Избранный

Глава 5

Новый Орлеан, четверг, 23 марта, 11 ч. 23 мин.

Прерывающимся голосом Дуг Санчес рассказал, что тело Стюарта в шесть часов утра обнаружили в парке Рок-Крик два бегуна. Первоначальное обследование показало, что он умер, проглотив тридцать таблеток декстропропоксифена — болеутоляющего, в списке противопоказаний которого значилась «депрессия со склонностью к суициду», — и разрезав себе левое запястье. Полиция собирается сделать заявление о том, что в связи с его смертью никого искать не намерена.

Мэгги была так потрясена, что не могла вымолвить ни слова. Сама мысль о том, что Стью Гольдштейн, который набрасывался на жизнь с таким же аппетитом, как на еду, может убить себя, казалась абсурдной.

Вплоть до вчерашней ночи. Их последний разговор не давал ей покоя. Она никогда не слышала, чтобы Стюарт был в таком отчаянии. Почему она не поняла, что он на грани? Что она за друг после этого?

Санчес продолжал говорить:

— Послушай, Мэгги, президент рассказал мне, над чем вы со Стюартом работали, и просил меня продолжать это дело. С этого момента ты будешь связываться со мной, если понадобится прямой контакт с президентом. Собственно, он просил переводить тебя на него, когда мы будем разговаривать. Ладно?

— Ладно.

Послышался щелчок и музыка. Тим из «Телеграф» и другие журналисты с любопытством смотрели на нее. Она помахала им рукой, чтобы не ждали, и отыскала тихое место. Кладбище уже опустело, если не считать двух-трех отставших. В их числе был и мужчина в темном костюме, который стоял у ворот и тоже беседовал по мобильному.

— С вами будет говорить президент, — донеслось из ее «блэкберри».

Снова щелчок.

— Мэгги, я рад, что мы тебя нашли.

— Да, господин президент.

— Это страшный удар для всех нас. Я знаю, как вы дружили со Стюартом.

— Вы тоже, сэр.

— Да. И я. — Он помолчал, стараясь справиться с чувствами. — Вчера он был сам на себя не похож, я заметил. Но Стюарт был не из тех, кто пасует перед трудностями. — Его тон вдруг изменился. — Я не могу поверить… Самоубийство и Стюарт…

— Вы хотите сказать, что его убили? — почти шепотом сказала она.

— Я хочу сказать, что президентство под угрозой. И мы должны всеми силами бороться за него. Теперь дело даже не во мне. Под угрозой конституция Соединенных Штатов. Если уж они могут сместить законно избранного президента, то они способны на все.

Мэгги постаралась сосредоточиться.

— Сэр, я еще не нашла подтверждения, но есть основания подозревать, что Вик Форбс на самом деле Боб Джексон, бывший агент ЦРУ.

— Господи боже. Откуда такие сведения?

— Я только что была на похоронах и познакомилась с его бывшим коллегой, который настойчиво повторял слово «Компания». Они вместе работали в Гондурасе, Сальвадоре и Никарагуа.

Две-три секунды молчания.

— Знаешь, что сказал бы Стюарт? «С Кеннеди они, по крайней мере, подождали пару лет. Дали ему шанс». Бывший агент ЦРУ? Вот кого они используют. Я просто-таки слышу, как Стюарт это говорит. «Уотергейт? Кто организовал утечку? Бывшие агенты ЦРУ». Боже.

— Значит, вы думаете, Форбс работал на…

Президент заговорил мягче:

— Мы же помним Стюарта, да, Мэгги? Он бы сказал: «бывшие агенты ЦРУ», но не «работают на ЦРУ».

— Что не дает ответа на главный вопрос: на кого работал Форбс?

— На него-то, Мэгги, ты и должна ответить. Повтори, пожалуйста, когда Форбс работал в Управлении?

— Тогда его звали Боб Джексон. Начал лет двадцать пять назад. Тогда ему было лет двадцать. Умер он в сорок семь.

— Я брошу на это дело Санчеса, посмотрим, что удастся узнать. И береги себя, Мэгги. Я целиком полагаюсь на тебя. Мы все на тебя полагаемся.

— Спасибо, господин президент. Я сделаю все, что смогу.

У нее дрожали руки. Ей так хотелось домой, принять горячую ванну и чтобы всего этого не было.

Как только Мэгги села в такси, она тут же вытащила «блэкберри». Не задумываясь, набрала номер, который в записной книжке фигурировал под буквой У.

Ури ответил тотчас. Не промедлив ни секунды, сказал:

— Привет. Как там мой любимый бывший чиновник Белого дома?

Она сглотнула ком в горле, чтобы не расплакаться.

— Стюарт умер.

— Ох. Соболезную. Как это случилось?

— Не знаю. Говорят — самоубийство, но я не верю.

— Мэгги, я знаю, вы были друзьями. Ты еще говорила всегда, что у него такое большое сердце.

Тут она все-таки всхлипнула. И поняла, что в последние дни была как сжатая пружина и что ей безмерно тяжело.

— Хочешь, я сейчас приеду к тебе?

Этого она хотела больше всего, но это было невозможно.

— Я хочу просто послушать твой голос.

— Ладно. Значит, я буду говорить. — Его акцент, все еще явный, несмотря на то, что он долгое время прожил в Штатах, пробудил в ней прежние чувства. — Я тебя сегодня вспоминал. Когда отсматривал материал про Бейкера, записи его предвыборных выступлений в Айове. — Он сменил тему на более безопасную, чтобы она переключилась со своих печальных размышлений. Ури всегда был очень чутким.

Она постаралась собраться и поддержать разговор:

— Ты снимаешь фильм о Бейкере?

— Разве я тебе не говорил? Общественное телевещание заказало полную историю его жизни на девяносто минут.

Она постаралась выразить восторг:

— Но это же прекрасно, Ури! Это грандиозно! Однако лучше тебе поторопиться с этим фильмом.

— Как-то это нехорошо, правда? Этот парень всегда был мистер Непобедимый, а теперь ему приходится бороться за жизнь.

— Хотела бы я поговорить с тобой об этом. Но я на задании. Ну, ты понимаешь: действуют обычные правила…

— Ну что тут скажешь: мать…

— Мама — вот что скажешь…

— Ого! А как идет изучение иврита?

Она улыбнулась, вспомнив его черные кудри, и к глазам вновь подступили слезы.

— Давай лучше попрощаемся, Ури.

— Ладно.

— Спасибо тебе, Ури. — И она нажала красную кнопочку.

Через секунду телефон зазвонил вновь. Санчес.

— Мэгги, нам нужно встретиться. Срочно. Возвращайся в Вашингтон, но не сюда; время и место я напишу. Я должен передать тебе кое-что. Как можно скорее.

С гулко бьющимся сердцем она закончила разговор. А за тысячи миль от нее человек, которого она не знала, внимательно слушал каждое слово.

Местонахождение неизвестно, четверг, 23 марта, 18.00 по Гринвичу

— Линия безопасна?

— Да, сэр. Зашифровано максимально.

— Хорошо. — Он подался вперед, поставил локти на стол: подготовился. Технологии достигли фантастического уровня развития, но он все равно предпочитал смотреть человеку в глаза. Или нескольким, как в данном случае.

Он завидовал своим предшественникам. Они работали во времена, когда такие вещи делались с глазу на глаз. А не в помещении глубоко под землей, где смотришь только на мониторы.

Однако альтернативы нет. Обменяться мнениями нужно срочно, и, значит, это будет сделано.

— Джентльмены, мы все в курсе последних событий. Как я понимаю, сработал, как бы это сказать, закон непрогнозируемых последствий.

Раздался голос с линии Германии.

— Боюсь, лечение получилось хуже, чем болезнь.

— Согласен. — Еще один голос, на сей раз из Нью-Йорка. — Коллега из Германии прав. Ликвидация Вика Форбса создала проблем не меньше, чем решила.

Он почувствовал: необходимо напомнить, кто здесь командует.

— Джентльмены, я глубоко убежден, что мы сняли проблему, которая представляла собой серьезную угрозу. Если бы мы этого не сделали, весь наш проект оказался бы в опасности. Однако я согласен, это поставило перед нами следующие проблемы. Они, впрочем, разрешимы.

— А Гольдштейн? — снова спросила Германия.

— Как руководитель группы я действовал на основании данных разведки. Слишком велик был риск, что он помешает осуществлению нашего проекта.

— Хорошо. — Это голос из Нью-Йорка. — Я готов одобрить принятые решения, но пора обезопасить наши активы.

— Понятно, — сказал он. — Это и будет нашей следующей задачей. И последнее, джентльмены. Похоже, кое-кто всматривается в дело Форбса несколько пристальнее, чем мы надеялись. Какая-то женщина. Пусть ни у кого не останется сомнений, что мы позаботимся о том, чтобы она не причинила нам вреда.

— Да уж, пожалуйста. — Первая реплика из Лондона.

— Даю слово, — сказал председатель. — Если надо, ее уберут со сцены.

Вашингтон, округ Колумбия, четверг, 23 марта, 19 ч. 41 мин.

Инструкции Дуга Санчеса были предельно ясными. Они должны встретиться лично. Она садится в первый же самолет до округа Колумбия, потом добирается до вокзала Юнион-стейшн и там стоит лицом к расписанию поездов «Амтрака». В прежние времена она бы посмеялась над такой конспирацией. Но не сейчас. Сейчас это показывает, что Стивен Бейкер не доверяет уже никому.

Внезапно толпа пришла в движение, ожидавшие пассажиры куда-то заспешили. Только что объявили, к какому пути прибывает экспресс до Нью-Йорка. Вдруг в суматохе ее легонько толкнули. Она повернула голову и увидела Дуга Санчеса: очень красивый, в плаще и шарфе, он рассматривал расписание. Не отводя глаз от его верхней строчки, он заставил и ее поиграть в шпионские игры: она вытащила из сумки свой «блэкберри» и, словно бы отвечая на звонок, сказала: «Привет».

— Слушай, Мэгги. Это очень опасно. Раскрытие личности агента ЦРУ, пусть даже и мертвого, — преступление.

— Значит, я была права. Форбс — бывший агент ЦРУ.

Его взгляд не отрывался от расписания.

— Ну и нахлебался я, чтобы это установить… Да. Третий прислал мне личное дело Форбса.

— И что там?

— Ты была права. Джексон того же возраста, что Форбс. Вышел в отставку три года назад. Где только не служил: Саудовская Аравия, Пакистан, в восьмидесятых — Центральная Америка. Там все это есть. Я не вчитывался. Сейчас ты его получишь.

— Каким же образом?

— Я уроню пачку газет, ты нагнешься помочь и отдашь все, кроме коричневого конверта. Готова?

Он уронил бумаги. На асфальт упали две папки для документов, «Вашингтон пост», пачка распечаток на листах А4. Мэгги тут же наклонилась и оказалась лицом к лицу с Дугом, который принялся многословно извиняться.

— Я такой неловкий, — говорил он. — Спасибо вам большое.

— Я тебе перезвоню, — пообещала Мэгги воображаемому телефонному собеседнику и обратилась к Дугу: — Ничего страшного, — сказала она уже ему, протягивая бумаги и оставляя у себя коричневый конверт.

— Не подведи, — сказал он еле слышно. — Ты нам нужна. Нужна ему. — Он повернулся и ушел.

Она поехала домой на метро, и по дороге у нее просто руки чесались открыть конверт. Но риск был слишком велик. Добравшись до дома, она первым делом достала из кухонного шкафчика бутылку «Джеймсона». Разбавила виски водой, сделала глоток, села на диван и наконец вытащила конверт.

Внутри было два листка с шапкой «Центральное разведывательное управление» в правом верхнем углу. А в левом — маленькая фотография Вика Форбса в молодости. Тогда у него еще были волосы, прямые и темные; усы тоже были. И большие очки — такие носили в начале 1980-х. В центре жирным шрифтом было напечатано имя агента: Роберт Э. Джексон.

Она стала читать. Вначале шли сведения об образовании. Школа в Вашингтоне, колледж в штате Пенсильвания. Специализация — испанский язык. Три года службы в морской пехоте, потом поступил на работу в Управление. Был заброшен в Центральную и Латинскую Америку, после чего последовала долгая переподготовка в Лэнгли, вплоть до начала девяностых.

На следующей странице — персональные данные, которые показывали только, что показывать нечего. Семейное положение: холост. Дети: нет. Значимые связи: ничего заслуживающего внимания Управления.

Мэгги сделала еще глоток виски. Боже, она так и не сняла пальто. Нужно принять душ, поесть. Она встала и направилась в коридор. И увидела, что автоответчик мигает. Она включила воспроизведение.

— Хотел послать тебе эсэмэску, — зазвучал голос с безошибочно узнаваемым акцентом, — но что-то мне подсказывает, что тебе захочется услышать человеческий голос по возвращении из своей исчезнувшей Атлантиды. Мэг, дорогая, это Ник, которому не терпится узнать, как его лучшая ученица прошла практику по курсу «Журналистика для начинающих». С максимумом красочных подробностей — если верить Тиму из «Телеграф», их было предостаточно. Я на несколько дней приехал в округ Колумбия. Позвони мне, если захочешь выпить по кружечке.

Ее удивила собственная реакция. Как часто она давала Нику от ворот поворот, а сейчас ей безумно захотелось его увидеть. Не просто чтобы рядом был кто-то, хотя и это тоже. Она осталась одна, и ей нужна была помощь. Слишком много на нее навалилось, слишком много отовсюду торчало острых углов.

Не то чтобы можно было открыться Нику дю Кэну. Пусть у Ника самые лучшие намерения, но если он пьян или укладывает в постель какую-нибудь голландку-практикантку из Всемирного банка, кто же знает, что и кому он скажет?

Они встретились в «Приюте полуночника» на Восемнадцатой улице, с темноватыми углами и потрепанными диванами — это соответствовало хемингуэевским устремлениям Ника: он любил роль потрепанного жизнью бывшего военного корреспондента. Увидев, что она входит в незаметную дверь, он вскочил и обнял ее — она даже пальто не успела снять.

Они заговорили о Новом Орлеане. Он выспрашивал колоритные подробности ее искусного проникновения в ряды прессы, воспринимая это как похвалу своему педагогическому мастерству.

— А теперь, Мэг, не скажешь ли ты мне, что за всем этим стоит? Горячо любимая великая газета, в которой я работаю, жаждет хоть какой-нибудь истории!

— Пока нет ничего, чем можно было бы воспользоваться, но я тебе кое-что расскажу.

Глаза Ника наполнились детской радостью.

— Ага, — вскричал он, — вот те слова, которые я мечтал услышать из твоих уст! Лучше их только «Ник, дорогой, расстегни мне»…

Она строго на него посмотрела.

— Извини. Я пошутил.

— У меня пока нет настоящих доказательств. Но я считаю, что Форбс был убит. И что-то мне подсказывает, что убит профессионалами.

Ник выпрямился — он был весь внимание.

— Я предлагаю посмотреть, нет ли свидетельств участия в этом деле, — она понизила голос почти до шепота, — ЦРУ.

— Черт побери…

Он сделал глоток из бокала и посмотрел на нее. Теперь лицо его было серьезно.

— Ты бы этого не сказала, если бы у тебя совсем ничего не было. Как я могу смотреть, если я не знаю, что это.

Мэгги улыбнулась: Ник дю Кэн не случайно получил кучу премий за лучшее журналистское расследование.

— Мне нечего тебе показать. И все же я просила бы тебя внимательно посмотреть в этом направлении. И что найдешь, покажи сначала мне. Если напечатаешь неготовый материал, больше ничего от меня не получишь.

— Это не такая уж страшная угроза, Мэг. ЦРУ убирает гражданина США, которому случилось покритиковать президента, — история сама по себе неплохая.

— Но это только верхушка айсберга.

— О чем ты говоришь?

— Я говорю: не торопись. Подожди, пока не проявится полная картина.

— Мне вполне нравится то, что я вижу сейчас, — сверкнул глазами он.

Она позволила Нику проводить себя до дома — неуловимым движением, давшимся годами практики, подставила щеку вместо губ для прощального поцелуя. Он сжал ее руку, поднес к губам и растворился в ночи.

Войдя к себе в квартиру, она открыла личное дело Джексона. Весь вечер что-то ее мучило. Она еще раз перечитала первую страницу. Медленно, не торопясь. Снова посмотрела начальные пункты: дата рождения, школа, колледж…

Школа. Школа имени Джеймса Мэдисона, Вашингтон. Это название было ей знакомо, но она никак не могла вспомнить откуда.

Она взяла «блэкберри» и поискала в «Гугле». Получила список десятков школ имени Джеймса Мэдисона как в округе Колумбия, так и вне его. А что, если…

Она подошла к стопке книг, высившейся на полу перед книжным шкафом. Это были новые, для них не нашлось места на и так уже забитых полках. Просмотрев их, она наконец нашла.

«Человек бегущий: Стивен Бейкер с неутолимой жаждой власти, и чем это обернется для Америки». Автор — Макс Саймон. Грубая работа; эту книгу уже разнесли в пух и прах легионы либеральных блогеров. Она не собиралась ее читать, но заглянуть заглянула и запомнила, что там есть нелепое подобие биографии с кратким очерком детства Бейкера. Она принялась лихорадочно листать страницы.

Не здесь. Еще несколько страниц. Вот.

Вот оно. Джексон учился не в городе Вашингтоне, округ Колумбия, а в штате Вашингтон.

Наконец-то она нашла связь между президентом и человеком, которого похоронили в Новом Орлеане сегодня утром.

Стивен Бейкер и Вик Форбс вместе учились в школе.

Штат Вашингтон, пятница, 24 марта, 11 ч. 11 мин. по тихоокеанскому времени

На следующее утро с первыми лучами рассвета Мэгги вылетела в Сиэтл и через тридцать пять минут после приземления уже ехала во взятой напрокат машине по пятой автостраде. Скоро она приедет в Абердин. Штат Вашингтон так далеко от Вашингтона, округ Колумбия — на другом конце страны. Дорога была длинная, но это давало ей возможность подумать. Она думала о Стюарте. Первоначальный шок и горе уступили место другим чувствам: гневу и страху.

Она поверила без вопросов, что Стюарт Гольдштейн сошел с ума от стресса и рано утром отправился в парк резать вены. Но сейчас она усомнилась: очень уж это было удобно. У Бейкера крупные неприятности, Стью — его самый верный помощник. Если президент прав и наутро им пришлось бы столкнуться с попыткой государственного переворота, то их противникам было бы весьма кстати убить Гольдштейна.

При мысли о том, что Стью убили, Мэгги охватил страх. Если мотив этих людей — лишить Бейкера защиты, то им просто необходимо ее убрать. Она подумала о том, насколько были засекречены их со Стью разговоры и переписка. Они пользовались шифрованной системой коммуникаций Белого дома. Но если Стью был убит, то профессионалами, а эти люди умеют прослушивать, следить…

Она посмотрела в зеркало заднего вида. За ней ехал фургон. Но слежка ли это? Она не знала.

Пейзаж за окном, хотя и не менялся, был приятен глазу. Миля за милей тянулись ряды высоких сосен. Она проезжала мимо гладких, как зеркало, озер, мимо лесов, засыпанных снежком, как на рождественской открытке. Еще один взгляд в зеркало заднего вида. Тот же самый фургон. Она попыталась рассмотреть водителя, но с такого расстояния это было невозможно.

В Сиэтл она улетела, не позвонив Санчесу. Хотя ей и полагалось быть с ним на связи, она не собиралась подчиняться двадцатисемилетнему юноше, который, до того как попасть в Белый дом, работал в «Старбаксе». А кроме того, ей не хотелось ему ничего объяснять. В сущности, что она узнала? Почти ничего.

Отсчитав сотую милю от аэропорта Сиэтла, она выехала из сосновых лесов к озеру, где и увидела знак: «Добро пожаловать в Абердин». И внизу — тоненькая, недавно добавленная полоска текста: «Здесь жил президент Стивен Бейкер».

Она вбила номер школы в навигатор и вскоре въехала прямо на школьную парковку. Благодаря трехчасовой разнице во времени день был в самом разгаре. И ничего похожего на фургон или какую-то еще машину.

В вестибюле красовалась фотография Стивена Бейкера в рамке и рядом арт-проект восьмого класса «Дорогой господин президент» — ученики школы имени Джеймса Мэдисона рисунками и стихами выражали свои пожелания знаменитому выпускнику. Эти дети явно радовались новому президенту. У Мэгги ком встал в горле, она вспомнила, зачем оказалась здесь.

— Я могу вам помочь?

Мэгги обернулась. Ей улыбалась женщина с длинными прямыми волосами.

— Да, пожалуйста. Я ищу кабинет директора.

— Я секретарь директора. Он сейчас занят с учениками. А вы по какому вопросу? — Она продолжала улыбаться.

— Я по поводу одного из бывших учеников вашей школы.

— Вы журналистка? Вся пресса…

— Нет, я не журналистка. — Мэгги постаралась, чтобы у нее получилась теплая улыбка. — И меня интересует не президент. Меня зовут Эшли Мьюир, я работаю в страховой компании «Альфа». Я приехала, потому что один из владельцев нашего полиса, увы, скончался. Не оставив указаний по поводу бенефициариев.

— У вас есть удостоверение?

— Визитная карточка. — Мэгги открыла сумку и вытащила карточку, которую вручил ей Эшли Мьюир из «Альфы» во время воскресного бранча. Он ей звонил, приглашал на свидания. Она сказала «нет» — а сейчас была благодарна ему за то, что дал ей визитную карточку с именем, похожим на женское.

Секретарша посмотрела:

— Так что конкретно вам нужно?

— Понимаете, я решила начать с самого начала, — сказала Мэгги. — Вот почему мне чрезвычайно помогло бы знакомство со школьным личным делом означенного владельца полиса.

— Что ж, — сказала секретарша, — вам нужно заполнить бланк, мы оформим требование, потом я попрошу Терри, нашего завхоза, спуститься в подвал и принести эту папку. Так что если вы придете, скажем, в следующий четверг, то…

— Дело в том, что я живу и работаю в Вашингтоне, округ Колумбия. Боюсь, я не смогу провести здесь целую неделю.

— Мы можем выслать его по почте. Если вы оставите адрес…

— К сожалению, мы торопимся. Суду понадобится нотификация отсутствия завещания. — Глядя на растерянное лицо секретарши, Мэгги продолжала давить, отыскивая в памяти юридические формулировки позаковыристей. — Это законодательно учрежденная процедура, и суд может вызвать повесткой на слушание любое юридическое или физическое лицо, которое препятствует ее осуществлению. Например вашу школу. Или вас. — Жестоко так запугивать бедную женщину, но слишком многое поставлено на карту, чтобы играть по правилам.

— Итак, чего же вы хотите? — спросила секретарша уже без улыбки.

— Единственное, чего я от вас хочу, — пустите меня туда, где хранятся эти папки, позвольте мне быстро просмотреть личное дело нашего клиента, и я поеду.

— И все?

— И все. Моя обязанность — разыскивать родных и друзей. И вот я ищу его родных и друзей.

Она сама себе была противна, но чувствовала, что это работает.

Люминесцентные лампы, затхлый запах. На бесконечных рядах металлических стеллажей — сотни картонных коробок, на каждой — наклейка с надписью выцветшими чернилами.

Секретаршу вызвали наверх, разбираться с мальчиком, у которого пошла кровь из носа. Мэгги осталась одна, только булькала горячая вода в трубах. Времени мало. Задрав голову, она читала наклейки на этих коричневых коробках. 1979-80, 1978-79… Наконец нашла нужный год. Сняла с полки коробку, положила на пол и села на корточки рядом.

Внутри было два десятка темно-зеленых папок. Она посмотрела на букву «Б»: папки Бейкера не было; без сомнения, ее переложили поближе во время прошлогодней кампании. Вот несколько папок на «В», много — на «Д»… И наконец то, что ей нужно.

Джексон, Роберт Эндрю. Домашний адрес, который Мэгги торопливо переписала в блокнот. Мать — Кэтрин Джексон, рядом со словом «отец» — прочерк.

Копии похвальных грамот, приз за руководство дискуссионным клубом. Высокие оценки по истории и по испанскому языку. Все не то. Она все быстрее перелистывала страницы в надежде, что вот-вот мелькнет что-нибудь…

Где-то неподалеку раздался металлический звук. Это не трубы. Эти звуки явно приближаются.

Она продолжала читать, стараясь делать это как можно быстрее. Вот еще один документ, связанный с дискуссионным клубом, написанный мистером Шиллингом. Датирован тремя годами позже, чем первый: Джексону уже должно было исполниться семнадцать лет.

Политическая карьера? Мэгги продолжала читать. Копия письма директора миссис Джексон: ее вызывают в школу, чтобы разрешить «обсуждавшиеся ранее вопросы, связанные с дисциплиной». Отказ в приеме в Гарвард.

Положив папку на пол, она хотела поставить коробку на полку, но тут снова услышала этот звук, уже совсем рядом.

Внезапно она ощутила, что сидит совсем одна в закрытом подвальном помещении, и ей захотелось бежать отсюда.

Звук повторился еще ближе. Она оглянулась и между рядами полок, всего в нескольких футах позади себя увидела мужской силуэт. Мужчина стоял неподвижно и смотрел на нее.

Вашингтон, округ Колумбия, 24 марта, 12.00

— Нас не подслушивают?

— Как можно, господин губернатор?! Наше шифровальное оборудование прямо в этом кабинете.

— Это разумно, сенатор. Вы уверены, что вы не из Луизианы? — Громкий взрыв смеха в трубке: губернатор Орвилл Тетт мог себе позволить быть оригинальным.

— Хочу поблагодарить вас за то, что пошли на контакт, господин губернатор.

— Вы ведь главный в этом деле Бейкера. Именно вы ведете войска на битву.

— Да, я начал эту битву и намерен ее завершить.

— Что ж, такой боевой дух нашей партии нужен. Вот почему я хочу вам помочь.

— Рад слышать это, сэр.

— Вот в чем дело. Вы знаете, что в этой помойной яме, Новом Орлеане, у власти демократы. Они свернули расследование смерти Форбса. Но в этом городе еще остались честные, богобоязненные люди. Один из них — мои глаза и уши; он-то и обнаружил кое-что интересное.

Франклин услышал шелест бумаги.

— Подождите минутку, я возьму очки. Итак. Он заметил, что какая-то женщина там все вынюхивала. Назвалась журналисткой, но под видом журналистки занималась своими делами. Мой человек за ней приглядывал. Оказалось, она не имеет никакого отношения к прессе, — продолжал Тетт. — Это Мэгги Костелло, еще на прошлой неделе была советником Стивена Бейкера.

— Ага, хорошо. Очень хорошо, — ответил Франклин, решив придержать эту информацию, пока не наступит удобный момент.

— Вопрос, который мы должны себе задать: она приехала заметать следы? Когда убрали Форбса, Бейкер послал ее, чтобы она уничтожила даже намек на его причастность?

— Но, губернатор, в конце концов может оказаться, что Форбс все же покончил жизнь самоубийством.

— Да, может, сенатор Франклин. Но также может оказаться, что для Бейкера уже поздно с этим разбираться. И тот, кто повесил эту голову на стену трофеев, через три года будет выглядеть отлично, не правда ли?

— Ну, господин губернатор, я как-то не думал об этом.

— А надо бы, сенатор. Надо бы. И когда это произойдет, попомните ваших добрых друзей из великого штата Луизиана.

— Конечно, я не забуду вашей доброты, губернатор Тетт. Последний вопрос: а где мисс Костелло сейчас?

— Мы следим за ней, сенатор. У меня есть сочувствующие коллеги по всей нашей огромной стране. Скажем так: где бы ни была мисс Костелло, за ней найдется кому присмотреть.

Абердин, штат Вашингтон, пятница 24 марта, 15 ч. 24 мин. по тихоокеанскому времени

— Я смотрю, вы здесь расположились как дома.

Мэгги стало вдруг тяжело дышать.

— Вы меня напугали.

— Напугал? Прошу прощения. — Голос был старческий. Лица Мэгги не могла рассмотреть в полумраке подвала.

— Меня зовут Эшли Мьюир, страховая компания «Альфа», — нагло солгала она.

— Да. Миссис Стивенсон так и сказала. Должен вас уведомить, я не люблю, когда сюда приходят без меня.

Отчаяние заставило ее отбросить вежливость.

— Кто вы?

— Меня зовут Рей Шиллинг, я директор этой школы.

— Ох, как хорошо! Как я рада это слышать! — Она широко улыбнулась. — Может быть, мы поговорим в вашем кабинете?

— Вы понимаете, мне есть чего остерегаться, мисс Мьюир.

— Конечно, — сказала Мэгги, держа в руке кружку с кофе.

— Прошлым летом у нас было не очень много журналистов: Стивен Бейкер здесь учился недолго. Но те, что были, мисс Мьюир, очень хитры. Поэтому когда я услышал эту историю про страховку и прочее, я подумал: «Ну вот опять».

— Разумеется, подумали. Но мне не нужно личное дело мистера Бейкера.

— Насколько я понял, кто-то умер.

— Да. Роберт Джексон.

Директор откинулся на спинку стула.

— Роберт Джексон, — повторил он.

— Да. Он учился здесь тридцать с чем-то лет назад.

— Ровно тридцать, я помню. Я учил их обоих, и Бейкера, и Джексона.

— Ну конечно! — улыбнулась Мэгги. — Вы же вели дискуссионный клуб.

— Столько времени прошло. Тогда я был здесь новичком.

— А теперь вы директор.

— Пятьдесят лет на этой работе. Пора уже и на пенсию. Но какое счастье видеть одного из своих учеников на таком посту! В один прекрасный день эта школа будет носить имя Бейкера.

— Вы его хорошо помните?

— Я помню всех своих учеников. — Он помолчал. — Стивен всегда был не похож на других. Его невозможно забыть.

— Он, безусловно, очень харизматичен, — сказала Мэгги. — А Роберт Джексон? Он чем-нибудь вам запомнился?

— Ну, я его помню, конечно, но скорее в связи со Стивеном Бейкером. Так или иначе, вам это должно быть неинтересно. При чем тут страхование?

— Я стараюсь выстроить как можно более подробную картину жизни владельца полиса. Речь идет о весьма крупной сумме денег при отсутствии явных бенефициариев. Я должна найти то, что мы, может быть, просмотрели. И мой опыт говорит, что полезной может оказаться самая неожиданная информация.

— Насколько я помню, Джексон неплохо дискутировал. Он был резок и точен. Но его затмили.

— Что значит затмили?

— В дискуссионном клубе он был капитаном команды. Победил в нескольких соревнованиях. Все шло хорошо, и вдруг появляется Стивен Бейкер. Помню, поначалу они сошлись. Оба интересовались политикой, историей. Стивен называл его вторым именем — Эндрю.

— Стивен Бейкер и Роберт Джексон дружили?

— Они учились в одном классе, у них были общие интересы. Они стали участвовать в дискуссиях вместе — очень хорошо дополняли друг друга.

— И что же случилось?

— Понимаете, Стивен уже тогда имел все качества звезды. Необычайный магнетизм. И мне пришло в голову, что, если капитаном будет Бейкер, наш дискуссионный клуб получит шанс на успех.

— И вы поставили Бейкера на место Джексона.

— Да.

— Помогло?

Шиллинг улыбнулся.

— Еще как, — так теперь выражаются мои ученики. Школа Джеймса Мэдисона выиграла кубок штата. Вы понимаете, что это значит для такого маленького городка, как Абердин? Все здесь было довольно-таки уныло, и вдруг — звезда!

— Значит, вы открыли талант у будущего президента Соединенных Штатов.

— Да, но Роберт воспринял это очень болезненно. Это вмиг разрушило их дружбу со Стивеном Бейкером. Он ожесточился. Его обида на Стивена Бейкера носила болезненный характер. Люди не понимают, насколько хрупки дети в этом возрасте. Я бы сказал, у него появилась навязчивая идея. Через год или два я случайно столкнулся с Робертом, и при нем была папка. Он мне ее показал. Там были вырезки о Стивене. Статьи из местных газет, аккуратно вырезанные и расположенные в хронологическом порядке. Мне стало страшно.

— Тогда они уже тесно не общались?

— Ну, отец Стивена все еще здесь работал, торговал лесом. Так что на каникулы Стивен приезжал в Абердин.

Мэгги попыталась собрать разбегающиеся мысли воедино.

— И вы боялись, что Роберт Джексон может сделать… сделать то, о чем потом пожалеет?

— Вы мне сейчас напомнили, что я сказал тогда жене. Такая одержимость ведет только к разрушению. Джексон должен был уничтожить или Стивена Бейкера, или самого себя.

Клинтон, штат Мэриленд, пятница, 24 марта, 13 ч. 23 мин.

Было ветрено, холодно, и место совсем не располагало к тому, чтобы брать интервью. Но источник Ника дю Кэна настаивал на встрече именно в этом месте.

Они были в лесу, стояли перед высокой оградой из колючей проволоки. Чтобы добраться до этой полянки, Нику пришлось свернуть с шоссе, оставить машину на площадке для отдыха, потом долго продираться сквозь чащу.

Они встретились здесь не потому, что Дэниэл Джадд боялся встречаться в публичном месте, а потому, что здесь он работал, а время, отнятое у работы, считал потраченным впустую.

Ник знал, что лучше ловить Джадда во время работы. С другой стороны ограды, ярдах в двухстах от них, экипажи в комбинезонах суетились вокруг двух застывших самолетов. На вид — обычный рабочий день на маленьком частном аэродроме под названием Вашингтонское правительственное летное поле.

Джадд поднес к глазам бинокль и пробормотал в крошечный цифровой диктофон: «N 581 GD». Потом, не спуская глаз с самолета, нашарил висевший на шее фотоаппарат с длиннофокусным объективом и стал снимать самолет.

Джадд был «самолетный сыскарь», один из тех мужчин в анораках, кто стоит у взлетно-посадочных полос, следя, как взлетают и приземляются самолеты, и заботливо записывая в блокнотик их серийные номера. И оказалось, что заботиться есть о чем. Именно такие вот безумцы, разбросанные по всему миру, открыли феномен так называемой «чрезвычайной выдачи»: секретных полетов, когда подозреваемых в терроризме глубокой ночью тайно увозили с улиц Милана или Стокгольма в страны, чьи разведки готовы были делать все, что можно и что нельзя, лишь бы «убедить» подозреваемых давать показания.

Именно Джадд и его коллеги записали номер одного самолета, который приземлился сначала в аэропорту Шеннон, Ирландия, потом оказался в Швеции и полетел в конечный пункт назначения — в Амман. «Сыщики» зашли на сайт Федерального управления авиации и просмотрели регистрационные записи самолетов, принадлежащих владельцам из США. Там обнаружился не только архив полетных планов для каждого зарегистрированного самолета, но также список их владельцев.

Самолет, замеченный в Шенноне, принадлежал небольшой авиакомпании из Массачусетса. Еще несколько щелчков мышкой — и Джадд нашел имена руководителей этой компании. Но вместо адреса там значился только номер почтового ящика. Джадд заинтересовался, потому что все эти почтовые ящики оказались в Виргинии. А точнее, в Лэнгли, в штаб-квартире ЦРУ.

За бокалом вина, устроившись в самом дальнем и темном углу бара, Джадд передал все данные Нику дю Кэну, и тот рассказал миру о самолете, который назвал в своей статье «экспресс до Гуантанамо». За этот материал он получил три премии.

— Опять, Ник, у тебя такое лицо…

— Какое лицо?

— Лицо, на котором написано, что ты ищешь неприятностей. — Джадд поднес к глазам бинокль. — Ты не потащился бы по морозу в эту дыру только ради моих прекрасных глаз, правда?

— Правда.

— Так о чем же ты хочешь спросить?

— Посмотришь, не летала ли команда ЦРУ в Новый Орлеан?

— Это по поводу того типа, что поливал дерьмом президента?

— Боже мой, да ты ничего не пропускаешь! Ладно. Речь и впрямь о нем. У меня есть причины подозревать, что Вик Форбс не сам умер. Ему помогли — понимаешь?

В первый раз Джадд оторвался от вида за колючей проволокой и посмотрел в лицо Нику дю Кэну:

— Почему ты думаешь, что они были на самолете?

— Честно говоря, нет никаких причин так думать. Но ты — единственный человек, который способен установить, летали они туда или не летали, так что я решил начать с тебя.

— Закидываешь сеть.

— Именно. Я подумал, что если вдруг они пользовались самолетом, то ты это обнаружишь.

— Ладно, посмотрю. Но это будет не быстро. Шанс есть, если только они не летели коммерческим рейсом.

— Понятно. Но посмотришь? С меня бутылка, Дэн. — И Ник дю Кэн вернулся к своему потрепанному «ниссану».

Увлекшись слежкой, ни Джадд, ни сам Ник даже не подумали, что в это самое время за ними тоже следили в бинокль.

За наблюдателями очень внимательно наблюдали.

Абердин, штат Вашингтон, пятница, 24 марта, 18 ч. 23 мин. по тихоокеанскому времени

Мэгги закончила разговор несколькими бюрократическими вопросами, которые не могла не задать Эшли Мьюир, страховой агент.

— А что его родители? Живы или умерли?

— Умерли, — ответил директор Шиллинг. — Отец Роберта умер еще до того, как он пошел в школу, и мать умерла уже давно.

— А кроме дискуссионного клуба Джексон еще в чем-нибудь отличался?

— Он был способный. Не звезда, но вполне образованный. Роберт был помешан на компьютерах. Тогда ни у кого не было компьютера дома, но Роберт очень много о них знал.

Мэгги записала это в свой блокнот.

— Спасибо, что уделили мне время.

— Надеюсь, это вам поможет, мисс Мьюир.

Когда Мэгги вышла из школы, сгущались сумерки. Мысль о том, чтобы ехать назад в Сиэтл — таков был ее первоначальный план, — внезапно потеряла свою привлекательность. Она устала. Лучше найти в Абердине какой-нибудь мотель и поехать с утра.

Она направилась к машине и вдруг застыла.

В полумраке рядом с ее машиной виднелся силуэт — мужской или женский, Мэгги не разобрала. Фигура стояла совершенно неподвижно. Вот так и со Стюартом, подумала Мэгги, где-то в тени кто-то сидит и выжидает, когда лучше нанести удар.

И тут над ровным асфальтом стоянки раздался голос:

— Как хорошо, что вы подошли!

Женщина. Пожилая, лет шестидесяти с небольшим. Или учительница, или чья-нибудь бабушка. Седая, в очках и в старомодном пальто. Более безобидное создание трудно себе представить.

— Боже мой, не могу передать, как я вам рада! У меня аккумулятор сел в очередной раз, помогите мне, пожалуйста!

— Конечно, конечно. Правда, я не уверена, что у меня есть кабель. Машина из проката.

— Об этом, дорогая, не волнуйтесь. Сын меня снабдил всем, что нужно, все у меня в багажнике. Мне не хватало только другой машины.

Мэгги смотрела, как женщина обошла свой серебристый «Сатурн», открыла багажник и вытащила два кабеля, а потом подняла капот. При этом она не замолкала ни на минуту.

— Однажды сделав эту ошибку, я потом повторила ее еще тысячу раз. Я припарковалась, взяла сумочку и…

— Дальше можете не говорить, — сказала Мэгги, глядя, как она присоединяет зажимы к аккумулятору. — Оставили фары включенными.

— Нет, моя дорогая, — сказала старушка. — Этот урок я усвоила уже давно. Нет, я оставила ключ в зажигании.

— И от этого сел аккумулятор?

— Да. Радио или что-то еще, не знаю. У нас в семье механик — мой сын. Он про это все знает. Поставьте, пожалуйста, машину рядом с моей и поднимите капот.

Мэгги пришлось сделать почти полный круг по пустой стоянке, чтобы поставить машину вплотную к «сатурну», нос к носу. Она выключила двигатель и в темноте нащупала рычажок, нажала, капот лязгнул, открываясь, а старушка раскрыла его пошире.

— Отлично, не включайте двигатель, пока я не скажу.

Мэгги стала ждать.

— Включайте!

Мэгги повернула ключ зажигания, посмотрела, как старушка подошла к своей машине, скользнула на водительское место. Через секунду-другую и ее двигатель ожил. А еще через секунду обе вышли из машин.

— Огромное вам спасибо! — сказала старушка. — Теперь пойду забирать внука с футбольной секции. Как мне отблагодарить вас?

— Я рада, что смогла помочь. Идите за внуком. И не забудьте оставить двигатель включенным!

«Сатурн» плавно отъехал, и Мэгги тоже двинулась — к шоссе, ища глазами указатель к центру города. Машин было мало; темноту разрезали лишь несколько пар фар. Может быть, думала она, это один из типичных американских городков, которые обходятся без центра? Может, надо просто ехать вперед, пока не попадется какой-нибудь мотель?

И действительно, скоро слева показался мотель. Она сбросила газ и легонько нажала на тормоз, но скорость не снизилась. Она сильнее вдавила педаль тормоза — на сей раз машина дернулась, вместо того чтобы остановиться. Прокатная машина, черт бы ее побрал! Когда показался въезд в мотель, она перестроилась в правый ряд. Машина не замедляла движения.

Мэгги снова нажала на тормоз. По-прежнему никакой реакции. Машина продолжала мчаться на полной скорости, совершенно потеряв управление. Она ударила ногой по тормозной педали. Ничего!

Дорога резко свернула. Мэгги обеими руками вцепилась в руль и вписалась-таки в поворот, который следовало проходить на вдвое меньшей скорости.

Дорога теперь шла прямо, но она по-прежнему ехала слишком быстро. Впереди зажегся красный свет: перекресток. На светофоре уже стояли две машины, дожидаясь зеленого, и она летела прямо на них.

Ей оставалось только одно — но это было так страшно, что ее буквально парализовало. И только увидев над задним сиденьем ближайшей машины две детские головки, она решилась. Стиснув зубы, она резко свернула с дороги в беспросветную темноту. Навстречу неслись ветки и кусты.

Она инстинктивно расстегнула ремень безопасности, все еще держа руку на руле. Потом посмотрела вперед, на неясно вырисовывающиеся очертания деревьев, открыла дверцу и выпрыгнула из машины.

За долю секунды до того, как она коснулась земли, у нее перед глазами возникли две картинки, одна другой четче. Одна — толстый ствол дерева, в которое врезалась ее машина, смявшись в гармошку, и другая — перед мысленным взором — лицо старушки с добрыми глазами, которая заставила ее открыть капот.

Потом она не видела ничего.