Глава 21

Маша чувствовала себя преданной. И от этого было очень обидно. Обида жгла глаза слезами весь день, и еле как получилось доработать до вечера. Потом она сбежала в квартиру, которую успела полюбить, но где теперь не могла оставаться.

Что ей теперь делать? – никак не получилось ответить самой себе на этот вопрос. Она уже час сидела на кровати и таращилась в ширму. Весь рисунок изучила вдоль и поперек. Смотреть уже на нее не могла, пока не догадалась задвинуть ширму к чертям собачьим. И теперь объектом бессмысленного внимания стала обувная тумбочка.

Получается, что это жилье для нее снял Мельников. Он же сделал так, что ей повысили зарплату. Клавдия Михайловна раскололась довольно быстро, даже давить на нее не пришлось. Когда шла на разговор с директриссой, Маша дала себе слово, что не покинет её кабинет, пока не узнает правду. Но разговор не занял и десяти минут.

– Не делай глупостей, Мария, – проговорила ей вдогонку Клавдия Михайловна. – Лучше поблагодари судьбу за помощь…

Судьбу? А разве не она когда-то сделала из Мельникова злейшего врага? И вряд ли сейчас именно судьба направила его к ней. Как он вообще её нашел? Хотя, чему тут удивляться – у сильных мира сего и руки длинные. Второй вопрос – зачем он её нашел?

Одно Маша знала точно – в этой квартире она больше не может оставаться. А что делать с работой? Впрочем, её она нашла сама не без помощи по-настоящему добрых людей. И увольняться из дома малютки не собирается. А вот отказаться от щедрой милости Клавдии Михайловны с подачи Мельникова придется. И тогда она снова не сможет платить за содержание мамы в пансионате, или ей не на что будет жить. Да и не факт, что Клавдия Михайловна разрешит ей вернуться жить в подсобку.

Получался замкнутый круг. И чем дольше Маша размышляла, тем смыкался круг вокруг неё все сильнее и сильнее.

Время близилось уже к десяти вечера, когда она заставила себя встать с кровати и хотя бы заварить чай. На кухню шла, пошатываясь, как тяжело больная. И она действительно чувствовала себя такой – тело ломило, голова кружилась и все время хотелось плакать.

Чай немного согрел, и даже захотелось включить телевизор. Пусть работает фоном, чтобы отвлекаться от навязчивых мыслей. Ни о чём больше думать не получалось, как о том, что завтра с утра она покинет это уютное гнездышко.

Звонок в дверь прозвучал так громко и неожиданно, что Маша испугалась. Кто бы это мог быть в такое время? Уже же начало одиннадцатого. Может Белка? Как Маша поняла соседка-модель вела довольно богемный образ жизни и преимущественно ночной. Наверное, потому ещё и открыла дверь, не посмотрев в глазок и не поинтересовавшись, кто там.

– Вы?! – Маша хотела захлопнуть дверь перед носом Мельникова, но он не позволил этого сделать. – Что вам нужно? – тогда поинтересовалась она, понимая, что ведет себя глупо. Нельзя не пустить в квартиру человека, который за нее платит. Даже если сам он там не живёт.

– Надо поговорить, – ответил он. – Впустишь?

– Уже почти ночь.

– Хорошо. Давай поговорим в машине, – кивнул он.

– Входите, – распахнула Маша дверь шире после секундного раздумья.

Можно было поговорить в подъезде. Там было тепло и есть, где посидеть. Но тогда их могут услышать, а что-то Маше подсказывало, что не стоит делать достоянием гласности эту встречу. Да и выглядел Мельников миролюбиво. Вряд ли он сделает ей что-то плохое. Просто она не ожидала его увидеть, потому и испугалась. Да и видеть его она не хотела вообще и никогда. А еще меньше – разговаривать с ним.

Молча Маша прошла к креслу и опустилась в него. Мельников разулся и занял второе кресло. Слишком близко к ней – пришлось ей пересесть на диван, что вызвало у него усмешку. Впрочем, ничего издевательского Маша в усмешке не заметила.

– Я знаю, что ты всё знаешь, – заговорил Мельников.

Значит, Клавдия Михайловна уже сообщила. Что ж, это было ожидаемо. И отвечать на эту его реплику Маша не стала. Да и что тут скажешь?

– А ещё я знаю, кто ты…

Вот как? Значит, он узнал её. А потом решил загладить свою вину? Но ни за какие деньги она не забудет, что из-за него лишилась брата. Как и все те гадости, что услышала пять лет назад. От воспоминаний её передернуло, и она отвернулась, чтобы Мельников не прочёл в её глазах всю степень презрения, что испытывала сейчас к нему.

– Почему ты сбежала из моего дома? – вновь заговорил Мельников.

– Потому что лучше умереть в подворотне, чем быть с вами под одной крышей, – честно ответила Маша и посмотрела на мужчину, даже не пытаясь скрыть ненависть.

– И почему же?

– А вы не понимаете? – задохнулась Маша от наплыва чувств. – Это же из-за вас… я лишилась всех, кто мне был дорог. И вы… – отчетливо вспомнила она подслушанный разговор. – Вы…

– Извращенец? Людоед? – перебил он её с улыбкой. Ему еще и смешно. – Значит, я правильно догадался, что тогда ты подслушала наш разговор со Стасом?

– Да я услышала достаточно!

– Тогда тебе надо было дослушать до конца, – кивнул он. – Всё это было… шуткой. Идиотской, согласен, но шуткой. Да и как женщина, ты меня тогда не заинтересовала совсем. И с малолетками я предпочитаю не иметь дел. И тогда же я простил долг твоему брату… Но! Если уж на то пошло, то не я его заставил проиграть столько денег и влезть в долги, – добавил он после паузы.

– Простили долг?.. – кажется, только это она и услышала.

Маша смотрела на него во все глаза, пытаясь не поверить ему. В его глазах она выискивала ложь и не видела. Всё внутри неё кричало, что говорит Мельников сейчас правду. И с каждой секундой ей становилось всё хуже и хуже. Получается, что останься она тогда, не сбеги, то Дима сейчас был бы жив? И мама… с ней тоже всё было бы в порядке?

Невыносимая боль утраты и осознание того, что ничего уже не вернуть, буквально разорвали душу Маши. Слёзы брызнули из глаз, а рыдания практически задушили. Она встала, но тут же упала бы, не подхвати ее Мельников и не отнеси на диван. Ноги не держали, а от слез она почти ослепла.

– Выпей, – поднес Мельников к её рту стакан с водой.

Маша потрясла головой и отодвинула его руку.

– Выпей, сказал, иначе икота не пройдет, – настойчиво повторил он, приподнимая её голову и прижимая стакан к губам.

Маша сделала несколько крупных глотков и закашлялась. Но икать перестала. Ну а слёз в ней, наверное, и не осталось – столько она их сегодня пролила.

– Ну как, тебе полегче? – смотрел на неё Мельников сверху-вниз, но лица его она не видела – собой он загораживал свет.

Она кивнула, но легче ей точно не стало. Остаток жизни ей придется провести с чувством вины, что в тот злополучный день сбежала.

– А теперь послушай… – опустился Мельников в кресло и потер лицо. Выглядел он уставшим. Да и время уже было… Начало первого??? Это же сколько длилась её истерика? – Не надо ничего делать и никуда бежать. Оставайся жить в этой квартире, пока… пока у тебя всё не наладится. Она оплачена на год… В общем, – снова он потер лицо, – от тебя мне тоже ничего не нужно. Просто живи… И делаю я это не из чувства вины, а просто так. Просто потому, что могу это сделать.

Загрузка...