Измена. Тайный наследник

Глава 40

— Ты не сможешь ничего сделать, девочка, — говорит Иос и кладет мне руку на плечо, — ее жизнь и смерть теперь не в твоей власти. Пусть все идет так, как должно.

— Нет, — говорю я, чувствуя странную уверенность, что я все же могу как-то повлиять, что все же могу что-то сделать. Должен быть способ помочь ей.

От напряжения рано на моей голове начинает пульсировать нестерпимой болью, но я не обращаю на это внимание, всё, что сейчас меня волнует – жизнь этого маленького существа, которая почему-то вдруг для меня стало страшно важный.

Нити, пронизывающие теперь все тело ящерки, начинают вибрировать и я отчетливо слышу странный нездешний звук, который они издают. Я знаю, что этот звук слышу только я.

— Пожалуйста, пожалуйста, — повторяю я снова и снова, чувствуя что сердце маленького существа пульсирует всё медленнее, пока не замирает совсем.

Она делает несколько лихорадочных вдохов, напрягается всем телом и вдруг обмякает.

Теперь под пальцами я чувствую только холодную чешую. Существо, которое секунду назад было живым, теперь не дышит и не шевелится.

— Оставь, — говорит Иос и пытается забрать из моих рук ящерку.

— Нет! — отчаянно говорю я и прижимаю ее к себе.

Я напрягаю все доступные мне силы и сосредотачиваюсь только на одном, на крохотном сердце существа, которое все еще вижу внутренним взглядом. Золотые нити вибрируют, перебивая друг друга, пронизывая это сердце, я не знаю, что делаю, но уверена по какой-то причине, что я на правильном пути. Вибрация и жужжание нарастают, и теперь я слышу только их, сосредотачиваясь на звуке, как на чем-то невероятно важном, жизненно важном в эту минуту.

И тут я начинаю слышать, как звучит одна из нитей, она выбивается из общего хора и звучит чисто и высоко, словно безупречно отстроенная струна. Я направляю ее в самый центр сердца и усиливаю, как могу, так что ее звук затмевает все остальные. Она звучит, мощно и ярко, распространяя вокруг себя незримый и прекрасный свет, который могу видеть только я.

Остальные нити, те, что рядом с ней, словно признавая ее величие, начинают вибрировать ей в тон, создавая волшебно звучащий аккорд, от которого по всему моему телу проносится волна мурашек, настолько прекрасно он звучит. Эта музыка, словно созданная самим божественным светом, переливаясь и перетекая, напитывает этим светом сердце маленького огнедышащего существа.

И вдруг я отчетливо вижу это. Сначала я думаю, что мне кажется, но в следующую минуту это происходит снова — сердце делает удар, потом ударяет еще раз, потом снова и снова, все увереннее и увереннее. Кровь снова начинает течь по венам ящерицы, вынуждаемая непреодолимой силой крошечного сердца, которое я только что заставила биться снова.

Я открываю глаза и смотрю на Иоса. Мне кажется, что прошла целая вечность, но на самом деле мне почти сразу становится понятно, что в действительности все случилось за считанные мгновения.

Я слышу музыку внутри себя, чувствую биение маленького сердца ящерки и смотрю в ошарашенные глаза Иоса.

— Она дышит, — говорит он и качает головой. — Я был уверен, что она умерла.

— Ты ошибся, — говорю я и вдруг ловлю себя на том, что улыбаюсь. — Ведь ты думал, что я тоже умру. Не стоит тебе предсказывать больше смертей — это не очень хорошо у тебя получается.

В ответ он только хмурится и поджимает губы.

Иос подносит к ящерице, которую я держу в руках фонарь и смотрит на ее шею, туда, откуда только что, пульсируя, вытекала ее кровь. Он осторожно кладет пальцы на ее рану и прислушивается.

— Сердце бьется ровно, она дышит и ее раны затягиваются, — говорит он, явно не веря своим глазам. — Это ты сделала?

— Что я сделала? — спрашиваю я, как ни в чем ни бывало, бросаю взгляд в глаза Иоса, и поворачиваюсь в сторону нашего жилища. — Пойдем, что-то становится и правда очень холодно.

— Подожди, — говорит Иос, догоняя меня, — я ведь видел это своими глазами.

Я, не обращая внимания на его вопросы, иду назад, к солнечным часам, стараясь не угодить в яму. Сейчас, глядя на то место, где я перепрыгнула пропасть, даже не задумываясь, мне становится страшно.

Нахожу место, где можно просто перешагнуть расщелину в земле, не рискуя своей жизнью. Теперь, когда Иос идет рядом и несет фонарь, можно не прибегать к внутреннему зрению, теперь каждый камешек и каждая яма на виду.

— Теперь тебе придется лечить не только меня, но и нашего маленького гостя, — говорю я, чувствуя, что тело ящерицы с каждой секундой становится все горячее.

Едва Иос заводит меня в дом, он поспешно выходит на улицу и скоро возвращается с корзиной, доверху засыпанной песком.

— Вот, — клади ящерицу сюда, — говорит он поспешно. — Если ей и правда суждено пережить эту ночь, в песке ей будет легче.

Я бережно кладу ящерку на холодный белый песок и невольно любуюсь ее переливающейся чешуей.

Ящерка вздыхает и выпускает из ноздрей крошечный язычок пламени.

— Как бы она нам дом не спалила, — с тревогой говорит Иос.

— Все будет хорошо, говорю я, снимая теплую накидку.

Ловлю на себе странный взгляд Иоса. Не могу понять, что значит этот взгляд. В нем и удивление, и вопрос, и уважение и что-то еще… Неужели страх?

— Я все-таки узнаю, как ты сделала это, девочка.

— Если бы я сама знала, — отвечаю ему я. И вдруг, глядя на то, как ящерица медленно и осторожно закапывается в рыхлый песок, из глубины памяти, вместе с разрозненными обрывками смутных воспоминаний, я вспоминаю еще одно имя.

— Меня, кажется, зовут Анна, — говорю я.