Изменник

ЭПИЛОГ УРОКИ

Не отрывая взгляда от обширной пустоты гиперпространства в идеально очерченном окуляре кораллолета, Джейсен откинулся на живой кушетке в грузовом отсеке. Вержер по-кошачьи свернулась неподалеку. Возможно, она задремала, но Джейсен сомневался в этом. Он так ни разу и не увидел ее спящей. При каждом взгляде в ее сторону он вспоминал, как пришел к спрятанному кораллолету, как нашел связанного, словно заполеванный нерф, Ном Анора. Как йуужань-вонгский исполнитель умолял, чтобы его забрали с собой.

— Оставлять меня здесь… все равно, что хладнокровно убить!

Джейсен повернулся к нему спиной и с каменным лицом шагнул внутрь корабля.

— Не называй это убийством, — ответил он оттуда. — Называй это благословенным освобождением.

Едва Ном Анор уразумел, что мольбы здесь не помогут — сразу же перешел к проклятьям. Он утверждал, что только его покровительство позволило им всем дожить до настоящего дня.

— Забирай ее собой — а как же! — ты, мерзкий маленький изменник, — выкрикнул он. — В этом вы стоите друг друга.

Вержер довольно произнесла:

— А чего же ты ожидал? Как бы я научила предательству, если бы в свое время сама не научилась этому?

Однако же, стоило признать, что «изменник» было самым подходящим словом. И Джейсен, и Вержер — оба лгали, вводили в заблуждение и завоевывали доверие ради собственных замыслов. Странно, как присутствие Вержер превращало даже такие однозначные понятия, как предательство, в нечто трудноопределимое.

Время от времени Джейсен делал глоток травяного отвара из червя-фляги или не глядя разламывал панцирь жука-зажима. При этом он вяло раздумывал, как его желудок отреагирует на привычный синтетический стейк или клубни.

Джейсен не мог вспомнить вкуса этой еды. Он гадал, что бы Джейна могла есть прямо сейчас, и на мгновение даже решился возобновить связь с нею… Но не стал. Просто не смог. Время еще не настало. Джейсен был не готов к этому.

Как бы он смог объясниться с ней? Как мысленно обозначить — хотя бы намеком — того, кем он стал? Более того: он боялся обнаружить, что и она стала кем-то другим. Джейсен понятия не имел, что откроет жителям Новой Республики, когда вернется.

Он не мог представить встречу с матерью. Или с отцом. Или с дядей Люком. Не мог представить, как рассказать о смерти Ганнера Райсода. В первые дни после побега мысли его не обращались к Ганнеру практически ни разу. Просто не мог сопоставить этого напыщенного, высокомерного, где-то даже нелепого Ганнера, с которым был знаком чуть ли не всю жизнь, и ту непревзойденную мощь и искреннюю радость, которую чувствовал в Силе.

Как можно дойти до такого? Это было противоестественно. Джейсен даже не мог до конца понять, почему Ганнер решил принести себя в жертву.

— Никогда я ему не нравился, — признался Джейсен Вержер. — Как и он мне.

Вержер взглянула на него искоса.

— Если любишь кого-то, не обязательно, чтобы он тебе нравился. Любовь — это ни что иное, как осознание двоих одним целым. Всего мира… одним целым.

Джейсен сразу же подумал о дуриаме, который стал планетным мозгом, и кивнул.

— В самом конце Ганнер понял это — понял даже лучше, чем ты, — сказала Вержер. — И в этом знании — ростки величия.

Джейсен грустно улыбнулся и покачал головой.

— Я до сих пор с трудом могу соединить «величие» и «Ганнера Райсода» в одном предложении.

— Ему суждено стать легендой.

— Может быть, — вздохнул Джейсен. — Последняя битва Ганнера. Жаль, никто этого не видел.

— Никто? Ты хочешь сказать, никто из Новой Республики. Позволь, я расскажу об одном из своих видений, — сказала Вержер. — Образ отдаленного будущего. Сила явила его мне уже давно, но только сейчас мне стало ясно, что же я увидела. Новую фигуру в мифологии йуужань-вонгов. Не бог, не демон, а непобедимый великан Ганнер.

— Ты шутишь, да?

— Ни в коем случае. Это еще будет: они станут верить, что Ганнер, джедай-великан — это страж, охраняющий ворота в мир мертвых. Именно Ганнер… в его руках сверкающий клинок из чистого света… вечно стоит на страже, чтобы тени не покидали страну мертвых и не беспокоили живущих. А самое любопытное, — Вержер усмехнулась, — Если только уже это само по себе не любопытно — это слова, высеченные на воротах, над самой головой великана. Слова на общегалактическом языке.

— На общегалактическом? Почему так?

— Да кто ж знает? Эти видения загадочны, и редко когда идут с субтитрами.

— А что за слова?

Вержер развела руками, изобразив тем самым жест беспомощного недоумения.

— Там было высечено печатными буквами: НИ ОДИН НЕ ПРОЙДЕТ.

Дни шли, незаметно сменяя друг друга. У Джейсена было полно времени для размышлений. Он думал о том, каково это — быть учеником. Каково быть учителем. Быть джедаем. Быть изменником. Быть призрачной молью.

В какой-то из дней он заговорил об этом с Вержер.

— Можешь теперь мне сказать, чего ты добивалась все это время? Кем ты хотела, чтобы я был?

— Конечно, — немедленно ответила она. — Я хотела, чтобы ты был собою.

— Не очень-то вразумительный ответ.

— Тем не менее — единственно возможный.

— Но кто этот «я»?.. Нет, не надо, ничего не говори, я и так знаю: «Это всегда было вопросом из вопросов, да?» Если б ты только знала, до чего угнетающим это становится со временем…

— Прости мне мое любопытство, — перебила она в явном намерении сменить тему разговора, — Но я все гадаю: что же ты делал в Колодце планетного мозга?

Джейсен весь сжался, а потом передвинулся, чтобы устроиться поудобнее.

— А что, по-твоему, я мог там делать?

Гребень на голове у Вержер засиял зеленым.

— Мы так хорошо знаем друг друга — ты и я. Ну хорошо, признаюсь: я понятия не имею, что ты мог там делать. Я могла только предположить, что ты решил убить либо планетный мозг, либо себя. Третий вариант — что ты провел бы церемонию до конца и совершил жертвоприношение… я всерьез не обдумывала.

— Но допускала.

— Да, — ответила она. — Допускала.

— Я выбрал совсем иной вариант, — сказал Джейсен. — Я переманил его.

Гребень Вержер засверкал оранжевым.

— В самом деле?

— При помощи дуриама я преподам йуужань-вонгам урок. Всего лишь урок. Вроде того, которые преподавала мне ты, — Джейсен улыбнулся, но улыбка его была жесткой — холодной, подсвечивающей лед в глазах. — Теперь планетный мозг на нашей стороне.

— Он вступит во вражду с йуужань-вонгами? Будет работать на благо Новой Республики? — с сомнением спросила Вержер. — Двойной агент от генной инженерии?

— Нет. Не на стороне Новой Республики. На нашей. На твоей и моей.

— О, — она снова приняла кошачью позу, и в черных глазах появился глянцевый блеск. — У нас появилась своя собственная сторона, а?

— Пожалуй, — ответил Джейсен. — Дуриам не будет враждовать с ними. Йуужань-вонги — фанатики. Для них все в мире делится на хорошее и плохое, доброе или злое, на истину или ересь. Сражаясь с этой категоричностью, каждым своим поступком ты только укрепляешь фанатизм. Вместо того мой друг планетный мозг научит их кое-чему, — Джейсен выпрямился. — Скоро они обнаружат, что вонг-формовка на Йуужань'таре идет не по плану. Фактически — чем дальше, тем сильней каждая мелочь будет чуточку отличаться от задуманного. Вне зависимости от приложенных усилий, ни одна вещь не будет такой, какой они хотят ее видеть.

По гребню Вержер пробежали мерцающие огоньки — она усмехнулась.

— И чему же это их научит?

— Из этого фанатизма, — сказал Джейсен, — Происходят все недостатки йуужань-вонгов. Вместо того, чтобы воспринимать существующие вещи и явления, они упорно перекраивают все и вся по своему образцу. На Йуужань'таре все будет по-другому. Им придется либо убить дуриама и начать с нуля — для чего у них нет ни времени, ни ресурсов — либо научиться находить компромиссы. Ясно?

— Ясно, — одобрительно произнесла Вержер. — Это достойнейший урок, которому можно научить фанатика: что фанатизм саморазрушителен.

— Да, — Джейсен снова обратил взгляд к окуляру кораллолета, за которым простиралось небытие гиперпространства. — Мне на ум приходят имена нескольких джедаев, которым тоже не мешало бы этому поучиться.

Вержер неожиданно оказалась на ногах, и Джейсен вдруг оказался в ее необычайно крепких объятиях. Когда она отпрянула, ее глаза блестели — но не от привычной насмешки, а от слез.

— Джейсен, я так горжусь тобой, — прошептала Вержер. — Это величайший момент в жизни любого учителя: когда ученик превосходит его.

Сам Джейсен старательно моргал, чтобы скрыть собственные слезы.

— Так вот ты кто, в конце-то концов? Мой учитель?

— И ученик, ибо два становятся одним.

Джейсен опустил голову. В груди пульсировал прохладный, плотный комок, который не позволял взглянуть ей в глаза.

— Жестокие уроки.

— Эта вселенная вообще жестока, — отозвалась Вержер, устроившись рядом. — Ни один урок не может считаться выученным, пока он не закреплен болью.

— Может быть, ты права, — вздохнул Джейсен. — Но должен быть и иной, более легкий способ.

Вержер тоже уставилась в темноту вселенной, которая была видна сквозь окуляр.

— Возможно, он есть, — сказала она после долгого молчания. — Возможно, именно этому тебе предстоит научить меня.

Крошечная частица бытия зависла в небытии. Частица эта называется космическим кораблем.

Частица не знает ни движения, ни неподвижности, ни направления, ибо нет расстояний и направлений в небытии. Она находится там вечно или меньше мгновения, ибо и времени нет в небытии. Время, расстояние, направление имеют значения только внутри частицы; и частица поддерживает их существование лишь благодаря абсолютному отчуждению того, что внутри, от того, что снаружи.

Частица сама по себе и есть вселенная. Крошечная вселенная для двух изменников: один из них ученик… и учитель; другой же — учитель… и ученик.

Кто-то из этих двоих — садовник.

Эта частица проваливается в другую — огромную — вселенную: во вселенную-сад…

Которая по-прежнему полна сорняков.