.

— Йёк! — йекнул Брюс, судорожно сглотнул и попятился. — Ты ведь не…

— Не что?

— Дружище, ты вляпался в дерьмо! — Сатир выпучил глаза, и они сделались похожими на греческие оливки. Он поглядел на Билла из-под ниспадавших на лоб салатообразных волос. — Ты прикончил Небесного Голубя, и… — Налетел ветер, хрипло прогрохотал гром. — И вот они летят! Ёлки-палки, я совсем забыл, что они имеют на меня зуб! Я как-то сподобился подменить их подменыша…

— Ты о ком? — не понял Билл.

— О фурах, приятель. О фурах-эвме-трах-тарарахнидах!

Не попрощавшись, сатир развернулся и поскакал галопом в направлении оливковой рощи. Однако он успел преодолеть от силы десяток ярдов: воздух распорола ослепительная молния, разорвала напополам, словно расщелина Судьбы. Она угодила точно в сатира, поразила его в задницу и спалила на месте. Когда дым развеялся, стало видно, что Брюс превратился в кусок свежеподжаренного мяса.

Ошеломленный Билл огляделся по сторонам в поисках того, кто метнул эту грозную огненную стрелу, и увидел третью по счету из тех вещей, что изумили его пуще всего на свете (что касается первой и второй, о них разговор впереди).

Над землей парил облачный, клубящийся, насыщенный электричеством остров, на котором восседали три весьма суровые на вид девицы в строгих костюмах. Каждая держала в одной руке кейс, а в другой — по экземпляру «Межпланетного манускрипта» и «Галактической сметки».

— Ты! — рявкнула одна из девиц. Облако разразилось молнией, которая прошмыгнула между ног Билла и обуглила землю в каком-нибудь ярде от его задницы. — Отойди подальше и поцелуй напоследок семейные драгоценности!

С анатомической точки зрения, это была сущая нелепица, однако Билл счел за лучшее исполнить приказ, ибо в воздухе все еще витали запахи жареной козлятины и чеснока, напоминавшие о судьбе несчастного Брюса.

— Сдаюсь! — взвизгнул он. — Я стою на месте! Только не испепеляйте меня!

Девицы пошептались, потом одна из них свесилась с облака и принялась разглядывать Билла. Ее лицо выражало отвращение с примесью подозрительности и гнева.

— Я зовусь Гименестра, предводительница фур, что покровительствуют Небесным Голубям. Наши мистические иглы указывают им, куда лететь и где приземляться. У нас имеются все основания полагать, что одного из наших питомцев постигла ужасная участь! Ведомо ли тебе о том, смертный?

— Никак нет. — Билл состроил гримасу и постарался не слишком заметно переложить дохлого голубя за спину. — Я ничего не знаю!

Вторая фура тоже свесилась с облака и устремила взгляд вниз.

— Меня зовут Вульвания. Мнится ли мне, или же я воочию лицезрею птичьи перья вокруг того места, где воздымается сей смертный?

— Гм-м, — пробормотал Билл. — Мы с Брюсом… э-э… Да, мы с ним дрались подушками. Точно! Так оно и было!

Третья фура уставила на него свой перст.

— Мое имя — Г-спотстра. Поведай, смертный, что ты таишь за своим седалищем?

— А? А-а… Ой, откуда он взялся? — Билл повертел в руках мертвого голубя, который страдальчески поник головой и опустил крылья. Как ни странно, над глазами птицы вдруг появились метки в форме буквы Х. — Ах да! Брюс… Помните такого? Ну, сатир, которого вы изжарили на месте? Так вот, он попросил меня подержать пташку. А старина Брюс неплохо пахнет, верно? Слушайте, дамочки, у вас часом не найдется кусочка лимона и краюхи хлеба?

— Лживый самец! — взревела Гименестра, и земля под ногами Билла заходила ходуном. — Все вы одним миром мазаны! Ты лишил жизни Небесного Голубя! О горе! Смертный, готовься к смерти!

Вновь загрохотал гром и засверкали молнии. Фуры посовещались. Судя по всему, решение, к которому они пришли, не сулило Биллу ничего хорошего. Герою Галактики даже подумалось, что он, пожалуй, предпочел бы оказаться сейчас в космосе и угодить в самый разгар битвы между дредноутами чинджеров и крейсерами Империи, чтобы в него попали залпом из пульсарного излучателя.

— Итак, сестрие! — провозгласила Гименестра, когда затянувшееся совещание наконец завершилось. — Смертный, ты признан кругом виноватым. Ты умертвил священную птицу! Мы узрели в тебе воина. Увы! Сие в духе мужчин! Столь ревностно стремятся они причинить урон ближнему своему, сколь нетерпеливы и дерзостны во гневе! Ну что ж, червь, получай то, что заслужил. Проклинаем тебя и обрекаем на Грязнь Стадного Мутноброда!

Фуры внезапно плеснули в Билла омерзительным месивом, которое зачерпнули со дна своего облачного острова. Выработанные службой в армии рефлексы позволили ему увернуться от первой порции, однако вторая залила лицо, а третья, по всей видимости — или невидимости, ударила в живот. Месиво состояло из очищенного птичьего помета, от него разило вонью, какая исходит от воды, что скапливается в трюме крейсера после знатной попойки продолжительностью в добрую неделю. Билл почувствовал, что его влекут куда-то неведомые силы.

Когда кувырканье прекратилось, он обнаружил, что смотрит на вытоптанную траву, а голова по-прежнему идет кругом. Билл поднялся и постарался вытереть грязь, что прилипла к лицу и комбинезону. Неожиданно он нащупал некий предмет, что висел у него на груди. Почти сразу стало ясно, что это мертвый голубь, сквозь грудку которого пропущен кожаный ремень, завязанный узлом на загривке Билла.

Мало того — голубь начал пованивать!

Разумеется, Билл попытался отделаться от дохлятины. Однако его измазанные слизью пальцы соскальзывали с кончиков кожаного ремня.

— Се наше проклятие и Грязнь Стадного Мутноброда! — раздался с высот глас, то бишь рык, Гименестры. — Ты не избавишься от мертвой птицы, пока не исполнишь два задания. Первое. Ты должен спасти ту, кого любишь более жизни, и выпустить на волю свои нежнейшие чувства. Второе-А. Ты должен найти ответ на старый как мир вопрос: как тот, кому выпало жить в наше время, может добиться мира с чинджерами и не знавать горя до конца своих дней? Второе-Б (оно следует из А). Вызнай, почему волосатые чучела, коих именуют мужчинами, алкают войны, безудержной похоти, крепких напитков и антигравболла по воскресеньям.

— Ёлки-палки, — прорычал Билл. — Может, мне поискать еще смысл жизни?

— Глупец! Нам, женщинам, он давно известен, — лукаво призналась одна из фур. — А теперь прочь! Неси проклятие, исполняй задания и помни, что заодно с голубем, которого ты убил, гниет твоя душа, а вскоре, быть может, начнет гнить и кое-что другое!

Под раскаты грома фуры вдруг исчезли, только вспыхнуло на миг ослепительное пламя. Они сгинули, будто их и не было, оставив Биллу запахи серы обыкновенной самородной из галантерейной секции галактического универмага «Хэрродз-Блумингдейл».

Билл инстинктивно схватился за причинные места — настолько сильно подействовала на него последняя угроза. При одной лишь мысли о том, что ему, не ровен час, придется обращаться за таким трансплантантом, кровь в жилах Героя Галактики застыла, будто скованная морозом. С него достаточно «ноги». А если появится капризный пе…

— Нет! — возопил Билл, торопясь обуздать разыгравшееся воображение. — Я все сделаю! Честное слово!

Итак, сначала — насчет любви. Ну, здесь все понятно. Фуры наверняка разумели Ирму. Значит, ему предстоит каким-то образом взобраться на Олимп и вырвать любимую из лап Зевса.

Замечательно. А как насчет второго условия, мира с чинджерами? Что-то весьма подозрительно. Впрочем, разве у него есть выбор? Не хочет же он до конца жизни шляться по свету с дохлой, гниющей птицей на груди? Появись он в таком виде в казарме, новобранцы и те обсмеют! Билл снова попытался избавиться от голубя и снова ничего не добился.

Первым делом, впрочем, Билл спустился к журчащему ручью, в котором надеялся искупаться вдвоем с Ирмой, и смыл с себя малую толику Грязни. Затем он выбрался из оврага, подошел к жареным останкам Брюса, отрезал несколько кусков, чтобы было чем перекусить в дороге, и двинулся на поиски небесного дома богов, в котором его ждала схватка mano a mano[68] с самим Зевсом.

Ёлки-палки, подумалось ему, хорошо бы сейчас оказаться в учебном лагере!

Глава 6

Билл карабкался на гору.

Поскольку его родная планета, Фигеринадон-II, была плоской как тарелка и поскольку до сих пор ему не приходилось ни воевать, ни, что называется, отдыхать в горах, он не имел ровным счетом никакого опыта в скалолазании.

Тем не менее благодаря армейской выучке, а также каменным мускулам нынешнего солдата и бывшего фермера он худо-бедно поднимался все выше и выше. Ноги Билла работали, словно заржавленные поршни. Он перебирался через расщелины, шагал крутыми козлиными тропами, подкрепляясь кусочками Брюса, сатира-трансвестита. Подобная диета была ему, скажем так, внове, но будила приятные воспоминания о времени, проведенном среди мифических существ. Вообще-то Брюс оказался неплох на вкус, хотя, по мнению Билла, чеснока в нем могло бы быть и поменьше, да и какой-нибудь соус вроде «Чинджеры» явно не помешал бы. Преодолев приблизительно половину горного склона, Билл достиг некоего подобия плато; подъём стал легче и где-то даже скучнее, поэтому он сунул в нос «Блинерз Дайджест», чтобы отогнать скуку.

Билл чувствовал, как книжка скользит по носоглотке, как впиваются в кожу электронные щупальца. Потом послышалось приглушенное гудение, за которым последовало звонкое «чвак!», и Билла пробрала дрожь. Щупальца проникли в мозг.

Перед мысленным взором Героя Галактики возник своего рода экран, по которому побежали легко читаемые строчки.

Сначала появилось содержание. Билл выбрал наугад один из романов и погрузился в чтение шероховатого текста, тогда как его пальцы продолжали сами собой нащупывать, за что бы ухватиться на шероховатой поверхности скалы.

Когда я был борцом-профессионалом, меня звали Великолепным Гасом, Вечным Победителем и прочими дурацкими кличками. Мне говорили, будто я спас Землю от гарпий, которые налетали стаями с Греческих планет, но сам я ни шиша не помню, потому что в ту неделю пил с утра до вечера. Ну и хрен с ним! Знаю лишь, что очухался в Парфеноне с раскаленным бластером в руках, а то, что увидел вокруг, напоминало заключительную сцену из какой-нибудь трагедии Софокла. Жуть! Куда ни посмотри — всюду горы трупов!

Хотя, может статься, я все это сочинил.

Речь-то ведь идет о мифах, верно? А что такое мифы? Придуманные истории про богов, героев и всяких там существ. Некоторые критики утверждают, что я и впрямь сочиняю эти истории, а потом нашептываю их на ушко своим возлюбленным, которые и разносят мои небылицы по всей Земле. Другие уверены, что видели, как я тайком выбирался из новоалександрийской библиотеки с украденным экземпляром «Тайных писаний» Джозефа Кэмпбелла под шинелью.

В общем, полная чушь. А правда в том, что, хотя я обычно ношу в кармане брюк книжку Эдит Гамильтон, чтобы отвлечься от наскучивших приключений, мое настоящее имя Филип Чандлер, а прибыл я из таинственного мира Камелот. Земная заварушка началась несколько лет назад; я тогда работал частным сыщиком в старом добром Лос-Анджелесе. Мой рассказ, который следует ниже, должен устранить всяческие недоразумения.

Денёк выдался солнечный. Я сидел в своем кабинете — дело происходило в Городе Ангелов, — смазывал ствол пистолета 38-го калибра и одновременно потягивал виски. И вдруг появилась она!

«Меня зовут Фригга Афина, — произнесла она нараспев. Ее огромные груди бултыхались в стальном лифчике, что сверкал, словно необыкновенно яркая двойная звезда. — Вы Филип Чандлер, частное недреманное око закона из таинственного мира Камелот?»

«Верно, милашка, — прорычал я, постаравшись как можно точнее воспроизвести шепелявость Хамфри Богарта. — Изгнан на Землю самим Мерлином, после того как продулся в пространственный бридж».

«Мистер Чандлер, — проговорила она, тряхнув своими великолепными грудями, — у меня ужасное несчастье. Я попала в беду», — и вопросительно уставилась мне в лицо. Голубые, как у ребенка, глаза, личико кинозвезды — естественно, мой пульс участился ударов до тысячи в минуту.

«Выручать из беды, мэм, моя профессия, — отозвался я. — С особым удовольствием я спасаю прекрасных, сказочно сложенных блондинок. Итак, что стряслось? Потеряли своего единорога? Или ваш муж сошелся тайком с этой шлюхой Афродитой?»

Я предложил ей стаканчик виски, и она опорожнила его одним глотком, будто у нее во внутренностях полыхало пламя. Затем села, и меня окатило ароматом духов «Лотофаги», как в решающую ночь в теплице Ниро Вульфа.

«Я беспокоюсь за мужа, Локи Агонистеса. Его шантажируют. Он продавал оружие полумагическим революционным режимам «третьего мира», и кто-то об этом узнал».

Локи Агонистес! Будда на костылях! Едва я услышал это имя, как мои глаза округлились и стали размером с крупный самоцвет. Я испугался, что они вот-вот выскочат из орбит, но какое-то время спустя, слепо пошарив руками по столу и надлежащим образом сдавленно повздыхав, ухитрился вернуть их на место.

«Иисусе, госпожа! Откровенно говоря, моему дряхлому телу осталось жить еще как минимум пару тысяч лет. Я буду морочить людям головы и после того, как моя карма вместе с Локи Агонистесом угодит в Гадес, а рассказ об этой поре моей жизни окажется в египетской «Книге мертвых», в разделе «Чокнутые ищейки». — Я поднялся, чтобы выпроводить посетительницу из кабинета. — Почему бы вам не обратиться к моему приятелю? Он живет в Сосолито, в плавучем доме под названием «Трах-растрах». Зовут его Трэвис Уоттс. Он занимается метафизическими расследованиями. Что касается меня, я предпочитаю чисто мифологические дела».

«Мистер Чандлер, — лучезарная, исполненная надежд улыбка на ее лице сменилась гримасой разочарования, столь глубокого, что она утонула в нем чуть ли не с головой. — Мистер Чандлер, я хочу именно вас!»

Внезапно она обняла меня, и я уткнулся носом в промежуток между роскошными грудями; она буквально излучала феромоны, причем в таком количестве, что возбудился бы и инеистый великан, застигнутый врасплох в разгар зимы. Она принялась распалять мою похоть; я ничуть не сопротивлялся.

Где-то через полчаса, спустившись на миг с вершины блаженства, я согласился взяться за расследование.

Я, признаться, и не подозревал, что стал участником космической карточной игры и только что вытащил из колоды козырь Психопата.

«Расклад такой, — прошептала она, затянулась сигаретой и выдохнула дым мне в ухо. — Здесь не обойтись без Трех Таинственных Сестер…»

— Эй! — раздался вдруг чей-то голос, который словно шел откуда-то издалека и был усилен расхлябанным клаксоном-громкоговорителем.

Билл моргнул и кое-как выбрался из навеянных романом грез. Он пожелал, чтобы строчки, что горели перед его мысленным взором, исчезли, и те повиновались — правда, со второго захода. Билл сообразил, что перестал подниматься и стоит на ровном плато, а поблизости возвышаются храмы с мраморными колоннами. Ближе всего, на каменной агоре — ну, вы знаете, агорой у греков назывался то ли рынок, то ли место собраний, а может, то и другое вместе, — так вот, на агоре виднелся самый настоящий звездолет: высокий, метров под тридцать, серебристый корпус, острый, как игла, нос, стабилизаторы, последние придавали кораблю вид приза за наихудший рассказ для научно-фантастического журнала. На борту звездолета громадными сверкающими буквами, украшенными изящными завитушками, было выведено: «Желание». Чарующее зрелище напоминало виньетку на киноэкране; над акрилово-голубовато-белыми горами вставала ослепительно яркая луна, существа, что сновали между храмами, выглядели сущими мультяшками. Вдобавок их наряды дополняли кружевные манжеты и брыжи. Словом, ничего греческого. И — Зороастр! — звезды на небосклоне походили на стилизованные блестки, вроде тех, какими усеивают рождественские елки.

Потрясенный увиденным, Билл ощутил, будто наяву, как кто-то взял и впрямь ошарашил его.

Картина, что предстала взгляду, смахивала на вдруг оживший рисунок художника из мастерской Келли Вшиза. Эти ребята, что сидели в университете Л. Рона Хабара, рисовали плакаты, призванные облегчать работу армейских призывных комиссий.

Билл направился к звездолету, настолько ошеломленный бравурными красками и обилием тонов и оттенков, что почти забыл о дохлом голубе у себя на шее, хотя тот вонял куда сильнее прежнего.

Крадущейся походкой Билл приблизился к кораблю, и тут в днище звездолета открылся люк, из которого выпала веревочная лестница. К тому времени, когда Герой Галактики достиг одного из стабилизаторов, на лестнице, что доставала до мраморных плит, которыми было выложено плато, появилась человеческая фигура — высокий, привлекательный мужчина с повязкой из горного хрусталя на глазу и ярко-оранжевыми эполетами, со вкусом отделанными сверкающей мишурой, на плечах. Обут он был в остроносые черные башмаки; изящную талию перехватывал металлический, опять же оранжевый шарф, на котором болталась кобура с ручным бластером внутри и весьма грозная на вид абордажная сабля. Мужчина, который производил достаточно внушительное, если не сказать — устрашающе-пышное, впечатление, лихо спустился по лестнице, а последние восемь футов просто-напросто пролетел, сорвавшись с очередной перекладины, и звучно шлепнулся на задницу. На Билла пахнуло лавандой и ромом. Мужчина поднял голову и озадаченно воззрился на Героя Галактики единственным неправдоподобно голубым глазом; второй закрывала повязка.

— Аррррррр! — произнес он голосом, похожим на рык Черноборода по окончании занятий по исправлению произношения. — Святые гипербореи! Слушай, приятель, не напоминает ли тебе жизнь тот мусор, которым завалено побережье Токийской бухты?

— Нет. По-моему, я никогда не слышал о Токийской бухте.

— Я тоже. Пусть будет не Токийская бухта, а Гудзонов залив. Это на Земле, недалеко от Ньярка. Мне однажды случилось пролистать книжонку о легендарной Земле, прародине человечества, испепеленной ныне ядерными войнами. На чем я остановился?

— Кажется, на середине Гудзонова залива.

— Разумеется, дружище! А ты умен, однако! Впрочем, какая разница? Медицинские штучки, иглы наркоманов, записи старины Чарли Паркера… Не обращай внимания. Я Рик, Рик-Супергерой. — Он протянул руку, которую Билл не преминул пожать.

— Очень приятно. Меня зовут Билл. С двумя «л». Это ты окликнул меня пару минут назад?

— Точно. Увидел, как ты выбрался из-за горизонта с дохлой птицей на шее, и сразу понял, что передо мной скиталец по океану Жизни, такой же, как и твой покорный слуга. — Рик посмотрел на свое плечо. — Арррр! А где моя собственная пташка? Архимед! — рявкнул он, повернувшись к открытому люку в днище великолепного звездолета. — Архимед! Спускайся сюда! Нашелся еще один обожатель птиц!

— Аууууук! — донесся изнутри корабля хриплый вопль. — Дерьмо! Кругом дерьмо!

— Осторожно, Билл, — предупредил Рик. — У Арчи понос. Обожрался чернослива. Не знает никакого удержу.

Внезапно из люка вынырнул попугай. Сверкая зелено-голубым оперением и визжа, как бэнши во время пожара, он взмыл в небо и тут же дал залп из своего клоакального орудия. Во все стороны полетели брызги — и не только. Билл поспешно исполнил ацтекское па на два такта и сумел увернуться, однако Супергерой Рик слегка замешкался — то ли спьяну, то ли потому, что был под наркотической мухой, — и в результате схлопотал «подарок» прямо в лоб. Сладкозвучно выбранившись, Рик вытер лицо кончиком шарфа, затем закинул тот на плечо и жестом пригласил попугая приземлиться. Архимед низвергнулся с небес кобальтово-изумрудным вихрем, выпустил газы — будучи попугаем, он страдал попугайной болезнью, — повернул голову и с подозрением уставился на Билла.

— Аууууук! Птицеубийца! Ауук! Истребитель птиц!

— Я с голодухи, — жалобно проскулил Билл. — Откуда мне было знать, что эти вшивые птички — священные? И потом, тебе-то что за дело, попугайское отродье?! — За последнее время Билл изрядно намучился с птицами, а потому не сдержался и раздраженно ткнул в попугая пальцем. Архимед сердито заклекотал и клюнул Билла в палец. Тот взвыл и сунул раненую руку в рот.

— Архимед, веди себя прилично! Ты же знаешь, я могу клонировать тебя в мгновение птичьего ока! Будешь хулиганить, я обзаведусь новым попугаем, уж наверняка — без проблем с кишечником. Так что смотри у меня!

— Аууууук! Архимед хороший! Аууууук! Кому ты нужна, малышка?

— Ну как клонировать такого симпатягу? — проговорил Рик и сочно поцеловал попугая в клюв. — Эй, Билл, шикарная у тебя нога. Где ты ее раздобыл?

Билл поглядел на свое раздвоенное копыто и нахмурился. Ему ни капельки не хотелось пускаться в объяснения по поводу ноги-капризули. Нет уж, увольте! И без того хлопот хватает. Пожалуй, не мешает вспомнить старинную армейскую поговорку: «Сомневаешься — ври напропалую».

— Я бойцовый остолоп, солдат галактической армии. Когда выполнял очень важное задание, попал в радиоактивную бурю. Могу только сказать, что моя нога, как говорится, мутировала.

— Бедняга! Должно быть, тебе пришлось несладко!

— Информация засекречена.

— Разрази меня гром! Какой ты весь из себя таинственный! Еще и солдат в придачу! Последнее, между прочим, как нельзя кстати. Я остался без первого помощника, который подох от венерической цинги. Говорил ведь ему: собираешься отдохнуть в системе Заднедверии — бери с собой сверхпрочные презервативы. Естественно, они не очень удобны, зато с безопасностью никаких проблем. Подумаешь, несколько царапин на члене! По-твоему, он послушался? Как бы не так! Подцепил заразу на Фадесе, и поминай как звали. — Рик с восхищением оглядел мускулистую фигуру Билла. — Сдается мне, ты не прочь записаться в первые помощники. Понимаешь, тут предстоит одно дельце, и я бы не отказался от толкового спутника.

— Извини, друг, но мне сначала надо отыскать девушку по имени Ирма. Она — моя истинная любовь, и лишь найдя ее, я смогу избавиться от этой дохлятины. — Терзаемый жалостью к самому себе, шмыгая носом от скорби, Билл поведал Рику свою печальную историю — с того самого момента, как очутился в госпитале на Костоломии-IV и до похищения Ирмы Рокером по приказу Зевса.

— Ауууукк! Зевс! Зевс! — попугай широко раскрыл глаза, заклекотал от ужаса, наложил приличную кучу на плечо хозяина, замахал крыльями, взлетел и, продолжая истошно клекотать, нырнул в звездолет.

— Что, Зевс любит жаркое из попугаев?

— Да нет. Понимаешь, этот сексуально озабоченный Бог, после того как прикинулся лебедем и набросился на Ирму, поймал и бедного Арчи. Уловил, о чем я толкую? Арчи был в шоке. Однако то дельце, о котором я упомянул, по чистой случайности, как оно, впрочем, всегда и бывает, имеет некоторое отношение к Зевсу. Мне нужно попасть в одну из его берлог.

— То есть, — нахмурив брови, уточнил Билл, — он не здесь, не на вершине Олимпа?

— Какой там Олимп! — расхохотался Рик. — До вершины горы без малого десять тысяч футов. Мы с тобой находимся на территории общественной уборной для космических путешественников имени Джонсона Говарда. — Он ткнул пальцем в сторону видневшегося за валуном темно-зеленого здания, которого Билл раньше просто не замечал. — Знаешь, лично я насчитал для себя четырнадцать любимейших ароматов, а всего их триста двадцать восемь.

— Рик, будь другом, подбрось меня до вершины, а? Эта пташка гниет на глазах. — Билл посмотрел на мертвого голубя и поморщился. Вокруг трупа вились мухи, две метки Х над глазами птицы тупо иксились на Героя Галактики.

— По-моему, она и впрямь слегка пованивает. Ну что ж, давай договоримся так. Ты летишь со мной в должности первого помощника, а я помещаю твою птичку в стазическое поле. Может, нам повезет и мы отыщем Зевса в его излюбленной дыре. Итак, вперед по пути моего христианского паломничества!

— Чего? — с подозрением справился Билл. На Фигеринадоне-II христианство пребывало в загоне с тех самых пор, как Святой Самокат попытался организовать на континенте фалангистов, среди поселенцев-доннеров, нечто вроде религиозного бдения. Гипердоннеры, будучи каннибалами, естественно, слопали миссионеров, всех до единого, а потом много лет страдали несварением желудка. Неудивительно, что христианам на планете не доверяли.

— Мое паломничество — второе по замечательности среди всех на свете! — провозгласил Рик с пылом завзятого оратора. — Я ищу Святой Гриль-бар!

— Где расписаться? — расплылся в улыбке Билл.

Глава 7

Как было здорово распрощаться со всей той мифологической дребеденью, в самую гущу которой его вдруг занесло, и очутиться на борту звездолета! Разумеется, корабль Рика не отличался тем комфортом, какой свойствен армейским звездолетам: по своим характеристикам он приблизительно соответствовал галактическому варианту переклепанного вдоль и поперек парохода без дополнительных удобств. Однако после того как старт на полной тяге едва не превратил физиономию Билла в кровавое месиво, Герой Галактики мгновенно сообразил, что требуется от него как от первого помощника. В основном обязанности Билла заключались в том, чтобы собирать дерьмо попугая с пола, отскребать от стен и даже от потолка — надо признать, Архимед выказывал недюжинную акробатическую сноровку — и перетаскивать помет в гидропонную оранжерею. Билл с восторгом сообразил, что наконец-то стал техником-удобрителем, осуществил свою заветнейшую мечту! Работа не отнимала много времени, хотя и была достаточно дерьмовой; во всяком случае, по сложности не шла ни в какое сравнение со службой в армии, и Билл очень быстро свыкся со своим новым положением. Что касается голубя, Рик сдержал слово — извлёк откуда-то банку «Сортирного стаза», специального электронного фиксатора, предназначенного для чрезмерно пахучих солдатских голов, и как следует спрыснул дохлую птицу. Вонь моментально исчезла, теоретически ее не должно было возникнуть вновь как минимум два месяца. Естественно, Билл по-прежнему не мог скинуть голубя с шеи; к тому же, стоило притронуться к тому хотя бы пальцем, поле отвечало разрядом статического электричества. Но в общем и целом это была весьма скромная цена за избавление от вони, которую издавала гниющая птичка.

Когда с голубем было покончено и когда Билл окончательно освоился в должности первого помощника, дни потянулись вполне сносной, однако достаточно однообразной и скучной чередой. Подъём при первых проблесках псевдорассвета. Завтрак — галеты в пластиковых оболочках, соленая эрзац-свинина, искусственный кофе. Затем уборка, унавоживание гидропоники, смахивание пыли с парящих в невесомости кубков, полученных Риком на соревнованиях по боулингу. Обед — галеты, свинина, кофе и бутылка рома. Отблеваться, а дальше снова — убрать помет, унавозить гидропонику, протереть столы и нажать кнопку, что приводит в действие излучатель, залпы которого прочищают мозги. Правда, сначала нужно убедиться, что мозги свободны, ибо капитан не одобрит, если окажется, что ему некем командовать. Снять показания с навигационных приборов, помочь Рику проложить курс по «Указателю возможных координат легендарных космопортов» Рэнда Макнелли. Накормить суперхомяков, что приводят в действие двигатели. Потом ужин — галеты, свинина, кофе с искусственным сахаром, две бутылки рома и стакан лаймового сока; последнее — чтобы было повкуснее и чтобы избежать космической цинги. Час отдыха. Послушать похабные анекдоты, рассказать самому, отвести душу, блевануть, вырубиться. Словом, как на службе.

Больше всего — хотя Билл наслаждался тем, что мало-помалу становится настоящим профессионалом в области гуановоживания, а ром был просто восхитительным (правда, он подозревал, что Рик смешивает на камбузе ромовую эссенцию с обезвоженным спиртом и водой из-под крана), — Герою Галактики нравился час отдыха. Они с Риком обычно рассказывали друг другу разные истории или же Рик с Архимедом разыгрывали остроумные комедии или выкидывали всякие номера, которые они сами считали донельзя уморительными, но которые представлялись Биллу настолько скучными, что он засыпал при одном лишь воспоминании о них. Единственное утешение состояло в том, что, когда представление заканчивалось, уже никто не мешал Биллу читать или смотреть книги и фильмы из богатой порнографической коллекции Рика (Билл особенно выделял «Любострастные проказы венерианских полов», которые смахивали на нечто среднее между извращенной оргией и «Лебединым озером»).

Несмотря на всю безмятежность скитаний в поисках Святого Гриль-бара, Билл постепенно пришел к выводу, что все происходящее имеет мало общего с действительностью. С тех самых пор, как сатир Брюс утащил его в море, вокруг стали твориться события, в которых ощущался некий привкус нереального. Да, разумеется, свидание с Ирмой, Елисейские Поля, фуры и подъём на гору представлялись на первый взгляд весьма правдоподобными. Он видел, слышал, нюхал, пробовал и чувствовал то, к чему давным-давно привык, исправно отправлял, не важно — с энтузиазмом или без, — естественные потребности, напивался и испытывал вожделение, причем с тем же восторгом и избирательностью, какие присутствовали у него в бытность фермером и солдатом. Но ведь в обычной жизни человек не сталкивается с мифическими существами, ему не вешают на шею дохлого голубя, он не мчится вослед возлюбленной на звездолете под названием «Желание» в компании с, по-видимому, бессмертным героем и принадлежащим тому невротиком-попугаем. Впрочем, Биллу, пускай он прожил недолгую жизнь, которую, кстати, надеялся продлить, уже доводилось попадать в экзотические до отвращения места и переживать там потрясающие приключения (они описаны в великолепных книгах, которые вы можете купить в той же лавочке, где приобрели эту). Посему Билл попросту отмахнулся от надоедливых мыслей.

Однако время от времени он замечал краем глаза нечто такое, что мнилось лишенным материальности. Пустота, Ничто, Нада, табула раса. В подобных случаях он резко поворачивался, и то, чему полагалось быть в том или ином углу — панель управления, дозатор наркотиков, автомат по выдаче эрзац-продуктов, клозет с обезвоженной водой, попугай или Рик, — оказывалось именно там, где и должно было находиться. Правда, после непродолжительной заминки, которая сопровождалась дрожанием воздуха, так бывает, если включить и быстро выключить головизор или же когда голова раскалывается с похмелья.

Поскольку ром, который Билл употреблял ежедневно, задерживался в организме в достаточном количестве, чтобы ни о чем таком не тревожиться (надо заметить, что ром вскоре выбыл из перечня десяти излюбленных алкогольных напитков Билла, и Герой Галактики с нетерпением ожидал прибытия в Святой Гриль-бар, дабы утолить жажду чем-нибудь другим), то, что случилось однажды утром, потрясло Билла до глубины души. Зевая, потягиваясь и желая навсегда забыть слово «ром», он внезапно сообразил, что никак не может застегнуть свои башмаки. Точнее — не может дотянуться до застежек на липучках, ибо вместо рук у него — безобразные культяшки.

Истошные вопли перепуганного до полусмерти Билла довольно быстро разбудили капитана Рика и его попугая. Супергерой Рик, зевая, сбежал вниз, чтобы узнать, что там за переполох. Он так торопился, что прибежал в одних трусах. За ним, отчаянно маша крыльями, в каюту влетел Архимед.

— Мои руки! — визжал Билл. — Они исчезли!

Поглядев на первого помощника, который размахивал руками и, словно в истерике, метался по каюте, судя по всему, страшно чем-то напуганный, капитан Рик скоро сообразил, что здесь явно что-то не так.

— Святые небеса! Неужели снова венерическая цинга? Ты, паршивый вояка, ну-ка, отвечай! Прикасался к чему-нибудь, чего не должен был трогать? Да погоди ты! Дай я посмотрю! — рявкнул Рик, вставляя в глазницу здорового глаза монокль.

Трясясь с головы до ног, потупившийся Билл, на которого свалилась самая ужасная напасть из тех, какие только могут приключиться с солдатом, медленно и неохотно выставил перед собой культяшки рук.

— Ауууук! — возопил попугай, устрашенный воплями и искренним горем Билла, и каким-то образом ухитрился закрыть глаза крыльями.

— Что ж, по-моему, ты устроил бурю в стакане с чаем. Или же над тобой подшутила ветреная судьба. Я вынужден признать, что не вижу ничего такого, чего следовало бы пугаться.

Билл разлепил веки и ошарашенно уставился на свои кисти. Ладони. Две. Обе на месте.

— Что за ёлки-палки? — с облегчением взвыл он. — Что со мной происходит? Я схожу с ума, говорю тебе, с ума!

— Время позднее. Давай не будем преувеличивать.

— Конечно. Извини. — Стуча зубами, Билл пустился объяснять капитану Рику, что ему кажется, будто все вокруг становится несколько призрачным. Чувствовалось, что Герой Галактики вне себя от страха и вряд ли способен заснуть, поэтому Рик налил ему стакан теплого соевого молока с медом, горчицей и ромом. Подобная смесь могла вылечить кого угодно; по крайней мере, она избавляла от нелепых мыслей. Когда желудок выворачивает наизнанку, тут уж не до фантазий. Насколько перетрухнул Билл, можно было судить по тому, что он залпом опорожнил стакан гремучей смеси и потребовал второй.

— Аррррр! — капитан Рик тряхнул кудрями и исполнил просьбу помощника. — Я знаю, о чем ты толкуешь, приятель. У меня тоже порой возникает такое чувство. Мы живем странной жизнью. Я только надеюсь, что в конце концов сумею получить ответы на те вопросы, которые столько мне досаждали. Быть может, я получу их в Святом Гриль-баре!

— Вопросы? Какие еще вопросы?

— Что значит какие? Вечные вопросы, которыми задавались все на свете философы. Билл, паренек, я говорю о загадках, которые не давали покоя человеку с незапамятных времен, задолго до того, как изобрели процесс перегонки, а ведь жить без него, согласись, невесело. Во-первых, кто прибыл раньше — «летающие тарелки» или Реймонд Палмер? Или, что логически следует из предыдущего, верно ли, что Реймонд Палмер прибыл на «летающей тарелке»? Во-вторых, что появилось раньше — цыплята или омлет «Западный» с ветчиной? В-третьих, если в лесу падает дерево, а поблизости никого нет, куда оно упадет — вверх или вниз? И дополнение: если в лесу упадет глухой, раздастся ли какой-нибудь звук? В-четвертых, существует ли Бог, а если он — или она — существует, почему выпивка рано или поздно отправляет человека в мир иной, почему от секса заболеваешь и почему никогда нельзя купить приличные билеты в кино на сериал «Миры Галактики»? И последнее, Билл! Так сказать, основа основ. В чем смысл жизни, зачем человек рождается и живет, почему умирает, — и где, черт побери, мне найти флакон «Пепто-Абисмал» для Архимеда?! Корабль уже весь насквозь провонял птичьим пометом!

От непостижимой глубины философских вопросов Рика голова у Билла пошла кругом. Невероятно! Поразительно! Осознав, что с ходу ему всего этого никак не усвоить, он попросил третий стакан соевого молока, чтобы промыть засорившиеся извилины в мозгу.

Дабы первый помощник пришел в чувство, Рик поведал ему о своей жизни.

…развести цифровой будильник.

Нахлебался пива, рванул во Вселенную, получил прозвище.

Субголос ответил с отрыжкой.

И вырыгнулся ответ: Кид, паршивый киберкарлик, кусок дерьма, на хрена ты мне сдался? Капитан Кид, капитан Рик, готовь астронавтов и надрывай себе глотку, вопи интернациональные гимны, и фьюить! — цена бананов в Никарагуа подскочила к небесам, а операторы лифтов мажут задницы пальцами, а поклонники Пинчона раздолбали недавно фанатов Долтона и Уолдена, так что с какой стати мне провозглашать «Ваше здоровье»? В общем, у меня во рту накопилось достаточно дряни, и думаешь, я знаю почему? Господи! Блям! Ужасный вкус!

Минуту спустя Кид присел на корточки над унитазом, сжимая в руках книжное обозрение «Нью-Йорк ревью» и туалетную бумагу «Литтл Мэгэзин», и прислушался к своему натужному дыханию и керуаковской внутренней музыке.

За раскидистыми деревьями нарисован лунный свет, видны обклеенные обоями и украшенные внутренней отделкой кусочки модного лесного поселения Уэст-Виллидж.

Он подтерся поэзией. Где-то в Сохо (или, может быть, в Трибеке) в художественной галерее открывается выставка пулеметов работы Уильяма Берроуза. Целый город превратился в небоскребное скопище художественных галерей в этом призрачнолитературнореальном мире банд, которые, сильнее, чем жизнь, тупо шляются повсюду с голограммами вместо ножей с выскакивающими лезвиями.

Листва гнусно ухмыляется и подмигивает.

Женщина в спортивном свитере из теней и с прической Джими Хендрикса встает из темной культуры шестидесятых и запаха гашиша. Капелька света на ее носу.

Капитан Кид и женщина занимаются сексом, а потом пытаются догадаться, что произойдет в эпилоге, через восемьсот семьдесят семь страниц.

Ибо что такое «миф», как не неодеконструкционистская проза отсутствующего литературного критика, который шепелявит?

— Чего? — переспросил огорошенный Билл.

— О, прости, я рассказал тебе то, что обычно рассказываю друзьям-интеллектуалам на вечеринках за коктейлем, — отозвался Рик. — Рискну предположить, что сейчас нужно что-нибудь поправдивее. Арррррр! На твое счастье, у меня найдется что сказать.

Рик выкатил на середину каюты тысячеваттовый усилитель размерами с космический буксир, схватил свою стратосферо-бластер-электро-волынко-гитару, взял несколько изысканных аккордов в стиле «жахни-метал» (этот стиль являлся новомодной, усовершенствованной разновидностью рок-н-ролла: приводимые в движение компьютером трупы погибших на электрическом стуле душегубов заменяли обыкновенный ансамбль из соло-гитары, кухонного синтезатора, барабанов и баса) и запел.

Архимед взвизгнул и, бешено замахав крыльями, вылетел из каюты, оставив после себя свежую кучу помета.

Последние аккорды повисли в воздухе, словно заключительные такты любимого военного марша Билла, сочиненного Джоном Филипом Клюком. По щекам Героя Галактики заструились громадные слезы. Билл шмыгнул носом и судорожным движением мышц вернул на место сердце, комом застрявшее в горле.

— Ёлки-палки! Это… самая чудесная песня… какую я только слышал!

— Значит, тебе полегчало, первый помощник Билл?

— Еще бы! Я как заново родился!

— Арррр! Отлично! Ты замечательный солдат, Билл! Аррр! Я рад, что взял тебя на борт. А теперь нам лучше завалиться на койки и задать храпака. Если верить компьютеру, до Святого Гриль-бара осталось лишь несколько дней пути.

Ирма! Он скоро вновь увидит Ирму! Билл страстно вздохнул — ни дать ни взять паровоз, у которого протекает котел. Ему вспомнились ее ясные невинные глаза, точеная фигурка, прелестные, томные вздохи, и на его лице заиграла счастливая улыбка.

Билл так и заснул с улыбкой на губах. Сны Герою Галактики снились исключительно эротические, причем такого содержания, что температура его тела поднялась на пять градусов, а на потолке каюты сконденсировалась влага.

Глава 8

Вскоре выяснилось, что лететь им еще по меньшей мере неделю, и капитану Рику пришлось подключить желчный привод, разновидность жирового, приобретенный в магазине подержанных звездолетных запчастей. Жировой привод, который применялся на армейских кораблях для прыжков от звезды к звезде, Билл ненавидел всей душой, а желчный, если такое возможно, был гораздо хуже — его подключение означало, что в звездолете будет не продохнуть: каюты и прочие помещения заполнялись омерзительной смесью ксенона, водорода и сернистых газов, и воняло как, если верить Библии, в преисподней. Процедура подключения состояла в следующем: полученная смесь подвергалась электронной вибрации; газы и корабль со всем своим содержимым тряслись как в лихорадке и постепенно синхронизировались с атомным пульсом места назначения. В то самое мгновение, когда происходила синхронизация, космос как бы отрыгивал звездолет, и тот перемещался на то или иное расстояние, причем прыжок, как правило, сопровождался весьма неприятными явлениями. Вот и на сей раз — Билл даже испытал нечто вроде ностальгии, подумав о жировом приводе.

Итак, спустя какое-то время звездолет «Желание» очутился в Случайной системе, и Билл увидел гигантские неоновые вывески — «Святой Гриль-бар», «На песке: мистер Уэйн Ньютон!», «Пей голым!», «Ни верха, ни низа»; последнее, как хотелось думать Биллу, означало отсутствие одежды, а никак не лоботомию и ампутацию ягодиц. На глаза навернулись слезы, дыхание сделалось прерывистым — предвкушая неизбежный цирроз печени, Билл догадался, что наконец-то обрел дом.

Святой Гриль-бар представлял собой комплекс зданий, что располагались над огромной метановой планетой Зевс, сбившись в блаженную кучку в гуще зеленовато-желтых облаков; фундаментом здания служили антигравитационные платформы.

— Старина Зевс обожает эту планету в основном из-за того, что она названа в его честь, — сообщил Рик, разворачивая «Желание» и сажая звездолет на колонну алого пламени.

— Йёк! — произнес Билл. — Слушай, под нами что, вулкан?

— Не волнуйся, это всего лишь приветственная ионизирующая обработка корпуса.

— Мы же поджаримся заживо!

— Зато на стабилизаторах не останется ни единой космической бактерии, равно как и всякой дряни вроде астероидных ракушек. Не беспокойся, Билл, все будет в порядке.

Позднее, после того как им наложили мазь от ожогов и повязки, а поджаренного Архимеда, который ухитрился перед смертью дать последний пометный залп, подали в виде начинки в сандвичах, так сказать, в знак благодарности облаченным в белые халаты врачам, Рик неохотно допустил, что, вполне возможно, забыл включить воздушный кондиционер, как то предписывалось правилами посадки на Священную Колонну Очистительного Огня. Откровенно говоря, Билл не столько огорчился, сколько обрадовался. Да, он с удовольствием убирал попугайский помет, однако глупые шутки, которыми сыпал Архимед, приводили Героя Галактики в исступление и заставляли скрежетать зубами. И потому такое наслаждение доставляла мысль, что больше ему не придется слушать бреда в таком вот духе: «Тук-тук! Кто там? Тоби. Какой еще Тоби? Тоби-Шнобби!»

К тому же Билл заранее предвкушал, как опорожнит одним глотком кружку холодного пивка!

Святой Гриль-бар оказался наиболее просторным питейным заведением из тех, в каких Биллу до сих пор доводилось бывать. Они с Риком сняли номер в ломовоценном и весьма непритязательном отеле «Хилтом», а затем отправились в бар. Чтобы добраться до него, им пришлось долго искать дорогу среди множества игральных автоматов, столов для игры в «очко» и киосков галактической лотереи. Билл не знал, что и думать. Сам бар, который находился в главном здании, вытянулся в длину на две с лишним мили, а дальний его конец терялся в облачной дымке. Вдоль стойки выстроилась целая армия похожих друг на друга как две капли воды барменов-андроидов; все они выглядели одинаково отвратительно — кабаньи головы, с клыков капает слюна, на руках по шесть пальцев, чтобы можно было схватить сразу двенадцать кружек.

Пивом в баре поили каким угодно, начиная со «Старинного особого», что варили на планете под названием Англия, и кончая «Всамделишным старинным и куда особеннее особым» с Ирландии, а также «Лакомыми осадками» с Нового Южного Уэльса. Бесчисленные бутылки своими красочными этикетками придавали стойке бара некоторое сходство с положенной горизонтально рождественской елкой длиной в несколько километров. На Билла, перебивая друг друга, обрушились сладостные ароматы благословенных напитков. О головокружительный хмель! О животворящий солод! О великий и могучий алкоголь! Биллу вдруг подумалось, что здесь, может статься, хороши на вкус даже тряпки, какими протирают столики, однако он подавил желание убедиться в этом на собственном опыте.

В мирских делах — например, в общении с женщинами или на службе — Билл обычно действовал не раздумывая, так сказать, по наитию, благо годы армейских внушений стерли из памяти всякие мысли на сей счет заодно с угрызениями совести. Но когда речь заходила о выпивке, он частенько настраивался на философский лад, поскольку выпивка и творческая ругань являлись единственной отдушиной, оставленной ему армией. Почему, вопросил недавно некий ученый муж, хотя сегодня существует множество наркотиков, которые поднимают настроение, меняют взгляд на жизнь, которые поступают в естественном виде из экзотических миров или синтезируются в государственных и подпольных лабораториях, — так вот, почему военные, а быть может, и люди вообще льнут именно к алкоголю во всех его видах и разновидностях?

На этот вопрос у Билла имелось целых три ответа.

1. Алкоголь позволяет напиваться.

2. Когда напьешься, становишься от него пьянее прежнего.

3. Затем теряешь сознание, а иного способа убежать со службы для солдата-сверхсрочника не существует.

Впрочем, вопросы ученого мужа можно продолжить. Почему алкоголь, когда вокруг столько не менее эффективных, но менее опасных зелий, которые не приводят в конце концов к серьезным повреждениям внутренних органов и отнюдь не способствуют деградации человечества, не причиняют страданий, не вызывают стыда, несмотря на всю свою многочисленность и разнообразие?

Билл мог бы ответить, что в человеке, по-видимому, заложена природой потребность время от времени надираться до полной отключки; правда, он догадывался об этом лишь интуитивно, а потому не мог облечь в слова ни мысль, ни желание. Его подмывало пропеть хвалебную песнь вкусу бесчисленных живительных напитков, однако в силу того, что большинство излюбленных напитков Билла имело поистине омерзительный привкус, а также потому, что после третьего или четвертого стакана он переставал ощущать какой бы то ни было вкус вообще, Герой Галактики сдержался.

Однажды, в туманном прошлом, Билла занесло в низкопробный бар на планете Пойло — там находился армейский ПП-центр. Билл сидел за столом, опрокидывал в себя стакан за стаканом, быстро приближаясь к совершенно невменяемому состоянию, и поглядывал краем глаза на пышные груди местных шлюх, которые напоминали гигантских личинок овода, — подобного развлечения не существовало ни на какой другой планете известной Вселенной. И тут с Биллом завязал разговор некий проповедник, приверженец здорового образа жизни, сосланный на Пойло каким-то любителем жестоких шуточек и кипевший негодованием по поводу того, чем занимаются в баре солдаты и прочий люд. Он привел Герою Галактики те самые доводы, о которых упоминалось выше, и спросил, почему, зная о зле, что таится в алкоголе, Билл все же разрушает собственный организм, глуша бесовское зелье.

Будучи пьян настолько, что мог изъясняться толково и связно, Билл ответил: «Потому что чувствую, как оно меня изводит». Миссионер не удовлетворился и потребовал более вразумительного ответа; набравшийся Билл, не в силах размышлять сколько-нибудь глубоко, равно как и произнести без запинки более одного пр-ростого пр-редложения, изрёк потрясающую фразу в духе Декарта: «Я пью, следовательно, существую». После чего, как бы подкрепляя слова делом, облевал миссионера с головы до ног и, что было как нельзя кстати, отрубился.

Тем не менее философская точка зрения на выпивку у него сохранилась, и потому, обозревая сей алкоголический Диснейленд, Билл вдруг вообразил, что попал на некий праздник неразумия, и ощутил, что его жжет изнутри священный огонь вроде того, какой горит в душах зороастрийских монахов.

— Наконец! Наконец-то я достиг своей цели! — воскликнул Супергерой Рик, падая в благоговении на колени. — Я обшарил всю Вселенную в поисках единственного на свете пива! И вот дорога привела меня в Святой Гриль-бар, где подают любые напитки, какие только знает мироздание! О драгоценный бар поистине мифических пропорций! — Рик кое-как поднялся и, спотыкаясь, направился к пустому месту у сверкающей полировкой деревянной стойки. — Аррррр! Пошли, Билл! Теперь-то я свое возьму!

Отказываться от бесплатного угощения было не в привычках Билла, а потому он последовал за капитаном, не забывая, впрочем, с тревогой поглядывать на толпу посетителей. Да разве можно отыскать в таком столпотворении Ирму?

— Бармен! — крикнул Рик. — По кружечке мне и моему приятелю!

— Чего тебе налить, парень? — справился с идиотской ухмылкой бармен.

— «Святограальского крепкого»! — отозвался Рик и, широко улыбнувшись, швырнул на стойку орехового дерева свою золотую кредитную карточку «Голд Галактик».

Все те, кто сидел за столиками в пределах слышимости, мгновенно замолчали, бросили пить и, похоже, забыли, что значит дышать. На бармене и его собеседнике скрестилось множество взглядов.

— Извини, незнакомец, — прошепелявил бармен елейным механическим голоском. — Такого пива у нас нет.

— А как насчет «Святограальского светлого»? — моргнув, поинтересовался Рик.

— Увы. Не держим.

— Гм-м… А «Святограальское темное»?

— Никогда не было.

— А «Святограальское легкое»?

— То же самое.

— Аррррр! — прорычал Рик, с лица которого сползла вся краска. — Но я пролетел десятки парсеков, чтобы утолить жажду! Мне говорили, что в Святом Гриль-баре подают все напитки, какие только известны человечеству!

— Так и есть. Все, кроме «Святограальского» пива. Никто не знает, где его взять, хотя к нам забредает немало сэров Галахадов и прочих бродяг вроде тебя, которым вынь да положь «Святограальское». Может, удовлетворишься альдебаранским горьким? Скажу по секрету, лучшего пива к югу от Полярной звезды тебе не найти.

— Спасибо, не надо, — пробормотал павший духом Рик. — Мне нужно что-нибудь покрепче, чтобы утопить депрессию, которая угрожает овладеть мной. Два виски, бармен! Я хочу сказать, два бочонка. А подавать будешь пинтовыми кружками.

Билл ничуть не возражал. Что угодно, лишь бы не ром. Он поднял обеими руками — иначе не получалось — свою кружку, просто-напросто пригубил виски, проявив тем самым поразительную, не свойственную ему выдержку, и принялся изучать посетителей бара (правда, предварительно он ополовинил кружку, дабы удостовериться в крепости напитка). Ирма по-прежнему не показывалась. К счастью, не видно было и джентльменов, что расхаживали бы по бару с перунами в руках, как, по слухам, имел обыкновение Зевс.

Время от времени то одна, то другая часть помещения словно растворялась в воздухе, а потом возникала вновь. Елки— палки, опять двадцать пять! Может, здесь слишком просторно, чтобы его глупенький умишко смог воспринять бар целиком? За размышлениями Билл не забывал прикладываться к кружке. Мало-помалу они с Риком прикончили первый бочонок и взялись за второй, и у Героя Галактики все поплыло перед глазами, но ему уже стало на все плевать.

К концу второго бочонка, когда Билл уже чувствовал себя нализавшимся в стельку, его похлопал по плечу мужчина, что сидел рядом за стойкой.

— Эй, приятель! — проговорил он, глядя на Билла сквозь бутылочные донышки, что служили ему стеклами очков. — А что это у тебя на шее за хреновина?

Билл настолько привык к своему подгнившему пернатому украшению, что совсем забыл про дохлую птицу — ведь та все еще находилась в «сортирном стазе», а потому ни чуточки не воняла.

— А, — отозвался он, наблюдая за мухой, которая угодила в статическое электронное поле. — Это мертвый голубь. Тише, дружище, ладно? Не привлекай внимания, а то всем захочется такой сувенир.

Как бы то ни было, вопрос насчет голубя вывел Билла из алкоголического ступора и заставил вспомнить о том, что предстоит сделать и зачем он вообще очутился в Святом Гриль— баре.

— Ирма! — воскликнул Герой Галактики, повернулся и дернул за руку своего спутника. — Капитан Рик, вы не вв-видите поближошти Ирмы?

Рик, угрюмый и подавленный, подбирался к днищу бочонка с виски, бормоча себе под нос клятвы искать «Святограальское» пиво до конца своих дней.

— Ирмы? — переспросил он, приподнял веки и постарался сфокусировать взгляд на Билле. — Ищи Зевса, приятель. Найдешь Зевса, отыщешь и свою Ирму.

— Зевса? Да где же, ёлки-палки, его искать? — сказал Билл. — Тут столько народу! Сотни тысяч!

— Люди тебе ни к чему, — непристойно хихикнул Рик. — Ищи бога!

— Зевс? — осведомился сосед Билла по стойке. — Ты разыскиваешь великого бога Зевса? Чего же ты сразу не сказал? Я пару минут назад столкнулся с одним гомиком, который вернулся с попойки из Преисподней. У старины Зевса там сегодня вечеринка.

— Преисподняя? — произнес Билл, слегка протрезвев от восторга при мысли, что скоро отыщет Ирму. — А где это?

— Естественно, внизу. За туалетами — или за сортирами, за гальюнами… В общем, как ни назови, суть одна. — Усатый джентльмен ткнул пальцем в направлении висевших на стене указателей. Четыре светящихся квадрата без каких бы то ни было надписей под рисунками, что представляли собой интергалактические символы. Первый рисунок изображал мужчину, второй, по всей видимости, женщину. Билл несколько раз моргнул, чтобы прояснилось перед глазами. Так, это, должно быть, мужское и женское заведение. На третьем квадрате было нарисовано некое шестилапое существо с панцирем на спине. Отхожее место для инопланетян. Последний квадрат, самый крупный из всех, украшало изображение огромного нимба над унитазом. Нужник богов!

— Рик, я иду за Ирмой, — сказал Билл.

— Валяй. Арррр! Я останусь здесь. — Расчувствовавшийся Рик, испытывая насущную потребность в собутыльнике, братской любви и пьяном сострадании, угостил соседа, и они вдвоем выпили за безвременно ушедшего из жизни попугая Архимеда, без которого на свете очень и очень скучно.

Билл нисколько не сожалел о гибели попугая — ему и без того хватало забот с птицами, — направился туда, где светились указатели, добрался на пневматическом экспрессе до Преисподней, заглянул в мужскую уборную, облегчился и вышел в длинный коридор. Сделав едва лишь несколько шагов, услышал раскаты грома и зычные возгласы. Вечеринка Зевса была, похоже, в самом разгаре.

Герой Галактики распахнул дверь, чуть было не оглох от грохота, который производили музыканты джазового ансамбля, и ошарашенно уставился на представшую взгляду картину. Впечатление было такое, будто смотришь на одно из творений Эсхера. Судя по всему, Зевс решил позабавиться с гравитацией; в итоге в одном углу помещения люди стояли на потолке, а в четырех других — на стенах. Что касается оркестра, многочисленные музыканты болтались под потолком на веревках, образуя в целом нечто вроде полумесяца. Они наяривали мотивчик, от которого сотрясались стены и грозили лопнуть барабанные перепонки. Внезапно, стоило Биллу оказаться в насыщенной музыкой и пронизанной артистическим духом атмосфере комнаты, его нога-капризуля начала елозить по полу и дергаться из стороны в сторону в такт разухабистому мотивчику.

Копыто пыталось танцевать!

— Идиотка! Они же играют «Сатиновое платьице», а не «Сатирово»!

Нога не обратила на слова Билла ни малейшего внимания, и Герою Галактики пришлось продолжать путь вприпрыжку. Он пустился в обход комнаты, ища Зевса и свою истинную любовь, до невероятия сладострастную и утраченную Ирму.

Зевс отыскался довольно быстро. Бог сидел на потолке за длинным столом, заставленным разными контрабандными яствами.

Глава 9

Чувствуя себя как нельзя паршиво, сексуально неудовлетворенный более чем когда-либо до сих пор, Билл разомкнул слипшиеся веки и поднял руку, намереваясь почесать в затылке. Неожиданно он ощутил слабое сопротивление проводов, услышал хлопки и пронзительный визг — многочисленные технические устройства издавали звуки, похожие на те, с какими лопаются мыльные пузыри, но пропущенные через усилитель. Эхо разносило по комнате писк, треск и щелчки, которые отдавались то гулко-металлически, то шероховато-пластмассово.

— Он снова приходит в себя! Следует ли это допускать, доктор? — спросил чей-то знакомый голос.

— Да. Его бессознательное в достаточной мере напитало матрицу, — отозвался другой голос, ничуть не менее знакомый.

Билл застонал, приподнял голову и огляделся по сторонам. Опять сопротивление проводов! Он почувствовал у себя на лбу что-то тяжелое и холодное, сообразил, что это, должно быть, металлическая пластина. На голове, под кожей, копошились крохотные датчики; в вену вонзилась игла, и в кровь влилось содержимое перевернутого флакона, на этикетке которого был нарисован череп со скрещенными костями. Биллу казалось, что его тело сперва распороли надвое, а затем зашили — наспех, кое-как. Впервые в жизни он понял, каково приходится жуку, которому протыкают грудную клетку длинной булавкой; да, понял, хотя и знал, что лично у него грудной клетки нет и в помине. Комната плыла перед глазами — такое происходит не часто, ибо комнатам весьма затруднительно выкидывать подобные фортели. Билл различил поблизости человеческую фигуру: белый халат, очки, стетоскоп… Внезапно на него знакомо пахнуло антисептиком.

Врач? Антисептик? Он что, вернулся в госпиталь? Вокруг завертелись словно в невесомости — обломки уничтоженного взрывом корабля, обрывки воспоминаний. Смутные образы: сатир Брюс… Елисейские Поля… восхитительное вино… помет попугая Архимеда… улыбка на лице Ирмы…

— Ирма! — воскликнул Билл, пытаясь освободиться от пут.

— Успокойся, солдат! Кому сказано? Лежи смирно! — распорядился елейным голоском врач, который наклонился к Биллу и хотел, по всей видимости, угомонить пациента. Билл присмотрелся, и черты докторова лица тут же приобрели узнаваемость. Отвратительный клювоподобный нос, жуткий подбородок, бегающие глазки навыкате…

— Где я?

— В секретном бункере на дне океана на Костоломии-IV. Тебе предстоит выполнить ответственнейшее задание, которое станет венцом твоих достижений в роли человека.

Билл напряг зрение. Этот голос, это лицо…

— Доктор Делязны!

— Правильно, Билл. Успокойся. Ничего плохого мы тебе не сделаем.

— Секретный бункер? Чей?

— Ёлки-палки, Билл! — пискнул кто-то рядом. Билл догадался, что слышит, как стучат по металлической поверхности крошечные лапки, ощутил огромную тяжесть на груди. Он изогнул шею и неожиданно встретился взглядом с ящерицей, которая была семи футов ростом и имела четыре лапы. — Разве ты не знаешь? Неужели до тебя еще не дошло?

Чинджер!

Более того! Билл узнал высокий гнусавый голосок, который приучился ненавидеть сильнее, чем призрак сержанта Смертвича Дранга, появлявшийся время от времени в его пьяных снах.

Трудяга Бигер!

— Трудяга Бигер! — проговорил Билл. — Я думал, тебя убили.

— Слухи о моей гибели, Билл, являлись обыкновенной гиперболой! Тебе нравится это словечко? Гипербола… Ха! Между прочим, что касается Трудяги Бигера, про него можно забыть. То был всего лишь робот, которому придали человеческий облик и которым я управлял, сидя там, где у человека помещается мозг. Меня зовут чинджер Бгр. Тебе следовало бы запомнить мое имя, но я понимаю, почему ты запамятовал. Я — специалист по инопланетным формам жизни, а люди — ёлки-палки! — для нас самые настоящие инопланетяне. Я изучал человеческую семиотику, литературные жанры и, разумеется, глубинную психологию. Ёлки-палки, я готов зашвырять тебя новыми терминами! Ну-ка, произнеси: «феноменологический психометасегмент». Не можешь? Я так и думал.

Сказать по правде, Билл был занят в основном тем, что пытался вздохнуть. На родной планете чинджеров сила тяжести составляла 10 g, поэтому, несмотря на небольшие размеры, они были чрезвычайно плотными и ну очень тяжелыми.

— Слушай… Трудяга… слезь… с меня…

— Ёлки-палки! Разумеется! Знаешь, Билл, нам надо о многом поговорить. — Чинджер одним прыжком перескочил на стоявший поблизости аппарат, заглянул Биллу в лицо и завертел хвостом в приступе рептилианского счастья. — Точно! Эй, солдат, как там с подрывом боевого духа имперской армии? И как насчет открывания глаз, всеобщей справедливости и мира на все времена?

— Смерть чинджерам! — прорычал Билл.

— Гм-м… Ясненько. Значит, вот как ты держишь слово? А помнишь, о чем мы договаривались, Билл? Возможно, мы слегка переусердствовали, когда готовили тебя… Ёлки-палки, жаль!

Билл повернулся к доктору Латексу Делязны. Медленно, со скрипом он начал осознавать истинное положение вещей.

— Меня захватили в плен и держат в бункере чинджеров! Что означает, — Билл оскалил клыки и свирепо зарычал, — доктор, вы — шпион чинджеров! Вы предатель!

Долговязый врач с видом оскорбленного достоинства выпрямился во весь рост и как мог напыжился:

— Ничего подобного! Я просто привержен гуманитарным ценностям! Я тружусь на благо всего человечества! Войну между чинджерами и Империей необходимо прекратить! Я тружусь ради мира, справедливости и счастья! Моя заветная мечта — излечить человеческое бессознательное от свойственных ему аберраций!

— Изменник! И тебе я доверил свою ногу! Куда ты меня завлек? Что происходит?

— Ёлки-палки, Билл, — произнес Бгр, переместившись, чтобы получше разглядеть раздвоенное копыто, — по-моему, замечательная нога!

— Вспомнил! — воскликнул Билл. — Доктор назвал ее ногой-капризулей. Это ты во всем виноват, Бгр!

— Забудем, Билл. Теперь заткнись и слушай. Доктор сейчас прочтет тебе лекцию. Как ни крути, нам без тебя не обойтись. Ёлки-палки, вот повеселимся, а?! Ну, насчет лекции я, пожалуй, слегка преувеличил. Он попробует внушить тебе необходимые сведения, что, естественно, далеко не простая задача, особенно с твоей тупой башкой. Постарайся понять, что твое бессознательное должно влиться в коллективное, которое куда толковее твоего сознания. Впрочем, последнее все равно мало на что годится. То, что ты испытывал, происходило в действительности, хотя, может быть, и не в том пространственно-временном континууме, к которому мы все привыкли.

— Ты хочешь сказать, что на мне по-прежнему лежит проклятие Стадного Мутноброда? — простонал Билл, ощущая, как где-то глубоко внутри шеи откуда ни возьмись появилась острая игла, которая так и норовит проникнуть дальше, к жизненно важным органам. — Арррргх! — прибавил он.

— Тебе не следует расстраиваться, Билл. Ты встретил свою истинную любовь, женщину, о которой мечтал всю жизнь… Она и впрямь существует и будет существовать дальше, если ты, конечно, позволишь!

— Чего? — озадаченно пробормотал Билл. Произнести нечто более вразумительное он пока был не в состоянии. Делязны благожелательно кивнул, по всей видимости, обрадованный тем, что общение с пациентом налаживается, пускай даже на самом примитивном уровне.

— Ты понял, парень! Понял! Я говорю об Ирме! О красавице Ирме! — врач указал на свои аппараты. — Ирма ожидает тебя, Билл, но не здесь, а в иной парадигме. Если ты отыщешь ее, возможно, твои развивающиеся умственные способности обретут такую мощь, что благодаря тебе Ирма сможет физически существовать и в нашей плоскости бытия наподобие того, как существует дохлый голубь, что болтается на твоей шее.

— Ирма! — вскричал Билл. Ему вспомнилась ласковая улыбка, аппетитные изгибы точеной фигурки, чудесный аромат надушенных подмышек… Аппарат ЭКГ издал предупреждающий сигнал, игла на шкале счетчика гормонов резко метнулась вправо, на красное поле, а затем, продолжая движение, выскочила из прибора и упала на пол.

— Ёлки-палки! — вскрикнул Бгр, глаза которого ухитрились выпучиться сильнее обычного. Он изумился настолько, что сумел выдавить лишь свое излюбленное присловье.

Доктор Делязны самодовольно усмехнулся. Когда Билл позвал Ирму, на лице врача промелькнуло странное выражение, как будто имя девушки было ему знакомо; впрочем, он тут же спохватился и вернул себе прежний вид.

— Ну как, Бгр? Я говорил тебе об исключительной силе, которая таится в том диковинном сочетании гормонов и психической энергии, что именуется среди людей любовью, помнишь? — Делязны вновь повернулся к пациенту. — Билл, если захочешь, ты сможешь возвратить Ирму. Понимаешь? Ты можешь привести ее сюда. Но сначала найди свою любовь.

При одной только мысли об Ирме сердце Билла растаяло как воск; с ним случилось нечто вроде сердечного приступа на любовной почве. Ирма! Такая желанная, такая красивая! Ненаглядная Ирма! Он стремился воссоединиться с нею сильнее, чем стать техником-удобрителем или владельцем завода по производству виски на планете Хмель, готов был забыть о новой печени и даже о своем сокровенном желании — чтобы ему наконец пришили нормальную человеческую ногу. Ирма!

— Как мне ее найти, док? — промямлил Билл, пуская слюну; глаза его остекленели от неутоленной страсти.

— Все очень просто, мой мальчик. Как ты понимаешь, до сих пор мы экспериментировали только с твоим сознанием, которое помещали в сконструированную нами парадигму. Из всех кандидатов мы выбрали именно тебя по причине необычайно развитых сперматофорических функций. Они развиты настолько, что, по-видимому, оттесняют рассудок на задний план. Короче говоря, Билл, мы — я и чинджеры — полагаем, что сумели установить истинную сущность человека, а также выяснили, почему люди так воинственны. Дело в том, Билл, что люди думают не столько головой, сколько половыми железами. Поскольку с культурной точки зрения в Империи доминируют мужчины, державой управляет первичная человеческая эмоция под названием «чувственность». Точнее агрессивная чувственность. Хуже того — дальше вмешивается рассудок. К несчастью для чинджеров и остальной Вселенной, женщины отнюдь не являются безмозглыми коровами. Они не слишком заинтересованы в том бессмысленном, беспорядочном, беспрерывном спаривании, которого жаждут все без исключения мужчины, хотя на словах зачастую утверждают обратное, опровергая собственные убеждения, что зреют в их тоскующих по первозданной чистоте сердцах. Женщины вообще гораздо умнее мужчин, но, к сожалению, и они подвержены атакам гормонов, которые в большинстве своем куда коварнее заурядного тестостерона и порождают существ, наделенных весьма посредственными умственными способностями, я разумею в общем и целом, — существ, которые не знают толком, чего хотят, однако всячески стремятся добиться того, о чем не имеют ни малейшего представления. Поскольку мужчины не могут беспрерывно удовлетворять свою похоть, они вынуждены направлять агрессию вовне. Отсюда — привычка воевать. Отсюда — желание подчинить Вселенную…

— А также неприязнь к миролюбивым чинджерам! — ввернул Бгр.

— Совершенно верно. Билл, я ищу понимания и, более того, возможности проникнуть в самую суть человеческого мозга, направить коллективную энергию человечества в иное русло, хочу пробраться, если можно так выразиться, в Зажелезию и, быть может, осуществить хотя бы незначительные эволюционные преобразования!

— Вот так-то, парень! — вмешался Бгр. — На мой взгляд, поток гормонов ничуть не помешает слегка обуздать. Уменьшим до минимума человеческую склонность к агрессии! Сделаем Галактику безопасной для миролюбивых рас! Может, тогда Империя перестанет палить по нам и сообразит наконец, что чинджеры хотят мира во Вселенной, и единственная причина, по которой они сражаются с людьми, состоит в том, что мы не желаем стать сто две тысячи триста двадцать четвертой космической расой, уничтоженной кровожадным человечеством!

— Погоди! — Билл нахмурился. — Давай разберемся. Если я правильно понял, вы предлагаете кастрировать все человечество! Выхолостить всех людей до последнего! Гнусные, вшивые чинджеры! И ты мерзавец, предатель, Делязны! — Билл яростно задергался на столе. На губах у него выступила пена, в мозжечок хлынули гормоны мужества, гордости и прочей дребедени, которая присуща мужчинам.

— Нет, Билл. — Доктор Делязны замотал головой, потом повторил: — Нет. Об оскоплении речь не идет. Мы всего лишь хотим подавить агрессивность людей и считаем, что сумеем это сделать, если найдем ее корни в Зажелезии. На поиски же мы посылаем тебя. Давай рассуждать так: каждый мужчина в силу своего мужского естества чрезвычайно похотлив, верно? И кому будет плохо, если вожделение мужчин уменьшится ровно наполовину? Уверяю тебя, ничего страшного не произойдет. Влюбленные будут любить друг друга как и раньше, и у них по-прежнему будут рождаться дети. Однако, удалив излишнюю агрессивность, мы, я надеюсь, сможем избавиться от войн, убийств и уничтожения всего, что только попадается на глаза. Хорошо придумано, а?

— Хорошо? — воскликнул Билл с пеной у рта. — Бреда чудовищнее я не слышал с тех самых пор, как мне предложили остаться на сверхсрочную! Это ж надо! Поголовная кастрация! — Билл настолько разъярился при мысли о том, что рискует лишиться пускай даже малой толики своего мужского достоинства, что задумался над происходящим и ощутил в себе тягу к справедливости и прилив несвойственного ему красноречия. — Ничего у вас не выйдет, садисты недорезанные! Я не могу допустить такого издевательства над человечеством! Не могу позволить, чтобы люди утратили хотя бы чуточку того, что подвигает их на великие свершения! Ведь благодаря тому, что вы хотите уничтожить, родилось желание бороздить океаны тысяч древних планет, взбираться на горы, подчинять себе элементы мироздания! Именно из так называемых гормональных агрессивных инстинктов возникло стремление к звездам, и люди взлетели в небо на примитивных кораблях и покорили Солнечную систему, а потом рассеялись по Галактике! Вы требуете от меня предать тот источник героизма, испив из которого человечество обрело столь широкую перспективу, столь честолюбивые замыслы, столь грандиозное воображение, столь чудесные мечты, столь много сулящую карму!

— Билл! Подумай головой, а не другим местом! Мы поселим вас с Ирмой на прелестной маленькой планетке, ты станешь техником-удобрителем и сможешь бесплатно напиваться в свое удовольствие хоть десять раз на дню! Никакой войны, никакой службы. Ты только представь! Вдобавок мы снимем с тебя дохлого голубя и, наконец, приделаем тебе замечательную ногу, выращенную в специальном растворе!

Билл мгновенно забыл о своих благородных чувствах, которые не выдержали состязания со здоровым эгоизмом и тягой к наживе.

— Договорились. Что я должен делать?

— Я же говорил, док: все упирается в ногу, — сказал Бгр. — Давайте попробуем снять с него эту проклятую птицу, а затем отвезем нашего друга в переходник.

Глава 10

Билл стоял перед огромным, от пола до потолка, зеркалом и, широко разинув рот и выпучив глаза, разглядывал собственное отражение.

— Что за ерунда? — воскликнул он. — Зачем вы напялили на меня этот гнусный балахон? Зачем остригли?

— Брюс, — распорядился доктор Делязны, который что-то искал в груде шляп и прочих предметов туалета, — налей-ка ему еще. Расслабься, Билл. Пей до дна, пей до дна, пей!

Робот-сатир — тот самый, который похитил Билла и утащил его с берега моря в секретный чинджерский бункер, — шагнул вперед и снял с шеи громадный мех из козлиной шкуры. Билл, который никогда в жизни не отказывался от выпивки, а потому не очень-то нуждался в подбадривании, выхватил мех, прильнул к горлышку и ощутил, как мчится по пищеводу темный поток вязкого, неразбавленного вина. Чистой воды отрава — но в ней есть спирт! Герой Галактики облизал губы и вновь уставился в зеркало.

Что ж, уже приятнее, но все равно — диковинней некуда!

Билла одели в длинный, до пят балахон из мешковины, велели обуть кожаные сандалии и повесили на шею деревянный крест, поверх которого по-прежнему болтался дохлый голубь. На загривке топорщился капюшон, в руке Билл сжимал опять-таки деревянный посох. Его шевелюра пала жертвой электроножниц и эпиляторного крема, и теперь макушку Билла украшала тонзура. Хуже всего было шерстяное исподнее, от которого зудело все тело. Билл яростно зачесался, затем поглядел на доктора Делязны, который все копался в куче одежды. Настроение было неважное. Может, это и лучше, чем лежать на столе опутанным всякими разными проводами, но не намного.

— Эй, док, может, вы мне все-таки растолкуете, что к чему? И как насчет голубя? Вы же обещали его снять.

— Секундочку… Ага! — Врач выпрямился. В руках у него была шляпа — точнее скуфейка. Он подошел к Биллу и приладил шапочку ему на голову. — Замечательно! К сожалению, с голубем ничего не вышло, в настоящий момент избавиться от него невозможно. А теперь хорошие новости, Билл. Тебе предстоит поход…

— Нет!

— Да! Поход в страну Зажелезию, где все как бы понарошку. Нам удалось привести ее в полуфизическое состояние — разумеется, с твоей неоценимой помощью, — и теперь мы можем приниматься за поиски той сокровищницы, о которой я уже упоминал. Когда она будет обнаружена, мы вплотную займемся проблемами, которые с ней связаны. Но сначала нужно найти искомое. Итак, в поход. Мы разработали стратегию, взяв за основу средние века древней Земли. В темную эпоху перед мировой катастрофой у подрастающего поколения отмечались отклонения в развитии, которые были названы «ролевыми играми». К счастью для человечества, кто-то открыл, что ролевые игры, шизофрения и подписывание кровью договоров с Сатаной проистекают из-за отсутствия в диете некоторых питательных элементов. Как выяснилось, простой картофель, Solanum tuberosum, содержит в избытке минеральные вещества, восполняющие этот недостаток. Повсюду на планете стали создаваться бесплатные кухни, в которых подростков закармливали жареным картофелем. Результаты не замедлили сказаться: вскоре с заболеванием было покончено, а производители «лекарства» изрядно разбогатели. Однако я убежден, что ролевая игра — как раз то, что нам нужно. Подобрав группу агентов и подготовив их к проникновению на территорию призрачной и в то же время вполне материальной Зажелезии, мы вправе рассчитывать на успех.

— Да, шансы неплохие, — подтвердил чинджер Бгр, выскакивая из головы робота Брюса. — Ёлки-палки, уж двое-то или один наверняка прорвутся!

— Группа агентов… Вы что, идете вместе со мной?

— Гм-м… Нет, — доктор Делязны покачал головой. — Мы останемся в бункере и будем помогать вам советами. Но мы, Билл, подобрали тебе великолепных товарищей! Игру, в которую будем играть, я назвал «Пьяницы и бутылки». Тебе, Билл, выпала роль «пьяного монаха». Бгр, мне кажется, пора дать Биллу полный мех. Как по-твоему?

— Вам виднее, ведь вы же врач. — С этими словами чинджер вновь забрался в робота, чем-то там щелкнул, и робот шагнул вперед и вручил Биллу мех с вином. Герой Галактики охотно принял подарок, в очередной раз промочил горло, а затем повесил мех себе на плечо.

— Значит, вы мне в походе не товарищи. Кто же тогда идет со мной?

Внезапно раздался оглушительный рев, от которого заходил ходуном пол и содрогнулись стены, и в комнату ввалился высокий бородатый мужчина в меховых одеждах, с мечом на поясе и едва прикрытой двурогим шлемом шапкой светлых волос на голове. В одной из своих громадных, с лапу гориллы, рук он сжимал бутылку виски «Джек Хрениэлс».

— Женщины! Где женщины, которых мне обещали? — рявкнул он и повел носом, словно пытаясь унюхать женские феромоны.

— Билл, это Оттар, древний викинг, которого мы нашли в Зажелезии. Там он сидел в глыбе льда, а в нашей игре будет изображать героя-варвара. — Делязны повернулся к викингу и жестом попросил того утихомириться. — Женщины будут, Оттар. Но сначала надо снять кино, верно?

— Оттар любит кино, — сообщил с ухмылкой викинг; его глаза радостно блеснули. — Оттар — кинозвезда!

— Чего? — не понял Билл.

— Не спрашивай, — отозвался Бгр. — Существуют вещи, о которых лучше не знать. — Чинджер развернул робота, в котором по-прежнему находился, к Оттару. — Не забудь, Оттар, нужно отыскать Источник Гормонов; найдя его, ты найдешь и свою ненаглядную Слайти Тоув.

Оттар фыркнул и снова ухмыльнулся; слюна запенилась на его губах, закапала на бороду, в которой виднелись хлебные крошки. На Билла пахнуло вонью, что исходила от викинга. Да, «сортирный стаз» сейчас явно не помешал бы.

— Ладно. Кто еще? — со вздохом спросил Билл. Он хотел было попросить, чтобы Оттар угостил его виски, но передумал, заметив, что на поверхности зеленой жидкости в бутылке колышется розовая пена.

— Старый друг, Билл. Доказательство эффективности моего оборудования, результат преобразования энергии в материю! — Доктор Делязны отдернул занавеску, что закрывала дверной проем. За занавеской оказалась комната со столом, на котором распростерся человек, сжимавший в одной руке кружку с пивом, а в другой — абордажную саблю. Делязны приблизился к столу и растолкал спящего.

— Рик! — воскликнул потрясенный Билл. — Рик-Супергерой!

— Совершенно верно. В нынешнем походе ему отведена роль рыцаря-девственника.

Веки Рика со скрежетом разомкнулись, к потолку потянулись струйки пара. Рик потер ярко-красные глаза, вздрогнул, крепко зажмурился, потом присосался к кружке, после чего слегка приоткрыл один глаз, моргнул и огляделся по сторонам.

— Слушай, парень, мы с тобой не знакомы? — справился он, задержавшись взглядом на Билле.

— Это и есть ваша группа? — проговорил Билл, поворачиваясь к доктору Делязны, выпил вина и издал звук, который напоминал нечто среднее между вздохом и стоном.

Вскоре появились и остальные члены разношерстной компании: амазонка по имени Клитория, трикстер Гиперкинетик и священник Скотобаз, которого назначили на роль миссионера.

Оттар спьяну начал было приставать к Клитории, однако женщина семи футов ростом живо дала понять, что с ней такое не пройдет: отвесила викингу звучную оплеуху, и тот шлепнулся на пол.

— Ты, недоносок лохматый, если будешь распускать руки, я засуну твою бутылку тебе в задницу, и без динамита ты ее оттуда не вытащишь!

У облаченного в одежду крикливых тонов Гиперкинетика оказалась при себе лютня; как выяснилось, он имел привычку распевать, точнее, гундосить длинные и нудные военные марши, слова которых придумывал на ходу:

— Арррр! — заявил капитан Рик. — Мне нравится этот парень, хотя он не умеет петь, а его стихи нельзя скандировать.

— Источник Гормонов? — переспросил озадаченный Билл.

— Он самый, — сказал доктор Делязны. — С помощью компьютера нам удалось установить, что цель вашего похода именуется Источником Гормонов. Что это такое в действительности, а также чем оно не является, мы установить не сумели.

— Ёлки-палки, — присовокупил Бгр, — по-моему, название само по себе вдохновляет на подвиги.

Священник, румяный и веселый, признался, что идет в поход добровольно.

— Клянусь Господом и верой! — провозгласил он в ответ на расспросы Билла. — Я убежден, что в конце пути нас поджидают гнусные язычники, воплощение плоти, и, если будет на то Божья воля, попытаюсь научить их добру и праведности.

— Аррр! Лично мне плевать! — проговорил Рик. — Я иду потому, что, по слухам, рядом с Источником расположена Святая Пивоварня, та, в которой варят «Святограальское крепкое». Моя душа жаждет праведности, а в горле так прямо пересохло!

— «Святограальское»! — священник чуть было не обмочился от восторга. — Пожалуй, я не отказался бы от глотка-другого!

— Там хватит на всех, — сказал с улыбкой доктор Делязны и простер руки к потолку, будто собираясь благословить участников похода. — Никто не останется обделенным. Однако помните — успех вашего предприятия, вполне возможно, ознаменуется спасением множества жизней, как человеческих, так и чинджерских.

— Ёлки-палки, здорово! — воскликнул Бгр. Впрочем, он, по-видимому, единственный обратил внимание на слова врача. Остальные были поглощены собственными заботами настолько, что чихать хотели на благородную миссию по спасению Вселенной.

Что касается Билла, пропитанный гормонами и алкоголем мозг Героя Галактики разрывался между сладострастием и выпивкой. Образ утраченной возлюбленной становился каким-то размытым, его заслонял призрак полной бутылки; наконец два образа слились в одно целое, и Билл оказался не в состоянии отличить, где какой. Впрочем, особой разницы он все равно не видел. Находясь в изрядном подпитии, он не сообразил, что доктор Делязны дает ему команду обуздать желания плоти. И то сказать — ведь человеческое вожделение обычно затемняет рассудок, вынуждает и без того хилые умственные способности съеживаться в комочек и даже разлетаться на мелкие кусочки. Древние установили, что размышления приводят сознание к постижению Вечного Сейчас, а похоть повергает в пучину Вечного Любострастия. Мысль о том, что он сможет год за годом удовлетворять с помощью покладистой Ирмы свое сластолюбие, работать техником-удобрителем, заиметь собственный дом на тихой планетке, пить в свое удовольствие и забыть об армии, замкнула предательскую хемобихевиоральную схему, внедренную по приговору трибунала в нервную систему Билла имперскими электриками, а заодно и отогнала всяческие опасения насчет того, что в походе ему, может статься, предстоит столкнуться с опасностями, вообразить которые он своим глупеньким умишком просто-напросто не в силах. Билл не прикидывал, стоит ли игра свеч, не задумывался, что красота Ирмы с возрастом может сойти на нет. Он сосредоточил внимание — то, которое пока сохранилось, — целиком и полностью на Вечном Сейчас. Будущее представлялось точь-в-точь таким же, как настоящее. Разумеется, Биллу никоим образом не приходило в голову, что перегруженная печень может не справиться с тем количеством алкоголя, какое он намеревался выпить. Хуже того: он совершенно не сознавал, что в буквальном смысле сроднился с армией, не может избавиться от нее, как от кожаного ремня у себя на шее, и что крестьянская юность уже дохлее дохлого голубя.

Нет, подобные размышления ни в коей мере не тревожили Билла, которому была присуща истинно армейская широта кругозора. Он думал только об Ирме. Доктор Делязны не ошибся в выборе: наклюкавшись до пелены перед глазами, Билл превратился в архитипического влюбленного глупца.

И потому, когда врач велел диковинной компании приготовиться, Билл беспрекословно подчинился.

— Сюда, ребята, — произнес добрый доктор, взмахом руки приглашая походников следовать за собой. — Выход в парадигму в другой комнате. Когда вы окажетесь с той стороны, мы кинем вам оружие. Вы уж извините, но происшествия нам тут ни к чему.

Чинджер Бгр, управляя роботом-сатиром, погнал людей в переходную камеру. По дороге он, радостно хихикая, рассказывал, что собирается делать, когда в Галактике установится мир, который неизбежно заключат после их замечательного похода. Он вернется к своим интеллектуальным занятиям, продолжит изучение инопланетных форм жизни. Бгр вкратце описал несколько омерзительных существ, с какими ему доводилось общаться, поведал о восторге, с которым ожидает возвращения к исследованиям. Билла чуть было не стошнило. По счастью, лекция по экзобиологии закончилась, едва они переступили порог просторного помещения, заставленного компьютерами и прочим оборудованием самых экстравагантных форм и очертаний. Надо всей аппаратурой возвышался гигантский генератор ван дер Граафа, который то и дело испускал мощные электрические разряды, поджаривая на лету разных комаров, мух и мотыльков, что время от времени выныривали из прохода в потусторонний мир.

— Йёк! — пролепетал Билл.

Остальные тоже йёкнули — откровенно говоря, не без основания.

Проход представлял собой круглый дверной проем, по окружности которого мерцали красные, зеленые и лазурные огоньки. Время от времени по украшенному чеканкой медному ободу проскальзывал случайный разряд электричества, который либо поглощался металлом, либо вонзался в воздух за проемом.

Ощущение было такое, будто смотришь из окна. Пейзаж смахивал на вычурную декорацию к никуда не годной исторической трагедии. Вдалеке высились полуразрушенные замки, за которыми торчали зазубренные вершины гор. Над выжженной пустошью стелился туман, из которого высовывались кривые, скелетообразные ветви деревьев; по краям впадин, заполненных булькающей водой, располагались заросли утесника и вереска, похожие на колючую проволоку вдоль окопов. Из проема тянуло холодом и сыростью, попахивало гниющими растениями и разложившимися трупами.

— Ну-ка, дружно, ну-ка, вместе, нечего стоять на месте! — усмехнулся доктор Делязны. — Ребята, вас ждет Источник Гормонов!

Походники, не сговариваясь, испустили сдавленный вздох, после чего прильнули каждый к своему сосуду со спиртным, дабы хоть немного приободриться.

Один за другим они шагнули в проем. Волосы Билла встали дыбом — столь мощным было электрическое поле. А может, всему виной был панический страх, что внезапно стиснул Героя Галактики в своих ледяных объятиях? Билл провалился по колено в болотную жижу. Вонь была настолько ужасной, что казалось, они невзначай забрались в насыщенный сернистыми испарениями желудок дракона. Когда все очутились по ту сторону, Бгр и доктор Делязны, как и обещали, швырнули им вслед оружие.

Мечи, кинжалы, луки со стрелами, кортики, ножи, пращи и даже бойскаутские ножики.

— Что за черт? — рявкнул Супергерой Рик, тщетно пытаясь выдернуть из грязи меч. — Мне нужен бластер!

— Извини, Рик, боюсь, что современная технология не подходит для того измерения, в котором вы оказались, — крикнул доктор Делязны. Дверной проем уменьшался на глазах. — До встречи, ребята. Мы будем следить за вами.

— Погодите! — произнес Рик, выдирая ногу из чавкающей жижи. — Мы так не договаривались!

Однако он не успел добраться до проема. Тот исчез в ослепительной вспышке, а Рик, споткнувшись, пролетел по воздуху и угодил, головой вперед, в серо-зеленую лужу.

В этот миг над пустошью раздался душераздирающий получеловеческий вопль, похожий на звук, с каким скребут по школьной доске костлявые пальцы скелета.

— Я все понял, — объявил Оттар, подхватывая меч с такой легкостью, словно тот был всего-навсего зубочисткой, и свирепо озираясь по сторонам. — Мне тут нравится. Кого прикончить первого?

Глава 11

Билл вскинул голову, истерически завизжал и кинулся бежать. Однако бежать было некуда. Драконьи челюсти сомкнулись, и миссионер Скотобаз пропал, будто его и не было. Зубы дракона заскрежетали словно турбопаровой экскаватор. На землю упали аккуратно откушенные по середину бедра ноги священника, обутые в полагавшиеся по сану башмаки. Дракон разогнул шею и удовлетворенно зачавкал.

Людей обрызгало кровью, как если бы неожиданно включилась спрятанная где-то поблизости дождевальная установка.

— Может, он наелся, — заметил, стуча зубами, Рик, укрывшийся за спиной амазонки Клитории.

— Или отравился религией, — мудро присовокупил Гиперкинетик, который притаился за спиной Рика.

Билл — он в свою очередь из осторожности, а кто-то наверняка скажет, из трусости, — прятался за Гиперкинетиком, осушил до дна мех и уставился на дракона. Тот, причмокивая, дожевывал Скотобаза.

Герой Галактики в жизни не видел такого громадного дракона. Это умозаключение было правдивым и вполне логичным, поскольку до сих пор видеть драконов Биллу не приводилось вообще.

Чудовище выглядело весьма непривлекательно. Из боков у него торчали огромные нетопыриные крылья — в багровых прожилках, с потрепанными на краях перепонками и множеством сквозных отверстий тут и там. Жуткое туловище покрывал омерзительный чешуйчатый панцирь, из-под которого виднелась красновато-зеленая, тускло поблескивающая плоть. Четыре длинные мускулистые лапы заканчивались серповидными когтями, на которых болтались полоски кожи прежних жертв. Наиболее же отвратительной была голова монстра: налитые кровью выпученные глаза, широко раздутые волосатые ноздри, гигантские клыки в ужасной пасти, над которой росло нечто вроде густых черных усов.

Короче говоря, дракон смахивал на почившего в бозе Смертвича Дранга в момент, когда тот по-отечески ласково изничтожал очередного новобранца.

— Животное! — воскликнула Клитория, взмахнув клинком перед драконом. — Приготовься распрощаться со своими лапами! Я буду отрубать их по частям, пока не доберусь до твоей гнусной вонючей утробы!

— Получай! — гаркнул Оттар, воздев меч к нависшим над землей клубящимся тучам, словно призывал молнию. — Ты у нас еще попляшешь!

— Эй, ребята, — проговорил дракон, приподняв кустистые брови, — осторожнее с этими зубочистками. — Он сунул лапу за спину и извлёк из какой-то норы сигару, которую предусмотрительно убрал перед схваткой; закурил и выпустил клуб дыма. — Со мной лучше не шутить. — Он уронил пепел на клинок Клитории. — Вы, верно, не знаете… На днях я придавил слона, который забрался ко мне в пижаму. Даже не успел спросить, что он там забыл.

Дракон оглушительно рыгнул, пахнуло дымом, спиртным, наполовину переваренным священником, а также всякой мерзостью, о которой лучше не упоминать.

Билл сообразил, что ему следовало бы ожидать чего-то подобного. В конце концов весь день напролет, продвигаясь все дальше по этому вшивому измерению, они не ведали покоя, ибо непрерывно попадали во всяческие передряги.

Во-первых, они обнаружили, что вдобавок к выворачивающей наизнанку вони, адскому шуму и тому, что все идет шиворот-навыворот, здешние края населены существами, по сравнению с которыми чинджеры с плакатов Имперского министерства пропаганды кажутся невинными овечками. По счастью, Клитория и Оттар умели обращаться с мечами, а потому проложили отряду дорогу сквозь ряды клыкастых плюшевых медведей и прочих чудовищных тварей. Однако вскоре им повстречалась мифическая бестия, справиться с которой оказалось не под силу ни амазонке, ни викингу.

Во-вторых, спустя всего лишь несколько часов ковыляния по болотам и пустошам выяснилось, что все братья и сестры, составляющие теплую компанию, дружно ненавидят и презирают своих товарищей. Даже Рик и Билл — которые чуть ли не сроднились на борту звездолета «Желание» — умудрились поссориться по поводу того, задушить, а может, заколоть Гиперкинетика, чтобы тот перестал наконец распевать свои баллады, или оставить в живых. Рик, по-видимому, наслаждался песенками трикстера и время от времени прибавлял к ним куплет-другой. Билл же, который не столь давно пришел в восхищение, прослушав «Балладу о Супергерое», считал, что песни Гиперкинетика не заслуживают ни единого доброго слова, ибо певец постоянно фальшивит и не умеет рифмовать строчки. «Хрен» и «опять», «хрен» и «конец», «хрен» и «чудак» — ну разве ж это рифмы?!

В-третьих, запасы спиртного быстро истощались, а потому походники мало-помалу трезвели и начинали понимать, что, согласившись отправиться в путь, который пролегал по закоулкам человеческой психики, совершили поистине кошмарную ошибку.

Исполинский дракон, который внезапно вылез из пещеры и с ходу сожрал одного из участников экспедиции, был последней каплей, переполнившей чашу терпения. Подорванный боевой дух походников не выдержал такого надругательства над собой.

— Эй, назовете нужное слово — получите сотню долларов, — проговорил дракон, попыхивая послеобеденной сигарой.

— Руби! — провозгласила Клитория, размахивая клинком.

— Убивай! — взревел Оттар, с бешеной скоростью крутя над головой мечом.

— Извините, не то. Ну а вы что скажете? Я к вам обращаюсь, вы, олухи с разинутыми ртами! Давайте присоединяйтесь.

Варварский дуэт, по-прежнему потрясая оружием, с рычанием приготовился к нападению, однако Рик, глаза которого вдруг заблестели, а свеча над головой чуть ли не замерцала (никаких лампочек — технология на уровне средневековья), ринулся вперед, увернулся от угрожавших изрубить его в капусту клинков и что-то прошептал на ухо викингу и амазонке. Те неохотно кивнули, с ворчанием опустили мечи и сделали шаг назад.

В сердце Билла зародилась надежда на то, что, может быть, Рику с его светлым умом удастся найти выход из этого препаршивейшего положения.

Гиперкинетик взял на своей лютне несколько душераздирающих аккордов, вскинул голову и пропел:

— А Рик сказал: мол, что за хрен? Секретное слово — тьфу для меня!

— Будь настолько любезен, заткнись, пожалуйста! — предложил Билл, хватая Гиперкинетика за горло. Тот выдавил что-то неразборчивое.

— Оставь его, Билл, — вступился Рик, разжимая пальцы Героя Галактики. — Может, он и фальшивит, но в правоте ему не откажешь. — Капитан повернулся к ухмыляющемуся, дымящему сигарой дракону. — Аррр! Ну что ж, дракон. Значит, секретное слово. Если я назову это слово, ты нас пропустишь?

— Пожалуй. Пообедать я пообедал. — Дракон с довольным видом потер огромное брюхо и вырыгнул очередной клуб дыма.

— Отлично. Слушай, дракон, но ведь в твоем словаре наверняка не одна сотня слов. У меня немного шансов найти нужное.

— Пожалуйста! — выдохнуло чудовище. — Я знаю самое большее сто тридцать три слова, и все по-английски. — Дракон рыгнул. — Это, например, называется отрыжкой.

— Что-то он слишком много болтает, — пробормотал Билл, нервы которого потихоньку не выдерживали. Вдобавок Герой Галактики становился с каждой минутой все трезвее и трезвее.

— Восхитительно! — воскликнул Рик. — Короче говоря, шансы у меня прямо-таки астрономические. — Он принялся расхаживать туда-сюда, поджал губы и явно погрузился в размышления. Внезапно он ткнул пальцем в небо и развернулся лицом к дракону. — Знаю! Такой дракон, как ты, с твоими замечательными умом и эрудицией, должен иметь про запас загадку насчет секретного слова! Сдается мне, мы все же сумеем чего-то добиться.

— Гм-м! — отозвался дракон. — Почему бы нет? Я люблю загадки, хотя и не так, как мой приятель, сфинкс Блинкс. Ладно, с чем справляется он, с тем справлюсь и я! Тебе придется пару минут подождать, пока я соображу. Кстати, имей в виду — если не угадаешь, то все вы должны будете сложить оружие и позволить мне сожрать вас одного за другим.

— Конечно, конечно, — уверил Рик, показывая товарищам скрещенные за спиной пальцы. — Однако будь добр, ответь сначала на несколько вопросов. Скажи, как тебя зовут?

— Меня? Разумеется, Смог. Да, меня зовут Смогом, потому что я имею определенные привычки. — Дракон указал на сигару и ухмыльнулся.

— А в какой мы находимся стране?

— Стране? Вы что, не знаете, как называется эта страна? — От удивления дракон даже рыкнул. — Она называется Страной абсурдных фантазий. Вы попали в край человеческого бессознательного, в чьи чернильные колодцы окунают свои перья писатели, которые создают превосходные романы в жанре высокой комедии. Это часть Зажелезии; каламбуры считаются здесь смешнее всего на свете, а слияние мирского и мифического порождает у тысяч читателей добродушные смешки! — Чудовище неожиданно сбросило на землю кустистые брови и усы. — Потому-то я и подделывался под Граучо Маркса. Смешно, верно?

Рик сдавленно хихикнул, а Билл, который никогда не слышал ни о каком Граучо Марксе, ухитрился лишь выдавить неубедительную улыбку.

— Да, да. Очень смешно, Смог. Еще один вопрос, а потом мы выберем минутку, чтобы разгадать твою загадку. Ты не слышал о таком Источнике Гормонов?

— Источник Гормонов? Конечно, слышал! Кто о нем не знает?! Он расположен посреди Зажелезии, точно на границе Страны непристойных журнальчиков и Края раздевательных романов. — Дракон поднял лапу и ткнул когтем в даль. — Идите все время на юг. — Он снова ухмыльнулся и облизнулся. — Вернее, вы пойдете на юг, если разгадаете мою загадку. — Смог почесал громадным когтем ухо. Послышался неприятный скрежещущий звук. Затем дракон встал на задние лапы, выпрямился во весь рост и зачарованно уставился на свое объемистое брюхо. — Похоже, ребята, вы в любом случае двинетесь на юг: не так, так этак!

Клитория с Оттаром забряцали клинками и зарычали. Рик жестом велел им утихомириться.

— Что ж, мы помолчим, а ты давай придумывай свою загадку. Если не возражаешь, мы пока сбегаем в кустики вон за тот холм. Зачем тебе столько лишней воды?

Молодец, подумал Билл. Какой все-таки молодец Рик! Им бы только добежать до холма, а там они двинут прямиком на юг. Крылышки у Смога хиленькие, долго он на них в воздухе не продержится.

— Не пойдет, сынок, — возразил дракон. — Тебе меня не провести. Забежите за холм, и поминай как звали! Нет уж! К тому же я сочинил загадку. Готов? Считаю до десяти, ребята; если не ответите, пеняйте на себя. — Он подмигнул. — А загадка-то что надо! Готов? — Дракон игриво хихикнул. Попробуйте представить, и вы поймете, насколько отвратительный был у него вид.

— Валяй, Смог, — произнес Рик, вытягиваясь во весь свой героический рост.

— Ладно, ребятки. Итак, загадка: кто ползает на рассвете на четвереньках, днем ходит на двух ногах, а вечером — на трех? — Дракон усмехнулся и высокомерно поднял брови.

— Аррр! — проговорил Рик, хлопнув себя по лбу. — Да, с ходу не ответишь. Ты не против, если мы с друзьями пошушукаемся?

— Шушукайтесь сколько влезет, — разрешил дракон. — Но не забывайте про время. Раз! — громыхнул он.

Походники, озадаченно хмурясь, собрались в кружок. Что касается Билла, он просто не знал, что сказать, ибо в жизни не слышал загадки глупее.

— Знаю! — воскликнул Гиперкинетик, стукнув себя по кончику длинного носа. — Это марсианская оргия! По крайней мере, я читал что-то похожее в «Галактическом плейбое».

— Мы пока еще не в Стране непристойных журнальчиков, — покачал головой Рик. — Тут Страна абсурдных фантазий, от нее-то и надо танцевать.

— Два! — прорычал Смог.

— Чинджеры? — отважился высказать догадку Билл и окончательно сконфузился, заметив, с каким отвращением глядят на него спутники.

— Три! — пустил слюну дракон.

— Нельзя же быть настолько тупым, Билл, — укорил Рик. — У меня куча знакомых остолопов, но никто из них ни за что бы не додумался до такой глупости.

— Времечко бежит! — ласково заметил Смог. — Четыре!

— Дошло! — радостно провозгласил Оттар. — Сэмми Валлунд, возвращается домой после ночной пирушки, спотыкается, падает…

— Пять! — взревел дракон.

— Нет, нет, нет! — Рик начал выдирать волосы на голове. — Я ведь знаю! Вертится на кончике языка, а вот сказать не могу!

— Шесть! — объявил с ухмылкой Смог.

— Может, денубианская скользкая собака? — предположила Клитория.

— Что там после шести? — Дракон принялся пересчитывать когти. — А! Восемь! — По всей видимости, он истощил свой запас присловий и гримас, а потому произнес последнее слово обыкновенным голосом.

— Ёлки-палки, — проговорил Билл. — До чего же трудная загадка!

— Семь!

— Вот оно! — вскричал Рик. — Ответ! — Он подбежал к дракону, отчаянно маша руками. — Эд Рэкс загадывал мне эту загадку в Святом Гриль-баре!

— Десять! — заявил Смог. — Ну как? Найдется у вас что сказать?

— Думаю, да, — отозвался Рик. — Кто ползает на рассвете на четвереньках, днем ходит на двух ногах, а вечером — на трех? Правильно, Смог? Конечно же, человек! Когда младенец, он ползает, когда вырастает, ходит на двух ногах, а потом на трех, потому что на склоне лет ему требуется палка! Слушай, приятель, у кого ты стащил свою загадку? Небось у того сфинкса, которого тут поминал?

— Черт! — Смог с отвращением поджал губы. — Надо мне было подольше порыться в памяти. Да что там говорить! Вот так рассыпаются трупы.

— Значит, мы можем идти? — радостно воскликнул Билл. — Заодно не подскажешь, как попасть в ближайший бар?

— На первое отвечаю «нет», а на второе — «не знаю», — прошепелявил дракон и ухмыльнулся необыкновенно злорадной ухмылкой. — Не хватало еще, чтобы я отпускал за здорово живешь сочных сосунков вроде вас! И потом, я, по правде сказать, давно уже не сражался с достойным противником.

Едва докончив фразу, он стремительно изогнул шею, и громадные челюсти сомкнулись вокруг Гиперкинетика, который прижимал к груди лютню. Бард взлетел в воздух, трепыхаясь и оглашая окрестности отнюдь не музыкальными воплями, а затем оказался в мгновение ока проглочен и отправился вослед священнику по пищеводу дракона навстречу своей судьбе.

— Лживый пес! — вскричала Клитория, занося над головой клинок.

— Ты обманул Оттара! — прорычал викинг, со свистом рассекая воздух мечом. — Оттар изрубит тебя в капусту!

— Что ж, по крайней мере, баллад больше не будет, — философски заметил Билл, обнажая свой собственный меч. Поскольку в армии пользовались исключительно огнестрельным и дальнобойным оружием, он сомневался, что сумеет совладать с клинком. Оставалось только надеяться, что его не замедлят научить как тренированные армейские инстинкты, так и огромное желание уцелеть.

— Покажем мерзавцу! — крикнул Рик, размахивая мечом. — Вперед! Я прикрою вас с тыла!

Варвары мигом устремились на дракона и принялись колоть и рубить зеленое рычащее чудище.

— Неплохая идея, — признал Билл, увернувшись от струи пламени, весь черный от копоти. Ему бросилось в глаза, что драконьи когти находятся в опасной близости от варваров. — Откуда нам знать? А вдруг кто-нибудь и впрямь нападет со спины, верно?

Клитория и Оттар, похоже, забыли обо всем на свете. Они оба превратились в яростных берсеркеров, то бишь наконец-то обрели свое истинное «я». Битва была для них наслаждением.

К сожалению, с точки зрения Билла, она завершилась слишком уж скоро.

Оттар быстро очутился в пасти дракона, а затем рухнул в пищевод, расчлененный на три или четыре куска. Смог проглотил его вместе с одеждой и рассованными по карманам бутылками виски.

Клитория преуспела чуть больше. Она ухитрилась в нескольких местах оцарапать Смога, однако в следующий миг, едва дракон заглотнул Оттара, разделила участь викинга.

Смог повернулся к двоим оставшимся в живых походникам, поковырял мечом в зубах и криво усмехнулся, а потом оскалил окровавленную пасть.

— Ням-ням. Что ж, пора приниматься за десерт. Кто первый? Умный или дурак?

— Он! — крикнул Рик, указывая на Билла.

— Нет, он! — крикнул Билл, указывая на Рика.

— Ой-ой, какой трудный выбор! — Дракон шагнул вперед, наклонился и злорадно ухмыльнулся. Его брюхо представляло собой мясистую стену зеленой плоти, пуговица на животе была размером с бильярдный стол. Билл моргнул, задрожал от страха, снова моргнул и уставился на драконий пупок, в глубине которого виднелась медная головка винта. Винт?

Не зная, что еще предпринять, уверенный, что, так или иначе, все равно погибнет, он вставил острие меча в паз на головке винта и повернул клинок.

— Не делай этого! — взвизгнул по-девичьи высоким голосом дракон, потом взвизгнул снова, на сей раз — слабее. Третий взвизг был едва различим.

Внезапно Смог начал растворяться в воздухе.

Однако, по мере того как дракон становился все призрачнее, вокруг стали возникать некие отвратительные черные фигуры, которые объединялись и тускло поблескивали.

В Зажелезии явно творилось нечто весьма экзотическое.

Глава 12

— Клянусь Вельзевуллой! — произнес Рик, заодно с Биллом застывший изумленным столбом. — Ты только посмотри!

Дракон сделался едва заметным, а черных фигур становилось все больше. Они появлялись приблизительно в том месте, где совсем недавно находилось брюхо чудовища. Щупальца эктоплазматического тумана заключали диковинных существ в белесые коконы. Сквозь достаточно плотную и сугубо локализованную пелену пронизывали молнии электрических разрядов, как в день псевдочетвертого июля на планете Туман в скоплении Плеяд.

— Черт! — заметил Рик. — Это будет пошикарнее вчерашнего фильма по головизору. — Внезапно его обуял страх. — Не скажу, что я в восторге. Что происходит?

— Разрази меня гром, если я знаю! Дракон хотел нас сожрать, а потом испарился. Держи меч наготове, а там поглядим.

Похоже на какое-то перерождение… Билл присмотрелся повнимательнее. Ему показалось, будто он различает в сверкающем тумане, который сейчас собирался в клубы, воссоединение плоти и разорванных тканей. Но прежде чем он успел как следует поразмыслить, один из клубов испустил нечто вроде вздоха и словно раскололся надвое.

Из него, как будто цыпленок из яйца, выпрыгнул долговязый подросток. Очки в роговой оправе с вогнутыми линзами размером с противорадиационные экраны, подсохшая ранка на нижней губе, весь в прыщах, рубашка застегнута на все пуговицы, туго затянутый пояс брюк едва ли не на уровне грудной клетки, в нагрудном кармане пластиковый футляр с ручками и карандашами.

— Привет! Я Питер Перкинс! — моргнув, объявил юноша. — Сдается мне, я слегка зачах, верно? Ну и ладно. Сказать по правде, священник меня достал! — Он посмотрел на свою ладонь, на которой лежало несколько игральных костей. — Пожалуй, прогуляюсь на улицу, погляжу, как дела у Таинственного Альфреда. — Юноша с отвращением огляделся, потом воззрился на Рика с Биллом. — Он лучший Магистр Игры, которого я знаю. Правильно, ребята?

Под ребятами он разумел других подростков, которые точно так же вылуплялись из тумана, все молодые и прыщеватые, все с костями в руках и достаточно туповатые на вид. Один, жирный, как боров, жевал шоколадный батончик «Милки Уэй»; другой, низкорослый и уродливый, был одет в поношенную бойскаутскую форму; третий, точнее, третья, поражала оплывшими телесами, ее одутловатое лицо искажала мужененавистническая улыбка.

— Что за ерунда такая, ребята? — справился Билл, почесав в затылке.

— Разве ты не понял, Билл? — проговорил Рик, лицо которого озарилось внутренним светом, словно он постиг некую истину. — Доктор Делязны и чинджер упоминали о ролевой игре, которую сконструировали для собственного блага. Перед нами игроки из какого-то иного измерения или мира — в общем, называй, как хочешь.

— Точно! А он тоже из вшивых Магистров, — проскулила девица, которая была какое-то время назад амазонкой Клиторией.

— А то, — согласился подросток, не так давно игравший Оттара. — Гомоядный дракон с загадками для детского сада! Источник Гормонов! Ну и бредовая идейка! Страна абсурдных фантазий? — Он пристально поглядел на двоих рыцарей удачи и удивленно моргнул. — Супергерой Рик? Ну да, а вон тот олух — не иначе как Билл, Билл — Герой Галактики! Сходится! А я — Ясон динАльт из Мира смерти! — Мальчишка презрительно хмыкнул. — Слушайте, парни, давайте разнесем эту лавочку и поиграем во что-нибудь стоящее!

— Верно, — согласился последний, который озирался по сторонам, судя по всему, умирая от скуки. — Где гномы с их боевыми топорами? Готов поспорить, эти болваны в жизни не читали Хикмен и Вейс!

Похоже, остальные подростки пришли в ужас при одной только мысли о такой возможности.

— Минуточку, — сказал озадаченный Рик и поскреб затылок. — Я думал, по сценарию нам полагается быть в фантазийной части Зажелезии, там, где все зиждется на архетипах, мифах, сказках и тому подобном, древнем, как Вселенная.

— Мифы? Сказки? Что это такое? Приятель, тут играют всерьез! — заявила воинственная девица. — Всерьез, а не понарошку!

— Точно! — подтвердили остальные подростки. — Ну и воняет, однако!

Они принялись пожимать друг другу руки. Застучали игральные кости, вокруг подростков возникали и пропадали линии, которые передавали движение, — возможно, подарок неведомого художника; вот туман, словно живой, заклубился сильнее прежнего, подростки завертелись на месте…

И сгинули без следа.

— Фью! — проговорил Билл. — Исчезли! Взяли и исчезли. Послушай, Рик, а у нас так не получится? Мне здесь тоже не слишком нравится.

— Нет, Билл, — Рик вздохнул. — Боюсь, мы с тобой застряли тут намертво. Нас удерживают доктор и чинджер. Мы сможем выбраться отсюда только тогда, когда отыщем для них Источник Гормонов.

— Проклятый Бгр! — пробормотал Билл, чувствуя, что желание увидеть Ирму постепенно сменяется жаждой мести. — Мне бы до него добраться! Уж я с ним посчитаюсь!

— Не забудь Делязны! — пробурчал Рик.

— Нет, я не забуду доктора Делязны! Я припас для него кое-что особенное! — Глаза Билла засверкали ненавистью. Он начал что-то подсчитывать в уме. — Пожалуй, я протащу нашего друга доктора под килем космического крейсера! Нет, не годится, слишком просто!

Рик согласно кивнул, и они двинулись на юг, прочь из Страны абсурдных фантазий, в несомненно куда более интересную и порядочную Страну непристойных журнальчиков.

К несчастью, у них не было компаса.

Что, естественно, означало следующее: не прилагая к тому особых усилий, они ухитрились заблудиться. Билл, который с телячьим восторгом предвкушал в скором времени увидеть целые эскадроны обнаженных и шаловливых красоток, полистать дурно написанные, зато соблазнительно проиллюстрированные романы и посмотреть забавные карикатуры на симпатичных дам, наделенных всем, что способно очаровать мужчину, сильно расстроился, когда сообразил, что дорога завела их куда-то совсем не туда, в край почти непроглядного мрака.

— Аррр! — произнес Рик, окидывая взглядом чахлую растительность. Над местностью властвовал серый цвет, в воздухе ровным счетом ничем не пахло — ни хорошо, ни плохо. Немногочисленные деревья стояли, безвольно опустив ветви, трава чуть ли не лежала на земле, как будто прибитая яростным, чтобы не сказать — мокрым и скользким, порывом ветра. В общем и целом, местность выглядела совершенно безжизненной, словно нигде в округе не сохранилось ни крупицы того, что могло бы ее воскресить.

— Зороастр! — проворчал Билл. — Похоже, тут давно не кушали витаминов.

— Мрачновато, верно? Арррр! Знаешь, приятель, по-моему, мы слегка сбились с курса и случайно попали на Легендарный Перешеек Импотенции.

Билл съежился от ужаса. Для насквозь проспиртованного имперского солдата само слово «импотенция» означало нечто невообразимо страшное, грозившее уничтожить тот образ самодовольного жеребца, который усиленно насаждался пропагандой в качестве всеобщего идеала. Герой Галактики плевать хотел на словечки типа «легендарный» или «перешеек», но вот от жуткого слова на букву «и» его буквально пробрало до костей холодом.

— А разве мы не в Зажелезии, куда стекаются подгоняемые буйными химическими реакциями сверхактивные Ид миллиардов людей? — справился он.

— Может, там, в конторе, выдался тяжелый денёк? — предположил в ответ Рик и пожал плечами.

— Нет, мне кажется, все гораздо сложнее. У меня такое чувство, будто нас завели сюда намеренно. — Билл огляделся и снова поразился тому, какой плоской и вымершей выглядит местность. — Надо что-то придумать. Ты представляешь, что происходит?

— Нет.

— Зато ты знаешь, Билл, — произнес Билл странным, пустым голосом. — Я ничего такого не говорил! — воскликнул он, прижимая ладони к губам.

— Говорил, — возразил Рик. — Я слышал.

— Это ваш друг, добрый доктор Делязны, — продолжал Билл тем же самым диковинным голосом. — Я общаюсь с вами благодаря эффекту постгипнотического внушения. Если вы слышите меня, то лишь потому, что попали в такую ситуацию, которую не в силах воспринять своими крохотными умишками. А я — пускай даже не лично — спешу вам на помощь. То, что произошла активация данного сегмента псевдопамяти, означает, что вы узнали что-то новое относительно человеческой психики. Разумеется, те истины, которые медикам кажутся прописными, болванов вроде вас потрясают до глубины души; однако — да будет вам известно — и в психике молодого жеребца, который спит и видит, как бы ему кого-нибудь трахнуть, имеется некая область, куда не проникают вездесущие гормоны. Скорее всего речь идет о той области, о которой я уже упоминал, но вы меня, вероятно, не слушали, — о неокортексе, что является источником логики и разумных суждений.

— Нет, — сказал Рик. — Тут слишком уж просторно.

— Слушайте, чайники, вам придется во всем разбираться самим, — сообщил Билл, голос которого звучал теперь немножко глухо, поскольку он по-прежнему прижимал к губам ладони. — Я не с вами, поэтому советовать не могу. Быть может, вы достигли Источника Гормонов? Займитесь делом. До связи.

Рик почесал подбородок и принялся в очередной раз обозревать окрестности.

— Эй, Билл, а что там за замок?

— Какой еще замок? — переспросил Герой Галактики своим обычным скрипучим голосом и вдруг взвизгнул от восторга. — Кончилось! Я — снова я!

— Замечательно! Правда, другой голос мне нравился больше. У него хоть было что сказать. Теперь мы снова одни. Вон там, на холме, видишь? Облака как раз поднимаются.

Поглядев в том направлении, куда указывал Рик, Билл и впрямь увидел, как поднимается выше в небо, словно занавес на театральной сцене, серая пелена пушистых облаков, а на холме вырисовываются очертания довольно-таки приземистого замка: невысокие башни с плоскими макушками, обвисший флаг на погнутом флагштоке.

— Надо постучать в ворота и спросить дорогу, — предложил Рик, настроение которого явно улучшилось.

Преодолев полосу тумана, они добрались до наружной стены замка и остановились перед воротами.

— Эге-гей! — крикнул Рик. — Кто-нибудь дома? Усталые и голодные путники ищут жаркого огня, стаканчика холодной… ээ… воды, горячего ужина и дружеского совета.

В воротах открылось смотровое окошечко, из которого высунулся сквозь железную решетку чей-то нос.

— Кто там? — прогундосил невидимый стражник голосом сильно простуженного бурундука.

— Рик и Билл! — отозвался Супергерой самым дружелюбным, самым дипломатичным тоном, на какой был способен.

— Рика и Билла здесь нет!

Окошечко захлопнулось. Билл забарабанил по утыканной металлическими шипами створке ворот.

— Эй ты, олух! Разуй глаза! Нам нужна помощь!

— Пожалуйста, Билл! — прошипел Рик. — Если мы хотим чего-то добиться, надо вести себя повежливее. Не забывай, мы ведь не в имперской казарме!

И слава Зороастру, подумал Билл, который приобрел привычку спать в бронежилете, после того как распространился слух, что в секторе беты Дракона новобранцы убивают сержантов. Начальство утверждало, что всему виной зета-волновое излучение планеты: дескать, это оно лишило убийц остатков разума; однако Билл знал, как все было на самом деле, — недаром он когда-то маялся под началом ненавидимого и внушавшего дикий страх Смертвича Дранга. В те дни мучений и пыток Билл лелеял мечту, которую разделяли все новобранцы в казарме: превратиться в председателя трибунала и лично наблюдать за тем, как Дранга будут пытать, а затем казнят.

Окошечко со скрипом приотворилось снова, и из него вновь высунулся нос.

— О! Да вы и впрямь Рик и Билл! Говорите, вам нужен совет? Тогда, хе-хе, ступайте к дьяволу! Могу подсказать, как его найти.

— Мы бродячие торговцы! — в отчаянии воскликнул Рик. — Точно! Мы продаем «Старомодный восстановитель волос из обезьяньей печени производства матушки Гольдфарб» со специальными дополнениями. Сегодня предлагаем «Сыворотку папаши Гольдфарба из желез гориллы для повышения потенции». Подумайте! Вам когда-нибудь приходилось видеть гориллу, которая не хочет секса? Разумеется, нет! И… и… — судя по всему, вдохновение Рика иссякло.

— Восстановитель волос нам вроде ни к чему, — прогундел обладатель носа (и то сказать — его ноздри заросли настолько густо, что волосы из них свешивались прядями на верхнюю губу). — А вот что касается второго… У нас тут недавно возникла одна проблема, с которой не мешало бы разобраться. — Стражник помолчал; Биллу показалось, он слышит, как скрипят в мозгу охранника заржавевшие передачи. — Ладно, чужестранцы. Бросьте оружие, и я отведу вас к хозяину.

Билл и Рик с радостью отцепили от поясов мечи и кинжалы и швырнули их на землю. Створка ворот распахнулась настежь, из нее выглянул тощий мужчина в бесформенной шляпе, из-под которой выбивались и ниспадали ему на плечи длинные волосы. Убедившись, что чужаки безоружны, он дернул за рычаг, и перекидной мост под лязг цепей и визг ворот пошел вниз.

— Пошли, — прогундосил стражник и бегающим взглядом пригласил следовать за собой. Он быстрым шагом двинулся прочь, звонко цокая каблуками по камням.

Рик и Билл попытались воспроизвести его диковинную походку, но у них ничего не вышло, и к тому времени, когда очутились во дворе замка, они уже перешли на нормальный шаг.

— Что там было написано? — спросил Рик.

— Где? — удивился Билл. — Я не видел. Признаться, мне было не до того: такой походке в два счета не научишься.

— Может быть, это важно. Пожалуй, я сбегаю посмотрю.

Билл следом за странным охранником вышел из тени стены на свет и вдруг сообразил, что стражник куда-то подевался. В следующий миг он догадался, что на него наставлены острия дюжин обнаженных мечей и нацелены многочисленные стрелы. Оружие держали в руках отвратительнейшие на свете существа; более мерзких тварей Биллу видеть еще не доводилось, хотя он и лицезрел достаточно гнусных созданий — особенно когда после приличной попойки смотрелся в зеркало. Двор замка кишмя кишел орками и троллями, которые припадали к каменным плитам, пускали слюни, размахивали клинками. Гномы и карлики грозили ножами и топорами.

— А вот и я, Билл! — воскликнул вернувшийся Рик. — Там темновато, но, по-моему, я прочитал до конца. Надпись такая: «Оставь… надежду… всяк… сюда… входящий…» Как ты думаешь, что это может означать?

Билл не ответил. Он был слишком занят: вертелся из стороны в сторону, стараясь отыскать проход на волю.

К сожалению, его попросту не было.

Глава 13

Тюрьма находилась в подземелье. Нельзя сказать, что она представляла собой лучший курорт во Вселенной, скорее наоборот — явно стремилась оказаться в списке тюрем первой с конца. Пытаясь хоть немного приободриться, Билл решил отыскать в своем нынешнем положении нечто более-менее утешительное. В конце концов он успокоил себя не слишком убедительным доводом, что здесь все же лучше, чем в учебном лагере. Похлебка, которой его кормили, была просто превосходной: ведь в ней время от времени попадались тараканы, то есть она прямо-таки изобиловала протеином. Вообще-то похлебку, по всей видимости, приготовили несколько недель назад, и та жидкость, которая обнаружилась под запекшейся сверху коркой, насквозь проферментировалась, так что Билл получил изрядное удовольствие. Хотя опьянеть он толком не опьянел, поскольку похлебку приносили нечасто; тем не менее у него, по крайней мере, не было необходимости оставаться до отвращения трезвым.

Жестокая судьба! Неужели он никогда не увидит свою ненаглядную Ирму!

Билл погрузился в пучину отчаяния — бормотал что-то неразборчивое, стонал, то и дело пускал из жалости к себе скупую слезу. Через некоторое время он ощутил известное облегчение.

Сильнее всего ему досаждали кандалы. Железные кольца облегали шею, обхватывали руки от плеч до запястий; они были приклепаны к толстой цепи, вделанной другим концом в стену. Когда Билл спал или просто сидел, он порой забывал о кандалах, но стоило только подняться, как те тут же напоминали о себе. Выбраться наружу не представлялось возможным: окон в камере не было, а доступ к двери преграждала решетка; поэтому Билл никак не мог понять, зачем его заковали, и, размышляя над этим, всякий раз раздражался. Он жаловался горбуну, который изредка появлялся в темнице, чтобы накормить Героя Галактики и вынести парашу, однако тот, по-видимому, был глух как пень, да и к тому же глуп как пробка, посему мольбы Билла оставались втуне.

Вот что значит разевать рот и не смотреть по сторонам!

Оглядываясь назад — через прицел 20–20, — Билл постепенно начал понимать, что они с Риком совершили ошибку. Им не стоило заходить в этот замок! Издалека он чудился вполне пристойным; кто мог предположить, что во дворе их встретит целая армия жутких тварей? Да, если бы они не упомянули про железы гориллы, гундосый охранник не отпер бы ворота, и тогда не пришлось бы под угрозой немедленной смерти доказывать эффективность чудодейственного средства. Естественно, того попросту не существовало в природе; Рику пришла в голову замечательная мысль — притвориться, будто целебный эликсир налит во фляжку, в которой на деле плескалось вино. «Его нужно втирать в кожу, — объяснил Рик. — Аррр! Кстати говоря, фляжки вам хватит надолго. Забирайте и пользуйтесь, сколько влезет. А мы с моим приятелем двинемся дальше. Сами понимаете, дело не ждет». К несчастью, головорезы потребовали наглядной демонстрации, сорвали с пленников штаны и плеснули из фляжки на причинные места.

Как и следовало ожидать, результаты оказались не слишком впечатляющими. Холодное вино подействовало совсем не тем образом: нисколько не увеличило размеров, наоборот — уменьшило. Ропот стал громче. Рик заявил, что иногда цель достигается не сразу и нужно подождать, однако его слова никого не убедили. На уловку Супергероя не поддались ни тролли, ни гномы, ни даже орки. Незадачливых продавцов торжественно препроводили в подземелье и развели по одиночным камерам, причем, как выяснилось, головорезы не имеют ни малейшего понятия о чести — они и не подумали вернуть путникам брюки.

Таким вот образом Билл очутился в кромешной тьме. Он не знал, сколько провел взаперти дней, ибо в сырой и вонючей камере разницы между днем и ночью не существовало. За временем можно было следить разве что по приходам горбуна, который приносил миску с ферментированной похлебкой.

Ладно, подумал Билл. Это, конечно, не Вулканическая Ривьера, зато можно сколько угодно валяться на спине и наслаждаться давно заслуженным отдыхом. Если память не подводит, до сих пор вся его жизнь состояла из сплошного «марш-марш-марш!». То надо было обучать и ставить на место зеленых новобранцев, то выпутываться из какой-нибудь заварушки. И теперь он мог исполнить то, о чем мечтал на протяжении многих лет.

Отоспаться.

С того самого дня, как в деревню завернул вербовщик, которого сопровождал робот и который заставил Билла записаться в армию, Герой Галактики не имел ни единой возможности как следует выспаться, а потому слегка подзабыл, как себя при этом чувствуешь.

Но сейчас, когда не нужно было опасаться электронной побудки, которая пронизывала током все естество в тошнотворный час рассвета, Билл обнаружил, что может восхитительно долго купаться в прудах сладостного забвения, и какое-то время только тем и занимался, выплачивая огромный долг сну. Когда же он наконец отоспался, жизнь стала невыносимо скучной: Билл сообразил, что делать здесь и впрямь почти нечего.

По счастью, через денёк-другой (а может, через три, пять или двадцать пять) утомленный лишь чуть-чуть притупленной алкоголем скукой, Билл вспомнил, что у него есть книжка. Вернее, сразу несколько книжек! В носу Героя Галактики по-прежнему находился экземпляр «Блинерз Дайджест», прихваченный из палаты смертников в госпитале на Костоломии-IV.

Один из романов оказался эпическим повествованием на тему параллельных миров. Назывался он «Еретики в Гадесе». Поскольку Биллу чрезвычайно понравилась предыдущая антология на ту же тему под названием «Мир должников», Герой Галактики приступил к чтению, преисполненный самых радужных ожиданий.

«Еретики в Гадесе». Робот Голдилокс «Гильганош встречает двух писателей-фантастов». «Война — это ад» — популярная армейская поговорка.

Если Гильганош воистину возродился из мертвых, много веков тому назад, так тому и быть. Но ныне мертвецы ему изрядно надоели.

Размахивая мускулистыми руками, он охотился среди диких сортиров, с бессмысленной жестокостью протыкая адских тварей своими острыми стрелами, общался со знаменитыми римскими цезарями и африканскими королями, равно как и с прочими мертвецами, сосланными на гибельные серые острова Гадеса; показывал свои могучие бицепсы Новым Туристам с их новомодными электронными «Никонами» и «лейками», а также видеокамерами «Сони». Посмотрите, как скачет полуголый Великий Король Урука перед этими диковинными людьми в бермудах, гавайских рубашках и солнцезащитных очках. О могущественные правители обратившихся ныне в пыль городов! О волосатый, дикий король! Твое лицо обрамляет львиная грива, твои ноги — как танки неонацистов, что могут справиться с самим Плутоном! Ты ходишь огромными катышами размерами с бревна!

Сократ! Платон! Божественный Август! Агамемнон! Шумер! Вавилон! Греция! Все, с исторической дребеденью покончено. Мои пальцы не станут больше бегать по клавиатуре! Ваш покорный слуга, Робот Голдилокс, не желает демонстрировать свою эрудицию и утонченность, не прибегая к цитатам из собственных творений — романа «Я, Гильганош» и одного из ранних околонаучных исследований, «Указателя к слабопорнографическим подкорковым мифам», — я устремлюсь вперед на крыльях прекрасной, плавно льющейся прозы и весьма изысканно изъясню (как балерина, что танцует в «Лебедином озере» Чайковского? Нет, как Джозеф Конрад или Филип Рот, или, еще лучше, как те знаменитые писатели былого, Генри Каттнер и К. -Л. Мур!), почему Гильганош изнывал от скуки.

О Гильганош! О могучий герой тысячелетней давности! Тебе скучно, ты остервенел, ибо живешь из века в век — здесь, в Гадесе, где не можешь по-настоящему умереть! Тебе скучно, ибо ты тоскуешь по своему доброму другу, Инки-Динки-Ду, с которым поссорился и который обещал разрубить тебя на кусочки и подать к столу на блюде твою бочкообразную задницу, если ты еще хоть раз подрежешь его колесницу!

Однако слушай! За углом тебя ждет величайшее приключение! Спустись вон с того холма. Разве там не роет когтями землю громадный мифический зверь? Разве он не поднимает клубы пыли, не фыркает, не скачет с пеной у пасти по пустыне?

Нет! Он — такой же анахронизм, как часы с Микки-Маусом на твоем богатырском запястье.

Зри! Это «Форд-Бронко», четыре на четыре!

Мощный автомобиль с ревом мчится по Гадесу, лавируя между сортирами, а водитель и пассажир ведут дружеский спор, жуют все ту же резину, точь-в-точь как Ктулху жует свою жвачку.

«Господи, Г. Ф.! — произносит нараспев краснолицый здоровяк, весь потный, но довольный, сжимая в руках руль. — Сдается мне, нам попросту не о чем спорить! Я был куда потустороннее твоего!»

«Ерунда!»

«Не загибай!»

Эти мертвые фантасты говорят, естественно, о той поре, когда жили на свете, пока не умерли и не отправились в Гадес, сию огромную мифическую нору в земле, ныне диковинно видоизменившуюся, словно по воле некоего автора технотриллеров, сдобренную вдобавок страстью к римской истории какого-нибудь преподавателишки латыни (тут, кстати, наблюдается любопытная тяга к Римской империи). Да, они рассуждают о безмятежных днях былого, тысяча девятьсот двадцатых и тридцатых годах, когда оба шествовали походкой колоссов по страницам журнальчиков вроде «Аргоси», «Невероятных пикантных восточных баек» и, разумеется, «Таинственных историй», этого несравненного образчика жанра. Оба умерли в 1936-м: Говард застрелился, узнав, что его ненаглядная матушка при смерти, Лавкрафт скончался от рака пищевода, почти наверняка вызванного необычной диетой и, возможно, тайным пристрастием к некоторым грибкам. Да, да! Путешествие в один конец в Гадес явно пошло им на пользу. Говард теперь может не отходить от своей матушки, а Лавкрафт наслаждается историей, всяческими экстраваганцами и грибками и пребывает в полной уверенности, что за всем случившимся стоят сами Древние! Ничего не скажешь, бравые парни!

Живые мифы в мифической стране! О! Сик транзит глория мунди-хрюнди, или что-то вроде этого.[69]

«Черт, Г. Ф.! Я из Техаса, — гордо объявляет Боб Говард. — Мы там все как на подбор, одни здоровяки, а потому моя таинственность здоровее твоей! Разве ты исписал столько бумаги? Разве сочинил столько приключенческих романов в восточном духе, столько вестернов, пикантных повестушек, историй про сверхъестественных чудовищ? Разве, наконец, помогал создавать замечательный жанр «меча и колдовства», с героями, содранными у Руссо и Берроуза, классический пример которых — Конан? — Он делает паузу, чтобы перевести дыхание. — Покончил ли ты с собой в тридцать лет, после того как долгие годы жил героической жизнью на страницах дешевеньких журнальчиков, потому что не мог без матушки? Пускал ли слюни, описывая в своих потрясных книжках пышногрудых богинь и амазонок и чувствуя, что тебе не хватает смелости просто выйти на улицу и снять за два доллара первую попавшуюся шлюху? — Говард мотает головой. На его одутловатом лице играет кривая усмешка. — Слушай, Г. Ф., в свое время мы с тобой много переписывались. Я готов признать, что порой твои штучки оказывались покруче моих, но согласись — мы принадлежим к разным жанрам! Я — техасец, здоровяк, каких мало, живой образчик крутизны! Конечно, сейчас я мертв, но крутой остается крутым и после смерти. И нечего мне лапшу на уши вешать!»

Говард Филлипс Лавкрафт качает головой, как бы выражая свое сочувствие.

«Бедный мой Роберт Э.! Тск и еще раз тск! Ты умер слишком рано, чтобы иметь возможность как следует изучить таинственное, тогда как я познал его сполна. Я знаю, Роберт, ты был расистом, но твой расизм — чисто культурного свойства, обязан своим возникновением твоему паршивому техасскому свинарнику, на задворках которого ты вырос. Я же выпестовал свой расизм, всхолил и взлелеял в том самом затхлом подвале на одной из улиц Провиденса. Боб, ты путался в своих симпатиях, хоть и твердил о превосходстве арийцев. Я же открыто провозгласил примат белой расы. Сдается мне, ты догадываешься, что мой ничтожный доход составляли в основном те деньги, какие я получал, дописывая за других рассказы и повести. Но известно ли тебе, что в двадцатые годы у меня был студент, которого я готовил к поступлению в «Знаменитую писательскую школу Бигота» и который заплатил мне за то, чтобы я написал для него книгу под названием «Майн Кампф»? Между прочим, несколько месяцев назад я столкнулся с ним здесь, в Новом Берлине. Как раз истекает тринадцатое тысячелетие, которое он проводит по горло в серной кислоте, одновременно страдая от смертельного микоза, а в ближайшем будущем ему предстоит тысячу лет плавать в главной выгребной яме. Так вот, он попросил снова выручить его. Похоже, парень нашел издателя на новую книжку.

И потом, прожил ли ты полжизни на кукурузных хлопьях и молоке? Создал ли гнуснейшую из известных человеку мифологий? Жил ли в дряхлом доме, болел ли едва ли не с рождения, чахнул ли, терзаемый зловещей хворью, сочинял ли бредовые письма коллегам-писателям, вместо того чтобы клепать добротные вестерны по пенни за слово? Ты, Боб, ты клепал вестерны и заработал денег больше, чем ваш местный врач. Ну, признайся, Боб. Пускай ты крут и, без сомнения, загадочен, но со мной тебе не тягаться, и ты должен это понять, вбить в свою чугунную техасскую башку. Я не только гораздо таинственнее — нет, я был величайшим психом столетия!»

Спор закончился весьма неожиданно. «Форд» с разгона врезался в массивную тушу, что возникла вдруг посреди дороги. Когда Г. Ф. и Роберт Э. очнулись, они увидели, что на них хмуро глядит исполин, громаднее которого никто из них в жизни не встречал.

«Эй, водила! — дружелюбно рявкнул Гильганош и в гневе оторвал у машины крыло. — Смотреть надо, куда едешь!»

Гильганош умирал изнутри.

Нет, вовсе не потому, что в него только что врезался рычащий четырехколесный зверь, а тело терзали необыкновенно острые шипы — которые он выдернул, повертел в руках и решительно отбросил в сторону. Гильганош страдал из-за того, что лучший друг Инки-Динки-Ду затаил на него обиду. Он чувствовал себя хуже, чем Шадрах в огненной печи. Великому Гильганошу было не суждено подняться по звездной лестнице на небо. Сей Сын человеческий лишь спускался, несомый на крыльях ночных птиц, которые, быть может, в конце концов сбросят его на какую-нибудь ужасную стеклянную башню.

«Кругом ни души, катайся в свое удовольствие, — проговорил Гильганош, с отвращением глядя на двух писателей, — а вы, тупицы несчастные, умудрились въехать прямо в меня!»

Высокий, крупный мужчина, коротко остриженный и румяный, кое-как выбрался из-за «баранки» и сделал неуверенный шаг вперед.

«Прыгучие кролики Иосафата! Это же Конан! — возопил он. — Клянусь небом! Конан из Киммерии, вылитый, до последней корпускулы!»

Гильганош озадаченно моргнул. Что за чушь? Ну да, он однажды столкнулся с Конаном, однако тот верил в фей и писал про Шерлока Холмса и профессора Челленджера.

«Успокойся, Боб, — сказал спутник здоровяка, бледный мертвец с набриолиненными черными волосами, глазами, как у рыбы, и квадратным подбородком. — Конан — выдумка, весьма к тому же неудачная, с точки зрения стилистики».

«Знаю, Г. Ф. — Боб кивнул. — Но ты должен делать скидку на мое воспитание. Я рос домашним ребенком, маменькиным сынком, а теперь вдруг встречаю громаднейшего, волосатейшего, героичнейшего героя из всех тех, кого только видели мои плакучие глаза! — Писатель рванулся к Гильганошу, издавая на бегу малоприличные, чмокающие звуки. — Эй, морячок! Пойдем прогуляемся?»

«Пожалуй, Боб, ты был прав. До такого лично я никогда не доходил. — Спутник Боба повернулся к варвару. — Пожалуйста, мистер, извините моего друга. Я — Г. Ф. Лавкрафт, а он — Роберт Э. Говард. Мы — послы короля Генриха Восьмого, который отправил нас своими полномочными представителями к Пресвитеру Иоанну. Любопытное, я бы даже сказал — экзотическое наложение исторических срезов, верно? Похоже на фармеровский «Мир реки», только еще мифичнее».

«Приятель, — прорычал Гильганош, — хватит пороть ерунду. Вы помешали мне, когда я охотился. И потом, сделай одолжение, оторви этого недоумка от моей ноги! Я и сам порой не прочь позабавиться, но плохие писатели-фантасты меня не возбуждают. Убери его, а не то полубог Гильганош выпустит ему потроха!»

«Гильганош! — вскричал Роберт Э. Говард. — Разрази меня гром! Замечательно! Возьми меня, Гильги! Возьми меня!»

По счастью, Гильганош отвлекся на отряд гверильясов, которые имели дурную привычку время от времени заваливать в Гадес. Говарду повезло и в другом: они с Лавкрафтом прихватили с собой в дорогу автоматы, а потому без труда справились с партизанами, тем более что им помогал стрелявший из лука Гильганош.

После схватки все трое отправились в царство Пресвитера Иоанна, и там Гильганош повстречался с Инки-Динки-Ду, и они изрядно отмутузили друг друга, а потом решили помириться. Лавкрафт и Говард обнаружили, что во владениях Пресвитера имеются издательства, порвали с королем Генрихом Восьмым и принялись сочинять эротические рассказы для выходящего в Гадесе журнала под названием «Плейбой-герл».

Как правило, Билл наслаждался теми ощущениями, какие возникали при движении книги по носоглотке, однако ему постоянно хотелось, чтобы романы были подлиннее, дабы удовольствие подольше не кончалось, а потому творение Голдилокса пришлось Герою Галактики весьма и весьма по душе.

Так проходили дни.

Билл прочел все романы, кроме одного, последнего. Он только-только приступил к нему, прочитал заглавие и первую фразу:

«Это произошло в темном и бурном Мире Ночи…», — как вдруг дверь камеры распахнулась настежь.

— Бам! — бамкнула она.

— На выход с вещами! — рявкнул офицер, за спиной которого теснились солдаты.

— Летние сборы закончились. Подтирай задницу, Билл, или как там тебя зовут, — прибавил седовласый, весь в шрамах воин, истинный доходяга, вполне достойный сержантских нашивок. — Хозяин этого замка зовет вас с приятелем к себе. Мой совет — готовься к смерти.

— По-твоему, хозяин нас отпустит? — радостно улыбаясь, справился Билл.

— Отпустит? — истерически взвыл солдат. — Только через мой труп! А лучше через твой. Зачем мы, скажи на милость, целый день кипятим масло?

Прежде чем солдаты выволокли его из темницы, Билл ухитрился проглотить последние полмиски ферментированной похлебки.

Глава 14

— Что ты сказал?

Косматый правитель Перешейка Импотенции неохотно привстал, опрокинул со стола на пол кувшин и кубок с вином и свирепо уставился, вытаращив налитые кровью глаза, на посиневших от холода и съежившихся со страха пленников, что стояли посреди зала, закованные с ног до головы в кандалы, из-под которых лишь кое-где выглядывали лохмотья, в какие превратилась их одежда, а потом со стоном опустился обратно в кресло.

Билл облизнулся. Он испытывал нечто вроде отчаяния, глядя, как растекается по полу и сливается в забитое шерстью сливное отверстие драгоценная, пускай и не слишком сладко пахнущая жидкость.

— Я сказал, ваше королевское бессилие, что мы — обыкновенные странники и разыскиваем Источник Гормонов.

— Нет! Нет! — взвизгнул барон, хватаясь за полы своего усыпанного крошками и усеянного жирными пятнами платья, словно собирался от восторга разорвать собственное одеяние. — Вернись на несколько предложений назад! К тому человеку, который вас сюда послал!

Рик и Билл озадаченно переглянулись. Обмен получился равноценным.

— Вы про доктора Делязны? Как по-твоему, Билл? — спросил Рик, который вышел из подземелья заметно бледнее и худее, чем был, когда вошел.

— Делязны! — вскричал барон, выдирая у себя клок прямых волос. — Делязны! Да, да, про него!

— Эй, Билл, сдается мне, этот тип знаком с Делязны!

Билл ошарашенно покрутил головой, причем его движения сопровождались полумузыкальным звяканьем кандалов.

— Мне тоже так кажется. Но ведь это невероятно? Разве может здешний барон хотя бы знать о том, что существует такой доктор Делязны? Не забывай, Делязны, в общем-то, человек, а барон — архетип. Кстати, а что значит «архетип»?

Билл, как и полагалось истинному солдату, благополучно забыл большую часть того, о чем вещал доктор Делязны в своей скучной лекции про архетипы. В крохотном проспиртованном мозгу военного образца, каким обладал Герой Галактики, не было места для мысли, что сексуальные расстройства миллиардов мужчин способны создать нечто вроде такого вот архетипического барона.

Барон снова застонал. Стон получился весьма жалобным, прямо-таки душераздирающим. Бесплод — так его звали, барон Бесплод — попытался встать с кресла, однако не сумел и остался стоять, согнувшись пополам. На глазах у него выступили слезы отчаяния, лицо приобрело свекольный оттенок.

— Нет, нет, я человек, такой же человек, как вы. Настолько же человек, насколько бесчеловечен мерзавец и подлец Делязны! — Глаза барона, глядевшие с прищуром из-под кустистых бровей, тускло сверкнули. Он раскачивался из стороны в сторону, прерывисто, натужно дышал — словом, старался каждым дюймом своего тела устоять хотя бы в этом чрезвычайно неудобном положении. — Скажи мне, Билл, — прохрипел он. — Твою ногу тебе пришпандорил проклятый вивисектор Делязны?

— Не совсем… По правде сказать, я обзавелся ею… ну, в другом месте.

Билл полусознательно спрятал раздвоенное копыто за второй ногой, чтобы на него не пялились толпившиеся вдоль стен зала отвратительные твари, которые, услышав слова повелителя, зашевелились и подступили поближе к Герою Галактики.

— Ты уверен, Билл? — прорычал барон Бесплод и выставил перед собой палец с обгрызенным ногтем. — Здесь наверняка не обошлось без Делязны! Он — дьявол во плоти! Именно он отвечает в Империи за многие, если не за все, зловещие психосоматические исследования. Говорят, что не кто иной, как доктор Делязны, наделил Императора косоглазием, когда проводил операцию на мозге, чтобы вырезать вросшие в мясо ногти. Если это правда, тогда карьера гнусного изменника отмечена еще одной ошибкой. А что Делязны предатель, известно даже нам благодаря моим биотехническим механизмам.

— А когда вы с ним познакомились? — спросил Билл.

— По-твоему, я родился таким уродом? По-твоему, я появился на свет здесь, в тутошнем мраке и запустении? Нет! Неужели ты не понимаешь… Язык меня не слушается. Какая трагедия, а всем плевать! Всем, и тебе тоже! Ты задал свой вопрос лишь затем, чтобы посмеяться надо мной! Я был величайшим ученым на свете! Почитаемым, уважаемым имперским доктором наук. Даже такие олухи, как вы, должны были слышать обо мне. Доктор Кранкенхаус. Самый великий из всех хирургов-психосоматиков, каких знала история! Я выполнял психосечение мозга молодого мужчины, когда мне внезапно открылась истина.

— Истина? — моргнув, переспросил Билл.

— Да! — воскликнул барон Бесплод, брызгая слюной, чего в пылу красноречия просто не заметил. — А истина заключалась в том, что большинство мужчин мыслят своими яичками! Никакой другой ученый ни до чего подобного не додумался! Все считают, что гонады влияют на мозг лишь через выброс тестостерона. Это верно, однако лишь отчасти. Я, доктор Кранкенхаус, в тот знаменательный день в Головотяпском университете убедительно доказал, что происходит на самом деле! Мой гений создал секс-получатель, прибор, который улавливает излучения, исходящие от желез. Никогда не забуду, как включил питание и смог наконец увидеть воочию то, что до сих пор присутствовало только в теории! Я говорю о прежде невидимом энергетическом канале, который соединяет напрямую нижнюю часть человеческого тела с продолговатым мозгом. Цвет у канала был темно-красный, ближе к багрянцу. Я быстро произвел кастрацию, взмах скальпеля — и готово, и канал исчез, что неопровержимо свидетельствует о том, что он идет не от мозга, а с противоположного конца. Ну, господа, неужели вы не понимаете всей важности моего открытия?

— Кастрацию? — произнес Билл. Во рту у него пересохло, руки дрожали — он испытал страх, присущий каждому настоящему мужчине.

— О, я пришил все, что отрезал! Говорю вам, я был великим хирургом! Пришил — и вот оно! Канал появился снова! Понимаете? Канал психической энергии появился снова! Продолжая эксперименты, я также установил, что канал имеет гиперпространственное ответвление, которое входит в море человеческой энергии, что плещется в ином измерении. Получается нечто наподобие протекающего психического водопроводного крана. А это иное измерение — Зажелезия, та самая страна, на территории которой мы с вами сейчас находимся! — Барон настолько разволновался, что упал на пол. Вставать он, похоже, не собирался и продолжал лекцию с пола, временами спазматически дергаясь, словно перевернутый на спину жук. Такое происходило всякий раз, стоило ему особенно чем-то увлечься. — У меня был помощник, Делязны! Он постоянно шпионил за мной! Скоро он узнал все то, что знал я, насчет Зажелезии, и причем почти в то же мгновение, в которое знание пришло ко мне. Я стремился к постижению тайн человеческого организма и не мечтал ни о каких почестях, кроме, разве что, Галактической Нобелевской премии и чудесной должности в Гелиорском университете. Но Делязны!.. Я не понимал тогда, что Делязны жаждет большего! Гораздо большего!

— Да, — подтвердил Рик. — Он хочет принести человечеству мир, прекратить войну с чинджерами.

— Ба! — Бесплод фыркнул и судорожно дернулся от отвращения. — Гнусная ложь! Если он и связался с чинджерами, то — ставлю доллары против навозных жуков! — не преминет предать их столь же быстро, как предал людей. Он алкает власти! Неограниченной власти! Делязны хочет использовать космическую энергию Зажелезии в собственных мерзких целях. Однако у него ничего не выйдет, если только он не отыщет источник энергии…

— Источник Гормонов! — проговорил Билл, начиная смутно догадываться, о чем идет речь.

— Говоря архетипически, да. Источник Гормонов, средоточие космической энергии. Увы, до сих пор никому не удавалось его найти, — барон вяло махнул рукой, как бы показывая, что под «никто» подразумевает своих присных. — Разумеется, если бы мы нашли Источник, то обязательно подыскали бы ему применение. Верно, вы, уроды безмозглые, придурки-доходяги?

Ответом были дружный слабый стон и шарканье ног.

— Я вот чего не понимаю, доктор Кранкенхаус, то есть барон Бесплод, или как вас там еще. Если вы и впрямь первым открыли Зажелезию, то с какой стати вы здесь и в таком плачевном виде?

Доктор Кранкенхаус щелкнул пальцами — по крайней мере, попытался, но те лишь скользнули друг по другу — и, указав на пленников, с бульканьем в горле велел своим сподвижникам:

— Освободите их! И принесите какие-нибудь штаны, а то я совсем замерз, глядя на эти синие задницы! Они такие же невинные жертвы, как и мы!

К пленникам подступили двое гномов, которые принялись отпирать замки на кандалах, а доктор Кранкенхаус тем временем кое-как взобрался на трон и обессиленно, задыхаясь от изнеможения, рухнул на сиденье.

— Спасибо, — поблагодарил Билл, натягивая грязные меховые штаны. Покончив с одеванием, он стал растирать онемевшие руки.

— Вы не ответили на вопрос? — напомнил Рик.

— Нет. Извините. Одна только мысль о том, что со мной стряслось, бередит мне душу, — доктор Кранкенхаус прижал к лицу дрожащие мелкой дрожью ладони, словно норовя заслониться от воспоминаний — по-видимому, безуспешно. — Прошу прощения, что обошелся с вами несколько грубо, но у нас тут так заведено. Мы не любим чужаков, от которых можно ожидать неприятностей.

— А откуда вы знаете, что мы не подосланы доктором Делязны? — спросил Рик.

— Подосланы? — еле слышно хихикнул Кранкенхаус. — Навряд ли. Вы, ребята, чересчур тупоголовы для того, чтобы быть шпионами.

— Может, вам станет лучше, если вы расскажете нам о себе? — предположил Билл.

— Ах да! Моя история! Таких мучений не выпадало на долю никому!

Дело было поздно вечером, в университетской психосоматической лаборатории. Я только что закончил обрабатывать отчет о ежегодном празднике вручения того студенческого общества «Дельта-Смегма-Высший Класс», — празднике, за которым по обычаю следуют рейд по женским трусикам и буйная оргия; естественно, мне хотелось поскорее внести полученные результаты в мой управляемый компьютером аппарат. Понимаете, я находился посредине пути к созданию энергетического аналога «калоканала», того психического канала, по которому в мозг мужчины поступает энергия. В случае успешного завершения эксперимента я предполагал, что сумею с помощью своей машины открыть проход в Зажелезию. К тому времени у меня уже сложилась гипотеза об энергетических манифестациях Зажелезии, однако нужно было заглянуть туда самому, чтобы, так сказать, подкрепить теоретические доводы практическим лицезрением.

Какой замечательный задумал эксперимент! Каким восхитительным обещало быть путешествие! Увидеть собственными глазами пока непостижимый Х-фактор человеческой психики. Что называется, микро против макро. Я могу лишь сказать, что был необычайно взволнован, истинных же своих чувств передать попросту не в силах.

Предполагалось, что мой помощник Делязны в отпуске. Я и не подозревал, что он исподтишка соорудил устройство, благодаря которому мог следить за работой моего компьютера и прочих инструментов в лаборатории.

Итак, дело было поздно вечером. Догадавшись, что я задерживаюсь на работе, моя красавица-дочь Ирма принесла мне домашнего винца и сандвичей со свининой. Я попросил ее не уходить, чтобы она могла засвидетельствовать мой очередной шаг — введение в аппарат незначительного количества энергии, образно выражаясь, прокачку. Я намеревался ввести сексуальный заряд, который называется оргоном и который я собрал на празднике вручения тог. Мне было неведомо, что Делязны наблюдает за каждым мои шагом. Кстати говоря, он не только порядочная свинья, но и никудышный электрик. Едва я дернул за рычаг, чтобы начать процедуру, как изрядная часть заряда перетекла в провода, которые он присоединил к аппарату, и вошла в него, хотя он сидел в своем логове на расстоянии полумили от лаборатории. Я ничего не заметил, поскольку весь ушел в созерцание энергетического канала, протянувшегося из нашего измерения в Зажелезию. В результате происков Делязны произошла флуктуация плоскостей, деформация пространства! А та энергия, которая вызвала эту деформацию, пришла из потустороннего мира, каковой мог быть лишь Зажелезией. Я был близок к успеху!

В следующий миг в лабораторию ворвался Делязны — волосы дыбом, глаза вот-вот выскочат из орбит, из ушей валит дым. «С дороги, идиот! — крикнул он и попытался схватить мою дочь. — Я поимею ее! Я должен иметь ее! Обниму! Затопчу! Дефлорирую! Йо-хо-хо!»

Надо признать, я настолько увлекся своим экспериментом, что не замечал, что Делязны точит зубы на Ирму. Теперь мне все стало ясно. Приток энергии из Зажелезии оказал на него губительное воздействие. Он буквально исходил вожделением!

Мы сцепились, покатились по полу — о, я сражался как лев! — а вокруг грохотали взрывы и сверкали искры. Ирма попыталась оторвать его от меня, однако я поспешил прогнать ее. В конце концов мы очутились у самой границы прохода Отсюда — Туда. Не знаю, откуда у меня взялись силы сопротивляться безумцу, однако я сумел вытолкнуть Делязны за пределы нашего измерения. Зияющая дыра поглотила моего помощника, раздался оглушительный треск. Я кое-как поднялся и заключил в объятия Ирму, уверенный в том, что покончил со злодеем раз и навсегда.

Однако он появился вновь, в тот самый миг, когда я собирался отключить питание. Очевидно, он ухватился за край дверного проема и сумел удержаться благодаря той чудовищной силе, какая присуща всем сумасшедшим. Естественно, теперь оргона в нем было куда больше прежнего. Издав яростно-похотливый рык, он направился прямо к Ирме!

Бедная моя доченька! Ей не оставалось ничего другого, как бежать в Зажелезию, и она, не раздумывая, прыгнула в проем, чтобы избежать ужасной участи быть опозоренной подлым мерзавцем!

А что я? Я чувствовал себя утомленным до изнеможения, изнуренным до последней степени, но все же сверхчеловеческим усилием воли заставил себя встряхнуться и схватил стул, который обрушил сначала на генератор, а затем на другие наиболее ценные устройства. После чего, с именем моей дорогой Ирмы на устах, рухнул в дверной проем, который в следующее мгновение исчез. Падение и та усталость, какую я испытывал в момент перехода, и превратили меня в калеку, которого вы видите перед собой.

Очнулся я здесь, на Перешейке Импотенции. О! Какое совпадение! Обитатели этого гнусного местечка приняли меня за бога; быть может, в какой-то мере я и вправду бог. Бог, которому незачем жить, ибо он навеки утратил свою прелестную дочь, ненаглядную Ирму!

Теперь же я стал еще более жалок. По всей видимости, Делязны, мой бесталанный, ни на что не годный помощник, закончил медицинский колледж. Я уверен, ему удалось этого добиться только за счет обмана и того оргона, который скопился в его организме. Он сделался врачом и таким-то образом — наверное, через похищенные у меня книги — воссоздал проход в Зажелезию, куда и посылает всяких болванов на поиски источника космической энергии, обладание которой позволит негодяю покорить Вселенную. Хуже того, он наверняка заполучил Ирму и лишил ее чести! Горе мне! О горе мне, горе!

Завершив свое повествование, барон Бесплод — иначе именуемый доктор Кранкенхаус — разразился слезами и сдавленными рыданиями и задрожал как в лихорадке.

Билл растрогался настолько, что, несмотря на многолетний опыт, приучивший избегать добровольности во всех ее проявлениях, полагая, что свой зад дороже чужого, невольно шагнул вперед. Не находя от волнения слов, он подковылял к трону, прижал руку к груди и опустился на колени.

— Не тревожьтесь, дорогой доктор Кранкенхаус. Я верю вам всем сердцем и — точно! — всеми фибрами своей души. Меня сюда привела судьба, та самая, что забросила нас обоих на этот страшный перешеек. Я люблю вашу дочь, люблю больше жизни. Я повстречался с ней, когда впервые очутился в Зажелезии. Да, мы встретились, и я разинул рот от ее красоты, плюхнулся в лазурные озера глаз и немедленно, глубоко и неисцелимо влюбился! А она ответила мне взаимностью! Мы с ней любим друг друга!

— Билл, — проговорил Рик, вытаращив от ужаса глаза, явно озабоченный поведением приятеля. — Арррр! Какого дьявола ты несешь всякую ахинею?

— Извини, — отозвался Билл, стряхнув с себя наваждение. — Проклятие комиксов! — Он глубоко вздохнул. — Так или иначе, док, это правда. Если, разумеется, мы толкуем про одну и ту же Ирму. — Он описал вкратце свою возлюбленную.

Король повел себя более чем странно. Слушая Билла, он становился бледнее и бледнее, однако, когда Герой Галактики кончил, на королевские щеки неожиданно вернулся румянец. Бесплод привстал на полусогнутых, его глаза засверкали, словно к нему потихоньку возвращались здоровье и жизненные силы.

— Возможно ли такое? Ты нарисовал портрет моей ненаглядной доченьки! Значит, ты и впрямь видел ее!

— По правде, док, ее я и ищу. Понимаете, я, как говорят у нас в казарме, на ней помешался. Я прибыл сюда вовсе не ради доктора Делязны, а ради Ирмы!

— Не знаю, не знаю, — нахмурившись, произнес король. — Не уверен, что мне хочется, чтобы моя дочь связала свою жизнь с профессиональным солдатом, у которого вдобавок такие клыки. Пойми правильно, в этом нет ничего обидного, однако то, что вполне подойдет для какого-нибудь льва, не слишком соответствует моему представлению о зяте.

— Слушай, урод! — прорычал Билл. — Я могу избавиться от клыков!

— Аррр, Билл! — воскликнул пораженный Рик. — Ты готов ради женщины пожертвовать клыками Смертвича Дранга? Приятель, тогда ты точно влюбился!

А Билл, которого вдруг захлестнули жалость к самому себе и слезливая сентиментальность, сообразил, что по его щекам струятся слезы.

— Верно, Рик! Признаться, мне с трудом верится, что старый солдат-неудачник наконец-то отыскал свою любовь. Женщина, единственная на миллиард, сумела прорвать мою оборону. Знаешь, Рик, даже солдаты имперской армии не могут сопротивляться любви. Я отправлюсь на край Вселенной, дойду до последних рубежей Зажелезии, только бы найти Ирму!

— Старина, поверь мне, у тебя просто закружилась от здешнего воздуха голова, — сказал Рик. — Чтобы ты… Впрочем, ладно. В конце концов нам с тобой пока в одну сторону. Ты ищешь свою любовь, а я — «Святограальское крепкое».

— Ты ищешь «Святограальское крепкое»? — справился доктор-барон. — Я и сам не прочь его отыскать. По слухам, замечательная штука. Быть может, оно восстановит мое подорванное здоровье. Что же ты до сих пор молчал? Я бы тогда не бросил тебя в темницу.

— Да все в порядке, — уверил за приятеля Билл. — Нам все равно нужно было отдохнуть, верно, Рик?

— Пожалуй. — Рик пожал плечами и повернулся к королю. — Док, вы, кажется, сказали, что понятия не имеете, где находится Источник Гормонов?

— Увы! Сие загадка даже для моих приборов!

— Мы столкнулись по дороге с драконом, который отправил нас на юг, — проговорил Билл.

— В Зажелезии все пути ведут на юг! — Барон Бесплод поманил к себе двоих троллей. — Лакеи! Принесите мои носилки! Я хочу показать нашим гостям мои изобретения!

Мгновение спустя к трону подбежали двое уродливых существ с носилками, чуть позже к ним присоединилось третье, и они все вместе принялись закатывать повелителя на носилки. Бесплод несколько раз звучно падал, оглашая зал гневными воплями и повергая в замешательство подданных. Тем не менее после множества проклятий и нелепых телодвижений ему удалось-таки взгромоздиться на носилки. Тролли вскинули те на плечи и двинулись к двери.

— Пойдемте, господа, не пожалеете. Возможно, присутствие незамутненных умов поможет мне разрешить эту злополучную загадку.

Освобожденные от оков, Рик и Билл теперь без труда поспевали за бароном, то есть доктором, то бишь королем — и кем он там был на самом деле.

— Птица, что висит у тебя на шее, — проговорил барон, обращаясь к Биллу. — Раньше, когда мы едва познакомились, я постеснялся спросить, но сейчас мы стали закадычными друзьями, и я знаю, что ты не обидишься на мое любопытство. Знаешь, эта птица — почти такая же диковинка, как твое раздвоенное копыто. Ведь голубь, пускай дохлый, символ мира, или я ошибаюсь?

— Ни капельки, — мрачно ответил Билл. — Меня покарали Грязнью Стадного Мутноброда за то, что я ненароком прикончил птичку. Наказание снимается лишь тогда, когда я отыщу свою истинную любовь, которую зовут Ирмой.

— А что с ногой?

— Старая рана.

— Очень интересно! Однако слушайте. Мы приближаемся к комнате, в которой раньше жарили кофе и которую я превратил в свою лабораторию. Да, да, парни. Заходите ко мне в лабораторию и посмотрите, что там жарится сейчас. Ха-ха! К сожалению, так редко ныне случается пошутить!

— Похоже на то, — согласился Билл. — А если все шутки такие, как эта, то лучше и не надо.

— Если я правильно понял, вы надеетесь с помощью своих приборов установить местонахождение Источника Гормонов? — спросил Рик, с сомнением почесывая в затылке.

— Да. За годы моего правления перешейком я ни в коей мере не забросил своих исследований. Никоим образом! Разве что стал применять другие инструменты… Но стоит ли попусту болтать перед дверью, когда можно распахнуть ее и войти! Воппи! Образина! Вперед! Пускай наши гости узрят великое чудо!

Билл, который в последнее время навидался чудес в избытке, подумал, что с большим удовольствием узрел бы бутылочку чего-нибудь покрепче, однако затем признался себе, что старый калека возбудил его любопытство.

Из-за двери доносилось нечто вроде бормотания. Да, бормотание и причмокивание, шипение и пыхтение, плеск и рев. Подобного сочетания звуков Биллу не доводилось слышать с тех самых пор, как он чуть не утонул, — дело было в учебном лагере.

Дверь лаборатории, огромная, массивная, была изготовлена из древесины дуба, обитой вдобавок железом, и троллям пришлось изрядно поднапрячься, чтобы распахнуть ее. Однако они справились, а затем подхватили носилки с повелителем и устремились в лабораторию. Рик и Билл двинулись следом, все шире и шире раскрывая глаза.

— Я вижу то, что вижу? — выдавил Билл.

— Точно, — подтвердил глухим, как из бочки, голосом Рик.

— Что скажешь?

— Скажу, что, пожалуй, пойду. — Рик медленно попятился.

— Пойдешь? Эта штука что, действует тебе на нервы?

— На нервы? — взвизгнул Рик, судорожно сглотнул и произнес: — Мне не было так весело с того дня, когда свиньи сожрали мою младшую сестренку!

Глава 15

— Что за ёлки-палки? — прошептал Билл и несколько раз быстро сглотнул.

Рик не ответил, ибо стоял разинув рот и выпучив глаза; его лицо приобрело диковинный зеленый оттенок, словно с ним случился неожиданный приступ гастроэнтерита.

Лаборатория оказалась просторным помещением с высоким потолком. Приблизительно четверть комнаты занимало Это, от которого тянулись к примитивной панели управления многочисленные отростки. Это представляло собой скопище рук, желудочков и щупалец, а также прочих органов — мозгов и тому подобного, что виднелись сквозь полупрозрачную кожу. Глаза и уши загадочного существа обнаруживались в самых неожиданных местах. Кроме того, если присмотреться, можно было различить некие органы, которые попросту не поддавались отождествлению; разнообразных размеров и форм, все они находились под многоцветной, полупрозрачной, сшитой из отдельных кусков кожей, впрочем, не все: некоторые — вроде колышущихся кишок или гигантских бьющихся сердец — высовывались наружу. Когда в лаборатории появился доктор Кранкенхаус со своими прислужниками и гостями, существо открыло глаз с добрый ярд в поперечнике. Этот глаз располагался в самом центре скопища органов; он бесстрастно взирал на пришельцев.

— Смотрите, джентльмены! — прохрипел с энтузиазмом барон Бесплод. — Вы, должно быть, догадались, что в Зажелезии обычные технологии не применяются, поскольку не срабатывают. Потому-то я изобрел биотехнологию. Перед вами — первый в мире биокомпьютер! Сейчас вы увидите его в действии.

Вдохновляемый пылом истинного ученого, барон слез с носилок и подковылял к длинному столу, на поверхности которого возлежало несколько мясистых органов. Их удерживали на месте металлические и деревянные рычаги и микрометры. На изящно нарисованных от руки графиках подрагивали стрелки шкал, что показывали результаты измерений. Бесплод нажал на кнопку, и на конце некоего сложного деревянно-органического аппарата чиркнули разом десять кресал, от которых одновременно воспламенились десять свечей. Бесплод словно скинул баронскую личину и превратился в доктора Кранкенхауса, который взялся изучать положение стрелок.

— Гм-м… Похоже, машина пребывает в гомеостазе. Сдается мне, мы можем вызвать образ-другой.

— Арррр! Минуточку! — воскликнул Рик, наконец-то обретя голос. — Да не оскорбит вас мое невежество, но как вам удалось создать эту… штуковину?

— О, какая непростительная глупость! Я забыл упомянуть о том, что являюсь специалистом в области передовой хирургии, генетики и ремонта домашних телевизоров. Если говорить откровенно, то — хо-хо! — я еще и пописываю. По крайней мере, за обучение я платил теми деньгами, которые получил за свои книги. Вырос я в простой семье, мой отец был техником-удобрителем…

— Моя заветная мечта! — вскричал Билл.

— Заткнись. Я писал такие книги, как «Различные способы превращения домашних животных в полезные бытовые приборы» и «Хирургическая желудочно-кишечная диета доктора К. и советы, как трансплантировать мозг в домашних условиях». Иными словами, я обладаю всеми необходимыми познаниями. Когда меня зашвырнуло в это гнусное местечко, мне понадобилось лишь собрать нужные биологические детали, приготовить баки, в которых должны были расти ткани, заточить скальпели, высушить кошачьи кишки, которые я решил использовать вместо ниток, а также разогреть прижигательные утюги. После чего я сначала разрезал на части, а потом сшил между собой различных животных и сконструировал соответствующую нейрохимическую систему, способную поддерживать деятельность моих биотехнических устройств.

— Никогда такого не видел! — проговорил Билл, запихивая вытаращенные глаза обратно в глазницы.

— И не увидишь, — ответил с гордостью в голосе изобретатель. — Это единственный экземпляр. Так, давайте посмотрим, что там у нас на склераэкране. — Доктор Кранкенхаус потянул за рычаг, а затем щелкнул по металлическому датчику, подсоединенному к резиновому ремню, который крепился к чему-то вроде ганглий, что сопрягались с центральной нервной системой.

Веки на огромном глазу диковинного существа распахнулись шире прежнего. Зрачок и радужная оболочка отсутствовали; глазницу заполняла мутная белесая пелена. По склере проскочил разряд электричества, и внезапно на «глазном экране» начало формироваться изображение. Треск и прочие неприятные звуки исходили от двух расположенных под глазом вибрирующих мембран.

Доктор Кранкенхаус что-то подрегулировал. Мигание прекратилось, картинка обрела четкость. На экране появился мужчина: он стоял у стола и высыпал в тарелку содержимое пакета, который держал в руках.

— Сорняхуана, — объяснил он елейным тоном. — Завтрак галактической пехоты! Вы, черт возьми, наверняка откажетесь от такой пищи, зато она сотворит чудо, если использовать ее как удобрение для гидропонной оранжереи!

— Видите! И в Зажелезии можно принимать передачи интергалактического телевидения!

Билла едва не вытошнило. Он прекрасно помнил сорняхуану — очевидно, его желудок тоже не успел о той забыть.

Доктор Кранкенхаус повернул ручку устройства, которое принялось щипать громадные соски на органе, что смахивал на брюхо черной свиньи. Прибор немедленно переключился на другой канал.

— Туповизор! — пояснил довольный барон, заметив озадаченное выражение на лицах Рика и Билла.

На экране возник еще один мужчина, с бутылкой в руке и улыбкой на физиономии.

— Галактик! И вам не нужна сверхновая, чтобы почта пришла вовремя!

Доктор повернул следующую ручку, и картинка на экране вдруг резко изменилась. Она стала гораздо менее четкой; появившиеся фигуры имели размытые очертания, мембраны доносили приглушенные, искаженные голоса.

— Визуальная интерпретация энергетической информации, которая поступает в Зажелезию, — сообщил Кранкенхаус. — Вот та проблема, джентльмены, над которой я сейчас работаю. Мне кажется, что если я сумею улучшить фокусировку, то смогу узнать все, что требуется. Именно таким образом я получал и получаю сведения о том, что происходит в Империи, из которой меня выгнал негодяй Делязны.

— А та загадка, о которой вы упомянули, — сказал Рик. — О чем, собственно, речь?

— Как о чем? О точном местонахождении Источника Гормонов! О том, где же все-таки искать этот источник космической энергии! Найти его нелегко, иначе он давным-давно был бы в моем распоряжении, а мерзавец Делязны уже вовсю пользовался бы им и продвигался семимильными шагами к власти над Вселенной.

— Но почему загадка? — полюбопытствовал Билл.

— Да потому что здесь, в Зажелезии, извращена сама природа физических и математических законов! Давайте я объясню на примере. Тролли! Принесите мою доску и математические расчеты! — Тролли поспешили исполнить распоряжение. Они подкатили к Кранкенхаусу несколько школьных досок, установленных на скрипучие колесики. Доктор-барон взял в руки указку и мел. — Проблема, джентльмены, заключается в том, что здешняя математика, во многом напоминая ту, которая существует в реальном мире, действует по иным биохимическим принципам, — поскольку мы с вами находимся в громадной психожелезе. Поэтому мне пришлось в ходе исследований переименовать некоторые параметры. — Он ткнул указкой в большой нуль на одной из досок. — Эта цифра обычно называется нулем, правильно? В зажелезийной же математике слово «нуль» — значащее, оно расшифровывается как «наивысший утробный лаз», то есть тут мы, естественно, имеем дело с женским принципом железистой математики. Прочие цифры — 1, 2, 3, 4, 5 и так далее — именуются «членами», интегралы — «интерполами», то бишь «интересными положениями», и тому подобное. Когда вы помещаете любой из «интерполов» в скобки, внутри которых наличествует хотя бы один нуль, автоматически происходит умножение, вернее «размножение». Разумеется, железистый вариант теории множеств называется «теорией многоложеств».

Доктор Кранкенхаус принялся что-то писать мелом на доске.

— Господи! — проговорил Рик. — Знаешь, Билл, мне как-то совсем не хочется узнать, как они тут обозвали деление.

— Результатом «размножения», — продолжал доктор, изобразивший на доске знак равенства, — являются, конечно же, «дробгазмы», благодаря которым мы входим в нижний мир квантовой механики, на моем языке — «квантовой мошоники». Теперь, если вы слушали меня достаточно внимательно, вам не составит никакого труда уловить суть железистой физики. В общем и целом она не имеет ни малейшего смысла! — Кранкенхаус показал на рисунок, пестревший диковинными, словно нанесенными куриной лапой символами. — Вот, джентльмены, выведенные мной уравнения. Предположительно, в итоге всех вычислений я смогу установить точные координаты ядра Зажелезии, того самого Источника Гормонов, который мы все разыскиваем. Беда в том, что мой биокомпьютер всякий раз выдает новый набор координат, поскольку проклятые «члены» постоянно совокупляются с нулями и оттого возникают все новые и новые «дробгазмы»! — Он устало покачал головой. — Что ж, Рик и Билл, я объяснил вам все, что мог… Есть какие-нибудь мысли? Вы только представьте, какой нас ждет успех, если мы разгадаем эту загадку! Я исцелюсь и возвращу к жизни Перешеек Импотенции, мы с тобой, Билл, наконец-то увидим Ирму, а Рик — мне кажется, он найдет в Источнике Гормонов струйку «Святограальского крепкого».

Билл тупо уставился на уравнения, потом, почесав в затылке, перевел взгляд на биокомпьютер, который гудел, урчал и издавал прочие малоприятные звуки.

— Я могу складывать и вычитать, ну и немножко, если голова в порядке, делить и умножать. Извините, док. Или барон, или как вас там. Что-то у меня башка не варит. По-моему, нам с Риком лучше всего возобновить поиски.

— Не стоит, — возразил Рик.

Билл и доктор Кранкенхаус дружно повернулись к нему, даже биокомпьютер изрёк нечто вроде «Чего?» и недоуменно моргнул.

— Ты придумал? — прошептал Кранкенхаус с видом человека, хватающегося за соломинку.

Лицо Рика озарилось глуповатой ухмылкой, глаза заблестели неестественным блеском, зубы как будто засверкали — то ли от героизма, то ли от чего-то еще.

— Ваши уравнения, доктор. — Рик шагнул вперед и постучал по доске. — Они поистине замечательны. Это переворот в нелинейной математике, не говоря уж о неэвклидовой геометрии.

— Ты разбираешься в высшей математике? — с восторгом в голосе спросил Кранкенхаус.

— Аррр! Так, кое в чем, — отмахнулся Рик. — Понимаете, док, гораздо важнее то, что в Организменном университете меня учила математике и гимнастике прекрасная наставница. Мы изучали эти предметы в действии! — Он ткнул пальцем в одно из уравнений. — Множители, доктор! Вы полностью пренебрегли важностью множителей! Разумеется, в теории подобное вполне допустимо, но ведь железистая математика основывается на практике!

— Не понял.

— Все очень просто. Подставьте во все свои уравнения еще одно число 6, и всякий раз у вас будут точные координаты.

— И какое же именно?

— Ну… — Рик прокашлялся и мрачно кивнул. — Конечно же, 69!

Челюсть калеки-доктора отвисла чуть ли не до пупка. Тролли бросились на помощь своему повелителю и совместными усилиями вернули челюсть на место.

— Такое со мной случается, — извинился перед гостями Кранкенхаус. — Великолепная идея, Рик! Надо ввести ее в компьютер.

Заразившись энтузиазмом доктора, Рик и Билл в мгновение ока затолкали все доски и диаграммы в пасть биокомпьютера, в которой мелькнули на мгновение огромные клыки. Пасть захлопнулась, и машина принялась пережевывать информацию.

— Аррр! — заметил Рик. — Вот что значит грызть гранит науки!

— Мы получим ответ! — провозгласил Кранкенхаус, оторвавшись на миг от начавшей выползать распечатки. — Не верю своим глазам, джентльмены, но машина и впрямь работает! Она выдает координаты, которые не являются переменными… Тролли! Мои карты, живо!

Тролли вкатили в лабораторию стенды с картами, которые выглядели так, словно их рисовал сидящий на игле маньяк, однако доктор-барон, похоже, не испытывал ни малейших затруднений. Он присмотрелся к одной, к другой, сорвал несколько штук со стендов и наконец издал торжествующий вопль.

— Нашел! Я знаю, где находится Источник Гормонов!

— Аррр! Вот и славно. Где же он?

Кранкенхаус выбрался из-под груды карт, стискивая скрюченными пальцами один-единственный листок, чиркнул по тому обгрызенным ногтем — и его глаза выскочили из орбит. На сей раз тролли воткнули ему в ухо рукоятку, вращая которую вернули глаза в глазницы. Едва обретя возможность видеть как следует, добрый доктор прижал карту к груди, а потом, весь дрожа от волнения, протянул ее Рику и Биллу.

На первый взгляд эта карта ничем не отличалась от остальных, более того — она смахивала на изысканную порнографическую гравюру.

— Здесь! — воскликнул Кранкенхаус, указывая на темное, жирное пятно на бумаге.

— О’кей, док, — сказал Билл. — Я сдаюсь. Где?

— Здесь! — повторил доктор, качая головой. Его лицо по-прежнему выражало изумление. — Неужели не понимаете? Здесь, на этом самом месте!

Глава 16

— Здесь? — выдохнул Билл.

— Здесь! — пробормотал Рик, глаза которого прямо-таки полыхали от возбуждения.

— Совершенно верно. Согласно расчетам, которые выдал биокомпьютер, Источник Гормонов, средоточие космической энергии, находится в моем замке.

— Ерунда какая-то, — проговорил Билл. — Мы же на Перешейке Импотенции, так? Откуда же тут взяться гормонам?

— Должно быть, он не на поверхности… — неуверенно отозвался доктор-барон. — Потенциальная энергия на периферии зарождающегося существа…

— Чепуха! Ничего подобного! — возбужденно вскричал Рик. — Док, мы с вами толкуем о биологии. О химии! Если представить Зажелезию этакой исполинской амебой, тогда ее средоточие будет соответствовать ядру амебы, плавать, так сказать, внутри. Очевидно, что Источник Гормонов располагается в замке отнюдь не случайно!

— Но где же он? — спросил Билл. — Я что-то не вижу никакого источника.

— Значит, название — всего лишь метафора, — откликнулся Рик. — Но я утверждаю, доктор, что, пока мы тут беседуем, где-то поблизости некие биологические устройства с невероятной скоростью порождают на свет гормоны.

— Я изнемогаю, — пролепетал обессиленный Кранкенхаус и чуть было не упал. — Мои мозговые клетки отказываются работать. Будь настолько любезен, объясни поподробнее.

— С удовольствием, док. — Рик показал на биокомпьютер. — Совмещая тела всех тех животных, о которых вы упоминали, вы должны были объединить их железы, в том числе, естественно, половые. По моей теории, которая, я надеюсь, вскоре подтвердится, эти железы слились в одно целое и образовали гиперсексуальный орган, взаимодействующий сейчас со сложной нервной системой компьютера. Энергия, которую они выделяют, по необходимости привлекает всякую другую. — Рик настолько разволновался, что даже начал пританцовывать. — То-то и оно! Ваш компьютер получает сексуальную энергию изо всей известной Вселенной, а может, как знать, и из неизвестной!

— Молодой человек, — произнес доктор Кранкенхаус, — я вынужден признать, что вы не только разбираетесь в железистой математике и сексуальной механике, — нет, вы как будто осведомлены о том, что находится целиком и полностью за пределами моих познаний!

— Я просто выдвинул гипотезу, док, — отозвался Рик, не обратив, похоже, особого внимания на слова Кранкенхауса. — Ее нужно проверить на практике. Если все точно, тогда мы, наверно, сможем использовать ваши инструменты, чтобы подключиться к Источнику, который на деле правит Зажелезией. Кстати, чего вы оба хотите, пусть и по разным причинам?

— Выпить бы, — облизнулся Билл.

— Да нет же, недоумок! Ты что, уже забыл? Ты хочешь найти свою истинную любовь, Билл. Ты хочешь найти Ирму.

— Ирма! — горестно вскричал доктор. — Ну конечно! Мое ненаглядное дитя! Да, она бродит по Зажелезии; ведь именно тут ей повстречался Билл. Замечательно! Введя в компьютер необходимые данные, мы, возможно, сумеем отыскать Ирму и переместить мою дочурку сюда!

— 38-22-34! — проговорил Билл.

— Скажи, Билл, — изумился Кранкенхаус, — откуда тебе известны такие вещи про мою дочь?

— Так, слышал где-то, — пробормотал Билл и резко сменил тему: — Чего ты ждешь, Рик? Давай программируй!

— С вашего разрешения, доктор.

— Разумеется! О, неужели мои тщетные поиски наконец-то закончатся? Как долго я ее искал! Кажется, столетия. Валяй, Рик! Между прочим, твоя манера выражаться мне почему-то знакома. Мы не встречались раньше?

— Поехали! — провозгласил Рик, пропустив вопрос доктора мимо ушей, и принялся вращать ручки компьютера.

— Минуточку! Откуда ты знаешь, что делать?

— Я быстро учусь, — отозвался Рик, нажимая одну за другой кнопки и дергая за рычаги. Задрожали сухожилия, засверкали нервы и ганглии, затрещали электрохимические разряды.

— Зороастр! — обеспокоенно проговорил Билл. — Что творится с биокомпьютером?

Кожа, которая обтягивала внутренности грандиозной машины, начала светиться, затем вздыбилась на швах и стала на глазах сжиматься, словно претерпевая некие не слишком приятные изменения.

— Точно! — воскликнул Рик. — Пора вводить данные. 38-22-34! Не подкачай, приятель! Нам нужна Ирма Кранкенхаус!

Глаз биокомпьютера то открывался, то закрывался, будто машину изрядно накачали наркотиками. Из множества пастей и ртов высовывались языки, точь-в-точь как у тех игрушек, что продаются на предновогодних базарах. На коже набухали желваки, похожие на раздувающиеся воздушные шары. В следующий миг, испустив утробный стон, компьютер содрогнулся, и внутри одного из желваков возникло человеческое тело. Мембрана угрожающе вспухла.

— У кого-нибудь есть булавка? — спросил Рик.

Тут же выяснилось, что булавка не понадобится. Мембрана лопнула сама по себе. На пол лаборатории хлынула некая жидкость, в потоке которой бултыхалась женщина.

— Ирма! — радостно возопил Билл, не веря собственным глазам. — Ирма!

— Йёк! — произнесла женщина, плюхнувшись на пол. — Ну что ты вылупился, идиот?! Помоги мне подняться! Я насквозь промокла.

Билл осторожно шагнул вперед, поставил Ирму на ноги и заключил в объятия. Он нисколько не боялся вымокнуть, а что касается Ирмы, то такой, в прилипшем к телу полупрозрачном платьице, она нравилась ему даже сильнее прежнего.

— Ирма! Ты меня узнаешь?

— Естественно, олух ты этакий! Ты Билл, а я — твоя любовь до гроба. Может, кто-нибудь соблаговолит объяснить, куда меня, черт побери, занесло? Учтите, мне сейчас не до шуток.

Она посмотрела на Рика, проигнорировала его, повернулась к барону Бесплоду — тот стоял, тряся головой в предвкушении счастливой встречи, и с надеждой глядел на Ирму — и вырвалась из объятий Билла.

— Папочка! Папочка! — Она подбежала к старику и прильнула к его груди. — Папочка! — Ирма слегка отстранилась и принялась разглядывать отца. — Твой артрит, наверно, совсем тебя замучил?

— Долго рассказывать, милая. Я очень, очень рад, что ты наконец со мной!

— Смотрите! — крикнул Билл, тыча пальцем себе в грудь. Дохлый голубь таял на глазах вместе с кожаным ремнем, на котором висел. — Я нашел Ирму, и Грязни Стадного Мутноброда приходит конец! Проклятие снимается! Неужели и в жизни бывает так, что все кончается хорошо? — Он подбежал к возлюбленной, подхватил ее на руки и запечатлел на губах девушки сочный поцелуй.

— Хорошо? — переспросил Рик. — Да, пожалуй, что так, Билл. Но вот только не для тебя и не для доктора с Ирмой — и, если уж на то пошло, не для Вселенной!

Билл, по-прежнему сжимая в объятиях Ирму, повернулся к Рику и озадаченно уставился на своего товарища. На лице Рика было написано странное удовлетворение, а цвет его кожи снова изменился и приобрел серый, почти металлический оттенок.

— О нет! Каким же я был глупцом! — проговорил барон Кранкенхаус. — Я должен был это предвидеть! Тролли, остановите, убейте его!

Тролли, спотыкаясь на каждом шагу, устремились к Рику, но — чересчур медленно. Пальцы Супергероя нажимали кнопку за кнопкой. Мгновение спустя биокомпьютер разинул две из множества пастей, из которых высунулись длинные языки, обвились вокруг троллей и уволокли тех прямиком в распахнутые зевы. Рик рассмеялся смехом безумца.

— Я нашел его! Источник Гормонов! Средоточие Зажелезии! Власть, которой я так долго добивался!

— Рик! — окликнул Билл. — Рик, старина! Ты что, слегка спятил? Я знаю, что свой зад дороже чужого, но это просто нелепо!

— Нет! — проскрипел доктор. — Ничуть! О боже! Стража! Демоны! Твари! Помогите!

— Поберегите дыхание, док, — предложил Рик, в ликующем голосе которого вдруг послышались знакомые нотки. — Я предусмотрительно запер, а вдобавок и заклеил суперклеем, — он показал тюбик, из горлышка которого сочились капли вязкой на вид жидкости, — все до единой двери. Поскольку я научился управлять вашим корпускулярным компьютером, достаточно одного движения… — Рик потянул за рычажок, и из-за главной двери донесся многоголосый вопль, — чтобы избежать каких бы то ни было попыток проникнуть сюда снаружи. Друзья, вы имеете дело с психическим эквивалентом удара под дых. Так что стойте, где стоите, или тоже получите свою порцию!

— Рик, да что с тобой такое? — изумился Билл.

— Это голос Латекса Делязны, — сказала Ирма.

— Ирма, я как раз хотел тебя спросить, — проговорил Билл. — Почему ты при нашей встрече назвалась Ирмой Сказскил?

— Не знаю, Билл. У меня в голове все тогда перепуталось. Наверно, я забыла. — Ирма ткнула пальцем в Рика. — Но этот голос не забудешь. Делязны! Ты один во всем виноват!

— Разве не я пришел к тебе на выручку, милая Ирма? К тому же я по-прежнему рассчитываю поиметь тебя, любимая. — Черты Рика исказила похотливая ухмылка. — Тебя и всех остальных красавиц Галактики в придачу. Я покажу тем болванам, которые потешались надо мной, что такое настоящий мужчина!

— Но Рик… Приятель! Что стряслось? Ты что, все время был за мерзавца Делязны? — Мысль о предательстве друга была для Билла нестерпимой.

— Неужели ты ничего не понял, Билл? — выдохнул доктор Кранкенхаус. — Перед тобой вовсе не Супергерой Рик. Это всего лишь андроид, управляемый, вне сомнения, по радио гнусным Делязны, который отсиживается в своем логове за пределами Зажелезии!

— Совершенно верно, Билл. Я построил андроида своими собственными руками, — сообщил через Рика голос Делязны. — И все вышло как нельзя лучше! Я знал, Билл, что могу на тебя положиться! Знал, что твое чутье выведет нас прямо к Источнику Гормонов. Теперь благодаря тому необыкновенному устройству, которое соорудил добрый доктор — нужно будет внести лишь кое-какие усовершенствования, — я могу управлять биокомпьютером со своей базы на дне костоломского океана.

— Что-то я не пойму, Делязны, — признался Билл. — Чего ты, чтоб тебе пусто было, добиваешься? Я думал, ты хочешь мира, пытаешься прекратить войну с чинджерами…

— О, война скоро прекратится сама собой! Обретя власть над Вселенной, я без труда расправлюсь со всеми, кто только посмеет встать у меня на пути! Естественно, я подчиню себе всех людей, до последнего человечка. Моему могуществу позавидовал бы любой из тиранов древности! Моими рабами станут все без исключения мужчины и, что гораздо важнее, все женщины! Все мои! Все! Надо мной смеялись и говорили, что я спятил. — Андроид омерзительно хихикнул. — Теперь мы увидим, кто безумец! Однако прошу прощения. Надо кое-что подрегулировать. — Андроид повернулся к панели управления и принялся вращать рукоятки и нажимать кнопки.

— Нет! — вскричал доктор Кранкенхаус. — Нет, не позволю! — С трудом распрямившись, он заковылял к андроиду, выставив перед собой руки со скрюченными пальцами. — Я убью тебя, Делязны! Ей-богу, убью!

Андроид усмехнулся и повернул какой-то переключатель. Доктор Кранкенхаус издал душераздирающий вопль, содрогнулся всем телом, рухнул на пол, поелозил по тому секунду-другую и затих.

— Папочка! — воскликнула Ирма.

— Назад! — Билл схватил девушку за плечи и не дал ей кинуться к раненому отцу.

Из биокомпьютера высунулась ложноножка, которая обвилась вокруг доктора и увлекла того в отверстие, что открылось вдруг в теле машины.

— Ха-ха-ха! Не двигайтесь, вы двое! — предостерег андроид. — Вы нужны мне живыми, ибо я имею на вас виды. Но если попытаетесь меня обмануть, я с удовольствием накормлю вами биокомп! — Он вновь отвернулся и, не переставая смеяться, занялся кнопками и ручками, с которыми обращался с ловкостью маньяка.

— Папочка! — прорыдала Ирма, падая со стоном на грудь Биллу. — Милый папочка! Я потеряла тебя навсегда!

Билл наслаждался близостью девушки, однако понимал, что сейчас время для трезвых мыслей, а никак не для жарких объятий. Что делать? Нападать на андроида бессмысленно: он всего лишь разделит жалкую участь покойного доктора Кранкенхауса. Гибкое, податливое тело Ирмы под руками изрядно затрудняло процесс мышления. Неужели конец?

— Псст! — прошептал кто-то тоненьким голоском. — Эй, Билл!

— Чего? — Билл ошарашенно моргнул.

Что такое? Кто его зовет? Наверняка не Ирма, которая шмыгает носом и рыдает на широкой мужской груди. И потом, у нее совсем другой голос. Может, ему почудилось?

— Псст! — Шепот повторился. — Билл! Билл, здесь, внизу! — Шепот доносился с пола. — Твоя нога, солдат! Подними свою ногу!

— Которую? — уточнил Билл.

— С копытом, идиот! Мне нужно с тобой поговорить!

— Прошу прощения, Ирма, — сказал Билл, пожимая плечами: мол, как угодно, и осторожно отстранил девушку. — Моя нога хочет поговорить со мной. Подержи меня, пока мы с ней будем толковать.

— Чокнулся, — прорыдала Ирма. — Я понимаю, ты не выдержал. Шарик зашел за ролик. Милый Билл, кроме тебя, у меня никого не осталось!

— Послушай, это мы обсудим потом. Дай я обопрусь на твое плечо.

По-прежнему заливаясь слезами, Ирма кивнула и подставила Биллу плечо, а Герой Галактики поднял ногу — на уровень груди, не выше, да и то суставы угрожающе затрещали. Тогда он наклонил голову.

— Чего тебе? — прошептал Билл.

— Ёлки-палки, Билл, ты что, не узнаешь мой голос? — осведомилась нога.

— Чинджер! Бгр! — воскликнул Билл.

— Не так громко. Делязны услышит!

— Зачем ты залез в мою ногу? — Билл представил себе, как та выглядит изнутри: сплошные экраны, ручки, кнопки, водоохладитель — точь-в-точь как на борту «Божественного кормчего».

— Ёлки-палки, олух, я вовсе не в ней! Просто-напросто я установил в углублении — так, на всякий случай — двусторонний телерадиопередатчик. Оказалось, весьма кстати. Делязны посадил меня и всех остальных чинджеров под замок. Должен признать, Билл, затея с заключением мира через доступ в Зажелезию на деле — один обман. Нам надо остановить этого маньяка, иначе и людям и чинджерам капут!

— А то я сам не вижу! Но как быть? Одно движение — и от меня останется лишь горстка пепла. Или же я пойду на обед компьютеру.

В интимную беседу неожиданно вклинился посторонний голос.

— Что за шутки, Билл? Что ты там задумал, почему стоишь на одной ноге? Напряжение сказывается?

— Ну… Да, так точно! — отозвался Билл, выпалив первое, что пришло на ум.

— Промашка, Билл, — прошипел чинджер. — Ну и осел же ты, однако! Придумай что-нибудь! Скажи, что молишься!

— Я молюсь! — гаркнул Билл. — Док, это старинный зороастрийский молитвенный обряд. Готовлюсь предстать перед Господом. Вы не возражаете?

— Ни в коем случае! Извини. Никогда не стремился встрять между человеком и его глупыми предрассудками. Боги ведь все на одно лицо, — пробормотал андроид, снова поворачиваясь к столу.

Ирма наблюдала за происходящим широко раскрытыми глазами, плотно сжав губы и стараясь каждым эргом своей энергии удержать Билла от падения.

— Что теперь? — спросил Билл. — Говори, что мне делать.

— Я думал, ты никогда не спросишь! К счастью, мой умственно отсталый друг, я встроил в твою ногу не только передатчик, но и микрогранату. Усек?

— Чтобы взорвать меня? — справился Билл, сразу исполнившийся подозрительности.

— Ёлки-палки, Билл! За кого ты меня держишь? Мы же с тобой старые друзья, можно сказать, закадычные. Будь я человеком, я бы, пожалуй, обиделся. Но я не человек, так что продолжим. Взрывать тебя никто, естественно, не собирался. Граната была про запас, опять-таки на всякий случай. По-моему, на вашем языке это называется предвидением.

— Дела, конечно, плохи, но не настолько, чтобы совершать самоубийство. Ты не смеешь требовать от меня такого!

— Да никто и не требует, олух! Сначала вытащи гранату. Сними правую половину копыта. Она внутри полая.

— О’кей. Сейчас, — отозвался Билл. Подпрыгивая на месте, все сильнее пригибая к полу бедную Ирму, он наконец ухитрился ухватиться за копыто, дернул — часть копыта легко скользнула в сторону, и на ладонь Билла выпал крошечный шарик, на котором имелась кнопка.

— Что дальше?

— Нажимаешь кнопку, потом…

Билл послушно нажал.

— Остолоп! — взвизгнул Бгр. — Куда ты торопишься! Теперь до взрыва всего восемь секунд!

— Что мне делать? — с отчаянием в голосе проговорил Билл. Шарик на ладони зашипел, что не сулило ничего хорошего.

— Что там происходит? — спросил, резко обернувшись, андроид. — Я как будто что-то слышал. Знакомый голос. Чинджерский… Бгр! Что ты тут делаешь?

— Скорее, Билл! Надо уничтожить биокомпьютер! Швыряй гранату!

Однако внимание Билла было приковано к руке андроида, которая протянулась к переключателю. Герой Галактики застонал. Все, конец!

— Нет! Никогда! — воскликнул он и метнул гранату в андроида.

— Глупец! — вскричал тот. — Тебе меня уже не остановить. Ты не…

Граната угодила ему точно в рот, прогрохотала по пищеводу и лязгнула о дно металлического желудка.

— О нет! — вздохнул андроид. — Поправь меня, если я ошибаюсь, но, по-моему, я только что проглотил мини-гранату?

— Нет, — возразил Билл. — Не мини, а микро.

— Четыре секунды, Билл, — предупредил Бгр. — Сделай хоть что-нибудь, не то превратишься в светящееся облачко атомов. Моя граната — ого-го!

Билл прыгнул — за секунду до того, как андроид дотянулся-таки до переключателя. Он пролетел разделявшее их расстояние, стиснул металлическую руку, готовую щелкнуть тумблером, напряг могучие мышцы. Армейская закалка против грубой механической силы. Рубашка Билла от натуги расползлась по швам, но дело явно шло на лад. Ему удалось не только оторвать андроида от панели управления, но и приподнять его на несколько дюймов над полом.

— Две секунды, Билл! — воскликнула нога.

Билл затравленно огляделся по сторонам. Выход был один-единственный.

— Биокомп, откройся! — приказал он, сжал вырывающегося андроида обеими руками, прицелился, а затем, тяжело дыша, рванулся вперед и бросил Рика с гранатой в утробе прямо в разинутую компьютерную пасть.

— Беги, Билл! — крикнул по радио Бгр.

— Куда? — спросила Ирма.

— Одна секунда!

Билл подхватил Ирму и ринулся в дальний угол.

Они почти успели.

Вообразите себе звук, какой возник бы при рождении сверхновой, если бы она состояла из сливочного сыра и копченой колбасы. Приблизительно с точно таким же звуком и взорвался биокомпьютер.

Под потолок взмыли куски плоти и галлоны крови. Комнату заволокло алой мглой, похожей по цвету на свекольный сок. Билл кое-как поднялся и уставился на учиненный в лаборатории разгром.

— Не слишком приятно, верно? — сказал Бгр.

— Йёк! — проговорила Ирма.

— Друзья так не поступают, Билл, — укорила голова Рика, которая каталась по полу.

Прежде чем Билл собрался с мыслями для ответа, его вместе с Ирмой выволокла из угла некая могущественная незримая длань.

— Билл, что происходит? — вопросительно взвизгнула Ирма.

Билл стукнулся об пол, развернулся лицом к середине комнаты и мельком увидел свою несчастливую судьбу.

На том месте, где еще недавно возвышался биокомпьютер, сверкали яркие искры. Они вращались в воздухе, образуя нечто вроде спиральной Галактики, которая мало-помалу превращалась в чудовищную бурлящую воронку.

Затем Билла снова швырнуло вниз, перед глазами у него замерцали звезды, которые сливались с искрами, и наступила темнота.

Глава 17

Вниз сквозь года. Сквозь то, что кто-нибудь, возможно, назовет «всего понемножку», хотя сам Билл не имел склонности к воздержанию, ибо служба в армии приучила его брать от жизни все сразу, пускай даже нередко ставила лицом к лицу со смертью.

Но так или иначе, из всех встреч с омерзительной старухой, из всех испытаний, какие только выпадали на его долю, это было, без сомнения, самым отвратительным.

Биллу грезилось — о, насколько живо! — что он отчаянно бултыхается в гигантской пивной кружке, а рядом плещется добрая дюжина обнаженных девиц. Одна из красавиц — Ирма, она сидит на размякшем ломтике картофеля и манит Героя Галактики к себе, как сирена. Билл восхищался всеми остальными красотками, что резвились вокруг, однако нашел в себе силы отвергнуть их притязания и, грудью вперед, устремился к Ирме.

Говоря откровенно, игнорировать шаловливых девиц, что напропалую заигрывали с ним, было несколько затруднительно, однако Билл в глубине души сознавал, что стал солдатом-однолюбом, а потому упорно не поддавался на искушения. Он подплыл к картофельному ломтю, взобрался на него — тот изрядно осел под весом Билла — и пополз туда, где сидела, лучась улыбкой, Ирма.

— Я здесь, Билл, — произнесла она с чувственной хрипотцой в голосе. — Приди ко мне, возлюбленный, поцелуй меня!

Билл догадывался, что смертельный сон сулит все то прекрасное и загадочное, что составляет суть истинной Любви. Все то, чего он жаждал во время своих скитаний по гнусной Зажелезии: жизнь и смерть, огонь и лед, инь и ян — даже код к тайному декодеру в кольце Капитана Космоса. Это зов жизни, это призыв судьбы, то, ради чего он страдал и терзался неудовлетворенными желаниями.

— О Ирма! — страстно прошептал он, протягивая руку.

Ее уста расцвели розовым цветком экстаза.

Зажмурившись, Билл насупился и прыгнул на Ирму, отринув свое сердце, тело и душу, свои мечты о небесах и свою оставленную на Фигеринадоне коллекцию саламандровых хвостов.

Однако вместо влажных, восхитительных, нежных губ…

Действительность совершила кульбит, смерть отступила, и Билл врезался головой в землю, получив в награду за труды полный рот гравия и песка.

— Пфьюм! — проговорил он и открыл глаза. Они оказались залепленными песком. Билл провел пятерней по лицу, выплюнул изо рта гравий, закашлялся, кое-как встал на четвереньки и неуверенно огляделся по сторонам, пытаясь определить, в какую же глухожелезомань его занесло.

Он сидел посреди пустыни, которая сильно смахивала на ту, что купил в прошлом веке на Фигеринадоне прапрадедушка Билла, когда привез свою семью на колонизированную планету: драгоценный участок земли на морском берегу, но без моря. По счастью, они потом переселились в более плодородную местность; правда, пришлось отдать последние деньги, благодаря чему семья из поколения в поколение перебивалась с хлеба на воду, каковые и перешли по наследству к праправнуку. Повсюду, насколько видел Билл — а видел он совсем чуть-чуть, ибо в его глазах по-прежнему было в избытке песка, — росли кактусы и полынь, заросли которой тянулись до самого горизонта. Время от времени печально вздыхающий ветерок гнал мимо перекати-поля. Вдалеке виднелись величественные, зазубренные, увенчанные снежными шапками горные вершины. Поблизости вилась проселочная дорога, на обочине которой стоял опасно накренившийся знак.

Билл со стоном потер голову, поднялся и быстро осмотрел себя, проверяя, все ли в наличии. Насчет головы и ног можно было не беспокоиться; осмотр подтвердил, что руки тоже в целости и сохранности, да и проклятое копыто никуда не делось. Тем не менее кое-что изменилось: раньше он был одет в лохмотья, а теперь, неведомо как, облачился в джинсы с кожаными накладками и красную клетчатую фланелевую рубашку. На кожаном ремне висела кобура с антикварным огнестрельным оружием — вполне возможно, шестизарядным револьвером. Довершали наряд опять-таки кожаный жилет и громадная широкополая шляпа техасского рейнджера.

Билл без труда узнал костюм, поскольку не раз встречал его описания в ту пору, когда через пень-колоду набирался грамотности. Словарный запас Героя Галактики был тогда весьма ограниченным, а способность к чтению, как и у большинства соучеников, почти нулевой, какой, по большому счету, оставалась и по сей день. Вот почему он читал комиксы со словоизвергателями, которые рассказывали содержание по мере переворачивания страниц. По такому случаю всяким обормотам не было необходимости читать что-нибудь вроде «Бум!», «Бам!» или «Бряк!», ибо звуковой эффект получался не слишком приятным. В те дни одним из любимейших трехмерных слезоточивых журнальчиков Билла были «Истории с галактического Старого Запада».

Прошлое прошлым, но что он делает сейчас, в столь диковинном и все же знакомом месте? Билл снял шляпу и начал ее разглядывать.

И с какой стати внутри новой ковбойской шляпы сидит шестилапая ящерица семи футов ростом?

— Привет, Билл! Ёлки-палки, старый конь, как я рад, что ты все еще жив! — Чинджер помахал в знак приветствия крохотными лапками, а затем спрыгнул наземь и зарылся в песок. Билл мимоходом подивился тому, как Бгр удалось уцелеть, когда он треснулся головой о землю, однако отогнал шальную мысль, ибо и без нее было о чем заботиться.

— Бгр! Что ты здесь делаешь? И кстати, куда нас зашвырнуло?

— А разве ты не знаешь, Билл? На Великий Мифический Американский Запад на старушке-Земле! Все та же самая дребедень, из которой рождаются сны.

— Земля всего лишь легенда… или… — Билл покачал головой и щелкнул пальцами. — Понятно! Мы оказались в какой-то другой части Зажелезии!

— Не совсем так, Билл, — поправил Бгр. — Мы, похоже, добрались до основания. Что ниже, «пор» или «мета»? Впрочем, не важно. Я спрошу у Делязны перед тем, как отправить его на несчастливые охотничьи угодья.

Билл заметил, что Бгр одет в миниатюрный костюмчик героя вестернов. При чинджере было все, вплоть до крохотных шпор и не менее крохотных «кольтов» 45-го калибра, которые он ловко вертел в двух лапах, а две другие засунул за патронташ.

— Эй, приятель, осторожнее! — предостерег Билл. — А что вообще стряслось? Я помню только, что нас засосало в дыру, которая образовалась после того, как взорвался Источник Гормонов.

— Ёлки-палки, у тебя отличная память, дружок. Этот взрыв — между прочим, Билл, прими мои поздравления, шикарно сработано — уничтожил заодно и приборы Делязны на Костоломии-IV, а нас с ним, вместе с остальными, засосало в женомужеворот. Судя по всему, Билл, наши дороги снова пересеклись. Недаром же меня забросило к тебе.

Билл быстро заморгал: ему требовалось время, чтобы понять услышанное. Все-таки мышление — мучительный процесс.

— Ясно! — произнес он наконец и улыбнулся, но тут же помрачнел. — Я опять потерял Ирму!

— Да нет же, парень! Посмотри вон туда.

Билл поглядел в указанном направлении, уловил за необыкновенно громадным кактусом колыхание ткани, увидел подошву башмака.

— Чтоб меня на фуфу взяли! — гаркнул он и принялся вопить, улюлюкать и подбрасывать в воздух шляпу. — Ирма! — Внезапно на его лице появилось озадаченное выражение. — Что я такое сказал? Что значит «взять на фуфу»?

— Лучше не спрашивай, дружище Билл. Наверняка какой-нибудь жаргон, которых на Диком Западе не перечесть. Арго! Наложение друг на друга транспозиционных квазиреальностей подействовало на всех одинаково. Отсюда все эти побрякушки. — Бгр горделиво подбоченился, явно довольный своим усыпанным блестками нарядом.

— Ирма! — Билл кинулся через полынь и кактусы на помощь упавшей возлюбленной. Та лежала — без сознания, но в соблазнительной позе — на большом валуне. И — о чудо из чудес! Впервые за все время их знакомства Ирма была прилично одета: длинное, веселой расцветки платье, шляпа с пышным плюмажем, изысканные ковбойские башмаки. На высокой груди девушки уютно свернулась змея.

— Ё-моё! — проговорил Билл. — Бгр! Тут какая-то змея! Что за тварь?

Чинджер вытащил из кармана книжонку под названием «Утраченный чинджерский путеводитель по Старому Западу».

— Ёлки-палки, Билл! Их, оказывается, столько! Королевская змея,[70] обручевая, подколодная… Наверно, это гремучая. У нее есть погремушки?

Змея торжественно подняла голову, высунула язык, убрала — и зловеще потрясла погремушками.

— И правда гремучая! Точь-в-точь как описано в книге. Да, тут сказано, что она очень опасна и ядовита.

— Сделай что-нибудь!

— Ёлки-палки, Билл! С того самого происшествия на Венерии, когда меня проглотила похожая тварь, я — как бы получше выразиться? — побаиваюсь змей. Пожалуй, пойду поищу, чем подкрепиться. У тебя же при себе пистолет! Ё-моё, сынок! Пристрели гадину, и все дела! — Донельзя, по-видимому, гордый своим ковбойским видом, чинджер повернулся и, нарочито косолапя, побрел к лагерю, оставив Билла наедине с Ирмой и гремучей змеей.

Змея шевельнула хвостом. Если у Билла и имелись какие-то сомнения насчет того, гремучая она или нет, то сейчас они развеялись окончательно. Шум разбудил Ирму, которая очаровательно взмахнула длинными ресницами.

— Боже всемогущий! — прошептала она. — Где я?

— Сиди спокойно, Ирма! Не шевелись! Я спасу тебя! — Билл вытащил из кобуры пистолет и принялся изучать его. Это оружие ничуть не походило на бластер, который достаточно было просто направить в нужную сторону и нажать на курок. Нет, тут, похоже, требовалось прицеливаться. Что касается патронов, они, судя по всему, вылетают из дырки на конце полой металлической трубки.

Ирма увидела змею — и моментально потеряла сознание. А эта загнутая фиговина, продолжал размышлять Билл, должно быть, спусковой крючок. Точно! На память приходили все новые подробности, почерпнутые когда-то из комиксов. Билл нацелил пистолет и надавил на крючок. Раздался оглушительный грохот, вокруг заклубился дым, отдача отшвырнула Героя Галактики на землю.

Кое-как поднявшись, он заметил в воздухе лиловатый дымок, а на песке и на стеблях полыни — куски змеиной кожи и плоти.

— Эй! — проговорил Билл. — Шикарно получилось, а? — Он со знанием дела повертел пистолет в руках и сунул обратно в кобуру.

Грохот привел в чувство Ирму, искаженное гримасой ужаса лицо постепенно обрело нормальный вид.

— Билл! Ты снова спас меня!